Драконье озеро (джен)

— Я должен вернуть свой трон, — сказал Ланс, принц в изгнании. — По-моему, сейчас самое время. Раньше начну, раньше закончу.

Он въерошил не слишком чистые волосы, на этот раз — красные. Здесь не было нужды скрывать истинный цвет волос, но ему так больше нравилось. Ему пришлось говорить громче, и голоса, стук кружек по столам заглушала песня трактирного менестреля. Песня была о шести героях, вернувшихся из Упыриной чащобы, откуда доселе не удавалось вернуться никому.

Пятеро из них сейчас смотрели на него. (Шестым был Ланс.) Настолько разные, будто бы он собирал их по всем уголкам Девяти Королевств. Впрочем, так оно и было. Если ты сын могущественного колдуна, управляющего страной с помощью магии, способной проникнуть в любой уголок любого королевства, а твой отец изгнал тебя и назначил награду за твою голову, найдется не много желающих выпить с тобой в трактире. Если ты выглядишь, как вылитый свой отец, с этой бледной кожей, которая не загорит, сколько бы ты ни пробыл на солнце, и с этими проклятыми волосами, на которые уходит ведро краски, чтобы перебить настоящий цвет, только очень смелая девушка рискнет послать тебе воздушный поцелуй. А если ты планируешь вернуться в родное королевство и вернуть свое право на трон, количество желающих иметь с тобой дело сокращается примерно до пяти человек.

— У тебя, конечно, есть план? — Айша выразительно положила ладони на рукояти двух изогнутых клинков. Она и не думала расставаться с ними за столом — Айша знала мало вещей, которые были лучше хорошей драки. Только, может быть, звезды. Как и Ланс, Айша была дочерью короля, одной из нескольких десятков детей, рожденных от наложниц. Она видела своего отца несколько раз в жизни, когда он посещал женскую половину, но не слишком скучала по нему в промежутках. И, когда ее мать отправилась, разумеется, к звездам, Айша остригла волосы, которые придворные поэты сравнивали с жидким золотом, переоделась в мужскую одежду и навсегда покинула дворец.

— Но вас я с собой не зову. — добавил Ланс, после того, как вино, обжигая, прокатилось по гортани. То, что называлось лучшей выпивкой в этой дыре, было невыносимо кислым и оставляло оскомину. Когда ты сын могущественного колдуна, назначившего награду за твою голову, это ощутимо влияет на количество заведений, которые ты можешь посетить. И на выбор выпивки в них.

— Вот так ново… Ваше Величество, — первым опомнился Крыс. С деланным испугом он убрал ноги со стола, вскочил и опрокинул стул. — Я только за ковровой дорожкой сгоняю.

Он подхватил со стола кувшин с вином, бережно прижимая его к себе, проскользнул между тесно расставленными столами, небрежно бросил скучающему у входа громиле значок вышибалы и был таков. В любой другой день Ланс отобрал бы у него вино и прочел лекцию о поведении — и, разумеется, встретил бы яростное сопротивление. Крыс ненавидел, когда его опекают и читают мораль — даже тогда, в день их первой встречи на одном из базаров, когда Ланс ощутил, как детские руки потрошат его кошелек.

Это было почти десять лет назад. Почти десять лет назад король-отец дал Лансу меч, старые доспехи, коня и этим же утром велел покинуть замок. Ему следовало завоевать славу и право на трон. Тогда, в шестнадцать лет, Лансу показалось, что это проще простого.

Ланс глотнул вина и ощутил горечь. Должно быть, оно слишком долго простояло в бутылке. Никто до него и не думал переплачивать за выпивку в этой дыре. Пили здесь, чтобы напиться. Мысли путались и он с трудом подбирал слова, будто бы уже стал королем и говорит речь перед толпой подданных.

— Вигго, — Ланс произнес его имя и наемник с копной спутанных волос, перехваченных надо лбом кожаным ремешком, глянул исподлобья. Его светлые глаза будто выгорели на солнце, а кожа задубела от соленого ветра. Он горбился за столом, слишком низким для его роста. Должно быть, на корабле ему было еще хуже. Ланс выкупил его у капитана за все оставшиеся деньги. Было это на исходе первого месяца, когда он уже отчаялся найти желающих рисковать жизнью ради славы. — Ты был со мной с самого начала. Не сосчитать сколько раз ты прикрывал мою задницу и вытаскивал меня из дерьма. Я горжусь, что прошел все это с таким, как ты. Все эти годы я жалел только о том, что мы встретились в таком месте.

Ланс перегнулся через стол и без лишних слов защелкнул на запястье наемника браслет свободного человека, там, где еще остался след от кандалов.

— Не спрашивай меня, где я это взял. Но я знаю, что их носят в твоей стране. Теперь ты можешь вернуться на родину.

Простой металлический браслет с выбитой на нем эмблемой добыть было не просто — жители северного королевства неохотно расстаются с вещью, подтверждающей их свободу. Но этот не был подделкой — Лансу удалось найти здесь одного из переселенцев, нуждающегося в деньгах. Оно того стоило: Вигго взглянул на грубое украшение и улыбнулся, слегка недоверчиво и криво — а его не просто развеселить. Вдруг он поднялся со своего места, прижал руку, охваченную браслетом, к сердцу и поклонился Лансу. Он не произнес ни слова — язык ему отрезали перед продажей в рабство, но его молчаливая благодарность стоила больше любых слов.

Должно быть, у Ланса не получилось скрыть своих чувств. Фиона, тоже без слов, притянула его к себе и взъерошила волосы.

— А с тобой — я не хочу вспоминать, как мы встретились. У меня до сих пор болит задница.

— Да я ведь пощадила тебя, малыш! — бывшая гроза арены расхохоталась. У нее не хватало несколько зубов слева — никто не жалел ее, когда она была такой же, как Ланс тогда — юной и заносчивой. В тот день, когда они победили тролля, точнее — когда Ланс улетел в кусты от мощного удара и отрубился, а Вигго сделал за него большую часть работы, в полутемном трактире с заплеванным полом, как две капли похожем на этот, Ланс пообещал уложить на лопатки любого, кто посмеет сомневаться в его силе. Он до сих пор помнил, как высокая женщина со шрамом на щеке вдруг обернулась к нему и очень тихо попросила: «Повтори». Она гоняла его по двору трактира, как по арене, каких-то несколько минут, а точнее — целую вечность, наполненную позором, и, наконец, повалила на землю и отшлепала плоскостью меча.

— Как видишь, я делаю так, как ты мне наказала — бросаю шляться по дорогам и нарываться на приключения, — впервые после того, как дочитал письмо отца, Ланс улыбнулся. Он никогда не спрашивал, почему она оставила арену ради самонадеянного мальчишки, ищущего славы, которым Ланс был когда-то. Должно быть, причина, все же, в Вигго.

— А я, как видишь, проследила, чтобы твоя голова осталась на плечах. — Фиона еще раз взъерошила его волосы.

— Спасибо. — Ланс распустил шнуровку на вороте и нащупал тонкую серебряную цепочку. Она запуталась в волосах, когда он снимал через голову медальон с королевской эмблемой, — Я знаю, ты пойдешь туда же, куда и Вигго, ну если вдруг ты окажешься в моем королевстве — все трактиры будут открыты для тебя.

Пока еще она не успела возразить или поймать его руку в захват, Ланс сам надел медальон на шею наемницы. Тусклое серебро было чуть светлей ее кольчуги.

Она склонила голову, будто бы принимала высшую королевскую награду, и в этот момент Лансу показалось, что все, что бы он ни дал им, окажется недостаточным. «Когда я висел над пропастью, полной разъяренных гарпий, она протянула мне руку» — вдруг вспомнил он. Но что после этого он может дать ей?

— Люнцзин, — темнокожая женщина, хрупкая, как ребенок, сидела, подогнув под себя ноги. Ее лицо, покрытое узором татуировки, было непроницаемым, как маска. Она мало говорила о себе. Ланс знал, что детство она провела в доме удовольствий, где научилась танцевать, складывать стихи, петь и играть на лютне. И метать ножи — ее первый хозяин умер с остро заточенным ножом для подрезания стеблей в горле. Она никогда не говорила, в чем была его вина, и как ей удалось уйти. Но за эти семь лет, которые бывшая наложница провела в их маленьком отряде, Ланс нашел оба ответа: «потому что он заслужил» и «потому что ей нет равных». — Взгляни, это должно тебе понравиться.

Ланс бережно протянул ей тусклое серебряное зеркало. Он искал его почти полгода и потратил на него все свою долю добычи. Только бы сработало — торговец клялся, что оно сгодится даже для женщины с самой темной кожей. Люнцзин взяла зеркало в ладони. Ее бровь слегка дернулась — она ненавидела свою татуировку. Ее сделали, когда Люнцзин исполнилось тринадцать лет, перед тем, как продать ее хозяину.

Вдруг она коснулась щеки, пальцы чуть дрогнули — татуировка бледнела, будто выцветала и становилась незаметней с каждым мгновением. Казалось, Люнцзин перестала дышать, и у Ланса сжалось сердце — с гладкой кожей она была еще красивей. Ее полные губы тронула улыбка, а золотистые глаза наполнились слезами.

Люнцзин отложила зеркало и встала, тонкая и гибкая — каждое ее движение притягивало к себе взгляды. Поднялась на цыпочки и поцеловала Ланса в губы. Наложницы в ее стране знают восемь видов поцелуя, но этот был поцелуем подруги. Однажды они провели ночь, прижавшись друг к другу в каменном саркофаге, пока в склепе бушевал неосторожно разбуженный упырь. Кроме той ужасной ночи, Люнцзин предпочитала спать в одиночестве.

Ланс обнял ее и привлек к себе. Ее макушка едва доставала ему до подбородка. Он ощутил, как дрожат ее плечи, и провел ладонью по ее волосам, заплетенным в мелкие косички. «Я знаю, у тебя получится» — шепнул Ланс одними губами. Он знал, что больше всего на свете Люнцзин хотела жить тихой жизнью где-нибудь в глуши, выращивать цветы и играть на лютне. Она вступила в их отряд, чтобы заработать денег, а потом разыскать и выкупить из рабства свою любовь. Пусть и знала, что у нее не получится этого, пока на ее лице татуировка.

Все еще обнимая Люнцзин, он встретился взглядом с Айшей. Она широко зевнула и потянулась. Ланс знал, торжественные речи и долгие прощания нагоняют на нее сон. Она предпочитала действия. Из гарема своего отца она ушла глубокой ночью, не прощаясь. Обрезала волосы, которые у княжеской дочери были чуть ли не до пят и переоделась в мужскую одежду.

— Помнишь, ты говорила, что хочешь стать звездочетом? — Больше, чем рубить головы врагам и смущать мужчин, Айша любила только звезды. Но в Цитадель, где обучали читать по звездам, не допускали женщин. — Я нашел способ.

— Где ты это взял? — ее глаза округлились, когда она взяла массивное кольцо с алым камнем. — Их же осталось всего десять!

Девять и одно, легендарное, которое до сих пор лежит в одной из драконьих сокровищниц, и, по слухам, способно на невозможное.

— Не спрашивай, а просто надень.

Айше не нужно было давать советов, она продела палец в слишком большое для него кольцо еще до того, как Ланс договорил. Она крепко зажмурилась и сжала пальцы в кулак. Уже через мгновение ее облик неуловимо изменился. А скоро изменения стали заметны с первого взгляда.

Обострились скулы и выросла нижняя челюсть. Задвигались, перестраиваясь, кости. Плечи стали шире, а бедра — наоборот, утратили округлость. Айша со смехом стащила плотную повязку, стягивающую грудь.

— Ну как, девкой краше был? — спросила она, и голос в тот же миг сорвался.

— Ты и сейчас красавчик, — заверил Ланс под общий смех, пока Айша ощупывала только что появившийся кадык.

Превращение завершилось и Ланс увидел перед собой юношу с золотистыми волосами и тонкими аристократическими чертами лица. Мужская одежда, которую предпочитала Айша, сидела на нем ничуть не хуже. А кольцо с алым камнем больше не было слишком массивным для его руки.

— Просто не забывай: иногда его надо снимать, — предупредил Ланс. Это кольцо он снял с лапки ворона, сидевшего на груде заплесневелых фолиантов в башне мага. Его клюв и когти оставили несколько явно лишних шрамов. Но, стоило избавить ворона от кольца, как он с хриплым карканьем вылетел в окно. — Твое тело может запомнить метаморфозу, и ты больше не сможешь вернуть истинный облик.

— Да ну? — Айша хрипло рассмеялась. Она оценивающе пощупала себя между ног. — Значит, я буду первым адептом, перетрахавшим всю Цитадель. Между прочим, мне теперь есть, чем.

В ее глазах плясали бесенята. Под любой маской Айша оставалась той Айшей, какой Ланс ее знал. Он хотел попросить ее быть осторожной. Но разве он сможет ее остановить? «Тот, кто не боится будущего — не боится ничего» — сказала как-то Айша. Это был тот редкий момент, когда она была серьезной. И тогда Ланс собрался с духом и отпустил ее.

— Только напомни им там, как это делается. — сказал он и его слова потонули в дружном смехе.

* * *

Крыс нашелся на конюшне, в темном углу, с полупустым кувшином вина и покрасневшими глазами.

— Ты не должен возвращаться к этому уроду! — сегодня он не пытался дуться и отмалчиваться.

— Это мой отец, — напомнил Ланс. Он подошел и сел на грязный пол, усеянный редкими пучками сена, рядом с корытом овса, куда Крыс забрался с ногами, — И он очень красивый мужчина.

— Да ведь он ненавидит тебя и пытался убить!

— Не все так просто, Крыс, — Ланс потрепал его по макушке, запустил пальцы в короткие белые волосы, которые переходили на шее в пушок, больше похожий на подшерсток. Из белокурой копны выглядывали полукруглые кончики ушей. Крыс дернул головой, сбрасывая его руку. В затянутое бычьим пузырем окно заглядывала полная луна. — Это все — часть нашей семейной традиции. Я должен доказать, что чего-то стою.

— А если нет? — Крыс ощерил два передних зуба.

Ланс пожал плечами и подгреб к нему горсть овса. Он никогда не задумывался над этим. Разумеется, он мог погибнуть во время очередного приключения. Но он был героем, а герои, согласно фундаментальным законам, выведенным из песен и легенд, всегда должны выходить сухими из воды. В конце концов, им же удалось сойтись на оленьей печени с охотником за головами.

— Возьми меня с собой.

Ланс помотал головой.

— "Не все так просто", да? — передразнил его Крыс. Он горбился, а красные глаза светились в полумраке, — Действительно, зачем тебе компаньон, который каждое полнолуние превращается в белую крысу?

— Неправда, Крыс. Ты нужен мне, — как бы объяснить подростку, что голый хвост, отрастающий каждое полнолуние и боязнь открытых пространств ничем не хуже, чем желание поохотиться на соседских цыплят? — Но еще больше ты нужен самому себе. Жизнь при дворе — это совсем не приключение. У тебя впереди твои собственные подвиги и твоя собственная слава. Пойдем в зал?

Ланс тронул плечо Крыса, где в прорези рукава показалась белая шерсть. Тот только мотнул головой и прикрыл поросшими белой щетиной лапами розовый нос.

— Значит, я останусь с тобой, пока это не закончится. Идет?

Крыс провел сложенными лодочкой ладонями по вытянутой морде. Голый мясистый хвост вытянулся сквозь прорезь в штанах. Обращение почти завершилось. Ланс вздохнул. Хорошо бы найти хоть одного оборотня, который объяснит Крысу, что не обязательно впадать в панику и напиваться каждый раз, когда видишь за окном полную луну, и научит всему, что полагается знать подростку, способному превращаться в огромную крысу. Ланс знал об оборотнях только одно — они похожи на людей. По крайней мере, умирают они, как люди.

Крыс умылся голыми розовыми ладонями, сгрыз горсть овса и свернулся под боком. К вину он больше не притрагивался — вторая ипостась отбивала у него охоту пить. Ланс просидел до рассвета, ощущая его тепло и глядя, как светлеет небо за мутными узкими окнами. И когда солнечные лучи продырявили крышу, он поднялся и вложил в ладонь спящего подростка сверкающий радужными гранями самоцвет. Крыс шевельнулся во сне, дрогнули прозрачные ресницы на розовых веках, но не проснулся, только сжал ладонь в кулак. Хвост пропал, а подстилку из сена вокруг него усеял мягкий ковер выпавшей шерсти. Ланс укрыл Крыса плащом. Теперь, и правда, пора уходить.

"И зачем отцу понадобилось звать его назад именно сейчас?" — спросил себя Ланс. Это был неверный вопрос. В действительности его интересовало, зачем вообще он понадобился отцу спустя десять лет.

Тихо, стараясь никого не разбудить, он оседлал коня и выехал за ворота. Молча ехал по тракту и еще долго ощущал спиной оставшийся позади трактир, где спали те, кого он любил больше всего на свете. Небо было ярким, как зеркало, направленное на солнце.

— Ответь мне, зеркало, — сказал король Сильвен, и потемневшая от времени поверхность зеркала в оправе эбенового дерева прояснилась и отразила мужчину с его лицом. Но черноту волос проредили нити седины, бледную кожу покрывала сеточка морщин, а рука, коснувшаяся стекла с оборотной стороны зеркала была покрыта выступающими венами — всего этого не было у Сильвена. И, все же, он не удержался и спросил. — Я все еще молод, как в первый день?

Отражение безмолвно кивнуло ему. Морщины в уголках глаз прорезались глубже, сухие губы искривились — торжествующая улыбка Сильвена, которую изобразил его двойник, с каждым днем все больше напоминала о неизбежной расплате. Он знал это с самого начала, когда вернулся домой из ссылки, увидел постаревшую королеву-мать, а в зеркале — свое отражение. Не сегодня-завтра окажется, что вовсе не он молод и полон сил. И сегодня он заглянул в зеркало, чтобы напомнить себе об этом.

— Покажи мне того, кто моложе меня.

* * *

Широкая равнина осталась позади. Ланс ехал узкими каменистыми тропами мимо безымянных холмов, поросших лишайником. Впереди уже показались горы, за которыми лежали границы королевства. Скоро он будет дома. Должно быть, он уже был здесь — когда отец брал его с собой на прогулку верхом.

Отец говорил, а Ланс старался в нужный момент кивать и соглашаться — в такие моменты он уходил в свои мысли. "Свежий воздух, здоровая еда, физический труд и никакого пьянства продляют молодость — только посмотри на меня!" Отец всегда выглядел моложе ровесников, но слушать его нотации в тысячный раз было невыносимо.

Долгая молодость? Кому это нужно? Когда-то Ланс не сомневался, что подвиги и слава сделают его бессмертным. И, разумеется, не подозревал, что героям порой приходится засыпать на голой земле, обходиться без слуг, а случается, что их ранят и почти убивают.. Иногда о героях поют песни, и тебе очень повезет, если ты сумеешь разобрать мелодию за шумом в зале трактира.

Лучшим моментом в его мечтах о подвигах было возвращение в родного королевство. Конечно, слава о нем дойдет до родных краев, его будут узнавать на улице... Почему-то десять лет назад все казалось гораздо проще. Сейчас Ланс и представить не мог, что скажет людям, которые узнают в нем будущего короля. Конечно, если вообще узнают.

* * *

Ущелье, в которое Ланс въехал на рассвете, встретило его тишиной. Прозрачный воздух еще не согрели первые лучи солнца. Темные скалы, поросшие редкой колючкой, дышали сумеречным холодом. Ланс слышал только, как гулко ступают копыта коня по каменистой земле — ни птиц, ни ветра.

Дорога петляла, как тело огромной ящерицы, между отвесных каменных стен. Ни клочка зелени, только голые скалы, угольно черные, будто покрытые копотью. Время от времени попадались брошенные тут и там кости и обломки рогов. Побелевшие, обглоданные временем и небрежно обкусанные, с догнивающими остатками мяса.

Не похоже на место, где встретили гибель десятки горных козлов, сорвавшихся в пропасть. Скорее, на место трапезы кого-то большого, обладающего прекрасным аппетитом и не привыкшего к изысканной сервировке стола. Кого-то вроде... Обугленные скалы и орнамент из обглоданных костей на земле можно было читать, как открытую книгу. Конь Ланса прижал уши и нервно раздувал ноздри. Принюхался и Ланс. Еле уловимый запах почти терялся за вонью разложения, но был вполне узнаваемым. В ущелье пахло драконом.

* * *

Ланс настороженно вслушивался в гнетущую тишину. Вся живая и неживая природа будто затаилась в соседстве с хозяином ущелья. Самого дракона нигде не было видно. Небо над драконьим логовом было прозрачно-голубым и безоблачным. Лишь запах был едва уловимым, как отдаленная угроза. Должно быть, дракон появлялся здесь редко.

Нужно было убираться отсюда. Здешний дракон охотился на горных козлов, но что помешает ему изменить своим привычкам, если добыча сама прискачет к нему в лапы? Лансу не приходилось убивать драконов, но он знал, что для этого требуется множество закованных в броню рыцарей или один герой, вооруженный мечом. Не то чтобы Ланс в себе сомневался, но, по правде, он не представлял, чем поможет меч против чудовища размером с хороший дом, с головы до хвоста закованного в броню. Следовало повернуть назад, однако Ланс не сделал этого.

Он пришпорил коня и поскакал вперед. Вокруг смыкались оплавленные камни, покрытые следами исполинских когтей — там, где ущелье было слишком узким для драконьего тела. Вдруг скалы расступились, и солнце ударило в глаза, ослепляя. Ланс заслонился ладонью и осмотрелся.

Перед ним лежало озеро — круглое зеркало в обрамлении черных гор. Солнечные блики сияли на поверхности. За дальнем краем, над отвесным обрывом, зеленела бархатная кромка соснового леса. В спокойной воде отражались скалы и безоблачное небо. Здесь тоже царила тишина. Дракона нигде не было видно.

Ланс спешился и спустился к берегу. Склонился над водой — она оказалась такой прозрачной, что было видно дно с обкатанными водой камушками, гладкими, как кусочки мозаики. Ланс зачерпнул воды и умылся — его отражение разбилось мелкой рябью. А когда вода снова успокоилась, он увидел второе отражение — темный силуэт отделился от одной из скал.

Ланс выругался и развернулся, на ходу вытаскивая меч, чтобы достойно встретить … дракона? Нет, не дракона. Девушка вышла из-за скалы и вскинула лук. Ланс замер и проследил за ее взглядом. Еле заметная дрожь рук, бесшумно шевельнувшиеся губы. Почему бы ей не испугаться, встретив в горах вооруженного мужчину?

-Постой! — она послушно остановилась, не мигая глядя на Ланса. У нее были огромные глаза под сходящимися к переносице бровями и копна растрепанных темных волос. Очень худая, девушка выглядела едва старше Крыса.

-Я не сделаю тебе ничего дурного! — продолжил Ланс, когда она опустила лук, — Я здесь не за этим. Я нашел следы дракона и пошел по следам. Они привели меня к озеру. Кажется, он где-то здесь...

Девушка положила на камни лук и швырнула в Ланса стрелу. Бросок был не слишком точным и сильным, но стрела выправилась в воздухе и полетела к нему, набирая скорость. Зародившись на острие наконечника, белое пламя распространилось по древку и превратило оперение в раскаленный хвост кометы. Ланс попытался уклониться, и стрела поменяла направление в воздухе.

-О нет! — он упал в озеро за миг до того, как стрела прилетела ему в грудь и превратилась в облако обжигающего пара. Это была слишком сильная магия, против которой не работало обычное оружие. Нужно было срочно менять тактику. Ланс сел и убрал мокрые волосы от лица — на ладони остались багровые разводы, не кровь, а краска для волос, — и обезоруживающе улыбнулся, — Кажется, мы неправильно друг друга поняли. Я не собираюсь отбирать у тебя победу. Мы могли бы объединиться. Не подумай, у меня нет предрассудков по поводу магии, ты прекрасно справишься с драконом и в одиночку, но почему бы нам не пойти вместе?

Девушка ничего не ответила, но жест, который она показала, был понятен без слов: "проваливай и трахни сам себя". Напоследок она швырнула еще одну стрелу и скрылась за скалой. Вода в озере вскипела в том месте, куда нырнул Ланс. Он выскочил на берег, кожу нестерпимо жгло. Меча нигде не было видно, должно быть, выронил, пока падал в озеро. Да и какая от него теперь польза? Девушка убегала вверх по склону. В ее колчане подпрыгивало еще полдюжины стрел. Ланс бросился за ней.

Он ободрал ладони, пока карабкался по камню, но она слишком опередила его. Едва он выбрался на ровную площадку, девушка прыгнула и пропала из виду. Ланс упал на колени и заглянул в темноту расщелины. Куда же она пропала? Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Пожалуй, он сможет протиснуться туда. Только сначала расседлает коня, оставленного у озера. Ланс оглянулся и заметил взлетающего над озером дракона. К счастью, дракон не заметил Ланса.

Едва замок ее родителей показался вдали, она поняла: что-то не так. Поднятые знамена реяли на ветру. А когда подъехала ближе, она увидела подъемный мост, перекинутый поперек рва и пеструю толпу на мосту. Так было всегда во время больших праздников. Но сейчас Атенаис скорее поверила бы в то, что враги захватили ее королевство.

Она надела на безымянный палец кольцо с розовым рубином, которое всегда снимала, когда отправлялась на охоту, и пришпорила Черногрива. На подъемный мост она влетала вихрем, пронеслась в открытые ворота и натянула поводья во дворе. Ее конь поднялся на дыбы и закрутился на месте, молотя в воздухе передними копытами.

Только сейчас она увидела, что во дворе замка полно рыцарей ее королевства. Что ж, тем лучше — еще больше мужчин увидят ее. И как можно скорее разочаруются в ней.

Бывает трудно, когда люди видят тебя иначе, чем есть на самом деле, но Атенаис почти привыкла. К певцам, что воспевали ее красоту, к живописцам, что писали ее портреты, к своему отцу — удивительно, как легко люди верят в обман. Они легко способны вообразить на ее месте другую Атенаис, ту, что понравится им больше настоящей. Но, когда ты видишь принцессу со спутанными волосами и луком за спиной, у седла которой приторочена туша горного козла, бывает трудно удержаться за свои иллюзии. Конечно, некоторым все равно удается.

— Атенаис! — один из рыцарей подбежал и поймал поводья ее коня. Тотчас грязь из под копыт забрызгала его камзол, расшитый серебряными рыбами. Его это, казалось, ничуть не расстроило. Атенаис узнала Илберта де Линя, но не взяла его руку, которую он подал ей, чтобы помочь слезть с коня, — Где ты была так долго? Твой отец собирается устроить турнир.

-Вот как? Тогда почему ты все еще не на ристалище? — надушенная борода Илберта была заплетена в три косы, а светлые локоны завиты и украшены цветами лаванды. Хотелось бы посмотреть, как этот напыщенный хлыщ полетит в грязь.

-Я ждал тебя, чтобы поздравить, — он еще раз попытался подсунуть ей свою руку, когда она взвалила на плечо тушу горного козла, — Это турнир в честь твоего совершеннолетия.

— Моего совершеннолетия? — Атенаис остановилась, как вкопанная, — Ты хотел сказать "моего и Анри"?

— Атенаис, нет, — в глазах Илберта промелькнула жалость, и это стало последней каплей.

— Я должна увидеть отца! — она швырнула козла на землю и направилась в замок.

— Постой! — Илберт попытался поднять тушу и побагровел от натуги, — Почему он такой тяжелый, прах его побери?

* * *

— Атенаис, что ты устроила во дворе замка? — король Корентин вышел ей навстречу, едва она поднялась по лестнице в тронный зал. Было еще раннее утро, а от него уже пахло вином. Должно быть не ложился совсем — отец часто проводил ночи на вершине башни, откуда были видны горы, но пришел бы в ярость, если бы кто-нибудь обнаружил, что знает об этом. Атенаис часто видела слугу, спешащего наверх с вином.

— Я вернулась с охоты, отец. — Атенаис не склонила голову, как полагается приветствовать короля, а, наоборот, вздернула подбородок. Нет смысла оправдываться — ее пыльная одежда, удобная для прогулки по горам и растрепанные волосы, которых она не коснулась гребнем с тех пор, как покинула замок, были особенно заметны на фоне разодетых придворных. Она прекрасно знала, что отец предпочел бы видеть ее за вышиванием.

— Я запретил тебе ездить в горы, — напомнил Корентин, — Ты знаешь, что там снова видели дракона?

— Можно подумать, причина в этом! — Дипломатия — вот чего ей всегда не хватало.

— Атенаис, — отец взял ее за плечи, и в лицо пахнуло винными парами, — Я совсем не хочу с тобой ссориться. Мы с твоей матерью посовещались и решили, что нам стоит устроить турнир в честь твоего совершеннолетия.

«Вернее, мама согласилась с тобой, как она обычно делает.» — подумала Атенаис и кивнула, стиснув зубы. Если бы дело было в простом турнире — отец устроил их сотни!

— На турнире мы выявим сильнейшего рыцаря королевства, и он отправится сразить дракона. И, как только он вернется с победой, сможет просить твоей руки. Ты получишь в мужья настоящего героя и храбреца под стать тебе.

И, вдобавок, безумца.

— Лучший из нас уничтожит чудовище, — де Линь был тут как тут, о его приближении Атенаис узнала по навязчивому запаху лаванды. — И ты сможешь охотиться в горах без страха за свою жизнь.

Он, все-таки, взял ее за руку и поднес к губам. Смотрел он на нее, как обычно живописцы, перед тем как нарисовать ее с ровно уложенными локонами и розой, приколотой на груди.

— Значит, ты уже все решил? — Атенаис вырвала руку и повернулась к отцу. Внутри нее зародилась горячая волна ярости. Атенаис сжала кулак, и холодный металл кольца больно впился в ладонь, — Решил, кому отдашь трон Анри?

— Атенаис, твой брат мертв. — король взглянул на нее, во взгляде читалась холодная решимость — больше ничего, — У меня нет наследника. Нам нужен тот, кто сможет защитить королевство.

Как бы не пришлось защищать королевство от такого защитника!

— Прекрасно, но я не собираюсь становиться боевым трофеем, — она сказала это достаточно громко, чтобы заставить многих отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит, — Я возвращаюсь в горы. Тебе придется поискать другую принцессу.

Она развернулась и бросилась прочь.

— Послушай, Атенаис… — Илберт де Линь догнал ее на середине лестницы. Отшвырнуть бы его, как тряпичную куклу, но Атенаис проглотила огненный комок и отстранила его так мягко, как только могла. Он отступил, держась за плечо.

Два стражника остановили ее у дверей. Атенаис едва не налетела на скрещенные копья. Корентин нагнал ее, когда она развернулась, чтобы поискать черный ход. Отец держался за грудь, а лицо его побагровело, будто бы ему пришлось гнаться за ней до самых гор.

— Нет, ты отправишься в башню, — сказал Корентин, отдышавшись, — И не выйдешь оттуда до конца турнира.

— Говоришь, она встретилась тебе вблизи Драконьего Озера? — женщина, которая сидела на вытертой циновке, была седой и такой же старой, как и ее хижина, на которую Ланс набрел, блуждая в горах. — Дважды пыталась убить тебя огненной стрелой и намекнула, что тебе стоит, если я не ошибаюсь, удовлетворить себя рукоятью меча? И после этого ты хочешь найти ее?

Отшельница подслеповато щурилась, а ее глаза окружала паутина морщин. Она щелкнула пальцами, и в очаге за ее спиной взметнулось пламя. В котелке закипела вода. Ланс непроизвольно тронул щеку, покрытую пузырями ожога, и поморщился.

— Должно быть, она приняла меня за кого-то другого.

— Думаю, тебя сложно перепутать с кем-то другим, Рыжий Ланс, — женщина усмехнулась. Ее хижина была заставлена множеством предметов, предназначенных, очевидно, для того, чтобы творить магию. Но с полки, заставленной пузырьками из тусклого стекла — любовный напиток, порошок исчезновения, масло, отпирающее любые замки, а, возможно, всего лишь мазь от ушибов и капли от кашля, — она сняла обычную глиняную кружку. Дунула внутрь — оттуда вылетело облачко пыли и устремилось в дальний угол.

Отшельница налила в кружку чай и протянула Лансу. Он молча глотнул бурую жидкость с привкусом земли, в которой плавали кусочки чайных стеблей.

— Горная нимфа или дочь горного тролля, что-то вроде того, — женщина села на место и махнула узловатой кистью — откуда-то из угла, скребя ножками по не слишком чистому полу, выехал низкий столик. На нем лежала груда старых фолиантов, в каплях воска и пятнах чернил, и тарелка черствых кексов. Ланс вежливо помотал головой. — Тебе приходилось убивать троллей? Думаю, все дело в этом.

— Она не тролль. — Ланс вспомнил ее широко распахнутые глаза — так не смотрят на того, кого собираются убить. Разве что для того, чтобы видеть потом в ночных кошмарах, как можно более подробных и достоверных.

— И уж точно не та, кого ты ищешь. — отшельница покачала головой, — Ищи эти глаза на лице смертной женщины, как говорится. Подожди!

Ланс уже собирался встать и уйти, но она жестом остановила его и сняла с полки заросший пылью пузырек. Слегка взболтала его и зубами сорвала крышку. Из горлышка вырвалась струйка дыма.

— А, нет, это у нас для вызова злых духов, — женщина быстро завинтила крышку, — Зелье невидимости… Пыльца фей… Вот оно!

Она закончила перебирать пузырьки и бросила один из них Лансу.

— Мазь от ожогов. Будешь мазать два раза в день, и пройдут быстрее, чем ты женишься.

Ланс вышел из хижины и прислонился к поросшей мхом скале. Солнце опустилось за верхушки гор. В сумерках было еле различить тропу. Впервые за день Ланс ощутил на плечах тяжесть кольчуги. И голод. Еще не мешало бы помыться. Стоит отыскать трактир и переночевать там, а на утро продолжать путь. И выбросить из головы драконов и тех, кто пытается убить тебя возле Драконьего Озера.

* * *

В трактире с покосившейся вывеской и заплеванным полом Ланс первым делом развернул карту и отыскал дорогу к родному королевству. Отмерил пальцами расстояние — оставалось несколько дней пути, не больше — положил подбородок на скрещенные руки и прикрыл глаза.

Ланс вспомнил замок, в котором прошло его детство. Королевский герб с вороном, белый, красный и черный цвет. Белый снег на вершинах гор, черные крылья ворона, а красный — королевская кровь. И яблоки в саду, окружавшем замок. Глядя в зеркало, Ланс видел эти цвета. И за шестнадцать лет они ему смертельно надоели.

За окнами моросил дождь, и в трактире было людно. Стучали кружки, менестрель что-то наигрывал у стойки, но мелодию было не различить за шумом голосов.

— Что будешь заказывать, красавчик? — подавальщица скрестила руки под тяжелой грудью. Ланс поднял взгляд — у нее были близко расположенные глаза, густо подведенные у края век и выдающаяся вперед челюсть. Должно быть, та самая дочь горного тролля, о которой говорила отшельница.

— Отдельную комнату, что-нибудь выпить, а моему коню — овса и яблок.

Девушка окинула его оценивающим взглядом.

— А у тебя есть чем заплатить? Или, — она подмигнула, — рассчитаешься на конюшне?

Ланс достал из-за пазухи кошель и вывалил на стол несколько золотых — все, что осталось от его доли добычи. Считать деньги не имело смысла — не сегодня-завтра он станет королем.

Он различил, наконец, что играли в трактире — песня была о ведьме-воительнице Моргэйн и ее встрече с троллем. Тролль обещал отпустить Моргэйн, если она выиграет в кости, но вот беда — встретились они на широкой ладони тролля, в сотне футов над землей.

— Как думаешь, я сойду за короля? — спросил Ланс у подавальщицы, когда она принесла ему кружку пива и миску с тыквенными семечками — их скорлупки усеивали пол под столами.

Девушка задумчиво покусала губу.

— Пожалуй, если отмыть тебя, побрить и переодеть в королевские шмотки… Но даже не надейся, что тебя пустят на турнир — это развлечение для благородных.

— На турнир? — переспросил Ланс.

— Забудь, — девушка подтолкнула к нему кружку, — Это тебе королевский турнир, а не драка стенка-на стенку. И так ясно, кто победит.

— Постой, король устраивает турнир?

— А ты как думаешь, почему сюда столько народу набилось? Все едут в столицу.

Ланс глотнул пива, потому что во рту вдруг пересохло. Что может быть проще? Кто-то спешит в столицу, привлеченный дармовым развлечением, кто-то делать ставки на победителя, кто-то попытать удачу на турнире. Разумеется, та, что пыталась убить его у Драконьего Озера — тоже будет там. На ее месте Ланс ни за что не пропустил бы турнир.

— Так что там на счет конюшни? — он сгреб обратно в кошелек золотые монеты — еще пригодятся на турнире.

Подавальщица хмыкнула.

— Бери грабли. Нужно разгрести навоз и почистить стойла.

* * *

— Покажи того, чья кожа белее, — попросил король Сильвен у зеркала.

И поморщился, когда отражение в зеркале отразило полумрак, но это было не логово тролля — всего лишь конюшня третьесортного трактира. Ланс споро махал граблями, расчищая стойла от навоза и прелого сена. Не совсем типичное занятие для будущего короля, но он выглядел довольным, даже напевал что-то. Вот он остановился и взъерошил волосы, с которых почти смылась красная краска.

Выглядел он потрепанным: кожа на лице и руках побагровела от ожогов, — и куда он только умудрился влипнуть на границе родного королевства? — скулы обострились. И, все же, зеркало показывало правду: он был потрясающе красив. И так же потрясающе глуп. Уж за десять лет-то можно было набраться ума? А он распустил весь свой маленький отряд и отправился в родной замок открыто, не таясь. Неужели он думает, что Сильвен так просто освободит для него трон? Ему всегда казалось, он воспитал своего наследника готовым к борьбе.

В его время Сильвен не тратил время так бездарно. Едва мать выставила его за ворота, он ушел в леса — искать недовольных ее политикой. И быстро нашел их — мать никогда не учитывала интересы небольшой общины оборотней, живущей на окраине леса. Пришлось напомнить ей, до чего доводит неприязнь к другим разумным видам.

Оборотни и тролли были не слишком многочисленным, в отличии от гномов. И у них не было столько золота. Однако они были готовы к борьбе, а у Сильвена было время — то, чего не было у его матери. Под конец она будто сошла с ума: проводила целые дни у зеркала и посылала к сыну охотников за головами. Однако, настал тот день, когда ее время вышло — и Сильвен увидел в зеркале свое отражение. Так было всегда — и так будет. Он знал это и был к этому готов. Но не сейчас.

* * *

Атенаис не первый раз перечила отцу, и ее комната на вершине башне, предназначенной для заточения, была довольно обжитой. Каменные стены покрывали тронутые временем гобелены. Посреди стояла кровать под массивным балдахином. Из окна, забранного железной решеткой, было видно поле позади замка — место ристалища. Атенаис видела разноцветные шатры и реющие над ними знамена.

Турнир ей увидеть не дадут. Скорее всего, ее выпустят только когда понадобятся свободные руки, чтобы надеть венок на шею победителю. По правде, ей было все равно, кто это будет: Илберт де Линь или Дайон Громобой. На месте скучающих зевак она бы поставила на де Линя — надо отдать ему должное, он берет в руки меч по крайней мере не реже, чем щипцы для завивки.

Если бы только Анри был рядом! Он бы постарался объяснить отцу, что идея с турниром — глупее не придумаешь. А когда потерпел бы поражение, — никому еще не удавалось переубедить Его Величество Корентина, когда речь шла об очередном турнире или охоте, — сидел под дверью и развлекал Атенаис сплетнями о претендентах на престол. А в это время отец искал бы его по всему замку — разумеется, чтобы запихнуть сына в доспехи и заставить выйти на ристалище. Почему-то Корентин всегда хотел сделать из Анри рыцаря, а из нее — принцессу. Атенаис ударила кулаком по кованой решетке и едва не разрыдалась от боли — если бы Анри был рядом, всего этого бы вообще не было.

Она потерла онемевшее запястье и прислушалась — на лестнице раздались шаги, зазвенели ключи. Не слишком ли рано для ужина? Или это отец решил, что стоит продемонстрировать главный приз перед началом турнира? В любом случае, она не собирается спускаться. Атенаис отвернулась было к окну, но дверь отворилась, чтобы пропустить женщину с величественной осанкой, в платье, расшитом шелком. Ее косы, уложенные короной вокруг головы, — так ровно, как никогда не удавалось Атенаис, — покрывала прозрачная вуаль. Должно быть, королева Гвеневер собиралась пойти на турнир, на котором должна решиться судьба ее дочери.

— Как всегда, он ничего не предусмотрел, — она коротко взглянула на Атенаис и устало вздохнула, — Можно подумать, ты выйдешь к победителю в таком виде. Я распоряжусь, чтобы сюда принесли теплую воду, гребень и платье — приведешь себя в порядок.

— Мама! — губы Атенаис дрогнули. Нет, она совсем не собиралась плакать. На ее месте плакал бы Анри — и мама утешала бы его. Атенаис всегда была «слишком большая, чтобы плакать». Ладно, пусть это будут слезы ярости. — Я не собираюсь выходить ни к какому победителю! Пусть женится на ком угодно, мне плевать.

Гвеневер поморщилась от ее крика и прижала пальцы к вискам.

— Ты единственная наследница, — она подошла и села рядом, на скамью в нише окна, — Взгляни, у тебя на лице грязные разводы.

— Так, может быть, не стоит выдавать меня замуж за кого попало? — Атенаис смахнула слезы, — по правде, они ей никогда не помогали, — и взглянула в зеркало, которое протянула ей мать.

— За победителя турнира, — поправила ее Гвеневер, — Твой отец хочет, чтобы будущий король был хорошим воином.

— Нет. И ты это прекрасно понимаешь, — Атенаис шмыгнула носом и скорее еще больше размазала, чем стерла грязь с лица, — Он хочет вернуть сына, но только не Анри.

А того, кем Анри всегда отказывался быть.

— Даже если так… — осторожно начала Гвеневер.

— Я не собираюсь ему помогать! — она вернула зеркало матери, — Он сам виноват в том, что случилось.

— Тогда помоги себе. — королева прикоснулась к поверхности зеркала кончиками пальцев и отражение в нем вдруг увеличилось, будто зеркало каким-то образом попало на поле ристалища.

Ее мать совсем не походила на ведьму, однако — она была ей.

— Взгляни сюда и выбери того, кто должен победить.

Атенаис развернула зеркало, чтобы лучше видеть поле.

— Как ты сделаешь это?

— Так, что никто и не заподозрит, что я ему помогла, — Гвеневер подмигнула ей и улыбнулась — беззаботно, как прежде. Отчасти из-за этого Атенаис заставила себя вглядеться в знакомые лица.

Первым она заметила Илберта де Линя — он издалека был виден на зеленом поле благодаря ярко-голубому плащу. Неизменные цветы лаванды он вплел даже в бороду. Впрочем, он впервые не выглядел нелепо на фоне остальных рыцарей. Атенаис повернула зеркало вокруг своей оси, и перед глазами замелькал калейдоскоп красок. Она резко остановила вращение, точно колесо рулетки, и собиралась уже ткнуть наугад, как вдруг взгляд выхватил в толпе идеального кандидата в наследники Корентина.

Он был хорош, как на него ни взгляни: кольчугу тронула ржавчина, щит без герба, а на поясе болтались пустые ножны, без меча — наемник, причем не слишком удачливый. Лицо его, покрытое розовой коркой, странно сочеталось с ярко-красными волосами. Атенаис взглянула на него и против воли улыбнулась: отец ни за что не согласится присудить победу такому типу, не говоря уже о том, чтобы отдать ему трон. И уж точно не одобрит такого жениха для своей дочери.

— Мама, — Атенаис подвинулась, чтобы дать возможность матери взглянуть в зеркало, — Я выбрала его.

Разумеется, королева Гвеневер ничего не сказала ей. Она молча кивнула и улыбнулась. А потом дунула на зеркало, и зеленое поле пропало, сменившись отражением их лиц. Гвеневер поправила и без того безупречно уложенные волосы.

— Нельзя скрыть истинную природу, — она повернулась к дочери и стерла грязь с ее щеки.