Спектр Берлин (гет)

Лили осторожно перевернула страницу рабочего ежедневника. На сегодня встреч не было, что означало свободный и спокойный вечер. Она уже представила, как сидит у камина — в том самом кресле, что когда-то занимал Дэниел во время их посиделок, как потягивает любимое вино в компании нового молодого человека и горячо любимого брата. Погрузившись глубоко в мысли, она не сразу услышала, как в дверь ее комнаты постучались.

— Заходи, — пробормотала Лили, не оборачиваясь, и легким движением руки отперла дверь, все так же сидя на своем месте.

Ручка двери щелкнула, и в комнату вошел Алан.

— Ты собираешься выходить из своей комнаты? — спросил он, усаживаясь прямо к ней на стол, бесцеремонно отодвинув аккуратно сложенные стопки книг и журналов, записок и каких-то бумаг, среди которых увидел папку с фотографиями. Он медленно взял ее.

— Да, сегодня у меня свободный вечер, — устало произнесла Лили, не обращая внимания на устроенный братом хаос на ее столе.

— Ты сидишь здесь без продыху, что с тобой?

— В каком смысле? — нахмурившись, спросила Лили, делая при этом записи в ежедневнике.

— В том смысле, что ты не выходишь из комнаты. Совсем. Ты в порядке? — сказал Алан, угрюмо просматривая фотографии, с особой тщательностью разглядывая все детали изображений.

— Я? Я в порядке, а ты, кажется, нет? — спросила Лили и, откинувшись на стуле, заглянула брату в глаза.

Алан, чьи глаза выглядывали из-за папки, уставился на сестру.

— Что? — выпалил он, приподняв бровь.

— Ты пьешь, бродишь по дому как привидение, ты страдаешь и изводишь себя, Алан, — заявила Лили.

— Как ты могла все это заметить, если ты все время сидишь в своей норе? — невозмутимо произнес Алан, вернув свое внимание обратно к фотографиям.

— Норе? — Лили с обидой взглянула на брата. Она четко уловила сарказм в его голосе, но никак не отреагировала на это хамство. Ведь он назвал ее комнату норой по причине частого присутствия в ней Лео. — Почему ты не хочешь вернуться к работе? Тебе стало бы легче. Мне не хватает тебя, — с грустью произнесла Лили.

— Ты прекрасно знаешь, почему, и прекрасно знаешь, что легче не станет, — серьезно сказал Алан, вернув фотографии на стол. Они выпали из папки, и теперь было видно, что так внимательно рассматривал Алан.

Лили с ужасом посмотрела на брата, мысленно ругаясь на себя, что не спрятала снимки подальше, и поспешно прибрала их. Алан решил не обращать внимание на это.

— Ты никогда не признаешься? — сказала Лили после недолгого молчания.

— В чем? — невозмутимо спросил Алан, соскочив со стола и устроившись в кресле в углу комнаты. Он не отрываясь глядел в окно.

— В том что ты не можешь смириться со смертью друга.

— Мне казалось, что это очевидно, зачем же еще признаваться? Чтобы все вы могли оправдать мое поведение?

— Тебе не нужно наше оправдание, ты не сделал ничего плохого.

— Откуда ты знаешь?

Лили захлопнула толстый и наполовину исписанный ежедневник и убрала в ящик стола. Поднявшись с места, она взглянула на наручные часы и разочарованно выдохнула.

— Алан, ты меня убиваешь, — огорченно произнесла Лили.

— Малыш, тебя убиваю не я, — хмуро ответил Алан, глядя как сестра, отвернувшись, начала раздеваться. — Его затея плохо кончится, и пострадаешь ты. — Алана разрывало на части от желания. Он старался не показывать своих мыслей, от этого ему становилось дурно, до тошноты. Казалось что Лили ничего не заметила, она была уставшей.

Лили бросила толстый свитер на кровать, оставшись в одном бюстгальтере.

Он оглядел ее с головы до ног и ужаснулся, увидев, как она истощена. Он с силой сжал кулаки и вышел из комнаты, но тут же вернулся и сказал ей:

— Спустись пожалуйста к ужину сегодня, — он уже не смотрел на нее, но увидел в отражении темного стекла ее обнаженное тело.

— Я спущусь, — ответила она, чуть повысив голос, чтобы перекричать шум льющейся воды.

Алан захлопнул дверь и несколько секунд держался за ручку двери, стараясь отогнать ненужные мысли.

* * *

Лили вышла из душа, на ходу обернувшись полотенцем. С длинных мокрых волос падали на мягкий коврик капли воды. Лили, держась рукой за раковину, принялась расчесываться.

Она давно уже не замечала, как ее волосы, прежде шелковистые и блестящие, потускнели, стали жесткими и ломкими.

Лили с трудом заставляла себя есть, чтобы не потерять свой прежний облик, но торчащие скулы и выпирающие на плечах кости говорили об обратном.

Она теряла свою прежнюю жизнь вместе с внешностью. Ее способность находить людей требовала слишком много сил, но поражала воображение. Она могла отыскать любого человека, лишь раз взглянув на фотографию. Ей достаточно было сосредоточиться, чтобы увидеть точное местонахождение пропавшего человека. Тогда отец предложил ей помогать людям. И вот уже год как Лили, организовав поисковый отряд, находила пропавших без вести людей по всей Европе. Особую значимость для нее имел поиск похищенных и потерянных детей.

Поначалу ей это с легкостью удавалось: эйфория охватывала ее, счастливые люди, нашедшие родных, рассыпались в благодарностях. Но все изменилось, когда Лили однажды нашла мертвого ребенка. Это разбило ей сердце. Лили сама нашла мальчика, без чьей-либо помощи. Видение обезображенного тела двухлетнего Роберта, завернутое в черный мусорный пакет, обнаруженное на заброшенной фабрике, до сих пор преследовало ее по ночам.

Это изменило отношение Лили к своему делу. Она закрылась в себе и долго не могла никого подпустить. Она пропускала каждую смерть через себя и вскоре уже не получала радости и от положительного исхода поисковой миссии.

А несколько месяцев назад в ее жизни вновь появился Лео. Сначала он просто решил сообщить что в Хайгейте совсем нечего стало делать после смерти его дяди. А потом он все чаще проведывал их, находя все новые поводы. Когда его выдуманные причины посетить дом Бадоевых иссякли, Алан популярно объяснил Лео куда нужно идти и в каком именно направлении двигаться от их семьи. Но Лео не отступал. Он следил за Лили. Ждал когда будет одна на улице или в кафе. Дарил цветы, красиво ухаживал и не терял надежды что Лили все же обратит на него внимание.

И однажды это случилось. По большей части Лили вдруг стало так тоскливо, что она решила просто дать ему шанс.

С течением времени он овладел ее сердцем. Ей было тяжело простить его, и тем не менее она смогла переступить свои прошлые обиды. Он смог растопить ее сердце. И она смогла ответить взаимностью. Впервые за долгое время она проявила чувства к другому. Лео напоминал ей Дэнни. Иногда она видела в нем его.

Лео снимал домик недалеко от их особняка. Он не принимал предложения Маркуса переехать к ним, потому как уважал их семью и привык всего добиваться сам. Ну, а по большей части он просто знал что Алан не потерпит его в своем доме. И все это понимали.

И вот сейчас Лео должен был вернуться из столицы, куда отправился за новым альпинистским снаряжением, потому что их альпинист Рихард на последней операции сорвался со скалы.

Хотя дело их и было благим, им приходилось мириться с такими бедами.

Сейчас Лили с нетерпением ждала Лео, чтобы впервые за долгое время поужинать всем вместе и обсудить дела.

Она закончила расчесывать волосы и вышла из ванной комнаты. Подойдя к шкафу, Лили сбросила полотенце, и то мягко упало на ковер, обнажив худое и хрупкое тело девушки. Она достала чистые вещи, переоделась и с новыми силами отправилась готовить ужин.

* * *

Уютную гостиную согревал горящий камин. Алан сидел в кресле у камина, сложив руки на подлокотниках, и держал в руке бокал с виски. В последние несколько дней он не выпускал бокала из рук, что отразилось на его внешнем виде. Его красивое лицо осунулось, глаза приобрели усталый оттенок, а легкая щетина состарила его. После разговора с сестрой он еще с большей уверенностью решился на свой шаг.

Он безучастно глядел на огонь в камине сквозь стекло наполовину пустого бокала. Мысли медленно бегущей строкой плыли перед глазами.

Он вспоминал Рихарда и его смерть. Они сильно сдружились за последний год. Многое повидали во время поисков. Не раз Рихард спасал его от гибели.

Алан же не удержал его оторвавшийся трос.

В тот роковой день они отправились в Альпы спасать пропавшего парня, который три дня провел в снегу со сломанными ногами. Спасательные службы не смогли отыскать мальчишку, и тогда его отец нашел Лили и попросил помощи. Когда они уже нашли парня и вытащили его из глубокой ледяной расщелины, Рихард поднимался вслед за ним, но трос оборвался, и он упал с высоты пятядесяти метров. Алан видел, как он разбился. Он видел, как кровь растекалась под ним по снегу. Он винил себя в смерти Рихарда настолько, что в какой-то момент забыл, как все произошло на самом деле. Он забыл, как держал трос из последних сил, стерев руки в кровь до костей, пытаясь удержать его. Из памяти стерлись последние слова Рихарда: «Я люблю Кристин», имея в виду свою возлюбленную. Алан еще долго не мог подойти к его девушке и сказать правду. Но его последние слова он ей все же передал, по телефону, трусливо напившись до беспамятства.

Алан не помнил взгляд Рихарда перед тем, как тот сам перерезал трос, потому что видел: Алан вот-вот сорвется вслед за ним. Под тяжестью чувства вины он всего этого не помнил, а покалеченные руки до сих пор ощущали тот жар от трения веревки. А швы под тонким слоем бинтов были ярким напоминанием того дня.

Фотографии, которые он нашел на столе сестры, ударили с новой силой, выбив почву из-под ног.

Лили была права. Он не мог смириться. Настолько была несправедлива участь Рихарда, что Алан просто не мог переступить эту незримую черту, после которой можно принять смерть. Он не желал даже думать о смирении. И не знал, что с этим делать.

Когда Алан сделал последний глоток, вошел Лео с двумя большими сумками, чем еще больше взбесил Алана. Он особо и не радовал Алана никогда, но после того, как Лео овладел вниманием сестры, он стал бесить его еще больше. К тому же Алан был уверен: Лили любит Дэниэла до сих пор.

Лео захлопнул дверь и прошел мимо Алана, не заметив его. Алан дождался, пока он скроется из виду и поднялся с кресла, чтобы выйти на задний двор через кухню.

Открыв дверь, он взглянул на лес, который начинался сразу за двориком. Высокие клены, те, что ближе всего были к белоснежному деревянному забору, роняли свои желто-красные листья на их все еще зеленую лужайку. Двор был небольшим и большую часть дня находился в тени деревьев, отчего трава имела изумрудный цвет почти до декабря.

Алан сел на старую скамейку рядом с забором, оглядел дом перед собой, словно пытаясь запомнить каждую мелочь, достал сигареты и закурил. Он затягивался и медленно выпускал дым из носа. Легкий вечерний ветерок колыхал ветки деревьев, заставляя листья падать еще больше, а дым сигарет то вихрем устремлялся ввысь, то медленно плыл по воздуху, растворяясь в вечернем сумраке.

Его печаль нарастала ближе к вечеру, и он абсолютно не имел понятия, почему ему не хочется избегать ее. Он ждал ее. Она обволакивала его сердце горячими объятиями. Алан затушил сигарету в пепельницу и взглянул на отца, которого увидел в окне. Тот разговаривал с Лео в своем кабинете. Алан поднялся и зашагал домой, чтобы налить себе очередной бокал перед ужином.

* * *

Лео упрямо доказывал свою точку зрения Маркусу, но он не хотел его даже слушать.

— Лео, ты моложе и упрямее даже чем Алан, но я старше и мудрее, и я не согласен. Вот и весь мой ответ, сынок.

— Нет, ты не понимаешь, это…

— Чего это Маркус не понимает? — заявился в кабинет Алан, чем перебил пылкую речь Лео.

— Алан, — сказал Маркус в знак приветствия. — Лео предлагает расширить спектр услуг.

— Интересно послушать, — сказал Алан, сделав глоток из своего бокала.

— Я прекрасно знаю, насколько тебе плевать, Алан, я не буду перед тобой распинаться, — сказал Лео, бросив свои папки на стол Маркусу.

— Бинго! — сказал Алан, улыбнувшись, и показательно отвернулся к бару, чтобы налить себе в бокал еще немного виски.

Лео смотрел несколько секунд на брата своей девушки.

— Зайду позже, — пробормотал Лео и вышел из кабинета.

— Не стоит его недооценивать, сын, — произнес Маркус, устало снимая очки и потирая переносицу. Он подъехал к столу на своем инвалидном кресле, сложил очки в черный бархатный футляр.

— Ты назвал его сынком, — сказал Алан, стоя у окна и наблюдая, как желто-серое небо сменялось дымчато-синим, а ветер усиливался, раскачивая высокие деревья, скрип которых доносился даже сквозь закрытые окна.

— Ты ревнуешь, — произнес Маркус. — Прости, я должен был догадаться о твоих чувствах.

— Дело не в моих чувствах, отец, — повернувшись к Маркусу, сказал Алан. — Он снова ворвался в нашу жизнь, так еще и с такими намерениями! — впервые за долгое время Алан повысил голос на отца.

— Я знаю его намерения. И ему можно доверять, сын. Дай ему шанс, — мягко произнес Маркус.

— Шанс?! — крикнул Алан и со стуком поставил свой бокал на стол отца. Бокал треснул, но не разбился, из него медленно вытекал виски и капал на пол. — Он здесь всего лишь полгода, отец, а возомнил себя полноценным членом семьи, еще пытается доказать что-то, спорить с тобой!

— Дай ему попробовать. Он не знал семьи, а кроме нас, у него никого нет, — устало произнес его отец.

— Попробовать что? Он убивает ее! Она еле на ногах держится, отец! Ты лишился ног, но не глаз! Ты должен видеть, как эта ваша затея убивает ее! Он ищет ей дела каждую неделю! А ты хочешь расширить спектр услуг? Это теперь так называется?

— Алан, я...

— Не надо мне говорить о шансах. Шансов нет лишь у Лили. А у него шансов полно, ведь ты спас эту трусливую тварь, — Алан чувствовал, как подступает тошнота.

— Алан, ты не так все понял...

— Прости, пап, но мне не о чем больше говорить с тобой, — сказал Алан и, допив остатки виски, бросил бокал в горящий камин, стоящий слева от него.

И вышел, с грохотом закрыв дверь.

Лили, стоявшая у плиты на кухне, вздрогнула, услышав грохот. И Лео, сидевший на кухне, и Лили слышали их громкий разговор.

— Мне уйти, Лили? — спросил Лео, разглядывая свои руки, сложенные на столе.

— Нет, — коротко ответила она. Она стояла к нему спиной, и он не увидел ее печального выражения лица. Но она улыбнулась и, повернувшись к нему, сказала: — Знаешь, Алан живет прошлым, ему трудно не меньше, чем тебе, нужно лишь время. Вы обязательно…

— Нет, Лили, не обязательно, — сказал появившийся в дверях Алан. Он прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди. Алан был порядком пьян, его завораживающая улыбка не сулила ничего хорошего.

— Алан, если ты так переживаешь обо мне, давай возьмем отпуск, можно решить это всем вместе, не обязательно устраивать скандал, — заговорила Лили, слова вырвались быстрее чем она о них подумала, ее сковал страх.

— Я надеюсь ты проживешь долгую жизнь малыш, в окружении хороших людей.

Лили знала, чего хочет Алан. Лили знала о каждом его следующем слове. Но она промолчала и с отчаянной грустью посмотрела ему в глаза.

— Не ищи меня, — сказал Алан. Его улыбка растаяла, а взгляд был жестким, и Лили словно что-то ударило. Она зажмурилась и схватилась за стол. Резкая боль в голове дала ей понять что Алан каким-то образом разрубил их связь. Маленькие шрамы на их запястьях чуть кольнула боль. Когда Лили открыла глаза, Алан уже вышел из дома.

Ноябрь всегда был таким. Без Алана.

«Не ищи меня».

«Не ищи меня», — как гром звучало в голове Лили. Она удобно устроилась в своем любимом кресле, с бокалом красного вина, но ей вовсе не было хорошо. Слезы катились по ее щекам, скатываясь по лицу до шеи и растворялись в воротнике теплого свитера. Поставив бокал на маленький деревянный кофейный столик рядом с креслом, она взглянула на запястье. Боль возрастала, а шрам исчезал, будто заметая следы их с братом связи. Она провела пальцами по тоненькой белой полоске.

Она сделала очередной глоток и вспомнила, как в последний раз они «общались», лежа каждый в своей постели.

Она почти засыпала, вернувшись домой, после долгого свидания с Лео. Наступал тот самый момент, когда человек находится на грани между сном и явью. И тут голос Алана разбудил ее. Ее сердце бешено застучало в груди. Она слышала его так, будто он находился рядом с ней. Она открыла глаза, но рядом никого не было. Его нежный шепот словно касался ее изнутри, проникая внутрь и растворяясь в венах, он проносился по всему телу.

Они «говорили» тогда очень долго. Вместе со словами Лили передавались картинки из памяти и чувства Алана. Это был самый его откровенный разговор за всю их жизнь.

Он говорил ей, что не может забыть, как Лео нес тело их матери, и что теперь, глядя на него, он вспоминает ту картину. Как впервые взглянул на отца в пещере, и что почти поверил, что его не вытащить живым. Но самое страшное, что увидел в том лесу Алан, было тело Дэниэла, в подвале охотничьей хижины, усаженное на старый деревянный стул напротив собственного отца. Лили передался даже запах, который Алан запомнил, и чувство тошноты и испуга, которое еще долго не покидало его. Он не мог скрыть это от Лили. Ему нужно было поделиться с ней, он не мог держать все это в себе. И Алан винил себя за это, ведь Лили увидела все его глазами и долго переживала это.

Он признался, что иногда ему казалось, будто он умер там, в пещере, и оттуда вышел другой человек. Что-то сломалось в нем, он не выдержал той силы, что обрушилась на него.

Она не могла поверить, но понимала, что это правда. Ее брат, самый сильный и смелый, был сломлен где-то глубоко внутри.

Уверенная, что он всегда будет рядом, Лили показалось тогда, будто повредили ее оболочку, пробили защиту. Его страх был словно пыль, осевшая на давно заброшенных книгах в его комнате, Лили хотелось храбро смахнуть ее, но она тоже боялась. Боялась что эти чувства не покинут их, боялась что так тоскливо и больно будет всегда, что эта глубокая рана никогда не затянется. Но больше всего она боялась что с этим не справится ее брат, ее опора. Она боялась остаться одна.

Когда Алан чуть не умер, Лили каким-то образом получила свою способность в том лесу. Тогда она не понимала, что с ней произошло, она думала, что умерла, ведь Алан тоже был мертв несколько минут.

А после похорон матери ей стало хуже, и когда она вернулась домой, ее глаза покрылись черной пеленой на несколько недель. Лили почти свыклась с мыслью, что ослепла. Но однажды ночью она проснулась от яркого света. Алан вошел и включил в ее комнате свет. И чернота исчезла. По его словам, он сделал это случайно, но Лили знала, что он обманывал. Он всегда знал больше, чем говорил.

Через несколько дней, когда они с Аланом были в Берлине, отмечали их день рождения, она увидела объявление на фонарном столбе о пропавшем человеке. Лили коснулась пальцами лица, изображенного на фотографии, после чего, упав на колени, она взялась за голову и закричала от дикой боли. Она увидела его, паря над землей под черными небесами, среди старых машин на заброшенной автостоянке. Спустя мгновение она вновь оказалась в объятиях брата. Она сразу же отправилась туда, не объяснив Алану происходящее. Лили отыскала мужчину из объявления и спасла ему жизнь. Тогда это вышло случайно.

Со временем Лили научилась делать это намеренно.

Но она могла находить лишь тех людей, кто нуждался в помощи.

Были случаи, когда Лили не могла найти человека. Тогда она отчаивалась, страдала из-за этого. Но отец как-то сказал ей, что если человек не хочет, чтобы его нашли, то даже великий дар не способен на это.

Сейчас они всей семьей занимаются поиском пропавших людей, они назвали свою организацию "Спектр Берлин". И вот уже два года как Лили жертвуя своей силой, своей светлой магией в пользу дара, теряет свое здоровье. В то время как Алану приходится все чаще убивать людей, что бы сестра оставалась жива, ведь пока он в тени, она остается на светлой стороне.

Сейчас Лили глядела в огонь, а Лео, стоявший у окна, смотрел на нее. Она сидела, поджав под себя ноги и укрывшись пледом. Ее длинные волосы волнами спускались по плечам.

Ее бокал вина незаметно опустел, и Лео медленно подошел и подлил еще. Она тихо поблагодарила за это и вернула взгляд к огню.

Лео любил Лили. Он влюбился в нее с самого первого взгляда, когда увидел ее в объятиях брата в Хайгейте. Сначала его покорила ее внешность. Тонкое изящное тело, одетое в подходящую уютную одежду, длинные светлые волосы и самые красивые черты лица, что он когда-либо встречал.

Он хотел ее оберегать, защищать от всех горестей, но он сам являлся причиной ее горя.

Там, в лесу, он понял, какая она добрая. Он восхищался ей. Его поражала ее сила и способность во всем находить хорошее. Этого ему не хватало всю жизнь. Он не знал любви, и его никто не любил. Но сейчас он сам был наполнен этой сильной и непоколебимой любовью до краев, и ему не нужно было ждать ее от кого-то. Он верил, что лишь отдавая любовь, можно получить ее в ответ.

И он знал что ей она нужна не меньше, чем ему самому.

— Лили, ты будешь его искать? — вдруг тихо спросил Лео.

Лили закрыла глаза и чуть зажмурилась на мгновение, будто была разочарована этим вопросом, боялась, что его зададут так скоро.

— Ты же слышал, он просил не искать его, — с трудом произнесла она. Оказалось, что произнести это вслух было так сложно.

— Я думаю, что с ним все будет хорошо, он взрослый мальчик, — осторожно произнёс Лео.

— Да, ты прав, — сказала Лили и, допив свой бокал залпом, встала с места и, закутавшись в плед, направилась на кухню, чтобы выйти на задний двор.

Она втянула носом морозный воздух и медленно выдохнула. Во дворе было темно, и единственным источником света служила яркая луна, поднявшаяся над деревьями и глядевшая на нее сверху своей мертвенной бледностью. Лили огляделась и в темноте увидела что-то, лежащее на скамейке у забора. Она подошла к ней и разглядела предмет: Алан забыл забрать свои сигареты. Она присела, достала из пачки одну и закурила.

Лили поняла, что хотела прикоснуться к чему-то, что принадлежало брату, и почувствовала, как в груди что-то падает вниз и сердце горит от тоски. И слезы наполнили ее глаза.

Лео с грустью вздохнул. Он завел свою машину кнопкой на ключах с сигнализацией. Убрал бокалы в раковину, а бутылку недопитого вина поставил на стол на кухне, на котором так и лежали нетронутые овощи. Лили не закончила ужин. Лео так хотелось открыть дверь, ведущую на задний двор, и обнять Лили, утешить ее, стереть слезы с ее красивого лица. Но он отвернулся и тяжелым шагом пошел прочь из дома. Здесь ему не победить Алана. Его она любила куда больше.

Морозный воздух проникал под кожу, вызывая дрожь во всем теле. Лео сел за руль и отправился к себе домой, но долго глядел в зеркало заднего вида, в нескромной надежде, что Лили вдруг выбежит на крыльцо вслед за ним. Но входная дверь так и осталась закрытой.

Он повернул за угол и зажег сигарету.

Его надежды не оправдывались уже давно. Он так любил Лили, что вовсе забыл про себя. А ведь он тоже пережил многое за последние два года, и никому не было дела до этого. Лишь Лили иногда задавала вопросы, но Лео делал все, чтобы она не догадалась, что на самом деле он чувствовал. Чем лучше Лео притворялся, тем реже стали задаваться вопросы. Хотя Лео иногда так хотелось, чтобы его пожалели.

Его дядя умер через месяц после событий в Хайгейте. Лео хоронил его сам, один. Но он не смог жить один в том доме. Все вокруг напоминало о маме и о Викторе.

Лео не мог смириться с тем, что Эвелин умерла по его вине. В погоне за местью он прошел по головам, а теперь его глодало чувство вины, потому что и Лили, и Алан знали, что он сделал с телом Дэниела. Лили его простила, подпустила к себе. Но вот Алан... Он не простит.

Он всегда смотрел на него так, словно это он, Лео, убил Дэнни. Лео ловил его взгляд, когда обнимал Лили. Когда они отправлялись на поиски. Когда ехали в машине. Молчаливый взгляд Алана проникал Лео в душу. Он знал, все знал. От него невозможно было скрыть правду. Таким был Алан. Но он делал это не нарочно, в этом Лео был уверен.

Лео свернул за угол, очутился возле своего дома и увидел то, чего совсем не ожидал. Машина Алана Бадоева была припаркована рядом с его домом, в котором горел свет.

Алан крепко сжимал руль. Его взгляд был прикован к бардачку, в котором лежал пистолет. В его голову давно и незаметно подкралась мысль об убийстве. Она была невесомой, порхая на фоне остальных его печальных мыслей. Он жил с ней, спал и пил, пытаясь не замечать ее бархатного шепота. Ему хотелось вновь ощутить холод оружия, спустить курок и выпустить пулю в чью-нибудь голову. Однажды он убил человека. Он выстрелил в крестного отца, который сам был готов выстрелить себе в голову. Алан переступил черту, за которую не сможет вернуться.

Это желание порой снилось ему. Во сне он убивал кого-то, стоящего к нему спиной. Когда тот человек поворачивался к нему лицом, Алан просыпался. Он отчаянно хотел увидеть лицо его жертвы, но как бы он ни старался, сон прерывался каждый раз на одном и том же месте. А когда Лили ослепла, он понял, его присутствие рядом с ней должно оплачиваться. Он убил второй раз. Это был пьяница, скитающийся по помойкам в центре города. Он задушил его. Алана вырвало, он не мог есть и пить после содеянного.

Когда Лили становилось хуже после многочисленных поисков, он убил в третий раз. Это помогало безотказно. Но когда Лили прошлой зимой лежала в больнице, Алан убил двоих, чтобы наверняка помогло. Но этого не случилось. Лили лишь чуть стало легче. Это просто уничтожило Алана. Он настолько испугался, что чуть не сошел с ума.

Во время поисков в Альпах, где пропал парень с переломанными ногами, он был настолько не в себе что не мог вспомнить кто перерезал трос Рихарда.

Алан зажмурился от боли. Шрам на запястье покраснел и опух, будто Алан порезался совсем недавно. Он провел пальцами по запястью, чтобы унять боль, но она не утихала. Решив не думать о руке, он завел двигатель и отправился прочь от родного дома.

Проехав мимо несколько домов, Алан свернул направо и увидел дом Лео.

То был небольшой домик с гаражом и маленькой лужайкой с огромной ивой, чьи ветки от тяжести почти касались листвы, упавшей на землю. Желтые опавшие листья обсыпали весь дом и лужайку, от чего он весь казался темно-желтым.

На улицу выходили всего одно окно и входная дверь. Алан остановил машину и припарковал ее напротив белых ворот гаража, не раздумывая открыл свой бардачок и достал пистолет. Серебристая сталь приятно легла в руку. На длинном стволе были выгравированы буквы «А. Б.».

Он засунул пистолет за спину под куртку и вышел из машины.

Влажный холодный воздух приободрил Алана и остудил его пыл, но это не остановило его. Он огляделся по сторонам, пряча лицо в воротник куртки, и зашагал к дому.

Подойдя к двери, Алан бессовестно открыл дверь щелчком пальцев — ему вовсе не было стыдно. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь. Он уже бывал здесь пару раз, когда приезжал за Лили, чтобы забрать ее домой поздней ночью.

Ничего не изменилось. Маленькая гостиная с маленьким камином. Справа стоял аккуратно застеленный пледом коричневый диван с несколькими маленькими подушками. Алан тут же вспомнил, как одним зимним вечером он приехал за сестрой и, подойдя к дому, увидел в окне Лео и Лили в момент поцелуя. Они сидели на диване, Алан видел лишь их темные силуэты на фоне огня в камине. Он смотрел на них секунду, а потом, развернувшись, зашагал к машине. Алан не знал, что Лили через мгновение взглянула на окно и поняла, что он рядом.

Алан зажмурился, чтобы отогнать тот образ. Открыв глаза, он увидел, что огня в камине уже не было.

Он медленно прошел к дивану и сел на него, смотрел в пустое черное горло камина и вновь вспоминал огонь.

Маленькая оранжевая искорка загорелась и за несколько мгновений разрослась в роскошное пламя, которому, возможно, не требовался даже камин. Оно было воспоминанием, но настолько реалистичным, что даже сам его автор был слегка удивлен.

Пламя еще долго горело, но тепла не приносило. В доме было холодно.

* * *

Первой мыслью Лео было развернуться и уехать. Он испугался. Сердце бешено забилось в груди. Алан легко мог убить его, Лео всегда предполагал такую возможность. Но он взял себя в руки и остановил машину.

Лео вышел, нехотя прошел к багажнику и вытащил несколько бумажных пакетов с продуктами, которые закупил сегодня перед тем, как приехать к Лили.

Он открыл входную дверь, и вместе с ним в дом вихрем залетели опавшие листья, отчего он тихонько выругался. Лео нарочно сделал вид, что не заметил сидящего на диване Алана. Он отнес пакеты на кухню, которая была слева от входа, аккуратно разложил продукты в холодильник и по шкафчикам, тщательно свернув в несколько слоев бумажные пакеты, Лео убрал их в ящик стола, где хранились другие пакеты. Он старательно тянул время и прислушивался к шагам, но их не было слышно.

Алан сидел на своем месте. Лео разочарованно вздохнул и вышел в гостиную. Сделав вид, что очень удивлён, Лео подошел к нему и заговорил первым, чтобы наконец перестать бояться неизвестно чего.

— Алан? Какого черта ты здесь делаешь? — произнёс Лео, расправив руки.

— Сижу, — тихо ответил Алан. — Я увидел твой дом и решил, что переночую у тебя. Ведь ты же не против? — Алан ненавязчиво вытащил руку из-под подушки, чтобы Лео увидел, что у него в руке пистолет.

Лео не подал виду, что испугался, он отвернулся, медленно уселся в кресло, стоявшее слева от камина, и невозмутимо ответил:

— Конечно, ты можешь переночевать. Но, интересно, зачем ты вообще ушел? Тебе не кажется это ребячеством? Ты ревнуешь…

Лео услышал щелчок затвора и замолк.

Алан, расслабленно сидевший на диване, медленно склонился вперед и, облокотившись рукой на колено, подпер голову той рукой, которой держал пистолет.

— Ты не перестаешь меня удивлять, Лео. И что в тебе нашла Лили? Твой страх я почуял, еще когда ты трясущимися руками доставал ключи из замка. Не делай вид, что тебе комфортно сейчас рядом со мной.

— А кто ты мне, что мне должно быть комфортно рядом с тобой? Ты хочешь убить меня? Убивай, ведь тебе уже приходилось стрелять в человека, — с вызовом сказал Лео.

— Это лучше, чем таскать трупы и быть поганой шестеркой какого-то упоротого мужика, — сказал Алан, снова расслабившись и откинувшись на диване.

— Лучше, чем убить кого-то? — Лео засмеялся и поднялся с места. Он снял свое пальто и повесил на спинку стоящего рядом стула и, оперевшись на него, добавил: — Для тебя, может, и лучше.

— Хочешь, я открою тебе секрет? Мы с Лили можем читать и чувствовать мысли друг друга. Общаться невербально. Так получилось, что у Лили магия светлая, а у меня темная, и так как мы с ней близнецы, то я мог причинить ей вред, находясь слишком близко. Выход был, мне нужно было переступить черту, выбрать сторону, и тогда наша магия перестала бы являться единым целым. И мы не смогли причинить друг другу вреда. Вот моя цена. Вот почему я выстрелил в крестного. Я просто нашел удобный момент. Он сам себе целился в голову. Теперь, возможно, ты сможешь понять меня, если ты еще не растерял свой мозг по пути домой.

— Но это не объясняет причину твоего ухода, — серьезно сказал Лео.

— Это не твое дело, — так же серьезно ответил Алан.

— Чего ты хочешь? — спросил Лео с легким раздражением. — Спрятаться? Забыться? Ты кто?

Алан, глядевший на свой огонь, перевел свой взгляд на Лео, отчего у того снова бешено забилось сердце.

— Взгляни на себя! — продолжил испытывать судьбу Лео. — Ты спасаешь жизни…

— Заткнись, Лео, — сказал Алан и поднялся с места, нарочно размахивая оружием. — Ты мне еще лекции прочитай. Я слишком пьян, чтобы ехать дальше. Я переночую и уйду, Лили не говори, что я был здесь, тебе же хуже будет.

* * *

— И ты не остановил его?! — кричала Лили.

Ее голос доходил до первого этажа, где в гостиной Маркус сидел в своем кресле с чашкой кофе и глядел в окно, наблюдая, как погода с каждым днем становилась все злее.

— Нет, это просто невыносимо! Ему не пять лет! Он взрослый человек! Прекрати вести себя так, Лили!

Смачный шлепок пощечины послышался спустя две секунды. Маркус устало закрыл глаза и поставил свою чашку на кофейный столик у камина.

Он не хотел, чтобы Алан уходил, ему стало больно от того, как Алан попрощался с ним. Он видел его страдания от потери стольких близких ему людей. Но он ничего не сделал. Он не мог. Потому что сам страдал. Без Эвелин жизнь была ему не в радость.

А от полученных травм у него отказала правая нога, он перенес множество операций. У него болело сердце.

Глядя в зеркало по утрам, он уже не видел в отражении красивого мужчину.

А каждую ночь он ложился в холодную постель и почти всегда не спал до утра.

Но он понимал Алана. Его сын убил человека, конечно, ему было трудно принять обстоятельства и жить дальше. Теперь еще и смерть Рихарда, которую он взял на себя. Он понимал Алана. Ведь Маркус и сам убивал людей. Пусть злых, плохих или убийц. Убивать хорошему человеку больно всегда. Маркус не верил, что Алан плохой человек. Алан и Лили — лучшее, что у него осталось от Эвелин.

Маркус не смог бы удержать его, никто бы не смог, и в этом не было ни малейшей необходимости. Лишь Лили боялась этого, ведь теперь она осталась одна. А они редко расставались. И она не знала, как с этим справиться. И Лили он тоже понимал.

Лили незаметно спустилась вниз и робко посмотрела на отца.

Маркус, взглянув на нее, понял что ей нужно, и поднял руки в знак того, что хочет ее обнять.

— Пап, только ничего не говори! — вырвалось у нее сквозь слезы, и она бросилась к нему, обняла его колени и заплакала. — Он. Меня. Бросил. Пап, Алан не вернется, — всхлипывала Лили.

— Тише, тише, родная, — прошептал Маркус.

На рассвете Алан уже покинул родной город. Он мчался на своей машине, а желто-красные деревья скрывали его следы. Поздняя осень провожала его, не жалея своих холодных ветров. Опавшие листья недовольным вихрем поднимались из под колес его джипа, разбуженные таким ранним появлением.

Алан проехал уже почти два городка, ни разу не останавливаясь. Он громко включил музыку, наслаждался ей и такой свободной утренней дорогой, тем самым пытаясь отогнать воспоминания.

А вспоминал он ночной разговор с Лео. Его слова: «Посмотри на себя! Ты спасаешь жизни!» врезались ему в голову и звучали так громко, что уже разболелась голова. Лео сказал эти слова не для того, чтобы ободрить Алана, а для того, чтобы это стало фактом его попытки отговорить его. Но в них Алан ощутил тонкий вкус надежды, и это раздражало его. Казалось, он в тайне от самого себя надеялся, что передумает, но эта маленькая надежда каждый раз трусливо пряталась все глубже и глубже в сердце Алана. Он не хотел давать ей прорастать в нем, не хотел передумывать. Алан не мог себе этого позволить. Поэтому он ехал сейчас так быстро, насколько позволяла ему свободная дорога.

Алан ехал и ехал, пока не заметил, что уже почти полдень; дождливая погода скрывала солнце.

Он направлялся в единственное место на земле, где его никто не станет искать. В Хайгейт. Он каждый день в течение двух лет вспоминал тот лес и пытался вспомнить его красоту, но помнил лишь холод и черные поломанные стволы деревьев, торчащие из белоснежного снега. И тишину, мертвую, как на кладбище.

Мелодия звонка отвлекла его от мыслей, и, достав телефон, он взглянул на входящий вызов: «Лили».

Впервые за несколько часов он подумал о ней, и его сердце сжалось от тоски. Он представил ее грустное красивое лицо. Представил, как тонкие худые пальцы держат телефон у лица. Конечно же, он сразу ответил на ее звонок.

— Да, милая, — сказал он.

— Алан, где ты? — послышался грустный голос.

— Я в своей машине, еду по девяносто пятому шоссе, как ты?

— Я? Я плохо. А ты? — голос Лили был хриплым и осипшим, и Алан понял, что она долго молчала и долго плакала. От этого ком застрял в горле, и он не нашел, что ответить.

— Лили, родная, дорога очень скользкая, боюсь, наш разговор нужно отложить. Я люблю тебя. Береги себя. Прощай, милая, — сказал Алан; слезы снова застили его глаза, и он потерял на секунду управление, но смог взять себя в руки и выровнял машину. Он выключил телефон, но перед этим услышал ее тихий шепот. «Не умирай».

И снова сердце Алана разбилось вдребезги. Конечно, она догадалась.

Но потом он вспомнил, как ей хорошо было с Лео. Как она была счастлива. Он решил отступить. Позволил себе поверить в его честность и уйти на задний план, стать ее воспоминанием, лишь бы не убивать и больше не страдать. Ведь так проще. И Алан вовсе не считал это трусостью, он считал это свободой. Свободой принимать решения и не прятать за красивой жизнью свои обиды и боль. Хочешь жить — живи, хочешь умереть — умирай. Но лишь один человек мог отговорить его покончить с собой. И сейчас он убегал от Лили, все быстрее и быстрее проезжая маленькие городки.

* * *

Маркус разглядывал свой семейный альбом, как всегда, сидя в своем кабинете. Он практически не покидал его с тех пор, как Лили, его любимая дочь, рыдала у его ног до самой ночи после ухода Алана.

Он смотрел на фотографии покойной жены и вспоминал счастливые моменты их жизни. Такой короткой, но несомненно счастливой. Он был горд за то, что ее жизнь была наполнена любовью.

Он с восторгом вспоминал их былые времена. Но вся эта радость не могла сравниться с дырой в его сердце от ее утраты. Он ничем не мог восполнить эту пустоту. И он понимал Лили. Он знал, что у нее на душе. Маркус знал и то, что Алан не вернется в этот дом живым. Его сыном овладела тьма. Его душу ничем не спасти.

Алан убил человека. Намеренно, жестоко и без сомнений. И он сделал бы это снова, потому как его магия требовала этого. Маркус все прекрасно знал.

И он не винил мальчика.

Его дети не должны были стать частью этой истории. И не стали бы, если бы два года назад Виктор не поймал их с женой.

— Папа, — сказала Лили, войдя в кабинет и на ходу надевая сережки. — Я еду с Лео к друзьям, ты справишься один? — спросила она безразлично и даже не взглянула на отца, а вместо этого лишь посмотрелась в зеркало, висевшее над камином.

Лили выглядела теперь по-другому. Раскованней и роскошней. Теперь она жила. Уже несколько дней ее было не узнать. Она гуляла с Лео по вечерам, приходила домой за полночь и спала до утра. Не было ни грусти, ни разговоров о брате, ничего. Маркус держался из последних сил, сидя в своём инвалидном кресле, чтобы не расплакаться как мальчишка. Лили была целиком и полностью во власти Лео. Теперь она жила только им, позабыв обо всем. Маркус думал, что это к лучшему, но теперь его пугала собственная любимая дочь.

— Отдыхай, милая, я справлюсь…

— Хорошо, до завтра, — проговорила Лили, не дослушав отца, и выбежала из кабинета.

Теперь Маркусу ничего не мешало расплакаться. Его сердце не выдерживало, он был загнан в угол. Дети покинули его. Эвелин никогда бы не допустила этого.

Огромный особняк, который снял на выходные Лео за городом, был шикарен. Дом из белоснежного камня с изумрудной крышей выделялся светлым пятном на фоне осенних гор. Дом стоял на обрыве, за которым далеко внизу скрывалась небольшая река. У самого ее берега начинались горы, усыпанные желто-красными деревьями.

Лили вышла из машины и, глядя на пейзаж, еще несколько минут наслаждалась доносившимся из долины шумом реки.

Лео обнял ее сзади, и Лили вновь заулыбалась.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Вполне пригодно для жизни, — шутливо сказала она.

— Я рад, Лили, — сказал Лео с улыбкой.

— Здесь прекрасно, — произнесла Лили и, освободившись из объятий, сказала: — Давай посмотрим, что внутри?

— Иди, я возьму сумки.

Лео отдал ей ключ от дома, а сам отправился обратно к машине. Открыв багажник, он потянулся к потайному отделению и достал свой пистолет. Он взял его в руку и взглянул на Лили. Она обернулась и с улыбкой позвала его. Он неискренне улыбнулся ей в ответ и быстро отвел взгляд.

Спрятав оружие во внутренний карман куртки, Лео похватал сумки и присоединился к Лили, которая уже отпирала дверь и восхищенным взглядом начала осматривать дом.

В огромном белоснежном холле высокий потолок уходил по центру до третьего этажа, на который можно было попасть по огромной винтовой лестнице. Слева была гостиная, также оформленная в светлых тонах. Лили, как маленькая девчонка, осматривалась и радовалась. А Лео лишь улыбался такому милому поведению и, кажется, влюблялся еще больше, хотя он думал, что больше некуда. Он был счастлив от того, что Лили вновь стала живой, что он добился того, чего так желал последние несколько недель. А ещё его не покидала мысль о том, что он справился без Алана, что радовало его ещё сильнее.

Лео понимал, что тот не заслужил таких страданий. Но он сделал свой выбор. Лео не знал, жив ли еще Алан, но где-то глубоко внутри надеялся, что с ним все хорошо, ведь если Алан умрет, Лили не выдержит этого.

Пока Лео раскладывал сумки с продуктами в столовой, Лили добралась до спальни на втором этаже.

Когда Лео поднялся к ней, Лили стояла у большого, во всю ширину комнаты, окна из которого открывался прекраснейший вид на реку в долине, справа стеной стояли горы, а слева были видны бескрайние леса, за которыми уже садилось солнце.

— Это самый красивый закат в моей жизни, — сказала Лили, не оборачиваясь.

— И в моей. Но красивое здесь не солнце. Красивая ты, — сказал Лео, подойдя ближе и обняв ее за плечи. — Солнце остается в тени рядом с тобой, — с улыбкой добавил он.

— Хм… Солнце в тени. Когда-то я уже слышала похожие слова.

— Правда? Прочитала в красивом романе? — романтично спросил Лео.

— Нет, — улыбнулась Лили и с тенью грусти добавила: — Их сказал Алан.

Лео чуть поднял голову, перестав целовать нежную кожу на шее Лили.

— Приготовлю ванну, ты, наверное, устала, — сказал он и отстранился.

Лили уже в который раз заметившая холодные ноты в его голосе, в очередной раз промолчала и продолжала смотреть на солнце, маленький краешек которого еще виднелся за горизонтом.

Спустя минуту солнце полностью потонуло.

Огромные хлопья снега падали с неба. Маркус сидел на скамье на заднем дворе дома и курил сигару. В другой руке, свисавшей с подлокотника, он держал клочок смятой бумаги. Рядом на маленьком круглом столике на тонкой высокой ножке стоял бокал с элитным алкоголем долгой выдержки. Позади столика стояло инвалидное кресло, будто обиженное на своего хозяина.

Маркус мог передвигаться и без него, но из-за травмы позвоночника ему удавалось проходить лишь несколько шагов в день, которые приносили ему невыносимую боль, поэтому кресло очень помогало ему.

Он не обращал внимания ни на начавшийся снег, который падал в бокал и уже знатно разбавил вкус виски, ни на пронизывающий до костей холодный ветер, ни на рассвет, говоривший о том, что он просидел здесь всю ночь.

Вот уже три недели он не мог дозвониться до Лили и Алана. Все его поиски не увенчались успехом. И одним поздним вечером к нему пришел курьер с коробкой и письмом. Знакомым почерком были написаны адресат и отправитель — это был Лео. Когда Маркус открыл коробку, он увидел в нем три предмета. Один из них он уже успел позабыть, но сразу же вспомнил, второй привел его в ужас, а третий предмет, несомненно, должен был помочь ему справиться со всем этим.

В небольшой коробке лежал пакет, в котором были длинные светлые отрезанные волосы, заплетенные в косу и перевязанные черной атласной лентой. Еще там лежала почерневшая от грязи и от нагара пустышка и красивый серебристый пистолет, который Маркус сразу узнал.

И он ни на секунду не усомнился в том что волосы были отрезаны с головы Лили. Пустышку он хранил двадцать с лишним лет в ящике стола, и о ней знала только его покойная жена.

Серебристый пистолет с гравировкой принадлежал его сыну.

Значит, Лео все спланировал, и Алан был прав — Лео нельзя было доверять.

Прежде чем открыть письмо, Маркус позвонил Лео. Но, как и следовало ожидать, его телефон был выключен, от чего паника у Маркуса нарастала. Он закрыл глаза на мгновение и принялся читать письмо.

«Маркус, сегодня ты возненавидишь меня, возможно, пожалеешь, что тогда, больше двадцати лет назад, я не сгорел в отцовском доме.

Я даже не буду просить прощения.

Это бессмысленно.

Эти предметы я прислал тебе, чтобы ты понимал, что к чему.

Я просто ставлю тебя перед фактом,

Лили тебе не спасти. Считай, что я убил ее. Она сама виновата.

Пока они живы, и я знаю, что Алан жив.

Алан убьет себя сам. Одной проблемой меньше. Хорошо, что он так и не узнал, что это я испортил снаряжение Рихарда.

Я знаю, что ты начнёшь звонить им. Но и это бессмысленно.

Это было сложно. Но я достиг своей цели.

Ты знаешь, что делать.

Прощай.»

Маркус отпил из бокала, на котором уже образовался тонкий слой льда.

Медленно поднявшись с места, он подошел к инвалидному креслу и взялся за боковые ручки. Несколько секунд он держался за них, зажмурившись от подступающих слез.

Он взялся покрепче и со всей силы поднял кресло над собой и простоял так несколько мгновений во весь рост, затем послышался громкий и пугающий хруст.

Маркус с болью приземлился на колени, успев при этом отшвырнуть кресло в сторону, и упал на спину, сложившись пополам так, что голова его касалась его дорогих кожаных ботинок.

Еще несколько мгновений Маркус думал, что сейчас поднимется, но ему мешали чувство страха и вид собственных ног рядом с собой, а невероятная боль лишила его способности шевелиться.

Его слабая спина сломалась от резчайшей нагрузки, и позвоночник, который вообще не должен был работать, сломался пополам, как сухая ветка. Пронзив сломанными костями живот, кровь брызнула, окрасив белую рубашку Маркуса в пурпурный цвет.

Маркус умер самой мучительной смертью.

* * *

Черная непроглядная темнота начала приобретать теплые оттенки. Давящая тишина постепенно становилась легче и приятнее. Алан стал прислушиваться. Где-то вдалеке он слышал пение. Оно становилось все громче и приближалось, будто человек, напевавший что-то, направлялся к нему. Этот нежный голос напевал колыбельную. Алан чувствовал, как он успокаивал его, заставляя медленно погружаться в сон. Мама обняла своего сына. Ее приятный запах Алан чувствовал так ясно. Легкое дыхание мамы щекотало его ресницы. Алан еще крепче обнял ее, прижимаясь к тонкой шее. Он ощущал шелк ее кожи и аромат ее волос. Он слышал ее шепот и, казалось, что вот-вот Алан откроет глаза и посмотрит на нее. Но открыв глаза, он увидел лишь потолок. Еще несколько мгновений Алан ощущал на себе объятия матери и боялся пошевелиться. Алан вновь закрыл глаза, но образ из сна исчез, и он не мог восстановить его, сколько не пытался. Бросив безуспешные попытки снова почувствовать маму рядом, Алан поднялся с постели и уставился в окно. Яркий рассвет пробивался сквозь горизонт. Пора было отправляться.

Теплая и солнечная погода и богатый лесной аромат без сомнения одурманивали. Алан пришел сюда, в тот самый лес, пешком. Он хотел насладиться видом и чувствовать запахи. Дышать полной грудью.

Алан слушал пение птиц и еще больше влюблялся в это место. Это был лес Хайгейта.

Каждый день, в течение трех недель, Алан приходил сюда. Он даже нашел свое любимое место. Это был большой утес высотой почти пятьсот метров, который открывал ему поистине шикарный вид на реку Хайгейт и на сам город.

Алан любил приходить сюда, сидел здесь, то выпивая, то просто выкуривая несколько сигарет, лежа на холодном камне и глядя на небо.

Алан смотрел некоторое время на реку внизу, на ее быстрое течение. Солнце уже не пробивалось сквозь облака и не грело его лицо. Он закурил и ушел обратно в лес.

Сегодня он решил сделать исключение и отправился к хижине, в которой остался Дэниел.

Он не вспомнил о нем вдруг, он просто боялся идти туда и откладывал свой поход.

Алан шел долго, и холодная погода будто уговаривала его остаться на утесе, ветром шептала ему, что там, куда он направился — плохо.

Полы его черного плаща намокли, когда он переходил реку вброд. Но он не обращал на это ни малейшего внимания.

Добравшись до знакомого места, Алан остановился. Перевел дыхание и снова двинулся к хижине. Она стояла так же, рядом с другими хижинами, но, быть может, прогнила чуть больше. Как он и ожидал, дверь с первого раза он открыть не смог. Дом просел, и дверь уперлась в половицы. Алан подошел к окну, всмотрелся, но окна были слишком грязными, и он ничего не смог разглядеть.

Алан решил использовать свою силу и щелкнул пальцами, дверь разлетелась на куски.

Алан почувствовал головную боль и закрыл глаза на мгновение. Когда открыл, боль отступила.

Войдя внутрь, Алан огляделся. Старый диван пропах сыростью, камин в углу, давно не видал огня. Кругом лежали листва и земля. В конце комнаты была дверь. Он включил фонарик на телефоне и открыл ее.

Спустившись в подвал, Алан пошатнулся от застоявшегося там запаха. Посреди темной комнаты стоял стул. На первый взгляд показалось бы, что на нем кто-то сидит, сильно горбясь. Но на нем были останки давно умершего человека.

Алан подошел ближе.

— Ну, здравствуй, друг.

Алан искал взглядом лопату.

— Знал бы ты, как ты мне нужен. Лили совсем плохо без тебя, — Алан говорил с ним, слегка улыбаясь. — Столько свалилось всего. Столько хотелось бы рассказать тебе, Дэнни, — Алан с усилием достал из под какого-то хлама старую ржавую лопату, потряс ее — вроде бы она подходила. — Но мне нужно похоронить тебя, — Алан опустился перед останками на колени. — Прости.

Алан встал и подошел к стене, на которой висело что-то вроде старой простыни, и сдернул ее. Он расстелил ее на полу, аккуратно поправляя уголки и края. Вновь подойдя к останкам Дэнни, он дотронулся до его головы.

Каким-то чудом кости, пролежавшие здесь больше двух лет, были еще чем-то соединены между собой и потому не рассыпались. Но стоило Алану дотронуться до костей черепа, как он с жутким хрустом рухнул на пол, к ногам Алана. Следом посыпались все остальные кости. Алан, с горечью наблюдавший за этим явлением в течение нескольких секунд, шептал слово «прости».

Алан сложил аккуратно все кости в простынь и вынес наружу.

Он осмотрелся и увидел красивое старое дерево, с двумя толстыми стволами. Там он и начал копать яму.

Когда яма была готова, он похоронил Дэниела, прибил к дереву дощечку и нацарапал на ней слова:

«Здесь покоится Дэниел Крамер. Сын, любимый человек, друг. Помним, любим, скорбим.»

— Спи, Дэнни.

Руки дрожали от наступившего голода и усталости.

Все недели Алан практически ничего не ел; все свои сбережения он тратил на выпивку. Но сегодня он решил, что поужинает в местном кафе. И выпьет в память об умерших друзьях.

Закинув лопату обратно в хижину, Алан направился домой.

* * *

Морозный воздух, проникший под одеяло, разбудил Лили. Она еще сильнее закуталась в него и решила сегодня ни за что не вставать с постели. Она взглянула на окно. Белая тюль медленно колыхалась от потока воздуха. Лучи рассвета проникали сквозь стекло. В комнате стало невыносимо холодно. Лили знала, что Лео открыл окно специально, чтобы скорее разбудить ее.

Нехотя Лили поднялась с постели вместе с одеялом, быстренько захлопнула окно и вернулась в постель.

Надеясь еще раз уснуть, Лили уже закрыла глаза, но в комнату вошел Лео. Лили сделала вид, что спит.

— Детка, ты спишь? — спросил Лео, запрыгнув в постель. — Лили? Малыш?

Потянувшись, Лео тихонько взглянул на ее лицо. Несколько мгновений он смотрел на нее, а потом встал с постели. Он тихонько прокрался к прикроватному столику и взял ее телефон. Убедившись, что Лили не проснулась, он выскользнул из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Лили тут же открыла глаза. Сердце забилось бешено и громко. Она вскочила с постели и на цыпочках подошла к двери. Она прислушивалась к голосам, но их не было слышно. Она тихонько открыла дверь и спустилась по лестнице. В гостиной горел камин, на кресле рядом с камином сидел Лео и с кем-то разговаривал с ее телефона. Она напрягла слух, чтобы что-нибудь расслышать.

— …Хорошо, закопайте его где-нибудь. Пока.

— С кем говорил? — спросила Лили, незаметно подкравшись сзади, Лили обхватила его шею руками и прикоснулась губами к щеке.

— Прости. Звонил соседям с твоего номера. Мой телефон сел, не успели договорить. Представляешь, умерла наша собака.

— Собака? Соседи в Хайгейте?

— Да, кто-то отравил ее. Нелюди.

Лео поглаживал руки Лили.

— А ты не хочешь вернуться туда? — спросил он. — Там твой…

— Нет, — коротко и ясно заявила Лили и высвободилась из объятий. — Приготовлю кофе.

— Хорошо…— сказал Лео виновато и зажмурился от собственной глупости.

Остаток утра они провели за завтраком и к теме Хайгейта больше не возвращались.

Серое промозглое утро сменилось серым промозглым днем, ну а вечер был еще угрюмее и ветреннее. В планах Лео было отвезти ее в горы, показать местные красоты, устроить пикник и, возможно, задать ей главный вопрос. Но погода ни у кого не спрашивала, какой ей быть, поэтому пришлось выбирать столик на двоих на вечер.

Он прекрасно знал, что Лили откажется от такой затеи, аргументируя это тем, что можно так же поужинать дома.

В связи с этим он просто решил ей не говорить, куда они поедут.

— Ты прекрасно знаешь, я не люблю рестораны, — проговорила Лили, пытаясь включить свой ноутбук, сидя на полу у камина.

— Как ты узнала, черт возьми? — удивленно сказал Лео, который только что вошел в гостиную.

— Лео, прости, но, кажется, я не совсем разделяю твои... — Лили вскрикнула и отскочила от стола, ударившись током. — Черт! — выругалась она, потирая место удара.

Почти исчезнувший шрам разболелся еще больше, казалось, что руку режут старой пилой. Лили прижала руку к себе, зажмурившись от боли.

Лео подбежал и осмотрел ее. Видимых повреждений не было.

— Все в порядке, — отмахнулась Лили.

— Точно? Ты выглядишь...

— Все хорошо, — грубо ответила Лили. Но после взглянула на него и добавила: — Правда, все нормально.

Она повернулась к ноутбуку и осторожно пыталась рассмотреть его.

— Давай все же я, — Лео мягко отодвинул ее за плечо и принялся рассматривать устройство. — Так что ты не разделяешь? — спросил он, не отрываясь от ноутбука.

Но Лили молчала.

— Малыш, ты можешь не разделять мои чувства, можешь скрывать их, можешь лгать мне. Но ты не можешь обмануть себя. Я уверен, ты хочешь жить нормальной жизнью, и я знаю, что у тебя получится.

— Получится, но не с тобой, — ответила Лили, затем встала с пола и села на диван. Руки дрожали. Разговаривать не было никакого желания, но ей нужно было связаться с отцом, а свой телефон она не могла найти уже со вчерашнего вечера. И с новым ноутбуком случилась беда. Все складывалось не в ее пользу. Ей в голову закрадывались нехорошие мысли.

— А вот это было грубо, — сказал Лео, не оборачиваясь.

— Прости, но я не знаю, как это можно выразить иначе, — проговорила Лили.

Она сомневалась во всем, что ее окружало.

Лео сжал кулаки и зажмурился. Он не мог оставить все так.

— Лили, — Лео повернулся к ней. — Я, возможно, тороплю события... — он осторожно присел рядом с ней на диван. — Но ведь нам некуда торопиться, мы можем все исправить.

Он потянулся к ней и нежно взял ее за руку, прижимаясь все ближе и ближе, его голос становился все тише и тише.

— Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо, — прошептал Лео.

Он нежно начал целовать Лили в шею.

И она не стала сопротивляться. Она невольно оказалась в плену его нежных объятий, не замечая его обман.

* * *

Страшный снегопад обрушился на город, заметал тротуары, крыши и дворы.

На темной улице перед домом Бадоевых остановилась машина. Человек, вышедший из нее, несколько минут озирался по сторонам, затем вошел в дом.

Гарри Уотсон стоял в ярко освещенной прихожей. Он сразу заметил, что дом давно пустует. В доме было холодно.

Гарри вошел в гостиную. Жизнь, мирно протекавшая в этом доме, будто вмиг остановилась. Книга, раскрытая посередине, которая уже никем не будет дочитана, и чашка недопитого кофе одиноко стояли на столике.

Гарри устало оглядел комнату и направился в кабинет по темному узкому коридору.

Слева у стены в кабинете стоял деревянный шкаф, резные дверцы которого были широко распахнуты. Маркус любил свою коллекцию виски. Нужна была веская причина опустошить ее.

Справа рабочий стол Маркуса был завален старыми фотографиями, а переполненная пепельница с пустым бокалом, отлично сочетавшиеся друг с другом, бесцеремонно стояли прямо на них.

Гарри присел на стул и осторожно взял ту фотографию, чей уголок едва виднелся.

На ней были изображены все семейство Бадоевых и Гарри со своей покойной женой.

Он долго рассматривал счастливые лица. Улыбки тех, кого уже нет в живых, ранили слишком сильно его больное нутро. Он горько улыбнулся и, отправив фотографию во внутренний карман пальто, с тяжелым сердцем поднялся с места.

Он прекрасно знал, где мог быть Маркус.

Гарри снова пересек гостиную и вошел на кухню. Дверь, ведущая на задний двор, была открыта настежь. Внутрь намело много снега.

Неподалёку лежало упавшее колесами вверх инвалидное кресло. Воображение Гарри уже представило всевозможные способы убийств, но ничто из его предположений не сравнилось с тем, что он увидел, открыв дверь.

Гарри закрыл глаза от ужаса. Столько смертей он видел за годы войны и во время службы в полиции. Но эта смерть была слишком страшной и слишком несчастной. Старик не сдержал стона. Он схватился за сердце и, осторожно ступая, подошел к телу Маркуса. Гарри снял свое пальто и накрыл его. Дрожащими руками он набрал номер в телефоне.

Он выбрал: прежде рассказать обо всем внуку.

* * *

Вернувшийся в Хайгейт холод в начале марта разогнал всех жителей с улиц по домам. Устоявшаяся на протяжении нескольких недель солнечная теплая погода сменилась метелями и морозами.

Фамильный дом Алана обветшал, был неотапливаемым и сырым. Единственным источником тепла служил старый камин в гостиной.

В первый день своего приезда Алан растопил камин своими силами, сунув в него старый сломанный стул из столовой. На нем как раз сидел Лео на ужине в день похорон его матери.

Сегодня, когда плохая погода опять напомнила ему о его намерениях, Алан надел свою любимую белоснежную рубашку, темные брюки и пальто. Этот вечер, возможно, последний в его жизни, он решил провести за вкусным ужином в ресторане. Выйдя из дома, Алан сел в машину и отправился ужинать.

Хайгейт вызывал у него странное чувство. Когда он впервые приехал сюда, он не нравился ему, он хотел как можно скорее покинуть это место. А как только покинул, захотел вернуться. Два года он отказывал себе в этом. А теперь он здесь, но чувства удовлетворения не было. Его не было ни от еды, ни от выпивки, которую он так усердно употреблял, чтобы почувствовать хоть малейшее опьянение. И даже от захватывающих видов не было восхищения. Все это заменила тоска по прошлому. По прошлой жизни. Как будто все, что происходило после смерти Роуз, было кем-то придумано. Все должно было произойти не так. Это не его жизнь. Не его выбор. Ему все это навязали, дали в руки и бросили с этим. Он не мог так дальше жить.

В потоке мыслей он не заметил, как оказался у ресторана.

Там у входа его встретил администратор и проводил к столику.

Уютный зал согрел его и слегка поднял ему настроение. В ресторане было полно людей. Все они мирно общались. Алан разглядывал их лица, пока шел. Улыбки, взгляды, смех и разговоры чужих людей на миг вызвали в нем обиду. Ему стало обидно, что эти люди наслаждались своими жизнями, в отличие от него, которому скоро предстояло эту жизнь прервать. Он так хотел всем объявить об этом. Чтобы все в этом зале вдруг взглянули на него и принялись отговаривать от этой мысли. Но, конечно, он не стал ничего делать. Он молча устроился за свои столиком.

Посреди зала располагалась небольшая сцена, на которой готовились к выступлению музыканты.

Алан, сидевший в центре зала, будто впервые увидел музыкальные инструменты, он долго глядел на музыкантов, пока их не заслонил собой подошедший официант.

— Приветствую вас в нашем ресторане, меня зовут Александр, сегодня я буду вашим официантом. Что будете заказывать? — произнес официант, слегка поклонившись.

— Ваше самое дорогое блюдо и вино, пожалуйста.

— Могу я предложить вам салат и десерт?

— Нет, спасибо, только основное блюдо.

— Благодарю за заказ.

Официант удалился, и Алану вновь открылась сцена. Теперь на ней стояла еще и девушка. Она оглядела зал и остановила свой взгляд на Алане.

Спокойно переведя взгляд на соседний столик, девушка кивнула стоящим сзади музыкантам, и те начали играть.

В зале на мгновение стало тихо. Заиграла музыка.

Музыка была грустной, но ритмичной. А голос девушки, высокий и мелодичный, напевал слова:

Когда придет весна, когда растает лед в твоей груди,

И губы, что не знали ласки,

Вновь прошепчут мне горькое "прости",

Я буду рад весне и этой сказке,

Которой не произойти.

Ты обретешь покой, а я усталость.

Но этого уж не узнаешь ты;

Когда придет весна и лед растает,

Когда услышу горькое "прости".

Алан, не заметив, как принесли блюдо, с легким нетерпением принялся за свой ужин. Он не отрываясь глядел на девушку на сцене.

Когда песня закончилась, он положил приборы на белоснежную салфетку и громко, но медленно зааплодировал, глядя певице в глаза.

Но, казалось, девушка была не в настроении слушать овации, прогремевшие по всему залу, она торопливо ушла за кулисы.

Алан отметил это и вернулся к своему ужину.

Алан наслаждался вкусом сочной отбивной и дорогого вина. Сейчас он чувствовал все чуть острее. Вкус еды стал ярче. Но он игнорировал разгорающийся энтузиазм внутри себя, думая лишь о своем намерении.

Отвыкнув от хорошей еды, Алан быстро насытился. Он оплатил счет и вышел из ресторана.

Закурив сигарету, стоя на ступенях перед входом, он понял, что забыл на столе свой телефон.

Он неторопливо докурил, бросил сигарету в урну и повернулся к двери. Неожиданно для него он столкнулся с той самой девушкой. Он учтиво пропустил ее, указывая жестом на выход. Девушка слегка кивнула головой и выбежала из ресторана. Аромат ее духов нежным порывом донесся до Алана. Он проводил ее взглядом, закрыл входную дверь и двинулся вслед за ней.

Девушка не сразу услышала его шаги.

— Я не знакомлюсь, — заявила она не оборачиваясь.

— Я лишь провожу Вас до машины, неужели вы не слышали о маньяке? — заговорил Алан.

— Это вы о себе? — с сарказмом ответила девушка.

— Один ноль в вашу пользу, — улыбнулся Алан.

— Я не одна, не беспокойтесь, — повернувшись ответила девушка. Ее мимолетная улыбка понравилась Алану.

— Хотя бы назовите ваше имя, — сказал Алан, замедляя шаг.

— Диана.

— Прощайте, Диана, — с очаровательной улыбкой произнес Алан и развернувшись зашагал прочь.

— А как же имя маньяка? — крикнула она ему вслед.

— Алан, маньяк по имени Алан, — не оборачиваясь, ответил он.

Вернувшись домой, Алан загнал машину в старый гараж отца. Ему нравился гараж. Обветшалые стены все еще сохранили на себе старые плакаты и календари. Здесь пахло моторным маслом, бензином и многолетней сыростью. Алану казалось, что отец прожил такую счастливую и долгую жизнь. Он с завистью разглядывал фотографии, которые находил в доме и здесь, в гараже.

Он вспоминал свою прошлую жизнь каждую минуту. Он умирал от тоски по ушедшему.

Сна не было ни в одном глазу.

Такой важный шаг впереди. Он ждал, когда наступит полночь. Тогда он сядет в машину, достанет пистолет из бардачка и взведет курок. Он еще был не уверен, куда выстрелит: в висок или сунет ствол в горло. Предстояло сделать выбор.