Дети индейского кладбища (джен)

Сьюзи девять, и у нее умер кролик.

Его звали Арти, и больше, чем его, она любила только папу. Правда, сейчас папу любить совсем не хотелось, ведь он даже не попытался утешить ее, рыдавшую несколько часов кряду над телом зверька. Когда папа спустился с чердака, Сьюзи его даже не заметила.

— Долго ты плакать над ним всё равно не сможешь, Арти нужно похоронить, — его грубоватый голос раздался прямо над ухом.

Сьюзи это прекрасно понимала. Она протянула кролика папе.

— Ты закопаешь его в саду, пап? — и она, не сдержавшись, разразилась новыми душащими рыданиями.

Она продолжала не понимать, отчего папа такой равнодушный и словно бы даже чужой. Он ведь сам любил Арти: всегда угощал морковкой с грядки и построил ему загон для прогулок во дворе.

— Нет уж, дочка, — он присел рядом, погладил по голове. — Арти ведь был твоим кроликом. Я говорил тебе, когда покупал его. Ты будешь кормить его, будешь убирать за ним. И вот он умер, и настало пора похоронить его. Тебе.

Папа говорил легко и смотрел ей прямо в глаза. Сьюзи оглушило пониманием — он не поможет ей. Она проглотила болезненный комок в горле. Встала с колен, пошатываясь. Глаза застилали горячие слезы.

— Я зак-копаю его под елочкой, которую ты в прошлом году посадил, па.

Рука отца сжала ее плечо почти до боли.

— Нет. В лесу же есть специальное кладбище, сходи туда. Сможешь сделать Арти замечательную могилу, самую настоящую, поставишь крест. Выйдет просто замечательно.

У Сьюзи от слова «кладбище» колени задрожали. Кладбище. Это же значит…

Мертвецы. В земле. Кости. Разлагающиеся тела.

Она могла лишь дойти до тропинки, уходящей в тёмные заросли деревьев, и останавливалась. Боб смеялся над ней, а она не выдерживала и убегала домой — видеть плохие сны о страшном месте.

— Но я боюсь! — выкрикнула она, разворачиваясь к папе. Отступила на шаг. — Я не пойду туда.

— Арти бы хотел подобающих похорон, дочка, — папа нахмурился и сложил руки на груди. — Ты ведь любила его? Так уважь после смерти. Это будет правильно. В кладбищах нет ничего страшного, не выдумывай, позови ребят сходить вместе с тобой, пусть мальчики помогут выкопать яму.

Слова отца приобретали смысл. Сьюзи уже не видела другого выхода. Соседские ребята и впрямь могли помочь ей. Даже Боб.

— Вот, принёс тебе кое-что, — папа взял с комода белый предмет, который, она видела, положил туда, сойдя с лестницы.

Сьюзи уставилась на него, не моргая.

Маска кролика смотрела на неё в ответ пустыми глазницами.

— Чтобы тебе было веселее, — улыбнулся папа. — Старая традиция городка. Вроде пошла от индейцев, а ты ведь знаешь…

— Мы не индейцы, пап!

Папа любил говорить, что их предки были индейцами и они имеют право на все индейское. Но в доме у них все было американским, да и вообще, индейцы носили ободки с перьями, а у папы Сьюзи такого не видела. Миссис Роберст, правда, иногда называла её «вождём Чероки» и смеялась.

«У тебя индейский разрез глаз, — говорила она, — и они тёмные, как бутылка с вином, которая передаётся в моей семье пять поколений».

Сьюзи взяла маску кролика двумя пальцами и сказала:

— Это глупо.

Маска казалась насмешкой.

Ребята, когда пришла, не разделили её мнения, и Сьюзи стало стыдно за папины бредни.

— Я тоже хочу маску! — выкрикнул Боб, и другие последовали его примеру.

Сьюзи скрежетала зубами, наблюдая, как ребята с восхищением разглядывают маски. Четыре штуки, по одной на человека.

— Давай, Сьюзи, — папа помахал маской остроухой рыжей собачки у неё перед носом. — Видишь, всем понравилось. И ты перестала плакать.

Белая морда кролика, с облупившейся краской на краях, выглядела как часть наряда на школьном спектакле, но отчего-то казалась живой. Аккуратно положив Арти на табуретку, Сьюзи натянула маску, закрепив резинки за ушами. Она сделает это только ради папы.

— Представь, что маска спрячет тебя от твоего страха. Он не увидит тебя и пройдет мимо, — шепнул он ей на ухо, поправляя резинки.

Сьюзи ухватилась за мысль как за спасательный круг.

Через пять минут они шли между деревьев ровным строем. Сьюзи шла второй, неся твёрдого и прохладного Арти на руках. Маска всё норовила сползти на глаза. Слёзы высохли, а коленки не тряслись. Сьюзи прислушивалась к собственному сердцу, его мерные удары заставляли чувствовать лёгкость где-то в животе.

Она и правда не боялась, хотя тропинка успела почти закончиться.

Томми бил в маленький барабан. Сьюзи собиралась шикнуть на него за то, что он притащил сюда эту громкую неуместную штуку, но это как-то вылетело из головы. Последние минуты вообще смазались, превратившись будто в воспоминания о давно прошедшем. Сьюзи даже не помнила, отчего не надела обувь перед тем, как выйти из дома. Трава приятно холодила ступни.

Кладбище расстелилось перед ними цветастым пледом. Замолк барабан, заскрипели ветви старых деревьев. Сердце так и не забилось быстрее, при взгляде на могилы, улегшиеся на земле спиралью. А ведь Сьюзи никогда ещё не рассматривала кладбище так долго. Однажды осмелилась забежать за деревянную табличку, но только глянула на ряд крестов, как тут же ринулась обратно к дому, и всю дорогу ей казалось, что за ней гонится восставший из могилы монстр.

— Закопаем его здесь, — она не потратила и пары секунд на выбор подходящего места.

Боб без промедлений воткнул лопату в податливую землю. Майя принялась собирать камни для памятника и вытряхнула их карманов цветные стёклышки. Сьюзи достала складной ножик, чтобы выцарапать на прибитой к палке доске имя Арти.

— А что там? — Томми ткнул пальцем на завал из веток, похожих на потемневшие кости.

Свежей могилой тянуло любоваться, а главное — Сьюзи больше не хотелось плакать.

— Мне папа запрещает туда ходить, — ровно произнесла она, и никто не сказал больше ни слова.

В тот день каждый из них унёс доставшуюся ему маску к себе домой. Они надевали их снова — на похороны кошек, собак, кроликов, хомячков и даже жабы Томми. И когда они надевали их, то переставали плакать.

Сьюзи пятнадцать, за окном глубокая ночь, а Боб, который стоял прямо возле подоконника, ухмылялся с вызовом.

Сьюзи скрежетала зубами. Боб открыто брал её на слабо.

«Ты слишком труслива, чтобы пойти с нами в лес», — вот что он сказал. Сьюзи уже знала, что не может не пойти, хотя колени дрожали, как в детстве, да и руки незаметно тряслись.

Боб позвал её на старые индейские земли за Кладбищем домашних животных. И все остальные уже согласились. Он помахал у неё перед носом маской собаки, которую она не видела года два, натянул на лицо, мигом перевоплощаясь в полузверя, и прошептал:

— Мы все их наденем. Доставай свою. Так хотя бы никто не увидит, как ты плачешь от страха.

Сьюзи послала его к чёрту и быстро подошла к шкафу. Где-то на дне одной из коробок лежала старая облупленная маска. Руки переворачивали вещи тихо-тихо. Отец убьёт, если услышит или узнает. Он говорил о запрете ходить в лес всего два раза, и оба раза он так смотрел, что Сьюзи и не думала не соглашаться. Но в эту минуту Боб, Томми и Майя ждали её в тени деревьев, с масками на лицах. А когда они надевали маски, они это делали все вместе, единым порывом, идущим из глубин сознания. Правда, они успели забыть об этом за несколько лет, пока не посещали Кладбище.

Через пару минут они дошли до могилок, бренчащих под лёгким ветерком украшениями из стёкол на веревочке и завала из мёртвых ветвей. Впервые за пару лет — все вместе. Впервые без трупа очередного питомца. Кладбище давно перестало пугать. Они своими руками создавали его — ставили кресты, писали имена, украшали памятники, подметали от листьев спиральную тропу. Но от вида переломанных брёвен, закрывающих проход к индейским землям, сердце предательски быстро застучало, возвращая в детство. Ветви и брёвна походили на огромные чёрные кости искорёженного смертью существа. Сьюзи смотрела на них, не шевелясь, пока другие пробовали их на прочность.

Тук-тук-тук.

Ей вдруг захотелось схватить собственное сердце руками, чтобы остановить слишком громкое биение. Кто-то мог услышать. Не кто-то из них четверых.

Кто-то в лесу.

По спине побежали мурашки.

«Индейцы ушли из этих мест, потому что они были прокляты», — рассказывал как-то отец очередную байку. Он изрядно выпил: пил американское пиво, заедая американскими чипсами, и выглядел как типичный американец и вновь рассказывал о своих любимых индейцах.

«Нет никаких проклятий», — отвечала ему Сьюзи.

Когда они взобрались по груде брёвен и вступили в укутанный туманом лес, другой лес, Сьюзи чуть не повернула назад.

— Мы ведь собираемся идти до кладбища? — спросил Томми.

Сьюзи поймала себя на мысли, что узнаёт его лишь по маске кошки, а не по голосу, одежде и росту.

— До какого кладбища? — у неё с трудом получилось скрыть дрожь в голосе.

На самом деле она кое-что слышала, просто не хотела думать, что ребята собираются идти именно туда.

— Да мы вернёмся только к утру, если пойдем туда! — возмутилась Майя, отступая на шаг.

— Как я и думал — девчонки тру-усят. Не следовало ожидать, что вы вправду сможете пойти с нами, — Боб хохотнул. — Пошли, Томми.

Его насмешка вновь заставила Сьюзи сжать кулаки. Она переглянулась с Майей.

— Даже не мечтай. Хотел развлечься — мы идём с вами, — она сложила руки на груди.

Голос, наконец, прозвучал твёрдо. Она не смогла угадать выражение лица Боба под маской, но ей показалось, что он улыбнулся. Он без слов махнул рукой, призывая всех следовать за собой.

Сьюзи никогда не представляла, как выглядит лес по ту сторону заваленной тропы. Ей всегда приходил на ум обычный лес. Да здесь и не могло быть ничего другого. Папа наверняка не хотел, чтобы они ходили сюда, потому что здесь было легко заблудиться. Быть может, и тропу засыпали не индейцы, как говорили многие, а взрослые лет пятьдесят назад, чтобы здесь не бродили дети. А ещё, эта мысль пришла Сьюзи на ум совершенно неожиданно, и она не поняла, как не додумалась раньше, — дикие животные! Ну, конечно! Она сглотнула. Далеко от городка могли водиться волки или одичавшие собаки.

Она чуть не остановилась и не подала голос. Но, глядя на прямую спину Боба впереди, продолжила идти.

Нет уж, она не позволит смеяться над ней. Сюда наверняка ходили и раньше. И никто не умер. По крайней мере, Сьюзи точно не видела в газетах ни одной новости о пропаже человека в лесу.

— Знаете, что там за кладбище? — раздался тонкий голосок Томми.

Сьюзи едва услышала его. В голове на миг появились туманные образы и слова, будто произносимые эхом, но она не могла понять их. Они ждали расшифровки. Быть может, легенды, произнесённой голосом одиннадцатилетнего мальчишки.

— Тут жили индейцы, — начал Томми и выдержал паузу. — У них было кладбище, там они хоронили своих мертвецов, но однажды сюда пришло зло.

Сьюзи против воли окинула взглядом окрестности. Деревья постепенно лишались листвы, и впереди виднелись лишь голые сухие ветви. По земле ватой стелился туман. Вокруг совершенно ничего не росло, кроме редкого мха ржавого оттенка. Недавние мысли про диких животных показались глупостью.

Никто не мог обитать здесь.

— Никто не знает, откуда оно взялось, — Томми снова взял паузу, размышляя, — даже моя тётя не знает. Оно просто появилось, и земля начала… гнить. А мертвецы начали возвращаться. Индейцы ушли отсюда, завалили тропу, и после них здесь остался яростный дух монстра, охраняющего эту землю.

— Глупая детская страшилка! — Боб подпрыгнул и пнул корягу.

Та шлёпнулась в воду.

— Это что, болото? — Майя вцепилась в ближайшее дерево.

— Ну, блин, а зачем я вам сказал надеть резиновые сапоги? — рявкнул Боб, и Сьюзи едва не взмолилась о том, чтобы он говорил потише, таким жутким эхом раскатился по окрестностям его голос.

— Мы все в сапогах! — радостно объявил Томми.

Боб первым зашлёпал ногами по воде.

— Ничего страшного, — пробормотал он себе под нос.

У Сьюзи мурашки бежали по коже, и не только от холода. Она радовалась, что на ней маска. Индейцы, кладбище, мертвецы — она всё это прежде слышала, а быть может, знала изначально. Не понять только, откуда. Туман становился всё гуще, лес окончательно превратился в кости. На гнилой земле ничего не может жить. Здесь могут обитать лишь мертвецы. Правду Томми сказал.

— А тебе родители что-то рассказывали ещё про это кладбище? — она обернулась к Томми, но никого не обнаружила.

Лишь вдалеке мелькнула огромная тень.

Сьюзи показалось, что сейчас она потеряет сознание.

— Томми! — закричала она и услышала собственный крик так, будто сама ещё далеко не отошла от преграды из бревен.

Все обернулись вслед за ней. Майя ухватила её ладонь своей — влажной и холодной.

— Господи, Томми пропал!

— Томми, — слабо позвала Сьюзи, — выходи, это не смешно.

— Успокоились, истерички! — рявкнул Боб. — Развели панику, тоже мне. Томми — трусишка, испугался и убежал домой, вот и всё. Пошли дальше.

— Ты думаешь, он убежал? — Сьюзи почти накинулась на него. — Да с чего бы? Он не казался напуганным!

— Рассказал страшилку и сам испугался, — отмахнулся Боб, — или решил подшутить над нами. Да и плевать! Мы сюда не ради сказок пришли, а на кладбище посмотреть! Он всё равно не потеряется, я показывал ему карту. Она точная — дед дал. Он ходил сюда.

— Ну, ладно, — протянула Майя.

В ней явно снова прибавилось уверенности. Она разжала руку, и Сьюзи чуть было не ухватилась за неё снова.

Они шли ещё с полчаса, и Сьюзи почти успокоила собственное сердце, почти научилась не смотреть по сторонам. Она ничего не видела в мёртвых деревьях. Просто тени, просто ветки так сплелись. Мало ли чего здесь может показаться. Лучше смотреть лишь на спину Боба.

— Видите гору? Почти пришли! — воскликнул он, тыкая пальцем в вершину.

Они ускорили шаг, и тут раздался крик.

Сьюзи сначала подумала, что кричит Томми — пытается напугать их. Запоздало она сообразила — крик нечеловеческий. Мог ли так кричать Томми, напуганный до смерти? Она надеялась, что нет. Не хотела представлять, что могло заставить человека издать такой вопль. Даже Боба звук заставил притормозить на мгновение. Но он лишь неуверенно буркнул:

— Птицы, наверное…

И продолжил путь.

Они не дошли до места, где начинался подъём. Не успели. Майя резко шагнула вперёд, подняла голову к горе, и Сьюзи неосознанно последовала её примеру. Вдвоём они увидели то, что там стояло, и Майя закричала.

Сьюзи не могла разобрать, выкрикнула ли она просто: «Монстр!» или завопила похуже сигнализации. Но её крику вторил другой. Кричало оно. Теперь Сьюзи точно знала, что это оно. Его гигантское черное тело не имело четких очертаний, словно состояло из тумана, а толстые рога, казалось, доставали до небес. Сьюзи не могла различить, двигается ли оно, или в глазах у нее рябит. Но когда монстр сделал шаг с горы и будто повис в воздухе, у Сьюзи не хватило сил даже испугаться. Она лишь сумела выдавить из себя слабое:

— Что, страшно?

Боб схватил её за руку. Сьюзи хотелось смеяться, хотя стоило бы закричать. Нужно бежать. Майя успела уйти далеко, пока они стояли. Хруст ветвей под ногами смолк вместе с диким криком. Лишь они с Бобом не двигались с места, словно их ноги оплели белые сухие ветви. Онемение спало, когда тёмная фигура на вершине шевельнулась. Они рванули так, что, казалось, проходили сквозь деревья. Сьюзи не отпускала руку Боба. Нет, нельзя. Если отпустит — все пропало. Когда они остановились, деревья и туман, казалось, обступали со всех сторон бетонной стеной. Боб сжимал ее руку железными тисками. У Сьюзи больше не осталось сил, чтобы разговаривать. Ветки хрустели под ногами монстра. Сзади. Спереди. Со всех сторон.

Она посмотрела на Боба и увидела его белое, под цвет тумана, лицо без маски. Потерял, когда бежали. Или сбросил. Он смотрел на нее, не моргая. Затем, почти не разжимая губ, произнес:

— Не отпускай руку… Не дай ему…

Он не договорил. Позади него мелькнула темнота, схватила его и рванула в плотный туман. Боб не закричал — завизжал, как визжат шины по асфальту или несмазанные двери. Сьюзи осталась одна в наступившей неожиданно абсолютной тишине.

Прикосновение ко льду обжигает кожу. Запредельный страх заставил Сьюзи перестать бояться вовсе. Она точно ощутила, что перешла грань, за которой сердце вновь забилось медленно, но так гулко и громко, словно падающий шар для боулинга.

— Ну, давай же, — произнесла она сиплым голосом. — Забери меня.

Лес молчал. Сьюзи медленно опустила взгляд и увидела под ногами собачью маску Боба. Она подняла ее и крепко сжала в руках. Туман расступался перед ней.

Открывая путь назад. И она пошла по нему.

Кости. Камни. Болота. Мёртвые ветви.

Подъём на гору.

К заброшенному Индейскому кладбищу.

Когда Сьюзи поднялась, то увидела небольшое плато, заваленное камнями. Она подошла к его краю, и под ногами распростёрся лес. Он нигде не заканчивался и не начинался. Они с ребятами вошли в царство бесконечной смерти — вот что они сделали. За спиной подул ветер, и Сьюзи обернулась.

Тень стояла перед ней. Сьюзи протянула руку.

У Тени не было даже глаз, а пальцы прошли сквозь неё. Тогда Сьюзи всё поняла.

Домой она вернулась под утро, прижимая к груди две маски. Войдя в дом, сразу увидела неожиданно рано вставшего отца, который завтракал на кухне.

— Что случилось? — Он совсем не выглядел взволнованным или злым.

В его вопросе Сьюзи услышала непроизнесённое «что случилось там?»

— Я видела монстра, папа, — она обнаружила, что голос сел. — Он был ненастоящим.

Сьюзен двадцать девять — переломный возраст, окончание молодости. Ее отец умер четыре года назад. Перед самой смертью он сказал ей:

— Если в город придёт беда — иди в подвал, найди старый сундук. И помни о маске.

Сьюзен тогда не поняла, о какой беде речь, но не посчитала слова бредом умирающего человека. После злополучного похода в лес она больше ничего не считала бредом. После той ночи она осталась одна. Никто из прежних друзей больше не приходил к ней, не разговаривал. Томми вернулся домой под утро. Он не помнил, что случилось, смог лишь сказать, что заблудился в лесу. Из города он давно уехал. Боба нашли через два дня — босого, замёрзшего и голодного. Он до сих пор жил в конце улицы. За четырнадцать прошедших лет он не произнёс ни слова.

Родители Майи лишь через год прекратили поиски и похоронили на кладбище пустой гроб.

Ну, а Сьюзен двадцать девять, почти тридцать, и через два квартала от её дома поселилось мёртвое семейство Кридов. Часто они проходили мимо, строили из себя нормальных людей. Она смотрела на них в окно, и они каждый раз чувствовали её взгляд. Их дочка улыбалась ей, а отец махал рукой.

Они знали, что она знала. Они знали, что она будет крепче старика Джада. Они готовились.

Сьюзен знала, что должна что-то сделать, но всё тянула с тем, чтобы открыть тяжёлую дверь в подвал, которую никогда не открывала. Самая дальняя часть дома. Самая тёмная. Дверь можно и не заметить. С тех пор, как папа умер, у Сьюзен так и не появилось ощущения, что она в доме одна. Всегда был кто-то ещё.

Некто скрывался в подвале.

Сьюзен не боялась его. Она вообще ничего больше не боялась. Но ей казалось — стоит открыть дверь подвала, и что-то исчезнет навсегда. Что-то внутри неё. Она медлила, хотела попрощаться. Ей два месяца снился вой и крик — так близко, ближе, чем в лесу. Но она спустилась в подвал, лишь когда в груди захрустели толстенные ветви. Когда лес завыл, предупреждая об опасности. Сьюзен проснулась глубокой ночью, прекрасно зная — именно эту ночь избрали Криды, чтобы прийти к ней.

Не открывавшаяся десятилетиями дверь поддалась без скрипа. На ступеньках лежали комья пыли, а на огромном деревянном сундуке, больше напоминающем гроб, — множество тяжелых серых тряпок. Но Сьюзен всё равно с лёгкостью нашла его. Он звал её.

Тот, кто внутри сундука.

В её груди.

В мёртвом лесу.

Она сбила заржавевший замок и подняла крышку. Сердце ухало, низ живота ныл. Наверху скрипнула половица, мяукнул кот. Дорога назад оборвалась.

В сундуке лежал череп оленя с гигантскими ветвистыми рогами. Его чёрные провалы-глаза захватывали взгляд и больше не отпускали. Он приказал Сьюзен сбросить с себя одежду, встать на колени и принять себя в руки, будто дар. Лес выл в её груди. Из далекого прошлого индейцы шептали и пели ей в уши, призывая демона. По древней легенде, Вендиго мог стать сильнейший охотник племени, и сердце его тогда превращалось в камень. Сердце Сьюзен обратилось в камень четырнадцать лет назад.

Она надела череп оленя на голову.

Кости её заскрипели и сломались, будто рухнул мёртвый лес, а затем из белых обломков поднялось чудовище.

На этот раз настоящее.