Дети Локи (джен)

Горячая кровь брызнула ему в рот, чуткие уши заложило от пронзительного многоголосого крика. Волк недовольно тряхнул головой и посмотрел на умирающего юношу, которого он повалил на землю. Острые клыки оставили рваную рану на горле и раздробили кости гортани, так что больше кричать он не будет. На побледневшем лице жертвы застыла маска страха. Руки, что недавно пытались отбиваться от зверя, безвольно лежали вдоль тела. Волк кинул последний взгляд на лицо юноши, казавшееся ему смутно знакомым, и спустился к его животу, чтобы добраться до самых сочных кусочков.

Но едва зверь успел прогрызть кожу, воины, что с самого начала наблюдали за происходящим, спугнули его. Волк зло зарычал, поджав уши. Воинов было слишком много, они были одеты в стальные шкуры и имели при себе оружие. Сражение было рискованным. Волк огляделся и ринулся в единственную лазейку — над головами богов. Убедившись, что за ним не гонятся, зверь скрылся в зияющем проходе пещеры.

Оказавшись на безопасном расстоянии, волк обернулся. Издалека он видел, как из вспоротого живота юноши извлекают кишки. И мужчину, что не просит о милосердии, опутывают внутренностями между трёх каменных плит. И женщину, в чьих руках глубокая глиняная чаша, душат беззвучные рыдания при виде неумолимых судей.

Волк присел на холодный камень и заскулил. Зверь вдруг вспомнил, отчего лицо жертвы было ему столь знакомо. То был его брат-близнец Нарви. Волк вспомнил и своё имя — Вали. Они были детьми бога Локи, которого жестокие асгардцы повязали кишками собственного сына, и богини Сигюн, что подставила чашу над лицом супруга, дабы яд змеи, которую подвесили наверху, не жёг его.

Волк Вали разглядел лица богов, участвовавших в казни. Зверь тяжело вздохнул, и облачко пара вырвалось из пасти. С его морды всё ещё капала кровавая слюна, отмечая его, как братоубийцу. Но он стал таковым не по своей воле.

Пора было уходить, до того, как великанша Скади или Тор Громовержец объявят на него охоту. Но он собирался вернуться, когда придёт время. Вали-волк скрылся в коридоре пещеры, с каждым шагом всё более чувствуя себя человеком…

Вальтер вздрогнул и проснулся. Холодные мокрые дорожки пролегли от уголков его глаз до ушей. Ощущение было не из приятных. Вальтер высвободил руки из-под толстого пледа и утёр лицо. Обычно он не позволял себе плакать, но контролировать себя во сне не мог. Вальтер хотел было сесть в кровати, чтобы окончательно проснуться и расстаться с кошмаром, но огромная чёрная тень взгромоздилась на него и прижала к матрасу. Тень принялась лизать его лицо мокрым языком, сопровождая это действо жалобным скулежом.

— Фенни, фу, отстань, — Вальтер попытался освободиться, но не мог вытащить руки, чтобы противостоять своему огромному псу. — Фенни, перестань, я в порядке!

Фенни, огромный чёрный кобель, помесь овчарки и волка, отстранился от мужчины, облизнулся и довольно гавкнул. Умные, бледно-жёлтые глаза изучали лицо хозяина, ища на нём признаки тревоги. Вальтер улыбнулся своему другу, стараясь забыть о тех вещах, которые его печалили. Пёс ещё раз удовлетворительно рявкнул. Мужчина усмехнулся: в который раз он порадовался, что живёт в частном доме. Лай Фенни мог пробудить мёртвого.

Кое-как вытащив себя из-под собачьей туши, Вальтер встал с постели и накинул тёмно-синий халат, который оставил на спинке кровати перед сном. Мужчина подошёл к балкону и раздвинул плотные шторы. Снаружи было уже светло. Валил мягкий пушистый снег, превращая пейзаж за окном в сплошную белую пелену. Вальтер вышел на балкон и поёжился. На перилах лежал холмик снега. Вальтер захватил его ладонями и опрокинул себе на лицо. Кожу защипало, но это было то, что нужно, чтобы окончательно разделить реальность и сон.

Фенни, который всё это время стоял на пороге между спальней и балконом, так и не решив, куда ему идти, заворчал, привлекая внимание хозяина. С хитрой улыбкой Вальтер зачерпнул ещё пригоршню снега и опрокинул его на пса. Фенни встряхнул головой, избавляясь от снежинок на своей макушке, и чихнул.

— Да, такой чих мог бы вызвать лавину в горах, мой друг, — посмеялся Вальтер, подойдя к псу и потрепав его мокрый от снега загривок. — Идём завтракать.

Слово «завтрак» Фенни понял хорошо и тут же отступил назад, давая хозяину дорогу. Хвост пса бешено закрутился. Вальтер почувствовал, как в его желудке заныло от голода. Видимо пропустить вчера ужин было плохой идеей, поэтому ему снился кошмар. Вальтер повёл своего друга на первый этаж, на кухню. А если быть точным, это Фенни повёл хозяина, ибо вырвался вперёд ещё на пороге спальни.

Несмотря на собственный голод, Вальтер первым делом накормил пса. По приказу старшей сестры Фенни ел только свежее мясо, овощи и крупы, а пил фильтрованную воду. Сухие корма были под запретом, а недостающие витамины приобретались в аптеке строго под контролем частного ветеринара. По сравнению с рационом Фенни, завтрак Вальтера выглядел очень скудно: пара кусков ржаного хлеба, полоски ветчины, два варёных яйца и чашка чёрного кофе с повышенной дозой сахара.

Вальтер ел не спеша, задумчиво рассматривая свой чёрный прямоугольный смартфон, лежащий на столе перед ним. Фенни уже смёл свою порцию и примостил огромную лохматую голову у хозяина на коленях, выпрашивая вкусности со стола. Обычно Вальтер дразнил пса, укорял его за прожорливость, а потом всё же давал одну полоску ветчины. Но сегодня мужчине было не до игр с домашним питомцем.

Кошмар не оставлял Вальтера. Он умел распознавать знаки судьбы. Сон был не просто бредом, выбравшимся из закоулков подсознания, это было знамение. Пора было действовать, и начать стоило со звонка старшей сестре. Вальтер быстро закончил завтрак, думая уже не о насыщении, а о предстоящем разговоре, затем кинул грязную посуду в мойку и схватил со стола мобильный. Торопясь и чуть не снеся с пути Фенни, мужчина подошёл к окну. Открыв список контактов, он отыскал заветный номер и нажал кнопку вызова.

Вальтер стал считать гудки с замиранием сердца. Спустя пять гудков хриплый женский голос на другом конце ответил:

— Доктор Локдоттир у телефона.

— Хельга, как я рад тебя слышать, — вместо приветствия сказал Вальтер. В его голосе и правда прозвучала радость. За столько лет сводная сестра могла бы определить его номер в чёрный список.

— Не могу сказать тебе тоже самое, — отозвалась Хельга. Её официальный тон исчез. Теперь Вальтер услышал настоящий голос сестры — напряжённый и смертельно уставший. — Чего ты хочешь? Что-то с Фенни или ты снова прогорел на бирже и тебе требуется материальная поддержка?

Услышав своё имя, Фенни подал голос и завилял хвостом. Но поняв, что им никто не интересуется, волкособ лёг у ног Вальтера.

— Ты и так взяла на себя большую часть моих расходов, Хел, я не могу злоупотреблять твоей щедростью, — произнёс Вальтер, погладив Фенни по макушке. — Последний раз я прогорел так давно, что не помню когда. Теперь я грамотен в финансовом вопросе, и больше не рискую. И никогда не экономлю, особенно на Фенни. Ты доверила его воспитание мне, я должен быть благодарен.

— Тогда зачем ты звонишь? Уж не соскучился ли ты по мне? — Хельга хохотнула в трубку.

— Не прикидывайся, — Вальтер вдруг стал серьёзен. — Ты тоже видела сон.

— Видела, — призналась Хельга, уже без смеха. Она напряглась, и это отразилось в её голосе. — Но я никогда не придавала ему такое весомое значение! Эти сны снятся нам раз в несколько лет, но это лишь старые воспоминания мира! Это в прошлом.

— В прошлом, как и мой брат, — с отчаянием прошептал Вальтер, закрыв глаза. Перед его внутренним взором встало знакомое лицо. — Умоляю, помоги мне вернуть Нормана. Разве я многого прошу? А когда мы снова будем вместе, твоя помощь уже не понадобится…

— Ты прекрасно знаешь, что ничем хорошим это не кончится, — может быть Хельга и сочувствовала сводному брату, но недостаточно для того, чтобы исполнить его просьбу. — Я не стану нарушать законы природы и тебе не советую…

Хельга сбросила вызов. Услышав монотонные гудки, Вальтер отложил телефон на подоконник. Перезванивать не было смысла. Теперь сестра ещё долго будет его игнорировать, при этом исправно перечисляя деньги на его банковский счёт.

— Ну что ж, мы всё равно поедем навестим брата, а заодно заглянем и к сестричке, — оптимистично заявил Вальтер, посмотрев на Фенни. Пёс, лежавший на полу в ожидании, когда его выпустят погулять, завилял хвостом.

Вальтер открыл для Фенни дверь на задний двор, чтобы пёс мог вдоволь наиграться в сугробах и сделать свои грязные дела, пока его хозяин собирает вещи в дорогу.

Вальтер и Фенни жили в Норвегии уже больше десяти лет. Изначально Хельга купила им квартиру в Швеции, в получасе ходьбы от её собственного дома. По выходным Хел брала Фенни к себе, освобождая Вальтеру время для его нужд. Но проживание поблизости не дало плодотворных результатов. Вальтер был так настойчив в своих просьбах о брате, что Хельга не выдержала. Они разругались в пух и прах, не разговаривали месяц, а потом Хел вдруг позвонила и вместо извинений сказала Вальтеру адрес его нового жилья в городе Будё. Благо, сестра разрешила Вальтеру и дальше ухаживать за псом, считая, что огромному волкособу будет скучно в её небольшом доме в центре города, пока она сама сутками пропадает на работе. Вальтеру пришлось смириться с этим решением.

Вальтеру и Фенни нравился их небольшой двухэтажный домик. Он был лишён излишеств, оформлен в пастельных тонах, а большую часть мебели Вальтер приобрёл в ИКЕА. Вал не имел постоянной работы, а его доход, не считая отчислений Хельги, составляла прибыль от манипуляций на бирже. С соседями хозяин и его пёс не были знакомы, да и в общем наличием друзей похвастаться не могли. Но одинокими они себя не чувствовали. У Фенни были Вальтер и Хельга. У Вальтера были Фенни и брат. Пускай утерянный, но он был.

Вальтер вернулся в спальню и открыл двери в гардеробную. На случай внезапного отъезда или несчастного случая у него имелась собранная сумка. Вальтер выудил её из крайнего шкафа и переложил на кровать. Требовалось проверить содержимое. В тёмно-зелёной спортивной сумке без лейблов лежал дорожный косметический набор, две пары чёрных джинсов, классическая белая рубашка, белая футболка, чёрные кроссовки и тонкий кожаный ошейник с поводком для Фенни. В боковом кармане нашлись копии документов: паспорта, в том числе ветеринарный, и водительское удостоверение. Копии лежали в папке вместе с двумя магнитными ключами — от квартиры Вальтера и от служебной зоны медицинского центра, в котором работала Хельга.

Вальтер вытащил на кровать одни джинсы и рубашку. Не было смысла тащить столько вещей, если он всё равно собрался заглянуть в свою стокгольмскую квартиру. Зато нужно было положить собачьи игрушки, лакомства, витамины, таблетки от тошноты и снотворное. На всякий случай Вальтер взял и человеческие медикаменты. Кто знает, как он перенесёт полёт, и сможет ли спать грядущей ночью.

Вальтер оделся и отправился в ванную, чтобы привести себя в порядок перед поездкой. Но зайдя в тёмную комнату, он застыл на пороге, не торопясь включать свет.

— Как это похоже на тебя, Вал, — пробормотал мужчина, обращаясь сам к себе. — Ты с рождения был слабаком, им и остался.

Собравшись с духом, Вальтер щёлкнул выключателем и оказался лицом к лицу со своим отражением в зеркале. Холодный электрический свет придавал его рыжим волосам каштановый оттенок, зелёным глазам глубины, а бледной коже лица синюшность. Губы были плотно сомкнуты, брови — сдвинуты к переносице. Стрижка с удлинённой чёлкой и выбритыми висками и руническая татуировка на правой стороне шеи отличали его от брата-близнеца.

Вальтер подошёл ближе к зеркалу и упёрся ладонями в края раковины, расположенной под ним. Мужчина повернул голову налево, чтобы лучше рассмотреть руны, напоминающие ему о цели. Руна «Анзус» означала ожидание — жди знака, для свершения задуманного. Под ней была наколота руна «Манназ», что обозначала скрытность и велела вести себя скромно и неприметно. И чуть ближе к затылку большая руна «Кано» — победа во всех делах*. Чернила яркие и чёрные, как первородный хаос.

Вальтеру потребовалось больше десяти минут для того, чтобы расслабиться и вспомнить, зачем на самом деле он пришёл в ванную комнату. Он почистил зубы, умылся и причесался. Бриться не было нужды — благодаря генам отца волосы на лице у него почти не росли. Завершив приготовления, Вальтер взял с кровати свою сумку и мобильный телефон и спустился вниз.

Совершив пару звонков — в аэропорт и в службу такси, Вальтер вышел во двор, чтобы позвать Фенни. Пёс явился в дом мокрый от снега и довольный. Пока волкособ стряхивал влагу на коврик в прихожей, Вальтер одел тёплую куртку и зимние ботинки. Поздняя осень в Швеции была сурова.

Перелёт из Будё в Стокгольм был для Вальтера и Фенни привычным. Совместными вложениями Вальтер и Хельга обеспечили себе наличие личного самолёта. Их рейс обслуживали пилоты и бортпроводники из частной компании, занимающейся пассажирскими перевозками. Один такой рейс обходился в три раза дороже, чем бизнес-класс на любом другом самолёте, но зато Фенни летал в салоне вместе с хозяином, а не в запертым в клетке багажного отделения, напичканный снотворным.

Вальтера и Фенни тепло поприветствовали в аэропорту. Пока мужчина проходил регистрацию и таможню, Фенни был обследован ветеринарным врачом. Ни у хозяина, ни у его пса не было выявлено никаких нарушений, и их легко пропустили на борт небольшого самолёта, носившего гордое название Нагльфар*. В начале Вальтеру казалось, что дать такое название самолёту — это забавно и оригинально, но после сотого любопытного вопроса, а не из ногтей ли мертвецов сделана обшивка летающего корабля, он был зол сам на себя. Название менять было поздно из суеверных соображений, ибо все полёты проходили идеально, поэтому Вальтер раскошелился на аэрографию. С тех пор Нагльфар имел цвет слоновой кости, а на его хвосте красовался рисунок драккара под чёрными парусами. Самолёт превратился в местную достопримечательность сразу двух городов и быстро оброс легендами, хорошими и не очень. Оба хозяина самолёта-драккара и их пёс, обладающие весьма специфической внешностью, тоже не остались без внимания любопытных.

На борту Нагльфара их встретили две милые бортпроводницы. Одна из них провела Фенни на его лежанку и тут же подала псу миску с водой. Вторая усадила Вальтера на мягкое кожаное кресло, забрала его куртку и спросила о пожеланиях. Вальтер пожелал, чтобы ему принесли вина покрепче и оставили в покое, а все силы сосредоточили на заботе о Фенни. Обычно Вал мгновенно вырубался, стоило самолёту выйти на взлётную полосу, но сегодня он понятия не имел, сможет ли уснуть.

Стюардесса, которая принесла Вальтеру бокал с вином, предложила расслабляющий массаж. Вальтер осушил бокал в два глотка и, убедившись, что Фенни в надёжных руках, согласился. Он никогда не был против внимания красивых женщин. Стюардесса заботливо забрала бокал, а затем привела кресло Вальтера в полулежащее положение. Последнее, что запомнил Вальтер — шум ветра в турбинах и мягкие прикосновения женских пальчиков, ласкающих его плечи.

Проснулся Вальтер уже в аэропорту Стокгольм-Бромма, в три часа дня по местному времени. Он дремал без сновидений. Разбудила его всё та же милая стюардесса, которая сделала ему волшебный массаж. Она же посоветовала Вальтеру надеть на Фенни ошейник уже в самолёте, во избежание проблем. Мужчина вздохнул и обречённо посмотрел на Фенни, а пёс, игриво наклонив голову, уставился на хозяина. Разумеется, милая девушка желала ему только благ, но она не понимала, что проблемы начнутся, если попробовать нацепить на Фенни ошейник. По причинам, известным только ему одному, Фенни терпеть не мог ошейники, шлейки и намордники во всех их вариациях. В лучшем случае он просто ворчал. В худшем — дрался, кусался, ложился на землю и отказывался идти или наоборот, пёр как танк, таща Вальтера за собой.

Но в этот раз Вальтеру и Фенни удалось договориться. Пока стюардесса, сопровождавшая пса, гладила его, Вал достал из сумки ошейник и застегнул его на лохматой шее пса. Мужчину это изрядно удивило. Даже когда они покинули самолёт, Фенни ворчал, покусывал провисающую петлю поводка, но сорваться не пытался. Или пёс понял, что Вальтер не настроен играться, или хотел сделать ему приятное.

Покинув здание аэропорта, Вальтер взял такси на стоянке. Но назвал он отнюдь не адрес своей старой квартиры, а место работы Хельги. Через тридцать минут машина притормозила у ворот большого медицинского центра со звучным названием «Хельхейм»*. Да, в их семье все уважали старые традиции и обладали тонким чувством юмора. Вальтер расплатился с таксистом и покинул автомобиль, не забыв своих вещей, и выпустил Фенни.

Хотя по сути «Хельхейм» был вовсе не медицинский центр, а огромный центр услуг, которые оказывались усопшим и их родственникам. Уникальный в своём роде. Всё, что могло понадобиться тем, кто столкнулся со смертью, располагалось на шести этажах основного здания и в трёх дополнительных одноэтажных корпусах. В «Хельхейме» можно было заказать поминальную службу, кремацию, похороны на любом городском кладбище или перевозку тела в другой город и за границу. На его территории располагался магазин с атрибутикой для церемоний и морг, в том числе для долгого хранения безымянных тел, которым иногда не хватало места в городских учреждениях. Так же в центре имелись несколько психологов, специализирующихся на проблемах потери близких, и работали коронёры, устанавливающие точную причину смерти. Для неживых клиентов в штате имелись гримёры и костюмеры. Сама же хозяйка «Хельхейма» занималась восстановлением и поддержанием внешности усопших. Доктора центра, так называемые патологоанатомы, воистину творили чудеса. Называть их таким простым словом было кощунством. Как бы ни был изуродован труп, они реконструировали его полностью, используя лучшие материалы, чтобы их клиенты выглядели наилучшим образом на собственных похоронах, а по словам Хельги это был самый важный день в жизни любого человека. Объединив столь масштабный спектр ритуальных услуг, а так же сотрудничая с городскими службами, Хельга зарабатывала едва ли не больше премьер-министра Швеции. Разорение ей не грозило. Люди умирали каждый день.

Вальтера хорошо знали в центре, но каждый раз заходя внутрь он боялся, что сестра закрыла ему доступ. То, что Вальтер был держателем сорока процентов акций от её бизнеса не сыграло бы никакой роли. В конце концов он регулярно получает отчисления, большего желать нельзя. Свидания с Фенни тоже не предлог. Раз в год сестра брала недельный отпуск и сама прилетала в Норвегию.

Вальтер и Фенни подошли к основному корпусу, поднялись на девять ступеней и прошли сквозь крутящиеся стеклянные двери. В большом светлом холле было пусто, если не считать охрану и администратора, каждый из которых был на своём посту. Казалось бы, у такого заведения не должно быть отбоя от посетителей. Но «Хельхейм» представлял собой именно то, что следовало из его названия, и даже звуки с улицы не проникали за его двери.

— А, мистер Локсон, какой сюрприз, — защебетала девушка за стойкой ресепшена, едва Вальтер и Фенни вышли в центр холла. — А мы всё думали, когда Вы снова нас навестите.

Эту девушку Вальтер знал хорошо и даже не спрашивал, кого, кроме себя, она имела ввиду. Светлые волосы, завязанные в пучок, полноватая, но при этом гармоничная фигура, светлые голубые глаза и щёки, розоватые от пудры. Типичная представительница нордической расы с именем, которое носила одна оперная певица. Однако, несмотря на знаменитое имя, эта Биргит петь не умела. И даже от её стонов страсти становилось тошно, Вальтер знал это не понаслышке. Их короткий роман закончился с отъездом Вальтера из страны, но никак не повредил их милому дружескому общению.

— Мисс Нильссон, я рад, что именно Вы нас встречаете, — улыбнулся Вальтер. Он наконец смог снять с Фенни поводок и вернуть его в сумку.

Фенни был рад своей свободе и метнулся к стойке ресепшена. Биргит как раз выходила им навстречу, чтобы подсунуть Фенни диетическую галету. Вальтер усмехнулся: при Хельге этот номер не прошёл бы. Волкособ с умильным выражением на морде умял печенье и готов был попросить ещё одно.

— Где сейчас моя сестра, не подскажете? — вежливо поинтересовался Вальтер, слегка приврав. — Я приехал гораздо раньше, чем планировалось, а потому не застал её дома.

— Доктор Локдоттир уходит очень поздно в последнее время, — прошептала Биргит, покосившись на охранника у противоположной стены. В голосе девушки мужчина уловил нотки сочувствия. — И сейчас она должна быть на операции. Очень много клиентов в последнее время. Неудачные падения, автомобильные аварии из-за гололёда, жертвы горнолыжного спорта и замёрзшие на смерть. Сами понимаете.

— Понимаю, — кивнул Вальтер, изобразив сочувствие. — В таком случае я подожду её внизу, в архиве. Полистаю бухгалтерию за прошедшие месяцы. И если за время моего отсутствия доктор спустится, скажите ей, где меня найти.

— Ну разумеется, — Биргит вернулась за стойку и подсунула Фенни ещё одну галету, когда Вальтер провёл его мимо.

Вальтер прошёл через пост охраны, показал свой пропуск и дал обыскать сумку. Убедившись, что всё в порядке, охранник разрешил ему пройти в служебный коридор, посоветовав держать Фенни покрепче, ибо «никто не станет искать его, если пёс убежит». Вальтер недовольно скривился и пошёл в направлении служебного лифта, демонстративно пропуская вперёд Фенни. Охранник был новичком и даже понятия не имел, с кем разговаривает.

Зайдя в кабину лифта вместе с псом, Вальтер нажал кнопку цокольного этажа. Двери закрылись и кабина с монотонным жужжанием поехала вниз. На цокольном этаже двери лифта открылись в полутёмный коридор. Здесь действительно имелся архив и склад старого списанного оборудования, не увезённого на утилизацию, и дополнительный холодильник на случай переполнения морга. Но всё это мало интересовало Вальтера. Пройдя по длинному коридору до конца, Вальтер нашёл свою заветную дверь и воспользовался магнитной карточкой-пропуском. Такая имелась только у него и у единокровной сестры.

Мужчина прошёл в небольшое помещение, освещённое мутным фиолетовым светом. Унюхав характерный запах озона, Вальтер закрыл собой Фенни, который порывался пролезть вперёд, и прикрыл свои глаза ладонью. Нащупав на внутренней стороне стены выключатели, Вальтер выключил кварцевые лампы и зажёг нормальный свет. Открыв глаза, мужчина проморгался. Теперь комнату, напоминающую операционную, заливал холодный свет галогенных ламп. Фенни проскочил у хозяина между ног и ринулся в центр комнаты, где стояло нечто, покрытое плотным чёрным брезентом.

В помещении было жутко холодно. Вальтер зашёл в помещение, и дверь за ним захлопнулась. Оставив свою сумку у двери, мужчина прошёл к закрытому брезентом оборудованию. Поддев край прорезиненной ткани, Вальтер начал её стягивать. Фенни в это время нетерпеливо вертелся вокруг, принюхивался и мешался под ногами, будто ему тоже не терпелось увидеть то, что было спрятано.

Откинув брезент, Вальтер обнажил сосуд, напоминающий огромную колбу или большой кювез для недоношенных. Нижняя часть кювеза была плоской и стальной, как хирургический стол, и стекло возвышалось над ним как купол. Вся конструкция стояла на высокой платформе, в которой имелась приборная панель. На панели высвечивались цифры обозначающие давление, температуру воздуха и некоторые данные, в которых Вальтер не разбирался.

Сейчас стекло запотело и Вальтер любовно протёр его ладонью в передней части. Пальцы тут же покраснели от ледяной влаги, скопившейся на стенках сосуда. Мужчина склонился над вытертым окошком и посмотрел на безжизненное лицо Нормана. На своё собственное лицо, лицо-близнец, но обрамлённое длинными волосами. Глаза брата были закрыты, кожа посерела, но следов разложения видно не было. Криогенная заморозка трупов в «Хельхейме» была на высоте. Норман будто спал. Из нижней части колбы к его рукам и груди были подсоединены многочисленные трубочки, делая его похожим на киборга на подзарядке.

— Здравствуй, милый брат, — Вальтер тепло улыбнулся, приникнув щекой к ледяному стеклу.Примечание к части* Руна "Анзус" так же означает "Бог" и считается руной Локи, руна "Манназ" — имеет значение "человек" и является руной Хеймдалля, руна "Кано" — так же символ огня и просветления после тьмы.

*Нагльфар — корабль, сделанный целиком из ногтей мертвецов. В Рагнарёк он будет освобождён из земного плена потопом, выплывет из царства мертвых Хель.

*Хельхейм — царство богини смерти Хель в скандинавской мифологии, унылое и мрачное место. Все, кто умерли позорной или болезненной смертью попадали в Хельхейм.

Отложив телефон, Хельга закрыла лицо ладонями и облокотилась на столешницу. Женщину всю трясло от злости, хотя ничего ужасного в её разговоре с братом не было. Но её тело покрывалось мурашками каждый раз, когда Вальтер звонил. Как будто мало было снов, в которых она раз за разом видела события прошлого. Если бы тогда, много лет назад, её не подвела девичья глупость, близости Рагнарёка можно было бы избежать. Но она дала слабину, и всё полетело в тартарары. Возлюбленный, который не отвечал взаимностью, был полностью в её власти, а пророчество исполнилось.

Телефон зазвонил снова. Женщина вздрогнула, и хотела уже отклонить вызов, но красная лампочка на панели аппарата, мигавшая одновременно со звонком, подсказала ей, что звонок внутренний. Она подняла белую трубку и прислонила к правому уху, ибо левое у неё почти не слышало.

— Доктор Локдоттир у телефона, — отозвалась Хельга, откидывая со лба мокрые от пота волосы. Она поймала себя на мысли, что золотистые локоны давно пора было подровнять и подкрасить, чтобы скрыть седину, но времени на это никогда не хватало.

— Хельга, дорогая, спустись, тут клинический случай, я не справляюсь, — промурлыкал в трубку приятный мужской голос, словно приглашая на свидание, а не в операционную.

— Ничего не можешь без меня, да, Барнабас? — улыбнулась женщина собеседнику, хоть он её не видел. — Сейчас спущусь.

Хельга положила трубку на рычаг и включила автоответчик. В ближайшие несколько часов её точно не будет. Женщина встала из-за стола и подошла к высокому зеркалу, которое стояло в углу её кабинета. Зеркало было не роскошью: во-первых, она была хозяйкой «Хельхейма» и должна была выглядеть безупречно, а во-вторых, на работе она проводила большую часть своего времени. И на эту работу требовались все моральные силы, а потому она уже начала забывать о разговоре с Вальтером. Хельга решила, что подумает об этом дома, и, возможно, даже перезвонит брату, чтобы расставить все точки над «i».

Женщина встретилась со своим отражением в полный рост. Она вошла в пору зрелости и была весьма красива для своего возраста: не знала, что такое растяжки и морщины, имела округлую грудь и ягодицы. Бежевая юбка-карандаш идеально сочеталась с бледно-розовой блузой, туфли-лодочки на среднем каблуке выгодно удлиняли стройные ноги. Её волосы, не смотря на седину, были густыми и крепкими. Многие мужчины заглядывались на неё, когда Хельга шла по улицам Стокгольма, но не всякий решался познакомиться. Виной тому были белёсые шрамы, покрывавшие всю левую сторону её лица и тела, и помутневший хрусталик левого глаза. Второй глаз был ясный и зелёный, как изумруд. Создавалось впечатление, что левая сторона её тела была обожжена, но истинную причину происхождения шрамов никто узнать так и не попытался.

Чёткими отлаженными движениями доктор Локдоттир поправила причёску, подколов выбившиеся пряди обратно в высокий пучок. На дверце шкафа, стоящего возле зеркала, висел белый халат, на правом лацкане которого был приколот бейдж: «Хельхейм. Хельга Локдоттир. Главный врач». Накинув его, женщина покинула кабинет.

Пока Хельга шла по длинным коридорам медицинского центра и спускалась на лифте на третий этаж, ей приходилось бесконечно приветствовать своих работников. В их глазах женщина читала уважение и порой даже восхищение. Да, для всех, кто работал в «Хельхейме» она была вежливым, но строгим руководителем, самоотверженно выбравшим такую нелёгкую профессию и полностью положившим на её алтарь собственную жизнь. Однако на самом деле всё было куда прозаичнее — время, которое Хельга могла бы потратить на мужчин, она тратила на трупы. Лиц противоположного пола она отпугивала по многим причинам: сфера работы, жёсткий характер, присущий всем начальникам, перфекционизм и, в последнюю очередь, недостатки внешности. Лишь Барнабас Андерссон был ей близким другом.

Барнабас устроился в «Хельхейм» в первые дни его открытия. Сперва он был коронёром, но Хельга, которая сразу прониклась к нему симпатией, разглядела в мужчине художника. Она предложила ему попробовать себя в скульптурировании тел и сама взялась за его обучение. Трудности не испугали мистера Андерссона, его буквально завораживала работа Хельги и материалы, которые она использовала. Барнабас с воодушевлением принялся за освоение новой профессии и быстро достиг высот. При этом их общение с Хельгой стало не только официальным. Они встречались после работы, ходили вместе обедать или в свободное время болтали в кабинете главного врача. Милый и обходительный мужчина смягчил характер непробиваемой докторши. Парой они не стали, а целовались всего лишь раз, когда решили встречать Новый Год вдвоём. Но тогда Барнабас особенно сильно напомнил Хельге того человека, которого она любила в юности.

Доктор Локдоттир вошла в предбанник главного анатомического зала. Там её ждала униформа: закрытый халат с длинным рукавом, резиновый фартук, толстые латексные перчатки, шапочка, маска и очки. Приняв все меры по собственной защите, она вошла в зал, где Барнабас, чья фигура была скрыта под таким же костюмом, колдовал над трупом молодой девушки. Вокруг него стояли подсвеченные штативы, на которых располагались фото пациентки, и столы с инструментами. Даже издалека женщина заметила, что лоб врача покрыт испариной. Значит дело действительно было сложное.

Посиневшее тело стройной красавицы лежало на хирургическом столе, обтянутом клеенкой. Идеальная форма грудей, тонкие руки, длинные прямые ноги и впадинка между ними придавали бы умершей сходство с куклой, если не считать уродливых посмертных пятен. Рихтовать тут было почти нечего. Пострадало лишь её лицо. Оно было обожжено, вероятно какой-то химией. Кожа слезла, выделив абрис лица, губы и веки разъело, обнажив белые зубы-виниры и незрячие глаза. Хельга недовольно хмыкнула. Барнабас тут же поднял на неё взгляд и приветственно кивнул.

— От чего она умерла? — поинтересовалась женщина, вставая напротив коллеги.

— Ревнивый любовник плеснул ей кислотой в лицо. Не ново, если не учитывать того, что он сделал это дважды. Первый раз, когда она шла по улице, и второй — когда уже упала на землю. И только после этого очевидцы события спохватились, но было поздно. Смерть наступила предположительно от разрыва околосердечной сумки, вскрытия не было, — отозвался Барнабас, явно воодушевлённый появлением Хельги. Его глаза под пластиковыми очками излучали радость. — И теперь молодой вдовец, которому досталась большая часть её состояния, требует, чтобы мы совершили чудо. Ведь покойная была известной моделью, проститься придут многие.

— Для этого мы и нужны, — пожала плечами Хельга. Она повертела её голову, чтобы лучше рассмотреть, прошлась рукой по тёмным гладким волосам. — Так какие с этим проблемы? Искусственной кожи полно. Придется повозиться с глазами и губами, но есть же готовые цельные импланты. Наживляй и вызывай гримёров, они сделают всё остальное.

— Не могу, — развёл руками Барни. Пальцы его перчаток были в крови. — Не знаю, что это была за кислота, но стоит мне только прикоснуться к остаткам её кожи, как ткани тут же расползаются.

Хельга осторожно потрогала пальцами кожу, оставшуюся на лице мёртвой. Действительно, при малейшем надавливании край кожного покрова начал расползаться, как старая тряпка. Было заметно, что в одном месте Барнабас пытался наживить искусственный имплант — там кожа была как бахрома.

— Ненавижу это делать, — вздохнула Хел. Женщина почувствовала, что легко этот день не закончится. — Приблизь стенд с её фото, звони на склад и проси большие лоскуты кожи, искусственные роговицы глаз, импланты губ и век с ресницами. И не забудь волосы подходящего цвета и длины, могут понадобиться. Готовь новые инструменты. Снимем максимум кожи и будем реконструировать лицо заново.

— Я знал, что ты за это возьмёшься, — с благодарностью в голосе сказал Барнабас и отправился выполнять поручение. — Именно твоего хладнокровия мне сейчас и не хватало.

— Перестань относиться к мёртвым, как к живым, — крикнула ему вслед Хельга, а затем повернулась к девушке без лица, лежащей перед ней. — Для мёртвых мы всевластные Боги, а для живых — всего лишь орудие их желаний.

Операция закончилась только через шесть часов. Реконструкция лица девушки была завершена за три часа. Хельга и Барнабас слаженно работали в четыре руки и подменяли друг друга, чтобы позволить себе перерывы. Посмотрев на результаты своих трудов, доктора приняли единогласное решение и дальше наблюдать за пациенткой. Хельга вызвала гримёров со всем оборудованием прямо в анатомический зал.

Гримёр прибыл в компании помощницы и двух крепких санитаров с каталкой, застеленной прозрачной пленкой. Санитары переложили пациентку на каталку и зафиксировали её колёса, чтобы девушка не уехала из зала раньше времени. Вокруг каталки ассистентка гримёра расположила его оборудование.

Барнабас попросил санитаров приволочь ещё одну каталку, чтобы доктора могли сесть повыше и наблюдать за работой гримёра. Несколько часов Хельга и Барни смотрели, как под профессиональной рукой скрываются шрамы, выравнивается синева и замазываются уродливые посмертные пятна. С помощью ассистентки гримёр окрасил кожу девушки краской натурального оттенка из пульверизатора. После этого он поработал над лицом, сделав пациентке макияж и маникюр, в соответствии с пожеланием заказчика.

Когда всё было закончено, и гримёр с помощницей удалились, Хельга и Барнабас вышли из анатомического зала уставшие и голодные. Вызвав по внутренней связи бригаду санитаров, которые увезут тело девушки на дальнейшее обслуживание и уберут зал, доктора вышли в предбанник. Едва шевеля руками, Хельга сбросила с себя рабочий костюм и накинула лёгкий халат. Она чувствовала себя очень несвежей, да и Барни тоже весь пропотел от напряжённой работы. Но оно того стоило. Девушка-клиентка выглядела естественнее, чем на прижизненных фото, по которым была восстановлена её внешность. Заказчик будет доволен, а это означало ещё и хорошую оплату.

Барнабас попрощался с Хельгой, чмокнув её на прощанье в щёку, и поспешно удалился. Час был поздний. Ему надо было торопиться в свою холостяцкую квартиру, чтобы покормить любимых котов-сфинксов. Дождавшись санитаров, Хельга тоже покинула операционную.

Уставшая, но в приподнятом настроении, доктор Локдоттир вернулась в свой кабинет. Автоответчик был пуст. Сменив халат на бежевое пальто с мехом, а туфельки на сапоги-ботфорты в цвет ему, женщина забрала сумочку и прошла к лифту. В коридорах Хельхейма было пусто. Хотя работа продолжала идти. Где-то санитары мыли операционные залы или кабинеты докторов, а где-то вдалеке гудели машины для стерилизации, которыми управлял персонал ночной смены.

Приехав на первый этаж, она никак не ожидала увидеть на ресепшене своего администратора, хотя ночной охранник уже заступил на пост. Женщина за стойкой читала журнал, но уже явно клевала носом.

— Мисс Нильссон, что Вы тут делаете? — строго, но вежливо обратилась к ней Хельга, приблизившись к стойке. — Рабочий день уже давно закончился.

— Доктор Локдоттир, добрый вечер, — слегка нервно поприветствовала её Бригит, вскакивая на ноги. — Я хотела лично сообщить вам, что прибыл мистер Локсон, ваш брат, и Фенни тоже был с ним. Они отправились вниз, в архив, это было днём, но с тех пор они не выходили.

— Всё понятно, вы свободны, мисс Нильссон. И впредь звоните мне, а не сидите допоздна, — сообщила ей Хельга тем тоном, который не терпит возражений, но затем добавила: — Возможно я завтра не выйду на работу, распорядитесь, чтобы следующая смена отдала мой халат в стирку.

— Я передам ваши указания завтра утром, — отозвалась администраторша и начала поспешно собирать свои вещи со стола. — Спасибо, и доброй ночи, доктор Локдоттир.

Хельга ужасно гневалась на брата, ибо никто не смел приходить к ней без приглашения, а Вальтер уже в который раз вытворял это. Женщина как фурия пролетела мимо охраны в служебный коридор. Только войдя в лифт, она уже услышала душераздирающий вой Фенни.

Ей не понадобилось много времени, чтобы найти Вальтера. Стоило ей открыть дверь в комнату Нормана, как волкособ едва не сбил её с ног, запрыгнув на женщину и положив передние лапы ей на плечи.

— Фу, Фенни, нельзя, — прикрикнула на него Хельга, возможно резче, чем стоило. Но она отвыкла от ласк питомца.

Пёс, поджав хвост тут же отпрянул, оставив на пальто женщины следы грязных лап. Отступив, он очень по-человечески кивнул в сторону своего хозяина. Вальтер сидел на полу, возле усыпальницы Нормана, трясясь от холода. Температура здесь была куда ниже, чем на улице. Фенни смотрел на хозяйку грустными глазами и неловко переминался, словно не мог решить, вернуться ему к Вальтеру, чтобы погреть его, или извиняться перед Хельгой за поведение, которое хозяйка сочла плохим.

Вальтер поднял на сестру взгляд, в котором смешались боль, отчаяние и печаль. Сердце Хельги растаяло, злость пошла на убыль. Мёртвые, безусловно, были ей ближе, ибо страдания живых она выносить не могла.

— Закончил с ума сходить? — поинтересовалась женщина, открывая дверь шире и выпуская Фенни в коридор. — Поехали домой, тебе нужна еда и теплая постель.

До дома Хельги было двадцать минут ходьбы. Посмотрев на состояние Вальтера, женщина поймала ему такси и передала свою сумку вместе с ключами от квартиры. Назвав водителю адрес и расплатившись вперёд, Хельга, несмотря на собственную усталость, отправилась в пешую прогулку, заодно выгуливая Фенни.

Вальтер добрался до дома, в котором жила Хельга, за семь минут. Сестра купила себе жильё в центре, в элитном районе. Это была типовая многоэтажка, ничем не примечательная относительно домов, что можно было встретить по всему городу, с той лишь разницей, что на каждом этаже здесь было всего по три квартиры. Поднявшись на лифте на последний этаж, Вальтер подбрёл к знакомой двери и долго подбирал ключ из связки Хельги. Наконец, найдя нужный, он отпер дверь и почти завалился внутрь. Ноги всё ещё плохо его слушались. С трудом разувшись и оставив сумочку сестры на столике в прихожей Вальтер прошёл в квартиру.

В квартире сестры было пять комнат: гостиная, рабочий кабинет, столовая, совмещённая с кухней, и две спальни, у каждой из которых была своя ванная комната. Никаких ярких цветов и никакого декора. Вальтер зажёг свет в столовой и в гостиной, раскрыл жалюзи на панорамных окнах, однако приветливей в квартире не стало. Мужчина словно оказался в музее. Идеальный порядок, от которого мурашки бежали по коже, совсем не располагал к проживанию в этом месте простых смертных.

Вальтер прошёл в гостевую спальню, где так же царил идеальный «гостиничный» порядок. Сменив рубашку на футболку из своей сумки, мужчина порылся в шкафу. В нижнем ящике обнаружились его старые пижамные штаны непонятного коричневого цвета и тёплые домашние тапочки из белого вельвета. Решив, что для дома этот наряд сгодится, Вальтер переоделся.

В ожидании Хельги мужчина отправился на кухню. Заварив себе растворимый кофе покрепче, он прозондировал содержимое холодильника. Буквально через пару минут после этого в квартиру вошла сестра.

— Если уж пришёл ко мне домой, будь добр запирать дверь и не разбрасывать вещи, — раздался из прихожей голос Хельги, а затем стук обуви.

— Прости, — крикнул ей Вальтер, доставая из морозилки непрозрачные пакеты, при этом не выпуская кружку с кофе из второй руки. Он уже догадался, что речь идёт о его ботинках, оставленных прямо перед входом.

— Я приму ванну, так что не беспокой меня, — устало произнесла женщина, и Вальтер увидел её силуэт, прошедший по коридору в направлении спальни.

Громко топая на кухню влетел Фенни, который тоже решил помочь хозяину обследовать холодильник. Кое-как отстранив пса и умудрившись не разлить кофе, Вальтер вытащил гору продуктов на кухонный стол, чтобы приготовить ужин на всех. Кофеин взбодрил и согрел его. Он быстро пришёл в себя после посещения Нормана, восстановившись физически и морально, ему было не привыкать. Фенни тоже был рад видеть хозяина в добром здравии и крутился у его ног, ожидая внимания и подачек со стола.

Тем временем Хельга пустила воду в ванну, вылив туда четверть бутыли с лавандовым гелем, образующим пышную мыльную пену, а сама разделась донага. Сложив одежду в корзину для грязного белья, она устало приземлилась на керамический край ванны-джакузи. Мысленно она уже вышвыривала брата из окна за его удивительную манеру создавать хаос везде, где он появляется. Да, Хельга была доктором Локдоттир и дома — в её квартире царила чистота операционной, она не выносила статуэток-пылесборников и цветов. А всякая вещь, что всё же появлялась в её жилище — имела строго отведённое место. Её маниакальное желание сохранять порядок было одной из причин, почему Фенни жил с Вальтером. Им вместе было лучше.

Когда горячая вода почти достигла края, Хельга закрутила кран и медленно опустилась в ванну. Вода обволокла её тело и расслабила уставшие мышцы. Пена с ароматом лаванды успокоила её.

Лёжа по шею в воде, Хельга вспомнила свою сегодняшнюю пациентку. На какие глупости люди не идут ради так называемой любви. Они убивают, делают объект обожания несчастным, но не готовы расстаться с мнимым ощущением, что дарят именно любовь. Сколько таких же людей, как сегодняшняя пациентка, Хельга спасла от посмертного позора. Она латала раны и скрывала ожоги, пришивала импланты пальцев, ушей, губ и носов. Возвращала назад внутренние органы, грубо извлечённые наружу руками маньяков, прячущихся под личинами друзей, поклонников, любовников и супругов. А самое главное, всё увиденное она не разглашала без особой нужды, ибо таков был закон «Хельхейма». В конце концов, Хельга понимала, что однажды и эти маньяки окажутся на её операционном столе. Смерть великий уравнитель, и иного закона тут не нужно.

Женщина поднялась из воды, когда она уже была холодной, а пена полностью растаяла. Хельга вышла из ванной в одном халате и босыми ногами прошла в столовую, оставляя за собой дорожку мокрых следов. Вальтер стоял у плиты, Фенни лежал у его ног, ожидая, не перепадёт ли кусочек. Судя по запаху, на сковороде жарилась какая-то рыба с овощами, возможно камбала. Хельга совершенно не помнила, что в последний раз видела в своём холодильнике, и была удивлена, что там вообще нашлось столько продуктов.

Вальтер обернулся через плечо и улыбнулся Хельге. Его сестра была поистине красивой женщиной. Шрамы, которые испещряли кожу, делали её образ особенным, хотя любую другую женщину сделали бы уродкой. Вальтер мог бы поклясться, что в узорах шрамов видит рунические письмена, например руну «Наутис» — руну скорби и печали.

— Хватит пялиться на меня, — возмутилась Хельга, плотнее запахивая халат.

— Расслабься, инцест меня не привлекает, — рассмеялся Вальтер, переворачивая куски рыбы деревянной лопаточкой. — Просто давно тебя не видел и запамятовал, как ты хороша.

— Лжец, — женщина села за обеденный стол, стоящий за спиной Вальтера, и поправила влажные волосы, убрав их за спину.

Фенни поднял уши, посмотрел и на хозяйку и тут же подбежал к ней. Волкособ положил морду женщине на колени, ожидая ласк. Хельга почесала его за ушами, плавно перейдя на шею, и нащупала в шерсти тонкую цепочку, едва заметную под пальцами. Это принесло ей успокоение.

— Кусок Глейпнира всё ещё на нём, не переживай, — отозвался Вальтер, краем глаза заметив её манипуляции. — Если бы я смог снять цепь, Фенни снова был бы размером с гору.

— Я ничуть не жалею, что мы тогда освободили его и забрали с собой, — произнесла Хельга, смотря прямо в глаза Фенни и теребя его широкую морду. — Он страдал незаслуженно.

— Когда-то мы хорошо ладили и сходились во мнениях, — произнёс Вальтер, выключая газ на плите.

— Это было до того, как ты стал допекать меня, — парировала женщина.

— Если бы ты согласилась воскресить Нормана, я бы не стал тебя допекать, — отозвался её брат, раскладывая приготовленную рыбу на тарелки и подавая к столу.

Хельга временно замолчала. Буркнув Вальтеру слова благодарности, женщина принялась за еду. Мужчина вздохнул. Ему ничего не оставалось, как самому сесть за стол приступить к ужину. Фенни был уже сыт, он поел, пока Хельга мылась. Вальтер всегда кормил его вперёд себя.

— Подай мне бутылку белого вина, из бара. Он за твоей спиной, — попросила женщина, обратившись к Вальтеру. — Вкусная рыба, но без вина не то.

— Что ж, выпьем за встречу, — согласился мужчина, исполняя просьбу сестры. В стенке бара обнаружились винные бокалы и два Вальтер поставил на стол.

Разлив бледно-жёлтую жидкость по пузатым бокалам на длинных ножках, Вальтер поднял молчаливый тост. Хельга его поддержала. Первый бокал в их маленькой семье всегда пился за покойников.

— Предположим, я бы согласилась воскресить Нормана, — вдруг сказала Хельга, выпив свой бокал почти что залпом. — И что ты будешь делать с этим? Уйдёшь ли ты с миром?

— Ты сама прекрасно понимаешь, что мой ответ отрицателен, — с горькой усмешкой ответил Вальтер, снова наполняя бокалы вином. — Мы с братом отправимся в далёкое странствие по Мидгарду*, чтобы отомстить всем тем, кто участвовал в наказании нашего отца. А когда он будет отомщён, мы придём к нему с радостной вестью и поможем обрести волю, как когда-то стали соучастниками его пленения. Тебя я присоединиться не попрошу, не беспокойся.

— Глупец! — рассмеялась Хельга. Бокал в её руке заплясал, и она чуть было не расплескала напиток в остатки ужина. — Ты хочешь освободить нашего отца? А что такого он сделал для тебя, чтобы ты захотел за него отомстить? Неужели он был хорошим родителем? Или, быть может, любил твою мать? Или любил тебя и брата? Сильно сомневаюсь. Я знала нашего отца. Он был богом лжи. О, нет, он был отцом всей лжи! Он принёс её в мир, и это было начало конца.

Вальтер звякнул своим бокалом о бокал Хельги и осушил его одним глотком. Это был второй тост — за родителей.

— А вот здесь я соглашусь с тобой. Иногда, когда я смотрю на мир, мне кажется, что Рагнарёк уже начался. И мы тут не причём, — Вальтер взял из-за стола и отправил посуду в кухонную мойку. — Помою утром. Доброй ночи.

С этими словами мужчина покинул столовую, оставив Хельгу заканчивать ужин наедине с Фенни.Примечание к части*Мидгард — срединный мир, он же мир людей.

За многие годы, проведённые в Мидгарде, Хельга так и не усвоила один простой урок: не давать Вальтеру приближаться к себе. Брат отчего-то был свято уверен, что она сама хотела вернуть Нормана к жизни, иначе не предложила бы забрать его с собой. Но сама Хельга руководствовалась лишь жалостью к оставшемуся в живых близнецу, томимому чувством вины. И каждый раз, когда Вальтер получал отказ, их отношения становились токсичны, отравляя всё вокруг. Даже Фенни, который искренне любил обоих хозяев, после очередной ссоры мог стать агрессивным и даже опасным.

После разговора с Вальтером, женщина допила бутылку вина в одиночку и отправилась спать. Вертя в голове дурные мысли, она заснула с трудом только в середине ночи. Сны, посетившие её, были такие же смутные и тёмные, как те времена, в которые они покинули Асгард.

Ей снились две тени, скрытые мраком, что крались по непроходимому лесу. Дело, которое они решили совершить против воли богов, пугало их больше, чем лес населённый ведьмами и волками*. Но женская тень знала этот лес как саму себя, а мужская тень слепо ей доверяла. Тени спустились к чёрному озеру и пошли по берегу реки, которая в него впадала.

Не скоро они нашли исток реки, но увидев его — ужаснулись. Волк, огромный, как гора, лежал на земле, связанный путами, практически невидимыми для глаза. Жёлтые очи его светились, как две луны. В пасти исполинского волка торчал меч, вонзившийся в его нёбо, и изо рта, что давно не закрывался, рекой текла слюна.

«Мы пришли с миром, брат, — прошептала женщина, простирая руки к чудовищу. — Мы поможем тебе».

Волк лишь глухо заворчал в ответ, ибо больше ничего не мог произнести. За годы плена язык его онемел, и он забыл человеческую речь.

«Сын моего отца, мой единокровный брат, позволь мне освободить тебя», — мужчина с благоговейным трепетом подошёл к самой пасти исполинского волка.

Он взял свой кинжал и сделал глубокий надрез на языке волка, чтобы пустить кровь. Затем сделал порез и на своей руке. Смешав две крови на лезвии кинжала, мужчина начертил руны «Кано», «Хагалаз» и «Соулу»* на гарде меча. Убрав кинжал, он схватился за рукоять орудия и потянул. Меч поддался не сразу, с трудом покидая ложе в пасти огромного волка, но в итоге оказался в руках мужчины. Сверкающий клинок, пропитанный слюной и кровью великого Фенрира, и усиленный магией рун.

С сияющим мечом Вали забрался на шею волка-гиганта. Цепь, опутывающая Фенрира, уходила глубоко в землю, туда, где был закопан камень с выдолбленной серединой, к которому асы привязали её свободный конец. И там, где путы были натянуты туже всего, мужчина опустил меч вниз. Звякнул Глейпнир*, распавшись на две части. Поднялся на ноги Фенрир, стряхнув с себя ненавистные цепи, а заодно и своего спасителя, и завыл в небеса от боли и злобы.

Но отомстить богам, пленившим его, он не мог, ибо не было прежней силы в огромном теле. Второй кусок Глейпнира остался на нём, обвивая его шею как ожерелье. Волк чувствовал, как сжимаются его члены, чтобы соответствовать жалкому внутреннему состоянию.

«Придёт Рагнарёк, и ты сам сможешь разорвать этот ошейник», — пообещал Вали, забирая себе меч, который теперь был не просто оружием, а носителем магической силы.

«А теперь бежим, нас ждёт Мидгард», — прошептала Хель, которая всё это время с тревогой наблюдала за лесом. Их никто не должен был видеть.

Хельга проснулась и резко села на кровати с именами братьев на устах. Готовая мчаться, сама не зная куда, она хотела вскочить с кровати, но запуталась в комке одеяла. В этот же момент, словно почуяв неладное, в спальню вбежал Вальтер. Хельга хотела отчитать его за то, что он вломился без стука, ведь она была в одной тонкой ночной сорочке. Однако Вальтер не дал ей сказать и слова. Сев рядом на край белоснежного матраса, мужчина прижал сестру к себе.

Хельга была старше него, но в этот момент почувствовала себя маленькой девочкой. Она положила голову на его широкое плечо, наплевав на то, что почти не одета. Объятия Вальтера были крепкими и успокаивающими, и она снова забыла, что злилась на него. Очень много дней её никто не обнимал, и Хельга признала самой себе, как истосковалась по человеческому теплу.

— Всем нам снятся плохие сны, не переживай, — с улыбкой сказал Вальтер, мягко отстраняя её. — Приходи в себя и быстрее одевайся, соня. Завтрак уже на столе.

В комнате Хельги было темно, она всегда закрывала жалюзи на окне перед сном. Женщина недоуменно посмотрела на часы, которые стояли на прикроватной тумбочке. Обе стрелки часов смотрели строго наверх. Выгнав брата из спальни, Хельга решила, что умоется после завтрака. Сходив в уборную, женщина накинула чистый шёлковый халат в пол и вышла в столовую.

Вальтер не обманул, завтрак действительно ждал её на столе. Кое-что пришлось разогреть в микроволновке, но в целом пища была превосходна. Омлет из двух яиц с зеленью и грибами, кофе с молоком и без сахара, как любила Хельга, и два тоста с черничным джемом. Вальтер умел готовить и любил это делать. Хельга даже заметила в меню то, чего уж точно не могло быть у неё дома. Она никогда не покупала себе такие быстропортящиеся продукты, как молоко или грибы. Судя по всему мужчина сходил в магазин, когда выгуливал Фенни, ибо пёс на улицу не просился, а мирно дремал в гостиной, нежась в лучах осеннего солнца.

Сам Вальтер выглядел и чувствовал себя куда лучше, чем вчера вечером. Он был в добром расположении духа, и пока Хельга ела, он стоял, прислонившись к стене у панорамного окна, и попивал свой чёрный кофе. Рыжие волосы брата были умильно растрёпаны и сверкали медью в лучах осеннего солнца.

— А когда-то ты был очень смирным мальчиком, — осторожно произнесла Хельга, доедая свой завтрак. С опаской она продолжила разговор, начатый за ужином, который не давал ей покоя. — Помнится, Норман вел себя гораздо хуже.

— Произошедшие события изменили нас, — отозвался Вальтер со смешком. Хельга его едва расслышала, ибо он говорил почти не отрываясь от напитка. — Теперь мой брат скромен и молчалив, а я безумец.

— Ты осуждаешь меня за то, что я отказываюсь помочь? — поинтересовалась женщина, косясь на брата.

— Если честно, меня бесит не сам факт бездействия, а причина, по которой ты отказываешься, — мягкий непринуждённый тон брата стал жёстким. — По твоим собственным словам, когда-то ты дала слабину и приблизила Рагнарёк. Но тогда никто не знал о пророчестве, кроме Мимира и Одина…

— Всё верно, Бальдр покорил моё сердце, стоило мне раз увидеть его, — Хельга впервые за долгое время произнесла это имя. — Я любила его не как человека, а как воплощение жизни и света. Когда наш отец убил его, я хотела сохранить этот свет в своих владениях.

— И наш отец очень удачно предложил тебе заключить сделку, — отозвался Вальтер. Неожиданно он оказался рядом с Хельгой, нависнув над ней, как судья над обвиняемым. — Он предложил тебе задержать Бальдра у себя, и ты с радостью согласилась. И когда за Бальдром пришли, ты не воспользовалась шансом его отпустить, а придумала этот глупый обряд, мол каждый должен его оплакать, чтобы вернуть в мир живых. И в этот момент ты прекрасно осознавала, что отец вмешается. Это был сговор, в результате которого ты получила Бальдра Прекрасного, как хотела, а наш отец получил бессмертие, как хотел.

— Я не отрицаю этого, — Хельга почувствовала себя той юной девой, на которую возложили непосильную ношу — править миром мёртвых. — Он грел мою душу, и желание оставить Бальдра в Хельхейме было эгоистичным. Я была малодушна, но наступления Рагнарёка я не жажду!

— Отец тоже его не хотел, — голос мужчины стал глухим и устрашающим. — Он просто не знал о том, что в день Рагнарёка станет на сторону зла! И если вспомнить пророчество, ты тоже там будешь, ведя армию мертвецов на бой!

— Вот тогда-то и воскреснет Норман, в день Рагнарёка и не раньше! — женщина пыталась противостоять Вальтеру, но он начинал пугать её. — Так будет правильно.

Стукнув чашкой по столу и расплескав часть её содержимого, Вальтер вдруг словно с цепи сорвался:

— Наш отец, ведомый первородным хаосом, что кипел в его крови, совершал деяния, мотивы которых были ясны ему одному. И этот хаос он передал нам со своим семенем! Но мы не должны были пострадать от этого! Мой брат должен был умереть в бою и попасть в Вальгаллу, однако он пленник Хельхейма, потому что меня превратили в волка и заставили перегрызть ему горло! Худшая из участей стать мерзким братоубийцей! Моя мать страдает рядом с отцом, а хотела ли она так провести вечность?! А разве Фенрир и Йормунганд заслужили всеобщее презрение и своё заточение, только потому, что судьба уготовила им роль разрушителей миров?! Как и ты, прекраснейшая из богинь, не заслужила быть изгнанной в мир холода и тьмы! Я отомщу всем богам, которые совершили это с нами, и Одину, который закрыл свой единственный глаз на происходящее! Я посвящу свою войну Локи и настанет Рагнарёк, который станет самым великим актом любви и очищения!

Хельга не на шутку испугалась. Таким она видела Вальтера впервые. Перед ней был не человек, а зверь, в его облике. Глаза его сверкали, как у наркомана, но Вальтер не был под кайфом, в его крови бурлил адреналин. Женщина вскочила на ноги, откинув стул на пол и оказалась как можно дальше от брата.

— Убирайся из моего дома! — в гневе бросила Хельга, пятясь назад. Она сжала кулаки так, что побелели костяшки пальцев — Если хочешь вернуть брата, пусть весь мир скорбит по нему!

Женщина выбежала из столовой и вернулась в спальню. На пороге комнаты её нагнал Фенни и прошмыгнул в закрывающуюся дверь. Хельга села на кровать, которую уже успела застелить, и разрыдалась. Больной глаз жгло от слёз, но она не обращала на это внимания. В душе ей было куда больнее. Эта ссора была не худшей, но определённо самой неприятной. И отвратительнее всего было понимать, что Вальтер на самом деле имеет право на месть.

Фенни забрался на кровать, сминая одеяло, и уткнулся влажным носом в грудь хозяйки. Женщина обняла огромного волкособа, зарывшись в его пушистый чёрный мех. Ей стало чуть легче.

Хельга поняла, когда Вальтер закончил уборку на кухне и ушёл в гостевую спальню. Кое-как выгнав Фенни к брату, Хельга вышла из квартиры. В простом свитере и облегающих джинсах, с конским хвостом на голове она уже не выглядела, как доктор Локдоттир, а скорее как запуганная и забитая жена, сбегающая от мужа. Прихватив с собой сумочку и пальто, Хельга оделась только возле лифта. Ей не хотелось разговаривать с Вальтером сейчас. Она просто была не в состоянии для этого.

Выйдя из подъезда, женщина глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Брат не собирался её преследовать, хотя ей слышались шаги на лестничной площадке. Укорив себя за расшатанные нервы, Хельга достала из сумочки свой старый мобильный телефон. Хотя наступила эра сенсорных смартфонов, Хельге был привычнее её кнопочный друг-раскладушка. Набрав номер Барнабаса, женщина мысленно помолилась всем богам, чтобы он не думал сегодня выйти на работу и трудиться сверхурочно.

— У телефона, — послышалось вместо приветствия на том конце трубки после четырёх гудков. Голос Барнабаса приглушала льющаяся вода.

— Барни, это я, — произнесла Хельга самую очевидную вещь. — Ты можешь прийти в наше кафе? Хочу поговорить с тобой.

— Да, не вопрос, я как раз собирался на прогулку, — тут же отозвался Барнабас. Шум воды на том конце стих. Мужчина помедлил прежде, чем продолжить. — У тебя всё в порядке? Твой голос дрожит.

— Расскажу при встрече.

На этом разговор был окончен. Хельга отключила звонок, поставила мобильный на беззвучный режим и бросила его в сумочку. Она знала, что перезванивать Барнабас не станет, а тут же примчится в условленное место. Их любимым кафе была забегаловка в квартале от «Хельхейма». Туда-то Хельга и направилась как можно быстрее. Ждать, пока подъедет такси времени не было. Проще было идти пешком, несмотря на холод и расстояние, благо она знала короткий путь.

Спустя двадцать минут быстрой ходьбы, периодически срывающейся на бег, женщина была на месте. Забегаловка была невзрачной снаружи, но тёплая атмосфера внутри притягивала таких вечно усталых личностей, как доктора «Хельхейма». Кафе было ещё и баром по совместительству, работало с утра и до полуночи. Хозяевами была семейная чета, которая наняла дальних родственников для помощи, а заведение носило имя хозяйки. Одним словом — семейный бизнес. Один коронёр показал это место Барнабасу, а тот, в свою очередь, однажды пригласил туда Хельгу. Женщина остановилась под вывеской «У Нанны»*, чтобы перевести дыхание.

Приняв пристойный вид, Хельга зашла внутрь. Её тут же окружило тепло, запах жира и жареного мяса, а так же приторный аромат пирогов и кофе. Свет в кафе всегда был приглушён. Толи от того, что хозяева нарочно создавали такую атмосферу, толи потому, что лампы давно не протирались от жира и пыли. С дальнего столика, стоящего в углу, уже махал рукой Барнабас.

— Привет, — сказала Хельга, садясь за столик на против Барнабаса и стягивая пальто. Женщина любила это кафе ещё и за мягкие диванчики в виде подков с высокими спинками, которые окружали столы. А вот вешалок тут не было, поэтому сумочку и одежду ей пришлось положить рядом с собой.

Барнабас Андерссон сегодня был хорош, как никогда. Его тёмные короткие волосы с лёгкой сединой на висках были зачёсаны назад и прилизаны гелем. Лицо было гладко выбрито, он пах дорогим одеколоном. На нём был серый пуловер, из под которого небрежно торчали манжеты и ворот белой рубашки. Сегодня он был в очках в чёрной оправе. Мало кто знал про то, что у Барни лёгкая форма дальнозоркости, но он носил очки только для шарма — в них его тёмно-карие глаза казались больше. Хельга могла бы подумать, что после неё Барнабас пойдёт на свидание.

— Давай сразу к делу, — отозвался мужчина. — Я заказал нам кофе, а пока его несут, я хочу знать, что произошло. Опять брат, да?

— Видимо, уже очевидно, что кроме Вальтера меня ничто не может покоробить.

— Что верно, то верно, — признался Барни. — После его визитов ты месяцами ходишь, как в воду опущенная. И ты плакала, я это вижу по твоим глазам.

— Да, день начался с неприятного разговора, — призналась Хельга, потирая глаза, словно от этого они могли стать менее красными. — Но я сама виновата.

— Не надо брать всю вину на себя, — напомнил Барнабас, мягко положив свою ладонь поверх её. — Твой брат тоже хорош. Откуда тебе знать, где его близнец и почему он не возвращается домой. Родственников не выбирают, но твоему брату явно нужен хороший психоаналитик. А тебе проблем и на работе хватает.

— Не заморачивайся моими проблемами, — отмахнулась Хельга свободной рукой. Сжав ладонь Барнабаса, она произнесла то, что терзало её. — А ты веришь…

Вопрос прервал официант, принёсший напитки. Барнабас заказал им по большой порции Айриш-кофе, который они пили после особо тяжёлых, но прибыльных рабочих дней. Напитки принесли в пивных кружках, очевидно, выбрав самые чистые для постоянных клиентов.

— Во что верю? — переспросил Барни, когда официант ушёл. Он отпустил руку женщины, чтобы она могла взять свой кофе.

Хельга сжала свою кружку в руках, чтобы возместить потерянное тепло. В её голове вертелись тысячи вопросов. Она хотела знать, верит ли друг в жизнь и смерть, а так же в жизнь после смерти. Верит ли он в Вальгаллу, Хельхейм и старых богов. Нравится ли ему Мидгард, или он считает, что Рагнарёк уже близок. Но вместо этого она спросила:

— Веришь ли ты в любовь?

— Дорогая, я слишком стар для таких слов, — рассмеялся Барнабас, утирая сливочную пену с губ после первых глотков ароматного напитка. — Любовь — это что-то для молодых и наивных, а я давно не подросток.

— Наверное ты прав, — Хельга отпила кофе и почувствовала остроту виски на языке. Бариста не поскупился. — Но есть же любовь к близким, к работе. К жизни, в конце концов.

— Знаешь, мы ещё никогда не затрагивали такие личные темы, — произнёс Барнабас и вздохнул. — Если говорить по-честному, меня удивляют твои отношения с братом. Да, вы ссоритесь, но каждый раз прощаете друг друга и снова сходитесь, до новой ссоры. Мои родители давно умерли, а братьев и сестёр раскидало по миру. Моими самыми близкими существами являются коты-сфинксы, которых я обожаю и балую. Но, месяц назад умер котёнок, которого я недавно взял к себе. Я не говорил, он выпрыгнул из окна, пока меня не было в комнате и разбился. И вот, когда я ничего не почувствовал, кроме необходимости устроить его телу «утилизацию», то понял — я выгорел. Меня мало что интересует в последнее время. Секс, еда, путешествия — я могу всё это купить, но не получаю удовольствия от жизни как раньше. Другое дело работа, которая стала смыслом и предназначением. Уходить я не собираюсь, даже если умру на рабочем месте. Мне нравится то, что я делаю, и деньги, которые я получаю, пусть и в ущерб психического благополучия. А семья, любовники — это глупости. Я уже насмотрелся на умерших насильственной смертью детей, женщин и мужчин. Их убивали самые близкие, и такого мне не надо. И, если честно, я не один такой. Многие на работе думают так же. В конце концов «Хельхейм» есть «Хельхейм». Ты не зря дала своему центру название в честь обители богини смерти. И ты, как наша Хель, строгая, но справедливая начальница над армией мертвецов. И покинем мы это место только в Рагнарёк, — Барнабас хохотнул, а затем стал серьёзен, заметив выражение лица женщины. — Прости, я болтаю тут глупости, а ты в это время думаешь о брате. Не принимай близко к сердцу чужие печали.

Хельга будто онемела. Отказывая Вальтеру, она цеплялась за последнюю ниточку. Она не желала воскрешения Нормана по одной простой причине: ей нравилось быть человеком. И Барнабас был её новым Бальдром, дарующим свет. Она не хотела становиться богиней смерти вновь, но с глаз спала пелена: это уже случилось. Где бы она не была, каким бы именем не называлась, суть оставалась прежней. И ещё один свет угас в обители смерти.

— Ты не прав, — сорвалось с губ Хельги.

— Что? — переспросил Барнабас, допивавший свой кофе.

— Ты не прав. Хельхейм покидают, если богиня смерти сама этого хочет.

Хельга схватила пальто и сумочку и выбежала из кафе. Она не слушала Барнабаса, что кричал ей что-то в след. Более того, женщина достаточно его знала, что он не побежит за ней, даже догадавшись, куда она направляется. А Хельга, конечно, бежала в «Хельхейм». Ей было наплевать на холод и на свой внешний вид. Пальто висело у неё на руках.

Буквально влетев в холл главного здания «Хельхейма», женщина миновала администратора и охранника, даже не обратив на них внимания. Там находились ещё какие-то люди, но Хельга даже не рассмотрела их лиц, чтобы понять — работники это или клиенты. Сохраняя спокойное выражение лица, она молча прошла в сектор для персонала. Спустившись на лифте, женщина бегом добралась до комнаты Нормана. Карточка всегда была в её сумочке, и она легко открыла дверь. И только оказавшись в тёмном помещении, закрывшись от внешнего мира, она перевела дух.

Оставив сумочку и пальто на полу у входа, она щёлкнула выключателем. Щурясь от света галогенных ламп, Хельга приблизилась к усыпальнице Нормана. Опустившись на колени, женщина оказалась напротив сенсорной панели, показывающей состояние пациента. Вызвав дополнительное меню, она набрала пароль. Окно меню изменилось, теперь в нём содержалось куда больше информации об Нормане Локсоне, находящемся на криогенной заморозке. Рассмотрев данные, Хельга начала медленно отключать мертвеца от всех систем, поддерживающих его тело.

Завершив отключение, Хельга разблокировала замки капсулы. Поднявшись, она попыталась осторожно приподнять верхнее стекло и отодвинуть его в сторону. Но её руки, без того дрожавшие от внутреннего напряжения, не выдержали. Стеклянная крышка выскользнула, упала на пол и разбилась, засыпав весь пол сверкающими осколками. Вопреки своей педантичности, Хельга оставила всё как есть. Скоро эта комната снова будет необитаема.

Женщина посмотрела на сероватое лицо Нормана. На его худое измождённое тело и впалый живот. Разумеется, внутренние органы были заменены искусственными, но полностью живым он себя с ними не почувствует. Каждый что-то теряет, побывав во владениях Хель.

— Пора просыпаться, — нежно обратилась Хельга к молодому мужчине, что недвижно лежал перед ней, и провела рукой по его впалой скуле, чертя пальцем невидимую руну «Райдо»*, пролагая брату дорогу из царства смерти.

Первая слеза скатилась по щеке женщины и упала на грудь мертвеца.

Вальтер ждал Хельгу дома. Он сидел на диване в гостиной, которая отделяла прихожую от спален, чтобы сестра не могла пройти незамеченной. Собранная сумка лежала у его ног, под головой Фенни, примостившегося рядом.

Хельга отсутствовала долго. День пролетел незаметно, Вальтер нашёл запасные ключи в ящиках в прихожей, ещё раз прогулялся с псом, сходил в магазин, чтобы наполнить холодильник Хельги продуктами, и только затем собрал свои вещи и принялся ждать. Сперва он взял сборник Лавкрафта из книжного шкафа в кабинете сестры, но мозг никак не хотел связывать печатные слова в предложения. Вальтер всё думал и думал об утренней ссоре.

Он был несправедлив к Хельге, и не имел права заставлять её. Мужчина решил, что пора бы перестать надеяться на других. Он позвонил в агенство по прокату автомобилей и арендовал надёжный фургон, в котором собирался жить ближайшие несколько месяцев. Часть плана выполнить в одиночку ему не удастся, а выполнение остальной части потребует больше ресурсов, но Вальтер сдаваться не планировал. А брата он готов ждать хоть до дня Рагнарёка, если королеве смерти так угодно.

Ещё до того, как ключ повернулся в замке, Фенни поднялся и завилял хвостом, смотря в сторону двери. Вальтер понял, что Хельга возвращается, и приготовился к разговору. Нутро его сжалось, но он мысленно проговаривал всё, что должен сказать сестре напоследок. Быть может, они видятся последний раз.

Войдя в прихожую, Хельга не включила свет. Фенни отчего-то сел на пол, вместо того, чтобы броситься к хозяйке на встречу, что показалось Вальтеру странным, но отступать он не намеревался.

— Хел, я понимаю, что мой приезд был дурной затеей, — начал мужчина, встав с дивана и направившись в прихожую. — Я…

Но Вальтер не успел договорить. Хельга швырнула в него неким длинным предметом, и он инстинктивно выставил вперёд руки, чтобы поймать его. Увидев, что он держит в руках, Вальтер обомлел. Это был тяжёлый каролингский меч, с лезвием, завёрнутым в тряпицу. На серебристой гарде была ржавчина, складывающаяся в рисунок трёх рун. Обомлев, мужчина развернул меч. Клинок был бурым на острие и имел мутные разводы по всей длине. Кровь и слюна исполинского волка. Тот самый меч.

Вальтер поднял взгляд на Хельгу, что стояла в полумраке прихожей, не выходя на свет, и отшатнулся, чуть не выронив магическое орудие. Сестра была не одна. Вцепившись ей в плечи, справа от неё стоял незнакомец. Женщина поддерживала его как могла, но ей явно было тяжело, даже не смотря на истощённый вид молодого мужчины. Волосы сестры были распущены и слегка взлохмачены, пальто было одето нараспашку, по лицу катились капли пота. Вальтер замер, не зная что сказать и сделать.

— Выключи свет, — попросила Хельга, — и помоги мне. Он ужасно тяжёлый.

Не выпуская из руки рукоять меча, в который он вцепился правой рукой, Вальтер исполнил просьбу сестры. Щёлкнув выключателем, и позволив комнате погрузиться в закатные сумерки, мужчина поддержал брата с другой стороны и помог Хельге отвести его на диван. Даже сквозь одежду Вальтер заметил, что Норман холоден, как лёд. А ещё его рубашка была мокрой на груди и рядом с воротом.

В багровом свете заката лицо юноши, вернувшегося с того света, казалось более живым, но Вальтер, проведя рукой по его коже, заметил, какая она твёрдая. Особенно на шее, где Хельга поставила заплатку из искусственного заменителя. Так и не желая выпускать магический меч, Вальтер опустился на колени перед братом близнецом. Он сидел ссутулившись, а взгляд бледных зелёных глаз смотрел в пустоту, будто переход из загробного царства ещё не завершился.

— Норман, это я, ты узнаешь меня? — спросил Вальтер, совсем забыв, что брат совсем не знает своего мидгардского имени.

— Он всё ещё не пришёл в норму*, — пояснила Хельга и нервно хохотнула. Её силы были истощены, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть. — Когда мы притащили его в Мидгард, он был мёртв уже давно, даже несмотря на то, что ты сохранил его тело в ледяных землях Йотунхейма. Я заменила ему всё, что могла — внутренние органы и отрезки сосудов. Залатала его раны, оживила мозг. Его сердце будет биться, а лёгкие смогут дышать. Но есть он не сможет, даже если захочет, так как система пищеварения была слишком сильно повреждена. Будешь вводить ему питательные вещества по вене, я снабжу тебя всем необходимым. Считай, теперь у тебя ещё один домашний питомец. Фенни тоже останется на тебе. Даже не думай, что твоя вендетта повод отлынивать от обязанностей.

Хельга казалась равнодушной, но Вальтер понимал, она рада воссоединению братьев не меньше, чем он сам.

— Но почему ты сделала это? — с улыбкой спросил мужчина, поднявшись на ноги. Он наконец рискнул выпустить меч и положить его на диван рядом с близнецом, на радость Фенни, который тут же обнюхал оружие. — Я столько просил, столько умолял. Я наорал на тебя сегодня утром. А ты вернулась с ним и с магическим мечом.

— Меч хранился под телом Нормана все эти годы, я его спрятала, — призналась Хельга, смотря прямо в глаза Вальтера. — Я наконец-то всё осознала. От судьбы не бегают. Я — повелительница смерти, ибо таковой меня сделал Один Всеотец, и остаюсь ей во всех девяти мирах. Много лет я лицемерила, отрицая факт своего преступления. Когда-то я пошла на сделку с отцом, оставила Бальдра Прекрасного в своих чертогах, надеясь, что смерть он сможет полюбить не меньше жизни. Я ошиблась. Здесь у меня появился тот, кто полюбил смерть больше жизни, но меня это не радует. И я решила, что Рагнарёк — единственный выход всё исправить. Я оплакала Нормана в одиночку, и он покинул Хельхейм. У смерти иногда куда больше силы, чем у всех живых вместе взятых.

Закончив свою речь, женщина отвела взгляд и сложила руки на груди, словно признавая своё поражение.

— Я не знаю, как тебя благодарить, — прошептал Вальтер, проводя пальцами по левой стороне лица сестры, осторожно очерчивая каждый шрам.

— Передавай нашему отцу привет от его единственной и горячо любимой дочери, — с печальной улыбкой отозвалась Хельга, кладя свою ладонь поверх руки брата. — И когда он освободится, я клянусь исполнить своё предназначение.

— Здравая мысль, — произнёс Вальтер. Он не удержался и крепко обнял сестру, притянув к своей груди. — Я буду всегда обязан тебе.

В это время Фенни, обнюхивавший и осматривавший меч, переключился на Нормана. Волкособ поставил свои лапы ему на колени. Норман сидел, слегка наклонившись вперед, поэтому морда пса оказалась прямо у него перед лицом. Вальтер и Хельга замерли, расцепив объятия. Пёс впервые видел близнеца своего хозяина, и если между ними появится неприязнь, это может закончиться фатально для ожившего Нормана. Фенни старательно обнюхал голову незнакомца, а затем полизал его щёку, и так же осторожно другую, словно пытался согреть. Вальтер облегчённо вздохнул.

Норман, до этого сидевший без движения, медленно поднял руку и положил её на спину Фенни, а затем уткнулся лицом в его шею. Вальтер и Хельга расслышали бормотание, напоминающее фразу «хороший пёс».Примечание к части*Речь идёт о Железном лесе, в котором обитали великаны-йотуны в обличие ведьм и волков. В этом же лесу великанша Ангрбода породила Фенрира, Хель и Йормунганда.

*Глейпнир — в германо-скандинавской мифологии, волшебная цепь, которой асы сковали волка-чудовище Фенрира. Когда наступит Рагнарёк, Фенрир должен сам разорвать на себе путы.

*"Хагалаз" — руна разрушения, так же считается руной очищения от всего старого и ненужного, руна "Соулу" — руна "звёздного часа", момента, когда поздно отступать.

*Нанна — в скандинавской мифологии, богиня плодородия, от взаимодействия с солнцем и теплом, супруга Бальдра. Умерла от горя, не вынеся смерти мужа.

*"Райдо" — руна пути, защиты путешественников.

Хельга, лишённая моральных и физических сил после обряда воскрешения, оставила близнецов наедине, а сама отправилась к себе в комнату, чтобы вымыться и лечь спать. Напоследок, используя приказной тон доктора Локдоттир, она объяснила, насколько глупо будет увезти Нормана без её разрешения. Вернувшемуся из царства мёртвых брату требовался восстановительный период, иначе он мог никогда не стать достаточно живым. Вальтер согласился с сестрой и пожелал ей доброй ночи.

Оставшись наедине с братом и Фенни, Вальтер немного растерялся. Норман продолжал сидеть на диване сгорбившись и уставившись в пол, лишь слабо реагируя на волкособа, который сейчас устроился у его ног и тыкался носом в коленки. Когда до мужчины, наконец, дошло, что он уже несколько минут просто стоит в центре комнаты и пялится на незнакомца, пытаясь разглядеть в нём прежнего Нормана, пришлось взять себя в руки.

— Так, друг мой, иди в спальню, — произнёс Вал, открывая для пса дверь в гостевую комнату.

Фенни тут же метнулся в открытый проход, с разбегу прыгнул на кровать и удобно устроился в изножье, предварительно смяв всё одеяло. Волкособ призывно гавкнул, явно предлагая хозяину и его близнецу присоединиться. Вальтер включил свет, чтобы пёс не чувствовал себя брошенным, и вернулся к брату на диван. Взяв одной рукой магический меч, второй Вал приобнял Норма за талию и заставил его подняться на ноги. Норман обхватил его за плечи, но уже держался куда увереннее, чем когда Хельга заволокла его в квартиру.

— Идём, братец, — подбодрил его Вальтер, помогая идти в направлении спальни. — Скажешь, если свет будет резать глаза, я выключу.

— Не нужно, — прошептал Норман брату в самое ухо. Его голос был хриплым и низким, слова можно было разобрать с трудом, но Вал всё понял.

Вальтер довёл близнеца до кровати и они вместе сели. Мысленно он поблагодарил Хельгу за то, что в её гостевой спальне была большая кровать. Значит никому не придётся спать на полу, даже Фенни. Убедившись, что Норм не завалится без его поддержки, Вальтер хорошенько замотал меч обратно в холщовую тряпицу и осторожно задвинул в узкий просвет под кроватью. Лучше, чтобы смертоносное оружие оставалось в покое до тех пор, пока его не понадобится применить.

Постепенно отогреваясь в тёплой квартире, Норман начал проявлять признаки живого человека. Молодой мужчина щурился от света в комнате, хотя он не был таким уж ярким. Норм уперся ладонями в колени и прилагал все усилия, чтобы держаться прямо, хотя никто не простил его напрягаться. Но Вальтер знал — его брат всегда был бойцом. Оставив всякого рода увещевания на долю Хельги, Вал просто смотрел на того, кого много лет видел лишь сквозь стекло капсулы.

При искусственном освещении Норман оказался совсем другим. Кожа его имела нездоровый серый оттенок и через неё просвечивали вспухшие вены, как у вампиров в старых ужастиках. Исключение составляли заплатки искусственной кожи, которые имели нормальный цвет и вид. Зрачки, окружённые зелёной радужкой, сильно сузились, превратившись в мелкие точки, а капилляры глаз покраснели. Только огненно-рыжим волосам, спускающимся на его лопатки, холод, в котором содержали Нормана, пошёл на пользу — они сохранили яркий цвет, густоту и мягкость. Когда-то и у Вальтера была такая же шевелюра, пока он не решил постричься и сделать татуировки. Губы и ладони Норма имели синюшный оттенок, но Вал предположил, что это временно. Обратив более пристальное внимание на пальцы брата, мужчина вздрогнул. Ногти Нормана были неровно обломаны, а под ними всё ещё виднелись полоски грязи и запёкшейся крови.

— Извини, мне не во что тебя переодеть, — резко произнёс Вальтер, опускаясь на колени, чтобы помочь брату снять обувь. — Я схожу за одеждой утром. У меня есть для тебя много всего. Мы же вроде носим один размер.

— Шок? — спросил Норм, смотря на близнеца, который стягивает с него кожаные ботинки, выставляя напоказ ступни, такие же синюшные, как и руки.

— У меня? Признаться, да, — Вал поднялся и снова сел подле брата, посмотрев ему в глаза. — Я в смятении. Столько лет я ждал этого, но морально оказался не готов. Я снова вижу твоё лицо, живое. Но поверить так сложно.

Норман молча взял руку Вальтера и положил на своё плечо. Затем он показал на брата, снова на себя и произнёс:

— Вместе.

— Да, ты прав, теперь мы вместе, — Вал глубоко задышал, чтобы не заплакать, но слёзы всё равно подступили к глазам. — Теперь никакие боги нас не разлучат. Даже в Рагнарёк мы выстоим.

— Отомстим? — спросил Норм, смотря в глаза Вальтера. Восставшему из мёртвых было трудно говорить и он старался не напрягаться.

— Да, у меня есть план, как наказать тех, кто так обошёлся с детьми Локи, — Вал кивнул, сжимая плечо Нормана. — Но сперва надо позаботиться о тебе. Мы в Мидгарде, а ты его совсем не знаешь.

Весь оставшийся вечер и до глубокой ночи Вальтер разговаривал с Нормом, как с ребёнком, втолковывая ему информацию, которую он упустил, рассказывая ему о Мидгарде и на словах обучая пользоваться благами цивилизации. Когда основная суть была усвоена, Вал уложил Норма спать, приглушив свет в спальне. Сам он отправился на кухню, чтобы покормить Фенни и угомонить свой желудок, который уже свело от голода. Прикончив пару кусков солёной рыбы, Вальтер вернулся в спальню, и сытый пёс пошёл за ним.

Норман лежал в кровати на спине, тупо уставившись в потолок. Как мог, Норм объяснил близнецу, что боится уснуть и снова оказаться в землях Хель. Вальтер прилёг с ним рядом, не снимая одежды, чтобы не замерзнуть, и обнял брата. Как в детстве, они легли спать вместе, только раньше у них не было огромного пса, греющего им ступни. Вал кое-как уговорил Нормана просто закрыть глаза. Сам Вальтер провалился в сон едва коснувшись подушки головой.

Утро наступило слишком поспешно. Не проспав и трёх часов, Вальтер встал с постели. Но он чувствовал себя отдохнувшим. Никакие сновидения не тревожили его, он спал крепко. Норман оставался недвижим, даже когда Фенни спрыгнул на пол, реагируя на движения хозяина. Вал осторожно обошёл кровать и посмотрел на брата. Норм спал в позе эмбриона, пожалуй слишком сильно притянув колени к груди, что доказывало отсутствие в его животе некоторых органов. Его грудная клетка шевелилась в такт хриплому дыханию.

Вальтер выгнал Фенни из комнаты и вышел следом, осторожно притворив за собой дверь. Мужчина прошёлся до соседней двери, и постучался к Хельге. Сестра открыла через минуту, видимо, потратив это время на накидывание халата поверх ночной сорочки. По её усталому виду было понятно, что она спала плохо, если вообще смогла уснуть.

Вальтер шёпотом сообщил ей, куда собирается и попросился воспользоваться её ванной. Вид у мужчины был потрёпанный — мятая несвежая рубашка и джинсы, и щетина на подбородке делали его похожим на бездомного, ночевавшего на вокзале. Хельга запустила его в комнату, подсказав, где взять полотенце, одноразовую бритву и прочие принадлежности для утреннего туалета.

Пока Вальтер готовился, Хельга немного поиграла с Фенни. Волкособ имел грозный вид, но был мил, как щенок, с теми, кто ему нравился. Смотря на него, женщина поверить не могла, что под этой личиной скрывается Фенрир-волк, гроза всех богов и будущий пожиратель солнца и луны. Хельга могла бы даже подумать, что Вал подменил его, если бы не Глейпнир на шее волкособа, которую никто не смог бы снять или порвать, не смотря на её видимую хрупкость.

Закончив утренние процедуры, Вальтер отправился на прогулку, даже не позавтракав. Хельга хотела было заставить его поесть перед уходом, но брат пообещал, что перекусит по дороге на свою старую квартиру. Он всё равно хотел пойти длинной дорогой, чтобы Фенни вдоволь нагулялся. Напомнив брату, чтобы он не кормил пса чем попало, женщина проводила его до дверей.

Расставшись с Вальтером, Хельга поняла, что спать дальше нет смысла. Этой ночью она смогла заснуть, но сон был очень неспокойным. Женщине снились события прошедшего дня, искажённые страхами, терзавшими её. Мёртвое тело Барнабаса на операционном столе, Бальдр, ждущий её в кафе «У Нанны», вдруг превратившееся в пиршественный зал Хельхейма, воскресший Норман, который набрасывается на сестру с дикими воплями, и Вальтер, примеряющий волчье обличье прямо на обеденном столе. То и дело она просыпалась, прислушиваясь к звукам в квартире: сперва это был шёпот Вальтера, затем его шаги, когда он пошёл на кухню, и, наконец, хриплое дыхание, больше похожее на храп. Когда Вальтер постучался к ней, женщина снова не спала, пытаясь отделаться от очередного кошмара. Вернувшись в спальню, Хельга заправила кровать и пошла в ванную.

Она морально подготовилась увидеть беспорядок, оставленный братом, однако, войдя в свою кипельно-белую ванную комнату первым делом обратила внимание не на капли воды на зеркале, а на своё отражение. Женщина не могла поверить глазам: её золотистые локоны на левой стороне головы побелели за одну ночь, а на шее появилась одна заметная вертикальная морщина. Воскрешение Нормана высосало из Хельги много сил, и поддерживать свой внешний облик в надлежащем виде она уже не могла.

Хорошенько умывшись, чтобы хоть немного освежить лицо, женщина расчесала волосы и заплела их в косу. Когда доктор Локдоттир вернётся в «Хельхейм», будет много вопросов, и не только по поводу внешнего вида. С приездом Вальтера её поведение было весьма странным. Хельга никогда не пропускала работу чаще одного раза в две недели, даже в общепринятые выходные, как сейчас. А кроме того, вчера она вошла в «Хельхейм» через главный вход, но никто не видел, как она ушла. Мало кто из работников знал, что подвал служебного отделения основного корпуса соединён с цокольным этажом магазина ритуальных услуг. Этот путь был единственным, через который Хельга могла вывести Нормана незамеченным.

С трудом оставив мысли о грядущем дне, женщина вернулась к настоящему моменту. Приняв холодный душ, она переоделась в уютный домашний костюм бежевого цвета. Прежде, чем пойти к Норману, Хельга решила позавтракать. Она обнаружила в своём набитом снедью холодильнике порцию сыра, хлеб и полоски бекона. Сделав себе бутерброды, Хельга заварила кружку травяного чая, отказавшись от привычного кофе, чтобы не напрягать и без того усталый организм.

Сев за обеденный стол, женщина медленно приступила к трапезе. Но раздумья не оставляли её. Она трижды поругалась с Вальтером за прошедшие сорок восемь часов, два раза из которых прошли за этим столом. Так настойчиво она отказывалась от воскрешения Нормана, но судьба распорядилась иначе, дав ей знак действовать. И впервые с тех пор, как они сбежали в Мидгард, Хельга чувствовала себя целостной. Будто кровь бога Локи, которая была заморожена в венах Нормана, снова ожив, замкнула некую невидимую цепь, связывающую их всех. И после произошедшего, Хельга задумалась, а не желала ли она всю свою жизнь даровать жизнь тем, кто её потерял. Не с этой ли целью настоящий Хельхейм подражал Асгарду и Вальгалле, а мидгардский «Хельхейм» служил цели вдохнуть «жизнь» туда, где её больше не было.

Всё думая и думая о работе, предназначении и судьбе, Хельга совсем не услышала шаркающих шагов за своей спиной. И потому хриплое покашливание, раздавшееся со стороны арочного проёма, здорово её напугало. Женщина поперхнулась чаем и едва не выронила кружку. Разумеется, это был всего лишь Норман, но Хельга совершенно не ожидала увидеть его здесь. Она, признаться, не думала, что он сможет начать передвигаться самостоятельно так быстро.

— Порядок? — спросил Норм, на лице которого появилось сочувствующее выражение.

— Да, со мной всё хорошо, — ответила женщина, когда откашлялась и встала из-за стола. — Доброе утро.

Хельга отнесла кружку с остатками чая и пустую тарелку из-под бутербродов в раковину, а затем взяла тряпку и начала протирать стол. Норман тесно прислонился к косяку и наблюдал за действиями сестры одним только взглядом. Заметив это, женщина улыбнулась: брат сам придумал неплохой способ потренировать зрение.

— Идём со мной, — сказала Хельга, подходя к Норману, когда уборка была закончена. — Мы поговорим.

— Как скажешь, Хель, — отозвался Норман, с трудом расставаясь с поддерживающей опорой.

— Хельга, — напомнила женщина, держась подле брата, готовая в любой момент оказать ему поддержку. — Я знаю, говорить тебе больно. Но не зови меня старым именем. Не здесь.

Она повела брата в свой кабинет, и он послушно шёл следом. Шаги его были нетвёрдыми и размеренными, как у человека, который учится ходить после травмы, что в общем, было истиной. Норман цеплялся за стены и мебель там, где мог, но воспользоваться помощью сестры упрямо отказывался.

В кабинете Хельги было не слишком светло, но женщина решила не включать лампы. Было достаточно и мутного белёсого света, льющегося из большого окна. Только сейчас Хел заметила, что за окном пляшут снежинки, делая город совершенно белым и чистым. Скоро должна была наступить зима, возможно, очень долгая.

Предложив Норману устроиться на кушетке, обитой натуральной чёрной кожей, Хельга подошла к шкафчику с кодовым замком. Не смотря на то, что пациентами «Хельхейма» были мертвецы, у Хельги дома имелся мобильный стационар на дому. В запертом на код шкафу имелись три полноценно сформированные аптечки первой помощи с актуальными сроками годности, препараты и устройства для сердечно-лёгочной реанимации, а так же аппарат для кардимониторинга. Именно последнее устройство Хельга и извлекла на свет. Аппарат напоминал небольшой телевизор с кучей проводков, заканчивающихся липучками и клешнями. Норман смотрел на неизвестный предмет глазами испуганного ребёнка, но Хельга не спешила ему объяснять, что это. Установив монитор на кушетке в ногах Норма, женщина включила аппарат в розетку. Экран зажёгся, показывая нулевые данные.

Норман дёрнулся, когда Хельга попыталась приблизиться к нему с электродами, и женщине пришлось его успокоить, чтобы не получить неверные данные:

— Я хочу проверить ритм твоего сердца, Норм, не бойся. Это тебе не повредит.

Норман кивнул, откинулся на кушетке и расслабился. Хельга залезла под его одежду, и закрепила электроды на его груди, руках и ногах. На экране начали появляться данные сердечного ритма и пульса. Пока что сбитые, но женщина надеялась, что это пройдёт.

Подставив к кушетке стул для себя, Хельга достала из медицинского шкафчика шпатель в стерильной упаковке, маленький фонарик и термометр в пластиковом футляре. Устроившись на стуле она начала осмотр своего пациента. Сперва Хельга проверила глаза Нормана, убедившись в правильном функционировании глазных нервов и реакции зрачка на свет. Дальше в ход пошёл шпатель и женщина осмотрела его нёба, миндалины, язык и зубы. Получив хорошие результаты от осмотра, женщина дала Норму градусник и велела держать его под языком, сомкнув губы.

Через пять минут Хельга достала градусник и посмотрела на показания. Температура отклонялась от нормы, в прочем, как и сердечный ритм и пульс, высвечивающиеся на мониторе кардиографа. Однако смело можно было сказать, что Норман уже перешагнул черту между жизнью и смертью.

— Как? — решил поинтересоваться Норм, ничего не понимающий в странных показателях аппарата.

— Ты в порядке, — сообщила ему Хельга, снова переходя на профессиональный тон. — Но я советую тебе беречь себя. Я знаю, что план Вальтера подразумевает для вас неспокойные времена. Твоё тело было реконструировано мной из материалов, которые не предназначены для живых. Заплатки на шее и животе сделаны из искусственной кожи. Твоя настоящая кожа её не отторгнет, но и полного сращения ждать не приходится. Может кровоточить. Придется обрабатывать швы каждый день. Я дам с собой аптечку. Если не будешь этого делать — сгниешь заживо. А после воскрешения — это не самое приятное, что может случиться.

— А внутри? — поинтересовался Норман, выдав кривую усмешку на слова Хельги. Чего-чего, а смерти он теперь не боялся.

— Это непростой вопрос, — Хельга откинулась на стуле. — Лёгкие и сердце в тебе настоящие, живые. Не перетруждай их. Я использовала лучшие органы, которые нашла. Будет обидно, если они быстро износятся. Твоё тело, долго погружённое в криогенный сон, будет очень устойчиво к температурам и нагрузкам. Ты можешь и не заметить, что физическая оболочка рассыпается, но когда это станет очевидно — будет уже поздно. Умрёшь снова — второй раз вернёшься…

— Только в Рагнарёк, я знаю, — отозвался Норман и схватился рукой за горло, словно желая подавить боль в горле.

— Ты всегда был бунтарём, — вздохнула женщина, разведя руками. — Покуда Вальтер прыгал по кроватям богинь, ты сражался с их мужами.

— Иногда я тоже прыгал, а потом отвоёвывал свою невиновность, — усмехнулся Норм, и в блеске зелёных глаз Хельга увидела прежнего брата. Неожиданно он заговорил твёрдо и чётко, и лишь лёгкая хрипотца окрашивала его слова. — И Вал помогал мне в этом. И как подло боги потом поступили с нами. Сделали так, чтобы мы не могли защищаться. Связали нас всех зримыми и незримыми путами…

Произнеся такую длинную речь, Норман зашёлся удушающим кашлем. Хельга подхватила его под руки, чтобы он не скатился с кушетки и не запутался в проводах. И в этот же момент сквозь хрипы мужчины послышался звон ключей и звук отпираемой двери.

Фенни, топая, как конь с восемью ногами, помчался по квартире в поисках хозяев. Услышав кашель, волкособ толкнул дверь в кабинет Хельги, наскочив на неё передними лапами, и она открылась. За псом поспешно следовал Вальтер на плечах которого висели сразу две спортивные сумки, по виду довольно увесистые.

— У вас всё хорошо? — поинтересовался он у Нормана, который хрипел, сидя на кушетке, и Хельги, отбивавшейся от ласк Фенни.

— Да, прекрасно, только Норман никак не привыкнет к разговорам, но это скоро пройдёт, — пообещала женщина. — Но в целом он скорее жив, чем мёртв. Ты взял всё, что требовалось?

— Я забрал все вещи, которые могут нам пригодиться, — сказал Вальтер, скидывая сумки на пол. — И ещё кое-что осталось в автомобиле. Я приобрёл фургон в службе проката. Заплатил вперёд за три месяца. Дешевле было бы купить подержанный автомобиль, но у меня не было времени его искать.

— Оставишь мне адрес этого автосалона, — сказала Хельга, попутно отцепляя электроды от Нормана, пока Фенни их не порвал. — Я постараюсь выкупить машину, если вы будете задерживаться.

— Ты очень заботливая старшая сестра, — с улыбкой отозвался Вальтер, хлопая по ноге, чтобы привлечь внимание пса. — Если бы не обстоятельства, ты была бы отличной нянькой, пока мы с Нормом были детьми.

— Ох, замолчи, — с притворным раздражением бросила Хельга, сматывая провода кадиографа и убирая его в шкаф.

— Принёс, что хотел? — медленно спросил Норман, понизив голос так, что получился зловещий шёпот. Но это был единственный способ не напрягать уставшие связки.

— Да, здесь есть чистая одежда для тебя, — сказал Вал, скидывая с плеча одну из сумок и протягивая её брату за ремень. — Примерь, и я надеюсь, что всё подойдёт.

— Я разберусь, — кивнул Норман, осторожно вставая с кушетки.

Медленно передвигая ноги, Норм дошёл до брата и взял сумку. Нести её на себе мужчина не мог, поэтому поволок за собой по полу. Увидев сумку на полу, Фенни схватил её в зубы и потащил вперёд, ведя за собой Нормана, как на поводке.

— Он хочет тебе помочь, — рассмеялся Вальтер. — Ты ему нравишься.

— Потише, братец, — сказал Норм с улыбкой, обращаясь к волкособу. Он еле успевал делать шаги, опираясь на стены, чтобы не упасть.

Стоило Норму закрыть за собой дверь, как Вальтер, даже не раздевшись и не скинув вторую сумку, рванул на кухню. Удивлённая такому поведению, Хельга последовала за ним. Женщина поймала Вальтера у холодильника, который поспешно ел бутерброд с мясом и сыром, пока на плите уже закипал чайник.

— Не смей жрать украдкой, чтобы не обидеть брата! — возмутилась Хельга, выйдя из себя.

— Но он никогда не сможет… — начал Вальтер, но тут же закашлялся от сухого хлеба.

— Сможет — не сможет, вы едете вместе, — Хельга сняла с плиты кипящий чайник и налила Вальтеру воды в кружку, где лежала порция растворимого кофе и сахара. — Ты будешь всегда голодать, когда он будет рядом? Тогда умрёшь ещё до Рагнарёка, и я тебя оставлю в своём царстве за главного, пропустишь всё веселье.

Женщина пихнула кружку брату в руки. Вальтер с благодарностью принял её и запил бутерброд. Вал пристыженно замолчал, проглатывая тугой пищевой комок. В словах сестры была правда, но Вальтер был так виноват перед близнецом, что причинить ему новые страдания был не в силах. Мужчина было хотел высказаться в защиту своей позиции, но в этот момент в кухню зашёл Норман в сопровождении Фенни. Норм был одет в синий свитер, чёрные джинсы и кожаную куртку на меху. На его ногах были тёплые носки, на шее — шарф, а на руках перчатки.

— Так правильно? — поинтересовался Норм у Вальтера.

— Да, всё верно, — согласился Вал, залпом выпивая кофе, за что поймал ещё один раздражённый взгляд от Хельги. — И раз уж ты оделся, спустимся вниз и посмотрим на нашу повозку. Всех приглашаю!

Вальтер скинул спортивную сумку в коридоре и, прерывая гневную речь Хельги, накинул ей на плечи пальто, сдёрнутое с вешалки. Фенни тоже не жаждал оставаться дома в одиночестве и увязался за своими хозяевами. Вал взял Нормана под руку, чтобы помочь ему дойти до лифта. Как трёхлетний малыш Норм рассматривал движущийся по вертикальному коридору стальной короб, на который предыдущим вечером не обратил внимания из-за своего состояния.

Когда лифт поднялся наверх и двери открылись, из кабины вышел мужчина, который Вальтер по всем показаниям называл бы «средним»: средний рост, среднее телосложение, средняя внешность, невыразительная одежда и мимика. Однако, когда этот серый тип заметил в компании мужчин Хельгу с чёрным волкособом у ног, он состроил гримасу притворной любезности.

— Добрый день, доктор Локдоттир, — мужчина осмотрел близнецов и собаку, заметно скривившись при виде Нормана. — Так это вы нарушаете спокойствие в нашем доме.

— Добрый день, — улыбка на лице Хельги, которой она одаривала Фенни, померкла. Она даже не потрудилась вспомнить имя соседа, которого видела раз в несколько месяцев из-за напряжённой работы. — И чем, позвольте узнать, мы Вам помешали?

— Ну, знаете, у нас такой тихий район, — мужчина явно стушевался, встретив отпор. — И этот топот ног, собачий лай, голоса рано утром и поздно ночью. Я плохо сплю из-за всего этого.

— Купите себе дом за городом, и там наслаждайтесь тишиной, — посоветовал Вальтер, обратившись напрямую к неприятному типу.

— Что Вы себе позволяете? — возмутился мужчина, оглядывая братьев Хельги с ног до головы. — Я человек элитной профессии! И селился в доме, который соответствовал моему статусу!

Хельга заметила в лице Вальтера перемены. Черты его лица словно огрубели. Он ощерился, как хищник, но вместо оскала его губы сложились в весьма недоброжелательную улыбку.

— Я знаю элитных собак и лошадей, а людей элитных не знаю, — ответил Вал, смерив оппонента презрительным взглядом. — Так что иди с миром, дядя, терпеть осталось недолго. Другой вопрос: тебе — нас, или нам — тебя?

Хел хотела его остановить, но отчего-то передумала. Так много лет она была сама по себе. Сильная и независимая, не потому что очень хотела, но положение принуждало к этому. Не то чтобы она могла бы позволить кому-то командовать собой, но в поддержке и заботе нуждается каждый, будь он зверь, человек или бог. Встреться она с соседом наедине, то непременно пообещала бы не шуметь, и быстро ушла от разговора. Но Вальтер был личностью иного сорта.

— Я обращусь к полицейским! — крикнул на прощание серый человек и скрылся за дверью своей квартиры.

— Ещё раз встречу тебя — убью! — крикнул вслед ему Вальтер и рассмеялся.

— Ты в курсе, что за такие угрозы тебе могут впаять срок? — спросила Хельга с лукавой улыбкой, которая снова вернулась на её лицо, и вызвала лифт.

— А мне есть, чего бояться? — поинтересовался Вал в ответ. Он завёл брата в кабину лифта, а когда зашли все, нажал кнопку нижнего этажа. — Моя сестра — богиня смерти. Так что если понадобится, мы его убьём, воскресим, и снова убьём, если с первого раза будет непонятно.

Спустившись на лифте на первый этаж, близнецы и сестра, в сопровождении пса, вышли на парковку, расположенную позади дома Хельги. Мягкий пушистый снег уже обволок улицы, спрятав под собой деревья и машины, пожарные гидранты и дорожные знаки. Дорогу почистили, свалив лишний снег на край мостовой, и в этих сугробах успели начать свои игры дети, идущие с учебных заведений. Их, таких живых и тёплых, снег укрыть не мог. Как давно доктор Локдоттир замечала такие мелочи в жизни смертных, она сама уже не помнила. И это навевало на неё печаль, такую же сильную, как незнакомый серый фургон, ещё не успевший скрыться под снежным покрывалом. Очень скоро на этом автомобиле Вальтер, Норман и Фенни покинут её. Они останутся единым целым, она же — снова станет отколотым кусочком их семьи.

Вальтер подошёл к автомобилю и нажал кнопку на брелке сигнализации. Автомобиль грустно пиликнул и снова затих. Фургон был неприметен и уныл с виду, но вместе с тем он выглядел крепким и надёжным, как танк. Вал подошёл к задним дверям автомобиля и распахнул их. Внутри кузов представлял собой нечто, напоминающее купе в поезде, или очень маленькую комнату. Два узких спальных места по бокам, и над каждым закреплён раскладной столик, который можно было опустить вниз, а затем так же поднять наверх. Под кроватями — ящики для вещей, на стенах — крючки под одежду и сумки, под потолком — три плоские прямоугольные лампы. Пол был застелен толстым слоем неуместно жёлтой фанеры.

Растолкав своих хозяев, Фенни запрыгнул в салон и вальяжно прошёлся по нему. Для огромного пса здесь было мало места, но он быстро нашёлся и лёг в дальнем углу, там, где начинались сиденья водителя и штурмана.

— А я-то думал, где ему сделать лежанку, — всплеснул руками Вал, обратившись к псу. — Молодец, друг!

— Я найду толстые одеяла для вас всех, — сказала Хельга, закончив осмотр и убедившись, что машина годна для долгой поездки. — Так будет уютнее.

— Спасибо, — сказал её Норман. Мужчина отцепился от брата и присел на край кузова, чтобы получше рассмотреть обстановку.

— Видели бы вы лицо девушки из проката, которой я рассказывал, что собрался путешествовать вместе с братом и псом, — усмехнулся Вальтер. — Она даже прослезилась.

— Женщины всегда тебя любили, — заметил Норм. Близнец дозировал свою речь, выдавая слова медленно, но, по крайней мере, уже не заходился в приступе кашля.

— Рад, что ты это помнишь, — с улыбкой заметил Вальтер, приобняв брата. — Компания потных мужчин, которую предпочитал ты, проводя дни за тренировками, меня не привлекала.

Норман растянул губы в кривой улыбке.

— Когда отправляетесь? — Хельга задала самый главный вопрос, обратившись напрямую к Вальтеру.

— Завтра, времени терять нельзя, — с уверенностью сообщил Вал. — Чем быстрее мы начнём, тем быстрее всё закончится.

Сестра не ответила, давая своё молчаливое согласие. Она сложила руки на груди, словно хотела защитить себя от всего, что грядёт.

— Это надо отметить, — произнёс Норман, улыбнувшись сестре.

Вечер закончился мирно. Вальтер приготовил ужин для себя, Хельги и Фенни. Сестра показала Валу, как вводить Норману питательные вещества по вене и накормила его, пока брат подавал блюда на стол. После этой процедуры Норм почувствовал себя сильнее, и сел вместе с родственниками, чтобы поддержать компанию.

После ужина, пока Вальтер мыл посуду, а Норман возился с Фенни, Хельга собирала им дорожную аптечку. Разумеется, обеспечить их лекарствами на всё время путешествия она не могла, но обещала отсылать им всё необходимое курьерской службой, если Вальтер будет сообщать, где они находятся.

Вал пообещал сестре связывать с ней, но сделал это неохотно. Он не хотел впутывать Хельгу в это дело. Ведь Вальтер задумал не просто напугать богов. Немногие асгардцы сейчас живут в Мидгарде, но из тех, которых можно найти, некоторые отделаются лишь испугом, а другие умрут страшной смертью. И решать свою участь будут они сами. Вал не знал, раскается ли хоть кто-нибудь из них в том, что сделали они с детьми Локи?

Утром Хельга проснулась резко и испуганно посмотрела на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. До звонка будильника было ещё полчаса. Из крепкого сна женщину вырвал спор, которому придавались её братья в гостиной. Они, очевидно старались не шуметь, но шёпот их получился уж очень громким. Судя по ходу разговора, Вал не хотел будить сестру и прогонял брата, чтобы тот спустился и разогрел машину, а Норм сперва хотел попрощаться с Хельгой. Женщина откинула одеяло, и кожа её тут же покрылась мурашками. Вероятно, за ночь похолодало, и термостат в квартире уже не справлялся с поддержанием комфортной температуры. Хельга быстро встала, всунув ступни в мягкие тапочки и накинула тёплый халат поверх ночной рубашки.

— Поздно, мальчики, я уже проснулась, — сонным голосом произнесла женщина, выходя в гостиную и щурясь от света ламп. За окном было ещё темно.

Братья действительно стояли посреди комнаты, друг напротив друга, словно готовы были начать драку. Оба уже были одеты в куртки, а Фенни сидел у дивана возле кипы сумок и пакетов и охранял их, как послушный мальчик.

— Прости, Хельга, я не хотел тебя будить перед рабочим днём, — виновато отозвался Вальтер. — И, всё же надеюсь, что твоё утро будет добрым.

— Ты был готов слинять втихую и желаешь мне доброго утра? — с ухмылкой поинтересовалась Хельга, подойдя к брату и растрепав его длинную чёлку так, что она превратилась в вихор.

— И я ему тоже самое сказал, — произнёс Норман тем же хриплым шёпотом, какой женщина слышала через дверь. — Доброе утро, Хельга. Я погуляю с Фенни и буду ждать тебя в машине.

— Я приду проводить вас, не беспокойся, — сказала ему сестра, направляясь к кухне.

Перед тем, как пойти за Норманом, Фенни бросился к Хельге и перегородил ей дорогу. Волкособ запрыгнул на неё, с целью подарить один мокрый поцелуй, и на этот раз женщина не стала ругаться на то, что он кладёт лапы ей на плечи.

Норман, повесив спортивную сумку себе на плечо, отправился в прихожую и оттуда позвал волкособа. Ткнувшись Хельге в ухо своим мокрым носом, пёс потрусил к Норму. Вместе они вышли из квартиры и дверь за ними захлопнулась. Вальтер проводил их взглядом. Он уже начинал ревновать их друг к другу, так быстро Фенни привязался к новому хозяину. Хотя причина была понятна. Раньше пёс больше всех нуждался в помощи, а теперь самый неадаптированный был Норман, и волкособ чувствовал свою ответственность перед «младшим».

— Я могу помочь тебе? — спросила Хельга, смотря, как брат вытаскивает в прихожую сумки. Вал подготовился с вечера, а потому не тратил время на суету и бесполезную беготню.

— Ты и так много сделала для нас, — отозвался Вальтер, переправляя ещё одну сумку к входной двери. — Собрала нам аж две аптечки и помогла с пайком. На случай, если мы окажемся далеко от цивилизации, твои консервные баночки спасут мне жизнь.

— До твоего приезда у меня только и были, что эти консервные банки, — усмехнулась Хельга, остановившись под аркой между гостиной и столовой. — А ты забил всю мою кухню хорошей свежей едой. Считай, что это был обмен.

— Во имя Асгарда, Хел, найми кухарку, — шутливо бросил ей Вальтер. — Учитывая, сколько ты работаешь, эти продукты испортятся быстрее, чем ты до них доберёшься. Хотя я отварил тебе кашу на завтрак.

Хельга удивлённо посмотрела на свою плиту. Действительно, на ней стояла маленькая кастрюлька от которой шёл слабый аромат овсяной каши с яблоками и корицей. Женщина улыбнулась и сморгнула непрошеные слёзы, чтобы брат не увидел их.

— И что я буду без тебя делать, — пробормотала Хельга, думая о том, что давно заработала бы гастрит, не будь она богиней.

— Например, ты можешь следить за моим домом, — напомнил Вальтер, уходя в прихожую с двумя непрозрачными боксами, в которых сестра уложила лекарства и питательные смеси. — Я покинул жилище в Будё в спешке, и буду крайне благодарен, если ты слетаешь туда в следующие выходные. Отключишь воду, свет и отопление. Ты понимаешь. И здешнюю квартиру я тоже оставил в беспорядке…

— Я всё сделаю, не переживай, — отозвалась Хельга с кухни. — Я буду оплачивать твои счета и налоги и содержать твои дела в порядке. А ты клянись, что будешь на связи со мной.

— Клянусь, — согласился Вальтер, пусть и нехотя. — А теперь завтракай. Я буду ждать тебя внизу, когда закончу укладку багажа.

Вальтер вышел из квартиры с первой партией вещей. Хельга тем временем положила в тарелку ароматную овсянку и с удовольствием позавтракала. Может и правда, стоило бы завести кухарку и домохозяйку. Деньги это позволяют, а положение в обществе и вовсе просто обязывает. Но пища, приготовленная чужими руками, будет совсем не такой, как эта. Хельге вдруг вспомнились времена их прихода в Мидгард.

Это были времена выживания. Ради своих первых мидгардских денег им пришлось убить и ограбить ни одного человека. Это шло в разрез с понятиями асгардцев о чести, но им нужна была еда, одежда и крыша над головой. И уже тогда, когда они ютились в тесной обшарпанной комнатке, Вал начал проявлять недюжинную заботу о сестре и новоявленном домашнем питомце, в лице того, кто ещё недавно был Фенриром-волком. Слишком поздно Хельга поняла, что Вальтер старался жить за двоих, пытаясь как-то компенсировать потерю брата. Она ужаснулась, разглядев в брате черты характера умершего близнеца, и попыталась помочь, но он не внял её словам. Между ними начала раскрываться пропасть. Вал всё больше замыкался в себе и отдалялся. Хельга решила довериться судьбе и не препятствовала этому.

Очень скоро дела неожиданно пошли хорошо. Удача улыбнулась бедным детям Локи и у них появились деньги. Достаточно, чтобы позволить себе снимать приличную квартиру в центре Стокгольма и устроиться на образовательные курсы. Хельга с головой ушла в медицину, Вальтер окунулся в финансовую сферу. Когда Хельга смогла устроиться помощницей коронёра в городской больнице, Вал забрал тело Нормана, до того спрятанное в снегах Йотунхейма, и перенёс его в Мидгард. Хельга умело отводила глаза работникам морга, чтобы безымянный труп никто не трогал. Но тогда-то и пошли нежелательные просьбы брата которые длились многие годы и привели к спору, в ходе которого Вальтер и Фенни были отосланы в Норвегию.

После ссоры Вальтер не давал о себе знать полгода. Хельга перечисляла ему деньги, но ответной реакции не было. И вот когда женщина уже было смирилась с этим, Вальтер просто появился в «Хельхейме». Он был одет в стильный костюм, у него была новая стрижка и татуировки. Он открыто флиртовал с новенькой администраторшей мисс Нильссон, и улыбался, как кинозвезда. Возле его ног вертелся довольный и упитанный Фенни. Хельга была рада видеть их, ровно до того момента, как с губ Вальтера сорвались три слова «верни мне брата». Как много лет провели в Мидгарде, но от чего-то лишь за последние два дня Хельга узнала настоящего Вальтера и успела его полюбить всем сердцем.

Закончив завтрак, женщина быстро направилась в свою комнату, чтобы собраться. Зная Вальтера, долго ждать он не будет. Да и опоздать в «Хельхейм» в понедельник было бы просто преступно. Выбрав в своём гардеробе строгий костюм зелёного цвета и белую блузу, Хельга отправилась с ним в ванную комнату.

Пока она приводила себя в порядок, то слышала, как ещё несколько раз открывалась и закрывалась входная дверь. Вальтер спустил все вещи в три захода. Одевшись и собрав сумочку, Хельга прошлась по пустой квартире и выключила свет.

Вальтер прогрел автомобиль и сел на место водителя. Хельга должна была вот-вот спуститься. Норман ждал её, стоя снаружи, возле открытых дверей фургона, а Фенни был уже внутри, в гнезде из одеял, которые заменяли ему лежанку. Люди, выходящие на парковку к своим машинам, неприлично пялились на странную компанию, особенно на бледного мужчину с длинными рыжими волосами. Но Норма эти посторонние люди, которые не играли в его жизни никакой роли, беспокоили меньше всего. Хотя один субъект его позабавил. Мальчишка, с непомерно большим рюкзаком за спиной, которого родители, очевидно, везли в школу, тыкнул в Нормана пальцем с криком: «смотрите, эльф!» Мужчина усмехнулся и подмигнул парнишке. Родители, сгорающие от стыда, тащили школьника к машине, а он не унимался: «у него зелёные глаза, мама!»

— Слышал? Я эльф! — с хриплым смехом сказал Норм, обращаясь к брату.

— Если ты эльф, то я гном, — отозвался Вальтер, смотря в боковое зеркало на смеющегося близнеца, прячущего лицо в вороте синей парки.

На улицу вышла Хельга, быстрыми шагами пересекая парковку. Вал улыбнулся — сестра уже была в образе строгой доктор Локдоттир.

— Удачи вам, — напутствовала женщина с ходу, приблизившись к Норману. — И возвращайтесь живыми.

Брат крепко обнял её, а Фенни гавкнул из глубины фургона.

— Скоро наступит зима, — сообщил Вальтер, высовываясь в открытое окно. — Если она закончится, значит, мы провалили дело. Помни об этом.

— Меч у тебя? — спросила сестра, подойдя к водительскому окну.

— Как бы я мог его забыть, — ответил Вал, прекрасно зная, что меч спрятан под одеялами Фенни. Оттуда никто кроме близнецов не смог бы его забрать, не лишившись руки.

— Не знаю, но спросить была обязана, — отозвалась Хельга, с кривой усмешкой. — А теперь газуй, пока я не передумала вас отпускать.

Вальтер повернул ключ в замке зажигания. Норм захлопнул задние двери фургона и быстро забрался на место штурмана рядом с братом. Фары автомобиля осветили дорогу в предрассветном тумане, и он покинул парковочное место.

Хельга проводила взглядом удаляющийся автомобиль, развернулась на каблуках и отправилась по привычной дороге, которая должна была привести её в «Хельхейм».

Вальтер уверенно вёл автомобиль в сторону скоростного шоссе. Фонари постепенно гасли, на улицах появлялось всё больше народу. Город просыпался как раз тогда, когда они его покидали. Мысли Вала были где-то далеко. Он и поверить не мог, что их путешествие наконец-то состоялось.

Да что путешествие, Вальтер до сих пор не мог поверить, что его брат с ним здесь и сейчас. Не иллюзия воспалённого разума, вызванная из милых сердцу воспоминаний, а реальный человек, вернувшийся с того света. Кто бы мог подумать, что в Мидгарде такое возможно. Хотя Норм ещё не до конца присутствовал в реальном мире. Его тело постепенно обретало силу, но дух молодого мужчины порой был где-то в другом месте. Брат чувствовал эту отстранённость, но был готов терпеть, даже если Норман останется таким.

— Так куда мы направляемся? — спросил Норм у близнеца, заметив, что тот отвлёкся от дороги и смотрит на него.

— Если честно, я и сам понятия не имею, — ответил Вал, сосредотачиваясь на движении. Хотя он всё же немного кривил душой, кое-какой план у него имелся. — В своё время я успел покататься по Швеции и Норвегии, но не обнаружил никаких следов старых богов. У нас остаётся только Дания — последняя Скандинавская страна здесь, в Мидгарде. Быть может там кто-то из них поселился.

— Как ты узнал, что здесь в Мидгарде вообще есть другие боги? — осторожно поинтересовался Норман. — И как же ты путешествовал? Совсем один?

— Когда я возвращался в Йотунхейм за тобой, я был и в Асгарде. Крепость опустела. Один спал, а слуга, которого я поймал и допросил, рассказал, что многие переселились в Мидгард. Доносчика пришлось убить, чтобы он не сболтнул, что видел меня, — Вал говорил нехотя, ибо воспоминания об этом путешествии не были ему приятны. — Когда я узнал об этом и вернулся домой, я долго обдумывал план мести. И я начал просить Хельгу вернуть тебя к жизни. Много лет мы спорили из-за этого. Потом она выгнала меня в другую страну, и тогда я решил действовать один. Я изменил внешность, сделал рисунок рун на своей коже, взял Фенни и пустился в путь. Есть много способов пересекать большие расстояния, если ты свободен в денежных средствах, так что все дороги были мне открыты. Мы с Хельгой даже купили личный самолёт, чтобы навещать друг друга.

— Ты должен будешь рассказать мне об этом побольше, — оживлённо произнёс Норман. — Как так вышло, что два бога, сбежав из Асгарда, вдруг стали в Мидгарде богачами.

— А, тут и рассказывать нечего, — спокойно ответил Вальтер, тормозя на светофоре. — Наш успех связан с простой удачей. Мы начинали как нищие с самых низов. Но потом я удачно вложился, а Хельга, ты не поверишь, выиграла в лотерею.

— Во что? — переспросил Норм, нахмурив брови.

— А, лотерея, это такая игра, где при удачном сложении чисел можно получить неплохое вознаграждение, — пояснил Вал, снова нажимая на газ, когда светофор показал зелёный свет.

— Подобные игры мне знакомы, но я никогда не был в них силён, — отозвался Норман. — И какое же число стало счастливым для вас?

— Девять, разумеется, — усмехнулся Вальтер, сворачивая на шоссе. — Какое же ещё число может принести удачу скандинавским богам?

Норман вдруг остановил брата жестом. Он смотрел в своё окно, где по правую сторону раскинулось великое море. Норм смотрел туда неотрывно, и Вальтер уже начал беспокоиться, как вдруг близнец схватил его за руку и заставил резко повернуть руль. Вал едва не потерял управление автомобилем и чудом не врезался в заграждение.

— Эй, что с тобой?! — воскликнул Вальтер, напряжённо хватаясь за руль и выравнивая машину.

— Быстро, мне нужно туда, к морю, — как безумный прохрипел Норман, указывая в сторону воды. — Срочно!

— Да что с тобой стряслось? — удивился Вальтер, и тем не менее стал высматривать пути съезда с шоссе.

— Йормунганд, — прошептал Норман. — Я слышу, как он зовёт меня. Быстрее.

Вал свернул на дорогу, ведущую к Стокгольмскому порту и остановился у доков. Поставив фургон на ручной тормоз, Вальтер отдышался и спросил:

— А теперь скажи мне, что ты имел ввиду, говоря о Йормунганде?

— Наш змееподобный брат здесь, — с улыбкой сказал Норм, открывая дверь. Салон автомобиля тут же наполнил влажный холодный воздух, идущий с моря. — Когда я молчал, то слышал его голос в своей голове. Потом он утих, и я решил, что мне померещилось. Но здесь, у воды, этот голос зазвучал вновь. Так громко, у меня чуть мозг не взорвался! Прости, что напугал тебя, но я должен с ним встретиться. Наедине.

— Если это необходимо, — произнёс Вальтер. Он был взволнован и удивлён. — Будь осторожен. Ты помнишь, что говорила Хельга о нагрузках на тело.

— Я помню, — сказал Норман, выходя из машины. — Но ты точно не сможешь погрузиться в ледяную воду. А я много лет провёл в холоде. Да и если выбирать, кому умереть, пусть это буду я.

Вал хотел было возразить, но брат уже захлопнул дверцу и пошёл прочь. Мужчине ничего не оставалось, как ждать его. Вальтер включил печку и откинулся на сиденье. Заглянув назад, он убедился, что Фенни дремлет на своей лежанке сзади. Пса вообще не волновала ни их бешеная гонка, ни споры, ни встреча с Йормунгандом. Иногда Вал начинал думать, что Фенрир вовсе забыл, кем является на самом деле.

Оставив Вальтера в машине, Норман пошёл по длинному каменистому причалу, обросшему водорослями и кристаллами солёной воды Балтийского моря. Он шёл медленно, но прогресс был налицо, ему даже не требовалась поддержка. Очень скоро он восстановится, и сам станет для брата подспорьем, а не балластом. Хотя даже сейчас он мог оказать помощь, ибо благодаря тому, что мало говорил, и много слушал, его брат связался с ним. Добравшись до края причала, Норман оглядел корабли, качающиеся на волнах. Эти белоснежные махины были крохотными, по сравнению с викингскими драккарами, которые он видел в своём детстве.

Не смотря на холод и морской ветер, сбивающий с ног, Норман скинул обувь, куртку рубашку и джинсы, оставшись в одних трусах. Он не хотел после замочить салон автомобиля. Положив камень поверх горы одежды, Норм подошёл к самому краю, высившемуся над водой, задержал дыхание и прыгнул.

Холодная вода была как шок, но после множества лет криогенной заморозки, тело могло спокойно выносить низкие температуры. Он чувствовал лёд, но его члены не отказывались подчиняться, мышцы не свело судорогой. Лёгкие идеально удерживали воздух, не требуя нового глотка. Открыв глаза, Норман напряг мышцы и постарался опуститься как можно ниже.

Почувствовав под ногами каменистое дно, Норм стал продвигаться дальше от причала. В тёмной воде почти нельзя было ориентироваться, и мужчина боялся, что его затея провалится. Но ориентир нашёл его сам. Огромная полусфера, мерцающая красно-оранжевым светом манила его. При приближении, Норману стало ясно, что полусфера размером с него, и по центру ее разделяет узкая чёрная полоса — зрачок. Это был глаз Великого змея Мидгарда Йормунганда — сына бога Локи и великанши Ангрбоды.

Подплыв к самому оку змея, Норман коснулся его кожи на веке*. Чешуи змея, каждая из которых была гораздо больше руки Нормана, были гладкими, как камень, обтёсанный водой. Йормунганд был единственным, кто не претерпел трансформацию. И здесь, и во всех девяти мирах он оставался собой, ибо на ментальном уровне обхватывал мировое древо у самых его корней, там, где располагался Мидгард — срединная земля.

И лёжа в мировом океане, змей собирал информацию. Он чувствовал вибрацию планеты, знал всё, что творится на ней. В отличие от Фенрира, языка живых Йормунганд не знал. Да и зачем нужен язык тому, кто заточён под водой и не может им воспользоваться. Но всё же существовал способ общения с ним. Теперь Норман понимал это.

Мужчина приложил голову к голове змея и закрыл глаза. Тоже самое сделал и Йормунганд, красно-оранжевый свет погас, и они оказались в кромешном мраке, подобному тьме Нифльхейма. Змей мысленно передал своему брату всё, что знал о богах, живущих сейчас в Мидгарде. Норман узрел множество образов, невероятно чётких и запоминающихся, но не совсем понятных ему. Среди этих образов Норм узнал богов и богинь Асгарда. И дорога до них проходила через океан, на соседний материк, на столько густонаселённый, что позволял скрыться асам и ванам, которые притворялись людьми.

Братья открыли глаза почти одновременно. Огромный змей зашевелился. Могучей своей головой он поддел Нормана и одним толчком отправил наверх. Норм вылетел, как снаряд, отправленный пращой и в один миг оказался на поверхности воды. Глотнув воздуха, мужчина раскачивался на волнах, набираясь сил, а затем поплыл к причалу, на котором его уже ждал Вальтер. Когда Норм доплыл, брат тут же укутал его полотенцем, а затем тёплым одеялом. Кожа Нормана снова была серой и жёсткой, а губы посинели. Его зубы начали выбивать дробь, как только он выбрался из воды, а ноги снова отказывались служить. Но брат не оставлял его, а держал крепко.

— Ты видел его? — с опаской спросил Вал, обхватив близнеца и пытаясь растереть его кожу под одеялом, чтобы быстрее согреть.

— Да, и он показал мне других богов, которые скрываются в Мидгарде, — прошептал Норм ему на самое ухо, цепляясь за шею брата. — Женщина в короне и с факелом. Где это?

— Женщина… Ты говоришь о Статуе Свободы? — удивился Вальтер. — Они что, в Северной Америке?

— Америка, да, — согласился Норман. — Нам нужно туда.

Прихватив одежду брата с причала, Вал отвёл его обратно в машину. Фенни очень удивился, когда хозяева потревожили его сон. Один из них был почти голый и холодный, как в день своего возвращения, а от другого несло тревогой и одновременно нетерпением.

Норман забрался на свою кушетку и начал натягивать одежду. Вальтер включил свет в салоне и дополнительные обогреватели. Руки Норма тряслись от холода, а потому близнецу пришлось помогать ему. Когда брат снова был одет, Вал обложил его одеялами и забрался в этот кокон, чтобы ввести ему пищу и помочь согреться. Фенни, до той поры сидевший на своей лежанке и с интересом разглядывающий хозяев, тоже решил присоединиться к процессу. Волкособ запрыгнул на кушетку с другой стороны от Нормана и потеснил братьев. Втроём им было не слишком удобно на узкой постели, но они были готовы потерпеть.

Они почти уже задремали, разморенные жарой, как вдруг негу нарушил тихий голос Нормана:

— Мы должны найти трактир, чтобы поесть и обсудить наши дальнейшие планы.

Вал вздрогнул, но не раздумывая дал согласие. Им требовалось не только поесть, но и зайти в супермаркет, чтобы закупиться нормальными продуктами на ближайшие дни. Одними консервами сыт не будешь. Оставив Норма в салоне и велев Фенриру за ним присматривать, Вальтер сел за руль.

Фургон Локсонов вернулся на шоссе и поехал обратно в сторону города. Вал припарковал его у ближайшего торгового центра, в котором, по счастью, он когда-то бывал. В этом центре имелись кафетерий и супермаркет, а это им и было нужно сейчас. Фенни остался в машине, а братья покинули фургон и вышли на оживлённую парковку.

Вальтер и Норман зашли в торговый центр. Пока они поднимались на третий этаж, где располагался ресторанный дворик, Норм испытывал шок от обилия новых впечатлений. Он глазел по сторонам, как маленький ребёнок, натыкаясь на других людей и даже не думая извиняться за это. Особенно сильно его потряс «ведьминский» эскалатор и магазины нижнего белья, где прямо в витринах стояли женские манекены в прозрачных халатиках и неглиже.

Выбрав кафе с самым просторным залом, братья зашли внутрь и заняли один из свободных столиков, которых оставалось всё меньше. Сейчас было время ланча и люди, работники торгового центра и фирм, находящихся поблизости, стекались сюда, чтобы поесть. Короткое меню, очень удобно, ждало посетителей на столе. Официант подошёл удивительно быстро и принял заказ от Вальтера. Норман, дабы сделать вид, что тоже будет есть, попросил чашку чая и кусок пирога, намереваясь в последствии скормить это брату на десерт. Братья сняли куртки, повесив их на спинки своих стульев и продолжили разговор.

— Ты остановился на том, что изменил внешность и твои попытки отыскать богов провалились, — напомнил Норм, когда официант отошёл. — А что было дальше?

— Дальше — ничего, — пожал плечами Вал. — У меня начались видения во снах, и у Хельги тоже. Теперь я думаю, быть может это Йормунганд проникал в наши умы, когда мы были уязвимее всего.

— Возможно, — подтвердил эту догадку Норман. — Змей сказал, что этот мир ужасно шумный, и он прав. До тех, кто постоянно говорит, слушает и думает о чём-то, очень сложно достучаться.

— Верно, а я не мог остановить поток своих мыслей даже на секунду. И каждый раз, как я вспоминал о прошлом, я просил Хельгу вернуть мне тебя. Она отказывалась, — продолжал Вал. — Угрозы, жалобы, шантаж не помогал. Я даже хотел покончить жизнь самоубийством, чтобы приблизиться к тебе. Но в то же время я размышлял обо всём произошедшем. Теперь я понимаю, найди я кого-нибудь из богов в то время, я бы убил его, не задумываясь. Сейчас я готов быть справедливым судьёй. Я лучше них, и мне нужно было время, чтобы это понять.

— Это верное решение, — согласился Норм. — Мы дети Локи, а значит должны быть умны и хитры, как наш отец. Убить кого-то мы успеем всегда, до Рагнарёка ещё далеко.

— Но как же больно мне было жить всё это время, — вдруг признался Вальтер. Он посмотрел прямо в глаза Норма, и тот вздрогнул от неожиданности. — Я изменил внешность не только потому, что хотел быть неузнаваем, но и потому, что хотел быть непохожим на тебя. Ты представить себе не можешь, что я чувствовал, когда понял, что я загрыз собственного брата. Что я почувствовал, когда вернулся в ту пещеру и увидел твоё мёртвое тело. Мне было так больно. Норман, я так виноват перед тобой! Я должен был что-то делать. Я должен был убежать, но не нападать на тебя! Тогда у тебя был бы шанс защититься!

— Остановись, Вальтер, — успокоил его Норман, мягко обхватывая ладонями его лицо. — Ты понимаешь, что я страдал не меньше? Как ты думаешь, что я последнее видел перед смертью? Я видел, как моего родного брата, моего единоутробного близнеца превращают в зверя. Я бы подставил тебе горло ещё раз. Но то, что над тобой совершили — это насилие! Я им никогда не прощу.

Братья придвинулись друг к другу и крепко обнялись. Самые важные слова были высказаны. Вальтер едва не заплакал от облегчения. Столько лет он носил в себе эту боль, что она уже начала разъедать его душу.

— Вместе мы сильнее, — сказал Вал, отстраняясь. — Как в старые-добрые времена.

— О, да, вспомни, какими мы были, — улыбнулся Норм. — Нас боялись не меньше, чем Фенрира-волка и Мидгардского змея. Они думали, что смогут уничтожить нас, чтобы мы не отомстили за отца. Глупцы.

— Как нелепо было бегать от судьбы, — произнёс Вал, откидываясь на спинку обшарпанного стула, и погружаясь в воспоминания о своей юности. — Судьба всегда ждёт нас там, где мы старательнее всего от неё прячемся.

Детство Вали и Нарви прошли подле крепостных стен Асгарда. Сигюн, их мать, была любящей и доброй женщиной. Она посвящала львиную долю своего времени уходу за детьми, и не видела жизни без них. Сигюн старалась вложить в их головы понятия о любви и чести, о доброте и благородстве. И у неё бы получилось сделать из своих мальчиков идеалы, если бы в воспитание не вмешивался её супруг. Локи баловал своих сыновей по делу и без, рассказывал им о своих приключениях, убеждал их в том, что стоит им вырасти и боги Асгарда им в подмётки годиться не будут. Локи подбивал сыновей на проказы, Сигюн предостерегала от них, отец хвалил за содеянное, мать прощала, когда они приходили с повинной. Между супругами не было гармонии, и это повлияло на близнецов.

Когда братья подросли и вошли в пору юности, разность между ними стала вдруг очевидной. Благодаря покровительству богини Фрейи, у которой Сигюн была в услужении, Вали прославился как любимец женщин. Он не был ни певцом, ни танцором, но умел красиво ухаживать и к каждому отдельному сердечку находил свой ключик. И даже старшие богини заинтересовались его умом и красотой. Особенно часто они интересовались в отсутствие своих мужей дома. Вали купался во внимании, хотя замечал, что его остерегаются, только из-за того, кем был его отец. Нарви же, напротив, сам никого к себе не подпускал. Он был воином по натуре, душа его лежала к сражениям, а главной мечтой было одолеть в бою самого Одина. Нарви упорно тренировался целыми днями, у него сформировался сильный волевой характер, которого были лишены оба его родителя. И всё же Нарви любил свою семью и особенно близнеца, за которого был готов стоять в бою до последней капли крови. Братья смотрели на мир по-разному, но взгляды их устремлялись в одном направлении. Они словно были двумя частями одного целого.

Когда в Асгард привели Йормунганда, Фенрира и Хель, Сигюн была мрачнее тучи. Вали и Нарви не понимали, отчего мать так зла на отца, ведь верностью в Асгарде не славился никто. Близнецы искренне заинтересовались единокровными братьями и сестрой, но рассказов отца им не хватило. Вали и Нарви решили, что было бы не плохо познакомиться получше с детьми Ангрбоды и завести с ними дружбу.

Близнецам было по четырнадцать лет, их единокровным братьям и сестре — чуть больше. Вали и Нарви без стыда и страха плескались в озере, в которого поместили совсем маленького, но быстро растущего, Йормунганда, до того, как сослать его в мировой океан. Близнецы познакомились с Фенриром, и играли с ним, когда рядом не было Тюра*, который до того привязался к волку, что умудрялся ревновать его к новым друзьям.

Когда же пришло время знакомиться с Хель, братья не могли сообразить, как к ней попасть. Путь до Хельхейма был далёк, спрашивать дорогу у отца было слишком опасно, ведь он мог и запретить это путешествие. И когда братья уже отчаялись, выяснилось, что волчонок Фенрир знал, как добраться до царства Хель и остаться в живых. К тому моменту он был уже размером со взрослую лошадь, и братья могли поместиться на его спине вдвоём. Вали придумал, как уйти, чтобы их не хватились, Нарви — как отвлечь Тюра, а Фенрир — как не попасться на глаза Хеймдаллю.

В назначенный день, всё сложилось как нельзя лучше. Обходными путями близнецы на спине Фенрира покинули Асгард, и Хеймдаль не заметил их. Сигюн ничего не заподозрила, благодаря сладким речам Вали, а Тюр, избитый накануне Нарви, лечил свои раны и думать забыл о своём подопечном волке. Одним махом братья достигли Хельхейма, и сестра Хель приняла их радушно в своей обители. И не смотря на мрачность места, Вали и Нарви провели там много счастливых часов. И там, в Хельхейме, близнецы впервые услышали о пророчестве, связанном с Рагнарёком. Только Всеотец знал его наверняка, но Хель была уверена, что в день конца всего, ей суждено повести армию мертвецов на Асгард, а Фенрир-волк проглотит солнце и луну, и даже самого Одина. Но тогда, в дни беззаботной юности, когда до Рагнарёка было так далеко, это были лишь слова.

Когда же пришло время возвратиться, дети Локи встретились с гневом богов Асгарда. Сам Один злился на них, и запретил близнецам всякие путешествия. Тюр и Сигюн были очень расстроены этим побегом, и лишь счастливый отец улыбался своим сыновьям. Локи был доволен их союзом и стремлениями нарушать запреты.

Вальтер проснулся, когда услышал звон посуды. Принесли его заказ — жареную рыбу с овощами и мясной салат. Мужчина протёр заспанные глаза и поднял голову с плеча Нормана.

— Передайте повару, чтобы шевелился быстрее, мой брат заснул, пока вы готовили, — упрекнул официанта Норм.

Парень в форме отошёл от стола, бормоча что-то невнятное, а Вал жадно принялся за еду. Норман взял чашку горячего чая, чтобы погреть свои руки и просто вдыхал аромат напитка. Даже если бы ему захотелось промочить горло, делать этого было нельзя.

— Каков наш дальнейший план? — поинтересовался Норм, когда брат прикончил половину порции.

— Ну, для начала я доем и мы закупимся едой в супермаркете, как планировали, — отозвался Вал.

— Паяц, — усмехнулся Норман. — После информации, которую я получил от Йормунганда, я готов действовать. Ты говорил, что у вас есть частный самолёт.

— Это не вариант. Даже частные авиакомпании тщательно проверяют своих пассажиров, — пояснил Вальтер. — А у нас с собой куча еды и медикаментов, которые нельзя провозить на борту. Мы поплывём. Я найду корабль, из Норвегии, а туда доберёмся своим ходом. Пусть мы потеряем время и кучу денег, но переправиться на грузовом лайнере будет безопаснее. Я напишу Хельге, чтобы она выкупила машину и переслала мне документы, и мы без проблем пересечём все границы.

— Морем значит, — согласно кивнул Норм. — Морем — это хорошо. Йормунганд будет сопровождать нас.

Любимая сестра, наш крестовый поход начался.

Крестовый он отнюдь не потому, что мы воюем за крест, а потому, что планируем поставить крест на наших обидчиках. Путь наш будет не близок, но это не имеет значения. Мы вместе, а это самое главное. Будь и ты с нами мысленно, и тогда мы станем во сто крат сильнее. И знай, наш брат Йормунганд тоже не остался в стороне. Он встретился с нами и вложил в голову Нормана образы богов и богинь, что скрываются на срединной земле, и указал нам направление. Знай, что Змей Мидгарда может связаться с тобой, только если ты замираешь на столько, что мысли перестают крутиться в твоей голове. Находи время побыть в тишине, и он обязательно поговорит с тобой. Я буду передавать ему послания тогда, когда опасно будет связываться по-другому. А я не хочу подвергать тебя опасности.

Нам придётся пересечь несколько границ, на ближайшем торговом судне из Норвегии. Обязательно выкупи автомобиль и перешли документы на мой адрес в Будё. Так же прошу как прежде пересылать мне денежные суммы, ибо я не всегда смогу играть на бирже и вовремя приумножать свой капитал.

Следующий раз я напишу, когда мы будем в Северной Америке. P.S. Норман и Фенни уже скучают по тебе, и я тоже. Твой брат Вальтер.Примечание к части*Да, у обычных змей нет век. Но Йормунганд не простой змей, так что в моём повествовании он имеет некоторые анатомические особенности.

*Тюр — бог воинской доблести.

Когда во всём мире была середина холодной зимы, в Майами стояла такая жара, какая не везде бывает летом. Скади глубоко возмущало безразличие её агентов. Они гнались за большими деньгами, и не понимали, что могут лишиться всего в один момент, если нордическая красота их модели поблекнет. Тонкая бледная кожа и светлые волосы натурального льняного оттенка страдали даже от тусклого зимнего солнца, что уж было говорить о том раскалённом шаре, что сейчас сиял в небесах. Они прилетели только вчера, а Скади уже потратила два пузырька лосьона от загара.

Запланированная пляжная фотосессия была назначена на послеобеденное время, а до того ей было совершенно нечем заняться. Приходилось сидеть под зонтиком возле бассейна на территории отеля, чтобы хоть как-то развеяться. Появился повод выгулять дизайнерское монокини бирюзового цвета, которое так хорошо гармонировало с её льдисто-голубыми глазами, но какой в этом толк, если зрителей было мало. Постояльцы отеля с самого утра, презрев завтрак, спешили на пляжи на берегу океана, чего Скади себе позволить не могла. Она довольствовалась этим хлорированным лягушатником, в котором ей можно было плавать только не снимая широкополой шляпы и солнечных очков, закрывающих пол лица. И если не считать кратких заплывов, она сидела на шезлонге, окутанная в парео, пила безалкогольные фруктовые коктейли, сёрфила интернет через свой смартфон, и думала о возвращении в северный штат Миннесоту, который успел стать родным.

Мысли о том, что ей действительно нравилось, заставляли Скади злиться на своих агентов и скучать по далёкому прошлому. Как же она любила плавать в бескрайней холодной воде вблизи Ноатуна*. Особенно если её супруг Ньёрд, вечно пропахший солью и рыбой, составлял ей компанию. Муж Скади был не особенно красив, но обладал своим притяжением. И после ледяной воды его кожа отчего-то была такой горячей… И когда супруги выходили на покрывшийся инеем берег, полностью обнажённые, Ньёрд так сильно обнимал её и прижимал к себе. От горячих прикосновений огрубевших рук, ледяная кожа великанши покрывалась мурашками. Ньёрд был старше, и опытнее супруги в делах любовных. Его обветренные губы дарили такие нежные поцелуи…

Скади открыла глаза и часто заморгала, стряхивая наваждение. Похоже, у неё слишком давно не было мужчины. Иногда она находила себе парней на одну ночь. Длинные романы её не интересовали. Во-первых, она всё же была замужем, хоть и не являлась примерной женой. Во-вторых, одной из самых известных топ-моделей, которая колесит по всему миру, было недосуг возиться с ненужным балластом в виде отношений. В-третьих, даже здесь, в Мидгарде, она оставалась богиней и инеистой великаншей, и смертные в её жизни были бы только помехой.

Скади взяла со столика смартфон и разблокировала его. Как только она подключилась к вай-фаю отеля, на экран выскочило уведомление о письме, пришедшем на электронную почту. Кликнув на всплывшее сообщение, она увидела в электронном ящике непрочитанное письмо от Фрейи. Девушка снова начала с извинений за то, что погрязла в работе, пропустив все праздники, и настойчиво просила позвонить ей вечером, чтобы обсудить их встречу. Скади тут же написала ответ, сообщив примерное время, когда свяжется с ней, и добавила, что если бы Фрейя хотела встретить с ней Рождество, пришлось бы заплатить немалую сумму, как те люди, на чьих званых вечерах она провела все праздничные дни.

Ответив на почту, Скади положила телефон себе на колени. Её по-прежнему удивлял тот факт, что сдесь в Мидгарде она и Фрейя стали подругами. В Асгарде они совершенно не ладили. Фрейя, как единственная женщина в своей семье, привыкла довольствоваться вниманием отца и брата в полной мере. Она была так зла, когда Фрейр женился на Герде, отдав за эту женщину свой волшебный меч, разящий великанов. И вот её отца выбирает себе в мужья какая-то иноземка, инеистая великанша из Йотунхейма. Скади могла бы поклясться, что останься у Фрейра его меч, Фрейя схватила бы его и бросилась на мачеху прямо на том пиру, не дожидаясь брачной ночи. Правда, встретила бы достойный отпор. Скади тогда тоже была зла на асгардцев, за то, что они погубили Тьяцци, её отца, и за то, что не женили её на Бальдре, как она хотела изначально. Тогда Скади видела в них врагов, особенно в хитром Одине и его чересчур умном побратиме Локи…

Мелодия рингтона зазвучала так внезапно, что Скади чуть не обранила смартфон. Поймав его буквально на лету, она смахнула слайдер и ответила на звонок.

— Я слушаю, — отозвалась она.

— Мисс Ньёрд, вы там часом не задремали от скуки? — бодро и весело сказал её агент на том конце телефона. — Собирайтесь, машина подъедет через полчаса.

— Надеюсь, для меня создали все подходящие условия? — требовательно спросила Скади. Она терпеть не могла именно этого своего агента — молодого, проявляющего излишнюю фамильярность и невнимательность к её личности. — В противном случае я никуда не поеду.

— Не стоит беспокоиться, мисс Ньёрд, — сообщил молодой мужчина, и Скади по голосу поняла, что он стушевался. — Большой просторный шатёр и лучшие средства от загара спасут вашу красоту от солнца. Я договорился с фотографом, мы будем делать перерывы каждые тридцать минут.

— Хорошо, я горжусь вами, — сообщила ему женщина не без удовольствия. — И раздобудьте для меня минералки без газа, пока я собираюсь.

— Как пожелаете, мисс Ньёрд, — сказал агент и отключился.

Скади быстро собрала свои вещи и отправилась в здание отеля.

Пока Скади ехала в автомобиле, который вёз её к месту фотосессии, она просматривала свои предыдущие снимки с пляжа. Времени для этого было достаточно. Местом съемки был выбран дикий пляж, находящийся очень далеко от того популярного отеля, в котором поселили Скади.

Журнал, в котором публиковалась её предыдущая фотосессия такого типа, вышел аж полтора года назад. Тогда агенты не предусмотрели условий для своей модели, и Скади пришлось позировать четыре часа на солнце, изредка прикрываясь зонтиком или уходя в тень. В тот раз она ясно давала понять, что не терпит подобных издевательств над собой. После скандала до агентов наконец-то дошла вся абсурдность ситуации и они прислушались к словам своей модели.

Но те снимки получились очень хорошими. Скади в образе морской богини с короной на голове и в струящихся одеждах, больше напоминающих мелкую рыболовную сеть. Ньёрду могло бы понравиться.

Здесь, в Мидгарде, рост Скади составлял почти семь футов, что было много даже для модели. Она обладала атлетичной фигурой с широкими бёдрами и плечами и довольно плотной талией, но при этом длинные светлые волосы, бледная кожа и серовато-голубые глаза делали её настоящей красавицей. Многие фотографы и модельные агенства хотели работать с ней. Ей даже предлагали роли в кино.

Изначально модельный бизнес был идеей Фрейи. Хотя сама Фрейя обладала весьма привлекательной внешностью, она предпочитала использовать её по-другому, если дело касалось зарабатывания денег. Дебютная работа Скади в качестве фотомодели называлась «Северная красавица», и она взорвала мир моды. Очень скоро её нашли агенты, которые забрали Скади из Норвегии и увезли в США. Фрейя и Фрейр, которые к тому времени начали свой небольшой бизнес, двинулись следом за ней. Они поселились в разных штатах, но довольно часто виделись.

Скади задремала в машине, журнал скатился с её ног, но она даже не подумала его поднимать. Фоновый шум, состоящий из голосов людей, шелеста колёс автомобиля по дороге и завывания ветра сквозь открытое окно, убаюкивал её. Скади снилось её первое появление в Асгарде.

Она была инеистой великаншей, дочерью Тьяцци. Когда асгардцы убили её отца, она, гонимая жаждой мести, встала на лыжи и бросилась к обители асов и ванов. Великанша была неумолима в своём желании взять полную дань за жизнь Тьяцци. Разумеется, асгардцы догадывались, что Скади, став полноправной владелицей всего, что принадлежало её отцу, не очень-то и скорбит, но унять её гнев было делом чести.

Один предложил пообещал Скади, что он отдаст ей в мужья любого мужчину Асгарда, и вернёт ей смех, потому что после смерти Тьяцци Скади лишилась возможности улыбаться. Великанша согласилась на эти условия.

Начался пир в ходе которого Скади засмотрелась на Бальдра — самого прекрасного мужчину в Асгарде. Но ревнивая Фригг не могла позволить, чтобы её единственный сынок женился на Скади. Фригг шепнула что-то на ухо мужу, и Один, встав на сторону своей супруги, предложил Скади выбрать мужа, видя только его ноги. Скади, не чувствуя подвоха, согласилась. Она была уверена, что у Бальдра и ноги столь же прекрасны, как лицо. Но судьба распорядилась иначе. Самые красивые ступни оказались у бога Ньёрда. Он был не столь прекрасен, как Бальдр, но Скади очень быстро поняла, что суровый Ньёрд ближе ей по духу. Пусть не сразу, но Скади полюбила его.

Картина сменилась. Вот боги поднимаются наверх из самой глубокой пещеры, после того, как они расправились с этим двуличным мерзавцем Локи. Скади среди них, и ей смешно. Её прекрасная ядовитая змея поможет трикстеру скоротать вечность до Рагнарёка. Лишь вернувшись в Асгард они узнали, что в момент пленения Локи, Один погрузился в сон. Два таких разных бога были частями одного целого и черпали силу в одном источнике. Одину требовалось время, чтобы восстановить свои силы после того, как пленили Локи.

Асгард пришёл в запустение, а Боги стали готовиться к приходу неизбежного Рагнарёка. Боги стали ждать, но Скади это не нравилось. Её муж, Ньёрд, хоть и никогда не был весёлым, стал ещё более скучным. И Скади, чего от себя совершенно от себя не ожидала, сбежала в Мидгард, объединившись с Фрейей и Фрейром. И Фрейя, хотя они совсем не ладили в Асгарде, вдруг стала ей лучшей подругой.

— Мисс Ньёрд, пора работать, не время для отдыха, — Скади разбудил насмешливый голос её агента. — Вам стоит лучше высыпаться ночью, иначе вы испортите своё прекрасное личико.

Скади открыла глаза и сощурилась от яркого света, потому что её очки съехали на нос. Поправив их, женщина посмотрела на лицо своего агента. Его пластиковая улыбка — это последнее, что она хотела видеть по пробуждению. Мистеру Остроумие стоило бы поучиться у своей модели: она никогда не улыбалась без нужды, но хотя бы делала это искренне.

Скади выбралась из автомобиля, игнорируя протянутую руку агента. Машина стояла на огороженной парковке, с которой имелся спуск к дикому пляжу. На пятачке, заполненном машинами, царила суматоха — всех людей попросили покинуть отведённый под съёмки участок. Но никто не спешил уходить, ожидая прибытия звезды.

Скади подошла к ограждению, чтобы оглядеть пляж с высоты. Она нарочно не оглядывалась по сторонам на парковке, но всё равно привлекла внимание зевак. Многие её узнали, другие недоуменно вопрошали, кто она такая. Но Скади не было до них дела. В работе её интересовали деньги, а не восторженность фанатов.

На пляже, засыпанном крупной галькой и камнями, тоже суетились люди. Возле шатра из полосатой ткани, чем-то напоминающего уменьшенную копию циркового, Скади дожидались знакомые гримёрши и костюмеры. Она помахала им, давая знак, что скоро придёт. Девушки и юноша, заметив её, скрылись в шатре, чтобы подготовиться. Скади они нравились — всегда милые и исполнительные, делали свою работу так, что придраться было нельзя. Фотограф вместе с ассистентами настраивал технику и фон. Их Скади видела впервые, но издалека они оставляли впечатление профессионалов своего дела. Оставалось только проверить их на практике.

Скади бросила взгляд дальше и попала под влияние океана. Лазурная вода, сверкающая в лучах солнца, заворожила её. Волны с шумом разбивались о прибрежные валуны и взметывались вверх, словно стая серебристых рыб. И свежий запах морского бриза ударил ей в ноздри, снова напомнив о Ноатуне.

— Что ж, за дело, — сказала Скади, скорее сама себе и двинулась в сторону лестницы, по которой можно было спуститься на пляж.

Съемка закончилась, когда солнце из жёлтого превратилось в ярко-красное и стало склоняться к горизонту. Скади невероятно вымоталась на жаре, но была довольна собой. Фотограф, с которым ей пришлось работать, был невероятно компетентен и уважительно относился к модели и её нуждам. После окончания работы, дабы побаловать Скади, фотограф предложил ей забраться в воду и сделать несколько снимков лично для неё. Скади была в восторге от предложения, и получила не только дополнительные фотографии, прекрасные в своей естественности, но и возможность искупаться. Перед уходом, фотограф протянул Скади свою визитку, чтобы она могла написать ему на электронную почту и попросить свои снимки. Женщина с радостью приняла визитку. Профессионализм в сочетании с человечностью и любовью к искусству она ценила в тех, с кем работала, превыше всего.

Одно ей было не понятно, как фотограф такой высокой категории согласился исполнить заказ, который звучал как «северная красавица среди аборигенов». Вместе со Скади в фотосессии участвовали трое молодых мужчин африканской внешности. В перерывах Скади поговорила с ними, узнав, что все они начинающие модели, и это их дебют. Журнал-заказчик решил протолкнуть своих протеже за счёт известной модели, а её агенты. Скади не стала вдаваться в подробности, с какой стати крупный журнал стал ими заниматься, и перевела тему на нескрытый расизм проходящей фотосессии. Но парни, казалось, совершенно не понимали, о чём идёт речь. Их больше возмущали частые перерывы по прихоти «примадонны». Поняв, что говорить с ними не о чем, Скади сосредоточилась на работе.

Вернувшись в отель и поднявшись в свой номер, Скади первым делом приняла душ. Она смыла со своей кожи остатки соли, косметики и средства от загара под прохладными водными струями и сразу почувствовала себя бодрой. Выйдя из ванной комнаты в белом банном халате, который был ей слегка маловат, и тапочках, Скади наспех обмотала волосы пушистым полотенцем и набрала номер Фрейи на своём мобильном телефоне.

Фрейя ответила с третьего гудка, что было для неё рекордом. Обычно Скади приходилось ждать три звонка.

— Добрый вечер, дорогуша, как прошли твои съёмки? — бодро спросила женщина на том конце линии.

— Прекрасно, — отозвалась Скади, ложась на мягкую постель. — Если бы ещё агент не действовал мне на нервы.

— Когда ждать твою фотосессию в журнале?

— Уже в следующем месяце, её проплатил «Вог», но я не удивлюсь, если некоторые снимки попадут на сторону чуть позднее.

— Да, твои ребята никогда не упустят возможности подзаработать, — посочувствовала ей Фрейя. — Но, самое главное, чтобы тебя не обделяли.

— На этот счёт я порой не уверена, — сказала Скади, но затем прервала саму себя. — А, к Хель, когда я думаю об этом тошно становится. Как твоя работа?

— Прекрасно, и кстати, ты очень в тему упомянула Хель, — бойко отозвалась Фрейя. — Случилось нечто просто бомбическое. Ты помнишь медицинский центр «Хельхейм», тот, который в Норвегии?

— Как будто есть другой морг с таким названием, — с издёвкой хмыкнула Скади. — Ох уж эти люди со своими странностями.

— Обижаешь, «Хельхейм» не морг, а частное предприятие и лакомый кусочек для всех акционеров. И пусть его хозяйка будет хоть трижды странной. Так вот, некий мистер Локсон, владелец сорока процентов акций «Хельхейма» выставил на рынок аж четвёртую часть своих бумаг! Десять процентов от общего числа!

— И сколько ты успела выкупить?

— Не я, а Фрейр. Он первый заметил переполох на рынке, и выкупил половину, пока остальные не спохватились. Это успех!

— Я так понимаю «Хельхейм» имеет неплохой доход, раз за его акции борются все богачи мира?

— Не то что бы доход был большим, но центр набирает популярность и кто знает, что будет завтра. К тому же на рынок, даже учитывая последнее вливание, выпущено всего сорок процентов акций «Хельхейма», остальные шестьдесят придерживают у себя владелица центра и мистер Локсон.

— Не забивай мне голову цифрами, дорогуша, это твоя стезя, — прервала подругу Скади.

— Меня так и тянет напичкать тебя ими, чтобы увидеть, как морщится твоя милая мордашка, — проворковала Фрейя с притворной язвительностью. — Итак, что будешь делать остаток вечера?

— Собираюсь пойти в клуб и развеяться. У меня больше суток до отлёта.

— Найдёшь себе мужика напоследок?

— Может и найду, должна же я как-то сбрасывать напряжение у себя между ног.

— Как вульгарно, — усмехнулась Фрейя, и по её тону было ясно, что это её совсем не смутило. — Не забудь, что через неделю мы летим в отпуск.

— О, да, вернёмся к снегам и горам, и снова встанем на лыжи, как в старые-добрые времена. Я так скучала по всему этому, и по тебе тоже.

— И я скучала по тебе. А вот Фрейр ехать с нами отказывается. Впрочем, мы девочки большие и он нам не нужен.

— Это верно, — согласилась Скади. — Закажи мне билет, будь лапочкой.

— Что бы ты без меня делала. Пришлю электронную версию почтой. Позвони мне, когда вернёшься в Миннеаполис*.

— Обязательно. Будь на связи.

Скади завершила звонок и отложила телефон. За окном уже сгустились сумерки, но город только оживал. И Скади была готова предаться развлечениям в качестве завершения этого дня.

Уже через час Скади вышла из такси возле дверей самого популярного клуба этого города. Она не стала экспериментировать со своим образом. Коктейльное платье переливающееся серебром подчеркнуло её фигуру и длинные ноги, усовершенствованные босоножками на высоком каблуке. Серебристые тени с фиолетовым оттенком украсили её веки, а агрессивная помада цвета синий металлик сделала акцент на губах. Волосы она завязала в две нарочито небрежные косы. В руках у неё была сумка на завязках, больше похожая на большой мешок для монет. На самом деле это и правда был великанский мешочек, некогда принадлежащий её отцу Тьяцци. Скади было плевать, что столь эксцентричная сумочка не подходит ей и портит весь образ, она не собиралась с ним расставаться. Это был её талисман.

Скади пропустили в клуб без проблем. Её съемка ещё не закончилась, как весь город знал, кто приехал к ним погостить, хоть она и не являлась звездой мирового масштаба. Пройдя внутрь, Скади в первую очередь прошла к барной стойке и заказала себе ледяной коктейль из фруктов и карибского рома. И только сделав заказ она решила как следует оглядеться.

Этот клуб не отличался от тех, в которых она уже бывала: просторная зона для танцев с цветным стеклянным полом, зона со столиками для компанейских посиделок, вип-зона на балконе с мягкими диванами и быстрым обслуживанием, и стойка, расположенная кольцом вокруг бара на которой работали сразу несколько людей, и вдоль которой стояло множество высоких стульев.

Сейчас, в начале вечера в разгар сезона в клубе было многолюдно. Почти все сидячие места занимали люди, а на танцполе было не протолкнуться. Для Скади все они были безлики, и вряд ли хоть одно лицо из увиденных она вспомнит в конце этой ночи. Хотя, возможно, у кого-то будет шанс.

Попивая коктейль, Скади начала поиск того, кто мог бы её заинтересовать. Но большей частью посетителей были молодые юноши и девушки, которым едва исполнилось двадцать один. А она не любила малолеток, особенно тех, которые щеголяют деньгами своих родителей. Но один мужчина привлёк её внимание. Он сидел немного поодаль у барной стойки, пил коктейль из высокого бокала и бросал весьма дерзкие взгляды на неё. Скади любила смельчаков, которые при этом соблюдали уважительную дистанцию. Чтобы убедиться, что она не перепутала уважение с трусостью, она решила подойти и познакомиться.

— Что-то не так с моей юбкой? — спросила Скади, присаживаясь на высокий стул рядом с незнакомцем. — Вы так пристально смотрели на неё.

— Какая глупость, что я заставил подходить вас ко мне, — ответил мужчина, наклоняясь к Скади. — Я должен был набраться смелости и сказать вам, какая она неприлично короткая.

— Это вас возмущает? — усмехнулась Скади. — Я думала, что большинству мужчин хочется, чтобы дамы и вовсе без юбок ходили.

— Я бы не стал называть мужчинами тех, кто видит в женщине только объект вожделения, — ответил незнакомец. — Вы привлекательная дама в целом. И теперь, когда мы заговорили, я вижу, что вы ещё и обладаете чувством юмора. Это хорошо.

— Моё чувство юмора не многим по зубам, мистер…

— Зовите меня Вальтер, — представился мужчина, произнеся своё имя на ухо новой знакомой. — А вы должно быть Скади Ньёрд, всемирно известная модель.

— О, вы знаете кто я такая, — женщина слегка смутилась.

— Не думайте, я не гонялся за вами как безумный фанатик, — Вальтер отстранился. — Просто судьба распорядилась так, чтобы мы встретились здесь сегодня.

— У богинь судьбы всегда меткий глаз.

Скади не могла как следует разглядеть нового знакомого в полумраке клуба, но у него были мужественные черты лица, модная стрижка с косой чёлкой, слегка закрывающей лоб, и татуировки на шее. Его чёрный костюм-двойка, идеально подогнанный по размеру, судя по виду, был не из дешёвых, а небрежно расстёгнутая рубашка придавала ему развязного очарования. Этот стиль на грани строгости и распущенности импонировал Скади, в свободное время она сама предпочитала нечто похожее.

Некоторое время они сидели молча, допивая свои коктейли, а потом Вальтер, вместо продолжения разговора, завёл Скади на танцпол. Она еле успела поправить задравшуюся юбку, на столько резко мужчина сдернул её со стула. Но эта напористость не разозлила Скади, а напротив, заставила рассмеяться. Возможно алкоголь ударил ей в голову, а возможно харизма нового знакомого так её поразила, но она приняла это приглашение на танец. Они оба двигались неуверенно, но в каждом их сближении и прикосновении друг к другу был чистый флирт, и ничего лишнего. Когда танец закончился, Скади настолько возбудилась, что была готова продолжить двигаться под электронные ритмы клубной музыки, но Вальтер вдруг повёл её обратно к барной стойке.

— Признаться, я танцевать совершенно не умею, — со смехом произнёс мужчина, даже не дав Скади высказать своё разочарование. — Но, как мальчишка, захотел произвести на вас впечатление. Дурацкий был план. В одном из журнальных интервью ты говорила, что любишь танцевать.

— О, это фальсификация, — рассмеялась Скади, простив Вальтеру его спонтанный переход на «ты». — Я люблю плавать и кататься на лыжах, а танцы — видимо выдумка жёлтой прессы. Вероятно, лыжи и плаванье не слишком женственно, по их мнению.

— Но ты и не выглядишь женственно, — сказал мужчина, но заметив, как собеседница смутилась, поспешил оправдаться. — Я имел ввиду, что ты, разумеется, женщина, но не хрупкая и нежная, что обычно подразумевают под «женственностью». У тебя атлетичное тело, и спорт ему подходит больше, чем танцульки. Тем более, что большая часть твоих фотосессий обычно проходит либо в горах, либо у моря, как здесь в Майами-бич. Зачем придумывать глупости, если правда лежит перед глазами.

— Вы даже знаете, чем я здесь занимаюсь? -удивлённо спросила Скади.

— Да, — отозвался Вальтер, приподняв бровь. — Анонс твоей фотосессии на пляже было в предыдущем номере какого-то журнала. Я, конечно, не могу быть точно уверен в каком.

— А, вот в чём дело. Мои агенты не всегда предупреждают меня о своих планах. Иногда я чувствую себя их игрушкой.

— Я думал, у богатой и знаменитой модели больше воли.

— Когда я становилась моделью, я тоже так думала, — призналась Скади. — Однако у модельного бизнеса есть и другая сторона. Ты полностью зависишь от своих агентов.

— Что ж, это печально, — Вальтер придвинулся к ней и заговорщицки прошептал, — но я надеюсь, ты сама вольна выбрать мужчину, с которым продолжишь этот вечер.

— Какой ты напористый, — Скади от души рассмеялась и кокетливо улыбнулась. — Да, мужчину я себе выбрать могу.

Скади и Вальтер ещё пару часов веселились в клубе: пили, неуклюже танцевали и пели в караоке, чувствуя себя невероятно глупо при этом. Несколько раз они выходили на улицу подышать свежим воздухом. И там, при свете уличных фонарей, Скади смогла разглядеть своего нового спутника как следует. У Вальтера были невероятные рыжие волосы и зелёные глаза. А на его шее справа красовались татуировки в виде рун «Анзус», «Манназ» и «Кано». Сам мужчина говорил про них, как про ошибки молодости, но Скади нашла их невероятно привлекательными. Его черты будто напоминали ей кого-то из прошлого, но она не могла вспомнить кого именно. И она не стала долго раздумывать над этим. Алкоголь, туманивший её разум, подсказывал ей, что не стоит печалиться этой великолепной ночью.

Чуть позднее Вальтер поймал такси, и Скади назвала водителю название отеля. Пока они ехали к месту, женщина слушала своего нового знакомого. Он был весьма красноречив, его комплименты не были банальными. Скади буквально таяла от его слов и ненавязчивых прикосновений. Давно ей не попадался столь интересный человек, с которым ей было так хорошо и уютно, будто она встретила родственную душу.

Они быстро добрались до отеля и поднялись в номер Скади. Разгорячённые и уставшие, но при этом жутко весёлые, они расположились в гостиной на сетчатых креслах вместе с бутылками ледяной минералки их холодильника. На некоторое время они замолчали, утоляя жажду.

Скади скинула с уставших ног босоножки и забралась в кресло с ногами. Из её кошеля, который она положила рядом с собой, выпал телефон и закатился ей за спину, но женщина не стала его вынимать. Сейчас, в этот тихий утренний час, когда город начинал замирать в розоватых рассветных лучах, хотелось тишины и покоя. Скади уже думала, что секса между ними не будет. Удовольствие от столь примитивного действа разрушило бы всю магию прошедшей ночи. Скади надеялась, что Вальтер поймёт её.

Но стоило женщине открыть рот, чтобы сообщить о своих мыслях, Вальтер опередил её:

— Я должен сказать тебе очень важную вещь, Скади. Надеюсь, я не покажусь тебе сволочью после этого.

— Говори, — сердце Скади вдруг забилось слишком часто. Она не знала, чего ожидать после таких слов.

Женщина пристально посмотрела на нового спутника. Вальтер, вертя в руках пустую бутылку от газировки, выглядел очень напряжённо. Он был слегка нетрезв, но не более того.

— Скади, возможно ты забыла моё лицо, но я хочу сказать тебе — мы были знакомы много лет назад, — произнёс мужчина, посмотрев прямо ей в глаза. — И ты хорошо знала отца моего, или думала, что знаешь.

— Ты напоминаешь мне кого-то, но я тебя не знаю, — Скади пыталась найти его образ в закоулках памяти, но ничего не получалось. Вспомнить всех своих преданных фанатов и непостоянных любовников она всё равно не смогла бы.

— А если бы моё лицо было мордой рыжего волка, ты бы меня узнала? — спросил Вальтер, и его слова были пропитаны ядом.

— Ты пьян и путаешь меня с кем-то, — тон Скади стал жёстким, и она решила показать, что не боится его. — Я тебя в первый раз вижу.

— О, нет, не в первый, но, вероятнее всего, в последний, — Вальтер поднялся на ноги и прошёл к двери. — Кстати, я живу в этом же отеле со своим братом. Возможно, ты узнаешь меня, если взглянешь на него. Проходи, Норман.

Вальтер распахнул дверь и в номер прошёл молчаливый мужчина, одетый в простой свитер и джинсы. У него были длинные рыжие волосы, спускающиеся ниже плеч, и это всё, что отличало незнакомца от Вальтера. В руках Нормана был длинный предмет, завёрнутый в ткань. Мужчину сопровождал огромный чёрный пёс, больше походивший на волка. Норм и его спутник прошли на середину комнаты, остановившись в пяти шагах от кресла Скади. Лицо мужчины и морда пса не выражали ничего, словно они были живыми статуями.

Скади даже не смогла закричать и позвать на помощь, когда открывалась дверь. Теперь, когда близнецы стояли рядом, она узнала их. И это узнавание не принесло ей облегчение, а, напротив, заставило сжаться от ужаса.

— О, боги Асгарда! — выкрикнула женщина, а затем обратилась к Вальтеру. — Но как? Почему я не узнала тебя?

— Магия рун, дорогая, — развёл руками мужчина. — Руна «Манназ» означает скрытность. Даже если бы я назвал тебе свою фамилию, под которой живу здесь, в Мидгарде, ты бы не удивилась ничуть.

— Быть того не может, но ты должен был оставаться волком навсегда! Как ты снова стал человеком?

— Хороший вопрос, — согласился Вальтер. — Тогда, покинув пещеру, где совершил братоубийство, я бежал в Железный лес. Я нашёл приют у великанов, родственников Ангрбоды, матери моих единокровных братьев и сестры. За много лет в их обществе я освоил магию трансформации, которой меня не обучил отец. Я научился контролировать себя и вернул человеческий облик. А волк заперт глубоко внутри.

— И Хель с вами заодно, — высказала догадку Скади. Её страх поутих, уступая дорогу гневу от осознания, что её обманули. — Но когда вы сбежали? Когда мы уходили в Мидгард, о вас никто ничего не слышал.

— Мы ушли не сразу, — пояснил Вальтер. — Сперва я обучился магии рун, и склонил Хель на свою сторону. Затем мы освободили Фенрира, а совсем недавно сестра согласилась вернуть жизнь моему близнецу. Про вас я тоже ничего не знал, иначе нашёл очень давно.

— Если бы я знала, что здесь у меня могут быть враги, то была бы осторожнее, — обречённо произнесла Скади. — Я бы держалась ближе к другим богам.

— За твоей жизнью действительно легко следить, благодаря журналам, — сказал Вальтер, возвращаясь в своё кресло. — Известная топ-модель путешествует по миру, а преданные фанаты могут преследовать её. Спасибо современному миру. Ты, пожалуй, единственная Скади в Мидгарде.

— Во имя Асгарда, Скади, ты даже не додумалась изменить своё имя, — Норман отмер и обратился к женщине. Хриплый замогильный голос был ещё хуже, чем насмешливый тон его близнеца. — Ты настолько глупа? Или спесива? Если бы не назвала себя так очевидно, быть может мы бы пропустили тебя мимо глаз. Но нет, в видении, которое Йормунгард передал мне, было ясно видно женщину, постоянно озаряемую какими-то вспышками.

— Я сразу догадался, что это фотоаппараты, — вмешался Вальтер. — И стал искать тебя среди моделей и актрис. И найти тебя не составило труда. В следующей жизни придумай имя посложнее, Скади Ньёрд.

— Что Вам от меня нужно? — спросила женщина, судорожно вжимаясь в кресло. Обороняться было нечем. У неё под рукой были только бутылка от газировки, сумка и мобильный телефон.

— Раскайся, — требовательно заявил Норман. Он развернул тряпку, обнажая длинное сверкающее лезвие меча. Пёс у его ног зарычал, словно подтверждая слова хозяина.

— Скади, неулыбчивая и неприступная Скади, — нараспев сказал Вальтер. — Ты такая напуганная. Отчего вдруг? Неужели ты чувствуешь свою вину перед нами? Быть может… Да, мы дадим тебе шанс. Давай, Скади, признай свою вину перед нами и нашим отцом. Раскайся в своих деяниях, и мы помилуем тебя. Ты останешься жить в Мидгарде до самого Рагнарёка, и ничего с тобой не случится. Ты сможешь выйти на битву вместе со своим мужем в последний день всех богов. Ну, что скажешь ты?

— Никогда! — воскликнула женщина, вскочив на ноги. — Вы заслужили свою участь! Я бы поучаствовала в той казни ещё раз! За Асгард, за Бальдра, за моего отца Тьяцци!

Мобильный телефон Фрейи зазвонил. На экране появилось фото Скади. Фрейя нажала кнопку ответа, и поднесла смартфон к уху. Но не успела она сказать слова приветствия, как услышала голоса на том конце линии:

— Вы не останетесь безнаказанными, — это был голос Скади, и она будто задыхалась от гнева или страха. — Другие боги узнают. Они вас уничтожат, и на этот раз вы не сможете вернуться.

— Какие милые слова из уст побеждённой, — мужской голос, молодой и насмешливый. — Уничтожат нас? Уже пытались, потому что знали, что мы захотим мести. Но судьба упрямая штука, и мы будем восставать вновь и вновь, до самого Рагнарёка. Пусть другие боги устраивают на нас облаву. И я покажу, что может тот, кто по их милости стал волком.

— Пусть приходят, — ещё один мужской голос, хриплый. — Я сниму головы с них всех. Я буду мстить, ибо имею на это полное право.

— О, вы можете угрожать мне, женщине, но посмотрим, что будет, когда наткнётесь на асгардских воинов, здесь, в Мидгарде. Вы запоёте по-другому.

Раздался мужской смех и лай пса.

— Нам уже терять нечего, мисс Ньёрд, вы поздно спохватились, — сказал насмешливый.

— Будьте прокляты и умрите! — отчаянно выкрикнула Скади.

Звук шагов. Свист рассекаемого воздуха. Вскрик. Глухой звук падения предмета, ещё один. Кто-то взял телефон. Дыхание на том конце линии. Он слушает.

— До встречи, Фрейя, — сказал грубый голос.

Стук, треск, помехи на линии. Электронный голос оператора сообщает, что соединение прервано. Короткие гудки.Примечание к части*Ноатун — жилище бога Ньёрда, дословно означает "корабельный двор".

*Миннеаполис — самый большой город штата Миннесота, США.

Экран смартфона погас. Фрейя тупо пялилась на него неизвестно сколько времени, а затем слёзы сами собой потекли из её глаз. Здесь, в Мидгарде, они не превращались в золото, а были влажными и солёными, как владения Эгира*. Фрейя оплакивала единственного друга, который у неё был кроме брата.

Вместе с осознанием потери пришла боль от невозможности что-либо исправить, и это чувство было ужасно. Фрейя швырнула свой мобильник в противоположную стену, но бросок был слабым, и телефон приземлился на пол, мирно проехав до ножки дивана. Фрейя сжала кулак, словно жалея о поступке и разрыдалась ещё сильнее. Богиня дала выход своим чувствам, и впервые они действовали так разрушительно на неё саму. Она кричала до хрипоты в горле, била кулаками по столу. Когда этого оказалось мало, женщина скинула с рабочего стола все вещи. Сперва на пол слетел открытый ноутбук, следом — стационарный телефон, ежедневник, ручки и карандаши. Устроив погром, Фрейя выбилась из сил, уткнулась лицом в ладони и продолжила лить слёзы.

Именно в таком состоянии её нашёл Фрейр. Мужчина осторожно приблизился к сестре, ничего при этом не произнося. Оценив состояние женщины по погрому в комнате, Фрейр подхватил её на руки, крепко прижав к своей груди. Мужчина не был огромен и мускулист, но сейчас Фрейя была как хрупкое дитя в его руках. Сестра не сопротивлялась, поэтому мужчина отнёс её в спальню на третий этаж и оставил на кровати. Она лежала пластом, уставившись в потолок, и продолжала плакать, изредка всхлипывая. Фрейр оставил её, а сам ушёл в ванную комнату, совмещённую со спальней. Шум льющейся воды заглушил стоны Фрейи.

Брат вернулся за ней очень скоро и, поддерживая за плечи и талию отвёл в ванную, заставляя идти, хотя она очень сопротивлялась. В ванной Фрейю ждала полная раковина холодной воды. Фрейр был твёрд и поступил так, как когда-то делал их отец Ньёрд. Намотав густые волосы сестры на правую руку, мужчина резко окунул её лицом в воду. Лучшего средства от истерики Фрейр себе не представлял. Подождав около тридцати секунд, когда Фрейя начала яростно отбиваться, мужчина отпустил её и отошёл в сторону.

Фрейя вынырнула, упершись руками в края раковины, и начала шумно глотать воздух. Вода лилась с её ресниц вместе с тушью, стекая по щекам и подбородку. Она смотрела прямо перед собой, в зеркало, трясясь от прошедшей истерики и от гнева.

— Выйди, — потребовала она у брата, когда смогла говорить. Голос её был твёрд и суров, как льды Йотунхейма.

Фрейр не противился. Он покинул ванную комнату, прихватив с собой одно из белых полотенец, и закрыл за собой дверь. Мужчина сел на кровать, стянул резинку с прямых светлых волос и принялся вытирать их от снежной влаги. Пока он шёл от такси до дверей дома, снег, больше похожий на дождь, замочил его пальто и волосы. Пальто он снял в прихожей, а о волосах думать было некогда, крики сестры на втором этаже привлекли его внимание. Фрейр понятия не имел, что могло довести сестру до такого состояния. Когда он уезжал в город на очередной антикварный аукцион, Фрейя была весела и говорила по телефону со Скади, планируя их поездку.

В ванной несколько раз включалась вода, сперва в кране, потом в душе. Фрейя вышла через пол часа, без макияжа на лице, одетая в белый халат и тапочки. Лицо женщины было свежим и румяным, но покрасневшие глаза под слегка отёкшими веками указывали на недавние слёзы. Её волосы, которые здесь, в Мидгарде, она выкрасила в шоколадно-каштановый оттенок, были собраны в косу.

— А теперь объясни мне, что произошло? — мягко потребовал Фрейр, когда сестра села подле него. Мужчина взял её руки в свои.

— Незадолго до твоего прихода мне позвонили с номера Скади, — объяснила Фрейя, держа в узде свои эмоции, но её голос всё равно дрожал. Она старалась не отводить взгляд от лица брата, как бы ей не хотелось. — Но на том конце линии я услышала приглушённые голоса. Скади дозвонилась до меня, чтобы я смогла слышать голоса её убийц.

— Скади убили? — Фрейр был настолько удивлён, что не знал, что и думать. Новость, которую ему сообщила сестра — это не то, что он готов был услышать. — Люди на такое не способны, а среди богов врагов у нас нет. Кто мог навредить ей?

— Я не знаю, и не хочу пока об этом думать, я слишком устала. Ложимся спать, а завтра утром во всём разберёмся.

Фрейр всматривался в лицо сестры, пытаясь разглядеть в нём ложь, но не смог. Фрейя действительно истощила себя, и была не намерена продолжать дискуссию. Фрейру пришлось смириться и остаться подле неё этой ночью. Мужчина сходил в свою спальню, переоделся и вернулся к сестре. Фрейя лежала в кровати с закрытым глазами, поэтому было сложно сказать спит она или нет. Женщина больше не плакала и никак не отреагировала на возвращение брата. Фрейр лёг рядом с сестрой, взял её за руку и очень быстро уснул.

Ночные грёзы Фрейи были мрачны и тревожны. Стоило ей хоть на секунду погрузиться в небытие, и дрожащий от злобы голос Скади всплывал из воспоминаний. Богиня словно не слышала, а видела всё, что произошло. Перед внутренним взором Фрейи вставала то мидгардская Скади, то Скади-великанша, и она умирала в муках снова и снова. Лица её убийц были расплывчатыми, а голоса всё более неразборчивыми, и Фрейя не могла их опознать. Пробуждаясь, женщина корила себя за то, что не включила запись разговора и позволила последнему звонку Скади пропасть. Но сил на самоуничижение не хватало, и под мирное сопение Фрейра, богиня снова проваливалась в сон.

До самого утра женщине мерещились картины преступления. И лишь когда рассвело, она смогла забыться. И во сне Фрейя увидела своё прошлое, от которого сбежала в поиске новых ощущений.

На зло и на зависть другим богиням, Фрейя носила титул прекраснейшей женщины, и слава о ней звенела по всем девяти мирам. Она стала украшением Асгарда, когда асы и ваны обменялись заложниками в честь перемирия. Фрейя поселилась в прекрасном дворце Фолькванге, а ездила на колеснице, запряжённой кошками. И характер богини был как у кошки: то ласкова и нежна она была со своими воздыхателями, то в ярости прогоняла их, стоило ей не угодить.

Очень рано Фрейя осознала, какую власть её ум и красота имеют над мужчинами. Это случилось ещё тогда, когда великан, что строил стену вокруг Асгарда, потребовал за свою работы три мировых светила — Солнце, Луну и богиню Фрейю в жёны. Разумеется, Фрейя не хотела быть женой великана, и была крайне рада, когда Локи удалось обмануть строителя, но ей нравился тот незримый пьедестал на который её поставили.

В Фрейе взыграла гордыня. Красавица решила, что ничуть не хуже всех этих мускулистых мужчин, тем более, что они падали ниц у её ног, поддаваясь силе чар. И уж тем более, она не хуже Одина. Фрейя, как и Всеотец, забирала павших воинов с поля брани, как и Один жила она во дворце. Вот только другие асы и ваны не поклонялись ей, как Всеотцу, и это печалило богиню. И тогда она решила, что вполне могла бы заменить Одноглазого*, или по крайней мере давать ему советы касательно вопросов правления.

Но прежде, чем играть со Всеотцом, рискуя быть разоблачённой и опозоренной, Фрейя решила потренироваться на брате. Конечно, Фрейр был не лучшей целью: брат-близнец и так был бесконечно привязан к ней, но он по крайней мере был не женат. Когда они вступили в тайную любовную связь, то стали куда ближе, чем были раньше. Все получили то, что хотели — Фрейя практику в соблазнении мужчин, а Фрейр — девственность своей сестры и лучшую женщину всех миров.

По крайней мере, какое-то время Фрейр считал её лучшей. А потом на горизонте появилась инеистая великанша Герд. Фрейр влюбился в неё без памяти, и когда отец Герд потребовал отдать волшебный меч, бог не раздумывал ни секунды. Конечно, после такой жертвы, Герд стала женой Фрейра. А Фрейя тем временем ходила мрачнее тучи. Она была зла на брата, а он не понимал, почему сестра не счастлива за него. Со временем Фрейя простила потерю меча, как главный символ предательства Фрейра, но между ними уже не было той теплоты.

Отпустив брата, Фрейя стала проводить много времени подле Всеотца. Соблазнить Одина было делом быстрым, но вот навязать свою волю не получалось никак, хотя богиня очень старалась. Всеотец всегда слушал свою любовницу в пол уха, наутро забывая, о чём Фрейя шептала ему в ночной тишине. Для того, чтобы заставить Одина прислушаться к словам, Фрейе требовался помощник. И не просто помощник, а некто, обладающий гибким умом, и понимающий, что женщина тоже способна править.

Фрейя пыталась объединиться с Фригг. Но супруга Одина была так ревнива, словно ей тоже не доставало одного глаза, и она не видела, что нет в Асгарде верных мужей. Фрейя уже почти отчаялась, но на её горизонте неожиданно замаячил Локи. Ловкач-трикстер напел её в уши песни об Йотунхейме, где царит матриархат, и Фрейя не могла ни слушать. Долгое время Фрейя и Локи состязались во взаимной лести, но в итоге трикстер вскружил ей голову. Вопреки здравому смыслу, богиня решила, что именно он, как побратим Одина, должен понять её лучше всех.

Локи стал любовником Фрейи с большим удовольствием. Фрейя одарила его лаской и негой, а он отвечал ей тем же вдвойне. Однако Локи с той же охотой покидал её кровать, как и ложился на неё. К тому же богиня не сомневалась — она не единственная женщина в Асгарде, с которой Локи готов разделить постель. Со временем Локи перестал быть чутким любовником. Бог обмана хитрил, смеялся над Фрейей едва ли не в открытую, а той оставалось лишь надеяться, что следующий раз он не отрежет её волосы, как-то случилось с Сив*.

Терпение Фрейи лопнуло тогда, когда Локи опозорил её перед Всеотцом. То, каким способом богиня получила ожерелье Брисингамен* должно было остаться тайной. Но хитрый Локи всё прознал и сообщил Одину. Фрейя, до того момента не испытывавшая стыда за свой поступок, расплакалась на коленях Всеотца и созналась, что была готова на всё, чтобы заполучить прекрасное ожерелье. Ведь Одину, Тору и Фрейру достались подарки гномов*, а ей никто ничего не дарил, хотя она была достойна не меньше.

Один бытро простил свою возлюбленную, а Фрейя, не теряя времени даром, подговорила его женить Локи. Мол, от лжеца будет меньше вреда, если свести его с подходящей женщиной. Всеотец дал добро, и Фрейя, не долго думая, женила Локи на своей любимой служанке Сигюн, которая действительно обладала добрым нравом и любящим сердцем. Вот только укротить Локи таким образом не вышло. Трикстер любил жену лишь короткий срок, а затем почти в открытую начал изменять ей.

Фрейе пришлось взять на себя заботу о Сигюн, чьё сердце было разбито, хоть она и не подавала виду, и о её подрастающих сыновьях — Вали и Нарви. Богиня заботилась о них не только из нежных чувств. Она надеялась, что отпрыски Локи будут податливее, чем он сам. Вали был так же умён, как отец, Нарви же стремился стать самым сильными воином в Асгарде. Советник и защитник — большего Фрейе и не требовалось.

Слишком скоро богиня страсти поняла, что просить Нарви о преданности было все равно, что кидать камешки в стену из булыжников — ласка была ему чужда. Вали был более податлив, но оказался таким же пронырой, как его отец. Он обводил Фрейю вокруг пальца, делая только то, что хотелось ему.

Фрейя так и не смогла добиться своей цели. А потом и вовсе стало не до свержения власти. Нежданно-негаданно подкралась беда. Умер прекрасный Бальдр, слепого Хёда забили до смерти за пущенный им дротик из омелы. А потом и вовсе выяснилось, что именно Локи подстроил всё это, и ничуть не жалел о содеянном. Когда Локи и его сыновей казнили, Фрейя скорбела лишь по Сигюн, что разделила участь со своим непутёвым мужем.

Асгард замер в ожидании Рагнарёка, и Фрейя решилась сбежать в Мидгард, дабы хоть там почувствовать себя правительницей, пусть и над простыми смертными. Фрейя не ожидала, что брат оставит свою супругу и устремится за ней. И Скади, суровая Скади, новая жена их отца Ньёрда, с которой Фрейя никогда не могла найти общий язык, тоже отправилась в Мидгард. Так началась их новая жизнь.

Едва только рассвело, Фрейя скользнула с кровати и ушла в ванную комнату. При свете солнца кошмар вчерашнего вечера сделался очень далёким. Лишь мокрая льняная рубашка и хлопковые брюки, валяющиеся на полу напомнили женщине о шоке, который она пережила. Фрейя убрала одежду в корзину для грязного белья, умылась, а затем сняла халат, в котором так беспечно пролежала всю ночь. Складки халата и след от туго завязанного пояса отпечатались на нежной коже женщины. Вернувшись в спальню, нагая Фрейя проскользнула в гардеробную, где облачилась в шёлковое домашнее платье и тёплую шаль, которая по цвету напоминала соколиное оперение.

Фрейр продолжал безмятежно спать, не реагируя на перемещение сестры по комнате. Шаги босых ступней Фрейи были так же неслышны, как и поступь кошки. Оставив брата досыпать, зная, как он любит сопеть в кровати до обеда, Фрейя спустилась на второй этаж и вернулась в свой кабинет.

Только на лестнице женщина вдруг обнаружила, что у неё кружится голова от недостатка сна и пережитого стресса. Ей пришлось крепко держаться за перила, чтобы не упасть. Она испытала большое облегчение, когда уселась за свой рабочий стол в удобное кресло. Под столом нашлись пушистые тапочки на каблучках, которые она скинула вчера за работой. Фрейя надела их, а затем прикрыла глаза и попыталась собраться с мыслями.

Как беспечны они были, думая, что у асгардских богов больше нет врагов. Как самоуверенны были. Не скрывая настоящих имён блистали они ярко на фоне простых людей. Некоторые боги так и не смогли прижиться в Мидгарде и попробовав жизни смертных на вкус вернулись в Асгард, который Фрейя часто сравнивала с угасшей звездой.

Во всех бедах асы и ваны привыкли винить трикстера Локи. И в данном случае Фрейя конечно подумала бы на него, тем более, что именно Скади добавила к наказанию змею, которая плевала в его красивое лицо ядом. Локи легко мог найти сообщников, если бы не был связан кишками собственного сына Нарви, глубоко под землёй, в пещере под корнями Иггдрасиля. Его второй сын от Сигюн — Вали, был обращён в волка и пропал в неизвестности. И даже если предположить, что он выжил…

Фрейя распахнула глаза и едва не сверзлась с кресла, потеряв равновесие. Быстро взяв себя в руки, женщина подняла с пола ноутбук и стационарный телефон. Ноутбук сложился от падения, но с виду был не повреждён. Фрейя включила его. Компьютер загрузился, и она увидела свою страницу на биржевом рынке. Когда раздался звонок с номера Скади, именно слежкой за курсом акций Фрейя и занималась. И как же она тогда была рада видеть название «Хельхейм» среди своих вкладов. Странное для Мидгарда, но весьма привычное для скандинавских богов название.

Фрейя кликнула по кнопке браузера, а когда вход во всемирную паутину открылся, она произнесла, обращаясь к программе голосового помощника:

— Доктор Локдоттир, показать изображения.

Фрейя пододвинула ноутбук ближе, где электронный разум уже вывел на экран фотографии молодой женщины со светлыми волосами. Фрейя вглядывалась в фотографии из интернета, которые по большей части были либо нечёткими, либо отретушированными до неузнаваемости. И отчего-то на всех фото была хорошо видна только правая сторона лица женщины, а левая оставалась скрыта от зрителя. Фрейя нахмурилась. По тем снимкам, что были выложены в свободном доступе, разглядеть лицо хозяйки мидгардского «Хельхейма» было невозможно. Зелёные глаза и светлые волосы ещё ни о чём не говорят.

Наконец Фрейе улыбнулась удача. Среди изображений она заметила кадр из репортёрской статьи посвящённой открытию «Хельхейма». Фрейя кликнула по ссылке и перешла на сайт с архивами стокгольмского новостного канала. На странице сайта имелась видеозапись репортажа с места события, а чуть ниже статья с кратким содержанием. Фрейя дрожащей рукой навела курсор на видеозапись и раскрыла его на полный экран. Запустив видео она напряжённо вгляделась в то, что происходило на экране.

Первый в мире медицинский центр Стокгольма, посвящённый вопросам смерти и названный «Хельхейм» в честь скандинавской богини смерти, открывался рано утром. Но не смотря на это, у ворот собралась большая толпа. На ступенях основного корпуса стояли врачи в белых халатах. Среди них и доктор Хельга Локдоттир — главный врач и хозяйка центра. Хельгу атаковали сразу несколько репортёров из газет и журналов, которые не могли пропустить столь необычную сенсацию. Судя по некоторым вопросам, звучавшим из толпы, многие не верили в успех «Хельхейма» и рациональности его существования. Доктор Локдоттир — молодая женщина в чёрном брючном костюме-двойке, поверх которого был накинут белоснежный халат, отвечала строго и чётко на вопросы репортёров и прочих любопытных. Её золотистые волосы были собраны в высокий пучок, что давало возможность хорошо осмотреть её лицо.

Удача это была или совпадение, но оператор находился с левой стороны от входа в «Хельхейм». И пока репортёр дублировал слова доктора Локдоттир, сообщая о штате центра, в который входили лучшие коронёры, гримёры, костюмеры и судмедэксперты, Фрейя смогла разглядеть женщину на заднем плане. Увидь Фрейя хоть раз это лицо, она бы ни секунды не сомневалась, что перед ней Хель. Первый раз Фрейя увидела её в тронном зале Одина, совсем юной девой, чья левая половина тела была мертва. Её в сопровождении братьев — змея и волка, доставили в Асгард по приказу Всеотца. И вот снова Фрейя увидела Хель здесь, в Мидгарде — в человеческом облике, старше, и всё же, несомненно, это была богиня смерти. Левая сторона тела доктора Локдоттир была испещрена шрамами, которые виднелись на всех открытых участках кожи, а не только на лице, левый глаз был частично или совсем незряч.

Репортёр продолжал восхвалять доктора Локдоттир, как сильного специалиста в своей области, которая не только возвела отношение к усопшим на новый уровень, но и добилась выдающихся успехов в сохранении и восстановлении внешнего вида мёртвых. Но Фрейя слушала болтуна в пол уха. У входа в главный корпус «Хельхейма», немного в стороне от докторов, Фрейя разглядела статного юношу с длинными рыжими волосами в простых джинсах и белой рубашке. Солнечные очки закрывали его глаза, которые, и Фрейя была в том уверена, были зелёного цвета. У ног юноши стоял огромный чёрный пёс, по виду больше напоминающий волка.

Остановив видеозапись, Фрейя промотала веб-страницу и прочла статью. Помимо того, что уже сказал репортёр, в статье указывалось и имя брата доктора Локдоттир — Вальтер Локсон. Вальтер помогал сестре открывать собственный бизнес, и являлся держателем сорока процентов акций «Хельхейма».

— Должно быть Локиссон и Локисдоттир, — проворчала Фрейя, прикидывая правильное написание фамилий детей Локи. — Но я ведь несколько лет следила за «Хельхеймом». Кто-то старательно отводил мне глаза.

Убедившись, что на втором этаже тихо и Фрейр ещё спит, Фрейя притянула к себе стационарный телефон. Найти номер «Хельхейма» в интернете было куда проще, чем догадаться, что его хозяйка действительно Хель.

— Добрый вечер, администратор «Хельхейма» Нильссон у телефона, — отозвался бодрый женский голос на том конце линии после трёх длинных гудков.

— Могу я поговорить с доктором Локдоттир? — вежливо поинтересовалась Фрейя, надеясь, что Хель не покидает своё рабочее место очень рано.

— Доктор Локдоттир может отсутствовать на месте, запишите её номер телефона и оставьте ей сообщение на автоответчик, она обязательно перезвонит, — услужливо сообщила мисс Нильссон и продиктовала цифры.

— Благодарю покорно, — ответила Фрейя, записав номер сломанным карандашом на клочке бумаги, который валялся на столе.

Повесив трубку, Фрейя немного помедлила. Затем взяла карандаш и нацарапала на трубке стационарного телефона руну «Альгиз»* для защиты. И только после этого набрала номер телефона. Гудки были длинными и ужасно нервировали Фрейю, но вот раздался заветный треск и трубку подняли.

— Доктор Локдоттир, слушаю Вас, — произнёс строгий женский голос.

— Добрый вечер Хельга, как поживаешь? — с ходу спросила Фрейя, словно бы собиралась вести непринуждённую беседу.

— Представьтесь пожалуйста, с кем имею честь разговаривать, — попросила женщина тем же официальным тоном.

— Ты меня знаешь, хоть и очень мало, — сказала Фрейя. — Я в своё время недолюбливала таких, как ты, а сейчас люблю ещё меньше.

— Учитите, наш разговор записывается, и если это какая-то шутка или угроза, будете отвечать перед законом.

— Учти, что наш разговор записываю и я тоже, — Фрейя блефовала, на её стационарном телефоне записи не было. — Я Фрейя Ванадис*, помнишь ты меня?

На том конце линии замолчали. Фрейя уж было решила, что Хельга собиралась положить трубку.

— И что тебе надо? — поинтересовалась Хельга. Тон её стал совсем другим. Исчезли нотки официальности, сменившись чем-то неуловимым, потусторонним.

— Что? Что мне надо, ты спрашиваешь?! — Фрейя повысила голос. Она была слегка напугана. Ей казалось, будто она звонит не в медицинский центр, а прямиком в загробный мир. — Как Вы посмели явиться в Мидгард и мстить нам, асгардским богам? Как ты посмела воскресить того, кто должен был оставаться мертвецом? Как посмели Вали и Нарви убить Скади? Отвечай сейчас же!

Но вместо ответа Фрейя услышала заливистый хохот, который никак не вязался с твёрдым голосом Хельги.

— А ты ничего не перепутала, а, Фрейя? — поинтересовалась Хельга, отсмеявшись. — Я не буду отвечать ни перед кем, даже перед Всеотцом я не буду оправдываться. И тебя я не боюсь, гномья подстилка. Я воскресила Нарви потому что он заслуживал эту жизнь. Я воскресила его, потому что Вали заслуживал иметь брата. И потому, что они заслужили месть. Они убили Скади? Какая прелесть, надеюсь я увижу это в вечерних новостях. Бойтесь их, самодовольные ваны, скоро они придут и по вашу душу.

Не успела Фрейя обрушить на её голову проклятия, как Хельга бросила трубку. Женщина хотела было перезвонить и разразиться гневной тирадой, но в это время Фрейр показался в дверном проёме.

— Скади не просто убили, её обезглавили, — сообщил мужчина своим меланхоличным тоном. В отличие от своей сестры он был спокоен всегда. Даже если ему и было жаль Скади, виду он не подавал. — Это уже крутят на канале экстренных новостей. Тебе смотреть на это не обязательно.

— Но я хочу на это смотреть! — после разговора с Хель, Фрейя была в ярости. — Я хочу видеть что сделали наши враги.

— Да, и похоже ты знаешь, кто именно наши враги, — Фрейр указал взглядом на монитор, на котором была открыта страница с видеозаписью открытия «Хельхейма».

— О, да, я знаю, — ответила Фрейя. Она показала брату на стоп-кадр, где было хорошо видно Вальтера. — Вот этот человек, вернее, этот бог. Он зовёт себя Вальтер Локсон, но на самом деле это Вали — сын Локи и Сигюн. Вали, который должен был оставаться волком и сгинуть, а не убивать богов.

— Ты сказала, что их было несколько, — напомнил Фрейр, задумчиво рассматривая рыжего молодого человека в тёмных очках.

— Верно, несколько. С ним был его брат Нарви. Его воскресила сама Хель, — Фрейя перемотала видео и показала указала на блондинку в халате, которая беседовала с интервьюерами. — Вот она, Хельга Локдоттир, она же Хель. Хозяйка «Хельхейма», за акции которого мы с тобой так активно боролись.

— Так если Хель стоит за всем этим, может стоит разобраться? — поинтересовался Фрейр. — Свяжемся с ней, припугнём именем Всеотца и заставим отозвать своих наёмников.

— Я уже, — призналась Фрейя. Глубоко в душе она поражалась спокойствию, с которым её брат рассуждал о происходящем. — Это ничего не дало. Судя по всему, в дела своих братьев Хель не лезет. Воскрешение Нарви её заслуга, но не более того.

— Значит будем готовится к гостям, — сказал Фрейр, посмотрев на сестру.

Фрейр и Фрейя жили в Детройте, штат Мичиган уже давно. В отличие от Скади, которая любила холод, Ваны предпочли более мягкий климат с тёплыми зимами и длительным летом. С самого начала близнецы проживали в съемной квартире, и намеренно лишали себя всяких удобств ровно до того момента, пока на окраине не была построена их трёхэтажная вилла, названная Сессрумнир в честь главного зала дворца Фолькванга.

Фрейр занимался куплей, оценкой, реставрацией и продажей предметов искусства. В основном его привлекало оружие и скульптура, поэтому первый этаж виллы был почти полностью отведён под мастерскую Фрейра и его коллекцию, которой мог позавидовать любой музей. Другую часть этажа занимал крытый бассейн и сауна. На втором этаже располагался рабочий кабинет Фрейи, гостиная, библиотека, комната для развлечений, обеденный зал и кухня. Третий этаж делился на две спальни с раздельными ванными комнатами.

Большую часть денег, потраченных на постройку виллы, Фрейя заработала сама. Первые доходы Фрейра были весьма скромными. Заставлять брата заниматься грубой физической работой было неуместно, а красть они не умели. Фрейя, переступив свою гордость, пошла на ночные улицы, чтобы продать себя тем, кто был готов платить. Красавица покоряла мужчин с одного взгляда, деньги сыпались ей в руки, и очень скоро ночные вылазки закончились. Фрейю заметили, и вместо того, чтобы выгнать с улиц, потому что она лишала других проституток работы, ей предложили стать женщиной, предоставляющей эскорт-услуги. Фрейя заключила контракт, по которому она была вольна уйти из агенства в любой момент. Важным составляющим этого контракта был пункт о предоставлении интим услуг по взаимной договорённости клиента и эскортницы. Фрейю это устроило.

Продолжая трудиться девочкой по вызову, Фрейя внесла первый залог за землю уже через три месяца. К этому времени дела Фрейра пошли в гору, и Фрейя стала более привередливой в выборе клиентов. Она стала проводить больше времени с полезными людьми, и один из её постоянных клиентов помог Фрейе освоить биржевой рынок.

Перед Фрейей открылись новые возможности. Взносы за земельный участок оплачивались вовремя, близнецы наняли строительную бригаду и закупили материалы для строительства. Обещание лучшей жизни уже не просто маячило на горизонте, оно буквально стояло перед глазами ванов.

Фрейя уволилась из агенства эскорта и стала встречаться с бывшими клиентами исключительно по старой памяти. И клиенты платили ей не деньгами, а укреплением её связей в обществе. И самым полезным знакомством для Фрейи оказался бизнесмен, который помог ей основать собственное дело.

Десять лет пролетели как день. Фрейя Ванадис и Фрейр Ингви, известные для простых смертных как муж и жена, построили свой особняк Сессрумнир в Детройте и зажили полноценной жизнью. Фрейр почти не появлялся в обществе, не считая многочисленных аукционов, на которых он скупал антикварные предметы искусства, и за которыми охотился по всему США. Он был известен в узких кругах, и отреставрировать вещь у него стоило куда дороже, чем у обычных мастеров.

В тоже время фирма «Ванадис», занимающаяся пиаром стала известна почти во всём мире. Фрейя лишь скромно называла себя пиар-менеджером, но на самом деле она была богиней для тысяч и тысяч потерянных душ, какой сама она была, прибыв в Мидгард. Она находила своих клиентов и клиенток на улицах, возле студий звукозаписи, у театров и модельных агенств. Все они были молодыми людьми, которые желали только одного — прославиться. И среди этих тысяч людей, Фрейя отыскивала десятки, которые были действительно талантливыми, и использовала свои связи, чтобы раскрыть их возможности на максимум. Они были подобно неотёсанным камням, которые в нежных руках Фрейи становились настоящими алмазами. Фирма «Ванадис» заключала со своими клиентами договоры, и когда эти люди становились на путь славы, они начинали отчислять Фрейе процент со своего дохода, постоянно и до конца своей жизни, с торицей оплачивая все труды.

И именно из-за особенностей своей профессии Фрейя сильно жалела, что им придётся затаиться и отойти от дел. Если у Фрейра имелись дома горы неотреставрированного хлама, и ему можно было работать не выходя из дома, то Фрейя была вынужденна резко оборвать все контакты. Десятки девушек и юношей, которые надеялись на неё, будут лишены её внимания. Но обстоятельства требовали радикальных мер.

Поплакав по Скади, Фрейя и Фрейр решили обезопасить себя. Возможно, сыны Локи только и ждали приезда Фрейи и Фрейра на похороны, чтобы заманить их в ловушку. Ваны связались с агентами Скади и дали точные указания на счет её похорон. В том числе, проведение онлайн-связи, так как сами они присутствовать не смогут. Они оповестили своих юристов и о том, что не желают давать для прессы и телевидения никаких комментариев касательно трагедии, и попросили скрывать факт их близкой связи с погибшей. Хотя то, что Скади была знакома с Фрейей и являлась первой клиенткой фирмы «Ванадис» и так знал весь мир.

Теперь оставалось только ждать.Примечание к части*Эгир — йотун, хозяин морей

*Одноглазый — одно из имён Одина, которое он получил, обменяв на возможность испить из источника Мимира Мудрого.

*Сив — богиня плодородия, жена Тора

*Брисингамен — золотое ожерелье, сделанное четырьмя братьями-гномами Брисингами. Взамен на это ожерелье богиня Фрейя подарила каждому гному по одной ночи любви.

*Подарки гномов — волшебные вещицы, которые Локи вытребовал с гномов Эйтри, Брокка и сыновей Ивальди, чтобы определить кто из них более искусен в кузнечном ремесле.

* Руна "Альгиз" — защитная руна, помогает предчувствовать опасность.

* Ванадис — дочь ванов, другое имя Фрейи

Фрейя проснулась в своей кровати одна. Женщина стянула с себя маску для сна и потянулась, нежась в лучах зимнего солнца, которые пробивались через окно. Фрейра рядом не было, хотя вчера они засыпали вместе. Здесь в Мидгарде они не только называли друг друга мужем и женой, они и вели себя соответственно.

Откинув одеяло, Фрейя села на кровати и ступнями нащупала тапочки. Обувшись она пробежалась до ванной, где привела себя в порядок после сна, накинула халатик поверх ночной сорочки и завязала волосы резиновой лентой. Убедившись в своей неотразимости и немного покрутившись перед зеркалом, Фрейя покинула спальню, чтобы спуститься в мастерскую. После ночей любви брата всегда тянуло творить.

Чтобы попасть в мастерскую Фрейра на первом этаже, требовалось пройти через его личный музей. Фрейя редко бывала в этой части дома, но зато когда приходила, ей было всё ново. Брат часто делал перестановки стеклянных витрин и стендов и добавлял в коллекцию новые экспонаты. В его коллекции было множество самых разных предметов искусства, но особое место в ней занимали скульптуры богов и оружие. Фрейр любил как большую скульптуру, так и маленькие статуэтки. В его коллекцию входили запечатлённые в камне, глине и дереве греческие, египетские, славянские и, конечно, скандинавские боги. Его занимала мысль о том, что быть может не только асгардцы покинули свою привычную жизнь и прибыли в Мидгард, чтобы слиться с миром смертных. Может Олимп и берега Нила тоже пустуют, но пока доказательств этой теории не было.

Проходя мимо витрин с оружием, Фрейя заметила кое-что новое. Изящный деревянный лук, длинный и тонкий, а рядом с ним три стрелы с красным оперением и колчан, покрытый славянскими рунами. Судя по украшениям на луке и колчане это был подарок, который, возможно, когда-то получил молодой славянский юноша в честь своего совершеннолетия. На стенде с мечами, обитом красным бархатом, тоже было прибавление. Длинный обоюдоострый клинок с массивным полукруглым навершием на рукояти. Типичный меч викингов, особо ничем не примечательный. Фрейр собрал много мечей и всё никак не мог остановиться, словно его всё же терзали мысли о потере его собственного магического оружия.

В центре зала располагалась необычная композиция из двух скульптур. Бок о бок стояли рядом вепрь из чистого золота и чёрная мраморная кошка. Вепрь выглядел разъярённым и, казалось, он вот-вот сорвётся со своего пьедестала и набросится на любого, кто встанет на его пути. Поза кошки, которая цветом и размером больше напоминала пантеру, была напряжённой и настороженной. Подойдя к статуям, Фрейя не удержалась от того, чтобы погладить свою кошку по голове. Тело кошки было твёрдым, гладким и холодным, хотя ни один каменотёс не работал над этой скульптурой. Концентрация магии в Мидгарде была гораздо слабее, чем в остальных мирах. Поэтому волшебный вепрь Гуллинбурсти и одна из кошек Фрейи замерли, превратившись в статуи. Когда боги уходили из Асгарда, Хеймдалль не разрешил им взять больше, чем уместится у них между ног, поэтому только вепрь и кошка остались у них, как напоминание о прошлой жизни.

«Сможем ли мы оживить их тогда, когда придёт нужный час?» — с тревогой подумала богиня.

Оставив животных позади, Фрейя прошла до конца зала и, откинув тяжёлую занавесь от прохода в стене, вошла в мастерскую брата. Сейчас верхний свет в мастерской был погашен, из-за чего комната терялась в полумраке. Свет горел только над столом Фрейра. Осторожно ступая, чтобы не споткнуться об инструменты или очередные заготовки, которые брат так любил раскидывать где ни попадя, Фрейя прошла и села на небольшой диванчик напротив рабочего стола.

Мужчина даже не поднял глаз от работы. Длинные золотистые волосы свесились на стол, частично закрывая обзор на его труды. Под холодным светом настольной лампы он рассматривал небольшую статуэтку из чёрного дерева с золотым рисунком. В умелых руках Фрейра, который покрывал фигурку лаком, она будто бы оживала.

— Доброе утро, — наконец подал голос Фрейр, всё ещё не смотря на сестру, поскольку был увлечён работой.

— Чудесное начало дня, — отозвалась Фрейя. — Что это? Новый экспонат или готовишь её на продажу?

— Оставлю себе, — сообщил Фрейр. — Сейчас этот персонаж как никогда актуален.

Мужчина показал сестре фигурку, поставив её на край стола. В свете лампы Фрейя увидела небольшого человечка, без одежды, зато с роскошной шевелюрой и рогами. Женщина сперва решила, что это фавн или сатир, Фрейр тоже любил их, но у человечка ноги были вполне обычными.

— Кто это? — спросила Фрейя, так и не догадавшись, кого изобразил автор.

— Это наш старый знакомец Локи, пусть и неудачно изображённый, — пожал плечами Фрейр, снова беря фигурку. — А рога — это видимо часть шлема.

— Или часть его козлиной сущности, — раздражённо бросила Фрейя. Её настроение начало портиться при упоминании Локи.

— И это тоже, — с улыбкой согласился Фрейр, не замечая тона сестры.

— Как думаешь, может пора открыться? — вкрадчиво спросила Фрейя. — Уже прошёл целый месяц. Кто знает, дождёмся мы или нет? А с другой стороны — будь что будет. Неведение убивает меня не хуже чьего-то меча.

— Я не знаю, Фрейя, — отозвался её близнец, отставляя фигурку на стол. Теперь он сел ровно и посмотрел точно на сестру. — С одной стороны я тоже думал о таком развитии событий, но я не хочу потерять тебя. Если они смогли убить Скади, если смогли запугать её так, что она не защищалась… Мы же не асы, Фрейя. Мы ваны, и наша задача сохранять жизнь, а не уничтожать её. Ни у тебя, ни у меня нет стальных мускулов. У меня даже меча нет, того, который сам разил врагов.

— Ты сам виноват, — возмутилась Фрейя. — Кто просил тебя отдавать меч ради этой девки?

— Герд — не девка, — чётко произнёс Фрейр. — Я люблю её больше, чем меч, который в день Рагнарёка мог бы спасти мою жизнь. Но и тебя люблю не меньше.

— Я в этом сильно сомневаюсь, — протянула женщина с нескрываемым сарказмом. — Твои поступки нелогичны, а твоё спокойствие меня попросту бесит. Тебе абсолютно плевать на Рагнарёк и детей Локи, которые стремятся его приблизить.

— А меня бесит твоя излишняя нервозность и склонность драматизировать, но я же тебе ничего не говорю, — парировал Фрейр.

— Ты мне только что это сказал, — Фрейя сложила руки на груди.

— Не стоит строить из себя обиженную, — напомнил её брат. — У нас есть проблемы поважнее. Нельзя сожалеть о прошлом, тем более, если уже поздно что-то исправлять.

— Это верно, — созналась Фрейя, быстро остывая. — Нужно думать о том, что мы можем сейчас при сложившихся обстоятельствах. Тем более, что если детища Локи своего добьются, в большой опасности будут все девять миров, а с ними равно как я, так и твоя ненаглядная.

— Давай не будем сейчас об этом, — попросил Фрейр, почти умоляя закончить неприятный разговор. — Пожалуйста, закажи еды на дом, а я закончу с работой и приду.

— Хорошо, но я всё равно разблокирую свою электронную почту, — сказала Фрейя, вставая с дивана. — Мне нужно написать пару писем.

Фрейя удалилась. Фрейр всё ещё чувствовал гнетущую атмосферу, которая висела в воздухе после их разговора. Бог откинулся на своём кресле и взял в руки фигурку Локи. Повертев её в пальцах и испачкавшись о невысохший лак, Фрейр отставил фигурку на стол. Мужчина прикрыл глаза и погрузился в воспоминания, которые приносили ему столько радости и столько боли.

Фрейр являлся одним из высших богов Асгарда. Ему поклонялись и люди и боги, потому что в его силах было даровать жизнь мёртвому и устраивать смену времён года. Он был тихим и мирным богом, характером походил на своего отца Ньёрда, и почти терялся на фоне своей яркой импульсивной сестры Фрейи. Он был правителем Альфхейма, и светлые эльфы почитали его как мудрого и надёжного царя.

Фрейр был храб в сражениях, хоть и считал, что всем девяти мирам будет лучше без войн. Но Фрейр владел волшебным мечом, который сам разил врагов, а потому был незаменимым союзником в любой битве. Был Фрейр так же хозяином вепря Гуллинбурсти, Золотая Щетина, — творения гномов Брокка и Эйтри. Этот вепрь слепо повиновался своему хозяину, мог бежать по небу и по воде, равно, как и по земле. И был у бога чудесный корабль Скидбладнир, вышедший из-под инструментов сыновей Ивальди, который мог и вмещать в себя всех воинов Асгарда, и сворачиваться до размера платка, который помещался в карман своего владельца. Одним словом — хотел он или нет, а в битвах участие принимал всегда.

Владел Фрейр и самой прекрасной женщиной всех миров — своей сестрой Фрейей. Союз их был крепок и наполнен страстью. Не смотря на характер сестры, они редко ссорились, и Фрейе всегда прощались её маленькие глупости. Но одного Фрейр ей простить не мог. Он посвящал любви к сестре всего себя, а Фрейя хотела владеть многими мужчинами, даруя их своим вниманием за спиной брата. Фрейр был очень одинок, но никому этого не показывал, лелея свою печаль в глубине души.

Однажды в день, ничем не отличный от остальных, Фрейр, отягощённый мрачными думами, решился на отчаянное дело. Убедившись, что Один отсутствует в своих чертогах, бог поднялся на его престол Хлидскьяльв. С этого престола можно было окинуть взором все миры, что Фрейр и сделал. И увидел он на севере деву, что была прекрасней всех дев на свете. И в глазах Фрейра дева эта затмила даже Фрейю.

Имя прекраснейшей из прекрасных было Герд. Была она великаншей, дочерью Гюмира и Аурбоды. Но когда Фрейр пришёл просить руки прекрасной Герд, красавица даже не вышла к нему на встречу. Холодность избранницы убивала Фрейра. Ради того, чтобы доказать Гюмиру чистоту своих намерений, относительного его дочери, Фрейр бросил свой волшебный меч в воды, принеся его в жертву великану. Гюмир дал добро на брак, а красавица Герд, оценив этот широкий жест, оттаяла к своему воздыхателю. Через девять дней Фрейр и Герд поженились. Герд была столь прекрасна не только внешне, но и внутренне, что ради неё Фрейр был готов убить всех врагов голыми руками.

Много лет спустя, а было это после казни Локи, случилась беда, которая была страшнее сотни злых йотунов. Тьма стала расползаться по мировому древу. Корни Иггдрассиля начали гнить, и если ствол древа ещё держался, то крону, где находились самые прекрасные миры — Асгард, Альфхейм и Ванахейм, охватила тьма.

Всеотец погрузился в глубокий сон. Фригг, его супруга, взяла на себя временные бразды правления, следя, чтобы валькирии, как и прежде, доставляли павших воинов в Вальгаллу. Но некому было пировать теперь с эйнхериями* и следить за их боями. Это был не первый сон Одина, в который он погружался, чтобы набраться сил, но шёл год, другой, а за ним и десятый, а Одноглазый всё не просыпался.

А меж тем жизнь в Асгарде становилась всё хуже. Крепкой стеной был защищён он от внешних угроз, но от неведанной болезни, что была страшнее проказы, камень защитить не мог. Золото ржавело в сокровищницах богов, гибли растения, воздух был душным, а мёд становился горек. Все сезоны стали похожи на один, все дни напоминали холодную осень — предвестницу зимы.

Фрейр, опечаленный своим бессилием, страшился того дня, когда не сможет защитить своих любимых — Герд и Фрейю. Но его сестра не тратила время на пустые ожидания. Проплакав несколько дней и ночей фальшивым золотом, Фрейя собралась с духом и стала искать выход. У Хеймдалля, стража богов, она узнала, что Мидгарда почти не коснулось разложение. Срединную землю в это время можно было назвать безопасной. Хеймдалль согласился отправить богов в мир людей, если только они сами того пожелают.

Фрейя согласилась на предложение Хеймдалля, и была готова уйти одна, но брат не оставил её. Поручив благополучие Герд её матери Аурбоде, Фрейр отправился за сестрой. Бог надеялся, что в Мидгарде сможет разгадать загадку, отчего после казни Локи мир вдруг начал гибнуть.

Нападение произошло поздно ночью. Фрейя и Фрейр засиделись за просмотром телевизионной передачи, когда свет внезапно погас во всём доме. Фрейя вздорогнула, и лишь присутствие брата рядом позволило ей не запаниковать. Они крепко взялись за руки. У близнецов даже не возникло мыслей, что это может быть обычный сбой электричества. Слишком долго Фрейр и Фрейя ждали нападения, и случайностям в происходящем места не было.

Близнецы прислушались — пока что в доме стояла тишина. Их застали врасплох в очень неудобном месте — комната для развлечений, где находился домашний кинотеатр, диван и стеллаж с видеотекой была очень небольшая, не имела окон и сквозных проходов. Фрейр и Фрейя оказались в кромешной темноте.

— Скоро включится аварийный генератор, — прошептал Фрейр, осторожно вставая с дивана и привлекая сестру к себе.

Фрейя прекрасно понимала, что если им не удастся покинуть эту комнату, то их шансы на победу в сражении уменьшаются с каждой минутой. Они были в домашних костюмах, безоружны и загнанны в тупик. У комнаты отдыха был один плюс. Когда свет снова включится, они смогут увидеть своих недоброжелателей на большом экране, смотря глазами камер слежения. По всему Сессрумниру располагались двадцать скрытых камер, которые позволяли контролировать каждый уголок виллы начиная от ворот и вплоть до туалетов.

Свет зажёгся. Фрейр не теряя времени схватил пульт и переключил телевизор на внутренний канал. На огромном экране, который занимал почти всю стену, появились цветные окна камер слежения. Все двадцать камер работали исправно, а значит враги до них не добрались.

— Смотри, — Фрейя указала брату на трансляцию с камеры, которая находилась в музее.

Возвращение электричества явно стало внезапностью для молодого мужчины, который как раз крался между стеллажей и витрин в сопровождении большого чёрного пса. Недоброжелатель был одет в одни только джинсы, не смотря на то, что ночью всё ещё стояла морозная погода. Он нервно оглядывался и крался, будто намеревался что-то своровать. Пёс шёл рядом с хозяином, поминутно принюхиваясь.

— Это точно они? — удивился Фрейр, увеличивая картинку на весь экран, чтобы получше разглядеть незнакомца. — Почему-то нет звука. Наверное что-то повредилось от перепада напряжения.

— Я не знаю, — отозвалась Фрейя, тоже вглядываясь в черты вторженца. Лицо молодого мужчины было плохо видно из-за того, что он постоянно вертел головой. — У близнецов Локи были длинные волосы, а у этого короткая стрижка и дурацкая чёлка. Но, может это Нарви успели обкорнать?

— Тогда рядом с ним Вали в образе волка? — поинтересовался Фрейр. — А разве он не должен быть рыжим?

Тем временем молодой мужчина в музее явно не торопился. Он брал в руки и рассматривал оружие, словно был простым вором.

— Суртур их подери! — воскликнула Фрейя, игнорируя вопросы брата. — Они это или нет, я никому не позволю испортить всё, что я многие года создавала здесь, в Мидгарде!

Фрейя, наплевав на осторожности, выбежала из комнаты в гостиную. Фрейр не успел её остановить и ему пришлось выйти следом. На счастье, снаружи их никто не поджидал. Фрейр оставил двери в комнату отдыха открытыми, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим в музее. Мужчина даже не успел спросить, что творит его сестра, а Фрейя уже обратила свой взгляд в сторону затворенных дверей, которые выходили на лестницу.

Фрейя стояла как загипнотизированная. Взгляд её золотистых глаз расфокусировался, простираясь дальше, чем мог бы видеть любой из смертных. Она вытянула вперёд руки, мысленно проникая сквозь стены и этажи, пока, наконец, не увидела врага глазами мраморной кошки. Враг казался богине слабым и потерянным, а пёс или волк, кем бы он ни был, и вовсе домашним любимцем, не смотря на внушительные размеры. Проникнув в разум своей любимой кошки, Фрейя стала будить её. Богиня отдавала все свои силы на то, чтобы заставить животное скинуть каменную оболочку. Это большее, что она могла сейчас сделать. Чувствуя биение сердца под камнем, Фрейя вливала всё больше и больше энергии в тело любимицы, пока не упала без сил в руки брата. И в этот момент Фрейр, взглянув на экран телевизора увидел, как чёрная кошка мягко ступила со своего места рядом с вепрем.

Огромная кошка ступала так мягко, что неприятель даже не сразу её заметил. Первым оскалился его пёс. Заприметив ожившую статую, мужчина ринулся к стенду с мечами Фрейра. Кошка побежала ему наперерез. Только множество витрин мешало ей броситься на него сразу, иначе она в два прыжка настигла бы незваного гостя.

Рыжий мужчина забрался на стеллаж, чтобы дотянуться до стенда, и в этот момент кошка прыгнула на него. Острые когти были выпущены, чтобы исполосовать незнакомца на ленты, но чёрный пёс оказался не робкого десятка. Собака прыгнула на кошку, намереваясь вцепиться в глотку, и повалила её на пол. Животные были почти одного размера и они с яростью стали кататься по полу, сливаясь в единый чёрный ком. Шерсть летела клочьями во все стороны. Рыжий мужчина возликовал и схватил один из двуручных мечей Фрейра. Он спустился на пол и стал выжидать подходящего момента для атаки, чтобы покончить с жуткой кошкой.

Тем временем Фрейр, отвлёкся от экрана и привёл сестру в чувства хлопками по щекам. Фрейя удивительно быстро пришла в себя и первым делом посмотрела, к чему привела её магия. Результат её разочаровал.

— Этого мало! — с негодованием воскликнула богиня. Тонкие пальцы вцепились в рубашку мужчины. — Фрейр, ты должен действовать!

— Будь настороже, — напутствовал сестру Фрейр, отпуская её руки. — Гуллинбурсти гораздо сильнее твоей кошки. Я потеряю много сил, и возможно уже тебе придётся меня защищать.

Фрейр повторил ритуал своей сестры. Силы стремительно покидали бога, но он упрямо продолжал отдавать энергию жизни магическому вепрю. И вот Гуллинбурсти отряхнул свои бока от золотой пыли и ступил с пьедестала. В то же время Фрейр медленно осел на пол.

Фрейя с трудом подхватила брата, подсела рядом, и положила его голову на свои колени. Женщине только оставалось, что наблюдать через экран за схваткой в музее. Кошка и пёс продолжали сражаться, яростно выдирая друг у друга шерсть и куски мяса, оставляя кровоточащие раны. Мужчина приготовил меч, чтобы дать отпор вепрю. Но Гуллинбурсти был куда больше кошки и куда ужаснее. Обычный меч не мог спасти от него, Фрейр это знал, а вот незнакомец понял не сразу. Когда вепрь с открытой пастью бросился на мужчину, вторженец бросил меч в него, заставив отклониться от курса, а сам отскочил в сторону, ударился об пол и превратился в волка.

— Быть того не может! — воскликнула Фрейя, поражённая увиденным на экране. — Но если это Вали, тогда пёс…

— Это Фенрир, — закончил за неё брат. Фрейр очнулся примерно пару минут назад, но не обращал внимание Фрейи на себя, а молча наблюдал за происходящем в музее. — Нарви с ними нет.

— Разумеется Нарви с ними нет, — хриплый мужской голос разнёсся по зале. — Потому что Нарви, который предпочитает, чтобы здесь его звали Норман, воспользовался отсутствием света и сигнализации, чтобы прийти сюда. Это же гостиная, разве не так? А значит она для гостей. А мой брат, он немного не воспитан.

Норман вышел из своего укрытия. За спиной у него был меч в самодельных ножнах из серого холста и ремней. Всё это время, пока его близнец исследовал музей, он молча сидел за столом, накрытым белой скатертью, свисающей до самого пола. Не смотря на то, что Норм выглядел и был одет как вполне обычный житель современного города, когда Фрейя увидела его, то буквально задрожала от страха. Никогда она не чувствовала такой ужасной ауры, хотя сын Локи вовсе не пытался их запугать и казался дружелюбным. Всё нутро богини сжалось и горький комок подкатил к горлу.

Фрейр тут же стал подниматься, но его шатало. Он едва держался на ногах, но всё же пытался встать между новым врагом и сестрой. Пользуясь замешательством, Норман атаковал резко и стремительно. Одним резким ударом плеча сын Локи заставил Фрейра пошатнуться, а подсечка по ногам повалила его на пол. Остриё меча, который обнажился в один момент, мгновенно уткнулось Фрейру в горло. Всё это произошло раньше, чем Фрейя смогла закричать.

— Нравится мой клинок? — поинтересовался Норман, усмехаясь в лицо поверженного бога и его сестры. — Я дал ему имя Рунблад*, чтобы сделать его ещё сильнее. А сейчас ты велишь свой зверушке отпустить моего брата.

Все присутствующие посмотрели на экран. Вал в облике волка был прижат к полу телом Гуллинбурсти. Но вепрь не убивал рыжего волка только потому, что ему в загривок вцепился чёрный пёс, висящий на его спине. Кошка лежала на полу неподалёку. Она завалилась на бок, а из её горла сочилась кровь, скапливаясь в небольшую лужицу. Кошка ещё дышала, но жить ей оставалось недолго.

Фрейр злобно смерил Нормана взглядом, на сколько это было возможно, лёжа у его ног. Тот никак не отреагировал, продолжая смотреть на врага в ожидании действий. Ван с трудом протянул руку в сторону дверного проёма и сосредоточился. Заставить ожившего Гуллинбурсти повиноваться было проще, чем оживить его.

Вепрь покинул музей в сопровождении Фенни, а вместе с ним и Вальтер-волк. Вскоре Гуллинбурсти взлетел на второй этаж и, выломав двери, вошёл в гостиную. Золотая шерсть вепря была покрыта кровью. На его рыле висело тело рыжего волка. Рядом семенил Фенни, из его пасти капала кровавая слюна. Вепрь опустил свою добычу на пол и отошёл в сторону. Ваны не могли не позлорадствовать при виде этой картины.

Рыжий волк, жалобно поскуливая, стал валяться по полу. Постепенно его черты стали приобретать человеческий облик. Лапы становились кистями, морда — лицом, шерсть — волосами. Поскуливание сменилось истерическим смешком. Вальтер лежал на полу, его рот был полон крови, а на теле тут и там виднелись гематомы и открытые раны, но он всё равно улыбался. Фрейя могла бы подумать, что он сошёл с ума, но взгляд Вальтера был ясным и осознанным. Это лицо Фрейя узнала бы из тысячи. Даже не смотря на новую причёску и раны. Сквозь кровь проглядывали черты её дорогой Сигюн и бога Локи. Те же черты были и у Нормана, но смерть наложила на это лицо свой ужасный отпечаток.

Норм отвёл остриё от горла Фрейра и сурово воткнул меч прямо возле его головы, едва не лишив части волос. Расстегнув свою коричневую фланелевую рубашку, Норман не глядя кинул её близнецу. Вальтер подхватил рубашку и повязал её по типу набедренной повязки, чтобы чуть прикрыть свою наготу.

Фрейя снова ужаснулась при виде мёртвого близнеца, но на этот раз её поразил вид его обнажённого торса. Живот был впалым, под бледной кожей просматривались синие вены, тонкие, как паутина, на сгибах локтей виднелись синяки и следы от многочисленных уколов. До богини, казалось, только сейчас дошло, что перед ней стоит выходец из царства Хель.

— Добрый вечер Фрейя Ванадис и Фрейр Ингви, — Вальтер шутливо раскланялся, продолжая капать кровью на деревянный пол. — Меня зовут…

— Я знаю как тебя зовут здесь, — сурово оборвала его Фрейя, перестав разглядывать тело Норма. Собственный резкий тон заставил её сосредоточиться. — Ты зовёшь себя Вальтер Локсон, а на самом деле ты Вали, сын Локи. Говори зачем пришёл, отродье предателя!

— Какая опасная женщина, — расхохотался Норман, весьма непринуждённо. — Прямо таки жалею, что не обращал на неё внимание во времена своей юности.

Вальтер улыбнулся брату, а затем задумчиво посмотрел в потолок, будто что-то вспоминая. Закончив пантомиму и изобразив озарение, Вальтер начал рассказ:

— Помнится, одной золотой осенью, в морских чертогах Эгира пришла пора ежегодного пира. Кто только не пришёл на это сборище: альвы, гномы, великаны, ну и асы с ванами, разумеется. Было это после смерти Бальдра, но асгардцы так любили пить мёд, что устроили ему поминки, напившись допьяна. После того, что сделал Локи, я там появляться не горел желанием, но не смог отказать богине Вер*, когда она уговорила стать её спутником на этом пиру. Мы опоздали и пришли в самый разгар вечеринки, сели на скамью далеко от Одина и Фригг, а потому я остался незамеченным. Весь вечер я развлекал свою женщину, а краем уха подслушивал разговоры других богов. В зале было шумно, но тот момент, когда прозвучало имя моего отца я не прослушал. Имя Локи звучало из уст прекраснейшей богини Фрейи. Громогласно, так, что даже великанам пришлось заткнуться, чтобы послушать, Фрейя заявила, что Локи стоило бы наказать за его деяния. Один молчал, но многие боги начали кричать, что поддерживают эту идею. А меж тем, Фрейя, почувствовала лучи славы, падающие на неё, и продолжала свою речь, придумывая наказания для Локи. Связать лживого бога, как когда-то связали его волчонка! Сослать его в земли, ещё более мрачные, чем Хель! Зарыть его глубоко в землю! Пьяные боги кричали и пили за погибель коварного Локи. Меня трясло от гнева, смешанного со страхом. Я был один, а асгардцев в зале была тьма тьмущая. Я боялся, что приметив меня, боги решат отыграться. Выискивая пути отхода, я вдруг заметил того, о ком сейчас говорили боги. Локи, лёгок он был на помине, сидел за скамьёй в конце зала, затерявшись среди эльфов, и был ужасно пьян. Мой отец вернулся из своей добровольной ссылки, в которую отправился, опасаясь гнева Одина, и пришёл прямиком на сборище богов, чтобы напиться! Глазам я своим конечно не поверил. Когда разговоры о Локи стихли, я уже начал пробираться к выходу. Но голос моего отца остановил меня у самых дверей. Локи вышел на середину зала и потребовал у Одина места рядом с собой. Ещё никогда мой отец так открыто и нагло не оперировал тем, что он и Всеотец побратались, обменявшись кровью. Один позволил Локи сесть рядом. И как только трикстер добился этой маленькой победы и занял почётное место, он решил сказать тост. И тост этот целиком состоял из оскорблений всех богов и богинь, которые присутствовали на пиру. У меня волосы дыбом встали. Я думал, что после речи сладкоголосой Фрейи его порвут на куски тут же. Но обошлось всё малой кровью. На пир прибыл Тор. Громовержец едва не прибил меня тяжёлыми дверьми, когда вошёл в зал Эгира. Услышав речи Локи, Тор пообещал, что заткнёт трикстера одним ударом молота, если тот не замолчит сам. Локи покинул зал с улыбкой, пообещав Эгиру на прощанье, что это был последний пир, и пламя скоро пожрёт все его владения. Я, белее мела от того, что наблюдал, выскочил за отцом, но его уже и след простыл. Следующий раз я увидел его уже во время казни.

— И чего ты хочешь, сын Локи? — спросила Фрейя, стараясь сохранять спокойствие. Но картины прошлого так ясно встали перед её глазами, и голос её дрожал. — Ты и сам понимаешь, что твой отец заслуживал наказания!

— После того, что он сделал? Возможно, — отозвался Вальтер. — Но если вспомнить с чего всё начиналось, так ли справедлив был ваш суд? С самого начала Локи сторонились, вечно ожидая от него злодеяний, хотя его поступки приносили не меньше пользы, а косяки свои он исправлял сам. Вы считали его детей от Ангрбоды чудовищами только из-за пророчества. Но были они чудовищами с рождения? Хель, которую я знал в юности, была милой и скромной девушкой. Да, она была странноватой из-за своей внешности и на мир смотрела совсем не так как вы, светлые прекрасные боги, но она была достойна, чтобы хотя бы изредка пребывать в Асгарде, а не править мертвецами в мрачном далёком краю, который Один так великодушно создал для неё. Фенрир-волк и Йормунганд были чудовищны, но если бы мудрый Всеотец был ещё хоть чуточку мудрее, он бы не позволил им вырасти чудовищами. Фенрир стал зол на весь мир только после того, как его сковали цепями Глейпнир, Йормунганд — после того, как его изгнали под воду.

— И я спешу напомнить, что мы тоже не заслужили своей участи, — Норман был мрачнее тучи. Фрейр всё ещё лежал у его ног, и Фрейя боялась, как бы сыну Локи не взбрело воткнуть меч её брату в горло.

— Норман прав, — Вальтер продолжал свою речь. — Вы видели в нас грядущую угрозу, но даже не задумались о том, а справедливы ли вы с нами. Боги могли убить нас просто так, а затем вытащить наши кишки и повязать отца. Но нет, они не замарали свои руки кровью, а сделали меня волком и братоубийцей.

— Но нас там не было, — подал голос Фрейр. Мужчина спокойно лежал подле ног Нормана, хотя силы возвращались к нему.

— Разумеется не было, — бросил ему Норм, отходя к своему брату. — Вы отсиживались в тронной зале, подле Всеотца, и вместе делали вид, что не причём. Хотя ваш сговор был общим. Лишь исполнителей было малое количество.

— И что теперь? Вы убьёте нас? — Фрейр, наконец, поднялся и встал подле сестры. Он даже не подумал опровергать обвинения, в которых была заключена правда. — Обезглавите, как Скади?

— Наш разговор с ней вышел очень коротким, — произнёс Вальтер, и нахмурился. — Мы были опьянены жаждой мести. Что же касается Скади, то она была растеряна и запугана. Она осознавала своё причастие к нашей участи, но извиниться так и не смогла. Это был её выбор.

— И от нас вы хотите извинений? — уже спокойнее спросила Фрейя, которая прониклась рассказом Вальтера и долгое время сохраняла молчание.

— Извинений и шанса отомстить, — ответил Норман за брата. — Но не бойтесь, мы не станем нападать на вас безоружных, как это было со Скади. Утолив жажду крови мы стали более великодушными.

— Значит поединок? — Фрейр быстро догадался, что имеет в виду сын Локи.

— Ты меня правильно понял, — кивнул Норм в подтверждение. — И пусть победит сильнейший. Может быть я тебя даже не убью.

— Фрейя, принеси мне новый меч, — решительно произнёс Фрейр.

Фрейя подняла на брата взгляд и заглянула в его бездонные золотистые глаза. Там она увидела то, что никогда прежде. Отвагу воина, которым брат, по его собственным словам, никогда не был.

— Как пожелаешь, Фрейр, — голос богини был надтреснутым, будто каждое слово давалось ей с трудом.

— Фенни, сопроводи даму, — обратился к псу Вальтер.

Пока боги разговаривали, вепрь Гуллинбурсти снова превратился в золото. Фенни сидел подле статуи и зализывал свои раны, но встрепенулся, когда хозяин назвал его имя. Чёрный пёс поднялся на ноги и хромая побрёл за Фрейей.

Оставшиеся мужчины, не продолжая дискуссию, начали готовиться к бою. Норман проверял свой меч на остроту. Вальтер стянул с пояса рубашку и утёр кровь с лица, а затем снова скрыл свою наготу. Фрейр молча смотрел на экран домашнего кинотеатра. Фрейя появилась очень скоро и взяв стремянку у стены, осторожно сняла двуручный меч со стенда. Держа его в двух руках, женщина вышла из комнаты. Фенни отошёл от богини всего один раз: пока та лезла на лестницу, пёс подхватил джинсы своего хозяина в зубы. Спустя пять минут Фрейя с мечом и пёс со штанами в пасти вернулись в гостиную.

Фенни весело подбежал к Вальтеру и вернул ему утраченный элемент одежды. Сын Локи резво переоделся в брюки, которые успели местами продраться, а окровавленную рубашку накинул на плечи. Фрейя, чьё лицо было белее мела, подошла к брату и торжественно вручила ему меч. Это был увесистый клинок с массивным набалдашником, на котором был выгравирован Трискель*. Когда Фрейя брала в руки оружие и заметила знак, ей сразу стало понятно, почему брат выбрал этот меч себе в коллекцию и почему решил сражаться им. В Асгарде считали, что это символ троицы: Один, Тор и Фрейр. Брать его в руки было всё равно что призывать на помощь все силы Асгарда.

— Итак, правила боя будут просты, — объявил Норман. — Вальтер, Фрейя и Фенни остаются в стороне, а мы бьёмся до тех пор, пока одна из сторон не признает поражение или не умрёт. Все согласны?

— Меня это полностью устраивает, — отозвался Фрейр, крепко сжимая рукоять меча в ладонях. — Я не позволю вам загубить саму жизнь и устроить Рагнарёк!

— Рагнарёк начался гораздо раньше, чем ты думаешь, — ответил Норман и криво улыбнулся. — Он начался в наших умах и в наших сердцах.

Норман напал первым, но Фрейр легко отвёл его удар от себя. Фрейя, которая в этот момент стояла неподалёку, едва не попала под замах чужого меча. Только благодаря Вальтеру, который отвёл её под бок Гуллинбурсти, женщина осталась в безопасности. Фрейя испуганно и смущённо посмотрела на своего спасителя. Если сыны Локи не были злодеями, то кем они были оставалось загадкой.

Фрейр сражался умело, как и много лет назад. Его обширная коллекция оружия позволяла ему не только любоваться на разные мечи, но и тренироваться с ними. Однако усталость после оживление вепря давала о себе знать. Норман был молод, силён, а его меч был заколдован рунами, начертанными на гарде. По началу Фрейр успешно парировал все выпады, но постепенно начинал сдавать позиции и отступать. А Норман наносил удар за ударом, и Фрейру начинало казаться, что его атакует ни один человек, а целый отряд. Первый пропущенный выпад не заставил себя долго ждать. Норман ранил его в левое плечо. Где-то на переферии воскликнула Фрейя, и Фрейр собрался с духом. Но одной силы воли было мало, и даже магический знак на набалдашнике не сильно помогал. Горячая кровь струилась под рубашкой Фрейра, и когда она стекла по ладони, меч едва не выскользнул из рук мужчины. Ещё один удар был пропущен, на этот раз в правое бедро.

Ситуация разворачивалась с наихудшим для Фрейра сюжетом. Норман не сбавлял скорости. Напротив, кровь врага, текущая из глубоких ран, словно предала ему уверенности. Сын Локи даже не заметил, как Фрейр полоснул ему по груди остриём меча. Или всё же заметил, и стал нападать с двойной яростью. Удары посыпались снова, и Фрейр уже был не в силах отбиваться. Руки и ноги взрывались от боли. Раны кровоточили и бог подумал, что истечёт кровью раньше, чем Норман с ним закончит. Но Фрейр, хоть и никогда не считал себя достойным воином, упрямо стоял на ногах и не выпускал оружие.

— Остановитесь, прошу, остановитесь! — Фрейя бросилась между братом и мечом Нормана. — Нарви, не делай этого! Я не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал!

Крик разнёсся по зале, и Норман, скорее от неожиданности, чем от великодушия, опустил клинок. Фрейр упал на пол тяжело дыша. Из его многочисленных ран сочилась кровь. Меч выпал из его рук. Фрейя опустилась на колени рядом с братом.

— Я не убил его, — отозвался Норм, вкладывая меч в ножны. — Но он в тяжелом состоянии. Тебе придётся позаботиться о нём, Фрейя, так же, как и мне о Вальтере.

— Ну, что скажешь, Фрейя? — спросил Вальтер, приближаясь к близнецам.

— Я прошу прощения за то, как мы обошлись с Локи, — запричитала Фрейя, гладя Фрейра по голове. Светлые волосы мужчины пропитались кровью. — Прошу за себя и за брата. Тогда избавить мир от коварного Локи казалось правильным. Сейчас, спустя много лет я вижу, что в ваших словах есть правда. Он не был так плох, как мы обошлись с ним. А ваша мать была прекраснейшим созданием. Я любила её, но позволила другим богам судить мою дорогую Сигюн вместе с мужем и детьми. Это было слишком жестоко.

Вальтер и Норман молчали, а Фенни у их ног был похож на застывшую статую. Они взирали на поверженных богов, как судьи.

— Хорошо, — внезапно произнёс Вальтер, — мы принимаем ваши извинения.

— Мы ещё встретимся в день Рагнарёка, — прошептал Фрейр, едва шевеля губами, но его всё равно услышали.

— Да, мы встретимся, — согласился Норман. — И будем сражаться на разных сторонах.

— Я извиняюсь за то, что было, а за то, что будет, я сам заставлю извиниться вас, — произнёс Фрейр и застонал от боли, что заставило Фрейю расплакаться.

— На прощанье, я не советую распространяться о том, что мы делаем, — напутствовал Вальтер перед уходом. — Пусть это будет нашей маленькой тайной.

— Обещание не сообщать другим богам о вас я дать не могу, — ответила Фрейя, понимая голову. Взгляд её глаз вдруг стал ясным, будто слёзы кончились в один миг. — Ещё до того, как вы пришли, я решила обезопаситься и сообщила ещё двоим о вашем существовании.

— Ты ни капли не изменилась, Фрейя, — усмехнулся Вальтер, отступая к дверям. — Просчитываешь всё на несколько шагов вперёд. Но кто знает, может ты сыграла нам на руку.

— Надеюсь, эти боги скоро нас найдут, я не люблю скучать, — улыбнулся брату Норман.

Сыновья Локи были уже у дверей, которые вели на лестницу, как вдруг Фрейя окликнула Вальтера:

— Ответь мне на один вопрос, прошу!

— Я слушаю тебя, Фрейя, — произнёс Вал, обернувшись на женский голос.

— Иггдрасиль умирает, — сказала Фрейя надрывно. — И за этим стоите вы?

— Только я один, — ответил Вальтер, повернувшись так, что стали видны руны у него на шее, которые было сложно заметить из-за крови. — Всё же стоило убить меня, когда был шанс. Рунная магия многого стоит. Обращаться с ней может не каждый.

С этими словами Вальтер вышел на лестничную площадку и прикрыл за собой двери в зал, оставляя Фрейю и почти бездыханного Фрейра наедине.Примечание к части*Эйнхерии — павшие воины, которые ждут Рагнарёка в Вальгалле — чертоге героев.

*Рунблад — (норв.) рунный клинок. По поверьям вещь без имени не может хорошо служить своему владельцу.

* Вер — богиня ума и любопытства

*Трискель — он же Трискелион. Символ, обозначающий треножник.

Флориан Бальдрссон нервно переминался с ноги на ногу, стоя в фойе аэропорта Манхэттен. Самолёт его дяди опаздывал, и Флориан, дабы занять время, пил уже третью чашку кофе из автомата. Ему нестерпимо хотелось выкурить сигарету, хотя он поклялся завязать с этой дурной привычкой. Флор даже прилепил себе на плечо никотиновый пластырь, но похоже он выдохся. Молодой мужчина был взвинчен до дрожи в руках.

Диспетчер снова объявила о задержке нужного рейса на тридцать минут. Прямых рейсов из Колумбуса не было, приходилось делать пересадку в Чикаго, и это доставляло некоторые проблемы. Скомкав пластиковый стаканчик и кинув его по ошибке в бак для пищевых отходов, Флор тяжело вздохнул и пошёл в курилку.

В комнате для курения, представляющей собой стеклянный бокс с вентиляцией, никого не было. Флориан сел на скамейку, достал из внутреннего кармана кожаной куртки тонкие сигареты и сунул одну в рот. Из того же кармана была извлечена серебристая зажигалка Зиппо с выгравированной на ней руной «Дагаз»*. Флор поджёг кончик сигареты, затянулся и захлопнул зажигалку, не спеша убирать её в карман. Мужчина провёл большим пальцем по гравировке. «Дагаз» — позитивная светлая руна, которая ничерта ему не помогала. Мужчина положил пачку сигарет и зажигалку на место и достал из кармана джинсов свой смартфон.

Открыв электронную почту, Флориан отыскал письмо Фрейи. Когда он получил это сообщение, то был весьма удивлён. Много лет он и ваны не выходили на связь, а тут вдруг такое странное послание. Хотя, после ошарашивающей новости о смерти Скади, это было даже ожидаемо. До этого момента исчезновение Фрейи и Фрейра со всех радаров он связывал именно со смертью Скади. Истинная причина оказалась страшнее, чем просто траур по погибшей подруге.

За всем стоят дети Локи. Вали и Нарви охотятся за богами. Хель с ними в сговоре. Возможно, что с ними и Фенрир. Советую быть на стороже. Ответа не жду.

Вот так лаконично Фрейя сообщила о грядущих неприятностях. Флориан попытался связаться с Фрейей или Фрейром, но все их контакты, включая ту почту, с которой пришло письмо, были заблокированы. Флор хотел лететь в Детройт, но испугался того, что может найти виллу Сессрумнир пустой. Мужчине ничего не оставалось, кроме как связаться со своим дядей Тибертом, более мудрым и спокойным человеком, и попросить его прилететь для обсуждения сложившейся ситуации. Тиберт жил ближе к Фрейе и Фрейру, а потому мог знать больше, чем Флориан. Но в любом случае, если сыновья Локи нападают на богов, хотя должны быть мертвы, жившим в Мидгарде асгардцам стоило держаться вместе.

Флор докурил первую сигарету и хотел было взять следующую, как вдруг смартфон в его руке зазвонил. Мужчина обжёг пальцы, пытаясь затушить окурок о пепельницу, и не сразу попал по иконке ответа.

— Да, да, Бальдрссон у телефона! — раздражённо выкрикнул он в трубку.

— Простите, что отвлекаю, мистер Бальдрссон, — звонила молодая секретарша Флориана. Её тонкий птичий голосок прозвучал то ли испуганно, то ли обиженно.

— Что случилось, Мисси? — спросил Флор, потирая переносицу. Он не любил повышать голос на своих подчинённых, но иногда, в связи с нервным напряжением, так получалось.

— Тут Вас спрашивает некий мистер Локсон, — пролепетала Мисси. — Я точно не знаю, что ему нужно, он настаивает на личной консультации. Я никак не могла заставить его уйти, и он ждёт в приёмной.

— Ткните мистеру Локсону в стенд с информацией, на котором указаны часы приёма, номер телефона для записи и чётко указано, что я не даю консультаций в нерабочее время, — ответил Флориан, едва не скрипя зубами. — И пусть мистер Локсон запишется на приём в любое удобное для него время.

— Хорошо, мистер Бальдрссон, — отозвалась секретарша. — Простите, что побеспокоила Вас в выходной день.

— Не стоит извиняться, — произнёс Флор, сбавляя тон. — Я вернусь в офис через пару дней, если всё будет хорошо. Мне надо уладить кое-какие личные вопросы.

— Хорошо, мистер Бальдрссон, доброго Вам дня, — снова проворковала Мисси и повесила трубку.

Флориан откинулся на стену. Мисси нравилась ему, как работник и как человек, но работа адвоката его доканывала. Вернее, не столь сама работа, сколько глупость людей, которые обращались к нему за услугами. Флориан всё думал и думал о том, что может стоило сменить работу и не трепать себе нервы, незаметно погружаясь в дремоту. А когда спохватился и взглянул на часы, то понял, что проворонил прибытие самолёта.

Тиберт уже стоял в зоне выдачи багажа и ждал свой чемодан, и Флор увидел его издалека. Такого человека, как его дядя нельзя было просмотреть: рост чуть более двух метров, широкая спина, медно-рыжие волосы, распущенные по плечам, густая, но аккуратно подстриженная борода. На нём был одет серый свитер и брюки непонятного коричневого цвета. Флориан подбежал к дяде как раз в тот момент, когда Тиберт выхватывал с ленты свой огромный чемодан левой рукой. Вторая рука мужчины от плеча и ниже представляла собой чёрный бионический протез. Флора всегда удивляло, как Тиберт умудрялся сохранять место окружного судьи, имея внешность варвара.

Флориан посмотреть на Тиберта снизу вверх и улыбнулся. По сравнению с дядей, Флор был мелким худощавым пацаном, тем более, что светлые волосы и голубые глаза сильно молодили его. Да Флор и рад был этой разнице, рядом с таким огромным человеком, как Тиберт, все проблемы отступали. Обычно Берт встречал Флориана шумным радостным криком, но не в этот раз.

— Что с тобой такое? — вместо приветствия громыхнул Тиберт и суровый взгляд карих глаз стёр улыбку с лица Флориана.

— А что со мной? — удивился Флор, оглядывая себя. С утра он одевал всё стиранное и глаженное, ботинки блестели, руки были чистые и ухоженные.

— Да ты не на одежду смотри. Ты на лицо своё поди взгляни, — посоветовал племяннику Тиберт. — Волосы взлохмачены, кожа бледная, под глазами синяки размером с великий каньон. Ты спишь вообще?

— Да, сегодня ночью была бессонница, это не страшно, — признался Флор, пригладив волосы. Обычно он собирал их в небольшой хвост, но сегодня оставил распущенными. С неудовольствием Флориан обнаружил на ладони несколько светлых волосков.

— Ужас да и только, — покачал головой Тиберт, чем напомнил Флору заботливого папашу. — Если бы я не знал, что в Асгарде сейчас ещё хуже, отправил бы тебя обратно.

— Идём, обсудим это в другом месте, — сказал Флориан, нервно оглядевшись. Он не любил обсуждать их божественную жизнь, когда вокруг было полно народу.

— Едем к тебе домой или сперва пообедаем где-нибудь? — спросил Тиберт, посмотрев на часы в холле.

— Хорошая идея, — отозвался Флор. — Может закинешь вещи в камеру хранения? Вернёшься за ними после, а пока прогуляемся. Я так давно не мог позволить себе прогулку на свежем воздухе.

— Оно и видно, весь серый, будто хворь подхватил, — пробасил Тиберт и расхохотался.

Через час они были в Центральном парке Манхэттена. С виду эта парочка представляла собой интересное сочетание. Многие люди то и дело оборачивались в след Тиберту, и это забавляло Флориана. Сам Берт подобного внимания к своей персоне просто не замечал. Тиберт уже шёл налегке, чемодан был оставлен в ячейке камеры хранения аэропорта и он собирался забрать его вечером.

Не смотря на прохладный ветер, солнце светило вовсю. Флориан щурился и его губы сами собой расплывались в улыбку. Он редко мог позволить себе расслабиться. И всё же испытывал стыд за то, что наслаждается весенним солнышком, пока ваны где-то там далеко, и их положение неизвестно. Быть может, они уже мертвы, но никто об этом не знает.

Флориан и Тиберт были голодны, а потому взяли пару банок содовой и четыре хот дога в ларьке на колёсах. Мужчины расположились на скамейке в тени большого разлапистого дерева, подальше от спортсменов, уличных музыкантов и семей с детьми. Разговор им предстоял не простой, а потому было нежелательно, чтобы их кто-то случайно подслушал.

— Так когда ты обнаружил письмо Фрейи? — спросил Тиберт, прожёвывая последний кусок первого хот дога.

— Обнаружил совсем недавно, но написала она его больше месяца назад, — ответил Флориан, справляясь со вторым куском сосиски. — Свою личную почту я проверяю очень редко, всё больше сижу на рабочей. Ты это знаешь, а она не знала.

— Я догадывался, что что-то не ладно, — признался Тиберт. — Чуешь? Уже второй месяц весны в разгаре, а ветер дует холодный, северный. Солнце тёплое, но от этого не легче. По утрам так и вообще мороз. Что-то переменилось.

— Это верно, — согласился Флориан, воззрившись на дядю так, будто он читал его мысли. — Неделю назад была гроза. Выпали градины размером с ноготь! Я живу здесь очень давно, и чтобы в середине апреля случались такие катаклизмы — нонсенс. Тогда-то я и почувствовал, что не помешало бы проверить свою старую почту. И обнаружил послание Фрейи.

— Дети Локи, — задумчиво пробормотал Тиберт. — Я знал, что не стоит их трогать лишний раз. Но меня тогда никто не слушал.

Тиберт Одинссон хорошо помнил, какую роль в его жизни сыграли дети Локи, а точнее один из его детей. Раньше Берт ни с кем не делился своей версией произошедшего, но он надеялся, что Флориан его поймёт.

Практически во всех уровнях бытия Тюр походил на своего отца Одина. Его знали, как сурового бога войны, поборника правосудия, стража Асгарда. К нему отправляли молодых юношей, чтобы они научились держать меч в руках, и Тюр посвящал военному делу большую часть своей жизни, а потому на женщин и мёд у него практически не оставалось времени. Поэтому Один с лёгкой совестью назначил Тюра военачальником Асгарда. Ибо Тюр думал о приближении Рагнарёка поболее своего отца. Тюра куда больше волновал вопрос, а выстоит ли армия богов и эйнхериев против надвигающейся опасности.

Жизнь Тюра была размеренна и спокойна ровно до тех пор, пока в Асгард не привели детей Локи из Железного Леса. Среди троицы монстров был волчонок Фенрир, и Тюр невероятно быстро к нему привязался. Тогда Фенрир был размером с некрупного пса и ластился к Тюру, когда тот приходил его кормить. Тюр выпросил у Одина разрешение ухаживать за Фенриром, ибо ему очень хотелось верить, что перед ним обычный волк. Один напомнил сыну, что рано или поздно Фенрир вырастит во врага Асгарда, ибо он сын злобного бога и великанши, но тем не менее, не отказал ему.

Фенрир стал Тюру не просто домашним питомцем, а кем-то вроде сына. Волк питался сырым мясом, каждый день съедая всё больше, и рос очень быстро. Фенрир выучил язык асов, становился мудрее и сильнее с каждым днём. Но Тюр не мог не питать к волку тёплых чувств. Он злился на Фенрира, как сварливый папаша, когда он совершал проступки. Один раз они даже поругались, и Тюр целый месяц не приходил к Фенриру, за то что волк сбежал и отвёз своих братьев Вали и Нарви в царство Хель. Но Фенрир умел просить прощения и не стеснялся того, ибо Тюр единственный, помимо братьев и отца не боялся подходить к нему.

Фенрир рос всё больше, становился всё сильнее, и Один всё чаще высказывал опасения касательно конца времён. Тюру было сложно в это поверить, в его глазах даже огромный как гора Фенрир был не убийцей богов и поглотителем солнца и луны, а волчонком, который трусливо жался к сестре Хель, когда его заволокли в тронную залу Всеотца. И всё же, когда Один объявил, что Фенрира стоит заковать в цепи, дабы обезопасить все девять миров, Тюр не осмелился ему противоречить. И это было первое предательство.

Для Фенрира начали ковать самые крепкие цепи. Однако когда путы были готовы, никто не рисковал подойти к гигантскому волку. Боги потребовали у Тюра помощи. Отступать было поздно, сын не мог пойти против воли Всеотца. Тюр явился к Фенриру и предложил тому проверить свою силу в игре. Волку показали цепи и предложили заковать его на пробу. Фенрир поверил Тюру. И это было второе предательство.

Две первые цепи, не смотря на их уникальную крепость, Фенрир разорвал легко. Тюр продолжал убеждать волка, что это всего лишь испытание его силы и ловкости, и волк верил, хотя чуял неладное. Тюр поклялся своей правой рукой, что не лжёт, и это окончательно убедило Фенрира.

И вот была скована цепь Глейпнир. На её создание ушли запасы шести ингридиентов, которые больше не существовали в мире. То была кошачья поступь и дыхание рыбы, борода женщины и слюна птицы, корни гор и жилы медведя. Результат получился удивительным. Не смотря на свою тонкость, Глейпнир была самой клепкой из цепей. С этой цепью боги и пришли к волку, предлагая ему новый этап испытания.

Фенрир сопротивлялся. Он чувствовал опасность, вопреки словам Тюра. Бог убеждал волка, что если тот не сможет порвать Глейпнир, его сразу отпустят. Фенрир поверил, хотя это далось ему не легко, ведь его приёмный отец поклялся своей рукой. И это было третье предательство.

Тюр положил свою руку в пасть волка, и боги сковали Фенрира цепью. Как волк не бился, как не напрягался, но Глейпнир крепко держала его. Тогда волк, полный обиды и злобы, сжал зубы и откусил руку Тюра. Тюр отшатнулся, истекая кровью, а боги вокруг смеялись и радовались победе. Оскорблённый за брата Тор выхватил меч из-за пояса Тюра и воткнул в верхнее нёбо волка, чтобы тот не мог закрыть свою ужасную пасть ещё раз.

Асгардцы радовались, как ловко они обошлись с ужасным Фенриром-волком, и в праздновании этой победы не участвовали лишь Тюр и оставшаяся семья Локи. И прямо на пиру Тюр подошёл ко Всеотцу и потребовал снять с него обязанность судить богов и людей. Лживый бог не мог вершить правосудие. Один внял сыну и переложил это бремя на плечи своего внука — юного Форсети, сына Бальдра и Нанны.

Какое-то время Тиберт и Флор сидели молча. Но день уже плавно перетекал в вечер, становилось прохладно и неуютно на скамье в тени дерева, так напоминающего могучий Иггдрассиль.

— Мы должны отыскать сыновей Локи сами, — констатировал Флориан, допивая содовую из жестяной банки. — Не будем ждать пока они нападут исподтишка.

— Это верно, — согласился Тиберт, сминая свою банку в могучей руке. — Найдём способ связаться с Фрейей и Фрейром и уточнить, что произошло с ними и со Скади.

— Идём домой, тебе не помешает отдохнуть с дороги, — произнёс Флор, вставая со скамьи.

— Да и тебе надо поспать, а то скоро посинеешь, как Хель, — усмехнулся в усы Берт.

Крепко проспав три часа, Тиберт разбудил Флориана и сообщил, что едет в аэропорт за багажом. Флор составил ему компанию, чтобы показать место, где лучше всего поймать такси. Они вышли из дома в холодные апрельские сумерки. Флориан даже поежился и пожалел, что не накинул куртку потеплее. Но переодеваться не было желания, в конце концов он должен был проводить Тиберта до угла улицы и помочь словить машину, а там он сам разберётся.

Спустившись с крыльца, Флориан подошёл к дяде и хотел уже позвать его за собой, но Тиберт не обращал на племянника внимания. Флор уставился на серый побитый фургон, который привлёк всё внимание Берта. Фургон стоял на противоположной стороне улицы, слегка поодаль от дома Флориана, но даже с этой точки можно было просматривать окна жилища. Спроси кто-нибудь Флора, что он чувствует, смотря на этот автомобиль, он бы не ответил, но зато точно бы сказал, что хозяева машины не люди.

— Ты хочешь проверить? — спросил Флориан, смотря на Тиберта, даже не осознавая, что шепчет.

— Что-то мне подсказывает, что искать детей Локи нам не придётся, они нас обошли, — отозвался Берт, нахмурив густые брови.

Тиберт решительно перешёл через улицу и Флориан последовал за ним. Убедившись, что в кабине никого нет, боги подошли к задним дверям фургона и распахнули их. В полутёмном кузове на боковой лежанке лицом к лицу сидели двое мужчин и никак не реагировали на вторжение. Зато большой чёрный пёс, который до этого спокойно лежал в глубине кузова, резко поднялся на лапы и зарычал. Пёс угрожающе скалился и подбирался ближе к незваным гостям. Флориан не сразу понял, почему мужчины не реагируют, пока в руке одного из них не мелькнул большой шприц, которым он делал инъекцию в вену своего брата.

— Фенни, фу, — спокойно произнёс незнакомец с короткой стрижкой, который сидел спиной к открытым дверям. Он вытащил иглу шприца из сгиба локтя второго мужчины

— Ну и что вам, нахрен, надо? — грубо спросил тот, которому только что делали инъекцию. Он опустил рукав, присел на пол, словно готовясь сорваться и напасть, и протянул руку себе за спину.

Флор увидел за его спиной рукоять меча и отшатнулся, но Тиберт ничуть не испугался. Он даже в лице не переменился. Он вообще не обращал внимания на мужчин. Его больше интересовал огромный чёрный пёс с выразительными жёлтыми глазами, который припал к полу и оскалил пасть, готовый прыгнуть в любой момент.

— На выход, — скомандовал Тиберт, но спокойным тоном, чтобы не провоцировать пса.

— Это приказ? — шутливо спросил короткостриженный, поворачиваясь лицом к гостям.

Флориан сразу заметил похожесть близнецов, и не смотря на прошедшие года, сразу определил, кто есть кто. Остряк с короткой стрижкой был Вали, некогда превращённый в волка, суровый мечник — Нарви, который до некоторых пор предполагался погибшим. Но в мозгу Флора всплыло послание Фрейи: «Хель с ними в сговоре». И доказательство этого сейчас сидело в фургоне.

— Ну уж никак не просьба, — заверил его Тиберт, отходя от дверей, чтобы дать дорогу. — Вышли все.

— Ну раз нас так вежливо приглашают, — хохотнул Вали, переглянувшись с братом. — Фенни, на выход.

Пёс перестал рычать, фыркнул, облизнулся и выпрыгнул из автомобиля. Следом за ним вышли и близнецы. Вали был одет изящно и чем-то похоже на Флориана — кожаная куртка из-под которой торчал ворот белой рубашки, голубые джинсы и ботинки с острыми мысами. Его брат был одет так, чтобы скрыть свою фигуру — в серое худи с длинным рукавом, тёмно-зелёные мешковатые брюки-сафари, на ногах были ботинки на шнуровке, а за спиной меч в самодельных ножнах из тряпок и ремней.

— Меч оставь в машине, — посоветовал Тиберт, оказавшись лицом к лицу с Нарви и попытался схватить его за ремень от ножен.

— Да я быстрее тебе голову отсеку, чем расстанусь с мечом, — сквозь стиснутые зубы произнёс сын Локи и увернулся.

— Оставь его, — вмешался Флор, обратившись сперва к Тиберту, затем к близнецам. — Они знают законы. Меня зовите Флориан. Флориан Бальдрссон. Вы приглашены в мой дом и будете соблюдать установленные мной порядки.

— Хорошо, — согласился Вальтер. — Меня здесь называют Вальтер Локсон, мой брат — Норман Локсон и пёс Фенни.

— Мистер Локсон, значит, — Флор улыбнулся, что было слегка неуместно. — Надеюсь, Вы записались на приём?

— Как жаль, что Вас не было в офисе, когда я пришёл, мистер Бальдрссон, — усмехнулся Вал, отвечая на улыбку Флориана. — Я узнал, что вы оказали значительную поддержку Фрейе Ванадис на заре её карьеры и тоже хотел получить юридическую консультацию.

— И всё же удивительно, как быстро вы меня нашли, — произнёс Флор, слегка обречённо. Он понимал, что если бы Тиберта здесь не было, он, возможно, оказался бы лёгкой жертвой. — Без магии не обошлось, верно?

— У нас свои средства получения информации, помимо Интернета, — простодушно отозвался Вальтер.

— Есть ещё Йормунганд, например, — продолжил за брата Норман, который, наконец, немного остыл.

— Что ж, не будем стоять на улице, сейчас довольно холодно, — с видом гостеприимного хозяина произнёс Флориан. — Пройдёмте ко мне в дом.

— Учтите, я законы знаю, и не буду с вами в игры играть, чтобы вы не затеяли, — недовольно хмыкнул в усы Берт. — Меня можете звать Тиберт Одинссон

— Как пожелаете, — пафосно отозвался Норм. — Только лапы свои больше не распускай.

Флориан проводил незваных гостей в своё жилище. Мрачный как туча Тиберт, которому теперь было не до багажа, замыкал процессию. Флор жил в небольшом двухэтажном домике, который буквально был слеплен с соседними домами. На втором этаже располагались три крохотные спальни и две ванные, а на первом — гостиная, кухня, рабочий кабинет и ещё один санузел. Такое скромное место обитания было не по статусу Флориану, однако он не собирался его менять.

Оставив богов в гостиной, Флориан молча метнулся на кухню. Оставшись наедине с детьми Локи, Тиберт продолжил украдкой поглядывать на чёрного волкособа. Он слегка шевелил губами, словно желая что-то сказать, но упрямо молчал. Норман заметил это, и тихо посмеивался над богом.

— Давайте разопьём мёда и уверим друг друга в своих чистых намерениях, — предложил Флориан и вышел из кухни с подносом, на котором стояли четыре стакана с желтоватым мутным пойлом и одна миска. На подносе так же было яблоко разрезанное на четыре части.

— Я надеюсь это не мёд поэзии, — хохотнул Вальтер. — Иначе я рискую высказать вам всё, что о вас думаю и вам придётся меня убить.

— Нет, это не мёд поэзии, а обычная медовуха, — произнёс Тиберт, как и все беря свой стакан. Плошку с мёдом он подтолкнул под нос псу. — Мёд поэзии достать в Мидгарде невозможно.

— Некоторые считают, что невозможно достать и это, — Флориан показал братьям яблоко.

— Это что, яблоко Идунн? — с удивлением спросил Вальтер, во все глаза смотря на красный плод, по бокам которого тёк жёлтый сок.

— Да, яблоко молодости, последнее, что у нас осталось, — безмятежно отозвался Флор, раздавая по куску яблока Валу, Норму и Тиберту. — Надеюсь, тот факт, что я показал вам его, послужит залогом нашего временного перемирия.

— Только не пытайтесь найти Идунн в Мидгарде, или я вас порешаю, — огрызнулся Тиберт, закидывая свой кусок яблока в рот.

— Тиберт, заткнись и не смей говорить так с нами, — не выдержал Норман и прервал бога. — Тебе не кажется, что именно у нас с Флорианом есть повод вскрыть друг другу глотки. Однако мы решаем всё цивилизованным способом. Куда ты лезешь, старый бог. Твоё время давно прошло. Прошло ещё тогда, когда Фенрир отгрыз тебе руку.

Фенни оторвался от миски с медовухой и глухо рыкнул, словно подтверждая слова Нормана. Тиберт сжал зубы и замолчал. Флор лишь покачал головой, медленно жуя свой кусок яблока, который отчего-то встал комом в горле.

Пока боги пили мёд и закусывали его яблоком, Флориан обратил внимание на татуировки на шее Вальтера, но бегло, чтобы не разглядывать его. На шее молодого мужчины красовался треугольник из рун, выведенных чёрной краской: «Анзус», «Манназ» и «Кано». Это были руны бога, человека и огня, а так же означали ожидание, скрытность и победу.

— Я надеюсь, что под этой крышей не будет места убийству, — произнёс Флориан, с трудом выдавливая из себя слова. — Вы движимы жаждой мести, но не безумны, я это вижу.

— Разумно соблюдать осторожность, когда ты мятежный бог, — полушутливо сказал Вальтер. — Тем более, мы уже совершили ошибку.

Тиберт промолчал, хотя он и Флориан прекрасно понимали, о какой «ошибке» идёт речь.

— Вы разделили с нами трапезу, теперь разделите кров, — попросил Флор.

— Мы принимаем твоё предложение, — кивнул Вальтер и переглянулся с братом. — Не беспокойся о том, что привёл в дом врага. Покажи нам место, где мы сможем отдохнуть или разреши вернуться в фургон.

— На втором этаже есть спальня, — произнёс Флориан бесцветным голосом. — Я покажу.

Вальтер, Фенни и Норман подошли к лестнице. Флор хотел последовать за ними, но Тиберт остановил его и оттянул в сторону.

— Ты с ума сошёл? — прошипел Берт так тихо, как мог, но Флориан подозревал, что гости всё равно их слышат. — Ты хочешь приютить этих убийц?

— Убийцы они или нет, но поговорить с ними — это возможно единственный мой шанс узнать, за что их отец убил моего отца, — ответил Флор и вырвал плечо из захвата Тиберта.

Флориан нагнал братьев и проводил их до гостевой спальни. Эта комната была самая маленькая, по большей части Флор хранил тут свой хлам. Братьям был предложен надувной матрас вместо кровати, но они не жаловались. Весьма опрометчиво сказав детям Локи, чтобы они чувствовали себя как дома, Флориан ушёл к себе в комнату.

Тиберт так и не поехал в аэропорт, боясь оставлять Флориана одного. Уходя в свою спальню, Флор заметил, что дверь в комнату дяди приоткрыта. Излишняя бдительность Берта была теперь вовсе не лишней. Перед сном Флор долго раздумывал о произошедшем. Не слишком ли благородно он поступил, пустив убийц в свой дом. Не проснётся ли он от жуткой боли, когда меч Нормана вонзится ему под ребро? Не загрызёт ли его Фенни или Вальтер в облике волка, который казался малость безумным? Но в гостевой спальне было тихо, а потому Флориан, безумно уставший, скоро заснул.Примечание к части* Дагаз — руна солнечных лучей, прорыва света сквозь тьму.

Форсети с рождения отличался твёрдыми понятиями о чести и справедливости. Едва только он научился произносить первые слова, уже стремился ввязываться в идущий ход событий. Пока он был ребёнком, это забавило всех вокруг, включая его отца Бальдра, бога солнечного света, и Нанну, его мать и богиню плодородия. Только мудрый Один всегда видел, что уста его внука исторгают одну лишь истину. И потому, когда Форсети вырос, именно его поставили на пост судьи богов и людей на смену Тюру.

Не сказать, что новый закон пришёлся всем по нраву. Ушёл в прошлое суд поединком, который благородные асы, всегда готовые к хорошей драке, чтили и уважали. Форсети пустил в ход своё правосудие, в котором самым острым мечом было слово. Но не смотря на новые порядки, Тюр оставался учителем для любимого племянника и Форсети часто советовался с дядей.

Основной проблемой всего Асгарда, а так же завсегдатый гость судов был, конечно, Локи. Форсети лишь разводил руками на просьбы богов усмирить трикстера. Побратима самого Всеотца нельзя было посадить в колодки или приковать к позорному столбу.

Разумеется, Локи отвечал лично перед Одином, стоило ему натворить нечто действительно серьёзное, но такие дела обходились без участия бога правосудия. Порой Форсети не понимал, зачем дед дал Локи неприкосновенность. Но Один не отвечал на подобные вопросы, а потому трикстер продолжал пользоваться своей абсолютной амнистией.

Чего нельзя было сказать о сыновьях Локи от богини Сигюн. Сын Бальдра и близнецы Локи были ровесниками. Только Вали и Нарви родились в начале холодной зимы, а Форсети чуть позднее — погожим весенним днём. Каждый раз, когда Форсети встречался с сыновьями Локи в суде, причины были одни и те же: Вали переспал с чьей-то женой и его застукали, Нарви пытался убить чьего-то мужа, но ему это не удалось. Очень часто в суд приходила Сигюн и умоляла Форсети не наказывать её детей. Форсети быстро сдавался под её уговорами, ведь она слишком напоминала Нанну своим добрым нравом и простотой. Но он понимал, что долго потакать желаниям слабой, но любящей женщины не сможет. Чем старше становились близнецы, тем серьёзнее были проблемы от них. Форсети опасался, что если боги не могут получить голову Локи на блюде, то они начнут требовать головы его сыновей.

Форсети искренне не понимал, что не так с Вали и Нарви. Имея такую мать и такой потенциал, они могли бы быть гордостью Асгарда, а вместо того предпочитали подражать своему отцу-трикстеру. Вали был куда более человечным, его любили и опасались меньше, чем Локи. Доброта Сигюн отражалась в его глазах. Про Нарви такого сказать было нельзя. Он был одиночкой, мало походил на ловкача-отца и мягкую покладистую мать. Нарви был скорее сродни детям Ангрбоды. Подобный зверю в теле человеческой плоти. Лишь брат Вали держал его буйный нрав в узде. Однако, когда пришло время, в волка превратили не того, кто казался зверем.

Когда пришло время судить Локи, Форсети пришлось изменить привычный устой. Он вынес приговор заочно, без свидетелей. Лишь обвинители стояли перед ним, и сам Форсети был одним из них. В одночасье он стал сиротой и прощать этого не собирался. Локи убил его отца, прекраснейшего из асов, Бальдра. Нанна не выдержала этого горя и умерла во время прощания с супругом. Оба они отправились рука об руку в царство Хель. И вернуть их тоже помешал Локи. Трикстера изгнали, и за это время боль от потери родителей поутихла в сердце Форсети, но когда Локи вернулся и устроил перебранку на пиру Эгира, ненависть вспыхнула с новой силой.

Приговор Форсети звучал просто. Прислушавшись к словам Фрейи, которые звучали на пиру Эгира, судья велел богам заточить Локи в самой глубокой и самой тёмной пещере под корнями Иггдрасиля, убить его сыновей Вали и Нарви, как потенциально опасных богов, и связать трикстера их кишками. За Сигюн оставалось право выбора — вернуться вместе с богами в верхние миры и продолжать служить богине Фрейе, или же остаться во тьме, и, оплакивая сыновей, сторожить покой мужа до самого Рагнарёка.

Приговор был приведён в исполнение мстительной Скади и скорым на расправу Тором. Но Форсети не знал всей жестокости богов…

Флориан открыл глаза и потянулся. Сквозь окно пробивался солнечный свет, заливая всю комнату. Флор напрягся и посмотрел на часы. Они показывали почти десять часов утра. Бормоча нечто невнятное, Флориан вскочил с кровати и ринулся к стулу, на котором висели вчерашние джинсы и рубашка. И лишь одев штаны Флор вспомнил, что взял на сегодня выходной.

Вчерашние воспоминания пробудились в его спящем мозгу. Флориан приоткрыл дверь в комнату и прислушался. На этаже было тихо, снизу доносился отдалённый басовитый лай, мужской голос и звон металла о стекло. Натянув футболку, Флор прошёлся до спальни Тиберта и открыл дверь. В комнате было пусто, дядя даже застелил свою кровать. Спальня, в которой расположились незваные гости, пустовала. Дверь была распахнута, но на надувном матрасе ещё валялись скомканные простыни и куртка Вальтера. Выглянув в окно мужчина убедился, что фургон тоже стоит на прежнем месте.

Спускаясь по лестнице, Флор ещё издалека почувствовал аромат готовящейся еды. На кухне были только Вальтер и Фенни. Молодой мужчина, одетый в чёрные джинсы и футболку, непринуждённо сновал у плиты, отпихивая босой ногой здоровенного волкособа, который совал нос в стоящую на огне сковороду, словно мелкую болонку.

— О, ты проснулся, — с улыбкой произнёс Вальтер, обернувшись и заметив хозяина дома. — Садись, скоро будет завтрак.

— Что? — удивился Флор, присаживаясь за кухонный стол. — Завтрак?

— Да, омлет с беконом, — непринуждённо отозвался Вал. — Тиберт и Норман ушли с утра вместе, отправились в аэропорт за багажом. А я нашёл запасные ключи, прогулялся с Фенни и сходил за продуктами. Ты сказал чувствовать себя как дома, и я воспользовался предложением. И знаешь, ощущение дома почти стопроцентное, у моей сестры Хельги тоже в холодильнике извечная пустота.

— Я так понимаю Хельга — это Хель, — произнёс Флориан, скорее констатируя факт, чем спрашивая.

— Да, так она предпочитает себя называть здесь, — подтвердил Вал, раскладывая жирный омлет по тарелкам.

Вальтер быстро сервировал стол, накрыв его на двоих, и сел напротив хозяина дома. Флориану был предложен омлет, румяные тосты со сливочным маслом и чашка с чаем. Всё выглядело аппетитно и пахло восхитительно. Флор немного помялся, думая, что бы сказал Тиберт на то, что он ест пищу, приготовленную врагом, но затем сдался и принялся за еду.

Мужчины ели молча. Фенни сидел у стола подле своего хозяина и выпрашивал кусочки, хотя по виду явно был сыт. Взгляд Флориана перемещался с тарелки, полной желтоватого омлета с красными вкраплениями бекона, на чёрного пса, чей нос скользил вдоль кромки столешницы, и надолго задерживался на Вальтере, который непринуждённо поглощал завтрак, периодически подбрасывая кусочки мяса в открытую пасть Фенни.

И всё же за этой непринуждённостью скрывалась опасность. Флориан словно бы смотрел на непредсказуемого дикого зверя. Вот он просто сидит и строит умильную мордочку, а в следующий момент бросается и перегрызает тебе горло. Быть может, когда Вали превратили в волка, боги лишь выпустили наружу его истинную сущность. Ибо Нарви, хоть и был опасным противником, но всегда был честен со всеми, не скрывая своих намерений и неприязней.

— Хватит прожигать меня глазами, я этого не люблю, — произнёс Вальтер, обратившись к Флориану.

— Просто ты так удивительно похож на своего отца, — отозвался Флор, опуская взгляд в тарелку. Он внутренне вздрогнул, будто всё, о чём он думал, проступило у него на лбу. — Даже не смотря на стрижку, на молодость, я словно смотрю на Локи.

— К счастью, я не отец, — Вал мягко улыбнулся, вытирая руки о салфетку и превращая её в бумажный ком. — Быть трикстером, наверное, весело. Но я не таков, и это к лучшему. Иногда чувствовать тоже, что и другие люди, гораздо полезнее, чем быть начисто лишённым эмпатии. К тому же, жизнь в Мидгарде показала мне — не всегда получается прогибать мир под себя. Будь я трикстером, уже психанул бы.

Одним ловким броском Вальтер отправил салфетку в помойное ведро. Флориан, подобно Фенни, задумчиво проводил комок бумаги взглядом, а затем продолжил:

— Послушай, я полагаю ты догадываешься о том, почему я пустил вас в свой дом.

— Как говорили древние: держи друзей близко, а врагов ещё ближе, — с улыбкой отозвался Вальтер, смахивая мелкие крошки и кусочки с тарелки прямо в приоткрытую пасть пса. — К тому же у тебя есть причины. Может Тиберт глуховат, и ему приходится кричать, но мой слух в полном порядке. Ты хочешь поговорить, и в ходе разговора узнать о Бальдре.

— И не только о нём. Закончив завтрак мы сядем и переговорим.

Допив свой чай, Вальтер принялся убирать со стола посуду и встал к мойке. Пока Вал наводил порядок на кухне, Флориан занялся перестановкой в гостиной. Он отодвинул в сторону журнальный столик, сдвинул два кресла и развернул их друг к другу. Осмотрев композицию, Флор раздвинул шторы, чтобы в комнату попадало достаточно солнечного света. С неудовлетворением Флориан увидел за окном пасмурное небо и деревья, едва ли не ломающиеся под сильным ветром. Мужчина покосился на гостя, который вышел с кухни, потирая влажные руки, но ничего не сказал.

Вальтер занял одно из кресел, Флориан сел в противоположное. Фенни был отправлен в прихожую, дожидаться возвращения Тиберта и Нормана, который возьмёт его на прогулку. Теперь двоим мужчинам ничто более не мешало переговорить.

— Я напоминаю тебе, что у меня тоже есть вопросы, требующие ответа, — первым делом предупредил Вал. — Разумеется, я всё равно буду говорить больше и дольше, но не превращай это в допрос. Сейчас ты не судья.

— Я всегда им был и буду, — отозвался Флориан, весьма серьёзно. — И на правах хозяина дома я задам первый вопрос. Что с ванами?

— Они живы и находятся в относительной безопасности. Фрейя невредима, быть может в шоке, но её никто и пальцем не тронул. Фрейр зализывает раны после поединка с Норманом, — по губам Вала пробежала усмешка. — Они устроили дуэль, весьма честную. Тиберт бы одобрил. Кстати, а где сейчас остальные боги Асгарда?

— На земле осталась только Идунн, она тоже здесь, в Соединённых Штатах Америки. Иногда её посещает Хеймдалль, но остальные вернулись…

— Ты врёшь! — негодующе воскликнул Вальтер, едва не вскочив с кресла и не дав Флору шанса закончить фразу.

Из коридора подал голос Фенни. Его лай словно намекал Флориану, чтобы тот не смел расстраивать его брата и хозяина.

— Я не лгу, — спокойно продолжал Флор. — Тор, Сив, Фригг и другие посещали Мидгард, но не смогли приспособиться и скоро ушли. Разумеется, скоро по нашим, божественным меркам, а для человека это была бы целая жизнь. Сейчас они пытаются защитить Асгард, Альфхейм и Ванахейм от неизвестной тьмы.

Услышав ответ, Вальтер опустил лицо и закрыл глаза ладонями. Губы его были приоткрыты, сквозь плотно сжатые зубы вырывались то ли сдавленные стоны, то ли всхлипы, то ли смех. Плечи Вала подрагивали, но Флориан не осмеливался приблизиться к нему или хотя бы спросить в чём дело. Наконец Вал выпрямился, губы его вновь сложились в нагловатую усмешку, но глаза предательски блестели. Флориан мог лишь догадываться, были ли это слёзы смеха или разочарования.

— Продолжай, — попросил Вальтер.

— Из всего вышесказанного следует моё желание узнать, почему Иггдрасиль умирает?

— Я и мой отец, мы вместе стоим за этим.

Вальтер сделал длинную паузу. Флориан уже решил, что большего не добьётся и приготовился услышать новый вопрос, но Вал вдруг пустился в длинные путанные объяснения:

— Я расскажу тебе всё и сразу, чтобы ты не тратил время на дополнительные вопросы. Будучи сыном Локи, ещё и сильно похожим на него, как ты успел заметить, у меня имеются таланты ко многим способностям моего отца. В частности к разного рода магии. Но у отца никогда не имелось достаточно времени, которое он мог бы потратить на моё обучение. Поэтому когда волею глупых жестоких богов я стал волком, пришёл момент искать других учителей. Я сбежал в единственное место, которое считал безопасным — Железный Лес. Великаны не сразу приняли меня как своего, пока среди них не нашлись ведьмы — сёстры Ангрбоды, которые признали во мне отпрыска Локи. Они-то и помогли мне вернуть человеческий облик, а вдобавок научили управлять силой оборотня. Когда я обрёл прежний вид, я послал великанов в пещеру Локи, чтобы они забрали тело моего брата, отнесли его в Йотунхейм и спрятали в надёжном и холодном месте. Меня тем временем свели самой сильной ведьмой, обитающей в Железном Лесу. Не знаю, быть может, это была сама Гулльвейг-Хейд или одна из её последовательниц. Она-то и рассказала мне, как можно овладеть магией рун. Способ был ужасен, но я был опьянён жаждой мести. Смерть или же могущество в равной доле манили меня. Меня привязали к мировому древу, пронзили грудь копьём и оставили на девять дней. Я страдал от боли, жажды и голода, не имея возможности умереть. Перед ритуалом ведьма дала мне какое-то зелье, и я подозревал, что секрет моей живучести именно в нём. Мой разум восемь дней перебирал мысли одни за другими, сперва быстрые и резкие, потом всё более тягучие, пока на девятый день они не исчезли совсем. Я растворился сам в себе, я растворился в мире. И я мог подумать, что это и есть смерть, и ждал бы, пока Хель придёт и пригласит меня в свой чертог, если бы я ещё был способен ждать и думать. В тело меня вернула боль. Из моей груди вытащили копьё, и боль разошлась по каждой клеточке, заставив мою душу снова привязаться к плоти. Земля подо мной приятно холодила обнажённую кожу, но конечности сводило от хода крови по ним, а рану под ребром жгло от мази ведьмы. И пока я лежал, изнывая от боли, я осознал, что владею тем, чего у меня раньше не было. Я узрел истинную силу рун, которыми до этого ритуала владел, как большинство асов и ванов — весьма посредственно. Как и многие я мог использовать лишь одну руну за раз, да и она не всегда помогала.

Вальтер немного помолчал, словно думал, продолжать ли. Флориан терпеливо ждал.

— Когда я оклемался и залечил свои раны, я начал применять магию рун на практике. Она многое мне дала. Я словно бы черпал силы из самого древа жизни, с которым едва не сросся за те проклятые девять дней. Их я до сих пор вспоминаю с содроганием. И вот, убедившись в своём могуществе, я спустился в пещеру к отцу. Я скрыл своё лицо и сохранял молчание, освещая себе путь лишь тускло горящей руной Кано. Весь ритуал я тоже проводил молча. Я смешал кровь, свою и отцовскую, и начертил руны прямо на камнях под его телом. Я превратил алтарь позора в алтарь силы. Я влил свои силы в каждую руну: руну Локи и руну направления, руну судьбы и руну огня, руну даров* и пустую руну Одина, которую я обозначил печатью ладони. Я отдал все свои силы, и ушёл не оборачиваясь. Из той пещеры я отправился прямиком в Хельхейм, и до сих пор не разу не вернулся туда. А за это время руны обрели силу и вся энергия мирового древа стала переходить в Локи. Иногда по капле, иногда более. Поэтому Рагнарёк больше не имеет смысла откладывать, в противном случае мы все умрём гораздо прозаичнее, и никакой битвы уже не будет — ни у одной сторон не хватит сил на сражение. Останется лишь Локи, который поглотит сам себя, и мир снова превратится во тьму, как было до появления Имира.

Флориан был в шоке от услышанного. Он смотрел на Вальтера во все глаза, будто ждал, что тот рассмеётся и обернёт все свои слова в шутку. Но Вал не смеялся, даже улыбка исчезла с его губ, когда он снова начал говорить:

— Теперь я хочу знать: как попасть из Мидгарда под корни Иггдрасиль?

Флор вздрогнул, словно забыл, для чего они находились здесь и о чём говорили до этого.

— Под корни Иггдрасиль, минуя Асгард? — произнёс Флориан запинающимся голосом. — Я не знаю, этой информацией владеет Идунн или Хеймдалль. Наверное, скорее Идунн. Есть такое место, что-то вроде разрыва между мирами, и она знает, как туда попасть. А как ты прибыл в Мидгард?

— Это было проще, чем сотворить поглощение жизни. «Анзус», «Райдо», «Кано», «Хагалаз» — а всё вместе «арка»* — каркас, поддерживающий дверной проём. Силой Локи я проложил себе путь, осветив его огнём и уничтожив все препятствия. Хороший вышел портал, я пользовался этим путём несколько раз, но здесь, в Мидгарде, моя магия слабеет. Я больше не могу воссоздать это заклинание. Теперь скажи мне, ты судил нас?

— Я вынес вам приговор, — настала очередь Флориана открыть душу. — Я судил, но те боги, которые присутствовали при этом, всё переиначили по своему. Про превращение в волка, про змею и чашу, я ничего не знал ещё долго. Лишь потом, когда Ньёрд выпытал это у Скади и пришёл спросить, отчего я сделался таким жестоким, я узнал, что моё нерушимое слово ничего не значило. Вы должны были умереть быстро и безболезненно. Роль палача я отвёл Тюру, вот только Тор и Скади, в чьём присутствии звучал приговор, промолчали об этом.

— Тор и Скади значит, — произнёс Вал, потирая подбородок, словно что-то обдумывая. Затем с его губ сорвался короткий смешок. — Так вот как было дело. Значит я весь путь корил себя за то, что не сдержался и убил Скади, когда она была лишь исполнительницей чужой воли. А сейчас выясняется, что единственное, чего она не заслуживала — это быстрая смерть!

— Скажи, с такими силами, почему ты всё ещё не освободил Локи? — произнёс Флориан, спеша сменить тему. Слушать о гибели Скади ему не слишком хотелось.

— Ещё не время, — лениво протянул Вальтер, словно говорил очевидные вещи. — Иггдрасиль ещё не умер, Нагльфар ещё не достроен, армия Хельхейма ещё не полна. Всему своё время. А насколько армия Асгарда готова к Рагнарёку?

— Почти не готова. Один Всеотец спит, а светлые миры почти лишены жизни. Мы остались в Мидгарде надеясь всё исправить, но зная вас — надежды почти нет. А ты знаешь, зачем нужен Рагнарёк? Ты знаешь, что эта последняя битва и мы все умрём в ней?

— Рагнарёк просто нужен. Это то, чего нельзя миновать. Я просто его приближаю. Это вынужденная необходимость. К тому же, я не хочу жить в этом мире, он опротивел мне уже давно…

В коридоре раздался шум. Тиберт и Норман вернулись. Фенни заворчал, словно ругая их за задержку, Норм заговорил с ним. Тиберт прошёл в комнату и остановился на пороге, поставив чуть в стороне свой чемодан. Мужчина ничего не сказал, словно лишь по взгляду племянника понял, что вмешиваться не стоит. Тиберт вернулся в прихожую и велел Норману «выметаться». Раздались шаги, хлопнула входная дверь и в доме снова стало тихо.

— Продолжай, пожалуйста, — практически взмолился Флориан. — Я хочу знать всё, что у тебя на уме.

— Ты просишь слишком много, — грустно усмехнулся Вальтер. — Вы считаете Рагнарёк высшим злом, я же считаю его избавлением. Иггдрасиль прогнил ещё до моего вмешательства. Это я понял, когда только прибыл в Мидгард. Многое из того, что мы считали недостойным и порочным — здесь уже было нормой жизни. И с годами всё становится только хуже. Единственный шанс всё спасти — сжечь то, что есть, до тла, уничтожить миры, загубить Иггдрасиль и ввергнуть всё в первородную тьму. Тогда может быть, мир переродится в нечто лучшее, чем есть сейчас.

— А как на это смотрят Норман и Хельга? — эти слова были едва слышны. Флор думал, что Вальтер даже не разберёт его бормотания.

— Хельга смертельно устала. Ежедневно через её руки проходят мертвецы, и большая их часть — умершие не от старости. Она видит много боли и много скорби в глазах живых, старается отстраниться от неё, но вернуться в настоящий Хельхейм для неё ещё хуже. Здесь она хотя бы не отличается от живых людей, от неё никто не отворачивается, как было в Асгарде и её не боятся, — Вальтер отвернулся и упёрся взглядом в пустую стену. — Норман и вовсе видел смерть. Ему уже не страшно и не больно, а последнюю битву он ждёт как маленький ребёнок свой новогодний подарок. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю. Ты судья.

— Я юрист, — произнёс Флориан и задумался. Вальтер был прав. За свою карьеру Флор повидал многое из того, чего предпочёл не видеть. Он устал от жизни в Мидгарде именно из-за людей и той тьмы, что он часто видел в их сердцах.

— Юрист ты или кто, но я по глазам вижу — ты меня понял, — слова Вала прозвучали как непогрешимая истина, но затем он, как ни в чём ни бывало спросил: — Кому-нибудь собираешься рассказывать то, о чём мы беседовали?

— Я буду хранить эту тайну до самого Рагнарёка, если ты ответишь на мой последний вопрос, — отозвался Флориан, которому уже нестерпимо хотелось закончить эту беседу. — Расскажи всё, что знаешь про моего отца, начиная с момента, когда Локи замыслил его убийство.

— Что ж, вот мы и подошли к завершающему акту, — улыбка снова искривила губы Вальтера. — Предупреждаю: ответ может разочаровать тебя, ведь всё не так просто. Сомневаюсь, что Локи долго думал перед тем, как сделать вообще что-либо. А может всё было наоборот? Может ненависть зрела в нём годами? Локи был подобен первородному хаосу. Я никогда до конца не мог понять своего отца, и это меня в нём восхищало. Я не просто так сделал его поглотителем жизни Иггдрасиля. Не смотря на его яркое привлекательное сияние он, на самом деле, был как чёрный цвет, как тьма Нифльхейма. Он поглощал свет, и этим жил. И лишь дважды он не смог поглотить — когда родились мы с Норманом и когда родился Бальдр. Но я и Норман, мы были на его стороне всегда. Сияли рядом, подпитывали его силы. Он знал, что соверши он что угодно, и мы простим его. Это не объяснить, но ты должен понять меня. Как любящий сын своих родителей ты должен понять. Бальдр, он был действительно прекрасен. Он был воплощением самой живительной силы. Все боги Асгарда в какой-то мере связаны с живительной силой, но он стал её источником. С его появлением всё вдруг стало держаться на нём. Локи догадался об этом, но был равнодушен ровно до того момента, пока не узнал, что ему суждено устроить Рагнарёк. Зная моего отца на столько, на сколько мне довелось, он решил, что эта роль предводителя страшной армии ему подходит. Но не с пустого же места начинать конец света? Нужно расшатать мир прежде, чем обрушить его. Опорой был Бальдр. И Локи снёс эту опору…

— Всё было так просто, — прошептал Флориан. Он едва сдерживал слёзы. Вся скорбь по отцу вернулась к нему с новой силой. — Но я всегда думал, что это могла быть зависть, гордыня, ненависть. Что угодно…

— Всё, о чём ты говоришь — простые человеческие чувства. За завтраком я сказал, что мой отец начисто лишён эмпатии. Он равнодушен, или по крайней мере таковым всегда казался.

— И смысл тебе следовать за ним в эту тьму?

— Иного выхода нет. У него не было иного выхода. Он не мог мирно существовать во Вселенной. Рагнарёк всё-равно случится, вы лишь отдаляете неизбежное. Но долго держаться вы не сможете.

— Почему бы нам не убить Локи?

— А вы готовы принести Одина в жертву? Они не просто побратимы, они связаны гораздо теснее. У них словно одна кровеносная система на двоих. А благодаря мне у Локи теперь есть власть над всеми мирами. Чтобы мой алтарь силы перестал действовать, Локи должен сам встать с него. Убьёте его и миры погибнут, только гораздо прозаичнее. Никакой битвы, только расползающаяся по миру тьма. И не воскреснут мёртвые, и не выйдут на битву в последний раз.

— И я больше никогда не увижу своих отца и мать, ты на это намекаешь? Они ведь в царстве Хель?

— Разумеется. И я скажу тебе даже больше. Норман рассказал мне всё. Когда я убедил Хельгу пойти со мной в Мидгард, она согласилась не сразу. Ей нужен был тот, кто заменит её на троне этого пустого мрачного края. Заместитель нашёлся весьма быстро. Именно Бальдр дал Хель шанс уйти, и остался править вместо неё. Теперь он встречает усопших в чертоге Хель в отсутствие хозяйки.

Флориан встал с кресла и посмотрел на Вальтера сверху вниз. Тот изображал крайнюю степень заинтересованности. После краткого молчания Флор произнёс:

— Я многое сегодня услышал и многое осознал. Я, как и ты, довольно давно живу в Мидгарде. Этот мир действительно далёк от идеалов, если выражаться мягким языком. Как и тебе, мне он опостылел. Однако, по своей природе, я никогда бы не предпринял попыток его уничтожить. И всё же, как судья, я должен вынести вердикт.

— Ах, вот в чём дело, — рассмеялся Вальтер откидываясь на спинку кресла. — Значит это была не беседа, а дача показаний. Вернулся к старому и пытаешься меня судить?

Флориан не обратил внимания на слова оппонента.

— Именем всех девяти миров я, Форсети, сын Бальдра, внук Одина, признаю за детьми Локи право мстить Асгардским богам — Тору Громовержцу и Скади, дочери Тьяцци, — в этот момент Флор будто возвысился над Вальтером и действительно стал похожим на бога. Сквозь лик человека словно проглядывало его истинное обличие, слишком неземное, слишком красивое и сильное. — Поскольку Скади уже убита, вы так же имеете право убить и Тора, если он появится в Мидгарде до того, как Хеймдалль протрубит в свой рог. Но я не могу обещать, что расплата за их смерти не придёт в Рагнарёк.

— Расплата придёт в Рагнарёк, — повторил за ним Вальтер. — Это я тебе гарантирую.

Рано утром этого дня, до того, как Флор проснулся, Тиберт велел Норману одеться и ждать его снаружи. Берт полагал, что просто обязан оградить любимого племянника от опасного врага. Норман сперва огрызался, но затем Вальтер забрал его в ванную комнату, чтобы сделать инъекцию. Братья переговорили за закрытой дверью. Суть их разговора осталась тайной для Тиберта, но после этого Норм сделался более покладистым.

Сперва они позавтракали вне дома. Норман рассеянно помешивал свой кофе, который ему не суждено выпить, и смотрел, как Тиберт уплетает поистине варварскую порцию оладьев и тостов, запивая это огромной порцией чая. Периодически, когда Норм отворачивался и задумчиво смотрел в окно на проходящих мимо людей, Тиберт украдкой бросал на него взгляд. Норман был во вчерашней одежде и со стороны выглядел как обыкновенный среднестатистический житель города, быть может более бледный и худой. Чисто механически он мешал в кружке давно остывший кофе, но даже не думал к нему притрагиваться. Берта так и подмывало узнать, как Норм живёт в этом полуживом теле, но сдерживался, скорее даже из вежливости, чем из нежелания услышать очередную порцию грубости.

После завтрака Тиберт и Норман съездили в аэропорт. Берт опасался, что охранники задержат Норма, ведь мальчишка так и не удосужился оставить дома меч. Опасения были напрасны. Стражи порядка, как и простые обыватели, не видели в огромном мече ничего странного. И только потом на тряпичных ножнах Тиберт приметил множество крохотных рун «Манназ». Если эту руну использовал сильный маг, то она помогала делать незаметным то, к чему применялась.

Чтобы получить чемодан из камеры хранения, пришлось отстоять громадную очередь, так что освободились они ближе к обеду. За несколько часов они перекинулись лишь парой фраз. Говорил в основном Тиберт, отдавая команды. После этого они вернулись домой.

Тиберт занёс багаж в прихожую, из которой тут же вылетел Фенни и бросился на Нормана, как скучающий пёс. Пока Норман успокаивал волкособа, Берт прошёл в гостиную, где застал Флориана и Вальтера, ведущих разговор. По красноречивому взгляду Флора, Тиберт понял, что вмешиваться не стоит. Берту не улыбалась идея провести ещё несколько часов с невоспитанным полуживым мальчишкой, но выбора не было.

Заглянув в свой чемодан, Тиберт прямо в прихожей сменил грязную футболку на чистую и накинул поверх коричневое кожаное пальто. Прихватив с собой небольшую продолговатую сумку и закинув её за спину по типу рюкзака, Тиберт смерил взглядом Нормана и Фенни.

— Выметайся, — прикрикнул Берт, указывая взглядом на дверь.

Норман одарил его самым недружелюбным молчанием, на которое был способен. Фенни глухо заворчал. Однако Норм покинул дом, потянув за собой пса. Тиберт вышел последним и закрыл за собой дверь.

— И куда ты намерен нас отвести, старик? — хмыкнул Норман, когда они оказались на улице. — Заведёшь в ближайший лес и убьёшь?

— На Манхэттене нет лесов, только парки, — покачал головой Тиберт. — И я не собираюсь вас убивать. Мы просто немного походим, пока твой брат и Флориан разговаривают.

— Знаешь, твоим словам я перестал верить давным давно, ещё когда ты был моим учителем, — голос Нормана был хриплым и язвительным.

— Хорошо, что ты вспомнил старые времена, — произнёс Берт. — Я тоже вижу перед собой лишь странного невоспитанного мальчишку, какого видел много лет назад.

Норман снова замолчал и двинулся прочь по улице. Тиберт устало пошёл за ним, и больше они не разговаривали. По крайней мере, Норм не говорил с Бертом, а с Фенни они понимали друг друга без слов. Изредка Норм чуть склонялся к бегущему рядом волкособу и ласково тормошил его за загривок. Фенни порыкивал, скорее выражая радость, чем недовольство.

Тиберт шёл за ними и думал о своём. Не удивительно, что такие боги, как Вали и Форсети нашли общий язык. Они оба воспитывались матерями, а их отцы были куда больше зациклены на себе, чем на своих детях. Тиберт любил Бальдра, как единокровного брата, но ему претило то, что Фригг слишком его любит, какой-то нездоровой любовью. Бальдр женился и сам стал отцом. И пора было ему выйти из-под материнской опеки. Но он не смог этого сделать до самой смерти. Даже гибель его была нелепой. Больше всего Тиберту было жаль, что сын Одина умер и попал не в Вальгаллу, а в мрачное царство Хель.

Тиберт посмотрел на идущих впереди братьев. Да, окружающие видели пса и его хозяина, но это были единокровные братья. В чёрном псе Тиберт с момента их появления узнал Фенрира-волка. Потому что именно таким: безмолвным и размером с собаку, Берт увидел его впервые в тронном зале Одина. Так что в каком-то смысле Фенрир впал в детство, хотя несомненно помнил свою прошлую жизнь. И теперь Фенни нравилось грызть подобранную с земли палку и драться за неё, но уже не с Тибертом, а с Норманом.

В своих раздумиях Берт не заметил, как далеко они ушли от дома Флориана. Этот район был ему не знаком. Небо потемнело, начинал накрапывать дождь. Берт разозлился, что позволил завести себя так далеко. Но Норман не выглядел как злодей, задумавший коварное внезапное нападение. Норм всегда был честен с собой и окружающими, это Вальтер был хитрецом. Нормана Тиберт знал хорошо, чтобы судить, не зря столько лет они встречались на тренировочном поле каждый день.

Тиберт огляделся. Они шли мимо забора из сетки Рабица, за которым находилось заброшенное здание, судя по вывеске — некогда частная школа. Окна были выбиты, стены изрисованы граффити. А дождь тем временем из мороси превратился в настоящий ливень.

— Сюда, старик, — позвал Норман, показывая прореху в сетке.

Норм пропустил вперёд себя Фенни и, не дожидаясь Берта, сам пролез в дыру. Пёс и Норман побежали к зданию. Выругавшись про себя, Тиберт отогнул сетку, с трудом протиснулся в дырку, едва не оставив на сетке свою бороду, и пошёл за ними.

Спрятаться в старой школе было весьма разумно. Да, здесь было неуютно и пусто, но хотя бы сухо. А снаружи началась настоящая гроза и стена дождя полностью отделила их от окружающей реальности. Пока Берт добрался до здания, успел основательно промокнуть

— Что-то Тор разбушевался, — протянул Тиберт, смотря сквозь битое окно.

— Даже не упоминай при мне его имя, — раздражённо бросил Норман, осматривая лестницу на второй этаж. Она была крепкая, только деревянные перила кто-то выломал.

— Стой, куда ты пошёл? — крикнул Берт вслед Норму, который начал подниматься по лестнице, увлекая за собой Фенни.

— Может найду где передохнуть, — ответил Норман не останавливаясь. — Целый день с тобой по городу мотаюсь. А гроза ещё не скоро кончится.

Снова посмотрев на небо, Тиберт решил, что в словах мальчишки есть резон и пошёл за ним. На втором этаже не обнаружилось ни предметов мебели, ни палаток бездомных. Норман присел на невысокий деревянный помост, который, вероятно, когда-то служил сценой. Фенни запрыгнул наверх и улёгся подле брата-хозяина. Тиберт снял с себя пальто и остался в одной футболке. Было холодно, но в мокрой одежде ещё холоднее.

— Интересно, почему он так изменился? — невзначай спросил Тиберт.

— Кусок цепи Глейпнир на его шее и переход между мирами сделали его таким, — просто ответил Норман. — Мы же тоже уменьшились. И магия здесь слабее.

— А как же ты живёшь здесь, раз магия слабеет? — Берт всё же задал мучавший его вопрос.

— Я живу с трудом, — сквозь зубы процедил Норм. — И то, только потому, что Хельга потратила много сил на моё воскрешение.

— Сочувствую, хоть и знаю, что тебе это не нужно, — бросил Тиберт.

— Знаешь, о чём я всегда мечтал? — внезапно спросил Норман, хитро поглядывая на рыжеволосого великана. — Победить в честной справедливой борьбе и лишить жизни на глазах всех богов. От имени всех детей Локи я хотел отомстить за Фенрира.

— Обычно ученики всегда хотят превзойти своего учителя, но не у всех это выходит, — отозвался Берт. — Я знал, что ты меня ненавидишь, но не думал, что придётся обнажать оружие, чтобы усмирить тебя.

Тиберт скинул со спины сумку и достал из неё два небольших топорика из эбеновой стали.

— Я так и думал, — хмыкнул Норман, и на его лице появилась улыбка удовлетворения. — Ты подготовился.

— Ты ходишь с мечом, я тоже прихватил своих дружков, — ответил Берт, подбросив один из топориков бионическим протезом и ловко его поймав. — Для самозащиты.

— Разумеется для самозащиты, — Норман поднялся со сцены и вытащил клинок из самодельных ножен. — Когда-то ты предал Фенни. Ты потерял честь, которой так гордился. У меня нет основания тебе верить или любить тебя.

— Я должен был вас убить ещё давно! — громыхнул Тиберт так, что даже Норм вздрогнул. — Тогда в пещере я должен был выпустить вам кишки, и вы бы отправились к своей сестре Хель с миром!

— Да?! И где же ты был в тот день, старик?! — в эти слова Норман вложил весь свой гнев, всю свою боль и обиду. Воспоминания тяжким грузом легли на его плечи. — Где был в тот момент, когда мой брат в облике волка перегрыз мне горло?! Упивался мёдом, радуясь почётной роли палача?!

— Меня там не было, потому что Тор и Скади скрыли это от меня! — с жаром отозвался Берт, размахивая клинками.

— О, так Скади всё же была виновна, — Норман жутко рассмеялся. — Вот как значит, а я-то думал, почему перед смертью она так волновалась. Чувствовала, что получает по заслугам, когда её голова скатилась с плеч!

Тиберт с криком берсерка набросился на Норма. Выпад топориков Берта, которые казались маленькими лишь в его руках, Рунблад с лёгкостью принял на себя. Битва их была не на жизнь, а на смерть. Противники не уступали друг другу в мастерстве. На стороне Тиберта было время и опыт, на стороне Нормана — молодость и отчаяние. Фенни наблюдал за их сражением, беспокойно метаясь по сцене. Норм бился очень профессионально, но под натиском Берта быстро начал сдавать позиции.

Что-то Норман подзабыл, покуда был мёртв, да и, в отличие от Фрейра, Тиберт не был ослаблен. Норм начал отступать и ему приходилось только отбиваться, а лезвия топоров мелькали со всех сторон, будто Берт был многоруким индийским божеством. В это время Тиберт сделал рисковый выпад, пытаясь ранить Нормана в рабочую руку. Норм заметил это, но не успел до конца парировать этот удар. Топор проскользил по лезвию Рунблада и вошёл прямо в бок Нормана, погрузившись в мягкую плоть по самую рукоять.

Битва тут же прекратилась. Норм стоял, ошарашенно смотря вниз на рану. На одежде уже проступило пятно крови. Сперва Тиберту показалось будто он тяжело дышит, но на самом деле Норман глухо посмеивался. Из его нутра раздался булькающий звук, с губ потекла кровь. Противник положил руку на протез Тиберта и поднял лицо. Светлая, будто разбавленная кровь, текла по его губам и подбородку. Тиберт попытался вытянуть оружие назад, но у него ничего не получилось. Норман вцепился в его руку мёртвой хваткой.

Ухмыляясь как полоумный, Норм занёс Рунблад и резко опустил его на плечо Тиберта. Таким ударом Норман мог запросто отсечь Берту руку, и тот не успел бы отмахнуться, но лезвие едва задело плечевой сустав. Фенни бросился на своего хозяина и вцепился в кулак, в котором была зажата рукоять Рунблада. Тиберт отшатнулся назад, выпустив свой топор, а Норман опрокинулся на спину под весом волкособа.

Норм упал на бетонный пол, Рунблад вылетел из его руки и оказался в стороне. Топор Берта так и торчал из живота сына Локи. Норман простонал и вытащил оружие Тиберта из своего тела. Фенни подошёл к хозяину, как бы извиняясь, и начал лизать укушенную руку, но Норм грубо оттолкнул пса.

Берт склонился пополам, чтобы отдышаться и увидел, как Норман, встав на четвереньки подползает к Фенни и смотрит ему прямо в глаза. Они будто бы вели молчаливую беседу: Норм смотрел с укором, волкособ, прижав уши, виновато прятал взгляд. Наконец Норман вскочил на ноги. Тиберт тоже поспешил подняться: вдруг сыну Локи вздумается взять реванш.

— Ты редкостная сволочь, Тиберт Одинссон, — с вызовом бросил Норман, уничижающе показывая пальцем на оппонента. — Но он хочет, чтобы я убил тебя в Рагнарёк, а не сейчас. Будь моя воля, я бы порешал тебя на месте, но Фенни тоже мой брат и я не могу пойти против его воли.

Закончив свою гневную речь, Норм повалился обратно на пол. Его скрутило от боли, и встать он больше не мог. Норман схватился руками за раненный бок. Кровавое пятно разрасталось всё больше.

— Нужно срочно отвести тебя домой, — устало произнёс Тиберт, хотя ещё пару часов назад бросил бы его умирать, ведомый страхом за себя и за все миры.

Берт с трудом дотащил Нормана до их фургона. Уже смеркалось, дождь кончился. Ему пришлось плотно прижать Норма к себе, чтобы никто из прохожих не заметил крови у него на боку. Несколько кварталов Тиберт буквально нёс парня на себе, потому что Норман едва мог переставлять ноги. Фенни обеспокоенно бежал рядом, подпирая его с другой стороны.

— Аптечка под левым сиденьем в кабине, — прохрипел Норм, когда Тиберт бросил его в задней части фургона. Кровь уже пропитала не только низ его кофты, но брюки. Он был ещё бледнее, чем всегда, и мелко дрожал. — Там есть кровоостанавливающие и бинты.

Тиберт метнулся к кабине. Благо, двери были не заблокированы, и он достал огромный ящик-аптечку. В ней нашлось всё необходимое. И хотя Берт был судьёй по профессии, по призванию он всё ещё помнил, как ему приходилось перевязывать раны молодых юношей, которые ещё толком не умели меч держать в руках, а уже лезли в бой.

Флориан и Вальтер вышли из дома и застали их, когда рана Нормана уже была забита кровоостанавливающими губками, а поверх наложена тугая бинтовая повязка. Норм успел прийти в себя и теперь сидел подле Тиберта в задней части фургона, свесив ноги в приоткрытые двери. Берт гладил снующего рядом с хозяином Фенни по голове, делая вид, что он не причём. Волкособ ворчал, но не отстранялся, будто сомневался, а не слишком ли добр он ко врагу.

— Ну, что ж, все живы и относительно здоровы, — произнёс Вальтер, с укоризной смотря на дыру и пятно крови на одежде Нормана.

— Мы отпускаем вас только потому, что твои слова принесли мне успокоение, — напомнил Флориан, посматривая на Вала. — Если руководствоваться моими прошлыми решениями, Тиберт всё ещё должен выпустить вам обоим кишки.

— Кишок на вас не напасёшься, если из-за каждой мелочи их будут вырывать силой, — хмыкнул Норман, покосившись на Тиберта.

— А я напоминаю, что Тор всё ещё заслуживает смерти за то, что совершил, — произнёс Вальтер. — Если до Рагнарёка он объявится в Мидгарде, мы его убьём. Более никого не тронем, даю слово чести.

— Чести у тебя никогда не было, — хмыкнул под нос Тиберт, поднимаясь на ноги и подходя к Флориану.

— Думаю, я обзавёлся ей совсем недавно, — с лукавой улыбкой ответил Вальтер, загоняя Фенни внутрь фургона. — Ты оставил своего ненаглядного племянника со мной на весь день, полагая, что без Нормана и Фенни я могу лишь языком трепать. Но, мало кто знает, сколько людей я убил голыми руками ради денег, чтобы выжить в Мидгарде и чтобы Хельге не пришлось мараться.

Норман забрался вглубь фургона и улёгся на свою кровать. Смеяться ему было больно, но он улыбнулся Вальтеру перед тем, как закрылись задние двери.

— Ты этого не говорил, — ошеломлённо произнёс Флориан и суп, который приготовил Вальтер на обед, начал проситься обратно.

— Ты аж весь позеленел, — весело рассмеялся Вал. — Расслабься, убивать тебя не было в моих планах. Ну, может быть, только в начале.

— Трикстер ты или нет, а юмор у тебя отвратный, — ответил Флор, покрываясь мурашками. — Судите Тора сами, если хотите. Но остальных не троньте. Если нам осталось жить не долго, дайте им шанс на мирное небо над головой.

— Обещаю, — кивнул Вальтер, а затем добавил, как предупреждение:

— Только если на нас не начнут охотиться.

С этими словами, он сел в кабину фургона. Серый автомобиль рыкнул и умчался по улице, оставив Флориану и Тиберту облачко серого дыма на прощанье.

— Вы говорили так долго. О чем можно было разговаривать почти целый день? — наконец у Тиберта появилась возможность спросить.

— Я и сам был удивлён, когда сын Локи стал вдруг так откровенен, — пожал плечами Флор. — А потом понял: Вальтеру была нужна исповедь, если можно так это назвать. Я слушал, но не осуждал. Полагаю, когда ты намеренно совершаешь злодеяния, даже руководствуясь при этом благой целью, подсознательно начинаешь искать одобрения. Мол, убедитесь, что я не так плох, дурны лишь мои поступки.

— Все мы не святые, — Берт хотел почесать глолову, ещё мокрую от дождя и пота, но боль от раны заставила его опустить руку. — В этом я убедился.

— Я не психолог, а юрист, но даже я понял, насколько одиноким был Вальтер большую часть жизни, — продолжил Флориан. — За весь день он очень мало упоминал Хельгу и Нормана. Он слишком долго был лишён брата, и с сестрой его отношения были не очень близкими. А накануне Рагнарёка он очень нуждался в том, чтобы выложить кому-то историю своей длинной жизни.

— Но что нам теперь делать, если Рагнарёк так близко? — задал Тиберт главный вопрос.

— Тоже самое, что делали раньше — просто жить, только теперь осознавая, на сколько короткий срок нам отведён, — Флориан побрёл в сторону дома. — Идём, нам нужно обработать твои раны.

— Ох, Всеотец, спаси нас, — прошептал Берт и последовал за племянником.Примечание к части*"Анзус", "Райдо", "Соулу", "Кано", "Гебо"

*ARCH — (англ.) арка, записывается этими рунами

Рассвело. Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом, но тепла от него было слишком мало. Особенно в последнее время. Тем не менее Иден, как и каждое утро, покинула свой светлый уютный домик и вышла на задний двор. Трава, которая ещё не успела просохнуть, мерцала от миллиона капель росы. Ступни Иден, на которых были только мягкие коричневые мокасины, тут же намокли, когда она ступила в травяные заросли.

Соседи часто ругали женщину за то, что на её участке такая высокая трава и говорили, что рано или поздно в ней заведутся змеи. Иден лишь пожимала плечами на замечания в свой адрес. Резать свою траву у неё не поднималась рука, а единственный змей, которого она боялась, жил отнюдь не на суше.

По меркам людей Иден уже было больше двадцати пяти лет, но своим телосложением и чертами лица она походила на подростка. По-началу, когда она только переехала в этот городок, полиция очень часто задерживала её и интересовалась, куда подевались родители Иден. Женщина показывала свои документы и её оставляли в покое. Раньше, когда Иден жила в закрытой резервации среди потомков коренных жителей Америки, таких глупых вопросов ей никто не задавал.

Поселиться в городе было не её желанием, но друзья убедили Иден. Так было безопаснее и для неё самой, и для того, что она должна хранить. Женщина подошла к одной-единственной яблоне, что росла у неё на участке. На её ветвях уже не было яблок, хозяйка собрала их всего пару дней назад. Иден прильнула к стройному шершавому стволу, словно к подруге, которую давно не видела, и замерла. Забор вокруг её дома был невысок, но Иден было безразлично, увидят её или нет. Люди и так считали её странной, а город был небольшой.

Безмолвно пообщавшись с яблоней и напев под нос до боли знакомый мотив баллады, которую когда-то давно сочинил её супруг, Иден отступила назад. На её жёлтом топике, белой льняной куртке и мешковатых брюках цвета хаки остались мокрые пятна, а в пепельно-жёлтых волосах застряли кусочки коры и мелкие листики. Выбрав природный мусор из волос и поправив узорчатую ленту, которой они были обвязаны, Иден попрощалась с деревом и вернулась обратно к дому. Взяв свой велосипед, женщина вывезла его через калитку. Оказавшись на подъездной дорожке перед домом, Иден оседлала двухколёсного коня и покрутила педали в сторону своего магазина.

Здесь, в небольшом городке, затерявшемся на просторах штата Кентукки, Иден являлась хозяйкой и единственным работником в магазине свежих овощей и фруктов. У неё имелись договорённости со всеми фермерами окрестностей, и ей поставляли только свежую и натуральную продукцию. И не смотря на все её странности, у Иден было полно постоянных покупателей. Небольшие цены и искренняя любовь, с которой женщина относилась к своему делу, подкупали людей.

Иден ехала привычным маршрутом по узким улочкам города. Дома здесь были в основном одноэтажные, непримичательные, участки лепились один к другому, как соты в улье. В черте города было всего два крупных магазина — продуктовый и хозяйственный, а остальные лавчонки и магазинчики принадлежали местным жителям. По дороге на работу, Иден остановилась возле одной такой уличной палатки. Здесь она предпочитала брать напитки и выпечку на вынос. Не успела она слезть с велосипеда, как за прилавком показался хозяин ларька — американец мексиканского происхождения Джесус, которому было слегка за тридцать. Джесус всегда открывался пораньше специально для того, чтобы обслужить Иден. Мужчине это было не в тягость, к тому же он любил поболтать с вечно жизнерадостной женщиной, которая так сильно отличалась от здешних жителей. Среди местных было много старожилов преклонного возраста и очень мало молодых семей. В основном приезжали только иммигранты, уставшие бороться за кусок хлеба в больших городах. И Джесус был как раз из таких. Позавтракав свежей лепёшкой с травами и овощами и выпив стаканчик красного чая, Иден тепло попрощалась с Джесусом до вечера. Возвращаясь с работы девушка любила брать с собой несколько кусков пирога на ужин.

Добравшись до своего магазинчика, Иден завезла велосипед в переулок и приковала его цепью к водосточной трубе. Хотя вряд ли кто-нибудь захотел бы её обокрасть. Отпирая дверь магазина, Иден широко зевала, совершенно не стесняясь проходящих мимо людей, спешащих по своим делам. Открыв дверь магазинчика она поёжилась. Внутри оказалось довольно прохладно, а потому Иден не спешила раздеваться или включать кондиционер. Открыв жалюзи и сменив табличку на двери на «открыто», Иден села на высокий стул за прилавок, который немного напоминал барную стойку.

Магазинчик, который она приобрела для себя, был крошечным в сравнении с супермаркетами, которые находились в черте города и за ней. Стойка с кассой и стационарным телефоном стояла у стены прямо напротив входа, по правую руку высились ящики с овощами, по левую — с фруктами, а на стеллажах в витрине, которую можно было видеть с улицы, красовались всевозможные горшки, семена, мешки с землёй и садовые инструменты. Это было небольшим хобби Иден. Очень часто фермеры, которые завозили ей продукты, нуждались в каком-нибудь товаре, и Иден было приятно выручить их. Гораздо приятнее, чем советовать ехать на другой конец города в хозяйственный магазин из-за какого-нибудь пакета семян или горшка для рассады. Чуть правее прилавка имелся дверной проём, завешенный шторой, состоящей из унизанных бусинами нитей. Этот ход вёл в подсобку и на задний двор. Там Иден принимала и хранила свой товар.

Сегодня женщина была несколько взволнованна. Её распирало от нетерпения, потому что она ждала гостей. Каждый август её навещал мужчина из прошлой жизни. Иден порой забывала, кем является на самом деле, так сильно она влилась в жизнь небольшого городка в Мидгарде. А потому сам Хеймдалль приходил к ней, чтобы напомнить о долге, рассказать все новости и главное — забрать урожай молодильных яблок, в которых, в эти суровые времена, особенно нуждались боги Асгарда.

Весь день Иден была как на иголках. Это замечали практически все покупатели по странному рассеянному поведению женщины. В маленьком городке нельзя утаить тот факт, что каждый год магазин Иден посещает широкоплечий высокий иностранец. Его лицо мало кто видел, а те, кто видел, уже не мог вспомнить спустя несколько часов. Но основные приметы были у всех на слуху — мужчина одет во всё коричневое, у него смуглая кожа и каштаново-рыжие волосы. Незнакомец приезжал в город на чёрном автомобиле с тонированными стёклами, точно в обеденное время, когда у Иден был перерыв. Спустя час он выходил на улицу, грузил деревянный закрытый ящик на переднее сиденье автомобиля, затем уезжал. Таинственный знакомый был ещё одной странностью Иден. О том кто он такой, она отвечала просто: «друг». На вопрос, что в ящике, с лучезарной улыбкой женщина произносила: «яблоки». Больше её расспрашивать не пытались. Когда женщина только прибыла в город и все жители хотели узнать о ней побольше, даже представляясь, она говорила: «Иден, просто Иден», а её фамилию могли знать только полицейские и агенты по продаже недвижимости.

В этот раз всё случилось так же, как и каждый год. Чёрный автомобиль припарковался напротив магазинчика, когда городские часы пробили ровно двенадцать. Мужчина зашёл внутрь и очень скоро на окнах магазина упали жалюзи, скрыв то, что происходит внутри от любопытных глаз.

— Хеймдалль, как я рада тебя видеть! — Иден едва не упала со своего высокого стула в попытке выйти навстречу. Она как раз сделала себе бутерброды и хотела уж было приступить к обеду, но гость прервал её трапезу.

Богиня ловко подскочила к старому другу. На её щеках заиграл румянец, а глаза, и так бесконечно глубокие, как озёра, засверкали от слёз.

— Идунн, — прошептал мужчина настоящее имя богини, сжимая её в крепких объятиях и зарываясь лицом в пушистые волосы.

Слегка отстранившись от бога, но не отпуская его рук, женщина посмотрела в лицо, знакомое до боли. Каждый шрам на смуглой коже и искорки в мудрых карих глазах возвращали её в те времена, когда она, не зная бед, обитала в своём прекрасном саду у стен Асгарда. Жизнь её текла мирно, и муж Браги, вечно преданный и любимый, пел своим сладким голосом сочинённые им песни о жизни девяти миров. От него она узнавала, что творится за пределами сада, а большего ей подчас и не нужно было. Лишь дважды мирное существование дало трещину — первый раз, когда великан Тьяцци потребовал её яблоки у Локи, и второй — когда её и саженец волшебного дерева срочно переправили в Мидгард, подальше от тьмы, расползающейся по мировому древу. Но эти ужасы она вспоминать не любила. Многие назвали бы это трусостью, но Иден настолько отстранилась от прошлой жизни, что воспоминания не могли проникнуть даже в её сны.

— Проходи, раздели со мной обед, и расскажи, что творится в девяти мирах, — произнесла женщина, отходя и указывая на свой стол.

— Я не голоден, — вежливо отказался Хеймдалль. — Да и рассказать действительно есть что. Боюсь испортить тебе аппетит.

— Нет, что ты, — Идунн забралась на свой стул и взяла в руки один сэндвич. — Молодильные яблоки под столом.

Хеймдалль ловко нагнулся и поднял на край стойки увесистый ящик. Открыв крышку, мужчина перебрал красные спелые яблоки. Ящик был полон ими до краёв.

— Мелковаты в этом году, — произнёс Хеймдалль, покрутив в руке алый плод. В огромной ладони бога яблоко действительно выглядело очень маленьким.

— Это из-за похолодания, — тихо отозвалась Иден, чувствуя лёгкую вину за то, что не смогла добиться большего.

— Из-за похолодания, говоришь? — асгардец бросил на неё недобрый взгляд.

— Да, вся весна и лето были очень холодными, — продолжила женщина, доедая сэндвич. — Я могла бы собрать урожай и в сентябре, но некоторые яблоки начали подгнивать прямо на ветках, и я решила не рисковать.

— Не к добру это, не к добру, — произнёс Хеймдалль и стал мрачен. — Тьма расползается по мировому древу во все стороны и уже захватывает Мидгард. Асгард скован льдом. Зима так и не кончилась. А ты знаешь, что это означает.

— Не говори так, — одёрнула его Иден, словно мужчина оскорбил её.

— Дорогая Идунн, ты живёшь в своём маленьком городке, как в изоляции, — с жалостью произнёс Хеймдалль. — Ты не видишь, что творится в мире. А я — страж Радужного моста. Лишь раз в год я покидаю свой пост, а в остальное время наблюдаю миры. Рагнарёк близится. Иггдрасиль умирает. Скади была убита. Всё не спокойно в последнее время, и я знаю, кто ответственен за это.

Но прежде, чем страж Асгарда успел назвать злодеев, над дверью звякнул колокольчик.

— Добро пожаловать, — произнесла хозяйка магазина, ловко прикрывая ящик с яблоками крышкой. Иден была всегда добра со своими покупателями, и прощала, если они нарушали её покой в обеденный перерыв.

В лавку вошли двое незнакомцев. Первым шёл мужчина в тёмных очках-авиаторах, рыжеволосый, коротко стриженый с длинной чёлкой, падающей на правую сторону лица. На нём были идеально отглаженные джинсы, сидящие по фигуре, белая рубашка поло и джинсовая куртка, небрежно накинутая на плечи. За его спиной шёл второй — такой же рыжий, но с длинными волосами, завязанными в хвост. Он был одет в потрёпанные джинсовые брюки, жилетку и красную клетчатую рубашку, чем очень напоминал ковбоя из вестерна. Образ завершала чёрная кожаная шляпа и красная бандана, закрывающая половину лица.

— Всем оставаться на своих местах, — с улыбкой на губах произнёс мужчина в очках. — Это вооружённое ограбление.

Словно в подтверждение сказанного второй мужчина с банданой на лице вытащил из-за спины меч и весьма профессионально взмахнул им, описав лезвием идеальную восьмёрку, а затем направил его в сторону Хеймдалля.

Дверь за незнакомцами закрылась, отделив магазинчик от остального мира.

— Уверяю вас, господа, воровать у меня нечего, — как можно милее произнесла Иден. — Я владелица этой лавки и мой доход очень скромен. Можете забрать кассу, но не трогайте меня или моего постоянного покупателя.

Хеймдалль не был так благодушен. Решив воспользоваться моментом, пока Иден заговаривает незнакомцам зубы, он кинулся наперерез злоумышленникам, но мечник быстро отправил его в нокаут ближайшим горшком с полки. Горшок разлетелся с жутким треском. Бог упал на колени в груду черепков, и по его лбу потекла струйка крови. Какие-то секунды после удара Хеймдалль ещё пытался подняться, но потерял сознание и с глухим стоном распластался прямо под ящиками с овощами. Иден старалась сохранять спокойствие, хотя внутри неё всё сжалось от страха.

— Как же долго я тебя искал, — со смехом произнёс мужчина в очках, поднимая их на лоб и смотря на хозяйку лавки. У него, как и у второго, были удивительные зелёные глаза.

— Меня?! — испуганно спросила Иден, с трудом сдерживая слёзы и не в силах оторвать взгляд от поверженного Хеймдалля.

— Конечно, тебя, душа моя, — с улыбкой ответил мужчина, подходя ближе к прилавку. — Мы очень давно не встречались. Меня зови здесь Вальтер Локсон, а брата моего — Норман. Мы — сыновья Локи.

Иден вздрогнула и теперь пристально разглядывала прибывших. Сыновья Локи. Сладкоголосый Вали, который так часто приходил к ней в сад, чтобы спеть и станцевать, когда Браги оставлял её, сочиняя очередную балладу, и его брат Нарви — хладнокровный расчётливый воин, с которым Идунн почти не встречалась. Они очень изменились здесь в Мидгарде. Хотя «изменились» — не верное слово. Их обоих считали мёртвыми.

— Меня зовите Иден, — она была искренне возмущена всем произошедшим, а от того её голос дрожал. За своим гневом она старалась спрятать волнение и страх. — Зачем же стоило нападать на нас?

— Вы, асгардцы, научили меня простому правилу: нападай первым, если хочешь выжить, — хрипло произнёс Норман, стягивая бандану с лица. — Однажды я уже упустил момент, когда можно напасть. Теперь я мёртв.

Норм рассмеялся, будто это была замечательная шутка. Иден застыла в ужасе, смотря на него. Румянец отлил от её щёк, а по позвоночнику пробежал холодок.

Вальтер хотел что-то добавить к словам брата, но тут в тишине раздался пронзительный звон. Дребезжал старый телефон на стойке Иден. Девушка по-привычке потянулась, чтобы поднять трубку, но сын Локи опередил её. Перебив руку Иден, Вальтер снял трубку стационарного телефона с рычажка и прижал к уху.

— Слишком поздно Тиберт, слишком поздно, — с улыбкой произнёс Вал, немного послушав голос на той стороне линии. — Не заставляй жалеть нас о том, что мы сохранили тебе жизнь. И не звони сюда. Кстати, я очень разочарован во Флориане, он обещал никому не рассказывать о том, что мы обсуждали.

С улыбкой выслушав ответ, Вальтер повесил трубку.

— Твои друзья заботятся о тебе, — обратился Вал к Иден. — Не смотря на то, что Флор не сказал мне твоего адреса, они решили обезопасить тебя. Вот только произошло это слишком поздно.

— Флориан рассказал про меня? — Иден сглотнула комок обиды, не желая верить в такое предательство.

— В защиту нашего доброго судьи хочу сказать, что он был вынужден, — непринуждённо ответил Вальтер. — Я тоже многое ему рассказал. Мы виделись с ним в середине апреля, а сейчас уже середина августа. Ты понимаешь, мы долго тебя искали. Гораздо дольше, чем прочих богов.

— Ты знаешь, зачем мы здесь? — спросил Норман, решив вмешаться, пока его брат снова не начал трепаться.

— Не имею ни малейшего понятия, — отозвалась женщина.

— Нам нужны твои яблочки, Иден, — с улыбкой произнёс Вальтер. — Немного, всего несколько штучек. А ещё нам нужно узнать, как из Мидгарда проникнуть под корни Иггдрасиль. Флориан сказал мне, что ты знаешь. Ты будешь хорошей девочкой и всё нам расскажешь…

— Или будешь плохой девочкой и тебя придётся заставить? — уточнил Норман, направив лезвие своего меча в сторону женщины.

— Я скажу всё, что вы хотите знать, но если вы и дальше будете применять силу, я лучше умру. В Рагнарёк в армии Асгарда от меня будет немного пользы, — слова Иден были тверды, хотя голос дрожал.

— А ты права, — всё с той же простодушной улыбкой, которая не сходила с его лица, сказал Вальтер. — Норман, убери меч.

Норм исполнил просьбу брата, опустив оружие остриём в пол, и тогда Идунн заговорила:

— Вам придётся вернуться в Скандинавию. Корни мирового древа не сложно найти. Но ход расположен глубоко-глубоко под землёй, куда не добраться смертному человеку. Возможно, ваши тела не выдержат этих нагрузок. Я не знаю. Я лишь хранитель тайны и могу указать место на карте, а сама я там ни разу не была.

— Помни, что обманывать не стоит, — добавил Норман. — Йормунганд пусть и не всеведущ, но доложит нам, если мы будем двигаться в неверном направлении.

Иден поморщилась при упоминании Мирового Змея.

— Мой брат говорит правду, так что будем честны друг перед другом, — Вальтер положил на прилавок свой смартфон и открыл карту. — Давай, показывай. И спасибо за сотрудничество — ты очень мила.

В этот момент со стороны послышались хрипы. Хеймдалль очнулся. Но было поздно. Иден уже указала точку на карте и Вальтер поставил там виртуальную метку.

— Найдёте древо, олицетворяющее Иггдрасиль, и будете на месте, — произнесла Иден напоследок.

— Скоты, дети лжи, — простонал страж богов, с трудом садясь. — Это вы, вы во всём виноваты. Убийцы. Уничтожители миров.

— И мы рады видеть тебя, Хеймдалль, — отозвался Вальтер, прислонившись спиной к стойке Иден и убирая свой смартфон во внутренний карман куртки.

Девушка тут же спустилась вниз и помогла богу подняться на ноги. Хеймдалль зажимал рану, но кровь всё равно сочилась между пальцев и текла по его лицу. Когда в него летел злополучный горшок, он не успел заслониться. Спасло его лишь то, что он был богом, который вчера прибыл из Асгарда, а потому рана была не такая серьёзная, какой могла быть. Просто очень неудачно рассекло кожу возле линии волос.

— Здесь вам больше нечего взять, — произнёс бог, который прекрасно слышал конец разговора. — Убирайтесь.

— Ошибаешься, — Вальтер легко откинул крышку с ящика, который стоял на прилавке, и обнаружил желанные им яблоки.

— Мало того, что вы охотитесь за нами и убиваете нас, так теперь вы решили лишить нас молодости и силы, — с ненавистью бросил Хеймдалль. — Знайте, что без боя я вам их не отдам.

— Успокойся, страж, или тебя успокоить? — бросил ему Норман. — Нам будет скучно, если в Рагнарёк на поле битвы с вашей стороны выйдет лишь кучка немощных стариков.

— Мой брат говорит правду, — кивнул Вал, соглашаясь со всем вышесказанным. — До Рагнарёка осталось около двух с половиной лет. Так что нам нужно немного, лишь бы протянуть до того срока. Остальное оставьте себе — мы не жадные.

— Вы лжёте, — осудил Хеймдалль. — Вопрос только один: в чём?

— Ваши суждения нелепы, — Норман опёрся на свой меч, как на трость. — Если бы мы хотели вас убить, уже бы убили. Хотели бы обмануть — обманули. Но мы прошли долгий путь отнюдь не для того, чтобы убивать и лгать, хотя это, признаться, и планировалось в самом начале.

Хеймдалль упрямо молчал.

— Берите яблоки, сколько нужно, и уходите, — попросила Иден. — Я уже дала вам всё, что могла.

— Желание хозяйки — закон, — Вальтер вытащил из внутреннего кармана своей куртки небольшой холщовый мешок.

Около десятка яблок исчезло в мешке, но в ящике осталось ещё полно не менее спелых и волшебных плодов.

— Всего доброго, уважаемые, — бросил Норман, двигаясь по направлению к двери.

— Не поминайте лихом, — в шутку сказал Вальтер и отсалютовал Иден.

— Что же вы замыслили? — обречённо прошептала девушка, но всё равно в тишине магазина её голос расслышали все.

— Мы не замыслили, — ответил Вал, решив не оставлять милую женщину без ответов. — Всё было предрешено с самого начала. И сейчас мы отправимся в самую глубокую пещеру, чтобы до великой битвы успеть наладить отношения с теми, с кем были разлучены на долгие годы. С нашими родителями.

Дети Локи покинули магазинчик Иден, оставив богов наедине с их растерянностью, ненавистью и непониманием. Везде, где проходили Вальтер и Норман, все боги чувствовали горечь от невозможности что-либо исправить. Сами же сыновья Локи ощущали себя свободными и воодушевлёнными на новые свершения. Однажды Один с братьями сотворили миры. Локи и его детям было суждено сотворить конец миров.

Дорогая сестра. Когда мы уезжали, я думал, что наша дорога от начала до конца будет залита кровью. Я думал, что мы идём копать могилы асгардским богам. Я ошибся. В самом начале я ещё переживал по этому поводу, но чем дальше мы двигались, тем больше пользы получали от того, что не рубили головы направо и налево.

Как ты, вероятно, уже знаешь, Скади была убита нами. Она заслужила эту смерть, и убить её быстро было скорее отпущением грехов, чем актом жестокости. Все остальные были помилованы нами. Только до начала последней битвы, разумеется.

Теперь, обладая нужной и важной информацией нам ничего не остаётся, кроме как двигаться к заключительной точке нашего путешествия, после которой мы вернёмся к тебе. Итак, мы собираемся освободить нашего отца.

Твой брат Вальтер.

Серый автомобиль со скрипом и порыкиванием остановился на заснеженном плато у подножья горы. Вальтер заглушил мотор, но он замолчал не сразу, ещё с минуту продолжая старчески похрипывать. Возможно, что-то в этой машине успело прийти в негодность, но ничего удивительного. Их путешествие было довольно долгим. И оно ещё не закончилось.

Вальтер открыл дверь и вылез наружу, потягиваясь и зевая. Он радовался ярким лучам солнца, которое всё ещё оставалось холодным, хотя сентябрь только приближался к своему концу. Конечно, после осеннего равноденствия, тем более на севере, солнцу и полагалось быть холодным, если не брать в расчёт тот факт, что особого тепла Мидгард не видел в этом году ни весной, ни летом.

Встряхнувшись, Вал отправился поливать ближайший куст. Услышав шаги хозяина, Фенни тоже запросился на улицу, скребясь лапой в задние двери фургона изнутри. Норман открыл ему створки, и огромный волкособ с поскуливанием вырвался наружу, чтобы сделать свои дела за деревьями. Норм тоже вышел из грузовика. С хрустом размяв шейные позвонки, он слегка поёжился от ветра и застегнул куртку. Норман по-прежнему хорошо переносил холод, а вот Вал возвращался к машине, растирая покрасневшие руки, хотя на нём был толстый свитер.

За время путешествия фургон Вальтера и Нормана изменился. Теперь он был не просто серым, а серебристым, и на его боку красовалась аэрография в виде восьминогого жеребца с красной гривой. На лбу нарисованного Слейпнира виднелась руна «Райдо». В очередной раз глянув на этот шедевр, Вальтер спросил у брата:

— Тебе не кажется, что мы с тобой дурачимся? Вроде бы отправлялись в серьёзное путешествие, а вместо этого развлекаемся.

— Подумаешь, — отозвался Норман, приобнимая близнеца за плечи. — Не всё же думать о деле. Мы с тобой хорошо постарались и хорошо отметили. Ты сам говорил, что деньги правят миром, так почему бы не пустить их в дело? А увековечить Слейпнира на нашем автомобиле — и вовсе благое дело, он тоже наш брат. Может, стоило и его разыскать?

— Если бы Слейпнир был в Мидгарде, мы бы об этом уже знали. Полагаю, мы его не чувствуем, потому что наш отец ему мать?

Норман расхохотался так, что эхо раздалось в горах. Вальтер тоже улыбнулся собственной шутке. Хотя потешаться над отцом и этим эпизодом его жизни было не слишком почтительно. Фенни на секунду подбежал к хозяевам, чтобы посмотреть, почему они издают такие громкие звуки, но не узрев ничего интересного, продолжил носиться по снежному полю. Пса утомляли долгие поездки в тесном автомобиле.

— А меж тем, у нас ещё есть важные и неотложные дела, — произнёс Вальтер, оглядываясь.

— Мы точно приехали в нужное место? — уточнил Норм у близнеца. — Иден могла и соврать.

— Могла, но не соврала, — Вальтер вернулся к кабине автомобиля.

В заваленном всяким хламом бардачке Вал отыскал мощный бинокль. Мужчина был уверен в том, что они прибыли куда надо. Вернувшись на место рядом с братом, Вальтер запрокинул голову и поднёс бинокль к глазам. Настроив чёткость окуляров, сын Локи разглядел кое-что интересное на вершине горы, перед которой они оказались.

Сквозь снежный туман можно было увидеть дерево, растущее на самом обрыве. Не хлипкую сосенку, которая случайно «забралась» туда благодаря птицам, а мощный ясень. И ясень этот был зелен, не смотря на лежащий кругом снег. Вал молча передал бинокль брату, чтобы тот убедился. Прямо под ясенем, на отвесной стороне горы, куда вряд ли могли забраться простые туристы, виднелся чёрный провал пещеры.

Как и сказала Иден, они найдут там «дерево, олицетворяющее Иггдрасиль» в качестве опознавательного знака. И богиня сказала правду. Стоило сыновьям Локи прибыть в город Риксгрансен, находящийся на границе Швеции и Норвегии, они едва ли не у первого встречного узнали про этот ясень, зелёный круглый год, наплевавший на законы природы. Не менее популярна у путешественников была и пещера под деревом. Если кому и удавалось подобраться к ней, то спускаться решались не многие. А решившись, так и не доходили до самого дна.

— Знаешь, от чего мне страшно? — вдруг сказал Вальтер, оглядываясь, будто кто-то мог их подслушать. — От того, что мы слишком быстро добрались сюда. Долгие годы я лелеял свои планы, но реальность извернула всё по-другому. Я надеялся, что мы будем путешествовать несколько лет, что убьём много асгардцев, которые сбежали в Мидгард от тьмы. И только потом, залитые кровью, придём к отцу, чтобы его освободить.

— Ну, так мы могли бы, — пожал плечами Норман, отнимая бинокль от глаз и смотря на близнеца.

— Да, но был ли в этом смысл? — спросил Вал, нервно поправляя руками свою отросшую чёлку, и сам ответил на свой вопрос:

— Никакого смысла в такой резне не было бы. Всё равно те боги, которым мы сохранили жизнь, падут в Рагнарёк. А к нему мы движемся семимильными шагами.

— Обидно лишь, что Тора в Мидгарде нет, — хмыкнул Норман. — Тупой здоровяк не смог прижиться здесь и сбежал.

— Когда я вспоминаю, как Флориан рассказал мне, что других богов, кроме Иден, в Мидгарде нет, — Вальтер слегка помедлил, прежде, чем продолжить, — я тогда действительно расплакался. За всю свою жизнь я оплакивал что-то всего два раза. Первый раз твою смерть, второй — крушение своих планов.

— Это всё не важно, — Норм вдруг прильнул к брату и крепко его обнял. — Я с тобой. А информация, которую мы получили от Флориана, куда важнее кучки отрубленных голов.

— Ты прав, — согласился Вал, слегка поспешно отстраняясь от близнеца. — Всё равно мы оказались здесь, и не важно, каким путём.

— Правда, теперь нам нужно быть осторожными. Если бы мы убивали всех, то не рисковали стать жертвами.

— О, да. Боги многое про нас знают. Всевидящий Хеймдалль следит за нами. А когда мы вызволим отца, тьма начнёт отступать. Миры будет возрождаться, на сколько это возможно при вечной зиме. И главное — проснётся Один.

— Жду не дождусь, — с улыбкой сказал Норм. — Пускай теперь попробуют на нас поохотиться. Мы ведь не обещали сохранить им жизни, если они нападут первыми?

— Не обещали, — Вальтер не разделял воодушевление брата. Он был слегка на взводе. Что-то необъяснимое его тревожило.

— Знаешь, о чём ты на самом деле печалишься? — спросил Норман, увидев те симптомы, которые мог разглядеть только близнец. — Не о том, что наш путь кончился так быстро, а о том, что мы слишком поспешно начали. Порой и я вспоминаю, что жить нам осталось чуть больше двух лет. Мы исполним предназначение, устроим Рагнарёк, и что? За этот короткий срок мы не успеем насладиться обществом друг друга, как братья. Нас так надолго отняли друг от друга. Мы не успеем наладить отношения с матерью и отцом, с Хельгой и Фенни. Вот что тебя тревожит. И меня тоже.

Это была самая долгая и проникновенная речь, какую Вальтер слышал от брата. Сам он не мог ответить на неё, ибо ему нечего было добавить. Фенни подошёл к братьям и встал между ними. Сперва он потыкался носом под колено Норману, затем напросился на ласку к Вальтеру.

— Фенни прав, — сказал Вал, гладя волкособа по чёрной блестящей шерсти. — Мы не можем стоять тут весь день ожидая, пока стемнеет. Пора подниматься.

— Но сперва надо поесть, — напомнил Норм. — Для такого подъёма нужны силы.

Братья вернулись в фургон, оставив Фенни наслаждаться горными просторами. Вальтер привычно достал из багажа чемоданчик со шприцами и сделал Норману инъекцию питательного вещества. Запасы иссякали. Хельга уже шесть раз за время их путешествия посылала дополнительные наборы. Последней партии, которую они получили в штате Кентукки, должно было хватить до возвращения.

Пока Норм отдыхал после получения своей дозы, Вал собрал себе незамысловатый завтрак: банка тушёнки, два варёных в крутую яйца, кусок хлеба и чёрный кофе из термоса. Еда была свежей. Пока близнецы выясняли про местонахождения ясеня, Вальтер заодно пополнил свои запасы.

— Ты сказал, что оплакивал крушение планов, — вдруг произнёс Норм. Он лежал на своей кушетке, закинув руки за голову и смотря в потолок. — А что чувствуешь сейчас?

— Лёгкое удовлетворение и несоизмеримый ему необъяснимый страх, — признался Вальтер, приканчивая жирную тушёнку.

— Страх — это как раз объяснимо, — произнёс Норман.

— Ты думаешь? — спросил Вал, выкидывая из машины пустую консерву. Он собирался поднять её после, когда Фенни с ней разберётся. Пёс обожал вылизывать банки после Вальтера, даже если был сыт.

— Конечно, — невозмутимо отозвался Норм. — А что если мы не дойдём? А что если это ловушка, а не нужный путь? А что если путь нужный, но придя, мы обнаружим родителей мёртвыми. Или сумасшедшими? Или в пещере будет засада. Или ещё чёрти сколько ужасных вариантов.

— Вот спасибо, подбодрил, — язвительно заметил Вальтер, запивая сухой яичный желток большим глотком кофе.

— Не трусь, — хмыкнул Норман, садясь на лежанке и обращая взгляд на брата. — Даже если всё покатится в Нифльхейм, у тебя буду я, Хельга, Йормунганд и Фенни. И уж до Рагнарёка мы как-нибудь дотянем.

Пока Вальтер завтракал, Норм начал выкидывать из кузова их альпинистское снаряжение, купленное вчера в городе. Закончив с едой, Вал принялся ему помогать. Поблизости крутился Фенни, гоняя пустую консервную банку. Кругом на белом снегу петляли его следы.

Братья не планировали спать и много есть по дороге, а потому в их рюкзаках было мало вещей. По два фонарика на каждого, вода и сухой паёк для Вальтера, два шприца с питательным веществом для Нормана, два набора термоодежды для отца и матери. Тела богов оставались нетленны, чего нельзя было сказать об их одежде. Кроме того, братья распределили между собой различные карабины, петли, ледорубы и мотки альпинистской верёвки, которые должны были помочь им создать крепкую связку и не сверзнуться с высоты. Без всего этого дальше пятидесяти метров им было не добраться. А путь предстоял в четыре раза более долгий.

Вальтер и Норман переоделись в термоодежду, утеплённые куртки и штаны, обули альпинистские ботинки, поверх которых нацепили кошки. На руках их были не скользящие перчатки, на головах — тонкие шапки и альпинистские каски. От слепящего солнца, отражённого от снега, их должны были защитить очки с поляризационными линзами.

Несколько раз проверив снаряжение и одежду, Вальтер запер кабину фургона, оставив Фенни охранять кузов. Убедившись, что псу хватит еды, близнецы молча направились к горе. Путь им предстоял не близкий.

Только укрывшись в пещере, братья смогли перевести дух. Это, определённо, была не самая высокая гора в мире, но самая высокая из тех, на которую Вальтер планировал забраться. Норман был куда менее уставшим, ибо много свободного времени посвящал физическим тренировкам. Но сейчас он меньше всего хотел посмеиваться над своим неспортивным близнецом.

К тому моменту, когда они оказались под ясенем, уже вечерело. Путь им осложнял лёд и ветер, будто сама природа сопротивлялась этой спасательной операции. Почти всю дорогу братья молчали. Говорили только по делу, чтобы убедиться в собственной безопасности. Теперь, когда они могли отдохнуть и поесть, пройденный путь казался чем-то очень далёким. Только нарастающая боль в мышцах напоминала об этом.

— Так близко к небесам я ещё не был, — протянул Норман, расслабляясь после инъекции.

— Это ты ещё на самолёте не летал, — произнёс Вальтер, посмотрев в чёрный зев пещеры. — Я с ума схожу, как думаю, что нам ещё спускаться вниз.

Братья сидели бок о бок, чтобы ветер меньше продувал их со всех сторон. Они устали, после еды Вальтера начинало клонить в сон, но он стойко держался, осознавая, что ни о какой задержке сейчас не может быть и речи.

— А ещё нам после подниматься наверх и снова спускаться, но уже по скале. Ещё и с родителями на привязи, — пробормотал Норм. — Меньше думать надо, больше делать.

— На протяжении всего пути от тебя это слышу, — скривился Вальтер. — Бесишь уже.

Вал встал и извлёк из недр рюкзака свой фонарик. Осветив ближайшую часть пещеры, сын Локи убедился, что она, как длинная кривая лестница спускается всё ниже и ниже.

— Делать нечего, надо идти, — произнёс Норм, подходя к брату со своим фонариком и тоже осматриваясь. — Времени нет.

Собрав своё снаряжение, братья вновь обвязались верёвкой, образовав надежный тандем. В одной руке у каждого был ледоруб, а фонари они закрепили на касках.

Спуск был ничем не лучше подъема, но оказался куда глубже, чем предполагалось. По началу было легко. Периодически попадались горизонтальные и довольно широкие островки на которых можно было отдохнуть. Они напоминали ступени гигантской лестницы. Местами между этими ступенями зияли большие провалы, где было почти не за что зацепиться. Но после подъёма на гору спуск, даже со всеми его трудностями, казался увеселительной прогулкой.

Примерно через час пути вниз Вальтер и Норман потеряли ход времени. Во тьме этой пещеры оно становилось чем-то нереальным и зыбким. Поэтому неизвестно, сколько часов прошло, когда им стало трудно дышать. Вал чувствовал, как его грудную клетку словно сдавливают клещами. Братья начали брать перерывы после особо крутых спусков. Даже Норм стал бледнее обычного, а по его лбу катился холодный пот.

Чем ниже спускались близнецы, тем хуже светили фонари, и даже смена батареек спасала ненадолго. Вальтер начал задумываться о том, что ещё немного, и им придётся искать путь на ощупь, а это грозило нежелательными травмами. Даже лёгкий вывих мог стоить им жизни, ведь не известно, сколько ещё оставалось спускаться.

— Попробуй магию рун, — посоветовал Норман, видя тщетные попытки брата сохранить работу фонариков во время очередной остановки. — Мы уже не в Мидгарде, я чувствую это.

Вальтер посмотрел на Норма, как на мессию. Разумеется, как он сам об этом не догадался. Судя по ощущениям, они уже спустились куда ниже уровня земли. И кому, как ни Норману знать, что такое пересекать грани между мирами.

— Ты прав, — коротко отозвался Вал, прижимаясь спиной к каменному выступу в стене хода.

Вальтер давно не пользовался рунами по их прямому назначению. Руна «Кано» могла не только освещать путь в фигуральном смысле, но и давать настоящий огонь. Но не в Мидгарде, где магия была чем-то неестественным. При свете умирающего фонаря Вальтер извлёк из внутреннего кармана куртки небольшой мешочек. Этот мешочек, как оберег, был всегда с ним, пусть Вал и редко им пользовался. В нём были деревянные плашечки с рунами, всё ещё пахнущие деревом и огнём, в котором Вальтер обжигал их. Найдя плашечку с руной, напоминающей надломленную ветвь, Вальтер снял перчатки и зажал её между ладоней, как пойманную бабочку.

Фонари погасли. Братья очутились в темноте. Теперь была одна надежда — магия. Норман молчал, Вальтер сосредотачивался над руной. И вот яркий язычок пламени показался в ладонях сына Локи. Он был маленьким, как огонёк свечи, но постепенно становился всё больше, пока не увеличился до размеров факела.

— Получилось, — с улыбкой произнёс Норм, едва сдерживаясь, чтобы не кричать от радости.

— Да, но теперь тебе придётся вести меня, — Вал переложил ворох пламени, вившийся над рунной плашечкой в левую руку. Теперь его рука напоминала факел-чашу, которые обычно наполняли маслом и подвешивали на цепи, чтобы осветить жилище.

Братья продолжили путь, спускаясь всё ниже в ненасытный зев пещеры. Норман периодически подхватывал брата и прижимал его к себе, когда им предстояло особо длинное падение. Чем ниже под землёй они были, тем ярче становилось пламя, но тем холоднее было вокруг. Спуск, как и в начале, становился всё более пологим, широкая пещера сужалась.

Вдалеке забрезжило свечение. Зеленовато-фиолетовое. У Вальтера, который первым разглядел его, едва не остановилось сердце. Это было делом рук Йотунов. Особый светящийся мох, который они набили в щели, чтобы осветить пещеру, когда забирали тело Нормана. При свете этого мха Вальтер чертил руны на камнях под телом своего отца.

— Что с тобой, идём дальше? — сказал Норм, который не мог узнать этого места.

— Дороги назад уже нет, — прошептал Вал.

Вальтер отошёл от брата, ведя его за собой. Он знал, что дальше дорога будет прямая, ведь он уже приходил сюда. С каждым шагом ноги его будто наливались свинцом. Огни пещеры были всё ближе. Ход снова расширялся, у него появились ответвления. Норман понял, на сколько они близко, когда заметил конец лаза.

И вдруг раздался ужасный крик, затем грохот. Земля ушла у братьев из-под ног. Сверху посыпались камни и осколки сталактитов. Руна в руках Вальтера погасла, Норман навалился на него сверху, и они оба рухнули на каменный пол.

На землю упали Вальтер и Норман.

Из-под камней выбрались Вали и Нарви.

Они скинули с себя ненужные мидгардские имена, как скидывали груду булыжников со своих тел. Эти камни могли бы их раздавить, но братья отделались ушибами и ссадинами. А всё потому, что здесь они больше не были теми слабыми и беспомощными людьми, чьи маски они носили. Они явились богами, какими могли бы стать, если бы асгардцы не вмешались в их жизнь.

Перевоплощение близнецов было незримо для простого смертного, но не для того, кто смотрел сейчас на них. Близнецы явно почувствовали на себе этот пристальный взгляд мужчины, что лежал на трёх камнях. Даже в тусклом свете мха эти зелёные глаза сияли ярко.

Там, в глубине пещеры, в её нескончаемом мраке, братья увидели фигуру. Бледную тень той самой женщины, что породила их на свет. Наготу её едва скрывали ветхие куски ткани, бывшие когда-то домашним платьем. На вытянутых руках она держала глубокую чашу. Руки её были тонкими и морщинистыми, как у старухи, но они не дрожали. За столько лет к этой тяжкой ноше можно было привыкнуть. На камнях, защищённых чашей от яда змеи, лежал обнажённый человек. Его фигура была менее истощена, чем у женщины. Кожа побледнела, лишённая солнечного света. Волосы, некогда яркие, как огонь, поблёкли и местами поседели. Но яркие зелёные глаза все равно светились, пускай вокруг этих глаз и разлетались страшные шрамы от ожогов.

Вали стало трудно дышать. Голова кружилась и устоять на ногах ему помог только бдительный Нарви, который подхватил его под локоть. Слишком сильны были его чувства при виде отца и матери, спустя столько долгих лет. Нарви же, напротив, был твёрд и замкнут. Даже если он и испытал что-то, по лицу его было не прочесть ни одной эмоции.

— Ну же, подойдите ближе, — голос бога обмана был таким же хриплым, как у Нарви после воскрешения. — Я заждался вас.

— Ты знал, что мы идём? — спросил Вали, позволяя брату отпустить себя и медленно приближаясь к пленнику. Вал ловко избавился от верёвки у себя на талии и их с братом связка распалась.

— Знал, — Локи блаженно прикрыл глаза и улыбнулся. — Йормунганд показал мне. И я обрёл умиротворение от этого знания. Я, признаться, много времени провёл, поддерживая связь с Йормунгандом. И очень часто смотрел на мир глазами моих детей. Особенно твоими, Вали. А что ещё остаётся тому, кто потерял свободу на много-много лет.

Локи рассмеялся и этот хриплый смех казался жутким в тихой пещере. Вали ничего не ответил на это. Он остановился в пяти шагах от ложа отца и пока не планировал подходить ближе. Нарви обошёл брата, заглянул ему в лицо и всё понял.

— Тогда позволь нам освободить тебя, — Нар подошёл ближе к месту заточения отца и вытащил из-за спины меч.

Блеснул в полумраке меч Рунблад, клинок которого был зачарован рунами, смочен кровью и слюной Фенрира-волка, кровью Тюра и Фрейра. Нарви навис над отцом и занёс меч. Но он разрубил не путы, связывающие Локи. Голова змеи упала в пустую чашу Сигюн, а она даже не вздрогнула. Мёртвая змея трепыхалась, разбрызгивая кругом свою кровь, которая не была такой ядовитой, как её слюна. Нарви приставил остриё меча к сталактиту и позволил трупу змеи скатиться по нему, а затем перебросил его на землю. Змея оставила кровавый след на блестящем лезвии.

Нарви посмотрел на отца и встретился с его ожидающим взглядом. Локи молчал, он прикрыл глаза, словно отдавал свою жизнь в руки сына. Мечник занёс своё орудие снова и принялся рубить путы. От своих собственных кишок он избавлял Локи. Кишки разрывались с треском, как туго натянутые канаты, и очень скоро отец был свободен.

Преодолев все свои сомнения, Вали поспешил к отцу, чтобы помочь ему встать. Всё время, пока Нарви освобождал Локи, Вал смотрел на мать. Сигюн не сдвинулась с места ни разу, она всё так же держала чашу на весу, словно не видя, что никакой змеи уже нет, а её супруг свободен.

Используя собственную силу, ту, что ещё была в нём, Вали разорвал магическую вязь. Источник силы, идущий от древа жизни в тело Локи иссяк. Очень скоро тьма отступит и всё вернётся на круги своя, если это возможно в преддверие конца света. Вали подал отцу руки. Локи с благодарностью принял этот жест. Холодная кожа трикстера коснулась кожи его сына, которая пылала от внутреннего жара. Нарви подоспел на помощь и подхватил отца, хотя тот уверенно стоял на ногах. Нар отвёл его в сторону, на каменную насыпь, подальше от проклятого алтаря, чтобы отец мог сесть и одеться.

Сигюн продолжала смотреть вперёд остекленевшим взглядом. Даже когда Вали обошёл пустые булыжники со стороны и встал подле богини.

— Ну же, идём с нами, мама, — мягко произнёс Вал, беря женщину под локоть. — Идём, с нами ты, наконец, будешь в безопасности.

— Нет, нет, я должна быть здесь, с любимым мужем, я должна охранять его от этой змеи, — Сигюн бормотала эти слова как мантру, словно в них был смысл её жизни.

— Мама, прошу тебя, идём, — Вали настойчиво потянул её за собой.

— Нет! — завизжала Сигюн и заплакала. Из её полуслепых глаз потекли слёзы таким мощным потоком, что сын испугался.

— Оставь её, Вали, — сказал Нарви, кладя руки на плечи брата и мягко отводя его от матери. Вал вздрогнул, он даже не слышал, как брат подошёл к нему. — Она всё равно что мертва. Но в отличие от меня её не воскресишь.

— Я буду жить, — продолжила причитать Сигюн. — Я должна быть здесь, со своим любимым Локи. Я должна защищать его от яда. Я должна… должна… должна…

Её слова сливались в бормотание. Она действительно не видела ни пустых камней, ни своих сыновей, ни мужа, что уже сидел на каменной осыпи, далеко от места своего заточения. Локи, словно он не был причастен к развернувшейся драме, чинно натягивал на себя чёрную термоодежду, подолгу вертя в руках каждую вещь.

— Мама, неужели ты не видишь, что мы освободили отца? — спросил Вали жалобно, не желая терять надежду. — Мама, ты забыла нас? Я твой сын, Вали, тот, который убежал волком от этого места, а теперь вернулся. А вот Нарви, живой и невредимый. Мама, идём, я прошу тебя…

Но Сигюн не слышала сына. Она продолжала бормотать несвязный бред, держа чашу в вытянутых руках, в которой лежала отрубленная змеиная голова в луже собственной крови.

— Сын мой, я боюсь нам придётся оставить её здесь, — до Вали донёсся голос Локи, и он вздрогнул снова. В тишине пещеры это голос был так хорошо слышен, не смотря на расстояние. — Её нет с нами. Она где-то во тьме Нифльхейма, и блуждает там уже давно. И призвать её оттуда нет шансов. Я уже пытался.

Вали стиснул зубы. Он не мог поверить в это. Когда он пришёл в эту пещеру, чтобы нанести магические руны и забрать тело брата, он не говорил ни с кем, оставив без внимания отца и мать. Он вспомнил её добрый, но безучастный взгляд. Сигюн уже тогда начала сходить с ума, а Вали даже не обмолвился с ней словечком.

— Нет, ну не может этого быть, — Вал был в отчаяние и потряс женщину за плечи. — Мама, мама, прошу, услышь меня!

Чаша выпала из рук Сигюн и с треском разбилась о камни, разбрасывая вокруг окровавленные черепки. На какое-то время в пещере воцарилась невероятная тишина. Сигюн смотрела на черепки и на голову змеи у своих босых ног. Вали, затая дыхание, ждал, что вот-вот его мать очнётся и поймёт, что змея мертва, а камни пусты. Тишина была нарушена нечеловеческим воплем Сигюн, который мог бы вызвать новый обвал камней. Она видела только разбитую чашу. Женщина кинулась на камни, где ещё недавно лежал Локи, и затихла.

Вали отшатнулся и упёрся спиной в свод пещеры. Нарви, ошеломлённый не меньше брата, подошёл к матери и перевернул её. Сигюн не подавала признаков жизни.

— Быть того не может, — прошептал Нарви, оборачиваясь на брата. — Мертва.

— Нам пора уходить, — обречённо сказал Вали бесцветным голосом. Он направился к выходу, держась за каменные стены пещеры и более не смотря на мать.

— Вали, Нарви, дети мои, — произнёс Локи, когда сыновья подошли к нему. — Поверьте, умереть здесь для вашей матери было лучшим исходом. Даже будь она в своём рассудке, она не дала бы вам двигаться дальше. Даже мысль о том, чтобы устроить Рагнарёк для неё была ужасной. Она стала бы отговаривать вас от этой идеи, но мы-то с вами знаем, что Рагнарёк нужен миру так же, как и нам.

Хрипота делала голос Локи вкрадчивым и тихим, как у любовника, который говорит со своей женщиной ночью, прежде, чем возлечь с ней в кровать. Этот голос завораживал и заставлял подчиниться. Слушая отца, Вали молчал, но всё запоминал. Что-то в словах трикстера ему совершенно не нравилось.

Не смотря на желание побыстрее уйти, Вали долго сидел на каменной насыпи, думая обо всём произошедшем. Нарви занимался похоронами матери. Он обмыл её водой, которую взял с собой брат, переодел в чистую одежду, расчесал пальцами волосы, как мог, и возложил на три камня, где ещё недавно лежал Локи. Сигюн казалась умиротворённой, как бывало дома, когда она засыпала на скамье за шитьём, а сыновья находили её по утру. Нарви хорошо помнил, как вместе с братом ходил за водой и разводил огонь в камельке, давая матери возможность поспать подольше.

Локи с интересом наблюдал за сыновьями. На его лице не было ни сочувствия, ни боли утраты. Он просто наслаждался всем происходящим, воспринимая смерть жены как часть собственной жизни. Поймав выражение любопытства на лице отца, Вали не выдержал. Мужчина встал с каменной насыпи и выбрал для себя ровно место. На этом месте он начал чертить круг собственной кровью, порезав подушечки пальцев об острые камни.

— Что ты делаешь? — спросил Нарви, приближаясь к брату.

— Я делаю арку, — сквозь стиснутые зубы ответил Вали. — Так что отойди и не мешай.

Нар подсел к отцу, который наблюдал за действиями сына с интересом мальчишки. Локи, разумеется, не мог знать, что «арка» — это заклинание перемещения, которым пользовался его сын. Давным давно Вали сочинил его, чтобы попасть в Мидгард, и собирался применить его снова.

Начертив ровный круг, Вали начал выводить внутри него рунные символы один за другим. «Анзус», «Райдо», «Кано», «Хагалаз». Раз за разом, по кругу, делая лишь небольшие отступы между последней и первой руной.

— Силой Локи, я пролагаю себе путь, осветив его огнём и уничтожив все препятствия, — шептал Вали, как безумец, тратя свою кровь на рунные рисунки.

Когда круг был закончен, Вал встал внутри круга. Нарви и Локи молча присоединились к нему. Слова не могли разрушить заклинание, но это была минута молчания. Больше в эту пещеру никто не вернётся. Теперь это была могила Сигюн — добрейшей из богинь.

Перемещение произошло в мгновение ока. Вот Локи и Нарви приблизились к Вали внутри рунного круга, и стоило ему положить свои окровавленные ладони им на плечи, как все трое оказались на чистом снежном поле рядом с серебристым фургоном.

Лишь одного сыновья Локи не учли. К моменту их возвращения солнце сияло высоко. Трикстер, оказавшись на свету, пошатнулся и закрыл руками лицо, словно яд змеи снова жёг его глаза. Бог упал на колени и застонал от боли. Вали и Нарви не сразу поняли, что привыкший ко тьме Локи не мог выносить яркий солнечный свет. Близнецы среагировали одновременно. Нарви стянул с себя очки, а Вали — шапку, вывернув её наизнанку. Затолкав тонкую шапку под линзы очков, Нар надел эту маску на Локи. Теперь глазам бога ничего не угрожало. Вал помог отцу подняться.

Сейчас, при свете дня, братья смогли разглядеть Локи как следует. Отец и правда был жутко бледен и походил на одного из мертвецов Хель. Это было видно даже сквозь грязь и пыль, которыми был покрыт не только отец, но и сыновья. В рыжие волосы Локи закралась седина, губы были сухими и сочились кровью, когда он улыбался. Потрескались все крестообразные шрамы, которые украшали губы бога обмана после спора с гномами. Трикстер похудел, но его нельзя было назвать истощённым. Сила Иггдрасиля поддерживала его все эти годы не хуже молодильных яблок Идунн.

Теперь Локи был слеп, но он удивительно уверенно шёл, когда сыновья повели его к машине. Возле автомобиля их ждал Фенрир. Цепь Глейпир, некогда самое прочное, что существовало во Вселенной, лежала разорванная на куски у его лап. Волк всё ещё был размером с собаку, но при этом шерсть его вздыбилась, так что он казался больше, чем раньше. В глазах его появилось выражение полной осмысленности и вековой мудрости, которая может быть свойственна лишь божественному существу. Фенрир вышел навстречу к Вали и припал на передние лапы, отвесив ему поклон.

— Вали, брат мой, — произнёс волк глубоким грудным голосом. — Я благодарен тебе за все года, что ты заботился обо мне, пока я был беспомощен. Так что знай, я буду предан тебе, как слуга, и верен, как брат всякий день с этого момента и до конца Рагнарёка.

Вал тупо уставился на волка и не смог сдержать смешок. Но Фенрир ждал ответ, поэтому он произнёс:

— Странно слышать клятвы от сына бога лжи, но я принимаю их.

Локи усмехнулся при этих словах.

— Я слышу голос моего Фенрира-волка, будущего поглотителя солнца и луны, убийцы Одина, — сказал бог обмана. — Но с вами нет Хель. Какая жалость.

— Мы возвращаемся в место, которое можем назвать домом, — объяснил отцу Вали. — Хель ждёт нас там.

Сыновья помогли Локи забраться в фургон и устроиться внутри на одной из кроватей. После этого Вали вышел наружу и хотел было сесть за руль, но Нарви остановил его на половине пути.

— Стой-стой, куда это ты собрался, — Нарви схватил брата за плечи. — Ты же на ногах еле стоишь от усталости. Иди-ка поспи, а я поведу.

— Я в полном порядке, — Вал попытался отмахнуться, но не смог даже на миллиметр сдвинуть руку брата. — До ближайшей гостиницы доедем, а там передохнём.

— Гостиницы? — спросил Нарви с удивлением. — Нам некогда останавливаться в гостиницах, тем более, когда с нами отец. И Хель нас ждёт.

Вали приник к брату, обняв его за шею, и зашептал в самое ухо:

— Я не готов сейчас оставаться с отцом один на один. Я чувствую, что он имеет на меня большое влияние.

— Я понял тебя, — кивнул Нарви, немного напуганный таким заявлением близнеца. — Пойду скажу отцу и Фенриру, что сяду с тобой в кабину, чтобы сменить если что, а они пускай отдыхают. Позже сделаем перерыв, где-нибудь на пустыре, и выспимся как следует.

— Да, так будет лучше, — Вал был благодарен брату за понимание.

Вали сел за руль. В боковое зеркало он разглядел своё лицо в садинах и синяках. Нарви выглядел так же, если не считать того, что у близнеца не были стёрты до крови пальцы. Но ужасный внешний вид и эти царапины были меньшей из проблем.

Вал был в смятении. Там в пещере слова отца были для него откровением. Пугающей правдой, о которой он догадывался. Ему и Локи ещё предстоял долгий разговор, но не раньше, чем они вернутся к Хель.

Вскоре послышались звуки закрывающихся задних дверей и через полминуты Нарви взобрался на пассажирское сиденье рядом с братом. Вали завёл мотор. Фургон глухо зарычал и покинул снежное плато.

Когда Вали поворачивал ключ в замочной скважине двери, которая отделяла его, братьев и отца от квартиры Хель, то уже представлял, как она им обрадуется. От них разило за версту, они были грязные, голодные и уставшие, на них была давно нестираная одежда. От Фенрира несло какой-то тухлятиной, которую он сожрал накануне и умудрился не отравиться. Если честно, Вал немного нервничал. Он по-настоящему соскучился по сестре. Её невозмутимость и педантичность была как островок успокоения, ибо встреча с отцом, потеря матери и возвращение к божественному «я» сильно повлияли на него.

Вали и Нарви вошли в тёмную квартиру первыми. Свои сумки они разгрузили в углу прихожей. За ними следовал отец с перевязанными куском чёрной ткани глазами, который держался за голову подросшего Фенрира. Хель сидела на своём кресле в гостиной в задумчивой позе, подперев лицо рукой. Свет был выключен и комната тонула в вечернем полумраке, теряя свои очертания. Левая сторона лица хозяйки дома была скрыта от гостей.

— Хель, — осторожно позвал Вали. Он подумал бы, что сестра дремлет, если бы её глаза не были открыты. — Как ты? Что с тобой? Что-то случилось, пока нас не было?

— На тебя напали боги? — предположил Нарви, видя, что женщина не реагирует.

— Не говори глупостей, — отозвалась Хель. Её голос был привычно-усталым. Смертельно усталым. — Просто всё, наконец, встало на свои места.

Женщина поднялась со своего места и развернулась лицом к братьям и отцу. Хель тоже изменилась. Маски были сняты. Теперь богиня смерти выглядела, как и прежде, наполовину мёртвой. Кожа на левой стороне была сине-серого оттенка, местами разошлась, обнажив мышцы и кое-где даже кости. Левый глаз был бледным и полностью незрячим, левая сторона губ поникла, волосы с левой стороны истончились и побелели.

— Да, на работу в таком виде не пойдёшь, — нервно хохотнул Вал, понимая, что несёт несусветную чушь.

Перевоплощение Хель не стало неожиданностью, и её облик был даже привычнее, чем образ доктора Локдоттир. Но раньше невозможно было представить, насколько чужд окажется истинный вид богини смерти для Мидгарда.

— На работу мне больше ходить не придётся, — ответила Хель и помрачнела. Взгляд её глаз, холодного зелёного и белёсого мёртвого, пронзил Вали. — «Хельхейма» больше нет.

— В каком смысле его нет? — поинтересовался Нарви, пытаясь разрядить обстановку. — Хельхейм должен быть всегда там, где его госпожа. Ведь кто-то же должен заботиться о мёртвых.

— Я могу вам показать, но не сегодня, — произнесла женщина, не отвечая на вопрос брата. — Отдыхайте. Вы устали с дороги.

Хель встала с кресла и хотела было уйти в свою комнату, но мужчина, который до того момента прятался за спинами сыновей, словно тень, вдруг вышел вперёд. Локи удивительно проворно встал на пути своей дочери, и женщина даже вздрогнула от неожиданности.

— Хель, любимая дочь моя, — трикстер приблизился к ней и осторожно провёл ладонью сперва по её живой стороне лица, а затем по второй, где ссохшаяся кожа туго натянулась на скулу.

— Я слушаю тебя отец, — покорно произнесла женщина, взяв его кисть в свои руки.

— Хель, я не вижу тебя, но знаю, что ты прекрасна, как и раньше, — Локи улыбнулся, но при закрытых глазах сложно было судить, на сколько это искренняя улыбка. — И я уверен, что ты стала ещё прекраснее. Богиня смерти на самом пике своей устрашающей красоты.

— Благодарю тебя, отец, — промолвила Хель, вдруг почувствовав себя юной робкой девой, которая стеснялась своего жуткого облика.

— Надеюсь, Бальдр не обидел тебя, — Локи снова улыбнулся. — Я направил его к тебе, как мы и договаривались.

— Боюсь, что с некоторых пор обидеть меня не дано никому, — Хель отпустила руку отца. Женщина снова стала печальна. — Располагайтесь, а я пока отдохну. Завтра мы все вместе поужинаем и поговорим обо всём, что произошло за время вашего путешествия.

— Готовку я возьму на себя, — с улыбкой произнёс Вали, которому было неуютно наблюдать развернувшуюся перед ним сцену.

— Хорошо, — коротко отозвалась Хель прежде, чем скрыться за дверью спальни. — Теперь у нас всё будет хорошо. Верно?

Слова женщины оставили в умах и сердцах оставшихся мужчин некую горечь, которая слегка отдавала гниением.

Оставшись без внимания хозяйки дома, близнецы принялись распаковывать вещи. Им требовалось перестирать всю одежду, принять ванну самим, вымыть шкуру Фенрира, не смотря на его протесты, помочь вымыться отцу и подобрать для него подходящую одежду. А кроме того, приходилось не замолкать ни на секунду и объяснять для Локи все особенности современного Мидгарда, ибо когда бог приподнимал свою повязку, чтобы хоть немного оглядеться, у него тут же возникал миллион вопросов. Под конец вечера Вали и Нарви уже чувствовали себя родителями маленького ребёнка.

До самой ночи всем пришлось ходить на цыпочках и говорить шёпотом, ибо Хель так и не вышла из своей комнаты, даже когда Вали приготовил незамысловатый ужин из найденных в доме продуктов. После ужина все завалились спать без задних ног, не удосужившись вымыть посуду. Близнецы легли вместе на постели в гостевой спальне, Локи уложили на раскладном диване в гостиной, Фенрир расположился недалеко от него, на ковре.

Утром Хель проснулась раньше своих братьев и отца. Женщина быстро собралась и хотела уйти по-тихому. Ей всё же требовалось сходить на свою бывшую работу, не смотря на слова, сказанные предыдущим вечером. Когда Хель вышла из спальни, её стан полностью скрывало бархатное алое платье с длинными рукавами и подолом, уходящим в пол. Женщина удивительно тихо скользила на мысочках, обтянутых бежевой лайкрой. Даже Фенрир не вздрогнул, когда она кралась мимо него. Когда Хель натягивала сапоги в прихожей, её остановил хриплый шёпот:

— Куда собралась?

Хель напряглась и подняла взгляд, убрав со здорового глаза упавшую прядь волос и заправив её за ухо. Она увидела сперва босые ступни, затем синие потрёпанные джинсы, а выше — мятую серую толстовку. Ворот толстовки обрамляли длинные рыжие волосы, по виду — наспех причёсанные. С облегчением она узнала Нарви. На секунду ей показалось, что это отец следит за ней.

— Мне нужно сходить в «Хельхейм», — женщина подобрала сапог, который выпустила из рук, и обулась. — Присоединяйся, если хочешь, только больше никого не буди.

— С удовольствием, — беспечно ответил Нар, и по его виду становилось понятно, что иного варианта он и не рассматривал.

Нарви вышел в прихожую и прикрыл за собой дверь. Он быстро обул свои дорожные ботинки прямо на босые ноги, а поверх толстовки накинул непродуваемую куртку. Желая поухаживать за сестрой, Нар подал ей кожаное пальто с меховым воротником. Одевшись, Хель взяла свою сумочку и вывела брата из квартиры.

Снаружи шёл снег. Нарви накинул на голову капюшон, а Хель достала из сумочки изящный чёрный зонтик и раскрыла его. Продолжая играть в джентльмена, Нар предложил сестре свой локоть. Улыбнувшись правой половиной губ, женщина взяла брата под руку и они пошли в сторону медицинского цента. Они могли бы взять такси, но предпочли не контактировать со смертными так близко. Нарви и Хель шли по улице тесно прижавшись друг к другу. Людей почти не было, а те, что попадались на пути, практически их не замечали. Хотя они представляли из себя занятную парочку: красивый, но бледный молодой мужчина в небрежной одежде и стильно одетая женщина с наполовину разлагающимся телом.

Снежная пелена покрывала город. Все звуки тонули в этой завесе, и время будто застывало. Пользуясь тем, что они остались наедине, Нарви рассказывал сестре об их путешествии. Он старался быть подробным, помня при этом, что дорога до «Хельхейма» не вечная. Рассказал о том, сколько городов они повидали, об убийстве Скади, и о сражении с ванами на вилле Сессрумнир. Рассказал о задушевном разговоре Вали и Форсети, а так же о том, сколько крови потерял, когда бросил вызов Тюру. Нарви не умолчал и о стычке с Хеймдаллем, во время посещения Идунн, и о том, какую высоту они с братом преодолели, чтобы освободить Локи. Нар хотел бы забыть о печальной участи Сигюн. Боясь, что Хель начнёт их жалеть, он долго не решался выдать то, что у него на сердце. Но потом слова полились рекой, и богиня смерти не проявила жалости. Однако и равнодушной она оставаться не могла.

Хель в свою очередь поведала брату о том, как увидела по телевизору репортаж о гибели Скади, которая, как оказалось, была известной моделью, и о последующем звонке Фрейи. Нарви расхохотался, когда услышал, как сестра отбрила нахалку. Хель рассказывала, как много часов проводила на берегу моря и беседовала с Йормунгандом. Она рассказала, как через него видела картины их путешествия и теперь ей гораздо проще понять эти видения. Хель поведала и о том, что стало с ней в конце их пути. В тот момент, когда она испугалась самой себя, и не зря.

Нарви и Хель вошли в холл главного здания «Хельхейма». Могло показаться, что здесь всё по-прежнему, вот только это было не так. Если бы Нарви знал сказку о Спящей Красавице, то почувствовал себя принцем, который прорвался в уснувший замок. Кругом на диванах, за столами и на полу сидели и лежали люди. Они выглядели может чуть бледнее, чем положено. Всех их покрывал тонкий слой пыли. Но они не спали, они все были мертвы. Их грудные клетки не вздымались, они не шевелились во сне и не вздрагивали. Совершенно мёртвые. Нарви даже охнул от удивления, когда осознал это. Самое странное, что запаха от мёртвых тел не было.

— Как? — выдавил из себя Нарви. — Когда это произошло?

— Очевидно, примерно в то же время, когда вы разбили оковы, — предположила богиня смерти, стряхивая с себя снег и складывая зонт. — Начинался обычный рабочий день. Было раннее утро. Я только пришла на работу и разговаривала со своим администратором, а клиенты в холле ждали тела своих родственников, друзей или их заключение о смерти. Всё было как всегда. Я уже собиралась подняться к себе в кабинет, чтобы переодеться и приступить к работе, как вдруг люди в холле начали падать замертво. Хотя, падать неверное слово. Они начали оседать прямо там, где находились. Всё происходило как в замедленной съёмке. Те, кто сидел — просто обмякли, те, кто стоял — присели, будто устали.

— И они везде? — спросил Нар. От возбуждения его голос снова стал хрипеть. — Во всём «Хельхейме» так?

— Это ещё не самое страшное, — флегматично заметила Хель, разглядев на лице Нарви непонимание. — Идём со мной.

Женщина поманила брата к лифту. Они сняли верхнюю одежду и оставили её на столе охранника, который откинувшись лежал на своём стуле. Зайдя в кабину, Хель нажала кнопку последнего этажа, где находился кабинет доктора Локдоттир. Когда двери лифта снова распахнулись, Нарви испытал настоящий шок.

Если те люди внизу были мертвы, потому что попали в «Хельхейм» живыми, то на верхнем этаже стояли ожившие мертвецы. Выровнявшись по стойке смирно, они ждали свою госпожу. Некоторые были одеты, другие обнажены. Одних успели накрасить, кого-то вскрыли и зашили. На одних успели наложить макияж, а другие пестрели гематомами и кровоподтёками. Одни были бледны, другие синюшны, третие отличались жёлтым оттенком кожи.

Воскресшие мертвецы молчали, но когда Хель приблизилась к ним, как по команде повернули головы в её сторону. Нарви было не по себе от того, что уйма мёртвых глаз пялится на них невидящими взорами, а вот его сестра чувствовала себя вполне непринуждённо.

Когда дети Локи оказались в кабинете за закрытыми дверями, Нарви не выдержал.

— Это ужасно! — выпалил он и отошёл к окну, чтобы посмотреть на нормальных живых людей, но сквозь снежную завесу разглядеть что-то было сложно. — У меня ощущение, будто я оказался в настоящем Хельхейме. Снова.

Нар замолчал, его трясло. Нутро восставшего из мёртвых хоть и не могло принимать пищу, но сейчас нервно сжалось, будто его тошнило. Нарви задрал край толстовки и поскрёб ногтями по заплатке из искусственной кожи, будто хотел содрать её и посмотреть что внутри. Хель дала ему немного времени, чтобы он мог прийти в себя, а затем осторожно произнесла:

— Прости, что позвала тебя сюда. Я помню, как ты страдал, когда оказался пленником моих владений. И знаю, что причинила тебе боль, когда оставила тебя одного, а сама бежала вместе с Вали в мир людей. В глубине души ты меня ненавидишь.

— Это не правда, — ответил Нарви, отойдя от окна и плюхнувшись на небольшой кожаный диванчик, который стоял в двух шагах от него. — Всё случилось так, как должно было быть. И я уверен, у тебя были веские причины оставлять меня мёртвым.

— Верно, — сказала женщина, подходя к брату. Она присела рядом на краешек сиденья, изящно скрестив щиколотки. — И эта причина — твой близнец. Вали был словно одержим. Заполучив тебя обратно, он бы начал Рагнарёк немедля. А я, прибыв в Мидгард, наконец-то почувствовала вкус жизни. Тот, который перебил вкус тлена у меня во рту. И лишь когда я пресытилась этой жизнью и в полной мере ощутила её с неприглядной стороны, я решила, что пора свершиться тому, чего избежать нельзя.

— Мне жаль, что ты больше не выглядишь, как человек, — произнёс Нарви, стыдливо пряча глаза. Он чувствовал себя неловко, когда приходилось говорить по душам с кем-то кроме Вали. — Ты ведь любила свой новый образ.

— Не беспокойся, мой естественный вид ничем не хуже, — отозвалась Хель, чуть задирая юбку и кокетливо продемонстрировав свои разные ноги. Впрочем, даже не смотря на то, что левая была серой и мёртвой, обе ноги были стройными и привлекательными.

— Ты всегда была красива, — с улыбкой сказал брат, желая сделать ей комплимент.

— В тот день я знала, что случится что-то непоправимое, — продолжила женщина, отпустив подол. — Я проснулась за три часа до происшествия в холодном поту. Я пыталась связаться с Йормунгандом, но он молчал. Змей не знал, где вы находитесь и не чувствовал вас. Тогда я поняла, что вы у цели, ибо в такую глубокую тьму, как та, в которой был заточён наш отец, не может проникнуть даже разум Мирового Змея. Но я не ожидала, что мидгардский «Хельхейм» станет подобием настоящего.

— Могу предположить, что это влияние истинной Хель, — предположил Нар. — Хельга Локдоттир ещё могла мирно существовать в Мидгарде, но не Хель.

— Ты прав на все сто процентов, — подтвердила догадку богиня смерти. — Это место — новый Хельхейм, а я — его королева. Один всё же проявил свою мудрость, когда отправил меня подальше от светлых миров. Моё присутствие убило бы их гораздо раньше, чем это сделала магия Вали, живи я в Асгарде.

Нарви задумался. Это разговор становился всё интереснее:

— Между Мидгардом и остальными мирами есть какая-то связь, не находишь?

— Я не знаю, как объяснить тебе. Все миры словно накладываются на Мидгард, — Хель замялась. Теория представлялась ей смутной, и она озвучивала её впервые, хотя подозрения в правдоподобности закрадывались уже давно. — Это как смотреть через бутылочное стекло, накладывая на белую стекляшку цветные слои. Мне кажется, если взглянуть с макушки Иггдрасиля вниз, можно увидеть как восемь миров делят срединную землю на неравные части, при этом существуя в разных плоскостях.

— Даже если это не совсем так, но звучит вполне убедительно, — Нарви покопался в воспоминаниях об их с братом путешествии. — Я подозреваю, что современные Скандинавские страны находятся на стыке Нифльхейма, Хельхейма и Йотунхейма. А предположительно, в Северной Америке должны находиться Асгард, Ванахейм и Альфхейм.

— Только частично, — произнесла Хель, в глубине души радуясь, что брат её понял. — Сложно представить Мидгард в виде диска, когда теперь знаешь, что это шар. И срединный мир куда больше, чем казалось во времена нашей молодости. На столько большой, что другие восемь миров с лёгкостью поместятся на нём.

— Видимо такое под силу понять только нам, — произнёс Нарви, удивляясь, как его близнец, владеющий магией, до сих пор не понял таких очевидных вещей. — И неужели люди ничего не замечают? Неужели их не тревожит ни трёхгодичная зима, ни боги, разгуливающие среди них?

— Мидгардцы не так глупы. Они всё замечают, но понять не могут, — ответила Хель и на её губах заиграла ироничная улыбка. — И этот мир, и живущие в нём люди теперь устроены по-другому. Сама аура Мидгарда направлена на то, чтобы подавлять любую магию, любые странности. Я больше чем уверена, что люди больше не приходят в «Хельхейм», потому что думают, что мы закрылись или на ремонте. Их так же волнуют изменения погоды, но ведь сложно назвать прошедшие пол года зимними. Была и весна, и лето, и осень. Холодные, с аномальными осадками, но они были. А меж тем, остальные восемь миров успели замёрзнуть.

— И как же мы, интересно, подготовимся к решающей битве находясь здесь, где всё просто создано чтобы подавить нашу суть? — спросил Нар, заглядывая в лицо сестры, будто она была норной-предсказательницей и знала всё на свете.

— На этот счёт не беспокойся, — Хель всё ещё улыбалась. — Локи больше не лежит на своём алтаре и не высасывает жизнь из миров. Остальные боги вернутся в Асгард и будут ждать наступления Рагнарёка там. Но мы останемся в Мидгарде. Преодолев разрушительную ауру срединного мира, мы станем куда сильнее асгардцев и эйнхериев.

— Сразу вспоминаю свои тренировки у Тюра. Когда ты машешь мечом с утяжелителями на руках, а потом снимаешь их и бьёшь в два раза сильнее, — воодушевление сестры передалось и Нарви.

— Очень скоро грань между мирами окончательно растает, — Хель будто уже видела своим внутренним взором последний день богов. — Рагнарёк грядёт и его уже не остановить. И когда мы столкнёмся на равнине Вигридр, не спасётся даже Мидгард.

Утро началось для Вали просто отлично. Он проснулся бодрым и расслабленным, снова принял душ, радуясь, что делает это не в грязном придорожном мотеле, надел чистую одежду. Ножницами он подправил свою отросшую чёлку и сбрил лёгкую щетину, которая начала пробиваться на его щеках. Вал хотел выглядеть на все сто на сегодняшнем ужине, когда вместе с семьёй будет праздновать их триумф.

Локи ещё спал. Во сне он притянул колени к животу, словно пытаясь защититься от внешней угрозы. Периодически он стонал и подрагивал, и Вали не хотел бы знать, что ему снится. Локи выглядел таким беззащитным, что в его сыне практически проснулась жалость. Не став его тревожить, Вал позвал с собой на прогулку Фенрира. Нарви и Хель к этому моменту в квартире уже не было.

Фенрир теперь рос каждую ночь. Если так пойдёт и дальше, скоро волк перестанет помещаться в скромную квартиру Хель, и им придётся переселиться куда-нибудь ещё. Или, по-крайней мере, переселить их монстроподобного брата. Но сегодня они вдвоём спокойно поместились в лифт и благополучно спустились в нём.

Вали и Фенрир немного прошлись по району. Никто не обращал внимания на странную парочку. Хотя сегодня Фенрир, даже в своих весьма нескромных габаритах, вполне мог сойти за холёного пса. После вчерашнего мытья шерсть его разгладилась и стала блестящей, что особенно хорошо было видно на фоне белого снега.

Вал зашёл в супермаркет и закупился продуктами. Фенрир везде следовал за ним, и никто даже не подумал попросить оставить собаку на улице. Вали был слегка удивлён, и всё же, пусть лучше люди принимают их как должное, чем сопротивляются присутствию богов. Мирам осталось жить около двух лет, и Валу не хотелось бы конфликтовать с Мидгардом, в котором они нашли своё прибежище.

Вернувшись домой, Вал начал готовить завтрак. Фенрир, по старой памяти, не отходил от брата ни на шаг, дегустируя блюда. Только теперь волк сопровождал всё действо своими комментариями. Вали вполне устраивала компания Фенрира, между ними всегда было что-то общее.

Когда завтрак был почти готов, в столовой появился Локи. Он прошёл бесшумно и сел за стол за спиной сына. Для того, кто почти ничего не видел, бог удивительно хорошо ориентировался в незнакомом доме.

— Отец, ты вовремя, — Вали старался быть вежливым, но внутренняя червоточина, появившаяся пару дней назад, всё росла. — Я сейчас подам завтрак.

— Хорошо, — отозвался Локи с покорностью принимал заботу о себе.

Пока заваривался чай, Вали пробежался по комнате, опустил жалюзи на окнах и выключил электрический свет. Даже если сейчас он не пылал любовью к отцу, то чувствовал, что должен о нём заботиться. Но сердце предательски колотилось о грудную клетку, и отнюдь не от радости.

— Можешь открывать глаза, — сказал Вал, ставя перед отцом тарелку с мясным омлетом и чашку чёрного чая.

Аналогичный завтрак Вали подал себе и Фенриру. Волк был недоволен, что продолжает сидеть на «собачьей» диете, но принялся за еду.

Трикстер стянул повязку с глаз и проморгался. Его всё ещё слепил яркий свет, но в полумраке он чувствовал себя достаточно комфортно. После того, как сыновья отмыли его, Локи стал выглядеть лучше. Но белёсые шрамы, оставленные ему карликом Брокком, уже никто никогда не сможет стереть с его губ. Ровно как и ужасные раны от яда змеи. Шрамы разлетались от зелёных глаз, как лучи солнца, будто Локи плакал всё время своего заточения, и это слёзы выжгли глубокие дорожки на его лице. Но Вали ставил под сомнение тот факт, что его отец вообще умеет плакать. И не смотря на всю эту седину в волосах, потрескавшуюся сухую кожу и шрамы, Локи всё равно оставался чертовски привлекательным. Ему невероятно шёл современный облик — волосы, схваченные резиновой лентой, джинсы и белая футболка. Он бы мог завоевать любую женщину, если б только захотел.

Поблагодарив сына, бог-трикстер принялся за еду. Он поглощал пищу быстро, почти не жуя. Вали удивлялся, как его желудок смог выдерживать столько еды после многолетнего голодания, но Локи не только съел весь свой ужин вчера, но и сейчас принялся с энтузиазмом за завтрак. И судя по его аппетиту, всё было в порядке.

— Тебя что-то тревожит, сын, я вижу, — внезапно произнёс Локи, практически опустошив свою тарелку.

— Всё нормально, отец, — Вал чувствовал, что ещё не готов к этому разговору.

— Не нормально, — Локи был настойчив. Он отставил пустую тарелку и сложил руки перед собой. Взглядом он поймал взгляд сына. — Тебя так смутили мои слова о том, что я смотрел на мир твоими глазами?

— Я боюсь того, что единение с тобой стало для меня разрушительным, отец, — Вали старался сохранять хладнокровие, но это давалось ему всё труднее. Особенно сложно было выдерживать прямой зрительный контакт. Локи будто видел его насквозь. — Теперь я, право, не знаю, какие мысли касаемо Рагнарёка действительно были моими.

— Я ничего не трогал в твоей голове, — рассмеялся Локи простодушно. — По-крайней мере специально. Если я подвинул что-то случайно и у тебя шарики за ролики заехали, то я в том не виноват.

— Говоришь со мной высокомерно, как с ребёнком, а меж тем, я давно вырос, — процедил Вали сквозь зубы. — Рагнарёк — это не детская игра. Это финал девяти миров. Финал наших жизней. Конечная точка, окрашенная кровью.

— До Рагнарёка ещё больше двух лет, — напомнил Локи, чуть подавшись вперёд. — Тебе ещё опостылеет твоя жизнь и этот скучный мерзкий мир без магии.

— Даже если и так, — бросил Вали, всё же отводя взгляд. — Жаль матери с нами не будет, я бы смог объяснить ей, что такой конец света не хуже любого другого.

— Я пытался объяснить ей это много лет. Сигюн и слушать меня не хотела. В конце концов разум её отдалился и я подумал, что когда вы придёте за нами, нам придётся оставить её в пещере. Впрочем, так и получилось.

Локи был так беспечен, рассказывая сыну об этом, а меж тем, от каждого его слова Вали трясло. Волк вырывался наружу.

— Это ты, ты свёл её с ума своими разговорами о Рагнарёке, о конце света, о том, что завербуешь нас! — вспылил Вал. Он вскочил на ноги, хлопнул руками по крышке стола и воззрился на Локи сверху вниз, как судья на обвиняемого. — Ты смотрел на мир глазами своих сыновей, так ты сказал?! Но Нарви долгое время был в мёртв! Значит ты смотрел моими глазами на мир! Видел моё отчаяние, видел, как я убивал, чтобы выжить! Тебе это безусловно нравилось. И ты, по доброте своей душевной, делился этим с Сигюн, своей нежной хрупкой женой, которая не выносила никакого насилия. Мало ей было того, что она лицезрела гибель одного из своих сыновей, так ты сводил её с ума тем, что второй стал убийцей!

— О, поздравляю, ты превращаешься в настоящего асгардца, — язвительно заметил Локи и его губы искривились в усмешке. — Сколько обвинений, высказанных подобным тоном, я слышал от них за свою жизнь. По пальцам не пересчитать…

Трикстер не был удивлён или напуган внезапной вспышкой ярости. В зелёных глазах отражался лишь интерес. Бог хотел знать, что же будет дальше. Фенрир молча обошёл стол и встал за спиной Локи. Волк будто готовился к тому, что придётся утихомирить Вали, если тому вздумается обратиться и напасть на отца.

— Что ты ей говорил, отвечай?! — потребовал Вал, сжимая кулаки.

— Я ничего ей не говорил, — с улыбкой ответил Локи. Он был совершенно спокоен, что непомерно бесило его сына.

— Врёшь! — Вали едва не рычал. Даже Фенрир на его фоне сейчас выглядел как безобидный волчонок. — Ты лжец!

— Я говорю правду, сын мой, хоть это и редкость, — Локи сложил руки в замок на столе, словно был обвиняемым на суде и таким образом пытался показать, что ему нечего скрывать. — Я ничего не говорил ей. Я разговаривал сам с собой, а то, что она была рядом — не моя вина.

— Великанское отродье, — прорычал Вал с презрением.

— Вали, ты не знаешь, что я чувствовал, когда потерял вас, — голос Локи был мягким и вкрадчивым, но сын больше ему не верил. — И на сколько сильно жаждал отмщения. Фенрир, Йормунганд и Хель, по-моему мнению, могли сами за себя постоять, когда наступит судный день для асгардских богов. Вы же нуждались в моей защите, какими сильными или умными вы ни были. И разумеется, когда я потерял вас, то начал планировать Рагнарёк. Я раз за разом представлял, как буду убивать этих чёртовых богов, которые участвовали в этой казни. Да, Сигюн это слышала, причём на протяжении многих лет.

Вали едва сдерживался, чтобы не воплотиться в волка и не кинуться на отца, когда слышал имя матери из его уст. Сглотнув слюну, он уже почувствовал солёный вкус крови на языке. Но пока это была его собственная кровь из прикушенной щеки.

— Ты нелюдь! — выкрикнул Вал. — Как ты посмел так поступить с нашей матерью? Я не хочу больше знать тебя!

Вали выливал на отца всю свою боль, весь свой гнев и весь свой страх. Сын не боялся, что Локи, тело которого долгое время питал источник Мирового Древа, убьёт его. Ведь если хоть на секунду представить, будто трикстер говорит правду, то он любит своих детей. А если и не любит так сильно, как говорит, то, по крайней мере, нуждается в них.

— Сигюн дала вам то, что могла, и была прекрасной матерью и женой, — устало сказал бог, будто вдалбливая сыну известные всему миру истины. — Я любил её, но она не разделяла наших стремлений.

— Рагнарёк! Рагнарёк! Только он тебя и волнует! — зло рассмеялся Вали. — Мы бы могли столько лет прожить до него, но я поддался твоим внушениям и устремился к концу света!

— Хочешь, называй себя Вальтером Локсоном, — с ненавистью произнёс Локи, и каждое его слово падало, как яд с клыков змеи. — Хочешь, живи в Мидгарде с братом и сестрой. Однако тогда ты погибнешь бесславно, как погибнут все девять миров! Рагнарёк неизбежен и ты знаешь об этом! Это то, что даже отсрочить уже нельзя!

— Всё, с меня довольно! — вспылил Вали, так и не дослушав до конца.

Даже Фенрир отступил в сторону, когда Вали выскочил из столовой. Мужчина выбежал из квартиры, едва успев схватить куртку и всунуть ноги в ботинки. В дверях квартиры он чуть не сбил с ног Нарви и Хель. Обогнув их, Вал ничего им не сказал и даже не остановился, хотя брат очень просил его. Вали бросился вниз по лестнице, убегая как можно дальше от своего жестокого отца и убегая от собственного безумия, которое досталось ему в наследство.

Совместному семейному ужину не суждено было состояться.

Вали сбежал. Нарви растерянно смотрел ему вслед, а затем бросился в погоню. Но на площадке перед лифтом Хель его остановила.

— Подожди, — предостерегающе произнесла она, держа брата под руку крепко, но осторожно. — Я знаю Вали. Ему надо остыть. Он сам вернётся, когда захочет.

Нар посмотрел на сестру, не менее обеспокоенную, чем он сам, затем на лестницу. Где-то внизу ещё раздавалось глухое эхо шагов.

— Да, ты права, — обречённо произнёс Нарви. — Надо узнать, что произошло.

Они зашли в квартиру. Нар скинул ботинки в прихожей и тут же прошёл в гостиную. Хель поджала губы и, ввиду обстоятельств, простила ему раскиданную обувь и мокрую дорожку, которую оставлял на полу растаявший снег с его одежды.

Локи как ни в чём не бывало допивал свой чай сидя за столом. Фенрир сидел подле, но вид у него был крайне недовольный. Хвост волка метался из стороны в сторону, он то и дело оскаливался, будто злился на собственные мысли. Чёрная шерсть стояла дыбом. Нарви молча переводил взгляд сперва на брата, потом на отца, словно размышляя, кого просить к ответу первым.

— Что, во имя Ангрбоды, тут у вас случилось? — спросила Хель, оказываясь подле мужчин раньше, чем Нар успел произнести хоть слово. Она даже не сняла пальто, хотя прежде всегда оставляла его в прихожей.

По-скольку Локи сделал вид, что это к нему не относится, отвечать пришлось Фенриру.

— Отец и Вали повздорили, — сообщил волк и покосился на бога обмана. — У них появились разногласия относительно Рагнарёка и предшествующих ему событий. А ещё Вали обвинил его в убийстве Сигюн.

— Может хватит говорить так, будто меня здесь нет? — поинтересовался Локи, отставляя пустую чашку.

— Да, именно так мы и сделаем, — процедил Нарви, сложив руки на груди. Внутри него тоже закипал гнев. — Может начнёшь говорить сам за себя?

— Может и начну, — Локи сделал пол оборота на стуле, закинул ногу на ногу и внимательно посмотрел на сына. — Что ты хочешь узнать?

— Тебе вообще всё равно? — рыкнул Нар, шумно дыша. — Твой сын сбегает в неизвестном направлении, а ты пьёшь тут чай, будто всё нормально.

— Мне не безразлично произошедшее, — спокойно пояснил трикстер, криво улыбаясь. — Но Вали не помешало бы следить за языком и за тем, какие вещи он говорит. Это дельный совет от того, кому зашили рот в своё время.

— И почему, интересно, Вали думает, что ты убил Сигюн? — спросила Хель, недоумевая. Исходя из рассказа Нарви, смерть богини была роковой случайностью. Но на всякий случай женщина готовилась к тому, что ей придётся оттаскивать брата от отца.

— Потому что я косвенно причастен к её гибели, — беспечно ответил Локи. — И я этого не отрицал.

Руки Нарви опустились, когда он услышал слова отца. Пальцы сами сжались в кулаки, и он едва сдерживал себя, чтобы не ударить сидящего перед ним мужчину.

— Ты что сделал? — переспросил Нар, делая ударение на втором слове. Он едва ли верил в происходящее.

— Успокойся, Нарви, — с отеческой улыбкой произнёс Локи. — Умереть от того, что на тебя напал собственный брат — это одно. Стать братоубийцей и сбежать — это другое. Но наблюдать, как одного твоего сына превращают в хищного зверя, как другого разрывают на куски… Как кишки родного дитя касаются твоих обнажённых членов…

— Остановись! — выкрикнул Нар. Воспоминания о прошлом снова и снова терзали его душу. Никогда из его памяти не сотрутся мгновения смерти и годы пребывания в Хельхейме. Нарви схватился за горло, где стояла ещё одна заплатка из искусственной кожи, будто это могло защитить его. — Я понял.

— Ничего ты не понял…

Локи встал. Дети расступились перед ним, и мужчина прошёл в гостиную. Сумерки уже опускались на город, а потому богу не потребовалась его повязка, которую он оставил на столе. Нарви, Хель и Фенрир недоуменно следовали за отцом, чтобы увидеть, как он ходит по комнате из стороны в сторону. Локи словно размышлял о чём-то. Трикстер полностью отстранился от окружающего мира. Он слонялся, едва не натыкаясь на стены и мебель. Вся манера его поведения, походка, выражение лица, губы, что шевелились, будто перебирая слова, выдавала внутреннее беспокойство.

— То, что сделали с тобой и Сигюн — это ужасно, — прошептала Хель, садясь в своё кресло. Она говорила с отцом, как с ребёнком, которого стоит успокоить. — Но у нас впереди другое будущее. Не стоит портить отпущенное нам время на ссоры и воспоминания прошлого.

Нарви опёрся плечом в свод арки между столовой и гостиной, ожидая, что же будет дальше. До конца поверить в искренность трикстера было сложно. Фенрир прошёл в комнату и лёг у ног Хель. Все они ждали, что же скажет отец.

— Мы оба лишились рассудка в тот день, — Локи заговорил громко, будто декламировал театральную роль, чтобы каждый, кто слышал эти слова, мог почувствовать его боль. — Мы остались во тьме и тишине, и только проклятая змея шипела и плевалась ядом, угрожая лишить меня зрения. Сигюн была стойкой и смелой. Она страдала молча, как и все женщины. Всё, что я от неё слышал — это речи о любви и молитвы, обращённые к мудрости Одина. Она надеялась, что Одноглазый может нас помиловать. Но я не понимал, зачем мне такая жизнь, в которой я лишён моих детей. И я вспоминал, как асгардцы повязали моего Фенрира, как превратили в волка моего Вали, как он разорвал моего Нарви. Я помнил каждый взгляд, полный отвращения, брошенный на мою Хель, и каждое мерзкое слово, сказанное о моём Йормунганде. И каждый раз, когда яд змеи падал мне на лицо и обжигал мою кожу, гнев мой становился всё сильнее. Я кричал слова проклятия и призывал Рагнарёк! Мировое Древо содрогалось от моего крика. Сигюн умоляла меня одуматься, но я был безутешен. Я чувствовал запах крови, видел очертания неподвижного тела на земле, осязал липкость кишок своей обнажённой кожей. Я выл, я рыдал, и я раз за разом убивал богов Асгарда своими словами. Да, Сигюн приходилось это слушать, хотела она или нет. Она много плакала, а затем слёзы высохли. И она больше не обращалась ко мне. И слова её стали бессмысленны. Потом замолчал и я, ибо более не видел отдушины в пустых угрозах. А потом…

Локи ходил по комнате. Он то хватался за голову, то складывал руки на груди, то бешено жестикулировал. Его зрачки были расширены, а рыжие волосы выбились из-под ленты и растрепались. Кожа его покрылась испариной, он часто и шумно дышал. Все его слова были искренними и настоящими. На столько настоящими, что становилась страшно. Хель, Нарви и Фенрир застыли на своих местах и смотрели на него, едва дыша, а меж тем трикстер даже не думал останавливаться:

— Потом пришёл Вали вместе с отрядом великанов, и я понял, что мы будем спасены или отомщены. Он не заговорил со мной, не посмотрел на меня. Все его движения были чёткими и выверенными. Он забрал тело Нарви с собой, а оставил мне надежду на лучший исход. С того момента я был спокоен. Я не знал, что сделал Вали, но почувствовал себя необычайно сильным. Не на столько, чтобы разорвать оковы, но на столько, чтобы выдержать своё заточение. Вали всегда был моим любимым сыном, ибо слишком сильно походил на меня. Я говорю это не в обиду Нарви, — Локи тепло улыбнулся сыну, а затем перевёл взгляд на Фенрира и Хель. — И уж тем более не в обиду детям Ангрбоды, которые всегда были сильными и умели постоять за себя. Но с момента появления сыновей Сигюн, таких маленьких и беззащитных, я знал, что нужен им. Я всегда любил своих детей, всех детей, больше себя самого. И всё было относительно спокойно, ровно до того момента, покуда я не узнал пророчество о Рагнарёке и о своей роли в нём. Я попытался держаться подальше от сыновей Сигюн, чтобы боги не решили использовать их в своих интересах, чтобы уязвить меня. Но что случилось в итоге? Мои уловки не сработали. Я всё потерял…

Локи упал на диван и закрыл ладонями глаза, которые уже болели и слезились. Или это были горькие слёзы от очередной потери сына? Трикстер не мог сказать. Да и не захотел бы говорить. Поток слов иссяк в нём.

Фенрир первым вышел из оцепенения. Он пробежал в соседнюю комнату, осторожно схватил зубами чёрную повязку со стола и принёс её отцу. Локи с благодарностью принял её и завязал себе глаза.

— Фенрир, идём со мной, — только и смог произнести Нарви, направляясь в прихожую. Он сказал это очень тихо, словно груз слов Локи упал на его плечи. В каком-то смысле это было так. — Возможно, Вали сейчас потерян для себя и для нас, но это не повод его не искать.

Волк вышел вслед за братом в прихожую. В тишине квартиры было слышно, как Нар обувается. Звякнули замки, а затем дверь захлопнулась и снова стало тихо.

— Вали отыщется, отец, — Хель подошла к отцу, помогла ему улечься в кровати и заботливо накрыла одеялом. — Отнюдь не всё потеряно. Даже для таких как мы.

Сперва женщине показалось, будто Локи её не слушает. Но его губы сложились в бессменную улыбку, и богиня смерти по-настоящему поверила в правдивость собственных слов.

Напрасно Нарви и Фенрир блуждали по округе до поздней ночи. Напрасно Хель ждала, сидя у окна с чашкой кофе и телефоном в руке. Вали не объявился, а его следы прикрыл свежий снег. Нар вернулся домой с видом висельника, которому отложили казнь на один день. Локи предложили поспать в гостевой спальне под присмотром Фенрира, а сам Нарви лёг в гостиной на раскладном диване, на случай, если Вали вернётся сам.

Утром, едва только занялся рассвет, Хель вышла из своей комнаты. Она плохо спала, в голове был туман, и всё тело как будто набили ватой. Женщину слегка пошатывало при ходьбе. Когда она вошла в гостиную, Нарви уже сидел на сложенном диване, одетый в джинсы. Выглядел он тоже не слишком хорошо. Его взгляд был устремлён в пол, лицо посерело, руки тряслись, как у наркомана, не получившего дозу. Увидев его состояние, Хель тут же оживилась.

— Подожди, сейчас сделаю тебе инъекцию, — опомнилась женщина и метнулась в свой кабинет, чтобы принести порцию питательного средства и шприц. Её розовый шёлковый халатик развивался за ней, как белый халат врача. Всё же, пусть образ Хельги Локдоттир ушёл, в душе Хель всё равно оставалась доктором.

После питания Нар немного пришёл в себя. Физическая слабость отступила, но он всё равно был подавлен. Он не спал почти всю ночь, мучаясь кошмарами. Нарви чувствовал неладное с самого начала. Путешествие домой стало для них нелёгким испытанием. Вали, вечный болтун, вдруг резко притих. Говорил только по делу и делал только то, что от него требовалось. Он ухаживал за отцом и братьями, но был как-то отстранён. Чтобы как-то разрядить обстановку, Нарви пришлось взять роль «заводилы» на себя, с чем он справлялся с трудом. Уже тогда стоило оградить Локи и Вали друг от друга.

— Вы освободили отца раньше срока, вот моё мнение, — произнесла Хель, присев рядом с братом и положив голову на его обнажённое плечо. — Ведь согласно пророчеству, он должен был освободиться в конце трёхгодичной зимы, а не в середине.

— Как и Фенрир, — вставил Нарви, ещё больше помрачнев. — Как и я.

— Может из-за этого мы все не в себе? — спросила женщина, словно не замечая его дурного настроения. — Из-за сорванного пророчества и мира, который катится во тьму Нифльхейма? И мы вместе с ним туда катимся, потому что Рагнарёк близится, а мы к нему не готовы.

— Отец хороший стратег, но плохой предводитель, — со вздохом отозвался Нарви. — Но придётся его принять таким, какой он есть. И восполнить его слабые стороны.

— Правда не стоило его оставлять наедине с Вали. Я всегда опасалась, что отец перегнёт палку, — произнесла Хель, вспомнив прошедший день. Её мысли скакали с одной темы на другую. — Знаешь, Нарви, когда мне казалось, что Локи нас использует, жить было куда проще. А сейчас, когда я увидела его таким уязвимым — мир будто пошатнулся. Я считала его всемогущим, похоже. Такое ощущение, что вся моя жизнь до этого была ложью. Хочется всё обернуть в шутку, но это невозможно.

— Я никогда не был близок к отцу, — признался Нарви, потерев усталые глаза через отёкшие веки. — Я даже не знаю, что и думать. Он изображал безразличие к нам для того, чтобы асгардцы не поняли, как он на самом деле любил? Действительно, похоже на шутку.

— И кто из нас мог представить такое, — протянула женщина, проведя ладонью по левой стороне своего лица. — Да о чём говорить, я много лет и подумать не могла, что кто-то вообще способен полюбить меня. Я гонялась за призраком любви. Я тянулась к Бальдру, который любил всех без разбору, но даже он при виде меня становился мрачен. Я пыталась полюбить Барнабаса, но сейчас он где-то на этажах «Хельхейма», застыл в ожидании последней битвы, и мне он безразличен. Только сейчас поняла, что вы единственные меня любили. Ты, и Вали, и отец.

— Я тоже люблю тебя, сестра, — раздался рык со стороны гостевой спальни. В дверях показался Фенрир. — Отец ещё спит. Мне кажется, пора повторить нашу прогулку и поискать Вали ещё раз.

— Да, ты прав, не время отдыхать, — вторил ему Нарви. — К тому же я волнуюсь за брата. Впервые я не знаю где он и что с ним.

— Прежде приди в себя, — строго дала указания Хель, встав на ноги и посмотрев на Нарви сверху вниз. — Если потребуется ещё одна питательная доза, я дам её тебе. Потом бери Фенрира и отправляйтесь на поиски. Вали оставил машину, а на своих двоих уйти далеко не мог. Придётся искать самым простым путём, ибо его рунные тату могут защитить его от магии.

— Вали явно не жаждет, чтобы его нашли, иначе давно бы вернулся, — вставил своё Фенрир.

Нарви напросился в ванную Хель, чтобы не будить отца. Ему хотелось смыть с себя остатки усталости и подготовиться к долгой прогулке. Нар решил, что приведёт брата домой, чего бы ему это не стоило.

Вали тоже не спал всю ночь. Он бродил по городу в одиночестве, пил кофе в ночных кафе, перекидывая мрачные мысли из пустого в порожнее. Он сам не заметил, как вышел за пределы города. Поймав попутку, он попросил незнакомца вывезти его к морю. За несколько купюр, что нашлись у Вали в кармане, водитель с радостью подкинул его до доков. Вал вышел к морю с того самого причала, с которого Нарви когда-то нырнул в ледяную воду, чтобы пообщаться с Мировым Змеем.

Вали прогулялся вдоль воды, а затем, поплотнее закутавшись в тёплую парку, устроился на берегу, сев на валуны. Он встретил там серый холодный рассвет. Влажный солёный воздух немного прочистил его мозг. Гнев Вала уже остыл, но он не представлял, как сможет вернуться домой и посмотреть в глаза отцу. Печаль по матери была слишком сильной, чтобы он мог простить трикстеру его прегрешения. Но с другой стороны, Локи в каком-то смысле имел право на то, чтобы быть озлобленным. Асгардские боги не слишком хорошо с ним обходились, а месть за Бальдра оказалась излишне жестока и несправедлива.

Вали очень много думал об отце и старался припомнить ночь казни на сколько это возможно.

Вал стоит рядом с братом Нарви и держит его за руку, чтобы не трястись от страха, как сопливый мальчишка. Он уже считается мужчиной, но так страшно, как в этот раз, ему никогда не бывало. Чуть поодаль от сыновей стоит Сигюн. Она едва заметно дрожит, но крепко держит в руках широкую глиняную миску. Все они легко одеты, а здесь, глубоко внизу, очень холодно. Их вывезли из Асгарда насильно и даже не сказали зачем.

Боги что-то говорили про их отца. Но Вали давно его не видел. С тех пор, как Локи убил Бальдра, а затем устроил скандал на осеннем пиру, сыновья и жена его не видели и не знали, где он пребывал.

Они стояли под стражей остальных богов, ожидая неизвестно чего. Но всё стало куда яснее, когда привели отца, мокрого и обнажённого, опутанного в какую-то сеть. Он был спокоен, даже весел немного, не смотря на свой постыдный вид. Даже когда Тор выбивал в трёх огромных валунах дыры и ставил их на ребро один к другому, словно доказывая величину своей силы, ни один мускул на лице Локи не дрогнул.

Трикстер потерял своё самообладание немного позже, когда боги вывели вперёд Вали, расцепив их с братом руки. Последнее, что видел Вал — это испуганный взгляд бога обмана и его дрожащие губы.

Вали открыл глаза. Перед ним, сколько видел глаз, была серо-голубая вода, рябая от ветра. Мужчина вскочил на ноги, едва не подскользнувшись на камнях и вгляделся в воду. Может быть ему показалась, но тёмная тень мелькнула где-то там, под толщей воды. Или это было отражение серых густых облаков, скользящих в небе?

— Йормунганд, это ты?! — выкрикнул Вали, смотря на море.

Столь ясные картины из прошлого мог послать ему лишь его молчаливый брат. Но на свой вопрос Вал не получил даже мысленного ответа.

А затем море всколыхнулось. Поднялась волна высотой с дом. Вали даже не успел испугаться, а волна уже обрушилась на берег и забрала его с собой. Толща воды поглотила мужчину, как хищный зверь. Мир вращался вокруг него в серо-зелёной мгле. Он абсолютно потерял ориентацию и только всполохи света с одной стороны указывали, что поверхность там. Но толку от осознания этого факта было немного. Вода казалась такой густой и не давала Вали всплыть. А меж тем приходило осознание, что запас воздуха в его лёгких не безграничен. Да, он был богом и владел магией, но начертить рисунок под водой или достать плашечку с руной было не возможно, а наличие божественной крови отнюдь не было гарантом непотопляемости. Он же не Ньёрд в конце концов.

Вали опускался всё ниже и ниже. Возможно, он уже дрейфовал у самого дна. Сказать было сложно. Руки не слушались его, глаза закрывались. Ему вдруг вспомнились слова отца: «Хочешь называй себя Вальтером Локсоном. Хочешь живи в Мидгарде с братом и сестрой. Однако тогда ты погибнешь бесславно, как погибнут все девять миров»!

А ведь каким безумным ни был Локи, в этот раз он оказался прав. Сейчас Вали именно погибает, глупо и бесславно. Разве об этом он мечтал? Разве так хотел завершить свою жизнь? Ещё в детстве, когда он и Нарви дрались на деревянных кинжалах, потому что настоящее оружие им никто не доверял, они мечтали умереть в бою. Асгардцы верили в то, что смерть должна быть достойна их, а не наоборот. Это и отличало богов от слабых людей.

Сверкающие пузырьки взвились ввысь. Вали сжал губы так сильно, как только мог, но воздух выходил через нос. Неприятно сдавило грудь. Пальцы немели от холода. Удивительно, как Вал мог забыть, что сейчас зима. Последняя зима, вечная. Предвестник всеобщей гибели. Вероятно, Вали не суждено дожить до финальной битвы. Сын злился на отца за то, что тот внушил ему свою мораль, но сейчас он понимал, что всё было совсем не так. Мысль о том, что путь к Рагнарёку единственный верный, пришла к нему давно. В тот самый момент, когда Вали бежал из той пещеры в облике рыжего волка…

Вал открыл глаза. Он должен бороться. Не для того он прошёл свой длинный путь, чтобы сгинуть в воде. Но сил не было. Руки и ноги не слушались. Вали открыл рот и беззвучно закричал, выпуская на волю миллион пузырьков спасительного кислорода.

Его крик был услышан. Чёрная длинная тень скользнула под ним и Вали почувствовал, как незримая, но могучая сила толкает его на поверхность. На одну секунду перед финальным толчком напротив Вали оказался огромный оранжевый глаз с узким зрачком, а затем сын Локи выпал на берег, ударившись о камни.

Со стоном Вали наблюдал, как опадает волна, вызванная Йормунгандом. Изо рта мужчины текла вода. Вал перевернулся на живот и его обильно вырвало водой, затем желчью. Он чувствовал себя слабым и одновременно переродившимся. Он был новой версией себя. Мокрый и беспомощный, как младенец. Вал лёг на холодную мокрую гальку, прижался к ней щекой и закрыл глаза. Он не знал, что ему делать дальше, ибо слишком ослабел после такого купания. Быть может, если ему удастся поспать, ответы придут.

— Ну, ну, — вдруг раздался над его головой хриплый шёпот, похожий на рык, и что-то тёплое и мягкое ткнулось ему в лицо. — Нарви, сюда, я нашёл его!

Вали почти не помнил тот отрезок времени, когда Нарви и Фенрир тащили его домой. Ему было очень хорошо, когда Нар прижал его к себе. Вроде они погрузили его в фургон и Фенрир лежал рядом, согревая своим теплом, но наверняка сказать было сложно. Дома сестра и братья крутились возле него, стягивая мокрую одежду, как с куклы, а затем вытирая кожу и волосы от влаги. Как только Вали оказался в кровати голым, то тут же потерял сознание.

Сквозь дрёму до Вали доносились голоса. Хель и Нарви перешёптывались на кухне, будто он их не слышал. Более того, Вал не сомневался, что и отец их слышал. Вот только трикстера такие вещи мало волновали, а Валу было стыдно, словно это он виноват в случившейся размолвке.

Когда Вали проснулся, была глубокая ночь. Он лежал на диване в гостиной под горой одеял. Ни брата, ни Фенрира, ни тем более Локи рядом не оказалось. Почувствовав жуткую сухость во рту, Вал вылез из постели, закутался в одеяло и тихо вышел на кухню. Двери в обе спальни были приоткрыты, но Вали не решился кого-нибудь будить.

Вал вскипятил себе чайник и заварил ароматного травяного чаю. Он сел за стол и долго пил обжигающий напиток маленькими глотками. Бледный свет луны прорывался в окно столовой, и Вали завороженно смотрел на небесное светило. Мужчина уже почти задремал снова, но его разбудило чужое вмешательство. Напротив Вали за стол сел Локи. На нём были только пижамные штаны непонятного цвета, а взлохмаченные волосы беспорядочно разметались по плечам. Но в каком бы облике не представал Локи, он всегда был обворожителен.

— Я не в настроении, отец, — пробормотал Вал, хотя это предостережение вряд ли прозвучало уверенно.

— А я думаю нам самое время поболтать, — произнёс трикстер заговорщицким шёпотом. — Мёд поэзии развязывает язык. И нам пришло время поговорить как отцу и сыну.

Локи поставил на стол большую объёмную бутылку из тёмного стекла. Судя по стуку, с которым она встала на столешницу, бутыль была полна до горла.

— Откуда у тебя мёд поэзии? — спросил Вал недоверчиво. Достать его было невозможно, но ведь его отец сам Локи, который не уступал по хитрости своему побратиму Одину.

— Я шучу, — с улыбкой сказал бог обмана, вертя в руках бутылку. — Это не мёд поэзии, а обычная медовуха. Нарви достал её по моей просьбе у какого-то медовара по имени Бар. Может это родственник нашего Одноглазого?

Вали рассмеялся. Спасибо, что Нар не покупал медовуху у «торговца» с нелепым именем Супермаркет.

— Ну вот, тебе уже весело, — Локи подмигнул сыну и подтолкнул к нему бутылку. — Я не хочу, чтобы ты печалился или злился на меня.

— Я думал, что тебе безразлично, что я чувствую, — Вали всё же решил не отказываться. Отец не стал бы ему вредить, а потому мужчина взял бутылку и пригубил напиток. Медовуха была некрепкой, в ней почти не чувствовался алкоголь, зато отчётливо можно было ощутить вкус северных ягод.

— Ты плохо меня знаешь, — произнёс Локи, и было заметно, что эти слова даются ему с трудом. — И это тоже моё упущение. Близится Рагнарёк. Миры погибнут, и, как гласит пророчество, мы все умрём. Самое время сплотиться и стать семьёй, пока у нас ещё есть время.

— Но ты ведь знал, — протянул Вали, передавая бутылку отцу, — знал это чёртово пророчество и всё равно последовал ему?

— Ведь ты знаешь, для чего нужен Рагнарёк, знаешь не хуже меня, — трикстер отпил из бутылки, а затем продолжил. — И кто, если не я, устроит его. Кто, если не я? Я, подобно нашему мудрому Всеотцу Одину, принёс себя в жертву во имя благой цели. Единственное, чего я не хотел — ваших страданий. Я не знал, но догадывался, что они используют семейные узы в качестве моих цепей.

Вали взял бутылку и сделал большой глоток. С трудом сглотнув мёд, Вал выдал то, о чём думал со вчерашнего вечера:

— Не пытайся убедить меня сейчас, что всё это время мы были тебе не безразличны. Да ты понятие не имел, что мы чувствовали!

Вали сказал это слишком громко, а затем резко притих. Но даже если Хель, Нарви или Фенрир услышали его, то не спешили прийти и выяснить, в чём дело. Локи похихикал над сыном, затем выпил медовухи и продолжил диалог.

— Ты так считаешь? Вали, сын мой, я никогда не думал, что скажу это тебе, — Локи сделал ударение на последнее слово. — Ты ужасно недальновиден. Я держался от вас подальше не потому, что вы были мне совершенно безразличны. Я уже тогда предвидел, что вы будете расплачиваться за мои грехи, если асгардцы поймут, как вы мне дороги. Но вы упрямо тянулись ко мне. И что из этого вышло?

— Ты бог лжи и назови хоть одну причину, почему я должен тебе верить? — Вали выдернул руку из-под одеяла и ткнул пальцем в отца, но на приличное обвинение у него уже не хватало сил. Покрывало скользнуло с его плеча, и Вал поспешно завязал его на подобие туники. Он уже забыл, что ведёт дискуссию обнажённым.

— Просто посмотри на меня сейчас и вспомни, каким я был, — произнёс Локи, налегая на столешницу, чтобы быть ближе к сыну. — Асгардские боги не уязвляли меня так, как ты. В тот день, когда Брокк зашил мне рот, а Тор при этом держал меня крепко, чтобы я не вырывался, все смеялись надо мной, даже Один, мой побратим. Но я не чувствовал себя так паршиво, как в момент твоего ухода вчера вечером. Нарви и Хель не спали всю ночь. А я лишь притворился спящим. Думаешь я не переживал за тебя? Я успокоился только тогда, когда смог связаться с Йормунгандом, и тот обещал позаботиться о тебе.

— Спихнуть меня в ледяную воду, едва не утопив — это его забота? — спросил Вали удивлённо и выпил ещё одну порцию мёда.

— Иногда побывать на грани смерти — это лучшая встряска, — заметил Локи, принимая у сына бутыль.

— Ты знаешь это не по наслышке, — сказал Вал. Он осознавал, что мог быть не прав перед отцом, но не был готов сказать это вслух.

Лёд между ними постепенно таял. За окном разразился буран, затмив свет луны, но между сыном и отцом внезапно стало тепло, что они не замечали понижения температуры.

— Вали, ты мой любимый сын, и я смотрел твоими глазами на мир не потому что пытался впихнуть в твою голову свои мысли, а потому, что я хотел быть рядом с тобой, — язык Локи слегка заплетался. Он всегда быстро пьянел, и часто это становилось причиной неприятностей трикстера. Сегодня был не тот случай. — Вали, может быть, я вёл себя как плохой отец, но сказать, что я вас не любил — оскорбление для меня. То, что мы мыслим одинаково — это промысел судьбы. Но судьба коварна, и я не по своему выбору стал причастен к концу света. К тому же, даже если б я захотел, то не смог бы его остановить. Я делился этим с Сигюн, но она уже не слышала меня. Да она бы и не поняла. А я слишком поздно узрел твоими глазами живого Нарви, чтобы поделиться с ней надеждой на наше воссоединение.

— Судьба не решает всё на свете, — Вали одновременно и понимал отца, и не мог полностью согласиться с ним. — Многое определяет наш выбор. Ты ведь хотел начать Рагнарёк и убил Бальдра для этого. Или ты будешь отрицать это?

— Отрицать я более ничего не собираюсь, — пообещал Локи и поспешил объясниться. — Однако ты всё понимаешь по-своему. Убийство Бальдра, разумеется, было мной спланировано, но не для того, чтобы дать толчок к началу конца. Я убил Бальдра не для того, чтобы уничтожить его самого, но только его кончина могла подорвать дух асгардцев.

— Что ж, тебе это удалось, — Вал выпил ещё мёда, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Но ты думаешь, что я распланировал всю свою жизнь, так? — спросил Локи с иронией. — Я, по большей части, действовал по наитию. Результат одних деяний приводил к злу, результат других — к благу. Так или иначе, за счёт меня, асгардские боги, включая Тора Громовержца и Одина Всеотца, получили очень многое. И в определённый момент своей жизни, а это было после того, как я выяснил пророчество, я начал замечать, что мои поступки всё более вредоносны. И когда у меня появилась идея, а не убить ли в самом деле нашего солнценосного мальчика, чтобы он более не плакался о своих дурных снах, я понял, к чему это приведёт. И мне это понравилось. Я на самом деле устал быть изгоем в том мире, в который привёл меня Один. Иногда я проклинал тот день, когда мы с Одноглазым побратались на крови. Но даже тогда Рагнарёк казался мне чем-то далёким и чем-то весьма нереальным. Я думал, что это будет очередной проказой, не воспринимал его серьёзно. Заставили меня поменять решение сами Асгардцы. Когда меня вели в ту пещеру, я даже не сопротивлялся особо. Я догадался, к чему всё идёт, и меня мало волновала моя участь. Я предполагал, что меня скуют в цепи, как Фенрира, и оставят там. Но, к сожалению, всё пошло не так. Когда меня привели в пещеру, и я увидел вас и Сигюн, уверенность моя пошатнулась. Может быть, ты не видел, ибо был напуган, но в моих глазах, если б ты встретился с ними хоть раз, ты бы уловил не меньший страх. Я не хотел, чтобы вам причиняли вред. Я старался казаться спокойным, чтобы не доставлять удовольствия вашим палачам. Но когда тебя превратили в волка и ты растерзал Нарви, моё сердце едва не остановилось. Можешь не верить мне — это твоё право. Но когда ты сбежал, а асгардские боги, довольные своим судом, удалились, оставив мне на прощание змею, плюющуюся ядом, и верную жену, которая будет меня от этого яда ограждать, крик мой содрогнул горы, отнюдь не от того, что яд обжог мне лицо. Снова и снова я звал вас по именам. И, наконец, ты пришёл. Как же я был счастлив тогда…

Из глаз Вали брызнули слёзы. То, о чём говорил Локи было правдой. Их воспоминания совпали, а значит, трикстер не лгал. Стена между сыном и отцом была сломана. После этого Вали и Локи беседовали до рассвета. Даже когда медовуха уже кончилась, они всё говорили и говорили, будто действительно испили мёда поэзии. Возможно, это была сила внушения трикстера.

На рассвете, когда солнце взошло и озарило столовую через большое окно, Вали завязал Локи глаза. Локи улыбнулся сыну очень тепло. Поддавшись внезапному порыву, Вал обнял отца, крепко, как только мог. Локи сперва стоял как оглушённый, а затем обнял сына в ответ. И ни один из них не слышал и не чувствовал, как другой плачет, ибо каждый думал, что содрогается от собственных рыданий.Примечание к частиБлизятся завершающие главы. Обращаюсь к своим читателям, постоянным и не очень: если на ваш взгляд какая-то часть истории осталась непонятной, нераскрытой, незавершённой, прошу сообщить мне об этом в комментарии или личные сообщения. Буду рада прислушаться к вашим советам. Заранее всем спасибо!

Дни ускользали, как песчинки меж пальцев. Локи и его дети не успели оглянуться, а два года уже пронеслись мимо них и ушли в прошлое. Последний день богов был уже не таким далёким, каким казался, когда Вальтер Локсон однажды проснулся от страшного сна и решил во чтобы то ни стало вернуть своего брата-близнеца. Но так уж устроено время, что когда ты счастлив, и тебе есть, ради чего жить, ты не замечаешь, как секунды складываются в минуты, минуты в часы, часы в дни…

Время, которое они провели вместе, не было потрачено в пустую. Вали простил своего отца, и отношения, которые появились между ними, стали откровением для бога-трикстера. Ничего подобного он не испытывал ранее. Всю свою жизнь Локи лишь по крови и на словах был отцом своим детям. На самом же деле, все они понимали, что родители ведут себя немного иначе со своими потомками. Локи пропустил момент, когда он был нужен своим отпрыскам, как защитник и воспитатель, но теперь ему дали шанс стать другом. Бог уцепился за эту возможность так крепко, будто от этого зависела его жизнь. Впрочем, с какой стороны поглядеть, может, так оно и было. Для трикстера понять всех своих детей, таких разных, было не просто, но каждый день они делали шаг навстречу друг к другу. Постепенно та ледяная стена, что незримо стояла между ними, растаяла. Локи приложил усилия сверх меры, чтобы добиться этого, ибо чувствовал, что должен своим детям. Трикстер понимал, что в вопросах выбора все они сильнее и рассудительнее него. Ведь они были не обязаны следовать пророчеству, могли выбрать иную судьбу и всё поменять. Могли бросить его в той пещере и вычеркнуть из своих жизней, потому что у них всё складывалось хорошо и без него. К счастью, сыновья и дочь Локи оказались милосерднее остальных скандинавских богов, и дали трикстеру последний шанс, которым он благоразумно воспользовался.

Дружба с собственными детьми оказала на Локи благотворное влияние. Переживший ужасные муки трикстер снова стал открытым и уравновешенным, на сколько это было возможно для него. Разумеется, у него ещё случались приступы, которые любой уважающий себя психоаналитик Мидгарда назвал бы паническими атаками, но они встречались всё реже. По большей части Локи крепко спал и разум его был чист. Теперь, когда Рагнарёк так приблизился, трикстер всё более думал о настоящем и будущем, нежели о прошлом.

Всё переменилось в их семье. Они впервые за долгое время ощутили мир и спокойствие. И, пожалуй, в Мидгарде только им было мирно. Фимбулвинтер, последняя зима, продолжала нарастать и свирепствовать. Мир замерзал постепенно, и всё же люди начали ощущать неестественный холод. И дело касалось не только аномально низких температур и повсеместного изменения климата. Холод проник в сердца людей, заморозил не их тела, но души. Весь срединный мир поразила отрава, куда худшая, чем тьма, появлению которой поспособствовал Вали. Наружу вылезла вся гниль, которая таилась в сердцах мидгардцев. Увеличилось количество насилия, начиная от конфликтов человека против человека и заканчивая конфликтом человека против всего мира. В разных точках планеты теракты случались едва ли не каждый месяц. СМИ трубили о том, что назревает Третья Мировая Война.

Только Локи и его дети знали, что никакой войны у мидгардцев не будет. Случится Рагнарёк и уничтожит жизнь гораздо раньше, чем какой-нибудь мировой лидер, возомнивший себя хозяином вселенной, нажмёт кнопку запуска ядерных ракетных боеголовок. Отгородившись от мира смертных магической стеной, Локи и его дети готовились к битве. Они добыли себе оружие и тренировались день за днём. В последней битве они не планировали уцелеть, но должны были уничтожить асгардцев раньше, чем упадут замертво. Никто не пытался разыскать их и остановить Рагнарёк. Напрасно они ожидали появления Одина или хотя бы Тора. Вероятно, некоторые боги из тех, кому Вали и Нарви сохранили жизнь, остались верны своему слову и отказались от мести или преследования. А, может, они слишком боялись приблизить свой последний день, а заодно и гибель девяти миров. Или Громовник, узнав, что близнецы Локи жаждут получить его голову, просто струсил. Хотя последнее было маловероятно, ибо великая сила Тора равнялась его не менее выдающейся тупости.

Последний год, в связи с ростом Фенрира, Локи и его детям пришлось переехать из квартиры в более просторный медицинский центр. Они перевезли мебель из квартир, которые принадлежали Хельге Локдоттир и Вальтеру Локсону, и заняли несколько врачебных кабинетов на верхних этажах центрального корпуса. Чтобы Фенриру было удобнее передвигаться по этажам и коридорам центра, Вали и Нарви сделали «ремонт», подчистую разнеся некоторые стены и двери. Под руководством Хель большое здание, где живых кроме них не было, стало вполне уютным пристанищем.

«Всё равно в Рагнарёк мы все выйдем отсюда, из «Хельхейма», как и было сказано в пророчестве. Ибо я думаю, что мой медицинский центр и настоящий Хельхейм — одно и то же место», — так сказала Хель, и это было истиной. Но первой ушла сама богиня смерти. Последние полгода перед Рагнарёком Локи и его сыновья остались без женского общества, ибо настал черёд Хель совершить своё путешествие. Богиня отправилась в путь по девяти мирам, дабы узнать, насколько они готовы к своему концу.

Женщина, закутанная в серый меховой плащ, прошла от ворот к входу в высокое здание, оставив за собой цепочку следов на снегу. Ранним туманным утром её шаги были бесшумны. Так подкрадывается к людям смерть, забирая их с собой в вечность. Дом, в который она вошла сегодня, был её домом в самом глубоком смысле слова. Хель вернулась в мидгардский «Хельхейм» после долгого путешествия. Единственное место, где её ждали.

Оказавшись в холле главного здания, женщина скинула с головы капюшон плаща и огляделась. В зале было неприветливо пусто. Всю мебель и все тела убрали ещё до её отъезда, ибо пока Фенрир не был слишком уж большим и мог заходить внутрь, он обитал здесь. Теперь же волк возвращался в «Хельхейм» редко, решив оторваться напоследок. Хищный сын Локи исследовал Мидгард и куда занесло его сейчас, не знал никто, кроме, разве что, Йормунганда.

Эхо шагов Хель, казалось, было единственным звуком в тишине. Женщина была слегка расстроена тем, что её никто не встречает. И Вали, и Нарви, и Локи обладали склонностью ко всему необычному и потустороннему. Они могли бы почувствовать или хотя бы случайно выглянуть в окно и увидеть её приближение. Но вот с лестницы чёрного хода раздались быстрые шаги, крики, и в зал влетели близнецы, с грохотом вышибив двери. Они были одеты в одинаковые синие джинсы и чёрные водолазки, так что Хель сперва не поняла кто есть кто.

Вали, который не изменял своей короткой стрижке с длинной чёлкой, явно убегал от брата, чьи длинные волосы были завязаны в хвост. Выскочив на площадку, Вал развернулся к Нарви лицом и принял удар Рунблада своим не менее внушительным клинком. Близнецы сражались так яростно, что даже не заметили сестру, пока едва не сбили её с ног. Хель улыбнулась им тепло и насмешливо правой половинкой губ, когда они встали перед ней. На их лицах женщина прочитала смесь удивления, смущения и радости.

— Как я счастлив тебя видеть, сестра, — Вали бросился к ней с объятиями, не выпуская из рук меч. Женщине было слегка неловко, но она его не оттолкнула.

— Я тоже рада, — призналась Хель, прощая брату его эмоциональный всплеск, и ласково утёрла кровь, сочившуюся из пореза на его щеке.

— Ну, наконец-то ты вернулась, — Нарви не проявлял такого воодушевления, как его брат, но Хель легко прочла всё в его глазах. — Ты устала с дороги?

— И да, и нет, — ответила женщина спокойно, рассматривая братьев по которым скучала в пути. — Признаться, это путешествие открыло во мне второе дыхание.

— Тогда идём, — позвал Вали, убирая меч в ножны на поясе. — Отец тоже будет рад тебе.

Они втроём подошли к лифту. Вал нажал кнопку и двери, немного помедлив, открылись. Когда они зашли в кабину, Хель заметила, что внутри темно, а все стены и потолок, а так же каждая кнопка внутри и снаружи исписаны рунами «Райдо».

— В чём дело? — поинтересовалась богиня, недоумевая. — Зачем вы изрисовали лифт? И почему свет не работает?

— Я экспериментирую, — признался Вали, небрежно пожав плечами. — Лифт сломался несколько месяцев назад. Чтобы не тратить время на изучение его механизма действия и починку, я просто применил к нему магию.

Двери резко захлопнулись, лифт стал подниматься на последний этаж. Он работал удивительно плавно для металлической кабины, которая была заряжена магией, но так же и подозрительно тихо, а это доказывало, что Вали не шутит.

— Тогда бы уж применил руну света к лампе, раз твои силы так возросли — хмыкнула Хель, одновременно поддразнив и похвалив брата. — Как-то не слишком комфортно ездить в темноте.

— Он пробовал, — язвительно заметил Нарви. — Потом мне пришлось тушить лифт. Потолок до сих пор весь в копоти.

— Видимо, когда были придуманы руны, никто не слышал про лампочки, — со смехом сказал Вали.

— Про лифты, впрочем, тоже, — весело отозвалась Хель.

Все трое ещё смеялись, когда двери открылись в холл верхнего этажа. Они вышли из лифта, двери за ними захлопнулись, и Вали крикнул:

— Отец, Хель вернулась!

Локи показался из дальней комнаты, бывшей когда-то кабинетом Барнабаса Андерссона, будто только этого и ждал. Трикстер выглядел заметно помолодевшим. Чудесные яблоки Идунн помогли ему вернуть свою былую стать и поддерживать её. Седина ушла, рыжие волосы, заплетённые в тугую косу, выглядели здоровыми и блестящими. Он больше не шатался от слабости, а на истощённом теле, наконец, начало нарастать мясо. Раны зажили, оставив после себя белёсые шрамы, а глаза снова могли видеть без боли. И только при очень ярком солнечном свете Локи надевал тёмные очки, как делали все мидгардцы. Да и в целом трикстер выглядел как обычный мидгардец, благодаря брюкам, рубашке и ботинкам, которые он носил.

— Обману я других, сотню раз обману, — начал Локи нараспев, идя на встречу своим детям, смотря в лицо Хель. — Но такой красивой женщины я не видал давно. Ты очень похорошела и сейчас невероятно похожа на свою мать Ангрбоду.

— Благодарю, отец, — Хель подошла к нему и протянула руки, положив свои ладони на его. Теперь женщина принимала похвалу без стыда и страха.

— Ты изменилась в этом путешествии, — бог-трикстер оглядел дочь с головы до ног. — Только слепой мог бы этого не заметить.

— Это правда, — отозвалась Хель, а затем обвела взглядом всех присутствующих. Её глаза сияли, она действительно была рада вернуться. — И мне не терпится рассказать о моём путешествии. Жаль только Фенрира нет с нами.

— Если мы будем внимать не отвлекаясь и помалкивать при этом, то Йормунганд услышит тебя через нас, — сказал Нарви сестре. — И передаст всё Фенриру, где бы он ни был.

Хель прошла в свой бывший кабинет, мужчины покорно следовали за ней. Кабинет Хельги Локдоттир сейчас напоминал комнату непрезентабельного отеля. У свободной стены стояли кровать, тумбочка и лампа, а к рабочему столу был придвинут ещё один диван, который когда-то стоял в гостиной квартиры Хель. Пока богиня отсутствовала, в её кабинете никто не жил, хотя здесь было достаточно мебели, чтобы Локи и близнецы разместились с комфортом. Однако зная любовь Хель к порядку, а так же её острое ощущение личного пространства, никто не осмеливался посягать чужую собственность.

Сейчас же женщина сама пригласила их войти. Вали и Нарви быстро подставили диван из гостиной напротив белого кожаного дивана, который всегда стоял в кабинете доктора Локдоттир. Хель сбросила свою меховую мантию, мокрую от талого снега, и повесила её на вешалку, оставшись в чёрном расшитом золотой нитью платье, которое плотно облегало её стан. Вали и Нарви сели на кожаный диван, Хель и Локи — напротив них. Женщина приготовилась к долгому рассказу, а все остальные замерли, ожидая её слов. И вот они прозвучали, погружая всех присутствующих в события минувшего времени.

Последний раз, когда Вали видел Хель до путешествия, он открыл ей портал прямиком к мёртвым землям, где никогда не светило солнце. Переступив грань между мирами, Хель вернулась в свои владения. Как царица она шла по своему мрачному царству, прямиком к крепости, чьи башни-пики разрезали тёмное небо.

Приближаясь к крепостным стенам, богиня поразилась, насколько велика стала армия Хельхейма. Когда-то владения Хель были почти пусты, особенно по сравнению с Вальгаллой, а теперь тёмный край напоминал густо населённый мегаполис. Мертвецы, встречавшие её на пути, почтительно склоняли головы. Сквозь толпы мёртвых навстречу Хель с рыком и лаем выскочил страшный пёс Гарм. Четырёхглазый монстр оскалил красную пасть, капая на землю ядовитой слюной. Две пары сверкающих бледным золотом глаз уставились на Хель. Узнав свою хозяйку, пёс припал к земле, как нашкодивший щенок и подполз к её ногам. Хель не могла винить своего слугу за ошибку. Давно богиня смерти не была здесь, и она поразилась от случившегося преображения.

Вместе со своим псом-стражем, женщина вошла в крепость. В пиршественном зале на троне королевы смерти сидел её регент — Бальдр, по правую руку от него находилась Нанна, а по левую — иная женщина, которую Хель не признала. Регент сердечно приветствовал богиню и готов был уже освободить место для неё, но услышал отказ. Женщина отозвала Бальдра и переговорила с ним. Некогда светлый бог теперь отлично справлялся с ролью, которую Хель заставила его играть. Под его командованием мертвецы подготовились к решающему бою. И пусть первый раз они умерли бесславной смертью, в день Рагнарёка все — и женщины, и старики, и дети, были готовы поднять оружие. В своё время Хель боялась, что стоит ей уйти в Мидгард, как Бальдр перестанет ей повиноваться, но реальность оказалась куда лучше её ожиданий. Все мертвецы по-прежнему принадлежали Хель, в том числе и сын Фригг, который с радостью выполнял порученную ему работу и готовил армию к Рагнарёку.

Однако Хель могла бы признаться, что всё равно разочарована. Когда-то давным давно она с трудом поддалась на уговоры Вали убежать в Мидгард. Ей не хотелось бросать мир, созданный специально для неё. Но сейчас, вернувшись, она не почувствовала былой связи с этим местом. Её настоящий дом был там же, где остались невыносимый, но обаятельный Вали, молчаливый и надёжный Нарви, Фенрир и Йормунганд, родные по духу и по крови, и Локи — их беспутный отец, с которым, как не хотелось это признавать, у них у всех было что-то общее.

В своих владениях богиня не задержалась надолго. Хель запрягла в повозку двух мёртвых лошадей и направилась дальше. Она побывала в Йотунхейме и убедилась, что Нагльфар, самый большой из кораблей, почти достроен. Она отправилась в Муспельхейм и призвала к его сынам, напомнив властителю Суртуру о дне последней битвы, в которую он выйдет на бой на стороне тёмных миров. Хель проехала на своей ужасной повозке и по светлым мирам, внушая ужас в чужие сердца, предвещая скорый конец многих и многих жизней. И так она добралась до стен Асгарда.

Хель изменилась в этом путешествии. Её правая сторона становилась всё краше, волосы приобрели цвет червонного золота. Здоровый глаз сиял как изумруд на фоне кожи, похожей на розовый шёлк. Можно было бы сказать, что Хель стала прекраснее Фрейи, вот только сколь была прекрасна её правая сторона, столь уродлива — левая. Кожа иссохла, приобретя мертвенно-синий оттенок, и обтянула кости, мышц почти не было видно. Кровоточили и гноились раны. Незрячий взгляд белёсого глаза внушал желание упасть на колени и трястись от страха. Всякий, кто видел Хель, мог бы задрожать от ужаса или вожделения, в зависимости от того, какой стороной богиня к нему поворачивалась. Её одежды более не напоминали саван. В честь своего второго визита в Асгард она принарядилась. В путь она отправилась в тёмно-зелёном платье из бархата и его шлейф стелился за ней, заметая следы на снегу. Плечи Хель покрывала тёмно-синяя накидка, похожая на беззвёздное небо. Не смотря на своё частичное уродство, она двигалась плавно, держа спину ровно, а голову высоко, как подобает скандинавской богине. И, как полагалось женщине, она надела пояс из цепи, нанизав на него связку ключей, чтобы звенеть при каждом шаге. Не просто ключи. Это были ключи от «дома» — её оберег. Там был ключ от дома Вальтера Локсона в Норвегии, ключ от его квартиры в Швеции, ключ от квартиры Хельги Локдоттир и множество ключей от разных дверей мидгардского «Хельхейма».

Богине смерти никто не был указом. Её не могли убить, даже если бы захотели. Теперь она без страха появлялась везде, где только желала, и только дурак стал бы ей перечить. Хель стала как злая фея из той самой сказки, которая приходила туда, куда её не приглашали*. Женщина прошла через асгардские стены свободно, как могла бы, будь она здешней богиней. Она направилась прямиком в тронный зал Одина, и оказалась там очень вовремя. Асы и ваны собрались у трона Всеотца, чтобы вести совет.

Прихода Хель явно не ждали, ей были не рады, но и прогонять никто не осмелился. Все ждали слова Одина, но он лишь с интересом смотрел на незваную гостью. Вороны Хугин и Мунин — мысль и память, сидели на плечах Одноглазого и шептали что-то ему в уши, перебирая клювами седые волосы. Волки Гери и Фреки стояли у его ног. При виде прекрасной и опасной женщины, они оскалились, но не смели броситься. Время воевать с богиней смерти ещё не пришло.

Хель приветствовала Одина Всеотца, сказав, что рада видеть его в добром здравии, пусть он и напоминает ей немощного старца, который вот-вот окажется гостем в Хельхейме. Богиня узнала, хорошо ли он выспался и сама рассмеялась этой шутке. Она с удовольствием наблюдала направленные на неё озадаченные и ненавистные взгляды. Ей нравилось смотреть, как боги поджимают губы, как отворачиваются в негодовании, но ничего поделать не могут. Она оглядела толпу собравшихся ещё раз и убедилась, что в Мидгарде больше не было богов. Фрейя и Фрейр, Тюр и Форсети, Идунн и Хеймдалль — все они собрались здесь. Не было только Скади, и Ньёрд носил траур по ней. Никто даже не думал охотиться на детей Локи или нападать исподтишка. Они все прятались в Асгарде и тряслись от страха. Вели свои советы, вместо того, чтобы точить мечи. Даже Тор стоял потупившись и опустив могучий Мьёльнир.

Один, пропустив шутку богини, приветствовал её как равную. В его словах не было открытой злобы или ненависти, да и выглядел он как безобидный путник в сером потрёпанном плаще и широкополой шляпе, каким всегда притворялся перед людьми. Всеотец в ответ узнал, в хорошем ли здравии находится Локи, а так же как поживают Вали и Нарви. Одноглазый рассказал, что наслышан об их путешествиях, и неопределённо махнул рукой в сторону богов, которые некогда столкнулись с близнецами. Хель не могла скрыть злорадства, но с другой стороны, её жутко бесили речи Одина. Всеотец насмехался над ней и её семьёй, притом совершенно не скрывая того. Сквозь зубы богиня смерти процедила, что её отец и братья живы-здоровы. Затем, как бы промежду прочим, добавила, что они уже готовы к Рагнарёку, чего нельзя сказать об асгардцах.

Один выслушал её тираду со спокойствием. Одноглазый с улыбкой сказал, что не будет разубеждать Хель в том, чего она не ведает, при этом полагая обратное. Богиню не впечатлила ни его фальшивая улыбка, ни мудрые речи. Когда-то, когда Хель пришла в этот зал впервые, Один смог проникнуть ей в душу и использовать в своих целях, сейчас женщина воспринимала его уже иначе. Богиня смерти даже подумывала рассказать Всеотцу, как преданно Бальдр служит ей, и посмотреть, как с его губ слетит эта насмешливая улыбка, и как вздрогнет Фригг, что стояла у трона супруга с таким гордым безразличием на лице.

Вместо этого Хель бросила, что понимает, отчего Один и Локи побратались в своё время, но недоумевает, с чего их считают противоположностями. И Всеотец и трикстер на её взгляд — оба сладкоречивые лжецы, использующие всех вокруг в своих целях. Эти слова произвели на присутствующих куда большее впечатление. По изменившейся атмосфере, царящей в зале и по тому, как вдруг зашептались боги между собой, Хель поняла, что заронила семена сомнения в их сердца. Ведь всем было известно, что мать её, Ангрбода, славилась провидицей, а дочь ведьмы могла знать что-то такое, что недоступно увидеть им.

Один молчал. С богини было достаточно. Решив оставить разговор завершённым на своей ноте, женщина направилась к дверям. Когда она почти покинула зал, Одноглазый крикнул ей вслед, что-то о том, что связь между ним и Локи действует в обе стороны. Хель не стала его слушать и покинула Асгард. Всеотец хитёр, но он не заставит её сомневаться в собственном отце или том пути, на который они все ступили. Девочка выросла и ей больше нельзя было манипулировать.

В Мидгард Хель вернулась открыто, по Биврёсту, и никто не стал ей препятствовать.

Рассказ Хель завершился когда на город уже опустились ночные сумерки. Отец и братья поблагодарили её, и на том они расстались до утра. Женщине требовался отдых, и никто не смел её более задерживать. Разумеется, Вали сообщил, что если она проголодается, в больничном буфете её будут ждать бутерброды и чай в термосе, но Хель не нашла в себе сил даже на краткую благодарность. С трудом женщина расстелила свою постель и упала на неё, едва стащив с себя платье.

Хель не сразу провалилась в беспамятство. Сперва сон её был беспокойным. Женщину продолжали терзать воспоминания. Не о всех событиях она поведала отцу и братьям. Богиня не могла сказать им, что в пиршественном зале Хельхейма по левую руку от Бальдра сидела женщина, которую Хель действительно сперва не признала. С трудом в этом иссохшем теле, спутанных волосах, истощённом лице можно было увидеть прежнюю Сигюн. Обуреваемая сильными чувствами к своим братьям, Хель бросилась вперёд, едва не перескочив через стол, намереваясь забрать с собой светлую богиню и вернуть ей жизнь. Сигюн молчала и даже не подняла взгляда на Хель, когда та позвала её по имени. Нанна, осмелившись подать голос, попросила, чтобы богиня смерти не мучила её, ибо разум Сигюн остался далеко. Богиня смерти заверила Нанну, что все они могут быть спокойны, бывшую жену Локи никто не побеспокоит. Об этом печальном случае Хель умолчала, дабы не причинять лишнюю боль Вали и Нарви. Даже сама богиня смерти не могла вспоминать об этом без дрожи.

И ещё об одном случае Хель не сказала ни слова. Там, у самых корней Иггдрассиль, когда Хель вернулась в свои чертоги, то общалась с Бальдром. Мужчину, которого она когда-то боготворила, она встретила совсем иной, уже не той женщиной, что уходила из Хельхейма. Хель и Бальдр встретились, как давние друзья, хотя друзьями никогда не были. Всё это напомнило ей то время, когда она была Хельгой Локдоттир и ходила в кафе «У Нанны» вместе с другом Барнабасом. Барни не был Бальдром, и всё же они были очень похожи. Вспоминая это, Хель засыпала.

Хель попросила Бальдра проводить её перед отъездом и регент не посмел отказаться. Повозка, запряжённая мёртвыми лошадьми с глазами, сияющими как зелёные уголья, уже ждала. Хель закуталась в мантию, стоя на плато у реки Гьялль, продуваемом всеми ветрами.

Бальдр пришёл в назначенное время, не смотря на то, что Нанна, тут и гадать не нужно, отговаривала его от этой затеи. Он преклонил колено и не смел заговорить первым. Жестом Хель велела ему встать. Она рассмотрела его очень внимательно. Мужчина был красив и статен, как и при жизни, но красота его стала не такой яркой. Если будучи живым он напоминал солнце, то теперь больше походил на бледную луну, лишь отражение прежнего Бальдра. Хель дала ему знак приблизиться, а затем спросила:

«Ты знаешь, зачем я позвала тебя, сын Одина?»

«Нет», — ответ был краток.

«Когда-то давным давно наше знакомство началось не очень хорошо», — начала Хель издалека, но Бальдр вдруг перебил её:

«Не ты сделала его нехорошим, царица, а Локи — твой отец, склонный ко всякому злу. Он доказал это всем убив меня».

«Тебе не понять моего отца и мне не понять. Но он никогда не был злодеем. Не суди его, да не судим будешь мною, его дочерью».

«Незадолго до своей смерти в тёмных снах я видел последний день богов — битву на равнине Вигридр. Это были страшные сны, я мучался от них. Так что ты права, царица, в каком-то смысле твой отец оказал мне услугу. Здесь, в мрачном чертоге, я более не вижу снов и забыл, каково быть живым», — Бальдр говорил вежливо, но богиня видела в его голубых глазах, подёрнутых тусклой пеленой, скрытую ярость.

«Я призвала тебя не для того, чтобы слушать жалобы», — Хель хмыкнула, сморщив половину прелестного носика.

«Я просто хочу, чтобы ты поняла, царица, что тяготит меня. Я первым увидел в своих пророческих снах Рагнарёк. Сцены сражения представали предо мной каждую ночь. Страшная армия выйдет против Асгарда и возглавлять её будет Локи, наименее ужасный внешне, но наиболее чудовищный внутри. Я рассказал о своих видениях Одину, а через него об этом узнал и сам Локи, — Бальдр поёжился от своих воспоминаний. — Он не захотел выглядеть предателем раньше времени, поэтому подстроил мою смерть и сделал пленником Хельхейма».

Хель приблизилась к Бальдру и встала от него на расстоянии шага. Женщина заговорила едва не касаясь его губ, будто робкая невеста, что шепчет своему избраннику на ложе любви:

«Если ты думаешь, что это откровение для меня, то заблуждаешься, Бальдр. Обо всём этом мне давно известно, потому что Локи творил свои деяния не один. Я долгое время ходила с грузом вины на плечах. Я могла отсрочить Рагнарёк, но, ослеплённая безответной любовью к тебе, приблизила его. Прошлое не исправишь, сын Одина. Тем не менее, я могу сделать подарок, который послужит тебе в будущем. Слово моё нерушимо, и я даю тебе его. В день Рагнарёка, когда я паду в последней битве, ты освободишься от моей воли и сможешь сам выбрать сторону».

Бальдр молчал, будто разучился воспроизводить человеческую речь. Впрочем, таким он нравился Хель даже больше. Когда он попал в её царство, сама она была молодой девушкой, а он, хоть и женатым, но таким же глупым мальчишкой. Сейчас, когда он стоял, смотря на Хель без стыда, скрывая своё замешательство за молчанием, богиня увидела в нём мужчину. Услышав признание, столь сокровенное, из уст богини смерти, он не смутился и не оробел. Бальдр посмотрел на Хель и произнёс:

«Много лет я, будучи пленником Хельхейма, покорный твоей воле, готовил мертвецов к последней битве. Когда ты ушла, я временно стал правителем царства мёртвых. И даже когда ты падёшь, в праве ли я буду переметнутся на другую сторону, где все мои друзья, сын, отец и мать? Да и если я приду на сторону Асгарда, что будет с женой моей?»

Хель ожидала подобного ответа. Разумеется Бальдр, как и все, думал прежде всего о тех, кто ему дорог. Богиня смерти не помедлила с ответом:

«Нанну я освобожу тоже. Освобожу полностью вас обоих. Вы снова будете дышать, снова сможете полюбить свет. Так я освободила Нарви, сейчас он в Мидгарде вместе с близнецом. Отпечаток Хельхейма на нём сильнее, ибо раны, которые принесли ему смерть, были слишком велики. Но отравленный шип омелы можно выдернуть, а разорвавшееся от горя сердце — срастить. Нет ничего проще».

«А если все умрут, зачем нам такая жизнь?» — Бальдр задавал правильные вопросы.

«А если все умрут, тогда решать тебе. Я уже не та девочка, которая считает, будто чужую любовь можно заполучить, удерживая кого-то подле себя».

«Мне очень жаль, что в юности я был так глуп, — признание Бальдра было весьма неожиданным. — Ты, царица смерти, была одной из многих женщин, которых покорила моя красота, и которые решили, будто я испытываю к ним расположение только потому, что я улыбался им. Мне стоило быть сдержаннее. Ты же понимаешь, что я никогда не стал бы твоим, если бы Локи не подстроил мою смерть?»

Эти слова звучали так искренне и так самонадеянно, что богиня рассмеялась. Хель вскочила в свою колесницу и схватила за поводья и голос её эхом отразился вокруг: «Но ты же понимаешь, что сейчас я бы никогда не выбрала тебя себе в мужья?»

Хель стегнула лошадей и умчалась вдаль, будто и не было её. Бальдр долго смотрел ей вслед, надеясь разглядеть хоть силуэт, но было тщетно. Лишь задорный смех Хель ещё колыхался в воздухе. Однако, не смотря на эту финальную насмешку, богиня смерти дала своё обещание. В этот раз она поступила не по чужой воле, а по своей собственной, и почувствовала себя по-настоящему свободной.

Утром Хель долго сидела на кровати в полудрёме. Бледный свет наполнял комнату. Женщина лениво посмотрела на платье, висящее на мониторе компьютера на рабочем столе, на раскиданные по полу сапоги, на электронные часы на стене, что лениво мигали зелёными цифрами, показывая полдень. В душе её не всколыхнулась ни одна педантичная частица. Женщина не подорвалась с кровати, чтобы убрать весь этот беспорядок, а продолжала сидеть в коконе из одеяла, вспоминая, сколько тайн она раскрыла прежде, чем уснуть. Хель оставалось надеяться лишь на то, что Йормунганд, её всевидящий брат, не выдаст этого никому. Встреча с Бальдром должна была остаться в секрете. Мысленно обратившись с просьбой к Мировому Змею и понадеявшись на его благоразумие, Хель вылезла из кровати.

Одевшись и приведя комнату в порядок, богиня отправилась на поиски братьев и отца. «Хельхейм» в отсутствие Фенрира был слишком большим для их маленькой семьи. Каждый шаг Хель отдавался эхом по полупустым коридорам. Спустившись на этаж ниже, в столовую для мед персонала, женщина обнаружила братьев и отца. Они как раз заканчивали завтрак, в центре стола стояла большая тарелка с горой дымящихся вафель, а каждый из мужчин пил чай или кофе.

— Ты голодна? — вместо приветствия спросил Вали, будто с надеждой. Его забота порой умиляла Хель. — Могу сделать тебе омлет на скорую руку.

— Не утруждайся, — ответила женщина, беря стул и подсаживаясь к родне. — Но я не откажусь от чашки крепкого кофе и этих восхитительных вафель.

— Будет сделано, — с улыбкой отозвался Вал и метнулся к кофе-машине.

— Как спалось? — спросил Локи с неопределённой улыбкой. Может она и была знаком доброго расположения, но Хель увидела в ней долю лукавства.

— Восхитительно, — отозвалась женщина, что было правдой. Она действительно хорошо спала. — Нет места лучше дома.

— А мы уже боялись, что ты не вернёшься, — хмыкнул Нарви. — До Рагнарёка остались считанные дни, трёхгодичная зима на исходе.

— Это миры на исходе, а не зима, — произнёс Локи, откинувшись на стуле. — Я прямо-таки счастлив, что всё это закончится.

— Я всем напоминаю, что мы договорились не говорить о Рагнарёке за обеденным столом, — напомнил Вали, подходя к Хель. В его руках была керамическая кружка, наполненная чёрным как смоль кофе, которую он поставил перед сестрой. — Это не зал заседаний.

— И то верно, надо нам хоть немного побыть просто семьёй, — поддержала брата Хель, а затем помрачнела. — Хотя у меня всё же есть вопрос, который стоит обсудить.

— Что же это за вопрос? — поинтересовался Локи, прихлёбывая свой чай и закусывая мягкой горячей вафлей.

— Скажи, отец, что значили последние слова Одина? — обратилась к нему богиня смерти, смотря прямо в глаза.

Локи хотел что-то сказать, но внезапно закашлялся. Он отставил чашку на стол и положил рядом недоеденный кусок. Вали хотел было помочь отцу, но тот отмахнулся.

— О чём ты? — спросил бог хриплым голосом, когда смог говорить.

— Что значит связь между тобой и Одноглазым, которая действует в обе стороны? — пояснила свои слова Хель. — Я не хотела слушать Одина, ибо не зря он зовёт себя Бёльверк и Хникар*. Но ты сказал, что обманешь других, но не меня. Не нас, твоих детей. Что за тайну вы с ним храните между собой?

— Надеюсь, все уверены, что хотят это слышать? — Локи обвёл присутствующих ожидающим взглядом.

— Не томи, — отозвался Нарви за всех. — Нам тошно думать, что какие-то тайны могут подрывать наше к тебе доверие.

Локи тяжело вздохнул, допил свой чай и отставил кружку. Экстренно дожевав вафлю и отряхнув руки от крошек, имитируя беззаботность, трикстер начал рассказ, заходя издалека:

— Когда-то давным давно, я был скитальцем. Слишком мелкий и умный для великанов, я никак не уживался в Йотунхейме. Для людей я был чересчур велик и опасен, а богов Асгарда, как и самой крепости, тогда не существовало. Зато существовал Один. По сути своей, такой же путешественник, как и я. Вот только если я был странником вынуждено, то Одноглазый, тогда и не одноглазый вовсе, просто ещё не решил, где бы ему осесть. И вот мы, два путешественника, встретились однажды и разделили поровну пищу и огонь. Это была ночь длинных и путанных разговоров. Сейчас я уже не вспомню, о чём мы тогда говорили, над чем смеялись, о чём спорили. Под утро, когда пришёл момент расставаться, Гримнир*, как он мне представился тогда, сказал, мол чувствует, что я ему как брат родной. Мне было интересно, что же он имеет ввиду. И когда путник предложил побрататься на крови, я согласился лишь из чистого интереса. На тот момент я не подозревал, что ничем хорошим для меня этот союз не обернётся.

Локи замолчал на время. Никто его не торопил. Трикстер всё глубже погружался в такие далёкие воспоминания. Речи его снова начинали путаться. Локи нервничал и это совсем не обнадёживало его детей.

— Тогда всё было по иному. И Иггдрассиль был куда меньше. Расставшись с Гримниром, я продолжил своё бесцельное путешествие по мирам. Но, теперь, по крайней мере, у меня было место, куда я мог вернуться. Он указал мне ту равнину, где скоро должна была вырасти крепость. И однажды, устав от бесконечного пути, я пришёл. Тогда Асгард уже наполнился асами и ванами, и я проник к ним и прижился, будто был там с самого начала. Одина моё пришествие обрадовало сверх меры, — трикстер посмотрел на дочь. — Ты была права, когда заявила Всеотцу, мол Локи и ты из одного теста слеплены. Так оно и есть. Мы оба в какой-то мере порождения Хаоса. Оба хитры и умны. И совершенно непонятно, отчего его считают светлым богом, а меня тёмным. И, признаться, после всего, что произошло, я чувствую себя полным дураком. Один обманул меня. Мы не просто побратались на крови, а в каком-то смысле стали единым целым. Как светлая и тёмная сторона луны. И наша связь лишь крепла с годами. Одноглазый не солгал, когда сказал, что наша связь работает в обе стороны. Мы знаем мысли друг друга, знаем чувства…

— И много ли известно ему о том, что мы делали последние два года? — спросил Вали с опаской.

— Он знает, но куда меньше, чем мог бы, — признался трикстер, улыбнувшись. — Я многое выкидываю из своей головы, как ненужный балласт. За свою жизнь я наловчился прятать от него многое. Впрочем, он тоже не промах. Хоть я и получаю от него много, чувствую, что и упускаю примерно столько же.

— Тогда я ничего не понимаю, — произнесла Хель, пребывая в замешательстве. — Неужели он знает о нас что-то такое, что может нам повредить?

— Нет, это не так, — Локи начал догадываться. — То, что Одноглазый сказал, это не попытка заставить вас во мне сомневаться, а предостережение мне. Кроме чувств и мыслей, наша внутренняя сила тоже делится поровну. И это больше всего пугает меня. И кто знает, что будет в день Рагнарёка, когда Фенрир-Волк пожрёт Солнце, Луну и Одина. Успею ли я нанести смертельный удар Хеймдаллю прежде, чем окончательно ослабею или Одноглазый перехитрит меня?

— В таком случае он так же должен понимать, что ты можешь использовать вашу связь против него самого, — заявил Нарви, вклинившись в разговор. — Да и не собирается же он прыгать в пасть Фенрира лишь для того, чтобы нанести поражение тебе.

— Лишь один раз мне удалось сместить баланс силы в свою сторону, — сказал Локи без энтузиазма. — Когда Вали заколдовал место, на котором я пребывал в заточении, то в своём заклинании использовал пустую руну Одина. Всеотец думал, что ослабел из-за того, что я нахожусь в плену, и погрузился в сон, дабы восстановить силы. Но сон Одина восстановил отнюдь не его, а меня.

— Так и подразумевалось, отец, — произнёс Вали, с долей слегка неуместного самодовольства. — Я думаю, что смогу снова применить руны и защитить тебя в день последней битвы.

— Я надеюсь на это, и на вас всех. Мы не должны проиграть этот бой, — Локи посмотрел на каждого из своих детей с надеждой и долей отчаяния. — Один обманул меня в своё время, привязав к себе. Он много раз использовал и унижал меня. Больше я этого не допущу. А сейчас прошу меня простить, я должен поразмыслить над тем, что узнал. Нам нужен хороший план.

Локи резко вышел из-за стола и задумчиво покинул столовую, оставив в замешательстве своих детей. Ему требовалось прогуляться и подумать о том, что передал ему Один. Если Гримнир хотел выбить его из колеи, то у него прекрасно получилось. А ведь всё шло так хорошо.Примечание к части* Подразумевается Малефисента — злая фея/ведьма из "Спящей Красавицы".

* Бёльверк и Хникар — имена Одина, соответственно "злодей" и "сеятель раздоров".

* Гримнир — ещё одно имя Одина, "скрывающийся под маской".

Скандинавские боги последние три года провели в ожидании своего последнего дня, и всё равно он наступил слишком внезапно. Подготовиться к такому событию было не возможно, как ни бейся, сколько сил не трать. И это понимали обе враждующие стороны. Меж тем до Рагнарёка оставались уже не дни, а часы. Сущие крохи в масштабах как Вечности, так и человеческой жизни.

Утро рокового дня в мидгардском «Хельхейме» было наполнено светлой печалью и лёгкой тревогой, а вместе с тем железной решимостью довести дело до конца. Теперь Локи и его дети почувствовали в полной мере — здесь и сейчас все они не случайно. Это их судьба и воля. Много раз они видели шанс свернуть с дороги, но ни разу не сделали иного выбора.

Хель постояла на пороге, смотря, как её братья и отец расходятся в разные стороны, теряясь в тумане морозного утра, а затем вернулась в главный корпус медицинского центра. Времени для долгих прощаний уже не хватало, хоть женщина и ощущала себя покинутой. Она тешилась лишь мыслью, что ещё увидит своих родных в последний раз. Проходя по пустому холлу, богиня представила грядущий бой на равнине Вигридр. Это будет славная битва. Кровь асгардцев, а так же всех, кто им поклоняется, польётся реками. Сколь многие сложат головы в этом сражении. Звон мечей и топоров наполнит пропитанный миазмами воздух, а вокруг будет лишь яркое сияющее пламя и отравленная вода. Хель представила своих братьев и отца в пылу битвы и почувствовала возбуждение, сродни тому, которое женщина может испытать, ложась с мужчиной. Бальдр умолял понять его, когда рассказывал о кошмарах Рагнарёка, но Хель было это не дано.

Богиня прошлась по залам своего мидгардского царства. На ней было уже не платье, а доспех, на поясе бряцал короткий меч, ударяясь о звенья кольчужной рубашки. Всего пару часов прошло с момента, как женщина надела своё обмундирование, а с левой стороны серебристая кольчуга уже начала темнеть и покрываться ржавчиной, и кожаная рубаха под ней перетираться и рваться. Аура богини смерти оказывала причудливое влияние на всё вокруг. Когда-то Хель беспокоило это, но сейчас она не старалась плыть против течения.

Сейчас богиня смерти ощущала себя как никогда цельной. Большую часть своей жизни она словно противоречила сама себе: безразличная к окружающему миру, и в тоже время не безучастная, смертельно усталая, но встающая с рассветом, ведомая своим долгом, жаждущая света, но обитающая во тьме. Чувство внутренней гармонии, которое зародилось совсем недавно, дарило ей холодное спокойствие, столь важное для предводительницы огромного войска.

Спускаясь по тёмной пожарной лестнице на цокольный этаж, женщина размышляла о том, как прошла её жизнь. По мнению Хель жизнь, в принципе, была лишь временным явлением на пути к смерти, а потому о собственном бытие она задумалась впервые. Стоя на краю света, буквально в нескольких часах от всеобщей гибели, можно уделить пару минут на воспоминания. Более подходящего момента не представится — сейчас богиня осталась наедине с собой и её шаги гулом отдавались в пустом здании.

Детство Хель, в целом неплохое, прошло среди великанов в Железном Лесу. Однако, в силу врождённой скромности, девочка, рождённая от бога и великанши, никогда не покидала окрестностей своего дома. Фенрир рыскал по лесу и учился охотиться, Йормунганд таился в болотистых озёрах, Хель же вечно пряталась за материнскую юбку. Её не пугал мрак, но всё же чего-то той девочке не хватало, чтобы почувствовать себя защищённой.

Однажды в их дом прибыл незваный гость, которого Ангрбода назвала своим мужем и отцом своих детей. Тогда-то Хель и поняла, чего ей не хватало. Локи излучал свет, не подобный свету солнца или огня. Перед богом-трикстером тьма отступала в страхе и девочка, наполовину мёртвая, а наполовину живая полюбила этот свет, идущий из глубины чужой души, более всего на свете.

Богиня улыбалась, но в темноте никто бы не разглядел её насмешливой кривой улыбки, если бы было, кому смотреть. Очень скоро за ней и братьями явились асгардские воины, и Хель скорее радовалась предстоящему путешествию, чем печалилась расставанию с домом. Да и Ангрбода была удивительно спокойна, будто только и ждала этого. Хель надеялась оказаться поближе к отцу, но ни в его доме, ни в Асгарде ей, Фенриру и Йормунганду места не было. Всеотец, дабы не обделить великанскую дочь, подарил ей Хельхейм — обитель мрака и скорби. Хель приняла этот дар с благодарностью.

Радость от общения с мёртвыми быстро прошла, Хель хотела повидать целый мир, но не могла уйти. В оставшихся восьми мирах происходили радостные и печальные события, а богиня смерти узнавала о них лишь из уст очередного мертвеца, прибывшего к ней. Тяжело было её бремя, но она несла его с гордостью, не признаваясь в том, что устала до осточертения. Лучшей участи она просить и не осмеливалась.

События, предшествующие Рагнарёку, встряхнули Хель, но ненадолго. Локи пришёл просить об услуге и так же быстро ускользнул, получив желаемое. Бальдр почти не сопротивлялся ауре Хельхейма и вскоре затух, как пламя на ветру. Нарви ходил как в воду опущенный, думая о своей смерти, которая принесла позор и ему, и брату-близнецу. Хель была бесконечно одинока, но никто не смог бы понять её страданий.

Богиня смерти почувствовала себя уже не царицей, а пленницей, и в своей скорлупе ей стало тесно. Она уже не мечтала ни о путешествиях, ни о том, чтобы почувствовать прикосновение света. Вали развеял её сомнения. Бесстрашно шагнувший во тьму брат, одержимый местью и гонимый своей болью, пришёл в Хельхейм, дабы просить его госпожу о помощи. Вал сиял так ярко, что Хель могла бы ослепнуть, смотря на него.

Богиня смерти поселила брата в покоях своего дворца среди мёртвых, дабы он ожидал её решения. Вали не погас, как это было с Бальдром, хотя смерть окружала его со всех сторон. Подавив свои сомнения, Хель приняла решение уйти вместе с братом при условии, что Нарви покамест останется на троне Хельхейма. Вал выразил согласие. Разумеется, очень скоро брат и сестра рассорились из-за этого, но Хель получила то, чего страстно желала все эти годы — свободу. То, что не менее желанный ей свет всегда был внутри неё самой, богиня смерти осознала позднее. Теперь ей было не страшно и не стыдно почувствовать себя хоть немного живой.

Хель распахнула холодные двери морга. В нижних комнатах ждали свою царицу верные воины, пока что голые и безоружные. Сотни мёртвых глаз смотрели на женщину из толпы. Это был лишь маленький отряд в сравнении с той армией, что томилась в ожидании в настоящем Хельхейме. У каждого из этих хладных тел была своя история, скрытая за шрамами и швами, любовно наложенными Хель. История слёз и потерь, которая привела их всех к Рагнарёку.

Хель вздрогнула, почувствовав нечто необычное. Окружающий мир покрылся рябью. Очень близок был тот момент, когда Мидгард будет уничтожен. Тьма, призванная магией Вали и сущностью Локи, отступила, как отступает вирусная болезнь перед антибиотиком, но оставила после себя ослабленный иммунитет — трещины на той грани, что отделяла срединный мир от всех остальных. Скоро эта грань лопнет, как истончившийся по весне лёд, и они окажутся в настоящем Хельхейме. Облачившись в доспехи, мёртвые встанут под знамёнами Хель, а затем поднимут оружие и выйдут на бой.

Едва попрощавшись с роднёй, Нарви перешёл на бег. Наконец-то свобода. Ему претили все эти долгие напряжённые прощания. В таких ситуациях он чувствовал себя неловко. Он лишь раз обернулся, чтобы увидеть, как Вали возится с фургоном, пытаясь его завести. Горевать не было нужды, в конце концов они ещё встретятся, пусть и в последний раз.

Нарви бежал посередине шоссе, наплевав на то, что может стать причиной дорожной аварии. Люди и их мелочные заботы более не волновали бога, и скрываться не было нужды, когда мирам осталось столь немного. Мужчине нравилось чувствовать напряжение в ногах и боль в горле от холодного воздуха, но Нар и не думал сбавлять темпа. Жар разливался по всему его телу, не смотря на мороз. Ему даже пришлось расстегнуть чёрное кожаное пальто с меховым подкладом, чтобы дать телу доступ к холодному воздуху. Нарви чувствовал себя живым как никогда. Живым и бессмертным.

Меч Рунблад приятно бряцал у мужчины за спиной, ударяя по ягодицам. Теперь клинок был облачён в настоящие кожаные ножны, а не жалкую тряпицу. Чтобы сделать их, несколько месяцев назад Нарви отправился на охоту вместе с Фенриром. Волк загнал оленя, а Нар голыми руками поймал его. Сын Локи догнал и повалил крупного самца, а когда подмял животное под себя, уже порядком придушив, вонзил в мощную шею острый широкий нож. Олень хрипел, и тёплая кровь била у него из шеи фонтаном, попадая на Нарви. Когда животное издохло, Нар освежевал его. Подросшему Фенриру туша оленя была на пару укусов, зато шкуры животного хватило, чтобы сделать ножны с перевязью для рунического меча. Нарви сам обработал шкуру, сам сшил ножны и ремни, и сам вышил на них руны. Вали зачаровал рунический рисунок, и теперь Рунблад стал ещё сильнее. Заточенный и отполированный он ждал последнего боя.

Воспоминания вызывали у Нарви приятное чувство. Не менее приятное, чем мысли о предстоящей битве. Битве, в которую он пойдёт с отцом, братьями и сестрой. Нар продолжал бежать, и вместе с тем он прислушивался. Не ушами, а всем своим нутром, всем своим существом. Он надеялся, что в конечной точке назначения его уже ждут.

Йормунганд действительно ждал своего брата. Он сам дал об этом знать, но не улыбкой, а лишь её образом, который проник прямо в мысли Нарви. Пришедший из царства Хель молчаливый брат более других нравился Змею. Йормунганд уже поднялся со дна океана, взбивая на поверхности густую белую пену. Моря Мидгарда бурлили, ибо вся вода мира стала слишком тесной для Змея. Исполинские волны бились о берег, отрывая лодки от пристани и унося их на глубину. Голова Змея как всегда покоилась возле стокгольмского причала, там, где он впервые встретился с Нарви в Срединном мире.

Сейчас вода закипала не только на материальном уровне, но и на ментальном. Во всех частях планеты особенно чувствительные люди проснулись, даже не смотря на усталость. Всем им снились эпизоды неминуемой битвы, которая ещё только грядёт, но в которой они не примут активного участия. Жалкие слабые люди будут лишь пассивными зрителями своего неизбежного конца.

Ментальный уровень, подобный воде, стал ещё одним пристанищем Йормунганда. Как и его мать, Мировой Змей обладал значительной долей дара предсказаний. Правда Ангрбода умела изъясняться словами, а Змей — лишь неопределёнными образами, большинство из которых он не понимал сам. Через сновидения он обозревал не только прошлое и настоящее, но и будущее, в том числе очень далёкое. Именно через сны он разговаривал с теми, кто был ему нужен и передавал свои послания. Йормунганд знал, как важно сплотить бога-трикстера и его детей. Он следил, чтобы они слишком уж не отклонялись от намеченного курса. Вали и Локи были правы говоря, что Рагнарёк нужен миру, и Змей следил, чтобы пророчество о всеобщем конце исполнилось. Иногда, проникая в чужие сны, он допускал промашки. Бальдр думал, что первый увидел предсказание Рагнарёка, а на самом деле это Йормунганд прополз в его сны. В последствие выяснилось, что это была совсем не промашка, а ещё одна деталь некоего Вселенского механизма.

Мировой Змей никогда не считал себя добрым или злым. Он не жаждал мести за то, что Один вырвал его из уютного болота в Железном Лесу и запустил в мировые воды, кинув на произвол судьбы. И всё же в день последней битвы он надеялся поквитаться с тем, кто дважды сделал ему неприятно. Глупый Тор, по вине великана из Утгарда, думал, что тянет кошку за брюхо, а на самом деле растревожил Мирового Змея. И во второй раз безмозглый Громовник, уже намеренно, отправился на рыбалку с великаном Хюмиром, скормил Йормунганду голову великанского быка и попытался вытянуть того из воды. Мировой Змей упирался, но богу удалось вытащить на поверхность его голову. В тот раз Йормунганд по-настоящему разозлился и выпустил столько яда, что передохла вся рыба в округе. Жаль, сдох не сам Тор.

Нарви прыгнул в воду. Змей сразу это почувствовал и встрепенулся от нетерпения. Волны стали ещё сильнее. С одной стороны Йормунганд беспокоился, что утопит несчастного маленького брата, а с другой — это должно было послужить ему разминкой. Путь им предстоял не простой. Мировой Змей подхватил тело, слегка отяжелевшее под водой. Нарви крепко вцепился ему в голову на уровне носа.

«Здравствуй, мой глубоководный брат», — мысленно произнёс Нар, приветствуя его.

Йормунганд ответил ему в своей манере. Он напомнил Нарви, как давным давно в юности, когда Змей Мидгарда был не больше гадюки, они вместе плавали в озере недалеко от Асгарда. Теперь им снова суждено плыть. Все озёра, моря и океаны постепенно сливались в одну великую воду. Змей забил хвостом в нетерпении, вспенивая воду у берегов Австралии, вызывая цунами. Нарви, ловко цепляясь за огромные чешуи, переполз наверх головы Йормунганда и умастился на огромной ромбовидной голове прямо между его глаз.

«Я готов», — отозвался Нарви без слов.

Нар всегда был решительным, этого у него не отнять. Сейчас его и вовсе распирало от воодушевления. Он уже не боялся смерти. Единственное, что его волновало — достойная гибель, чего он не получил в первый раз. Змей мог бы обнадёжить его, сказать, что он умрёт славно, с мечом в руке, но пусть он узнает это сам.

Йормунганд двинулся, рассекая толщу воды. Мимо него на большой скорости проносились куски мусора, и Нарви приходилось уворачиваться от этой грязи. Оба брата в данный момент думали, что люди достаточно навредили своему миру, отравив океан. Было бы весьма справедливо отобрать его у мидгардцев. Имея — не ценим, кажется так они сами говорят.

Фенрир передвигался по городу большими прыжками и через несколько таких скачков покинул Стокгольм. На своём пути он решил избегать больших городов — они становились для Волка слишком тесными, хоть он и не достиг своего окончательного размера. До прибытия на равнину Вигридр, он ещё успеет вырасти. Локи крепко вцепился в жёсткую шкуру на загривке Фенрира. Бог-трикстер улыбнулся, ибо их тандем представлял со стороны занятное зрелище. По-скольку Локи пока оставался размером с человека, он, должно быть, выглядел как этакая рыжая вша, пригревшаяся на шерсти гигантского чёрного пса.

Подумав о паразитах, Локи задрал низ клетчатой рубашки с тёплым подкладом и почесал влажную зудящую кожу, но это были не вши. Удерживаясь на месте с помощью ног и одной руки, мужчина дрожащими пальцами расстегнул несколько верхних пуговиц, оттянул край рубашки и увидел кровавые расчёсы на красной воспалённой коже. Чуть ниже на его груди виднелась рунная вязь — защита Вали, включавшая в себя и пустую руну чёртова-козла-Одина. Раны не успели толком зажить и кровили, зудели, болели, принося Локи дискомфорт.

Правда боль бога-трикстера не сравнится с той болью, которую он планировал принести своим врагам. Он припомнит им всё: зашитый рот, покалеченное мужское достоинство, зачатие Слейпнира, многие годы в заточении… О, Локи планировал переиграть их всех и особенно старого козла Одина. Ему вдруг припомнился рассказ Нарви об убийстве Скади. С каким наслаждением он слушал о том, как верный Рунблад в руках его сына лишил снежную королеву головы и как кровь долго-долго разливалась лужицей по полу…

— Отец? — окрикнул его Фенрир, слегка повернув голову и сбавив ход. — Ты бледен.

— Я в порядке, — отозвался Локи, хватаясь обеими руками за шерсть Волка. Его поразила забота, которую вдруг проявил его сын. Такого больше ожидаешь от Вали.

— Не скажешь ничего мне перед решающей битвой? — спросил Фенрир, оскалившись в подобии улыбки. — Скоро мы будем в Муспельхейме, а там и до равнины Вигридр недалеко.

— Одно я могу сказать тебе точно, — громко сказал Локи, сдвинувшись ближе к острым ушам Волка. — Вопреки пророчеству, не жри Одина сразу. Подержи его во рту, прикуси, но не убивай. Лишь в предсмертных муках сожми челюсть и загрызи его.

— Прямо не знаю, что сказать, — Фенрир хрипло расхохотался. — Долгие века я ждал в своих кандалах Рагнарёка, а ещё более долгими мне показались годы в собачьей шкуре. И какими же длительными будут те минуты, покуда Одноглазый станет бултыхаться между моих зубов.

— Понятия не имею, — отозвался Локи, снова погружаясь в себя, — главное жри его без оружия, иначе он найдёт способ тебя убить…

Боль в груди снова дала о себе знать и Локи скривился. Он злился, сильно злился и мысли начинали путаться у него в голове. Трикстера бесило, что он такой маленький и безоружный, его раздражал холодный ветер, хлещущий в лицо вместе со снегом. Он хотел было приказать Волку: «говори со мной», но сын Ангрбоды словно услышал его мысли.

— Что думаешь о Хель, отец? — Фенрир словно вёл светскую беседу, а не мчался через всю Европу, чтобы попасть на дальние острова. Не получив ответа, он продолжил. — Она стала хороша, ох, как хороша, хоть и мурашки по коже у меня побежали, когда я её увидел после путешествия. Прямо как в тот день, когда она родилась, — когда Локи промолчал, Фенрир сменил тему. — А за судьбу Вали и Нарви не боишься? О них в пророчестве ни слова, мертвы должны были быть, а они распорядились по-иному.

— Вали и Нарви. Они достойны большего и знают об этом, — услышав про близнецов Локи встрепенулся. — Я и правда был счастлив, когда узнал, что они выжили. Теперь всё будет иначе. Пусть горят в огне дурацкие пророчества. Как Хель, что поведёт за собой бесчисленную армию мертвецов, как Суртур, что поведёт за собой сыновей Муспеля, Вали и Нарви тоже сыграют свою роль. Нарви спелся с Йормунгандом. Хорошо, пусть они действуют сообща. А Вали будет пожинать плоды своих поступков в одиночку. Он хотел Рагнарёка не меньше меня, ему и вести армию на бой вместо меня.

— Большую хитрость ты затеял, большую, — хмыкнул Фенрир, вспоминая их совет вчерашним днём, на котором роль каждого присутствующего была озвучена всем остальным.

Локи задумался. Да, большую, ибо ему требовалось прикрытие, чтобы осуществить задуманный план. Об этом он старался думать поменьше, ибо хитрый Один мог подглядеть его мысли. Локи беспокоило то, что Вали и Нарви в своих путешествиях встречались с другими богами и разговаривали с ними, и сражались честно, вместо того, чтобы заколоть в спину. Тот же Тюр или Фрейр могли разглядеть их слабости, а Фрейя, Хеймдалль и Форсети — выведать тайны. Трикстер помотал головой, словно хотел вытряхнуть ненужные мысли, и чуть не свалился со спины Волка, который бежал что есть мочи.

— Далеко ещё до Муспельхейма?! — крикнул Локи наперекор ветру, стараясь не терять связь с реальностью. Он не мог разглядеть окружающий пейзаж — всё вокруг сливалось в большое белоснежное полотно.

— Близко, с моей-то скоростью, — немного хвастливо заявил Фенрир. — На тех островах, где я его обнаружил, несколько раз за прошедший год, не смотря на лютый холод, извергался вулкан.

— Да, вулкан вполне в духе Суртура, — согласился Локи. — Значит там мы порвём ту мембрану, которую Хель зовёт «гранью между мирами».

— Ох, и не представляю, как мы это сделаем, — фыркнул Фенрир. — Странно всё это.

— Доверься мне, — ухмыльнулся Локи. — Покуда лежал я на тех камнях и сосал жизнь из ясеня Иггдрассиль, я чувствовал эту грань. Хоть и немного мне дало это поглощение, вся та энергия покинула меня очень скоро, но мирам и их обитателям я навредил сильно. Ох, вот будет славно, если боги будут так слабы, что не смогут противостоять нам.

Локи расхохотался, но Фенрир не поддержал его. Путь их далее проходил через океан. Волны вспенились, грозясь затопить сушу. Фенрир разогнался и прыгнул к клочку земли, виднеющемуся на горизонте. Один безымянный остров, второй, третий. Он прыгал по ним как по кочкам, перебираясь через топкое болото. Он вёл отца туда, где совсем недавно плыла раскалённая лава, пожирая землю. Там должна была находиться дорога в огненный опасный мир Суртура.

Вали сразу понял, что обычными методами завести фургон не удастся. Автомобиль уже несколько дней проторчал на противоположной стороне улицы от медицинского центра и теперь, абсолютно заледенев на таком морозе, он отказывался заводиться. Вал раздражённо вышел из фургона и, обойдя его, оказался напротив аэрографии, изображающей восьминогого коня. На лбу нарисованного Слейпнира красовалась руна «Райдо» — одна из самых практичных в футарке. Приложив к холодной поверхности фургона руки, Вали активизировал руну. Теперь всё должно было получиться.

Вал посмотрел на пустынную улицу. Локи на громадном Фенрире уже скрылся меж домов, и Хель исчезла с порога «Хельхейма». Зато Нарви стоял и смотрел на близнеца, будто чего-то ждал. Вали кивнул брату, хоть и сомневался, что тот разглядит столь неприметный жест. Нар в ту же секунду сорвался с места и скрылся в пелене снега, который начал падать с удвоенной силой.

Вал вернулся в кабину и повернул ключи в замке зажигания. На этот раз машина не заартачилась. Заработала печка, и внутри стало теплее. Вали схватился за руль и только сейчас заметил, как дрожат его руки, и отнюдь не от холода. Он нервничал. Если бы Вал узнал, что Хель считает его неугасимым светом, то рассмеялся бы над её фантазиями. Сейчас он чувствовал себя как никогда тусклым и уставшим, а по-другому и быть не могло, когда ты не спал всю ночь. Тяжело вздохнув, словно на него взвалили камень, Вал нажал на педали и стартанул по обледеневшей дороге. Он направлялся в аэропорт.

Вали и помыслить не мог того, что Локи отдаст ему свою роль. Корабль Нагльфар — самый огромный из существующих кораблей, на котором инеистые великаны покинут бухту на границе Йотунхейма и Хельхейма, должен был управляться самим богом-трикстером. Однако около года назад Локи передумал. С какой-то лёгкостью он сказал, что у Вали лучше получится управиться с кораблём и командой. Узнав про самолёт, названный в честь знаменитого драккара, Локи лишь пожал плечами и бросил вполне определённое: «тем более, действуй». Сын не стал спорить со своим отцом. Локи принимал спонтанные, но подчас довольно верные решения. Вали целый год изучал морское дело и проходил курсы пилотирования самолётов, взломав сайт военной академии. Разумеется, теория никогда не заменит практику, но Вал надеялся со всем разобраться.

Довольно скоро добравшись до аэропорта Стокгольма, где Вали должен был ожидать мидгардский «Нагльфар», он обнаружил, что там довольно пустынно. Ни машин на стоянках, ни людей в самом здании практически не было. Вероятно, рейсы отменили из-за непогоды, а зима разгулялась не на шутку. Тяжёлое свинцовое небо низко нависало над городом, сбрасывая бесконечные снежные хлопья. Впрочем, такая погода была только на руку Вали.

Бог зашёл в здание аэропорта, стряхнув снег со своего пальто, почти такое же, как у брата, но коричневого цвета. Выглядел он вполне прилично, но не мог остаться незамеченным, ведь был единственный посетителем.

— Сэр, сюда нельзя, все рейсы отменены на ближайшее время, — охранник в мятой форме бросился ему наперерез. — Вы даже билет купить не…

Мужчина не закончил. Ему помешала пуля, выпущенная прямо в болтливый рот. Небольшой чёрный пистолет ловко выпорхнул из кобуры, скрытой полами плаща. Обычно Вали не был склонен к жестокости, но сегодня на его пути не должно было быть преград. До начала Рагнарёка оставалось меньше суток. Нельзя было опаздывать на вечеринку.

Звуки выстрелов привлекли других людей. Удивительно, но вопреки логике, в здании аэропорта оказалось много работников. Охрана, уборщики и регистраторы были на своих местах. Тех, кто не убегал в страхе, ждала пуля, а стрелял сын Локи очень метно. Не зря Вали потратил год на тренировки, устроив себе стрельбище в бывшем операционном зале «Хельхейма».

Вал прошёл в зал, где обычно проходил регистрацию на свой частный рейс. Все работники так же были на месте. Безумный вид того, кого они знали под именем Вальтера Локсона так напугал их, что они не смели пошевелиться. Тёмные круги под глазами, растрёпанные мокрые волосы, осунувшееся лицо явно не прибавляли ему привлекательности. Ещё больше всех окружающих беспокоила кровь на его одежде.

— Мистер Локсон, добро пожаловать, — осторожно произнесла регистраторша за стойкой, оставаясь показушно-вежливой. — Рейсы сейчас отменены. Погода ужасная. Возможен сильный снегопад с ухудшением видимости до ста процентов. Лететь сейчас никак нельзя. Наша компания не может рисковать жизнью наших работников и клиентов.

— О, жизням ваших стюардесс и пилотов ничто не будет угрожать, — с радушной улыбкой произнёс Вали, размахивая пистолетом. — Я полечу сам.

— Но мистер Локсон, — возразил другой регистратор, сидящий за соседним столом. В его голосе было легко услышать истеричные нотки. — Вы не можете лететь сами, это безрассудство.

— Послушайте, я уже убил нескольких людей сегодня, — как бы невзначай заметил Вали. — Могу убить ещё, если вы не дадите мне доступ.

Регистратор затрясся от страха и хлопнул по кнопке на своём столе, разблокировав двери, ведущие к взлётно-посадочным полосам. Из дверей дохнуло влажным холодом. Вали весело отсалютовал регистраторам и прошёл в двери. Его никто не остановил, что Вал счёл верным решением — умереть ещё представится шанс, зачем было торопить события.

«Нагльфар» стоял на взлётной полосе. Самолёт слегка снесло в сторону, но вытаскивать его из ангара было бы сложнее, так что удача оказалась на стороне Вали. Мужчина пересёк взлётно-посадочную полосу, с трудом передвигая ноги, и к тому времени как он оказался в салоне, уже не чувствовал своих конечностей.

Закрыв герметичные двери, Вал прошёл в кабину пилота. Да, погода была нелётная, но ему всего-то требовалось поднять машину в воздух. Остальное доделает гравитация. Сев за штурвал главного пилота, Вали начал методично включать систему. В отличие от фургона, самолёт не стал сопротивляться и скоро был готов к взлёту. Тем не менее, оторвать этакую махину от земли удалось не сразу. Валу пришлось несколько раз проехаться по взлётной полосе, чтобы шасси потеряли опору. Дальше Вали положился на технику, и позволил автоматизированным мозгам набирать нужную высоту.

Когда приборы показали, что самолёт находится на высоте двенадцати с половиной километров, Вали методично начал отключать питание. Любой, кто увидел бы его сейчас поседел на месте, но Вал сохранял удивительное хладнокровие, хотя его руки дрожали, как и утром. Выключить «Нагльфар» вышло не менее сложно, чем заставить его работать. Современные технологии, встроенные в самолёт, сопротивлялись столь опасной ситуации, но ровно до тех пор, пока Вали не выстрелил в приборную доску. Глупая машина умерла, и самолёт начал падать.

Невозмутимо сев в кресло пилота, Вал откинул ставший ненужным пистолет и забросл ноги на приборную доску. В голове шумело. Вероятно выстрел привёл к частичной разгерметизации салона. У Вали было ощущение, что скоро кровь польётся из носа и ушей. Впрочем, ему было всё равно как умирать, лишь бы оставаться вместе с самолётом. Вал усмехнулся про себя — ему стало смешно от растущей внутренней тревоги. Он будто бежал по лестнице, а затем заметил, что последняя ступенька отсутствует. Спотыкаясь, он схватился за невидимые перила, но нога всё равно предательски зависла над бездной, а сердце ухнуло куда-то в желудок. Земля была всё ближе. Вали закрыл глаза.

Трижды раздался сигнал горна Хеймдалля. Печальный гул пронёсся по всем девяти мирам.

Вали вздрогнул и очнулся. Ледяная вода, окатившая его лежащее тело, ускорила процесс выхода из небытия. Вал поднялся на руках и встал на четвереньки, но стоило ему открыть глаза, как ослепительный свет тут же дезориентировал его. Голова закружилась, реальность поплыла, и, чтобы не упасть, молодой мужчина снова зажмурился. Шумно вдохнув побольше воздуха, который оказался на редкость холодным и отрезвляющим, и успокоив своё сердце, Вали предпринял вторую попытку открыть глаза. Риск был оправдан — сквозь длинные рыжие волосы, которые свисали мокрыми сосульками по бокам его лица, Вал увидел доски, находящиеся в полуметре от него. Даже не удивившись своей преобразившейся внешности, молодой бог откинул волосы за спину, убрав их с лица, и сосредоточился на досках. Проведя по ним пальцами, Вали убедился, что на ощупь они будто полированное дерево, покрытое лаком, но, если приглядеться, состояли из множества разноцветных чешуек. Желтоватые, как старая кожа гигантской рыбы — это были обтёсанные ногти мёртвецов. Вал поднялся на ноги, стараясь сохранять равновесие, ибо шатался уже не он, а палуба под его ногами. Корабль ходил ходуном от мощных волн, что бились об его борта.

Вал едва не рассмеялся. У него всё получилось. Это была очень странная магия, ведь в его воспоминаниях он всего пару минут назад летел навстречу земле, чтобы разбиться на самолёте в лепёшку, и вот стоит на палубе огромнейшего драккара. Вали с восхищением осмотрел корабль: исполинские мачты устремлялись в белёсые небеса, кроваво-красные паруса, слегка покрытые ледяной коркой, пока что сложены, а снаружи беснуется ледяное море Йотунхейма. То, что он находится в бухте страны инеистых великанов, Вали даже не сомневался. Рассмотрев перед носом Нагльфара неприветливый пейзаж ледяного моря, из волн которого тут и там торчали острые айсберги, Вал обернулся и обомлел. Команда уже стояла в задней части корабля и с удивлением рассматривала новоприбывшего. Множество белёсых глаз уставилось на молодого бога, притом так пристально, что он даже смутился, вспомнив, что ещё пару мгновений назад ползал по палубе на карачках.

Вал оглядел и ощупал себя, насколько мог. С удовольствием он заметил, что вернул себе прежнюю длинную волос, прежнюю одежду из кожи и меха и прежние размеры, не чета человеческим. Вали приложил руку к правой стороне шеи и почувствовал энергию, идущую от рун-татуировок, которые, к счастью, никуда не исчезли. Вали гордо поднял взгляд и великаны перестали рассматривать его, как диковинку. Вопросы из разряда «как он сюда попал» не прозвучали, и это было к лучшему. Вал и сам не знал ответов.

Один из великанов вдруг вышел вперёд. Это была громадина, будто высеченная из ледяной скалы, но палуба корабля не скрипела под ним и не прогибалась, ибо Нагльфар — самый большой и крепкий из всех кораблей. У великана было благородное лицо, частично скрытое длинной бородой, и его черты показались Вали смутно знакомыми. В его массивных бледных ладонях Вал разглядел нечто длинное и сияющее, больше похожее на великанью зубочистку.

— Вали, сын Локи, — важно произнёс гигант, протягивая богу свой дар. Великан совсем не был удивлён тому, что вместо отца видит сына. — Прими этот меч и веди нас в бой.

Когда великан склонился, Вали увидел, что на его ладонях действительно лежит меч, вполне себе достойного размера. Оружие искусной работы было целиком покрыто руническим рисунком — и витиеватая позолоченная рукоять и чистое, сверкающее как серебро, лезвие. Вал принял меч и взвесил на руке. В его владении оказалось сильное оружие, со своим характером, если можно так выразиться.

— Ты ведь Гюмир, верно? — спросил Вали, посмотрев наверх, в лицо великана. — Ты отец Герд и тесть Фрейра?

— Да, капитан, так оно и есть, — прогудел великан своим низким голосом.

Бог ещё раз осмотрел клинок, взмахнул им раз, провёл рукой по лезвию и стёр с пальцев проступившую кровь. Вал снова посмотрел на великана и задал ещё один вопрос:

— А этот меч — меч самого Фрейра, который он обменял на руку твоей дочери?

Гюмир многозначительно кивнул, смотря прямо в глаза Вали, и его толстые губы расплылись в самодовольной усмешке. Вал не мог поверить своим глазам. Он в третий раз осмотрел меч, провёл руками по рунам, почувствовав их силу и окропив своей кровью. Знаменитый и якобы утерянный клинок, который, соответственно пророчеству, мог бы помочь Фрейру одолеть Сурта. Гюмир был невероятно хитёр, раз сохранил меч. С обожанием, близком к религиозному, Вал закрепил меч в ножнах на своём боку, ничуть не удивившись, как вообще на нём оказались подходящие ножны.

— Старший помощник Гюмир, готовьтесь к отплытию, — распорядился Вали.

Вал важно прошёл по палубе корабля, петляя между ног суетящихся гигантов. Под предводительством Гюмира команда инеистых великанов работала слажено. Не смотря на то, что они занимали значительную площадь драккара, они не сталкивались и не мешали друг другу. Их движение по палубе больше напоминало какой-то ритуальный танец. Вали встал у руля, ручка которого оказалась куда больше, чем он предполагал. Великаны развернули паруса, выставили за борт вёсла и уже готовились отстать от причала, как вдруг море в бухте вспенилось, вздыбилось и образовало воронку в двадцати ярдах от корабля. Великаны с открытыми ртами наблюдали за этим явлением, застыв на месте. Вали вцепился в руль, готовясь в случае чего выравнивать корабль.

Длинное чёрно-зелёное тело Йормунганда, увенчанное широкой ромбообразной головой выскочило из морских глубин и устремилось ввысь. Все замерли в ожидании. Вали в ужасе и изумлении смотрел на эту величавую обтекающую водой колонну. И когда тело Змея начало падать, как пизанская башня, великаны, наконец, отцепились от борта и перестали просто пялиться.

— Убрать вёсла! — рявкнул Вал во всю мощь своих лёгких. — Живо!

Великаны затянули вёсла на борт драккара и ухватились кто за что мог. Вали решил остаться на месте. Может находиться у руля было и опасно в такой ситуации, но позволить Нагльфару разбиться он не мог. Это бы означало полный крах планов Локи и его детей.

Змей плашмя упал на воду, вызвав разрушительную волну такой силы, что в небытие канул и причал, и сам Йотунхейм, а Нагльфар вырвался из пристани и отправился в открытое плаванье. Последнее, что видел Вали перед тем, как драккар смыло, словно пушинку — это Нарви, сидящего на голове Йормунганда и вцепившегося в шипы на голове Змея. Нар теперь тоже выглядел, как и прежде, если не считать впалого живота и перевязанного кожаной полоской горла.

Вали откинуло в сторону и вбило в планширь, но он быстро поднялся на ноги, вернулся на своё место и схватился за бешено вихляющий руль, изо всех сил тормозя ногами по палубе. Облизнув губы, на которых проступила кровь, Вал нашёл ногами точку опоры и начал разворачивать корабль. Едва ли он мог надеяться справиться с управлением, но руль поддавался, пусть и со скрипом, выравнивая посудину. Теперь их путь лежал к равнине Вигридр на бешеных волнах, которые гнал Йормунганд.

Нагльфар быстро подчинился Валу, перестав сопротивляться. Может управление кораблями было у него в крови. Великаны сели на скамьи, подобрав вёсла, ибо пока в них не было нужды. Йормунганд то и дело вырывался из пучины моря, подгоняя драккар как бумажный кораблик. Вали сквозь волны переглядывался с близнецом, словно это была их детская игра.

Нарви что-то кричал брату, но тот не мог услышать его, ибо слова уносили вода и ветер. Наконец, рискуя собственной безопасностью, Нар оторвал одну руку от рога Йормунганда и указал куда-то в противоположную сторону. Вали отвернулся от брата и посмотрел на другой борт. На горизонте, презрев беснующиеся волны, виднелся вражеский драккар, сияющий как золото. Не было сомнений в том, что это Скидбладнир — корабль Фрейра.

Хель находилась на границе своих владений. Вода в реке Гьялль бурлила, а это могло означать только одно — Йормунганд уже здесь, и все реки, озёра и моря скоро выйдут из берегов и устремятся за Змеем, чтобы затопить девять миров.

— Не боишься опоздать? — раздался с правой стороны от богини спокойный мужской голос.

— Там и без нас сейчас весело, — с кривой усмешкой отозвалась Хель и повернулась к Бальдру. — Придём в разгар вечеринки. Дадим асгардцам шанс проглотить свой аперитив.

— Что? — непонимающе переспросил бог, и женщина лишь покачала головой, не переставая улыбаться. Разумеется, слово «аперитив» для Бальдра незнакомо, ибо в Мидгарде он не жил.

Справа от Бальдра стояла Нанна, пыхтя от натуги и откидывая со лба русые волосы, она поправляла тяжёлую кольчугу на своей внушительной груди. При этом женщина не переставала бросать недовольные взгляды в сторону Хель. Однако разговорчики между её мужем и богиней смерти были не единственной причиной тревог. По левую сторону от Хель находились две женщины. Великанша Ангрбода, крупная, хотя и не лишённая женских округлых форм, и осунувшаяся, почти превратившаяся в скелет, Сигюн, опирающаяся на копьё. Как бы Нанна не протестовала, Хель была неумолима — Сигюн обязана выйти на бой, а Ангрбода присмотрит за ней.

Богиня Смерти игнорировала безмолвное недовольство Нанны. Её собственный взор был устремлён вперёд. К серебряному мосту, перекинутому через реку Гьялль, которая разделяла царства мёртвых и живых, подходила армия. Возглавлял её слепец Хёд, нёсший копьё наперевес. Армии мертвецов не было края и конца, и даже самой Хель стало немного страшно от её вида. Мужчины и женщины, облачённые в стальные и кожаные доспехи, и у каждого было своё оружие. Стройные разномастные ряды мёртвых заполонили всё вокруг, ибо выходили они не из одного замка, а из двух. Вдали виднелась проекция медицинского центра «Хельхейм» соседствующая рядом с настоящим замком Хель. Мидгардский «Хельхейм» был не вполне различим и напоминал мираж, этакий замок Фата-Морганы. Хель признала, что в глубине души будет скучать по мидгардской жизни, по медицинской карьере и образу Хельги Локдоттир.

Когда Хёд первым ступил на мост, Хель бросила прощальный взгляд на два здания и отвернулась. Очень скоро войско построится за её спиной, и они пойдут к равнине Вигридр, где на горизонте уже виднелись слабые отсветы пламени. Хотя Хель подозревала, что слабы они лишь пока светит Солнце, а ему уже недолго осталось сиять.

Со спокойствием, присущим лишь мудрецам, Один смотрел, как на горизонте темнеет небо, и как алое зарево встаёт от земли. Над Асгардом ещё висело блеклое зимнее Солнце, но очень скоро его, как и самого Всеотца, ждала гибель. Вороны Хугин и Мунин кружили над головой Одина, волки Гери и Фреки сидели у его ног. Сейчас он уже не походил на полуслепого странника, которым обычно притворялся. Как и положено воинственному асу, Один облачился в крепкий начищенный до блеска доспех, на поясе его висел меч, а правой рукой он опирался на золотое копьё, древком воткнутое в промёрзшую землю.

К крепостным стенам Асгарда собиралась армия богов, становясь в ровные ряды за спиной Одноглазого. Впереди были боги — все асы и ваны, вне зависимости от сил и способностей взяли оружие. За богами выстроились тёмные и светлые альвы — слуги ванов, которых призвали близнецы Фрейр и Фрейя. За альвами — эйнхерии, павшие воины, вышедшие из Вальгаллы. Много дней под предводительством Одина они готовились к Рагнарёку, а потому были молчаливы и спокойны, как и их командир. Над эйнхериями на крылатых конях парили Валькирии — девы-воительницы, посланницы Фригг, которым сегодня пришёл час не наблюдать за боем, а участвовать в нём. А где-то далеко отсюда, где бушевали ледяные волны, на корабле Скидбладнир несколько асов и отряд эйнхериев пытались не дать Нагльфару достигнуть берегов. Две силы скоро должны были сойтись на поле брани, как и предначертано. Рагнарёк неизбежен.

Никому из богов Один не рассказывал о своих мыслях, касательно конца света. Он хорошо помнил, что во время своего последнего многолетнего сна, когда его сознание было как никогда близко к разуму Локи, он даже желал скорейшего избавления для миров. Всеотец давно знал, чем всё закончится, а так же то, что и Локи это известно. На какие бы ухищрения не шёл трикстер, всё будет так, как было предсказано много лет назад. В конце концов судьба поджидает нас там, где мы старательнее всего от неё прячемся, так Один всегда говорил, и так сказал он Локи, когда впервые встретился с ним.

Одноглазый со спокойным сердцем воспринимал происходящее, хотя вряд ли кто-нибудь из его соратников смог бы признаться, что разделяет подобное отношение. Самое главное для настоящего воина — это с честью умереть в бою. Эйнхерии, асы, ваны, светлые альвы, тёмные альвы — все они много веков ждали повода пасть в славной битве. Хотя смерть их могла стать более прозаичной, а это куда страшнее. Если бы Вали и Нарви не освободили Локи раньше положенного срока, то к концу трёхгодичной зимы сражаться было бы уже некому. Больше всего Один боялся отнюдь не Рагнарёка. Одноглазый боялся умереть во сне, лёжа в постели, снедаемый жуткой болью, как немощный старик. А ведь это чуть не произошло.

Древу Иггдрасиль и девяти мирам и так был нанесён непоправимый вред. Источник Урд* едва не пересох, покуда норны тщетно пытались восстановить иссякающие силы Древа. Белка Рататоск была отравлена тьмой, пожирающей Ясень, и лишь чудом осталась жива, дракон под корнями Иггдрасиля и орёл на его вершине тоже были при смерти. Мировой порядок нарушился, и девять миров пребывали в Хаосе.

Конь Слейпнир, восьминогий сын Локи, стоял подле своего хозяина и рыл копытами землю. Не смотря на свою необычность, это бы красивый конь — чёрный как смоль с красной бурной гривой и восемью сильными ногами, точь в точь такой же, как аэрография на фургоне его единокровных братьев. Сын великанского коня Свадильфари и бога Локи фыркал от недовольства. Ему явно не нравилась грядущая битва. И если бы кто-то смог прочесть мысли коня, то понял, что ещё больше ему не нравится идея идти против армии своей матери. Слейпнир недовольно заржал, но стоило Одину положить руку на его бок, как конь тут же замер, покорный ему.

Вороны Хугин и Мунин спустились с неба и доложили своему покровителю, что вражеская армия близка. Всеотец тяжело вздохнул и забрался на спину быстроногого скакуна. Один взвесил в правой руке копьё Гунгнир. Чудесное золотое копьё, подарок от сыновей Ивальди, и, в каком-то смысле, подарок Локи, его кровного брата. Много лет это оружие служило Одину, а сегодня послужит кому-нибудь ещё. Одноглазый замахнулся и далеко бросил копьё, обозначая начало битвы.

— За Асгард! — крикнул он тогда, и голосу старика вторило множество других голосов.

Один ударил сапогами по бокам Слейпнира и помчался вперёд навстречу приближающейся стене огня и многочисленная армия твёрдым шагом двинулась за ним.

Фенрир бежал, что есть мочи, а за ним по пятам, едва ли отставая на полшага, как неумолимый лесной пожар, двигались сыны Муспельхейма, возглавляемые огненным великаном Суртом. Фенрир уже не разговаривал, ему было слишком жарко, он старался уберечь свои задние лапы от ожогов. Красный язык вывалился из пасти и болтался как знамя.

Локи тоже молчал, плотно стиснув зубы. По его телу, облачённому в кожаный доспех, струился пот, обжигая рунический рисунок на груди. Бог старался приноровиться к бегу Волка своим собственным телом и двигаться с ним в едином ритме, но боль сбивала его с толку. Локи то и дело смахивал пот с глаз, чтобы не упустить ничего вокруг. Трикстеру очень важно было видеть всю перспективу предстоящей битвы, прикинуть шансы на выигрыш и поражение. Бог планировал оставаться на загривке Фенрира ровно до тех пор, пока Один не окажется в пасти его сына. Тем более, покуда сам Локи безоружен, находиться под защитой Волка было самым разумным решением. Трикстер уже не был таким мелким, как в Мидгарде, но и Фенрир подрос, так что рыжеволосый всадник всё ещё оставался незаметным у него на загривке.

Фенриру, наконец, удалось оторваться от сынов Муспеля, которые рассредоточились на подходе к равнине Вигридр, выжигая всё живое на своём пути. Волк остановился, поднял взгляд в небеса и завыл, знаменуя своё приближение. Локи что есть сил вцепился в его шерсть, чтобы не свалиться.

— Похоже, здесь уже достаточно светло, — произнёс Фенрир с рыком и глухо рассмеялся.

Трикстер посмотрел вперёд и увидел волну воинов, отступивших от асгардских стен им навстречу. Между двумя армиями было ещё внушительное расстояние, но начало их противостояния — лишь дело времени.

— Давай, делай своё дело, — подначил сына Локи с дикой улыбкой на лице.

Фенрир пригнулся, напрягая лапы, а затем как пружина выпрыгнул вверх. В Мидгарде, где Солнце и Луна находятся так далеко, их не достать, а здесь и сейчас оба небесных светила оказались между челюстями древнего Волка в один момент. Фенрир щёлкнул пастью, смыкая ряды белоснежных зубов, и тьма опустилась на мир. Если бы не сыны Муспеля, освещавшие и согревавшие погибающие миры, то холод стал бы невыносим, и смерть для всего живого наступила бы очень внезапно.

Вопреки льдам, которые образовались на глади воды, и тьме, сбивающей с пути, Нагльфар развернулся и двинулся прямиком навстречу Скидбладниру. Вали толком не мог разглядеть манёвр вражеского корабля за беснующимися волнами и снегом, который посыпался с небес. То, что ему показалось, не могло быть правдой.

— Капитан! — раздался крик одного из великанов с носа драккара. — Эти ублюдки берут нас на таран!

Вал буркнул себе под нос матерную фразу, которую выучил в Мидгарде, а затем усмехнулся. Фрейр, если кораблём действительно правил он, не разочаровал Вали, а сделал именно то, что от него ожидалось. Скидбладнир мог бы легко обойти их сбоку и состыковаться для честной битвы, но асы выбрали подлый вариант и бросились наперерез Нагльфару, целясь носом корабля ему в борт. Вал приготовился уворачиваться, ведь драккар из ногтей мертвецов, не смотря на своё величие, не был волшебным кораблём.

Скидбладнир приближался, и Вали резко развернул руль. Толчок был неизбежен, но возможность снизить урон ещё имелась. Корабли соприкоснулись носами, но Йормунганд, резко вытолкнув из воды часть своего могучего тела, сбил посудину асов с курса. Неудачная попытка Змея потопить Скидбладнир обернулась опасным столкновением драккаров. Корабли тряхнуло, раздался ужасный грохот и треск. Когда Вали посмотрел, что же произошло, то убедился, что Йормунганд, быть может слишком грубо и рискованно, но всё же подсобил им. Нагльфар и Скидбладнир сцепились бортами в идеальную позицию для битвы.

Инеистые великаны быстро оценили выгодное положение, в котором оказались, и тут же похватали мечи, копья и топоры. Асы и эйнхерии, находящиеся на Скидбладнире, изготовились дать им отпор. Вали заблокировал руль и вытащил из ножен магический меч, намереваясь убить Фрейра его же оружием. Бои шли на двух кораблях разом. Великаны кинулись на вражеских воинов с остервенением, прекрасно понимая преимущество своих размеров, ибо мало кто мог похвастаться тем, что убивал представителей их расы. Очень скоро трупы эйнхериев, целиком и по частям, полетели в воду. Волны окрасились в цвет крови.

В возникшей суматохе Вали немного растерялся. Ему никогда не приходилось сражаться в составе целого отряда, тем более на воде. Десять раз пожалев, что рядом нет Нарви, Вал пропустил вперёд великанов и сам попытался перебежать на Скидбладнир. Попытка оказалась неудачной. Едва сын Локи забрался на планширь, чтобы перепрыгнуть на вражеский борт, тут же оказался грубо сброшен назад. Раскинув руки, Вали упал на палубу, ударившись спиной и едва не потеряв меч Фрейра. Поморщившись от тупой боли, разлившейся по всему телу, Вал поднялся на ноги как можно быстрее. Разлёживаться было непозволительной роскошью в сложившейся ситуации. Он выпрямился и оказался лицом к лицу с нежданными врагами — одноруким Тюром и судьёй Форсети. Их появление сбило Вали с толку.

— Так значит Фрейра здесь нет, — с нервной усмешкой заметил сын Локи, но асгардцы, казалось, его не расслышали.

Любой бы сказал, что двое на одного — это не честно, но когда асов волновала честь. Они всегда видели в Локи и его детях куда большую угрозу, чем те из себя представляли.

— Молчите? Никак кошка Фрейи вам языки откусила? — отшутился Вали, отступая назад и держа обоих врагов на расстоянии длины меча.

Тюр и Форсети не среагировали на это. Вал должен был признать, что они выглядели зловеще. Причину их молчания сын Локи разгадал очень быстро. Вспомнив встречу в Мидгарде, Вали понял, что сражение не доставляет им никакого удовольствия. Хоть Тюр и являлся богом битв, а Форсети — судьёй, но убивать и карать они хотели меньше всего. Они просто делали то, что были вынуждены делать в сложившейся ситуации.

Асгардцы загоняли Вали в угол, оставляя ему всё меньше пространства для манёвра, но прежде, чем хоть один из них успел поднять оружие на своего слабо защищённого врага, на палубу Нагльфара волной выбросило Нарви. Мокрый насквозь спутник Змея приземлился на ноги и почти одномоментно вытащил из ножен Рунблад. Вал был рад видеть близнеца в его прежнем обличье — они снова походили друг на друга как две капли воды, даже в одежде, разве что Нар был излишне бледен для живого. Свои длинные волосы Нарви заплёл в косу, чтобы они не закрывали ему обзор, а впалый живот и сшитое горло защитил дополнительными кожаными ремнями.

Появление брата решило все проблемы Вали. Теперь их силы были равны, а кроме того жизнь Тюра, с которым Вал никогда бы не совладал в одиночку, по договорённости, принадлежала Нарви. Было бы грубо отнимать её. Вали рассмеялся, скорее от облегчения, но смех этот прозвучал настолько безумно, что асгардцы отступили от неожиданности. Нар же лишь одобрительно улыбнулся брату, а затем повернулся к своему противнику.

— Вот мы и встретились, Тюр, — порырчал Нарви, который хорошо помнил о своём обещании, данном этому богу. — Ты не забыл нашу последнюю встречу?

— Я хорошо помню её, сын Локи, — гордо ответил однорукий Тюр. В его левой руке был зажат массивный топор, а второй такой же торчал у него за поясом. — И я готов принять бой.

Не многий двурукий воин мог похвастаться такой силой, которую излучал Тюр. Его рыжая с проседью борода была всклокочена, как шерсть у ощерившегося пса. Он выглядел так же, как и в Мидгарде, но был куда шире в плечах и выше ростом, чем помнилось сыновьям Локи.

— К чему такой азарт? — меланхолично спросил Форсети, даже сейчас больше напоминая Флориана Бальдрссона, чем бога Асгарда, разве что одежда соответствовала месту и времени. Тем не менее, он не сводил глаз с Вали и не выпускал из рук тонкого длинного меча. — Это последняя битва для нас всех. Победите вы сейчас или проиграете — совершенно не имеет значения.

— Раз вам всё равно, можете принять смерть быстро! — крикнул Вал и напал, высоко подняв меч.

Атака Вали была внезапной, но и асгардский судья оказался не робкого десятка. Золотоволосый воин ловко отбил нападение. Словно беря с них пример, Нарви и Тюр тоже схлестнулись, даже более яростно. Оба они понимали, что их битва началась уже очень давно, задолго до Рагнарёка и встречи в Мидгарде.

Искусство сражения Форсети ничуть не уступало мастерству Вали. Не смотря на то, что в руках сына Локи был меч Фрейра, заряженный рунной магией, обхитрить асгардца никак не удавалось. Волшебный меч сам внушал Вали, какой удар лучше совершить, но всё, что им удалось — это серьёзно ранить Форсети в правое плечо. Все остальные манёвры сын Бальдра предугадывал с завидной частотой и мастерски отводил их, даже когда ему пришлось сменить ведущую руку. Было сразу заметно, кто именно тренировал Форсети перед решающей битвой.

— Что же ты не остался с Одином, дурак? — крикнул Вали своему оппоненту, а затем гадко улыбнулся. — Если я убью тебя здесь, ты никогда больше не встретишься с папочкой. А он прямо сейчас идёт в составе армии Хель, чтобы надрать зад Всеотцу и его воинам.

— Я надеюсь выжить, — с остервенением выкрикнул Форсети.

Сын Бальдра перестал защищаться и перешёл в нападение. В его светлых голубых глазах, обычно столь ярких и открытых, сейчас отражался лишь праведный гнев. Вал не испугался, хотя немного пожалел, что разозлил противника. Корабль дрожал у них под ногами, ледяные волны били через борт, и то и дело какой-нибудь великан пытался раздавить богов. Вали не был бы сыном трикстера, если бы не смог повернуть эту ситуацию в свою сторону. Дождавшись очередной сбивающей с толку волны, Вал совершил обманный манёвр и пожертвовал собственным мечом, чтобы обезоружить Форсети. Оба клинка упали на палубу и оказались далеко от дерущихся. Пользуясь замешательством врага, Вали отступил на шаг, рухнул на колени и в один момент обернулся волком, выпрыгнув из собственной одежды. Не успел Форсети что-либо предпринять, как рыжий волк набросился на него и вцепился в горло. Тень страха легла на лицо жертвы, но он покорно принял свою участь. Шейные позвонки легко хрустнули на клыках волка, а тело умершего аса упало на палубу под тяжестью зверя.

Убедившись, что противник мёртв, Вали отступил от тела и снова превратился в человека. Он был наг, но это его не смущало, разве что мороз неприятно щипал кожу. Вал утёр кровь с губ, поднял Форсети обеими руками за покрасневший воротник и посмотрел в остекленелые глаза аса, которого некогда считал врагом.

— Вот ваш справедливый суд, — тихо сказал Вали и выбросил труп за борт, прямо в бурлящую отравленную воду.

Нарви, который неустанно наблюдал за боем брата, улыбнулся. Тюр же находился к Вали и Форсети спиной, и оскал противника пришёлся ему не по-нраву. Асгардец нахмурился, догадавшись об участи племянника, скорбеть по которому времени у него не было. Нарви напирал на врага, собираясь подвести его к брошенному на палубе оружию, забрать меч Фрейра себе, а затем перерезать Тюру глотку. Рунбладом он воспользоваться не мог, потому что этот меч сдерживал натиск тюровского топора, что с каждой секундой становилось всё сложнее.

Очередное вмешательство Йормунганда спутало Нарви все карты. Змей предпринял вторую попытку утопить Скидбладнир и в этот раз всё прошло удачно. Показавшись из воды, Йормунганд обрушил своё могучее тело на корабль асов. Те из эйнхериев и великанов, что успели перебраться на Нагльфар, выжили, остальных поглотило море. Канул в небытие великий волшебный корабль, созданный сыновьями Ивальди.

Нагльфар опасно накренился. Ещё часть воинов оказались за бортом, где их ждала неминуемая смерть. Тюра бросило в одну сторону, Нарви — в другую. Вали, который успел натянуть только брюки, упал и вцепился в щель между досками. Кровь проступила у него под сломанными ногтями. Вытянув одну руку, Вал ухватился за туго натянутые тросы у него над головой. С невероятным упорством сын Локи поднялся на ноги и начал продвигаться к рулю. Он должен был успеть, чтобы не дать драккару перевернуться. Вали видел, как далеко отбросило Нарви. Если брату и суждено было погибнуть в этот день, то не на Нагльфаре.

Богиня Фрейя в обличие сокола парила над кораблём. Она взяла ту высоту, на какую только была способна. Здесь, наверху, холод сковывал её члены, но она из последних сил делала взмахи широкими серыми крылами. Солнце больше не светило. Богине было тяжко, но она пообещала выполнить свой долг. Оказавшись прямо над Нагльфаром, так, чтобы видеть Вали, маленькую рыжую точку, стоящую у руля, женщина скинула свою соколиную накидку, снова приняла свой человеческий облик и под действием силы тяжести устремилась вниз.

Фрейя не думала о своей смерти, не хотела чувствовать себя жертвой. Решение взять в руки копьё и перелететь воды в поисках Нагльфара она приняла самостоятельно, из любви к Одину и Фрейру. Она не хотела пасть в грязи и крови, и не хотела, чтобы её запомнили такой. Даже перед кончиной богиня предпочла остаться прекрасной. В последний раз она приковывала к себе восторженные взгляды воинов на вражеском драккаре. Её золотой доспех сиял, вопреки тьме. Вали тоже её заметил, но не сразу понял причину поступка гордой богини, пока она не закричала:

— На этом копье я, Фрейя, Ванадис, поклялась Одину-Всеотцу, что убью сына Локи!

Золотое копьё Гунгнир, которое богиня подобрала с поля брани, светилось в её изящной, но твёрдой руке. Одним точным резким замахом она метнула копьё прямо в Вали. Оружие врезалось в его грудь, разом пронзив насквозь. Сама же богиня со звонким всплеском упала прямо в бушующие волны. Тяжесть золотого доспеха не дала ей всплыть, а даже если бы она обнажилась, то яд, разлитый в воде, всё равно прикончил её.

Вали из последних сил продолжал цепляться за руль, но жизнь покидала его тело. На этот раз асгардцы расправились с ним.

Копьё Гунгнир с нашпиленным на него Вали заклинило руль. Корабль начинал погружаться в воду, что грозило гибелью всем тем, кто ещё оставался на палубе Нагльфара. Воронка, образованная после удара хвоста Йормунганда засасывала в себя драккар. Нарви видел, как был поражён его брат и едва не пропустил удар Тюра, приходившийся прямо в голову. Даже сейчас, когда все они были на волосок от гибели, однорукий судья выполнял свой долг. Разозлённый сын Локи увернулся от свистящего лезвия топора, убрал Рунблад в заспинные ножны, и бросился на Тюра, как бешеный бык. Забыв о своей мести и о желании убивать, Нар ударом крепкого плеча столкнул противника за борт. Дальнейшая судьба бывшего учителя его уже не интересовала.

Подхватив с палубы ценный меч Фрейра, на который уже хотел наступить один из великанов, и заткнув его за пояс, Нарви поспешил к брату. Вали, наполовину стоя, наполовину лёжа, упираясь ногами, пытался вырвать копьё из досок Нагльфара и отодвинуться в сторону, чтобы отпустить руль. Он задыхался от собственной крови, но всё равно хотел спасти гибнущий драккар. Нарви пришёл к нему на помощь, как случалось много раз за всю их жизнь. Осторожно придержав полуобнажённое тело брата, которое уже было холодным от морозного воздуха и приближающейся смерти, Нар выдернул остриё копья и отнёс Вали в сторону.

Освобождённый руль заходил ходуном, но корабль выпрямился и был отброшен мощными волнами. Алые паруса надулись под порывами ветра и Нагльфар кидало из стороны в сторону будто пёрышко. Великаны, которых осталось меньше половины после этого сражения, повалились с ног вызвав на драккаре землетрясение, но сыновья Локи уже не замечали ничего вокруг.

— Ещё не всё потеряно, брат, ещё не всё, — причитал Нарви, опустившись на колени рядом с телом близнеца и плакал. Редко слёзы орошали его лицо, но сейчас их было так же много, как и воды вокруг.

Нар не мог спокойно смотреть на страшную рану в груди брата. Его руки, испачканные кровью, дрожали, но вырвать копьё Нарви не мог, потому что тогда Вал умер бы мгновенно. Вали открывал рот, пытаясь заговорить с близнецом, но издаваемые им звуки были слишком невнятны, чтобы кто-то мог их разобрать. Напрягая последние силы, Вал положил руку на щёку брата, оставляя на коже кровавый след и улыбнулся. Одними только губами он произнёс слово «бессмысленно». Нарви, утирая слёзы кивнул, но не в знак согласия, а в знак понимания. Через секунду жизнь покинула Вали.

Нар не мог поверить в произошедшее. Он заорал громко и отчаянно, и кричал, пока в лёгких не кончился воздух, а грудь не сковало болью. Нарви снова чувствовал себя мёртвым, он ощущал как саднит сшитое по кускам горло, как наливается тяжестью пустой живот, как мышцы сковывает спазмом. Он лёг на ледяную грудь брата, забыв обо всём на свете. Без Вали жизнь оставшегося близнеца более не имела смысла. Нар не знал, сколько пролежал вот так, но к нему пришло утешение. У него не имелось иного пути, кроме пути разрушения и убийства.

Вал не шевельнулся, когда брат выдернул из его груди злосчастное оружие, сотворённое карликами. Нарви уложил тело брата прямо, расправив волосы на его обнажённых плечах, и зажал в хладных ладонях окровавленное копьё Гунгнир. Мысленно попрощавшись с близнецом, Нар поднялся на ноги. Управление Нагльфаром уже взял на себя великан Гюмир, нависающий над близнецами, как гора. Увидев сыновей Локи, великан даже вздрогнул, настолько страшно выглядел Нарви, покрытый кровью мёртвого брата. Молча в Гюмир посочувствовал утрате, прикрыв глаза и слегка склонив голову. Нар принял это и ответил коротким кивком.

Нарви вскочил на борт драккара, с трудом удерживаясь за ванты на бушующем ветру. Он уже не слышал и не видел ничего вокруг, и никак не отреагировал, когда капитан Гюмир его окликнул. Нар мысленно призвал Йормунганда, и массивная чёрная голова Змея почти сразу же показалась из толщи воды. Большой брат плыл вровень с кораблём, и Нарви прыгнул, даже не осознавая, чего может стоить ошибка. Йормунганд заботливо подхватил его и поплыл дальше. Нарви попросил брата перенести его на равнину Вигридр. Битва ещё не закончилась, даже если Вали считал её бессмысленной.

С определённой долей удовлетворения Хель смаковала свою правоту. Армия мёртвых появилась на равнине Вигридр вовремя. Когда эйнхерии с боевым кличем кинулись на огненных великанов и Фенрира, вперёд, словно бы пройдя сквозь стену огня, выступили воины Хельхейма и дали им отпор. Первая атака оказалась удачной — войско Хель врезалось в выходцев из Вальгаллы, как раскалённый нож в мягкое масло. Это было начало той самой страшной битвы, о которой они все грезили многие годы.

Количество эйнхериев вдвое превышало число мертвецов Хельхейма, а битва являлась их стихией, но у Хель имелся свой козырь в рукаве. На стороне богини смерти сражались давно расставшиеся с жизнью боги и великаны. Она ничуть не пожалела, что оставила им часть свободной воли. Хёд, Бальдр и Нанна бились с остервенением, будто защищали Асгард, а не уничтожали его. Прекрасна была в бою и великая Ангрбода, голыми руками раскидывающая вражеских воинов. Наполовину обнажённая, обмотанная лишь в куски ветхого платья, с длинными седыми волосами, прилипшими к мокрым от пота плечам — мать напоминала Хель воительниц-амазонок, о которых она слышала в Мидгарде.

К сожалению богини, её бывшего коллегу Барнабаса убили почти сразу, и она потеряла к его бесполезному красивому телу интерес. На поле брани имелось множество других занятных экземпляров, но жемчужиной, приковавшей к себе внимание Хель, стала Сигюн. Помнится, Нанна пыталась убедить богиню смерти, что та не сможет сражаться и просила оставить бедную женщину в покое. Хель не послушала глупую жену Бальдра и правильно поступила. Сигюн похожая на скелет, обтянутый кожей, которая сейчас сошла бы за родную сестру Хель, с безумным взглядом убивала врагов направо и налево, издавая при этом нечленораздельные крики. В тощих жилистых руках жены Локи было зажато копьё, изрядно испачканное в чужой крови.

Сама Хель сражалась с ленцой, больше смотря по сторонам в поисках чего-то интересного, чем убивая эйнхериев. Ей не нужно было проявлять усердие, она и так была воплощением неотвратимой смерти. Восемью острыми ножами, которыми она вооружилась, зажав между пальцев, Хель легко расправлялась с воинами Вальгаллы. Даже если кому-то и удавалось ранить богиню смерти, ей не доставляло это дискомфорта. Она исполняла свой последний танец, данс макабр*, если можно так выразиться, а выходцы Хельхейма были её подтанцовкой. Рядом с ней на пылающей сцене верный Гарм тоже исполнял свой яростный кровавый танец, защищая тыл своей хозяйки. Кто-то из подданных царицы смерти уже оттанцевал, а кто-то только входил в раж. Богиня наслаждалась разрушительной красотой Рагнарёка. Всё случилось лучше, чем ей представлялось.

Краем здорового глаза Хель продолжала следить за Сигюн, уж больно занятным было поведение богини. Мать Вали и Нарви обращалась с копьём так, будто родилась с оружием в руках. Сцена стала ещё интереснее, когда напротив Сигюн вдруг оказалась Идунн. Безусловно, Хель заметила много женщин на поле боя — здесь присутствовали все богини и даже валькирии, но всё равно увидеть Идунн казалось чем-то неправильным. Богиня жалась, неловко прикрываясь щитом и выставляя вперёд короткий меч, больше напоминающий крупный кинжал. На какое-то время Идунн и Сигюн замерли друг напротив друга в молчании. Сперва могло показаться, будто мёртвая богиня признала давнюю подругу, но эта заминка была лишь временной. С диким криком Сигюн бросилась на противницу. Ей понадобилось всего четыре выпада, чтобы пробить защиту Идунн и попасть в цель.

Идунн растерянно посмотрела на рану в своей груди, словно не могла поверить в произошедшее. Сигюн же просто вырвала наконечник копья из её плоти, расширив рану, выпуская на волю алую кровь, и пошла дальше сеять смерть и разрушения. Асгардка упала на землю и Хель натяжно рассмеялась. За всю свою жизнь только Идунн ничего плохого не сделала Локи и его детям, поэтому богине смерти было даже жаль её.

Тюр подтянулся на руках и выбрался на сушу, припав к тёплой земле. Надсадный кашель душил его. У однорукого было впечатление, что сейчас он выхаркает свои лёгкие. Вода принесла его на берег, но она же и убила. Яд Йормунганда проник в каждую клеточку тела, Тюр ощущал это всем своим естеством. Тем не менее, сдаваться он не планировал, всё ещё надеясь перед смертью сразиться и положить несколько вражеских воинов. Если, конечно, огонь сыновей Муспеля не сожжёт его раньше.

Вытянув один уцелевший топор из-за пояса, Тюр хотел встать на ноги, но тут увидел перед своим лицом синюшную костлявую конечность. Подняв взгляд выше, воин разглядел хозяйку столь соблазнительной ножки. Хель стояла перед ним во всём своём великолепии, такая же ужасная и прекрасная, какой она показала себя в тронной зале Одина. Подле госпожи мёртвых, скребя когтями землю, переминался страж Хельхейма — пёс Гарм, сводный брат Фенрира. Четырёхглазый монстр рычал до хрипоты и готов был разорвать Тюра на куски по одному приказу своей хозяйки.

— Тюр, какая неожиданная встреча, — рассмеялась Хель. — Ты неважно выглядишь.

— Уйди прочь, царица подземелий, — хрипло пробасил Тюр. Он был бы и рад замахнуться топором и покончить с дочерью Локи, но понял, что не может пошевелиться от слабости.

— Ты болен, Тюр. Яд Йормунганда парализовал тебя, — ласково, будто утешая ребёнка, произнесла богиня смерти. — Ничего не бойся.

— Я и так не боюсь, — рявкнул Тюр, с трудом перемещая взгляд между Хель и её питомцем. Перед глазами всё плыло. — Проклятая девка, ты мешаешь мне.

Тюр предпринял ещё одну попытку встать, но сплоховал и упал на колени. Богиня специально задерживала его, а время его было на исходе.

— Тебе повезло, что здесь оказалась я, — продолжала ворковать Хель, наклонив голову на бок. — Я милостивая госпожа и смогу облегчить твои страдания.

Хель обернулась к Гарму и цокнула языком, как порой делают люди, подзывая лошадь. Восприняв этот звук, как приказ, четырёхглазый монстр тут же бросился в атаку. Напрасно обессиленный асгардец пытался защититься топором. Гарм вцепился ему в локоть здоровой руки и разгрыз сустав как кусок сахара. Тюр застонал от острой боли. Прежде, чем Гарм атаковал его беззащитное горло, однорукий сын Одина успел пожалеть всего о двух вещах: он не уберёг Форсети и не извинился перед Фенриром.

Хель с лёгкостью променяла свои ножи на добротный топор Тюра. Вытащив оружие из мёртвой хватки аса, богиня смерти взвесила его на руке. В её хрупкой ладони топор смотрелся ещё внушительнее. Отличный реквизит для второй части дансе макабр.

«Какая ирония, — подумала женщина, — с тех пор, как меч Тюра застрял в пасти Фенрира, тот предпочитал топоры».

Оставив пса пировать на останках Тюра, Хель вернулась на поле боя. Пока богиня отвлеклась на однорукого, она даже не заметила, как сыновья Муспеля пошли в активную атаку. На равнине Вигридр стало очень жарко. Снег и лёд таяли, воздух наполнился влажным туманом. В этой белёсой пелене Хель потеряла своих союзников и с трудом могла видеть противников. На поле боя остались лишь безликие мертвецы из Хельхейма и Вальгаллы.

Внезапно прямо перед богиней смерти возникла валькирия, заставив её отпрыгнуть в сторону. Суровая дева в сияющем доспехе смотрела на Хель сверху вниз, и взгляд её был полон презрения. Валькирия, облачённая в серебристый доспех, сидела на белоснежном коне без седла и поводьев, а жеребец придерживал свою всадницу сложенными крыльями, растущими из его спины.

— Прочь с дороги, — прошипела Хель, не сдерживая свой гнев. — Или я убью тебя!

— Она не подчинится тебе, дочь Локи, даже если ты убьёшь её — раздался над полем брани властный женский голос, спокойный, но одновременно наполненный скрытой угрозой. — Я бросаю тебе вызов!

Хель с интересом посмотрела на ту безумную, что её окликнула. Из тумана, размеренным и чинным шагом вышла Фригг.

Солнце и Луна приятно грели волчье нутро, отдавая последние крупицы своего тепла. Фенрир находил это сражение забавной игрой из которой он, непременно, должен выйти победителем. Волк петлял, уворачиваясь от стрел и копий, но ни одно из орудий, которые изредка находили цель, не могли проткнуть его жёсткую шкуру. Атаки эйнхериев и асов были ему нипочём, зверь раскидывал и ломал их, как непослушный ребёнок свои игрушки. Особенно Фенрира развлекало убивать асгардских жён. Вышедшие на тропу войны девы были хорошо подготовлены, но всё же куда слабее мужчин, даже если атаковали все вместе. Под лапами Волка пали и богиня ума Вер, и покровительница дев Гевьон, и золотоволосая Сив, жена Тора, убийство которой принесло ему особое удовлетворение. Одно лишь не нравилось Волку — до Одина было не добраться. Слишком уж сильно его охраняли, будто старик сам не мог постоять за себя. Хорошо ещё, что Тор-Громовержец сражался где-то в стороне. Давать ему отпор ни у Фенрира, ни у Локи не было никакого желания.

Локи сидел у сына на загривке, крепко держась за взмокшую от пота шерсть, чувствуя себя при этом в полной безопасности. Бешеная скачка заметно его развеселила, а уж наблюдение за славной гибелью бывших любовниц и вовсе привела в восторг. Как и Фенрир, Локи алкал крови. В Мидгарде трикстер почерпнул из лексикона Хель поговорку «делу — время, потехе — час», а это значило, что хоть наблюдать за битвой со стороны и было весело, она требовала его личного вмешательства. Фенрир уже нацелился на Одина, и пожирание Всеотца было лишь делом времени. Локи ловко соскользнул со спины гиганта, воспользовавшись его широко поставленной передней лапой как горкой. Встреча с Одноглазым откладывалась на никогда.

Выхватив первое попавшееся оружие из рук павшего эйнхерия, а это оказалась добротно сделанная двусторонняя секира, Локи бросился в бой. Он вошёл в самую гущу событий. Отливающее медью лезвие очень скоро покрылось кровью. Пришло время доказать, что он не баба и не мужеложец, как любил называть его Тор. Сражаться трикстер умел, хоть и не любил. Даже во время тренировок перед концом света он больше отлынивал и наставлял своих сыновей, чем практиковался сам. Стезёй Локи всегда были мозги, а мускулами природа его не наделила. Руки трикстера очень быстро заболели и налились тяжестью, но бросить оружие он уже не мог.

Фенрир никак не мог подобраться к Одину. Казалось бы — вот он, хватай да глотай, но Слейпнир, верный своему седоку, каждый раз уносил его подальше от зубов Волка. Меч Одина уже несколько раз полоснул по морде Фенрира, что страшно его злило. Облизнув сухим языком кровь с носа, Волк завыл, словно призывая помощь всего мироздания, дабы она помогла ему свершить предсказанное много лет назад. Однако помощь пришла откуда не ждали.

— Слейпнир, сын мой, подчиняйся мне! Сбрось седока и сражайся со мной!

Эти слова подействовали как гипноз. Крик Локи ещё не успел затихнуть, а одинов конь встал на дыбы, взмахнул четырьмя передними ногами, и всадник слетел с его спины. Освободившись от ноши, Слейпнир заржал и с пеной у рта помчался по полю, топча богов и эйнхериев, бешено вращая зелёными глазами и развевая огненно рыжей гривой. Локи расхохотался, когда его сын промчался мимо него, словно вихрь. Не зря трикстер зачинал и рожал его в муках. Всё было не зря — такое понимаешь только в Рагнарёк.

Один поднялся с земли и оказался лицом к лицу с великим Волком, который низко опустил морду, чтобы посмотреть своему недругу в глаза. Проглотить Солнце и Луну было не сложно, а Одноглазого старика и того проще. Фенрир широко расставил четыре лапы, отрубая пути отхода, но Всеотец и не думал бежать, разве что прямо на своего пожирателя. Один атаковал Фенрира, но тот лишь глухо рассмеялся. Меч был откинут в сторону. Миг — и Всеотец, создатель девяти миров и прародитель всех людей, оказался в пасти Фенрира. Пока что живой.

Фенрир бросился в бой, теперь раскидывая врагов только лапами и широкой твёрдой головой. Локи усмехнулся. Покуда Один безопасен, он может почувствовать себя неуязвимым. Трикстер оттянул ворот кожаной рубахи и осмотрел свои руны на груди. Раны слегка зажили и рисунок теперь был виден чётче. Перехватив секиру поудобнее, Локи бросился в бой.

В разуме Нарви разливалась настолько холодная ярость, что даже Йормунганд боялся касаться его мыслей. Нар крепко держался на голове беснующегося Змея. Большой брат ни на шутку разыгрался, и теперь море вздымалось даже выше его головы. Нарви насквозь промок, склизкая чешуя Йормунганда предательски скользила под подошвами его сапог, а потому молодой воин мечтал побыстрее оказаться на поле брани. Змею это соседство тоже не приходилось больше по-нраву, ибо он собирался расправиться с Тором как можно быстрее. Поднявшись во всю длину своего роста, Йормунганд выкинул своего брата на Радужный мост, а затем скрылся под водой, подняв волну выше асгардских стен.

Когда вода сошла, Нарви встал на ноги и осмотрелся. Величественные стены, некогда построенные безымянным инеистым великаном и его конём Свадильфари. Нар помнил, как вместе с братом воображал их триумфальное возвращение в разрушенную крепость после битвы на равнине Вигридр. Они грезили, что не умрут, и трон Одина будет принадлежать им. Нарви закрыл глаза, представляя себе улыбающееся лицо Вали, и забылся лишь на минуту, но этого времени хватило, чтобы он потерял бдительность.

Удар, который сбил Нарви с ног, пришёлся ему прямо в голову. Нападение оказалось на редкость отрезвляющим — сын Локи тут же покинул мир грёз, вернувшись к состоянию перманентной злобы. Поморщившись от боли в голове, Нар огляделся, но врага не увидел. Пока он пытался осознать произошедшее, затылок пронзила резкая боль. Упав на одно колено, Нарви потрогал голову спереди и сзади. Волосы его взмокли от крови, а на лбу он нащупал болезненную ссадину. Подняв взгляд, сын Локи увидел своего врага, изготовившегося к новому нападению.

Над стенами асгардской крепости, верхом на Гуллинбурсти, волшебном золотом вепре, летал Фрейр. Не известно, сколько ван просидел в засаде, ожидая врагов, но он оказался хорошо подготовлен.

— Очевидно, ты ждал не меня, — насмешливо крикнул ему Нарви, — неужели ты думал сразиться с Суртом без своего меча?

Словно бы издеваясь над своим противником, сын Локи правой рукой вытащил сохранённый ванов меч из-за пояса, а левой извлёк Рунблад из заспинных ножен. Нарви промок до нитки, всё его существо пропиталось болью, от которой хотелось поскорее избавиться. Он хотел убивать, но более того, он хотел умереть. Следующий раз, когда золотой вепрь пролетел над головой, Нар упал раньше, чем жёсткие копыта коснулись его головы.

— Спускайся вниз и дерись как мужчина! — крикнул Нарви, взбешённый хитрой тактикой Фрейра.

Ван сделал вид, будто не слышал его криков, и тогда Нарви решил, что пора покончить с подлым врагом. Следующий раз, когда Гуллинбурсти собирался пролететь над ним, Нар подпрыгнул и взмахнул сразу двумя волшебными мечами. Рунблад и меч Фрейра действовали слаженно, как близнецы. Под натиском сразу двух зачарованных клинков золотая шкура вепря не выдержала. Горячая, похожая на ртуть кровь пролилась на Радужный Мост. Из дыры в брюхе вепря выпали кишки, он дико завизжал. Гуллинбурсти упал, едва не придавив своего седока. Фрейр в последний момент успел неловко соскочить в сторону, упав прямиком в лужу золотисто-серебряной крови.

Нарви в три шага оказался подле вана. Сын Локи испытал то, что в Мидгарде называли дежавю. Фрейр снова лежал у его ног, но в этот раз он, полный сил, ещё мог сражаться. Ван ловко вскочил на ноги, вытащил из ножен меч и атаковал Нарви, но его клинок встретил двойной удар вражеских мечей и жёсткий смех.

— Слишком медленно, ничтожество, — рассмеялся сын Локи, легко отражая атаку оппонента и отталкивая его от себя. — Я всегда считал тебя никудышным воином. Если бы Один отдал Скидбладнир и этот меч твоей сестре Фрейе, толку было больше. Но, быть может, ты захочешь доказать мне, что я ошибаюсь.

— Быть может, — сказал Фрейр, не отрывая взгляда от своего меча.

Не обращая внимания на язвительные слова Нарви, ван продолжал бой. Фрейра было не так-то просто вывести из себя, даже сейчас, в день всеобщей гибели. Нарви уже потерял Вали — самое дорогое, что было у него в этой жизни, а потому ему всё равно, как умирать, лишь бы утащить за собой в Нифльхейм побольше народу. Фрейр тоже потерял свою сестру-близняшку, но у него ещё имелись причины, чтобы выжить. Если магический меч вернётся в его руки, у него появится маленький шанс одержать победу над Суртом. Даже тень надежды на спасение стоила того, чтобы бороться.

Фрейр старался не тратить силы на атаку, а по большей части защищался. Что бы не говорил Нарви, а сын Ньёрда не посрамил свою честь. Ван держался с достоинством, и покуда сын Локи бездумно наносил удары, пытаясь вымотать врага, он обратил внимание на одну интересную особенность. Зачарованный меч Фрейра явно сопротивлялся атакам на своего хозяина. Чем сильнее напирал Нарви, тем более неудобным становился меч. Оба воина заметили это.

— Тебе не победить! — произнёс Фрейр, легко отводя от себя очередной удар. — Сдайся, дурак, и верни мне моё оружие!

— Ты в своём уме, ван, если предлагаешь мне такое? — прохрипел Нарви, снова нацелившись на врага.

— Тебе бы лучше просто умереть, — продолжил ван. — Ты ничто без своего брата. Отправляйся вслед за ним и упокойся уже!

Нар и Фрейр снова сцепились. Сын Ньёрда держал оборону, в то время как Нарви давил всё сильнее, словно надеялся таким методом сломать противника. Сын Локи начинал терять терпение, а вместе с ним и концентрацию. Боль, которая ни на секунду не переставала терзать его тело, тоже усилилась. Хуже того, меч Фрейра, зажатый в правой руке Нарви, задёргался, словно хотел вырваться из вспотевшей от натуги ладони. Почувствовав это движение, Нар с удивлением посмотрел на вана и понял, что тот всё знает.

Зачарованный меч потворствовал своему хозяину, и Нарви был вынужден оттолкнуть Фрейра. Воспользовавшись этим моментом, ван ловко нанёс удар по правой кисти сына Локи и выбил оружие. Отбросив простой меч, как ненужный элемент, сын Ньёрда тут же подобрал упавший клинок. Фрейр взглянул на свой меч и тепло улыбнулся, будто встретил старого друга. Нарви перебрал пальцами правой руки и, убедившись, что все целы, взял ими Рунблад. Начинался второй раунд, более честный, чем предыдущий.

— Уходи, пока есть шанс, — произнёс ван, тем не менее, вставая в боевую позицию. — Встреться с теми, кто тебе дорог, пока всё не закончилось. Ты потеряешь их всех, как потерял Вали.

— Не смей говорить мне что делать и не оперируй смертью моего брата! — с ненавистью гаркнул Нарви. — Если ты надеешься победить Сурта — забудь о своих глупых фантазиях!

Фрейр и Нар сошлись в бою. Они сражались на равных и, казалось это никогда не закончится. Если один наносил другому удар, второй отвечал тем же самым. Один атаковал, второй парировал. Они сближались и расходились, как танцоры. Если бы сейчас их видела Хель, она бы лишь задумчиво прошептала «данс макабр», но у богини смерти были другие заботы.

Всё решилось в одно мгновение. Мост задрожал. Отравленная вода под Биврёстом закипела, а затем и запылала. Воздух наполнился густым туманом, который так же быстро рассеялся, сменившись знойным маревом. Биврёст трескался под шагами огненного великана, плавился и бурлил, как кипящее железо. На Радужный мост ступил Сурт, издавая нечленораздельный рёв, подобный вою лавы, пожирающей землю. Сын Локи и ван замерли, поражённые величием властителя Муспельхейма.

Великан, что был выше крепостных стен Асгарда, поднял меч над головой, намереваясь обрушить Биврёст. Заметив опасность, Нарви тут же попытался сбежать, но Фрейр не дал ему уйти.

— Ты убедил меня, сын Локи! — крикнул Фрейр, а в его золотых глазах отразился огонь Муспельхейма. — Мой меч послужит иной цели!

Огненный великан выглядел куда огромнее и опаснее, чем твердила молва. Победить его, даже с помощью зачарованного меча не было никаких шансов. Горечь безысходности Фрейр обратил против Нарви. Бросившись сыну Локи наперерез, ван ударил лезвием по его горлу. Швы, которые любовно накладывала Хель разошлись, обнаружив зияющую рану. Захлёбываясь кровью, Нарви не глядя сделал выпад в сторону врага. Рунблад не подвёл и на этот раз. Ещё раньше, чем огненный меч коснулся Радужного Моста, рунный клинок вонзился в солнечное сплетение Фрейра. Оба воина, истекая кровью, упали на колени, будто склоняясь перед неумолимым роком. Меч Сурта опустился на Биврёст.

«Какая нелепая смерть», — подумал Локи, смотря на обрушивающийся Радужный Мост и падающего в бездну Фрейра. Бог обмана не мог помыслить, что его сын умер столь же непочётно, разве что его останки сразу обуглились под ударом огненного меча Сурта.

Любуясь пейзажем гибели Асгарда, трикстер краем глаза заметил какую-то подозрительную тень. Обернувшись, Локи обомлел. В метре от него прошёл Видар — бог мести, который, мерно шагая мимо дерущихся, направлялся прямиком в сторону Фенрира.

Локи перехватил секиру поудобнее и последовал за ним. Юноша, чьи каштановые волосы были забраны наверх, двигался спокойно, не смотря на жар и толпы сражающихся мертвецов. Видар слегка прихрамывал — сказывалась на том неудобная обувь. Один сапог бога был ему явно велик и выглядел нелепо. Однако Локи, вместо того, чтобы усмехнуться, побледнел. Этот нелепый сапог, сшитый из всех обувных обрезов в мире, должен был принести смерть самому Фенриру.

Видар не чувствовал, что Локи идёт за ним по пятам, улучая момент, чтобы нанести удар в спину и покончить с ещё одним сынком Одина. Трикстер уже замахнулся топором, но выпад, который должен был разрубить Видара вдоль позвоночника, был парирован. Бог мести так и пошёл дальше, не обернувшись. Локи, скорее удивлённый, чем злой, повернулся к тому воину, что помешал ему.

Мировой Змей содрогнулся, когда почувствовал, что Нарви больше нет. Дрожь прошла по могучему длинному телу. Нар умер в бою, как сам того хотел, но петь панихиду по нему никто не станет, как и по многим другим. Йормунганд пожалел мальчишку, насколько мог, ведь его самого впереди ждала погибель. Скользя по воде, которая залила уже всё вокруг, Змей направлялся туда, где над полем брани сверкали яркие молнии.

Там, где вспышки света сливались воедино виднелся тёмный силуэт, высокий и широкоплечий. В правой руке воина был зажат огромный молот на короткой рукояти — знаменитый Мьёльнир. Это творение карликов Брокка и Эйтри славили и боялись едва ли не больше, чем его хозяина. Даже Тор, одарённый небывалой мощью, мог поднять и удержать этот молот только с помощью пояса силы и железных рукавиц. Громовник сражался с присущей ему яростью и шумом. На своей телеге, запряжённой двумя козлами Тангниостром и Тангрисниром, сын Одина рассекал воду, будто на лодке, поднимая волны, и земля под ним при этом содрогалась. Голубые глаза его отливали серебром, отчего казалось, что в них тоже пляшут молнии, медно-рыжие волосы и густая борода торчали во все стороны от ветра, воды и разрядов электричества. Ряды армии Хель и сыновей Муспеля заметно поредели благодаря его стараниям.

Не многие могли выстоять против молний и Мьёльнира, но Йормунганд планировал это сделать. Тор был великолепен в своей боевой ярости, однако Змей не испугался. Бог грома сражался отважно, бил метко, но всё же бездумно. Возможно спонтанные атаки и делали его ещё более неуязвимым, но Йормунганд даже не надеялся, что это спланированная тактика. Проникнув в мысли сына Одина, Змей нашёл там занятные картины. Сосредоточиться Тору мешала не столько глупость, сколько злость. Сын Одина видел, как под знамёнами Хель выступают боги Асгарда, в том числе его единокровные братья — Бальдр и Хёд. Тору пришлось убить Нанну, когда женщина пошла на него с поднятым мечом. Он видел и то, как гибнет возлюбленная Сив от клыков кровожадного Фенрира. Все эти картины сводили асгардца с ума.

Йормунганд знал, как воспользоваться сложившейся ситуацией. Он подполз к Громовнику неслышно, на сколько это было возможно для гигантского Змея. Он был нем, вода заглушала шелест его скольжения, и всё же ради Тора змееподобный сын Локи мог даже спеть. Раздался громкий звук, похожий на скрежет стекла о металл — единственный звук, который умел издавать Мидгардский Змей. Тор зажал уши и повернулся к Йормунганду. Чёрный змей склонился над ним, вокруг его ромбовидной головы открылся капюшон, покрытый сотней острых чешуек. Вибрируя кожной складкой, Йормунганд создавал дополнительный стрекот, который дезориентировал его противника.

Надо было отдать ему должное, Громовник даже в лице не изменился, увидев нависающее над ним склизское тело Йормунганда. Битва была его родной стихией, хоть Рагнарёка он и не желал. Тор подтянул пояс силы и размахнулся, бросив Мьёльнир прямо в шипастую голову Змея. Тот ловко увернулся, скрывшись под водой, там, где было глубоко, и подняв гигантские волны. Выпрыгнув из воды снова, Йормунганд сделал выпад в сторону колесницы Тора. Змей схватил клыками его козлов вместе с повозкой. Помотав головой, он отбросил повозку и в один глоток сожрал обоих козлов. Тор ухнул вниз как камень.

Лишив асгардца средства передвижения, Йормунганд склонился над ним. Можно было бы прикончить Громовержца одним ядовитым плевком, но Змей не хотел лёгкой победы. Как и любой другой скандинавский бог, он хотел умереть в хорошем честном бою. Вместо приветствия Мидгардский Змей мысленно передал своему врагу воспоминания о злосчастной рыбалке, которая когда-то вывела его из себя — их последнюю встречу.

— А ты боялся, что я тебя не узнаю, червяк?! — громоподобно гаркнул Тор, едва не захлебнувшись водой.

Громовержец поднялся на ноги. Волны бились о него, как о прибрежные валуны, но не могли сдвинуть с места. Йормунганд недовольно встряхнулся, но у него имелось оружие даже для такого непробиваемого громилы. На ментальном уровне физическая сила не имеет никакого преимущества. Обратившись к памяти миров, Змей передал Тору воспоминания о его бое со старухой-смертью в Утгарде*. Это был неравный бой, но тогда костлявая поставила Громовника лишь на одно колено. В красках змееподобный сын Локи создал мысленные картины, как смерть одолевает Тора и тот падает ниц перед неумолимым роком. Вестником смерти был он сам — Йормунганд, сын Локи и Ангрбоды, Великий Мировой Змей.

— Ты глупая жирная змея, и не можешь мне навредить!

Громовник лишь рассмеялся, сведя на нет все старания его врага. Змей поморщился, если бы мог. Тор был настолько глуп и зол, что ментальное давление, которое убило бы кого угодно, на него не действовало. Йормунганд зашипел, обнажив мечеподобные зубы, и изготовился к нападению. Мысленные атаки были нипочём тому, кто не ведал страха ввиду отсутствия мозгов. Тор понимал только грубую силу.

Почувствовав угрозу, Громовник размахнулся и ударил Мьёльниром по воде. Океан заискрился от пляшущих по ней молний. Йормунганд недовольно зашевелился, забил хвостом. Уколы электричества проникали даже под его плотную чешую. Змею совершенно это не понравилось, и прежде, чем Тор ещё раз размахнулся молотом, Йормунганд бросился вперёд. Тор был силён, но у Змея имелось другое преимущество — быстрота. Раскрыв широкую пасть, он подхватил Тора хлыстообразным раздвоенным языком и проглотил прямо со всем облачением.

Змей сглотнул, почувствовав тяжесть. Проваливаясь по пищеводу Йормунганда, Тор расцарапал ему нёбо и все внутренности, и никак не мог успокоиться. Нутро Змея разбухало: сынок Одина барахтался, лез обратно и пытался драться даже в столь безвыходном положении. Йормунганд погрузился в воду, чтобы её давление заставило Громовника угомониться. Свет померк над головой Змея, и тогда Тор замер. Сын Локи подумал, что норнам-ткачихам придётся смириться с неумолимой реальностью, не всё случается так, как предсказано. Тор повержен, а он, Змей Мидгарда, будет жить и убьёт ещё многих в день Рагнарёка, покуда огонь Сурта не сожжёт его вместе со всеми девятью мирами.

Молния, пронзившая водную гладь, поразила Йормунганда, сковав его длинное тело множеством электрических разрядов. Тор, проглоченный, но не убитый, призвал прямиком с небес самое совершенное своё орудие. Внутренности Змея начали лопаться, из широкой пасти потекла тёмная кровь. Он испытал боль, каковой ранее никогда не чувствовал, а затем его совершенный мозг, настроенный на восприятие вселенной, отключился. Брюхо Йормунганда разорвалось, выбрасывая вонючие кишки прямиком в воду. Тор выбрался наружу из нутра Змея и попытался всплыть, но не смог. Силы разом покинули его, яд проник в каждую клеточку, сжигая Громовержца изнутри так же, как он сжёг Мидгардского Змея. Под тяжестью Мьёльнира повисшего на его руке, Громовник опускался всё глубже в воду, постепенно умирая.

В предсмертных конвульсиях Йормунганд бил хвостом, поднимая волны. Нагльфар, с инеистыми великанами на борту уже шёл к оставшемуся островку суши, но причалить им было не дано. Хвост Мирового Змея ударил прямо поперёк палубы Нагльфара, и самый большой драккар в мире потонул. Великаны попрыгали за борт, но это лишь ускорило их смерть. Сделав лишь один случайный глоток они тут же умирали, ибо концентрация яда в воде была невероятно велика. На дно ушло и тело Вали, сына Локи, вместе с копьём Гунгнир в руках.

Фенрир, окрылённый своими бесконечными победами, вдруг увидел перед собой иного врага. Хрупкого молодого бога, как ни странно, в разных сапогах. Один был обычным сапогом, а другой — сшитым из разных лоскутков кожи. В остальном он выглядел вполне обыденно — каштановые волосы забраны наверх, из одежды — лишь брюки и безрукавка, подбитая мехом. Юноша шёл прихрамывая и в целом создавал образ человека, вышедшего прогуляться в первый день конца света. Тем не менее, этот обманчиво безобидный вид заставил Фенрира поморщиться. Самый дурацкий бог со своим дурацким артефактом был куда опаснее, чем можно от него ожидать.

— Видар, — прорычал сын Локи сквозь стиснутые зубы и попятился.

Один в пасти Волка, прижатый к нижнему нёбу языком, начал сопротивляться и попытался разомкнуть его челюсти, но Фенрир только сильнее сжал клыки. Волк поджал хвост и продолжал отступать, мимолётно поглядывая на сражение Локи. Ему-то всего и требовалось, что продержаться до того момента, пока его отец не победит Хеймдалля. Видар, с абсолютно бесстрастным взглядом продолжал наступать на Волка.

Фенрир думал, что раз мальчишку ещё не убили, значит всё случится согласно пророчеству. Волк даже представить себе не мог, насколько неприятно бывает, когда тебя разрывают пополам, держа за пасть. Нельзя было этого допустить, покуда Фенрир не исполнит свой долг и обещание, данное отцу.

Видар подошёл уже совсем близко. Кинув последний взгляд на отца, Фенрир показушно щёлкнул челюстями и злобно рассмеялся сквозь стиснутые зубы. Из пасти Волка потекла алая кровь Всеотца. Разъярённый этим зрелищем Видар с криком бросился на Фенрира.

На пути у трикстера возникла Фулла. Наглая дева препятствовала Локи, парировав замах секиры стальным прутом. Приняв на себя удар, храбрая женщина оттолкнула бога. Богиня, которая раньше только и была способна, что выбирать заколки для Фригг, сейчас выглядела более чем воинственно: коротко остриженные светлые волосы забраны назад золотой лентой, на ногах кожаные брюки и сапоги, внушительная грудь плотно стянута кожаной рубахой. Локи пошло усмехнулся, собираясь сделать Фулле комплимент, но не успел. Мощный удар в грудь железным прутом выбил весь воздух из его лёгких. Трикстер даже не смог закричать, только стоны прорывались через плотно сомкнутые губы. Локи упал на колени, сжавшись в комок и обхватив себя руками. Слёзы струились по его покрасневшему лицу от невыносимой боли.

Фулла занесла прут над коленопреклонным врагом, но Локи не стал ждать, пока его забьют насмерть. Он вытянул вперёд левую руку и перехватил прут, пожертвовав целостностью нескольких пальцев. Женщину испугала его молниеносная реакция. Локи поднялся и выхватил оружие у своей противницы. Фулла замерла, страх парализовал её. Решив, что прут на данный момент ему больше по душе, трикстер размахнулся и нанёс удар богине в висок. Одного раза вполне хватило, чтобы выбить дурь из прекрасной головки.

— Впредь осторожнее выбирай себе врагов, — недовольно сказал Локи, бросив окровавленный прут на землю.

К сожалению, пока трикстер бился с Фуллой, его заметил Хеймдалль. Страж богов всегда отличался высоким ростом и видел куда дальше любого другого бога или человека. Приметив подбирающегося к нему врага, расталкивающего толпу, Локи подхватил умерщвлённую женщину за талию, как слегка перепившую на пиру даму. Левая рука трикстера жутко ныла и начала распухать, но надо было отыграть свою партию до конца.

— А вот и ты! — вместо приветствия гаркнул страж богов.

Хеймдалль выглядел устрашающе. Доспех с массивными наплечниками делал его больше, чем он есть, хотя это казалось невозможно, а длинный широкий меч в его руках был покрыт алой жидкостью от навершия рукояти до острия лезвия. Каштаново-рыжие с проседью волосы стража были всклокочены из-за чего он напомнил Локи изготовившуюся к атаке хищную птицу, а лицо, с острыми чертами, покрытое сетью белёсых шрамов только усиливали это ощущение.

— О, вижу, вы взяли много женщин на бой, — как бы про между прочим высказался Локи, крепче прижимая к себе тело Фуллы и чувствуя, как кровь пропитывает кожаный рукав его рубашки.

— Да, и они сражаются куда лучше и честнее тебя, Локи! — с ненавистью крикнул Хеймдалль. Лишь на миг в его остром соколином взгляде синих глаз отразилось сожаление о гибели Фуллы и тут же погасло, сменившись гневом.

Подобравшись ближе Хеймдалль замахнулся мечом, и трикстер прикрылся телом мёртвой богини. В сущности Фулле уже безразлично, сколько ран на ней будет. Удар меча рассёк грудь мёртвой женщины, сохранив жизнь Локи. Откинув обезображенный труп, трикстер отступил на два шага и подобрал свою секиру, которая ему очень полюбилась.

Сражение Локи и Хеймдалля мало отличалось от идущих вокруг боёв, разве что Локи больше кривлялся и уворачивался, чем наносил удары, будто хотел продлить этот бой. Хотя трикстер понимал, что его время весьма ограничено, но с другой стороны, не было ничего ценнее, чем улучить момент и нанести один точный удар. Он уже представлял себе, как лезвие секиры расколет голову Хеймдалля, словно перезрелый фрукт. Локи старался не дать бой врагу, а измотать его. Он верил, что Фенрир сможет продержаться достаточно долго, чтобы усталый страж Радужного моста сдался.

— Я и представить себе не могла, что сама Фригг удостоит меня чести, — язвительно произнесла Хель и поклонилась, элегантно, как танцовщица.

— Для меня это не развлечение, дочь предателя, — с ненавистью бросила супруга Одина, распознав скрытую издёвку в этом действии.

— А я думала, что чужие поклоны льстят тебе, о, королева, — богиня смерти выпрямилась, смотря прямо в глаза оппонентке.

— Я пришла на битву, а не на пир, — отозвалась Фригг, не опуская взгляда. — Твои любезности мне не нужны, владычица мёртвых!

— Разумеется, ты пришла убить пособницу Локи, раз уж не хватило смелости бросить вызов ему самому, — произнесла Хель, и каждое её слово было как удар плети для богини, что стояла перед ней. — Потеря сына — истинное горе для матери. Ты не смогла уберечь Бальдра от смерти, но готова покарать всех, кто был к ней причастен. Убить дочь Локи в отместку за сына Одина — это вполне справедливо.

— Молчи! — истерично прокричала Фригг, взмахнув кулаком в воздухе, будто желала ударить по столу. — Ты и понятия не имеешь о справедливости!

Дочь Локи услужливо смолкла, ожидая, что же будет дальше. Здоровая половина губ растянулась в усмешке, вторая половина ухмылялась, обнажая голые кости черепа. Фригг могла сколько угодно кричать и угрожать, богине смерти её потуги были безразличны. Хель чувствовала себя королевой куда более сильной и властной, живее всех живых и мертвее мёртвых. Воспользовавшись возникшей паузой, богиня смерти огляделась. Валькирии-всадницы на крылатых лошадях окружили их плотным кольцом, продолжая сражаться с мёртвыми Хельхейма, и всё же бдили. Победа или поражение для Хель были равны — путь в Нифльхейм ей обеспечен.

— Тогда без лишних слов, начнём, — богиня смерти подкинула в руке топор Тюра — чудесное оружие, с которым ей никак не хотелось расставаться. — Финальная часть «данс макабр» — всеобщая кончина.

Фригг невозмутимо сняла со спины щит и вытащила меч из поясных ножен. Её оружие выглядело куда уже и изящнее, чем обычный викингский клинок, и щит был не традиционно круглым и массивным, а облегчённым, овальной формы. Однако оружие и защита шли своей владелице не меньше, чем браслет и булавка. Валькирии и их предводительница всегда славились тем, что сохраняя женский нежный облик, они тем не менее, воевали наравне с мужчинами.

Когда женщины сошлись в бою, стало понятно, что меч Фригг не такой хрупкий, каким был на вид. Топор Хель не оставил на нём даже царапины, когда его лезвие проскрежетало по клинку. Супруга Одина оказалась куда более умелой воительницей, чем думала о ней богиня смерти. В этом Хель просчиталась, недооценив свою противницу. Бесчисленные победы над более слабыми врагами распалили её и затуманили разум.

Когда богиня смерти в очередной раз замахнулась топором, рассчитывая попасть плохо защищённую голову Фригг, та подставила свой щит. Топор с треском рассёк дерево, намертво застряв в овальном щите. Хель была вынужденна выпустить оружие и отступить, но Фригг не дала ей отстраниться и молниеносно нанесла свой удар. Тонкий изящный клинок врезался в левую щёку Хель и плотно застрял в её скуле. Супруга Одина отпустила рукоять меча и оттолкнула противницу ударом щита в грудь. Хель с глухим шлепком упала на землю. Кровь не струилась по её лицу, и умирать она не планировала. Богиня смерти посмотрела на Фригг и разразилась смехом, больше похожим на скрежет. Меч вонзился ей в кость, расслоив кожу и остатки плоти, но вошёл не достаточно глубоко, чтобы убить.

— Всё-таки полезно иногда оказаться мёртвой, — произнесла Хель дребезжащим голосом старухи.

Дочь Локи с трудом вывернула меч из своей скулы. Кость расщепилась и челюсть скосилась на бок, будто Хель раскрыла рот в карикатурном удивлении. Валькирии сузили круг, направив своё оружие на богиню смерти. Фригг скинула с руки отяжелевший раздробленный щит, с торчащим в нём топором.

— Даже не думай вставать, владычица Хельхейма, — с ненавистью произнесла Фригг, убирая с лица прядь мокрых от пота волос, что выбились из-под заколок. — Ты и понятия не имеешь, на что способна мать, испытавшая горе от потери любимого сына.

— Какая же ты эгоистка, — Хель визгливо рассмеялась, и мурашки побежали по телу Фригг. — Надменная самовлюблённая богиня, которая даже сейчас печётся о своей причёске.

— Не тебе меня судить! — грубо ответила Фригг, встав напротив богини смерти и смотря на неё сверху вниз. — Я любила своего сына и до сих пор его люблю.

— А кому же судить, если не мне, — из-за свёрнутой челюсти речь Хель стала невнятой, как шамканье беззубой старухи. — Передо мной все равны.

Фригг вздрогнула, и Хель не могла не улыбнуться. Богиня смерти прекрасно поняла, чей образ в ней увидела супруга Одина. Образ старухи, в котором предстал Локи, нашёптывая Фригг, что брать клятву с омелы — пустая трата сил*…

— Что ты знаешь о равенстве и справедливости? — с ненавистью бросила светлая богиня, превозмогая свою неприязнь.

— Действительно, что я могу об этом знать, — вновь рассмеялась Хель. — Я, дочь Локи, отосланная в дальний тёмный край, всю жизнь провела во тьме и холоде, покуда асгардские боги в верхних мирах путешествовали, пили и веселились. Я была рада, когда Бальдр заглянул к нам. Мёртвые ждали его с нетерпением, чтобы вдоволь напиться света. Правда, его хватило не на долго. Он был безутешен и страдал. Дабы облегчить его боль, я подчинила Бальдра своей воле и осушила его слёзы. Можешь спросить у него, каково было прозябать во мраке Хельхейма, если отыщешь его на поле битвы. Правда, вероятнее всего, он убьёт тебя прежде, чем ты скажешь хоть слово.

— Мой сын ещё жив? — вместо того, чтобы разозлиться, Фригг обрела надежду.

— Очень вероятно, если среди асгардцев не нашёлся противник сильнее Бальдра, — отозвалась Хель.

Фригг стояла перед Хель, застыв в немом удивлении. Богиня смерти огляделась — валькирии были далеко, а супруга Одина очень близко, стоило лишь протянуть руку. Данс макабр завершался. Оставалось лишь оттанцевать под финальное крещендо. Хель вскочила на ноги одним рывком. Ударив ладонями по ушам Фригг, богиня смерти оглушила противницу, а затем одним точным движением свернула ей шею, сломав несколько позвонков. Супруга Одина упала у её ног как красивая кукла. Хель потратила годы, обучаясь в Мидгарде медицине, а потому знала не только как спасти человека, но и как убить его голыми руками, не затрачивая много сил и времени.

— Я дочь Локи! — крикнула Хель на столько громко и отчётливо, на сколько могла.

Впервые она гордилась своим родством с наглым рыжим трикстером, который практически не участвовал в её жизни. Да и жизни у неё по сути не было. Хель никогда не ложилась с мужчиной и ни в кого не влюблялась. А потому смерти она не боялась.

Валькирии встрепенулись, как стая потревоженных птиц. Они бросились на Хель со всех сторон. Для богини смерти всё закончилось. Она была обречена провести вечность в Нифльхейме, где не будет ни единого лучика света.

Хель не знала, что её мать Ангрбода, увидев гибель дочери обезумела. Великанша вбежала в толпу Валькирий, распугивая их, как стаю голубей на площади. Она начала давить их, приминать руками, душить, ломать им кости. Женщины-воительницы кричали, лошади ржали. Руки Ангрбоды замарались в перьях и крови. Она билась остервенело, пока одна из наиболее удачливых воительниц не метнула ей в затылок копьё, обездвижив великаншу. Её связали, повалили на землю, и вонзили ей ещё одно копьё, в разбитое от горя сердце. Ангрбода замерла, а дух её отправился на встречу со тьмой.

Равнина Вигридр из поля брани превратилась в место упокоения. Тысячи воинов лежали тут и там, и лишь немногие ещё продолжали сражаться. Нельзя было ступить и шагу, чтобы не наткнуться на чей-то мягкий труп, разлагающийся на невыносимой жаре, которая началась после атаки лорда Сурта. Локи, потомок инеистых великанов, ещё сохранял внутри себя частичку холода, а потому мог относительно здраво мыслить и драться в полную силу. У него появилось преимущество, коим не обладал сын девяти матерей*, которое помогло не только сравнять шансы на победу, но и склонить их в сторону Локи.

Трикстер прекрасно понимал, что Хеймдалль был куда лучшим воином, чем он мог когда-либо стать. Если бы Локи сражался честно, то уже гнил бы рядом с остальными поверженными. Большая часть ударов стража, которая должна была лишить его жизни, пролетала мимо. Те же немногие, что попадали в цель, наносили вдвое меньший урон, чем ожидалось. Локи отделался лишь несколькими ушибами и ссадинами. Он пожалел, что был слишком встревожен и отстранён, когда в последний раз видел Вали, а ведь поблагодарить его за столь прекрасную защиту шанса уже не представится.

— Хватит играть в эти глупые игры, Локи, — рявкнул Хеймдалль, опуская меч на голову врага и в очередной раз промахиваясь.

— И это для тебя игры? — со смехом поинтересовался трикстер, огибая своего противника.

Страж Биврёста, которому уже нечего было сторожить, тяжело дышал и сейчас казался куда старше того мужчины, что Вальтер и Норман Локсоны встретили в Мидгарде. Пот градом катился по раскрасневшемуся лицу, покрытому сеткой морщин и шрамов. Хеймдалль вымотался ещё до встречи с трикстером, а сейчас и вовсе бился из последних сил. Он положил многих врагов, и его раздражал тот факт, что ловкач уходит от ударов раз за разом. Хеймдалль продолжал сражаться только потому, что его дух был сильнее тела. Он верил, что стоит нанести один удачный удар, и Локи придёт конец. Он свято верил в пророчество, согласно которому именно на его плечи возложена миссия прикончить злодея.

— Обычно ты удивительно болтлив, — отдуваясь произнёс Хеймдалль, в очередной раз промахнувшись.

— Сегодня Рагнарёк, последний день богов, к чему пустая трата сил на болтовню, — словно издеваясь отвечал Локи, который даже не запыхался. — Но, если уж тебе так приспичило вести беседу именно сейчас, не могу отказать.

— Тебе есть что сказать в своё оправдание перед смертью? — спросил страж и его слова были пропитаны ядом гнева и презрения. — Ты устроил всеобщий геноцид, уничтожил девять миров по собственной прихоти. Ты доволен?

— Наверное, ужасно скучно быть таким всезнайкой, — съязвил Локи. — Всегда знать, что правильно, а что нет, и совершать исключительно верные поступки. Вы Асгардцы такие непогрешимые, а я вечно как бельмо на глазу. Однако спешу заметить, что для войны нужны две армии, и кое-кто с вашей стороны хотел устроить Рагнарёк не меньше меня.

— Ты не смеешь порочить Одина! — Хеймдалль, который был верен Всеотцу не мог сносить клевету в его адрес. Он даже не заметил, что трикстер не произнёс его имени. — Как у тебя язык поворачивается произносить столь гнусную ложь?!

— Я всегда был волком в овечьей шкуре, но хитрил по-мелкому, в то время как настоящим обманщиком являлся именно Один, — при одном только упоминании его имени Локи терял самообладание. — Я бы призвал его к ответу, если бы он не застрял где-то между клыками моего сына.

Хеймдалль снова атаковал, надеясь ударить Локи, но тот играючи ушёл от удара. Насмехаясь над своим измождённым противником, трикстер заскочил ему за спину и плашмя ударил лезвием секиры пониже поясницы. Хеймдалль едва на свалился на чей-то гниющий труп, а Локи звонко рассмеялся.

— Жду не дождусь, когда смогу стереть эту наглую ухмылку с твоего лица, — прерывисто сказал страж с долей бравады. Его шансы на победу становились всё более призрачными.

— Ах, угрозы-угрозы, не перечислить, сколько я их слышал за свою длинную жизнь, — нараспев протянул Локи, а затем будто что-то вспомнил и добавил уже серьёзно. — В таких ситуациях, когда весь мир был против меня, Один, которого я считал себе подобным и коему доверял больше всего на свете, предпочитал делать вид, что знать меня не знает.

— Ты не можешь винить Всеотца во всех своих несчастьях, — бросил Хеймдалль. Вокруг становилось всё жарче и он хотел побыстрее закончить этот фарс.

— Разумеется не могу, — как ни в чём не бывало продолжал трикстер, даже не думая останавливаться. — Я виноват сам. Мне не стоило доверять Одноглазому уже тогда, когда мы встретились и обменялись кровью.

— Если Один и виноват, то только в том, что привёл тебя в Асгард, — отозвался Хеймдалль устало.

— Если спросить Всеотца, думаю, он сказал бы, что это его самая удачная идея, — с горькой усмешкой произнёс Локи, смотря прямо в глаза врага. — Мы стали как единое целое и по-началу это показалось мне забавным. Всеотец создал этот мир, управлял им и тщательно готовился к его гибели. А я принимал его идеи, в том числе и Рагнарёк, с энтузиазмом маленького ребёнка. Раньше я думал, что обладаю свободной волей, а сейчас сомневаюсь в этом. Я запутался, — он вдруг стал выглядеть растерянно, будто брошенное матерью дитя, но лишь на мгновение, а потом его взгляд снова прояснился. — К счастью, мой сын Вали нашёл способ сдвинуть баланс сил в мою сторону.

Локи испытывал смесь ярких эмоций. Ненависть, беспокойство и невероятную грусть. Хеймдалль воспользовался этим замешательством для ещё одного выпада. Страж Биврёста нанёс удар по неподвижному противнику, чьё оружие было опущено. Лезвие меча вспороло кожу на груди Локи, но крови не было. Словно очнувшись из сна, трикстер посмотрел на врага широко раскрытыми глазами и положил левую руку на грудь. Ладонь его осталась сухой и Локи нагло улыбнулся. В знойном мареве острый взгляд стража притупился, он даже не понял, что не достал своего врага. Трикстер стянул с себя остатки рубашки и открыл взору Хеймдалля свою грудь.

— Я всегда подозревал, что не только женщины, но и мужчины мечтают раздеть меня, — Локи обнажил свой торс. — Посмотри, страж павшего моста, на творение Вали, моего сына. Вам следовало убить его, когда была возможность.

Рунный аркан, который Вали высек сталью и огнём на его груди, защищал надёжнее любого доспеха. Рисунок на фоне багрового синяка выглядел, как месиво из засохшей крови, обожжёной плоти и воспалённой кожи, и всё же его можно было прочитать. Руническое кольцо состояло из шести символов: руны силы «Урус», руны удачи «Анзус», руны победы «Кано», руны защиты «Эйваз», руны воина «Тейвас», и в центре — выжженное до мяса пятно, олицетворяющее пустую руну Одина. Магия Вали гарантировала для Локи безопасность и неуязвимость перед всеми хитростями Одноглазого. Фенрир был лишь страховкой.

— Один знает рунную магию, но мой сын изучил её лучше, — с гордостью произнёс Локи. В его зелёных глазах загорелся безумный огонь. — Теперь я неуязвим. Покуда Одноглазый жив, наша общая энергия накапливается во мне, и её даже хватит, чтобы пережить его смерть. А сейчас ты умрёшь. Те, кто много знают, долго не живут. Исключая меня и Всеотца, конечно.

Воспользовавшись замешательством стража, Локи перешёл в активную атаку. Секира его взлетала то вверх, то вниз, то как горизонтальный маятник раскачивалась из стороны в сторону. Страж начал отступать. Если бы Локи видел, как на поле боя танцевала его дочь Хель, то мог бы составить с ней прекрасный дуэт в её последней партии. Хеймдалль отбивал безумные выпады Локи всё хуже и хуже, пока не сдался. Дух его был подорван, в сердце закралось сомнение, и руки воина больше не желали держать меч. Локи легко сбил его с ног, повалив на землю, и вонзил секиру прямо в основание его головы. Когда-то он сказал, что отрубить голову не задев шеи невозможно. Сейчас он почти что доказал обратное. Раз за разом Локи вонзал секиру в место удара, пока голова стража не отделилась от его тела. Только тогда трикстер, покрытый брызгами крови, отпустил своё оружие и отошёл от поверженного врага.

Локи ликовал. Со счастливым смехом и улыбкой на шрамированных устах он обернулся на своего сына, но Фенрир уже не мог разделить его триумф. Большой Волк лежал на земле, или вернее, на земле лежало то, что осталось от чудовищного сына Локи. Между двумя кусками, оставшихся от мощных челюстей, лежал окровавленный изуродованный труп в котором трикстер, тем не менее, с лёгкостью распознал Одноглазого.

Бальдр хорошо прочувствовал тот момент, когда вырвался из-под власти Хель. Это тепло, зарождающееся у него в груди, где-то в солнечном сплетении, и разливающееся по всему телу до самых кончиков пальцев. Такое знакомое до боли тепло. Бальдр даже остановил сражение, когда ощутил его. Казалось, эйнхерий, который бился с богом в тот момент, тоже его почувствовал и сразу же отступил, найдя себе иного противника.

Бальдр замер по середине поля брани, прислушиваясь к своим ощущениям. Да, Хель определённо была мертва. С одной стороны бог света даже пожалел её. Богиня смерти всегда была добра к нему, на сколько это возможно в её характере. Всё случилось так, как суждено, и слово Хель оказалось нерушимо. Она мертва, а Бальдр теперь жив. К сожалению, свободу Бальдра мог разделить только его брат Хёд. Нанна, его смелая и любящая супруга, пала в этой кровавой битве.

Бальдр огляделся. Всё, что происходило вокруг было страшнее любых его кошмаров. Равнина Вигридр практически выгорела. Бальдр посмотрел на меч в своей руке и в ужасе откинул его. Бог не хотел знать, чья кровь смешалась на его клинке. Ему требовалось найти новое оружие для того, чтобы выполнить своё предназначение. Бог света поискал взглядом по земле и увидел бесхозный меч. Странный меч, полностью покрытый сажей. Подняв оружие, на его эфесе Бальдр разглядел три высеченные руны, покрытые ржавчиной — руну просветления «Кано», руну разрушения «Хагалаз» и руну судьбы «Соулу». Для цели, которую Бальдр перед собой поставил, не нашёлся бы более подходящий меч. Бог взвесил оружие в руке. Меч идеально лежал в ладони и был по весу именно таким, каким Бальдр его представлял, не легче и не тяжелее. С таким клинком в руках можно сразиться и убить.

Бальдр хорошо видел того, кому должен был принести смерть. Локи стоял в центре поля не сражаясь, словно являлся центром царящего вокруг хаоса. У его ног лежал недвижимый Хеймдалль. Локи, рыжеволосый трикстер, радовался своей победе. Он забыл, что предсказанное нельзя переиначить. Судьба всегда найдёт вас, так любил говаривать Один своему сыну.

Бальдр, в прежние времена предпочитающий музыкальный инструмент любому оружию, не долго размышлял. Крепко сжав рукоять найденного меча, полностью чёрного от огня сынов Муспеля, Бальдр ринулся вперёд. Ощущая себя сосредоточением праведного гнева, бог не окрикнул Локи, а атаковал его сзади. Он вонзил клинок в спину трикстеру, снизу вверх, дабы задеть как можно больше внутренних органов. Враг застонал от боли.

— Это твоя судьба, Локи, — произнёс Бальдр, отстраняясь, оставляя меч торчать в теле трикстера.

Локи, казалось, был совсем не удивлён такому развитию событий. Рыжеволосый бог повернулся лицом к Бальдру. Остриё меча выходило там, где на коже трикстера проступали ожоги в виде рун. Он широко улыбнулся, и алая кровь, просочившись сквозь его белоснежные зубы, оросила шрамированные уста. Локи долго собирался с мыслями, прежде, чем произнести:

— А, это ты, Бальдр, давно не виделись…

Бог света обомлел. Он ждал чего угодно, но не этого. Он ждал проклятий и гнева, ждал, что Локи умрёт во зле, как и жил. Бальдр не был готов к столь дружелюбному настрою. И пока светлый бог стоял ошеломлённый, Локи исчез. Трикстер прошёл сквозь толпу сражающихся и растворился в ней. Бальдр не стал его преследовать, всё равно Локи осталось не долго жить. Удар, который убил бы или парализовал любого другого, оставлял трикстеру немного времени.

Пошатываясь Локи шёл сквозь толпу сражающихся. Их оставалось всё меньше, битва подходила к концу. Один мёртв, и он тоже скоро умрёт, именно поэтому его больше не смели тронуть. Ноги трикстера заплетались, руки не слушались, голова раскалывалась от боли, а картинка плясала перед глазами.

Локи даже не знал, куда шёл, пока не достиг своей цели. Он усмехнулся своим мыслям, но смех больше походил на бульканье, ибо кровь наполнила его горло. «Не знал, куда иду, пока не достиг цели» — именно этой фразой можно было описать всю его жизнь от начала и до конца. Он никогда не мог угадать, к чему приведёт цепочка его поступков, какой итог он получит в конце концов, покуда этот итог не обрушивался ему на голову.

Локи увидел перед собой корни Мирового Древа. Вернее сказать, не того самого древа, а лишь его уменьшенной копии, растущей на равнине Вигридр. Подобные точные отражения имелись во всех девяти мирах, и одно из них сыновья Локи нашли в Мидгарде по пути к своему отцу. Великий Ясень Иггдрасиль своей кроной, изрядно поредевшей за времена тьмы, упирался в широкий, подсвеченный алым заревом, небосвод. Зелёные листья казались чёрными и сам ясень напоминал лишь тень себя прежнего. Эта картина показалась Локи невероятно, убийственно красивой.

Локи запнулся, пытаясь поклониться Мировому Древу, и упал на колени прямо на жёсткие корни. Сейчас трикстер был жалок, как раб при смерти, и клинок холодил его плоть. Локи даже знал, что за меч торчит в его теле. Зачарованный Рунблад, созданный Вали из меча Тюра, призванный освобождать от оков, освободит его от жизни, которая тоже плен в каком-то смысле слова.

У Локи уже не было сил поднять взгляд на Иггдрасиль. Трикстер упал лицом вниз, едва не вышибив себе все зубы о корни Иггдрасиля. В груди заболело и кровь хлынула у него из горла. Перед глазами стояла тьма, словно он уже был в Нифльхейме, но продолжал чувствовать боль. Локи прекрасно осознавал, что потерял всех, кто был ему близок. Последние мысли угасающего сознания были о детях. Фенрир, Хель и Йормунганд — прекрасные и ужасные, кошмар девяти миров. Вали и Нарви — его верные и преданные сыновья, похожие на самого Локи будто отражения. Слейпнир — первый сын, отданный брату по крови.

«Надо было отменить этот глупый конец света и жить в Мидгарде, как люди. Хоть раз стоило поступить так, как хотелось мне, а не кому-то ещё. Всеотец жил в войне и умер в войне, как всегда мечтал, а я пошёл у него на поводу»…

Мысленно трикстер вернулся в те дни, когда он был почти слеп, но прозрел сердцем. Когда его окружали любимые дети, и они жили не как боги, а как люди. Локи закрыл глаза. Его жизнь завершилась.

А вокруг Мирового Древа пылали девять миров. Пылали ярко, чтобы сгореть до тла и снова возродиться. Древо сможет выстоять. Ни тьма, ни жуткий мороз, ни Рагнарёк не смогли принести достаточно вреда, чтобы Ясень умер. Очень скоро на его ветвях снова появятся зелёные листья. Зима кончилась.

А после зимы, какой бы долгой она ни была, всегда приходит весна…Примечание к части*Урд — одна из Норн-предсказательниц, богиня судьбы и прошлого.

* Данс макабр (Dance macabre) — Пляска смерти, аллегорический сюжет живописи и словесности Средневековья, представляющий собой один из вариантов европейской иконографии бренности человеческого бытия.

* В Утгарде Тору предложили три испытания — испить из рога с вином, который на самом деле содержал мировой океан, поднять кошку, которая на самом деле была Йормунгандом, и сразиться с великанской нянькой, которая на самом деле была смертью (в других вариантах это была старость).

* Чтобы уберечь Бальдра от смерти, Фригг обошла весь мир и с каждой вещи взяла клятву не причинять ему зла.

* Сын девяти матерей — прозвище Хеймдалля, которого родили девять дев — дочери Эгира и Ран.