Случайность неслучайных событий (гет)

Ветер швырял под ноги опавшую листву, солнце светило сквозь одетые в золото ветви, а воздух казался прозрачно-хрустальным. Как там у Тютчева?.. «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора»? «Весь день стоит как бы хрустальный и лучезарны вечера». Или это было у Фета?.. Серега в школе всегда их путал.

Осень давно уже не первоначальная, и вечера далеки от лучезарности — темные, дождливые, октябрьские. Но день сегодня будто волшебный — золотой свет солнца, золотая листва, чудесный воздух, как будто звенящий. И нежно-лазурные стены собора на фоне голубого неба — будто неясные очертания невиданного корабля в рассветной морской дымке. И сверкающие огнем золотые купола.

И солнце рядом.

И все, что происходит, похоже на волшебство! Как иначе назвать раздавшийся вчера в телефоне ее голос?..

— Я его ни разу не видела за все это время, он никогда не приезжал… Ну, или я не сталкивалась с ним… И Александр Владимирович не упоминал о нем! А тут приехала, редактору отчиталась, а он говорит, что меня шеф искал. Я пошла… Подхожу к кабинету, а оттуда Костя выходит!

Костя?.. Впрочем, если уж старший лейтенант Константин Гранин принял такое участие в… их с Верой отношениях, то мог в процессе и Костей стать. Поверить только, Вера его нашла через Гранина!.. Нет, это даже логично… Цепочка «Гранин — редактор ТВ-24 — Вера» вроде как сразу выстраивается, но… почему-то она никогда не приходила в голову раньше. Хотя действительно Вера в любой момент могла бы попробовать его найти именно через Гранина. Ну, если бы захотела, конечно.

Может, и хотела… Это он сам поставил точку. А она?.. До вчерашнего вечера он считал, что она тоже.

— В общем, я попросила его разузнать о тебе… И он… сообщил твой телефон.

Напрямую они с Граниным не общались, несмотря на давнее знакомство, пересекались несколько раз по делам службы или, еще реже, когда приходилось бывать в штабе. Так что, в отличие от самого Сереги, у которого номер как раз был, остался еще с той операции, у Гранина его, Серегиного, телефона не было. Значит, он его где-то узнавал.

— Он сказал, что у твоего сослуживца спрашивал о тебе… — добавила вдруг Вера.

Вот как?.. Сослуживца?.. Перед глазами сначала промелькнула почему-то ухмыляющаяся физиономия странно веселого Кота, встреченного позавчера утром на парковке, и только потом Серега вспомнил, что они, Кот и Гранин, вроде бы живут рядом. От представления, что Васька мог понарассказывать, стало не по себе.

— А что он выяснял-то?..

— Ну… — Вера замялась и уставилась себе под ноги. — Я… просила узнать… есть ли у тебя… кто-нибудь…

Она подняла голову, Серега мельком подумал про Ваську, который услышал от Гранина такой вопрос, но тут же забыл про них обоих. Потому что Вера, кажется, ждала от него подтверждения полученной информации. И даже остановилась.

— У меня никого нет. И не было, — почему-то добавил он, хотя вовсе не был готов прямо сейчас рассказывать о том, как прошли эти три года. Вопрос об этом явно читался в ее глазах, но задавать его Вера не стала. Пока. Кивнула, отвела взгляд, и они пошли дальше. Все так же не спеша.

Получается, что случайность была не одна?.. Случайна не только та их встреча во время операции, но и появление Гранина у своего дяди-редактора… И Васька… Да, безусловно, Гранин расспрашивал именно его, вот почему тот аж сиял… Ну, да, конечно! Небось, счастлив был, когда такая удача сама в руки пришла?.. Собственноручно от соперника избавился! Ох, Котяра… можно подумать, в их соперничестве дело!.. Но поблагодарить его все же надо будет… За помощь. Как и Гранина, само собой.

Снова подул ветер, подкинул новых листьев на и без того усыпанные ими скамейки, а на песчаной широкой дорожке заиграло кружево светотени. Красиво… В конце аллеи виднелся какой-то обелиск, Серега подумал, что он ему не знаком, и немного удивился месту — парк вокруг собора показался не совсем подходящим для установки памятников… Шли молча, на вопрос, как она его нашла, Вера ответила, а обо всем остальном заговаривать пока не торопились… Наверно, боязно. Обоим.

Она позвонила вчера вечером. Он собирался разогревать привезенные накануне от мамы котлеты и обдумывал предстоящую воспитательную беседу с младшей сестрой — мама как раз жаловалась. Зазвонивший вдруг телефон не вовремя отвлек от размышлений, схватил он его с раздражением, собираясь быстро свернуть разговор, кто бы это ни был — ну, если не первая от Бати, конечно. Но имя на дисплее заставило забыть и об ужине, и о сестре, и о каком бы то ни было недовольстве.

— Ты не знаешь, чему он посвящен? — кивнула Вера вперед.

— Нет… Наверно, что-то морское, раз у Морского собора.

Ее номер он не удалил исключительно из соображений, что информация подобного рода может оказаться полезной. Лучше пусть будет. Не для того, чтобы когда-то позвонить. Не для того, чтобы ждать ее звонка. Нет, он поставил точку в их отношениях, возвращаться не собирался и на номер в памяти телефона не обращал никакого внимания.

Пока на дисплее вдруг не обнаружилось «Вера звонит»!..

До обелиска оставалось метров двадцать, на одной из скамеек, расположенных вокруг него, сидела молодая женщина с детской коляской. На другой бабулька в цветастом платке крошила батон голубям, кидая крошки в разные стороны — чтобы хватило всем. Серега усмехнулся: он в детстве так же кормил уток в пруду — старался всех накормить.

— Давай посмотрим? — тихо, скользнув взглядом по коляске, спросила Вера, кивнув в сторону памятника.

Серега согласился, и они подошли ближе. Невысокую гранитную колонну венчал крест и орел, раскинувший крылья. На каждой из четырех граней висели таблички, на той, к которой они подошли, был выгравирован список — очевидно, погибших. Тень от солнца падала неудачно, но Серега разобрал: «минеры-квартирмейстеры», «рулевые», «старший марсовой», «боцманмант»…

— Это наверно в честь какого-то сражения. Или Первая Мировая, или русско-японская, — сказал он вполголоса Вере и они вместе обошли остальные таблички, найдя главную. — Точно, русско-японская. Цусимское сражение.

Дата, выгравированная на одной из табличек — 14 мая 1905. На рисунке ниже сквозь бурю, шквальный ветер, под тяжелыми нависшими тучами шел корабль… Серега еще раз обошел таблички и нашел:

— Броненосец «Император Александр Третий». Затонул со всем экипажем.

— Восемьсот тридцать три человека… — прочитала Вера. — С ума сойти… Там же много было кораблей, да?..

— Да, что-то около тридцати вроде… Большая часть была потоплена — или японцами, или самими экипажами. Одно из самых крупных поражений русского флота.

Еще немного постояв у памятника, они пошли дальше.

— А «Стерегущий» же тоже в русско-японской? — вдруг спросила Вера после непродолжительного молчания.

— Да…

— Когда я была маленькой, мама рассказывала про подвиг матросов, до конца спасавших свой корабль… Мы ездили в зоопарк, а потом шли гулять к Петропавловке и проходили мимо «Стерегущего». Я всегда останавливалась и долго представляла, что там настоящая вода льется… Ты знаешь, что изначально в памятнике была настоящая вода?

— Угу…

Памятник миноносцу «Стерегущий» Серега впервые увидел лет в десять (правда, гулять в парк они с папой пошли не после зоопарка, а выйдя из планетария!), мелькнула мысль, что маленькие Сережа и Вера могли там, в Александровском парке встречаться, и не сразу сообразил, что в его десять двухлетняя Верочка навряд ли интересовалась какими бы то ни было памятниками!.. Мысль повеселила, мимолетно представившееся чудо с рыжими косичками умилило, но повзрослевшее чудо говорило грустным голосом, и милая картинка растаяла.

— Мне было их так жаль и… я так гордилась нашими русскими матросами, специально затопившими корабль ценой своей жизни…

Серега в растерянности глянул на Веру, соображая, должен ли он развеять ее детские представления или не стоит разочаровывать…

— Я знаю, что потом выяснилось, что это лишь легенда, — глянула она на него. — С разными версиями… То, что матросы эти были, только открыли… ой… как эти штуки называются?

— Кингстоны.

— Да, что матросы их открыли, чтобы затопить корабль, но потом вышли наверх и их захватили японцы. А по другой версии, что на «Стерегущем» и вовсе кингстонов не было. И что легенду про подвиг неизвестных матросов сочинили журналисты. Иностранные, правда, но наши быстро подхватили.

— Журналисты? Об этом не знал…

— Да, где-то я читала, что вроде англичане, но не уверена. И… с одной стороны, красивая легенда, красивый подвиг, красивый памятник… Люди смотрят и гордятся своими предками и страной. А с другой… где же объективность?

— Я так понимаю, это извечный вопрос, встающий перед журналистами? Или красиво, или правда? И ответа нет?

Вера ответила не сразу. Со стороны канала доносился шум мотора прогулочного катера и воспроизводимая через усиленный динамик речь экскурсовода: «…ярчайший памятник елизаветинского барокко…» Про собор, наверно.

— Ответ каждый раз приходится искать. Все зависит от того, какая цель перед журналистом, — ответила Вера. И добавила, чуть помолчав: — Я наверно о чем-то странном говорю…

— Нет, — Серега улыбнулся и почему-то посмотрел на небо. Он чувствовал себя довольно странно для ситуации: взволнованно, но при этом спокойно. Как ощущаешь себя, когда возвращаешься домой после долгого отсутствия — волнуешься от встречи после разлуки, но родная обстановка и родные люди дарят чувство покоя. Странно, но, кроме самой Веры, это ощущение дарило, как ему казалось, небо, было в нем что-то такое… уютное, да и все окружающее… Может, все из-за осени?.. Все три последних осени были в его жизни… ненормальными. Даже четыре. — Ты говоришь о том, о чем хочется. Это и есть самое правильное.

— Мне не только об этом хочется… но…

— Страшно?

Она молча посмотрела на него.

— Мне тоже.

Вера в ответ ничего не сказала. Они дошли до колокольни и мимо нее вышли на набережную. В том, что Вера повернет налево, он уже не сомневался. Понял, что она хочет прийти на тот мост, возле которого они встретились несколько дней назад, и на котором разговаривали тогда, три года назад.

Было в этом совпадении что-то… таинственное и притягательное, потому он нисколько не удивился, когда Вера вчера предложила встретиться именно в этом парке.

Случайная встреча… Случайное совпадение… За эти дни он, конечно же, успел подумать о случайности — одном из основных понятий теории вероятности, о независимости двух данных случайных событий и их совместимости… Вообще, думать об этой встрече так, с точки зрения физико-математических величин, было куда проще, легче и безопаснее, чем… сожалеть. О том, что потеряно. О том, что не вернется. Даже несмотря на все случайности!..

Конечно, за эти дни он передумал… обо всем.

Но сейчас, в этом парке, посреди торжества золотой осени, под этим прозрачным небом, все мысли последних дней — о расставании, о том, какими были эти годы, о своей влюбленности в Женьку — все отошло на задний план. И даже необходимость разговора, выяснения отношений, каких-то шагов в направлении возможного возобновления отношений — тоже чуть отступила. Он знал, что должен эти шаги совершить, ведь он тогда был инициатором расставания… Да и вообще… он мужчина, он главный, он должен принимать решения. В его системе координат, согласно тому, как его воспитали и какой пример отношений он видел всегда, он тот самый икс, определяющий в каждой заданной точке значение функции игрек. Какое значение икса, туда график и пойдет. Отец всегда принимал главные решения, точнее… мама всегда спрашивала его. И сейчас Серега полностью осознавал свою ответственность за эту встречу, несмотря на то что инициатором была Вера. Но… ему очень хотелось этот разговор хоть немного отодвинуть… С того момента, когда они встретились у входа в парк, когда он увидел ее радостно-смущенную улыбку, ему хотелось только одного — подольше побыть в этом мгновении. Потому что именно в нем он неожиданно почувствовал себя счастливым. И у него не было гарантии, что это ощущение не исчезнет.

Он бы не поверил, если бы ему сказали, чем закончатся эти дни грустных размышлений.

Собственная реакция на неожиданную встречу заставила задуматься и разобраться в себе. В последний год он почти не думал о Вере, только приходили изредка короткие вспышки-воспоминания, как правило, вызванные ассоциациями к некой ситуации или чьей-то фразе. Много, долго и основательно в последний раз он думал о ней в тюрьме. Там он этими мыслями пытался согреться. Там он иногда позволял себе помечтать о как раз вот такой случайной встрече. И хотя бы на короткое время уносился в иную реальность, прочь от холода темно-серых бетонных стен. Правда, именно тогда он понял, что теперь она точно стала неизмеримо далека, куда дальше, чем была.

После тюрьмы первое время жизненные события летели таким кувырком, и в голове был такой кавардак, что места мыслям о Вере там попросту не было. Да и… необходимости думать о ней, пытаться согреться воспоминаниями тоже не было. Тем более, что все мысли заняла Женька, в которую он влюбился… со всего размаху. Как будто, опьяненный свободой, прыгнул с высоты в море, очень неудачно войдя в воду. И теперь тонул — в ее глазах. У него не было шансов, как он понял потом. Он не мог не влюбиться. Могло бы остановить четкое понимание всех трудностей особого отношения при совместной службе, но в начале, только после тюрьмы, когда это самое особое отношение вовсю набирало обороты, он был слишком сбит с толку всем происходящим, чтобы иметь способность к трезвой оценке. А потом трезво оценивать было уже поздно.

За этот год их треугольник — в который они с Васькой превратили боевую группу и за который перед старшими офицерами было ужасно стыдно — претерпел несколько изменений. Первоначальные чувства Женьки к Коту поостыли, она расставила правильные приоритеты, вспомнив, что служба важнее, но Серега не был уверен, что ее приоритеты устоят против эмоций, управлять которыми она могла не всегда. Чуть только с Васькой случается какая-то неприятность, сразу становится понятно, что Женьке он все так же дорог. Кот вроде бы избрал выжидательную тактику. Правда, на ревность все равно срывался — причем, в отношении кого бы то ни было и Сереги в первую очередь. Что же касается Сереги… Он привык. Понял, что до момента возобновления кошачьих отношений осталось совсем немного, что-то первое время, когда Женя действительно выбирала, давно прошло — выбор она свой сделала, и теперь выбирала, скорее, между службой и Васькой, а не им, Серегой, и Васькой. А к собственным чувствам относился как к чему-то давно привычному — экспрессия первого времени свалившейся вдруг влюбленности тоже давно ушла, растворилась в каждодневных рабоче-дружеских отношениях. Нет, если бы вдруг случилось чудо и Женька бы к нему переменилась… он был бы счастлив. Правда, тут же ползли сомнения, насколько бы этого счастья хватило… и насколько бы хватило самой Жени…

В тот день, после встречи с Верой, вспомнился недавний разговор с Женькой про «Ванечку». Вспомнилось, как говорил ей, что «своего» человека чувствуешь обычно сразу, и что если сразу «не екнуло», то навряд ли этот человек тебе подходит. Параллель тогда провелась сразу… С Верой-то как раз «екало» — еще как! Что тогда, три года назад, что сейчас, когда вдруг почувствовал чей-то взгляд и повернулся посмотреть! А с Мурой… нет. Нет, он не оставался, конечно, спокоен, но… Мурой он готов был любоваться со стороны, относиться к ней как к принцессе, опекать, защищать, исполнять ее капризы — и благодарного взгляда ее прекрасных глаз было почти достаточно. А Вера… Вера была… нужна.

Тогда, там, в ее сияющих глазах он увидел отражение того времени, когда они были вместе. Он смотрел на Веру, а видел ту, трехлетней давности, милую, наивную, очаровательную девчонку, которая составляла его счастье, пусть непродолжительное, но… счастливое. Счастливое счастье — это точно про Веру! Ту Веру.

Посреди операции, среди привычной рутины мимо него вдруг нежданно-негаданно пролетел маленький солнечный вихрь — кусочек прежнего счастья. Этот кусочек, точнее, осознание, насколько ему его не доставало, так Серегу ошеломило, что он потом только понял, что не может вспомнить Верины эмоции во время их короткой встречи. Она была очень сильно удивлена, так же, как он, это он помнил хорошо. Но… была ли она рада его видеть?.. Что означал тот ее взгляд, когда он уходил?..

Как она живет сейчас? Ну, насчет работы сомнений быть не может — он бы очень удивился, если бы встретил ее не с фотоаппаратом в руке, пытающуюся сунуть любопытный журналистский нос (милый, симпатичный носик, если уж быть точным), куда не следует. Но… что есть в ее жизни, кроме работы? Кто есть в ее жизни? Три года… Это у него была чрезвычайно увлекательная программа в эти три года, Вера-то жила нормальной жизнью молодой, красивой девушки. Ничто ей не мешало найти… достойного спутника жизни.

Конечно, это легко выяснить… Попросить Багиру посмотреть пару баз — не вопрос. Правда, пришлось бы предварительно объяснить, кто такая Вера, но он и так уже почти был готов, что она рано или поздно об этом поинтересуется сама — тогда, в машине, личность девушки, с которой он разговаривал, не интересовала, кажется, только задержанного диверсанта! Багира в два счета выяснила бы всю нужную информацию: где работает, где живет, замужем ли… Если сильно захотеть, можно и наличие мужчины, не являющегося (пока?) мужем, вычислить. В конце концов, есть старый дедовский способ — слежка! Вот на слежке стало окончательно тошно. Потому что Серега точно уверился, что выяснять он ничего не будет. Это ее жизнь, он в нее не полезет. Права не имеет. Три года назад он сам разорвал их отношения. Может, она его вообще ненавидит?.. Может, так и не простила?.. Ну, встретились случайно, она, конечно, удивилась, растерялась, у нее тоже, как и у него, наверняка, мелькали воспоминания того времени, ну и что? У них обоих своя жизнь и разные дороги, пересеклись случайно и снова разбежались. Может, через пару-тройку дней она забудет, что встретила его. Тем более, если… не одна.

На грустном выводе, что Вера — тот самый «свой» человек, которого он навсегда потерял, он и закончил все размышления. Переключился на спасительную и куда более безопасную тему: примерил к ситуации теорию вероятности, чуть подзавис на том, насколько события независимы, — ведь Веру к этому месту отправил редактор, узнав, что они там! то есть одно событие повлияло на другое! — потом взялся высчитывать вероятность еще одной случайной встречи…

А потом поймал себя на том, что думает о вероятности возобновления отношений — уже неважно, после этой встречи или следующей. Она зависит от огромного числа факторов, но определяющими, необходимыми будут два множества — А («она ему нужна») и В («он нужен ей»). Мера первого множества имеет значение 1 и является достоверным событием. Вторая… вторая Сереге под гнетом реалистично-пессимистических размышлений видится невозможной, то есть равной нолю. При умножении на ноль получается ноль, это знают наверно даже первоклашки.

Этот самый ноль представлялся Сереге почему-то в виде красного круга с перечеркнутой линией. Знак запрета. Для пущей убедительности.

А потом она позвонила.

Ее звонок ошеломил. Просьба встретиться, казалось бы, звучала многообещающе… Ну, навряд ли же она хочет встретиться, чтобы просто понастольгировать о прошлом?.. Вроде бы, звонок должен означать ее предложение начать все заново (то есть, не начать, продолжить, но это не важно). Но чувства по этому поводу Серега испытывал… неоднозначные. С одной стороны, он только что жалел о безвозвратной потере, а тут вроде бы появляется шанс на счастье. А с другой, что-то мешало расслабиться и этому шансу поверить. И только основательно покопавшись в себе, понял, что мешает ему то, что он элементарно оказался не готов к такому повороту событий. Олег, Ольга, расставание с Верой, множество проблем и проверок на службе, провальная операция Тайфуна, гибель гражданских, тюрьма, сумасшедшее восстановление на службе и снова нескончаемые проверки. Плюс глупая безответная влюбленность, как вишенка на торте. Он оказался не готов к тому, что в его жизни возможно счастье. Что ему вообще есть место в его жизни. Может, поэтому был так уверен, что он Вере не нужен?..

Вера продолжала идти молча, смотря то по сторонам, то себе под ноги, он посматривал на нее, гадая, о чем она думает, но спрашивать не рискнул. Только мелькала неясная мысль, что обоюдное молчание их не напрягает — значит, осталось еще то самое, что их объединяло тогда?.. Или оно не напрягает только его?..

Он вспомнил вдруг свои вчерашние вечерние мысли о том, что она еще ничего о нем не знает. Не знает, что по ночам он иногда просыпается от холода — даже в жару, потому что ему снится тюрьма. Не знает, что эта самая тюрьма с ним навсегда — бетонные стены и решетки остались в прошлом, но чувство вины с ним навечно. Она не знает, что он больше не тот «счастливчик», как хвастался когда-то. Вчера ему думалось, что он не должен сваливать на нее эти проблемы.

Сейчас ему было упоительно хорошо только от того, что она снова рядом… Потому что она — это глоток жизни. Жизни, свободы, любви, счастья — всего того, что в последние два года у него не было. Сейчас сердце подсказывало, что именно она может спасти от холода. Она все выдержит и со всем справится — он знает, что она сильная девушка.

Мост был уже рядом. Вера поднялась по ступенькам, немного прошла и остановилась — конечно же, у той стороны, где они стояли тогда. Серега про себя улыбнулся этой милой романтичности, ему-то, конечно, было все равно, где разговаривать — как будто место может как-то повлиять. Хотя… окружающая обстановка, обилие золотого цвета вокруг, солнечные блики на воде, само это место, богатое особой питерской красотой, все это будто создавало благоприятный фон, настраивало на определенный лад… Но взглянув на Веру, Серега удивился: неужели для него было бы сейчас что-то иначе, будь они в любой другой точке города или, к примеру, если бы шел дождь?.. Кроме того, что он повел бы Веру в ближайшее кафе, дабы они не промокли.

Он прекрасно понимал, что сложного разговора им не избежать, что с него надо начать, и что сколько бы они ни гуляли молча, все равно от необходимости проговорить все то, о чем оба думали и думают сейчас, никуда не деться. Разговор, вполне возможно, окажется трудным и неприятным, может быть, поэтому он так наслаждался этой прогулкой?.. В молчании или с безобидным разговором о памятнике — как будто они просто гуляют вместе, как будто они в том времени… Нет, разговор, конечно, нужен, это бесспорно. Но он не знал, как начать, не знал, как объяснить, что сейчас ему просто очень хорошо, может быть, впервые за эти три года, и уж совершенно точно за последние несколько дней, и ему…

— Знаешь… в жизни бывают моменты, — заговорила она, и ему пришлось бросить недодуманную мысль, — когда… делаешь что-то… безрассудное. — Вера не смотрела на него, отвернулась к воде. — Потому что… не можешь по-другому, потому что кажется, что другого пути нет. И не думая бросаешься навстречу опасности. — Он не совсем понимал, к чему она клонит, но прекрасно видел, что очень волнуется. То есть говорит она все же… о них. Вместо него. — Я сейчас… — Вера будто поискала подходящие слова, — …открою кингстоны… и, возможно, затоплю наш корабль. — Она посмотрела на него. — А возможно, мы сможем его спасти. — Наверно на его лице отразилось полнейшее недоумение, потому что она тут же бросила, лишь немного смутившись: — Не слушай меня… — Он все смотрел на нее и слушал очень внимательно. «Не слушай» явно относилось к странным аллегориям, которые он начинал понимать. — Я… не раз за эти годы думала об этом. Может, мы сделали ошибку? Может, за корабль нужно было бороться до конца?.. — Если бы она посмотрела на него, он бы тут же кивнул, соглашаясь. Но она смотрела куда-то в сторону собора.

Пока он раздумывал о том, как начать разговор, она все решила за него.

Вера перестала отводить взгляд, набралась смелости и посмотрела ему в лицо такими переполненными надеждой глазами, что у него перехватило дыхание. «Ты мне нужен!» было написано в ее глазах большими золотыми буквами. Нужен, черт возьми. Невозможное событие, нулевое множество?!.. Как бы не так!

Ты не был готов к счастью? Но оно вот, перед тобой! Протяни руку и возьми.

— Сережа, я не хочу долгих ходов вокруг да около, вопросов с намеками и всех этих гаданий «ах, что же он имел в виду» и «что же она имела в виду»…

— Угу… — это все, на что хватило ошеломленного Сереги. Происходящее напомнило ему первые дни после освобождения: жизнь стремительно летела, увлекая его за собой и не спрашивая его мнения. Сейчас Вера, кажется, делала то же самое, пока он раздумывал о том, что не знает, как начать разговор. И о чем говорить.

— Давай все решим прямо сразу. Просто… да или нет.

Вот о чем он за эти годы забыл! О том, как она может восхищать! Это храбрость или безрассудство?.. Что бы это ни было, оно… завораживает. Ее глаза пылали этой самой храбростью с безрассудством пополам, и только углядев в них старательно скрывающийся страх, он снова почувствовал себя отчасти в своей тарелке. Полегчало. Его маленькое солнышко не собирается испепелить его на месте, оно все такое же… милое, теплое, ласковое и — что самое главное и самое удивительное! — нуждающееся в нем. Впрочем, сгореть ему еще предстоит, в этом он был уверен.

— Ты мне нужна, — произнес он, хотя собрался сказать «давай попробуем». — Это единственное, что я имею в виду.

В глазах что-то вспыхнуло, но разгореться этому пламени Вера не дала.

— А как же… «у наших отношений нет будущего»?.. — голос ее дрогнул, вопрос дался явно непросто.

Об этом он забыл тоже. О том, что Веру не всегда устраивает роль зависимого игрека. Нет, когда ей что-то нужно, она с легкостью меняет икс и игрек местами. Вот такая обратная функция. Взаимообратная, надо признать, но все же… Мелькнуло воспоминание о давних предположениях, что и мама тоже не всегда подчинялась, часто была инициатором — и ведь отец соглашался!.. Но мысль быстро растаяла под давлением захвативших эмоций.

Что-то он думал?.. Что им страшно заговаривать о главном?.. Ее явное превосходство в смелости, с которой она… спасала их корабль, как выразилась, заставило Серегу мысленно встряхнуться и взять наконец себя в руки. Все хорошо. Она рядом и он ей нужен. Все будет хорошо. Сильная и смелая девушка все решила за него и сама проделала всю работу. И теперь ждет поддержки. График изменил направление на обратное — красивая, наверно, линия в итоге получается!..

Он взял ее руки в свои (ладошки оказались ледяными).

— Давайте задраим наглухо кингстоны, товарищ… старпом, — улыбнулся он, отметив, как страх в ее глазах сменился удивлением и робкой по началу радостью, — поднимем якорь и отправимся в путь.

— …Есть… отправиться в путь… товарищ капитан! — она проговорила это несмело и с чуть вопросительной интонацией, будто спрашивая, правильно ли говорит.

Серега улыбаясь кивнул, но тут же переменил тон:

— Тогда будущего действительно не было, Вер…

— А сейчас? — вмиг став снова серьезной, спросила она, все с той же надеждой заглядывая в глаза.

— А сейчас будет зависеть… от наших навигационных навыков, если продолжать морскую тематику.

Ее ладошки немного согрелись.

— Сережа… сейчас ничего не изменилось… у тебя служба, у меня работа… наверно… все будет так же, как ты говорил тогда…

Он думал об этом вчера вечером. И сейчас очень хотелось верить, что он прав в своих надеждах…

— Будет иначе… Самое главное, мы… будем другими. Знаешь, как команда бережет корабль, чуть не потерпевший кораблекрушение?

— А если бы… мы не встретились?..

— Встретились же, — он притянул ее к себе и обнял.

Встретились, потому что мера множества «Возобновление отношений» равна единице! Целой, полной единице!

Сердце билось как сумасшедшее, он почему-то только сейчас это почувствовал. Вообще с начала разговора только сейчас будто перевел дух и оглянулся. Солнце в небе, солнце на золотой листве, сверкающие блики на воде, воздух, насквозь пронизанный солнечными лучами… Солнце в руках. Со всем этим немыслимым богатством хочется что-то сделать! Присвоить себе. Забрать навсегда в единоличное пользование!

Вера подняла голову и, чуть отодвинувшись, посмотрела на него.

— Я очень давно тебя не видела…

В ее глазах прыгали… солнечные зайчики, и это Серегу добило. Можно сделать. Можно присвоить себе. Это же так легко!

Солнечные зайчики в распахнутых глазах оказались ближе и даже успели удивиться. Больше он их не видел, закрыл глаза, отдавшись ощущениям — только слегка удивился, что у счастья прохладные от осеннего воздуха губы. Ведь счастье — это что-то… непременно теплое!.. Впрочем, ему еще только предстоит вспомнить, каким его рыжее солнце может быть горячим…

От этой очень своевременной мысли в голове произошел сдвиг, еще и Вера в нетерпении переступила ногами, подалась к нему ближе, рука скользнула по ее куртке, и Серега прижал ее сильнее.

— Что? — переведя дыхание, спросил Серега, когда они ненадолго остановились. Вера смотрела на него испуганно. Счастливо-испуганно.

— А если снова не получится?..

— Получится. Должно получиться.

Сейчас он действительно был в этом уверен. И у него в арсенале в данный момент был только один способ, как ей это доказать.

— Стыдоба какая!.. Постеснялись бы!.. Взрослые, а целуются как подростки прямо на улице… да еще возле храма!..

Испуганно оторвавшись друг от друга, они увидели темную спину и затылок в цветастом платке: мимо них прошла бабулька — та самая, что кормила голубей на лавочке. Переглянулись и ровно как подростки смущенно заулыбались, стараясь не засмеяться. Вера уткнулась в его пальто, и Серега, обнимая ее, чувствовал, как чуть подрагивает ее спина.

Бабулька прошла пару шагов, остановилась и окинула их недовольным взглядом. Сереге почудилось, что она сейчас покачает головой и на манер Бизона скажет «эх, молодежь!»

— Извините нас, — сказал Серега, прижимая к себе свое счастье, — мы не могли иначе!

Та внимательно посмотрела, неодобрительно покачала головой, но больше ничего не сказала. Отвернулась и пошла дальше.

Мысль про Бизона чем-то зацепила, и Серега, прислушившись к себе, вдруг понял: с этой мыслью вдруг ушло чувство нереальности происходящего. Два разных мира — привычная служба и волшебство этого дня — соединились в одно. Все это вместе — его жизнь. В которой, кажется, началась новая страница. Точнее, глава.

Нет, их жизнь.

— Мне казалось, что я… не помню…

— Что не помнишь?

— …Тебя.

Он прекрасно понял, о чем она.

— Вспомнила?

— Не забывала.

Он тихо рассмеялся:

— Я не дам тебе забыть.