Побег (джен)

— Двадцать третье июля, год сто двадцать первый эры Орокин, время — тринадцать двадцать пять.

Человек знает, что под ногами у него — холодный белый кафель. Ещё он знает, что бос, а из одежды на нём — только больничная рубаха. Но почему-то ощущения такие, будто он надел как минимум тёплые носки: кожа стала твёрдой и негибкой, как резина, тактильные ощущения едва пробиваются сквозь неё. Он стоит в небольшой ярко освещённой камере. Из обстановки в ней — только динамики на потолке и большое настенное зеркало, настолько очевидно скрывающее исследователя, что можно было и не затемнять. Неизвестный голос продолжает:

— Проект «Атлант», часть первая.

Человек слышит шелест бумаги. Должно быть, — думает он, — это что-то реально серьёзное, раз они отказались даже от цифровых носителей.

— Подопытный: Цороев, Батрадз Алиевич, девяносто четвёртого года рождения, кикбоксёр. Холост, детей нет… насколько мы знаем. Судимостей и приводов не имел, осуждён за убийство по неосторожности…

— Меня подставили!

— …совершённое в состоянии аффекта на ринге.

— Аффект? Ты, мля, моего менеджера не видел!

— Убит, — голос делает многозначительную паузу, — при попытке задержания.

Слышен вздох исследователя и шлепок по столу, как будто он небрежно бросил бумаги.

— При таких облегчающих обстоятельствах смертная казнь ему не грозила, но…

Два дня назад жизнь действующего чемпиона Земли по кикбоксингу рванула под откос. Два дня назад он собирался с силами для покорения горы, на вершине которой призывно блестел пояс чемпиона Изначальной Системы. Уйти с ринга на некоторое время, чтобы полностью посвятить себя тренировкам, а перед этим — дать товарищеский бой коллеге, который, в отличии от Батрадза, тем вечером действительно умер. По официальной версии сломанная переносица покойника вошла в мозг после его знаменитого крюка снизу.

— …уж больно хорош, чертяга.

Батрадз действительно всегда заводился с пол-оборота, и прекрасно это знал: медитациям и занятиям самоконтролем он отводил солидную часть тренировок, вскоре, как это случается, введя новую моду. Он хорошо знает, что не выходил из себя и не бил соперника сильнее, чем нужно. Ещё лучше он знает, что непосредственно после боя противник был жив и даже успел пожать ему руку. Мёртвым его нашли уже в раздевалке. Когда Батрадза вязали, он был спокоен: менеджер пообещал, что со всем разберётся. Не особо волновался он и когда его якобы положили на обследование: кем бы ни был недоброжелатель Батрадза, боец думал, что ему хотят пришить ещё и допинг. Но потом началось странное.

— Как вы себя чувствуете?

— Маджил бахар, как сладкий сахар!

Всё Батрадз мог понять, но «погиб при попытке задержания» действительно выбивало из колеи. Он уже успел перебрать в памяти всех, кому мог насолить, и ни один из них не был способен на такой фокус. Инсценировать смерть, в принципе, кое-кто и мог, но то, что ему вкололи, наталкивало на совсем мрачные мысли. На следующее утро Батрадз проснулся и обнаружил, что смуглая кожа побледнела и огрубела, лицо немного заострилось, словно стремясь к форме утюга, а на руках выросло уродливое подобие цестусов.

Шелест бумаги, шорох по ней грифеля:

— Как сладкий сахар, так и запишем.

Пауза.

— Так, давай, эта, как его… квид про кво. Ты, для начала, кто?

— Архимедиан Баллас.

— Так и знал, мля, жопа твоя синяя. Орокин. Что у вас там опять за фигня наверху? Даксы кончились? Тренера надо? Или я, по-вашему, шпион? И если шпион, то чей?

— После первой инъекции техноциста уровень агрессии — без изменений. Метаболизм — без изменений. Конституциональные изменения — незначительны.

— Нихуя себе незначительны, а пидорские наручи откуда?! — Батрадз не может показать руки, потому что они скованы за спиной.

— Приступаем к стресс-тестам.

Грохот массивных замков. Входят двое: высокие, дюжие, в золотистой броне, лица закрыты церемониальными грибовидными шлемами. Даксы у Империи явно не кончились.

— Подопытный, ведите себя спокойно. У них шокеры.

Вскоре становится понятно, что связать Батрадзу руки было недостаточной мерой. Увернувшись от первой вертушки, дакс тыкает его шокером на длинной палке. Привкус железа, в глазах темнеет. Вновь придя в себя, Батрадз обнаруживает, что дверь всё так же открыта, а двое здоровяков из касты Дакс — специально выведенных супер-солдат Империи Орокин — мертвы. Один из них впечатан в стену около двери, второй — лежит в рубке учёного, пробив стекло уже расколотой головой. Батрадз смотрит на свои руки: наручники порваны, пальцы пронзает знакомая приятная боль. Подняв глаза, он наконец видит архимедиана, стоящего против него: высокий, изящный, с серо-синей кожей и лицом греческого бога. Его глаза горят слабым тусклым золотом, на лице — смесь страха и восторга.

— Слушай, Орокин. Не знаю, как ты сделал так, что я завалил этих двух… но знаю, что ты просто охуительно ошибся.

После таких слов Батрадз просто обязан сделать что-нибудь крутое, но вынужден просто выбежать в открытую дверь. В комнату исследователя тем временем вбегают ещё трое из касты Дакс.

— Реакция на опасность… — Баллас ещё раз оглядывает мёртвых охранников, — сногсшибательная. Ну, что встали? Взять его!

Архимедиан устало падает в кресло:

— Я создал чудовище. Опять.

Карты у Батрадза нет, а узкие лабораторные коридоры похожи один на другой. Однако сейчас его смущает не это, а то, насколько быстро он бежит. И ещё — грохот кованных сапог, издаваемый босыми ступнями. Он приближается к перекрёстку. Из-за угла выскакивают ещё трое. Они не успевают поднять оружие. Батрадз налетает на центрального, валит, по инерции проезжает на нём пару метров, уже вколачивая голову дакса в кафель. Над ними что-то свистит. Кинув беглый взгляд на пол, борец обнаруживает духовое ружьё. Значит, стреляют дротиками со снотворным.

Он хватает мёртвого Дакса, с разворотом поднимается и швыряет его в того, что слева. Правый стреляет и промахивается, борец бьёт его кулаком в живот: из спины дакса вылетает кровавый фонтанчик. Батрадз завладевает его ружьём. По его расчётам третий уже успел встать. Обернувшись он понимает, что так и есть. Борец всаживает в него несколько дротиков, бросает ружьё, крутит выжившему даксу руки и валит на пол.

— Если я правильно понял, это тебя не убьёт, но дури поубавит. Так, служивый, вопросы есть. Первый…

Батрадз тяжело дышит. О вопросах он как-то и не позаботился.

— Как я это сделал?!

Молчание.

— Что со мной сотворили? Где выход? Есть ли другие? Зачем это надо Орокин?

Молчание.

— Что, отвечать не велено?

Дакс кивает.

— Не можешь ослушаться? Понимаю, генетика. Намекнуть тоже никак?

Дакс качает головой. Батрадз делает короткую паузу. Затем — вынимает из патронташа дакса оставшиеся дротики.

— Чтоб ты знал — я не убийца.

— Поздновато спохватился, — сипит придавленный дакс.

Батрадз вкалывает дротики в его шею.

— Отдыхай, — огрызается он, вставая.

Батрадз переходит на шаг. Надо составить хоть какой-то план действий. Возможно ли, — думает он, — чтобы тут всё намеренно было выстроено, как лабиринт? Дротики со снотворным — хотели брать живьём. Лабиринт, чтобы не дать сбежать. Столько стараний ради него одного? Вряд ли.

Внезапно ему на ум приходит идея сворачивать всё время налево. Так он хотя бы запомнит, куда шёл и составит примерную карту. Спустя несколько поворотов Батрадз, не встречает никого. В здании тихо и пусто.

— Если меня не ловят, — рассуждает он вслух, — значит, либо уже поймали, либо… либо что?

Направо.

Батрадз поворачивает.

— Либо что? Экспериментируют? Экономят солдат?

Снова налево.

— Однако же, чутьё у меня работает… Орокин, конечно, способны к телепатии, но…

Не только Ороикин способны к телепатии.

— Но ведь не им же одним, так, стоп!

Батрадз резко останавливается.

— Откуда у меня возникла эта мысль?

Чуть поодаль он видит окованную дверь с окошком. Это его отвлекает. Подойдя, Батрадз видит, как из окошка на него смотрит женщина. Видно, что она пленница, как и он. Так же бледна, брита налысо, в полутьме, словно огоньки сигарет, светятся глубоко посаженные искусственные глаза. Это некрасивое бескровное лицо он видел уже много раз: на заводах, на стройках, среди персонала спортзалов, где он выступал. Каста гринир была повсюду, и кое-кто даже приплачивал, чтобы зал обслуживали нормальные люди, а не эти дебилы. Этого Батрадз никогда не понимал: не семи пядей во лбу, но с золотыми руками, они были идеальной рабочей силой.

— Ага. Расходник, — продолжает он думать вслух, — значит эксперимент крупный, — и идёт дальше.

— Эй, а как же я?

Батрадз останавливается.

— Так. Сперва меня подставили. Потом затащили неизвестно куда. Потом обкололи какой-то хернёй. А теперь я слышу, как гринка составляет предложение больше, чем из двух слов. Мир сошёл с ума.

— Ой прости-и-ите, масса, я же совсем забыла, что клоны — не настоящие люди, — девушка деланно усмехается с истерическими нотками, — какая же я глупенькая.

ОТКРОЙ. ЧЁРТОВУ. ДВЕРЬ.

Девушка рычит эти слова, и они одновременно звучат у Батрадза в голове, отдаваясь вспышками боли. Он медленно оборачивается и возвращается к двери, чтобы снова посмотреть в окошко. О клонах с нормальным интеллектом он уже пару раз слышал. Но вот…

— Не только Орокин способны к телепатии, верно? — спрашивает он, глядя в глаза девушке. Те горят злобой. Из-за восстания машин в далёком прошлом ИскИны в Империи запрещены, и их роль выполняют гринир. Если взбунтуются и они… а вдруг уже взбунтовались? Если ты дебил с генетически предписанной любовью к ручному труду, — это ладно, но любого здравомыслящего человека обращение, как с говорящим инструментом, доканает быстро.

Гринка тем временем не может долго держать марку. По глазам Батрадз догадывается, что ей больно. Пару секунд спустя она исчезает из его поля зрения, падая перед дверью на колени.

— Чщщщщёрт, нормально ж раньше работало! — всхлипывает она.

У Батрадза сжимается сердце. Он ловит себя на том, что чувствует себя не как при виде плачущей женщины, а скорее как при виде потерявшегося щеночка или поломанного станка. И от этого ещё паршивее. Борец берётся обеими руками за дверь.

— Сделай так, чтобы я об этом не пожалел.

И рвёт на себя.