Ir estel fir... (гет)

Начиналось утро. Ещё не встало солнце, но его лучи уже осветили бледно-серое небо на горизонте. Ночной мрак уходил, всё стало видно кругом, хоть и смутно, и дозорные на стенах погасили свои факелы. Яркие во тьме звёзды медленно угасали, растворяясь в нежной, ещё холодной синеве. Белый Город мирно спал, лишь слуги и фермеры бодрствовали, уже занимаясь своими делами.

Совсем близко к крепостной стене, но так далеко от прекрасной Цитадели проснулся и резко сел в кровати благороднейший из воинов. Он тряхнул головой, отгоняя очередное тревожное сновидение, затем вытер ладонью капли пота, проступившие на лбу, и снова упал на постель. Дышал мужчина часто и громко и, прикрыв глаза, несколько раз глубоко вдохнул ароматный, пахнущий разнообразными травами воздух, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Воин надеялся, что не разбудил девушку, лежавшую рядом с ним, и повернул голову, чтобы в этом убедиться. Молодая леди сладко спала; её длинные волосы разметались по подушке, а её и без того бледная кожа в предрассветном сиянии казалась совсем белой. Мужчина перевернулся на другой бок и сел на край кровати, обхватив голову руками.

Где-то далеко, в центре Города, пропел петух, и первые лучи солнца пробрались в комнату сквозь узкие окна. Эйриен неожиданно проснулась и зажмурилась от яркого света.

— Ещё рано, — сказала девушка, увидев спину задумавшегося мужчины. Её голос в полной тишине прозвучал особенно звонко. — Ты бы отдохнул перед боем, Фарамир.

Воин обернулся. Тонкими изящными пальчиками девушка прижимала к груди меховое одеяло; её светлые волосы длинными локонами спадали с плеч. Эйриен была намного младше Фарамира, что было видно невооруженным глазом: если его волосы уже кое-где тронула седина, а на лице появились едва заметные морщинки, то кожа девушки была безупречно гладкой, а волосы отливали золотом. Мужчина отвернулся, тяжело вздохнув.

— Я не смог снова уснуть, — он потёр лицо ладонями и слегка вздрогнул, когда прохладные руки Эйриен неожиданно обхватили талию. Девушка положила голову ему на плечо. — Да и Боромир не любит ждать, ты же знаешь.

— Твой брат никогда не был терпеливым, — она прикоснулась губами к его шее. — Тебе снова приснился этот сон? Четвёртый раз за несколько дней. Ты должен рассказать его Дэнетору.

Эйриен отстранилась, а Фарамир встал с кровати и быстро подошёл к своим доспехам.

— Он никогда не придавал значения моим словам, — сдержанно произнёс он, — словно я не его сын. Наверное, так было бы даже лучше.

— Не говори так, — воскликнула девушка. — Он любит тебя...

Промолчав, Фарамир стал торопливо одеваться, а Эйриен села на то место, где несколько секунд назад сидел он, и с интересом стала наблюдать за его действиями. Девушку с детства привлекало военное дело. В то время у неё даже был игрушечный меч, сделанный из дерева, а теперь вместо него на стойке красовался стальной клинок, подаренный, кстати, самим предводителем следопытов Итилиэна. С восемнадцати лет, с того момента, как Эйриен и Фарамир полюбили друг друга, он учил её обращению с оружием, и девушка неплохо справлялась. Если бы дамам разрешали воевать, Эйриен с радостью бы сражалась бок о бок с солдатами Гондора. Но так было не положено, поэтому ей оставалось лишь прислуживать Дэнетору и торговать в травяной лавке своей матери.

Мать Эйриен, Гилвен, родилась в некогда знатной семье, корнями уходящей в глубокую древность, в жилах её предков текла нуменорская кровь. Со временем династия утратила своё могущество, кровь утратила чистоту, несколько поколений смешиваясь с кровью рохиррим, и от благородного семейства не осталось и следа. Гилвен посвятила свою жизнь изучению свойств целебных трав, открыла собственную лавку; не было ни одного растения, названия которого не знала бы эта женщина. После смерти мужа она упорно пыталась привести в дом приличного мужчину, подходящего Эйриен, но отнюдь не обрадовалась появлению Фарамира, ибо его отец казался ей недостойным правителем и жестоким человеком.

— Оденься, — мягко приказал мужчина, закрепив на поясе меч. — Сегодня холодное утро.

— Ты можешь ненадолго задержаться? — умоляюще спросила Эйриен.

— Нет. Дозорные Осгилиата докладывают о перемещении вражеских армий, их нужно остановить немедленно. Ты знаешь, что не по душе мне никакое сражение.

— Знаю, — девушка взяла его за руку. — Я провожу тебя до ворот.

Солнце находилось уже высоко в небе, когда Фарамир и Эйриен вышли из травяной лавки, на втором этаже которой находились жилые комнаты. Дом Гилвен и её дочери стоял справа от ворот, а за ним располагался небольшой сад, в котором росли многие целебные растения, но лишь те, которые смогли прижиться в городе. Улицы Минас Тирита постепенно наполнялись людьми; открывались торговые ряды и мастерские. Звонкий цокот копыт огласил пространство перед воротами, и на площадь выехали воины Гондора в сияющих доспехах. Впереди отряда гарцевал статный и уверенный военачальник. Боромир вёл за поводья красивого гнедого коня и, увидев брата, приказал войску остановиться. Он остался в седле, давая возможность Фарамиру и Эйриен попрощаться, и лишь кивнул, улыбнувшись, когда встретился взглядом с девушкой. Он искренне любил младшего брата и был счастлив за него.

— Не тревожься за меня, — сказал Фарамир. — Пока Боромир рядом, я в безопасности. С детства он был мне защитником и остаётся им и по сей день.

— Будь осторожен, господин, — прошептала Эйриен и раскрыла ладонь. Фарамир снял с пальца серебряное кольцо с тремя адамантами и вложил в её руку.

Он делал так всегда, когда покидал стены города. Поцеловав Эйриен в лоб, мужчина склонил голову, быстрым шагом направился к своему коню и ловко забрался на него. Переглянувшись с братом, он посмотрел на девушку. Высокая и стройная, она была похожа на дочь великих королей; её волосы сияли золотом; её светлую кожу не смело трогать даже солнце. Воин, будто зачарованный, любовался Эйриен, а она улыбалась ему, и её серые глаза молили его остаться...

— Нет ничего приятнее, чем видеть тебя счастливым, брат. Когда ты женишься на ней? — Боромир дружески толкнул Фарамира локтем в бок и хитро подмигнул.

— Скоро, брат, — Фарамир тронул коня пятками и помчался к вратам. — Скоро...

Поймав на себе взгляды прохожих, Эйриен надела кольцо Фарамира на серебряную цепочку, повесила её на шею и направилась в Цитадель.

Жители Минас Тирита давно заметили привязанность младшего сына Наместника к дочери знахарки; люди говорили о предстоящей свадьбе. Они полюбили Эйриен так же как когда-то полюбили Фарамира. Лишь Дэнетор и Гилвен были недовольны сложившейся ситуацией. Хоть девушка и прислуживала Наместнику и, как и все остальные слуги, должна была жить в Цитадели, она не могла долго оставаться подле Владыки: он открыто показывал свою неприязнь к ней и не упускал случая уязвить. А Гилвен, наоборот, не жаловала Фарамира, когда-то давно невзлюбив его отца.

Стражи Цитадели увидели светловолосую девушку издалека. Эйриен нравилась воинам, ведь начальники армии Гондора любили её: один — как сестру, другой — как женщину. Поприветствовав её и предупредив о бодрствовании Наместника, стражи пропустили девушку во двор, и она быстрым шагом пересекла площадь, вошла в Цитадель через боковую дверь для прислуги.

— Ты опаздываешь, — кухарка Эделриэн тут же сунула серебряный поднос с варёной рыбой и овощами в руки девушки. — Дэнетор был недоволен, когда увидел Маэрвел возле своего стола вместо тебя.

— Ты меня выручила, — Эйриен обратилась к девушке, спасшей ситуацию. — Благодарю тебя.

— Это первый и последний раз, когда я помогаю тебе, — надменно ответила та, поставив кувшин с вином на поднос. — Меня никто не просит заменять тебя, когда ты не успеваешь понежиться в объятиях Фарамира.

— Помолчи, негодная девчонка, — рявкнула на неё Эделриэн. — Тебя это не касается. Иди и занимайся своими делами.

Раздался приглушённый смех поварят, а Маэрвел довольно ухмыльнулась и подлила горячей воды в бадью с грязной посудой. Поправив платье Эйриен, кухарка проводила её до выхода из кухни.

— Вспоминаю себя в твои годы, — мечтательно сказала она. — Я тоже не хотела расставаться с любимым, когда он уходил на битву. Ночи перед сражениями были незабываемы, но так коротки...

— Так оно и есть, — обречённо вздохнула Эйриен, толкнув дверь плечом.

Девушка за несколько секунд прошла длинный коридор и оказалась в торжественном зале. За столом, в своём простом кресле из чёрного камня сидел Дэнетор; в нескольких шагах от него стоял Финборн, один из приближенных к Боромиру капитанов. Наверняка прибыли свежие новости от защитников Осгилиата.

— ...однако силы не равны, мой повелитель, — до девушки донёсся их разговор.

— Что же, — сдержанно ответил Наместник, — для меня это не новость. Но мой сын разбивал и более многочисленные орды. А теперь ступай к Боромиру и сделай для него всё, что от тебя потребуется.

— С вашего позволения, владыка, — Финборн, поклонившись, пошёл к выходу, а девушка приблизилась к столу.

Дэнетор выглядел суровее, чем обычно, и, казалось, даже не заметил, как Эйриен стала расставлять перед ним принесённую еду.

— Как вам спалось, владыка? — поинтересовалась она. — Ночь была тихой, весь Город застыл в предвкушении...

— Не пытайся угодить мне приветливыми словами, — жёстко оборвал её Наместник. — Мне не интересно, что происходит по ночам. Лучше поведай мне, о чём говорят люди.

Эйриен со смирением начала говорить:

— Жители шепчутся лишь о нападении на Итилиэн и богатом урожае, который ждёт нас в конце лета, повелитель.

Дэнетор отпил из кубка вино и горько усмехнулся:

— Урожай. А обо мне ты ничего не слышала? — медленно спросил он. — Ползут слухи о том, что я мешаю счастью своего младшего сына.

— Мой повелитель, только глупцы могли такое подумать, — спокойно, но тихо произнесла девушка.

— Верно. В его компании водятся только такие. Фарамир всегда бросает тень на меня, ему это доставляет удовольствие, уж я-то знаю. Второй сын, робкий и слабохарактерный... нет, я не позволю ему жениться до тех пор, пока Боромир этого не сделает. Мой первенец станет достойным преемником, и я никому не дам разрушить мои надежды.

Эйриен молча выслушала гневную речь Дэнетора, не смея покинуть его без разрешения. Не первый раз он унижает своего младшего сына при ней, но она со временем научилась не слышать всего этого. Так получилось, что Боромира он любил больше, чем Фарамира.

Подняв глаза, Наместник наконец-то посмотрел на нее; его суровый взгляд задержался на серебряном кольце с тремя адамантами на цепочке, кольце Фарамира.

— Кто знает, какую траву ты завариваешь ему в чай, — Дэнетор приступил к трапезе. — Этот глупый юнец влюбился в тебя, а мои советы стали для него ничем. Ты знаешь, почему ты прислуживаешь мне?

— Оттого, что моя матушка заслужила ваше уважение своим умением врачевать, владыка, — смиренно ответила Эйриен. Он никогда не упускал случая напомнить ей об этом.

— Верно, — протянул Наместник. — Именно поэтому я всё ещё терплю тебя. И не советую тебе забывать об этом и о привилегии, дарованной тебе лично. А теперь уйди и избавь меня от своего присутствия в ближайшие дни.

— С вашего позволения, мой повелитель, — на секунду замерев, девушка поклонилась и направилась к нише между колоннами.

* * *

Зайдя в травяную лавку, Эйриен удивилась, когда увидела Гилвен за прилавком.

— Матушка, — воскликнула она, — ты сегодня рано.

— Я уже не молода, милая. Меня утомляют долгие прогулки, — строго сказала женщина, подвешивая к потолку несколько пучков лаванды. Гилвен часто уходила в горы или близлежащие деревни за лекарственными травами. — Он был здесь, верно? Ты всегда умела воспользоваться моим отсутствием.

— Я уйду на пару дней в горы, — девушка проигнорировала вопрос матери и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. — Владыке в тягость моё присутствие.

— Никуда ты сейчас не пойдёшь, — отрезала Гилвен. — Мне нужно дойти до Линдоры и отнести ей травы, у неё опять заболел сын. В моё отсутствие ты встанешь за прилавок, а потом можешь идти, куда хочешь.

Отношения знахарки с дочерью всегда были натянутыми. Усугубила ситуацию смерть её мужа и привязанность Фарамира к Эйриен. Гилвен считала, что сыновья Дэнетора станут такими же суровыми, упрямыми и гордыми, как их отец.

Знахарка удалилась в кладовую за целебными травами, а Эйриен встала за прилавок.

— Если он не берёт тебя замуж, — из помещения доносился голос женщины, — то пусть хотя бы платит за то, что ты развлекаешь его.

— Матушка...

— А ты забыла, как прибежала ко мне в слезах? — Гилвен выглянула из-за угла и пристально посмотрела на свою дочь. Конечно же девушка помнила тот день, он стал для неё самым плохим воспоминанием, но она старалась спрятать его в самом дальнем уголке своей памяти. — Фарамир взрослый мужчина, а ты глупая девчонка, удовлетворяющая его мужские желания. Он пользуется тобой.

— Ты совсем не знаешь его.

— Зато я знаю его отца, а они слишком похожи, — женщина вышла из кладовой и положила на деревянный стол несколько пучков травы. — Лучше бы ты обратила внимание на Дуингила, он хозяйственный и порядочный юноша.

— Что хорошего в сыне кузнеца? — тихо спросила Эйриен, заворачивая растения в ткань.

— Ах, ну да! Сын Наместника... Власть, сила, высокое положение. Ты этого желаешь?

— Я никогда не буду хотеть этого, — прошептала девушка. — С ним я счастлива, а ты осуждаешь меня. Мне невыносимо находиться в своём доме из-за твоих постоянных упрёков.

— Я люблю тебя, девочка, — знахарка взяла свёрток с травами и направилась к выходу, — и хочу, чтобы ты улыбалась.

— Благодаря ему я улыбаюсь! — выкрикнула Эйриен, пока дверь в лавку не захлопнулась.

Распрощавшись с матерью, Эйриен покинула травяную лавку. Солнце находилось в зените, когда девушка вышла за Врата и направилась на северо-восток. В небольшом лесу в Белых горах недалеко от Минас Тирита она могла отдохнуть от всего, что было ей ненавистно в городе.

Это место показал ей Фарамир: окруженная деревьями небольшая поляна на горном плато с ручьём, ниспадавшим на каменные валуны водопадом, сияла солнцем. Бросив походную сумку на мягкую траву, Эйриен расстелила под дубом свой тёплый плащ с меховым воротником и из небольшой ямы в могучих корнях достала тяжёлый свёрток ткани. В нём находились котелки, тарелки, кубки и прочая утварь. Такой своеобразный запас появился под деревом ещё давно, в те времена, когда Наместник приводил сюда своих сыновей тренироваться, ведь они могли оставаться здесь на несколько дней.

Девушка развела костёр, налила воды из чистого ручья в котёл и поставила его на огонь. Сменив серое платье на более удобную одежду: тёмные штаны из плотной ткани и лёгкую рубашку, — Эйриен вынула из ножен свой меч и направилась к деревьям. Их мягкая кора стала заменой для громоздких манекенов, располагающихся на тренировочной площади в Минас Тирите, именно поэтому на ней можно было увидеть многочисленные рубцы и порезы. Будучи хорошим воином, Дэнетор учил сыновей срезать корку мечами, отрабатывая удары, не задевая белой древесины и не позволяя стальному лезвию касаться внутреннего слоя; этому учил Фарамир и Эйриен, и она хорошо запомнила его слова.

Солнце уже клонилось к закату, когда Эйриен, изнемогая от усталости, села у костра. Она оттачивала некоторые шаблонные формы нападения и уклонения, атаки и отражения, которые используют для подготовки воинов к битвам, и придумывала новые элементы боя. Уже около четырёх лет девушка тренировалась с мечом, к своим двадцати двум годам она вполне могла сразиться с бывалым солдатом Гондора и, если не одержать победу, то хотя бы не ударить в грязь лицом. Эйриен отложила стальной меч на траву — клинок засиял золотом, отражая языки пламени, — и достала из походной сумки мягкий сыр и хлеб, чтобы подкрепиться: этой ночью будет полнолуние, а значит нужно собрать для матери некоторые травы.

Арфен (синд. arphen — «благородный») — растение, распускающееся только при свете луны, с нежными белыми цветками, собранными в крупные соцветия. Его сладко пахнущие лепестки издавна собирали, протирали, получая ароматное масло, и использовали в качестве благовоний. Лишь некоторое время спустя люди узнали об их целебном свойстве.

Одиннадцатилетняя Эйриен только что получила от отца новый деревянный меч. Девчушка была безумно счастлива, ведь старую игрушку у неё отобрали соседские мальчишки, да ещё и высмеяли её за то, что она девчонка. Но Эйриен всегда любила оружие и войны, её отец был солдатом Гондора, поэтому она с радостью присоединялась к игре со своими «братьями по оружию», коими являлись Дуингил, сын кузнеца, Ингион, чей отец тоже был солдатом, и Улхад, сын вдовствующей знахарки Палат Врачевания.

— Ну пожалуйста, можно я буду Исилдуром? — хныкала Эйриен, когда четырнадцатилетний Улхад поставил её на роль одного из троллей Мордора.

— Нет, — Диунгил направил на неё свой деревянный меч, — девчонка не может быть благородным воином. Я Исилдур, будущий король Гондора и Арнора, и я убью тебя, Мордорское поганище! — мальчик замахнулся на девочку мечом, но она ловко уклонилась.

— А я Анарион, — выпятил грудь Ингион, — брат Исилдура! Мы с нашим отцом победили Саурона, и теперь мы отправимся освобождать Минас Итиль. Мы найдём тебя и твоих друзей, тролль, и убьём!

— Но Элендил умер в поединке с Тёмным Властелином! — выкрикнула Эйриен, притопнув ногой. — Так не честно!

— А я хочу, чтобы он жил! — зарычал Улхад, получивший роль Элендила. Он был старше всех из детей и всегда решал, кто кого будет играть.

— Тогда я хочу быть Сауроном! — заявила девчушка.

— Саурона мы убили вчера, — гордо сказал Ингион, — теперь очередь троллей, орков и их варгов, — он указал мечом на тёмно-рыжую кошку, сидевшую на крыше одного из домов.

— Подожди, — осадил мальчишку Улхад и обратился к Эйриен. — Если ты хочешь быть Сауроном, тогда победи меня в дуэли.

Дуингил и Ингион возбуждённо зашептались, а Эйриен нахмурилась: как она его победит, если он лучше всех обращается с мечом? Но несмотря на это девчушка согласилась, уж больно ей не хотелось быть троллем. Улхад был сильным, и она успела всего несколько раз отразить его атаку, прежде чем он выбил из её рук меч и толкнул на землю.

— Я победил! — мальчик упер руки в бока. — Ты будешь троллем.

— Но я не хочу! — захныкала Эйриен и попыталась подняться, но Дуингил снова пихнул её и забрал её меч. Девчушка упала на руки и содрала ладони в кровь.

— Тогда достань своё оружие с вершины Роковой Горы! — и он забросил деревянную игрушку на крышу дома, спугнув тёмно-рыжую кошку. Мальчишки засмеялись, а Эйриен заплакала от обиды.

«Ну почему они не хотят играть со мной?» — думала она, подходя к невысокому каменному зданию. Девочка обрадовалась, когда увидела лестницу, приставленную к крыше этого дома, и забралась на неё. Хлипкое деревянное сооружение качалось от каждого движения Эйриен, и ей стало немного страшно. Но настоящий воин никогда не бросит свой меч! Неожиданно она почувствовала под ногой что-то мягкое и, не сообразив, что это подол её платья, наступила на него. Одежда натянулась, ступня соскользнула, и Эйриен, больно ударившись подбородком о перекладины, проехалась вниз с лестницы. Дуингил, Улхад и Ингион захохотали и, подобрав палки с деревянной головой лошади на одном конце, поскакали в Минас Итиль — переулок между пекарней и кузницей.

Эйриен почувствовала привкус крови во рту и разревелась: матушка будет сильно ругать её за пораненные ладони и испачканное платье, а отец больше не сделает ей новый меч. Девочка, заливаясь слезами, рыдая в голос и не видя ничего перед собой, побежала в дом Улхада на третий ярус, к его матери-целительнице. Выбежав из ворот второй террасы, Эйриен на кого-то налетела и упала бы, если бы её не поддержали.

— Эй, малышка, поаккуратней, — раздался мягкий голос сверху, и девчушка подняла глаза. Перед ней стоял высокий статный воин, в котором она узнала сына Наместника и отчего-то вжала шею в плечи, — я же мог сбить тебя.

— Простите, господин Фарамир, — пролепетала Эйриен, всхлипнув, и опустила голову.

Он присел на корточки, чтобы быть на одном уровне с девочкой и приподнял её лицо за подбородок. Она всхлипнула ещё раз, когда его пальцы коснулись ранки на коже, и слёзы потекли из её глаз.

— Ну вот, заплакала, — расстроенно покачал головой Фарамир и достал из кармана платок. — Как тебя зовут, малышка?

— Эйриен.

— Что же, Эйриен, почему ты плачешь? — юноша приложил платок к ранке на подбородке, затем увидел кровь на её маленьких ладошках и снова покачал головой. — Тебе нужно домой.

— Нет! Нет! — девочка хотела вырваться, но рука Фарамира крепко держала её плечо. — Там матушка, и она накажет меня за то, что я упала!

— Тогда расскажи мне, что случилось, и почему ты упала, — требовательно, но нестрого произнёс Фарамир. Эйриен схватилась за его рукав и потянула вниз по улице, на первый ярус. По дороге она уже успокоилась, и рассказала сыну Наместника про «братьев по оружию», Исилдура и непрочную деревянную лестницу.

— Вот он, — девочка указала на крышу дома, где лежал её меч, когда они пришли на площадь перед Вратами.

Жители Минас Тирита поприветствовали Фарамира, и он ответил всем дружелюбной улыбкой. Затем он без лишних слов забрался на здание, достал деревянный меч и спрыгнул вниз. Наблюдавшая за ним Эйриен восхищалась его добротой; она прежде никогда не видела таких благородных и красивых воинов.

— Держи, малышка, — он вручил ей игрушку и погладил её светлые волосы. — Мальчишки все хулиганы и воображалы, не стоит плакать из-за них.

— Когда я вырасту и научусь драться, я им ещё покажу! — Эйриен грозно потрясла в воздухе мечом, чем снова вызвала улыбку Фарамира.

— Когда ты вырастешь, я подарю тебе настоящий меч. А теперь беги домой.

Девушка вернулась в свой лагерь поздно ночью и, засыпая под сладкий аромат пучков арфена, вспомнила свою первую встречу с Фарамиром. Тогда она даже не могла подумать, что эта встреча перевернёт её жизнь.

Проснувшись поутру, Эйриен снова отправилась с мечом к деревьям. Она так любила оружие, что при любой возможности готова была тренироваться, жаль, что такая возможность представлялась крайне редко. Девушка помнила, как ей поначалу было тяжело управляться с мечом весом чуть менее четырёх фунтов*. Движения были медленными и неуверенными, а удары слабыми. Но теперь, когда её руки достаточно окрепли, Эйриен могла справиться с этим стальным увесистым клинком.

В последний день Hоруи люди собирали ещё одно целебное растение, приносящее плоды один раз в год, но в большом количестве. Индар (синд. ind — «душа» и daer — «великий») — небольшой кустарник с тяжёлыми гроздьями ярко-красных ягод. Сироп из мелких плодов укрепляет организм и чистит кровь. Растёт оно повсеместно, но представляет немалую ценность для знахарей. Запасы Гилвен почти исчерпались, и Эйриен решила собрать свежие водянистые ягоды.

Первый день на службе у Наместника стал для пятнадцатилетней Эйриен тяжелейшим испытанием. Прошлой зимой в Городе появилась странная болезнь, отец девушки слёг и пролежал в постели около двух недель с ознобом; затем появилась сыпь. Гилвен ничего не могла сделать, никакие отвары и мази не помогали. Даже целители Палат Врачевания не знали, как его вылечить. И вскоре мужчина скончался, как и несколько десятков жителей. А два дня назад у матушки Эйриен появился жар и сильная слабость; знахарка не знала такого рецепта, который помог бы ей выздороветь. Девушка была в отчаянии, когда Дэнетор позвал её на службу в Цитадель. Отказать она не могла так же, как и в силу своей скромности попросить Владыку предоставить ей доступ к архиву Минас Тирита, где хранились многочисленные записи древних целителей о врачебном деле. К сожалению, юная Эйриен не до конца понимала, что нужно пересилить свой страх и набраться смелости, чтобы помочь матери...

Тогда девушка возвращалась из Тронного зала с подносом, полным грязной посудой. В первый день на службе у Дэнетора Эйриен осознала, что значит приносить еду Наместнику. Это тяжёлые серебряные подносы со всевозможными тарелками, столовыми приборами, графинами и кубками, наполненными вином или горячим бульоном, с жареными или отваренными мясом и овощами. Руки не сразу привыкли к таким нагрузкам, поэтому девушка двигалась медленно, боясь что-то уронить или пролить, из-за чего не поспевала вовремя подать блюдо. Эделриэн, кухарка, ругалась на неё, поэтому Эйриен была на нервах, а все ее мысли занимала помощь матери...

Девушка, вспомнив про Гилвен, заторопилась, отчего посуда на подносе потеряла равновесие и свалилась на пол с ужасным грохотом. «Я не успею, я не успею вылечить матушку», — крутилось у неё в голове, Эйриен заплакала от отчаяния и опустилась на мраморный пол, чтобы собрать то, что уронила. Коридор был пуст, значит, никто не увидит её ошибку, но она настолько погрузилась в свои переживания, что не сразу услышала разговор и шаги, приближающиеся к ней. Девушка не смела даже обернуться, когда насмешливый мужской голос раздался у неё за спиной.

— Прислуга уронила поднос. Где это видано?

— Простите, господин, — не поворачивая головы, пролепетала Эйриен. Её голос дрожал от слёз. — Я задумалась.

— Задумалась, ха! Вот узнай Наместник о таком, ты быстро вылетишь за дверь.

— Можно подумать, — раздался мягкий и уверенный голос другого мужчины, — тебе есть до этого дело, Боромир.

Услышав это имя, девушка вздрогнула. Те, кто стоял у неё за спиной, были сыновьями Дэнетора, значит, она точно пропала. Боромир рассмеялся, прошёл несколько шагов мимо Эйриен и остановился, когда понял, что его младший брат не идёт за ним.

Фарамир присел рядом с упавшей посудой, и начал помогать девушке аккуратно складывать её на поднос.

— Не стоит, господин, — не поднимая глаз, сказала Эйриен. Она старалась хоть как-то справиться со слезами и говорить как можно увереннее.

— Пустяки. Не расстраивайся из-за такого, с каждым может случиться неприятность.

— Боюсь, вы ошибаетесь, господин, — девушка вытерла слёзы и потянулась за последним кубком, лежавшим на полу. — Я расстроилась вовсе не из-за этого. Моя матушка тяжело больна, и я не знаю, как...

Фарамир неожиданно перехватил её руку, отчего Эйриен резко подняла голову, и их взгляды встретились. Она почувствовала, как трепещет её сердце при виде его серых глаз, которые очень пристально, даже с подозрением смотрели на неё.

— Тогда, — в тот же миг раздался слегка задумчивый голос Боромира, — стоит посмотреть в архиве Минас Тирита. Там очень много рукописей о различных болезнях и способах их лечения. Возможно, ты найдёшь что-то, что поможет тебе.

В глазах Эйриен заблестела надежда, она тут же встала с пола. Вслед за ней поднялся Фарамир.

— Не думал, что ты такой великодушный, — притворно восхитился он, похлопав брата по плечу.

Боромир усмехнулся и хитро посмотрел на девушку, подойдя к ней ближе. Фарамир недовольно покачал головой, понимая, что задумал его брат.

— Ты же знаешь, — протянул старший сын Наместника, — что не каждый может попасть в архив. Но я проведу тебя, только взамен ты должна кое-что сделать.

— Всё, что угодно, господин!

— Пойдём со мной, и я расскажу, что...

— Хватит, Боромир, — строго произнёс Фарамир, пресекая попытку брата продолжить разговор. — Она слишком юна. Идём, — обратился он к Эйриен, — и тебе вовсе не обязательно делать кое-что взамен.

— Вот он, мой вечно сдержанный и добрый младший брат! — тихо рассмеялся Боромир, похлопав Фарамира по плечу, затем он с досадой осмотрел девушку. — Что же... Придётся поискать другую леди. Я, кстати, не скажу отцу про прислугу, которую ты поведёшь в архив, ибо безгранично люблю тебя, — сказал Боромир, заговорщически подмигнул и скрылся за дверью в конце коридора.

Эйриен никогда прежде не видела столько рукописей и книг, собранных в одном месте. В архиве царил полумрак, факелы, висящие на стенах в отдалении от полок, слабо освещали большое пространство, но Фарамир, кажется, знал куда идти. Они пересекли главный коридор и свернули направо, в проход, где висела запылившаяся табличка с надписью Salqui (Травы).

— Это здесь, — Фарамир снял с полки стопку старого пергамента и отложил на стол, стоявший неподалёку. Он зажёг сальные свечи в бронзовом подсвечнике и стал читать. — Что случилось с твоей матерью?

— У неё сильный жар, — вспоминала девушка, — ломота в теле, слабость... головная боль.

— Вот, посмотри, — мужчина протянул Эйриен пергамент. — Здесь написано, что альфредия, арника, лаваральда помогут снять такие симптомы.

— Вы знаете язык эльфов? — удивилась девушка и посмотрела на Фарамира. Их взгляды снова встретились, и её сердце забилось быстрее.

— Конечно. Я знаю названия всех трав, вылечивающих раны, а так же несколько способов лечения ранений. Это моя обязанность, как военачальника.

Эйриен пробежалась глазами по строчками на пергаменте и снова посмотрела на сына Наместника, наблюдающего за ней.

— Не уверена насчёт этих трав, господин, но котовник и синеголовник, — она провела пальцем по листу, — это написано вот здесь, могут помочь.

— Я вижу, ты неплохо читаешь на квенья, — заметил Фарамир. — Кто учил тебя?

— Моя матушка, она учила меня с детства, господин. Усталость... слабость, жар... вот оно! — Радостно прошептала она и подняла глаза к военачальнику. — Спасибо вам, господин. Вы самый великодушный и добрый человек, которого я когда-либо встречала!

Фарамир лишь слабо улыбнулся, и девушка, поклонившись, развернулась, чтобы уйти, но мужчина схватил её за руку, останавливая.

— Не встречались ли мы раньше? — спросил он, смотря прямо в глаза.

— Не думаю, господин, — соврала Эйриен, — сегодня лишь первый день моей службы у Наместника.

Как вчера Эйриен помнила то мгновение. После того случая в архиве Фарамир стал относиться к прислуге своего отца мягко, интересовался здоровьем ее матушки, что, несомненно, льстило ей. А потом... потом он просто перестал обращать на неё внимание. А что ещё могла ожидать от взрослого мужчины влюбившаяся в него юная девушка?

Эйриен улыбнулась, вспомнив какой наивной она была в юношестве, и разложила ярко-красные ягоды на траве. Остаток дня пролетел незаметно, а горячее солнце уже выжгло жизнь из цветков арфена, постепенно высушивая и плоды индара.

Утро следующего дня девушка тоже провела в тренировках, ибо хотела показать Фарамиру, чему научилась самостоятельно. Она была настолько увлечена упражнениями, что не заметила, как солнце вошло в зенит. Быстро собравшись, засыпав костёр и убрав свёрток с посудой в корни дуба, Эйриен поспешила в Минас Тирит. Хоть Дэнетор и выгнал её из Цитадели, что случалось с ним не первый раз, она не могла не появляться там больше трёх дней. Спустившись с горы, девушка зашла к фермеру Кенхельму и купила несколько веточек целебного растения, произрастающего только в Рохане. Орхал (синд. orchal — «лучший») — дерево, почки и кору которого используют при изготовлении многих снадобий. Однако слишком маленькая или, наоборот, слишком большая порция может привести к плохим последствиям.

Утром того осеннего, по-летнему тёплого и солнечного, дня девушки собирали сливу в ухоженных садах на Пеленнорском поле. Жёлтые крупные плоды были очень сладкими, эту ягоду любил Наместник, поэтому кухарка Эделриэн вывела своих помощниц в сад.

— Мы все вчера видели тебя с Халродом! — настаивала поварёнок Саэлдис. — Поэтому, рассказывай нам, что между вами произошло.

— Нечего рассказывать, — черноволосая Маэрвел потянулась за сливой и загадочно улыбнулась. Она любила, когда её уговаривают. — Ну, хорошо. Он пригласил меня к себе домой на ночь.

Девушки вокруг захихикали. Маэрвел положила сорванную ягоду в корзину, висевшую на сгибе её локтя, и продолжила. Эйриен невольно залюбовалась ей. Высокая красавица с пышными формами в свои двадцать три года разбила не одно мужское сердце; она всегда выделялась на фоне своих подруг, и восемнадцатилетней Эйриен оставалось только завидовать её острому уму и раскованности.

— ... но я отказалась, уж больно он неказистый на вид, — гордо задрала голову Маэрвел. — Тогда он начал настаивать. Хорошо, что мимо проходил Берегонд...

— У него же сын! — в ужасе воскликнула Эйриен.

— А я и не говорю, что между нами что-то произошло, — недовольно сказала девушка, но затем снова улыбнулась. — Он просто помог мне отвязаться от Халрода, — она таинственно посмотрела на подруг, словно не договаривая что-то. Маэрвел была как загадка, которую никто из ее мужчин так и не сумел разгадать. — Эйриен, ты знаешь Линтира?

— Нет.

— Он страж Цитадели, ты должна была его видеть. Он постоянно говорит мне, что ты пленила его своей красотой, — Маэрвел засмеялась — и девушки вокруг подхватили её смех. Эйриен нахмурилась. Её сердце давно было занято другим...

— Ой, смотрите! Смотрите, как скачут! — закричала Таэлдал, указывая пальцем вперёд. Девушки, как одна, обернулись. По дороге, идущей от Минас Тирита и пролегающей между садами и фермами, мчались сыновья Дэнетора, и ветер развевал их волосы. Смеясь, они пытались обогнать друг друга, но их рьяные кони по-прежнему бежали рядом, что подзадоривало мужчин ещё больше.

— Слышала, что военачальники пополняют ряды воинов Гондора, — пояснила Эделриэн. — А теперь за работу! Нечего любоваться братьями, сегодня нам нужно наполнить двенадцать корзин.

Девушки мечтательно хмыкнули и приступили к сбору ягод. Эйриен забралась на лестницу, приставленную к дереву, чтобы дотянуться до плодов на верхних ветках.

— Ох, Боромир, — воскликнула Маэрвел, — я могу любоваться им каждый день. Сильный, красивый, широкоплечий...

— Все знают, что ты давно влюблена в него, — ухмыльнулась Эделриэн.

— Не только в него, — хихикнула черноволосая девушка. — Мне ещё и Фарамир нравится. Он скромнее своего брата, но так же хорош.

При упоминании имени младшего сына Наместника сердце Эйриен забилось быстрее.

— В Гондоре много статных воинов, — сказала она. — Почему именно они?

— Ничего ты не понимаешь, — обиженно произнесла Маэрвел.

— Все знают о любовных похождениях Боромира, — впервые откликнулась тихая, но мудрая Ирет, помогающая Эйриен. — После первой ночи он бросит тебя и найдёт себе другую.

Уязвлённая её словами, Маэрвел выглянула из-под густой ветки сливового дерева и сузила глаза.

— Те, кто развлекает его по ночам — пустышки. Он просто не встретил свою единственную, — её лицо приобрело привычное насмешливое выражение, и она указала на себя.

Две сестры, Таэлдал и Саэлдис, восхищенно зашептались. Ирет хмыкнула.

— Я смогу добиться своего, если начну действовать.

— У вас не получится, — неожиданно раздался мягкий мужской голос, и девушки замерли. — Я отлично знаю своего брата.

— Разве я не хороша собой, господин Фарамир? — нагло спросила Маэрвел, спустившись с лестницы.

Мужчина проигнорировал её вопрос, даже не посмотрев в её сторону.

— Многие пытались влюбить Боромира в себя, но в результате беспамятно влюблялись сами, — ответил он, облокотившись на ствол дерева. — Теперь ходят за ним по пятам, кидаются на шею при встрече с ним и постоянно норовят разорвать его на тысячу клочков. А однажды они стянули с него плащ и порвали его на лоскутки, радостно охая. Брат стал пугаться настойчивых поклонниц, после того, как они вырвали у него клок волос, и он теперь вынужден скрывать лысину. — Фарамир лукаво подмигнул.

Девушки, за исключением Маэрвел, засмеялись.

— Возьми мою корзину, — тихо обратилась к подруге Эйриен, — а я заберусь повыше.

Ирет забрала корзину, наполовину наполненную ягодами, и ухватилась за лестницу, придерживая её. Эйриен, подобрав подол платья, взобралась на толстую ветку, затем ещё выше и, оперевшись одной рукой в ствол дерева, стала срывать сливу, складывая её в фартук.

— Не думаю, что это хорошая идея, — голос Фарамира раздался прямо под веткой, на которой стояла девушка.

— Отчего же, господин? — спросила она. — Даже если я не удержусь, падать совсем не высоко.

— Помнится, в детстве ты была немного неуклюжей... Эйриен.

Ещё за секунду до того, как мужчина произнёс её имя, девушка поняла, чем закончится речь Фарамира. От изумления она потеряла равновесие и, соскользнув, полетела вниз, громко вскрикнув. Спустя доли секунды Эйриен оказалась на земле и упала бы на траву, если бы её вовремя не поддержали. Одна рука Фарамира лежала на её талии, в другой он держал одну из тех слив, что собрала Эйриен, остальные плоды рассыпались по земле.

— Это всё, что удалось спасти, — притворно опечалился мужчина, протягивая девушке раскрытую ладонь с ягодой. Как только Эйриен коснулась сливы, чтобы взять её, Фарамир сжал пальцы в кулак. — Мне понадобились годы, чтобы вспомнить тебя: ты сильно изменилась.

— И вы... постарели, — робко заметила девушка. Сын Наместника поднял брови, затем тихо рассмеялся.

— Время не стоит на месте.

— Господин! — выкрикнула Маэрвел, желая, чтобы и на неё обратили внимание. — Быть может, вы нам поможете?

— Помог бы с радостью, но у меня нет времени, — мужчина разжал ладонь и позволил Эйриен взять сливу. — Я буду ждать нашей следующей встречи, — тихо обратился он к ней.

Поклонившись Эйриен, он развернулся и направился в сторону фермерских домов. Девушки молчали, в недоумении смотря на свою светловолосую подругу, и лишь Ирет улыбалась, довольная сложившейся ситуацией.

— Господин Фарамир! — неожиданно для самой себя позвала Эйриен и смутилась собственной решимости. Он развернулся, и девушка сделала несколько шагов ему навстречу. — Вы кое-что обещали той маленькой девочке.

— Я помню, Эйриен, — улыбнулся мужчина, — и я сдержу своё обещание.

Именно таким Эйриен запомнила, пожалуй, самый светлый на тот миг момент в своей жизни. Погрузившись в воспоминания, она и не заметила, как добралась до Минас Тирита. Город сиял в лучах солнца, а его улицы были полны людьми. Девушка пересекла площадь перед Вратами и подошла к двери своего дома, как вдруг радостная весть огласила Белые стены: сыновья Наместника вернулись в Цитадель.

Примечание к части

*единица измерения массы. 1 фунт = 0,454 кг. 4 фунта = 1,814 кг

Отнеся все собранные травы в лавку своей матери и переодевшись в платье, Эйриен поспешила на седьмой ярус.

Как только девушка прошла прямой, освещённый светильниками ход и вступила на Верхний двор с фонтаном в центре, она увидела Фарамира. Он, понуро опустив голову, не спеша вышел из Цитадели и направился к седьмым воротам. Эйриен, окликнув его, побежала ему навстречу и бросилась на шею. Мужчина тихо рассмеялся и крепко обнял её, приподнимая над землёй.

— Ты чем-то обеспокоен, — сказала Эйриен, отстранившись, и заглянула в его печальные серые глаза.

— Накануне битвы нам с Боромиром приснился тот сон, и был он точь-в-точь одинаков. Теперь же мы узнали от отца то, что в давние времена Имладрисом называлось поселение эльфов далеко на севере, основанное Владыкой Элрондом. Мы долго решали, кому из нас предстоит долгий путь туда, чтобы раскрыть смысл этого таинственного предсказания.

— Фарамир! — раздался строгий и властный голос Дэнетора в глубине Колонного Зала, долетевший до площади перед фонтаном. Сын Наместника обернулся, но не сдвинулся с места, а затем продолжил:

— Отец настоял на том, чтобы поехал Боромир. Он сказал, что брат умнее и рассудительнее меня, поэтому я останусь в Гондоре, — было видно, что Фарамир недоволен сложившимися обстоятельствами.

Он уже открыл рот, чтобы снова возмутиться, но Эйриен перебила его.

— Я страшусь вашего отбытия, — прошептала она и крепко сжала его ладонь, — но больше страшусь твоего, господин. Прошу, не перечь отцу. Пусть решение этого вопроса останется за ним.

Тут снова послышался голос Дэнетора, и прозвучал он так близко, что стало понятно, что Наместник вышел во двор. Фарамир молчал, словно ждал, что Эйриен продолжит, и напряжённую тишину нарушил жесткий голос его отца.

— Ты заставил меня искать тебя, — недовольно обратился он к Фарамиру. — Повернись, когда с тобой разговаривает отец! Ты не покинешь Минас Тирит, и не пытайся помешать Боромиру сделать это. Я доверяю только твоему брату, и он не подведёт меня.

— Он — военачальник, и его место здесь, с его народом. Особенно в такое неспокойное время.

— Ты займёшь его место ненадолго, — холодно сказал Дэнетор, — а Боромир достоин выполнить мое поручение и разгадать пророчество.

— Позволь мне найти Владыку Элронда и получить его совет.

Дэнетор выпрямился и свирепо посмотрел на младшего сына, стараясь не накричать. Эйриен подумала, что невозмутимый и сдержанный Фарамир, должно быть, характером больше походил на мать, нежели на отца. Наместник шумно втянул воздух носом, слегка ссутулился и развернулся, чтобы уйти в Цитадель. Его свита последовала за ним.

— Это больше не обсуждается, — бросил он через плечо.

— Не тебе принимать окончательные решения, отец, — воскликнул Фарамир и сделал шаг вперёд. — Это право остаётся за Советом.

— Это я — Совет, — процедил сквозь зубы Дэнетор и продолжил путь.

Эйриен и Фарамир направились в Палаты Врачевания, чтобы целители смогли залечить его рану, полученную в битве за Осгилиат. По дороге в госпиталь мужчина рассказал о непростом сражении в Итилиэне. Численный перевес был на стороне врагов, но армия Гондора сумела бы дать отпор, если бы не появился Чёрный Всадник, и ужас не сковал воинов. Солдатам пришлось отойти к реке, потому что враги стали сражаться словно одержимые, а кони не слушались своих хозяев. В последнем бою на восточном берегу Андуина уцелело лишь несколько сотен гондорцев, и, отступая за реку, они разрушили мост, связывающий две части Осгилиата — западную и восточную. Спастись от неминуемой гибели посчастливилось лишь некоторым, в число которых входили Боромир и Фарамир. Теперь слуги Тёмного Властелина крепко засели на восточном берегу Андуина и пока не в силах перебраться на другой.

— Проходите, господин, — суетилась целительница возле младшего сына Наместника, — сейчас я приведу кого-нибудь.

— Постой, — сказал Фарамир врачевателю, — просто принеси всё необходимое, я справлюсь сам.

Лекарь, поклонившись, ушла и через некоторое время вернулась с несколькими пучками и настойками ароматных трав, чистыми бинтами и чашей с горячей водой. Она поставила всё на стол и, снова поклонившись, вышла из маленькой комнатки, оставив Эйриен и Фарамира одних. Девушка помогла ему снять кожаный нагрудник, тонко разрезанный с правой стороны, и тёмно-зелёную тунику, запачканную пылью и кровью. Мужчина выпрямился и оглядел свою рану.

— Не страшно, — с немалой долей облегчения сказал он и намочил в горячей воде чистую ткань.

— А должно быть, — нахмурилась Эйриен, отняла бинт и приложила к ране. Фарамир не шевельнулся, хоть рана была открытая и наверняка защипала. — Могло бы быть заражение.

— Мы спешили в Минас Тирит, — устало объяснил мужчина.

— Сядь, — приказала ему девушка, а сама подошла к столу с травами и начала перебирать их, бормоча себе под нос: — Так, что это у нас. Ага, водяной перец и медуница. Отлично.

Эйриен подошла к Фарамиру и смочила настойкой бинты. Она заметила, что мужчина был сам не свой: беспокойный и печальный. Он сидел на краю постели, немного наклонившись вперёд и опустив голову. Его руки дрожали, и он то хватался ими за голову, то крепко сжимал кулаки, пытаясь унять дрожь. Плечи поникли, а от прежней величавой осанки не осталось и следа — перед Эйриен сидел обычный солдат Гондора, озабоченный какими-то своими проблемами, а не статный сын Наместника. Девушка опустилась перед Фарамиром на колени, и он выпрямился. Она коснулась его крепкой груди ладонью, скользнула пальцами по твёрдому животу и вернулась к порезу. Эйриен приложила к ране бинт и держала так некоторое время.

— Не вставай, — закончив, сказала она, вновь подошла к столу и бросила использованную ткань в чашу с горячей водой.

— Я совсем забыл, — воскликнул мужчина, достав откуда-то из штанов блестящий предмет. — У меня кое-что есть для тебя.

Он подошёл к Эйриен и протянул изящную подвеску: тонкую цепочку удивительной работы с каплевидным лунным камнем, переливающимся голубым.

— Мы спешили в Минас Тирит, — передразнила его девушка и повернулась к Фарамиру спиной, позволяя надеть подарок на шею.

— Спешить-то спешили, да я успел кое-где побывать.

Тяжёлый минерал лёг в ложбинку между грудей Эйриен, и она восхищённо провела кончиками пальцев по его глянцевой поверхности.

— Какая красота, — прошептала она и, повернувшись, легко поцеловала Фарамира.

— Когда мы свяжем наши судьбы, подарки станут ещё лучше, — прошептал он.

Девушка печально покачала головой, припомнив недавний разговор с Наместником.

— Что он сказал тебе? — требовательно спросил мужчина.

— Твой отец разрешит тебе сыграть свадьбу только после того, как Боромир найдёт себе жену. Думаю, этим Дэнетор хочет укрепить право твоего брата на престолонаследие.

Фарамир горько усмехнулся и отошёл к окну, через которое пробивались золотые лучи уже заходящего солнца. Младший сын Наместника скрестил руки на груди и опустил голову, размышляя.

— Но Боромиру не нужна жена, — наконец сказал он, — лишь женщины, с которыми можно провести время. Он слишком дорожит своей свободой, поэтому не скоро надумает обязать себя узами брака. А я не хочу так долго ждать.

— Другого выхода нет, — сказала Эйриен и опустила в горячую воду цветы календулы. Конечно, она хотела сыграть свадьбу с Фарамиром, может, даже родить ему детей... Но воле Наместника нельзя не подчиниться. Она понимала это и попыталась подбодрить следопыта. — Да и спешить нам некуда.

— Ты молода, — отозвался мужчина, — а я испортил тебе жизнь, сделав своей любовницей. Не этого я хотел...

— Фарамир, — процедила сквозь зубы Эйриен.

Он никогда не поднимал эту тему, и девушка сразу догадалась, в чем причина такого странного поведения. Да, она отдалась ему, но только лишь по собственному желанию. Она никогда ни о чем не жалела, и он всегда говорил, что тоже.

— Зря ты связала свою судьбу с моей.

— Каждый кузнец своей судьбы. Теперь уже поздно что-либо менять.

— Время ещё есть, — уточнил Фарамир, повернувшись к ней лицом, и в его глазах заблестела неподдельная надежда.

— Хватит разговоров, — мягко произнесла Эйриен, — я знаю, что говоришь это не ты; ты никогда бы так не заговорил. Назгул умеет нагнетать печаль, но ты всегда мог противостоять ему, и мне не понятно, что помогло сломить тебя сейчас. Отдыхай, а я позову кого-нибудь, кто закончит с раной. Мне пора в Цитадель к твоему отцу.

Вечером того дня Наместник устроил пир в Колонном Зале. Совет понимал, что битва за Осгилиат была проиграна, но не отрицал, что удержание западного берега тоже является важной стратегической задачей. Многие воины заплатили за него своими жизнями, солдаты потеряли сослуживцев, поэтому для поддержания боевого духа было решено устроить небольшое гулянье.

Эйриен стояла у фонтана, прикрыв глаза и слушая шумные разговоры и весёлую музыку, доносившуюся из-за плотно закрытых дверей Цитадели.

— Даже кружка эля не поможет согреться воину в такую прохладную ночь, — раздался за спиной девушки строгий голос Боромира. Она не повернула головы, тогда мужчина встал сбоку от неё и заглянул в глаза. — А ты стоишь здесь в одном платье, да ещё и спишь.

Он отхлебнул вино из глиняного кувшинчика, который принёс с собой, и уставился на воду. Он вовсе не собирался уходить.

— Я не сплю, а думаю, — Эйриен скрестила руки на груди и недовольно посмотрела на Боромира. Он усмехнулся.

— Скажи мне вот что: куда делся наш почти виновник торжества?

— Он отдыхает.

— А почему же ты не помогаешь ему как следует расслабиться? — мужчина лукаво посмотрел на девушку и рассмеялся, когда увидел в её глазах недовольство.

— Ты всегда думаешь об одном? — спросила она, но Боромир не ответил и сделал большой глоток. — Присутствие Чёрной Тени на поле боя повлияло на него, и теперь ему ни до чего нет дела. А твой дух, я вижу, ничто не омрачает.

— Хорошее вино и женщины развеют любую печаль, — весело произнёс мужчина и повернулся к Эйриен лицом.

Только сейчас девушка заметила, что его рубашка под серой накидкой была развязана почти наполовину, а волосы были взъерошены. Но даже его помятая одежда и потрёпанный вид не могли скрыть ту гордую стать, которая была присуща сыновьям Дэнетора. Они оба были желанными для всех молодых леди в Минас Тирите, и каждая была рада получить даже ничтожный знак внимания с их стороны. Большей популярностью, конечно, пользовался Боромир. Он был отважен, красив, непостоянен, но свободен, в отличие от Фарамира.

— Ты когда-нибудь бываешь серьёзным? — покачала головой Эйриен и улыбнулась.

— Жизнь серьёзна всегда, но жить всегда серьёзно нельзя, — парировал мужчина. — А ты когда-нибудь слушаешь советы? Сказал же тебе, что на улице холодно. Если ты простудишься, то Фарамир свалит вину на меня и заставит всю ночь сторожить возле твоих покоев нагим.

Он снял с себя тёплую накидку с пушистым волчьим воротником и укрыл ею девушку, затем одной рукой прижал к своей широкой груди. Ее ладони нащупали серебряную цепочку с белым тусклым камнем — подарок Финдуилас.

— Этот олух уже просил твоей руки?

— Ты же знаешь, что всё не так просто, — тихо сказала Эйриен, поудобнее устраиваясь в его объятьях, и рассказала ему про условие Дэнетора.

— Хорошо, — решительно и без колебаний произнёс мужчина. — Когда я вернусь, я, так и быть, спасу ваше положение.

— Каким образом?

— Увидишь.

— Боромир, — неуверенно позвала девушка и подняла голову, заглядывая в его глаза. — В вашем сне говорилось о проклятье Исилдура... Прошу тебя, чем бы оно ни было, не возвращай его в Гондор.

Мужчина промолчал, наморщил лоб и отстранился. Он никогда не разговаривал на те темы, на которые не хотел разговаривать; не отвечал на те вопросы, на которые не хотел отвечать. Предпочитая решительное действие слову или рассуждению, старший сын Дэнетора всегда был немногословен. Эйриен увидела, как взор его потускнел, губы сжались в тонкую полоску, и поняла, что он не собирается считаться с ее мнением.

Со стороны Цитадели неожиданно раздался громкий женский смех, и Боромир вновь обрел способность двигаться и мыслить.

— Дело мудрых — предвидеть беду, пока она не пришла, дело храбрых — управляться с бедой, когда она пришла, — изрек он. — Мое дело — защищать Гондор, и я сделаю это любым способом. Даже если придется продать душу самому Мелькору!

Мужчина довольно усмехнулся и отхлебнул вино из кувшинчика. Слишком смелый, слишком безрассудный. Эйриен так и стояла, закутавшись в тёплый плащ, и смотрела на Боромира, пытаясь разобраться в своих чувствах, которые она испытывала к нему в данный момент.

— Ты веришь в любовь? — неожиданно спросила она.

— Любовь — заблуждение. Будто одна женщина отличается от другой.

— Тогда скажи мне, почему Маэрвел уже долгое время смотрит на тебя, стоя у дверей Цитадели, и не знает, как обратить на себя внимание?

Боромир лениво обернулся и осмотрел темноволосую красавицу, беседующую со своей подругой.

— Почему я не замечал ее раньше? — он сильно удивился и, слегка покачнувшись, развернулся. — Пожалуй, я придумал себе развлечение на этот вечер. Нет, постой. Я обещал Финборну напиться с ним вина, побуянить и уснуть в каком-нибудь сарае на нижнем ярусе крепости. В конце концов, я скоро покину свой Город! Но, видимо, придется провести эту ночь по-другому, — заключил он и направился к Цитадели.

— Боромир! — окликнула его Эйриен, и он остановился. — Ты забыл свой плащ.

— Зачем он мне?

— Чтобы согреть свою леди, — улыбнулась девушка.

— Ха! Я еще в состоянии согреть ее другим, более приятным способом. Оставь накидку себе и вспоминай меня холодными ночами в объятьях моего брата, — усмехнулся мужчина, поднял кувшинчик, словно собрался произнести тост, и уверенно пошел к Маэрвел.

На следующее утро, чтобы Фарамир окончательно оправился от последствий сражения, Боромир, разгоряченный былой ночью, буквально выволок его из покоев и, крепко держа за предплечье, повел в конюшню.

— Нет, брат, — говорил он, — я не дам тебе заскучать. Я не позволю тебе стенать в кровати в последний день перед моим отъездом в Имладрис.

Зайдя в конюшню, Фарамир приятно удивился, увидев Эйриен, и понял, что Боромир задумал что-то грандиозное, если отпросил ее у Дэнетора. Девушка стояла рядом с конем цвета вороного крыла и поглаживала его по морде. Услышав разговор братьев, она обернулась к выходу и улыбнулась.

— Лук, копье и лошади, — подытожил младший сын Наместника, осмотрев трех оседланных скакунов и оружие, умело прилаженное к седлам. — Никак мы на охоту собрались?

Боромир коротко кивнул, не сказав ни слова, ловко забрался на коня с кремовой гривой и вывел его из стойла. Фарамир не двинулся с места и вопросительно посмотрел на светловолосую девушку, которой конюх как раз помогал сесть в седло.

— Позвольте спросить, — сказал он, — на кого же мы будем охотиться в такое раннее утро?

— Да хоть даже на Эйриен, — отозвался его брат. — Посмотри, какая добыча! А кто сумеет ее поймать и повалить на траву, тот...

— Боромир, — мягко упрекнула его девушка и рассмеялась.

Мужчины подхватили ее смех, Фарамир оседлал своего гнедого, и они умчались.

После нескольких часов поиска они наконец вышли на след некрупного копытного животного, по предположению Фарамира, лани. Боромир ехал впереди, а его брат с Эйриен чуть позади него. Старшего сына Наместника просто распирало от гордости, ведь он угадал, что поможет Фарамиру выйти из этой проклятой назгуловской депрессии: охота и его любимая. Следы животного уводили в горы, и Боромир, оборачиваясь в седле, поторапливал негромко разговаривающих о чем-то друзей — ему не терпелось вонзить копье в нежную плоть молодой лани.

Привязав лошадей возле небольшого куста у подножия Белых гор, они разошлись в разные стороны: след потерялся на голых камнях. Обернувшись, чтобы проводить своих друзей взглядом, Боромир невольно загляделся на Эйриен. Стройная, такая хрупкая и невинная, девушка была одета в плотные штаны и легкую рубашку, которые придавали ей больше женственности, чем платья служанки. Фарамир, проведя рукой чуть ниже поясницы Эйриен, пропустил ее вперед, и Боромир, тихо зарычав, проклял эту жизнь за то, что сейчас не мог оказаться на месте брата. Она скоро станет единственной девушкой в городе, которая не разделила с ним ложе, и не разделит никогда. «Ты всегда умел понимать сердца других, брат, — подумал он. — Не растеряй этот дар».

Уже около десяти минут Боромир бродил по горам, пробираясь через большие каменные валуны, и наконец попал на плато, поросшее травой и деревьями. Мужчина довольно хмыкнул, увидев свежие следы, и в предвкушении победы коротко рассмеялся. В ту же секунду, сбоку, за деревьями раздался еле слышный шорох, и это был далеко не ветер. Приготовив копье, Боромир осторожно пошел в ту сторону и вскоре вышел на небольшую поляну, полностью освещенную солнцем; на ней неторопливо жевала траву молоденькая лань. Старший сын Наместника хищно улыбнулся: эта проворная козочка не сможет спастись от него. Его сердце забилось быстрее, и он прицелился. Кровь стучала в висках, но его рука, сжимающая древко, не дрогнула, и он бросил копье с такой силой, что чуть не упал носом вперед. Раздался приглушенный свист, стальной наконечник блеснул в лучах солнца, и животное, издав странный клокочущий звук, упало замертво. Боромир, удовлетворенный броском, вышел из укрытия и вальяжно зашагал к добыче.

— Ты убил мою лань! — послышался недовольный голос Эйриен, и разозленная девушка, яростно раздвинув кусты, вышла на поляну. Следом за ней вышел Фарамир и, посмотрев на удивленного брата, пожал плечами. — Это копытное должно было стать моей добычей!

— Я учил ее стрельбе из лука, — пояснил Фарамир.

Боромир многозначительно хмыкнул и вытащил копье из тела животного. И лишь ему одному были известны свои мысли.

Эйриен сидела в деревянной ванне и задумчиво глядела в узкое окно. Небо уже посветлело, но ночная прохлада до сих пор не желала уходить и прилипала к мокрой светлой коже, заставляя девушку вздрагивать. Она сидела в воде с того момента, как поняла, что заснуть ей не удастся: она переживала из-за отъезда Боромира, сама не зная почему. Сердце билось быстрее с каждым новым ударом, и то неприятное ощущение боязни за чью-то жизнь слегка сдавливало грудную клетку.

Тяжелая дверь скрипнула, затем закрылась, и в комнате раздался мягкий мужской голос.

— Я думал, ты проведешь эту ночь дома, а не в Цитадели, — Фарамир подошел к ванне, присел возле нее на корточки и, скрестив руки на бортике, положил на них подбородок. Эйриен даже не повернула головы.

— Матушка увидела твой подарок и сказала, чтобы я возвращалась туда, откуда пришла, — она горько усмехнулась. — Она никогда не примет мою любовь к тебе.

— До отъезда Боромира еще долго. Тоже не смогла заснуть?

— Верно, — кивнула девушка, — а теплая вода помогает отогнать ненужную тревогу.

Фарамир опустил палец в ванну и тут же вытащил, слегка встряхнув.

— Она остыла где-то около часа назад, — прикинул он.

До Эйриен в ту же секунду дошло, что она так и не нагрела горячей воды, когда заполняла ванну. Девушка как-то отстраненно посмотрела на мужчину и поняла, что невыносимо хочет оказаться в его объятьях, потому что жутко замерзла. Словно прочитав ее мысли, Фарамир встал и дотянулся до полотенца, лежащего на кресле рядом с ванной; он развернул его в руках и раскрыл объятья. Эйриен поднялась из воды и стала отжимать концы своих длинных волос, вздрагивая каждый раз, когда холодная капелька скользила по коже. Фарамир не мог оторвать глаз от ее упругих грудей, живота, ног, и сердце его сгорало от вожделения. Сейчас он хотел ее, и он мог получить ее, если бы отбросил полотенце, прижал ее к себе, впился в ее мягкие губы горячим поцелуем, провел рукой по груди, животу, ниже, между длинных ног... И взял бы ее прямо здесь, усадив на край ванны и наконец удовлетворив свое желание. Нет, все не должно быть так.

Девушка быстро юркнула в полотенце, и мужчина, отогнав постыдные мысли, закутал ее. Фарамир обнимал Эйриен до тех пор, пока она не перестала дрожать, затем отпустил, и она тут же подошла к своей одежде.

— Я попросил Тарласа, — медленно сказал гондорец и прошел к окну, выглянул на улицу и хмуро посмотрел на небо, — сделать для тебя лук. Ты же хотела научиться стрелять, а наши для тебя не сгодятся, уж больно...

Мужчина обернулся и слова застряли в его горле. Он склонил голову набок и оценивающе посмотрел на Эйриен. Девушка стояла спиной к нему, и ее волосы золотистым потоком струились по светлой коже, доходя до поясницы. Почему он раньше не замечал, насколько она хороша?

— Что? — спросила девушка, посмотрев через плечо.

Фарамир тряхнул головой и немного смутился, застигнутый врасплох. Растерялся словно мальчишка, подумал он про себя и собрался с мыслями.

— У твоего лука будет не такое сильное натяжение, и длина тебе подойдет, — гондорец облегченно выдохнул, закончив ранее прерванную речь.

Эйриен натянула платье и, собрав локоны у виска, закрепила их на затылке.

— Нужно попрощаться с Боромиром.

Солнце светило ярко, пригревая землю; день обещал быть теплым. Боромир стоял возле фонтана и задумчиво глядел на искрящуюся воду, не слушая серьезные наставления отца. «Я должен быть здесь, в Гондоре, — думал он, — а не в Имладрисе». Раньше его всегда страшила лишь мысль о том, чтобы покинуть Минас Тирит, своих воинов, свою Родину. А теперь ему пришлось столкнуться с этим. Но отпустить к эльфам брата, было бы еще хуже, чем уехать самому.

Голоса Фарамира и Эйриен неожиданно громко прозвучали в этой удручающей тишине его мыслей, и Боромир, избавленный от необходимости слушать отца, бодро зашагал к брату. Дэнетор и его свита пошли за ним.

— Я уже отчаялся, что вы придете, — насмешливо крикнул военачальник на ходу.

Присутствие его друзей словно вдохнуло в него жизнь и отогнало все тревожные размышления, и он понял, что возвращение домой станет для него самой желанной целью после отбытия.

— Я тоже удивлен, — сказал Наместник старшему сыну, деловито засунув кисти в широкие рукава, — что Фарамир нашел время и соизволил попрощаться с тобой.

— Отец, — осадил его Боромир, — не омрачай мой отъезд своими упреками. Теперь Фарамир займет мое место, относись к нему соответственно.

Дэнетор не сказал ни слова на грубый тон Боромира. Он смутно помнил, когда последний раз повышал голос на своего любимого сына, и даже в мыслях у него не было сделать это снова.

— Фарамир! — военачальник заключил брата в объятья и похлопал его по плечу. — Никогда не любил тратить время, стирая вражескую кровь со своего меча, и поэтому наше прощание будет быстрым. Эйриен, — обратился он к девушке, стойко выдерживающей пристальный взгляд Наместника, — оставляю это пригожее создание в твоих руках. Заботься о нем, ибо он всегда останется моим младшим и беззащитным братом.

Он добродушно рассмеялся и похлопал Фарамира по плечу, словно призывая оценить сказанную им речь. Эйриен улыбнулась вслед за мужчинами и вдруг представила их маленькими мальчиками, играющими в общие игрушки. Разве может любовь братьев быть еще искреннее? Девушка представила, как они росли и мужали вместе, как всегда были опорой и поддержкой друг другу и как мучительно для них это прощание. Глядя на их ребячество, Дэнетор словно сам стал моложе. Да, им будет не хватать друг друга больше, чем всего остального.

— Теперь ты военачальник армии Гондора, — сказал Боромир и опустил ладони на плечи Фарамира, — ты достоин этого звания, брат. Помни о долге и о том, кто ты есть. Наша покойная матушка наградила тебя всем тем, чего не оставила для меня: ты всегда был справедливее и рассудительнее. Поэтому никогда и ни в чем не изменяй своим принципам, и я буду гордиться тобой и впредь. Будь осторожен, брат. Это я всегда любил безрассудство и опасность, не забывай.

— И все-таки забудь о своей страсти ненадолго, — Фарамир крепко обнял брата и отстранился. — Я бы за многое поблагодарил тебя и многое нашел бы, что ответить, но не мне давать тебе наставления, а ты всегда предпочитал дело словам. Посему прощай, брат мой, и помни, что тебя ждут.

Они еще раз обнялись, и Боромир посмотрел на Эйриен. Она подошла ближе, и он притянул ее к себе.

— Прощай, Боромир, — прошептала она. — Будь осторожен и... ты чист душой и силен сердцем, не забывай этого.

Девушка вернулась на прежнее место под подозрительным взглядом Дэнетора. Он вышел вперед и раскинул руки в стороны. Пришел его черед прощаться.

— Мой сын, — торжественно молвил он, опустил ладони на плечи военачальнику, крепко сжал их и заглянул прямо в глаза, — ты знаешь, зачем отправляешься в этот путь, я не стану напоминать об этом. Скажу только, что я бесконечно горжусь тобой и всецело доверяю. Ты мой любимый сын, мой первенец, уверен, ты вспомнишь про своего отца и свой народ в минуту сомнения и сделаешь все, что от тебя ожидают.

Обнявшись с отцом, Боромир напоследок посмотрел на великую Цитадель, белые башни древнего города и на иссохшее древо.

— Не успеют снова зацвести сады Пеленнора, как трубы огласят мое возвращение, — он мечтательно улыбнулся, поклонился отцу, поправил застежку на плаще и зашагал к спуску на нижний ярус. Он тоже будет скучать и ждать скорой встречи, а пока он чувствовал себя уверенным как никогда. «Я вернусь, — прошептал он, — я обязательно вернусь».

Фарамир и Эйриен уже развернулись, чтобы уйти в Цитадель, как Дэнетор окликнул сына.

— Теперь ты военачальник Гондора, — сказал он. — Это звание получают только лучшие из лучших, и твой брат получил его заслуженно. Так не запятнай же репутацию Боромира, и займись наконец делом!

— Иди домой, — обратился Фарамир к девушке, когда Наместник скрылся за дверями, — а когда я приду за тобой, будь готова отправиться в небольшой поход.

Больше не сказав ни слова, гондорец поспешил в Цитадель, а Эйриен, пожав плечами, отправилась домой. В этот день в лавке было много народу, и девушка пробралась в свою комнату незамеченной. Она переоделась в походную одежду — плотные штаны, кожаные сапожки и льняную рубашку, — взяла со стойки меч и закрепила на поясе, свернула тёплый плащ и убрала его в сумку. Теперь осталось только взять еду и спуститься вниз, желательно не попадаясь на глаза Гилвен. Эйриен по-тихому добралась до кладовой и, наполнив рюкзак до отказа и облегчённо вздохнув, повесила его на плечо.

— Уже закончила воровать? — раздался за спиной строгий голос матери, и девушка подпрыгнула на месте. — Кажется, я не учила тебя такому.

— Я... — замялась Эйриен и поняла, что просто так уйти из дома у неё не получится, поэтому не стала оправдываться, — я не хотела попадаться тебе на глаза.

— Вот как?

— Да. Узнав, куда я иду, ты бы меня не отпустила.

— И ты думаешь, — Гилвен скрестила руки на груди и пристально посмотрела на девушку, — что, солгав, получишь моё разрешение?

Эйриен хотела возмутиться и уже открыла рот, чтобы начать свою речь, но в тот же миг поняла, что сказать-то ей, собственно, нечего; её челюсти быстро сомкнулись, щёлкнув зубами.

— Ты уже взрослая, — произнесла знахарка, — и можешь делать всё, что хочешь. Ты решила уйти с ним — уходи, я не стану тебя держать или отговаривать. Но поверь моим словам, ваше счастье будет недолгим.

Девушка, разгневанная словами матери, которая, по её мнению, должна радоваться за дочь, а не пытаться всё время чем-то уязвить, ничего не ответила и быстрым шагом направилась к выходу.

Она встретилась с Фарамиром на площади перед воротами, он ехал верхом и вёл за поводья каракового коня. Эйриен подбежала к скакуну и ловко забралась на него. Они выехали из Города и помчались во весь опор на северо-восток, к подножью Белых Гор, туда, где она была совсем недавно.

— Как Дэнетор позволил тебе уйти? — спросила девушка.

Они поднялись по узкой тропе, петляющей между каменными валунами и колючим кустарником, и оказались на солнечном горном плато с небольшой речушкой, окружённом деревьями. Фарамир спрыгнул с коня, помог спуститься Эйриен, и они оставили лошадей под высоким буком.

— Неужели он позволил единственному оставшемуся в городе сыну, да ещё и военачальнику, уехать?

— Я просто сказал, что хочу отдохнуть, — гондорец снял с седла широкий чехол и протянул его девушке, — с тобой. Приготовь лук.

Сердце Эйриен пропустило удар, а затем забилось быстрее, и на её лице появилась блаженная улыбка. Всё-таки он будет учить её стрельбе! Об этом она мечтала с того момента, как побывала на охоте вместе с братьями. Фарамир вырвал клок травы и направился к деревьям, чтобы нарисовать цель, а девушка развернула ткань и увидела плотный длинный лук из чёрного дерева. Он оказался несколько меньше, чем луки итилиэнских следопытов, но был в половину человеческого роста. Эйриен присела, уперев древко в землю, надела петлю тетивы на один его конец — она помнила, как её отец готовил свой лук к сражениям, — и попыталась согнуть другой, чтобы полностью надеть тетиву, но лук не поддавался.

— Ты была здесь? — сердито спросил Фарамир, вернувшись, и указал на один из стволов.

— Да, — небрежно отозвалась девушка и снова попыталась согнуть древко, высунув кончик языка от усилия. Мужчина наклонился и, легко нажав на лук, помог тетиве лечь в небольшую отметину на древесине. Эйриен подняла голову и улыбнулась. — Когда ты был в Осгилиате, я приходила сюда потренироваться.

— Кажется, мы условились, что одна ты не будешь выходить за стены, — Фарамир был спокоен, но его строгий голос и холодный взгляд говорили о том, что он был разозлён.

— Что может случиться в горах? — насмешливо сказала девушка, хотя все равно знала ответ.

— Слуги Тёмной Крепости повсюду, — жёстко ответил гондорец, — и мне будет спокойнее, если в моё отсутствие ты будешь в Цитадели.

— Хорошо, — тихо произнесла Эйриен и на секунду растерялась, — прости.

Фарамир не ответил, лишь встал рядом с ней лицом к лесу и скрестил руки на груди. Он был очень рассержен, и девушка виновато вздохнула.

— Приготовься, — скомандовал мужчина, и она вставила стрелу в лук, выдвигая его вперёд. Военачальник сурово посмотрел на неё, и Эйриен начала натягивать тетиву, чувствуя невыносимое напряжение рук и спины. — Сильнее.

— Слишком трудно, — простонала она, стараясь удержать лук. — Помоги мне.

— Справляйся сама, — ответил он и издевательски посмотрел на пыхтящую Эйриен.

Она гневно прорычала и изо всех сил вытянула лук вперёд, натягивая тетиву, чувствуя, как тонкая нить режет пальцы. Руки дрожали, и тут уже не только тетиву не удавалось удержать, но и прицелиться. Фарамир снисходительно улыбнулся, подошёл ближе и поправил сжимающую древко руку девушки, придавая ей правильное положение.

— Не опускай лук и выпрями спину, — мягко сказал он и приподнял её лицо за подбородок. — Ты должна сама натягивать тетиву, а не подстраиваться под её положение.

Мужчина встал сзади Эйриен, одну руку положил на её живот, прижимая к себе, второй помог удержать стрелу возле щеки. Всё напряжение девушки исчезло, она почувствовала себя сильнее.

— Не старайся прицеливаться, — горячее дыхание гондорца обожгло шею, — просто представь, как стрела полетит к цели. Мысленно посылай её, и если ты сосредоточишься верно, стрела полетит туда, куда нужно. Готова? На счет три я уберу руку, на счет четыре ты должна будешь убрать свою. Сконцентрируйся. Один, два, три...

Мгновения после того, как Фарамир отпустил тетиву, хватило, чтобы эта тонкая упругая струна поползла вперёд, снижая боевую мощь лука и дальность полёта стрелы. Эйриен пыталась удержать её в первоначальном положении, но её силы было явно не достаточно.

— Четыре!

Звонко зазвенела отпущенная тетива, резанувшая нежную кожу на пальцах, и стрела, пролетев всего пару метров, упала в траву. Эйриен разочарованно застонала.

— Ещё раз, — жёстко сказал Фарамир. Она повторила несложную комбинацию движений, и уже пыталась натянуть тетиву, как вдруг гондорец снова встал сзади неё, помогая.

— Какова сила этого лука*? — поинтересовалась девушка, когда военачальник легко натянул оперённое древко стрелы вплоть до её щеки.

— Тридцать два фунта**.

— Сколько?! — Эйриен не поверила своим ушам. Это было для неё слишком много. Она же не мужчина, чтобы с лёгкостью удерживать тридцать два фунта двумя пальцами!

— Не отвлекайся, — остудил её пыл Фарамир и слегка расставил в стороны её ноги, легонько ударив по ним голеностопом.

— Не отпускай, — попросила девушка и почувствовала, как мужчина кивнул.

Он сосчитал до трёх, и они одновременно убрали пальцы с тотчас завибрировавшей тетивы. Стрела с зеленоватым оперением вонзилась точно в цель на стволе, издав жужжащий звук.

— Хороший прицел, — довольно сказал гондорец, а Эйриен улыбнулась.

— Достаточно, — скомандовал Фарамир и поднялся с земли. Он долгое время наблюдал за девушкой, которая сильно увлеклась стрельбой из лука и уже пару часов тренировалась, не прекращая. Тетива по-прежнему ей не поддавалась и поддастся ещё не скоро. Гондорец, понимая, что она не послушалась, повторил: — Достаточно. За один день ты не научишься, лишь измотаешь себя.

— Ни за что не остановилась бы только из-за этого, — отозвалась Эйриен и, отложив оружие под дерево, взяла котелок. — Лишь из-за того, что уже закат, что скоро стемнеет, и я не увижу цели. Скажи, долго ты учился языку лука и стрел?

— Всю свою жизнь, — ответил Фарамир и пошёл за девушкой к ручью, принимая из её рук посуду.

Эйриен грустно вздохнула и вошла в речушку по колено, набрала в ладони чистой воды и умылась.

— Давай мне, здесь вода прозрачнее.

Она обернулась к гондорцу, протягивая руку. Мужчина пошёл ей навстречу, как вдруг она обрызгала его.

— Ах ты, проказница! — зарычал Фарамир, плеснув в девушку водой из ладони.

Они забавлялись словно маленькие дети до тех пор, пока гондорец не набрал полный котелок воды и угрожающе не посмотрел на Эйриен, рискуя облить её. Она, звонко засмеявшись, попятилась назад и, не удержавшись на скользких камнях, свалилась в воду. Сильные мужские руки тут же обхватили её и поставили на ноги.

— Я держу тебя, — над ухом прозвучал тёплый голос Фарамира, и девичье тело сладко заныло. Она прижалась к нему, их мокрая одежда слиплась, и её сердце затрепетало.

— Там... там была яма.

Она закашлялась, вцепившись в его предплечья.

— Всё хорошо, я держу тебя, — мужчина убрал влажные локоны с её лица и обхватил его ладонями, заставляя девушку посмотреть на него.

Эйриен была напугана и растеряна: она не умела плавать. Вода забилась в носоглотку, поэтому она дышала, открыв рот. Фарамир поглаживал её кожу, успокаивая, а затем коснулся её губ своими. Нежный поцелуй сразу перерос в глубокий и страстный, рука гондорца переместилась на её шею, затем на тонкую талию, и, стиснув её, он требовательно прижал девушку к себе. Эйриен судорожно выдохнула, почувствовав его крепкую грудь; близость их тел сводила её с ума. Она вцепилась в его широкие плечи пальцами, выгибаясь навстречу его ладони, блуждающей по её мокрому телу. Фарамир силой оторвал девушку от себя, одним движением порвал ворот на её рубашке и запустил руку под ткань. От испуга Эйриен вскрикнула: никогда прежде она не видела гондорца таким взбудораженным, — но прильнула к нему, наслаждаясь силой его объятий. В ту же секунду мужчина отстранился, тяжело дыша, и взволнованно и виновато посмотрел на девушку.

— Прости, я не владею собой, — прошептал он, и Эйриен задрожала от ветра, обволакивающего её. Опьяненная любовью, она хотела обнять Фарамира снова.

— Нет, — решительно возразил он. — Ты должна переодеться в сухую одежду.

— Но...

— Не испытывай меня! — проговорил мужчина почти сердито. — Я овладел бы тобой прямо на этом берегу, и это не сделало бы тебя счастливой. Идём.

Он взял девушку за руку и вывел из воды. Фарамир быстро развёл огонь, достал из сумки штаны и тунику и протянул их Эйриен. Она отошла к дереву и, бросив вещи на траву, сняла рваную рубашку, тут же задрожав. Гондорец прошёл мимо неё к ручью и, набрав полный котелок воды, вернулся обратно к костру, даже не взглянув на девушку, которая так хотела этого. Эйриен натянула на себя мужскую тунику и недовольно насупилась, поняв, что она ей очень велика. В том, что она забыла взять сменную одежду, не было чужой вины. Потом она надела штаны, такие же широкие, и, оторвав длинную полосу от уже рваной ткани, подвязалась ей словно поясом. Эйриен невольно взглянула на гондорца, сидевшего на траве. Он сурово смотрел на огонь, отчего стал очень похож на отца. Она прикрыла глаза и почти отчетливо увидела то, о чем долго не вспоминала.

В тот день в Цитадели устроили шикарное празднество, все князья и лорды приехали в Минас Тирит из своих далёких провинций. Выпивка лилась рекой и песни звучали во всех уголках Города. Эйриен как обычно прислуживала Наместнику, сидящему во главе длинного стола рядом с его советниками и просто верными друзьями. Она видела Боромира в компании капитанов Гондора, но нигде не могла найти его брата. Уже чуть больше года они с Фарамиром были вместе, и юная девушка всё больше и больше влюблялась в него, а минуты разлуки были для неё невыносимым испытанием.

Опустошив целый кувшин отменного вина, Дэнетор приказал ей спуститься в погреб и принести ещё. Эйриен тут же поклонилась и направилась в кладовую. Пройдя длинный коридор, по обе стороны освещённый факелами, она спустилась по лестнице и подошла к приоткрытой двери подвала. Из помещения донесся сдавленный стон, потом звук разбиваемого глиняного кувшина, и Эйриен, подумав, что кто-то попал в беду, резко зашла внутрь. Первым, что она увидела в слабом свете факелов, была широкая мужская спина и крепкие руки, держащие женские бёдра. Всё пространство наполнилось странными звуками, и девушка поняла, что на самом деле здесь происходит. Женщина, стонущая на одной из бочек, коснулась губами мужского уха, блаженно прикрыв веки, что-то прошептала ему, и её глаза внезапно открылись и уставились на Эйриен. Это была именно Маэрвел — черноволосая красавица, которая сейчас выглядела ещё краше, чем обычно. Она вдруг издевательски расхохоталась, и этот смех эхом разнесся по погребу; Эйриен не могла пошевелиться, сжимая в руке пустой кувшин. Мужчина, что-то хрипло пробормотав, обернулся через плечо, и светловолосая девушка почувствовала, как её сердце упало куда-то вниз: Фарамир. Его волосы прилипли ко лбу, тело было мокрым, а на лице застыло замешательство.

Она не помнила, как прибежала домой к матери в слезах; она помнила лишь отвращение, которое почувствовала в тот момент к младшему сыну Наместника, и невыносимую боль. Девушка стала избегать Фарамира, а, прислуживая Дэнетору за столом, не поднимала глаз, чтобы не встретиться взглядом с серыми глазами его младшего сына. Приходя на кухню за новым блюдом, она еле сдерживала горькие слезы, когда попадала в объятья Эделриэн и слышала насмешки Маэрвел. Их неприязнь стала взаимной после того, как Фарамир искренне раскаялся и был прощен. Эйриен во многом винила себя, ведь мужчин всегда одолевает желание, а она была ещё не готова к столь близким отношениям.

Она почувствовала, как комок подступает к горлу: осадок того дня остался до сих пор. Глубоко вздохнув и отогнав неприятные мысли прошлого, она направилась к Фарамиру.

— Я готова, — беззаботно произнесла Эйриен и развела руки в стороны, показывая свой наряд. Он, подняв глаза, рассмеялся.

— Прошу прощения, — усмехнувшись, сказал Фарамир и подозвал девушку ближе, — у меня всегда под рукой только мужская одежда, в другую я не переодеваюсь.

— Если господин захочет новых ощущений, я могу предложить одно из своих одеяний, — улыбнулась Эйриен.

Фарамир провел ладонью по ее ноге от щиколотки до бедра, взял девушку за руку и резко потянул на траву.

— Я пойду на все ради тебя, — прошептал он.

Звёзды не сверкали в небе, спрятавшись в дождевых тучах, и луны не было видно, хотя была уже глубокая ночь. Фарамир лежал на боку и смотрел на кроны деревьев, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то на расстоянии больше двух метров. Рядом с ним уже давно спала Эйриен, и мужчина мог только позавидовать её крепкому сну. Девушка подрагивала от прохладного ночного ветра, дующего со стороны речушки, и, положив ногу на талию гондорца, так прижималась к нему, что он чувствовал её грудь сквозь рубашку. Фарамир крепко обнимал Эйриен и пытался согреть её своим теплом. Она дрожала от прохладного воздуха, а ему было невыносимо жарко от близости их тел: девушка рядом с ним была нестерпимо желанной. Ему всегда нравились её простота, оптимизм, порой наивность и ребячество; ей — его мужество, серьёзность, мудрость и решительность. Она отдала ему свое сердце, и он полюбил ее всей душой. Фарамир поклялся оберегать её от невзгод и опасностей, и не причинять боль ни словом, ни делом, но винил себя за несдержанные обещания, которые помнил все до единого. Ровное дыхание девушки на его шее успокаивало, и Фарамир, подумав о том, где остановился на ночлег его брат, закрыл глаза.

Эйриен проснулась под тихое журчание воды и сладко потянулась. Ещё не рассвело, но тёмное небо уже осветили лучи встающего солнца. Девушка поднялась и, увидев Фарамира, стоящего над обрывом и глядящего вдаль, подошла к нему. Серые тучи полностью заволокли небосклон, но горизонт на Востоке сиял нежными красками.

— Как красиво, — прошептала девушка.

— Именно потому, что всё должно кончиться, всё так прекрасно, — печально отозвался Фарамир и обернулся. — Не слушай меня, — отмахнулся он. — Будет дождь, и нам нужно вернуться в Город: я не рискну оставаться в грозу в горах.

— Но у нас ещё есть время для одной тренировки, — нетерпеливо произнесла девушка и потащила его к костру.

Быстро перекусив, Эйриен переоделась в свои штаны и подвязала мужскую рубашку длинной полоской ткани. Она подошла к лошадям и сняла с сёдел двое ножен; одни кинула Фарамиру — военачальник ловко поймал их на лету и вытащил свой меч. Девушка отошла от него на несколько шагов и тоже приготовилась к бою.

— Не поддаваться, — отрезала она, — и сражаться в полную силу.

Взяв клеймор в одну руку, Эйриен с вызовом посмотрела на военачальника, ожидая нападения, но Фарамир стоял на месте, лениво игрался с мечом и вовсе не собирался нападать. Он знал, что в дуэли атаковать первым — значит проиграть. А она забыла, подумал мужчина, видя, как девушка неспеша пошла ему навстречу. Хотя Эйриен и опустила лезвие книзу, стараясь убедить противника в ложной капитуляции, Фарамир разгадал её замысел; он был готов отразить её удар, когда она замахнулась. Девушка атаковала уверенно и быстро, что порадовало военачальника, но, если бы сейчас он уклонился и поставил ей подножку, она была бы повержена. Она слишком неопытна.

— Ты пытаешься снести голову с плеч, — произнёс он, парируя её удар, — но есть удары, которыми убить ещё легче!

Фарамир сделал молниеносный выпад и меч Эйриен, выброшенный вверх, упал на траву; острое лезвие коснулось ее живота, намекая на поражение.

— Я запомню.

— Подними меч, — приказал мужчина и отошёл назад.

Взяв оружие, Эйриен снова атаковала первой. Военачальник покачал головой: так она быстрее выбьется из сил.

— Ты хочешь сразить противника мощью и натиском, но с врагом, который сильнее тебя, такая тактика не пройдёт.

После нескольких минут нападения девушка почувствовала усталость. Фарамир вовсе не собирался атаковать, только с лёгкостью оборонялся, и был до сих пор бодр. Эйриен понимала, что он специально выматывает её, но не могла остановиться, чтобы передохнуть: ее глаза зажглись азартом. Когда мужчина впервые за долгое время нанес удар, девушка решила обхитрить его, атаковав сбоку. Но Фарамир все четко продумал: как только она сделала выпад, он отклонился в сторону, схватил ее сначала за одно, потом за другое запястье и, развернув спиной, прижал к себе. Эйриен попыталась вырваться, и мужчина ослабил хватку, позволяя это, но затем повернул лицом к себе, завёл ей руки за спину и стиснул в объятьях.

— Я убил тебя два раза, — тяжело дыша, прошептал Фарамир. Она не воин.

— Тебе повезло. Я просто устала, — гордо ответила девушка. — Ты отлично сражаешься, и я готова признать тебя лучшим мечником.

— Слышал бы это Боромир, он бы тут же поспешил доказывать тебе обратное. А нам нужно отправляться, пока не пошел дождь.

Быстро собрав все вещи и залив костёр водой, они оседлали коней и спустились с горы. Поднялся сильный ветер, и они стали нетерпеливо подгонять своих скакунов. Вскоре начался дождь. Сначала мелкий, когда они мчались по полям Пеленнора, а затем сильный, когда они поднимались по улицам Города в Цитадель. Эйриен промокла насквозь, её седло скользило от воды, и она крепко вцепилась в поводья, боясь съехать с лошади.

Наконец подъехав к седьмым воротам, они позволили стражникам забрать коней и, быстро перебежав площадь с фонтаном, зашли в Цитадель с чёрного входа.

— Нужно избавиться от мокрой одежды, — сказал Фарамир, когда они поднимались по лестнице в его покои. — Иди, я расскажу слугам, что от них требуется.

Эйриен добралась до его комнаты и зашла внутрь. Длинные занавеси развевались на ветру, с улицы пахло сыростью и дождём, в помещении было прохладно, и царила полутьма. Девушка скинула с себя мокрую одежду и закуталась в полотенце, лежавшее на кресле возле камина, как вдруг услышала, что дверь в комнату открылась.

— Надо было разжечь огонь, — строго сказал Фарамир, видя, как Эйриен растирает плечи в попытке согреться.

Одним рывком он снял тунику и отбросил её на пол, затем присел возле камина и пошевелил поленья в надежде отыскать хотя бы один тлеющий уголёк. Поняв, что это бесполезно, мужчина выпрямился и тяжело вздохнул.

— Иди в постель, — мягко приказал он девушке, — ты можешь простудиться.

Фарамир стал бороться с завязками на своих штанах, и Эйриен, небрежно пошевелив плечами и скинув полотенце, пошла к нему. Она откинула назад свои длинные волосы, и гондорец шумно втянул носом воздух, увидев её во всей красе. Она не спеша приблизилась, обвила его шею руками и прильнула к губам, прижимаясь сильнее к мокрому телу. Фарамир сжал ее талию и горячо ответил на поцелуй. В тот же миг Эйриен отстранилась. Опьянённый любовью мужчина снова потянулся к ней, но она выскользнула из его сильных рук. Насмешливо посмотрела на него, медленно отошла назад и прикоснулась к своей нежной коже кончиками пальцев, дразня и ещё больше разжигая возрастающее желание.

— Согрей меня, — требовательно сказала девушка, и Фарамир в два шага преодолел разделяющее их расстояние.

Он подхватил её крепкими руками и усадил на стол, стоящий возле окна, предварительно смахнув с него всё лишнее. Впившись в пьянящие губы, мужчина провёл ладонью между её ног, и Эйриен застонала, невольно изгибаясь ему навстречу. Грубо прижав к себе, Фарамир поднял её и отнёс к кровати. Девушка, справившись с завязками на его штанах, откинулась на пушистое меховое одеяло и почувствовала вес его тела. Он властно подмял её под себя, но тут же отстранился и, потянув Эйриен за собой, усадил на колени. Фарамир припал к ее шее, и девушка до боли прикусила нижнюю губу, сдерживая рвущийся наружу стон. Мучительно-сладкое ощущение, родившееся внизу живота, становилось всё сильнее с каждым движением горячих губ и языка. Спустив с него штаны, она слегка приподнялась, позволяя мужчине войти в неё до предела. Он сильно сжал её ягодицы, ускорил темп, и она вцепилась пальцами в его предплечья, чувственно целуя. Эйриен слегка отклонилась назад, выгнув спину, и застонала от пронзившего её удовольствия. Фарамир оторвался от её губ, уткнулся в шею и зарычал. Он оставался в ней ещё некоторое время, наслаждаясь этой близостью и пытаясь прийти в себя.

— Я люблю тебя, — взволнованно шептала девушка, гладя его по голове, — так люблю тебя.

Ответом на её слова был долгий поцелуй.

Примечание к части

*сила лука — это усилие, необходимое для полного натяжения тетивы.

**32 фунта = 14,515кг — сила, необходимая для удержания тетивы в полном натяжении. У классических луков она равна силе лука.

По описанию в 4-той главе «Двух Крепостей»: «двое — с большими, почти в рост, луками» можно судить о том, что луки, которыми пользовались следопыты Итилиэна, были как раз прямыми классическими (концы дуги которых не загнутые, как правило, имеют размах от 1,5 до 2 метров).

Эйриен лежала на груди Фарамира, прикрыв глаза, слушая звуки дождя и тихое дыхание мужчины. Его пальцы скользили по её оголённой спине, заставляя мурашки бегать по телу, а меховое одеяло, сшитое из пушистых волчьих шкур, приятно щекотало кожу. Девушка любила спать на этой широкой кровати с балдахином, засыпая в объятьях младшего сына Наместника, любила, что в его покоях всегда прохладно и свежо, что он всегда рядом.

— Ты устал? — спрашивает она, хитро открывая один глаз, и смотрит на него. Фарамир не отвечает, лишь крепче прижимает Эйриен к себе; она всё поймёт сама.

— Хочешь спать? — за первым вопросом следует второй, слегка раздражающий своей детской наивностью. Мужчина молчит, слегка качая головой, и продолжает водить пальцами по её нежной коже.

— Твоему отцу уже много лет, но он не выглядит таким старым, — она не может выдержать паузы и пытается разговорить гондорца.

— Нуменорская кровь продлевает жизнь всем потомкам великих витязей, — он отвечает медленно, словно нехотя.

Девушка смотрит ему в глаза, ждёт, что он расскажет ей что-нибудь ещё, но Фарамир молчит, не считая нужным продолжать, тогда Эйриен решает спросить сама.

— Значит, ты будешь жить дольше обычных людей? Сколько лет?

— Мне это неведомо.

— В моих жилах тоже течёт нуменорская кровь, но мой отец был родом из Рохана. Матушка рассказывала, что её мать была тоже из Рохана, и что один из предков был из Рохана, — Эйриен приподнялась и заинтересованно заглянула военачальнику в глаза. — Сколько я буду жить?

Фарамир тяжело вздохнул и прикрыл веки. О, Единый! Она пробудит любого монстра из самых глубоких недр, если захочет, а её вопросы бесконечны, как у дитя, начинающего познавать мир.

— Мне и это неведомо, — устало повторил гондорец. — Могу сказать только то, что твои предки из Рохана наградили тебя светлыми волосами.

— Расскажи мне про странных существ, которых боятся люди, — возбуждённо прошептала Эйриен и приблизилась к лицу Фарамира. Она любила слушать таинственные легенды и эльфийские сказки, а он любил читать книги и свитки в Архиве. — Ты ведь много знаешь.

— Хорошо, — выдохнул мужчина. — Есть северное придание о том, что в тёмных озёрах живёт существо, напоминающее человека. Те, которым удавалось спастись от его острых когтей, говорили, что это скелет, обросший тиной и илом, словно мышцами. Заблудившиеся путники сами приходили к воде, завлечённые сладким голосом, доносившимся из омута, а чудище сразу утаскивало их в свой дворец, сделанный из стекла, золота и драгоценных камней. И в одной из хрустальных палат живёт лесной дух, принимающий образ прекрасной эллет, и поёт красивые песни, обрекающие людей на гибель и заставляющие всё подводное царство танцевать...

Эйриен неожиданно отпрянула от Фарамира, села на колени и удивлённо посмотрела на него. Лунный камень на цепочке тускло блеснул в свете ночного светила, вышедшего из-за туч, а её светлая кожа стала почти белой. Девушка долго обдумывала слова гондорца, а он не решался продолжить свой рассказ, терпеливо смотря на неё. Эйриен неожиданно рассмеялась.

— Существо, пожирающее людей, танцует? Это звучит глупо, — широко улыбнулась она.

— Это всего лишь сказка, не стоит воспринимать её всерьёз. Но если захочешь искупаться, на всякий случай не брезгуй и заткни уши водорослями.

Девушка расхохоталась ещё громче, запрокинув голову назад. Мужчина молниеносно сел в кровати и набросился на Эйриен, повалив её на спину и нависнув над ней. Он попытался поцеловать её, но она уперлась ладонями и коленями в его крепкую грудь и расхохоталась пуще прежнего. Гондорец гневно прорычал и отвёл её ноги в сторону, наконец-то припав к губам.

— У тебя недостаточно сил, чтобы справиться со мной, — пропел он, легко подавив сопротивление. Девушка сразу замолчала, задохнувшись под тяжестью его тела. Неожиданно раздался стук в дверь.

— Господин Фарамир, — громко позвал стражник из коридора, — к вам Одо. Говорит, что пришёл забрать одежду.

Светловолосая девушка настойчиво отодвинула мужчину от себя и забралась под меховое одеяло, натянув его до самого носа.

— Пусть войдёт, — прокричал военачальник.

Дверь слегка скрипнула, и в комнату вошёл костлявый сгорбленный человек, лысая голова которого блеснула в лунном свете. Он поклонился, повернувшись лицом к кровати, но так и не увидел ни Фарамира, ни Эйриен, скрытых в тени балдахина. Этот слуга был мудр и рассудителен, именно поэтому стал советником Дэнетора. Человек, обладающий не самой приятной внешностью и голосом, был очень хитёр и умён; он знал абсолютно всё про каждого при дворе, любил сплетни и всегда мог извлекать из них собственную выгоду.

— Милорд, — проскрежетал Одо, — уже такой поздний час, я, наверное, разбудил вас. Но у Владыки так много дел, — Эйриен, смотря поверх одеяла, видела, как он, освещённый светом луны, любопытно разглядывает комнату, — мне пришлось помогать.

— Одежда возле камина.

— Да, да, возле камина. Просушить её или порвать на тряпки — решат служанки. Быть может, вы желаете что-то ещё, господин?

— Нет, это всё. Ступай.

— Доброй ночи, доброй ночи, — Одо попятился к выходу спиной, кланяясь на каждом шагу, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в тени балдахина. Как только дверь в комнату закрылась, Эйриен вылезла из-под одеяла.

— Ты не любишь его? — спросила она у Фарамира.

— Он верный слуга моего отца, и я не хочу, чтобы он рыскал по моей комнате.

Утром девушка проснулась раньше Фарамира и, надев платье, волшебным образом появившееся на кресле возле камина, вышла из комнаты. Эйриен спустилась на кухню, где не спеша позавтракала вместе с Эделриэн и Ирет и, как только слуги возвестили о пробуждении Наместника, с подносом оправилась в Колонный Зал. Дэнетор сидел в своём чёрном кресле за пустым столом и гневно смотрел перед собой. Подойдя к нему, девушка поклонилась и пожелала доброго утра, и мужчина на удивление оживился.

Эйриен расставляла тарелки уже со второго принесённого подноса, когда в Зал вошёл Фарамир. Поприветствовав отца и склонив голову, он сел в кресло по левую руку от Наместника и приступил к трапезе.

— Как тебе спалось этой ночью? — спросил Дэнетор, отпивая из кубка и пристально смотря на сына, словно пытаясь углядеть за ним малейшее движение или жест, которые скажут о том, как именно провёл эту ночь новоиспечённый военачальник.

— Хорошо, — просто ответил Фарамир.

— Одо сказал, что твоя одежда была сырая.

— Да, мы попали под дождь, когда возвращались в Город, — невозмутимо произнёс Фарамир и взглянул на светловолосую девушку, которая стояла подле чёрного кресла.

Наместник хмыкнул, поймав взгляд сына.

— Если тебе нравится развлекаться с девками, то развлекайся с ними у себя в кровати! А когда ты снова надеваешь штаны и выходишь из покоев, будь добр, выбрасывай из головы мысли о плотских утехах. Теперь ты военачальник, и в твоей голове не должно быть ничего, кроме мыслей о защите Города. Или ты думаешь, Тёмный Властелин тоже развлекается в Мордоре? Нет, он собирает армию, огромную армию, и когда он нападёт на Гондор, мы не сможем выстоять.

Дэнетор ударил кулаком по столу, отчего серебряная посуда зазвенела; на его лице отразились беспокойство и страх.

— Защита Минас Тирита стала единственной моей целью после отъезда Боромира, отец. Финборн и Хадубранд призвали новобранцев, их смотр состоится уже сегодня.

— В каком часу?

— Около полудня.

— Что же, — безразлично ответил Дэнетор, — хотел бы я посмотреть на тот сброд, который скоро станет защищать Гондор.

Ближе к полудню Фарамир попросил девушку следовать за ним на площадь для тренировок. Он хотел, чтобы Эйриен видела, как обучают новобранцев, но не говорил, зачем ему это понадобилось. Ступив на возвышенность мостовой, они заметили Дэнетора, неторопливо вышагивающего напротив построенных рекрутов. Фарамир, увидев отца, зашагал быстрее.

— ... большая честь оказаться в войсках Гондора, — громко говорил Наместник. — Вы пришли сюда желторотыми юнцами, а выйдете уже настоящими мужчинами, я надеюсь, если военачальник сумеет выстругать из вас солдат.

— Что станет моей целью в ближайшие пять лет, — отозвался Фарамир, встав чуть позади отца.

Дэнетор усмехнулся.

— Этот сброд ещё хуже, чем предыдущий. Твой брат подобрал бы кого надо, а не этих грязных оборванцев. Посмотри на них! Откуда только вы их привели.

— Большинство из них, — в разговор вступил Финборн, — пошли служить по собственному желанию, владыка. Мы не имеем права препятствовать добровольцам.

— Не думаю, что вот этот, — Наместник шлёпнул по круглому животу невысокого пухлого паренька своим жезлом, и юноша сразу выпрямился, — станет таким же статным и широкоплечим, как любой из капитанов Гондора. А вот этот, — он указал золотым набалдашником на худого подростка, — упадёт сразу после того, как целый день будет поднимать мешки с камнями, чтобы укрепить руки.

Эйриен осмотрела каждого новобранца: одни были низкими и полными, другие высокими и сутулыми, третьим едва исполнилось пятнадцать, — и ей стало жаль всех, кто подвергнется большим нагрузкам.

— За годы тренировок, — решительно сказал Фарамир, — многие изменятся, владыка.

— Многие не выдержат, — уточнил Дэнетор. — Не опозорь репутацию своего брата и докажи, что стоишь моего доверия.

Военачальник опустил глаза и склонил голову. Затем поклонились все солдаты, и Наместник, сопровождаемый своей свитой, направился к выходу. Эйриен вдруг поняла, что безумно хочет посмотреть на тренировку новобранцев, и подбежала к Дэнетору.

— Владыка, — сказала она, — позвольте мне побыть здесь немного.

Мужчина сурово посмотрел на неё. Он уже привык, что его младший сын повсюду таскает за собой эту девчонку.

— Делай, что пожелаешь, — сдержанно изрёк Дэнетор, — но за ужином я должен видеть тебя подле моего кресла.

Иногда Наместник мог быть щедрым и отзывчивым. Эйриен, склонив голову, вернулась к Фарамиру, который уже построил новобранцев в ряд и теперь расхаживал перед ними, что-то говоря. Она встала поодаль от рекрутов и стала внимательно слушать гондорца.

— В течение нескольких лет вы не будете держать в руке ничего, кроме меча, — строго говорил он. — Фермеры, конюхи, сапожники, вы забудете все ремёсла, кроме одного — военного. Я ваш военачальник, и мои приказы вы должны выполнять беспрекословно, ибо любое невыполнение приказа будет стоить вам целого дня удвоенной нагрузки или просто грязной работы. После месяца основных тренировок каждый из вас будет определён в одно из четырёх соединений и будет тренироваться уже в соответствии со своим званием. Часовой, страж Цитадели, воин или следопыт — это зависит только от вас. А сейчас мы выясним, на что вы способны.

Слуги принесли незаточенные мечи, стол и пергамент, и Финборн, сев на стул, обмакнул перо в чернильницу. Рекруты удивлённо переглянулись.

— Будете называть своё имя, возраст и брать оружие, — разъяснил капитан и дал Фарамиру понять, что готов.

Сын Наместника прошёлся вдоль ряда новобранцев и осмотрел каждого.

— Ты, — он указал на паренька крепкого телосложения, и тот вышел вперёд.

— Кенрик, двадцать три года, — отчеканил юноша и выбрал себе меч.

— Теперь нужно найти противника под стать тебе, Кенрик, — сказал военачальник и снова оглядел новичков. Он подбирал пары в основном по росту и комплекции, но глаз опытного воина подсказывал также, кто из них умел обращаться с оружием.

— Ты, — Фарамир выбрал ещё одного рекрута, которого Эйриен сразу узнала.

— Улхад, двадцать пять, — лениво произнёс он и, взяв меч, приготовился к дуэли.

Друг её детства очень много двигался, постоянно уворачиваясь от ударов Кенрика, но это выглядело настолько смешно, что светловолосая девушка прыснула. Фарамир не сказал ни слова, наблюдая за поединком, и по его лицу невозможно было определить, доволен он или нет. Наконец Улхад сразил своего противника и, высокомерно посмотрев на Кенрика, вернулся в строй.

Затем были вызваны ещё два рекрута, на этот раз тучные и неповоротливые: по ним было видно, что они не были теми добровольцами, о которых говорил Финборн. Юноши даже понятия не имели, что нужно делать с оружием, и военачальник, коротко кивнув капитану, разрешил им вернуться на места. Вскоре почти каждый из новобранцев был внесён в список.

— Ты, — сын Наместника указал на невысокого парнишку. У него были глубоко посаженые умные глаза, широкий подбородок и прямые плечи; он казался моложе и меньше всех остальных.

— Сиден, милорд, — его голос был тонким, а лицо — чистым и гладким.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Семнадцать? — удивился Фарамир. — Не прибавил ли ты себе лет пять, мальчик?

— Мне семнадцать.

Эйриен улыбнулась: ей понравился этот рекрут. Новобранцы в строю шептались и насмешливо смотрели на него, но юноша держался непринуждённо и стойко, а военачальник молчал, осматривая его.

— Господин, — видя замешательство Фарамира, сказал рекрут, — я сирота и не умею ничего, кроме того, чему учил меня брат. Он был солдатом Гондора, но погиб, и теперь у меня есть только желание занять его место в войске.

— Хорошо. Вставай в пару с ним.

— Ордгар, девятнадцать лет, — высокий стройный юноша вышел вперёд и взял меч.

Этот поединок был последним, и сын Наместника подошёл к Эйриен.

— Как думаешь, кто выйдет победителем? — спросил мужчина.

— Конечно же Сиден.

— Он пришелся тебе по душе?

— Я бы сказала иначе: он единственный из них, кто достоин стать одним из твоих следопытов. Храбрый и ловкий, посмотри, — улыбнулась она и указала на юношу.

Он был быстр и увёртлив настолько, насколько силён в атаке и нападении, поэтому ему не составило труда расправиться со своим долговязым противником. Фарамир остался бесстрастным к его победе и подошёл к Финборну.

— Теперь капитан покажет вам пару приёмов, — сказал военачальник, — и, когда я вернусь, будьте готовы показать их мне.

Сын Наместника ушёл в другой конец тренировочной площади к следопытам, уже заканчивающим своё обучение. Если новобранцев брали только на непродолжительные вылазки на территорию врага, давая возможность столкнуться с противником лицом к лицу, познакомиться с ним и изучить его повадки, то воинов-выпускников уже записывали в регулярную армию, где они и проходили последний год своего обучения, поэтому отношение к ним было крайне щепетильное. Эйриен села на скамью возле крепостной стены и стала наблюдать за действиями Финборна. Сначала он сверился со списком и отправил тех, кто ни разу не держал в руке меч, на другую площадку к Хадубранду, который будет учить их самым азам. Затем капитан стал показывать шаблонные формы нападения и отражения атаки; новобранцы тут же повторяли за ним. А Фарамир что-то объяснял следопытам и чем-то постоянно их веселил. Гондорец общался со своими солдатами легко и непринуждённо, и Эйриен с грустью подумала, что ему интереснее сражаться с ними, чем с ней.

Девушка, слушая Финборна и смотря на неуклюжих и смешных рекрутов, даже не заметила, как пролетело время, и вернулся военачальник. Он проверил, как новички справились со своим заданием, и, оставаясь бесстрастным к их успехам, приказал им встать к манекенам. Новобранцы пребывали в недоумении: они думали, что Фарамир похвалит их и разрешит немного отдохнуть.

— Но, — выкрикнул кто-то из толпы, — мы устали и хотим есть.

— Выйди вперёд и повтори, что ты сказал, — строго сказал сын Наместника.

— Мы устали и хотим есть, — повторил невысокий юноша из первого ряда.

— Финборн, покажи этим рекрутам, где они проведут сегодняшний вечер. Будете держать брусья на плечах до тех пор, пока не поймёте, что приказы нужно выполнять.

— Но, — возмутился один из них, — у меня не хватит сил! Тем более на голодный желудок, тем более я...

— Значит, на одного новобранца станет меньше, — безразлично прервал его военачальник. — А теперь все за работу.

Приставив ещё одного капитана к новичкам, Фарамир предложил Эйриен прогуляться по улицам Минас Тирита. Но даже когда он не исполнял свои служебные обязанности, он оставался строгим и властным. Светловолосая девушка всегда восхищалась им: он интересовался музыкой, древними сказаниями, которые читал на эльфийском или переводил на вестрон, знал историю и увлекался науками, но при этом был храбрым воином и уверенным предводителем. Он был абсолютной противоположностью брату, по которому Эйриен уже успела соскучиться. По воле случая или нет, но Фарамир как раз заговорил о Боромире. Девушка любила слушать смешные истории из их детства про то, как братья доставляли немало хлопот своему отцу, издевались над учителями и наставниками и сбегали с уроков. Но время близилось к ужину, и гондорец предложил вернуться к новобранцам, чтобы проверить их, посмотреть на их ошибки и отпустить до утра.

Первый рекрут, к которому они подошли, весь покрылся потом и тяжело дышал, усердно рубя мечом манекен, который вертелся и норовил ударить деревянным цепом.

— Ты мало двигаешься, — подсказал Фарамир, — и сжимаешь рукоять слишком сильно. Только руки устают.

— Меч тяжёлый, господин, — пыхтя, отозвался юноша, — боюсь, что он выскользнет.

— Не думай об этом, и он не упадёт, — мягко произнёс сын Наместника, и они пошли дальше.

Как же обрадовалась Эйриен, когда увидела, что они направляются к Сидену. Ей понравился этот отличающийся от других паренёк, она разглядела в нём что-то близкое её интересам и поняла, что хочет помогать ему.

— Неплохо, — безразлично сказал Фарамир, — но тебе нужно быть увереннее.

Вскоре к ним присоединился Дамрод, верный помощник и правая рука предводителя следопытов Итилиэна. Мужчины принялись обсуждать новичков, их способности и распределение, и девушке стало скучно. Эйриен смотрела себе под ноги и думала о предстоящих праздниках, как вдруг Дамрод громко прыснул. Она подняла глаза и увидела Улхада, выделывающего какие-то замысловатые комбинации перед манекеном. Даже Фарамир выглядел сбитым с толку и явно недовольным, а парень из всех сил старался произвести впечатление и доказать, что владеет мечом.

— Тебе бы танцевать, а не сражаться, — озвучила девушка общие мысли, и рекрут зло посмотрел на неё. — Зачем так много двигаться? Ты сам подставляешься под удар.

— Откуда девчонке знать это? — выплюнул Улхад. — У женщин нет способностей к военному делу, и не тебе говорить мне о тактике. Вас учат только готовке и домоводству, не лезь ко мне со своими глупыми советами.

— Она знает намного больше, чем ты, юнец, — прорычал Дамрод.

— Может, — насмешливо протянул новобранец, — мне тоже разделить ложе с военачальником, чтобы узнать больше?

Эйриен раскрыла рот от возмущения и судорожно пыталась подобрать слова, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Юноша перешёл все границы дозволенного, разговаривая таким тоном перед капитаном и военачальником. Его задело то, что девчонка посмела сделать ему замечание. Улхад довольно ухмыльнулся, наслаждаясь её замешательством и унижением, и с вызовом посмотрел на Фарамира. Тот выглядел спокойным, но в его глазах затаилась угроза.

— Ты забываешься, солдат, — резко заметил он.

— По-моему, забывается она, когда пытается влезть в мужские разговоры.

— Да как ты смеешь перечить... — вспылил Дамрод, но военачальник жестом приказал ему замолчать.

— Наверное, он устал и хочет отдохнуть, — вслух размышлял Фарамир, властно смотря на Улхада. Ему не раз попадались высокомерные мальчишки, которые считали, будто знают всё и не нуждаются в наставлениях, но сын Наместника всегда находил мягкий подход к каждому из них. Но с этим наглецом будет совершенно по-другому. — Тогда я просто вынужден предоставить тебе отдых. Ты должен будешь выяснить, сколько леди, скажем, от пяти до двенадцати лет проживает в Минас Тирите. Затем ты выстругаешь для каждой из них деревянный меч и преподнесёшь им в дар. По-моему, это отличный шанс для девушек обучаться военному делу наряду с готовкой и домоводством. Как считаешь?

— А если я не сделаю этого? — спросил новобранец и бросил своё не заточенное оружие к ногам мужчины.

— О, я думаю, что ты сделаешь, — уверенно произнёс Фарамир, скрестив руки на груди. Он чуть заметно кивнул солдатам, стоящим на карауле, и вместе с Улхадом направился к ним. Дамрод неожиданно расхохотался.

— Делать деревянные мечи? Единый подтвердит, это что-то новенькое!

— В детстве Улхад был куда умнее и послушнее, — печально отозвалась Эйриен. — Трудно с ним придётся.

— Военачальник сумеет обуздать его нрав, миледи. Этот юнец ещё не раз поклянётся ему в верности.

Летели дни, и в Гондор пришёл последний месяц лета. Почти всё свободное время сын Наместника проводил за тренировками новобранцев и подготовкой их к распределению. Эйриен всегда была рядом с ним; иногда он позволял ей наблюдать за обучением, но в основном девушка сидела на скамье и читала книги, которые ей приносил Фарамир.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе, госпожа? — раздался тонкий голосок, и девушка устало подняла голову.

Она уже битый час пыталась перевести с синдарина стих. Перед ней стоял Сиден, ничуть не окрепший за месяц упорных тренировок, но ничуть не уступавший в силе и ловкости своим сослуживцам.

— О, прошу, не называй меня так, — протестующе затрясла рукой Эйриен и улыбнулась.

— Мне так неловко называть тебя по имени...

— Глупости! Мы же друзья. Давай, присаживайся рядом со мной, Сиден, — дружелюбно сказала девушка, и парень сел на скамью, заглянув в книгу. Нет, он пока не понимал ни единого слова на незнакомом языке. — Ничего, я тоже плохо знаю синдарин. Когда ты попадёшь в отряд следопытов Итилиэна, тебя станут учить ему. Ах, как я тебе завидую!

— Не думаю, что... Постой, — юноша с подозрением посмотрел на Эйриен, как вдруг его взор просветлел, а на лице появилась радостная улыбка.

Девушка звонко рассмеялась, и Сиден подхватил её смех, в порыве счастья обняв её.

— Я мог об этом только мечтать! Спасибо, спасибо тебе!

— Это полностью твоя заслуга, — Эйриен отстранилась и посмотрела в его умные карие глаза. В нём было что-то странное, и сам он был странный и совсем не похожий на остальных новобранцев. Но было в нём что-то знакомое, какая-то лёгкость в его движениях, что-то близкое в общении и проявлении эмоций. — Фарамир с самого начала выбрал тебя, Сиден. Ты сумел оправдать его надежды.

Сиден опустил голову и улыбнулся искренне, по-детски. В этот момент девушке показалось, что знала она его очень давно, как знала своих старых друзей, и так же хорошо, как знала себя.

Прошло знойное лето, наступила тёплая осень, время сбора урожая. Октябрь выдался всем на удивление, а некоторым на омерзение, жарким с сильными вечерними ливнями и грозами. Жители Минас Тирита пребывали в отличном настроении и готовились праздновать самый жизнерадостный, щедрый и хмельной праздник людей Запада — Праздник Урожая. Улицы крепости были украшены красными, оранжевыми, жёлтыми цветочными гирляндами, золотистые флажки были повешены на двери каждого дома; таверны и трактиры, из открытых окон которых слышались песни и пьяные выкрики, работали даже в ночное время. Пройдёт ещё неделя, и во всём городе развернутся шумные гулянья, танцы и пышные пирушки, а пока Минас Тирит затаился в ожидании самых главных гостей этого праздника — жителей Анбейлукора.

Южному народу с давних времён были открыты все торговые пути в Гондор, однако друзьями северных людей они не были никогда. Гюнейлинцы не вмешивались в политические дела своих соседей, в особенности харадрим, и предпочитали оставаться на нейтральной стороне, из поколения в поколение торгуя с мирным населением. Каждые десять лет в дни Урожая южане пересекали границу Гондора и присоединялись к празднованию, привозя с собой удивительные товары, драгоценные камни, угощения, диковинных животных и прелестных танцовщиц.

В третий день праздника запрещался любой труд, поэтому слуги могли без разрешения покинуть своих господ и насладиться представлением, которое развернули гюнейлинцы на улицах Минас Тирита. Эйриен была безумно рада, что наконец-то смогла избавиться от пристального взгляда Наместника и угнетающей обстановки Цитадели и выбраться на воздух. В прошлый раз южане приезжали, когда ей было двенадцать, поэтому она смутно помнила, почему жители Крепости так ждут гостей, и теперь шла по улице, разинув рот от восхищения. На белокаменных мостовых была гурьба народа, повсюду висели осенние украшения, у ярких палаток и прилавков собрались длинные очереди; стоял невероятный шум и гам, люди толкались, отовсюду слышались музыка и непонятная речь, которую Эйриен нашла довольно грубой и некрасивой. Девушка видела в толпе смуглые лица и тёмные глаза южан, одетых в красно-оранжевое, отчего всё вокруг сливалось в одно большое яркое пятно. Она была в восторге, а Фарамир, идущий рядом с ней, был невозмутим и сурово смотрел по сторонам. В такой праздник жестоко карались любые злодеяния, поэтому жители старались не буянить, но стражи Гондора всё равно была начеку. Военачальник был облачён в тёмно-синие парадные одежды с изображением Белого Древа, а на талии одиноко болтался чёрный кожаный ремешок для ножн.

— Каждый солдат в Минас Тирите должен быть безоружен. Мы должны проявить своё радушие, а не встречать гостей с оружием на поясе, — сказал Дэнетор за утренней трапезой, медленно попивая вино из своего кубка.

— Недобрые люди воспользуются этим, отец, и, поверь моим словам, безопасность жителей будет под угрозой, — строго ответил военачальник.

— Поверить твоим словам? — Наместник усмехнулся, а его глаза зло сверкнули. — Ты не заслуживаешь моего доверия, чтобы я мог следовать твоим советам. Твоему брату удалось поддержать порядок десять лет назад и без меча, так что не опозорь меня в его отсутствие.

— Тогда стоило бы оставить Боромира подле себя, отец. Он бы сослужил тебе достойную службу, а я бы впредь не расстраивал и не раздражал тебя своим присутствием, — горько молвил Фарамир, встал из-за стола и зашагал прочь.

Эйриен знала, что ему совсем не нравилось распоряжение Дэнетора, и понимала, что за спокойствием гондорца скрывается гнев и обида. Слишком много горя причиняет отец своему сыну и совсем не бережёт его.

В толпе, сквозь которую пробирались Фарамир и Эйриен, сновали южные торговцы, предлагая сомнительного вида товары, бегали дети, разодетые в чужеземные костюмы, шатались выпивохи, заваливаясь на прохожих; прямо на улицах танцевали одетые в бедлу прекрасные танцовщицы, ритмично покачивая бёдрами и делая змеевидные движения руками.

— Тебе не интересно? — спросила Эйриен, заметив, как безразлично смотрит сын Наместника на всё вокруг.

— Будь моя воля, да, я бы ушёл отсюда, — прямо ответил мужчина. — Не может душа веселиться, когда на ней тяжёлым грузом висит уныние. Но если я оставлю тебя, боюсь, некому будет остудить твой интерес к нашим гостям. Идём, впереди ещё много нового.

Несмотря на грустный голос, глаза гондорца засияли озорством, и он, скромно приобняв девушку за плечо, повёл сквозь торговые ряды. Эйриен почувствовала, как заливается краской.

Они побывали у небольшого навеса, где продавались лакомства, на вид приятные и не очень, которые девушка даже не решалась попробовать. Фарамир лишь тихо смеялся над её выражением лица и рассказывал забавные истории из своего детства, связанные со сладостями, а Эйриен вспоминала, как десять лет назад стояла здесь же, а рядом с ней — её отец. Тогда он был главным мужчиной в её жизни, а теперь сын Наместника занял его место. Какая ирония судьбы, подумала девушка, но на сердце стало больно и грустно.

Они останавливались у палаток с тканями яркого цвета, поразительно мягкими и приятными на ощупь. Затем — у прилавков с фигурками животных, растений, людей из разных материалов: дерева, металла, янтаря и слоновой кости. Гюнейлинцы были очень добродушны и приветливы, задаром отдавали интересовавшимся прохожим кое-какие безделушки из своего товара, но чем больше девушка общалась с ними, тем больше темноглазые и хитрые на вид южане пугали её.

— Эй, красавица, — кто-то окликнул девушку, и она обернулась. В тёмном переулке между домами раскинулся шатёр, который ни Фарамир, ни Эйриен сразу не заметили. Женщина, одетая в чёрные одежды, манила к себе рукой, а её глаза таинственно блестели. — Не проходи мимо, смотри, какие драгоценности у меня есть.

Позади торговки девушка увидела стеллаж с соблазнительно поблёскивающими украшениями. Если у других прилавков было полно народу, то здесь не было никого, и Эйриен это насторожило. Она повернулась к Фарамиру, застывшему в размышлениях и пристально разглядывающему двух воинов у входа в шатёр, а затем услышала короткий приказ женщины. Подозрительные мужчины пошли вверх по улице, военачальник заметно расслабился, и девушка расценила это, как разрешение подойти.

— Не бойся, не бойся, дитя, — приговаривала южанка с ужасным акцентом, рассматривая Эйриен, широко улыбаясь почти беззубым ртом. Когда острый взгляд женщины остановился на кулоне из лунного камня, она поражённо воскликнула: — О! Какая замечательная вещь! У юной леди хороший вкус, очень хороший. Такую красоту непросто достать, очень не просто. Посмотри сюда, эти серьги прекрасно подойдут тебе.

— Простите, я не любительница украшений, — протестующе замахала руками девушка и развернулась, чтобы уйти, но наткнулась на Фарамира.

— Хм, интересно, очень интересно, — размышляла торговка, с поразительной быстротой сделав шаг в сторону, чтобы получше осмотреть военачальника. — Благородный алмаз, по-вашему адамант, как и его обладатель, великолепное кольцо... — Она говорила с интонацией знающего человека, а Эйриен следила за тем, как меняется выражение лица женщины. — Не смотрите так на меня, не надо. Старая Джума много видела, она не скажет плохого, она всё знает о блестящих каменьях. Вот у нас алмазов нет, и они стоят ещё дороже, чем все мои драгоценности. Дорого-дорого мы продаём их вам, у вас нет того, что есть у нас. Но покупают много, покупают по несколько штук. Богатые знатные дамы своим дочерям и подругам, да, да...

Под конец её речь стала совсем бессвязной и тихой, а глаза потускнели, как бывает в моменты задумчивости, и смотрели на Фарамира совсем отстранённо. Тот в свою очередь смотрел на неё пристально и неприязненно, но не выявлял желания уйти; даже Эйриен, несмотря на всю странность гюнейлинки, почему-то прониклась к ней интересом. Неожиданно кто-то коснулся её плеча, девушка резко развернулась и увидела молоденькую улыбающуюся южанку. На её раскрытой ладони лежал тонкий браслет; глаза насыщенного зелёного цвета словно глядели в душу, отчего внутри у Эйриен всё перевернулось. Торговка тут же разразилась проклятиями на своём грубом языке, но её помощница не двинулась с места, по-прежнему настойчиво протягивая вперёд руку с украшением.

— Нет-нет, не нужно, — вежливо отказалась светловолосая девушка.

— Тебя никто не спрашивает, нужно или нет, — заворчала Джума. — Бери, раз дают! Билге не всем дарит подарки, она не ошибается ни в выборе, ни в человеке. Забирай, дитя, и уходи.

— Странные они, народ Юга, — задумчиво говорила Эйриен, рассматривая тонкий браслет из лунного камня, красовавшийся на её запястье. Её безумно радовал и прельщал этот подарок, голубой цвет которого тускло сиял на солнце. — Некоторые пугают своими чёрными, словно ночь, глазами, а над некоторыми хочется смеяться.

Фарамир хмыкнул.

— Да, это так. Но не встречал я более ласковых и учтивых жителей Нижних стран*, чем гюнейлинцы.

— Неужели? — съязвила девушка. — Кто-то так пристально смотрел на ту торговку, словно хотел испепелить её взглядом. Или ты таким образом выказывал ей своё уважение?

Мужчина рассмеялся, неожиданно резко остановился, а его ясный взор сделался твёрдым.

— Говорят, что многие из них знакомы с чёрной магией, которой увлеклись однажды, как увлёкся тот, чьё имя не будет названо, — заговорщически прошептал мужчина, а Эйриен затаила дыхание в предвкушении истории. — Украшениями маги приманивали жадных и алчных людей, убивали их, а их души заточали в драгоценности. Кто знает, может та торговка хотела твою душу.

— Ты хочешь сказать, что я ношу на запястье чью-то... душу? — девушка судорожно сглотнула и уставилась на свой браслет. У него и вправду было какое-то мертвенно-бледное свечение, а голубой цвет лунного камня только усиливал опасения. Она перевела тревожный взгляд на гондорца, непоколебимо смотрящего на неё, и подозрительно прищурилась. — Ты снова шутишь!

Фарамир расхохотался, а Эйриен слабо улыбнулась, довольная его оживлением.

— Нет, не шучу, — сурово сказал он, — но не верю в эти...

— Военачальник Фарамир! — раздался громкий голос со стороны, и к гондорцу подбежал запыхавшийся солдат. Наклонившись, он уперся ладонями в колени и перевёл дыхание. Затем он начал говорить, но светловолосая девушка не поняла ни слова: разговор мужчин шёл на синдарине.

— Дела не требуют отлагательств, — вздохнул сын Наместника, развернувшись к Эйриен. Она коротко кивнула, Фарамир склонил голову и бодро зашагал вверх по улице.

Вздохнув, девушка осмотрелась. Она ещё не побывала у половины торговцев и хотела посмотреть товары, которые не успела, но, поняв, что проголодалась, отбросила в сторону мысль о прогулке. Только Эйриен двинулась с места, как чьи-то ладони закрыли ей глаза, и тонкий голос раздался над ухом:

— Gen suilon! Приветствую тебя!

Девушка убрала чужие руки с лица и, развернувшись, увидела Сидена.

— Suilad! Привет! — она бросилась в его объятья, рассмеявшись.

Давно она не видела своего друга: после того, как парень попал в отряд следопытов, он очень много времени уделял тренировкам и освоению новой техники боя. Но проделанный труд, кстати, не прошёл даром: юноша немного окреп и научился говорить на синдарине. Фарамир рассказывал, что он делает большие успехи в освоении языка, и Эйриен удивлялась, откуда у парня такая страсть к обучению, ведь считала, что мальчишкам не нужна учёба, только меч подавай. Теперь Сиден стоял перед ней в коричневых одеждах новобранца, которые отлично сидели на нём; его каштановые волосы чуть ниже плеч развевал лёгкий ветерок, а умные карие глаза смотрели уверенно и насмешливо. Он был таким стройным и приятным на вид, что молоденькие девушки томно вздыхали, глядя на юного воина.

— Как тебе праздник?

— Mae! Отлично! — воскликнул парень и, немного подумав, добавил, запинаясь: — Edain charadren bangar vach vain. Южные люди продают дивные товары.

— Эм, — замялась девушка, — я поняла, что ты сказал на синдарине, но не совсем поняла, что ты сказал. Прошу, не разговаривай со мной на нём, я начинаю жалеть, что не родилась мужчиной и не стала следопытом. — Она шутливо насупилась, а Сиден коротко рассмеялся. Его взгляд стал словно виноватым, но Эйриен не придала этому значения. — Вам можно и воевать, и...

— Не обязательно рождаться мужчиной, чтобы добиться этого.

— Ну а как же ещё? — в ответ на слова девушки парень промолчал, но многозначительно пожал узкими плечами. Она обречённо вздохнула, но тут же оживилась:— Идём, я жутко голодная!

По дороге в таверну они заглянули в несколько палаток, возле которых длинными очередями выстраивались модницы, где продавали красивые платья из лёгких материалов и южную одежду. Эйриен даже присмотрела себе пару нарядов, но Сиден привёл столько аргументов не в их пользу, что девушка тут же передумала их покупать, полностью согласившись с юношей. Она давно заметила и перестала удивляться тому, что вкусы её друга полностью совпадают с её собственными: то, что нравилось ей, нравилось ему, и наоборот. Сиден всегда с удовольствием выслушивал её, подсказывал и помогал советами, когда требовалось. Эйриен рассказывала ему всё: про Фарамира, про свои личные переживания, — и могла не бояться, что парень посмеётся над ней или выдаст кому-то все её тайны. Одним словом, девушка полностью доверяла ему и была безумно рада, что нашла такого идеального друга.

Наевшись в таверне праздничных угощений, Эйриен, полная сил, уговорила Сидена погулять ещё немного. Как только они вышли из помещения, они увидели ужасное столпотворение внизу улицы. Оттуда доносились недовольный ропот и выкрики, и светловолосая девушка беспокойно посмотрела на своего друга: эти звуки не походили на праздничные приветствия. Юноша, нахмурившись, быстрыми шагами направился в ту сторону, а Эйриен засеменила рядом. По мере того, как они подходили к месту, она замечала, что стражники тоже пробираются сквозь толпу, а голоса жителей становятся всё более возмущёнными. Девушка взяла Сидена за руку и быстро вывела в первый ряд толпы. В середине образовавшегося полукруга стояли старая торговка драгоценностями, полная женщина с раскрасневшимся лицом и Фарамир, чуть позади него — стражники.

— ...и третий день его уже нет! — задыхаясь от духоты, говорила жена мясника и прикладывала платок к потному лбу. Сын Наместника сурово смотрел на неё и внимательно слушал, скрестив руки на груди. — Я знаю, знаю, что он заходил к ней, к этой маленькой шлюхе!

— Не смей говорить так про мою Билге! — прикрикнула на неё Джума. — Она порядочная девочка!

— Знаю я, зачем вам понадобился мой муж! Ух, убийцы! Наверное, колечко его приглянулось! Семейная реликвия, которую вы сняли с его тела вместе с пальцем и уже продали какому-то растяпе!

— Чушь! Чушь! — словно старая ворона, закаркала торговка. — Я никого не убивала! Мы никому не желаем зла! Ты лжёшь!

— Успокойтесь, леди, — голос Фарамира неожиданно спокойно раздался посреди этой перепалки, и даже люди в толпе затихли, ожидая дальнейших действий от военачальника. — Давайте будем вежливыми и честными друг с другом. — Он обратился к упитанной жене мясника, и та смутилась.

— Рипта, милорд, — она раскраснелась ещё больше. — В первый день Урожая я как обычно работала в лавке, а Диран, мой муж, ушёл в город на праздник. Наступил уже вечер, он всё не возвращался, а я не придала этому значения, подумав, что он опять где-нибудь напился дешёвого эля и завалился спать. Прошёл ещё день, его всё не было, но и тогда я не стала беспокоиться и лишь вышла в город посмотреть на чужеземцев да на их товары. И Луивен, подруга моя, когда мы с ней встретились, обмолвилась словечком, что видела, как мой пьяница заходил в их шатёр.

— Да-да, так и было, — отозвалась худая женщина позади Фарамира.

— А мой-то, человек разгульный, а эта черноволосая очаровала дурака-то да и перерезала глотку!

— Ложь! Ложь! — завопила торговка, но военачальник жестом приказал ей замолчать.

— Ой, — отмахнулась Рипта, кажется, забывшая о главной черте гондорского характера — учтивости, — знаю я, что вы убиваете, а несчастные души запираете в свои побрякушки, да ещё и продаёте честным людям. А мой несчастный Диран, где же он теперь?

— В каком-нибудь сарае лежит пьяный, — насмешливо выкрикнул кто-то из толпы, после чего некоторые захохотали. — Все знают, что он всегда пропадает на праздники, а ты потом причитаешь, что его убили.

— Было ли такое, что мясник заходил к вам в шатёр? — требовательно спросил Фарамир, обратившись к Джуме.

— Откуда мне знать? На лбу же у него не было написано, что он мясник. Много, много людей приходило, но всех я не помню... — вжав шею в плечи, говорила она и нервно теребила пояс своего платья. Серые глаза молодого военачальника смотрели на женщину твёрдо и властно, и из её горла вырвался странный клокочущий звук. — Заходил! Заходил! От него ещё пахло так неприятно, кровью... Добрый человек, с чистой душой, не зря Билге подарила ему лунный камень, а она не ошибается: всегда-всегда видит хороших людей и плохих. Дар у нас такой есть, ещё от предков остался.

— Можно ли поговорить с ней? — спросил Фарамир.

— Девочка не говорит с детства, милорд, — пожала плечами Джума, а на её лице отразилось мрачное удовлетворение.

От этого Эйриен стало не по себе. Теперь она окончательно признала то, что гюнейлинцы пугают её своими зловещими тайнами, скрывающимися в чёрных глазах. На месте военачальника она бы, не задумываясь, бросила торговку вместе с её слугами в темницу: настолько подозрительно себя вела эта южанка.

— Была ещё малышкой, когда ей отрезали язык. Я могу её позвать, но она вам ничего не скажет. Девочка не в себе, и большое количество народа может напугать её.

Женщина крикнула на своём грубом наречии, и из шатра за её спиной вышла зеленоглазая девушка в сопровождении двух южных воинов. Она подошла к Джуме, и та приказала своим стражникам уйти. Билге поклонилась Фарамиру и улыбнулась Эйриен, заметив её в толпе. Военачальник, внимательно и с сожалением осмотрев южанку, подозвал к себе Гальбу, начальника городской стражи, и велел ему разогнать толпу, чтобы Фарамир мог спокойно продолжить. Он был почти уверен в том, что мясник действительно мёртв, но сомневался, что это дело рук гюнейлинцев. Присутствие Боромира сейчас было бы спасением; военачальник тосковал по брату. Но больше всего заботило и расстраивало мужчину то, что всю вину за случившееся Дэнетор переложит на своего младшего сына и его якобы неопытность и невнимательность.

Размышления были прерваны мычанием и сдавленными стонами Билге: девушка, не в состоянии сказать, показывала пальцем на высокого человека, уходившего вслед за толпой, подносила ладонь ко рту и хваталась за горло.

— О! — воскликнула Джума, заметив жест своей помощницы. — Этот приходил вместе с мясником. Да-да.

— Криптор? — спросила Рипта. — Он мой брат.

Сиден, оставшись вместе с Эйриен возле Фарамира, остановил высокого, чуть сгорбленного мужчину и подвел к военачальнику.

— Да, был я с ним, — сказал он низким голосом. — Заходил он вчера к этой торговке, а я остался ждать его на улице. Ну, знаете, господин, запах в этих шатрах жуткий: травы жгут да табак курят. Долго я ждал, да потом и ушёл. Диран не первый раз заходил к ней, да пропадал там надолго. Понятное дело, чем они там занимались, и я никогда не ждал его, — Криптор тихо рассмеялся, а Фарамир устало потёр шею. Расследование займет больше времени, чем он предполагал: зацепиться пока было не за что.

— Ничем они не занимались! Только приносил он ей всякие вещички интересные да показывал их. А кулончик-то, — протянула Джума, указав на Криптора, — это тот, который Билге подарила мяснику.

— Да, господин, — отрезал мужчина. — Говорил, что хочет отдать своей жене, но оставил его мне, уж не вспомнить, когда, да забыл, видимо.

Он протянул украшение из лунного камня сестре.

— Оно мне не нужно, — фыркнула Рипта, и скрестила руки на груди. — Воротит меня теперь от всяких украшений.

— Но-но! — запротестовала старая южанка. — Таких каменьев нигде больше не сыщешь. Радоваться должна, что такой дар тебе предлагают. Сама ведь говорила, что дорого они здесь стоят, так продала бы и купалась в роскоши.

— Ты у меня в собственной крови купаться будешь, если не замолчишь!

— Леди, спокойнее, — жёстко сказал Фарамир, и его глаза посуровели.

Он подозвал к себе Сидена, что-то прошептал ему на синдарине и велел Рипте показать юноше свои владения и позволить их осмотреть. Затем он начал говорить с Джумой, но Эйриен уже не слушала: ее слишком запутали все эти разговоры. Девушка стала пугаться, а вдруг браслет, который подарила ей Билге, тоже снят с какого-то трупа, как и все продающиеся украшения? Ей казались подозрительными все: и торговка с помощницей, и брат с сестрой.

Эйриен заметила Билге, стоящую в стороне и отстранённо смотрящую на Криптора. Мужчина же смотрел на неё исподлобья и с такой злостью, будто она была виноватой в убийстве. Девушка вдруг догадалась, как можно пообщаться с немой гюнейлинкой, подвела к скамье и дала в руки перо и чистый пергамент.

Фарамир попросил Эйриен вернуться к своим делам, а ночью остаться дома, принял от неё пергамент с закорючками Билге, приказал стражникам осмотреть переулок за шатром и завёл разговор с Джумой. Он видел, что она говорила с ним честно и открыто, не пыталась схитрить или умолчать о важном, как в самом начале. У нее были свои личные секреты, которые не представляли для него никакого интереса.

Плотный полог гулко хлопнул на ветру, и в палатку зашёл стражник, поклонился и позвал Фарамира в переулок. Поблагодарив Джуму, сын Наместника тут же направился туда. В середине тёмной узкой улицы кучкой стояли воины и вытаскивали из старой прогнившей телеги камни и солому, отбрасывая их в сторону. Подойдя к солдатам, Фарамир принял у одного из них факел и, когда стражники дали понять, что повозка очищена от мусора, заглянул внутрь. «Из-за чего же тебе пришлось расстаться с жизнью, Диран?» — спросил он про себя, увидев мертвенно-бледное лицо мясника с посиневшими губами и стеклянными глазами, смотревшими в небо.

Этой ночью гондорец не спал и сидел за столом, рассматривая рисунки немой Билге и пытаясь понять хоть что-то. Сомнения у Фарамира относительно старой торговки, конечно, были, однако он больше склонялся к тому, что тайны Джумы и её помощницы связаны вовсе не с убийством, а с боязнью быть несправедливо осужденными. Даже Дэнетор на вечернем Совете, хоть и был недоволен сыном из-за того, что тот не уследил за порядком в один из самых главных праздников, но согласился с ним в невиновности южан. Если военачальник пришёл к такому выводу, рассуждая логически и основываясь на доверии к ним, то Наместник не взял их под стражу только потому, что они были гостями страны. Никогда прежде гюнейлинцы не попадали в немилость, поэтому пользовались уважением у древних правителей города, которое сохранялось до сих пор, и арестовать южанку, да ещё и казнить за убийство, было бы равносильно предательству со стороны Гондора. Именно так и считал Дэнетор, считал, что он не ошибается и поступает правильно, закрывая это расследование и запрещая сыну действовать. Фарамир же догадывался, что это было необходимо для того, чтобы люди не паниковали в такой праздник, и в глубине души поддерживал отца, но не понимал, почему его некогда мудрые решения стали отчасти безумными и несправедливыми. А Наместник, каждый день уединяясь в Белой Башне и заглядывая в Палантир, видел лишь разрушения и бесчисленные армии Тёмного Властелина и его союзников, поэтому не хотел заводить ещё одного врага в лице гюнейлинцев...

Следующим утром, сделав перерыв между проверкой новобранцев, Фарамир решил ещё раз поговорить с Джумой: всё-таки он принял решение довести дело до конца, несмотря на запрет Дэнетора. Погрузившись в раздумья, гондорец шёл к шатру, поэтому не сразу заметил возле него слуг отца; плотным полукругом они стояли возле входа в палатку, а Одо отсылал всех любопытных прохожих, говоря что-то весьма убедительное, судя по тому, что люди уходили оттуда с безразличными лицами. Быстрым шагом Фарамир подошёл к шатру, в который Одо пропустил его почему-то нехотя, и зашёл внутрь. На него сразу повеяло тёплым, провонявшим специями воздухом, а в нос ударил противный сладковатый запах крови: в центре, на полу посреди драгоценностей, в красной луже лежала Билге.

— Зачем ты пришёл сюда? — раздался строгий голос Дэнетора, и военачальник отвёл взгляд от тела южанки. Он непонимающе посмотрел на сурового правителя, в голосе которого сквозило с трудом сдерживаемое бешенство. — Я не велел тебе приходить.

— И ты хотел закрыть расследование, отец? — спокойно спросил Фарамир. — Убит мясник, убита невиновная девушка, и ты просто хочешь не придавать этому значения? А если пострадает кто-нибудь ещё?

— Если кто-то хотел отомстить ей, то сделал это. Я уже закрыл расследование, и не намерен пугать жителей расспросами о каком-то безумце, который оказался всего-навсего вором, — Наместник указал на рассыпанные украшения и приказал Одо позвать стражников. — А ты забудешь про всё это и вернёшься к своим прямым обязанностям, понятно? Хоть раз выполни просьбу отца так, как нужно, а не так, как тебе заблагорассудится.

— Ты говоришь «просьба», но на самом деле приказываешь.

— Пойми, — повысил голос Дэнетор, но в нём прозвучала нежность, обычно присущая отцовским наставлениям, — что правление городом непростая вещь, и владыкам приходится идти на крайние меры, чтобы сохранить порядок. Я исправляю твои промахи, которые бросают тень на меня и Минас Тирит. Я всегда умел принимать суровые решения, и тебе следует поучиться этому. Ты слаб, твой брат никогда не был таким. Ох, Боромир, ты бы не допустил убийства прямо у себя под носом!

В шатёр вошли вооружённые воины и довольно улыбающийся Одо. Он подошёл к Джуме, стоящей в углу, сочувственно похлопал её по плечу, протянул небольшой кожаный мешочек с монетами и вернулся к Наместнику.

— Всё готово, владыка, — проскрежетал он и, заведя руки за спину, уставился на Фарамира.

— Людям будет приятно узнать, что убийца нашёлся, — воодушевлённо сказал Дэнетор. — Повесьте объявления о казни той, которая причастна к этому. Рипта, жена мясника, будет обезглавлена за совершение преднамеренного злодеяния в дни Праздника Урожая, поддавшись порыву мести за своего мужа, убитого и обворованного душевнобольной Билге. Прикажите воинам арестовать преступницу, военачальник.

— Так вот на какую меру ты пошёл, владыка, — задумчиво сказал Фарамир. — Ты собираешься приговорить к смертной казни женщину, вина которой не доказана, лишь для того, чтобы вселить в людей ложную уверенность? Это хитрый ход, в чём-то я с ним согласен, но это так не похоже на тебя, отец! Ты никогда бы не стал жертвовать жизнью невиновного. Где твоя былая мудрость?

— Она направлена на защиту Минас Тирита от Врага, да не будет он назван, а не на поимку преступников.

— Я бы нашёл настоящего убийцу, если бы ты дал время, — умоляюще прошептал Фарамир.

— Но у нас нет времени! — отрезал Дэнетор, а его глаза стали безумны. — Ты должен готовить армию, а не бегать по городу в надежде спасти ничего не стоящую жизнь. Выполняй свой приказ, военачальник.

Наместник сказал это четко, выделяя каждое слово и с ненавистью смотря на непокорного сына. Губы Фарамира сжались в тонкую полоску. Несколько секунд он колебался, напрягшись и сжав руки в кулаки, но выдержать властный взгляд отца было ему не по силам, как и не выполнить приказ Наместника Гондора. Он выдохнул и прикрыл глаза, обреченно покачав головой.

— Отведите жену мясника в темницу. Её казнь состоится на закате в последний день Урожая перед всеми жителями города, — твёрдо сказал он и стражники, поклонившись, вышли из шатра.

«Сначала кто-то подставил Билге, затем — Рипту, и я выясню, кто это сделал. Я поступлю так, как ты всегда учил меня, брат: я буду следовать своему сердцу».

Примечание к части

*зд. — все страны Средиземья южнее Харада

Минас Тирит окутали предутренние сумерки. Лёгкий ветер приносил с Пеленнора приятный запах сена и благоуханных трав в крепость, и воздух постепенно свежел и наполнялся осенними ароматами. Город утопал в туманной дымке, и все дома и улицы потеряли чёткость очертаний, а верхние ярусы и вовсе исчезли, словно растворились. Кругом было тихо, лишь позвякивание стальных доспехов раздавалось в такт шагам дозорных на стенах.

По широким коридорам цитадели, плохо освещаемым факелами, чуть ли не бежал молоденький стражник, и стук каблуков его новых сапог эхом отражался от мраморного пола. Здесь он бывал частенько, поэтому знал, куда идти. Браннор заступал на свою смену, которая окончится теперь в полдень, и как раз должен был доставить поручение от самого Дэнетора. Приказ от Наместника — это вам не шутки, так думал юноша, поэтому торопился со всех ног. Наконец коридор раздвоился, и воин повернул налево; правое крыло теперь пустовало после отъезда Боромира. Парень ускорил шаг и оказался перед крепкой дубовой дверью. Выпрямившись и поклонившись своему напарнику, Браннор сменил его на посту, вставил свой факел в чугунную подставку на стене и постучал в дверь военачальника. Ответом ему была тишина. Юноша постучал настойчивее и громче. Снова ничего.

Прикрыв глаза и глубоко вздохнув, он схватился за металлическую ручку и толкнул дверь. В покоях Фарамира было прохладно и сумрачно, угли потрескивали в камине, и слышалось размеренное дыхание. Браннор судорожно сглотнул: ему нельзя здесь находиться без разрешения. Но при одной лишь мысли о том, чтобы стоять в комнате одного из военачальников, на которых он всегда смотрел с благоговейным трепетом, или остаться с одним из них наедине, у парня дрожали колени, а ноги наливались свинцом. И вот он оказался в такой ситуации. Благо, ещё воевода Боромир учил воинов сохранять достоинство при любых обстоятельствах, поэтому Браннор легко унял сердцебиение и сосредоточился на поручении Дэнетора. Не крадучись, надеясь, что его услышат заранее, он направился к широкой кровати. Фарамир лежал на животе, одной рукой обнимая подушку, а другой — светловолосую девушку, спящую на спине. Юноша затаил дыхание, невольно скользнув взглядом от её живота, виднеющегося из-под мехового одеяла и неприкрытого поднявшейся туникой, до разреза на груди и смутился: в том самом месте, на девичьей выпуклости, покоилась ладонь военачальника. Конечно, у Браннора была подружка, прелестная Айрин, с которой они уже целовались и ходили за руку, но ещё не дошли до такой близости, потому что обоим это казалось странным. Но теперь, смотря на широкоплечего мужчину, как будто в порядке вещей трогающего женскую грудь, ему захотелось стать старше.

Аккуратно ступая по каменному полу, юноша приблизился к кровати вплотную и склонился над военачальником.

— Господин, — тихо позвал Браннор, осторожно коснулся плеча Фарамира и легонько потряс его.

Не успел парень среагировать на еле заметное движение, как был схвачен за воротник сильной рукой. Молодой воин оторопел и попытался вырваться, но мужчина требовательно притянул его к себе. Серые глаза властно и сердито смотрели на него.

— Кто ты такой? — спросил Фарамир хриплым после сна голосом.

— Браннор, господин. Мне велено доставить поручение от вашего отца, — юноша не шевелился, и военачальник отпустил его. — Прошу прощения, господин, мне не стоило заходить в ваши покои без разрешения. Но вы не откликнулись, когда я стучал в дверь, а Владыка приказал...

— Какое поручение?

— Осгилиат просит помощи. Только-только прибыл гонец, говорит, за Рекой какое-то движение, а орки затихли, словно планируют чего.

Фарамир повернулся к девушке, одернул её тунику и рассеяно поцеловал в висок. Прикрыв её одеялом, он встал с кровати, снял своё кольцо и положил его на прикроватный столик. Эйриен заворочалась во сне, перевернулась, свернулась клубочком и, подложив ладони под голову, тихо засопела. Гондорец внимательно посмотрел на мутно-голубой браслет, свободно обхватывающий её запястье, и подозвал к себе Браннора.

— Ступай к Дамроду и передай, чтобы он немедленно прислал ко мне двух лучших следопытов.

Вот уже вторую ночь Эйриен снились кошмары. С тех пор, как Фарамир отбыл из Минас Тирита, девушка жила у себя дома. Её тревожные сны словно превратились в реальность: как только сумерки опускались на Город, ей казалось, что под окнами постоянно кто-то ходит, днём — что за ней следят, в толпе пытаются схватить за руку, а старый Одо только пугал её своим поведением.

— Одна, осталась совсем одна в большой крепости, полной недобрых людей. Сын Наместника сражается, и некому защитить молодую леди, — сказал он ей однажды перед утренней трапезой, стоя возле пустого кресла Наместника, в то время как Эйриен расставляла тарелки на столе.

— Удобный случай свести со мной счеты, верно? — усмехнулась она, но внутри всё сжалось от тревоги. Одо расхохотался, и его смех был похож на скрежет стула по мраморному полу.

— Верно. Кто хочет этого, тот уже близок.

Зато девушка стала больше времени проводить с Сиденом, у которого, правда, едва-едва его хватало из-за тренировок. Они бродили по городу, снова и снова подходили к южным торговцам, которые оставят Гондор завтра на рассвете, и стояли на стене, вглядываясь вдаль. Тогда юноша и рассказал Эйриен про то, что его отец ушёл из дома, когда брату было всего четыре года, а сам он был ещё младенцем. Мать так и не рассказала, кто был отцом мальчиков, даже на смертном одре. С тех пор старший брат в одиночестве воспитывал младшего, но однажды после очередного похода он не вернулся, тогда Сидену пришлось очень тяжело.

Грустна была эта история, и небо, словно печалясь, покрылось тяжёлыми серыми тучами, предвещающими дождь. Сиден и Эйриен спустились со стены и не спеша пошли по широкой улице, ненадолго останавливаясь у разноцветных палаток, заглядываясь на прекрасных танцовщиц и восхищаясь работами южных мастеров.

— Жадность до добра не доводит! — укоризненно сказал Сиден, когда Эйриен, опьянённая изобилием чужеземных трав на прилавке, чуть не скупила всё, оставив старого южанина-продавца в замешательстве.

Девушка прыснула, но промолчала, и взяла юношу под руку, когда увидела в стороне знакомые силуэты, которые замечала сегодня почему-то целый день. От юного следопыта не укрылось то, как тревожно оглянулась Эйриен; он тоже обернулся, пытаясь найти то, что так испугало его подругу.

— Что там? — спросил воин.

— Не уверена... — нерешительно ответила девушка и посмотрела на потемневшее небо. — Мне кажется... а, ничего. Давай лучше сократим путь до цитадели, иначе попадём под ливень.

Они пересекли толпу, потоком направляющуюся вниз, туда, где проходило всё празднование, и скрылись за поворотом в переулке. Факелы на домах ещё не зажгли, а высокие стены закрывали то и дело выплывающее из-за тёмных облаков солнце, поэтому здесь царил мрак. Они шли, смеясь над забавными ситуациями, в которые попадала Эйриен в детстве, а навстречу им медленно двигался, качаясь из стороны в сторону, пьяный человек. Переулок был узкий, поэтому девушка и юноша посторонились, пропуская мужчину, и тот, поравнявшись с ними, с потрясающей быстротой и силой толкнул Сидена на камень. Не успела Эйриен что-то сообразить, как оказалась прижатой к противоположной стене; крепкая рука сомкнулась на её горле, и она почувствовала, как тяжело стало дышать. В обезумевшем незнакомце девушка узнала Криптора, брата обвинённой в убийстве Рипты, и её глаза расширились от безмолвного ужаса. Перед её лицом серебряной стрелой блеснуло лезвие кинжала, и холодная сталь прикоснулась к щеке, заставляя Эйриен буквально умирать от страха. Она вцепилась в предплечье мужчины, её колени задрожали, а внутренние органы словно превратились в лёд.

— Снимай браслет, — прорычал Криптор, надавливая на горло, из которого вырвалось неразборчивое хрипение. Девушка не смела пошевелиться и беспомощно хлопала глазами, не понимая, почему не может говорить. — Кому сказал! Быстро!

— Вот... вот, возьмите, — она сглотнула и удивилась, как странно прозвучал её голос.

Трясущейся рукой Эйриен сняла подарок Билге с запястья и раскрыла ладонь. Мужчина жутко улыбнулся и схватил украшение, повертел на свету и убрал в карман, но явно не собирался отпускать девушку. Его взгляд скользнул к груди.

— Что за камень? — резко спросил он. — Лунный?

Эйриен кивнула и облизала пересохшие губы, смотря по сторонам в надежде, что кто-нибудь свернёт в этот переулок. Но люди ходили мимо и совсем не видели силуэтов, слившихся со стеной в этом сумраке. Прогремел гром, и девушка невольно вжалась в холодный камень, судорожно соображая, что делать дальше. Но в голове ничего не было, мысли сковал страх. Ей казалось, что время длилось невыносимо медленно, хотя прошла всего секунда.

— Снимай его! — приказал Криптор, и этот голос заставил Эйриен вздрогнуть.

Она прижала дрожащие руки к груди и затрясла головой.

— Пожалуйста, не надо. Я отдам всё, что угодно, только не это. Это... это подарок.

— Плевать я хотел на твой подарок! — рявкнул мужчина, брызгая слюной. — Снимай, не то я проткну тебе глотку и сам сниму его!

— Пожалуйста, — умоляюще повторила Эйриен и почувствовала, как защипало глаза и запершило в горле, но слёз почему-то не было.

Криптор усилил хватку и угрожающе склонился к ней, дыша прямо в лицо.

— Ты не поняла меня, девочка? Я сказал немедленно!

Он потянулся к кулону с лунным камнем, и девушка пискнула от неожиданности, когда увидела Сидена прямо за спиной мужчины. Молодой следопыт сделал всё быстро: со всей силы ударил под колени Криптору, отчего его ноги подкосились, и, когда Эйриен отскочила в сторону, впечатал лицом в каменную стену.

— Беги за помощью! — прокричал юноша тонким дрожащим голосом, и светловолосая девушка, почувствовав прилив сил, рванула с места, подняв подол платья.

Когда Эйриен выбежала на широкую белокаменную мостовую, её окатило дождём. Люди, вскрикивая от отвращения, стали разбегаться кто куда, и за общим гамом никто не заметил девушку, просящую о помощи. Она беспомощно остановилась посреди улицы и пыталась отыскать взглядом стражников, как вдруг чья-то крепкая рука опустилась ей на плечо. Охнув от неожиданности, Эйриен развернулась. Перед ней стояло двое высоких мужчин в тёмно-зелёных плащах с капюшоном; их ясные серые глаза пристально смотрели на неё.

— Где он? — требовательно спросил один из них, и девушка, не задумываясь, указала на переулок.

Воины тут же помчались туда, Эйриен — следом, заметно отставая. Завернув за угол, она увидела убегающего Криптора и лежащего на земле Сидена, над которым склонился один из следопытов; второй же погнался за преступником.

— Миледи, — обеспокоенно позвал тот, что сидел рядом с неподвижным юношей, — его нужно привести в чувства. Справитесь?

Девушка неуверенно кивнула и боязливо покосилась на бледного Сидена. Воин поднялся с земли и побежал в ту сторону, куда рванул его напарник.

— Снимите с него нагрудник, — крикнул он напоследок, обернувшись, и скрылся за поворотом.

Эйриен села на колени рядом с Сиденом и приложила ладонь к его рту. Он не дышал, и сердце девушки пропустило удар, а руки задрожали. Она закрыла глаза и втянула носом воздух, пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок. «Не думай о плохом, только не думай о плохом». Сосредоточившись, Эйриен сделала ему искусственное дыхание, затем ещё и ещё, но так и не почувствовала каких-либо изменений. Тогда она трясущимися пальцами убрала мокрые волосы со своего лица и стала развязывать его нагрудник, как и посоветовал следопыт. Под кожаной курткой была плотная туника, и, девушка, не заметив улучшения состояния Сидена, порвала её. Под первой туникой оказалась вторая, Эйриен разорвала и её, с тревогой понимая, насколько её друг худой. Вокруг его груди несколько раз была обмотана широкая полоса ткани; девушка попыталась порвать её, но полотно не поддавалось. Эйриен надкусила его край, рванула ткань на себя и тут же отпрянула от парня, словно ошпаренная: её рука коснулась женской груди. Шлепнувшись в лужу, потрясённая увиденным, она наблюдала за тем, как медленно села Сиден, откашливаясь, а потом, поняв, что её одежда больше не закрывает тело, сдавленно вскрикнула и попятилась к противоположной стене. Худенькая темноволосая девушка выглядела как маленький затравленный зверёк: она испуганно озиралась по сторонам и дрожащими руками завязывала кожаный нагрудник, попутно прикрывая грудь и вжимаясь в стену. Эйриен не могла поверить глазам: перед ней сидел не её друг, а теперь, выходит, подруга. Она сама не заметила, как её рот открылся от удивления, какого девушка не испытывала никогда. Её желудок бухнул куда-то вниз, она перестала понимать происходящее, а Сиден смотрела на неё так жалобно и виновато, будто Эйриен была палачом, исполняющим приговор.

— С тобой всё в порядке, парень? — речь следопыта, склонившегося над Сиден, донеслась до светловолосой девушки словно издалека, хотя мужчина стоял у противоположной стены.

Она не осознавала, что внимательно следила за своим другом, лицо которого неожиданно стало строгим, по-прежнему пребывая в сильном шоке. Дождь усилился и заливался Эйриен в рот, но она лишь глотала воду, не веря, что он оказался ею.

— Да, в порядке, — отозвалась Сиден, опершись на руку следопыта, поднялась с земли и, больше не сказав ни слова, скрылась за углом улицы.

— Куда он? — крикнул один из стражников, пришедших в переулок, видимо, по зову товарищей.

— Пусть побудет один, ему нужно оправиться от случившегося: ещё секунда, и Криптор задушил бы его, — нахмурившись, сказал высокий темноволосый воин и подошёл к Эйриен, промокшей насквозь и сидящей в луже. — Миледи, как вы себя чувствуете?

Девушка слышала, что говорил мужчина, но словно не понимала его. Её взгляд так и остановился на повороте, за которым скрылась Сиден, и кровь стучала в висках. Она даже не почувствовала, как её поставили на ноги.

— Миледи? Как вы? — повторил следопыт, слегка встряхнув её за плечи. Эйриен вернулась в реальность, спешно закрыла рот, щёлкнув зубами, и слегка кивнула. — Мы поймали его. Теперь Криптору не избежать наказания, а вам следует пойти домой и согреться. Я провожу вас.

Воин накинул ей на плечи плащ, такой же сырой и тяжёлый, как одежда девушки, и поманил за собой. Эйриен, еле волоча ноги от внезапно навалившейся усталости, шла за мужчиной, когда услышала стук копыт позади. На мостовую въехал Фарамир в окружении нескольких капитанов и, увидев две одинокие фигуры впереди, почти не различимые сквозь завесу дождя, спешился. Он уже возвращался в Минас Тирит, когда из Ворот ему навстречу выехал гонец и сообщил о поимке Криптора, поэтому гондорец знал о случившемся. Увидев его, девушка почувствовала, как сильнее забилось сердце, и бросилась ему на шею. Военачальник был мокрым и холодным и слегка растерялся, когда замёрзшая Эйриен прижалась к нему, дрожа всем телом. Он легко поцеловал её в посиневшие губы, снял с неё промокший насквозь плащ и подвёл к лошади. Обхватив девушку за талию, Фарамир усадил её в седло, а сам сел сзади и, крепко обнимая её одной рукой, погнал коня к цитадели.

Эйриен сидела, забравшись в кресло с ногами, укутавшись в тёплое одеяло, и пила горячее вино с мёдом, фруктовым соком и пряностями, не отрывая взгляда от огня в камине. Согревающий напиток делал своё дело: девушка чувствовала, как тепло неторопливо разливается по всему телу, — но по-прежнему вздрагивала, когда редкие капли дождя стекали с волос и заползали под тунику. Щёки зарделись от вина, взгляд немного затуманился, и ей стало так хорошо и уютно, что захотелось спать. Эйриен думала обо всём, что произошло всего час назад, но приятная усталость прогнала тревогу и страх, сковывающий её сердце совсем недавно. Она не понимала, как Сиден смогла одурачить всех: наблюдательного Фарамира, опытных капитанов и близкую подругу, — и долгое время оставаться в их глазах простым худеньким пареньком. А ведь Эйриен с самого начала увидела в ней что-то совсем не присущее мужчинам. Нет, она не злилась, не хотела рассказать про увиденное и унизить Сиден, а просто восхищалась её стойкостью и целеустремлённостью; девчонка добилась того, чего хотела, и обвела всех вокруг пальца. Эйриен внезапно расхохоталась и поняла, что Сиден стала ей ещё дороже. Нет, она не выдаст её тайну.

Девушка почувствовала горячие губы на своей шее, и Фарамир, взяв её ладонь в свою, надел на тонкое запястье браслет из мутно-голубого камня. Он снял с себя влажную рубашку, подошёл к камину и закинул в пламя пару поленьев. Огонь благодарно вспыхнул и затрещал сухим деревом. Эйриен, медленно потягивая вино из кубка, скользила взглядом по обнажённой мужской спине, широким плечам, и поняла, что ей стало ещё жарче. Если бы гондорец увидел её блестящие глаза и лёгкий румянец на щеках, он бы понял, о чём она думает.

— Вспомнила что-то смешное или вино уже сделало свое дело? — усмехнулся Фарамир и сел в другое кресло.

— Зачем мне вообще это пить? — возмущённо спросила девушка и заглянула в свой бокал. — Я бы могла согреться простым отваром из трав. Душица, шалфей, имбирь...

— Я всегда удивлялся твоим познаниям, но не обязательно показывать их сейчас. А вино нужно для того, чтобы ты быстрее заснула и спокойно проспала до утра.

— Вот так, значит, ты распорядился, — Эйриен подняла брови и улыбнулась, затем полностью осушила содержимое своего кубка и поставила его на пол. — Ты обещал рассказать мне всё про Криптора, и я не уйду спать, пока не услышу. Что теперь с ним будет?

— Его ожидает казнь завтра на рассвете. А его сестру выпустят из темницы, и отец извинится перед ней и перед всеми жителями.

— А что Дэнетор сказал тебе? Он взял ранее сказанные слова обратно и назвал тебя самым преданным своему делу военачальником? — спросила девушка, театрально положив руку на сердце, а затем рассмеялась, откинув назад влажные волосы, неприятно хлестнувшие её по спине.

— Почти так всё и было. Отец сказал, что доволен мной.

— Ну, а как ты догадался, что во всём виноват Криптор?

— Признаться честно, для меня было неожиданностью узнать, что убийцей оказался он. Тогда, когда он рассказывал про Дирана, я понял, что он хитрит, но не ожидал, что кто-нибудь из гондорцев способен солгать вот так, смотря прямо в глаза. Так же я не надумал специально ловить преступника, и сегодняшний случай был непредвиденным, но хорошо, что я подготовился. Дело в том, что я много размышлял, прежде чем уловил связь между двумя убийствами. Помнишь кольцо мясника? Рипта была уверена, что её муж поплатился жизнью именно из-за него, но во время разговора с Джумой я выяснил, что оно не представляет особой ценности для жителей Гондора. То есть здесь, у нас, его задорого не продашь и не купишь, и убийца знал это: кольцо осталось у хозяина. Пропал мотив, посчитал я, но если бы придал особое значение жестам Билге, когда она указывала на Криптора и на кулон, подаренный ей Дирану, на его шее, то всё было бы намного проще. Это я понял только сейчас, понял, что всё было взаимосвязано. После смерти Билге я часто ходил к Джуме, и она сказала мне, что убийца заодно унёс все драгоценности из лунного камня, которые сумел найти. Алмазы, рубины, сапфиры остались нетронутыми. И вот она, вот нить, которую я увидел не сразу! Столько раз торговка говорила про то, что лунный камень высоко ценится гондорцами, но я не ведал, что всё дело в алчности и желании разбогатеть.

Фарамир налил в свой бокал вина и сделал большой глоток.

— То есть Криптор оказался настолько жадным, что захотел получить все украшения с лунным камнем, а потом задорого продать их? — поморщившись, спросила Эйриен. — Но это... глупо! Даже если он заметил мой браслет ещё тогда, то ему пришлось много думать, прежде чем рискнуть и попытаться заполучить его. Но зачем? Ради одного браслета?! Иногда мне кажется, что люди так глупы...

— Ты верно назвала его жадным. Именно жадность и погубила его.

— Жадность до добра не доводит, — прошептала девушка, вспомнив слова Сиден. — Знаешь, пока тебя не было, мне казалось, что кто-то следит за мной. А Одо однажды сказал мне... о, мне стало так страшно.

— Нет, — протянул Фарамир. — Одо только помогал мне присматривать за тобой. Все дни после того, как я догадался о мотиве убийств, я старался быть рядом с тобой, потому что в глубине души надеялся, что преступник захочет добавить твой браслет к своей сокровищнице; боялся за тебя, но надеялся, что он окажется глупцом. Но после того как приехал гонец из Осгилиата, мне пришлось просить других присматривать за тобой. Я приставил к тебе двух лучших следопытов и велел Одо рассказать про мои догадки, о которых я должен был рассказать ещё раньше, а он этого так и не сделал.

— О, Фарамир, почему ты не предупредил меня? Ты просто не представляешь, как мне было страшно...

— Прости, я не знаю. Наверное, не хотел, чтобы ты участвовала во всём этом, хотя это было не в моих силах, — мужчина тяжело вздохнул и запустил пальцы в волосы, устало прикрыв глаза.

— Ты подмечал такие мелочи, мыслил так глубоко и так дальновидно, — Эйриен со стоном откинулась на спинку кресла и закрыла лицо ладонями, чувствуя, как закружилась голова. — Ты такой умный и находчивый.

Фарамир подошёл к девушке и, нежно взяв за запястья, поднял её с кресла. Она прильнула к нему всем телом, наслаждаясь силой его объятий, ощущая рельеф его крепкой груди.

— Но я всё равно не поняла, как ты догадался, — грустно прошептала Эйриен, а гондорец тихо рассмеялся.

— Главное, что я сделал своё дело, и ты сейчас рядом со мной, — его дыхание обожгло шею, а рука скользнула вниз по спине, настойчиво прижимая девушку. — Сильно испугалась, когда Криптор напал на тебя?

— Я чуть не умерла от страха, — её голос дрогнул, и она вспомнила обо всех ужасах того момента. — Сиден не растерялся и не испугался, а я себя не помнила. Не быть мне воином, господин.

— Возле тебя есть те, которые готовы защищать и помогать во всем. А теперь иди в постель. Я хочу, чтобы ты побыстрее забыла этот день.

На рассвете на главной площади Минас Тирита собралась толпа народа: все пришли посмотреть на казнь нарушителя спокойствия в Праздник Урожая и заодно проводить южных гостей. Вскинув руки, Дэнетор толкал речь, а жители слушали его, замерев. Этим утром Наместник словно скинул пару десятков лет: выглядел он на удивление свежо и бодро и был в прекрасном расположении духа, несмотря на повод собрания.

— Посмотрите на этого человека, — взывал он, указывая на сына, — ваш военачальник проявил наблюдательность и недюжинную храбрость, чтобы вывести на чистую воду того, кто запятнал себя и наш благородный народ.

Эйриен наблюдала за нахваливанием Фарамира, сдерживая улыбку. Она стояла на стене рядом с часовыми и прекрасно видела и слышала всё происходящее. Дэнетор был, как обычно, сдержан, но не упускал случая для восхищённых реплик по поводу расследования, попутно рассказывая про труды, проделанные сыном, и толпа восторженно гудела. Наместник был действительно доволен военачальником, что не могло не отразиться на лице Фарамира.

Когда на постамент вывели Криптора, жители недовольно зароптали, а Эйриен спустилась со стены и скрылась в переулке. Она хотела поговорить, наверное, с единственным человеком, не явившемся на казнь. Быстро найдя дом Сиден, в котором она не раз бывала, девушка, не постучавшись, зашла внутрь. Здесь всегда царила угнетающая обстановка, а сейчас она показалась ещё неприятнее. Эйриен поднялась по ветхой лестнице на второй этаж и увидела подругу у окна. Темноволосая девушка была одета в мужские доспехи и наблюдала за улицей, рукой придерживая рваные занавески.

— Здравствуй, — робко поздоровалась Эйриен.

— Зачем ты пришла?

— Я думала, мы вместе посмотрим на отбытие гюнейлинцев, — она говорила бодро, но тихо, ибо чувствовала какую-то пропасть между ними.

Сиден хмыкнула и повернулась. Её глаза возбуждённо блестели.

— А я думала, ты приведёшь стражников.

— Но... зачем? Неужели ты считаешь, что я могла бы выдать тебя? Я никогда бы не предала нашу дружбу, Сиден, даже если бы ты оказалась не девушкой, а волосатым гномом, — Эйриен попыталась пошутить, но лицо Сиден осталось строгим. — Я не сказала никому и не собираюсь.

— И даже господину Фарамиру? — с подозрением спросила темноволосая девушка.

— И даже господину Фарамиру.

Эйриен ожидала какой-то реакции от подруги, но та, тяжело вздохнув, снова отвернулась к окну. В воздухе повисла напряжённая тишина, и Эйриен, нервничая, заламывала руки. Она хотела, чтобы всё было как раньше, но не знала, как объяснить это Сиден.

— Мне всегда говорили, что я как мальчишка, — начала темноволосая девушка. — Матушка умерла, когда мне было лет пять от роду, и я не умела ничего, разве что подметать полы. После её смерти моим воспитанием занялся брат. А чему он мог научить меня? Готовить? Вышивать? Нет, он дал мне в руки деревянный меч и начал показывать. Помню, что платья стали надоедать, я всё чаще одевала его старые вещи, чтобы удобнее было сражаться. А когда он не вернулся после битвы, я уже знала, куда пойду. И тогда я отстригла волосы, завязала свою грудь тканью и стала добровольцем. Терять было нечего, но я обрела всё, — она посмотрела на Эйриен, улыбнулась, и в уголках её глаз появились лучики. — Сиден был бы рад за меня. Да, это имя брата. Я подумала, что оно мне больше подходит, чем Идриль.

— Я хочу, чтобы ты знала, — сказала Эйриен и подошла к ней, — я буду одинаково любить и Сиден, и Идриль. Благодарю тебя за то, что спасла меня вчера.

— Я боялась, что Криптор что-нибудь сделает с моим другом.

— Благодарю тебя, — повторила Эйриен, сняла с запястья браслет из мутно-голубого камня, протянула Идриль и сразу же попала в её объятья. — Пусть он останется у тебя, и знаешь... я очень рада, что мой друг оказался подругой.

Утро выдалось пасмурным. Наступала зима, и погода портилась с каждым днём; северный ветер приносил прохладу, и люди, расставаясь с последними осенними деньками, утепляли свои жилища. Пеленнор больше не пестрел яркими красками, и редко-редко можно было увидеть фермера на возделываемых полях.

Фарамир стоял у парапета седьмой стены и, скрестив руки на груди, сурово смотрел на горизонт. Тяжёлые тучи заволокли небо, а на Востоке, за тёмными изрезанными хребтами гор, разливалась тьма. Она пришла вчера вечером внезапно, и красно-оранжевые вспышки Ородруина на её фоне стали ещё заметнее. Нет, тьма над Мордором была всегда, но не такая густая и пугающая, как сейчас. Гондорец тяжело вздохнул и печально склонил голову. Вестей от Боромира не было уже пять месяцев, никто не знал, увенчался ли его путь успехом, и как Владыка Элронд истолковал пророчество, раз это смогло задержать старшего сына Наместника. Фарамир скучал по брату и по его поддержке, которая была нужна сейчас как никогда.

— Я выступлю сегодня вечером, — решительно сказал он стоящему позади Дэнетору, не оборачиваясь. — Со мной пойдут лишь некоторые: придётся действовать скрытно и осторожно, иначе мы рискуем спугнуть разбойников. Я сейчас же пошлю гонца в Хеннет Аннун; он передаст Дамроду, что необходимо сделать вылазку в Итилиэн и уничтожить подступающий отряд харадримов. Командир справится без меня, а я сумею помочь жителям Анориэна, и тогда мы сделаем два дела одновременно. Правильно ли я рассудил, отец?

— Ты спрашиваешь у меня? — строго спросил Наместник. — Ты знал, что я против твоего решения, но всё равно поступил по-своему! Так зачем же ты интересуешься моим мнением, если уже рассудил сам?

— Я думал, ты первым делом спасёшь своих подданных, пока ещё не слишком поздно, но приказываешь мне отправляться в Итилиэн и защищать границы, — Фарамир развернулся; глаза его горели. — Мы уничтожим один отряд, с юга придёт другой, затем третий. А жители Анориэна так и будут кормить разбойников?

— Ты сказал «пока ещё не слишком поздно», но час уже пробил! — воскликнул Дэнетор и указал на чёрное небо над Мордором. — Враг готовится, призывает союзников, и мы должны всеми силами остановить это.

— Но у нас нет сил, владыка, — начал Фарамир, выпрямившись и расправив плечи; его ясный взор сделался твёрдым и властным. — И ты это знаешь не хуже моего. Я скажу тебе ещё раз, отец: на границе справятся и без меня, а я отправляюсь на север.

— Ты никогда не слушал меня, всегда поступал, как тебе заблагорассудится. Боромир бы выполнил мою просьбу и...

— Но Боромира нет, — спокойно сказал гондорец и, быстро поклонившись, зашагал прочь.

Эйриен возвращалась с подносом грязной посуды из Колонного зала, когда увидела Фарамира, стоящего возле двери на кухню. Эделриэн не пустила его — что она делала всегда, когда кто-то не из слуг пытался проникнуть на кухню, — и теперь мужчина, скрестив руки на груди, терпеливо ждал у входа и заинтересованно рассматривал мраморный пол под ногами. Он был облачён в кожаные доспехи, на поясе висел длинный меч, и девушка поняла, что гондорец пришёл прощаться. Заметив её, Фарамир выпрямился и пошёл навстречу.

— Я ухожу в Анориэн, — сказал он. — Сегодня ночью в Минас Тирит прибыл юноша из Эйленаха и сказал, что некогда солдаты, а теперь разбойники хозяйничают в поселении уже три месяца и контролируют каждый шаг жителей, поэтому у них не было возможности обратиться за помощью. К счастью, сын лесоруба сумел ускользнуть и добраться до нас. Я должен помочь.

— На сколько ты уходишь? — спросила Эйриен и отставила поднос на скамью у стены.

— Я не знаю. День, неделя, месяц, — смотря, насколько это затянется. Мы будем действовать осторожно и не спеша, они не должны знать, что Минас Тирит прислал своих воинов на борьбу с ними. Вот, — мужчина снял кольцо с пальца и протянул девушке, как делал всегда, когда покидал Город.

Эйриен потянулась к его руке и неожиданно для Фарамира закрыла ладонь.

— Нет, — твёрдо сказала она. — Я хочу, чтобы ты взял меня с собой.

— Это не поход в лес на пикник, но поход на врага. Тебе не место там, и ты это знаешь, — сурово ответил гондорец и снова протянул кольцо с тремя адамантами, но девушка не хотела сдаваться.

— Если бы вы шли на битву с разбойниками, то не стали бы действовать скрытно, — значительно молвила Эйриен. Она решительно, даже с вызовом посмотрела на мужчину и поняла, что он признал её правоту. — Значит, ты решил их как-то обхитрить, значит, мечи использоваться не будут.

— Если понадобится, будет и битва.

— Либо я иду с тобой, либо кольцо останется у тебя, — девушка настаивала на своём, но, кажется, перестаралась.

— Я не позволю тебе идти с нами. Можешь меня не уговаривать.

Фарамир, нахмурившись, надел кольцо на палец и хотел уйти, как вдруг Эйриен вцепилась в его руку и остановила. То, что он так быстро остудил ее пыл, не входило в её планы.

— Я буду во всём слушаться тебя!

— Не пойдёт.

— Но я не хочу оставаться здесь! Ты сам сказал, что не знаешь, насколько это затянется.

— Верно.

— Я не хочу оставаться здесь без тебя, — с нажимом на последние слова прошептала девушка, крепче сжав его предплечье. От одной лишь мысли, что Фарамир надолго оставит её одну в Городе, рядом со своим отцом и Одо, её внутренние органы завязывались в тугой узел.

— Не глупи, — мягко сказал гондорец и взял её лицо в ладони, заглядывая в глаза. — Там, куда мы идём, опасно. Ты не должна там быть, ты не воин.

— Пожалуйста, господин. Мне не нужна битва, я вовсе не хочу пытаться доказать, что я воин! Я просто хочу быть рядом с тобой, понимаешь? Если ты прикажешь, я буду сидеть в кустах и не высовываться или буду ждать вас на дереве, если нужно, только не оставляй меня.

Эйриен понимала, что несёт абсолютную ерунду, но если ей не удастся уговорить Фарамира, то всё пропало. Она уже внушила себе, что, если военачальник не возьмёт её в Анориэн, с ней непременно что-то случится.

— Прекрати это сейчас же, — жёстко сказал гондорец и вырвался из её хватки.

Девушка почувствовала, как к горлу подступил ком. Фарамир возвёл глаза к небу, когда понял, что она сейчас заплачет. Он помнил, сколько раз она добивалась своего, всего лишь пуская слезу, и это жутко его раздражало, потому что это было нечестно. Мужчина пытался упорно смотреть в окно, будто не замечая всхлипов девушки, но потом тяжело вздохнул и притянул её к себе. Она тут же уткнулась носом в его плечо.

— Я светловолосая и смогу сойти за жителя Марки. Анориэн ведь населяют рохиррим, я читала, — Эйриен продолжала придумывать аргументы в свою пользу, хотя понимала, что гондорец уже сдался.

Она ждала, пока военачальник признает поражение, но он вдруг рассмеялся.

— Ты упрямая.

Фарамир был ужасно недоволен её ребячеством, но в глубине души уже сам хотел, чтобы девушка пошла с ним. Конечно, разрешить Эйриен поход в Эйленах было неразумно и легкомысленно, но иногда и военачальник может ошибиться. Он знал, что сможет защитить её, поэтому успокоился.

— Представляешь, что скажут мои воины, увидев тебя?

— Если их будет смущать моё присутствие, я могу переодеться в мужчину.

— В мужчину? — удивлённо спросил гондорец и отстранился. — Откуда у тебя такие мысли?

— Не важно, — отмахнулась Эйриен, вытирая слёзы. — Ну что, я могу идти домой собираться?

Она знала, сколько усилий стоил Фарамиру этот кивок, и, дождавшись разрешения, быстрым шагом направилась к выходу.

За час до заката из врат Минас Тирита выехали восемь всадников. Галопом они добрались до Раммос Эхор, заночевали рядом со стеной и с первыми лучами солнца снова двинулись в путь, оставив лошадей стражникам. Никто из встретившихся людей так и не заметил светловолосую девушку в тёмно-зелёном плаще, капюшон которого надёжно скрывал её лицо. Лишь после того, как отряд пересёк границу всех фермерских угодий, Эйриен смогла раскрыть себя. Она совсем не хотела, чтобы кто-нибудь посторонний увидел её вместе со следопытами, и ей это удалось.

Весь остаток пути до Эйленаха они шли, практически не останавливаясь. За это время девушка ужасно устала; ей казалось, что все её мускулы растерзаны, кости разбиты: спина и шея невыносимо болели, ноги гудели, а от длительного галопа пару дней назад на внутренних сторонах бёдер появились натертости. Даже разговоры с Сиден, которую Фарамир взял с собой, не могли отвлечь Эйриен от болезненных ощущений во всём теле. Она старалась держаться непринуждённо, особенно, если рядом был военачальник. Он насмешливо поглядывал на девушку, когда во время привалов она во весь рост растягивалась на животе, давая отдых истерзанным мышцам, и в его взгляде проскальзывал немой укор. Если бы она показала ему, как страдает, то он, усмехнувшись, стал бы напоминать ей, что предупреждал об этом. Эйриен представляла эту картину и каждый раз, когда ей хотелось упасть в траву и заснуть от усталости, подбадривала себя и двигалась дальше.

Следопыты не сказали ничего относительно присутствия девушки в отряде. Они были достаточно взрослыми и опытными, чтобы не лезть в дела своего господина, и знали, что Фарамир никогда не поступает по глупости. Конечно, они понимали, что Эйриен нелегко преодолеть этот путь, и подшучивали над ней, подбадривая или по-доброму высмеивая её настойчивость.

Наконец, к концу третьего дня они добрались до Друаданского леса. Наутро следующего над верхушками деревьев показалась высокая гора — сигнальный пост Эйленаха. Марклас, сын лесоруба, рассказавший Дэнетору о проблеме своей деревушки, посоветовал отряду войти в поселение с запада.

— Широкая дорога ведёт куда-то в горы, но она заросла, и только наши охотники да лесники ходят по ней, — сказал он Фарамиру, когда тот принимал решение, каким путём идти.

Отряд круто свернул налево, обошёл Эйленах на расстоянии и остановился неподалёку от дороги, чтобы подумать, как лучше действовать: отправить Маркласа к отцу, чтобы предупредить, или с наступлением ночи всем следопытам тайком пробраться в деревню.

— Господин, посмотрите сюда, — позвал Генир и, поманив за собой, указал на небольшой лагерь.

Толстые брёвна с двух сторон огораживали костёр и служили скамьями. Угли были ещё тёплыми, а около деревьев стояли сумки, валялись овощи и посуда. Всё указывало на то, что хозяин стоянки покинул её с одной целью: чтобы вернуться.

— Наверняка Рофар оставил, — оглядев полянку, сказал Марклас. — Побывал в деревне и у кого-то отнял добро. Только я не думал, что он станет разгуливать по лесу, а теперь интересно: живёт ли он здесь?

— Разве не солдаты Эйленаха теперь разбойничают? — спросил Фарамир, на что юноша кивнул. — Так почему же они награбленное уносят в лес, а не оставляют в своих домах?

Марклас пожал плечами и уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг его остановил приступ дикого хохота в отдалении. Следопыты замерли и пригнулись, а Сиден потянула Эйриен на землю. Военачальник жестом указал на дорогу, где стало заметно какое-то движение, еле различимое сквозь стволы деревьев. Раздались грубые голоса, но понять, что они говорят, было невозможно.

— Это они, — прошептал Марклас, — идут из деревни.

— И, кажется, идут сюда, — добавил Турион, схватившись за рукоять меча.

— Нет, — строго остановил его Фарамир, — пока не выясним необходимых подробностей, за мечи не возьмемся.

— Позвольте вас обрадовать, — мрачно отозвалась Сиден, — нас увидят, если мы попытаемся скрыться. Лес редкий, поляна просматривается, мы пока чудом остались незамеченными. Стоит им посмотреть сюда, то...

— Хорошо, мы поступим так, — решительно начал военачальник, обернувшись к воинам, но замолчал.

Эйриен распустила свои волосы, быстро сняла плащ, плотную верхнюю тунику и стала развязывать ворот своей рубашки, пристально наблюдая за дорогой. Затем она подползла к дереву, встала так, чтобы ствол закрывал её, и потянула на себя Фарамира.

— Помоги мне, — прошептала она, стягивая с него пояс с оружием и нагрудник с изображением Белого Древа. Мужчина хотел спросить, что она задумала, но девушка пылко поцеловала его и, расстегнув брошь его плаща, отбросила ненужную вещь в сторону. — Если всё получится, мы дадим вам время и возможность уйти.

Эйриен, глубоко вздохнув, рванула по направлению к разбойникам. Она сразу же почувствовала резкую боль во всём теле, развернулась, чтобы убедиться, что Фарамир бежит за ней, и звонко засмеялась. Ноги, тяжело ступающие на моховую подстилку, были словно не её; девушка слышала лишь биение сердца где-то под рёбрами и собственное хриплое дыхание. Она видела, как разбойники прыгнули в кусты, и замедлила бег. Фарамир поймал её как раз вовремя.

— Ты лишилась разума? — прошипел он на ухо и развернул смеющуюся Эйриен к себе лицом.

— Я делаю то, что умею, господин, — выдохнула она и поцеловала его.

Недолго думая, мужчина понял, в чём заключается весь план, и обнял её. Гондорец прижал девушку к дереву и углубил поцелуй. Фарамир был таким желанным, что Эйриен готова была потерять голову, если бы не место и то, ради чего они показывают свою любовь.

Она стала переживать, почему разбойники молча наблюдают за ними, как вдруг грубый голос заставил девушку вздрогнуть.

— Эй!

Эйриен повернула голову вправо и увидела трёх мужчин. Двое из них держались за рукояти мечей, висящих на поясе, а третий изучал парочку лениво-внимательным взглядом. Судя по осанке и манере держаться, он был их главарём. Темноволосый, как все гондорцы, он задумчиво почёсывал бороду, а на его лице появилась презрительно-насмешливая ухмылка. Его товарищи обступили незваных гостей с двух сторон, отчего Эйриен пробрала мелкая дрожь: самовнушение снова сыграло с ней злую шутку.

— Кто такие?

— Мы из Эйленаха, — судя по ровным интонациям, Фарамир полностью владел не только собой, но и ситуацией. Он пристально смотрел на неприятного человека перед собой.

— Что-то не видел я тебя ни разу, — задумчиво сказал главарь. В одной руке он вертел что-то маленькое и блестящее, и только сейчас Эйриен заметила, что у него нет двух пальцев. Именно так наказывали провинившихся за нанесение тяжёлых увечий.

Единый, чем она думала, когда придумывала свой план по прикрытию следопытов? Она судорожно сглотнула и подумала, что если не эти дикари убьют её, то это сделает Фарамир.

— Да ладно тебе, Рофар, — отозвался темноволосый мужчина справа от Эйриен. Он нетерпеливо постукивал по эфесу меча и нагло разглядывал девушку с точно такой же ухмылкой, как у его главаря. Только был он гораздо страшнее Рофара из-за шрамов, вдоль и поперёк рассекающих его лицо. — Где-то я его видел.

Фарамир бросил быстрый взгляд на Эйриен. Она лишь крепче сжала его ладонь и почувствовала, как ноги налились свинцом. Если этот разбойник узнает сына Наместника...

— Наверняка видел, — кивнул гондорец, — я...

— Да плевать я хотел, кто ты, — сказал Рофар. — Что здесь забыли?

Фарамир ни на секунду не растерялся. Улыбнувшись, он решительно притянул девушку к себе, чем вызвал одобрительные выкрики мужчин по обе стороны от них.

— Заткнитесь, — прорычал главарь и сделал шаг вперёд. — В этом лесу лежат кое-какие мои вещички, и если они пропадут, я сразу подумаю на вас, понятно? А теперь проваливайте и не суйтесь сюда.

Больше не сказав ни слова, разбойники продолжили свой путь, а Фарамир, сжав ладонь Эйриен, повёл её по дороге в Эйленах.

— Чтобы больше такого не было, — жёстко говорил он, смотря вперёд. Девушка на негнущихся ногах семенила рядом. — Советуйся со мной, прежде чем принимаешь такие безрассудные решения. Будь ты моим солдатом, наказание последовало бы незамедлительно. Я уже пожалел о том, что взял тебя с собой.

— Если бы ты помедлил секунду, обдумывая дальнейшие действия, господин, они бы нас увидели.

— Если вспомнить, то я уже начал озвучивать свои мысли, и мой план был прост и безопасен, но ты вдруг начала раздеваться.

— Зато мой сработал даже лучше, чем я ожидала! Пусть он был немного не продуман, зато всё получилось.

— Глупо надеяться на удачу, — тихо сказал Фарамир. — Верно, ты перепутала меня с Боромиром: я не люблю риск.

Шли они недолго и, наконец, впереди показались первые дома. Эйленах располагался на довольно широкой поляне вокруг горы с сигнальным огнём, дома были построены почти впритык друг к другу; деревушка казалась маленькой, но только на первый взгляд. Здесь кипела работа, дети резвились прямо на улицах, соседи приветствовали друг друга, повсюду раздавались дружелюбные голоса. Сложно было сказать, что это поселение терпит какие-то невзгоды. Кто-то негромко свистнул из небольшого сада напротив, и Фарамир указал Эйриен на Маркласа. Юноша приветственно кивнул и улыбнулся — девушка расценила это как знак того, что со следопытами всё хорошо. Затем он жестом показал следовать за ним, но держаться на расстоянии, и скрылся в кустах. Они прошли в тени фруктовых деревьев, вышли из калитки одного из домов и оказались на главной улице. Людей было немного, но они словно не замечали незнакомцев, которые многим отличались от местного населения. Эйриен с любопытством рассматривала фасады зданий, совсем непохожих на архитектуру Минас Тирита, и дивилась простоте образа жизни этих людей и их единению с природой. Марклас вёл их, тревожно оглядываясь, к большому богато украшенному дому. Юноша постучался, когда подошли Фарамир и Эйриен. Дверь не открылась, но за ней послышались торопливые шаги, тогда он постучал сильнее.

— Убирайтесь, — раздался мужской голос за дверью, — я отдал вам всё, что было.

— Это я, — сказал парень.

Щёлкнул замок, открылась дверь, и в ту же секунду Марклас оказался в объятьях своего отца.

— О, мальчик мой, — улыбнулся он, потрепав сына по голове. — Наконец-то ты вернулся, а я-то думал, что опять Рофар пришёл! Намаэль, посмотри, кто вернулся! Ох, сынок, долго же тебя не было. Мы так переживали.

— Марклас! — воскликнула женщина, появившаяся из боковой комнаты. Юноша хотел было представить гостей из столицы, но она бросилась ему на шею и стала крепко целовать в щёки.

— Матушка, — поморщился он и отцепил женщину от себя, — посмотрите же, кто прибыл нам на помощь.

— О, заходите, заходите, не стоит задерживаться на пороге.

Фарамир пропустил Эйриен вперёд и позволил Намаэль закрыть дверь. Они оказались в просторной комнате с камином, посередине которой стоял обеденный стол, а на стенах висели красивые гобелены.

— Наместник прислал только двоих? — недовольно спросила молодая девушка, стоящая на лестнице на второй этаж, когда Эйриен посмотрела на неё. У сестры Маркласа был необычайно властный взгляд, но мягкие черты лица. — Вернее, только одного воина и его оруженосца?

— Больше уважения, Ноэль, к господину Фарамиру и миледи Эйриен, — резко сказал её брат.

Девушка тут же выпрямилась и как-то странно взглянула на гондорца.

— Господин, — выдохнула Намаэль, посмотрев на мужа, — что же это мы... Вы, наверное, устали с дороги! Вам бы отдохнуть, а я сейчас накрою на стол.

— Буду премного благодарен, — улыбнулся мужчина, но жестом попросил её остаться, — но нам лучше бы обсудить цель моего прихода. Нас вовсе не двое, и мои люди ждут меня в лесу. Нужно решить, смогут ли они укрыться здесь или нет.

— Меня зовут Лендэон, господин, — представился глава семейства и поклонился. — Вас и вашу спутницу мы найдём, где разместить, но вот воины... Дома остальных жителей не такие просторные, как у меня, да и многие верны Рофару, потому что боятся его. Ко мне его дружки заходят часто, но не обыскивают. Да, милорд, вы можете остаться у нас. Но решили ли вы что-нибудь с их поимкой?

— Нет, пока нет. Дорога была долгой, и не знал я всех подробностей. Я сейчас же вернусь к следопытам и дам им распоряжения, а потом попрошу вас рассказать всё с самого начала.

— Хорошо-хорошо, за трапезой и поговорим. Возьмите и вы что-нибудь своим людям. Рофар появляется только утром и вечером, а днём Ноэль или Марклас смогут относить им еду. Должны же мы как-то отблагодарить вас.

— Отблагодарите позже, когда всё разрешится, — строго сказал Фарамир и обернулся к Эйриен, уставшей и уже мечтающей о тёплой постели. — Останься здесь и отдохни, я скоро вернусь.

Эйриен не помнила, сколько раз она пробовала каждое из блюд, приготовленных Намаэль, но никак не могла насытиться. Как же было приятно оказаться перед горячим камином, посидеть за столом и отведать настоящую домашнюю еду впервые за несколько дней, поэтому девушка забыла обо всём. Она лишь довольно уплетала содержимое своей тарелки, жадно обхватывая её, и удовлетворённо улыбалась, когда Фарамир бросал на неё удивлённый взгляд. Да, похоже, он не знал, что голодные девушки способны съесть так много. А Эйриен пристально наблюдала за юной Ноэль, которая не сводила глаз с гондорца, разговаривающего с главой семейства, подперев голову рукой. Мужчины обсуждали поимку разбойников и пытались придумать план, но светловолосая девушка слушала их краем уха. Лендэон говорил про то, что людей у Рофара много и что оставлять их в живых не хочет. Военачальнику совсем это не понравилось, но пока он не видел другого выхода.

От поедания яблочного пирога всех отвлёк шум на улице и удар в наружную стену дома. Затем раздались грубые голоса и издевательский смех, и Намаэль вскочила на ноги.

— Это они, — сказал Лендэон. — Марклас, Намаэль, быстрее уберите лишнюю посуду. Ноэль, спрячь милорда и миледи.

Девушка испуганно кивнула и вздрогнула, когда в дверь требовательно постучали. Фарамир вытащил Эйриен из-за стола, и они втроём побежали в небольшую комнату под лестницей. Они не успели закрыть за собой дверь, потому что в дом ворвались разбойники; военачальник притянул светловолосую девушку к себе; Ноэль забилась в угол, чтобы свет из столовой не достал до неё.

До них доносились звон посуды, смех, обрывки разговора, а Эйриен прижималась к мужской груди, удивляясь, почему сердце Фарамира бьётся медленно, в то время, как свое она чувствовала отчетливо. Когда Марклас отправился в Минас Тирит, его родители выдумали ему болезнь и говорили всем, что юноша лежит в постели, но Рофар, сейчас увидевший парня, не хотел верить в его выздоровление, поэтому в зале раздавались удары и женские всхлипы. Кого он бил, было не понятно, но Эйриен задрожала всем телом. Эти разбойники были жестокими и безжалостными, и она не понимала, почему солдаты Гондора могли пойти таким неправильным путем. Затем она услышала лёгкий стук коготков по деревянному полу и прерывистое собачье дыхание, и сама перестала дышать. Фарамир заметно напрягся, биение его сердца ускорилось, и он крепче сжал талию девушки. Она боязливо обернулась и увидела тень животного в полоске света. Если пёс зайдёт в комнату или учует в ней людей, всё пропало, а у них даже оружия нет.

К счастью, собаке свистнули — она фыркнула, — раздался звук закрываемой двери, а затем наступила долгожданная тишина. Эйриен облегчённо выдохнула и расслабилась, как в ту же секунду раздался плач в углу. Фарамир оставил её и на ощупь пошёл в темноту, к Ноэль. Он присел на корточки возле неё, по-прежнему вглядываясь во мрак, и, когда смог различить слабые очертания, медленно протянул к девушке руку. Его ладонь коснулась мягких локонов, поднялась вверх и успокаивающе погладила влажную щёку. Ноэль наугад бросилась к нему в объятья, и её губы легко коснулись шеи.

— Помогите нам, пожалуйста.

Бледно-серое небо над горизонтом вмиг озарилось лучами солнца, и золотистый диск медленно поплыл ввысь. Яркий свет и утреннее тепло прогнали ночную прохладу и пробудили важную птицу, дремавшую под пёстро окрашенным крылом. Петух неожиданно встрепенулся и во всё горло поприветствовал рассвет.

В чужой постели Эйриен спала чутко и беспокойно, поэтому этот звук для неё был подобен грому. Она села в кровати и потёрла лицо ладонями, похлопав себя по щекам: такой полу-бессонной ночи у неё давно не было. День назад глава деревушки Лендоэн определил девушку в её временное укрытие. Им оказался дом благодетельницы Дираэли, которая почти всю свою жизнь посвятила воспитанию девочек, по тем или иным причинам оставшихся без родителей. У пожилой женщины не было собственных детей, поэтому каждая воспитанница была ей как дочь. Лендоэн посчитал, что Эйриен отлично вживётся в роль сироты, что таким образом она не привлечёт внимание Рофара и его головорезов и Фарамир сможет действовать без страха быть разоблачённым. Девушка просто подчинилась приказу, не задавая лишних вопросов, но сказать, что она была недовольна своим одиночеством, значит ничего не сказать.

Эйриен пожелала доброго утра своим названым сёстрам и, вяло улыбнувшись наблюдающим за ней Тайане и юной Муриэль, пошла в комнату с туалетными принадлежностями. Спальня у девушек, а их было восемь, была общая, что повергло её в ужас, да и работа, которую Дираэль любезно предоставила новенькой, совсем не радовала. Переодевшись в тёмно-коричневое платье, считающееся для всех обитательниц приюта рабочей одеждой, и умывшись, Эйриен вышла из дома. Для утра было немного прохладно, но солнце пригревало почти как в Минас Тирите, и улица уже была полна народу. Люди выходили из своих домов с орудиями труда, кормом для скота и птицы, а кто-то возвращался обратно после ночного дежурства. На лавочке в тени дерева девушка заметила старушку Дираэль и подошла к ней.

— Доброе утро, милая, — улыбнулась женщина. — Час-то ранний, мои девочки только на стол накрывают, а ты уже готова работать.

— Я не голодна, спасибо, — Эйриен взяла в руки связку тонких прутиков и села на скамью, положив её на колени.

— Ты умеешь плести корзинки?

— Нет.

— Тогда давай покажу тебе, дитя. Это совсем не трудно, и в хозяйстве пригодится. Бери в ладонь по веточке и повторяй за мной.

Девушка была в восторге от своего нового занятия. У неё получалось очень аккуратно и на удивление практично. Лишь когда пальцы стали побаливать от древесины, она отвлеклась, размяла затекшую шею и выпрямила спину. И только тогда она заметила Фарамира неподалёку, возле дома Лендоэна, и улыбнулась. Мужчина рубил дрова, и мускулы на его мощной спине и широких плечах играли. Он был выше, красивее и сильнее всех остальных, что выдавало в нём потомка древнего рода, и сложно было сказать, что он простой фермер, коим он сейчас прикидывался. Кого они хотят обмануть? Рофар будет идиотом, если не увидит в нём сына Наместника.

Фарамир откинул волосы назад и принял чашу из рук молоденькой светловолосой девушки, казавшейся ещё юнее и хрупче рядом с ним. Эйриен почувствовала, как побледнело её лицо при виде смеющейся Ноэль и той полуулыбки, с которой на неё смотрел её возлюбленный. Было ли это просто жестом доброй воли или забавного разговора? Нет, она так не думала. Эйриен стиснула зубы и опустила глаза на свою поделку, чтобы не привлекать внимание Дираэли к своему помутневшему от обиды взгляду.

— Ты сомневаешься в его чувствах к тебе? — неожиданно спросила старушка. Она сделала вид, что этот вопрос её не касается, и продолжила плетение, но проницательная попечительница приюта мягко взяла её за руку, заставляя посмотреть прямо в лицо. — Ты сомневаешься в нём?

— Я...

Эйриен запнулась и снова взглянула на Фарамира. Ноэль отобрала у него рубашку, потрясла ею у него перед носом, сделала два шага назад и протянула ему. Она не отдала ему одежду, когда он подошёл к ней, и снова отошла назад, смеясь и говоря что-то, отчего и Фарамир стал смеяться.

— Я не знаю. Наверное. Да.

— Не поддавайся сомнениям, — поглаживала руку Дираэль, — неспособность отвечать за свой собственный выбор отравляет жизнь. Наши сомнения — это наши предатели, и нельзя любить, не доверяя. Они способны убить самую яркую любовь. Ох! Заболтались мы с тобой, а твои сёстры и рады воспользоваться этим: совсем позабыли про утреннюю работу. Я пойду напомню им, а ты пока заканчивай со своей корзинкой.

Старушка направилась в приют, а Эйриен продолжала плести, изо всех сил старалась держать себя в руках и не поддаваться чувству ревности. Фарамир всегда привлекал внимание женщин, она привыкла к этому, но он оставался бесстрастным к их улыбкам и взглядам, но с той юной девушкой он вел себя совершенно иначе.

Эйриен сломала тонкий прут и отложила свою корзину, затем встала и уверенно направилась к ним. Она остановилась неподалеку и стала наблюдать. Ноэль скакала возле Фарамира, затевая игру, а он что-то говорил ей, пытался что-то угадать, смеялся и совсем не замечал Эйриен. Потом девчонка разочарованно топнула ногой и указала мужчине на курицу, гулявшую рядом, после чего стала ловить ее. Никогда прежде военачальник не казался таким молодым и беззаботным, каким показался сейчас. Эйриен ощутила острый укол ревности, и все ее опасения вмиг вырвались из клетки, наполняя глаза слезами.

— Доброе утро! — услышала она приветливый голос Фарамира. Он направился к ней, попути подняв и надев свою рубашку. — Как прошла эта ночь?

— Не думаю, что очень сладко, — ответила за нее Ноэль с курицей в руках, не позволив девушке произнести и звука, — Дираэль славится своим жестким нравом, а в приюте даже кровати под стать ее характеру.

— Благодарю, что удостоила меня чести, о которой я не просила, — резко сказала Эйриен.

— Не стоит благодарности, — пожала плечами Ноэль, сунула курицу в руки Фарамиру и обратилась к нему: — Я же говорила вам, господин, что я достаточно проворна, а вы не верили. Вы обратили внимание, насколько быстро я это сделала? А как ловко поймала ее? Готова поспорить, что никто из ваших следопытов не проходил такого испытания.

— Что же, — задумчиво сказал мужчина и посмотрел на курицу, — неплохая тренировка получится. Но они будут в большем восторге, если ты сама покажешь им верх этого мастерства. К сожалению, придется хитрить, чтобы избежать некоторых запретов.

— Я думаю, что это не проблема, господин, — улыбнулась Ноэль и мужчина повернулся к ней, — я могу быть хитрой и умею убеждать. Эта птичка поверила уговорам прыгнуть мне в руки.

Фарамир угрюмо рассмеялся и отпустил курицу на землю; она побежала прочь, раскидывая перья в стороны.

— Если бы все сущее было так же доверчиво как куры, наша жизнь была бы намного проще и восхитительней.

— Смею с вами не согласиться, господин, — ответила Ноэль. — Наша жизнь была бы намного обыденней и привычнее. Разве простота может быть восхитительной? Нет ничего восхитительнее трудностей, ибо все наши усилия по их преодолению вознаграждаются подобно тому, как сухой терновник вознаграждается дождем.

— В жизни не должно быть ничего сложного, — покачал головой Фарамир. — Это мы сложны. Жизнь, на самом деле, проста, и в ней что проще, тем правильнее и прекраснее.

Эйриен разом накрыла волна той грусти, которая изначально зарождалась в ней. Она так ждала, что Фарамир обернется, заметит, искренне улыбнется и забудет про Ноэль, но она ошибалась. Он забыл лишь то, что она находилась рядом с ним, сокрытая в тени другой девушки. Он рассуждал о простоте, восхищался ею, но манила его загадка и предвкушение того вознаграждения, что ожидает его впереди. Эйриен перестала думать, когда вдруг услышала оживленный голос Фарамира и увидела улыбку Ноэль. Они снова затеяли какую-то игру и отходили от девушки все дальше, оставляя ее позади наедине со своими сомнениями. Эйриен сморгнула застоявшиеся слезы и пошла прочь.

Она услышала, как Фарамир окликнул ее по имени, и его быстрые шаги. Эйриен обернулась и смиренно склонила голову.

— Отчего ты так печальна? — спросил он и приподнял ее лицо за подбородок. Их серые глаза встретились, и сердце девушки затрепетало. — Расскажи мне все.

— Я не хочу занимать ваши мысли своими переживаниями, господин, — бесстрастно ответила Эйриен. — Они заняты чем-то более прекрасным.

— Это не так. Сейчас не время и не место верить своим подозрением, — строго произнес он, и его лицо странно посуровело. Он вздохнул и покачал головой. — Я не могу думать ни о чем другом, кроме цели нашего появления здесь, и сожалею об этом, ибо ты достойна большего внимания.

— Возможно, я ошибалась, господин...

— Прошу, не становись такой безразличной, — поморщился Фарамир и вдруг обернулся на громкий смех Рофара и его дружков.

Они шли по дороге мимо дома Лендоэна и вели себя очень вызывающе. Местные жители предпочитали уступать им дорогу и опускать глаза, явно пребывая в страхе перед солдатами. Один из них, со шрамами поперек лица, ногой пихнул собаку, залаявшую при их появлении, и захохотал, когда она заскулила. Он указал на приют пальцем, что-то сказал своему командиру, который коротко кивнул и продолжил путь.

Когда они скрылись из виду, Фарамир снова заговорил.

— Я не позволю себе еще когда-либо причинить тебе боль, — он мягко обхватил лицо Эйриен ладонями и пристально взглянул в глаза. Она слабо улыбнулась, обняла его сначала одной рукой, затем обеими, и отстранилась. — А теперь я должен оставить тебя: сегодня мы сделаем то, зачем пришли.

Мужчина склонил голову и быстрым шагом зашел в дом Лендэона, не обращая внимания на Ноэль, которая, очевидно, думала, что он вернется к ней. Эйриен ликовала, смотря на растерявшуюся девушку, но в глубине души отчего-то все равно чувствовала тревогу. Она грустно вздохнула и направилась в приют.

Весь остаток дня девушка провела в работе. Дираэль оказалась очень требовательной, потому что привыкла к порядку и любила держать все под контролем, и щедро предложила воспитанницам выполнить ее поручения: заняться садом, покормить кур, вычистить двор, постирать и убрать в доме, собрать ягод для вечернего пирога и испечь его. Узнав, что Эйриен владеет знаниями о травах, она тут же дала распоряжение рассортировать и пополнить свои запасы. Девушка устала, но была благодарна старушке за то, что ее мысли были заняты работой, а не Фарамиром.

Когда солнце уже скрылось за горизонт, и на землю опустилась ночная прохлада, воспитанницы Дираэли легли в постели. Комнату освещали три свечи, и в этом полумраке среди шепота сирот Эйриен медленно засыпала, как вдруг в дверь приюта громко постучали. Этот стук вырвал девушку из сновидений, и она открыла глаза. Из коридора послышались голос старушки и скрип деревянных полов, а затем мужской смех и грубые выкрики. Спавшие воспитанницы проснулись и сели в кровати, испуганно смотря на тех, кто так и не лег спать, как будто ища ответа на вопрос о происходящем. Эйриен приподнялась на локтях и стала прислушиваться, чувствуя, как колотится ее сердце. Она уже поняла, кто эти нарушители спокойствия.

Под дверью раздались шаги, и она открылась, с громким стуком ударившись о стену. На пороге появился высокий крепкий мужчина и грубо усмехнулся. Послышался отчаянный крик Дираэли:

— Не трогай моих девочек, подлец! Забирайте все, что нужно, и уходите! Они еще дети, мы договаривались...

Ее голос прервал звонкий шлепок. Воин зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Рофар плевал на обещания, — прорычал он, не спеша шагая между кроватей и осматривая каждую притихшую девочку. Одна из них, самая младшая, тихонько зарыдала. — Заткните ее, иначе я сделаю это сам.

Юная Муриэль вскочила с кровати и подбежала к своей сестре. Ее голос дрожал, когда она шептала успокаивающие слова, прижимая ее к себе. Мужчина остановился, чтобы посмотреть на это.

— Дираэль все это время прятала такие сокровища от нас, — мечтательно сказал он. Эйриен видела его жуткое лицо со шрамами и испуганно смотрела на обнявшихся девочек, которые сидели на соседней кровати. Взгляд разбойника блуждал по Муриэль, одетой в белую тунику и напуганную до смерти, и он наслаждался этим видом. — Сегодня я получу свою драгоценность.

Воспитанницы завизжали, когда мужчина приблизился к ней, а девушка попятилась назад, умоляя не трогать ее.

— Заткнитесь! — рявкнул он. — Иначе я сделаю это с каждой из вас.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипами. Сироты застыли в своих кроватях, безмолвно наблюдая за происходящим. Эйриен чувствовала, как сильно бьется ее сердце, не смея даже подумать о том, чтобы позвать на помощь Фарамира или следопытов.

Мужчина взял Муриэль за волосы и рванул на себя; она закричала, замахала руками, пытаясь отбиться от него. Он заставил ее замолчать, дав пощечину, затем развернул спиной. Девушка издала душераздирающий вопль, но разбойник крепко держал ее одной рукой, подавляя попытки вырваться, а другой боролся с завязками на холщовых брюках.

— Отойди от нее, — приказала Эйриен не своим голосом, обретя способность мыслить и говорить, и вскочила с кровати. Ее храбрость внезапно уступила место панике, и она пожалела о сказанном.

Мужчина лениво развернулся, его глаза горели.

— Ты хочешь на ее место? — гнусно улыбнулся он. — Мне нравятся смелые.

Эйриен отошла назад, споткнулась о кровать и села. Во рту пересохло. Она попыталась отползти, но воин схватил ее за лодыжку и потянул на себя. Девушка в отчаянии забила ногами, но он подавил жалкие попытки сопротивления, подмяв под себя. Он ухмылялся, раздвигая ее ноги своими, а Эйриен задыхалась от страха и запаха пота и вина. Мужчина ударил ее по лицу, когда она попробовала ударить его, но вдруг обмяк, навалившись сверху. Девушку окатило водой, она оттолкнула тело и встала.

Перед ней стояла растерянная Тайана и зажимала в руке остатки от глиняного кувшина; она с ужасом посмотрела на мужчину и перевела взгляд на взлохмаченную Эйриен. Воспитанницы вскочили с кроватей и подбежали к ним.

— Теперь он убьет нас всех, когда очнется, — запричитал кто-то.

— Он умер? — дрожащим голосом спросила еще одна девушка. Никто не решался проверить.

Эйриен оглянулась на Муриэль, сжавшуюся в углу: от слез ее лицо покрылось красными пятнами, глаза невидяще глядели перед собой, — и почувствовала жгучую ненависть к разбойнику. Она подошла к нему, вытащила его меч из ножен, ногой перевернула на спину и задержала взгляд на грудной клетке.

— Он жив, — сказала она и закашлялась, чтобы вернуть голосу привычный тембр. — Я убью его, но мы должны спрятать его тело, пока сюда не зашел Рофар.

— Но что мы ему скажем?

— Он обо всем догадается!

— Он убьет нас!

— Тихо! — шикнула на них Тайана, собирая черепки от кувшина. — Мы скажем, что он ушел, когда получил того, что хотел. Если вы успокоитесь, он поверит и больше не вернется.

Все взгляды обратились на Эйриен, направившей острый конец меча туда, где находилось сердце разбойника. Она медлила, понимая, что не может отнять жизнь; она никогда никого не убивала и осознала, что это труднее, чем кажется. «Он — животное, — убеждала она себя, — и убийца. Он заслужил смерти». Девушка приложила силу, лезвие разрезало кожаный нагрудник, но не достигло плоти.

— Я не могу, — отчаянно затрясла головой Эйриен.

Тайана подошла к ней и положила дрожащую руку на ее ладонь, сжимающую меч. Второй рукой она приобняла ее за плечи и нажала на эфес. Сталь проскользнула между ребрами, легко погрузилась в плоть и коснулась пола; из раны полилась алая кровь.

За дверью послышался голос Рофара: он искал своего дружка. Девушки затаили дыхание, уставившись на выход.

— Быстрее! Тащите его под кровать, — торопливо прошептала одна из них. — А потом сразу в постели, чтобы он ничего не заподозрил.

Все засуетились. Тело прикрыли периной, чтобы скрыть очертания человека, и закидали темными тряпками, чтобы белый цвет не привлекал внимание. На размазанный след крови посадили несчастную Муриэль и как раз вовремя забрались в кровати: в комнату вошел Рофар.

— Гудвег! — громко позвал он, проходя внутрь и осматривая девушек. За ним показалась Дираэль с большим мешком провизии для разбойников. — Где он?

— Он ушел, господин, — отозвалась Тайана.

Мужчина неторопливо вышагивал между кроватями, подозрительно вглядываясь в испуганные лица и хмуря брови. Он не поверил.

— Он настолько пьян, что сбивает каждый угол при ходьбе, — жестко произнес он. — Я бы услышал его уход. Где он?

— Господин, — негромко проговорила Эйриен, покорно опустив глаза. Она стояла рядом с Муриэль и отошла в сторону, чтобы Рофар мог разглядеть кровь на ее тунике, — он ушел, когда получил то, зачем приходил. Я слышала, как он пробормотал, что хочет выпить после этого в таверне.

Разбойник безразлично посмотрел на сидящую на полу рыдающую девушку и внезапно расхохотался. Не сказав ни слова, он развернулся, выхватил мешок из рук Дираэли, оттолкнул ее в сторону и ушел. У Эйриен подкосились ноги, и она бессильно опустилась на кровать. Попечительница приюта подскочила к Муриэль в слезах.

— Бедная моя девочка, — приговаривала она, гладя ее по голове и прижимая к груди. Она качалась из стороны в сторону, как будто убаюкивала младенца. — Ох, какое горе! Не уберегла я тебя.

— Это не моя кровь, — прошептала Муриэль сквозь рыдания.

Дираэль отстранилась и застыла. Она оглянулась на Тайану, самую старшую из своих воспитанниц, и все поняла по ее лицу.

— Где он? — спросила старушка, вставая. В ее глазах не было ни страха, ни сожаления.

— Под кроватью.

— Мы спрячем его под лестницей, — строго сказала она, — но сначала я должна убедиться, что к нам никто не зайдет.

Она ушла, а девушки облегченно выдохнули, ведь все было позади. И только Эйриен не была уверена, что Рофар не вернется, когда догадается, что его обманули. Он придет снова и уже не станет спрашивать, куда делся Гудвег: он возьмет свой меч и отомстит за смерть друга. Девушка почему-то не подумала о том, чтобы предупредить Фарамира. Она крепко сжала кулаки, чтобы унять дрожь, и посмотрела на Тайану. Та сидела на кровати, обхватив колени руками и смотря перед собой. На Эйриен внезапно нахлынул страх перед последствиями за смерть Гудвега; они совершили огромную ошибку, за которую скоро заплатят.

Сумерки пришли на смену ночному мраку, а за окном уже можно было различить очертания домов и деревьев. Воспитанницы приюта заметно оживились, надежно спрятав труп разбойника в маленькой комнате под лестницей до определенного времени, когда можно будет сказать об этом Лендэону. Теперь они хлопотали в спальне, приводя ее в порядок. Сонные, но довольные, они негромко переговаривались и мечтали поскорее лечь спать. Эйриен вместе с Муриэль отмывала с пола кровь, когда вдруг раздались сильный продолжительный стук в дверь и громкие ругательства.

Сердце девушки пропустило удар, и она вскочила на ноги, опрокинув ведро с водой. Воспитанницы замерли, взглянули на Тайану и завизжали, побросав все то, чем сейчас занимались. По панике в ее глазах сразу можно было понять, кто находился на улице. Эйриен подбежала к дальнему окну и распахнула его; в дверь уже били ногами, пытаясь сломать, а гневный голос Рофара гремел на всю деревню, сопровождаемый лаем дворовых собак.

— Скорее! — визгливо закричала она, поманив девушек к себе. — Быстрее, быстрее! Бегите подальше отсюда!

Она и Тайана помогали воспитанницам выбираться, как вдруг поняли, что разбойники вломились в приют. Растрепанная Дираэль с отчаянным воплем забежала в спальню и попыталась закрыть за собой дверь на засов, но не успела и отлетела к кровати, когда вооруженные мужчины ввалились в комнату. Эйриен сдавленно вскрикнула и подтолкнула Тайану к окну — она ловко спрыгнула на траву — и замерла, увидев, как тело попечительницы глухо упало на пол. Рофар с безумными глазами и окровавленным мечом понесся к окну, выкрикивая проклятья. Девушку сковал страх, несколько мгновений она не могла даже пошевелиться, но, придя в себя, выпрыгнула в окно. Разбойник зацепил рукой ее ногу, и Эйриен носом полетела на землю. Она поползла на коленях, хватаясь за землю пальцами, пока у нее не получилось встать и побежать. Она слышала, как гневно прокричал Рофар и прыгнул следом.

Девушка направилась в деревню, чтобы найти Фарамира, и только сейчас заметила, как неспокойно оказалось в поселении: жители спешили от одного дома к другому, отовсюду доносились выкрики и лай собак, а на горизонте разливалось зарево пожара. Одетая только в одну тунику, она бежала быстрее разбойника в кожаных доспехах, но скорость не могла спасти ее от бежавшего ей наперерез пса Рофара. Эйриен резко свернула в лес, чтобы избежать встречи с ним, и из глаз хлынули слезы страха и отчаяния.

Она неслась во весь опор, пробираясь сквозь ветви деревьев, и чувствовала боль от каждой шишки, колючки и еловой иголки босыми ногами. У нее не было ничего, чтобы защитить себя, и девушка постепенно осознавала, что загоняет себя в ловушку. Пес догонял ее: она все ближе и ближе слышала его рычание, но не смела обернуться. Краем глаза она увидела какой-то силуэт между деревьями, кто-то приказывал ей остановиться, и это подгоняло Эйриен еще сильнее. Задыхающаяся, почти оглохшая от стука крови в висках, она в изнеможении рухнула на землю, зацепившись за корень. Животному хватило этого мгновения, чтобы напрыгнуть ей на спину и вонзить клыки в плечо. Девушка пронзительно закричала и перевернулась. Пес отпрыгнул, хрипло залаял и снова кинулся. Она успела защитить шею, выставив перед собой руку, и он мертвой хваткой вцепился в предплечье. Свободной ладонью Эйриен схватила рычащего пса за шкирку и попыталась встать, но, чем больше она сопротивлялась, тем крепче он сжимал свои челюсти. Острая боль пульсировала во всей руке, а девушка рыдала, готовясь к появлению Рофара.

Она услышала, как трещат ветки под чьими-то шагами и зажмурилась. Внезапно ее окатила волна густой теплой жидкости, и животное, захрипев, упало на нее. Эйриен открыла глаза и увидела Сиден с окровавленном кинжалом. Она помогла ей подняться.

— Я кричала тебе, что я рядом, — тараторила она, — чтобы ты бежала ко мне. Я видела, как пес преследовал тебя, и припустилась за тобой. Турион сражался подле меня, я попросила его найти военачальника Фарамира.

Эйриен не могла сказать ни слова, справляясь с тошнотой, как вдруг послышался новый хруст веток, но теперь уже под более тяжелой поступью. Из тени выбежал Рофар. Сиден отстранилась и отошла от подруги, доставая меч.

— Гондор прислал помощь, — ухмыльнулся мужчина, оценивая обстановку. Он не спеша пошел навстречу юному следопыту, зажимая в руке окровавленное оружие. Слегка подняв меч, он повертел им. — По пути я встретил своего бывшего сослуживца. Мне не стоило труда убить его, посмотрим же, насколько хорошо тренируют новичков.

Сиден ускорилась и замахнулась мечом; ее удар тут же был отражен. Она увернулась, но Рофар не дал ей атаковать. Мощными выпадами он оттеснял ее назад, блокируя все попытки нападения. Ловкость девушки не могла соперничать с силой противника, и ей приходилось туго. Эйриен видела это, но не знала, чем помочь. Она прижимала правую руку к груди и с надеждой вглядывалась в темноту.

Мечи с лязгом встретились, и Сиден обхватила эфес двумя руками, чувствуя, что проигрывает. Рофар сделал все быстро: свободной рукой он ударил ее в голову, затем зацепил ступней ее лодыжку и выбил меч. Девушка решила, что успеет поднять оружие, и потянулась за ним, но ошиблась. Разбойник молниеносно вытащил кинжал и вонзил его в ее ладонь. Сиден закричала от боли. Воин довольно оскалился и развернулся к Эйриен.

— Ты же подружка военачальника, — говорил он, медленно двигаясь навстречу и лениво играясь с мечом. — Надо было убить вас еще там, в лесу. Но ничего, сейчас...

Он не успел договорить. Стрела с зеленым оперением пронзила его горло, и он, захлебываясь кровью, упал на землю. Эйриен резко отвернулась, сдерживая очередной приступ тошноты, и упала бы, если бы ее не поддержали. Фарамир отвел ее в сторону, аккуратно опустился вместе с ней на траву, усадил между своих ног и нежно обнял.

— Все хорошо, — успокаивающе шептал он на ухо, — я с тобой.

Девушка несколько раз глубоко вдохнула, наслаждаясь его теплом, и почувствовала, как все ее тело ноет от усталости и ран.

— Что с Сиденом? — вспомнила она. — Его рука... Он спас меня.

— Ему помогают, — отозвался Фарамир и продолжал бережно, как очень хрупкую вещицу, прижимать ее к себе. Он дал указания следопытам, а сам остался сидеть на земле и не говорил больше ни слова.

Эйриен слушала ровное дыхание мужчины и мелко дрожала от нахлынувших на нее воспоминаний об ужасах этой ночи.

— Покажи мне свою руку, — мягко приказал Фарамир и отстранился. Девушка покачала головой.

— Прошу, не здесь. Давай уйдем отсюда.

— Как пожелаешь.

Он помог ей подняться, снял с себя плащ и накинул ей на плечи, случайно задев рану. Эйриен поморщилась, и из ее глаз брызнули слезы. Взгляд Фарамира на мгновение помутнел, и он прижался к ней всем телом.

— Я не должен был оставлять тебя одну, — с болью в голосе сказал он. — Мою благодарность Сидену не выразить словами, ведь он сделал то, чего не смог сделать я — он защитил тебя. Когда я увидел тебя здесь, словно неживую — так сильно ты была не похожа на себя, — страх потерять тебя как никогда раньше сжал мое сердце. Я не смею даже думать о той жизни, где тебя нет. Ты самое дорогое, что есть у меня. Я люблю тебя. Навсегда.

Этой ночью луны почти не было видно. Ее холодный свет тонул в медленно плывущих по небу серых тучах, закрывающих яркие россыпи звезд и бледную владычицу этих земель. В Итилиэне было слишком тихо, но это спокойствие настораживало всех куда больше, чем туманная дымка, повисшая над рекой. Великий Андуин словно застыл, и не было слышно ни шума течения, ни одинокого всплеска. Громадными клубами вздымался мрак, и лунное сияние то и дело скрывалось за ночными облаками. Осгилиат покорно склонился перед мрачным безмолвием, лишь тихие голоса солдат снова вдыхали жизнь в каменные руины.

Фарамир стоял на вершине давным-давно разрушенной башни и вглядывался вдаль. Сжимая руками осыпавшиеся перила, он закрывал глаза и прислушивался к звукам, доносившимся с противоположного берега. Орки притаились; они больше не беспокоили солдат ни в туманные, ни в ясные ночи с того самого момента, как захватили восточный берег. Следопыт вспомнил, как на этой самой башне в последней битве Боромир поднял стяг с Белым Древом, как восторженно он говорил о Гондоре в минуту отчаяния, и как сотни разных голосов вторили ему. Тогда он походил на великого витязя древности своей статью и гордой осанкой; он звал воинов на бой, но страха не было в их глазах. Боромир кричал о славе, что ждет их всех, и сам мечтал быть воспетым в песнях. Он никогда не любил отступать, тогда тоже не отступил. Они пошли за ним на смерть, потому что любили Гондор и своего отважного военачальника.

Братья клялись перед каждым боем, что не будут скорбеть друг по другу, если один из них падет, но на сердце Фарамира все равно стало горько. Три ночи назад вместе с отцом он услышал звук рога, донесшийся с севера. Он прозвучал слабо, но его глас нельзя было спутать ни с чем другим — так сказал Дэнетор, — но следопыт и сам все понял. Невиданной ранее доблестью и отвагой наполнилось тогда его сердце, и в этом внезапном порыве он было шагнул вперед, но вдруг остановился и замер. Ясный взор его потускнел, плечи поникли, а в душе поселилась тревога. Фарамир обернулся к отцу с немым вопросом; Дэнетор, рукой сминая на груди свою мантию, смотрел вдаль и поджимал тонкие губы. Его суровое лицо не выражало ничего, лишь влажные глаза стали признаком скорби. Он глянул на сына — глянул с нежностью и лаской, но тут же сделался вновь властным и грозным, как будто хотел прогнать свою слабость — и, не сказав ни слова, ушел. Фарамир счел это дурным знаком, не предвещающим ничего хорошего. Но надежда была, ее слабый лучик едва теплился во мраке горести и, подобно сегодняшней Луне, рисковал полностью исчезнуть в кромешной тьме.

Фарамир жестом подозвал к себе Дамрода, стоящего позади:

— Усильте наблюдение за рекой: туман будет слишком хорошим прикрытием для орков, если они задумают напасть.

Затем спустился с башни и прошел немного вглубь города к своим солдатам, согревающимся у костров. Следопытов было мало, поэтому они сидели небольшими группами вокруг огня, тихо беседовали, попивали горячие травяные отвары. Военачальник подошел к некоторым из них, поинтересовался самочувствием, похвалил за верную службу и расспросил про новости с наблюдательных постов, затем решил проведать разведчиков.

Он оказался за пределами Осгилиата и глубоко вдохнул свежий холодный воздух, приятно обостривший все его чувства. Фарамир слишком устал за последнее время, он был измучен бессонными ночами и тревогой, ставшей его спутницей. Он любил этот край, дарящий ему умиротворение, и его природу, которая сопротивлялась войне: даже сейчас все зеленело и цвело.

Мужчина бережно отодвигал каждую веточку, пробираясь через заросли кустарников, и вскоре оказался возле реки. Черная тень отделилась от дерева и бесшумно пошла ему навстречу.

— Военачальник, — следопыт вытянулся, коротко кивнул, — все тихо.

— Благодарю, Лотар. Можешь отдохнуть, я останусь здесь. Сон не идет ко мне, а тебе не мешало бы поспать.

Воин склонил голову и скрылся в ночи. Фарамир снял с пояса меч, приставил его к стволу дерева, а сам сел рядом. Где-то застрекотал кузнечик, испуганный колыханием травы и теперь уже вернувшийся на место, а вдалеке послышался крик, похожий на птичий, которому тут же ответили другие. Мужчина приложил ладони ко рту и откликнулся на зов, означающий смену караула.

Легкий ветерок играл с кронами кипарисов, наполняя воздух приятным успокаивающим звуком. Следопыт не знал, сколько он просидел с закрытыми глазами, наслаждаясь тишиной, как вдруг услышал движение на воде. Он резко встал и выпрямился. Луна освободилась из плена облаков и теперь сияла над туманным Андуином, а в этой серебристой дымке медленно плыла лодка без гребца. Ее окружало мертвенно-бледное свечение, и Фарамир похолодел. Сначала он колебался, но какая-то неведомая сила повлекла его к берегу, и он вошел в воду. Он следил за лодкой и не мог понять: видится ли она или правда плывет прямо к нему. Она была так близко, что он мог протянуть к ней руку, дотронуться, остановить, но пальцы не послушались его. Мужчина заглянул в нее и увидел мертвого витязя с Белым Древом на доспехах. Узнав его лицо, он в ужасе отшатнулся: это был его любимый Боромир, израненный, но прекрасный в своем умиротворении. Белые руки сжимали длинный меч, но не было нигде великого рога в серебряной оправе.

— Боромир! — испуганно воскликнул Фарамир, точно маленький мальчик, зовущий на помощь старшего брата, и сделал шаг навстречу лодке. Но ее тут же подхватило течением, и она скрылась в тумане, провожаемая бледным светом луны. Мужчина стоял, скованный страхом, и зачарованно смотрел вдаль.

Вдалеке послышался резкий птичий крик, и следопыт, обретя способность мыслить и двигаться, ответил ему. Фарамир направился к берегу и вышел из воды, понуро опустив голову. У дерева по-прежнему стоял его меч, а на траве был расстелен его плащ, и осознание произошедшего волной захлестнуло его. Он прислонился к стволу спиной и закрыл глаза. Дышал мужчина глубоко, пытаясь унять дрожь в теле и чувствуя, как пусто стало в его душе. Боромир уплыл вниз по Великой Реке и больше не вернется в Минас Тирит, где его до сих пор ждут. Он больше не вернется к своим отцу и брату. Он пал.

Сумерки постепенно таяли от лучей раннего солнца, и все стало видно кругом, хоть и смутно. Деревья еще стояли во мраке, четкими очертаниями обозначая путь через лес, а горизонт медленно насыщался утренними красками. Роса подсыхала, наполняя воздух влагой и травяными запахами. В этой тишине, сливаясь с темными силуэтами природы, бесшумно двигались следопыты Итилиэна. По бокам нестройной колонны, еле различимые вдали, шли разведчики, а впереди — их предводитель. Отличить его от других воинов было непросто — все как один, они были похожи на него и осанкой, и ростом, но все же можно. Он был увереннее всех, решительно ступал по земле и держался как прирожденный вождь. Зеленая маска скрывала его гордые черты лица, но ясные серые глаза, зоркие и внимательные, твердо смотрели вперед.

Фарамир замер, поднял руку, и колонна, как единое целое, остановилась. Он прислушался, втянул носом воздух; затем развернулся и приказал сделать привал. Мужчина подозвал к себе Дамрода, они прошли еще немного и остановились на краю леса. Холм, по которому они двигались, закончился, и перед ними лежала туманная долина с небольшим озером.

— Отправь разведчика к дороге, — сказал военачальник, — пусть доложит, как только завидит их. Мы перейдем долину и встретим их на другом холме. Будьте начеку.

Капитан поклонился и ушел отдавать распоряжения, а Фарамир опустился на траву посреди папоротника. Впереди их ждала битва с южанами, и он должен был вести людей в бой, но чувствовал, что в этот раз ему дастся это нелегко. Скорбь мертвым грузом висела на сердце, а пустота заполнялась отчаянием. После того, как он увидел тот сон наяву, он послал гонца к отцу с письмом, в котором описал свое видение и поделился опасениями. Гонец вернулся с ответным через одну ночь.

Горькие вести звучат из твоего послания, сын. Но мои вести и того горше: на моих коленях покоится рог, расколотый надвое. Дурными предзнаменованиями окутано наше неведение о Боромире, но пусть не тревожат тебя они, ибо мы не знаем истины. Ты должен быть решительным и сильным, сын — впереди у тебя бой, — и ничто не должно сломить твой дух. Ты нужен Гондору в этот темный час.

Вернулся Дамрод и бесшумно сел рядом, внимательно смотря вперед. Внезапно он схватил военачальника за руку и указал на озеро, где, отделяясь от наземных теней, ползало какое-то существо.

— Я пойду вперед, — сказал Фарамир. — Возьми трех своих людей, и ступайте следом.

Он накинул зеленый капюшон на голову и двинулся вниз с холма. Сжимая лук в одной руке и накладывая стрелу на тетиву, крадучись, он приближался к воде. Уже рассвело, солнце ярко светило на голубом небе и лишало следопытов прикрытия. Заросли кустарников становились реже, и воин приказал своим людям разделиться, а сам сел в траву. Он мог почти отчетливо различать странную речь, переходящую в шипение, и всплески воды. Фарамир аккуратно выдвинул лук вперед, затаил дыхание; гнусного вида существо замерло. Его тусклые большие глаза посмотрели прямо на следопыта, но не заметили, и оно поползло в сторону так, что ветви кустарника закрыли военачальнику весь обзор. Когда же мужчина сменил позицию, существа уже не было.

— Улизнул, — сокрушенно опустил голову Дамрод, — как же иначе? Скользкий тип.

— Господин, — вдруг прошептал Маблунг, — смотрите, дым!

— Это еще что за напасть, — нахмурился Лотар.

— Должно быть, орочий привал. А то существо — лазутчик особой породы.

— Верно. Надо бы проверить и расчистить себе путь к большой сече. Негоже оставлять врага в тылу.

Фарамир жестом приказал им замолчать и зайти на холм с разных сторон, а сам побежал прямо вверх. Оказавшись на вершине, он присел, сложил ладони у рта и прокричал по-птичьи. Дамрод откликнулся сразу же, только с другой стороны. С луком наготове он вошел в заросли папоротника и увидел Маблунга справа от себя.

— Пусто, — сказал он негромко, но военачальник его услышал.

Дамрод с Лотаром оказались на противоположной стороне поляны, сжимая копья.

— След от костра, — отозвался капитан, — и дымок еще виден. Не мог он уйти далеко, должно быть, в зарослях засел.

— Сейчас мы узнаем, что это за существо, — вымолвил Фарамир.

— И узнаем, что ему тут понадобилось.

Вдруг в двух шагах от него из папоротника выскочили создания, ничуть не страннее того, кого они искали. Фарамир моментально схватился за меч, увидев в их руках оружие.

— Это не орки, — сказал он, убрая клинок в ножны.

— Неужто эльфы? — неуверенно предположил Дамрод.

— Нет, не эльфы, — покачал головой военачальник и склонил голову на бок, внимательно рассматривая двух маленьких, но взрослых на лицо, людей. — Эльфы выше, и выглядят они краше.

— А мы, выходит, обделены красотой, — воскликнул один из человечков, — спасибо вам на добром слове. Услужили. Но лучше бы сами представились да назвали бы причину, по которой напали на двух странников.

— Мое имя Фарамир, я военачальник Гондора, а это мои люди. Нет больше странников в этих прекрасных краях, только слуги одной из двух крепостей. Немедленно объясните нам, кто такие и куда путь держите, — строго, но без гнева приказал он и расслышал отдаленный птичий крик, возвещавший о приближении южан. — Впереди у нас битва, нам нельзя медлить.

— Мы хоббиты, — ответил второй человечек, — мое имя Фродо, а это Сэмуайз. Пришли мы из Ривенделла, или Имладриса. С нами было еще семеро, среди них был и ваш сородич, быть может, вы слышали о нем. С ним и другими мы расстались за Рэросом, имя его Боромир, он пришел из Минас Тирита.

— Боромир! — удивленно и обрадованно воскликнули следопыты, а Фарамир вздрогнул.

— Это, действительно, новости, если же они правдивы, — строго сказал он. — Почему же вы оказались с ним в одном отряде? Отвечайте!

— Он прибыл в Имладрис за советом Элронда о...

— Предсказании, — закончил Фарамир. Лицо его сделалось суровым, в предвкушении сердце забилось чаще. Серые глаза еще пристальнее посмотрели на Фродо, словно каким-то внутренним чувством он догадывался, какую цель преследует полурослик. — Я как никто другой знаю его слова. В нем говорилось о Проклятье Исилдура, что же это?

— Об этом пока не известно, со временем разъяснится.

— Мне говорили, — задумчиво протянул следопыт, — что я умею разбираться в людях. Разберусь я и в хоббитах, господин Фродо, тоже со временем. Но сейчас вижу, что вы что-то не договариваете. Многое мне пока не понятно, и я хотел бы вас допросить, ибо на этой земле никто не может находиться без разрешения Владыки Гондора. Дождитесь нас, и мы поговорим.

Он приказал Дамроду и Маблунгу остаться охранять странников, а сам вместе с Лотаром спустился с холма и влился в зеленый поток своих воинов, следующих к месту битвы.

Встреча с полуросликами все перевернула в нем с ног на голову. Так долго он хотел получить ответы на все свои вопросы, как вдруг судьба привела в его руки двух хоббитов — участников похода, в который отправился Боромир.

Следопыты заняли свои позиции на холмах вдоль дороги и приготовили луки. Их предводитель наложил стрелу на тетиву и натянул ее до предела. Его ясные глаза высматривали цель; на душе стало непривычно легко, а сердце трепетало в предвкушении битвы и предстоящего разговора. Он выстрелил, и южан накрыло смертельным дождем: они закричали, пытаясь собраться для атаки. Скоро на пыльной песчаной дороге появились красно-желтые лужи из тел харадримов, постепенно собирающиеся в реки. Фарамир любил этот край, его природу, пышущую буйными красками и ароматами, он любил Гондор и сражался за него. Сжимая в руке свой меч и рубя им врагов, он не наслаждался видом крови на стали: он благодарил Единого за то, что дал ему оружие, которым можно защищать свою Родину, воплощать ее величие.

Сын Наместника стоял, опершись ладонями о стол, и рассматривал карты. Искрящийся водопад привычно журчал в стороне, наполняя пещеру особой музыкой. Его мысли путались в голове, и он никак не мог принять решение, как действовать дальше. Дозорные приносили плохие вести, нужно было немедленно отдавать приказ людям выдвигаться, но думать стратегически у него не получалось.

— Военачальник, — обратился к нему Дамрод, — переждем до завтра, спешка нам ни к чему. А вы отдохните, и сразу почувствуете, как станет легче.

Фарамир крепко сжал плечо капитана, благодарно кивнул, и он ушел. Мужчина сел на стул и обхватил голову руками. Он был уверен, что поступил правильно, отпустив хоббитов с их проводником, но от того, что он узнал от них, на душе полегчало разве что чуть. Фродо рассказал все с самого начала: о Совете, Проклятье Исилдура и Боромире, и надежде для Гондора в лице Арагорна. Тяжело было осознавать, что брат погиб так далеко от дома, но еще тяжелее было осознавать слабость перед Кольцом. Интересно, выглядел ли Боромир так же грозно, сверкали ли его глаза таким же лихорадочным блеском? Нет, Фарамир не желал бы ни увидеть Его, ни даже коснуться. Он поклялся полурослику и сдержал слово, и ему не пришлось бороться с собой, ибо не было соблазна поступить иначе.

Фарамир взял бокал вина и сделал большой глоток. Он должен написать письмо Дэнетору и рассказать ему обо всем, но как сообщить отцу о смерти его любимого сына и нарушении законов другим? Следопыт тяжело вздохнул, взяв перо.

Владыка, сообщаю Вам о задержании двух хоббитов из Шира, вступивших на земли Итилиэна без Вашего на то дозволения...

— Господин военачальник, — раздался голос Дамрода, — этих двоих обнаружили на пути к Запретному озеру. Они говорят, что следопыты, взгляните.

Фарамир отложил перо и внимательно посмотрел на двух воинов, в центре пещеры стоящих на коленях с повязками на глазах. Их руки были связаны, головы опущены, а одеты они были в зелено-коричневые одежды его людей.

— Поднимите их.

Дамрод приказал своим подручным поставить их на ноги и снова заговорил.

— Они ранили одного из наших.

— Это произошло случайно, господин Фарамир, — воскликнул один из них, и сын Наместника вздрогнул, услышав свое имя. — Мы думали, что это орки.

— Сиден? — он удивленно вскинул брови, когда по его знаку пленнику развязали глаза. Военачальник строго посмотрел на него, припоминая, почему этот следопыт должен был оставаться в городе. — Ты нарушил мой приказ и покинул Палаты Врачевания раньше положенного срока. Я не взял тебя в этот поход лишь потому, что твоя рана не позволит тебе держать в руке оружие, а ты ослушался. Окно Заката является для тебя запретным местом, ты должен понести наказание вместе со своим товарищем.

— Простите, господин, — Сиден виновато опустил голову. — Я больше не мог оставаться без дела, когда Гондору нужен каждый меч!

— Помолчи, — холодно остановил его Фарамир, — выполнение моих приказов не должно оспариваться ни по какой-либо причине. Кого привел ты с собой? Как твое имя?

Сын Наместника повернулся ко второму пленнику, такому же юному, как и Сиден. Он не ответил на вопрос, и военачальник кивнул Лотару, чтобы тот снял повязку с его лица. Взгляд этих серых глаз хлестнул его, словно кнут. Перед ним стояла его Эйриен, только выглядела она, как юноша. Фарамир, не раздумывая, схватил их обоих за предплечья и затолкал в угол пещеры, где можно было во всем разобраться. Он чувствовал, как внутри него нарастает гнев.

— Что это за фокусы? — процедил он сквозь зубы, разворачивая девушку к себе. — Зачем ты пошла на это? Ты, верно, лишилась разума?

— Господин, — смущенно прошептала она, опустив взгляд, — узнав о печальных событиях, я хотела увидеть вас.

— Это не объясняет твоего поступка.

— Мне было тяжко оставаться без вас долгое время.

— Это не причина, по которой можно отправится в опасный путь, нарушая законы! Ты пробралась к запретному месту, за что немедленно уготована смерть, да еще ранила солдата Гондора. Я знаю, что сделала это ты, не ищи оправданий! Ты знаешь законы моего отца?

— Господин военачальник, — неуверенно позвал Сиден, — если нужно, я готов понести наказание за случайный выстрел вместо нее. Прошу, не...

Фарамир жестом остановил его; юноша испуганно округлил глаза и вжал шею. Не зрением, а каким-то другим чувством сын Наместника начал постигать то, что не замечал раньше. Он пристально осмотрел его с головы до ног, затем перевел взгляд на Эйриен. Одинакового роста, телосложения, хрупкие, со звенящими голосами... Он поразился собственной догадке и выпрямился, высокий и грозный, со сверкающими глазами.

— Сними свой нагрудник, — сурово приказал он Сидену.

— Господин?..

— Выполняй приказ, солдат, — жестко сказал Фарамир, развязывая ему руки. — Живо.

Сиден растерянно посмотрел на подругу, потянулся к петлям на кожаном доспехе и дрожащими руками, медленно, стал освобождаться от обмундирования. Под ним оказалась плотная туника, скрывающая узкие угловатые плечи.

— Дальше.

— Фарамир, не надо, — умоляюще прошептала Эйриен, коснувшись его руки. Мужчина отшатнулся от нее, как от огня, развернулся, коротко кивнул Дамроду и быстро зашагал прочь.

Он вышел на воздух и вздохнул полной грудью, сжимая кулаки. Отчего появилась дрожь в руках? Фарамир бегом взобрался по каменным ступеням на вершину и с надеждой посмотрел на горизонт, словно ища спасения из плена тех чувств, которые разливались внутри. Он никогда не любил их; гнев, ярость, отчаяние раскалывали душу на части. Они были ему странны и противны. Мужчина подозвал к себе дозорного, отдал приказ, а сам развернулся к солнцу, плавающему в белой дымке, и застыл в ожидании.

Эйриен споткнулась, когда ее привели к нему с завязанными глазами. Фарамир протянул к ней руку — она крепко сжала его ладонь — и повел дальше от запретного озера. Он говорил ей о каждом препятствии, встречающемся на пути, а она послушно следовала за ним. Лишь отойдя на расстояние от убежища следопытов, они остановились, и мужчина мог снять с нее повязку. Девушка зажмурилась от света и испуганно огляделась.

— Я бы никому не выдала ваше расположение, — сказала она, вздохнув.

— Никто не должен видеть Окно Заката, кроме моих людей. Ты — не исключение.

— Фарамир, не сердись на меня! В каком-то неведомом порыве я решилась на это, когда узнала о Боромире...

— Я и сам не могу понять, что чувствую, — горько усмехнулся он, — я слишком устал, чтобы разбираться во всем этом, но я не гневаюсь на тебя. Однако я не рад нашей встрече, Эйриен, она не принесла мне счастье, лишь новые тревоги.

Фарамир коротко рассказал ей о хоббитах и их разговоре. Девушка внимала каждому его слову, крепко сжимая его предплечья, а в ее глазах блестели слезы.

— Их храбрости можно позавидовать, — наконец вымолвила она, — но вести о твоем брате... О, Боромир! Видимо, это испытание пришлось ему не по силам. Не печалься, господин, радости еще будет место в твоем сердце. Скорбь должна уступить светлой памяти о нем, ибо он продолжает гордиться тобой.

— Не осталось у меня надежды ни на что светлое, — печально отозвался Фарамир. — Враг затевает войну, и мы первые попадем под его удар. Тьма закрывает солнечный свет, а правитель Гондора лишился сына.

— У него остался ты. И надежда никогда не исчезает, — Эйриен обвела рукой цветущую поляну, на которой они стояли, и воскликнула: — Посмотри! Даже в темный час есть место прекрасному, а надежда не умрет, если верить. Я буду с тобой до самого конца, и я готова принести тебе клятву.

Фарамир улыбнулся, посмотрев в ее ясные глаза, и подивился ее сильному духу. Он смахнул ее слезы, затем взял ее ладони в свои.

— Я буду с тобой до самого конца, и я готов принести тебе клятву, — повторил он.

Древние слова зазвучали в унисон, и чистые голоса наполнили солнечный лес, прекрасный и нетронутый ни горем, ни войной. Влюбленные скрепили свой союз долгим, бесконечно длящимся, поцелуем, от которого они очнулись, словно от волшебного сна, восхищенно и смущенно глядя друг на друга.

* * *

— Вы немедленно возвращаетесь в Минас Тирит, — строго говорил Фарамир, отдавая приказания солдатам. — Дамрод отправится с вами и передаст послание отцу. Я должен рассказать ему о вас.

Эйриен и Сиден покорно слушали распоряжения и готовились к скорейшему отбытию. Военачальник сел за стол и продолжил писать письмо, внимательно прочитав последние строки.

... но были отпущены мной, военачальником Гондора, ибо выполняли миссию, возложенную на них Владыкой Элрондом, во имя мира и низвержения Врага. От них я услышал о Боромире, Вашем сыне, и его печальной кончине. Он был в числе тех, кто отправился из Имладриса в Неназываемую страну для уничтожения Проклятья Исилдура, но пал. И теперь в руках двух хоббитов находится вся судьба Средиземья.

Он перечитал написанное, поднял глаза и посмотрел на двух девушек перед ним.

— По законам нашей страны я должен был лишить вас жизни, — произнес Фарамир. — Сиден, ты нарушила приказ, скрыла тайну о себе, поэтому больше не имеешь права проходить военную службу и отстраняешься от всех заданий. Также ты будешь изгнана из Гондора. Но... я не забыл того, что ты сделала для меня и своей подруги, и в благодарность я смягчаю твое наказание.

Прошу Вас, Владыка, отнестись снисходительно к моему решению, а также к наказанию юного Сидена, ослушавшегося моего приказа. Ему надлежит сдать свое оружие и покинуть Минас Тирит.

— Даже, если бы я хотел, Эйриен — но я не хочу этого и никогда не буду, — я бы не смог лишить тебя жизни, и никому бы не позволил. Твой поступок оправдывает лишь твоя глупость. Я не буду заново перечислять нарушенные тобой законы и предоставлю отцу вынести тебе приговор. Дамрод, седлай лошадей, вы отправляетесь.

Капитан поклонился, затем вывел девушек из пещеры. Фарамир тяжело вздохнул: он рассудил все правильно. Тьма внезапно поползла из Мордора, и это подхлестнуло его к принятию решения покинуть Хеннет Аннун.

Вы знаете, что Эйриен покинула Вас без разрешения — Вы вольны наказать ее по собственному желанию, — однако она вступила на запретные земли. Прошу, ради вашей любви ко мне не требуйте от нее ответственности за совершенное. Я готов ответить за ее поступок по всей строгости закона.

Он еще раз перечитал письмо и добавил, что его отряд переправляется на Каир Андрос, затем перевязал свиток лентой и вышел из пещеры. Военачальник вручил его Дамроду и напоследок посмотрел на Эйриен. Тревога читалась в ее глазах, но мужчина улыбнулся.

Три следопыта, ведя коней под уздцы, скрылись в зелени деревьев.

— Скачите, пока не слишком поздно, — прошептал Фарамир, взглянув на потемневшее небо. Надвигалась Тьма.

В Колонном зале стояла тишина. Было ранее туманное утро, солнце еще скрывалось за горизонтом, и его свет совсем не пробивался через узкие окна. Сальные свечи тускло освещали большое пространство, отчего изваяния животных на вершинах колонн походили на чудовищ из детских сказок, а мраморные фигуры между ними казались черными призраками.

Скрипнула тяжелая дверь, затем раздались шаги — можно было предположить, что людей двое — и этот звук гулким эхом разнесся в пустоте. Наместник, не обратив внимания на троих гостей перед ступенями, уверенно подошел к своему креслу, сел в него, а его советник встал по левую руку.

Дамрод поклонился.

— Владыка, — произнес он, ничуть не удивившись приумноженной громкости своего голоса, — мне поручено доставить письмо от вашего сына, а также двух нарушителей.

Дэнетор принял от капитана свиток, развернул его и стал читать. Его властное лицо оставалось непроницаемым, даже взгляд не бегал по строчкам, а спускался сверху вниз. Через мгновение он передал пергамент Одо, откинулся на спинку кресла и сложил руки в замок.

— Невыполнение приказа влечет за собой наказание, — властно сказал Наместник присутствующим и пристально посмотрел на худенького следопыта перед собой. Сиден не подняла глаз, виновато опустив голову, не пытаясь оправдать свой поступок. — Ты лишаешься права числиться в рядах воинов и носить оружие. Сдай его своему капитану и немедленно покинь город. Дамрод, проследи за этим. Это воля вашего предводителя, и я, пожалуй, подчинюсь ей.

— С вашего позволения, владыка, — Дамрод поклонился и подошел к Сиден. Девушка испуганно взглянула на него, но мужчина взял ее за предплечье и развернул к выходу. — Идем, — мягко вымолвил он, — твоя служба окончена.

Эйриен обернулась, сдавленно вскрикнув; обернулась и ее подруга, а их печальные взгляды встретились. В глазах Сиден блестели слезы, она торопливо семенила рядом с капитаном, стараясь поспеть за размашистыми шагами, и изредка спотыкалась. Девушки расставались навсегда, и надежды свидеться не осталось почти никакой. Эйриен поджала губы, подождала, пока фигуры скроются во мраке зала, и повернулась. Дэнетор сурово смотрел на нее, и она покорно склонила голову, понимая, что сейчас достанется и ей. В воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь глухим покашливанием Одо, бесстрастно читающим письмо Фарамира.

— Приказы Наместника ничто для тебя не значат? — жестко спросил Дэнетор. — Я, порой, и так позволяю тебе слишком многое, а ты, видимо, злоупотребляешь моим уважением к своей матери и сбегаешь к моему сыну.

— Я люблю его, владыка, — тихо отозвалась Эйриен, изучая мраморный пол под ногами. — Простите меня.

— Видимо, он тоже тебя любит, если готов сам ответить за твой поступок. Что же, если он того хочет, то я позабочусь об этом. Отмщение за неверность одинаково для всех.

— Владыка... — начала девушка, умоляюще взглянув на Дэнетора.

— Довольно! — строго прервал он. — Не хочу ничего слышать. Утро еще не началось, а моих ушей уже коснулись дурные вести. Достаточно. Меня ждут дела, действительно стоящие моего внимания, а ты возвращайся к своим обязанностям и не думай о наказании: по твоей вине оно перейдет к другому, а это уже его хлопоты.

Через пару часов рассвело, и горизонт окрасился нежными розовыми красками. Жаль, Эйриен не видела, как белая крепость, поглощая лучи утреннего солнца, засияла в свете зари. Она бы вскрикнула от восторга и еще долго наблюдала за восходом, наслаждаясь красотой просыпающейся природы. Но она стояла у стены в Колонном зале и даже сквозь узкие окна не сумела бы разглядеть это чудо. Девушка глубоко погрузилась в свои мысли, отнюдь не радостные, но тревожные, и без интереса рассматривала мраморное изваяние одного из королей Гондора.

Сегодня за завтраком она заметила сломанный рог Боромира, покоившийся на коленях Наместника, и то, как сильно изменился Дэнетор за время ее отсутствия. Скорбная тень легла на его лицо, морщины стали заметнее, а ясные глаза затуманились, — смерть старшего сына была сильным потрясением для него, а также и для всего двора. Эйриен помнила его взгляд, когда ему принесли сначала одну часть фамильной реликвии, а затем — другую, и как он, даже не закончив трапезу, направился в Белую Башню, а после вернулся, убитый горем и чем-то обеспокоенный. Дэнетор тогда приказал написать письмо Фарамиру и сообщить об этом, и девушка поняла, как трудно будет военачальнику справится с потерей брата. Он был на опасном задании, эта новость подорвала бы его уверенность и сокрушила. Подумав так, Эйриен решила, что должна отправится к нему. Она часто навещала Сиден в Палатах врачевания — следопыт залечивала рану, полученную в поединке с Рофаром — и рассказала ей о случившемся. Подруга поведала о том, что ей невыносимо оставлять своих братьев по оружию, что хочет покинуть город и примкнуть к отряду, что знает, где можно будет встретить Фарамира. Девушки обговорили план по переодеванию и затемно оставили Минас Тирит. К вечеру следующего дня они оказались в Осгилиате, но военачальник уже увел своих следопытов на север, поэтому они решили последовать за ним. Блуждая в землях Итилиэна, они даже не замечали признаков присутствия отряда — что сильно задерживало их, — но по чистой случайности набрели на скрытое убежище.

Девушки медленно шли по заросшему берегу реки, скрываясь в камышах и прислушиваясь к каждому шороху: как объяснила Сиден, в этих местах могут быть вражеские лазутчики. Над водой стелилась плотная дымка, впереди тихо шумел водопад, а Эйриен негромко разговаривала с подругой, как вдруг послышался резкий высокий крик, похожий на птичий. Второй крик раздался в ту же секунду только намного ближе. Сиден подняла руку, и девушки замерли. Стояла гнетущая тишина, а потом справа зашелестела трава, и Эйриен, не раздумывая, наложила стрелу на тетиву и выставила лук вперед. Вспомнив все, чему учил ее Фарамир, и задержав дыхание, она отпустила тетиву и повторила свои действия еще раз. За спиной послышался всплеск воды, и девушки, не успев среагировать на движение, были окружены.

— Бросайте оружие! — приказала тень в зеленом плаще. — Вы зашли на запретные земли, а наказание за это — смерть.

— Мы из отряда господина Фарамира, — Сиден медленно положила меч на траву и извиняюще выставила руки вперед, — идем из Минас Тирита, чтобы воссоединиться с вами после долгого лечения.

— С этим разберется военачальник, — хмыкнул другой следопыт и вышел вперед, держась за окровавленное плечо. Его лицо скрывала маска, а серые глаза смотрели твердо и неприязненно, — но мне слышится одна ложь. Связать их.

Громкий стук каблуков по мраморному полу, оглушительно раздавшийся в торжественной тишине, вырвал Эйриен из воспоминаний, и она обратила внимание на человека, уверенным шагом направляющегося к креслу Наместника. Гонец низко поклонился и вручил Дэнетору письмо. Они заговорили, девушка прислушалась — вдруг прибыли новости от Фарамира? — но речь была слишком тихой, чтобы ее можно было расслышать. Посланник ушел, и почти сразу после его визита в зале появились два очень странных гостя. Один из них был старец, каких Эйриен никогда не видывала, а другой — маленький человечек в половину роста зрелого мужчины. Сначала она приняла его за ребенка, но его взрослое лицо натолкнуло ее на мысль, что перед ней не кто иной, как хоббит, про которых она узнала от Фарамира. Незнакомцы почтительно склонились и завели беседу с Наместником, и девушка снова прислушалась. Говорили они только о Боромире — это она услышала сразу, и говорили до тех пор, пока Дэнетор не отдал распоряжение Одо разместить гостей в их покоях. Затем владыка сам удалился, по-прежнему сжимая в руках части великого рога.

Весь день в Минас Тирит прибывали дружественные отряды, в лучах солнца становящиеся серебряными потоками, втекающими в главные Врата, но Город не казался заполненным: воинов было немного, а женщины и дети уже покинули крепость. Быстро сгущались сумерки, темень затопила все кругом, даже звезд не было видно. Повсюду зажигались огни, на башнях печально звонили колокола, и вместе с наступлением темноты жителей все чаще посещали мрачные мысли.

Эйриен чувствовала себя измученной: в Цитадели с утра кипела работа, ведь Дэнетор принимал у себя сородичей, князей и правителей провинций. Оставшиеся слуги поспевали, как могли, ибо все старики и матери с детьми отправились в безопасные места, а мужчины — в отряды. Но девушка даже и не думала об уходе; ее мать перебралась в Палаты Врачевания, бросив свой дом и травяную лавку. Эйриен последовала ее примеру и осталась подле Наместника, ожидая возвращения Фарамира. От него не было никаких вестей, и это ожидание забирало у нее силы и терзало сильнее, чем новости с границ.

На утро люди не увидели рассвета. Сумрак сгустился уже к обеду, тяжелые тучи с востока придавили Город; не было даже ветра. Воздух на улицах стал душным и неподвижным, как перед большой бурей, но дождь не пошел. Эйриен не спала всю ночь: беспокойные сны постоянно выхватывали ее из сновидений, стоило ей погрузиться в них, поэтому она чувствовала себя сломленной. С самого утра она была на ногах и выполняла поручения матери. В тот день у девушки было много свободного времени: Дэнетор часто и надолго уходил в свои покои вместе с советниками и сородичами, — поэтому она с удовольствием помогала Гилвен.

Уже на закате Эйриен возвращалась в Цитадель, как вдруг над всем Городом пронесся леденящий душу вой, тягучий и злобный, от которого кровь застыла в жилах. Девушка задохнулась от страха, осела, прижимая ладони к ушам, и заплакала. Ужас сковал ее сердце, тьма затянула душу, а надежда на все светлое и радостное разом оставила ее. Вопль прекратился, но Эйриен так и осталась сидеть, согнувшись и дрожа от нахлынувших на нее мрачных мыслей.

— Это еще не конец, — над ухом раздался знакомый голос, сильные руки подняли ее на ноги и, держа за плечи, повели вниз по улице, — тьма непременно рассеется.

Девушка подняла голову и увидела Дуингила, хмурого, но с сияющими глазами. Рослый, с благородными чертами лица, он был одет во все черное, на груди тускло поблескивало серебряное шитье, на поясе висели ножны, едва не касавшиеся земли, а подмышкой был зажат высокий шлем с крыльями чайки по бокам. Сын кузнеца был Стражем Цитадели, и Эйриен неожиданно поняла, что очень давно не встречалась с ним.

— Я тебя ни разу не замечала у фонтана. Как долго ты уже служишь? — спросила она первое, что пришло на ум, шмыгнув носом.

— В последнее время ты ничего не замечаешь, — усмехнулся он. — Уже довольно долго.

Дуингил рассказал ей о событиях того времени, когда они перестали общаться, и девушка, почувствовав себя виноватой, поняла, что не общались они очень много месяцев. Мужчина привел ее в Палаты Врачевания и предложил сходить к целителю, но Эйриен уперлась идти дальше. Она согласилась немного отдохнуть на скамье в небольшом коридоре, а затем вернуться в Цитадель. Воин присел на корточки возле ее ног и взял ее ладони в свои.

— Ты совсем не бережешь себя, — печально заметил он, внимательно осматривая лицо девушки. — Сколько ты уже не спала? Когда ела в последний раз?

— У меня очень много дел. Сейчас такое неспокойное время...

— Время действительно неспокойное, но жители не отчаиваются и продолжают жить прежней жизнью. В свободные от работы минуты — а они есть, ибо в пустующем городе осталось мало занятий — даже веселятся. Дело ведь не в твоей занятости, верно? Я знаю, почему ты не можешь найти себе места, — Дуингил сильнее сжал ладони Эйриен, заставляя посмотреть на него. — Я не хочу тебя расстраивать, но ты сама слышала их вой, а я видел отряд внизу, на Пеленноре. Мы все его видели, а над ним кружили Черные Тени. Послушай меня...

— Не говори мне ничего! — вспылила девушка и оттолкнула его от себя, вскочив на ноги. Она угрожающе выставила перед собой палец и сузила глаза, хотя решимости в ней было не больше, чем уверенности в своих словах. — Не смей произносить это, если не знаешь наверняка. Даже не думай прикрываться моим горем и протягивать руку помощи, лелея самые глупые надежды.

— Я больше не тот юноша, которого ты знала, — произнес сын кузнеца и за локоть притянул Эйриен к себе; она отклонилась назад. — Эта встреча снова разбудила мои чувства к тебе. Я не хотел этого, но не могу сопротивляться им.

С этими словами он наклонился к девушке, но не успел совершить задуманное: через дверь вошел большой отряд воинов. Раненые, измученные, они поддерживали друг друга за плечи, а на их лицах застыла боль потерь и смертельная усталость. Эйриен отпрянула от Дуингила и развернулась к солдатам, чтобы спросить про Фарамира, но слова застряли в горле. Она побоялась сделать это и услышать подтверждение своим опасениям. Мужчины прошли мимо, даже не обратив на пару внимания, предаваясь лишь своим печальным мыслям, а девушка посмотрела на своего друга, и почувствовала, как защипало в глазах.

— В моем сердце никогда не будет места для кого-то, кроме него.

С этими словами она выскочила на улицу и помчалась на верхний ярус, отряхиваясь от недавних объятий, словно от прилипшей грязи. Добежав до черного входа в Цитадель, очутилась в темной кухне и, захлопнув за собой дверь, изнемогая, сползла по ней. Сил не осталось даже на слезы — хотя Эйриен и не хотела плакать, ведь про Фарамира еще ничего не ясно. Она не знала, что делать дальше, поэтому осталась сидеть на полу посреди мрака.

Потеряв счет времени, она вскоре услышала шаги, и слабый огонек свечи осветил все пространство, а затем и бледное лицо кухарки Эделриэн.

— Милая! — удивленно воскликнула она, увидев девушку. — Что ты здесь делаешь?!

— Сижу, — отозвалась Эйриен, подняв голову с колен и безучастно осмотревшись.

— Ох, я вижу, но что ты здесь делаешь? Господин Фарамир вернулся.

Девушка резко поднялась, оттолкнувшись рукой от мраморного пола, и чуть было не села снова, но, удержав равновесие, выпрямилась.

— Живой? — сердце забилось сильнее.

— Живехонький.

Эйриен подскочила на месте и рванула к выходу, не переставая шептать слова благодарности кухарке, Единому и почему-то себе. Она затормозила только у покоев военачальника, ибо ее остановил стражник, но, узнав, разрешил продолжить путь. Девушка боялась постучать и встала перед дверью, как вкопанная, ее рука так и застыла в воздухе; воин решительно сделал это за нее.

— Войдите, — раздался голос Фарамира, и Эйриен зашла внутрь.

Он сидел за столом у окна и писал. Тихий скрип пера, которому изредка вторил треск поленьев в камине, заполнил тишину в его покоях. Было душно, но по ногам сквозил легкий холодок, прилипающий к коже точно паутина. Мужчина не обратил внимания на вошедшего, полностью сосредоточившись на своем занятии, и девушка, сделав глубокий вдох, пошла к нему. Он поднял голову, и улыбка вспыхнула на его лице, заставляя ее сердце биться чаще. Он раскрыл объятья, и Эйриен скользнула в них, сев на его колено и заинтересованно заглянув в письмо.

— Что это? — спросила она, посмотрев на эльфийские слова. — Военная тайна?

— Верно, — он угрюмо засмеялся. — На рассвете отец созывает совет, и это моя речь и предложения. Нужно решить, что делать дальше, ведь оборона Осгилиата слаба.

— Ты снова уйдешь, — тихо подытожила Эйриен, качнув головой, и отвернулась. — Ох, Фарамир! Вот наказание, которое приготовил тебе владыка за мой проступок! Как же я была глупа. Зачем я сбежала вслед за тобой? — она стремительно повернулась, в глазах блестели слезы. — Прости меня.

— Это — не отмщение, это — мой долг. Если понадобится, да, я уйду и буду защищать Гондор даже ценой собственной жизни. Нельзя ни уклониться от битвы, ни самому искать ее, но иногда она бывает неизбежна. Война приятна только тем, кто не испытывал ее, а я, увы, могу похвастаться слишком многим. Но ты отчаиваешься раньше времени, хотя всегда говорила мне про надежду! — мужчина нахмурился и вытер слезу с девичьей щеки. — Твое лицо словно потускнело, и весь блеск погас. Этими переживаниями ты так измотала себя? Я еще никуда не ухожу, и у нас впереди целая ночь.

Фарамир провел рукой по ее нежной шее, ключице, убрал светлые волосы назад, поддел цепочку со своим кольцом и спустился к разрезу на платье. Эйриен, задержав дыхание, внимательно следила за пальцами, развязывающими шнуровку, и с ужасом осознала, что между грудей нет его драгоценного подарка — подвески с лунным камнем, которую она оставила дома перед тем, как отправится в Итилиэн. Мужчина заметил ее беспокойство и отстранился.

— Прошу, продолжай, — горячо прошептала девушка, чувствуя, как заливается румянцем от столь неприличного желания.

Фарамир вскинул брови и потянулся к своему кубку, затем сделал большой глоток. Отставив его обратно, он устало потер переносицу и вздохнул; Эйриен разочарованно опустила голову. Конечно, он измучен боем. На что она рассчитывала?

— Тогда поведай мне о подвигах древних витязей, — мягко попросила она, отхлебнув вино из его кубка. — Совсем немного, маленькое сказание, и я не стану больше утомлять тебя.

— О чем же мне тебе рассказать, — размышлял гондорец. Затем укоризненно покачал головой, но его глаза сделались ясными. — Быть может, о деве, что могла повелевать разумом мужчин и сбивать их с толку, когда они держали важный совет?

— А что, и про такую деву есть предание?

Фарамир сдержал улыбку, приложив ладонь к губам.

— Если пожелаешь, могу и придумать, — ответил он, безразлично пожав плечами. Эйриен рассмеялась, довольная его оживлением, и легко поцеловала. Отстранившись, она коснулась его волос, перебирая пряди, проследила пальцем по линии его скул и обвела каждую морщинку вокруг глаз.

Она помнила их все. Его черты лица постоянно всплывали в памяти, стоило сомкнуть веки, и она не хотела расставаться с ним. Ни сейчас, ни завтра, никогда больше. Девушка закусила губу, чувствуя, как защекотало в горле.

— Расскажи мне лучше, — все же сумела заговорить она, — про упрямого витязя, не слушавшего своего отца и постоянно поучающего брат...

Эйриен осеклась, но было уже поздно. Взгляд гондорца стал стальным и холодным, он странно взглянул на нее, а девушка отпрянула, поняв, что он хочет встать. Она отошла назад, виновато опустив голову и мысленно проклиная себя и свой болтливый язык. Фарамир наполнил свой кубок и залпом выпил его, облокотился ладонями на стол, крепко сжал столешницу, справляясь с нахлынувшими эмоциями, и заметно напрягся. Сохраняя внешнее спокойствие, он смотрел прямо перед собой и не двигался. Задувавший в покои ветер тихо шелестел пергаментом и пронизывал девушку насквозь.

— Прости меня, — тихо вымолвила она, — до сих пор не могу поверить в ...

— Довольно, — сурово прервал ее мужчина и надолго замолчал. Эйриен не знала, как себя вести, что сказать. Может, уйти? Или остаться? Но больше всего ей хотелось провалиться под землю.

— Иди в постель, — жестко сказал он, — мне нужно закончить.

Она повиновалась и забралась под одеяло, мягкой лужицей оставив свое платье на полу. Зарывшись в меха с головой и поджав ноги, Эйриен предалась беззвучным рыданиям, чувствуя себя окончательно разбитой. Все потеряло свой смысл, а границы происходящего размылись: завтра он уйдет на битву с тяжелым сердцем, и причина этому — ее слова. Они побеспокоили старую рану, которая никогда не затянется полностью, и которую он старательно прикрывал. Он всегда был сильным, но как долго его дух останется несломленным, если о смерти брата ему будут напоминать на каждом шагу? Боль потери была слишком свежа, чтобы легкомысленно тревожить ее. Девушка прикусила губу, чтобы сдержать всхлип, зажмурилась и тут же уснула.

Прошло не очень много времени, прежде чем Эйриен почувствовала поцелуй на своем плече и сильные руки, расцепившие ее мертвые объятья. Она открыла глаза и обернулась: Фарамир был очень взволнован.

Фарамир был очень взволнован. Он развернул девушку к себе, аккуратно убрал волосы с ее лица, обхватил его ладонями и поцеловал. Эйриен, все еще пребывая между сном и явью, оплела пальцами его запястья и подалась вперед. Он целовал щеки, подрагивающие веки, мягкие губы, отстранялся, с беспокойством смотря прямо в глаза, и снова целовал. Внутри зародилась тянущая тоска по нему, и девушка почувствовала, что больше не может сдерживать слезы; из груди вырвались рыдания. Фарамир отпрянул и вымученно улыбнулся.

— Не нужно, — сказал он, стирая влажные следы с ее кожи.

— Я справлюсь с этим, — всхлипнула Эйриен и глубоко вдохнула тяжелый неподвижный воздух, затем закрыла глаза и постаралась унять дрожь в теле, — обещаю.

— Я снова поучаю тебя, но ты не оставляешь мне выбора. Повтори слова, которые ты говорила мне тогда, в Итилиэне, когда мы стояли посреди солнечного леса. Слова, которые вернули мне веру. Повтори их и забудь тревоги, — требовательно произнес мужчина и вдавил девушку в кровать, как бы подтверждая значимость тех самых слов, придавая им вес.

— Я сказала, что надежда не умирает, что мы должны верить, не переставая.

Взгляд Фарамира стал твердым и решительным, гондорец коротко кивнул и произнес:

— Хоть мне тяжело, но я вновь ухожу,

Разлука терзает разбитое сердце.

И лишь об одном я тебя попрошу:

Оставь для надежды открытую дверцу.

Эйриен просветлела и, переполненная нежностью к этому мужчине, прильнула к нему.

Он целовал ее чувственно и жадно, следовал каждому изгибу ее тела и гладил его сквозь ткань. Гондорец властно подмял ее под себя, а пальцы наверняка оставили синяки на коже, но ей было не больно. Они слишком долго не были близки, чтобы обращать внимание на что-то, кроме него, и думать о лишнем в тот момент, когда они полностью принадлежали друг другу. Фарамир отстранился, чтобы снять рубашку, штаны, и снова припал к ее губам, затем добрался до шеи и перевел дыхание. Он освободил девушку из льняной туники и сжал в ладони ее грудь. Эйриен невольно выгнулась навстречу его ласкам и вцепилась пальцами в широкие плечи. Она вздрагивала от прикосновений его волос к коже, его жарких губ и закрывала веки, испытывая сладкое головокружение, забывая обо всем, что было не им. Мужчина закинул ее ноги себе на поясницу и, горячий и сильный, прижался к юному телу. Девушка почувствовала его желание — она и сама уже давно сгорала от него, — требовательно повела бедрами, и он проник в нее. Эйриен застонала и распахнула глаза, ясные и сияющие, и Фарамир замер, смотря прямо в них. Он медленно коснулся ее губ, распухших от его нетерпеливых поцелуев, убрал со лба прилипшие светлые волосы и начал двигаться. Это длилось долго. Это было необузданным и опустошающим инстинктивным союзом двух тел, наконец нашедших друг друга после долгой разлуки.

Фарамир лежал на спине, шумно дыша, его вздымающаяся грудь лоснилась от пота. Он повернул голову к наблюдающей за ним девушке, провел ладонью по ее локонам, вниз по шее и задержался на животе, нежно поглаживая. Его взгляд стал задумчивым, слегка помрачневшим, а затем мужчина притянул Эйриен к себе.

— После того, как все это закончится, я обещаю, что подумаю о нас, — прошептал он и затих. Потом добавил: — И о семье. А теперь и тебе, и мне надо поспать. Завтра нас ждет долгий день.

Девушка проснулась от того, что ей было жарко: вся груда мехов навалилась на нее сверху. Она оттолкнула одеяло, вылезла на воздух, после духоты показавшийся ей холодным, и потерла заспанное лицо ладонями. Фарамир крепко спал, изредка хмурясь в беспокойном сне, и Эйриен коснулась его щеки, скрытой под мягкими кудрями. Затем встала, захватила теплый плащ и вышла на балкон. Был сумрачный предрассветный час, свинцовые тучи не спеша ползли с востока, поглощая ночные облака и остатки света. Лишь багровое зарево разливалось над Ородруином, и серые стены Минас Тирита окрасились в зловещие цвета. Сегодня снова не будет солнца, еще два дня назад дававшего надежду, и разум людей вдоволь насытится отчаянием. Внезапно с юга подул слабый, но такой долгожданный ветерок, и девушка подставила лицо ему навстречу. Он поиграл со светлыми локонами, переплел их, пощекотал нос и шею и исчез.

Военачальник был уже одет, когда бесшумно подошел к Эйриен сзади и обнял. Она вздрогнула от неожиданности, но не шевельнулась. Некоторое время они молчали, слушая звон колоколов, приветствующих утро, затем он заговорил.

— Мне снилась битва, — с досадой начал он. — Солнце редко выходило из тени и, точно погибая или сгорая, тускло освещало наши доспехи. Мы стеной защищали Пеленнор, а я был впереди со стягом Гондора. Я смотрел на черное воинство перед собой и чувствовал страх. Он сковал мое тело, а меч показался мне непосильной ношей, но ладонь с дивным перстнем на одном из пальцев сжала мою руку и не дала клинку упасть; другая же легла на плечо. Я боялся обернуться, но воспрянул духом и пошел в атаку.

— И кто же победил? — немного погодя поинтересовалась Эйриен. Эта ночь принесла ей иные сновидения, но лучше не вспоминать о них. Она хотела бы видеть кровавую сечу, чем снова почувствовать себя беспомощной перед томящейся неизвестностью.

— Последнее, что я помню, так это то, как разверзлись небеса, и в сияющих лучах на землю перед нами спустилась громадная жареная индейка на серебряном блюде, твоим голосом читая стихи.

Девушка обернулась к нему и звонко засмеялась, а мужчина подхватил ее смех; его лицо осветилось искренней мальчишеской улыбкой. Он коснулся губами ее лба, крепко поцеловав, напомнил о совете и поспешил уйти.

— Господин, — окликнула она его, — так кто же победил?

Мужчина застыл и безрадостно посмотрел на нее, но не ответил и спешно скрылся в покоях. Сердце Эйриен пропустило удар, и она так и осталась стоять одна посреди мрака.

Утро было темным и хмурым. Вчерашнее возвращение Фарамира оживило людей, но теперь их лица снова стали угрюмыми.

Он опять уходил, теперь с небольшим отрядом, и провожали его все оставшиеся жители, собравшиеся вдоль главной дороги. Статный и спокойный, он ехал во главе колонны на гнедом жеребце, твердо смотря вперед. Эйриен знала, что это Дэнетор вынудил военачальника на этот поход, сказав свое последнее, больно ранившее слово, сурово обойдясь с сыном и отправив его на верную погибель. Фарамир говорил ей обратное, но девушка видела, как обида терзала его, и все поняла. Она стояла в перешептывающейся толпе, слушала стук копыт, но не поднимала глаз. Они уже попрощались, незадолго до его отъезда оставшись наедине и наслаждаясь этим моментом, и Эйриен не хотела заново тревожить свое сердце: если бы она увидела взгляд его серых глаз, то оно разорвалось бы на части.

Когда отряд скрылся за поворотом, жители стали расходиться, и девушка бледной тенью поплелась в Цитадель. Впереди, между силуэтами, она вдруг заметила белоснежный плащ того самого старца, прибывшего в Город, и ее одолело любопытство: Фарамир часто рассказывал ей про Митрандира. Маг, будто почувствовав заинтересованность Эйриен, обернулся и посмотрел прямо на нее. Его густые брови удивленно поползли наверх, он остановился, как будто что-то забыл, но, точно по волшебству, пропал среди толпы так же внезапно, как и появился.

Нерадостные вести долетели до Минас Тирита уже к вечеру, а следующий день начался еще хуже, чем кончился предыдущий.

Часовые, кутаясь в плащи, не покидали стены, даже когда наступали часы смены караула, и вглядывались вдаль, не сводя глаз с темного горизонта. Эйриен предпочитала не слушать донесения гонцов, полностью отдаваясь работе, но, когда гулкий сигнал трубы призвал воинов на защиту Города, все же не справилась с эмоциями. Эделриэн отправила ее к матери в Палаты Врачевания, а сама заняла ее место. Уже с рассветом прибыли повозки с ранеными, и целителям понадобилось любая помощь.

Скоро все помещение заполнилось запахом трав, влаги и крови. Воинов было много, их приносили снова и снова, и с каждым разом их состояние было только хуже. Одни шептали о крылатой тени, другие — о численности врага, третьи — о его безумии. Кто-то кричал о потерянной надежде и сжигающем изнутри огне, бредил или молчал, стойко терпя боль от ран, а кто-то снова рвался в бой, и их сложно было остановить. Они рассказывали о сражении и восхваляли решительного военачальника, что бросался в бой, точно в последний раз, отчаянно и бесстрашно, но Эйриен всячески пресекала эти разговоры — она была не готова услышать их.

Наконец, когда выдалась свободная минута, она расправила затекшие плечи, вытерла руки о передник и смахнула капли липкого пота, проступившие на лбу. Ей было душно, она рванула ворот платья и облегченно выдохнула. Девушку замутило от сладковатого запаха, привкусом железа оставшегося на языке, и смрада, который источала обожженная или гноящаяся плоть. Она приложила ладонь ко рту, сдерживая мучительную тошноту, и от усталости и отвращения прикрыла глаза. Ее повело в сторону, но Эйриен сохранила равновесие и села, привалившись к стене. Раненых лихорадило, некоторые уже не двигались, сделавшись серыми и холодными, многие вопили и стонали, и эти крики въедались глубоко в душу. Ее руки дрожали, когда она прижимала их к ушам в жалкой попытке заглушить страшные звуки, паника расползалась внутри нее, и она совершенно ничего не могла с собой поделать.

Девушку позвала мать: прибыли новые воины, — но она не сдвинулась с места, зажмуривая глаза, надеясь, что проснется от кошмара.

Гилвен подняла ее и хорошенько встряхнула.

— Приди в себя! — жестко сказала она.

Женщина подвела дочь к ложу с молодым солдатом и оставила. За ним ухаживала целительница, промывала открытый глубокий порез на животе, отчего он дергался и рычал сквозь стиснутые зубы, силясь сохранить остатки мужества. Недолго думая, Эйриен опустилась на колени, взяла чистую ткань и смочила ее в травяном отваре. Крови было очень много, она, не переставая, пульсировала в ране, теплая и густая, а воин извивался от каждого прикосновения к голой плоти. Девушка гладила его по волосам, слипшимся от грязи и пота, и шептала что-то утешительное. Изгибаясь в мучительных судорогах, он лишь беспомощно цеплялся за сырую простыню. Это был Улхад, друг ее детства. Всегда выглядевший старше своих лет, он казался совсем юным, испуганно озираясь по сторонам и бормоча что-то бессвязное.

— Нужно стянуть края, — быстро сказала целительница и приготовила нить. Паника отразилась в глазах воина, и он растеряно посмотрел на Эйриен.

— Кириэль! — громко позвал кто-то, женщина подпрыгнула на месте и сунула иглу в затвердевшие от страха девичьи пальцы. Решительный взгляд Кириэль встретился с расширенными от безмолвного ужаса глазами Эйриен, и она убежала в другой конец зала.

Девушка побледнела и почувствовала сильную ладонь на своей. Она повернулась к Улхаду — он требовательно сдавливал ее руку — и мелко задрожала.

— Давай, — повелительно произнес он и закашлялся. Глухой хрип вырвался из его груди, он перевернулся на бок и сплюнул кровью.

— Я не могу.

— Ну же! Я не хочу видеть, как вываливаются мои внутренности, давай!

Он яростно прокричал последнее слово и захлебно простонал, откинувшись на подушки. Его бил озноб, сухой кашель сотрясал его тело.

— Я не могу! — Эйриен тоже сорвалась на крик, почувствовав, как горькие слезы заливают щеки. Она не могла признаться, что боялась.

— Я не хочу умирать, — прошептал Улхад и отчаянно затряс головой, облизывая пересохшие губы. — Пожалуйста, Эйриен.

Девушка медлила, но в тот же момент у кровати оказалась целительница, опытная, судя по живым глазам, затянутым бледной пеленой, и явно повидавшая не одно поколение. Костлявыми пальцами она взяла иглу и дала воину какой-то отвар. Оставшуюся жидкость — ибо он не допил, снова закашлявшись — она вылила на его рану и погрузила металл в кожу, проворно сшивая плоть. Улхад резко выгнулся и завопил. Эйриен положила дрожащую руку на его лоб и надавила, возвращая в лежачее положение. Ей было невероятно жаль его. Сквозь слезы смотря на его мучения, она рыдала и сжимала его ладонь своей, липкой от крови. Отвернувшись, она зажмурилась. Девушка плакала по всем, за кем сегодня присматривала, кто не выжил, и кто в эту самую секунду отдает жизнь за Гондор. Война истребляет, опустошает и губит людей, города и природу. Черное сердце должен иметь тот, кто стремится к ней, кто жаждет ее, и кто ей упивается. Сколько мужей пало сегодня, а сколько еще падет, Эйриен не хотела знать: ее беспокоил только один. Она бы умерла от горя, если бы увидела его на месте Улхада.

Воин затих и обмяк, но его лихорадило. Девушка беспомощно посмотрела на старушку.

— Если он справится с пламенем внутри, то выживет, — отозвалась она. — Побудь с ним немного, скоро все прояснится.

Эйриен проводила взглядом целительницу, уронила голову на руки и задремала.

Она проснулась от слабого движения Улхада и расправила затекшие плечи. Он дышал глубоко и размеренно, но его измученное лицо было серым.

— Долго я буду лежать? — хрипло спросил он и прочистил горло. Девушка поднесла к его губам чашу с водой, и он жадно припал к ней. — Когда я смогу встать?

— Еще не скоро. Рана очень серьезная, ее нельзя беспокоить.

— Не может быть, — неверяще прошептал воин и приподнялся на локте. Гримаса боли исказила его лицо, и он рухнул обратно, стиснув зубы. — Я должен вернуться в строй. Я должен встать на защиту Города.

— Хватит геройствовать, — сердито проворчала Эйриен, — в таком состоянии ты ничем не сможешь помочь. Ты всегда был упрямым, но не безрассудным! Где же твой здравый смысл?

— Понимаешь, — начал он неуверенно, — я должен. Я не хочу тебя пугать, но я видел его там, на поле боя, — Улхад запнулся и закусил губу, с беспокойством посмотрев на девушку.

Она отпрянула от него и выпрямилась, горло сдавила паника, а сердце сжалось в тревожном предвкушении. Эйриен поплохело, краска отлила от ее лица, но она не остановила друга, выжидательно уставившись на него. Не встретив сопротивления, он продолжил:

— Мысли путаются при воспоминании об этой битве... но я видел его там, стоял рядом с ним. Их было слишком много... мы не могли справиться с их натиском и неудержимой злобой. Назгул сеял страх в наших рядах, люди бросали оружие, обращались в бегство и падали наземь. Кони не слушались, сбрасывали седоков и метались в стороны, топча всех на своем пути. А он возвышался над всеми, статный и гордый, и собирал воедино. Он просил нас поклясться в верности, но я уже давно сделал это. Он великий, — воин, сглотнув, затих и закрыл глаза. — Была полная неразбериха и темень, но я видел, как он упал.

Эйриен судорожно вздохнула и застыла, перед глазами поплыли темные круги. Ощущая удары сердца под ребрами, она дышала, открыв рот, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Кровь бешено стучала в висках, шум в ушах мешал собрать мысли в кучу и осознать сказанное. Слез совсем не было.

— Я тоже видел его, — печально вымолвил воин с соседнего ложа. Его голова была перевязана, а на чистом бинте алело пятно крови. — А еще я видел воинов в серебряных доспехах под предводительством князя Имрахиля. Они сбили орков и харадримов в кучу и прикрыли наш отход. Фарамира подняли на лошадь, уж это я мог заметить даже одним глазом, — он горько усмехнулся. — Он жив, госпожа, такие витязи погибают в славных битвах, а в этой битве не было даже чести.

Девушка не помнила, как поднялась, отмахнувшись от его слов, и на ватных ногах направилась к выходу. Кажется, ее окликнула мать, но она даже не обернулась, мечтая поскорее покинуть эту обитель, где витала смерть. Она задыхалась и мчалась по улице, не разбирая дороги, стараясь вырваться из удушающего тумана, поглотившего ее. Эйриен не понимала, что происходит, и не верила, что это вообще возможно: разом потерять свое сердце и душу. Во рту пересохло, а тело вдруг стало таким тяжелым, что захотелось остановиться и упасть. Вместо этого она привалилась к холодной стене, перевела дыхание, отчаянно мотнув головой, словно пытаясь отогнать кошмар, и не заметила, как торопливо, иногда сменяя шаг на бег, к ней приближался один из Стражей Цитадели.

— Эйриен, — взбудоражено произнес он, и девушка узнала в нем Берегонда. Они часто пересекались во дворе Белой Башни, — ты должна мне помочь.

— Что случилось? — скорее безразлично, чем заинтересовано спросила она.

— Он жив, только стоит на краю пропасти, — мужчина схватил ее за плечи. — Любезный Перегрин видел все своими глазами: безумный отец решил навечно упокоить и себя, и сына. Они в усыпальнице, а я скован своей клятвой и не могу покинуть пост. Какая удача, что я встретил тебя!

Он говорил быстро, и измученная Эйриен с трудом улавливала слова, вглядываясь в его взволнованное лицо. Осознание пришло к ней внезапно, точно гром среди ясного неба, и она поняла смысл его пламенных речей.

— Берегонд! — визгливо вскричала она и вцепилась в его предплечья, затем подтолкнула к туннелю. — Нужно его спасти!

— Да, — согласился воин, — но как же я…? Без приказа!

— Берегонд, — чуть не плача, повторила девушка. — Его жизнь теперь в наших руках! Я не справлюсь без тебя.

Мужчина растерянно посмотрел на нее, раздумывая, и в тот же миг сомнение в его глазах сменилось решимостью. Он сдвинул брови, коротко кивнул и выпрямился, и вместе они побежали к Дому Мертвых, а часовые провожали их изумленными и любопытными взглядами. У входа их встретил привратник и преградил путь.

— Для вас дорога закрыта, — предостерегающе сказал он. — Уходите.

— У нас важное дело! — горячо воскликнула Эйриен, уязвленная его отказом. — Сын Наместника жив, мы должны предупредить их! Прошу, пропустите нас!

— Я видел владыку, именно он приказал мне отпереть дверь. Он — правитель города, и у него случилось горе, я не вправе останавливать его. А у вас, что за горе? Ежели никого не хотите погрести, то уходите, здесь нечего делать праздным зевакам.

— Вы не понимаете!

— Послушай, добрый человек, — отозвался Берегонд, — ты знаешь господина Фарамира и любишь его так же сильно, как все мы. Ты верно сказал, что у Владыки Дэнетора горе, и он в отчаянии погубит своего сына!

— Я не пропущу вас, — привратник начал злиться. — Уходите!

— Просто отдай нам ключ, всю ответственность мы понесем сами.

— Вот же норов у тебя какой! — процедил сквозь зубы сторож и оттолкнул воина. — Хочешь взять их? Тогда оскверни священное место и забери силой!

Вдалеке послышался леденящий вой, и в тот же миг обезумевший Берегонд выхватил из ножен меч и взмахнул им. Сраженный привратник рухнул на колени, прижимая ладонь к кровоточащей ране, и упал замертво. Страж Цитадели с отвращением перевернул его на спину и снял с пояса ключи, резко поменявшись в лице: гнев вспыхивал в его глазах, — и на его лице отразилась зловещая ухмылка.

Мужчина очнулся от мрачного удовлетворения убийством, только расслышав чистый звук боевого рога, долетевший до него с полей Пеленнора.

— Идем, — произнесла Эйриен, испуганно взглянув на тело под ногами, затем на Берегонда, и зашла в распахнувшуюся дверь.

Они в тишине пробежали между рядами колонн и остановились перед куполом усыпальницы. У стены стояли кувшины с маслом, а безмолвные слуги держали поленья и через порог передавали их своим товарищам в большой мрачной зале. Дэнетор спокойно отдавал им короткие приказы, его лицо искажала горечь потери. От увиденного на теле девушки выступили огромные мурашки. За несколько часов Наместник заметно постарел и утратил прежнюю стать, вместе с ней утратив и разум.

— Владыка! — громогласно позвал Берегонд, и его голос эхом отразился от мраморных сводов. Слуги обернулись к пришедшим и замерли. — Остановись и посмотри на сына. Он не нуждается в погребении, ибо его жизнь еще не прервалась. Ты не внял словам внимательного Перегрина, так давай проверим его догадки.

Взгляд Дэнетора помутнел, а его глаза злобно сверкнули, однако он не сдвинулся с места.

— Догадки? — прошипел он с сердитой тревожностью в голосе. — Все погибло, и Фарамир погибает по моей вине. Злой рок уготовила мне судьба, забрав моих милых мальчиков, а теперь и мой город, — сокрушенно молвил Наместник и посмотрел на Эйриен. — Слишком поздно я понял, что разрушил всю его жизнь. Мне следовало любить его больше... Нет! Я всегда любил его, вот только не мог признать этого. Но теперь уже поздно: мой сын горит изнутри... Так суждено же сгореть и мне! Задержите безумцев, а коль понадобится — убейте! Это место уже осквернено... Облейте поленья маслом.

Девушка истошно закричала и рванула к входу, но слуги точно тени выросли перед ней. Один из них пробрался в усыпальницу вместе с глиняным кувшином, и Берегонд вскинул свой меч.

— Всем стоять! — проревел он. — Никто не войдет туда больше. Разум Правителя ослабел, но я не дам вам сжечь Фарамира заживо, предатели!

— Изменник! — сплюнул Одо. — Клятвопреступник! Раз воля владыки такова, то не тебе противиться ей.

— Фарамир жив! — в отчаянии сказала Эйриен. — Отступитесь и поверьте нам.

Но мужчины в черном были непреклонны: те, кто повыше и покрепче выступили вперед, тоже выхватив оружие, а двое послабее отошли к двери с глиняными кувшинами. Берегонд яростно зарычал и бросился на них, закрывая девушку собой, но его встретила стена клинков. Сумасшествие обуяло их всех. Эйриен отпрыгнула в сторону, не сводя глаз с факела Одо, и, проскользнув между рослых слуг, преградила советнику путь.

Она встала перед дверью и примирительно выставила перед собой руки:

— Опомнитесь! Смог бы владыка приказать вам такое, будь его дух непоколебим? Война и горе сломили его, отступитесь!

За дверью послышался суровый голос Дэнетора, и девушка стремительно обернулась, тут же почувствовав резкую колющую боль в боку. Она вскрикнула и схватилась за пульсирующее место, чувствуя, как сквозь пальцы потекла теплая кровь. Внезапно ослабев, Эйриен пошатнулась и упала на колени, беспомощно хватая ртом воздух, не в состоянии вымолвить ни слова. Одо испуганно попятился назад, сжимая кинжал в руке, и выронил факел. Берегонд закричал во все горло, занеся над ним меч, и рассек его плоть сильным ударом. Его тут же обступили вооруженные слуги, взяв в кольцо.

Девушка ненадолго сомкнула отяжелевшие веки и облизнула потрескавшиеся губы, прислушиваясь к звону стали и звукам борьбы, доносившимся словно издалека. Перед глазами поплыли темные круги, она завалилась набок и скатилась вниз по ступеням. Ей стало жутко холодно, силы быстро оставляли ее, а рука безвольно опустилась на мраморный пол. Дыхание замедлилось, стало рваным и судорожным, а взгляд застлала густая пелена, поэтому, когда Эйриен увидела вдалеке стремительно растущую белую точку, она не зрением, а скорее внутренним чувством поняла, кто это, и попыталась улыбнуться. Митрандир пришел на помощь, и он спасет Фарамира, а значит, он будет жить. На душе стало спокойно. Девушка знала, что выполнила свое обещание: она не пролила по нему слез и была сильной, как он — благородный витязь из древних сказаний, что многие годы был рядом с ней, любимый и любящий.

Острая боль резко пронзила ее тело, и Эйриен, мучительно содрогнувшись, закрыла глаза с неугасающей надеждой открыть их вновь.

Он бегом взобрался на вершину холма, и все цветущие земли Итилиэна предстали его взору. Вдалеке в лучах солнца блестел Андуин, неся могучие воды через зелень полей, лабиринты деревьев, и серебряной стрелой уходил далеко за горизонт. Ветер то и дело приносил запахи пряных трав и многовековых лавров, воздух впитывал их и насыщался разнообразными ароматами. Фарамир блаженно прикрыл веки и вдохнул полной грудью, пытаясь унять сердцебиение и привести дыхание в норму. У подножия, спасаясь от полуденного зноя в кустарнике, пели птицы, и слух следопыта улавливал их трели, наполняющие душу радостью. Он улыбался и придерживал рукой развевающиеся волосы, так и норовящие попасть в глаза, пощекотать нос. Было тихо и спокойно, а он давно об этом мечтал.

Она легко коснулась его плеча, и этого было достаточно, чтобы Фарамир стремительно обернулся. Зажмурившись от яркого солнца, он приложил ладонь козырьком, надеясь увидеть озорную улыбку на ее лице, но она уже мчалась вниз с холма, придерживая подол своего платья, и ее звонкий смех эхом звучал в ушах. Он сорвался с места и побежал по пологому склону, стараясь поспевать за своими ногами, несущими его с неимоверной скоростью. Ее пышные золотистые волосы качались из стороны в сторону, мягко подпрыгивая, когда девушка перепрыгивала кочку, и следопыт протянул руку, нагнав ее, но его ладонь лишь рассекла воздух. Она была так близко, но он никак не мог дотянуться, а силы уже были на исходе. Дыхание сбилось и стало хриплым, кровь бешено стучала в висках, и Фарамир остановился, согнувшись и оперевшись на колени. Ее смех все еще доносился до него, с каждым разом становясь все тише, и он испугался, что девушка скроется из виду.

— Постой же! — крикнул он. Она тут же замерла, выпрямилась, опустив подол платья, и медленно обернулась.

Мужчина открыл глаза, уставился в потолок, расписанный витиеватыми узорами, диковинными цветами, и печально улыбнулся: он снова не смог разглядеть ее лицо. Раньше сновидение посещало его каждый месяц, а то и неделю, и каждый раз оно обрывалось именно на том месте, когда она оборачивалась. Последнее время этот сон снился все реже, и теперь, когда Фарамир вновь услышал точно наяву ее звонкий смех, он понял, как скучал все эти дни.

Он потер сонное лицо ладонями и сел в кровати, откинув одеяло. Солнце ярко освещало просторные покои, а ветер, развевая длинные занавеси, приносил жаркий воздух, — значит, уже близился полдень. Мужчина встал, потянулся до приятной ломоты, чтобы размять затекшее после долгого сна тело, и налил в кубок воды. Советы стали отнимать слишком много времени, поэтому он зачастую возвращался в постель далеко за полночь, а то и на рассвете. С советниками он виделся чаще, чем с женой, и это заставляло его сердце сжиматься от тоски по ней и невозможности это исправить. Фарамир знал, что она не спала и ждала его, зарывшись лицом в подушку, но всегда молчала во время их разговоров, хотя ее терзало желание высказаться. Она была упряма, чтобы держать язык за зубами, но воспитание все же брало верх.

Мужчина вздохнул и мысленно поблагодарил жену за понимание, затем полностью осушил кубок, вышел на балкон и облокотился руками на перила. За много лет он так и не избавился от привычки смотреть на восток, и даже сейчас его взгляд невольно скользнул по хребтам гор вдали. Непрошеные мысли о возможном возвращении Врага тревожили его каждый раз, но тут же отступали перед ясным небом над острыми вершинами, заставляя осознавать, что война закончилась, и пришел мир.

Между тем в Итилиэне занимался день, один из множества спокойных и счастливых, что были раньше. Однако жители Эмин Арнена не переставали радоваться каждому восходу солнца и ценили каждый зеленый клочок земли, все еще помня, какой ценой он им достался. Фарамир крепче сжал каменные перила, обведя взглядом свои владения, и улыбнулся, увидев в цветущем саду сына и жену. Эовин читала, перекинув не заплетенные волосы на одно плечо, и они сияли золотом в отражающихся от стен лучах, ее губы беззвучно произносили каждое слово, иногда расплываясь в легкой улыбке. У мужчины перехватило дыхание при воспоминании о звучании ее нежного голоса. Темноволосый малыш бодро скакал вокруг скамьи и размахивал тонким прутиком, будто мечом. Княгиня отложила книгу и строго посмотрела на Элборона, что-то сказав ему, отчего он остановился, послушно опустил голову и виновато поводил мыском ступни по траве. Эовин, просияв, подхватила его на руки, поцеловала в щеку и закружила. Заметив наблюдающего за ними мужа, она опустила сына и слегка подтолкнула вперед. Он с уважением и трепетом взглянул на отца и поклонился. Фарамир, скрывая добрую усмешку, склонил голову в ответ и вернулся в покои, а перед его лицом стоял образ молодой жены, разбудивший в нем воспоминания о прошлом.

Тогда она приснилась ему в первый раз. Только тот сон был кошмаром, и девушка кричала, убегая по темному лесу, утопающему в холодном тумане, а он чувствовал сзади сопящее дыхание, но не смел обернуться. За ним гналось что-то жуткое, с каждым шагом настигая, не оставляя шанса на побег. Эта мучительная погоня, зарождающая панику и страх, продолжалась бесконечно долго, из часа в час, изо дня в день, пока вдруг не разбежались тучи. Дева остановилась, позволяя ему дотронуться до нее и развернуть. Но когда, наконец, она обернулась, то сияла ярче солнца — наверное, она и была солнцем — и тьма вдруг расступилась.

Фарамир с трудом открыл глаза и увидел перед собой склонившегося витязя, точно сошедшего с мраморного постамента, что держали изваяния давно умерших королей в Колонном Зале. Узнав своего Государя, военачальник улыбнулся, и сердце затрепетало перед его величием. Он велел ему освободиться из черных цепких когтей, и Фарамир повиновался.

— Отдыхай и не блуждай более в сумраке, — сказал ему витязь и вышел из палаты, оставив после себя свежесть раннего весеннего утра, от которой светлело на душе. Подле кровати сидел Берегонд вместе с сыном, и их глаза лучились радостью.

— Господин, — выдохнул страж, — мы боялись, что вы не очнетесь.

— Я помню твое лицо, — произнес военачальник слабым голосом и тут же почувствовал, каких усилий ему стоило заговорить. Слова тупой болью отдались в голове и зазвенели где-то в висках. Мужчина поморщился.

— Мое имя Берегонд, господин, а это Бергил, сынишка мой.

Фарамир не без труда поднял руку и потрепал мальчишку по волосам, вызвав его восторг. Смущенный, он вытер нос рукавом и всхлипнул.

— Это я от счастья, господин, — пояснил Бергил и обернулся на звук открываемой двери.

В палату, неся в руках миску, вошла целительница уже в почтенных летах, но на удивление подвижная. На ее поясе болтались кожаные мешочки с травами, а седые волосы были убраны под косынку. Она склонила голову, подойдя к постели, отложила принесенное на стол и молча потянулась к зарастающей ране Фарамира. Он внимательно проследил за женщиной, но больше всего его насторожило поведение Берегонда: страж то рассеяно теребил край своего плаща, то нервно потирал ладони. От опытного глаза военачальника не укрылось то, как он отчаянно боролся с желанием что-то рассказать.

— Ну, — сказал воин неуверенно, заметив пристальный взгляд Фарамира, — пожалуй, пора нам уже, а вы набирайтесь сил, господин. Пойдем, Бергил.

— Берегонд, — властно и резко позвал Фарамир, даже резче, чем хотел.

Острая боль пронзила виски, и мужчина смял простыню в кулаке, стиснув зубы. Ослабевшее тело показалось ему тяжелой ношей, которую нужно было скинуть и встать, но все его мускулы были будто истерзаны и разбиты. Мужчина лишь откинулся на подушку, глубоко вдохнув. Целительница тихо шикнула и успокаивающе погладила его плечо. Страж остановился, напрягся, но не обернулся.

— Привиделся ли мне огонь в усыпальнице? Я слышал голоса, но не разобрал слов; я ничего так не желал в тот момент, как проснуться, но не понимал, отчего же я не могу этого сделать. Не бдением ли оказался мой сон?

Фарамир терпеливо ждал, пока он заговорит, украдкой наблюдая за быстрыми движениями старушки, обрабатывающей его рану. Берегонд медленно повернулся, сжимая плечо сына.

— Господин, я не должен вам говорить об этом, — виновато вымолвил он, отводя взгляд. — Сейчас, когда вы еще не окрепли, негоже рассказывать про это и сеять мрак.

— Не нужно ничего утаивать от меня, — жестко произнес военачальник, ощутив, как собственные предположения сжали сердце тисками.

Где-то внутри он понял, что отец погиб — а чувства никогда не подводили его — но у него не хватало мочи осознать и признать это. На душе стало горько, но он не стал настаивать на расспросах.

— Ты напрасно терзаешь себя заботами обо мне. Вдохни же этот свежий воздух и порадуйся лучам солнца, прорезающим тьму!

Берегонд почтительно склонил голову и улыбнулся, но в его глазах по-прежнему читалась тревога. Он помедлил, словно раздумывая о чем-то, но потом развернулся и подтолкнул сына к выходу. Однако к Фарамиру спокойствие тоже не пришло, и волнение нарастало с каждым шагом стража к двери, затягивало его сознание, зарождало подозрения, закрадывалось в самые дальние уголки мыслей.

— Постой! — воскликнул военачальник, и Берегонд застыл в проходе. Обреченно опустив голову, он прикрыл за Бергилом дверь и развернулся. То, как неуверенно он подошел к кровати, как боязливо потупил взгляд, и как взглянул на Фарамира, стерло последние сомнения. Следопыт всегда умел понимать сердца других, а развитое чутье уловило что-то неладное. — О чем ты боишься мне поведать, Берегонд? За что ты чувствуешь свою вину передо мной? Отвечай.

Страж опустил голову и уставился на высокий шлем с белоснежными крыльями чаек, край которого он перебирал между пальцами. Сталь казалась ему как никогда холодной и отяжелевшей. Как же можно посметь сказать военачальнику правду? Сердце Берегонда билось так же сильно, как и в то мгновение, когда он впервые надел черные облачения воинов Цитадели и принес клятву. Только тогда, в момент торжества, он ликовал в душе, а сейчас же ему было невыносимо чувствовать этот стук, слышать его через панцирь. Он не сможет нарушить приказ во второй раз.

— Господин, — тихо, но твердо сказал страж, — я подчиняюсь вам, но знайте, что это признание для меня непосильно. Я был в Доме Мертвых, когда вас возложили на ложе, видел все и совершил немало злодеяний, за которые мне суждено наказание. Однако не я один пытался помешать коварному замыслу: плечом к плечу со мной стояла Эйриен.

Это имя хлестнуло Фарамира, словно кнут, он вдруг почувствовал обиду от того, что ее сейчас не было рядом. Берегонд хмуро взглянул на него из-под бровей и отвел взгляд.

— Где же она сейчас? — кратко молвил военачальник, испытывая нарастающее волнение.

— Случилось так, что мне пришлось обнажить меч. Слуги вашего отца не хотели даже слушать, они достали свое оружие и встали перед нами стеной. Безумие обуяло нас всех, пролилась кровь, а Эйриен...

— Что? — нетерпеливо вскричал Фарамир и резко поднялся на локтях.

Справившись с мимолетным головокружением и превозмогая вялость, сел в кровати, случайным порывистым движением напугав целительницу. Миска с теплым отваром выскользнула и упала на мраморный пол, разбившись. Старушка всплеснула руками и укоризненно покачала головой.

— Я точно не могу передать вам, что случилось, господин, — медленно, с усилием выдавливая из себя каждое слово, отвечал Берегонд, — но ее ранили, а потом...

— Надеюсь, ей оказали необходимую помощь? — строго прервал его Фарамир и, повернувшись, свесил ноги с ложа.

Он уперся ладонями о перину, но вставать не спешил: тело отяжелело и мелко дрожало, испытывая непривычную слабость и истощение. На вдохе он поднялся, не обратив внимания на недовольные возгласы целительницы и жестом останавливая стража, и покачнулся. Болезненно сощурив глаза, мужчина устоял и со всей силы, что осталась, сжал руку в кулак, приказывая себе выпрямиться и забыть о боли.

— Я хочу ее увидеть. Она здесь?

Плечи Берегонда поникли, а лицо побледнело до синевы. Он сокрушенно мотнул головой, сочувственно сдвинул брови, впившись взглядом сначала в военачальника, затем — в старушку и опять — в мыски своих сапог.

— Ее больше нет. Простите.

— Как?..

Фарамир не сумел договорить: голос сорвался, а горло оцарапала внезапная сухость. Сердце забилось так сильно, что в какой-то момент ему показалось, что оно разорвется. Мужчина неверяще уставился на стража, пытаясь хоть как-нибудь уличить его во лжи, и нервно усмехнулся, встретившись с его потерянным взглядом. Свет померк перед глазами, сердце вдруг резко пропустило удар, и военачальник осел на кровать, перепугавшись такой перемены. Боль вернулась к нему, отдаваясь в висках, смешиваясь со звуками пульсирующей крови, и он зарылся пальцами в волосы, сдавив затылок. Ощущения были невыносимы то ли от недуга, то ли от услышанного.

— Господин, — позвала целительница, коснувшись его предплечья, — вам нужно лечь.

Фарамир отмахнулся от нее и встал. Изнеможение снова дало о себе знать, но он расправил плечи и упрямо ступил к выходу. Шаг отозвался раскалывающей резью в голове, ноги вдруг подкосились, и он рухнул на пол, опустившись на четвереньки. Чувствуя отвращение к себе за эту слабость в важный момент, когда нужно было убедиться в словах Берегонда, подняться и увидеть ее тело своими глазами, он истошно закричал не своим голосом и ударил кулаком по белому мрамору. Недуг в двукратном размере откликнулся на его действия, и Фарамир застонал, когда в ушах зашумело, а виски пронзила острая боль. Он прижался к спасительному холодному камню лбом, ощущая себя разбитым, и его сотрясли рыдания.

— Мне позвать кого-нибудь? — спросил обеспокоенный Берегонд.

— Нет, — ответила целительница, подошла к Фарамиру и вцепилась в его плечи. Дверь закрылась — вероятно, Берегонд ушел — и старушка попыталась поставить военачальника на ноги. Он сопротивлялся и не хотел, чтобы его снова потревожили сильные приступы. Затем все-таки поддался и, скривившись, взглянул на лекаря, оставшись сидеть на коленях. Она прижимала морщинистые руки к груди и смущенно смотрела него, и мужчина, неожиданно для себя, прижался к ее ногам. Целительница опустилась подле него, Фарамир спрятал мокрое от слез лицо в ее прохладных ладонях.

— Не может быть. Этого не может быть, — шептал он, постоянно повторяя слова, как молитву. Боль постепенно уходила, но он продолжал дрожать.

— Вам нужно в постель, господин, — мягко сказала старушка. — Видите, на что способна Черная Тень? Государь пробудил вас, теперь же выздоровление за вами. Вас не выпустят отсюда, пока не поправитесь.

В тот же миг мужчина повелел себе успокоиться и глубоко вздохнул. Лекарь помогла ему подняться, и он послушно подошел к своему ложе, отогнав все удручающие мысли, кроме одной, внезапно согревшей его душу.

— Пусть мне принесут завтрак, — сказал Фарамир, посмотрел в окно и добавил: — Или обед.

Ему нужно поесть и хорошенько поспать, ведь завтра он собирался осуществить то, что задумал.

Проснувшись поутру, мужчина чувствовал себя немного лучше: боль была не столь явной и ослепляющей, но немочь не давала ему в полной мере использовать свои возможности. Дождавшись, пока уйдет целительница, делавшая ранний осмотр, он осторожно подошел к двери и открыл ее. В коридоре никого не было, и он уверенно вышел из покоев, вспоминая, в какой стороне находится выход. Молясь, чтобы его не заметили, Фарамир с невозмутимым видом пересек общую залу с ранеными и, завернув за угол, налетел на кого-то. Молодая девушка уронила чистые ткани, испуганно и виновато посмотрев на него, но гондорец лишь улыбнулся, мягко заглянув ей в глаза, и помог собрать бинты. Справившись с головокружением и слабостью, он быстрой тенью выскользнул из Дома Исцеления и, не оборачиваясь, направился к конюшням. Ему несказанно повезло, что и здесь его не остановили. Видимо, жители были так рады увидеть своего господина живым и невредимым, что просто не задавали лишних вопросов.

Фарамир с трудом забрался на коня, жестким голосом приказав мальчишке его оседлать, и тронул поводья. В его мыслях этот план казался куда более здравым, но на деле оказался настоящим подвигом: голова снова разболелась, а тело было слишком вялым и изнуренным, чтобы ехать верхом. Однако времени до обнаружения было совсем мало, а ему нужно добраться до первого яруса. Сдерживаясь от приступов и уже не теряя равновесие, мужчина гнал скакуна по каменным улицам Минас Тирита. Горожане отпрыгивали в стороны, лишь расслышав звуки копыт, а собаки заливались лаем, бросались в погоню.

В ушах свистело от встречного ветра, а в голове крутилась назойливая мысль успеть, но гондорец все же заметил, как изменился город. Стены в лучах солнца сияли ярче, и даже следы пожарищ не могли затемнить древнее величие столицы. Что-то изменилось, и эта перемена была только на пользу. Въехав на площадь перед Вратами и бегло осмотрев последствия битвы, Фарамир натянул поводья и спрыгнул с коня, не дождавшись его полной остановки. Споткнувшись и даже не поморщившись от боли — он принял ее, привык к ней — он зашагал к серой травяной лавке. На нее не падали лучи, и она стояла в тени крепости, такая же угрюмая и безжизненная, как и погибший сад возле нее. Подойдя к приоткрытой двери, мужчина остановился, увидев на ней черную ленту, и уперся ладонью в косяк, справляясь с нахлынувшими эмоциями.

Глубоко судорожно вдохнув, он толкнул дверь и ступил на порог. Внутри было пусто и прохладно от сквозняка, не было мебели и трав, постоянно встречавших взор посетителей и наполнявших их легкие разнообразными ароматами. Но впереди, в самой освещенной комнате дома, у своеобразного цветочного ложа спиной к выходу сидела сгорбленная фигура. Фарамир задрожал всем телом, разглядев золотистые локоны, обрамляющие бледное лицо, и перед его глазами поплыли темные круги. Ему было страшно сделать хоть шаг, и он, поникший и безутешный, стоял, не в силах сдвинуться. Женщина в черном обернулась и резко встала, увидев военачальника. Гилвен молчала, сжав губы в тонкую линию и неприязненно смотря на гондорца, в ее глазах блестели слезы. Она отвела суровый, недружелюбный, взгляд и поспешно заморгала. Фарамир, медленно передвигая онемевшими ногами, приблизился к ней, не смея оторваться от Эйриен, неподвижно лежащей среди белых цветов. Травница, не сказав ни слова, протянула цепочку с его кольцом, и мужчина резко выдохнул.

Он не знал, что сделать. Поблагодарить ее? Упасть в ноги и попросить прощение? Убежать отсюда, как можно дальше? Женщина взяла его руку, сунула кольцо и поспешно вышла из помещения, всхлипывая. Военачальник под чеканящий стук своего сердца, отсчитывающего удары до чего-то неминуемого, повернулся к ложу и опустился на колени возле изголовья.

Такая умиротворенная и прекрасная, она лежала, скрестив руки на груди. Фарамир дотронулся до ее холодной ладони, сжал ее и не сдержал слез. Он аккуратно убрал каждый волосок с ее чистого лица, провел пальцами по щеке и тихо застонал от пронзившей его боли. Его вымученный взгляд задержался на буром, уже подсохшем, пятне крови на ее животе, и гондорец покачал головой. Он не чувствовал гнева, которым можно было бы одарить нападавшего, но чувствовал собственную вину. Ему хотелось бы вновь заглянуть в ее серые сияющие глаза, которые теперь были закрыты самой смертью, стеклянные и безжизненные. Свободную руку он положил на макушку Эйриен и коснулся ее лба дрожащими губами.

— Прости меня, — прошептал он и отвернулся, испытывая помутнение и слабость. Было тяжело стоять здесь, в голове снова пульсировало, а от боли в сердце перед взором померк свет.

При входе раздались голоса и звон доспехов. Фарамир горько усмехнулся: за ним прислали отряд, — но остался неподвижен. Воины по приказу командира остановились, и мужчина снова посмотрел на ее лицо, запоминая, поглаживая волосы. Девичьи губы растянулись в легкой улыбке, и казалось, что она просто сдерживает смех от своей глупой шутки. Он положил голову ей на грудь, не отводя взгляда, в глубине души надеясь, что отогреет ее своим теплом. Но его милая юная Эйриен ушла, а вместе с ней исчезает он сам.

— Это ты убегала от меня во сне? — в пустоту прошептал он, чувствуя покой. — Хотел бы я знать, о чем ты думала перед смертью. Наверное, представляла меня в таком виде и готовилась упрекнуть в том, что я снова потерял надежду. Но знай, что я найду ее вновь и сохраню.

Фарамир отстранился, крепко поцеловал ее в губы, сморгнув слезы, и поднялся с колен, опираясь на ложе. Стражи с пониманием ждали его у выхода, и он, суровый и статный военачальник, вышел на улицу. Молча забравшись на своего коня, обернулся на дверь с черной лентой в последний раз. Он не вернется сюда больше.

Оказавшись в Палатах Врачевания, Фарамир под охраной шел к своим покоям, как вдруг увидел что-то светлое — золотистые волосы, на мгновение мелькнувшие в серой толпе, и сорвался с места. Протискиваясь между целителями и ранеными, он оказался будто бы в своем сновидении, и границы между сном и явью словно размылись. Он боялся, что не успеет рассмотреть ее лицо, но это ощущение исчезло, когда он коснулся ее руки. Девушка резко развернулась и обратила на него свой взор, печальный и обреченный. Мужчина почувствовал, как внутри все оборвалось и упало куда-то вниз: такое сильное сходство он уловил. Но в то же мгновение он разглядел ее черты, чужие, строгие, гордые.

— Господин? — холодно спросила она.

— Простите, госпожа, — ответил Фарамир, не в силах оторвать от нее взгляда, — я принял вас за другого человека.

Дева вскинула голову, ее ладонь выскользнула из мужской, и она продолжила свой путь. Гондорец рассеяно провел рукой по волосам и неожиданно, неверяще, рассмеялся. На душе вдруг стало так легко и спокойно, и он с радостью принял яркое, наполняющее чувство. Кажется, он нашел свою надежду.

Фарамир допил кубок и задумчиво прикусил кулак, читая очередной свиток из тех многочисленных, что скопились на столе. Дверь почти бесшумно распахнулась и он стремительно поднялся, приветствуя жену. Эовин улыбнулась и сделала шаг ему навстречу.

— Я сказала, чтобы еду подали в покои, — тепло молвила она, оказавшись в объятиях мужа. Он легко поцеловал ее и отстранился. — Элборон ждал твоего пробуждения все утро: хотел тебе что-то показать.

— Ты разделишь со мной завтрак? — спросил мужчина, но, подумав, добавил: — Или обед.

— Конечно, господин, — отозвалась княгиня и убрала с его лба прядь волос. — И прочитаю письмо от Короля Рохана, которое ты скрыл от меня.

— Прости. Его передали на прошлом совете, а я, как всегда, задержался и забыл тебе об этом сказать. Советники, словно юные леди, требуют внимания и трепетного обращения, — Фарамир улыбнулся и, не желая более продолжать эту тему, галантно подставил Эовин предплечье. — А пока не подали еду, я бы хотел посмотреть на сына.

Вдвоем, рука об руку, они вышли в цветущий солнечный сад, сопровождаемые поклонами слуг. Элборон резвился с молодой служанкой, убегая от нее и размахивая маленьким деревянным мечом, звонко визжа и посмеиваясь. Увидев родителей, он остановился, вытянулся, и с благоговейным страхом в глазах подошел к ним. Склонившись отцу, он вжал шею под его суровым взором.

— Нравится игрушка? — нестрого спросил Фарамир.

— Да, господин, — испуганно вымолвил мальчик и протянул ему меч.

— И ты уже можешь его удержать? — изумленно воскликнул князь Итилиэна, взвесив деревянную заготовку в ладони, и удовлетворенно хмыкнул, проверив балансировку.

— Да, господин. Это первый меч Сиден, она дала его мне.

— Сиден? — нахмурившись повторил мужчина и обратился к уже подошедшей девушке: — Идриль, кажется, вы должны были читать сказание о ?..

— Тар-Элендиле, господин, — видя замешательство мужа, добавила Эовин. — Сегодня мы повторили его еще раз. Твой сын отличный ученик, ему хорошо дается история.

Фарамир многозначительно кивнул, оставаясь бесстрастным и выжидательно посмотрел на темноволосую служанку, рукой придерживающую еле заметную округлость живота.

— Я не думала, что вы будете против, господин. Элборон уже может поднимать его, значит, пора с ним заниматься... — Идриль замялась, но взглянула князю прямо в глаза. Он улыбнулся ей, вспоминая, как сам учил обращению с оружием, и вернул ребенку меч, щелкнув по носу.

— Раз ты уже настоящий воин, — ласково сказал Фарамир, — то придется мне следить за твоим обучением.

Он неожиданно подхватил сына на руки, подкинул в воздух, вызвав его радостных смех, и опустил на траву. Идриль подтолкнула малыша в сад, последовала за ним, и гондорец проводил их грустным взглядом. Эовин склонила голову ему на плечо, мужчина поцеловал ее в макушку и зарылся носом в светлые волосы, вдохнув такой родной запах всех цветов этого сада, крепко обняв ее за плечо.

Мог ли он быть счастливее, если бы рядом с ним стояла Эйриен? Может, у них тоже родился бы мальчик, похожий на отца, но совершенно чуждый его сердцу, не Элборон? Или, быть может, Фарамир пал, как его брат, защищая друзей от врага? Все это было неведомо и совершенно не важно в том мире, где он помнил не только о тех горестях, что постигли его, но о радости в лучистые моменты своей жизни. Прошлое, каким бы оно ни было, должно остаться в прошлом. Извлекая урок, нужно хранить прекрасное, доброе и желанное. Эовин была его светом и его любовью, безумной и искренней, распустившейся в минуты отчаяния и мрака, и он уже не мог представить себя без ее любви, такой же чистой и настоящей. Но с ним была и Эйриен, его сила и благодать, его надежда.

— Господин, — за спиной раздался голос слуги, и Фармир обернулся. — Трапеза готова.

Ну вот, теперь жизнь точно удалась.