Expiatio (гет)

Тяжёлое ведро опустилось на пол. С трудом разогнувшись, опираясь на деревянный посох, с которым он нигде не расставался, старичок длинно выдохнул, переводя дух. Тонкая рука с длинными узловатыми пальцами привычно потерла вновь разболевшуюся поясницу. За окном громыхнуло. Старик улыбнулся, тихонько пробормотав самому себе: «Как раз успел», — и принялся готовить ужин.

Вскоре по крыше звонко забарабанил дождь, постепенно набиравший свою мощь, а за окном начал гулко завывать ветер. Старик что-то напевал себе под нос, резво шинкуя морковку и наблюдая за тем, как обжаривается в травках лук. Ему уже давно нравилось все делать руками: это приносило какое-то особое удовольствие и успокоение. Бульон потихоньку кипел, картошка варилась, и для завершения полной картины оставалось лишь добавить в будущий суп зажарку. Кинутая в сковороду морковь довольно зашкворчала, и над чесноком, примериваясь, завис было нож, как вдруг в дверь постучали.

Лоб прорезала недоуменная морщина, а пальцы тут же привычно сомкнулись на посохе. Моментально забыв про жарящиеся овощи, старик подошёл к двери, думая, кого могла в такое время к нему занести нелёгкая. Он жил в глуши. Из достопримечательностей рядом была только скала да небольшая речушка, ближайшая деревня была примерно в пятидесяти километрах, и последний раз человека вблизи он видел несколько лет назад. Может, показалось? Стук повторился. Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул наружу, крепко сжимая теплое древко. Увиденная картина заставила его на доли секунды удивлённо замереть, после чего он, быстро придя в себя, отошёл в сторону, запуская незнакомцев вместе с дождем домой. С трудом закрыв за ними дверь, старик обернулся.

Их было двое: мужчина и женщина. Оба молодые, даже, на его взгляд, скорее, совсем юные. Мокрые, грязные, с большими рюкзаками за спинами. Но не это привлекло его внимание: девушка практически висела на своем спутнике, болезненно подтягивая ногу.

— Что случилось? — обеспокоенно подошёл он, убедившись, что дверь точно плотно закрыта.

— Подвернула. Или растянула… — страдальчески улыбнулась девушка, пока мужчина сбрасывал свой рюкзак, осторожно пристраивая его в углу.

— Можно мы у вас переночуем? А то в такую непогоду даже палатку ставить страшно. Ветер, дождь… — начал было оправдывать свою просьбу мужчина, да старик тут же махнул ему рукой.

— Конечно оставайтесь. О чем речь-то. Ишь как льет вон, зараза.

Пара благодарно ему кивнула, и мужчина, ворча, помог спутнице скинуть рюкзак, который, очевидно, весил немало. Освободившись от тяжёлой ноши, она осторожно опустилась на стул, вытянула ногу и облегченно вздохнула, смахивая со лба капли дождя. Наблюдая за ними, старик думал, что же у него есть, чтобы подлечить больную ногу, как вдруг до него донёсся запах горелого лука.

— Ох! — подорвался он и со старческой прытью подбежал к плите, желая спасти то, что ещё можно было спасти.

За его спиной слышалась возня, связанная с избавлением от мокрой одежды, но старику, казалось, было не до гостей. Он задумчиво помешивал свой суп, вспоминая, когда последний раз ему приходилось использовать свои целебные снадобья. Выходило так, что очень давно. Закрыв крышкой и выключив огонь, он оставил варево настаиваться, сам принявшись резать хлеб и овощи к столу.

За спиной кашлянули, привлекая внимание, и старик словно нехотя обернулся. Мужчина протянул ему руку:

— Герион. А там Амелира.

Герион кивнул головой себе за спину, где сидела улыбающаяся девушка. Старик на секунду почувствовал себя неловко: он совершенно забыл про этот обычай, да и в руке был зажат нож, с которым он так и повернулся. Ему пришлось переложить его в левую руку, чтобы рукопожатие состоялось. Однако чувство замешательства его не покидало. Он озадаченно поскреб затылок, ненамеренно затягивая паузу:

— Запамятовал я что-то имя свое. Давно тут живу, людей редко вижу, по имени никто не обращается, вот память и подводит. Зовите меня просто Дедушкой.

Лицо Гериона выразило крайнюю степень изумления, а вот Амелира, которая и так широко улыбалась, казалось, улыбнулась ещё шире:

— Хорошо, Дедушка. Спасибо вам большое за приют. И очень приятно познакомиться.

Старик подарил ей ласковую улыбку в ответ, почувствовав, как внутри неожиданно разливается тепло. Герион же, уточнив у хозяина, где можно умыться и привести себя в порядок, ненадолго отлучился. Старик вновь повернулся к столу, желая закончить начатое. Голову все не покидали мысли о лекарстве. Вдруг за спиной раздался шум сдвигаемого стула, и нежный голос Амелиры спросил:

— Давайте я вам чем-нибудь помогу.

Старик тут же встрепенулся:

— А как же нога? Отдыхай давай.

— Ничего страшного, я справлюсь, — чуть морщась, но видимо бодро она подошла к столу.

— Погоди чуток, мазь у меня есть. Поедим, а там намажем — сразу легче станет.

Не успела Амелира даже рот открыть, чтобы ответить, как раздался грубый голос Гериона:

— Нет, ну ты посмотри на нее. Как идти по лесу, так то «не могу», то «постой», то «помоги», а как в тепло пришли, так вон как скакать начала тут же. Этого и добивалась?

Старик нахмурился, но промолчал, сделав вид, что огурец сейчас интересует его больше всего на свете. Амелира же отрезала, даже не взглянув на своего спутника:

— Мы с тобой это уже обсуждали, Герион.

Тот прищурился, перевел взгляд на Дедушку, недовольно хмыкнул и прошествовал к обеденному столу. Амелира словно ничего не произошло ловко выудила из подставки нож и принялась резать в блюдце зелёный лук. Вскоре все было готово, и они уселись за стол.

— М-м-м, как вкусно, Дедушка, — блаженно закрыла глаза Амелира, на что старик только усмехнулся.

— Вы лучше расскажите, как вы здесь оказались. Глушь же совсем.

— У нас так называемое свадебное путешествие, — буркнул Герион, с удовольствием, однако, поглощая суп. — Решили провести его вдали от кого бы то ни было, пожить на природе, разведать новые места. Заключили пари, что не подойдем ни к одному человеку и близко за эти пару недель. Но увы, — смерил он недовольным взглядом молодую жену.

Амелира лишь опустила взгляд и смолчала. Старик же задумчиво протянул:

— Интересный выбор вы сделали для отдыха.

Герион тоже не ответил, вновь уткнувшись носом в тарелку и, видимо, решив для себя, что зря проболтался. Дальше ели в тишине: старик чувствовал, что так разговор не склеится. Когда он поднялся, чтобы убрать посуду и накрыть к чаю, Амелира тоже было собралась помочь ему, но поймав строгий взгляд Гериона, тут же покорно опустилась обратно. Старик усмехнулся его немного грубой заботе, и, поставив чайник, направился в подвал.

Внизу было прохладно и немного сыро. Он включил свет и принялся оглядываться в поисках нужной мази. С одной стороны стояли какие-то соленья, с другой — компоты и другие вкусности, а вот третья стена была заставлена банками с совершенно непонятным содержимым. Благо рост позволял — старик, опираясь на посох, принялся читать на банках под потолком какие-то слова, понятные только ему одному. Губы что-то бормотали, а глаза старчески прищуривались, иногда с трудом разбирая полустершиеся каракули. Так продолжалось недолго: в третьем сверху ряду он нашел то, что искал. Аккуратно достал банку, открыл, понюхал, даже чуть попробовал на язык содержимое и, убедившись, что это действительно то, что надо, старик выключил свет и вернулся на кухню. Там он поставил банку на стол рядом с Амелирой и, приказав ей сходить помыть ногу, отошёл к шкафчику, теперь принявшись изучать аптечку. На Гериона он даже не смотрел, но спиной ощутил, что Амелира направилась в ванную одна.

Отыскав эластичный бинт, который он периодически использовал для своих коленей, старик положил его рядом с банкой. Герион молча наблюдал за его передвижениями, расслабленно откинувшись на стул. Старик налил по чашке ароматного травяного чая и уселся напротив гостя. Какое-то время они молчали. За окном все еще грохотало: видимо, буря разыгралась не на шутку. Ветер выл так громко, что казалось, кто-то стонет рядом.

— Расскажи, пожалуйста, как вам в голову пришла такая идея? — тихо попросил старик, разглядывая, как в кружке плавает маленький листочек земляники.

Герион молчал. Старик не настаивал: что уж тут скажешь — не его дело, хотя чувствовал, как сильно изменилось настроение сидящего напротив человека. Старик отхлебнул горячего чая, любуясь водными разводами на окне.

— Это была моя идея, — вдруг подал голос Герион, быстро глотая чай и морщась от его температуры. — Мы оба увлекаемся лесом и подобным видом туризма, — он кивнул головой в сторону рюкзаков, — потому я был уверен, что все будет отлично. Не представлял даже, что ожидания и реальность будут так сильно разниться.

Они снова замолчали. Старик задумчиво наблюдал за угрюмым выражением лица собеседника, словно что-то выискивая в нем, но ничего не говорил, считая, что это будет лишним. Герион же отвернулся к окну, но на этот раз будто не жалел о сказанном. По стеклу хлестнула ветка, заставив Гериона непроизвольно отшатнуться, зажмурившись, старик же, как ни в чем не бывало, принялся разворачивать взятую из вазочки конфету, даже не вздрогнув.

Тянущаяся тишина не угнетала, но все равно Герион время от времени елозил на месте, словно не знал, куда себя деть. Старик делал вид, что не замечает неудобств гостя, будто бы полностью сосредоточившись на конфетах. Наконец вернулась Амелира. Свежая, чуть влажная после душа и счастливая, однако, похоже, теперь нога болела лишь сильнее, когда ей дали чуть больше тепла и спокойствия. Амелира еле подошла к ним, хромая, но улыбалась так, будто это было нормальное ее состояние, и ничего особо не случилось.

— Амелира, — позвал ее старик, указывая на стул рядом с собой.

Она словно смутилась:

— О, зовите меня просто Амели.

Старик улыбнулся и, дождавшись, пока она сядет и протянет ему ногу, принялся ее осматривать. Та уже успела сильно опухнуть и немного изменить цвет. Он осторожно намазал ее, стараясь не причинять Амели лишней боли, и замотал эластичным бинтом. Строго-настрого приказав беречь ногу хотя бы пару дней, он поднялся и налил Амели чай, попутно добавив себе и Гериону.

Окно вдруг осветилось белесой вспышкой, и тут же раздался оглушительный грохот. Дождь, казалось, превратился в град — так силен был стук капель. Ветер выл наплывами, то удаляясь, то наоборот будто заглядывая в окно и специально громко стеная. Амелира задрожала и схватилась за руку Гериона, ища утешения. Тот же словно не обратил на нее внимания, только чуть сдвинутые брови выдавали, что он заметил, как в его руку вцепились женские коготки.

Разговор не складывался. Сколько они ни пытались, все как-то не уходило дальше двух-трёх брошенных словно с неохотой фраз, которым вторил столь же вымученный ответ. Буря все не думала прекращаться, и старик понимал, что надо как-то занять совсем заскучавших гостей.

— Давайте-ка я вам расскажу одну историю, — задумчиво сказал он, переплетая длинные пальцы.

— О чем? — тут же встрепенулась Амели.

Старик кинул взгляд на Гериона и охотно пояснил:

— О драконах.

Герион фыркнул, но на этот раз на него не обратили внимания.

— Как вы знаете, давным-давно, ещё задолго до появления человека, на нашей земле появились драконы. Это была сильная и очень могущественная раса. Разнообразие мастей и размеров делало их не только величественными, но и несравнимо привлекательными внешне.

— Драконов не существовало, это все выдумки, — усмехнулся Герион. — И все мы с вами это прекрасно знаем.

Амели шикнула, а старик лишь пожал плечами:

— Может да, а может и нет. Но легенды же не с пустого места обычно берутся?

Герион издал какой-то непонятный звук, но промолчал. Впрочем, его бы и так никто не услышал — в этот момент снова громыхнуло.

— Так вот. Было их много, и жили они прекрасно, пока не появились люди. Драконы не посчитали их своими противниками, и все они жили в мире и так называемом согласии. Увы — лишь какое-то время. Пока люди не испугались, что в любой момент драконы могут их уничтожить. Не желая жить во власти страха, они решили первыми нанести удар, избавив человечество от опасности вымирания…

— Чушь какая. По легендам это именно драконы первые напали на людей!

— Все возможно, но у меня своя история, — как ни в чем не бывало, старик продолжил свой рассказ: — Драконы не ожидали такого подвоха от друзей, не сразу стали защищаться, и чуть не были полностью истреблены. Одной из самых больших опасностей для них было то, что они являлись однолюбами, и многие друг с другом были связаны на всю жизнь. Потому и погибло их тогда очень много.

— Что значит связаны? — не поняла Амели. Ее пальцы, сжимавшие кружку, уже чуть меньше дрожали, а рука теперь расслабленно покоилась на предплечье Гериона.

— Драконы по своей сути существа магические. Когда один дракон влюблялся во второго, между ними появлялась волшебная связь. Что-то вроде невидимой нити, которая закреплялась за их сердца особыми крючками. Если они отходили друг от друга достаточно далеко, нить могла порваться. Но такое почти никогда не происходило — уйти от своей пары мучительно больно, потому что этот крюк разрывает на кусочки сердце. Очень часто, разорвав связь, драконы умирали от боли и тоски. Ибо один раз влюбившись, они больше никогда и никого не могли полюбить. Как и тот, с кем они себя связывали.

Старик замолчал, погрузившись в свои мысли. Казалось, он вспомнил что-то такое, от чего ему стало грустно, но делиться этим он не собирался.

Амели осторожно спросила:

— То есть, когда убивали одного дракона, то его половинка тоже умирала?

— Чаще всего, — кивнул старик даже не взглянув на нее. Герион молчал. Было непонятно, что он обо всем этом думает.

— А правда, что драконы умели превращаться в людей, как рассказывают легенды? — снова подала голос Амелира, с любопытством разглядывая старика. Она уже совершенно не боялась бушующей бури, хотя та, казалось, только усиливалась.

— Вполне. Им пришлось научиться. Угроза вымирания заставила активизироваться их природную магию и помочь научиться этому делу. Были, конечно, ограничения: дракон должен был хотя бы раз в неделю принимать свое истинное обличье, иначе мог потерять свою сущность. Эта способность, которую они обрели, а также то, что они скрылись в горах и недоступных для ноги человека местах, помогли им выжить. Хотя, их численность все равно с катастрофической скоростью уменьшалась. На них не переставали охотиться, и иногда находили. А самки за всю жизнь не могли отложить более одного яйца. Да и у самца не могло быть больше одного детеныша. И если он погибал… Ну вы сами понимаете, какая это трагедия как для семьи, так и для расы в целом.

Амели с ужасом и интересом слушала рассказ старика. Она даже и представить не могла, с какими трудностями пришлось столкнуться драконам из-за человечества.

Вдруг голос подал Герион:

— По поводу связи. То есть они обрекают на связь любого, в кого влюбятся? А если нет чувств? Или изначально ненависть.

— Все равно. Связь такая заложена в них природой и магией. Ничего не поделать. У того, в кого влюбился дракон, попросту нет выбора.

— Это ужасно. Как насильно жить с тем, кого не любишь, — испугалась Амели.

Старик вздохнул:

— Связь магическая. Да и драконы — существа непростые. Зачастую даже самая лютая ненависть превращалась в горячую любовь спустя время. Ну, есть и ещё один аспект: если дракон создавал связь с человеком, то продолжительность жизни человека становилась такой же длинной, как и драконья. Некоторые, кто был близок к драконам, и знал об этом, даже специально пытались порой влюбить в себя дракона. Некоторые — потом ещё и убить: если дракон не может жить без своей половинки, то человек — вполне. Больше никого не полюбит, это да, но жить будет. И жить долго…

За окном сверкнуло, полностью осветив на мгновение комнату. Тут же грянул гром, после чего вдруг наступила тишина. Дождь давно прекратил отбивать свой причудливый ритм, но они этого даже не заметили. Никто не хотел нарушать тишину, вслушиваясь в гуляния стихии.

Взгляд старика был какой-то грустный, даже, казалось, глаза немного увлажнились.

— А вообще, я хотел вам рассказать не об этом. А о том, как однажды молодой амбициозный и очень могущественный черный маг решил убить дракона. В тот день тоже была сильная гроза…

* * *

«Да сколько можно, куда свалился этот чёртов дракон», — ворчал себе под нос Гианфа́р, продираясь сквозь чащобу. Он искал уже три часа, а к нахождению раненого зверя так и не приблизился. Дождь все ещё не прекратился, но тяжёлые тучи давно излили основные свои воды, перестав грохотать друг об друга. Если бы Гианфар не был магом, он бы давно уже забросил это гиблое дело, но пока ему удавалось сохранять хоть какое-то подобие сухости одежды на своем теле, он мог продолжать поиски. Да он бы и не прекратил — слишком сильно хотел заполучить такую ценную драконью кровь синего самца, которую необходимо сразу заговорить — до того, как она начнет свертываться и густеть. А потому он упорно продолжал искать подбитого дракона, даже не позволяя себе мысли о том, что тот мог погибнуть, неудачно упав с высоты своего полета. Нет-нет, Гианфар все рассчитал, и такое падение для дракона никак не могло быть смертельным, только если тот не смог правильно упасть, а подставил при падении земле шею.

По спине Гианфара в очередной раз пробежал холодок: раненый дракон никогда не будет сидеть спокойно, его видно и слышно издалека. Да и будучи раненым, превратиться в человека он не может. Тогда почему Гианфар уже более трёх часов не мог найти его? А что, если дракон погиб, и все было зря? Тут же сам себя одернув, Гианфар решил, что зверь может быть всего лишь без сознания. А если он и погиб, то его клыки, чешуя тёмно-синего цвета, кончик хвоста и другие прелести драконьих частей, все равно станут ему неплохим подспорьем.

Глухая мокрая чаща, казалось, готова была его поглотить, но Гианфара нисколько не пугал лес. Место, где он жил, было не так далеко от этих скал, что виднелись неподалеку, и это какое-то чудо, что он смог заприметить поселившегося там молодого дракона. Видимо, тот был ещё слишком неопытен, чтобы у него получилось скрыться от взора Гианфара, и маг тут же не преминул этим воспользоваться, выбрав темную ночь, в которую так кстати разыгралась буря. Он выследил парящего над кромками деревьев дракона, который в темноте ночи казался прямо-таки черным, и, дождавшись, когда в очередной раз небо начнет прочерчивать светлая линия, с огромным усилием перенаправил зарождающуюся молнию прямо в крыло зверя. Перепонка тут же загорелась, и дракон с диким воем, пролетев ещё немного, свалился в чащу, ломая деревья. И, несмотря на то, что Гианфар видел с уступа скалы, куда свалился зверь, он все равно не мог его найти.

Небо немного посветлело — сквозь тучи начал потихоньку пробиваться чуть голубоватый свет Реи, которая растущим полумесяцем висела где-то в той стороне, где он и надеялся найти дракона. Эгир и А́нфа пока не появились в небе, и Гианфар уже начал жалеть, что выбрал практически безлунную ночь: сейчас свет мог лишь помочь ему в поисках раненого дракона.

Спустя, казалось, целую вечность, он наконец услышал неподалеку какой-то шорох и тяжёлый не то хрип, не то рык. Он тут же подобрался, и энергия моментально забурлила в его венах, будто не он сейчас долгое время блуждал по лесу, теряя силы. Поступь стала мягкой, почти кошачьей, и Гианфар стал осторожно приближаться к предполагаемому месту падения существа. Рея выглянула чуть сильнее из-за облаков, и он увидел, что у соседних деревьев обломаны макушки. Значит, он был совсем близко.

Гианфар был так напряжён, что чуть не вдрогнул, услышав, как мокрый воздух разрезал драконий стон буквально в двух шагах от него. Он не ожидал, что дракон уже так близко, потому вдруг резко остановился, оглядываясь. Заметив вдруг тяжёлое шевеление, Гианфар медленно и осторожно направился в ту сторону: даже раненым дракон мог быть слишком опасен.

В и так голубоватом свете блеснула синяя чешуя. Дракон видел его, но не делал попыток сбежать. Их глаза встретились: узкая вытянутая морда, изящные изгибы шипов, которые начинались чуть ниже шеи, тонкие, пусть и острые когти… Да это же девчонка! Гианфар остолбенел, мысленно выругавшись. Все, что он делал, только что пошло коту под хвост. Этот темный дракон обманул его цветом своей чешуи: он был уверен, что это самец, потому что они всегда темнее, а тут такой окрас имела именно самка. Причем, похоже, очень и очень молодая. Он прищурился, внимательно разглядывая дракониху, но не делая попыток приблизиться и давая ей привыкнуть. В голове хаотично крутились мысли от непонимания, что теперь с ней делать. Ему не нужна самка. Вот совсем. Только мужская кровь ценилась в некромантии, именно с нее нужно было начинать эксперименты. А тут… Похоже, пока не стать ему полноценным некромантом.

Рея на мгновение проявила всю свою красоту, после чего ее снова заволокло облаками, но этого было достаточно, чтобы Гианфар, наконец, обратил внимание на подбитое им крыло. Выглядело оно ужасно: молния не только сожгла часть перепонки, но и перебила несущую кость, так ещё и часть хрящей была сломана при падении, а остатки перепонки практически разорваны в клочья о ветки деревьев. Гианфар взглянул в глаза драконихи и сделал осторожный шаг в ее сторону. Раздался тихий утробный рык, и он тут же остановился, поднимая руки:

— Я не причиню тебе вреда. Только осмотрю крыло, — голос Гианфара был твердым, но на удивление мягким. Он говорил ласково, желая, чтобы она скорее прониклась к нему доверием и подпустила к себе. Он никогда ещё не видел темно-синего дракона так близко, и теперь досада стала потихоньку сменяться восхищением, несмотря на не самый величественный вид лежащей драконихи.

Она смотрела настороженно, но больше не рычала. Чуть двинула крылом, зашипев от боли, но Гианфар заметил, что так ему было бы удобнее его осматривать. Он принял это за приглашение и медленно приблизился. Он видел, что она была настороже, и понимал, что сильно рискует, но все же вытянул руку и осторожно коснулся чуть сверкающих в полумраке чешуек. Они оказались тёплыми. Совершенно не ожидавший этого Гианфар инстинктивно отдернул руку, и дракониха снова издала тихий рык.

Он прошептал:

— Не хотел тебя напугать. Я просто и подумать не мог, что ты такая теплая.

Ему показалось, что дракониха закатила глаза, но он списал это на игру света. Осторожно наклонившись к крылу, он осмотрел рану, прикидывая, какие снадобья помогут ему ее залечить. Он готовился к тому, что дракона, возможно, придется подлатать перед тем как тащить домой, и потому его сумка была полна всяких целебных мазей и отваров. Гианфар медленно потянулся к ней под пристальным взглядом драконихи, и вытащил небольшую баночку и пустую миску, давая ей понюхать содержимое. Ему показалось, что она не была против, и он снова склонился над крылом, думая, как сделать так, чтобы было не сильно больно, и она его случайно не прибила.

— Меня, кстати, зовут Гианфар, — не поднимая взгляда, проговорил он. В голове уже практически полностью оформился некий план, который он и начал потихоньку осуществлять.

Дракониха, казалось, что-то будто проворчала, но отвечать не стала. Гианфара это устроило и, предупредив, что будет больно, он принялся осторожно обрабатывать крыло, заставив миску повиснуть в воздухе, наполнив ее чистой прохладной водой. Он применил магию даже не задумываясь, но вдруг заметил, как вздрогнула всем телом, чуть застонав, дракониха. Он недоуменно повернулся к ней, но она лишь смотрела на летающую чашку, не мигая. Гианфар с интересом обратил внимание, что у нее цвет глаз полностью отражал цвет ее внутренней чешуи, и был безумно красивым, пусть сами глаза и были совершенно нечеловеческими — с узкими щелочками вместо зрачка. Он заметил, что под большими синими чешуйками, которые в темноте казались почти черными, у нее скрывалась более нежная и светлая чешуя голубовато-бирюзового оттенка. Она вдруг перевела на него взгляд, и в голове раздался тихий женский голос:

— Альтаис.

Сердце заколотилось. Что-то в его поведении заставило ее довериться ему, и Гианфар почувствовал ощущение лёгкой победы. Он склонил голову, после чего опять повернулся к крылу и принялся его обрабатывать.

Это заняло у него не менее часа, в течение которых она то рычала, то стонала, то огрызалась на него, но все равно почти стойко терпела все его лечебные издевательства. Он же постоянно с ней разговаривал, успокаивая, изредко получая чуть шипящий ответ.

— Аиса, не дергайся! — он уже не мог говорить спокойно. Гианфар и так очень устал, так ещё и дракониха так и норовила вырвать крыло из его рук. — Мне осталось совсем немного.

Она чуток поворчала, пустив струйку дыма изо рта, но замерла, уставившись на совсем уже чистое небо, освещённое Рейей и недавно выглянувшим красноватым Эгиром. В ее глазах отчётливо виднелась тоска, но догадаться, о чем она думает, не представлялось возможным.

— Ты живёшь одна? — как бы невзначай задал сильно волнующий его вопрос Гианфар. Дракониха подозрительно уставилась на него, на что он охотно пояснил: — Тебе крыло обрабатывать надо каждый день в течение ещё пары недель. Если с тобой живёт ещё кто-то, я просто дам тебе свои мази и уйду, чтобы он смог тебя забрать и после продолжать лечение.

Взгляд Альтаис потеплел, и она снова мысленно ответила:

— У меня никого нет.

Гианфар не знал, как скрыть то ликование, которое разразилось в его душе. Он очень боялся, что какой-то самец испортит весь его план, уже давно мысленно отложив идею о некромантии на второй, а может, даже и третий план.

— Тогда, — он протянул будто бы задумчиво, — я могу тебе предложить пока остаться ненадолго у меня. Я тут живу неподалеку. А так как я маг, и ты сама это знаешь, с людьми я не особо контактирую, так что…

Он замолчал, давая ей время осмыслить его предложение. Убирая миску и все баночки, которые он успел достать, обратно в сумку, Гианфар с волнением ждал ответа. А она все молчала, пристально разглядывая его, будто взвешивая, может ли она доверить ему свою жизнь. «Но ты уже это сделала, малышка», — подумал Гианфар, и она, будто услышав его мысли, вдруг кивнула:

— Спасибо за доброту, Гианфар.