Бунтарка (джен)

— Может, не пойдёшь никуда? — Небула громко вздохнула. Кулак, которым она уже, наверное, больше часа подпирала отяжелевшую от скуки голову, по ощущениям сросся с ещё по-детски пухлой щекой, но убрать его означало бы лишиться единственной опоры. — Отец узнает — прибьёт, — совершенно буднично, словно это было в порядке вещей, добавила киборг, так и не сменив положения.

— Не узнает, — Гамора стянула с себя и отбросила в уже успевший образоваться ворох чёрную безрукавку из искусственной кожи. — Только если ты не проболтаешься.

— Ты же знаешь: сама я никогда, — но, если он спросит... — Небула наконец отлепила от лица кулак, оставляя синеть весьма заметную вмятину, и медленно провела ребром механической ладони по горлу.

— Да знаю, знаю. Но ему сейчас не до нас. Четвёртый день шатается по кораблю, как зомбированный, и то, только если из лаборатории выползает. Что-то там у него не получается... — Зеленокожая дочка титана погрузилась в недра шкафа, оказавшегося, к её удивлению, бездонным: «И откуда у меня столько тряпок?» — и выудила оттуда узкую чёрную юбку, вероятно, шедшую парой к ранее отвергнутому верху.

— Всё равно как-то... Ну, не знаю, — Небула сделала паузу, почесав аккуратными ноготками лысую голову, — стрёмно.

В это время Гамора уже натянула на себя очередную деталь гардероба и довольно хмыкнула, узрев собственные острые коленки и в придачу к ним — больше чем на ладонь, оголённые подтянутые бёдра. Юбка была коротка и к тому же вызывающе сверкала сбоку разрезом, но того Гамора и добивалась. Осталось определиться с верхом.

— Небс, а дай мне свою футболку с картой звёздного неба. Всё равно ты её не носишь. И зачем только заказыв...

— Ой, хоть ты не напоминай. Мне взбучки и от отца хватило, чтобы понять, что давать координаты Санктуария службе доставки — плохая идея.

Небула вяло поднялась с насиженного места и, лениво перебирая ногами, двинулась к выходу. Энтузиазм из её действий так и сочился. Вернулась она уже с футболкой и с порога бросила ту сестре, ловко перехватившей вещицу прямо на лету и тут же в неё нырнувшей. Футболка оказалась Гаморе немного велика, отчего получившийся образ выглядел небрежным, а в сочетании с всклокоченной копной волос и ярким макияжем так и вовсе, как Гамора сама его называла, «бунтарским».

* * *

«Бунтарским» был не только новый стиль Гаморы, но и период в её жизни. Скоро ей должно было исполниться семнадцать, а там и до совершеннолетия рукой подать, и потому Гамора всеми силами старалась проявлять характер и доводить «достопочтенного папочку» до зубного скрежета, вдобавок прощупывая тем самым границы допустимого неповиновения. Тактика противоречила всем мыслимым и немыслимым устоям самой Гаморы и, мягко говоря, была сомнительна, но терпеть и притворяться покорной Гамора больше не желала, хоть и кидаться в омут с головой было боязно.

Как ни странно, план пока стабильно работал и без особых потерь Гаморе удалось дойти до той ступени его реализации, на которой можно было, к примеру, запереться в своей комнате и игнорировать все требования отца впустить его для какого-нибудь очередного «серьёзного разговора». А, чтобы вы понимали, запретить Таносу находиться где бы то ни было на его́ же корабле являлось дерзостью неслыханной и доселе невиданной. И то, что Танос мог войти — а он мог: у него был доступ куда и когда угодно, и для этого даже не требовалось вышибать двери — однако не входил, говорило о маленькой, но реальной победе Гаморы.

Вот и сейчас она решила, что имеет полное право на личную жизнь, как все «нормальные люди» в её возрасте, и занималась тем, что собиралась на самое настоящее свидание. Правда, тайно.

Вернее сказать, это должна была быть гулянка в компании нескольких ксандарианцев, а не просто встреча двух влюблённых. К своему избраннику — остроухому красавчику со слегка пухлой нижней губой, сынку какого-то местного авторитета — Гамора и чувств-то никаких не испытывала. Но…

«Не о том тебе надо думать, дочка».

Слова Таноса, вдруг недавно решившего вплотную заняться воспитанием нравственности своих девочек, отчего, как показалось обеим сёстрам, и сам был не в восторге, каждый раз, стоило Гаморе задумать очередную «пакость», гулко отдавались в ушах и приводили её в яростное исступление. В такие моменты в самых недрах Гамориной души зарождалась, а затем одним рывком поднималась на поверхность готовность идти на любые безрассудства, лишь бы наперекор Таносу. И адреналин приятно растекался по венам, щекоча нервы азартом, всякий раз, когда ей удавалось тайком улизнуть на подаренном приёмным отцом ещё на прошлый день рождения корабле и вкусить такой сладостный и такой запретный плод свободы.

Небула, хоть и старалась отговаривать Гамору от столь рискованного времяпрепровождения, всё равно каждый раз рвалась увязаться за ней. Но пока все её попытки заканчивались провалом. Гаморе не хотелось втягивать в свою игру и без того отхватывающую от Таноса сверх меры младшую сестру. К тому же взять с собой Небулу — означало бы беспрестанно смотреть за ней, потому что, какой бы взрослой та ни казалась, разница почти в пять лет давала о себе знать и порой весьма своеобразным образом: Небула могла быть опасной, по-настоящему опасной, и не только для окружающих, но и для самой себя. И предугадать, когда случится следующий «выпад» девчонки, было невозможно.

В очередной раз получив отказ с формулировкой «это для твоего же блага», Небула обиженно поджала аккуратные губки и, едко усмехнувшись, тихо пробурчала что-то вроде: «Благо, благо… А говорит, что не похожа. Как же…»

Спустя несколько часов тщательного намарафечивания, Гамора наконец попрощалась с сестрой и, победоносно вышагивая, покинула комнату.

Окинув взглядом устроенный Гаморой бардак, Небула не по-девичьи грязно выругалась, затем опасливо оглянувшись — брань на Санктуарии не поощрялась — и уже молча принялась запихивать вещи обратно в шкаф. Как придётся. Её дело — спрятать, а остальное уже проблемы сестры.

* * *

Танос шумно вздохнул и тяжело откинулся на спинку кресла, с которого последний раз вставал... А действительно, когда он последний раз вставал? Ноги от долгого пребывания в неподвижном положении весьма ощутимо гудели, а поясница ненавязчиво требовала её распрямить хоть вертикально, хоть горизонтально. Потерев кончиками пальцев уставшие глаза, уже отказывающиеся смотреть на это безобразие, Танос решил пройтись.

Которую неделю он бился над одним из своих проектов, но результаты раз за разом моделируемых экспериментов абсолютно не сходились с ожидаемыми из расчётов. И при этом компьютер продолжал с завидным постоянством утверждать, что никакой ошибки нет и это единственно верные данные.

Когда подобное сообщение вывелось на экран, наверное, уже в седьмой раз, любой другой на месте Таноса бросил бы безнадёжное занятие, попутно круша всё на своём пути, но титан только ещё глубже погрузился в изыскания. И, как сказала Гамора, уже несколько дней пребывал в состоянии научного коматоза.

Таносу необходимо было размяться и отвлечься. Может, тогда он наконец поймёт, что делает не так. И, выйдя из лаборатории, титан побрёл куда глаза глядят.

Встретив плывущего по коридору прямо ему навстречу Мо, Танос кивнул своему самому преданному из «детей», на что тот, прежде чем ответить Повелителю взаимным приветствием, торопливо перешёл на противоположную от него сторону. Таносу такое поведение сперва показалось подозрительным, но затем он кое-что вспомнил.

С ним и раньше случалось, что собственные мысли полностью занимали сознание, почти не оставляя места для окружающей действительности. В один из таких периодов Эбони и не посчастливилось оказаться с Отцом в узком коридоре.

В тот день Мо находился в особенно мерзком расположение духа, и отсутствие в жизни Санктуария его хозяина играло в этом не последнюю роль. И потому, завидя своего «отлынивающего от прямых обязанностей» Повелителя, Эбони решил, что тот обладает куда большим числом степеней свободы, нежели какое-нибудь монорельсовое средство передвижения, и что менять проложенного самим Эбони курса он не станет. Это было ошибкой. В последний момент Мо всё-таки успел вжаться в стену и не оказался очередной невинной жертвой Вечного Титана, но самолюбие его изрядно пострадало.

Танос же произошедшее осознал лишь постфактум и не придал ему значения. Зато теперь для странного поведения последователя нашлось объяснение. Вспоминая этот забавный эпизод, мимоходом Танос думал, что гордыня Мо когда-нибудь сыграет с ним злую шутку…

Сам того не заметив, Танос пришёл к комнатам девочек. Он уже давно хотел обсудить с Гаморой её будущее и предложить первое серьёзное задание. Момент казался подходящим.

Танос едва успел занести кулак, чтобы постучать в массивную дверь — девочка росла, и вламываться к ней без предупреждения было себе дороже — как перегородка неожиданно отъехала. Но вместо старшей дочери из проёма на Таноса, не мигая, уставилась Небула. На губах титана застыл немой вопрос. Танос огляделся по сторонам: ошибки быть не могло, это точно комната Гаморы.

— Позови сестру.

Лицо Небулы вытянулось, а бездонные чёрные глаза округлились и, казалось, стали в два раза больше. Девчонка будто приросла к месту и молча продолжала смотреть снизу вверх на отца.

— Гамора? — Танос заглянул в комнату, перегнувшись через стоявшую в дверях неприступной стеной младшую дочь. Но ответа не последовало.

Танос перевёл взгляд на Небулу:

— Где Гамора? И что ты делала в её комнате? — Танос замер в ожидании, горой возвышаясь над дочерью.

Всё. Конец. Именно так Небула себе это и представляла. Врать она не умела от слова совсем. Да и какой от этого прок, когда всё и так написано у неё на испуганном лице. Нужно было что-то ответить, но от воспоминаний к горлу подступил горький комок и совсем не механически онемел язык.

Танос никогда не бил дочерей, не держал их в карцере, не морил голодом... Но наказания его от этого не были менее суровыми, хотя кому-то, например, членам Чёрного Ордена и могли показаться слишком безобидными для такого, как их Отец.

Так, в прошлый раз, когда по вине Небулы Танос лишился сразу пары флагманов (Небула пыталась взломать системы Санктуария, чтобы открыть себе доступ к кораблю: «У Гаморы есть, а я чем хуже?» — и что-то пошло не так), он приказал всем игнорировать Небулу и сам больше чем за месяц даже словом с ней не обмолвился. Как потом киборг призналась сестре: «Лучше бы он тогда меня на куски порезал, чем не замечал, будто меня никогда и не существовало…»

И повторять этот опыт Небуле не хотелось. Из оцепенения её вернул, словно обдав ледяным ветром, вкрадчивый шёпот Таноса:

— Небула, ты меня вообще слышишь? Где Гамора?

— Она взяла свой корабль и…

— И? — Таносу тисками приходилось вытягивать из дочери каждое слово.

— И улетела…

Гениальный в своей очевидности ответ. Танос прикрыл глаза и медленно глубоко вдохнул. Этот спектакль начинал ему надоедать.

— Куда? — Вопрос прозвучал жёстче, чем хотелось.

Небула вздрогнула и снова замолчала, сверля взглядом, словно видя впервые, носки своих ботинок.

Танос решил пойти другим путём и выпалил первое, что пришло ему на ум и выглядело хоть сколько-то логичным:

— Она улетела на Ксандар?

Такого поворота Небула не ожидала и удивлённо вытаращилась на отца:

— Откуда ты зна... — поняв, что проболталась, Небула быстро прикусила язык, а Танос победоносно ухмыльнулся.

Он действительно был в курсе всех похождений своей старшей дочери. Ничто на Санктуарии не могло укрыться от него. Но Танос понимал, что, ограничивая Гамору, он может потерять её, и потому на многое закрывал глаза. Но на этот раз что-то подсказывало, что стоит вмешаться.

— Небула, пойдёшь со мной, — Танос решительно двинулся в направлении посадочных модулей.

— Ты меня… не накажешь? — Небула робко обратилась к удаляющемуся по коридору отцу.

— Нет, — глухо пробасил Танос, не оборачиваясь. — Ты мне поможешь. Не отставай.

И, обрадованная двойной удачей, Небула чуть ли не вприпрыжку поскакала догонять уже успевшего скрыться за поворотом отца.

Гамора не случайно выбрала для своих вылазок Ксандар. Это был мир поистине мультирасовый, в котором мог легко затеряться кто угодно. На руку ей играло и то, что, в отличие от её прославленного отца, саму Гамору пока никто не знал в лицо, хотя по базам уже начинала расползаться информация о так называемых дочерях титана.

Имя же Таноса, как и Ронана, для граждан Империи Нова являлось синонимом убийства и разрушения, и потому силами правительства не осталось никого, кто бы не узнал безбожников даже в самой многочисленной толпе. За любую информацию о местонахождении и планах обоих военачальников Корпус предлагал награду — столь же впечатляющую, сколь и суровым было бы наказание за предоставление ложных сведений.

Гамора знала всё это, и поначалу в каждом случайно брошенном в её сторону взгляде ей мерещилось узнавание, отчего по спине липким холодком пробегали мурашки. Но также Гамора знала, что пока она вне подозрений, и старалась хотя бы ненадолго усмирять так мешающую наслаждаться прогулками мнительность.

* * *

Танос позаботился о том, чтобы корабль его дочери был «чист» во всех отношениях, и потому прибытие Гаморы на планету прошло гладко: таможня, даже если захотела бы, вряд ли бы смогла подкопаться к ней. Но на этом везение Гаморы, похоже, и закончилось.

Вместо «бойфренда» и пары его приятелей, с которыми договаривалась встретиться и погулять по паркам и скверам Гамора, её ждала целая толпа незнакомой ей молодёжи. Друзья и друзья друзей с любопытством обступили «новенькую» и бесцеремонно начали засыпать её всевозможными вопросами. Гамора, несмотря на внутреннюю растерянность — она терпеть не могла, когда что-то шло не по плану — держалась уверенно и развязно, копируя тон напирающей толпы, и, не ударив в грязь лицом, быстро была принята «за свою». Однако вечер обещал быть непростым.

* * *

Спустя пару часов бурного и безбашенного кутежа, в который оказалась вовлечена Гамора, она успела несколько раз пожалеть о своём решении сбежать с Санктуария и уже совершенно не была рада «веселью». Шумная невменяемая компания, состоящая в большинстве своём из недоумков всех мастей и размеров, раздражала её. Но Гамора не уходила и вполне успешно продолжала играть роль легкомысленной, но «крутой» девчонки, лишь бы не казаться белой вороной.

Зачем ей это было нужно, она и сама не знала. Но именно такой, стереотипно сумасбродной, Гаморе представлялась «нормальная» юность, которой она и старалась соответствовать...

Незаметно на город опустилась ночь, но улицы, озаряемые неоновым солнцем подсветки, были неестественно светлы. Пьяная одурманенная компания шумной гурьбой вывалилась из облюбованного ею бара и, громко гогоча и выкрикивая налево и направо разного рода скабрёзности, двинулась в неизвестном направлении, лишь бы оказаться подальше от центральной аллеи, где была сосредоточена основная масса представителей правопорядка, которым поведение подростков вряд ли бы понравилось.

В отличие от приятелей, Гамора почти не пила. Лишь в начале, под гул всеобщего одобрения, она опрокинула в себя рюмку чего-то приторно-сладкого и обжигающего. Вкус был неприятным, вспомнилось какое-то лекарство из раннего детства, и Гамора едва удержалась, чтобы не поморщиться и не выплюнуть всё на пол. Она боялась, что её новые друзья захотят, чтобы она пила ещё, но интерес компании затух так же быстро, как и разгорелся, чему Гамора была безмерно рада. Но стоило ей немного расслабиться, как кто-то тут же влетел в неё и облил терпким алкоголем, оставив на футболке расплываться уродливое пятно. Выбежав в уборную, чтобы хоть как-то попытаться смыть с себя этот кошмар, Гамора ощутила, что вся она, и в особенности её роскошные с пурпурными концами волосы, пропахла зловонным дымом курительных смесей, плотной завесой стоявшим в помещении, но здесь так внезапно развеявшимся. В глазах отчего-то остро защипало…

* * *

Прохожие осуждающе косились на пьяное сборище, но никто, кроме Гаморы, казалось, не замечал этого. Ей было ужасно стыдно являться частью всего этого действа и в конце концов, когда стало совсем невыносимо мерзко, Гамора решилась уйти.

Она засобиралась «домой», но незаметно ускользнуть не вышло. Остроухий ухажёр решил, что Гаморе покидать его общество пока рано, ведь он так и не получил от неё ни тепла, ни внимания, и, развязно обвив Гамору руками, совершенно не стесняясь при этом любопытствующих взглядов, попытался удержать «строптивую подругу», прижимая к себе. Гаморе не составило бы труда вырваться из непристойных объятий, попутно сломав обидчику несколько бесстыжих пальцев, но она была крайне растеряна и тем более не хотела никому вредить. Как выкрутиться иначе, без рукоприкладства, Гамора не представляла. А ещё она боялась. Боялась обрубить единственные концы, связывающие её с нормальным миром.

Парень был пьян и, не встретив со стороны Гаморы сопротивления, вовсе потерял контроль. С силой развернув её к себе, он попытался поцеловать Гамору, но лишь размазал яркую помаду по лицу, внезапно ушедшему в сторону. Такой наглости Гамора уже стерпеть не могла и влепила мерзавцу звонкую пощёчину, так что тот не удержался и рухнул к ногам своих дружков. Повисла гнетущая тишина. Постепенно со всех сторон сначала тихо, но затем всё громче начал нарастать гул. Толпа роптала.

«Пришлая совсем охренела!»

«Да что она о себе возомнила?»

«С её рожей — ещё и выпендривается!»

Но апофеозом происходящего стал визгливый крик самого́ остроухого:

— Сука размалёванная! Да я тебя!..

По всей видимости, уже бывший бойфренд поднялся, не без помощи приятелей, и собирался мстить за прилюдно нанесённое ему оскорбление. Ни его самого, ни компанию совершенно не смущало то, что перед ними стояла хрупкая, пусть лишь и на первый взгляд, девушка.

Гамора слишком поздно поняла, что зажата в кольцо по меньшей мере дюжиной пьяных и отнюдь не пышущих дружелюбием лиц, многие из которых в несколько раз превосходили её в размерах. Как назло, вспомнились слова отца. Танос всегда наставлял их с Небулой избегать подобных ситуаций в бою, делая особый акцент на том, чем такая самонадеянность может для них — «щуплых и неопытных» — закончиться.

Гамора была бойцом больше, чем все окружившие её вместе взятые, но колени предательски дрожали, а от той, хоть и единственной, рюмки неестественно сильно кружилась голова. Сдюжит или нет — Гамора приготовилась драться…

* * *

Ночь была жаркой и от безветрия душной. Казалось, будто воздух накалился под натиском происходящего на этой непривычно плохо освещённой улице. Внезапно, как по мановению чьей-то могущественной руки, вверх взметнулись тучи густой удушливой пыли, а волосы Гаморы разметались по сторонам и забились в бешеном танце от возникшего из ниоткуда неистового вихря. Вдали что-то глухо зарокотало, с каждым мгновением приближаясь всё ближе и становясь громче.

Громоподобный гул движков Q-Ship'а Гамора узнала сразу. Именно этот звук на протяжении почти десятка лет преследовал её в ночных кошмарах, заставляя из раза в раз просыпаться покрытой холодной испариной и до самого подъёма сверлить взглядом тёмный равнодушный потолок.

Пространство в паре десятков метров от толпы разрезал широкий голубоватый луч, являя двоих. Кто-то из редких прохожих поспешил быстрее ретироваться, предчувствуя недоброе, другие же, напротив, остановились в ожидании зрелища.

В груди у Гаморы всё сжалось. Не узнать массивную фигуру отца, двинувшуюся ей навстречу, она не могла. Следом за Таносом, стараясь не отставать, семенила Небула, роль которой пока была непонятна. Гаморе захотелось малодушно убежать, но одновременно с этим она испытала и искреннее облегчение. Толпа, окружавшая её, беззвучно расступилась, обратившись в сторону неотвратимо приближающего титана, и попятились назад.

«Танос…» — на грани слышимости раздался чей-то испуганный шёпот.

Титан двигался неторопливо. А может, Гаморе это только казалось, но она готова была поклясться, что с момента высадки отца прошла целая вечность тягостного ожидания.

Танос остановился в нескольких шагах от дочери. Ещё издалека он успел оценить компанию, в самом центре которой стояла Гамора, и то, что он увидел, ему очень не понравилось. Уловив едкий запах алкоголя и сигарет, идущий от воспитанницы, и во всех деталях рассмотрев её скудный наряд, растрёпанные волосы и размазанный, вероятно, в некоем бурном порыве макияж, Танос, возможно, впервые в жизни сделал слишком поспешные выводы. Его окутала пелена невиданного доселе по отношению к дочери гнева.

— Гамора!

Имя раскатом грома прокатилось по улице и затерялось где-то на самых её окраинах.

— Отец, — Гамора хотела было двинуться навстречу так вовремя появившемуся отцу, обрадованная чудесным спасением, но тон Таноса заставил её остановиться: «А спасение ли?»

— Гамора... Объясни, что ты здесь делаешь? — чеканя каждое слово, прорычал взбешённый титан.

Гамора обмерла. Она не ожидала, что её выходка может вызвать такую реакцию. Никогда раньше Танос не повышал на них с Небулой голос. Гамора не знала, что ответить отцу и, ощущая себя совершенно беззащитной перед ним, машинально постаралась хотя бы одёрнуть как можно ниже теперь кажущуюся слишком короткой юбку. Этот жест только подлил масла в пылающий адским пламенем огонь ярости Таноса.

— Я кого спрашиваю? Отвечай! — Его не смущала даже во все глаза наблюдающая за семейными разборками толпа.

— Отец, прости, я… — Гамора начала что-то неуверенно мямлить, но вдруг её будто перемкнуло. Она догадалась. Теперь злость клокотала и в её груди тоже. Да как он вообще мог подумать о ней такое?! Гамору захлестнула обида настолько сильная, что она не сдержалась и не смогла промолчать: — Нет! Что забыл здесь ты́, папочка?! Какое ты вообще право имеешь мной к... А-а-а!

Гамора не успела понять, что произошло. Левое ухо словно полоснуло раскалённым металлом. Она вскрикнула и повисла на предплечье Таноса. Никогда прежде он не позволял себе поднимать на дочерей руку, но подобной дерзости спустить уже не мог и весьма ощутимо схватил Гамору за ухо.

— Я тебя разве так воспитывал?! Разоделась, как последняя… А то я не вижу, чем вы тут занимаетесь!

При иных обстоятельствах Небула, наверное, даже обрадовалась бы, что наконец от отца перепало и вечно такой идеальной Гаморе, но сейчас ей было просто жутко. До этого момента довольная как слон, сейчас Небула, казалось, стала такой же серой. Она и подумать не могла, что по сути рядовая выходка сестры может вызвать такой шквал негодования со стороны Таноса, и теперь Небула не находила в себе ни капли прежнего злорадства.

Всё так же, не разжимая пальцев, Танос вытащил мычащую что-то нечленораздельное дочь из «порочного круга» и только затем отдёрнул руку.

— На корабль. Быстро!

И Гамора поплелась, дважды опозоренная, закрывая ладонью пульсирующее ухо и сгорая от стыда.

Танос обернулся к младшей дочери, за всё это время даже не сдвинувшейся с места, и уже тихо, но по-прежнему зло проговорил:

— Небула. Найди и пригони на Святилище челнок этой дуры. И даже не думай зря шататься. Поняла?

— Да, отец, — Небула сдавленно кивнула. От произошедшего у неё неприятно крутило где-то в животе.

Луч телепорта поглотил Таноса с Гаморой. И буря, так внезапно разразившаяся, стихла, будто её и не бывало.

Толпа, ставшая невольной свидетельницей чего-то, пока находящегося за гранью её понимания, пребывала в состоянии шока. На Небулу устремились десятки глаз, от внимания которых ей стало не по себе. Хотя, казалось бы, куда больше.

Кто-то неуверенно спросил:

— Это ведь был Танос? Безумный титан?

— Безумец тот, кто осмеливается так его называть.

И Небула, высокомерно смерив взглядом спросившего, потопала прочь от толпы, довольная произведённым эффектом. Ей нужно было убраться раньше, чем сюда полным составом явится Корпус Нова.

* * *

Танос, погружённый в свои мысли, сосредоточенно вёл корабль, хотя в этом и не было прямой необходимости — автопилот справился бы с задачей не хуже. Гамора сидела в самом дальнем углу и с того момента, как поднялась на борт, не проронила ни слова, стараясь даже не смотреть на массивную спину отца. Гамора была смертельно обижена на него, и в то же время её разрывало чувство вины.

У Таноса, несмотря на внешнее безразличие, на душе было как никогда паршиво. Он осознавал, что сорвался, и виной тому — расшатанные за последние несколько недель нервы, но даже это не могло служить ему оправданием. Лишь остыв, Танос понял: он абсолютно не знает, что происходило на Ксандаре до его появления. Но вместо того, чтобы спокойно во всём разобраться, он прилюдно опозорился сам и опозорил дочь, личность которой к тому же теперь наверняка станет достоянием общественности.

В очередной раз услышав донёсшееся из угла шмыганье, Танос не выдержал и, всё-таки поставив корабль на автопилот, направился к Гаморе, которая всё так же сидела, прижимая руку к пострадавшему уху.

— Дай посмотрю, — Танос присел на корточки и потянулся к дочери.

— Не трогай меня... — Гамора ещё глубже забилась в угол, как загнанный зверёк, и, подтянув к груди острые коленки, размазала по лицу остатки макияжа, стараясь стереть предательские слёзы.

— Ну-ну, дочка... Прости меня, я не должен был… — Аккуратно отодвинув такую крохотную, по сравнению с его, ладонь, Танос осмотрел несчастное ухо. Оно было целым, лишь чуть припухшим, и казалось горячее, чем другое. Таносу не составило бы труда сделать в случае чего Гаморе и новое ухо, но кем бы он был, если бы это пострадало настолько, что потребовался имплантат.

У Таноса защемило в груди. Весь вид Гаморы кричал о том, что с ней произошло что-то крайне нехорошее, а он вместо того, чтобы защитить её, сделал только хуже. Чтобы быть к дочери ближе, Танос опустился на пол.

Тихо и, насколько умел, мягко Танос спросил:

— Гамора, что там произошло? Они что-то с тобой сделали?

Но вместо ответа получил полный презрения взгляд. Гамора криво усмехнулась:

— Неужели волнуешься? — Из её голоса сочился яд, а из глаз снова катились обжигающие слёзы. — Пережива-аешь. Как же!

Гамору затрясло от спазмом подступивших рыданий. Накопившиеся за весь этот день, а может, и всю её жизнь, эмоции бурными потоком болезненно хлынули наружу. Она пыталась, но никак не могла успокоиться. Такая реакция дочери не на шутку испугала Таноса.

— Гамора… — Он подался вперёд и крепко прижал дочь к своей широкой груди. Танос был без брони, и даже через плотную ткань рубашки, Гамора ощутила шедшее от него тепло. Оно согревало, а мерный стук большого сердца успокаивал. Это был первый раз, когда Танос обнимал её. И, если бы это случилось при других обстоятельствах, Гамора наверняка оттолкнула бы отца, но сейчас она чувствовала, что нуждается в нём.

— Прости... — Гамора наконец смогла пересилить рыдания, но всё ещё мелко дрожала. — Нет, они ничего мне не сделали. Просто… Просто это было отвратительно! Я не знаю, зачем я вообще туда пошла. Не спрашивай меня больше ни о чём. Пожалуйста…

— Не буду, — Танос гладил дочь по спутавшимся растрёпанным волосам и больше не терзал вопросами. У него ещё будет время. После. Он поговорит с ней, объяснит, что такая жизнь — праздная и порочная — не для неё. Что его дочь заслуживает большего, чем гулянки в компании недалёких существ. Но всё это произойдёт не сейчас и даже не завтра. Гаморе нужно прийти в себя.

Ну а пока было бы неплохо связаться с Небулой. С её везением даже такое простое задание, как пригнать челнок, может обернуться настоящей катастрофой.

* * *

Спустя некоторое время, корабль известил о прибытии на Санктуарий.