Больше, чем "это" (гет)

Обнаженная Джинни сидит на кровати по-турецки и крутит на пальцах стянутую с волос резинку. Поднимает глаза на Гарри и фыркает смущенно и при этом очень искренне:

— Мерлин, чувствую себя совершенно нелепо! Как перед первым разом...

— Не-а, — поправляет Гарри. — Перед первым разом такого не было.

Джинни фыркает еще раз.

— А, да, точно. Как перед вторым.

Их первый раз случился где-то на третьей неделе победного мая. В тот день восстановили чары на потолке Большого Зала Хогвартса... Впрочем, тогда у них почти ежедневно находилось, что отметить. Юные герои сопротивления ежевечерне собирались в очередном почти отреставрированном классе, и Ли Джордан, всегда напивавшийся первым, обязательно выкрикивал: «Занимайтесь любовью, а не войной! Мы молоды, и мы ПОБЕДИЛИ!», обрывая очередной неизбежный разговор об этой самой Войне. Ли требовал веселиться, и его слушались.

Гарри смутно помнил, как сидел тогда с полупустой бутылкой в руках, а на коленях у него хихикала, кажется, кто-то из Патил, если не обе сразу, когда над их креслом шатко воздвигся очень решительный Рон:

— Ты не это! Ты с м-м-мыей с-строй помолвлен! Тэк что не эт вот! — грозно сообщил он и куда-то делся, а Гарри о нем тут же забыл. Но через пару минут — а может, и через полчаса, кто его знает — Рон появился снова, волоча на буксире полусонную Джинни, и пихнул ее на Гарри прямо поверх уже имевшейся партнерши. Девушки дружно расхохотались и, кажется, принялись целоваться между собой, что Гарри, в общем-то, вполне устраивало. Дальше воспоминания были еще более размытыми: куча народу вповалку лежат на ковре и нестройно поют «Котел, полный любви», а голова Гарри уютно устроилась у Джинни на животе, вернее, несколько ниже. Потом уже Джинни лежит на нем, а он облизывает ее ключицу и хихикает, потому что это реально смешно и солёненько, самое то после виски. Потом они уже в чьей-то кровати, голые, и, кажется, все-таки вдвоем. А потом солнце за пыльным стеклом, кровь на простыне, головная боль пополам с растерянностью и чувством вины. А Джинни, тоже зеленоватая и держащаяся за голову, только вяло махнула рукой и сказала, что рада, что «это» наконец-то случилось и именно с Гарри.

— А то девчонки все спрашивают, было у нас уже или нет. Хоть отчитаюсь, что веха пройдена, — и Гарри стало совсем тошно.

Подпирая друг друга, они доползли до Большого Зала, где всё тот же Ли под неодобрительным взглядом Макгонагалл щедро оделял всех страждущих антипохмельным. Джинни причастилась первой и, пока Гарри приходил в себя, уже куда-то сбежала.

Дальнейший день, как и все остальные до него, был полон работы в Хогвартсе, слишком часто прерывавшейся для Гарри на очередное интервью и просто разговоры со всеми желающими лично выразить Спасителю Британии свое восхищение. Этих разговоров Гарри отчаянно избегал и подспудно боялся, потому что они заставляли его слишком явственно слышать голос Реддла, которого уже не могло — не должно было! — быть в его голове. Реддл раз за разом тихонько произносил, как тогда на кладбище: «Я чую вину. Воздух насквозь провонял виной». Гарри же искренне не желал знать, какие неотложные дела не позволили очередному магу оказаться в Хогвартсе первого мая. Он верил, что эти дела действительно были важнее обороны школы, но просто не хотел, чтобы Очень Занятые Люди теперь приходили перед ним оправдываться. Еще и поэтому он так ждал очередного повода отметить что-нибудь хорошее под залихватские выкрики Ли о молодости и любви: их постоянная компания сплошь состояла из Героев, и никто из них виной не пах.

На следующий день он проснулся под суетливую беготню полуголой равенкловки Мэг Ултби. Она была на пару курсов старше и, несмотря на явную спешку, успела осчастливить его флаконом антипохмельного и дежурным:

— Отличная ночь, Герой! Возможно, как-нибудь повторим!

Полдня Гарри старательно прятался от Рона по углам, приводя мысли в порядок, а потом отправил Джинни патронуса с просьбой о встрече. Вечером она ждала его на берегу озера, и в ответ на усталый вопросительный взгляд он просто опустился на траву рядом с ней и спросил неловко:

— Как ты вообще?

Они сидели там, пока вечерняя прохлада не загнала их в один из уцелевших классов. Джинни рассказывала, что почти все время сидит с матерью, а когда удается — бегает посменно с двумя старшими братьями контролировать совсем нехорошо окопавшегося в своем магазинчике Джорджа. Но слухи о вечеринках в Хогвартсе до нее доходят — и в целом, и об отдельных подвигах, как Рона, так и Гарри. Вчера она впервые решила присоединиться. Это и правда очень весело, и ей просто повезло, что брат притащил ее именно к Гарри.

— А сама-то ты как? — повторил он свой первый вопрос, и Джинни вдруг разрыдалась — резко и взахлёб.

За прошедшие с Победы недели Гарри твердо усвоил две вещи: что совершенно не умеет утешать плачущих девчонок и что в такой ситуации бутылка огневиски никогда не бывает лишней. Джинни пила неумело, но жадно, и вскоре ей закономерно стало просто плохо. Гарри проводил ее до туалета, а через минуту, оценив звуки за дверью, плюнул на приличия и зашел следом. Молча ликвидировал последствия ее пьяной неловкости, кое-как замотал ей волосы в узел на затылке и придерживал, пока спазмы не прекратились.

В том же классе трансфигурировал кровать, уложил Джинни, а сам остался сидеть рядом — смешно сказать, они от бутылки на двоих и половины не распили. Мало же девчонкам надо! Через десяток глотков опомнился и сходил стрельнуть у старших антипохмельного, иначе Джинни завтра будет совсем худо, да и о себе стоит позаботиться.

Они проснулись на рассвете одновременно, вместе ждали, пока подействует благословенное зелье, и чем сильнее их отпускало, тем более страдающим становилось выражение лица Джинни.

— Ме-ерлин! Прости! Я... гадость какая! Тебе со мной теперь противно?

— Ерунда! — искренне сказал Гарри, но тут же запнулся. Стоило ли рассказывать, что последствия массовых попоек иногда получались и куда более мерзкими? Но Джинни не поверила, а отпускать ее в таком настроении Гарри не захотел, и как-то само собой показалось, что поцелуй будет самым убедительным способом доказать, что отвращения вчерашняя мелкая неприятность ему не внушает.

Это был их второй раз, и был он куда более неловким и полным смущения, чем первый. Джинни все еще сомневалась, что не вызывает отвращения, сам же Гарри подозревал, что на самом деле она вовсе не рада намечающейся близости после не слишком удачного первого раза. К тому же он вдруг понял, что впервые в жизни собирается заняться «этим», будучи полностью трезвым. За прошедшие с Победы дни его постельный опыт вырос от нуля до почти бесконечности, включая такие штуки, о которых раньше вечерами в спальне со слов близнецов шепотом рассказывал Рон, а ему никто не верил. Но вот так, полностью в сознании, впервые в жизни боясь разочаровать или обидеть партнершу... Гарри по-настоящему трясло от напряжения, от страха сделать что-то не так. Зато потом, когда стало понятно, что все прошло, как минимум, неплохо, накатила такая затапливающая нежность, такое единение тел и душ, какие Гарри тоже испытал впервые. Тем более ужасно было, когда Джинни вдруг снова расплакалась.

— Все хорошо, правда! — шептала она, а Гарри нервно гладил ее спутанные волосы и молился, чтобы это было действительно так.

Они задремали в обнимку, но было уже утро, и Джинни надо было возвращаться в Нору. Обсудить планы на будущее они так и не успели.

А потом Гарри пригласили на очередной «небольшой фуршет» в Министерство, и он впервые решил воспользоваться тем, что приглашение традиционно было на две персоны. Но Кингсли, помявшись, сказал, что мисс Уизли еще несовершеннолетняя и ей не стоит посещать такие мероприятия.

— Разумеется, — покивал Гарри. — Учиться при Кэрроу ей было как раз по возрасту, да? И от Беллатрикс отбиваться.

— Меня Артур с Молли зашибут, — виновато развел руками Кингсли.

Гарри не стал спорить, потому что уже начал постигать искусство молчания, хотя бы в присутствии Министра. Весь вечер он тонул в собственной горечи и чужих аплодисментах, в огневиски и здравицах в свою честь, снова выслушивал рассказы о важных делах, которые отвлекли уважаемых сотрудников Министерства от недавних проблем школы, и уже почти сорвался, когда в лопатки ему вжались мягкие груди и губы со сладковатым запахом прикоснулись к уголку его рта.

— Герою вечера скучно? — промурлыкала незнакомка, и Гарри уже знал, что будет дальше. Это было не худшим способом избежать публичной истерики.

Утром он проснулся на диване в чьем-то кабинете рядом с роскошной брюнеткой, каких раньше видел только на фотографиях в «Ведьмополитене». Этот случайный секс не вызвал в нем раскаяния, только отстраненное удивление. Но с Джинни надо было поговорить начистоту, просто потому, что слова «я не должен лгать» еще были достаточно яркими на его руке.

Они встретились только через несколько дней в доме на Гриммо, Джинни выслушала его и отругала... за наметившуюся склонность к алкоголизму. Потом, совершенно нелогично, призвала бутылку из бара, налила ему и себе понемногу и рассказала, что хотя «самое главное» досталось Гарри, но на шестом курсе Хогвартса она несколько раз позволяла себе отнюдь не невинные свидания. С кем — не сказала.

— Ну и что? — спросил Гарри. — Мы же с тобой тогда расстались, ты могла делать, что хотела.

Джинни посмотрела на него печально, и Гарри запоздало понял, что ее признание не вызвало в нем ни тени ревности.

— Я должен был расстроиться, да? — спросил он. Джинни в ответ глотнула из горла и спросила тоже:

— А я?

Они опять напились вместе и говорили всё больше о Войне. О том, что прошедшая рядом смерть выжигает из души все лишнее, а может, и не лишнее тоже, но по пеплу уже не понять, нужным ли оно было. Потом Джинни притащила протрезвляющее. И когда они совсем пришли в себя, у них случился третий раз — наивно-изучающий. Они хохотали над нелепостью некоторых поз и движений, Гарри чувствовал невероятную легкость и ту же детскую легкость видел в ее глазах. Когда они уже одевались, он спросил неуверенно:

— Слушай, так мы помолвлены или нет? Рон вот считает, что да, но официально же мы ничего не... Или оно, ну, само собой теперь считается, после, ну... — он выразительно глянул на разворошенную постель.

— Если бы я считала себя твоей законной невестой, то сейчас уже ревела бы от такого вопроса, — хмыкнула Джинни, ловко собирая волосы в высокий хвост. — Мне еще год в Хогвартсе учиться. Будешь бегать ко мне на свидания в Хогсмид, а в промежутках — хранить верность?

Гарри не был уверен, что это ему нужно, но обычно решали за него, а он не возражал. Джинни покачала головой и как-то очень покровительственно потрепала его по макушке.

— А то я не видела, что у вас творится на этих вечеринках! Нет уж, выслушивать про каждую твою брюнетку я не готова, — она прервалась на медленный глубокий поцелуй, и Гарри прижал ее к себе, но она отстранилась и закончила: — И я тоже хочу сохранить немного свободы, знаешь ли! Имею я право на нормальный школьный роман — такой, чтоб без Пожирателей по углам — и при этом не чувствовать себя гнусной изменщицей?

— Имеешь, — кивнул Гарри с некоторой даже завистью, и по лицу Джинни понял, что это опять был не самый правильный ответ. Но через секунду она уже задорно тряхнула головой и протянула ему крепкую ладошку:

— По рукам и без претензий!

Он молча пожал протянутую руку.

Джинни зябко передергивает плечами.

— Чёрт, давай уже, что ли? Как там полагается? Приди ко мне, о супруг мой! — она художественно раскидывается на подушках и тут же портит спектакль нервным хихиканьем.

— Миссис Поттер, вы готовы к исполнению супружеского долга? — аврорским тоном спрашивает Гарри, потому что тоже не может перестать паясничать. Ситуация выглядит болезненно нелепой.

— О-о-о! — тянет Джинни. — Когда ты так произносишь «миссис Поттер», я чувствую себя полностью готовой...

— Думать об Англии?

— К неизбежному материнству! Браки же заключаются исключительно со святой целью деторождения! Я серьезная почти мать семейства, миссис Поттер с большой буквы М! К этому шла я сквозь годы испытаний...

Гарри думает, что в каждой шутке есть только доля шутки.

За следующий год Гарри твердо понял только одно — он не справляется. Учеба в Академии Аврората оказалась настоящим спасением — во время тренировок все остальное уходило на задний план, и он чувствовал себя цельным и даже полезным, ну, хотя бы потенциально полезным в будущем, на службе. Мир вне Академии виделся, как сквозь растрескавшееся стекло.

Джинни же, судя по всему, отлично преодолела душевный раздрай и приехала из Хогвартса с твердым пониманием того, чего хочет от жизни. Едва они остались в относительном уединении, она спросила без предисловий:

— Так что, Гарри Поттер, будешь делать мне предложение?

Гарри знал, что это будет правильно, и без раздумий подтвердил серьезность своих намерений. Молли всплакнула, Рон несколько изумился, поскольку за год бок о бок в Академии ни разу не слышал упоминаний о сестре в таком ключе и уже перестал надеяться. Но помолвка была торжественно объявлена, а кольцо Гарри уже постфактум купил через пару дней — по указанию и в присутствии невесты, разумеется, сам бы он вряд ли выбрал что-нибудь хотя бы по размеру, не говоря уж об эстетической стороне вопроса.

Если раньше только Гермиона настойчиво пыталась сделать из дважды зааваженного Героя Британии нормального живого человека, то теперь к ней присоединилась и Джинни. Статус жениха предъявлял не меньше требований, чем статус Избранного, и не сказать, что Гарри это нравилось. Джинни говорила, что это нужно им обоим. Гарри чувствовал ложь, но он чувствовал ее весь последний год и считал это одним из признаков своей неадекватности.

Правда вскрылась после одного из особенно тяжелых благотворительных вечеров.

— Зачем это всё? — устало спросил Гарри, покорно позволяя невесте аккуратно убрать в шкаф его парадную мантию. Вместо привычной раздраженно-менторской лекции о долге Героя перед обществом и Министерством Джинни медленно развернулась к нему, и он увидел в ее глазах ту же болезненную потерянность, которую часто наблюдал в зеркале.

— Это — жизнь, Гарри. Нормальная жизнь. У тебя есть другие идеи?

— Нет.

— И у меня нет, — сказала Джинни и вышла из его комнаты. Через час она вломилась к нему снова, без стука, нетвердо стоя на ногах и с бутылкой в руке. Гарри выслушал сбивчивый и местами не очень внятный монолог о том, что он — неблагодарный засранец и сам не хочет сделать бодрый вид, и чужие усилия на этом поприще беззастенчиво херит, даже не задумываясь, чего это стоит окружающим... А потом Гарри опять убирал ей волосы, чтобы не запачкались. И на руках отнес в постель. Она все никак не переставала плакать, и он улегся рядом, обнимая и согревая.

Утром Джинни снова была деловитой и бескомпромиссной.

— Мы не имеем права раскисать, Гарри! Иначе все было зря, понимаешь? Ради тех, чьими жизнями оплачена Победа, мы должны жить — нормально жить, счастливо! Мы должны это им, Гарри, и тебе тоже. Ты сам себе задолжал кусок простого человеческого счастья!

Подобные тексты Гарри уже слышал от Гермионы, был с ними, в основном, согласен и честно следовал этой линии, когда не забывал. Увы, память подводила часто и совсем не там, где хотелось бы.

Свадьба была назначена ориентировочно на конец сентября. Но уже к августу Джинни получила несколько предложений от квиддичных команд и решила пробоваться в «Гарпий». Скандала в Норе Гарри не видел, но ему хватило и появления в Блэк-Холле зареванной Джинни и негодующего Рона.

— Она в Холихэд собралась, представляешь? На квиддичной базе жить! Хоть ты ей объясни, что не потерпишь, чтобы жена...

— Со своей женой и своим терпением я сам разберусь, хорошо? — вышло очень веско, наверное, потому что Рон сразу же проникся и удрал в свою комнату. А Гарри отпоил Джинни виски и официально сообщил, что его невеста имеет право играть в квиддич и жить на базе хоть в Австралии, если ей это подходит.

— Я и не сомневалась как-то, — буркнула Джинни сквозь стакан. — Но спасибо, что объяснил это Рону.

Дальше, видимо, в дело вступила Гермиона, потому что Рон надолго утих. Джинни уехала и через день сообщила о зачислении сразу в основной состав. Гарри искренне порадовался этой новости, не в последнюю очередь потому, что теперь времени на его перевоспитание у Джинни практически не осталось.

Она несколько раз приезжала на выходные — сперва подчеркнуто к Гарри, а не к семье, но постепенно отношения в клане снова наладились. А потом, уже в начале сентября, когда Молли стала недвусмысленно требовать назначения конкретной даты, Джинни снова пришла к Гарри с бутылкой.

— Не могу больше! В Англии объявлен чемпионат по игре «Соблазни невесту Поттера», ты знал? Чувствую себя вейлой, не меньше, и уже извинилась перед Флер за то, что завидовала ей. Как будто я приз какой-то... Причем большинство этих козлов даже не скрывает, что я могу быть хоть Хагридом, главное, что «невеста Поттера».

— Ну, хочешь, я их расшугаю? — неуверенно предложил Гарри, смутно представляя, сколько там тех поклонников. Джинни в ответ неловко отвела глаза.

— Я подумала... Может, официально объявим о разрыве помолвки? Я уверена, что подавляющее большинство сразу же отвалится. Все равно о тебе через день пишут, так хоть сами спланируем очередной скандал! — она нервно хихикнула, а Гарри снова понял, что совсем не чувствует ревности или гнева и, пожалуй, даже рад ее предложению. Но все-таки спросил:

— Ты нашла кого-то другого?

Джинни покраснела и потупилась.

— Не сердись, ладно? Я не знаю. И тебя все равно люблю больше, честно... но, кажется, не так, как предполагается любить будущего мужа.

— Забей, — сказал Гарри. — Я тебя тоже люблю, Джинни.

Расторжение «помолвки года» предсказуемо вызвало бурю, но это было в середине недели, а потому Джинни умчалась на базу, а Гарри просто хватанул себе пару отработок и не вылезал из тренировочного зала, ловко прячась ото всех заинтересованных лиц под строгим надзором дежурных инструкторов. Но в воскресенье днем он все же оказался на Гриммо и нашел там пьяную рыдающую Джинни и пышущего праведным гневом Рона.

— Во, привет, брат! Видишь, какая коза к нам прискакала? Допрыгалась, блин! Долеталась!

— Что стряслось? — Гарри спрашивал у Джинни, но ответил ему опять-таки Рон:

— Она себe хахаля присмотрела, а он ее уже успел бросить! Это ж быстро, чё, сунул-вынул-усвистел! И теперь что? Пра-авильно, приползла обратно Поттеру мозги пудрить! Не знаю, брат, я бы на твоем месте эту ша...

Дальше действительно было быстро. Гарри сгреб Рона за грудки, еще толком не определившись, что будет делать дальше, но тут у него за спиной удивительно твердо встала Джинни. Прямо над плечом Гарри просвистел маленький твердый кулачок, и Рона этим ударом аж выбило из его хватки.

— Спасибо, что подержал, милый! — нежно пропела Гарпия.

— Всегда пожалуйста, обращайся, — Гарри перевел дух. — Рон, я бы на твоем месте аккуратнее разговаривал с сестрой. Особенно в моем присутствии.

Рон принялся орать, но Гарри наложил на него Силенцио — первое беспалочковое Силенцио в своей жизни.

— Не хочу с тобой ругаться, честно. Но я уже предупреждал, что с Джинни мы как-нибудь разберемся без посредников. Второе предупреждение, Рон. Фините.

— Да пошли вы оба! — рявкнул Рон и хлопнул дверью.

С его уходом из Джинни словно вынули все кости — она осела в кресло, уткнулась лицом в колени и снова расплакалась. Гарри призвал огневиски и приготовился слушать. Впрочем, основную идею он и так понял: «новая любовь» Джинни тоже интересовался не ею, а невестой Поттера, и на сообщение, что теперь она уже не невеста и свободна для новых отношений, высказался в том смысле, что если она оказалась недостаточно хороша для Героя, то и ему не годится. Джинни пила, рыдала и клялась, что больше никогда никому не позволит считать ее кем-то, кроме собственно Джиневры Уизли, а за «невесту Поттера» будет сразу проклинать непростительными. Очень скоро Гарри перестал ее слушать и тоже начал пить, потому что история Джинни была лишним подтверждением, что он ломает и калечит всех, кому не повезло оказаться слишком близко. Кажется, он говорил это вслух, потому что в какой-то момент уже Джинни утешала его, твердя, что он надумал себе ерунды. Потом пришла Гермиона, молча спеленала обоих Инкарцеро, протрезвила и раскидала по кроватям.

На следующий выходной Гарри уже сам пригласил Джинни посидеть где-нибудь.

— Лечишь разбитое сердце бывшей? — неубедительно улыбнулась она.

— Ну, ты же пока свободная девушка? Серьезных отношений с тобой мне не светит, я уже понял, но хоть немного пофлиртовать с недосягаемой красавицей...

Джинни фыркнула, показала ему язык, а потом крепко обняла. В этот вечер они снова оказались в одной постели.

— Блин, это нелепо! — Джинни рывком заматывается в одеяло. — Дурацкая идея вообще... Слушай, Асти говорила, есть какой-то магловский способ, чтобы вообще не заниматься сексом для зачатия.

— Заниматься сексом для зачатия — это точно нелепо, — соглашается Гарри. Джинни кивает — слишком поспешно, облегченно и виновато одновременно — и начинает выбираться из постели на другую от Гарри сторону.

Однажды, в рамках подготовки к празднованию третьей годовщины Победы, Гермиона закатила Рону с Финниганом, а заодно и всем, не успевшим разбежаться, пространную лекцию о роли синонимов и эвфемизмов в восприятии объекта разговора. То есть начала она с разъяснений, что хотя слова «Хорек», «Малфой» и «Драко Малфой из Отдела ликвидации проклятий» обозначают одного и того же человека, но употребление первой формы обозначения лично она категорически не одобряет. Под этот тезис она, разумеется, подложила примерно двадцать минут теоретического обоснования, которое Гарри выслушал с неподдельным интересом. Именно эта лекция подтолкнула его некоторое время анализировать слова, которыми он думает, говорить-то правильно он уже отлично научился. И именно благодаря этой лекции он понял, что с Джинни он никогда не «занимался сексом». Сначала у них было «это», несколько раз — когда оба были категорически пьяны — они «трахались», и иного слова тут быть не могло. Но в подавляющем большинстве случаев у них была «близость», ну ладно, «сексуальная близость». Ни с кем больше это сочетание слов не вязалось, только с ней. Поняв это, Гарри окончательно перестал чувствовать перед Роном вину за нерегулярный и всегда случайно вытекающий из чисто дружеских посиделок секс с его сестрой. Близость не может быть порочной. Но потом созвездие Близнецов затмило собою небо и землю, а все слова с корнем «секс» стали возможны только в привязке к одному-единственному человеку. Не из соображений морали, а просто не получалось и не думалось иначе.

Он перехватывает жену поперек живота и притягивает к себе. Дышит в волосы возле уха.

— Мы же оба этого хотим, Джинни. Куда ты?

— Ты же сам согласился...

— Что заниматься сексом для зачатия нелепо. Поэтому мы займемся любовью, хорошо? Мы с тобой займемся любовью к нашему будущему ребенку.

— Звучит как-то...

— Мне давно плевать, как и что звучит, — говорит он, и это правда. Дальше он произносит пафосную чушь, но ему действительно плевать, как это звучит. — Жизнь должна рождаться в любви, только так жизнь будет сильнее смерти. Ты прекрасна, Джинни, и ты будешь прекрасной матерью. Иди сюда.

Она покорно отпускает одеяло. Разворачивается, льнет к Гарри всем телом и бормочет куда-то ему в ключицу:

— Я люблю тебя, знаешь?

И их ребенок зарождается из любви.