Чувствовать себя живым (джен)

Не для этого продлевали жизнь старикам! Точно не для этого!

Я смотрю, как мой дед плавно водит кистью, покрывая белой краской свой небольшой катер из дерева. Дерева! Уничтожил целую экосистему, чтобы построить себе катер!

Он месяцами засиживался в сарае, не выходил на связь, стучал, пилил, выводя соседей, меня и моих родителей из себя. И для чего? Чтобы построить корыто, которое и метра не проплывет?!

Когда дед находился в сарае, мне еще удавалось забыть о его бредовой идее, но теперь он вытащил свое сооружение наружу всем на обозрение, и я уже который час стою у окна и не могу отвести от своего чудаковатого родственника взгляда. Он всегда был странным, словно жил в веке своих пра-пра-бабушек и дедушек, игнорируя все новые технологии и обычаи. Но эта странность превышает все остальные странности в тысячу, нет, в десять тысяч раз! Удивительно, что когда-то я ставил его на пьедестал героя, хотел походить на него, считал его поведение адекватным…

Нет, я понимаю, взбрело старику в голову построить себе катер. Ладно. Но зачем усложнять процесс?! Зачем тратить бумагу на чертеж, когда искусственный интеллект может просчитать все за тебя и построить 3D модель? Машина надежнее! А если старческий мозг допустил ошибку? Его судно пойдет на дно, стоит только ветру подуть! А зачем самому таскать эти тяжелые доски, пилить, бить молотком гвозди?! Для этого есть роботы! А если рука дернется? Отрежет палец или, еще хуже, заденет вены, когда никого не будет рядом.

Ну ладно еще сделать катер самому, но зачем выплывать в море? Ну захотелось тебе на остров, в другую страну, да хоть на Северный полюс — сел в мобиль, несколько секунд, и ты уже там! Я и думать не хочу, сколько времени займет путешествие на этой посудине. Такая бессмысленная трата и так подходящей к концу жизни!

Раздается тихий щелчок в микронаушнике. Пришло сообщение. Закрываю глаза и активирую нейрофон, реагирующий на импульсы мозга. Он грузиться с мгновение, затем черноту заполняет длинная лента новостей, в основном связанных с угрозой Третьей мировой войны, в которую уже давно никто не верит; с очередным ростом безработицы; с вытеснением искусственным интеллектом человека из жизни, но и не без рекламы роботов; и с новыми турбазами на обнаруженной американцами несколько лет назад планете Вита — родители все никак не могут выбить туда путевку. Я машинально пролистываю ленту, бегло просматривая броские заголовки, пока не вспоминаю о сообщении. Открываю.

«Хэй-о! Глядь! Твой дед в СМИ!» и ссылка.

Бл… кхм… Замечательно, блин! Мой сбрендивший дед попал в желтую прессу!

Перехожу по ссылке.

Всплывает яркий заголовок: «Старческий маразм или гость из прошлого?!»

Глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать раздражение.

Далее проплывает фотография моего деда возле его корыта. Его седые волосы упали на глаза, длинная борода заправлена в ворот старой рубашки из хлопка, которую он откопал в старом шкафу с барахлом из двадцать первого века. В его руках молоток, в зубах гвозди.

За фото следует короткий текст:

«Соскучились по городским сумасшедшим? (десять разных смеющихся эмодзи) Представляем вам нового героя дня, прозванного Черномором (гиперссылка, чтобы сразу найти информацию о Черноморе)! Данный индивид строит себе катер из дерева! Где он раздобыл столь дорогой материал, никому не известно! Попахивает криминалом… (зажмурившееся в подозрении эмодзи) Черномор отказался давать интервью. НО! По словам соседей, он собирается в Кругосветное путешествие!

Удачи, Черномор!»

И это про моего деда!

Чувствую, как щеки заливает краска стыда.

Я снова глубоко вдыхаю и, отправив новость родителям, открываю глаза. После ярких изображений, перед глазами с секунду стоит смазанное белое пятно.

Дед уже забрался внутрь судна, с чем-то возится. По его рубашке на спине расплылось темное пятно пота. Если бы носил одноразовую эко-волоконную одежду, таких проблем не было бы. Но с ним бесполезно об этом разговаривать — он предпочитает стирать свои лохмотья и в конце дня вонять потом, чем надевать «комбинезоны для младенцев».

Накинув куртку и натянув кроссовки, я выхожу на улицу. К счастью, солнце скрылось за тучами — не будет слепить глаза, сжигать кожу. Долго привыкаю к влажному, перенасыщенному кислородом воздуху. Если бы не дед, мне не пришлось бы выходить из дома, рисковать здоровьем! Дома кондиционеры и фильтры регулируют оптимальную влажность, температуру и химический состав воздуха, а на улице… Что уж говорить, рядом с морем влажность всегда высокая, даже чересчур! А холод? В общем, тут и объяснять не стоит. Если нет острой надобности, то выходить из дома не советуют. Дед рассказывал, что раньше ходили в школы, университеты, но сейчас это ни к чему — их заменяют виртуальные уроки в нейрофонах. Покупка продуктов? Заказываешь, и тебе привозит робот-курьер. Работа? Физический труд взяли на себя роботы, поэтому остались только профессии, связанные с программированием, общением с людьми и творчеством, ну и политики, как без них, а все это можно делать, не выходя из дома, в виртуальных офисах. Встреча с друзьями? Для этого есть виртуальные площадки в нейрофонах, при том что можно выбрать любое место! И при этом, если захочется, можно ощутить жар или холод погоды, вкус напитков, прикосновения товарищей. Но сейчас никто не любит телесных контактов.

В общем, ни к чему рисковать и выходить наружу, когда в доме благоприятный для здоровья микроклимат. А если захочется, то сразу передумаешь, как только увидишь образчик плохого влияния влаги, мороза и ветра — моего дед: морщины, загар, потресканные губы, грубая кожа, сухой кашель и влажные глаза. Кажется, что он только и делает, что стремиться поскорее умереть. Почему? Неужели катер важнее? Или упрямство? Медицина не для того развивалась, чтобы бесконечно лечить непослушных сумасшедших стариков!

Хотя дедушка возразил бы этому утверждению. Сказал бы что-то вроде: «Медицина для того и развивается, чтобы мы могли совершать ошибки». И, возможно, послушав его аргументы, я бы с ним согласился. Мне всегда нравилось, что он умеет адекватно объяснить свое поведение или идеи — нет в тоне агрессии. И он не отмахивается, кидая фразы типа «потому что захотелось», или «не твое дело». Он всегда, иногда даже интересно, разъясняет причины своих поступков, и не только сухими фактами, но и разбавляя их чувствами и ощущениями. Его всегда хочется слушать, а не спорить. Поэтому я решил с ним поговорить. Что он скажет в этот раз?

Запихав руки поглубже в карманы, я подхожу к катеру. Море волнами бьется о берег, подбираясь все ближе и ближе к его деревянному корпусу. Добралось бы уже наконец и унесло подальше! От холодного ветра по телу пробегают мурашки, и меня передергивает. Как вообще дед может быть в одной рубашке?!

Слышу, как мой странный родственник чем-то скребется о дерево, приподнимаюсь на цыпочки и заглядываю внутрь катера. Он работает каким-то допотопным инструментом, поэтому я понятия не имею, что он делает, но, похоже, что начал сооружать рубку.

Словно почувствовав мой взгляд, дед поднимает голову. Улыбается — все его лицо покрывается мелкими морщинками и озаряется, словно светится изнутри. Так только он умеет. И мне всегда нравилась его улыбка, но сейчас раздражает.

— Как поживаешь, боец? — как всегда бодро, проговаривая каждое слово, говорит он, поднимаясь.

Хмурюсь.

Хотелось бы сказать ему все, что мне не нравится, но он отказался от нейрофона, а словами выражать мысли ужасно сложно. Не будь у меня деда-чудака, мне вообще в жизни не пришлось бы говорить! Зачем? Хватает и моментальной отправки сообщений в нейрофон собеседника — если глаза открыты микронаушник озвучивает его содержание. Ничего проще! Да и в реальности редко кого встретишь, кроме мамы с папой, но они практически не контактируют со мной, так как до моего совершеннолетия у них есть отчетная запись всех моих действий в нейрофоне. Но деду зачем-то надо говорить ртом, и он меня услышит, только если я заговорю.

Набрав полную грудь солоноватого, тяжелого от влаги воздуха, я хрипло выдаю:

— З-зачем?

Мне повезло — дед понял, о чем я. Он печально качает головой, откладывает инструмент и, перепрыгнув через борт, оказывается передо мной.

— Зачем? — задумчиво поглаживает бороду. Из-за нее его прозвали Черномором? — Помнишь, в детстве, я читал тебе сказки?

Киваю. Он не только мне читал, но и научил читать. Я еще был мал для нейрофона и все время проводил с ним, так как он не давал мне засиживаться в телефоне. Он вел меня к скамейке на набережной, усаживал на колени и читал. Иногда мы могли просидеть там до вечера, пока не становилось холодно и темно. А иногда он играл со мной в странные игры, где я или он прятались, чтобы другой искал, или догоняли друг друга. Такие странные, бессмысленные игры… но мне было весело.

Даже не знаю, когда мне стали безразличны истории и сказки дедушки, а в особенности он сам.

Он продолжает говорить:

— Как-то ты спросил меня, зачем Айболит лечит зверей сам, когда есть роботы, — он усмехается и взъерошивает мои волосы, прямо как в детстве. Да, люди стараются избегать телесных контактов. Но разве моего деда это волнует? — А я ответил…

Так он чувствует себя живым.

— «Так он чувствует себя живым». Помнишь?

Снова киваю. Я ужасно любил эту сказку, даже хотел, как Айболит, стать ветеринаром, но эта мечта не прожила долго. Звери быстро перестали интересовать меня, как и эта профессия. Да и бессмысленна она, когда домашних животных заменили на виртуальных питомцев в нейрофонах или на роботов, а дикие животные живут в заповедниках, в своей экосистеме, которую человеку запрещено нарушать.

— Так и я. Только делая что-то самостоятельно, не перекладывая обязанности на роботов и компьютеры, я чувствую себя живым. Я не сижу в кресле, как мертвец, погруженный в вымышленный мир, где меня окружают виртуальные люди, виртуальные друзья, животные, родители, дети и внуки. Я не жду, когда машина просчитает за меня банальные арифметические уравнения, у меня для этого есть собственный мозг. Я не жду, когда робот построит мне катер — у меня есть собственное, пока еще сильное тело. Я напрягаю мышцы, устаю, чувствую сердцебиение, дыхание. Я работаю, соприкасаюсь с реальностью, меняю ее, создаю что-то своими руками и чувствую себя счастливым. Только так, как доктор Айболит, я чувствую себя живым, боец.

Он снова взъерошивает мои волосы и запрыгивает обратно в катер. Я смотрю, как он берет свой старинный инструмент и вновь начинает скрести.

Живым? Это так странно. Разве мы не живы? Как можно чувствовать себя мертвым, когда ты живешь? Это абсурд! Или…

Сейчас, когда дед напомнил мне детство, в груди расползлась теплота. С ним всегда так было — любой разговор, чудаковатые игры, заразительный смех и истории разжигали огонек в груди, от которого хотелось только улыбаться, прижиматься к груди деда и слушать его глубокий голос вперемешку с ровным сердцебиением. Я не помню, когда последний раз мне хотелось улыбаться от теплого чувства счастья. Конечно, я улыбался и смеялся, в кругу шутящих друзей, от вкуса победы или просто ради приличия, но это же совсем другое. Виртуальные игры, интерактивные сериалы и фильмы в нейрофоне тоже не вызывали во мне это чувство. И о нем ли говорит дед? Что значит чувствовать себя живым? А что если я никогда не чувствовал себя живым и поэтому не знаю?

Я дотрагиваюсь до уже засохшей краски, сжимаю пальцами борт. В голове всплывает воспоминание: мои родители сидят на разных концах дивана, их глаза закрыты, тела расслаблены, лица не выражают ничего — гладкие, ни единой морщинки, никаких эмоций. Они в нейрофонах. За столом, перед ними сидит деда, он где-то раздобыл застывший от старости пластилин, разогревает яркие комки в ладонях и мастерит из них диковинные фигурки. Я смотрю, как он расставляет их на картонке. Особенно мне нравится розовый кролик с синими ушами. Дедушка рассказывает что-то смешное о своих героях. Я смеюсь. Он улыбается и лепит. Вдруг он протягивает мне небольшой размятый им кусочек. Мягкий пластилин приятно согревает пальцы и послушно превращается в маленькую, кривую фигурку, которую мне удается слепить — человечек с непропорционально длинными тощими руками и ногами, и с длинной бородой. Он до сих пор лежит на полке среди книг, подаренных дедом.

Затем приходит еще один образ: наш ужин — мама с папой пустыми взглядами смотрят на стол, вяло ковыряются в тарелках иногда перекидываются нейро-сообщениями, только один дедушка что-то говорит. Его речь быстра и эмоциональна, я слушаю его, на мгновение забыв о всем вокруг — еде, щелчках в наушнике, уведомляющих о сообщениях, о равнодушных, бледных родителях рядом. Иногда, меня даже порывает ответить деду, что иногда удается.

И еще одно: он ставит на мой подоконник горшочек наполненный землей, высыпает в мою ладонь семена. Я выкапываю маленькую ямку и аккуратно раскладываю их в ней, мягко покрываю землей и поливаю. После, я каждое утро нависаю над горшочком, выискивая ростки. Тщательно ухаживаю за ними, приставая к деду с расспросами, когда они уже вырастут. Пока одним утром они не появляются — маленькие, тоненькие, ярко-зеленые, скрюченные, и мои! Я их вырастил! В груди растекается теплое чувство, от которого хочется прыгать по комнате, крепко обнять ростки, прижать к груди и улыбаться.

Воспоминания тянутся длинной чередой, пробуждая все больше и больше ярких, живых картин. Дедушка складывает из бумаги кораблики, я улыбаясь раскрашиваю их красками. Или он достает из своего раритетного шкафа небольшую коробочку, на которой написано «Пазл», и мы всю ночь сидим над ним, пока не вырисовывается штормящее море, терзающее маленькую лодочку. Или мы мастерим из картона модель самолета. Или сооружаем из палочек и ткани воздушного змея, я рисую на нем кривую подмигивающую мордочку. Или…

Я наконец понимаю, о чем говорит дедушка — что значит, чувствовать себя живым: ощущать комочек тепла в груди, переполняющую изнутри энергию и стремление закончить начатое, несмотря на усталость, желание улыбаться во весь рот и крепко обнимать родного человека, так крепко насколько это возможно. Как давно это было…

Смогу ли я когда-нибудь почувствовать это снова?

Я сильнее сжимаю борт катера и делаю глубокий вдох чистого морского воздуха. Сердце от волнения ускоряет ход. Я открываю рот и выдавливаю:

— Я т-тоже хочу.