Эль Шалле (джен)

Отчаяние захлёстывает столь же стремительно, как и обжигающий свет, что стирает всё вокруг, оставляя бесконечно белую пустоту. Надо бежать... Надо торопиться... Надо это остановить... Но святая энергия начисто вышибает воздух из лёгких, обжигает горло и наваливается непомерным грузом на плечи. Звенящую тишину раздирает звук характерно падающих на землю капель... Плохо. Отчаянно плохо. Надо заставить себя двигаться вперёд, туда, где сейчас должна быть сестра.

Наверное, я ощущаю себя так скованно из-за вампирской крови. Во мне её слишком много. Судя по нитям, прочие сёстры в довольно плачевном состоянии... А некоторых из нас уже нет... Но на сожаления нет времени. Скоро ангел выжжет здесь всё на корню. И нас тоже. Так что необходимо это прекращать. И как можно скорее.

Усилием воли заставляю онемевшее тело двигаться. Я должна идти. Вперёд. Попутно проверяя сохранность склянок с запечатывающими свет эликсирами. Хоть они и были защищены магией, всё же... Пальцы касаются покрытого шероховатой вязью символов стекла. С облегчением вдыхаю обжигающий лёгкие воздух — целы. Шанс хоть и слабый, но всё же есть. Это придаёт сил для рывка. Мне нужно туда, где мерно капает святая ангельская кровь...

Каждый шаг даётся с трудом, словно ноги вязнут в этой бесконечной белизне, из-за которой не видно ничего. Надо торопиться, но я, как на зло, спотыкаюсь о чьё-то тело. Не сгорело, мелькает на кромке сознания мысль, значит — одна из нас... В горле встаёт жгучий ком. Но времени слишком мало. Поднимаюсь и пытаюсь бежать дальше, до тех пор пока святая энергия не заставляет задохнуться окончательно, выжигая кислород и силы, наваливаясь на плечи и выворачивая душу.

Не в силах выдержать, падаю на колени и тщетно пытаюсь подняться. Но сил практически не осталось. Почти успеваю ощутить привкус отчаяния, когда... Кап. И по оголённому плечу сползает вязкая обжигающая капля. Кап... Ещё одна. Дрожащими пальцами отираю это с кожи. На разорванной ткани перчатки остаётся характерный след, отдающий привкусом железа. В столь безумной белизне только эта влага имеет цвет. Алый... Потому что это... Кровь. Поднимаю голову, щурясь слезящимися глазами. Я добралась. Прямо надо мной сияет, ослепляя своим святым светом, Ангел.

Вдох, не приносящий облегчения. По коже скользит очередная капля ангельской крови. Дотянуться до заветных склянок, снять защитные печати кровью и, собрав последние силы, рывком запустить их в источник этого безумного света. Надеясь, что не промахнусь. Иначе — это конец...

Чёрные точки склянок тонут в ярком свете. Да и глаза настолько болят, что их невозможно уже держать открытыми. Всё. Всё что я могла — уже сделано. Да и сил совсем не осталось. Теперь — точно. Оттого и моё тело столь резко встречается с топким... От осознания, во что я упала, пытаются распахнуться, но только болезненно слезятся глаза. Этот запах трудно с чем-либо спутать... Так сколько же её здесь?..

Мои ладони тонут в вязкой жиже. А ведь на этом месте должен быть лишь песок... Начинает подташнивать, стоит только вспомнить, в каком состоянии была сестра до трансформации. А сверху уже не капает, а льётся тонкими струями... Кровь. Будто её тут мало...

Свет вспыхивает ещё ярче, обжигая глаза даже сквозь сомкнутые веки. Голова уже давно кружится от недостатка кислорода, но сейчас давление ангельской энергии заставляет её буквально трещать. Всё вспыхивает ещё раз, и мир мерно погружается в черноту...

* * *

— ...лоиз... — доносится, словно сквозь толщу воды, чей-то голос.

— Элоиз... — чуть чётче вторит ему ещё один.

— Леди Элоиз! — раздаётся над самым ухом вместе со звуками энергичных шлепков. — Очнитесь, сестра Элоиз!

Очередной звонкий шлепок отдаётся болью в щеке. С трудом размыкаю веки, но перед глазами всё плывёт. Да и сами глаза жутко болят. Два голоса, что всё ещё продолжают повторять моё клановое имя, наполняются истеричными нотками с явной примесью рыданий.

— Мари... — обдирая пересохшее горло невнятным хрипом, выдыхаю я, пытаясь хоть немного осознать, что происходит и что последнее я помню.

— Леди Элоиз... — сипло отзывается один из голосов, после чего уши закладывает уже от явно не сдерживаемых рыданий. Причём точно не облегчения.

Глаза всё ещё болят, и толком ничего не видно из-за застилающей их белёсой пелены. Я слишком долго смотрела на свет... Ангельский свет... Внутри всё коченеет, и теперь уже мне самой безумно хочется разреветься от накатившего отчаяния. Собираюсь с силами и пытаюсь пошевелиться. Тело тут же отзывается болью. Причём — везде, где это только возможно. По ощущениям — у меня явно неправильно срослась половина костей. Руки и рёбра — точно. Каждый вдох обжигает лёгкие и отдаётся специфичной болью в груди.

Пытаюсь проморгаться, чтобы видеть хоть что-то. Помогает не особо. Зато теперь я хотя бы понимаю, что лежу. Что несчастные глаза мне слепит... Солнечный свет. И от этого уже хочется выдохнуть. Пережили. Мы пережили эту чёртову ночь! И даже кто-то да остался жив! Не сдерживаюсь и с облегчением выдыхаю, понимая, что по щекам уже катятся слёзы.

— Леди... Элоиз?.. — вновь звучит у самого уха удивлённый сиплый голос.

— Сколько?.. — действительно искорёженными пальцами отираю не прекращающие течь слёзы облегчения. — Сколько мы потеряли?..

— Десять сестёр мертвы, — вклинивается не менее сиплый второй голос. — Остальные в крайне тяжёлом состоянии... Вы тоже... А Королева... — севший голос срывается в громкий всхлип.

— Остальные?.. Значит всё закончилось, — я безуспешно пытаюсь подорваться с места, но тело скручивает судорогой. — Медики и отряд зачистки?..

— Да, — отзываются оба голоса, и две пары рук осторожно помогают мне принять сидячее положение. — Мы бы не стали Вас тревожить... Но...

— Ангел... Всё ещё Ангел?.. — в отчаянии я прикрываю глаза, которые всё также почти ничего не видят.

— Не совсем... — тихо и растерянно замечает одна из сестёр, помогая мне встать на ноги. — За исключением цвета волос... Королева почти в привычной... форме... Но... Мы даже не можем приблизиться к телу. Её Светлость всё ещё истекает кровью... Словно склонившись в молитве... Она ни на что не реагирует. А приблизиться хотя бы на расстояние вытянутой руки нас не пускал мощный магический барьер. А сейчас... Всё совсем... — слова теряются за громкими всхлипами.

— Мари... — клановое имя сестры даётся с трудом и обжигает отчаянием. — Как долго?..

— Пару часов назад... — хрипло выдыхают мне в спину. — Только пару часов назад наступил рассвет...

Рассвет наступил. Глубокий вдох. Всего пару часов... Выдох. Значит ещё не всё потеряно! Ноги словно не мои: будто налиты свинцом и то и дело норовят подкоситься. Благо под руки меня сейчас поддерживают две сестры. Надо торопиться! Опять. Такими темпами Ангел вновь сломает все печати и остановить его будет уже невозможно. У меня больше ничего нет. Да и что может помочь теперь?.. Если быть честной — совершенно не представляю. Но бездействие тоже не выход.

Шаги даются с трудом. Глаза всё ещё слезятся, но разглядеть хоть что-то уже можно, например обустроенный на той самой скале полевой лагерь — вполне успеваю, как и снующих возле рядов носилок медиков. Медиков, пытающихся сделать хоть что-то... Судя по суете — дела у выживших хуже некуда. Так же боковым зрением получается выхватить накрытый чёрной тканью участок... Погибшие. Почему-то крайне сухо констатирую себе этот факт. Впрочем, сейчас не до мертвецов. Им уже ничем не помочь. А вот у живых явно будут проблемы, если мы опять выпустим... Как ни парадоксально — Ангела. Собираюсь с силами и, насколько это возможно, прибавляю шаг.

Песок вокруг скалы всё ещё красный и влажный, а в воздухе не до конца улеглась взвесь праха вкупе с тошнотворной вонью крови. Крови... Но нас было всего сто... Столько крови не должно быть... Учитывая, как полыхнуло ангельской энергией, выжечь должно было больше половины вампирья. Когда я всё же озвучиваю эту догадку, мои провожатые согласно кивают и уточняют, что унести ноги удалось только архивампирам и нескольким древним. Но и те получили довольно серьёзные раны. Это было ожидаемо. Однако... После такого от вампиров не должно было остаться ничего, кроме праха. А значит... От осознания и смутных воспоминаний становится дурно. Вопрос лишь в том — насколько велика вероятность, что и мы лишились Королевы.

Оказывается, топкий песок был лишь малой частью кровавого кошмара, что творился здесь этой ночью... К горлу подкатывает тошнота. Мои провожатые останавливаются у ни много ни мало небольшого озерца... Крови. И судя по исходящей от него энергии... Тошнота становится почти невыносимой, а ноги норовят окончательно подкоситься. Всё ЭТО — кровь моей сестры. Прикрываю глаза рукой и пытаюсь вдохнуть. Получается с трудом.

— Мы... Уже почти отчаялись... — тихо и сипло отмечает одна из моих провожатых, отпуская меня. — После того, как мы вынесли вас отсюда, её стало ещё больше....

— Я понимаю, — также севшим от осознания реальности недавних кошмаров голосом наконец выдыхаю я первое, что приходит на ум. — Ещё есть надежда... Господь милосердный да не оставь нас... — осенив себя крестом, пытаюсь ободрить себя и их, но получается явно не очень.

Ноги безумно дрожат, когда я делаю шаг и по щиколотку утопаю... В ощутимо пощипывающей кожу ангельской крови. Мне не было так страшно, как сейчас, даже ночью, пока я отбивалась от нескольких древних разом! Я не испытывала столь жгучего отчаяния, даже когда бросала эти чёртовы запечатывающие свет склянки! Останавливаюсь. Прикрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание и хоть немного успокоиться. Всё-таки у проклятого света был один огромный плюс — не так явно был виден весь ужас произошедшего. Кровь я, конечно, видела, но масштабы даже близко не сравнить...

Ещё несколько часов назад её было только мне по щиколотку... До того как она хлынула... От воспоминаний подкатывает очередной приступ так и не отступившей тошноты. А сейчас крови уже мне по колено. И я пока ещё даже не вижу сестры! Что же тогда творится на месте?... Чтобы собраться с силами делаю глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на специфический привкус и пристальные взгляды в спину. Надо идти. Но... Легче подумать, чем сделать: ноги всё ещё словно ватные и чертовски болят. Видимо, организм уже начисто отказывается нивелировать усталость и боль. Я выработала весь возможный резерв ещё ночью. Хоть я и сестра Королевы... Пусть во мне больше крови Морте, чем в ком-либо ещё, помимо Конни и деда... Но я всё ещё... Губы сами растягиваются в горькой улыбке. Вчера не я ли проводила черту между нами и людьми?.. А теперь вот решила, что всего лишь человек...

Ладно, с человеком я явно погорячилась... Пытаюсь хоть немного размять ноющие и не желающие двигаться конечности. Если так дальше дело пойдёт — недалеко же я уйду. Да, живая. Спасибо тебе, моя Королева! И, наверное, только тебе. Но со здоровьем близко не бывало. Конни... Она вновь пожертвовала всем. А я стою и пытаюсь подтереть сопли, чтобы хоть что-то сделать... Прикрываю на мгновение глаза и, резко выдохнув, делаю решительный шаг вперёд. Шатает. Подгибаются и болят ноги... Но что это за мелочи в сравнении с тем, что сейчас испытывает моя сестра! Конни, мне бы хоть немного твоей решительности... Я смогу. Да, я сделаю всё что потребуется, лишь бы помочь тебе!

Продолжаю двигаться к мутному туману впереди. Сколько же тут, чёрт побери, крови?!. Я утопаю уже по самый зад. Подкашивающиеся ноги всё время норовят увязнуть или оскользнуться. Но по крайней мере теперь я чётко вижу пелену барьера! Кровавый туман... Настолько плотный, что мне приходится негнущимися пальцами... Как же их выгнуло... Продираться, словно сквозь вату. До тех пор пока я не увязаю в этом мареве, как пчела в густом мёде. Ни вперёд, ни назад... Горло саднит от дикого желания прокричаться. Нельзя отчаиваться. Нельзя! Нельзя... Но пробиться дальше я не могу.

— Господь милосердный, пропусти меня! — застряв окончательно, не выдерживаю я. — Пожалуйста... Конни... Смилуйся, Господи, если ты есть, — колени всё же подкашиваются, и я утопаю уже по шею. — Господи, не для себя прошу. Сестрёнка... Она ведь отдала всё, что у неё было. Всё... Безропотно во имя других. Чем же тогда она заслужила ещё и подобное наказание?.. Пожалуйста... Мне не нужна всесильная Королева. Я просто хочу, чтобы Конни... Моя сестра... Могла снова улыбаться и быть счастливой. Господи, пожалуйста...

Мой голос срывается в жалкий всхлип. Всё что мне остаётся, — пытаться и дальше пальцами скрести эту кровавую "вату". Что я и делаю, явно размазав по лицу не только собственные слёзы, но и пропитавшую ткань рукава кровь. Утёрла сопли называется. А ведь я даже не представляю, сколько уже барахтаюсь тут, совершенно безнадёжно с трудом продираясь в уже совершенно непонятном направлении. Хотя... Судя по тому, что барьер стал более рыхлым, вероятнее всего даже — назад... Когда осознание острым лезвием проходит по венам, остаётся только, разрыдавшись, вспороть это алое марево руками...

— Константина?.. — резко выдыхаю я, в последнем рывке внезапно скользнув по чему-то инородному в этой "вате". — Конни! — Судорожно нащупываю свою находку вновь.

Пальцы. Безумно холодные, окостеневшие и... Так же, как и мои, сросшиеся "как пришлось". Но ко всему прочему я явно нащупываю массивную многолучевую звезду кольца... "Мать". Других ассоциаций нет и быть не может. Но главное, что теперь я могу, продираясь сквозь марево, добраться до сестры! По-прежнему ничего не видно. Стараюсь ощупывать её руку как можно осторожней. Даже без зрения ясно, что картина крайне плачевная: кости явно раздроблены и... Местами торчат из-под вспоротой и висящей лохмотьями кожи. Вновь к горлу подкатывает тошнотворной комок. Туловище лучше вообще не трогать: настолько я помню, половины рёбер и внутренностей там не было ещё до... До. Шхар — ужасная штука. А их было не менее трёх... Стоит только подумать об этом, как саму начинает колотить так, что руки безумно трясутся. Надо успокоиться.

— Конни? — тихо окликаю сестру резко севшим голосом. Но ответа нет. Да и окостеневшие пальцы всё также холодны. — Константина-Мария Верн! Очнись! — собрав воедино всю свою храбрость и злость от происходящего, продолжаю продираться сквозь кровавую вату, пытаясь при этом ненароком не зацепить изувеченное тело сестры, ведь ничего совершенно не видно. — Конни! Сестрёнка, очнись!

Если склянки сработали как надо, то сейчас просто следует добраться до её сознания. Надо докричаться... Надо... Но... Мои пальцы слишком дрожат. А я боюсь лишний раз причинить боль и без того изувеченному телу. Если Конни очнётся, то непременно найдёт выход! Она не я. Она обязательно справится. Со всем. Справится... А сейчас... Надо постараться мне. Набираю полную грудь воздуха и что есть мочи выкрикиваю, вливая остатки магических сил в голос:

— Мари, очнись ради Бога!

И в тот же момент цепляю пальцами острую кромку лезвия. Кожу сразу же обжигает болью и... Марево вспарывает жуткая огненная энергия "Заката". В этом кошмаре я напрочь забыла о них. Проклятых клиниках, что одним своим существованием отняли сотни жизней. Резко отдёргиваю руку и делаю шаг назад, машинально пряча руку вниз... Ангельская кровь чувствительно жжёт порез. Но в то же время и не даёт клинку добраться до меня. Ненасытный. Ночью он упокоил не одну сотню вампиров и всё ещё жаждет крови... Да только тут её... Целое озеро. Кожу опаляет горячим воздухом, и кровавый туман начинает редеть.

Значит, клинок начал поглощение?.. Даже в этом тумане я ощущаю ту жадность, с которой древняя сущность пытается насытиться, впитывая переполненную святой энергией кровь. Но что теперь делать мне?.. Приближаться на ощупь опасно... Хотя... Кожу вновь обдаёт жаром. Клинок зовёт. Слов нет. Но Его желание слишком отчётливо. И не только его... Насколько же эти два орудия жуткие. Голова начинает ощутимо кружиться, а сознание мутнеть. Клинки хотят, чтобы я... Вложила их в руки владелицы. Владелицы... Эта мысль довольно неплохо отрезвляет опьянённый влиянием клинков разум. Оружие желает вернуть свою Хозяйку. А их Хозяйка — моя сестра! Ну хоть в чём-то мы солидарны... Главное, чтобы меня не "сожрали" в процессе...

На совсем уже негнущихся ногах делаю шаг обратно туда, где густо клубится тёмная энергия клинков-убийц. Кровавый туман всё ещё не позволяет хоть что-то видеть, но уже и не настолько плотный. Теперь это просто туман. Осторожно протягиваю руку туда, где по моим ощущениям должен быть "Закат". Пальцы замирают возле пышущего жаром металла. В последний раз мне это едва не стоило жизни. Но сейчас клинок на редкость терпелив и покорен... Однако я вместо этого начинаю осторожно нащупывать ранее обнаруженную руку сестры. Лишний раз касаться этого монстра всё же не стоит...

Кисть находится довольно быстро, но... укладывать переломанную в чёрт-те скольких местах руку до истерики жутко. От прикосновения "родных" пальцев "Закат" радостно вспыхивает и с удвоенной силой принимается поглощать кровь, в которую... воткнут, что ли... Не суть важно. Главное, что эта энергия перетекает по эфесу в холодные пальцы, стягивая рваные раны... Туман кстати достаточно поредел, раз я уже могу разглядеть... Отвернувшись, выдыхаю. Вот этого не стоит.

Лучше поискать пока "Рассвет", который тоже вроде как начал подавать голос. Крайне недовольно, кстати... Его я нахожу чисто по ауре в нескольких метрах от сестры. И явно под толщей... крови. Делаю вдох-выдох, наматывая ткань плаща на кисть. Упаси Господь от прямого контакта... И почти с головой погружаюсь, чтобы выудить его со дна. Кисть тут же прошивает леденящей болью. Но по крайней мере меня не пытаются поглотить или подчинить. Клинок терпеливо дожидается, когда я положу на него вторую руку Хозяйки, чтобы также начать поглощение ангельской крови для мало-мальского исцеления Конни.

Туман влагой оседает на и так мокрой одежде и коже. Я уже отчётливо вижу искорёженный силуэт. И мне даже приходится отвернуться, чтобы справиться с накатывающим страхом. Я НЕ ХОЧУ видеть насколько всё ужасно. Клинки же жадно перекачивают кровь в энергию, заставляя специфически шипеть быстро регенерирующие ткани. Надеюсь, это в первую очередь торс... Эти проклятые сущности признали и приняли Конни в качестве Хозяйки. Пожалуй, это не удивительно. Сколько столетий не было никого, кто мог бы совладать с их силой?.. Жутко. Но... Эта мрачная энергия... Это именно то, что больше всего необходимо сейчас.

Сколько продолжается это тошнотворное ожидание, я не имею ни малейшего понятия. Просто стою, не в силах обернуться или пошевелиться. Но туман почти совсем рассеялся, да и уровень крови резко упал где-то до колен. Не хочется даже представлять, сколько выпили эти два монстра, прежде чем, вспыхнув, притихнуть. Притихнуть настолько, что в повисшей мёртвой тишине стал различим нарастающий хриплый присвист появляющегося дыхания...

— Конни? — хрипло с надеждой выдыхаю я, всё же медленно оборачиваясь.

Сестра действительно стоит на коленях, моими стараниями, опираясь на эфесы клинков-убийц. Ни лица, ни толком туловища мне отсюда не видно из-за растрепавшихся, слипшихся от крови её длинных волос, что и сейчас концами погружены в кровь... Кисти явно срослись как попало, но рваных ран уже не видно. Делаю шаг вперёд, чуть громче повторяя родное имя:

— Конни?..

Ответа так и не следует, но присвист дыхания становится ровнее. Опускаюсь на колени возле сестры и убираю с её лица липкие пряди. Бледнее обычного. Щёки совсем впали...

— Конни... — уже не пытаясь сдерживать слёзы, прижимаюсь своим лбом к её, продолжая осторожно удерживать измождённое лицо в своих ладонях. — Конни, сестричка... Конни... — бессильно продолжаю шептать раз за разом, как молитву, то и дело прислушиваясь к хриплому дыханию.

— Лизбет?.. — едва различимо шелестит среди моих же всхлипов, что я не сразу осознаю произошедшее.

— Конни?.. — немного отстранившись, наконец-то замечаю, что уставшие синие глаза смотрят, как обычно сквозь меня. — Ты как, сестрица? — осторожно оглаживая выступающие скулы, задаю я идиотский вопрос.

— Паршиво, — губы Конни кривятся в болезненной усмешке, — если честно. Восстанавливаться придётся явно не пару дней... — угол тех же губ болезненно дёргается при попытке пошевелиться. — Переломов много... Но... Ангел спит.

Напрямую в глаза сестра так и не смотрит. Выработанная после... После. Собственные губы начинают дрожать при одном воспоминании о том кошмаре, через который сестре пришлось пройти. Отводить взгляд уже её привычка. Ангел спит, но... Его свет прочно въелся в эти синие, до боли родные глаза. И навряд ли теперь это изменишь. Взгляд Королевы мало кто выдержит. Прямой взгляд Ангела слишком тяжёл даже для людей, не говоря уже о созданиях ночи. К которым по сути своей относимся и мы. Делаю глубокий вдох, пытаясь не разрыдаться в голос. Всё уже позади. Сестра с нами...

— Не всё... — тихо выдыхают разбитые губы Конни, словно она читает мои мысли. — У нас десять погибших... — воздух со специфическим присвистом шумно выходит из явно всё ещё пробитых лёгких. — Это немного, я знаю, — исковерканные пальцы осторожно треплют меня, уже готовую возразить, по растрёпанным и слипшимся волосам. — Но и не мало, — пальцы сестры осторожно соскальзывают на моё плечо, но я чётко ощущаю всё отчаяние этого жеста. — В числе погибших Стефания...

— Сте... Стефания... Мертва?.. — новость, о которой я даже и не помышляла, застаёт меня врасплох, обдавая ядовитой смесью горечи и отчаяния. — А... Как же?.. — я захлёбываюсь словами вперемешку со всё-таки хлынувшими ручьями слезами. — Как же Иза?..

— Я возьму на себя всю ответственность, — со вздохом активируя вновь клинки, устало сообщает Конни, — всё же я её крестная... Да и кто, кроме меня?..

Уже всё решила. Опять взвалив этот крест на свою спину... Опять... На мгновение ангельский взгляд, наполненный страданием, касается меня. И готовые уже сорваться слова застревают в горле. Ангел спит... Но святой она так и не перестала быть. Даже сейчас. Её боль не о собственных ранах. Её боль — утрата сестёр. И не только Стефании. Как бы там ни было, она всё ещё наша святая Королева, за которую мы этой ночью без сомнений отдавали свои жизни и силы. Именно поэтому без сомнений.

— Это не твоя вина, — не выдержав молчания, всё же сквозь слёзы выдавливаю я. — Ты сделала Всё, что было даже за пределами твоих сил. И твоей вины в этом нет, — осторожно касаюсь впалой щеки. — Это был наш собственный выбор. Прими это как данность, Конни.

— Я знаю... — тяжело выдыхает со специфическим присвистом сестра, поглощая ангельскую кровь клинками. — Я знаю, — её веки смыкаются в тщетной попытке сдержать слёзы. — Всех спасти невозможно. Невозможно. Но я не могу иначе, — искорёженные пальцы до хруста сжимают эфесы клинков, увеличивая темп перекачки энергии. — Ты иди... Это надолго. Я тут сама разберусь. Я уже вернулась. Так что всё будет уже... Лучше, — горько улыбнувшись, сестра взглядом указывает мне назад, туда, где так и стоят две фигуры моих провожатых. — Тебе самой необходимо лечение. Да и... Не позволишь мне чуточку эгоизма?.. Успокой сестёр вместо меня. Я обязательно вернусь. У меня слишком много дел, чтобы теперь уходить...

— Хорошо, — в очередной раз размазывая по лицу кровь со слезами вместе, хрипло отзываюсь я и покорно иду к ожидающим вестей провожатым, чьи фигуры теперь довольно чётко видны даже отсюда.

Желание обернуться жжёт изнутри. Но если обернусь — мне не хватит храбрости уйти. Туман почти полностью рассеялся. Но я так боюсь потерять её вновь. Как уже потеряла однажды. И уже не верну никогда свою дорогую сестру. Крест под кожей словно жжёт от одной этой мысли. Аурум Мария-Келле — Ангел верен себе. Закусываю итак разбитую губу, но не прекращаю движения по всё еще вязкой кровавой топи. В груди всё жутко болит. И я даже не особо понимаю: то ли это болит душа, то ли неправильно сросшиеся кости. На очередном шаге оступаюсь и почти падаю. Устала. Безумно. Перед глазами всё опять плывёт. Но взволнованные крики двух сестёр, что до сих пор ждут моего возвращения, заставляют выпрямиться и вяло помахать им рукой. Просто чтобы показать, что всё... Тяжёлый вздох. Не настолько плохо. Делаю глубокий вдох и продолжаю идти. Не настолько.

То, что случилось, не изменить. Тех, кто умер — не вернуть. Желание обернуться опять невыносимо жжёт виски. Не вернуть. И, к моему отчаянию, прежнюю Конни Верн тоже. Пальцы тянутся привычным движением поправить ворот плаща, чтобы хоть немного отвлечься... И я запоздало понимаю, что оставила его где-то там, рядом с сестрой. На мгновение замираю. Возвращаться за ним нет смысла. Нет смысла... Постоянно цепляться за прошлое — тоже. Всё что мы можем — это постараться выпрямить спину и сохранить те крупицы счастья, что остались у нас.

Мои провожатые, похоже, не на шутку переволновались, раз так бездумно рванули мне навстречу. И вот уже меня осторожно подхватывают под руки и с тревогой выводят из топкого песка. Пока мы идём — с кривой усмешкой киваю им назад. Такой маленький жест. Но обе сестры с облегчением выдыхают и прибавляют шагу. Всё же быть истребительницей — тяжкий крест. Но... Поднимаю взгляд наверх, туда, где слепя глаза уже вовсю светит солнце. Рассвет всё же наступил. А ведь я сомневалась, что увижу его. Вдыхаю полной грудью и осматриваюсь по сторонам. Жизнь вокруг меня кипит и продолжается. Когда меня обратно укладывают на импровизированную кровать, осеняю себя крестом. Господь с нами. Всё ведь куда как лучше, чем мы полагали вчера. Я просто непозволительно для воина раскисла. Хотя... Нет, я всё-таки не человек же. Я — истребительница.

Рассматриваю собственные искорёженные кисти, которые абсолютно точно придётся ломать и собирать заново. Да уж. Покорёжило знатно. И стоит только повернуть голову, чтобы увидеть — я в этом не одинока. Те, кто стоял за моей спиной ночью, также неуклюже копошатся на соседних кроватях этого полевого лагеря. Но... При этом совершенно довольные собой, судя по их разговорам. Не удержавшись, посылаю улыбку в ответ, когда мне неуклюже улыбается разбитыми губами с соседней кровати порядком потрёпанная девчонка, примерно моего возраста.

— Клан должен жить! — хрипло выдыхает она, с трудом поднимая точно так же изувеченный кулак вверх.

И вслед за ней поднимают руки все, кто на это способен. Глаза сами собой заполняются слезами, и собственный кулак тоже поднимается в этом жесте. Клан должен жить. Ничего не попишешь. Мы — те ещё фанатики. Делаю глубокий вдох и позволяю медикам заняться своими ранами. Мы всё ещё живы. Так пусть спокойно спят те, ради кого живём мы.