Три шутки Локи (джен)

Первое, что он запомнил — это свет. Потом — голос. Боль была третьей.

Она была какая-то иная, тупая и разлитая по телу. Словно он проснулся на следующее утро после большой пьянки, затеянной братом, а когда вернулся в свои покои, додумался зачитаться книгами и в итоге не выспался.

Он даже понадеялся, что так все и есть.

Время и события, о которых не хотелось вспоминать, словно бы не были. Приснились.

Какой кошмарный сон…

Он попытался пошевелить рукой — не получилось.

Связан!

Кем?

За что?!

Медсестра сразу набрала нужный номер, и зав. отделением услышал ее радостный голос: Доктор Джексон, наш неизвестный пациент пришел в себя!

Врач вошел не один: заведующий отделением очень хотел поделиться любопытным случаем с коллегой, который как раз заехал в госпиталь по дороге с побережья.

— Добрый день, — широко улыбнулся он лежащему на кровати. — Мы очень рады, что вы пришли в себя. Как самочувствие? Что болит?

— Все, — тихо прошелестел голос. — Голова особенно. Где я?

— Вы в больнице Святой Клары. Вас привезли неделю назад, откуда вы?

— Не помню, — неизвестный пациент закрывает глаза. — Дайте воды.

Доктор Джексон переглянулся с медсестрой и уступил ей место у кровати. Приятель, доктор Адам Николс, тем временем дочитал историю болезни и с любопытством смотрел на больного.

— Джон, тут написано, что на парне были множественные повреждения и несколько ожогов.

— Именно. И еще восемь переломов. Гипс положили туда, где было можно замотать. А там где кожи не было, даже шины не накладывали: посмотрим по рентгенам, как срастется.

— А кто он?

— Не кредиток, ни документов, ни завещания. Одежда и та, — главврач кашлянул, — скажем, фрагментарно. Я не думал, что выживет.

— Психиатра позвать надо. Он сколько в коме был?

— Почти неделю.

— Надо, надо, — доктор Николс еще раз посмотрел на больного, которого медсестра как раз поила водой из чайной ложечки. — Что же с вами случилось, молодой человек?

Пациент ничего не ответил. Он выпил еще пару ложек, и снова закрыл глаза.

— Поправляйтесь, сэр, — еще раз улыбнулся доктор Джексон. — Теперь, когда вы очнулись, я буду часто к вам заглядывать. И помоги вам Бог.

На удивление всего медперсонала неизвестный пациент быстро шел на поправку. Уже через неделю он мог при помощи медсестры передвигаться по палате, а через две — впервые сам дошел до больничного сада.

Он был замкнут, почти ничего не помнил, и отзывался на данное в больнице имя Лаки.

— Вы у меня просто счастливчик, — как-то раз сказал доктор Джексон. — Выжить после такой катастрофы… Буду звать вас так. Вы не возражаете?

— Нет, — голос незнакомца как всегда тихий. Он вообще был немногословен.

Полиция посещала в больницу трижды: следователь пытался добиться истории о том, что и где с ним произошло. А потом приехал с судмедэкспертом, который задавал Лаки много вопросов, и, не получив ответов даже на треть, написал официальную бумагу с диагнозом: амнезия.

Фотографию напечатали в местных газетах и один раз показали на федеральном канале.

За Лаки никто не приехал. О нем никто не справлялся и даже не писал по электронной почте.

Зав. отделением оставил его при больнице рабочим широкого профиля: Лаки был аккуратен и любил читать. Это очень импонировало доктору.

Как-то раз Лаки остановил его в коридоре и как всегда тихо спросил:

— Мистер Джексон, я могу вас попросить принести мне книг об этом мире. Если я не могу вспомнить, я хотел бы узнать все заново.

— Ну конечно! Лаки, это отличная мысль!

В тот же вечер доктор Джексон выгреб полку школьных учебников у дочери, поступившей в старшие классы колледжа, и отнес их своему бывшему пациенту.

Лаки читал быстро, и — что нравилось главврачу, а особенно наблюдающему психиатру — задавал много вопросов о прочитанном.

— У него очень хорошая голова, доктор Джексон, — любил произносить психиатр на еженедельном отчете, — Чрезвычайно умный мальчик… Сейчас, когда он ничего не помнит и пытается восполнить пробел, он сильно напрягает память. Принести учебники было гениальной врачебной находкой, подсказанной, причем, самим пациентом: тренируя память на фактах и цифрах, он сможет приблизить функционирование и тех долей мозга, которые отвечают за воспоминания. Джексон, я верю, что наступит тот день, когда он ответит, каким именем называла его мать!

Когда ночное дежурство проходило спокойно, врачи собирались в холле на первом этаже и смотрели телевизор. Включали какой-нибудь фильм, потом слушали новостной канал, потом шла какая-нибудь игра (в этом сезоне особенно отличались «Зеленые Головорезы» из Огайо). Лаки всегда посещал эти посиделки. Он садился в углу с книгой, смотрел в полглаза и карандашом ставил какие-то крючки в своей тетрадке.

— Что это ты пишешь, — как-то раз спросил его дежуривший травматолог.

— Вопросы, которые я хочу задать?

— А что тебе непонятно?

Лаки развернул к нему книжку: речь шла про изобретение электрической лампочки и открытие электричества. На полях были нарисованы портрет Эдисона, одинокий дом в канзасской степи и ноутбук.

— Я не понимаю, что означает третья картинка.

— Э… пойдем покажу!

С этого времени началась дружба Лаки с компьютерами: свободное время на дежурствах и всеми свободными вечерами он просиживал в сети.

А потом в один день исчез.

Тревогу подняли только на следующий день. Охранник у ворот подтвердил, что Лаки выходил, сказав, что идет купить пару гамбургеров, а потом зайдет в кино.

— Я сменился через два часа… Так думал, что кино длинное. Сейчас «Властелин колец» показывают… так это часа три, не меньше…

Напарник о том, что Лаки ушел из больницы, не знал.

Хозяин магазина подтвердил, что Лаки был у него, правда, купил не гамбургеры, а путеводитель по штату. В кино Лаки не заходил.

Доктор Джексон поднял на ноги шерифа, а тот — полицию штата. Но пациент с неизвестным именем исчез бесследно.

Локи шел по улице и улыбался: солнце было не ярко, костюм элегантен, а план выверен по шагам. Он был несколько благодарен доктору из больницы — как его звали… Джен, Дженкс, не важно — за доступ к миру и за временный приют.

Локи прочитал все найденные книги, разобрался в построении современного мира и знал, с чего начнется его путь в Мидгарте.

Первая дверь, в которую он зашел, называлась «Ньюсвик»: это была газета средней руки в среднем городке среднего по размерам штата.

— Добрый день, — стандартно улыбнулась секретарь новому посетителю. — вам назначено?

— Я от владельца газеты, — остро улыбнулся Локи, импровизируя по ходу процесса: ему нравились такие игры, и он любил в них играть. — Мне нужен начальник отдела продаж.

Девушка заискрилась доброжелательностью, сняла трубку и чуть ли не пропела в офисную АТС:

— Мистер Армстронг, вас срочно просят зайти в комнату переговоров.

И с той же улыбкой обратилась к Локи: Пройдемте, сэр… Простите, как вас представить?

— Мистер Лафейсон, и кофе не забудьте.

Когда Стив Армстронг вошел в переговорную, он уже был информирован, что пришедший не просто так, а от самогО. И постарался представить себя как максимально компетентного сотрудника, опасаясь проверки. Локи пил кофе и наслаждался офисной комедией, которую разыгрывал перед ним начальник отдела продаж.

— А теперь давайте к делу, Стив, — ас поставил опустевшую чашку на стол. — Вы продаете мало… Очень мало. А могли бы больше. И меня это очень огорчает.

— Но мистер Лафейсон…

— Нет. Я уже слышал ваши аргументы. Поэтому теперь мы заканчиваем разговоры и начинаем действовать.

— Как?

— Сейчас мы пройдем к вам в отдел. Вы найдете самого крупного рекламодателя и наберете номер, потом передадите мне трубку… Идемте!

Локи встал и быстро вышел в коридор, с трудом обогнав его стремительный шаг, начальник отдела продаж довел его по коридору до отдела.

Потом открыл базу данных и набрал номер своей надежды: он вел этого клиента почти трех лет, звонил, ездил, дарил корпоративные подарки, но пока тот не двигался с места.

Сотрудники отдела, организованного общей комнатой, с удивлением смотрели на вошедшего человека, перед которым так стелилось руководство.

Номер начал набираться.

А потом мистер Лафейсон заговорил. Слова были самые простые, каких произносят тысячами обычные продажники, но Лафейсону верили. Монолог продолжался минут пять, а потом послышались гудки. И затрещал факс — официальный заказ на рекламу с контрактом в полмиллиона.

— Мистер Лафейсон, — выдохнул Стив. — Вы просто гений.

— Набирайте следующий номер.

Отдел продаж перестал работать, речь мистера Лафейсона записывали на цифровую камеру и мобильники. Они действительно так не умели.

Простые слова, легкие конструкции, банальные доказательства — но после них хотелось снять последнюю рубашку.

Собрав через полчаса все контракты, мистер Лафейсон пошел к главному редактору, бывшему хозяином газеты.

— Кто вас сюда пустил?! — оторвался он от компьютера.

— Очень большие деньги, — жестко оборвал его Локи, швыряя на стол факсы. — Это моя работа за последние полчаса, и если мы с вами не договоримся, я позвоню моим клиентам еще раз.

Главред пробежал глазами цифры и покраснел:

— Сто шестьдесят миллионов? — выдавил он. — Что я вам должен?

— Ваша газета стоит около восьмидесяти тысяч, еще сколько-то вы вложили, ее открывая и поддерживая в том болоте, где оставались до моего появления. — Локи придал лицу скорбное выражение. — Я заплачу вам полтора миллиона за вашу газету, и еще пятьсот тысяч, если мы с вами организуем все официальные бумаги прямо сегодня. У вас же есть знакомые юристы?

— Есть, — пробормотал главред: предложение было выгодным. На эти деньги он мог открыть другую газету, и еще осталось бы дочери на Принстон, а жене — на брильянтовое кольцо. И новый дом купить. «И любовницу сменить на помоложе, — прошептал в голове вкрадчивый голос. — Бери скорее деньги, пока не передумал…»

— По рукам! — воскликнул главред. — Стефания! — это уже в селектор. — Чай мне и гостю, и набери мне мистера Приддлса!

Через десять лет Локи понял, что устал от машин, перелетов и охраны и стал ходить пешком во все дни, когда не было дождя. Учебники доктора — как же его звали… Дженнингс, кажется, не важно, — не врали. В Мидгарте можно было неплохо устроиться, потому что здесь правили ум и деньги. Именно в таком сочетании и не наоборот. А еще немного игры, немного шутовства и немного удачи. Удача слушалась мановения пальца Локи, который с удовлетворением узнал, что если тело сильно повредилось, а одежда почти не уцелела, то колдовские навыки не пропали. И там, где было невозможно действовать исконным даром убеждения людей в полуправде (что Локи умел блестяще), он помогал себе магическим искусством.

Самым веселым приключением за прошедшие годы было легкое воздействие на хакера для взлома всех трех мировых бирж одновременно, чтобы в реальном времени на таблоидах высвечивались неправильные данные. На этой афере Локи заработал первые сто миллионов и разорил своих конкурентов. Больше к таким широко масштабным акциям он не прибегал, ускоренным темпом завоевав освободившиеся ниши, скупив возможных конкурентов подчистую.

После признания мировым финансовых миром Локи получил первое приглашение в Белый Дом, и приступил к исполнению второго шага своего плана.

В этот день на нужной улице Вашингтона не было пробок, как, впрочем, и всегда по маршруту Локи.

«Сильнее всякий войн… Воля и разум!» — пела магнитола у водителя в престижном роллс-ройсе.

— Это кто поет?

— Русские, мистер Лафейсон. — Хард-рок.

— Поставь еще раз.

Неизвестные певцы с другого континента Мидгарта пели очень правильные слова.

«Все, что делает твой отец, имеет свой смысл», — вспомнились ему слова матери: может быть, так и должно было случиться. Тор получит власть над Асгардом, а я стану королем Мидгарта. «Вы оба рождены быть королями…» Что он тогда имел ввиду?

Но это же не он столкнул меня в Мидгарт как Тора или короновал на престол. Как говорил доктор — О, ваны! Как же его звали! — чудо, что я остался в живых…

Машина остановилась. Локи вышел и направился к центральному входу. Ему была непонятна странная привычка людей стричь траву и деревья: в выверенных линиях природы бог Асгарда не видел ни красоты, ни симметрии. Стриженые газоны, скорее, раздражали.

Президент встречал его в Овальном кабинете и предлагал именно то, что хотелось Локи: место в партии, поддержку бизнеса, встречу с правящими кругами страны. Начиная со следующего дня, фотография мистера Лафейсона, медиа-магната, советника президента по вопросам внешней политики в области финансовых стратегий, стала регулярно появляться на обложках журналов.

Совещание было закрытым, проходило на аккуратной вилле в Ницце, и о важности присутствующих персон говорили только выстроившиеся в ряд личные самолеты.

— Господа, у меня к вам есть интересное предложение. Кристина, слайд, пожалуйста.

Породистая шведка выключила свет и щелкнула мышкой. На экране появились диаграммы, в которых каждый присутствующий легко узнал котировки политического кредо ведущих мировых держав.

Самый старый из присутствующих, седой старик с прозрачными глазами, наблюдал за новым председателей и удовлетворенно прислушивался к урчанию в желудке: ничего не поделаешь — возраст дает о себе знать.

Протеже американских финансистов оказался гораздо лучше той характеристики, которую он о нем читал. Особенно радовала старика запутанная биография: умение стереть из всех баз свои данные до поста директора «Канзас. Ньюсвик» — это огромные деньги и связи во властных структурах. АНБ не позволяет такие игры простым людям, а этот сумел… Сколько ему лет, кстати… тоже ведь неизвестно.

Старику не было важно, сколько лет новому председателю и кто его родители: он оценивал потенциал и багаж. Место нового властителя мировых денежных потоков — это слишком большая Игра, чтобы приз достался неизвестному.

Тем временем председатель закончил речь, Кристина включила свет и незаметно испарилась из комнаты.

— Пойдем традиционным путем? — остро улыбается докладчик. — Кто поддерживает мое предложение?

— Но мистер Лафейсон, мировой кризис перетряхнет экономику.

— Тем лучше для нее, — парирует нововыбранный председатель. — И не забудьте, господа, мировой кризис — это пересмотр ценностей общества. Вам не кажется, что немного политической диктатуры не повредит развитию бизнеса?

— Нет смысла в голосовании, — подает голос седой старик: он бывший председатель, к его голосу пока прислушиваются. — Лоренс Лафейсон говорит правильные слова. Я не ошибся в тебе, сынок.

Локи слушает хвалебные речи в свой адрес, и серьезно молчит. Там, в глубине души, он хохочет во все горло: он знает, что отныне его слова станут указом для всего мира. Мидгарт погрязнет в долгах, падут мировые валюты, разорятся компании, люди выйдут на демонстрации, будут стрелять и кричать, что миру нужно научиться думать иначе. И все это потому, что теперь у него есть король.

В мире, где правит ум, королем может быть только он, Локи!

Когда удавалось отложить срочные дела, Локи всегда приезжал к Ниагарскому водопаду. Через подставное лицо он продавил Юнеско на отмену статуса водопада как мирового экологического достояния, потом обнародовал данные: получился отличный политический скандал вокруг потенциального кандидата в президенты. А как только ненужное лицо ушло из предвыборной гонки, купил несколько гектаров земли вокруг и построил себе дом, с вытянутым балконом вдоль водосброса.

Ночами окружающий пейзаж напоминал ему Радужный мост и дом. Вышколенная прислуга держала на балконе кресло, а сама пряталась в тени портьер.

Мистер Лафейсон смотрел на звезды и пытался представить, что же делается там, на верхней ветке Игдрасиля, где он жил ребенком и баловался юношей, убил Лафея, разрушил вход на Радужный мост и принял власть от гордящейся им матери.

Локи смотрел в звездное небо с чужими созвездиями и думал, видит его Хеймдалл, и если «да», что рассказывает ВсеОтцу?

Теперь, когда он стал королем Мидгарта, и насладился предназначенной для него властью, осталась последняя часть плана. А потом… его голова кружилась от предвкушения

шутки, которую он задумал еще в больнице, лежа с обгорелой кожей и множественными переломами.

Конгресс молодых ученых был в самом разгаре. В этом году он собирался в одном из самых престижных университетов мира — в Сорбонне.

И хотя для такого фундаментального вуза было несколько необычно собирать сторонников не подтвердившихся (и совсем необычных) теорий, но мировой кризис делал свое дело, и услышав ставшее магическим слово «финансирование», даже вечные стены научились делать исключение.

Джейн Фостер была удивлена не менее, чем академики французского фундаментализма, получив приглашение на конгресс, но, посчитав, что от первого приглашения в научное сообщество не отказываются, решила поехать.

Секция, куда был поставлен ее доклад, называлась, конечно, «Вопросы общей физики», что не слишком соответствовало правде, но зато не звучало на кафедре «космогонических мифологий». В общем, не то, к чему стремилась, но на площадку для старта похоже.

Уложившись в регламент и ответив на вопросы, Джейн проходила к своему месту, как ее остановили за рукав. Хорошо одетый месье средних лет… или мистер…

— Мисс Фостер, можно вас на пару слов?

— Только не здесь, — шепотом сказала Джейн, потому что на кафедре уже выступал новый докладчик.

— Пойдемте в кафетерий.

Они вышли из зала. Незнакомец улыбался очень приятно, и как-то… иначе, чем обычные ученые.

Когда они сели за столик, и официант, принесший кофе, ушел, незнакомец достал из внутреннего кармана пиджака маленькую записную книжку, и перелистнул несколько страничек, в поисках нужной.

— Я внимательно слушал ваш доклад, мисс Фостер. И у меня к вам несколько вопросов и одно предложение.

— Вы меня заинтриговали…

— Зовите меня Лоренс.

— Лоренс, — Джейн улыбнулась: сидящий напротив мужчина был обаятелен и… очень свободным.

— Итак, я слушал вашу теорию, мисс Фостерс, и у меня возникло много вопросов. Я понимаю, что в полчаса выступления всего не уложишь, но если бы вы рассказали мне более подробно… А еще лучше — почитать.

— У меня не все еще оформлено, Лоренс. Но то, что есть…

-Я очень благодарный слушатель. А еще — может быть, вы ответите на мои вопросы, мисс…

— Просто Джейн.

Фригга подняла голову от вышивания и словно к чему-то прислушалась.

— Ты видишь? — спросил Один, не размыкая век.

— Нет пока, но я чувствую, что уже близко, — женщина отложила вышивание и встала с кресла. — Пойду пройдусь…

Один остался лежать в кровати и вскоре заснул. Последние время Фригга стала видеть цветные сны — верный предвестник скорого видения. Чтобы подготовиться, королева Асгарда много времени уделяла прогулкам и размышлениям.

Сегодня она решила пройти в Зал-увешанный-золотыми-нитями, чтобы танцевать. Через танец она хотела избавиться от эмоций, чтобы встретить видение незамутненной.

Она отперла свой зал специальным ключом, взятым из личного тайника, открыла окна и стала разоблачаться. Когда осталась только туника, а воздух уже наполнился ночной свежестью, она вошла в центральный круг и замерла. Музыка звучала у нее в голове, накатывала волна за волной, и когда сквозь какофонию звуков прозвучала первая чистая нота — сделала шаг.

Это была Пляска Царицы в ожидании будущего. Музыка снимала с нее как одежду все тревоги и печали, надежды и радости — оставались только трое: звуки, звезды и она сама. И на высокой ноте она почувствовала, как сдвигается ось мира, очертания становятся нечеткими, гаснут звезды, воздух стал слаще и из-за колонны вышел… Локи.

Фригга стояла молча, боясь спугнуть: она провела долгие ночи с просьбами к Дающим Видения, чтобы ей приоткрыли тайну бытия младшего сына. Она любила его и боялась за него особенно, не чувствуя материнским сердцем, что сын мертв.

И Дающие услышали ее.

— Здравствуй, Локи, — тихо произнесла она.

— Здравствуй, мать, — склонил черноволосую голову бог обмана.

— Я просила Дающих увидеть тебя, чтобы узнать — где ты и как вернуть тебя. Жив ли ты?

— Жив, — Локи поднял глаза, и Фригга обрадовалась, увидев в них все те же веселые искорки лукавства, что и всегда. — Я хочу познакомить тебя со своей невестой мать.

— Локи, сын, если ты можешь, вернись в Асгард!

К ее удивлению, видение пришло в движение, легким прыжком преодолело расстояние и крепко ее сжало. Ощущения были так реальны, что у Фригги перехватило дыхание.

— Мать! — Локи смеялся. — Ты перепутала. Я не видение!

— Но как? — потрясенно спросила она. — Как ты пришел без радужного моста?!

— Я многое постиг, мама, ты знаешь! И это — тоже, — сын стал другим, Фригга чувствовала это интуитивно, не могла пока оформить в слова. — В Асгард ведет много тайных троп, а я знаю только о нескольких.

— Локи, — прошептала Фригга, — мой Локи.

Она обняла его и заплакала.

В этих слезах было столько страсти, искренности и тоски по сыну, что бог обмана растерялся. Он был уверен в холодном приеме, планировал только передать конверт с фотографией для Тора и, чтобы насладиться местью в полной мере, приглашение на свадьбу.

Но все пошло совсем не так. Оказалось, мать чувствовала его появление и ждала его именно там, где был выход его тайного прохода в Асгард. Кроме того, кажется, она за него переживала.

— Мама, не надо плакать, — Локи высвободился из ее объятий и сел рядом на пол, взяв за руку. — У меня все хорошо.

— Я очень переживала за тебя, сынок, — Фригга перестала плакать и стала разглядывать сына: он почти не изменился. Вот только морщинка на лбу и странная одежда. — Почему ты отпустил руку? Куда ты упал? Что с тобой стало? Откуда ты пришел?

— Слишком много вопросов на один раз, мама, — заулыбался Локи. — Тебе надо приехать ко мне.

— Куда, Локи.

— В мое царство, мама! В Мидгарт!

-Ты стал царем Мидгарта?! — Фригга потрясенно посмотрела на сына. — Как?!

— Это было непросто, потому что там выбирают достойнейший из умнейших, но мне это удалось.

— Ты таков и есть, — королева Асгарда обняла короля Мидгарта и подумала, что теперь ее мальчик совсем вырос и уже управляет целым миром. Один, без королевы… тут она вспомнила его первые слова.

— Ты говорил про невесту…

— Да, — Локи отстранился и принес матери одежду. — Я не могу находиться здесь долго, мама. В Мидгарте слишком мало энергии для этого, но я принес тебе ее портрет.

Он отвернулся, чтобы скрыть предательскую слезу: ложь звучала красиво и убедительно, и он чувствовал, как мать верит ей.

— Но Локи! Подожди… Отец…

— Передай ему все, — фигура стала таять, — что я сказал. Я не могу вернуться домой, пока…

И Локи пропал.

Фригга выбежала на балкон, пытаясь его догнать.

— Что тебе нужно?! — пронзительно закричала она. — Что нужно сделать?!

Небо было как всегда прозрачно и темно. Звезды светили приятно неярко, внизу на площади гуляли асы, поклонившиеся ей, царице. По дворцу уже давно ходила радостная новость о приближающемся видении, и асы надеялись, что этот крик — именно оно.

Королева вернулась в зал наполненная радостью и тревогой. Как катастрофически мало времени для младшего сына, сколько было им сделано… Король Мидгарта! Невеста! Фригга открыла конверт и вытащила тонкий кусочек бумаги, на котором была очень четко нарисована девушка.

Королева Асгарда долго смотрела на кусочек бумажки, пытаясь понять, что привлекло к этой женщине ее бога-сына. Та была проста и очень человечна, как и все смертные.

— Наверное, именно это, — думал Фригга, одеваясь в обратный путь. — Ему не хватает ласки и любви, а эта девочка даст ему и то, и другое. Локи не нужна сейчас женщина-воин… Да и Сиф всегда смотрела на Тора.

Фригга пришла в королевские покои, положила портрет на стол и ушла в спальню к мужу. Один спал крепко, уставшая после танца и наплакавшаяся после посещения сына, она тоже быстро задремала.

Ее разбудил безумный крик.

— Тор! — она подскочила на кровати. Один иже открывал дверь королевской спальни, чтобы унять бушующего сына.

— Что случилось?

— Откуда у вас она?! — Тор буквально кричал, показывая на портрет. Один повертел кусочек бумажки в руках и обернулся к жене.

— Сегодня ночью в моем Зале-увешанный-золотыми-нитями мне было видение о судьбе нашего младшего сына Локи и твоего брата, Тор.

Один внимательно посмотрел в потемневшие глаза жены, повернулся к наследнику и будто невзначай спросил:

— Ты знаешь женщину, изображенную на этой странной бумаге?

— Это фотография, отец, — Тор словно припечатывал слова. — И делают их только в Мидгарте! Эта женщина… Эта… Эта женщина была бы моей женой, если бы Локи не решил уничтожить Ётунхейм!

Один тяжело замолчал, Фригга отвернулась к окну, Тор стоял посреди комнаты с фотографией в руке и переводил взгляд с отца на мать.

— Кем он стал? — голос у ВсеОтца уставший, будто не только проснулся, а присел после битвы.

— Королем Мидгарта, — сдержанно отвечает мать.

— Кто? — непонимающе спросил Тор.

— Он изменился?

— Он очень обижен.

— Значит, не изменился! Был мальчишкой и остался мальчишкой. Сказал, как прошел?

— Нет.

— А вот ума прибавилось… — Один уже вновь воин, полон энергии и стремится к действию. — Седлай лошадей, Тор! Если мы успеем починить радужный мост — то успеем прибыть на свадьбу к твоему брату!

— На свадьбу к Локи?!

— Да. Вчера он принес матери портрет своей невесты.

Проклятый декабрь.

Жена обнимает ласково и молчит. Жена знает, что когда он сидит в кресле с горячим чаем, закутанный в плед и трясется от озноба, ей лучше молчать.

Каждый вечер в течении двух недель он будет сидеть вот так, на балконе, слушать водопад и смотреть на моросящий дождик.

К Локи возвращается его прежняя сила, но тело бога еще не восстановилось после страшного падения — и поэтому едва ли ни бьется в конвульсиях. А потом, как ни странно, но все проходит.

Локи чувствует, как внутри него, теплое и горькое как муравьиный мед, растекается, а потом сворачивается, словно в спираль, огромная обжигающая река, по каплям сочится сквозь пальцы. Однажды он потерял концентрацию и напугал жену маленьким огненным шаром, пошедшим из пальца — пришлось срочно материализовывать зажигалку.

Глупо получилось…

Его снова затрясло.

— Может быть, обратишься к доктору, — Джейн почти шепчет на ухо.

Тор — дурень по сравнению с этой девочкой. Локи прожил с ней уже три года и пока ни разу не раскаялся в своем поступке. Месть брату оказалась неожиданно приятной на ощупь, острой на язык и мягкой на характер.

— Ты права, девочка, — Локи стучит зубами о край чашки. — Я поеду к доктору. Тем более, что я ему должен… отдам долги заодно.

Она никогда не задает лишних вопросов: понимает, что при политическом положении мужа он имеет право на тайны.

Локи все также клацая зубами вызывает шофера и уезжает. Миссис Лафейсон молча провожает его до машины и укрывает пледом уже в салоне:

— Согревайся, милый. Жду тебя домой.

— Я буду завтра или послезавтра. По такой погоде могут задержать самолет.

Она сама захлопывает дверь машины. Бронированный «Ягуар» представительского класса делает разворот вокруг дома, и Джейн кажется, что лицо мужа особенно бело на светлой коже сидений.

Она уходит в дом и поднимается в обсерваторию. Пять лет назад она и представить себе не могла, что встреча на конгрессе в Сорбонне и ни к чему не обязывающий разговор в кафетерии, обернется сначала правительственным грантом, а потом — свадьбой с крупнейшим медиа-магнатом мира. Который оказался очень веселым человеком, любящим шалости и розыгрыши.

Вот только эти приступы лихорадки смущали Джейн — Лоренс упорно не думал о своем здоровье, посвящая себя стране, хотя уж кто, а ведущий советник президента должен был бы найти время на визит к врачу. С каждым годом муж завораживал ее все больше и больше — ей виделось в нем что мистическое, нет, даже демоническое, которое могло легко поработить ее, но не трогало, то ли из любви, то ли из прихоти. Когда в преддверии очередной забавы у мужа азартно сверкали зеленые глаза, Джейн понимала, что там, в их глубине, кроется что-то… Что-то… Что-то неуловимо знакомое, с которым она уже сталкивалась раньше, но не помнила где.

Личная обсерватория в пристройке к вилле была одной из таких шалостей. Подарок на годовщину свадьбы.

— Добро пожаловать домой, Джейн, — сказал ей Лоренс, когда они вернулись из свадебного путешествия. — Тебе, как самой прекрасной принцессе этого мира я построил башню.

Он указал на готическую пристройку, возвышавшуюся надо всей остальной виллой.

— А ты будешь рыцарем или драконом? — шутливо спросила она.

— Никогда об этом не думал, — и вот опять, опасный блеск в зеленых глазах. — А кто именно строил башни для звездочтиц?

— Никто, — призналась Джейн. — Все принцессы смотрели на дорогу, а не на звезды.

— Значит, ты будешь первая, — Лоренс улыбается и протягивает ей узкую ладонь. — Пойдем, я покажу тебе твою обсерваторию!

-Мою обсерваторию?!- задохнулась Джейн.

— Да… мой скромный подарок жене-ученому на годовщину свадьбы. В NASA обещали, что сделают тебе персональных «Хаббл» в уменьшенных размерах…

Частные самолеты с дополнительным оборудованием хороши еще и тем, что могут совершать плавную посадку независимо от наличия аэродрома. Поэтому Локи приказал посадить самолет на частной парковке, куда местный мэр быстро подогнал отряд полиции для почетного эскорта второго по влиянию лица в государстве.

От частной парковки было ближе ехать.

Это был редкий выезд: неофициальный со всех сторон — он не говорил о таких путешествиях жене, и уж тем более не отчитывался в них тем, кто мнил себя властью. Локи много летал на самолетах по Мидгарту, разыскивая места проходов. И из всех дорог почему-то одну оставил напоследок.

Даже не так. Он оставил ее на то время, когда соберет достаточно силы.

Эта была точка его падения.

Мэр лебезит и прыгает вокруг него до тех пор, пока Локи не садится в машину и молчаливый охранник вежливо оттирает в сторону служителя народа. Это особые охранники для особых поездок: они немые. Специальные тени для специальных поездок.

Локи командует: «К начальнику полиции», — и эскорт трогается.

Шерифа он не помнит — с тех пор сменился уже тот, который надоедал ему вопросами в больнице, — и это радует Локи: меньше всего он хотел бы, чтобы они его вспомнили. Полиция вытягивается в струнку, мэр суетится, Локи молча проходит в кабинет.

— Я приехал на инспекцию, шериф, — это первая фраза после выцеженного «добрый вечер» для мэра. — Правительство интересует, как справляется полиция этого штата с делами о неопознанных людях. Список досье мне!

Шериф вскакивает и начинает звонить по селектору.

Локи садится в услужливо пододвинутый стул, будто делает величайшее одолжение, и демонстративно отворачивается к окну. Там еще темно. Только семь утра.

Через десять минут, когда тишина становится уже нетерпимой, а доклад шерифа утомительным, стук в дверь кажется громким как выстрел. На пороге полицейский с коробкой досье.

Коробку ставят пред шерифом, Локи смотрит на нее и словно брезгливо морщится:

— Мне нужен отчет, шериф, а не гора трухи. Вы не ведете электронной документации?

Мэр пытается перехватить инициативу, и мистер Лафейсон словно поддается на его уговоры.

Шериф закрывает за ними дверь, и Локи произносит настолько громко, чтобы было тому слышно:

— Отчет мне завтра на флеш-карте.

Утро занялось. Декабрь в Канзасе почти не отличается от декабря дома, на водопаде. Локи снова начинает трясти, и он избавляется от мэра, говоря, что едет гулять по городу.

Самым лучшим способом пережить очередной приступ была активная ходьба, и Локи идет гулять, покрепче запахнувшись в плащ, вынуждая телохранителей лавировать в толпе людей, спешащих на работу.

Мистер Лафейсон идет к больнице.

Первый этаж, холл, стойка, медсестра — кроме последней ничего не изменилась. А она смотрит с некоторым страхом и любопытством на его семерых амбалов и его самого, неожиданного посетителя с охраной.

— Вы к кому-то пришли, мистер?..

— Мне нужен доктор Джейнс… Джамс.. Джамайл… не помню. Высокий, сейчас уже старый, с родинкой на переносице, работал зав.отделением травматологии.

— Доктор Джексон у нас больше не работает, к сожалению, мистер…

— Где он сейчас? — Локи игнорирует ее недосказанность — ему нужна только информация.

— А вы, собственно, ему кто? — дежурная напрягается: она не любит разговоров в таком тоне и не будет делать одолжения, если ее не попросят.

Локи это чувствует. Его лихорадит, и он сейчас особенно болезненно не контролирует возвращающуюся силу.

— Я его бывший пациент. Меня зовут Стивен Вальден, — он помнит Стива, соседа по палате. Фамилия уже забылась, но Локи знает, что эта полуправда подойдет.

Медсестра успокаивается и сообщает ему адрес доктора: да, как и ожидал Локи, доктор сейчас на пенсии и живет в предместье с дочерью и, наверное, внуками.

Один из охранников забирает бумажку с адресом, и они уходят. В дверях Локи догоняет неуверенный мужской возглас: — Лаки? — но он игнорирует его; в эти игры он уже наигрался.

Пока машина медленно выползает из города по пробкам, Локи дремлет на заднем сидении. Он просыпается от ощущения покоя, и понимает, что машина остановилась перед лужайкой и домом. На лужайке качели, баскетбольный мяч, у дома белая дверь.

— Все как в фильмах про американскую мечту, — язвит Локи, выходя из машины. — Людям дали полную свободу, а они вместо того, чтобы стать человеком разумным превратились в человека стандартного.

Он останавливает жестом охрану и сам стучится в дверь.

Раздается топот быстрых детских ног и ломаный еще язык, не выговаривающий все буквы: Кто там?

— Дядя Лоренс, — почти пропевает Локи: он любит играть с детьми, потому что видит в них что-то общее с самим собой. Наверное, ощущение, что весь мир — мой.

Дверь открывается. Точно. Девочка лет пяти. Смотрит и удивляется:

— Ты не похож на дядю Лоренса…

— Я другой дядя Лоренс. Мне нужен твой дедушка. Если ты позволишь мне пройти, я научу тебя новой игре…

Локи смотрит на нее, нагнувшись до детского роста, улыбается и знает, что любопытство пересилит недоверие. У детей всегда так.

Девочка впускает его в дом и убегает с криком: «Дедушка!!!», — а Локи разглядывает гостиную. Потом его снова накрывает лихорадка, и он садится на диван, чтобы хотя бы согреть спину.

Бывший доктор Джексон выходит в домашних штанах и свитере, почти старик, но еще держится:

— Чем обязан, мистер…

— Меня зовут Лоренс, мистер Джексон. Некоторое время назад я брал у вас взаймы и теперь пришел вернуть долг, — Локи открывает бумажник и достает чек.

— Я вас впервые вижу, мистер Лоренс, — старик смотрит на чек, и глаза его расширяются, — и таких сумм принять не могу. Я ничего вам не одалживал!

Локи смотрит на него, и ему нравится гордость бывшего врача. Такая принципиальность напоминает ему брата.

— Если вы угостите меня чаем, я освежу вашу память, доктор Джексон.

И тут снова прибегает девочка.

— Ваша внучка?

— Элиза, — в голосе доктора звучит мягкость.

— Помнишь, Эльза, я обещал тебе новую игру? — ребенок кивает и начинает улыбаться. — Мы сейчас в нее поиграем, а твой дедушка вспомнит одну важную вещь. Иди сюда!

Старик в растерянности смотрит, как незнакомец скидывает пальто и шарф на диван и ставит на стул внучку:

— Смотри, Эльза! Ты большая машина, я пешеход, который переходит дорогу ночью в неположенном месте. Ты — большой-большой тяжело груженый грузовик, а на улице темно, и ты очень устал. Что будет?

— Авария, — тихо шепчет ребенок: ей не нравятся такие страшные игры.

— Не хмурься, Эльза. Дальше все будет хорошо. — После аварии плохого пешехода привозят в больницу, а там работает добрый волшебник, твой дедушка-доктор. И что он делает?

— Он его лечит!

— Правильно! И плохой пешеход ходит по больнице вот так, — и Локи вспоминает, как болели заживающие кости и саднило руки от костылей и ожогов, и пытается это изобразить посмешнее. Элиза смеется, смотря, как ковыляет здоровый взрослый дядька по гостиной.

-А дальше! Дальше!

— А дальше приходит шериф, — Локи делает серьезный вид и изображает полицейского, — и спрашивает: Почему вы… что?

— Переходили дорогу в неположенном месте! — девочка прыгает и хлопает в ладоши.

-Верно, — смеет Локи, — а тот в ответ: Ничего не помню! Как ударился о зеркало грузовика — ничего не помню!

И тут появляется снова добрый волшебник!

— Дедушка, да?

— Да. И говорит: А вот у меня есть чудесный сок из яблок вечной молодости, и я сейчас тебя вылечу!

Локи останавливает жестикуляцию и поворачивается к бывшему доктору: И если мне сейчас, с мороза не принесут чаю, я снова забуду, как меня зовут. Поэтому бегом на кухню, Эльза!

— Но я не хочу…

— Значит быстро!

Когда ребенок убегает, Локи возвращается к дивану и садится:

-Теперь вы меня узнали, доктор.

— Ты — Лаки?

— Меня зовут Лоренс, доктор. Я пришел сказать вам спасибо за мое лечение: как видите, ко мне вернулась память, и я в полном порядке.

— Почему ты тогда сбежал? Мы искали тебя везде. Письма писали, я поднял всю полицию штат.

Локи с сожалением посмотрел на доктора: ему хотелось бы услышать эти слова не здесь, и не от человека. Но нет — ирония судьбы.

— У меня очень влиятельные родители, — он сделал подобающую паузу. — Были. Эта авария, в которую я попал не по своей воле… — он сделал жест, словно отгоняющий неприятные воспоминания. — Потеря памяти фактически спасла меня, потому что так я поневоле оказался спрятанным в вашей больнице. А потом, когда все восстановилось, я списался с друзьями семьи, и в нужный момент они забрали меня.

— Ты мог бы хотя бы оставить записку. Я очень переживал за тебя, Ла… Лоренс.

— Мне немного стыдно перед вами за это доктор, поэтому я вернулся извиниться.

Из вежливости Локи послушал истории о дочери и внуках, а потом спросил о том, ради чего приехал:

— Доктор, а в моей истории болезни написано, где меня нашли.

— Должно быть, — вспоминая нахмурился доктор. — Точно написано. Там еще Сэм, шериф, расписался: свидетельские показания и адрес вызова скорой.

— Я хотел бы это почитать. У вас ведь нет копии?

— Нет. Они в архиве города. Там архив больницы. Я даже номера твоей истории болезни не помню.

Локи выпил принесенного чая и уехал: доктор был ему больше не нужен.

Получив к вечеру отчет от шерифа и сверив его с отчетом из архива, мистер Лафейсон без труда нашел нужное дело. Доктор оказался прав: заключение врача скорой, показания нашедшего тело, роспись шерифа, адрес.

Лес вдоль дороги ничем не порадовал Локи: в этом месте не было ветки Игдрасиля. Обычное место на обычной земле.

Зря приехал.

Джейн встречала его на пороге.

— Я увидела тебя с башни, рыцарь, как поездка? Что сказал доктор?

С момента разговора про принцесс, эта метафора стала для нее семейным ритуалом:

— Если я и рыцарь, то по-драконовски проголодался, очень устал и хочу тихого семейного вечера. Бери меня, жена, корми, пои, люби и рассказывай про научные конференции.

Джейн смеется — так хорошо смеется — она любит мужа таким: за иронию, за прямолинейность, за постоянное включение в игру.

И они уходят, а потом, через несколько часов, лежа с ней в обнимку перед камином, Локи, наконец, согревается и начинает засыпать.

В его голове вспыхивают звездами точки встречи Мидгарта с ветвями Иградрасиля, мир искрится в белесой дымке, крутится вокруг ясеня, словно волчок, крутится.

— Лоренс, ты засыпаешь?

— Прости, Джейн. Да. Мне так хорошо и тепло…. Давай тут уснем.

— Прямо на шкуре у камина?! А утром придет Мари убирать.

— Это наш дом. Я имею право спать с женой, где хочу: на коврике у двери и на шкуре у камина. Пусть Мари войдет и позавидует.

Джейн немного стыдно, но она отучится от стыдливости перед прислугой — Локи знает, как быстро учишься не замечать: они с братом тоже когда-то стеснялись банщиц, а потом — так быстро — перестали.

— Повтори, о чем ты мне рассказывала.

— Сказка на ночь, рассказанная физиком-теоретиком? — жена немного уязвлена, что он ее не слушал.

— Я не слишком понимаю твои термины, и засыпаю. Ты помнишь, кстати, что твой рыцарь весь день летал на волшебном змее и устал, победив дракона? Рассказывай! — Локи обнимает ее крепче, чтобы под спокойный голос жены уснуть окончательно.

— В переводе на твое гуманитарное образование, — язвит Джейн, — сказка о том, что собрались умные физики из разных стран мира и думают, что если разогнать частицу до максимального предела, то можно понять не только свойства частиц, но и увидеть работу Энштейна-Розена в действии.

Локи просыпается:

— И как разгон частиц будет открывать мост?

— Проснулся?

— Очень интересно. Я не вижу связи между двумя процессами. Поясни?

Джейн долго рассказывает, потом приносит бумагу, пишет формулы и рисует странную кривульку, называя ее макетом туннеля.

— И сколько денег нужно, чтобы построить туннель.

— Очень много. Поэтому физики направляю письмо в ООН, обращаясь сразу ко всем странам.

— А постройка этого, как ты называешь, «коллайдера» не может затянуть в мост всю землю?

— Теоретически может, — Джейн морщит лоб, — но, во-первых, вероятность слишком мала, а, во-вторых, не попробуешь — не узнаешь.

— Точно, — улыбается Локи своим мыслям. Он представляет себе Хеймдалля, перед которым открывает огромная дыра, и из нее сначала вылетает эта труба, а потом постепенно весь Митгарт. Шесть миллиардов! С гамбургерами, гаджетами и всемирным интернетом. Локи засыпает и во сне смеется: он не знает, получится у физиков или нет, но такую шутку нельзя упустить.

Шепот в ночи. Шепот. Локи наклонился над столом и проводит пальцем по написанной руне. Шепотом, шепотом творится заклинание. Но сил мало, энергии мало, Иггдрасиль кажется таким близким, но нет — не достать, не прильнуть, не напитаться.

Локи опирается о столешницу — загоревшаяся руна гаснет, его рвет прямо на бумагу.

Нет сил.

Шепот в ночи, шепот. Синяя краска расписывает руки: лезет мелкая рунная вязь с кисти и выше, обвивает предплечье. Кольца с камнями — сколько лет он бережно собирал и копил эту силу, золото, он помнит, плавилось, пришлось оковывать железом. Зажигаются руны большого круга, пальцы покрываются жаром — и вспыхивает первый огонек. Дрожит на ладони.

Под пиджаком и рубашкой не видно чернильной ручки.

Шепот в ночи, шепот. Локи выставил руку и словно пальцем пытается подцепить нитку. Как просто было в Асгарде: когда крона Игдрасиля всюду — намотай на палец, натяни, дерни, порви — и вспышка, пользуйся ей, твори, что нравится.

Здесь — иначе.

Локи протягивает палец в пустоту, щупает, ищет, находит — но как тонка. Мотайся, мотайся нитка, обвивай, тянись, рвись — дверь тихо закрывается, портьеры задвигаются, за окном начинает собираться дождь.

На утреннем совещании он голосует против войны, и войска начинают выводить из Ирака.

Локи не понимал в чем причина, но что-то сразу пошло не так.

Во-первых, он привязался к Джейн; уже через полгода после свадьбы она перестала быть предметом мести старшему брату (Локи представлял себе лицо Тора, его вопли, скрежетание зубами и уничтожение предметов мебели от бессильной ярости — и у него на душе теплело). Бывшая Фостерс стала ему сначала удобной подушкой, потом доброй знакомой, а теперь с ней было просто тепло.

Просто так, по ленивому сходству звуков и запахов. А может быть, по неуловимому сродству судьбы. Он убедил Джейн снять непонятную одежду и одеваться красиво, и теперь она ходит по дому, извиваясь швом длинной юбки; она всегда одета в узкое, обтягивающее и поэтому особенно непристойное — Локи так больше нравится. Он старается слушать, что она говорит, и не думать о линии её тела, идущей параллельно шву юбки, загибающейся вниз и внутрь. Но часто отвлекается и переспрашивает.

Второе произошло восемнадцать лет назад, когда жена подошла к нему с особенно проникновенным видом и сказала, что будет мальчик. Восемнадцать лет пролетели как единый миг. Ричард Лоренсон Лафейсон родился в Вашингтоне, и как все малыши любил кричать, требовал еды, потом кубики, потом машинку, потом пистолет и Трансформеров. Но тут Локи вмешался, и в воспитании сына произошел крутой поворот.

— Ты нечестно дерешься, — возмущенно вопил маленький Ричард, падая от подножки отца. — Надо мечом. Вот так! Или так!

— Ишь ты какой, — Локи хохотал на всю поляну. — В дядьку пошел? Сын, не важно, какой прием ты применяешь, важно, кто выиграл!

— А у тебя шест…. Он длиннее..

— Возьми тоже шест. Или лучше возьми два меча! Шест пока тяжело.

Джейн сидела в кресле на краю поляны, где был свален бутафорский реквизит, и смотрела как муж и сын играли в викингов. Когда-то она тоже встретила викинга… но, Боже! как давно это было. Так давно, что не кажется реальностью.

— Папа, а ты снова нечестно! Почему ты подошел со спины?!

— Не важно — как, сын, важно — кто! Попробуй достать меня еще раз.

«Надо же», — подумалось Джейн, глядя, как Лоренс скачет по поляне. — Ведь мужу сейчас около пятидесяти, и работа сидячая, и все на машине, на машине, а в какой он форме…»

Третьей неожиданностью была внезапно проснувшаяся страсть сына к книгам. Ричард читал запоем все, что попадалось под руку, и когда в доме закончились бумажные -быстро накачал себе электронных.

То есть накачал он их еще раньше, но отец периодически подсовывал ему свои, из библиотеки. Да еще начал заниматься с ним каким-то языком.

— Папа, зачем? В колледже нам никогда не дадут рефератов по этой теме. И что это за язык?

— Это язык твоих предков! — и голос отца становился непререкаем и холоден. Всегда, когда он говорил о своей семье. — Я поклялся, что эти знания передам сыну, а ты — своему.

— Предки, предки, — ворчал двенадцатилетний мальчишка. — Видел бы я когда-нибудь этих предков…

— Увидишь, — серьезно пообещал ему отец.

— Он что, будет учить меня быть ментатом, мама?

Джейн улыбнулась:

— Лоренс, действительно, а почему бы нам не съездить к твоим родителям. Мы никогда не виделись с ними.

Локи сначала счел эту мысль безумной, потом она ему понравилась, а потом он понял, что это будет одна из лучших шуток за последние двадцать лет его жизни, и он решил воплотить ее в действие. Он взял отпуск у президента, отменил совещание в Ницце и заперся в кабинете. Джейн не приближалась, и только Ричард рвался к отцу, не понимая, что может быть такого важного, чтобы его неделю не пускали.

— Тупые бодигарды! — наступил он со злостью на ботинок одному охраннику, стоящему в дверях кабинета.

Он пнул неповинную половицу наборного паркета и вспомнил слова отца: «Не важно — как ты это сделаешь, важно — кто победил».

Ричард с прищуром посмотрел на верных стражей и улыбнулся совсем как отец, по-змеиному, хитро и недоброжелательно.

— Третий этаж, снизу не пролезть… Лестница заметна…. Веревку с крыши… патруль пристрелит… Значит, только через дверь. А тут — охрана.

Ричард смотрел на бодигардов, смотрел, смотрел…

— А ведь они меняются. Точно! Ну, в туалет там отходят… А когда? Об этом можно на мониторе посмотреть.

Джейн встретила сына на лестнице: с заговорщицким видом он несся через три ступеньки и насвистывал. Зеленые глаза светились — да! Она знала этот блеск.

— Что ты задумал, Дик!

— Обмануть папу!

— Это не получится!

— Это мы еще посмотрим!

Локи завершил вырезать руны и теперь раскладывал их по кругу, стараясь создать малый проход. Его будет достаточно для него одного, проверить расстановку сил перед первым выходом… Чтобы привести сына и жену, Локи хотел быть уверен в целости их возвращения.

— Тор будет рвать и метать, — самодовольно подумал он. — Надо мои книги забрать…. Как забрать из Асгарда библиотеку… И зачем… Дику нужно учиться там, где место силы, а не эти… — он по очереди прикоснулся к каждой руне, и они засветились. — Жалкие крупицы. Не свет, а тень от солнца. Да и надо ли ему учиться — умрет же скоро… К норнам нужно сначала сходить… И с мамой поговорить… Интересно, она обрадуется смертному внуку?

Локи вдавил в стену одну из книжных полок, и она отъехала в сторону, показывая бронированную дверь сейфа. Одного из многих в его доме, но самого важного.

Он набрал знакомую комбинацию и достал свое копье. Новое, Иное, чем было, слабее там, но роднее здесь. И короче. Почти как меч.

Скурпулезно закрыл все дверцы и встал в обрамленный светящими рунами круг. Сейчас он чувствовал мир более обостренно, чем всегда, потому что руническими распевами присоединялся к плоти Митгарта, собирал по каплям силу для перехода и строил свою тайную тропу в Асгард. От пола начал медленно подниматься холод — признак близкого ухода; Локи выгнулся, пропуская через себя весь пласт накопленной силы, и почти завыл.

Дик рассчитал все правильно. Смену охранников, костюм по размеру, парик, усы, графин ледяной воды, чтобы голос охрип. Но когда он убедил напарника, тоже слышавшего вой хозяина дома, преступить строгий запрет и открыть дверь, то, стоя на пороге, боялся сделать шаг в кабинет отца.

Горящий голубой круг на полу — такие знакомые буквы — копье, словно с картинки из его детской книжки, и хрипящий слова отец, постепенно исчезающий в голубом вихре.

— Мама! — закричал Ричард, бросаясь в жилую часть дома. В это время мама всегда читает Энштейна перед телевизором.

— Что случилось? — Джейн вскочила. — Во что ты одет?! Зачем наклеил усы?!

— Он исчез! Отец! Нарисовал руны, пел старинные слова — помнишь, я тебе жаловался, что зубрю этот бред, — с копьем! Мама, там было синее торнадо…. И он ушел!

— Кто ушел? — на пороге гостиной комнаты стоял отец немного взлохмаченный и в зеленой рубашке, как всегда, когда он был дома.

— Папа, я же видел тебя! С копьем, и руны, и синий вихрь!

-Ты не болен и не шутишь? — недоверчиво и очень тихо спросил отец; на его бледном лице появлялась тонкая улыбка, которая не сулила ничего хорошего.

-Нет, папа, я все видел сам.

Джейн знает такую улыбку и боится ее, поэтому бросается вперед, заслоняя собой сына.

Локи делает незаметный пасс рукой, одежда трансформируется в привычный асгардский доспех, в руке зажато боевое копье, на конце которого горит синий кристалл. Улыбка уже не ироничная, она — жестокая и своенравная.

— Лоренс, не тронь сына!

— Он думал, что я не вижу его! — Локи делает шаг вперед, с наконечника слетает маленькая молния и ударяет в пол, совсем рядом с ногой мальчика. Джейн вскрикивает.

— Он думал, что запреты — это только для малышей! — еще шаг, еще молния.

Еще одно черное пятно на паркете.

— Он думал, что можно ослушаться моего слова! — и Локи легко преодолевает расстояние между ним и женой, припечатывая ее и сына к стене. Джейн затравленно смотрит, как в сантиметре от нее искрит смертоносный наконечник.

Она не знает, кто перед ней, но догадывается, откуда пришел ее муж. А вот сын знает — Локи на взводе, и поэтому слышит мысли окружающих — сын не зря променял бейсбол на книги, — и еще потому, что в нем также течет кровь ётунов.

Голос мальчика спокоен, как перед добровольным закланием.

— Ты убьешь меня, отец.

— Я не для того тебя обучал, сын, — Локи недовольно цедит сквозь зубы, но его гнев проходит, он отстраняет копье и даже вальяжно раскидывается на диване. Джейн по-прежнему прикрывает собой сына, хотя тот всячески пытается обойти ее и попробовать вернуть какие-то права.

Локи следит за ним, а потом начинает смеяться. Он смеет долго и искреннее, потому что ему действительно весело, и шутка удалась.

Таким же легким пассом он возвращает себе прежний облик — рубашка помялась — и широким жестом приглашает жену присесть.

— Итак, дорогая, если ты еще не раздумала увидеться с моими родителями, буду рад пригласить тебя к ним, — в его словах еще проскальзывает оставшийся смех — Джейн чувствует это — но она слишком напугана, что соображать внятно.

— Выпьешь? — предлагает Локи с той невинной улыбкой, за которую покупают полмира.

— А ты, Ричард? Я не спрашиваю, как тебе в голову пришла мысль нарушить запреты, она у тебя впиталась с моими генами. Я спрашиваю только, почему так топорно это произошло. Ты разве не знал о второй двери в кабинет?

— Нет, — давится словами Ричард, — он ожидал разноса, но не упрека в том, что был недостаточно умен.

— Плохо! — отец все-таки наливает выпить матери, себе тоже, и они сидят напротив друг друга и пьют вино. — В следующий раз будь изящней.

— Кто ты? — тихо спрашивает Джейн.

— Лоренс Лафейсон, — улыбается Локи.

— Это Локи, мама, — произносит Дик, и два резких взгляда, отца и сына, скрещиваются. -Наследный принц и бог Асгарда. Я читал про тебя в твоих книгах.

Мистер Лафейсон вылезает из автомобиля, придерживая плечом последнюю модель сотового телефона, внимательно слушает, делает несколько шагов к дому, но внезапно останавливается, дослушивает, и начинает безудержно хохотать.

Потом набирает жене:

— Джейн, я приехал, но у меня срочный проект и я снова сейчас уеду. Если ты хочешь меня поцеловать, я во дворе, если ты занята — встретимся через неделю.

— Я сейчас спущусь, — она в башне, — подожди меня. Пока иду — расскажи мне о новом проекте: куда ты уезжаешь?

— У моей корпорации есть несколько спонсорских обязательств перед продакшеном. Мне только что сообщили, что есть шанс хорошо поднять котировки и распроститься с долгами. Я хочу лично на это посмотреть.

Он уже дошел до машины и бросил кейс на заднее сиденье. Теперь Локи просто стоит у машины, смотрит на солнце и жмурится.

Джейн выбегает из башни.

После того, как Локи показался в виде принца Асгарда, жизнь почти не изменилась. Появилась недосказанность, но Локи настолько привык не считаться с мнением окружающих, что ему было не важно. Хотя появившаяся трещина как-то раздражала его.

— Куда ты уезжаешь?

— Меня не будет около недели… Возможно, больше. Там интересные контракты с финансированием кинопроектов.

— Твой «А-Sity Partnership»?

— Да. Там очень умненький директор по развитию бизнеса. Нашел реперные точки и привел к диалогу крупного заказчика. Я хочу все проследить сам и наградить мальчика.

— Мальчика, — усмехается Джейн. — Мы для тебя все, наверное, дети…

— Дети — это самое прекрасное, что есть в мире.

Миссис Лафейсон кивает и отводит глаза. Локи это не нравится: ему некомфортно так расставаться.

— Джейн, я обещаю, как только я вернусь, мы с тобой обо всем поговорим. Хорошо?

— Через неделю у меня конференция в Чикаго.

— Я наберу тебе и приеду на конференцию. Хотя больше всего люблю разговаривать на наших шкурах у камина.

Он обнимает ее, и, странно, больше не чувствует ёё тепла. Отстраняется резко и больно:

— Джейн!

— Что?

— Я… Мне… — Локи подбирает слова, чтобы не оттолкнуть жену еще больше, а еще потому, что такая речь выдает его смятение, а женщины это любят. Да, вот и жена подняла глаза. — Пойдем отойдем от машины.

Он берет ее под руку, и уводит в сторону парапета: шум воды почти не слышен, но воздух влажен, потому что солнце жарко.

— Джейн. Ты ничего не знаешь о моей жизни, и если бы не глупая выходка сына, убедившего охранника открыть не вовремя дверь, ты бы ничего не узнала.

-Да, — голос у жены севший, отстраненный. Локи чувствует, как ей тяжело и больно сейчас это слышать.

— Джейн, мы не можем разговаривать о таких вещах, когда меня ждет самолет. Но поговорить мы должны, потому что оставаться с таким еще тяжелее. Поэтому я скажу тебе сейчас только основное, а остальное — потом, при встрече. Хорошо?

— Хорошо.

— У нас произошла война, Джейн. Я проиграл и упал вниз, сюда. Едва выжил, почти забыл магию, и решил строить свою жизнь как человек. Потому что другого у меня не было. Я стал тем, кем я стал, по указу президента приехал на конгресс в Сорбонну и там встретил тебя. Дальше — у нас общая история на двоих. Ты — умная и красивая женщина, Джейн. Но и это не главное. Главное, что здесь у тебя — он положил ей ладонь на грудь и перехватил дыхание, чтобы дополнительно показать, насколько эти слова важны для него, — здесь у тебя светит солнце. Все эти годы ты стала для меня солнцем, ради которого я жил дальше и стремился стать прежним.

Потому что мои большие возможности — это и твои большие возможности.

Я не вернул пока и сотой доли того, чем я владел раньше, Джейн, но и этого хватит для того, чтобы немножко продлить тебе и Дику жизнь, чтобы вы никогда не болели и не попадали в аварии…

Мне важны вы, Джейн. Здесь и сейчас, а не там, в прошлом дворца Асгарда, где я был самым великим магом и наследным принцем

Это все, что я могу успеть тебе сказать. Поэтому на этом я уезжаю, а в Чикаго через неделю, если позволит работа, я приеду на твою конференцию. До свидания, Джейн, — он заговорил быстрее, чтобы не дать ей возможность ответить. — До встречи.

Резкий поворот, стремительный шаг, шина заскребла песок. Уехал.

Всегда оставляющий за собой последнее слово.

— Вы подписали продакшн с этой компанией? — и губы Локи разъезжаются в улыбке. — Вы молодец. Как срок контракта закончится, и я увижу цифру в разделе «Прибыли», смею вас заверить — без премии вы не останетесь.

Локи уже давно в восторге от митгартских технологий и старается ими не пренебрегать. После записи внутреннего вебинара для корпорации он переходит в зал конференций и связывается с вашингтонским офисом.

— А теперь, когда все ознакомились, и контракт запускаем в работу, — я хотел бы получить все данные по предстоящим лентам, формату проката и прогнозам прибылей поквартально.

Мистер Лафейсон, президент собственной корпорации, отпустил всех участников и углубился в полученные распечатки. Данные были настолько провоцирующие, что он, в конце концов, не выдержал, по-быстрому, уложившись в четыре дня вместо планируемых, выехал к месту предполагаемых съемок.

Ему, генеральному спонсору, заранее оформили пропуск на весь процесс создания ленты, и теперь он просто ходил и наслаждался по павильонам, смотря, как создается современным призрачный мир.

Его представили режиссеру, невысокому, плотному человеку с насыщенным прошлым: Локи чувствовал людей, и если личность была целостной, то это нравилось ему. После нескольких встреч с директором по продакшену картины — много комплиментов, «Такая честь видеть вас лично!» и прочее — Локи заскучал и уехал.

Кинопроиводство было для него загадкой и этим манило своими возможностями. Он видел в нем прямое воплощение магии, потому что упрямые цифры статистики доходов говорили о силе его влияния на людей. Регулярные темы бесед в кулуарах Белого Дома так или иначе сводились к киноиндустрии и массовым воздействиям — и Локи тянуло к экспериментам.

Но сначала — Джейн.

Локи знал, что прекрасно разыграл спектакль в последнем разговоре, но ему было противно от этого. Менее всего он хотел, чтобы и в Митгарте, в родном доме, нужно было лгать и притворятся. Он уже привык к роскошной жизни, когда можно говорить правду.

Машину подали к трапу самолета, довезли быстро. Охрана физического факультета Чикагского университета знает его в лицо и пропускает без промедлений. Локи оставляет охрану в вестибюле и поднимается к Джейн на кафедру в одиночестве.

У студентов перемена: они торопятся мимо, таскают учебники, смеются, гомонят, и заглядываются на мужчину в дорогом костюме, который стремительно идет по коридору, и уворачиваются, чтобы с ним не встречается.

Локи ловит фразу «человек-крейсер», — и ему приятно. Как всегда приятно от ощущения всемогущества.

Оказывается, что миссис Лафейсон отказалась от участия, сославшись на недомогание и семейные обстоятельства. Локи поздравляют с сальными взглядами, откровенно и из вежливости, намекают на желаемое финансирование.

Он бросает эту грязь и уходит. В самолете ему скидывают по электронной почте согласие того, кто ему нужен сегодня особенно.

Усилием воли он заставляет себя отказаться от шалости и лететь домой, решать вопросы с женой. Потому что почти звериным чутьем вечного бога он чувствует важность этого.

А еще потому, что это впервые, а шуток будет еще много. И любопытство тянет его к дому.

Локи заходит, минуя ритуал телефонного звонка от ворот. Дома тихо, как всегда днем, ему улыбается прислуга, когда он проходит по коридорам, и пойманная за локоть домохозяйка, Мари, вежливо улыбается на заданный вопрос: «В зале». Жена переняла его привычку согревать тело, когда холодно душе.

Так есть, сидит на диване перед камином.

Локи молча подходит, скидывает пиджак на стол и садится рядом с Джейн. Сегодня она в парадном зеленом платье, которое он купил ей для инаугурации президента, а на шее его подарок — колье с изумрудами.

Они сидят рядом и смотрят на огонь.

— У тебя, наверное, ко мне много вопросов, Джейн, — почти шепчет Локи.

— Нет, — она старается говорить спокойно, но бог обмана чувствует, что она притворяется.

— Будет лучше поговорить сейчас и однажды. Спрашивай, Джейн.

— Зачем?

— Что именно?

— Зачем ты мне врал?

Локи вздыхает: ему скучно — разговор идет именно так, как он прогнозировал, и ему хочется скорее перескочить с этапа «Ты виноват, а я — жертва» на этап: «Будем жить вместе, как раньше, потому что обоим это выгодно». И он начинает перескакивать через логические ряды предполагаемого диалога в надежде, что жена напряжет свои мозги не только в области Энштейна, но и семейных отношений.

— Я планировал вообще ничего тебе не рассказывать.

(на вашей планете меня бы посчитали за сумасшедшего, если бы я открылся и все рассказал. Твои отношения с моим братом — тоже не лучшее прошлое. Ты могла бы посчитать, что мое ухаживание — это месть и конкуренция. Это бы повлияло на последующее воспитание сына).

— Ты боялся, что я тебя не пойму?

— Тебе не захочется.

(Твои гуманные попытки и стремление понимать мужа возможны, только, если у вас более менее общее прошлое. Возможности двух раз в принципе отличаются от понимания на бытовом уровне. Объем моих и твоих знаний сильно отличается, чтобы без соответствующей подготовки его воспринимать, а у меня нет желания, а у тебя времени все это изучать. Ты никогда не падала через миры, не разочаровывалась в семье, не убивала отца, не… )

Локи замолчал. Что ему рассказывать этой девочке. Для чего вообще происходит весь этот полу-немой диалог, и стоит ли он той цены, ради которой ему что-то нужно будет сделать. Локи поворачивается к Джейн — та сидит все так же прямо и смотрит в огонь.

— Я хотела спросить тебя, Локи…

— Спрашивай, — он уже принял решение и думает о том, как оформить последствия, и о том, что его ждет очень нужный ему человек, который, наверняка откажется общаться через скайп, а попросит о личной встрече.

— Ты женился на мне из-за брата?

— Я очень привык к тебе, Джейн. Ты… как вторая часть меня уже. Давно уже.

— Он... — Джейн поворачивается к нему: она не плачет, хотя по плану Локи уже должна, — и говорит очень спокойно: Я очень люблю тебя, Лоренс. Особенно за то, что ты появился в нужном месте и в нужное время. За твои шутки, за воспитание сына, за мои возможности разрабатывать теорию, которую все, кроме тебя, считают бредом, за этот дом и за то… — она перехватывает дыхание и снова отворачивается к огню. — И за то, — и Локи чувствует, как тяжело даются ей слова. — За то, что ты доверил мне правду. Хотя бы через двадцать лет.

«Она очень умна, — в который раз ухмыляется он про себя. — Хорошо, что она не попала к Тору, тот бы ее не оценил!»

— Мне нужно тебе что-то ответить, Джейн?

— О, — она начинает смеяться, — У меня к тебе очень много вопросов, вечный и хитрый бог Локи!

— Это повод ударить меня моим же оружием? — Локи тоже смеется: за годы совместной жизни жена научилась смеяться во время истерики, а он знал, как можно ее прекратить.

— Ты не сможешь парировать!

— О! Хитроумная принцесса, я — страшный дракон, вечный бог и властелин мира,

— Ты забыл еще «коварный Локи»!

— Не читай ваши митгарские книжки, там слишком много про меня сказок… Впрочем, если тебе это нравится, — Локи вскакивает с дивана, улыбается и за руки рывком поднимает Джейн на себя. — И коварный… очень коварный Локи! — теперь он смотрит ей прямо в глаза, чувствуя, как вибрирует ее тело под платьем и как в такт уже отвечает собственное. — Надо мне все-таки похитить тебя, принцесса и заточить в башню.

— Будет красавица и чудовище!

Он выпускает ее и с силой ударяет по щеке, так, что она падает на ковер. Встает рядом:

— Неблагодарная митгартская девка, — голос почти шипящий. Джейн смотрит на его побелевшее лицо в ужасе. — Я хотел помочь построить тебе твой мост, чтобы потешить твое тщеславие! Я подарил тебе интересную жизнь и прекрасного сына! Я подарил тебе мою откровенность!

Локи хочет что-то еще сказать, но вовремя останавливает себя, чтобы не произнести лишних слов: в эту минуту он ненавидит ее за свою слабость. Поэтому он подходит к столу, берет пиджак и вновь возвращается к ней, лежащей на шкуре перед камином, и голос его уже совершенно спокоен:

— Я решил помочь тебе в открытии моста Энштейна-Розена. Можешь взять аспирантов-лингвистов из поумней, чтобы переводили древние тексты. Я запишу тебе все, что помню по Бивресту из моих рунических книг: может быть, это прояснит вам, как надо настраивать андронный коллайдер для стабильного канала.

Он разворачивается и уходит, уже у самой двери он хочет сказать, что подарит ее Тору, если она откроет мост, потому что Тор не чудовище, но сдерживается, потому что это прозвучит слишком мстительно, а еще потому, что она действительно сможет понять, насколько сделала ему больно. А Локи боится быть уязвимым.

Рождественский ужин проходит в молчании. Сын приезжает на каникулы из колледжа, сидит с ними за одним столом. Отец, как всегда водит пальцем по скроллабу и читает документы (праздник не праздник, а он работает), мать сдержанно жует салат и механически насаживает на вилку оливки.

Ричард сидит с ними, даже не делая попыток заговорить, и ненавидит праздничный ужин за тянущееся время, за слуг вокруг стола, за невозможность спросить и узнать, что произошло с отцом и матерью, пока его не было.

Не дождавшись перемены блюд, отец встает из-за стола:

— Желаю всем приятного вечера, кофе мне в кабинет подайте, — и не закрывая лэптопа, уходит.

— Я сыта, — следом поднимается мать.

«Вот черт,» — думает Ричард и подзывает к себе Джонаса: он старший официант, служит в доме очень долго, и Дик надеется, что сможет рассказать ему диспозицию:

— Садись, Джонас, — он показывает на соседний стул. -Что у нас происходит?

— Я не могу вам сказать, Ричард, — вежливо улыбается слуга. — Что бы я не сказал — все будет неправдой. Мне видна только внешняя сторона, а истинные причины — нет.

— Отец с матерью давно в ссоре?

— Они вообще не ссорятся, Ричард. Мистер Лафейсон приезжает крайне редко, миссис Джейн почти все время работает. Кроме того, совсем недавно у нас были гости, возможно, она устала от них.

— Какие гости?

— Миссис Джейн сформировала научную группу из аспирантов нескольких вузов, они приезжали к нам, как я понимаю, некоторые особенно подающие надежды, с ними разговаривал мистер Лафейсон.

— Джонас, про мамину работу я сам у мамы спрошу. Почему они с отцом так себя ведут?

— Не знаю, мистер Ричард.

Дик вздохнул: он надеялся что-то прояснить, но только запутался… У отца с матерью совместный научный проект — он ведь никогда не понимал физики, даже задачки в школе не помогал решать, все мама делала — и это молчание… Ни одной шутки. Мама бледная, отец такой… холодный.

Ричард пошел в кабинет.

Отец привычно стоит у окна и разговаривает по видео-конференц-связи. Канал приема выведен на большой монитор, который сейчас разделен на четыре части — в разговоре пять собеседников. Ричард помнит, что во время работы отец разрешает ему входить в кабинет, но только так, чтобы он не попал под угол камеры и не отобразился на мониторе, поэтому тихо проскальзывает к угловому столику, куда всегда забирался в ожидании конца разговора.

На экране, на удивление мальчика, изображаются не стандартные политики Вашингтона или офисные «галстуки», а юноши и девушки в обычной одежде. «Мамины аспиранты, наверное…»

— По тексту 18А перевод закончен очень неплохо, — отец улыбается. — Но связи, коллеги, связей не было выявлено, а мы помним, что теперь текст передается физикам. Напоминаю еще раз — это другие люди!

Молодежь на экране смеется.

— По тексту 26К перевод идет крайне медленно. Что нужно, чтобы ускорить темп. Элиза, это твой текст. Слушаем.

Голова начинает говорить, Ричарду не слышна речь, потому что весь звук у папы в наушниках, но он видит, как отец хмурится и слышит ответ:

— Расширь поиски. Коллеги, вы тоже слышали: ваше мнение?

Дик смотрит, как отец обсуждает какие-то мелкие нестыковки в работе аспирантов и удивляется, как у него хватает время еще и на это. А главное, зачем? Что такого накопали папа с мамой, чтобы для теоретической физики потребовались переводы. Тем временем Локи поворачивается от окна, замечает сына и кивает ему:

— Коллеги, на этом сегодня заканчиваем. Всех с праздниками, через три дня жду от вас комментариев по текстам с 15 по 44F и отдельно напоминаю про аналитику сочинения профессора Вернадского от тебя, Андрей.

Локи отключается от конференции и снимает наушники.

— Очень хорошо, что ты пришел, Дик. У меня готов для тебя мой сюрприз.

— Без аттестата?

— Ты не запомнил еще, что мне наплевать, как ты учишься? — Локи улыбается. — Эти знания нужны тебе, а не мне.

— Неважно кто, важно — как!

— Именно. А чтобы знать «как», нужно…

— Иметь информацию о выборе.

— Правильно. Кроме того, я уверен, что у тебя с учебой все хорошо. Мой сюрприз о другом.

Локи достает шариковую ручку и начинает рисовать на ладонях и пальцах сына асгардские руны. «Читай», — тихо произносит он.

Ричард вертит расписанными руками и, наконец, произносит: «Закрыть крепко».

— Все забыл. «Закрыть на время быстро», — он берет сына за запястье и плавно направляет энергию через написанные руны.

Ричард чувствует, как по пальцам начинает идти тепло, потом становится горячо, а потом — почти нестерпимо.

— Папа!

Локи направляет руку сына на дверь, и она захлопывается. Боль отступает, тепло уходит, снова просто рука.

— Это магия? — ошарашено спрашивает мальчик.

— Это фокусы, — улыбается Локи: он почти счастлив: если сын способен проводить магические потоки, значит, может научиться ими управлять. — Но если ты хочешь, я могу научить тебя и магии.

— Папа… — Рачард смотрит на раскрашенную руку и теряется… — Папа… А ты… Ну то, что ты Локи… значит…

— То, что ты сын бога означает, что у тебя есть возможности недоступные для смертных людей. На этом преимущества заканчиваются. Потому что во-первых, возможности не бывают просто так, их нужно развивать и контролировать. Во-вторых, ты мой сын и маг, а значит, что моя семья тоже рано или поздно тобой заинтересуется. И чем позже, тем для тебя лучше. В-третьих, в этом мире магической энергии почти нет, а для обучения на достойный уровень ее нужно много. И не только ее, но и защиты от неудач. В последних, я не знаю, сколько ты сможешь прожить и надо ли тебе вообще с этим связываться. Но последнее уже не твоя забота, а моя. Это я узнаю. Если ты снова не помещаешь мне уйти, конечно, — Локи хитро прищуривается.

— А тогда…

— Тогда помешал. Я почувствовал твой ужас и прервал заклинание.

— Папа, а ты долго учился.

— Долго. И продолжаю, хотя сейчас это… немного не то.

— Знаешь, — Дик покраснел. — Я пока в колледже был, прочитал все легенды о тебе.

Локи начинает смеяться: он их тоже читал.

— Отличные сказки.

— Папа, я хочу знать о тебе правду!

Джейн стоит у окна и смотрит, как муж и сын идут к водопаду. Окна обсерватории настолько хорошо расположены, что можно разглядеть округу за много километров.

Локи останавливается и начинает чертить тростью на песке — у Джейн нет такой маленькой подзорной трубы, чтобы разглядеть, что тот рисует. Она видит, как несмотря на идущий снег, Лоренс сбрасывает пальто, остается в свитере, впускает в круг сына и дочерчивает последние линии.

А потом начинает танцевать.

Нет. Не танцевать. Он словно кланяется каждой нарисованной черточке — и круг вспыхивает золотом. Буквы древнего алфавита поднимаются с земли и рассыпаются в воздухе золотым песком.

Локи стоит позади сына и поддерживает его, чтобы тот не упал.

Он создал простейшее заклинание Картин Памяти, оптимизированное под минимальные энергозатраты Митгарта, но достаточно сильное, чтобы передать и память, и эмоции. Ему не страшно раскрыть сыну правду, потому что терять тоже нечего, а носить ее в себе, без возможности поделиться, становится все тяжелее и тяжелее.

«Я разбаловался, — думает Локи, пока сын погружается в его видения об Асгарде. — Начал привыкать к теплу и доверию. Надо посетить норн и все-таки — маму.»

Тело Ричарда совсем обмякло. Локи перестал начитывать заклинание, золотой песок исчез, круг потух.

Только снег остался.

Он похлопал сына по щекам, чтобы тот пришел в себя.

— Дик, очнись. Вернись в Митгарт!

Ричард смотрит на отца широко открытыми глазами, в них еще видны отсветы древних стен, великой магии и болезненной памяти.

— Пойдем домой, — Локи подхватывает его под руку и заставляет сделать хотя бы один шаг.

Через несколько метров Ричард идет уже увереннее, а на подходе к дому — словно и не было никакой слабости. Он молчит, и Локи не навязывает ему беседу, понимая, что многое из того, что ему открылось нужно просто пережить.

Он очень дозировано выбирал видения для сына, не желая показывать всю правду о себе, но и этого оказалось много.

— Я пойду к себе, пап, ладно, — Дик словно извиняется.

— У меня тоже много работы, — Локи дает сыну сохранить хорошее лицо: Если у тебя появятся вопросы, я постараюсь на них ответить.

— Папа, ты будешь меня учить.

— Только если ты захочешь. И только если ты поймешь, что никогда не будешь играть на равных с богами Асгарда.

— Ты же играл!

— Если ты заметил, я пока в проигрыше.

— Это потому что ты…

— Кто? — Локи прищуривается. Дик боится этого злого прищура, но уже не может остановится.

— Потому что все выдумал!

— Я все выдумал? — Локи начинает хохотать. — Я всегда был изгоем в Асгарде! Всегда был неправильным! Твоя мать, которой я делал только хорошее, назвала меня чудовищем! И ты смеешь говорить мне… Мальчишка! — Локи в ярости схватил его за воротник пальто. — Завтра же я отвезу тебя в Асгард вместе с мамашей, пусть она кинется Тору в ноги и будет молить о прощении. А я! Да…. Я посмотрю на вас и посмеюсь, какие вы станете радостные и счастливые, потому что, наконец, сделали тоже, что и все.

Локи отпустил его воротник, аккуратно расправил и молча пошел к лестнице на второй этаж.

— Что! Что все сделали! Договаривай!

Локи поворачивает и спокойно произносит.

— Предали меня.

Сын молчит. На лице отца не видно никаких эмоций, только в глазах что-то отражается. Что-то неправильное. Дик не выдерживает этого взгляда и убегает искать мать.

Локи еще долго стоит в холле, разглядывает люстру, думает про оптимизацию заклинаний и о том, что ему очень хочется куда-нибудь сбежать, хотя понятно, что бежать некуда.

И тогда он идет в зал с камином, раздевается и ложится, укрываясь шкурой, как когда-то давно, кажется в другой жизни, он спал мальчиком в Асгарде, и также весело гудел огонь и трещали дрова.

— Мама, — шепчет мальчик, — к вам можно?

— Только тихо-тихо. Папа спит.

Ричард чуть не на цыпочках проскальзывает в родительскую спальню. Джейн сидит на кровати и читает: на ее тумбочке горит прикроватная лампа. Два дракона змеятся по резной ножке и лукаво сверкают сапфировыми глазами.

Ричард присаживается на край кровати и смотрит на родителей.

Отец спит, зарывшись в подушку, видны только вьющиеся черные волосы и в свете лампы кажущаяся матовой спина.

— Мама, я хотел спросить.

— Как теперь жить? — Джейн смотрит на сына, материнским чутьем она едва ли не слышит его мысли, семнадцатилетнего мальчика.

— Почему он так?

— Потому что он попал в логическую петлю.

— в какую петлю?

— Когда я была ребенком, я пыталась доказать родителям, что я чего-то стою, потом я доказывала это преподавателям в колледже, потом в институте, потом верному другу отца, который заменил мне родителей… Все время доказывала… А потом появился Лоренс… Локи. И я, — Джейн вздохнула. — Я поняла, что нет смысла доказывать и перестала.

— Почему?

— Потому что если тебя любят, ты всегда будешь единственным достойным. За то, что ты просто есть на земле. В этом месте и в это время.

— А если не любят?

— А если не любят, то нет смысла доказывать — ты все равно будешь безразличен.

Ричард смотрит на маму, потом на папу, и решается задать еще один вопрос:

— А почему?...

— Почему отец такой резкий?

Юноша кивает.

— Он открыл нам правду и боится, что мы его не примем. Его настоящего.

— А ты?

— Мне не важно, как его зовут и что он умеет. Я люблю его самого, а не его магию и должности. Ты и сам это знаешь.

Локи заворочался на своей половине кровати, Джейн приложила палец к губам и кивнула сыну:

— Пойдем в каминную залу, поговорим.

— Не… Мам, я поеду на лошади покатаюсь.

— Ночью?!

— Мне нужно понять, что я сын бога. У меня это не укладывается.

— Тебе не нужно это укладывать. Ты ведь не изменился от этого знания. И жизнь твоя не изменится. И круг знакомств — тоже. Прими это как собственное взросление. Тебе было шестнадцать, теперь — семнадцать. Не было усов, теперь, вон, пробиваются. Не знал, что сын бога, теперь знаешь. Просто новое знание о себе и мире. Помнишь, как я тебе показывала, что земля вращается вокруг солнца?

— Апельсином, — улыбнулся Дик. — Мама, а легенды о Локи врут.

— Про что врут?

— Ну… про многое… Он мне показал Асгард. Говорил, что это заклинание памяти. Он очень скучает…

— Я бы тоже скучала, если бы у меня был дом. Иди спать, сын. Поедем завтра кататься вместе. Лошади — отличная идея. Я тебя рано подниму.

— Я не усну.

— Я посижу с тобой, — Джейн аккуратно встает с кровати, одевает поверх спальной рубашки халат.

— Я не маленький.

— Я — мать, и мне это не важно сколько тебе лет.

Они тихо уходят. Локи, уже давно не спящий, поднимает голову с подушки, переворачивается на спину и долго смотрит на темный потолок.

Самолет приземляет в аэропорту Шереметьево четко по расписанию, мистера Лафейсона никто не встречает.

Мистера Леонарда Лафейсона, почетного профессора Сорбонны, почетного профессора Оксфорда, почетного профессора МГУ, крупного общественного деятеля, основателя (в совместном долевом участии с братом-близнецом) Фонда Поддержки молодых ученых, владельца Нобелевской премии мира и прочее, не встречает официальная делегация. Вместе со всеми пассажирами он проходит через таможенный контроль, берет такси и едет в Москву.

— Данные, что вы мне прислали, ошеломительны! — говорит Локи по-русски с акцентом.

Он разыскал Андрея на факультете, но подходит, как всегда, со спины, по привычки пошутить и потому что так безопаснее. Хотя здесь ему бояться некого.

Юноша вздрагивает и оборачивается.

— Мистер Лафейсон?!

— Здравствуйте, Андрей. Приехал поговорить с вами и посмотреть, где вы учитесь.

Студент жмет протянутую руку и смотрит пристально, словно сравнивает.

— Я приехал на конгресс, который проводит Ваш университет, не смотрите на меня так, словно я — миф, а к вам не мог не заглянуть! Я хочу увидеть все ваши наработки!

— Но вы… и здесь…

— У вас есть возможность предложить мне место лучше, чем этот узкий коридор? — Локи язвительно смотрит на окружающие стены, и ему становится смешно, насколько жители Митгарта иногда не думают о внешней стороне вопроса. Впрочем, они ведь не строят вечных зданий, а раз ломать — то и не стараются.

— Из-за ваших выкладок я выучил ваш язык, чтобы прочитать Вернадского в подлиннике. Но вы, как носитель языка, лучше его чувствуете! Пойдемте в библиотеку, поговорим. У меня мало времени.

— Да-да… Извините, мистер Лафейсон.

— Просто Леонард.

Андрей проводит Локи в библиотеку первого гуманитарного корпуса, они долго обсуждают теорию русского философа; когда наступает вечер и факультет запирают, студент приглашает высокого гостя домой — и тот, к удивлению, не отказывается. Рассказывает на кухне забавные случаи из Сорбонны, слушает истории про правящую партию и делится с матерью Андрея историями из семейной жизни. Оказывается, он вдовец и живет с семьей брата.

— У нас прекрасный научный тандем с его женой, — Локи пьет кофе и жмурится на яркую люстру. — Она физик, я лингвист. Всегда есть повод узнать что-то новенькое.

— Джейн Лафейсон работает на коллайдере, кажется.

— Да. Удивительная штука. Как гуманитарий я смотрю на этот прибор с точки зрения философии науки. Возможность постичь бесконечно малое, увеличить скорость невидимого — интереснейшие категории.

— Андрей рассказывал, что вы сейчас в археологии…

— Я курирую один из проектов Оксофрда. Они вели серьезные раскопки в Норвегии и нашли тексты с новыми шрифтами. Моя задача была набрать максимально перспективную группу. Ваш сын очень помогает нам в расшифровке.

— Ну… Элен делает лучше, — вмешивается Андрей в разговор матери и Леонарда.

— Элен делает тщательнее. Но не лучше, — Локи улыбается. Ему нравится возможность окунуться в чужую жизнь, посидеть на маленькой кухне и поговорить о таких вещах, которые он не слышал в своей жизни со времен работы в больнице.

Всю ночь они просиживают с Андреем за схемами. Сверяясь с объемистой книгой, Локи рисует структуру ноосферы, сбивается, Андрей добавляет — и на следующий день улетает домой. До финальной стадии остается один шаг.

Локи сидит в самолете — как привычно — и сортирует почту: себе первому, себе второму, себе первому, себе второму, себе первому... Мысль скачет с бешеной скоростью, пальца не успевают печатать буквы, попадают на соседние клавиши. Иметь брата-двойника-себя-такого-же приятно и полезно. Одному — политика и бизнес, второму — политика и наука. Когда Лоренс, советник президента и медиа-магнат, станет старым, он передаст все дела брату, ученому, миротворцу и председателю многих фондов. За брата проголосует конвенция в Ницце, и власть Митдарта перейдет к самому же себе.

Играть две жизни было забавно. Там, где не хватало времени, он покупал регалии, и добивался нужного статуса. Для первых окружающих второй брат был всегда в отъезде: раскопки, гуманитарная миссия в Африке, переговоры о мире в Афганистане. Для другого круга — советник президента по внешней политике был вовсе неинтересен.

Все складывалось удачно.

Если бы не Джейн.

Локи часто доставал ее фотографию из бумажника, смотрел и думал: где он сделал не так. Поиск ответа привел его даже к детской сказке про Красавицу и чудовище, и Локи посмеялся, прочитав про оборотня-перевертыша, оказавшегося прекрасным принцем. Больше всего его позабавили иллюстрации, где главный герой был еще зверем, и его рога были точь-в-точь такие же, как когда-то у него самого, на шлеме младшего принца.

Он помнил слова Джейн до последней паузы, и где-то в глубине сердца мечтал, чтобы они оказались правдой. Он и знал, что она права, но принять эту правду было слишком больно: «А если не любят, то и доказывать нечего».

Еще письмо. Еще письмо. Вот! Оно! Последний кубик головоломки.

Локи достает свой блокнот и замечаниями по теории Вернадского, еще раз прочитывает и пишет ответ: «Я приеду».

Локи сидел в кафе, помешивая ложечкой кофе, и проглядывал подборку новостей, сделанных ему PR-службой ЦРУ. Судя по заголовкам, общая тенденция шла тем курсом, который обсуждался на закрытой встрече в Ницце. А! Вот и он!

Локи специально сел так, чтобы увидеть, как идет по улице его будущий собеседник. Ему важно все, в том числе и как он двигается.

Звоночек входной двери — и вот он уже садится напротив.

Локи жестом подзывает официантку и молчит до тех пор, пока та не принесет чай и несколько пирожных.

-Мистер Лафейсон, вы хотели меня видеть?

— Непременно. Вы знаете, кто я?

Собеседник улыбается — Локи чуть ли не ест его глазами: это решение одно ли не из самый важных за последние десятилетия.

— Вас знает каждый на студии. Помимо того, что вы занимаете очень высокое место в аппарате президента США, и даже не знаю, почему мне выпала такая честь… увидеться с вами лично.

Он снова улыбается: и Локи начинает нравиться задумка. Настолько, что он готов рискнуть и попробовать выиграть, хотя это и будет стоить ему недешево.

— Вы прошли кастинг на роль персонажа, воплощение которого максимально достоверно мне очень важно.

— Вы имеете в виду, что в эпоху Трикстера…

— Нет, — шипит Локи и делает пасс рукой. Этот красивый жест — всего лишь финал сложного заклинания, которое он готовил почти полчаса до встречи, оптимизируя расход энергии и пригашивая колебания энергетических выходов, потому что митгартское электричество не выдерживало полей рунной магии. А Локи не нужны были короткие замыкания и пожары: он хотел спокойно побеседовать.

Собеседник смотрит на руку, снова лежащую на столе, и как медленно меняется деловой костюм на доспех, черты лица молодеют и заостряются, появляются украшения и кожа белеет.

— Гипноз, — сдавленно произносит он.

— Заклинание, — хохочет Локи.

— Это розыгрыш! — собеседник встает. — Глупый розыгрыш.

Локи разрешает ему уйти: он знает, что теперь память будет следовать за собеседником по пятам. А потом…. Потом он приедет к нему еще раз.

И Локи облизывается, плотоядно улыбаясь.

Биврест соединяет все Девять Миров, и это единственный способ путешествовать между ними. Каждый мир существует отдельно, в своем собственном измерении, вдали от остальных, не соприкасаясь с ними напрямую, однако порой — очень редко — в ткани реальности возникают прорехи, и тогда между мирами образуются временные щели, узкие и едва заметные, но способные служить дверью. Локи подозревает, что это и есть те самые обходные пути, о которых он вычитал в той же книге, где нашел заклинания для создания невидимости и двойников. Но чтобы вырваться из этого мира в верхний необходима энергия, которую не получить просто так.

Здесь. Где до ближайшей ветки Игдрасиля так далеко, что даже не слышно шума листьев.

И Локи читает мифологию, философию и эзотерику — он не верит, что за все время существования мира никто не задумывался над этими вопросам.

Проверяет каждую теорию, запрашивает архив, собирает научные группы, вкладывает огромные деньги, открывает и закрывает фонды и, наконец, находит теорию, которую он может оптимизировать рунными заклинаниями и создать стабильный проход вверх по Игдрасилю, в Асгард.

Нужна всего лишь малость — сила Митгарта, которую можно аккумулировать в энергию.

Локи пьет крепкий чай, Локи не спит ночами, Локи живет из самолета-в машину-на совещание-в самолет.

Локи назначает новые встречи, покупает эфирное время, спонсирует киноиндустрию и революции — он меняет архетип мирового сознания.

От чудовищного недосыпа по утрам у него начинают трястись руки, но глаза горят ярче прежнего: ему нравится масштабность событий и вседозволенность.

Он действительно управляет этим миром.

Перед решающим шагом и созданием моста наверх Локк решает отдохнуть и, ощущая себя вымотанным, возвращается домой отдыхать. Его не было почти два года.

Не обращая ни на кого внимания, он быстро ужинает и проходит в спальню, где автоматически раздевается и падает в кровать.

Ему нужны силы.

Потом.

А пока — только сон.

Джейн проходит по коридору и видит, как муж стоит перед открытым окном и плечи его мелко трясутся.

Она незаметно подходит, обнимает — и чувствует дрожь. Локи поворачивается — и медленно сползает на колени, обнимая жену за пояс, утыкаясь носом ей в живот.

Джейн стоит, не шевелясь, мягко обнимает мужа, стараясь сделать все максимально нежно, чтобы он не сорвался, не закрылся, не вскочил, закричал, отбросил.

Плечи Локи мелко трясутся — он не издает ни звука, она только чувствует, как намокает платье. Ее пальца проходят по голове мужа, зарываясь в волосы и… натыкаются на наушники.

Локи слушает музыку и плачет.

Когда дрожь проходит, она продолжает стоять и молчит до тех пор, пока он не поднимается на ноги, доходит до кресла, захлопывает крышку лэптопа и садится, закрывая лицо руками.

— Уходи, Джейн.

— Локи, — она впервые обращается к нему по настоящему имени. — Если боль ушла — можно я положу в тебя кусочек солнца?

Локи поворачивается к ней: его глаза еще влажны, но на лице уже усмешка:

— Что за высокопарно-гуманитарные слова произносит моя принцесса теоретической физики!

— Я учусь у тебя, — Джейн не поддается на провокацию: она знает его. Немного, но уже знает: чем мужу тяжелее, тем более яростно он смеется.

Но она никогда не видела его плачущим. И это пугает ее.

— Ты слушаешь музыку?

— Ты не поймешь.

— Я попрошу у тебя помощи.

Локи смотрит на нее так долго, что Джейн кажется, что еще секунда — и настанет новый день. О чем он думает? Что решает?

Зеленые глаза горят так, что не нужно света — Джейн чувствует сейчас его почти так же, как он: недоверие, любопытство, страх, надежда.

— Я хочу понять тебя, муж мой, — почти шепчет Джейн.

— Папа! Мама! Вы где?!

Джейн вздрагивает, Локи хохочет:

— Потом, жена, сейчас не хочу! Ричард, мы тут!

— К вам можно? — сын воспитан в правильных, с точки зрения Локи, традициях и спрашивает разрешения войти, если отец с матерью вдвоем.

— Хоть на мотоцикле, — смеется Локи. — Дик, у меня тебе скоро будет замечательный подарок!

— Какой? — юноша смотрит на растерянное лицо матери и искрящееся веселье отца.

— Все гораздо проще! Билеты на премьеру!

— Мы едем в театр?

— Тсс, — Локи прикладывает палец к губам. — Это сюрприз.

Локи появляется на съемочной площадке несколько раз: разговаривает с режиссером, жмет руку продюсеру, подписывает очередной контракт на спонсирование и на правах своего человека и первого спонсора добивается разрешения посмотреть на съемочную площадку. Он тихо стоит в стороне, смотрит, как играется дубль за дублем, и аккуратно уходит, чтобы вечером неожиданно постучаться в гостиничный номер актера.

— Войдите, — раздается негромкий голос с той стороны.

Локи открывает дверь и одновременно создает нужную иллюзию.

— Здравствуй, — почти шипит он. — Я ведь обещал, что приду. Ты меня не ждал…

— Я позову охрану!

— Нет смысла. Она меня не увидит и не услышит, -Локи показывает на зеркало, в котором он не отображается.

— Что вам надо?!

— Сегодня я весь день смотрел, как ты играешь. И мне хотелось бы добавить в твою игру две детали.

— Какие детали.

— Это ведь сценарий у тебя, верно, — Локи кивает на прикроватный столик, на котором лежат листы с напечатанным текстом. — Дай я посмотрю.

Он берет без разрешения листы, начинает проглядывать и возвращает их обратно актеру: Вот тут и тут тебе нужно сказать вот эти слова. И выражение лица изменить. Вот так.

Локи проговаривает, показывает и заставляет актера повторять до тех пор, пока не добивает удовлетворяющих результатов.

— Режиссер все равно не одобрит.

— Одобрит! — довольно шепчет Локи. — Он скажет тебе, что это — твоя творческая находка, которая принесет тебе мировую славу. Верь мне, мальчик, так и будет.

И Локи колдует еще одну иллюзию, растворяясь в воздухе, чтобы утром, на съемочной площадке увидеть результаты своих трудов и услышать слова режиссера про мировую славу.

Вечером он уезжает на очередной саммит, довольный и радостный, потому что теперь — все. Архетип мирового создания Митгарта получил фильм о Триктере, и будет работать на него. Сделан последний шаг. До прогулки в Асгард осталось полгода.

Локи раскинул руки и танцует, подпевает сам себе и не замечает, как отрывается от земли. Шаг, шаг, поворот.

— Локи!!! — крик отчаянный. Джейн бежит по террасе.

Локи танцует на парапете балкона, босые пальцы скользят по влажному мрамору, дождь уже льет ливнем, в струях воды сверкают руны.

Глаза Локи закрыты, но он чувствует, как пропитывается воздух! Его волей, его силой, его властью. Сейчас весь мир дышит через его тело!

Шаг, шаг, поворот!

Локи смеется.

-Джейн, иди сюда! — он протягивает ей руку и буквально вытаскивает ее на парапет. Далеко-далеко под ними висит белое водяное облако ниагарского водопада.

Жена визжит от страха. И тогда он отталкивается и делает шаг вверх: они повисают в воздухе.

Локи обнимает ее за талию и пристально смотрит в глаза.

— Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего, Джейн.

— Нет, — выдавливает она; она никогда так не висела над водяной пропастью и дрожит от ужаса.

— Я хотел бы заняться с тобой любовью, Джейн.

— Несносный! — страх исчезает, начинается истерика, и Джейн запрокидывает голову, хохоча во все горло.

— Мы с тобой двое сошедших с ума, жена! — смеется Локи и кружит ее по воздуху! Джейн! Ты видишь! У меня все получилось! Я снова прежний!

— Ты засранец! — хохочет Джейн, и ее хохот громче водопада. — Я боялась за тебя! Я так боялась тебя потерять! Я люблю тебя, Локи!

Он делает еще два шага и снова ступает на парапет, ссаживая жену на пол. Спрыгивает сам. Джейн прижимается к нему резко и порывисто, сжимает:

— Локи! Не делай так больше.

Она перестала смеяться, и теперь просто плачет.

Он гладит ее по волосам, и перестает улыбаться. Внутри медленно зажигается огонек, разгорается не сильно, но ясно и горит, горит. Кусочек солнца.

Он стоит босиком на балконе, их поливает дождь. Но теперь это уже не важно.

— Мы должны совпасть с системой координат! — Локи говорит тихо, но непререкаемо. Руны из-под его маркера наносятся тонкой вязью параллельных рядов и через несколько секунд исчезают.

Джейн стоит рядом и держит блокнот, переворачивая странички по знаку мужа. Чужой язык впитывается в трубу андронного коллайдера незаметно для нее: был знак — и нет.

— Неожиданный сплав физики и магии.

— В этом душа Митдарта, Джейн. Я до сих пор удивляюсь, как мы с тобой хорошо подходим друг другу. Переворачивай.

Локи смотрит несколько секунд на подготовленные письмена и начинает рисовать следующую строчку.

— Может, ты все-таки останешься?

— Я давала клятву, что буду следовать за тобой.

— Если нас не отпустят, сын окажется сиротой.

— Если я не пойду, тебя не выпустят с большей гарантией, и тогда мы останемся без тебя.

— Джейн!

— Локи!

— Переворачивай страницу, — Локи дорисовывает последний ряд и еще раз сравнивает записи на бумаге и на коллайдере. Все сходится. — С той стороны нет зоны приема, придется идти по пути, который невидим. Я подготовил несколько заклинаний, но уверен, что они удержат только меня. Адаптировать их к твоему телу у меня нет возможности исследований. Предлагаю тебе остаться. Если все пройдет, как надо, я смогу все уточнить, и ты прибудешь в следующий раз.

— Локи, мы все это уже обсуждали!

Он смотрит на нее дольше, чем хотел, а потом улыбается:

— Раздевайся.

— Здесь?! В ЦЕРНе?!

— Нас все равно никто не видит.

— Зачем? — Джейн послушная девочка и уже расстегивает молнию на джинсах.

— Я хочу больше гарантий твоей жизни.

Локи чертит руны на ее теле, Джейн видит, как они исчезают, и ощущает легкое покалывание. Мужу она доверяет безоговорочно.

Легкий шорох за колонной — Фригг пугается, оборачивается. Нет. Не он. Просто ветер. Она ждет его каждый день, боится за него каждый день. Надеется на него каждый день.

Шаги по коридору. Так не топают жители дворца, а слуги ходят и вовсе бесшумно. Он?!.

Он.

По коридору идет младший сын. В той же странной митгардской одежде. Прежний и другой.

— Здравствуй, мама, — Локи останавливается, не доходя нескольких шагов, не выпускает сжатый в кулаке амулет, который позволит ему исчезнуть в случае опасности.

— Сынок, — Фригг бросается к нему. — Наконец, ты снова пришел.

— Я был очень занят, мама, — Локи отстраняется и смотрит на нее чуть прищуренными глазами. Фригг замирает: она чувствует, что ее повзрослевший сын принимает решение о чем-то очень важном и не мешает ему.

— Что с тобой произошло, Локи? — почти шепчет она.

— Я получил власть над миром, мама, — тихо произносит он, и его слова звучат почему-то грустно. — Но…

— Что?

— Власть над миром — это не главное. Кто сейчас правит в Асгарде?

— Твой отец.

— Тогда передай Одину, что завтра в это время я прибуду на Радужный мост с женой, королевой Митгарта, заключать союз двух миров.

— Это все, что ты мне хочешь сказать, сынок, — она делает еще одну попытку обнять его, но Локи мягко отстраняется, так и не вынимая рук из карманов пальто.

— Все, мама. Завтра у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить.

— Где нам тебя ждать?! — отчаянно спрашивает она у уходящего сына.

— У края Бивреста. Попросите Хеймдалля подвинутся, чтобы его не тронула моя магия.

Его фигура рассыпается на сверкающие руны, превращающиеся в золотой песок, исчезающий в ткани мироздания. Фригг смотрит на них заворожено и в эту минуту восхищается сыном-магом, создавшим такой простой и изящный рисунок.

Ранним утром Тор делает перекличку всех воинов и выдвигается к Хеймдаллю. За ним едино печатая шаг движутся сначала неразлучная четверка друзей, потом остальной почетный эскорт.

Тор еще раз оглянулся, проверяя, все ли в надлежащем порядке: доспехи, штандарты, выражения лиц. Все отлично!

Слишком спокойный отец и побледневшая мать, провожающие его у врат дворца, поселили в сердце Тора смутную тревогу о будущих событиях. Это первые гости Асгарда после той злополучной битвы с братом и расколотого моста. И Тор думает, насколько сильный маг прибывает к ним, если для его перехода не нужен даже Радужный мост. Король Митгарта с женой…

Он вспоминает свое пребывание в Митгарте, вспоминает Джейн, фотографию, которая появилась в их дворце несколько лет назад и решает договориться с правителем Митгарта, чтобы тот рассказал ему о возможности путешествовать к нему и обратно. И тогда он найдет Джейн и расскажет, что не его вина, что он не сдержал обещание.

Войска со звоном встают на караул с двух сторон, Тор упирается в Хеймдалля неожиданно. Задумавшись, Одинсон и не заметил, что уже край.

— Здравствуй, Хеймдалль.

— Здравствуй, Тор.

Обычно неразговорчивый Страж сегодня совсем угрюм.

— Что-то случилось, Хейсдалль?

— Я вижу, как в Митдарте собирается вихрь огромной силы и направляется к нам. Но я не понимаю, насколько это может быть нам опасно!

— Это гости! — Тор поднимает молот и поворачивается к стоящим сзади. — Король Митгарта прибывает! На караул!

Войска одновременно вынимают мечи из ножен для салютования, Фандралл толкает в бок Сиф:

— Улыбайся!

Та поворачивается к нему с улыбкой, от которой веет снегами Йотунхема:

В небе яркая вспышка: все инстинктивно прикрывают глаза — белый цвет становится все более и более темным, по краям начинают вспыхивать золотые руны. Вспышка — и пропала. Вспышка — и пропала.

Тор с удивлением смотрит на это чудо в небе, замечает, что воронка расширяется, становится похожей на вихрь, а внутри вихря, как по дороге, идут две фигуры.

— Король и королева Митгарта, — громко объявляет Хеймдалль: он более других смотрит вперед и видит, как под ногами словно идущих по небу вспыхивает едва прорисованный настил радужного моста. Будто расколотые кусочки складываются под ноги идущим и вновь рассыпаются, стоит им сделать следующий шаг.

Хеймдалль смотрит, как творится радужный мост и почти на уровне осязания слышит, как звенит от напряжения кора Иградрасиля.

А потом вихрь исчезает, воронка закрывается, и две фигуры подходят к острому краю сломанного Бивреста. Они по-прежнему идут по крохотным пластинкам, которые, потеряв контакт с ногой, растворяются в воздухе. А потом синхронно наступают на мост, и королева чуть покачивается, уже видно с какой силой держит ее король.

— Король и королева Митгарта! — торжественно провозглашает Хеймдалль, на его лице не отражается ничего, но в глазах светится огонь.

— На караул! — поднимает молот Тор.

— Асгард!!! — вырывается единовременный крик всех стоящих на мосту.

Тор смотрит на подходящих, его глаза все более и более расширяются.

— Локи? — Локи! Брат! Это ты?!

Локи поворачивает голову и смотрит на брата. Долго. Дольше, чем хотелось. Джейн чувствует, как колотится его сердце.

— Здравствуй, Тор, великий воин Асгарда. Один Всеотец и Фригг ждут нас?

— Локи! — у бога-громовержца перехватывает дыхание: ему слишком много хочется сказать брату, но не здесь, не на мосту и не при всех. Усилием воли он заставляет себя остановиться и, сдвигая брови, снова поднимает молот, вызывая удар грома.

— Дорогу королю и королеве Митгарта!

Локи и Джейн проходят вдоль выстроившихся воинов. Локи идет с неестественно ровной спиной, он предельно сосредоточен, впитывая энергию Асгарда, словно заряжаясь обратно. Построить канал, иллюзию и удержать концентрацию было настолько сложно, что Локи весь потный. Он уже измучен.

Джейн смотрит ровно вперед, как учил ее муж, игнорируя шепот за спиной. Чей-то уже неприятный шепот.

Локи подсаживает ее в коляску, которая напоминает Джейн древнегреческие колесницы, поправляет длинное платье жены и вскакивает рядом. Возничий берет вожжи. Колесница мягко трогается, следом идет Тор, потом — неразлучная четверка, а следом — парадный эскорт воинов Асгарда.

Возница едет медленно. Тор смотрит на спину брата, одетую в митгартскую одежду и на глубокий вырез платья женщины, которую он представляет королевой срединного мира.

Тор смотрит, как рука брата обнимает ее за талию, как гладит по руке, смотрит на его часы, на его подстриженные волосы. На прежнего. И другого брата.

Тор слышит, как шепчутся друзья за спиной. Сиф, как обычно, что-то цедит про Локи, Фандралл комментирует новую женщину, Вальстагг пытается напомнить, что перед пиром следует быть благодушным — и тогда больше влезет, а Огун молчит.

Один и Фригг встречают колесницу у врат Асгарда. Локи спрыгивает на мост и подает руку Джейн.

— Здравствуй, Один ВсеОтец, король славного Асгарда, и его супруга Фригг, королева, — улыбается Локи.

И те же слова повторяет Джейн.

Один смотрит на Локи, потом переводит взгляд на его жену и непроизвольно начинает улыбаться ее смелости:

— Приветствую тебя, сын мой Локи, король Митгарта, и тебя, Джейн, королеву, — его улыбка прячется в пышной бороде, но Локи чувствует по интонациям, что Один рад. — Добро пожаловать в Асгард!

Перед ними открываются величественные двери, и Джейн ахает, увидев великолепие мира богов.

Через триста лет Локи снова прибывает в Асгард. Хеймдалль привычно отступает, видя, как открывает вихрь путь в небе и по несуществующему мосту идет Локи, а радужные плитки исчезают, как только перестают удерживать лучшего мага девяти миров.

Хеймдалль не задает вопросов одинокой фигуре, Локи поднимает на него глаза, Страж тихо произносит:

— Добро пожаловать в Асгард, король Митгарта.

— Здравствуй, Хеймдалль.

Локи отворачивается и долго-долго идет по Бивресту до дворца. Он не обращает внимания на склоняющихся слуг, на поклоны придворных и проходит в покои, которые когда-то были его детской комнатой.

Скидывает плащ на спинку кресла, садится за стол и начинает медленно перекладывать книги. Он занимается этим весь остаток дня, до тех пор, пока ночь не становится настолько темной, что нужно зажигать свет.

Локи ложится на кровать и закрывает глаза, заставляя себя спать. Он не слышит, как стучат в его двери (он запер их заклинанием), он не чувствует, как наполняется комната ночной прохладой и не помнит, как поют на заре птицы.

Он просто спит, чтобы утром проснуться с новым сердцем.

А к обеду выходит в пиршественный зал, где на него смотрят все те же лица, что и много веков назад, и Локи чувствует, какая разница времени пролегла между ними. И понимает, что всего, за чем он рвался сюда, — уже не вернуть. И удивляется чуду Митгарта: летящее время смертных смогло состарить даже бессмертного бога.

Гости видят стоящего на пороге гостя и замолкают. С грохотом отодвигаются стулья, и даже Один Всеотец встает, чтобы сказать приветственное слово владыке Митгарта.

Слуги заботливо приносят еще одно кресло и ставят рядом с королем Асгарда. Тор молча пододвигается, и только Сиф, как всегда не удерживает реплику о непрошенных гостях.

Локи проходит мимо нее, не замечая, равняется уже с Тором и только тут останавливается:

— Здравствуй, Тор, бог грома и молнии, будущий король славного Асгарда! — его слова официальны и холодны, как и в прежний приезд.

— Здравствуй, Локи, бог проказ и обмана, король Митгарта.

— Думал ли ты, Тор, что настанет тот день, когда наши царства будут жить в мире, и в силе дружбы своей станут непобедимы?

— Да, Локи, и день этот будет самым славным в Девяти Мирах. Дружба — самая надежная броня союза.

— Тогда тебе нужно знать, что если ты позволишь твоим собакам гавкать в сторону высоких гостей, вместо дружбы получится псарня. Вели отдать твоих сук на бойню или не будет союза с Митгартом, потому что их тяфканье противно моему слуху.

Гости замирают. Никто и никогда не слышал от Локи таких слов, Сиф побелела. Фригг испуганно смотрит на братьев: она понимает, что Тор не сможет поднять руки на боевую подругу, но союз двух миров сейчас действительно важен. Особенно сейчас, когда неспокойно на границах и разрушен Биврест.

— Я вижу, что тебе тяжело принять решение, — отрешенно звучит в молчащем зале голос Локи. — Тор, бог грома и молнии, ты слишком любишь своих собак. У тебя есть один день для того, чтобы принести мне их хвосты. А сейчас мы закончим этот разговор, и я выражу почтение Всеотцу.

И Локи проходит к своему креслу, садится, выпивает кубок за здравие Одина и присутствующих гостей, молча начинает кушать хлеб.

— Я рада видеть тебя, Локи, — мягко произносит Фригг: она о многом догадывается, мудрая женщина, и не задает неуместных вопросов. — Что привело тебя к нам?

— Все это время я разрабатывал рунный рисунок, который способен починить Биврест, — Локи отламывает от большой булки кусочки и медленно их пережевывает, совсем как в детстве. — Думаю, что если собрать достаточно силы и при достойных помощниках, у меня это удастся.

— Ты сможешь починить Биврест? — задает вопрос и Один, нарушая свои звучным голосом тишину пиршественного зала. — Какая сила тебе нужна?

— Я был в Хельхейме, Муспельхейме и Йотунхейме, и они согласились с моими доводами, что путь в Асгард следует открыть снова. Эти миры готовы поделиться своей силой, а я отдам силу Митгарта. Для успеха мне не хватает только силы Асгарда, но, я предполагаю, что на пиру найдется тот, кто не пожалеет себя и станет мне помощником.

Фригг смотрит на сына, который вернулся из царства мертвых и рискует спросить:

— А что Хельхейм готов отдать для Бивреста.

— Радужный мост, мать, — Локи спокойно отщипывает еще кусок хлеба, — состоит не только из рун и заклинаний. Чтобы путешествовать по Игдрасилю и оставаться прежним каждый раз, мы оставляем мосту часть себя, и эту же часть получаем обратно. Хельхейм отдает мосту то, чем он наполнен сам, что несет в себе каждый из нас.

Локи вздохнул и зло посмотрел на Сиф.

— Или хотя бы способность к этому. Я прибыл в Асгард, чтобы починить Радужный мост, и готов начать завтра с рассветом, если найдется тот, кто готов работать вместе со мной.

— Я готов, — поднимается Тор. — Подойду я тебе, брат?

— Хорошо, — Локи поднимается из кресла, игнорируя обращение «брат». — Тогда завтра, как запоют птицы, я жду тебя у конюшни.

И Локи уходит из зала. Фригг долго смотрит ему вслед, а потом, извинившись, выбегает за ним. Она находит сына в библиотеке: он перелистывает старые фолианты, и Фригг видит, что он не читает, а… просто занимает время.

— Локи… — она подходит к нему и пытается обнять: на удивление сын не отстраняется.

— Мама, — голос его пуст и холоден.

— Она умерла, мама, — Локи поворачивается к Фригг, и та видит, как стиснуты его губы. — И сын тоже.

— Они — смертные, Локи. К сожалению, они не живут вечно.

— Я знаю, — Локи отворачивается.

Фригг кажется, что он сейчас похож на статую: холодный и мертвый.

— Я нашел хороший способ починить мост, мать, — голос его снова гулок и отстранен. — На это уйдет почти вся моя сила, но зато я смогу исправить хотя бы одну ошибку.

— Тебе не нужно ничего нам доказывать, сынок.

— Я знаю, — Локи переворачивает очередную страницу: «Если любят, то любят просто так. А если не любят, то и доказывать нечего». Отпусти меня, мать, мне нужно хорошо отдохнуть перед завтрашним. И вели слугам принести мне асгардскую одежду: я не буду запирать двери — пусть положат на стулья.

Фригг отпускает его и долго смотрит вслед, как идет по коридору ее повзрослевший сын и несет в себе потухшее солнце.

Было как всегда. Но на пиру ему не было страшно.

Тор не боялся признаться себе в том, что ему не хочется оставаться одному, потому что он уже разучился бояться самого себя.

— Самый страшный враг — ты сам.

Он помнил, как юношами они с Локи напились и танцевали на каком-то балконе, а потом Локи подскользнулся, упал, ударился затылком о балясину и начал говорить. Он много сказал разного, глупого и странного, а это запомнилось.

— Локи, кого ты боишься?

— Самый страшный враг — тут, — и он тычет острым ногтем себе в грудь, а потом запрокидывает голову и пьяно смеется, как истеричка.

Теперь Тор сидит до последнего, чтобы дождаться утра не одному и едва удерживается, чтобы не взять с собой на мост приятелей.

Когда он подходит к конюшне, он видит Локи. Такого родного и привычного в одежде асгардского принца, с длинными волосами, заплетенными в косу с обручем цвергов на лбу, с увешенной амулетами шеей, с расписанными рунами руками. С мертвыми глазами.

— Рад, что не опоздал, — это вместо приветствия. — Едем скорее.

— Почему такая спешка? — Тор привычно взлетает на лошадь.

— Через два часа наши миры будут на линии эклиптики, — начинает Локи, — сглатывает слова. Тор почти физически ощущает, как они проваливаются в брата. — На одной линии: это идеальное время для работы с их энергией.

Дальше Локи молчит, нахлестывает коня, пока не доезжает до Хеймдалля. Спрыгивает, отсылает коня обратно в Асгард.

— Ты подвинешься, Хеймдалль? — то ли спрашивает, то ли утверждает.

— Нет, — страж спокоен всегда.

Локи отворачивается от него, и больше не обращает на Хеймдалля внимания. Опускается на колени перед провалом, начинает рисовать руны. Тор заворожено смотрит, как с пальцев брата стекают потоками цвета руны, впечатываясь в разрушенный Биврест. Когда Локи поднимается с колен, на его пальцах не остается ни одного символа.

— Тор, вот эти руны — сила Асгарда. Ты первый должен наполнить их силой, потому что отсчет идет отсюда. Потом — начну я работать сам, а ты должен будешь поддерживать поток. Не сложно, верно?

— Не сложно. Но…

— Ты никогда этого не делал.

— Да.

Локи сделал шаг навстречу и обнял Тора. Сильно. Прижался. Дух захватывает.

А между руками, от спины через тело к груди — горячая река.

— Ох.. Локи, — Тор выдыхает. — Жарко…

— Горячи братские объятия, — губы Локи изгибаются, ломаются. — Терпи, сын Одина и наследник Асгарда. Это твой мир! Твой дух! Кровь от крови и плоть от плоти! Это не тебе, а мне должно быть горячо...

Локи отпускает Тора, тот пытается удержать реку, удерживает, пошатывается, но стоит.

— А теперь, сильнее! — и Тору кажется, что через него течет огненная река, которую Локи наматывает себе на пальцы, лепит из нее непонятные фигурки и, разрывая их по кусочкам, бросает на Биврест.

Руны уж светятся, ярко, ясно, понятно.

Локи отходит от Тора ближе к краю — Хемдалль чуть сдвигается — Локи смотрит на небо, тянет за собой горячий поток, и вдруг опускает руку вниз, — и Тор почти инстинктивно чувствует, как из воды, с нижних облаков и из большей глубины начинает вскипать иная сила, ударяет в Радужный Мост снизу, расплывается туманом, наползает, обволакивает и укладывается в руны.

Локи срывает с себя талисман за талисманом, словно ему становится тяжело их нести — они разбиваются как стеклянные и превращаются в фантастических животных. А потом и они превращаются в дым и впитываются в мост.

Тору уже тяжело дышать, а Локи все тянет и тянет силу. Все больше и больше. Пламя уже пляшет по мосту, сталкивается со льдом, прорастает зеленью и покрывается пеплом.

Последнее, что удивляет Тора, так это пепел: ему кажется, что они попали в центр потухшего костра, взъерошенного ветром. И теперь эти крохотные серые кусочки носятся повсюду, пороша глаза и легкие. Тор кашляет, слизывает пепел с губ и начинает плакать — он горек и пуст.

И тогда он сам дает больше огня и света, чтобы спалить эту безысходность.

Пепел исчезает. Видны только горящий рунический круг и Локи, стоящий у самого края моста. Локи, вскрывающий себе вены, заливающий мост красной кровью, а потом падающий на колени, погружающий кинжал в Биврест.

И мост расступается, пропуская клинок.

Локи делает попытку встать — падает, заваливается на бок.

Тор слышит его хрип:

— Подними меня!

И подскакивает, поднимает, держит.

Локи почти висит на его руках, чертит руны по воздуху, нарисованный круг поднимается с моста, застывает в воздухе. Локи кричит и бьется в руках названного брата, но держит круг и пытается выкрикнуть заклинания.

Тору кажется, что брат не колдует, а то ли воет, то ли плачет — но руны впитываются в мост, Биврест дрожит и начинает расти.

— Время и вечность. Время и вечность, — шепчет Локи, делая пассы дрожащими руками. Руны исчезают, мост растет, растет, а потом с яркой вспышкой начинает снова переливаться и отторгает вонзенный клинок.

Тор чувствует, как огненная река постепенно сходит на «нет», и падает на мост, роняя Локи.

Тот лежит, нелепо завалившись на бок, с иссченными руками. Тор видит изогнутую, словно вывернутую спину, и откинутую руку, из-под ногтей течет кровь, впрочем, быстро подсыхая.

Тор подползает к брату, переворачивает на спину, толкает, пытается привести в чувство. Лицо у Локи бледное, ни кровинки, глаза закатились.

Биврест мерцает и уходит в бесконечность. Хеймдалль с уважением смотрит на бессознательного мага, словно не верил в успех, а сейчас удовлетворенно смотрит на снова ставшую собственную нужность.

Тор свистом подзывает перепуганного коня, тяжело вскидывается сам, принимает с рук Стража бессознательного брата и дает коню шпоры, устремляясь к лекарям в Асгард.

Несколько месяцев Локи лежит в постели, раны заживают, тело восстанавливается. В пиршественной зале гремят кличи радости — Биврест снова сияет радугой.

Локи лежит, не раскрывая глаз и не разжимая губ. Тор приходит к брату каждый день, садится на кровать, рассказывает новости, пытается изобразить пирующих, смущается, понимая, что не получается.

Локи молчит.

Приходит Фригга, гладит сына по аккуратно расчесанным волосам, рассказывает о рукоделии, делится сомнениями, говорит о своей любви к нему.

Локи молчит.

Через полгода он встает с постели и перебирается к камину. Теперь он смотрит на огонь и, завернутый в шкуры, кажется похожим на зверя. Тор приходит каждый день и садится рядом: он исчерпал уже все темы для бесед с молчащим братом. Иногда ему хочется сказать, что …

Что он не ожидал, что магия — это тоже оружие война, и что выносливость мага — это то же и что и выносливость в бою. И что… И тут стройная речь Тора сбивается, потому что слишком много эмоций, а хочется сказать красиво, как любит Локи. А красиво не выходит. Тор злится на себя за это, и злится на Локи, что тому недостаточно простого: «Ты обалдеть как круто это сделал!» — а обязательно надо говорить развернуто. Как говорят послы на приемах. Которых, кстати, Тор терпеть не может, но все равно терпит, и даже учится говорить таким же витиеватый языком. Как Локи. Правда послы не смеются над ним, а Локи никогда не упускал возможности высмеять его корявую речь.

Поэтому Тор не делает бесполезных попыток, а просто молча сидит рядом.

Однажды утром Локи выходит из своих покоев. Он идеально причесан, и на одежде нет ни одной ненужной складки. Черные длинные волосы удерживает все тот же обруч, с пятнами крови.

Локи проходит по дворцу, с царственным взглядом принимает поклоны придворных и спускается в пиршественную залу.

Ему навстречу все встают: то ли в дань к восстановлению Моста, то ли из уважения к королю Митгарда.

Локи осматривает знакомые лица, подходит ближе и останавливается перед столом Одина и Фригг.

— Мост починен, Один.

— Ты стал великим магом, Локи, — голос у ВсеОтца как и раньше, спокойный и мудрый.

— Я знаю, — Локи смотрит на Одина в упор. — Я ухожу из Асгарда. Надеюсь, когда я снова вернусь, моя комната будет прибрана, как всегда.

— Здесь всегда будет твой дом, сын.

Губы Локи ломаются. Мертвые глаза наполняются то ли болью, то ли злостью:

— Обманываешь. Обманываешься. И называешь обманщиком меня. Глупо, Один.

Локи отворачивается и уходит из залы: шуршат одежды, при каждом шаге заплетенная коса дергается по спине, как змея.

Тор выскакивает из-за стола, догоняет, хватает за руку:

— Локи, стой!

— Тебе что-то надо?

— Тебя.

— Я уже решил уйти и уйду.

— Пойдем вместе. Мне нужно много тебе сказать.

— За полгода не выговорился?

Тор пропускает мимо ушей язвительное замечание, не обращает на него внимания.

— Мне нужно поговорить с тобой. А не рассказать тебе.

— Что-то новенькое, — зло бормочет Локи. — Но только в Митгард. Дальше ты со мной не пойдешь.

— А дальше — куда?

— Я хочу поблагодарить Хель за помощь. Если бы ни она, я не выжил бы тогда, на Бивресте.

— Ты хочешь сказать, что она тебя спасла.

— Нет. Она единственная подумала и оптимизировала свою силу под меня. Со всеми остальными мне пришлось работать в чистую, какие они есть. Это…. Трудно.

Тор посмотрел на небо, где угаласа последняя искра, и, налюбовавшись, повернулся к брату. Тот по-привычке сначала осматривался, поэтому стоял не двигаясь.

Большая площадка с клумбой, аккуратная, со следами колес. На клумбе благоухают цветы. Дом из белого камня с двумя боковыми пристройками, с колоннами, с широкими дверями по центру. Четыре ступеньки.

— Пойдем, — Локи повернулся к брату. — Мост работает, координаты верные. Я хочу тебе показать…

— Ты жил тут? — Тор по привычке перебивает брата и уже идет припечатывая шаг, Локи с горечью констатирует, что бессмертие для многих большой риск остаться вечно молодым не только телом, но и духом. В эту минуту ему жалко себя, потерявшего легкость восприятия юности. Он кусает губы, нервничая и тревожась, весь путь до дверей.

Через несколько минут после звонка дверь открывает слуга, смотрит на Локи, бледнеет, а потом склоняется:

— Мистер Лафейсон.

Локи улыбается и представляет спутника. Тор немного удивлен, но, слава норнам, молчит.

— Это мистер Тор Одинсон. Кто сейчас управляющий?

— Томас Гарди.

— Жду его в каминном зале, и туда же подать мне и моему брату ужин.

Тор улыбается и расправляет плечи: ему приятно, что Локи снова начал называть его братом.

Он проходят холл, поднимаются на второй этаж. Тор крутит головой по сторонам, Локи смотрит на него краем глаза: за триста лет его дом почти не изменился. Все осталось так, как есть, и, судя по словам привратника, управляющий сдержал слово, и дом ждет своего вечного хозяина.

Пока Тор разглядывает каминную залу, Локи перебрасывается парой слов с новым управляющим, правнуком бывшего старшего официанта Джонаса, узнает последние новости, отдает распоряжения, а потом — как только приносят ужин — пьет с Тором, травит байки и ждет самого главного.

Которое происходит глубоко за полночь.

Шум голосов, крики, смех и визг тормозов электромобилей отвлекают Тора и Локи, и последний буквально вытаскивает из кресла слегка подвыпившего Одинсона на лестницу. Теперь они стоят на втором этаже, сытые и пьяные, Тор уже снявший плащ и оставшийся только в доспехах, и Локи, как всегда при полном параде, с отросшими волосами и безумными зелеными глазами.

Входные двери раскрываются, и в холл первого этажа вваливается стайка сильно неодетых девиц и с ними мужчина средних лет, целующий взасос, повисшую на руке брюнетку.

— Девочки! — смеется Тор.

Локи смотрит на притихших девушек, а, главное, на мужчину, пришедшего с ними. На его зеленые глаза, на такие же черные волосы, на шрамик около брови, оставшийся после неудачного возвращения из Йотунхейма, на хитрый прищур, и чувствует почти кожей волну радости.

И расслабляется.

— Отец! — Ричард перепрыгивает несколько ступенек и крепко обнимает Локи.

— Познакомься, Дик, это твой дядя, — смеется Локи, — Тор Одинсон, наследный принц Асгарда, бог грома и просто отличный парень! Девушками поделишься?

Ричард смеется, жмет руку обалдевшему Тору, и машет рукой девицам, чтобы поднимались.

— Голова,- стонет Тор, выползая в обеденную комнату.

— Зацелована твоя голова, обласкана и нерасчесана, — спокойно констатирует Локи, который уже давно проснулся, а теперь пьет кофе и смотрит на объемном экране новости Митгарта.

Тор с благодарностью выпивает пододвинутый официантом стакан апельсинового сока и наливает себе молока.

— Что из вчерашнего мне приснилось?

— Папа! Дядя! Доброе у… Добрый день, уже, — Ричард в домашнем халате падает на стул. — Мне тоже кофе, Джастин, и покрепче! Как ты знаешь. Девочек я отправил. Мы дома одни.

Тор еще раз смотрит на Локи, в наушниках, сосредоточенного на экране, потом на сидящего с другой стороны, Локи, в халате, мешающего сахар тонкой серебряной ложкой.

— Дядя, может завтрак, — смеет Ричард — смеется совсем как молодой Локи Одинсон. — Наша повариха готовит отличное мясо. А после вчерашнего организм так и требует хорошей закуски.

— А… — Тор кивает в сторону Локи.

— Присоединится, когда захочет. Я еще ребенком привык: папа делает, что захочет и когда захочет. Но завтрак никогда не пропускает.

— Папа?

— Тор, — Локи даже головы от экрана не поворачивает. — Перед тобой мой сын Ричард Лоренс Локисон. Для меня и тебя просто — Дик. Ему скоро стукнет двести пятьдесят лет, (если я не ошибся), он правит Митгартом в мое отсутствие, (если ему это не надоело, конечно), судя по вчерашнему бомонду пока еще не женат.

— Двести пятьдесят два, папа, — смеется Дик.

— После первой тысячи лет ты перестанешь заниматься такой фигней, как считать года, — улыбается Локи, — а вот это — кто? — показывает на экран.

— Новый президент международного валютного фонда.

— Я же лоббировал закон об отмене местных валют?

— Он прошел, все стало настолько налаживаться, что мне стало скучно, я сделал пару провокаций — и общая валюта опять распалась на государственные.

— Маленький засранец, — Локи улыбается, и по голосу чувствуется, что он сыном доволен. — Ты устроил третью мировую войну!

— Зато проблема мирового голода, гонки вооружений и противостояния супердержав исчезла. Кстати, вчера была основана колония на Марсе!

— Где? — спрашивает Тор.

— Соседняя планета, ничего особенного. Экспансия Митгарта вширь, — отмахивается Локи. — А мои долгосрочные проекты?

— Все идут, все в порядке. Я купил все архивы и право доступа к раскопкам.

— Копаете?

— И дешифруем.

— Что-что вы делаете?

— Тор, — Локи отрывается от экрана. — Много веков назад Один ВсеОтец бился с Лафеем и его войском на землях Митгарта. После этого другие обитатели других миров приходили сюда неоднократно. Жители Митгарта, тем не менее, не знают о существовании Иградрасиля. И мой сын тщательно маскирует все контакты, создавая искусные подделки. А ты у цвергов был?

— Был, — Ричард уже расправляется с поданным завтраком. — И в Муспельхейме тоже. Там обещали помочь.

— Кто?

— Мне повезло договориться со Свальдифари.

— Чем прельстил?

— Сказал, что я — твой сын.

У Локи нервно дергается губа, но он сдерживается. Тор смотрит на таких похожих Локи, взрослого и молодого, и начинает смеяться. Ему кажется, что один из них — наваждение, но какого выбрать — он не знает. И поэтому выбирает завтрак.

— Чем заплатил Свальдифари?

— О, пап! Сущей безделицей: принес ему книгу мифов из Митгарта.

Локи буквально подпрыгивает на стуле: побелевшее лицо кривится от гнева и становится почти уродливым. Тор недоуменно отставляет вилку.

— Вернешься, — шипит Локи непререкаемо. — Возьмешь обратно. Извинишься за глупую шутку. А если еще раз опозоришь меня, я убью тебя, сын!

Он со злостью отшвыривает наушники, салфетку и быстро выходит.

— Что с ним? При чем тут книжка с мифами? — Тору уже больше импонирует молодой Локи… как его… Дик.

Ричард Локисон нарезает отбивную на треугольники, говорит, поджимая губы, совсем, как отец:

— В Митгардских мифах есть сказание про Локи и Свальдифари. Я подарил ему эту книгу как уважение к его труду, потому что главное в мифе — постройка великой защитной стены вокруг Асгарда.

Он вздыхает и берет чашку с кофе.

— Теперь придется снова тащится в Муспельхейм, извиняться… Как я не люблю извиняться!

— Локи тоже не любит, — неожиданно вспомнилось Тору.

— Дядя, а вы надолго приехали?

— Не знаю. Брат говорил, что хочет мне что-то показать.

Дик облизывает тонкие губы и массирует морщинку на переносице.

— Значит, он … повод нашел. Я думал, что долго его не увижу. Он обещал не приходить.

— Ну это нормально, — Тор пожимает плечами. — Я бы тоже скучал по сыну.

— Нет, — Дик для пущей убедительность даже мотает головой. — Мы с ним и так часто видимся. Он по маме скучает.

— А мне даже не рассказывал.

— Хотите, я вам фотографии покажу?

Вечером Тор находит брата по резким выкрикам. Локи легко крутит в руке легкий тренировочный шест и с кошачьей грацией обходит по широкому кругу сына, который стоит с двумя мечами в руках: правый — прямым хватом, левый — обратным.

Прыжок — выпад, шест скользит по клинку, Локи изгибается, уходя от выпада левого меча. Опять кружит.

— Ты обещал не приезжать!

— А ты не рад меня видеть?

— Ты не оправился.

— Это не твое дело!

Дик делает шаг вперед, мечи режут воздух, задевают полу асгардского камзола, Локи перекатывается по полу, оказываясь почти за спиной сына, легко тыкает его в лопатку.

— Три — два.

— От тебя пахнет смертью! Ты был у Хель! Зачем ты привез Тора?

— Его пот перебивает…

— Что?! — Ричард останавливается и опускает мечи. — Запах тлена! Отец, смирись! Вы снова встретитесь после Рагнарека.

— А знаешь, что надо сделать? — смеется Локи, и Тор понимает, что Локи смертельно пьян. — Мне нужно родить Фенрира и Ермунганда! И создать нужное заклинание! Ты ведь не сомневаешься, что я смогу это сделать?!

— Нет, — Дик спокоен. Почти. Только чуть шевелит губами.

Локи снова смеется. Но уже не зло, и без отчаянья.

— Ты боишься, сын. Читаешь заклинание… Давай лучше попробуем сравнять счет.

Локи, слегка пошатываясь, снова встает в боевую стойку. Тор смотрит на их бой как на поединок в зеркалах. Ричард сверкает мечами, по посоху Локи стекают золотые капли — Тор моргает, пытаясь отогнать наваждение.

Нет.

Бог обмана создает иллюзию, но и сын Великого Обманщика знает, чего ожидать. И Тор смотрит, как ползут по полу алые змеи, встречаются с белыми мангустами, а серебряные клинки режут летящие клубки стальной шерсти.

Локи смеется и колдует ветер, Ричард дополняет заклинание — и через несколько секунд они уже оба промокли насквозь от дождя.

До тех пор, пока Дик не подскальзывается, падает, успевает отбить жезл и утыкается клинком в сапог Локи.

— Три-три.

— Обманул меня! — улыбается довольный Лафейсон.

— Не важно, как, важно — кто.

— Тор! — кричит Локи. — Хороший у меня сын?! — он пьян, ему больше не хочется плакать, и глаза его снова наполняются жизнью.