Дочь Селестии (джен)

Пьер смотрел на Луну, как та лежала на своей тахте и читала.

Она всегда была разной, однако неизменно красивой. Иногда царственная, застывшая как изваяние во время приёма. Иногда подвижная и игривая как кошка, когда подданные не видят. Иногда загадочная, как взгляд из-под полуприкрытых век, но изящная. Даже было удивительно, как она умудрялась быть изящной при своих габаритах, но при взгляде на аликорна это как-то не ощущалось. Вот Селестия, хотя была выше всего сантиметров на десять, выглядела реально здоровенной. Может, дело было в цвете, а может, в количестве поедаемых тортов.

На пюпитре перед ночной принцессой стояла книга с потрепанной обложкой, и пегас мельком подумал, что это может быть как сборник страшных заклинаний на древнем и тайном, не используемом более, языке некромантов, так и художественная книга романтического содержания. По бесстрастной мордашке аликорна понять это было невозможно.

— Что ты читаешь? — спросил он.

— А-а, — Луна полуобернулась, — экономтеорию. Жуткое занудство, если тебе вдруг интересно. Почему нельзя писать как-то, — она махнула чёлкой, — зажигательнее что-ли, с весёлыми выражениями?.. Тем более, автора всё равно посадили в крепость, где он от туберкулёза и помер, и хуже себе сделать он не мог…

Пьер даже закашлялся в удивлении.

— О… Нет, это было конечно не у нас. Я не настолько бессмысленно-беспощадна…

— И зачем ты это читаешь? — подначил Пьер. — Все же знают, что быть принцессой, это здорово. По балам там скакать, торты есть.

Аликорн вздохнула:

— Пьер, ты ж пятый год в гвардии. Я что, много скачу по балам? Уже и не помню, когда такое было. Вот поедешь со мной в Мейнхеттен, пойдём в ратушу на бал. И то, ты будешь стоять в строю, а я — на крыльце улыбаться местным шишкам. Мне ж даже не потанцевать, если я самого высокого партнёра по танцу на полметра выше, и будет выглядеть глупо… А читаю, чтобы понять, куда мы идём, тенденции развития… Ну, это важно. — Она грустно вздохнула. — Хотя ты вот на меня таращишься, и все мои слова тебе побоку, а думаешь только, как бы мою девичью честь нарушить.

— И вовсе нет, — возразил пегас, — то есть, да, но не только. Мне интересно. И голос у тебя красивый… Кстати, а за что автора этой… Э-э, теории отправили в крепость? Он там неправильно что-то написал? Тогда зачем ты его читаешь?

— Да нет, как раз наоборот… Знаешь, какой признак дурного правителя? То есть, их много, признаков, но один из них — это нежелание знать правду. А если ты ещё и карать начнёшь тех, кто пытается её до тебя донести… Ну, тут дело швах: готовь шею для топора. То есть, — она замялась, — Дискорд, это сложно. Ну, то есть, дураков, на митинге орущих пусть даже самую правдивую правду, безусловно надо изолировать, чтоб неповадно. И среди приближённых, далеко не всем должно быть дозволено — и они должны это знать — иначе у тебя тронный зал быстро в митинг превратится. Но если всё ж кто-то осмелился, значит накипело. Одёрни его, но потом вызови индивидуально, и если говорит по делу, ну, или пишет — награди. Вот как-то так…

— Ох и сложно ж всё, — застонал Пьер.

— А ты думал? Править, это тебе не редиску дёргать. Хотя многие думают по другому. Вот сяду задницей на трон, а там хоть трава не расти… Кстати, а ты что прочитал в последнее время?

— «Пепел и камни», — ответил он, — это роман о вымышленной стране …

— А, я помню, — кивнула Луна, — наделал изрядного шума. Я даже первых пару книг прочла… Потом бросила. Не то чтобы некогда — читаю-то я быстро, просто запоминать столько действующих лиц — мне в жизни хватает кого запоминать, уже ячейки памяти заканчиваются, несмотря на размеры аликорнской головы… Они там даже меня вывели, не остановились перед этим. Правда, здорово исказили, наверно, как раз чтобы я не узнала себя и не обиделась. Я там, почему-то всё время думаю маткой, принимаю идиотские решения, своего сына-олигофена всё пытаюсь запихать в короли, не замечая, что он олигофрен… Вобщем, получилось как раз наоборот: я всё же себя узнала, а от этих искажений пришла в скверное расположение духа… Да, бывает раз в столетие, что я думаю репродуктивными органами, — она лукаво посмотрела на Пьера, — нет, последний раз ты не застал, это было до твоего рождения. Но всё же я слишком люблю своих маленьких пони, чтобы сажать им на шею такого дебила, пусть он даже и мой сын.

— Кстати, как там тебе интриганы из Госсовета? — спросил пегас, — в жизни так же?

Луна удивлённо моргнула.

— Ну как же!? Один толстый, другой с раздвоенным передним копытом.

— А, так они интриганы? — удивилась принцесса. — Знаешь, вероломство еще не является признаком умелого интригана, оно как раз скорее от недостатка ума проистекает. И в жизни прокатить такое может один раз, много — два. Потом с тобой просто дела никто не будет иметь, даже те, в чью пользу ты предал… Ну, то есть не ты, конечно, а тот персонаж. Поэтому-то я, например, всегда слово держу, а не потому что вся такая из себя прекрасная… У настоящего интригана, Пьер, всё происходит как бы помимо него, а он, по видимости, зачастую даже как бы противоположную позицию занимает, а это… — Луна покрутила головой, — так, чтиво выходного дня.

— Даже не буду пытаться спорить.

— Ну а как ты можешь спорить с принцессой? — Луна притворно нахмурилась.

— Дабы донести до неё правдивую правду.

Она рассмеялась.

— Поймал.

Неожиданно Луна почувствовала, как приятное тепло разлилось по телу, и словно кто-то мягкой щеткой прошелся по шерстке. Она даже обернулась: может это Пьер незаметно подкрался? Но нет, пегас оставался, где был. Аликорн сладко потянулась.

— О… Что это… такое?

Жеребец в удивлении поднял голову и наткнулся на взгляд принцессы. Глаза, обычно цвета неба, потемнели. Зрачок расширился.

— А ты ничего, мало-мало симпатичный…

Это была их секретная фраза. Года два назад капитан гвардии привел Пьера в одну из парикмахерских комнат дворца, сам уселся на кресло, и скомандовал двум единорожкам, ожидающим их:

— Ну ка, девочки, приведите бойца в божеский вид.

Быстро и умело кобылки расчесали ему гриву, чуть завили шерсть на бедре, где был шрам, надушили парфюмами, притом, в довольно неожиданных местах. Всё это немного напоминало эротический фильм-спектакль для взрослых. Пьеру понадобилось всё самообладание, чтобы с ним не случился конфуз. Наконец он не выдержал:

— Командир, что происходит? Будет конкурс педиков, и я участвую от нашей роты?

Пожилой пегас фыркнул:

— Интересная интерпретация, но нет. Тебя хотела видеть у себя принцесса Луна.

— Ну так и что? — Не понял Пьер. Ему не раз приходилось стоять на часах и у спальни принцессы, и у кабинета, и даже помогать в каких-то мелочах. Кого-нибудь позвать, что-либо принести-унести.

— Ты что, тупой? — поинтересовался капитан.

— Я… Нет. Оу… А как же Якоб?

— Якоб теперь служит в Джетараме. Кстати капитаном. А ты, если будешь так отчаянно тупить, поедешь к нему в подчиненные…

В спальне от задёрнутых тяжёлых штор царил полумрак. Войдя, Пьер сразу уставился на огромную кровать-полигон, ожидая, что принцесса будет там, но нет. Комната вообще казалась пустой. Неожиданно в темноте, слева у стены что-то шевельнулось, и открылись два синих, фосфорецирующих глаза. В первый миг жеребца кольнул даже древний какой-то инстинктивный страх, пошевелив шерсть на затылке. Показалось, что он заперт в помещении с неким опасно-хищным существом — медведем или тигром. Но это оказалась всего лишь принцесса Луна. Без своих регалий она выглядела непривычно, но с другой стороны, более по-домашнему.

— Разрешите представиться… — начал было он негромко.

— Тише, не на плацу. Я знаю, кто ты… — Она выпрямилась, подошла ближе. Пригнула шею, чтоб лица оказались на одном уровне. — А ты ничего, мало-мало симпатичный…

— Да как юница какая-то, блин, в гиперсексуальный период, — покритиковала себя Луна, — да на тахте в кабинете. Хоть бы дверь шваброй подпёрли, вдруг вошёл бы кто, а тут срам такой… Гм. Ну да ладно, когда всё по распорядку, да без неожиданностей, оно так тоже нехорошо.

— Так ты же магией своей дверь заперла, — удивился Пьер.

— Дверь, не подпёртая шваброй, не может считаться надежно закрытой, — серьезно пояснила Луна. Она еще раз потянулась, — и всё же странно, что это меня так внезапно потянуло на любовь… Ладно, я вот про бал недосказала. Есть обоснованные подозрения, что наши «друзья» из Зебрики готовят какой-то сюрприз во время моего визита. Какой именно, никто конечно не знает. Я предупредила уже по официальным каналам, чтобы смотрели в оба, но и ты своим товарищам то же самое скажи.

— Так может, тебе не ехать? — предложил пегас.

— Ну, ты же меня защитишь, — чуть улыбнулась принцесса.

— Очень смешно, — буркнул Пьер, — мне, между прочим, как жеребцу, это всё в некотором роде обидно. Ну, что я в самом деле не защитник, а так, не пойми кто.

— Да, так уж сложилось, что пока все аликорны — кобылицы. Я даже думаю, что это может быть связано с Х-хромосомой… — Она засмеялась, — у нас геном дёргать запрещено, я в своё время дала всем желающим по копытам — селекцию ведите, на здоровье, а туда, где последствия непросчитываемы, не лезьте, не вашего ума это дело. В Зебрике же какие-то религиозные есть запреты на эту тему. Какой-то их злой бог в своё время вёл работы в этом направлении. Ну и хвала ему: в кои-то веки и от суеверий есть польза — а вот в других мирах ковырять геном можно… Но я так и не воспользовалась. Можно, конечно, заплатить исследователям за молчание, но они ведь поймут, что я инопланетянка. А в таких обстоятельствах, у самого дремучего сквалыги просыпается инстинкт сохранения вида. То, что они ошибочно принимают за совесть. И сольют меня местной Конторе. Взять меня они не смогут, но придётся убираться оттуда. Или сначала будет кровавая кутерьма, а потом всё равно придётся убираться. Так что я воздержалась…

Слегка пританцовывающей походкой Луна вошла в кабинет старшей сестры. Селестия удивлённо подняла взгляд.

— Что это ты, мать, скачешь как резвушка? Никак влюбилась? И кто же тот счастливец?

Ночная аликорн беззаботно плюхнулась в «своё» кожаное кресло, под её размеры сделанное.

— Да нет, на личном фронте без перемен. Пьера пока в отставку не отправляю, просто… День какой-то хороший. Будто тысячу лет со спины долой. Ну, или бутылки полторы хорошего вина вовнутрь. Но я ничего не принимала сегодня в таком духе. И всё равно чувство приятное…

— Это хорошо, когда хорошо… Нет, ты в самом деле прямо сияешь, даже завидно.

— Ничего, это пройдёт, — отмахнулась Луна, — новости есть?