Серая тень (джен)

Ох, как же Женька не хотела ехать в эту деревню!

Нет, там, несомненно, было хорошо — чистый и свежий воздух, река неподалёку, лесок, а в нём полно ягод и грибов... Но Евгения была истинной жительницей города — не мыслила себе существования без Интернета и сотовой связи и потому полузабытая Богом деревенька, где жило шесть или семь бабок и четыре деда, а их дети и внуки присутствовали в основном на фотографиях, а в гости заезжали редко, её уж никак не прельщала...

Маша ехать с ней отказалась наотрез.

— Ну, Машка-а-а-а... — ныла рыжая вредина, делая страдальческие глаза. — Ну, поеха-али, а? Тебе же всё равно делать нечего, а природу ты любишь... Ведь любишь, да?

— А обои кто клеить будет? Пушкин с Гоголем?

— Шурика попросим...

— Из твоего Шурика клейщик обоев как из меня Памела Андерсон! — фыркнула Маша. — Езжай себе спокойно одна, чего там бояться?

— А вдруг какой-нибудь маньяк нападёт?

— Ну, если нападёт, то останется только посочувствовать...

— Мне?

— Маньяку! Он ведь не знает, бедный, с кем решил связаться... Балда, откуда там маньяки?

— А если...

— В деревне живут несколько бабушек и дедушек, — терпеливо сказала Маша. — Их на этом свете, кроме себя и внуков, уже давно ничего не интересует. Единственное, о чём прошу — не надевай ты, Бога ради свои эластичные шорты с прозрачной вставкой, а то доведёшь дедов до сердечного приступа... а больницы там нет!

Евгения попыталась притвориться рассерженной, но сохранить сердитую мину у неё долго не получилось, и она весело расхохоталась.

— Ладно уж, обойдусь без провожатых! — отсмеявшись, сказала она. — И в самом деле, чего я боюсь?

— Кстати, я так и не поняла, а чего ради ты вообще туда едешь? Дачку решила прикупить?

— Если бы... Дом и земля перешли мне по наследству давным-давно, от бабушки. Налоги я платила исправно, время от времени ездила проверить — всё ли в порядке, а теперь один богатенький Буратино скупает там землю, хочет построить замок, разбить сады как в Версале, понаставить статуй... Ну, от жира бесится мужик, но деньги платит хорошие.

— А как же бабки и дедушки?

— Их он трогать не собирается, да и дома у них не в центре деревни, а почти с краю, так что...

— Ну, а ты-то чего туда собралась? Там прямо будешь документы подписывать? Не боишься, что Буратино тебе головушку отвинтит? А что, нет наследницы — нет проблем!

— Документы я уже подписала, деньги получила.

— Тогда чего ещё хочешь?!

— А вдруг там есть что-нибудь ценное, старинное? Посуда, полотенца... клад? Так что придётся ехать...

...Деревня встретила Женьку тишиной, душевным покоем и... какой-то безнадёжной грустинкой, словно она понимала, что своё уже отжила и вот-вот снесут её дома, заборчики, сарайчики, срубят старые вишни и яблони... И все забудут, что когда-то на этом месте стояла деревенька, где жили, рождались и умирали люди, из дворов лаяли собаки и коровы, возвращаясь с пастбищ, протяжным мычанием звали своих хозяек, чтобы те поскорее подоили их...

Дом стоял нетронутый с тех самых пор, как Евгения в последний раз приезжала сюда, а было это два года назад, лишь забор покосился. Какая-то бабушка, шедшая мимо, дребезжащим голоском поздоровалась с Женькой, посетовала на то, что передвижной магазин редко приезжает, и поплелась дальше, опираясь на палочку. Евгения проводила старушку взглядом, отчего-то тяжело вздохнула и, отперев калитку, не без труда вошла во двор, который весь зарос высокой, по колено, травой и одичавшей малиной, колючей до невозможности, но покрытой крупной и сочной ягодой. Отметив про себя, что неплохо было бы эту самую ягоду попозже собрать, она привстала на цыпочки и зашарила рукой поверх дверного косяка в поисках ключа, который тут же нашёлся и с легкостью открыл дверь.

В доме царили темнота и запах сырости, который всегда поселяется в домах, в которых давно никто не жил... Женька с досадой хлопнула себя по лбу — забыла ставни открыть! — и поспешила на улицу.

...Яркий солнечный свет лился в открытые настежь окна, жужжала одинокая, случайно залетевшая муха, в полотне солнечных лучей танцуют пылинки... Евгения, не обращая внимания на царившее вокруг умиротворение, сосредоточенно рылась в огромном сундуке, на крышке которого изнутри были наклеены пёстрые лубочные картинки. Сам по себе сундук тоже являлся произведением искусства народных умельцев, и Женька обязательно взяла бы его с собой... не будь он так велик. Так что приходилось довольствоваться малым.

"Малого" тоже уже набралось изрядное количество — расписные кувшины кустарного производства, связка деревянных ложек, облупившаяся одинокая матрёшка, кованый подстаканник, колечко (вроде бы серебряное), аккуратно завёрнутое в платочек, пара вышитых полотенец, которые, впрочем, совершенно пришли в негодность из-за сырости в давно неотапливаемом помещении... Странно, а деревянные поделки сохранились хорошо... Может, всё дело было в том, что лежали полотенца не в сундуке, а в шкафчике, над которым прохудилась крыша?

Потом Женька набрала малины в один из кувшинов, вытащила из машины надувной матрац, умостилась под окном на полу и... незаметно для себя уснула. Проснулась она от сырой прохлады, полезшей из стен и пола дома, когда скрылось солнце, чертыхнулась с досады, что придётся остаться здесь ночевать, но особенно сильно не расстроилась — уж больно вечер был хорош, такого в городе никогда не было и не будет... Евгения сходила к одной из бабушек — купить молока (колбасу, сыр и печенья с конфетами она благоразумно захватила с собой), но была оставлена поужинать и посплетничать. Пришлось бежать за конфетами и прочими сластями...

Объевшаяся жареной картошки с грибами и пирогами с капустой и яйцами, осоловевшая от усталости (ещё бы, столько болтать ей до этого не приходилось, а бабкам было интересно всё!) Евгения, засыпая на ходу, вернулась домой и, рухнув на матрац, мгновенно уснула.

...Кто-то пристально, не мигая смотрел на неё, и от взгляда этого Женька чувствовала, как у неё внутри всё сжимается.

"Вот и маньяк... — с тоской подумала она. — А я тут совершенно одна и позвать на помощь некого... Не на бабок же, в конце концов, надеяться? Ну, Машка, держись! Если умру, то припрусь к тебе в виде призрака и буду ночами песни распевать!"

Взгляд неизвестного всё буравил и буравил, но нападать никто явно не собирался, и Женька решилась-таки открыть глаза. Прямо над ней в воздухе витала бледная серая тень — слегка светящаяся, туманная...

— Вот только призраков мне не хватало! — с досадой сказала Евгения и села. — Да что же это за жизнь такая-то?! Чего тебе надо, неупокоенный?

Серая тень парила перед ней и лёгкими движениями полупрозрачных рук звала куда-то на улицу, в ночь.

— Не пойду! — решительно заявила Женька. — Хватит с меня привидений!

Призрак умоляюще взмахнул руками и на его лице, таком же туманном и малоразличимом, проступило вдруг такое отчаяние, что Евгения, не говоря ни слова, встала и вышла за серой тенью, которая обернулась лёгким облачком и заскользила куда-то в самый конец деревни.

...Они уходили всё дальше и дальше, вот уже показался последний в этой деревне дом...

— Всё, дальше я не пойду! — рассердилась Евгения и застыла на месте упрямым осликом. — Там лес, а сейчас ночь... Мало ли что может случиться?! Не пойду!

Но серая тень подплыла к давно заброшенному, полуразвалившемуся дому и... растворилась. Без следа! Женька, обиженная в своих лучших чувствах (так хотелось, чтобы призрак указал бы на запрятанный клад!), нехотя подошла к входу и заглянула внутрь, подсветив себе фонариком в сотовом телефоне.

В доме царила полная разруха — сгнившие, наполовину провалившиеся полы, обвалившаяся почерневшая штукатурка, кучами валявшаяся у стен, сквозь грязные стёкла не пробился бы и солнечный свет, не говоря уж про лунный... Мебель чёрными кучами громоздилась в углах словно непонятные, но мерзкие чудовища с поблескивающими глазками-стёклышками.

— И зачем ты меня сюда привёл? — с отвращением спросила Евгения, водя лучом фонарика туда-сюда. — Грязь, вонь, гниль... Что я тут позабыла?

"Упокой меня... — прошелестел в голове бестелесный голос. — Прошу..."

— Кол в грудь? Это мы запросто... Так ты же вроде не вампир?

"Я устала, очень устала... а так хочется покоя! Помоги мне..."

— И куда идти? На кладбище? Среди ночи?

"Нет, я тут, за стеной..."

Призрак подплыл к стене, которая выглядела поновее прочих и попытался мягко коснуться её руками, но те прошли насквозь.

— А чего же бабок не попросишь? Или дедушек? Почему именно я?

"Они уже старенькие, зачем их тревожить? Да и испугаться могут... Не хочу, чтобы их смерть лежала камнем на моей душе. А ты молодая и не боишься…"

— Можно было бы и подождать! — сердито сказала Евгения, оглядываясь в поисках прочной и тяжёлой палки, чтобы ловчее было ломать стену. — Скоро сюда приедут строители, снесут все дома, зароют твои косточки и...

"Ты не понимаешь! — в голосе тени явственно зазвучало отчаяние. — Серебряная луна появляется раз в сто лет, и её свет снимает с неупокоенной души все грехи, даруя ей благодать... Я не могу ждать ещё сто лет, я слишком устала для этого! Мало того, что меня убили и замуровали в эту стену, не дав лечь в землю, которая даровала бы мне вечный сон, так ещё и ждать покоя снова и снова?!"

— Не могу себе представить, как я буду тебя хоронить! — пропыхтела Женька, ломая палкой глинобитную стену. — Где гроб взять? Саван? Кто этот гроб, в конце концов, тащить-то будет? Постой, ты сказала, что тебя убили и... И что же ты такого натворила?!

"Какая теперь разница, ведь прошло столько лет? — печально вздохнул призрак и, подплыв к дверному проёму, с тоской посмотрел на огромный сияющий диск луны, в эту ночь действительно щедро проливавшей серебряный свет. — К чему ворошить прошлое? И хоронить меня не надо, только брось на мои останки горсть земли и прочитай молитву..."

— И всё же... — Евгения не успела договорить, как кусок стены с грохотом рухнул вниз, открывая просторную нишу, из которой повеяло лёгким запахом тления. — Опаньки...

Она с осторожностью подошла к нише, с опаской заглянула внутрь, подсвечивая себе фонариком... Не знаю, чего уж непоседливая журналистка там ожидала увидеть — может, живописно прикованного к стене скелета, который открыл бы рот и проскрипел: "Не тронь мои останки, несчастная!" или иссохшую мумию, или ещё чего... Но всё выглядело вполне прозаично: ниша, затянутая паутиной, а на дне её белесой кучкой лежала груда костей, кое-где прикрытая клочьями ткани, некогда бывшей платьем.

"Наконец-то! — в голосе призрака явственно слышалась радость. — Прошу, возьми земли и высыпь её на мои кости, упокой наконец мою душу!"

— Сейчас! — Женька засуетилась, отбросив палку в сторону, выскочила на улицу и, набрав земли в пригоршню, вернулась обратно. — Что надо сделать?

"Высыпь землю на мои останки, и я буду наконец-то свободна!"

Евгения, наступая на куски глины и штукатурки, подошла к нише, наклонилась, сунула руку с зажатой в горсти землёй и... почувствовала, как жёсткие пальцы скелета сомкнулись на её запястье. Женька, от ужаса потеряв на какое-то время голос, выпучила глаза и попыталась вырваться, но не тут-то было! Казавшиеся хрупкими кости вдруг обрели стальную прочность и скелет стал подниматься, сбрасывая с себя обрывки ткани, шарики бус, посеревшие, свалявшиеся клочья волос.

Вспомнив о зажатой в ладони земле, Евгения разжала пальцы и зажмурилась, ожидая пронзительного разгневанного визга, но ничего не произошло. Абсолютно ничего! Женька запоздало вспомнила, что земля имеет силу только в двух случаях: если эта земля с кладбища (причём неосквернённого) или же если она предварительно освящена. А так — просто обычная земля и никакой защиты она дать не может...

Серая тень подплыла к поднявшемуся во весь рост скелету, окутала его серебристым флером, придавая тому человеческие черты и на оцепеневшую Лерку глянуло женское некрасивое лицо с чёрными ямами вместо глаз.

— Я всегда полагала, что современная молодёжь чересчур наивна и легковерна! — произнёс насмешливый глухой голос. — Раньше мне было невозможно заманить сюда кого-либо, тем более все знали о том, кто жил в этом доме! Конечно, память человеческая коротка... но не всегда и не везде.

— Ты же хотела покоя...

— Наивная дурочка, какой покой, когда у меня столько силы? Мне нужна ты, твоё тело!

— Но серебряная луна... — дрожащим голосом пролепетала Евгения.

— Серебряная луна... — прозрачное лицо нахмурилось. — Это проклятие... Она появляется раз в сто лет, и только в эту ночь я могу занять чужое тело, чтобы жить дальше! Думаешь, я стала бы столько ждать, если бы смогла в любое время осуществить свои желания?

— Но почему я? — спросила Женька, потихоньку отползая к двери.

— А кто? Эти бабки? Зачем мне тело, которое вот-вот может умереть? А вот ты... Стой!

— Хрен тебе! — выпалила Евгения, кузнечиком вскакивая с пола и выскакивая за порог. — Думала, что так легко поймаешь меня? Ай-й-й!!!

Проклятый шлёпок зацепился за гвоздь, торчащий из рассохшейся деревяшки, что служила порогом и Женька шмякнулась на землю, сильно ушибла колено и тихонько взвыла, поминая "добрым" словом тех, кто когда-то построил этот дом, а равно и с ними их родственников.

— Считаешь, что сможешь от меня сбежать? — послышался насмешливый голос, Евгению рывком перевернули на спину, и костлявая нога скелета опустилась ей на грудь, неподъёмным грузом прижав к земле. — Сейчас светит серебряная луна и жертве, что выбрана мной, уже никуда не уйти от своей судьбы... Пора!

Костлявая нога надавила сильнее, заставив Женьку раскрыть от боли рот и серая тень, отделившись от скелета, сгустилась и, превратившись в тонкую струйку, начала заползать в рот выпучившей от ужаса глаза журналистки...

— Отпусти девку, шалава! — послышался дребезжащий старческий голос. От неожиданности скелет убрал ногу и, получившая внезапную свободу Евгениия, отплёвываясь и утирая рот, откатилась в сторону и кое-как поднялась на ноги.

— Кто это посмел... — скелет скрежетнул зубами и повернулся, ища чёрными впадинами глазниц того, кто прервал колдовство. — Пошла вон, старая ведьма! Тебе всё равно уже не остановить меня!

— Как ты была дурой, Клавка, так ей и осталась, даже смерть ничего не изменила! — спокойно ответила та самая старушка с палочкой, которую по приезде встретила Женька. — Решила стать молодой да красивой в чужом теле... Так ведь душа хозяина не позволит!

— Мёртвая душа убьёт живую, и ничто уже не помешает... Настька! Думаешь, я тебя не узнала? Скоро я стану вновь молодой, а ты сдохнешь от старости... Уходи, пока я ещё позволяю тебе это сделать!

Серая тень вновь отделилась от остова, поплыв к оцепеневшей Евгении, но бабка с неожиданным проворством шагнула вперёд, закрывая собой намеченную призраком жертву. Скелет дико взвыл, взмахнул рукой, чтобы ударить неожиданную защитницу, однако старушка оказалась куда быстрее. Деревянный резной посошок с глухим стуком врезался в пожелтевший череп мёртвой ведьмы и... ничего не произошло. Торжествующе расхохотавшись, серая тень легко отбросила растерявшуюся бабушку с дороги, вновь наклонилась над Евгенией... и тут на черепе появилась маленькая чёрная трещина, которая зазмеилась, становясь всё больше и больше. Скрипнув, отвалилась часть лобной кости, потом височной... Провалился полностью вглубь черепа нос, глазницы, постепенно расширяясь, превратились в одну огромную, и та с немым удивлением воззрилась на бабку, которая, кряхтя, поднялась на ноги, опёрлась о посошок и теперь, насмешливо улыбаясь, смотрела на постепенно рассыпающийся скелет. С тихим стуком выпали все оставшиеся зубы, нижняя челюсть треснула и развалилась пополам, позвоночный столб рассыпался и превратился в пыль, рёбра и кости рук и ног упали на землю, смешавшись в кучу...

— Не может быть... — прошелестел почти беззвучный голос, серая тень туманом осела на траву и... бесследно исчезла.

— Молодой решила стать... — ворчливо сказала старушка, помогая пришедшей в себя Евгении встать. — А ты, девка, дура. Кому помогать вздумала?

— Так ведь она сказала, что устала и мучается... — оправдывалась Женька. — Вот я и...

— Чистые души после смерти на этом свете не задерживаются — запомни это, а проклятые никому не нужны — ни в Раю, ни в Аду. Там, внизу, такого добра предостаточно, мест на всех не хватает, вот они и норовят вновь вернуться в мир живых!

— А это правда, что её убили?

— Сама она с собой покончила, своим колдовством чёрным и богопротивным. Стали хоронить, глянь — а земля не берёт её, выталкивает. Не принимает освященная земля чёрную душу, и всё тут! Тогда-то и решили замуровать её в собственном доме, благо никто из православных там жить не захотел, даже её родные дети... Спасибо скажи, что бессонницей я страдаю, а то бы...

Уже у порога бабкиного дома, прощаясь и ещё раз поблагодарив за спасение, Евгения вдруг вспомнила:

— А как же вы смогли её... разбить? У вас посошок волшебный?

— Из освящённого кипариса он. В монастыре подарили, куда я на богомолье ходила. Для здоровья душевного и телесного пользителен... Спокойной ночи, девонька!

Прошла пара дней. Евгения собрала все вещи, что имели хоть какую-нибудь для неё ценность и, попрощавшись с бабушками и дедушками, а особенно с Анастасией Ивановной, уехала домой. Где-то через полгода ей пришли посылка и письмо, в котором сообщалось, что Иванцова Анастасия Ивановна преставилась и перед смертью просила передать ей, Евгении, подарочек да просьбу поминать её время от времени...

...А в посылке лежал посошок. Тот самый, резной, кипарисовый. Освящённый.

* * *

— Ты действительно глупая! — сказал Олег Иванович, когда Женька (уже после получения посылки), решилась-таки рассказать ему всё. — Ведь столько раз сталкивалась с порождениями Тьмы... Могла бы и запомнить, что им доверять нельзя ни в коем случае!

— И Домке и Машукой тоже?

— Они — другое дело, — усмехнулся Олег. — А вот эта... Клавдия...

— Мне Анастасия Ивановна всё тогда рассказала. Набрехала мне эта Клавдия, а я и уши развесила... Больше ста лет ей, совестью она, видите ли, мучится! Ведьма она была и мать её тоже ведьмой звалась, вот и передала дочурке свой дар, а та пакостила направо и налево, не задумываясь о последствиях. В итоге и поплатилась за всё. Вызвала какого-то демона...

— Откуда же Анастасия Ивановна это знает?

— Это все односельчане Клавдии видели. Ночью озарился её дом синеватым светом, что-то грохотало, страшные крики раздавались... Утром Клавдия на улицу не вышла. И через день не появилась, и через два, и через три. Через неделю кто-то, особо смелый, рискнул сунуться в дом ведьмы и обнаружил её висящей в петле, и лицо у неё было такое страшное...

— Ну, ещё бы — неделю висела... Значит, эта Клавдия вызвала демона, не справилась с ним, и тот с удовольствием расправился с ней. А что дальше?

— Ничего особенного. Когда эту Клавдию решили похоронить, то произошло совсем уж непонятное и страшное — земля отказалась принимать в себя гроб с её телом. Представляешь? Его опустили в яму глубиной в два метра, засыпали, ушли, а утром сторож кладбища обнаружил его на поверхности закопанной могилы. Тогда и решили замуровать её тело в её же собственном доме. Кстати, граф, а чем же так отличается серебряная луна?

— О-о, это нечто необыкновенное... — протянул Олег Иванович. — Свет серебряной луны — мечта для любого создания Тьмы, а она появляется на небе всего лишь раз в сто лет. В эту ночь призрак может заполучить тело того человека, которого сможет заманить в то место, где он принял смерть, вампир получит возможность разгуливать и днём, оборотень не станет бояться серебряных пуль... Но только не вся нечисть, к счастью, об этом знает, а если кто и знает, то не делится таким знанием со своими собратьями! Кстати, а где же тот подарок Анастасии Ивановны?

— Он здесь. — Евгения нагнулась и подняла с ковра резной посошок. — Очень красивый, правда? Ладно, пойду я, пожалуй, домой, а то уже темнеет.

— Тебя проводить? — Олег Иванович приподнялся с кресла, но Женька рассмеялась:

— У меня теперь такая защита есть, что любой боец с демонами обзавидуется! Ой, не завидую я тому призраку или вампиру, что у меня сейчас на пути возникнет!

Она встала с дивана, направилась было к двери, но неожиданно остановилась.

— Ну, что ещё? — вздохнул экстрасенс.

— Я вот что подумала... А вот тот призрак-матерщинник, что у Машки в шкафу живёт, он не может...

— Занять её тело? Зачем ему это? Его вполне устраивает и это существование — никакой ответственности, никаких обязанностей... Сиди себе спокойно в шкафу и пой нецензурные частушки! Кстати, у него репертуар обновился, хочешь послушать?

— Ну уж нет! — возмутилась Евгения и опрометью выскочила за дверь.