Завтра будет новый мир (гет)

Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…

Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»

— … вот. А еще я люблю лазить по сундукам с тканями в солярии. Там много красивых тканей лежит. А у дедушки в покоях есть сундуки с бабушкиной одеждой — она очень дорогая. И украшения там есть — шпильки, заколки, гребни. Когда я вырасту, то буду их носить. Они из хрусталя, жемчуга, серебра, золота, кораллов, кости, бирюзы… — Эллин вдохнула еще воздуха, — опалов, аметистов, изумрудов, рубинов, топазов…

Скарлетт уже час слушала историю ее жизни.

— … агатов, цитринов и даже из шелка! Из него такие красивые цветы получаются! Как настоящие!

Эллин мечтательно зажмурилась.

«И не повторилась ни разу. Надо же.»

А Скарлетт точило воспоминание о сне, который приснился ей после первого пробуждения. Чарльз тогда сказал ей о «новом мире». Она начала понимать, что это не было оговоркой. Она не привыкла придавать значения снам — этому научил ее Ретт, — но тот сон точно был необычным. Как и все произошедшее с ней после падения, впрочем.

Изначально она подумала о том, что попала куда-то в другую страну. Разум отказывался верить в то, что это не тот мир, в котором она жила. Когда Эллин упомянула о книгах с историями, которые читала с мейстером, Скарлетт сказала, что слышала о похожем — об Артуре и рыцарях круглого стола.

— Не знаю такую сказку. Она с твоей родины?

— Можно и так сказать.

— Я слышала только про одного Артура — это сир Артур Дейн, Меч Зари, родственник моей мамы. Он никакой не король, он белый плащ. А! Еще есть один Артур, но ему два годика и он все время писается.

«Может, она просто не слышала эту сказку», — с надеждой думала Скарлетт, не особенно, впрочем, в этом уверенная.

Потому что Скарлетт никогда нельзя было назвать эрудированным человеком — она не забивала свою голову тем, что непосредственно не касалось ее жизни. Все эти истории о дальних землях, какие-то древние легенды, исчезнувшие цивилизации, да хотя бы даже история ее родного края до того, как там появился ее отец, не интересовали ее ровно нисколько.

И сейчас она об этом сожалела.

Эллин была очень образованным ребенком — видно, что ею занимались. Она вывалила на Скарлетт огромный пласт информации — несколько беспорядочный, правда, — изобилующий важными детскими наблюдениями, чем-то вроде «и тааам можно найти красивые камешки, которые, если их намочить, станут разноцветными» или «такие жуки очень воняют, если их случайно раздавить».

Она правильно изъяснялась, не коверкая язык, и почти не шепелявила. В какой-то момент Скарлетт подумалось, что в ней есть что-то от Уэйда: помнится, он тоже становился очень словоохотливым, когда она оставляла его с Мелани. Он даже показывал ей свои «сокровища», которые носил в карманах коротких штанишек: какие-то обрывки веревок, пуговицы, скрепки и прочий, как считала Скарлетт, «мусор», который ее сын бережно хранил от взора матери, все норовившей это выкинуть, ибо «в доме и так полно нормальных игрушек, Уэйд! Дядя Ретт подарил тебе настоящую железную дорогу, и у тебя есть солдатики, которых я купила на Рождество! А ты таскаешь всякий мусор, как какой-то беспризорник!»

Но для маленького Уэйда это не было мусором. И он, пряча глаза, которые становились похожи на глаза испуганного олененка, сжимал кулачки в карманах своих штанишек. А потом приходил Ретт и они заговорчески шушукались, после чего покаянная голова Уэйда показывалась в дверях ее кабинета, и он покорно выворачивал перед ней пустые карманы. Он боялся ее…

Эллин же не боялась никого, думала Скарлетт до того момента, пока девочка не дошла до важного события, в результате которого Скарлетт вообще появилась в этом мире, а сама Эллин превратилась в призрака.

— Мне сказали, что я должна поехать в Утес Кастерли, где меня будут воспитывать. Это очень важно, чтобы я нашла мужа. Я не хотела ехать. Тем более дедушка заболел. Когда он приехал из Коверта, он был очень бледный и у него под глазами были черные мешки. Он сразу лег в кровать и почти не вставал. Я сказала, что без него никуда не поеду, а он просто по голове меня погладил и улыбнулся. И пообещал приехать ко мне, когда выздоровеет. Я спросила его: «Когда ты выздоровеешь?», а тут септа пришла, и он ничего мне не сказал. Они поговорили, и септа меня увела. Я расстроилась, что дедушка со мной не поедет — даже плакать начала. Но няня сказала, что дедушка расстроится, если увидит, как я плачу, и он отправляет меня в Утес для моего же блага. Няня тоже со мной не ехала — только септа. Я еще больше расстроилась. Я хотела забрать с собой Мартина, Веснушку и Ури, но мне запретили. А потом утром мы поехали, как обычно, в септу Лоты. Я подумала, что мы вернемся домой, как всегда, и они передумали меня отправлять, но септа отвела меня покушать перед дорогой и сказала, что мы поплывем на настоящем корабле и мне надо хорошо поесть, потому что на кораблях плохо кормят.

Она помолчала некоторое время. Скарлетт ее не торопила.

Последние события ее прошлой жизни — агония, смерть и перерождение, — казалось, перекроили ее душу, и она стала чуть терпеливей. А долгие минуты страданий и размышлений заставили повзрослеть. Будь она прежней, она не отнеслась бы столь щадяще к состоянию Эллин и попыталась бы вытрясти из нее ответы на все свои вопросы — и вряд ли бы получила их. Только смерть научила ее быть внимательной к другим. Какая ирония…

— … я не хотела есть, тем более еда была совсем не вкусной — особенно этот суп с водорослями, он такой склизкий… — Эллин поморщилась. — Я уронила на пол рыбу, и ее уволок котенок. Я решила забрать его себе, чтобы мне не было скучно. Мне строго-настрого запретили отходить далеко от взрослых. Но я подумала, что успею быстро, и это был трактир, там не должно быть опасно.

— Любое место опасно для маленьких девочек.

«И не только маленьких. И не только девочек.»

— Теперь я знаю, — Эллин выглядела несчастной. — Я побежала за котенком, но он был такой быстрый! Он забежал в дверную щель подвала, и я передумала его ловить — в подвалах страшно. И дедушка всегда говорил, что в подвалы нельзя ходить без взрослых. У нас в замке тоже есть подвалы. Много подвалов. Там целые залы, комнаты… Я была в некоторых, а в другие меня дедушка не пустил — сказал, что я маленькая. А в эти подвалы он меня отвел, чтобы я сама не полезла туда, без него. Лучше он сам мне все покажет. У нас очень красивые подвалы. Некоторые из них жуткие, но все равно…

Она вновь замолчала.

Скарлетт понимала, что это тяжело. И Эллин скорее с удовольствием расскажет ей про свой замок, нежели про смерть.

Малышка собралась с силами.

— Я стояла перед дверью и думала о том, как септа меня отругает. Еще я слышала какой-то шум. Я подумала, что это меня ищут. Я развернулась и хотела уйти, но за мной стоял…

Она зажмурилась.

— … за мной стоял очень страшный… он смотрел на меня и улыбался… я испугалась … а потом другой меня схватил… Они утащили меня в подвал и завязали мне рот.

Она развернулась на кровати и прижалась к Скарлетт. Со стороны, если бы кто-то мог видеть Эллин, это наверняка выглядело очень мило. Две близняшки-сестрички. Но Эллин не воспринимала Скарлетт как ребенка, несмотря на внешность — она искала поддержки в единственном взрослом человеке, который был рядом.

— Они начали ругаться, — прошептала Эллин. — И один сказал другому: «Я не хочу терять свои золотые. Ее дядя нам не заплатит.» Потом они пошли куда-то в темноту, зажгли там свет и начали убираться. А потом снова поругались и подрались. Я пыталась слезть с коробок, но полка упала. И Страшный пошел ко мне. Но по дороге он загорелся. Он так кричал…

Она уткнулась лицом в ее грудь. Скарлетт высвободила целую руку и неловко обняла ее.

Было неудобно, спина жутко саднила, грудь сдавило, но все это было неважно.

— … он горел и кричал. А потом начался пожар. Мне было так страшно! Я плакала, сильно. Потом выскочил котенок и тоже загорелся. У меня живот заболел. Ничего видно не было. Я кричала, кричала, кричала! Потом он упал, и из него вылезла лиса. Лиса была огнем. У нее было много хвостов.

Скарлетт молча гладила ее по спине.

«Бедная малышка! Наглоталась дыма и бредила.»

— Потом кто-то сломал дверь и вытащил меня. Но он тоже загорелся. Я плакала и ползла вперед. Глаза щипало сильно. Руки и ноги болели. Но мне было очень страшно, и я ползла. А потом я позвала на помощь. У меня голос пропал, и я звала в голове. Я звала, звала, звала… Живот начал сильнее болеть. И руки с ногами внутри как будто горели — как будто внутри меня тоже огонь течет. И я звала, звала… Потом я услышала чей-то голос, но ничего не поняла. Но я не сдавалась! Я знала, что меня услышат! И меня услышали!

Она повозилась и встала на четвереньки. Лицо ее было почти вплотную к лицу Скарлетт.

— Потом я услышала «Я здесь! Я здесь!». Я уже не могла двигаться и упала. Как ты думаешь, это могла быть моя мама?

Заплаканные глаза сияли надеждой. Скарлетт стало совестно. Она не ее мама. Она никогда не сможет сказать, что это была она.

— Я не знаю, маленькая. Может быть.

— Я думаю, что это была мама! Мейстер и дедушка рассказывали мне о ней! Они сказали, что мама меня ждала! Она сшила для меня красивые платьица! И пеленки! Она пела мне песенки, когда я была в животике! Мама меня любила!

Она села на пятки и потерла глаза руками.

— Пусть папе все равно на меня… Но мама меня любила…

За дверью послышались шаги — Скарлетт и Эллин замерли. Но шаги стихли так же быстро, как и появились. Кто-то просто прошел мимо.

— Что было потом? После того, как ты услышала чей-то голос?

— Голос мамы!

— Да, голос твоей мамы. Что было потом?

— Я стала как облачко и улетела вверх, под потолок. Огонь был очень красивый. Потом мне стало грустно, и я захотела домой. Но когда я оказалась на улице, то увидела септу Лею. Я приблизилась к ней, но она меня не увидела. У нее были страшные глаза…

— Страшные глаза?

— Да, они стали темными и широко-широко открытыми. Она смотрела на огонь и говорила: «Только не второй раз! Только не второй раз!»

— Твоя септа просто очень испугалась. Наверно, она уже пережила пожар когда-то.

— Наверно…

Тело Скарлетт затекло от долгого сидения, и она попробовала улечься.

— Потом из огня достали меня. Я очень удивилась. Меня передали септе. Я решила никуда не уходить и разобраться — тем более, зачем мне возвращаться домой, если меня все равно никто не видит. Я забралась в повозку…

Она вздохнула и улеглась рядом со Скарлетт.

Скарлетт снова впала в полусонное состояние. Это немного раздражало. Скорее всего, дело в детском теле, а она сама просто от этого отвыкла. Но разговор с Эллин еще не был закончен. Она взяла себя в руки.

— Я упала с высокой лестницы. Мои муж и дочь вернулись из долгой поездки — я очень соскучилась. Но когда мой муж поднимался, мы с ним повздорили, — ей все еще трудно было это вспоминать. — Я оступилась на ступеньке и скатилась вниз.

— Ты себе шею сломала, да? — с детской непосредственностью поинтересовалась Эллин.

— Нет.

— Голову?

— Нет, я…

— Ногу? Что?! Просто наш прежний мейстер, говорят, тоже упал с лестницы и умер. Но он сломал ногу. Я удивилась очень, что от сломанной ноги можно умереть. Правда, он был совсем старенький…. Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь.

— О! Ты старше моего папы.

— Я потеряла много крови. Когда из человека вытекает много крови, он умирает. Это не происходит быстро. Это довольно мучительно. А потом я… летела, — и Скарлетт едва не ляпнула, что услышала зов Эллин и пришла на него. Пусть лучше ребенок думает, что это была ее мама, которую она никогда не видела.

— И ты прилетела в мое тело?

— Да, я летела куда-то, — «В ад, вестимо.» — А потом внезапно оказалась лежащей на полу, а вокруг все горело. И я поползла вперед. Потом меня кто-то вытащил и передал в руки септы. Ее Лея зовут? Ну вот ей меня и передали. Честно говоря, я думала, что брежу. А потом я очнулась здесь.

— Ты плакала.

— Ты меня видела?

— Да, я тут сидела, — и она показала в угол справа от кровати.

— Странно, что я тебя не заметила.

— Когда ты проснулась сегодня, вот прямо перед нашим разговором, я подумала, что ты не увидишь меня. Я очень удивилась.

«А я как удивилась…»

— Так почему же ты назвала меня демоном?

— А ты не знаешь? А, ну да, ты же не знаешь… Мне няня часто рассказывает разные истории. Существуют демоны или злые духи, которые живут в вещах и старых зеркалах. Когда они видят мертвое тело только что умершего человека — они в него вселяются и идут есть людей. Или мучать. Или убивать. Хотя, есть и убивать, кажется, одно и то же… Интересно, а они могут есть, не убивая?..

— Понятно. Тогда почему ты спросила про фамилию?

— Ну, крестьяне же не имеют фамилий. Только господам можно.

— У нас все имеют фамилии. Ну, почти все.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем им всем фамилия?

Скарлетт и сама не знала, что ответить на этот вопрос. Она никогда об этом не задумывалась. Даже когда была ребенком.

— Тебя точно никто не видит так, как я сейчас?

— Я всю дорогу ехала с вами в повозке, и септа смотрела сквозь меня. Потом они прибыли сюда и тебя унесли, ты же уже была в моем теле. Тебя положили сюда, ты вся грязная была и вонючая. Они крутились вокруг, и никто меня не заметил. Тебя отмыли, перевязали и переодели. Септа Лея была какая-то странная…

— Еще бы ей не быть странной! Тебя ей доверили, а ты едва не сгорела заживо и теперь лежишь без сознания.

— Да, но… — Эллин вздохнула. — Я не могу объяснить. Мне слов не хватает. Она просто была странная, и все тут.

— Она тебе не нравится?

— Она не из наших мест. Она откуда-то из Сарсфилда. Мы отличаемся от остальных. Она даже разговаривает по-другому. Наверное, я просто еще не привыкла к ней. Ты спишь?

Скарлетт с трудом держала глаза открытыми.

— Нет, я тебя слушаю.

— У тебя глаза закрыты.

— Я просто медленно моргаю.

— Мне очень скучно…

— Я так и не поняла, где мы находимся. Может, ты походишь и послушаешь, соберёшь информацию? Потом придешь и расскажешь мне.

— Ладно.

Она спрыгнула с кровати.

— Можешь не притворятся, что тебе не хочется спать. Я же вижу.

И, словно копируя кого-то, уморительно произнесла:

— Сладких снов, малышка.

Скарлетт улыбнулась. Ей понравилась эта девочка.

— СКАРЛЕТТ! СКАРЛЕТТ, ПРОСНИСЬ!

— Что случилось?!

— Здесь делают детей! Я сама видела!

— ЧТО?

Эллин взволнованно прыгала на одном месте — Скарлетт, вспомнив недавнее пробуждение, в очередной раз порадовалась, что она прыгает не на ней. Наверное, она еще долго будет этому рада. Когда ты болен и не можешь двигаться, для счастья нужно так мало…

— Может, ты что-то напутала?

— Да нет же! Сама видела!

— Я почти уверена, что все не так, как ты думаешь…

— Ох, ты мне не веришь…

— Не расстраивайся — просто расскажи, что было.

— Ну хорошо. Я гуляла по двору и услышала крики. Здесь есть отдельное крыло, оно напротив нас. Я зашла туда. Там на кроватях лежали две тети, и они кричали или плакали. А в другой комнате… — она замолкла.

Скарлетт начала смутно догадываться.

— Там тетя сидела на странном кресле. Она была почти голая и вся красная. А вокруг крутились какие-то септы в белых передниках. А потом… потом…

«Что-то рановато, на мой взгляд, она узнала, откуда именно берутся дети.»

— ИЗ НЕЕ ВЫЛЕЗ РЕБЕНОК!

— Тише, не кричи.

— Меня все равно никто не видит и не слышит, а они так орут, что вообще все заглушают!

— Но я-то тебя слышу!

— Из тебя тоже так дети вылезли?!

«Господи, почему я вообще веду с ней подобные разговоры? »

— Успокойся и послушай меня. Такова природа…

— Из каждой женщины вылазиют дети?!

— Да… нет, не из каждой… ну, почти… Прекрати скакать, у меня голова кружится.

Иногда Скарлетт сама себе удивлялась, вот как сейчас. Она все списывала на самочувствие, но память о прошлой жизни настойчиво опровергала ее предположения. Когда в прошлом она испытывала недомогания, то становилась очень раздражительной и дерганной. Ограничения, которые накладывало ее состояние, мешали ей вести тот активный образ жизни, к которому она привыкла.

Сейчас она тоже болела, но все, чего ей хотелось, — это спать и чтобы вокруг было тихо.

И больше ничего.

«Как старая бабка…»

Сила ее духа, позволявшая ей не думать о неприятных вещах и действовать несмотря ни на что, наложилась на взросление и принятие себя (пусть и частично). Прежняя она отругала бы Эллин, которая, в сущности, не виновата, что некоторые вещи в ее жизни ей пришлось узнать в откровенных подробностях и не так, как надо. Вся ее вина — это любознательность ребенка, который привык всегда получать ответы на все свои вопросы. Тем более, Скарлетт сама попросила ее походить и собрать информацию.

Надо отвлечь Эллин чем-нибудь, пока она придумает ответ. И есть еще один вопрос — весьма очевидный, но пришел он ей в голову только сейчас.

Отвлекать ее не пришлось, ибо в помещение вошла септа Нора. Эллин дернулась, резво убежала в свой любимый угол и замерла там, как мышонок.

Септа не заметила ничего.

Она радостно поприветствовала Скарлетт и поставила у изголовья кувшин и стакан.

Скарлетт теперь смогла потихоньку развернуться и увидеть сбоку от кровати нишу в стене, где помимо прочего стоял подсвечник и связка свеч.

Ее напоили травяным чаем и сказали, что теперь ей нужно часто пить — это необходимо для быстрого выздоровления. Леди хочет на горшок? Нет? А поесть? Тоже нет? Ну хорошо, тогда септа зайдет позже.

И она ушла.

Скарлетт подумалось, что, исходя из рассказа Эллин, септа Лея при ней была кем-то вроде гувернантки. И это очень странно с ее стороны — практически не навещать свою питомицу. После того, что произошло, учитывая их относительно теплые отношения с Эллин, септа Лея должна была ночевать вместе с ней и ни на шаг не отходить. А еще ей показалось странным, что септа попросила ее рассказать о произошедшем почти сразу же, как увидела. Она не спросила, как она себя чувствует, не попыталась успокоить ребенка, который слова не промолвил с момента пробуждения. Тем более Эллин всего пять лет. Да и просьба была поставлена странно: «Вы расскажете мне, что помните.»

А если она знает что-то про появление Скарлетт в этом теле?

Раздумывать над этим дальше ей не позволила Эллин.

— Она милая, септа Нора. Она из наших краев.

— Как ты это поняла?

— Разговаривает как мы. А еще вот.

Эллин подошла к жаровне и подняла красно-белый веер.

— Это ее комната. Она сейчас ночует с другой септой. Она из благородных, не крестьянка.

— По ней видно.

— Она из очень старого рода — они служат нашей семье, присяжные рыцари. Она, как и я, потомок первых людей. А бело-красный веер их герб. Интересно, почему она решила стать септой? Она такая красивая…

— Ты все это время, пока я была без сознания, сидела в этой комнате?

— Нет, я гуляла.

Скарлетт недоуменно моргнула.

— Тогда почему ты мне не сказала?

— Ты не спрашивала.

— Но я же попросила тебя походить и собрать информацию.

— Ну да. Но это же другое. Тогда я просто гуляла, а сегодня я собирала информацию.

— …

— Потому что ты попросила. А в то крыло я не ходила, потому что мне было неинтересно.

— Ты умная девочка, Эллин. Иногда я забываю, что тебе пять лет.

— Бывает… — покивала головой Эллин.

Что будет с ними дальше? Скарлетт еще может адаптироваться в этом мире, вырасти и выжить. Но что будет с Эллин?

Мертвой ее назвать язык не поворачивался: мелкая шкода была живее всех живых — уж живее Скарлетт точно.

Она будет вечно преследовать ее? Так никогда и не вырастет и навсегда останется хорошенькой кудрявой малышкой? Это было несправедливо.

«Я подумаю об этом завтра.»

— Что еще ты знаешь об этом месте?

«Только не спрашивай про ЭТО…»

— Ты не ответила на мой вопрос. Все дети так вылайзиют?

— Вылезают… Да, все.

— И я так же вылезла?

— И ты.

— И ты?

— И я.

— А почему тети кричат?

— Потому что это больно.

— Поэтому моя мама умерла?

Ну и что ей ответить на это?

— Я не знаю.

— Но ты же сказала, что у тебя трое детей! Значит, из тебя тоже вылезали!

«Боже…»

— И ты не умерла!

— Иногда бывает, что что-то идет не так — например, может вытечь много крови. Женщины часто умирают от этого.

Эллин побледнела.

«Нет, нет, нет! Я не должна была изъясняться так! Я же ее напугала! Господи, ну почему это все происходит?!»

— Значит, из моей мамы вытекло много крови, и поэтому она умерла?

— Я не знаю. Возможно.

— Значит, если бы меня не было, моя мама была бы жива?

Эллин подошла к ней ближе, неловко теребя в руках веер.

— Папа поэтому меня не любит? Скарлетт, ответь…

— Я не знаю… Но разве это важно? У тебя есть дедушка, который тебя очень любит.

— Это да, но ведь дедушка — это не папа.

«Я должна что-то ей сказать. Или сделать. Эллин, ну почему ты такая любопытная?!»

Перед ее глазами встала сцена из прошлой жизни.

Довольный Фрэнк держит Эллу на руках. Элла делает мокрое пятно на его новом сюртуке, но Фрэнка это только умиляет. Скарлетт лежит в кровати. Она всегда легко оправлялась после родов, но небольшая слабость все еще оставалась с ней некоторое время. Это делало ее настроение хуже, а характер невыносимее. Вид сюсюкавшегося с младенцем Фрэнка неимоверно раздражал. Она со вздохом откинулась на подушки. В приоткрытую дверь просочился Уэйд.

Он присел на пуф в изножье материнской кровати.

Фрэнк и Мамушка возились с новорожденной. Некоторое время Уэйд наблюдал за ними, а потом повернулся к матери и спросил: «Мама, если бы папа был жив, когда я родился, он бы тоже радовался? А ты? Ты радовалась, когда я родился, мам?»

Скарлетт тогда с раздражением ответила что-то вроде «Не говори глупостей! Конечно, радовалась! И папа бы радовался! Мамушка, уведи Уэйда. Уэйд, иди, поиграй.»

Скарлетт призналась себе, что была неважной матерью. Она заботилась о своих детях так же, как это делают животные — просто потому, что это ее детеныши. Слишком невовремя они появились на свет. Слишком рано. Она не созрела для материнства. Она следила лишь за тем, чтобы они были сыты и здоровы физически, чтобы у них была хорошая одежда и игрушки. Но ее никогда не интересовало, что внутри их маленьких голов. Мелани и Мамушка гораздо лучше нее знали ее собственных детей. Уэйд рос одиноким мальчиком и привык играть сам с собой, так же как и Эллин. Элла-Лорина была не слишком развитой, и Скарлетт не любила ее, но глядя на замеревшую зверьком Эллин, она вспомнила Эллу, которая так же замирала, когда пугалась. А ее любопытство, непоседливость и жизнерадостность будили воспоминания о другой маленькой кудрявой девочке, которая горько плакала, когда Ретт уносил на руках теряющую сознание Скарлетт.

— Я не думаю, что твой папа винит тебя в смерти мамы. Ты сказала, что он младше меня — значит, когда ты родилась, твои родители были еще юными. Я родила своего старшего ребенка, когда мне было семнадцать. Я не была готова стать матерью, и я уверена, что мой первый муж тоже не был готов стать отцом. Мы поженились, потому что оба были абсолютно бестолковыми, и у нас началась война. Я вышла замуж и сразу же стала вдовой с младенцем на руках. Моя мама умерла, а отец сошел с ума. Мы голодали, и мне пришлось работать. Я вспахивала землю, собирала урожай. Нас грабили. Я выживала как могла и заботилась о большой семье. У меня не было времени на моего сына. Я сильно уставала. У него была няня и любящая тетя.

«Но этого недостаточно, чтобы сделать ребенка счастливым. Я могу сказать себе честно — я не хотела Уэйда. Также, как не хотела Эллу. Также, как не хотела Бонни. Но я не могу сказать такое ребенку, который уверен, что ее отец не любит ее, потому что ее рождение убило ее мать. Потому что, скорее всего, так оно и есть. Однажды она это поймет, но я не хочу, чтобы она услышала это от меня и сегодня.»

— Ты говорила, что твой папа служит лорду Ланнистеру, что он руководит множеством солдат. Он просто не знает, как ему быть. Возможно, когда ты родилась, они с твоей мамой были очень молоды и не были готовы стать родителями — как я. Но это не значит, что твой папа не любит тебя. И ты совсем не виновата, что твоя мама умерла.

— Ты так думаешь?

— Да. Иди сюда, — она похлопала рукой по кровати.

Эллин улеглась рядом и прижалась к Скарлетт.

Они пробыли там еще две недели. Скарлетт быстро шла на поправку, и септы не могли на нее нарадоваться. Послушная тихая девочка. Терпеливо сносит перевязку и хорошо кушает. Не плачет, не капризничает. Ну чем не идеальный ребенок.

По рассказам Эллин Скарлетт сделала вывод, что это здание принадлежит ордену акушерок.

Они считали своей покровительницей Матерь — одну из ипостасей семиликого бога. Они не занимались хозяйством как таковым и жили на пожертвования. При «монастыре» держались козы, и Эллин пищала от восторга, рассказывая Скарлетт про миленьких маленьких козлят. Еще здесь были просто огромнейшие посевы лекарственных трав и оранжерея. Септы, помимо акушерства, занимались еще и лечением больных. Замковые мейстеры были штучным товаром, а болеют люди всегда и везде.

Скарлетт дала себе обещание сделать так, чтобы Эллин могла жить полноценной жизнью — она не заслуживала прозябать вечность неприкаянным призраком. Скарлетт привязалась к ней, но и самой ей умирать не хотелось. А убить какого-нибудь ребенка, чтобы Эллин могла в нее вселиться.… Скарлетт продрал ужас, и она тут же отмела от себя эту мысль.

Под описание странной женщины с фонарем из ее сна подходила Старица — одна из Семерых.

Скарлетт не была уверена, что за сила отправила ее в этот мир — она верила в совсем другого бога, но это не он отправил ее сюда. Хотя с детства ей внушали, что ее религия единственно верная, и больше никаких богов, кроме Триединого Отца, Сына и Святого Духа не существует. А если ты будешь думать иначе — гореть тебе вечность в аду. Но на том свете ее почему-то встретила Старица.

Она найдет способ добраться хоть до нее, хоть до самого Неведомого. Эллин проживет долгую и счастливую жизнь и умрет тогда, когда придет ее естественный срок.

С руки сняли лубок, и Скарлетт теперь могла с наслаждением чесать зудящую кожу. Эллин сидела рядом и ела вишни. Опытным путем было выяснено, что Эллин может делать все то же самое, что и обычный человек. Она была осязаема — по крайней мере для Скарлетт — и могла поднимать разные предметы. Они спали вместе.

— Где же ты спала все это время, пока я не увидела тебя? Неужели на полу?

— Нет, не на полу. Здесь неподалеку есть большая комната, где лежит всякое… Простыни, подушки, одеяла. Я там спала. Еду стаскивала на кухне.

За это время Скарлетт немного научилась говорить на родном диалекте Эллин. А «общий язык», как его называла Эллин, был весьма похож на английскую речь с британским акцентом, так что проблем с ним не было.

— Я еще по-валирийски читать умею. И говорить, только немного. И на торговом языке могу.

— И зачем тебя ему учили? — пробурчала Скарлетт себе под нос, вспомнив, как в какой-то из дней, повздорив с ней, Эллин обрушила на нее поток непонятных слов, сопровождая это грубоватой жестикуляцией. Скарлетт чуть с кровати не свалилась.

А причиной спора было вот что.

Скарлетт обнаружила, что может видеть других призраков, кроме Эллин.

Она мирно спала в кровати, когда Эллин разбудила ее почти на рассвете.

— Скарлетт, проснись! Нужна твоя помощь.

— А? Что? Ты почему не спишь?

— Входите, пожалуйста.

И Скарлетт увидела ЕЕ.

На ее крик сбежалась целая толпа.

Эллин, недовольно надувшись, стояла в углу комнаты и что-то обиженно бубнила.

Скарлетт соврала, что ей приснился дурной сон. Ей принесли какую-то успокаивающую микстуру, которую пришлось проглотить, и этот отвратительный вкус еще долго держался во рту.

Эллин обиженно сопела, потому что хотела, чтобы Скарлетт ЕЙ помогла.

— Ты с ума сошла?! Из какого болота ты ее вытащила?!

— Ну Скарлетт… Мне ее жалко… Она так плакала…

Эллин проснулась ни свет ни заря и решила прогуляться до хлева с козлятами. По дороге она увидела женщину с длинными распущенными волосами, которая ходила по двору, словно кого-то искала. Иногда она останавливалась и плакала.

Эллин — добрая душа — решила подойти к ней и очень удивилась, когда женщина ее заметила. С нее капала вода, и кожа ее была какая-то зеленая. И пахла она не очень хорошо.

Женщина протянула к ней свои руки и, ощупав лицо, сказала:

— Ты не мой ребенок.

— Да, я не ваш ребенок, я дедушкина. Вы потеряли своего ребенка?

Женщина издала горестный всхлип. И Эллин не нашла ничего лучше, чем привести ее к Скарлетт.

— Скарлетт, мы должны ей помочь найти ее ребенка!

— Мы никому ничего не должны!

От крика Скарлетт призрак женщины исчез, но через некоторое время вновь появился.

— Прогони ее!

Женщина протянула свои пахнущие стоячей водой руки к лицу Скарлетт, и та заорала бы снова, если бы Эллин не запрыгнула на кровать и не закрыла ей рот рукой.

— Не шуми. Пусть она тебя потрогает и уйдет.

— Она точно уйдет?

— Ну, я так думаю.

— Эллин!

— Ну ты же не ее ребенок, это точно. Поэтому она уйдет его искать.

Женщина коснулась ее своими холодными пальцами, и Скарлетт затряслась.

— Ты не мой ребенок.

И, стеная, она просочилась сквозь стену, оставив после себя лужу на полу и стойкий запах тины.

А потом они с Эллин поссорились.

— Больше никогда так не делай! — спустя некоторое время наставляла ее Скарлетт. — Откуда ты знаешь, какие у нее были намерения!

— Я поняла, я больше так не буду.