Если бы вернуться (джен)

— Доброе утро.

Теперь почти каждое утро Антонина начиналось с приветствия от Рабастана. Долохов и не заметил, как начал просыпаться с рассветом, до утреннего обхода дементоров. Это была самая спокойная часть суток, когда можно было немного прийти в себя и хотя бы на короткое время забыть о ночных кошмарах.

Долохов встал с лежанки, что заменяла узникам все необходимые для жизни предметы мебели, и сел в центр камеры на колени. Сегодня настал третий день с тех пор, как он стал практиковать медитации для защиты своего сознания. Как чистокровного волшебника Антонина с детства обучали оклюменции, но закрыть сознание от природного менталиста или показать поддельные воспоминания было довольно сложно и для более опытных волшебников. Не то чтобы в настоящее время оклюменция была столь необходима, но медитации помогали очищать сознание, тем самым давая возможность отдохнуть от нахлынувших кошмаров. Долохов втайне надеялся, что, укрепив защиту своего сознания, он сможет хотя бы немного снизить влияние дементоров. Впрочем, ждать результатов еще было слишком рано, и Антонин закрыл глаза и попытался представить себя на берегу маленькой речки, на другом берегу которой начинался сосновый лес.

При исполнении такой техники защиты воспоминаний рекомендовалось представлять библиотеку с книжными полками или огромный шкаф — что-то такое, куда волшебник сможет «поместить» то или иное событие. Такая визуализация помогала сосредоточиться и «разложить мысли по полочкам», но Антонин почти сразу отказался от этой идеи. В действительности, если хочешь поглубже запрятать что-либо личное, следовало представить самое безопасное место для самого человека, и будет лучше, если это место будет ассоциироваться с чем-то хорошим. Именно поэтому сейчас, сидя на холодном каменном полу, Долохов мысленно перенес себя на залитый солнечными лучами речной берег. Будучи ребенком, еще до поступления в Колдовстворец, Антонин приходил сюда с родителями. Именно здесь, в тени высоких сосен, безопаснее всего спрятать самые сокровенные мысли. Но до этапа сохранения и сокрытия воспоминаний было еще далеко, а пока нужно было как можно точнее визуализировать это место.

Из-за правой стены послышался глубокий надрывный кашель. Долохов вздрогнул и открыл глаза. У него почти получилось достаточно сосредоточиться, чтобы перестать слышать окружающие звуки, но теперь концентрация была потеряна, и Антонин позволил себе обреченно выругаться.

— Не знаю, что ты сказал, но мне кажется, ты злишься. А так как никто, кроме нас двоих не бодрствует, могу смело предположить, что зол ты на меня, — голос Рабастана был немного хриплым после кашля, — чем ты там занят?

— Пытаюсь сохранить остатки своего разума от атак дементоров.

Не было смысла скрывать свои действия, тем более, что такие медитации могли пробудить в волшебнике его силу и без волшебной палочки. Если это произойдет, а Антонин очень сильно на это надеялся, то будет трудно скрыть магический всплеск от соседей по камере.

— А это возможно? — в голосе Рабастана послышались нотки давно угасшей, но сейчас будто вспыхнувшей вновь надежды. — Научи меня.

— Я могу только рассказать, что нужно делать, а вот учиться будешь самостоятельно, может, хоть немного дашь мне покоя и не будешь донимать своими разговорами.

Действительно, в последнее время Рабастан довольно часто задавал Антонину самые разные вопросы, а после втягивал того в долгий разговор. Чаще всего это случалось рано утром, когда другие узники спали. В конце концов Долохов признался самому себе, что ему не хватает банального человеческого общения, и что младший Лестрейндж — вполне сносный собеседник. Но сейчас ему нужно было сосредоточиться, и поэтому он наскоро объяснил Рабастану, как и что нужно делать.

— На самом деле не обязательно складывать свои воспоминания в шкаф, можно просто оставлять их где-нибудь в комнате. Но пока я рекомендую тебе просто попытаться вспомнить то, что тебе хотелось бы сохранить и защитить. Крепости возводятся быстрее, когда точно знаешь, что нужно уберечь…

— А эмоции можно так спрятать? — перебил объяснение Лестрейндж.

— Эмоции нужно прятать на людях, — Антонин позволил себе усмехнуться, — здесь в Азкабане важнее не сойти с ума от кошмаров. Но если эти эмоции — характеристика другого человека, что нужно скрыть или заглушить, потому что они тебе мешают, тогда эта техника может подойти. Например, если вспоминаешь подружку или ненавидишь кого-то, то вспоминаешь яркие моменты с ними и…

— Я ненавижу Темного Лорда.

* * *

Слова грянули как гром среди ясного неба, разорвали тишину тесной камеры, но при этом очень медленно оседали в сознании. Они разрушали и так истончившийся барьер преданности и доверия Темному Лорду, который не давал до конца поставить под сомнение правильность совершаемых поступков. Что-то до этого момента мешало Антонину признаться даже самому себе, что он устал. Устал от бесконечных бессонных ночей, от постоянной головной боли и особенно от осознания собственной беспомощности и обреченности. Но еще больше он устал от понимания, что служба Темному Лорду была самой большой ошибкой в его жизни.

Наверно, впервые Долохов задумался об этом через несколько месяцев заточения в Азкабане. Он, как и все другие, не понимал причину такого внезапного исчезновения Повелителя. В то, что годовалый ребенок мог одолеть такого сильного волшебник, как Том Риддл, Антонин не верил. Более того, пока другие свято верили, что Темный Лорд скоро вернется и освободит самых верных своих сторонников, Долохов никак не мог избавиться от мысли, что не так уж и нужны ему эти самые сторонники. Разве сторонники не нужны для того, чтобы посоветоваться с ними или, на крайний случай, попросить подстраховать? Темная метка не исчезла с левого предплечья, а значит, Риддл не умер. Тогда что мешает ему послать легкий вызов, чтобы все знали, что все в порядке?

Постепенно подобного рода размышления стали постоянными спутниками Долохова. Нет, он не вдавался в подробный анализ действий Лорда, более того, даже не задумывался специально над этой темой. Но почти каждый раз, стоило вспомнить один из рейдов, или подготовку новых Пожирателей, или собрание Ближнего круга, в голове всплывали новые вопросы. В какой-то момент Антонин поймал себя на мысли, что искренне не понимает, как можно было пойти убивать годовалое детё. Возможно именно в тот вечер, где-то на уровне подсознания все стало на свои места.

Сбросив оцепенение и подавив порыв мгновенно ответить Рабастану, Антонин медленно подошел к решетке, и, насколько это было возможно, осмотрел коридор и соседние камеры. На его счастье, а главное на счастье младшего Лестрейнджа, все спали.

— Если хочешь пожить еще немного, впредь постарайся убедиться, что тебя не слышит твоя невестка, — Долохову показалось, что его голос сел и каждое слово приходится силой протаскивать через гортань.

— А мне все равно. Пусть слышит и пусть знает. И Руди пусть знает, и даже этот Блек пусть узнает. Что мне терять в Азкабане.

За стеной слышались шорохи, звук шагов отражался от каменных стен. Рабастан нервно ходил по камере из угла в угол, и, как надеялся Антонин, пытался успокоиться.

— Что теперь говорить о Белле, если мы тут заперты. Я заперт с людьми, а чувствую себя так, будто сижу сам с собой один на один. Я больше не могу сидеть без возможности высказать все, что я думаю. Да мне даже послушать твои бормотания во сне за счастье, потому что ты не говоришь в них про Лорда, что он вернется и всех спасет. Иногда я не могу тебя понять, но точно уверен, что на своем языке ты тоже не упоминаешь Лорда. Ты даже с другими о нем не говоришь.

Рабастан резко замолчал и шаги стихли. Раздался тихий шелест, будто человек прислонился к стене и медленно сполз по ней на пол. Воцарившаяся тишина привела с собой спокойствие. Долохов молчал, боясь спровоцировать новый всплеск эмоций. Немного подумав, Антонин подошел к углу камеры, около самой решетки, и присел на пол. Почему-то ему показалось, что сейчас он и Лестрейндж сидят в одинаковом положении. Секунды ползли, и, судя по вздохам по ту сторону, Рабастан все никак не мог угомониться.

— Дыши медленно и глубоко. Прежде, чем что-то спрятать в сознании, нужно рассортировать и обозначить то, что конкретно должно быть засекречено..