Круги по воде (джен)

ДЖИННИ

Когда она открыла глаза, она уже знала, что произошло. Ее Герой достал меч Гриффиндора из Шляпы, победил Чудовище и спас ее — словно Принцессу из детских сказок. Думать про это было потрясающе приятно — аж до мурашек по коже. Особенно приятно было считать себя той самой Принцессой. Ведь принцессы, как правило, богаты, у них много друзей, и всегда рядом находится тот самый Герой.

А еще принцессы всегда очень красивы. Как было написано в одной из сказок, «у принцессы было кукольное личико».

Джинни схватила все еще трясущейся, ослабевшей рукой с прикроватной тумбочки зеркало и стала рассматривать свое лицо. Можно ли назвать его кукольным? Ответа на этот вопрос девочка не знала, но если она — та самая принцесса из сказки… Что ж, тогда ответ очевиден, разве нет? В конце концов, она уж точно не уродина. И к тому же — ведь Герой сам выбрал её для Спасения. А Чудовище выбрало для своих Коварных Злодейских Замыслов. Чудовища ведь тоже выбирают для своих Замыслов не кого попало, а Принцесс!

Джинни пробрала дрожь. Чудовищный Змей и Чудовищный Темный Лорд! И её Герой победил их обоих! Он такой…

— Ага! Вы уже очнулись, юная мисс Уизли! — бодро сказал совсем рядом старческий смешливый голос.

Джинни, увлекшаяся зеркалом, от неожиданности ойкнула, обернулась и увидела рядом со своей постелью директора школы Хогвартс Альбуса Дамблдора. Тот заговорщицки улыбался ей из-под очков-половинок, но выглядел усталым, измученным и даже каким-то больным. На секунду Джинни даже задумалась, что бы это могло так надломить его — Герой же победил! — но потом выкинула эти мысли из головы, ведь она была всего лишь маленькой девочкой.

— Хорошо, что вы уже думаете о том, как вы выглядите, мисс Уизли, — подмигнув ей, продолжил директор, — это говорит о том, что вы быстро идете на поправку. Ваши родители, конечно, уже заходили к вам, и сидели бы здесь до вашего полного пробуждения, но мадам Помфри была непреклонна. Знаете, даже мне с ней иногда не совладать! К тому же у взрослых людей всегда так много дел!

Джинни смотрела на директора во все глаза, пытаясь уловить нить разговора. В голове непокорной птицей билась непрошенная мысль: а ведь директор тоже Герой, победитель Злого Гриндевальда! Где же тогда его Принцесса? Ведь они должны были жить счастливо и умереть в один день, а Дамблдор даже не женат!

Директор ее душевных метаний не замечал, ну или делал вид, что не замечал.

— Мисс Уизли, — сказал он, сотворив из воздуха стул и присаживаясь на него, — на самом деле, как бы это ни было прискорбно, я тут по делу. Мне бы хотелось задать вам пару вопросов. О дневнике.

У Джинни вдруг перехватило дыхание, все мысли покинули голову, руки задрожали. Как же она могла забыть, что и Чудовищем на этот раз была она сама!

— Я… я… профессор… сэр… Я ничего не могла сделать, — прошептала она сквозь накатившиеся слезы. — Он… он был таким…

— Он? — переспросил Дамблдор. — Том?

Она кивнула.

— И долго вы с ним общались? — неожиданно сухо спросил Дамблдор.

— По-почти весь год, — пробормотала она, — директор, сэр… я…

— О, мисс Уизли, я ни в чем, совершенно ни в чем вас не обвиняю, — Дамблдор снова улыбнулся, — гораздо более могучие колдуны и колдуньи были в свое время обмануты волшебником по имени Том.

Она кивнула, вытирая слезы рукой.

— И как он вам? — внезапно спросил Дамблдор.

Джинни уставилась на него.

— Мисс Уизли?

— Не знаю, — ошарашенно проговорила она, — он казался таким умным, милым, понимающим... Настоящим…

— Героем?

У Джинни второй раз за разговор перехватило дыхание, сердце затрепыхалось в груди. Ей уже совсем не нравился этот разговор, не нравилось то, что говорил директор. Она не понимала толком почему, но от всей души хотела, чтобы это всё прекратилось!

— Мисс Уизли? — это уже чем-то походило на допрос.

— Да, да. Он был похож…. — она выдохнула, — немного похож на Гарри. Каким я его себе представляла. Как про него говорят. Но сам Гарри не такой!

Директор пару минут вглядывался в ее лицо, будто пытаясь что-то разглядеть. Она покорно смотрела прямо в его добрые небесно-голубые глаза, смаргивая мелкие слезинки. Потом он вдруг кивнул, будто бы удовлетворившись проверкой, грустно улыбнулся и встал, небрежным взмахом руки уничтожая стул.

— Поправляйтесь, мисс Уизли. Сейчас уже десять утра, но я попрошу мадам Помфри, чтобы она выпустила вас из больничного крыла к прощальному пиру. К тому же, Гарри и Рон уже будут там.

Он повернулся и пошел к выходу.

— Постойте, — вдруг, робея, выпалила Джинни, — можно вопрос, профессор Дамблдор, сэр?

Он обернулся, искорки солнца заплясали в его очках.

— Конечно, конечно, спрашивайте, что хотите.

— Вы ведь Герой? А где тогда ваша принцесса?

Дамблдор сначала как-то странно дернулся, а потом внезапно широко и искренне улыбнулся.

— Мисс Уизли, вы ведь хорошо знаете правила Сказочных историй, не так ли?

Она кивнула, пристально глядя на него и пугаясь собственной смелости.

— Ну тогда вы должны знать и то, что хорошая история раскрывается под конец. Обещаю, когда вы станете чуть постарше, я обязательно поговорю с вами о Героях, Принцессах и Чудовищах. Вы принимаете мой ответ?

Она снова кивнула, успокаиваясь.

— Тогда договорились, мисс Уизли, хороших вам каникул, — беззаботно улыбнулся Дамблдор и пошел к выходу. А Джинни рухнула на подушку и снова схватила в руку зеркальце.

ГЕРМИОНА

По изумрудным шотландским просторам грохотал Хогвартс-Экспресс, увозя на каникулы, для кого-то — долгожданные, для кого-то — нет, несколько сотен детей-волшебников. Одним из них на несколько месяцев предстояло вернуться к своим магловским семьям, к нормальной, обычной жизни, которая с возрастом тяготила их все больше. Другие же, чистокровные и частично — полукровки, волшебный мир не собирались покидать ни на секунду, поэтому и предстоящие каникулы воспринимали иначе — без легкой грусти, а скорее, в горячечном ожидании новых чудес, с пеленок ставших для них нормой.

Рон Уизли, определенно относившийся ко второй категории, но в силу возраста еще не задумывающийся о наличии в природе категории первой, беззаботно отправил в рот очередную шоколадную лягушку, с наслаждением зажмурился, а потом выхватил из пакетика еще одну и бросил через стол.

— Лови, приятель!

Гарри, увлеченно читавший газету, дернулся в сторону, и лягушка, отскочив от стенки купе, прыгнула на столешницу, а потом метнулась в приоткрытое окно и покинула поезд на полном ходу.

— Эй! — возмутился Рон. — Их не так и много осталось!

Гарри снова спрятался за газетой.

— Ты сам не свой, друг! Что с тобой такое?

— Рон! — Гермиона, нахмурившись, посмотрела на рыжего парня. — Ты же видишь, Гарри не до тебя. После всего произошедшего…

— Он мог бы и сам сказать! — не успокаивался Рон.

Гарри раздраженно вздохнул, аккуратно свернул газету и посмотрел на друга.

— Рон, — медленно сказал он, — я после года в мире волшебства и магии возвращаюсь к своим любимым родственничкам, которые будут заставлять меня работать все лето по-маггловски, и при этом я даже не смогу достать свою палочку, метлу или учебники из чулана, а моя сова будет сидеть под замком. Как ты думаешь, какое у меня должно быть настроение? Особенно после нашего побега прошлым летом.

— Оу… — улыбка Рона увяла. — Я не подумал. Прости. Может, приедешь к нам на лето?

— Было бы очень неплохо, — пожал плечами Гарри, — к сожалению, это зависит не от меня.

— Я поговорю с отцом! — снова воодушевился Рон.

Гермиона наблюдала за ними нахмурившись.

— Рон, я думаю, Гарри все же надо пожить с его родственниками. Так надо.

— Зачем? — удивился Рон.

— Так надо, — зло выплюнул Гарри и снова спрятался за газету.

Гермиона пристально смотрела на него, наморщив лоб. Рон переводил взгляд с подруги на друга с выражением искреннего недоумения на лице.

— Я поговорю с отцом, Гарри, приедешь к нам, вот увидишь. Прошлым летом же мы тебя вытащили!

Гарри пожал плечами из-за газеты, помолчал немного, а потом встал и положил ее на сиденье открытым разворотом вниз.

— Посмотрим, Рон. В любом случае, я был бы очень рад. Спасибо. — И пошел к выходу из купе.

— Ты куда? — окликнула его Гермиона.

— Пойду прогуляюсь, — буркнул Гарри, — последний раз проветрю голову.

Дверь за ним закрылась, и в купе воцарилась тишина, перебиваемая лишь частым стуком колес.

— И что это на вас нашло? — Рон повернулся к Гермионе, перестав таращиться на дверь.

Гермиона поморщилась.

— Рон, я понимаю, почему Гарри расстроен, но по закону он должен пожить с родственниками. Хотя бы какое-то время. Хотя бы пару месяцев.

— Подумаешь, — махнул рукой Рон, — могла бы и поддержать друга.

Какое-то время он смотрел на подругу, ожидая ответа, но не дождался, и, пожав плечами, вернулся к шоколадным лягушкам.

— Такое ощущение, что только я один жду каникул.

Гермиона проигнорировала его последнюю реплику, подняла со сиденья оставленную Гарри газету и посмотрела на разворот. Её глаза полезли на лоб.

Заголовок гласил: «Светская хроника: Люциус Малфой планирует очередной традиционный бал в поместье Малфоев на летнее солнцестояние». И чуть ниже, жирным шрифтом: «Лорд Люциус Малфой подтвердил проведение очередного ежегодного бала в честь праздника летнего солнцестояния в своем родовом поместье. «Ежедневный пророк» воспользовался случаем и побеседовал с одним из самых влиятельных политиков страны о предстоящем мероприятии, причинах его выхода из состава попечительского совета школы «Хогвартс», а также некоторых аспектах работы консервативной фракции в Визенгамоте». Далее шел текст интервью.

Гермиона оглянулась на поглощенного едой Рона, сосредоточилась, как полагается умной начитанной девочке, и погрузилась в чтение.

ДРАКО

Драко Малфой сидел в купе поезда «Хогвартс-Экспресс» и читал интервью своего отца. Читать было до головной боли скучно, но крайне, крайне необходимо.

Отец с детства учил его, что самые скучные и рутинные вещи зачастую требуют к себе самого пристального и внимательного отношения. «Запомни, Драко, — говорил он, — мы, Малфои, всегда на виду, это наше благословение и проклятие одновременно. Кто-то готов целовать нам ноги, а кто-то хочет макнуть лицом в грязь, и зачастую это одни и те же люди. Ты — мой наследник, и на тебя смотрят так же часто, как и на меня. Поэтому ты должен быть достоин — нет, Драко, даже не меня, — достоин нашего Рода. В нашем роду были разные волшебники, кто-то из них может быть нам даже неприятен или отвратителен, но все они — наш Род, и все они думали о Роде».

Сейчас Драко-без-пяти-минут-третьекурсник эту речь отца, произнесенную ему в центральном коридоре поместья, где висели портреты предков, воспринимал как слишком пафосную и заумную, но тогдашнего семилетнего Драко Малфоя она весьма впечатлила и отпечаталась в памяти. Драко думал, что своему наследнику он когда-нибудь скажет примерно то же самое. Ну может, не настолько пафосно.

«Ты, Драко, — говорил отец, — должен знать всё, чем живет твой Род, и чем живут другие Благородные Рода, потому что это твой хлеб и твой меч. Но также ты должен знать, чем живут и те, кто не дотягивает до нашего уровня, ведь и они порой могут повлиять на нашу жизнь, принести пользу или вред Роду».

Драко любил и уважал своего отца, был послушным его учеником и ни за что не хотел подвести свой Род. Именно поэтому он, сжав зубы, продирался через словесную заумь статьи, сидя в полном одиночестве в солнечном купе.

Ну…. вернее, почти в одиночестве.

— Есть что интересное? — спросил Грегори Гойл, отправляя в рот ядовито-зеленое драже Берти-Боттс. Его лицо на секунду искривилось, а потом мечтательно разгладилось. — Мммм… Лайм. Или что-то в этом роде.

Драко зло посмотрел на него:

— Ничего. Абсолютно.

Обязанность дружить или хотя бы поддерживать хорошие отношения с детьми политических союзников была одной из тех вещей в уроках отца, что он понял, но так и не принял. По крайней мере, ему в чем-то повезло: Крэбб и Гойл в целом не вызывали у него рвотных позывов, хотя порой он их абсолютно не понимал.

— Лично я, — пробурчал вполголоса Винсент Крэбб, — лучше прочитаю еще пять таких статей, чем съем хоть одно гребаное драже.

— Да ладно, — захихикал Грегори, — уверен, тебе повезет… на этот раз.

— Да пошел ты, Грег!

— Так! — Малфой решительно захлопнул газету и вскочил на ноги, будто бы прислушиваясь к чему-то. Два его спутника тут же замолчали, признавая его авторитет в коллективе.

Бледное холеное лицо Драко тронула легкая усмешка:

— Полчаса до прибытия. Давайте прогуляемся, что ли.

ДЖИННИ

Джинни летящей походкой возвращалась в купе к подругам, слегка вальсируя в такт покачиванию поезда. Жизнь казалась прекрасной: Чудовище повержено, Герой где-то рядом — а ближе пока и не надо, всё ведь впереди! — скоро беззаботное лето, можно будет провести время с братьями, с Луной, а если повезет — то и с Гарри! Она зажмурилась, представляя, как вальсирует с ним вместе на зеленой лужайке возле Норы — и тут жесткое столкновение с чьим-то плечом вернуло её с небес на землю. Она отшатнулась, но на ногах удержалась.

Смутно знакомый мальчишеский голос загоготал:

— Вы посмотрите на эту рыжуху! Смотреть надо, куда прешь.

Она открыла глаза и увидела перед собой тех, кого Луна называла в разговоре словосочетанием «слизеринская торпеда». «Нос острый, а бока бронированные», — пояснила когда-то она на немой вопрос Джинни, и девочка решила не уточнять подробности. Все же Луна есть Луна.

— Я думаю, она не думала про возможные неприятности, — пробасил Крэбб.

— Но тем не менее они сами нашли её, — меланхолично заметил Гойл, — прямо как тебя — то драже, Винс. Ты только подумай…

— Заткнись, ты! — сжал кулаки Крэбб.

Драко Малфой поднял руку, призывая к тишине.

— Маленькая рыжая Уизли, — прошептал он, опасно сузив глаза. — Сколько вас тут еще слоняется без дела! Дали бы мне волю, пристроил бы вас по назначению!

— Это куда? — заинтересовался Гойл.

Малфой отмахнулся от него.

— П-п-прости, — прошептала Джинни, — извините, — сказала она уже громче, — я не хотела, я пойду.

Она шагнула в сторону, намереваясь проскользнуть дальше по коридору, но Малфой шагнул вбок, преграждая ей путь, а Гойл моментально сделал шаг в обратном направлении, блокируя центр коридора.

— И это всё?.. — его шепот звучал бы опасно, будь его голос не таким пискляво-детским, — всё, что может сказать паршивая…

— Эй, Малфой, — раздалось за спиной у Джинни, и все четверо, слишком увлеченные друг другом, чтобы смотреть по сторонам, дернулись как ужаленные. Сердце Джинни отбило чечетку в ритме стальных колес вагона. Сзади, у двери ближайшего купе, стоял Гарри, сжимая в руке палочку. Малфой со товарищи, казалось, тоже опешил на пару минут.

— Эй, Малфой, — повторил Гарри, — отлипая от дверей вагона, — у тебя проблемы?

— У меняаа? — переспросил Малфой, сбрасывая с себя оторопь. — Нет, это у вас проблемы, паршивые предатели кро….

— Экспеллиармус! — крикнул Гарри, вскидывая руку. Малфой издал сдавленный вскрик, отшатываясь, Крэбб и Гойл поспешно пытались вытянуть палочки из карманов, топчась на месте, но палочка Драко уже заняла почетное место во второй руке Поттера.

— Фокус-покус, — сказал он, зло ухмыляясь.

— Ты… — лицо Малфоя пошло некрасивыми красными пятнами. — Да мой отец….

Поттер зашипел рассерженной змеёй, метнувшись вперед.

— Твой отец — что? Что? — заорал он, тыча ему в лицо его собственной палочкой. — Этот скользкий гад — что?

— Да как ты смеешь! — заорал ему Драко в ответ. — Он…

Гойл наконец вытянул палочку и силился прицелиться ей в Поттера, но ему мешал стоящий к Гарри вплотную белобрысый товарищ. Джинни вжалась в стенку и пыталась с ней слиться в силу своих скромных возможностей. Крэбб всё так же бестолково топтался на месте, бросая на весь этот натюрморт обреченные взгляды.

— Что здесь… Гарри! — из купе показалось обеспокоенное лицо Гермионы Грейнджер. Поттер зарычал и резким движением вернулся в исходную позицию, швыряя в лицо Малфою палочку.

— Держи, слизень, привет папочке!

Малфой стоял, тупо глотая ртом воздух, как оглушенная рыба.

— Джинни, — позвал Гарри, и они скрылись в купе, увлекая за собой кипящую Грейнджер.

— Так… — начал Грегори. — Я думаю…

И тут же осекся, увидев выражение лица Драко.

— В купе, — коротко скомандовал тот и кинулся по коридору.

Грегори Гойл уставился на Винсента Крэбба. Тот лишь грустно вздохнул и развел руками.

— Лучше бы просто в купе посидели…

— И что это было?! — кричала тем временем Гермиона. — Зачем опускаться до их уровня?!

Гарри холодно посмотрел на нее.

— Их надо было поставить на место. Что я и сделал. Вопросы?

— Но…

— Гарри помог мне! — вступилась Джинни.

— Но… — Гермиона беспомощно посмотрела на Рона, словно прося поддержки, но тот лишь молча покачал головой, выражая несогласие. Она глубоко вздохнула, с шумом выпустив воздух из легких, но промолчала. Гарри хмыкнул и снова взялся за газету. Джинни сидела тихонько в уголке, смотрела на него и думала, что может быть… когда-нибудь… Малфой, конечно, совсем не походил на Чудовище, хоть и был грубияном, однако… В сказках часто был кто-то такой… Эффектный, стильный, уважаемый. На кого все рассчитывали — а потом надежды шли прахом. Визирь султана. Мачеха принцессы. Старший брат героя; героя, которого все поначалу полагали дурачком. Вот оно! Малфой был как раз таким — ложным принцем, ложным героем!

Джинни посидела еще минутку, а потом, тихонько попрощавшись, выскользнула за дверь — собирать вещи. Она не заметила, как вслед ей коршуном смотрела Гермиона. В коридоре не было никого, ни единой живой души.

Остаток поездки для единственной дочери в большой семье Уизли прошел в сборах и суматохе. Чемодан Кэти упал с полки и с грохотом разбросал вещи по всему купе — им пришлось ползать вокруг него и руками собирать все, что рассыпалось — сделать это магией они пока не могли. Потом Тереза полезла за клеткой с совой, споткнулась, и им пришлось ловить взбешенного, взъерошенного и агрессивного филина. Поэтому когда за окном наконец показалась платформа вокзала Кингс-Кросс, четыре девочки, восстанавливая дыхание, молча сидели на своих местах и смотрели в окно. Три из них были мокрые и взъерошенные, а четвертая… а четвертая была Луной.

— Ладно, девчонки, — вскочила Кэти, — я побежала занимать место на выход, а то родители спешат, им некомфортно среди всех этих магов, ну вы понимаете…

Она улыбнулась на прощание и хлопнула дверью, таща за собой чемодан. Вслед за ней потянулась и Тереза, помахав рукой. Джинни с Луной переглянулись и тоже поднялись с мест.

— Ну что, — с нежной улыбкой сказала Луна, — встретила его?

Джинни показалось, или она сказала Его, а не его?

— Кого, Луна?

— Героя, конечно. Ты же героя искала, правда?

— Ох, — Джинни расплылась в улыбке, — да, Луна, встретила.

Луна слегка прикрыла глаза.

— Думаю, он был в компании, и вы не провели время вместе? Ладно, не рассказывай. Я и так догадываюсь. Какой герой без спутников?

— Я хочу быть спутником! — сердито сказала Джинни.

— Ты принцесса, — веско заметила Луна, — принцессы не бывают спутниками.

Это была часть их старой игры. Еще в дохогвартсовском детстве, гуляя по зеленым холмам окрестностей Норы и Ладьи, они представляли себя героями сказок. То принцессами, то рыцарями, то героями. А бывало, что и чудовищами. Джинни любила и ценила сказки, она много их слышала от матери и не меньше прочитала сама. Но Луна была настоящим кладезем подобных историй. Джинни никогда даже не пыталась спросить, узнала ли она их от матери, из библиотеки Лавгудов, а может, и придумала сама. Она просто слушала и принимала странные правила игры, которые устанавливала подруга в их очередном волшебном приключении. Луна Лавгуд была для нее непререкаемым авторитетом в области историй. Вот и сейчас она лишь кивнула, признавая правоту блондинки.

— А кто же тогда ты, Луна Лавгуд? — загадочно спросила она.

Луна, казалось бы, всерьез задумалась.

— В твоем вопросе был спрятан ответ. Я Луна. Луна Лавгуд. Этого вполне достаточно для меня.

Джинни не нашлась, что ответить на это, и они молча спустились на платформу в гудящем словно встревоженный улей потоке школьников.

Мама, конечно, была уже тут, в нужное время и в нужном месте.

— Ох, Джинни! — девочку приняли теплые объятия, и мягкая рука потрепала её по голове. — Джинни, детка, мы так волновались… Не смогли задержаться в школе… Дамблдор сказал… Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, мама, — девочка, чуть засмущавшись, вырвалась из объятий, — да, всё хорошо. Меня ничего не беспокоит.

— Здрасьте, миссис Уизли, — помахала рукой стоящая чуть в стороне Луна, — рада вас видеть! Пока, Джинни, увидимся. Я, кажется, вижу папу.

Она развернулась и пошла через толпу, грохоча чемоданом.

Молли Уизли пару секунд смотрела ей вслед, а потом обернулась к Джинни.

— Ладно, солнышко, поговорим дома. А где остальные?

Следующие минут десять прошли в хаотичных поисках, благо Уизли выделялись в толпе волосами. В итоге нашлись все, да еще и Гарри с Гермионой до кучи. Все вместе благополучно прошли барьер между платформой и вокзалом. Убежала к родителям Грейнджер. Угрюмо потащился в сторону Дурслей Гарри, который почему-то попрощался нормально только с ней. Рон кинул ему вслед обиженный взгляд.

— И что на него нашло сегодня?

Мама семьи Уизли озадаченно взглянула на своего младшего сына.

— Думаю, у него была тяжелая неделя, Рон. Как и у всех нас. Плюс эти магглы…

— Кстати, мама, — оживился тот, — я как раз хотел спросить про Гарри…

— Ой, — она озадаченно посмотрела на часы, — всё дома, Рон, всё дома, нас уже ждет отец, а потом ему надо будет вернуться на службу…

— Ладно, мам…

— Так, всё: все на месте? Фред, ты здесь?

— Здесь, мам, — как из под земли вырос близнец, — только я Джордж.

— А где Фред?

— Он у меня за спиной!

— Я за Джорджем, мам!

— Так, — Молли Уизли утерла пот со лба, — так, всё, выдвигаемся к каминам.

И всего четверть часа спустя Джинни Уизли, стряхивая пепел со своих огненных волос, вышла из камина Норы, родового гнезда уже нескольких поколений семьи Уизли.

ВЕНДЕЛЛ И МОНИКА

Можете ли вы назвать хоть одного человека, который, услышав слегка заумную фразу: «коттеджная застройка пригородов Лондона» представил бы себе что-то отличное от вот этого квартала с его штампованными зелеными квадратами лужаек? И этого конкретного дома, ничем, точнее, практически ничем не отличающегося от домов по соседству? Ставлю два кната, что таких вы не найдете. Это был дом — Дом-Воплощение-Английской-Мечты-О-Тихом-Семейном-Пригороде-И-Изумрудной-Лужайке, Дом, который построил Венделл Грейнджер со свой женой Моникой, прежде чем у них родилась первая и единственная дочь — Гермиона. Венделл был врачом по образованию и крайне ответственным человеком — и не хотел заводить детей прежде, чем их маленькая семья нащупает твердую почву под ногами. Поэтому он построил карьеру, построил дом, и лишь после этого взялся за остальное. Когда он узнал, что его жена наконец забеременела, то первое время всерьез рассчитывал на сына. Все же он был в какой-то степени человеком старой закалки и хотел видеть возле себя наследника в патриархальном смысле слова. Но когда врачи сообщили ему о скором рождении дочери, он смирился. «Всё же, — сказал себе он, — в наши времена дочь ничем не хуже сына, и наследник из нее получится ничем не хуже. И вообще, говорят, с девочками проще!» Вскоре именно он вынес маленькую Герми из больницы на руках, лучась от счастья.

Шли годы, и у семьи Грейнджеров все было хорошо, а становилось еще лучше. Медицинская практика росла, доходы множились. Возле коттеджа на зависть всем соседям появился второй гараж. А нанятая бригада рабочих покрасила дом в белый цвет, словно настоящий античный особняк римского патриция. Разумеется, хорошо образованный Венделл отлично знал о том, что настоящие античные особняки сияли десятками ярких цветов, а вовсе не были ослепительно белыми. Однако он в первую очередь хотел произвести впечатление на других, не столь всесторонне просвещенных жителей пригорода. И выходя с утра на балкончик над входной дверью, он представлял себя полновесным римским сенатором, словно он — Цицерон, обличающий Катилину на пике своей скоротечной политической славы. Делал он это вовсе не из-за воспаленного честолюбия, хотя Венделл определенно был честолюбив, а скорее из-за неукротимой, необъятной и по-детски непосредственной фантазии.

Годы шли, и дочь Венделла росла не по дням, а по часам — умницей и красавицей. Она рано начала читать, и Венделл стал пичкать её столь любимыми им исторической литературой и научной фантастикой. Так у него, когда-то мечтавшего о сыне, стала расти настоящая папина дочка.

Шли годы, и Гермиона пошла в школу, и Венделл, как, впрочем, и Моника, уже мечтали о её врачебной карьере, как вдруг случилось то, что ему до сих пор казалось событием из снов. Два года назад к ним пришёл Гость. Он постучал в дверь на закате дня, был стар, но не дряхл, и носил длинную окладистую бороду и очки-половинки.

Гость ввел их в Мир Чудес. Он показал им, как устроен мир на самом деле. Рассказал, что их дочка так же способна творить чудеса, как и он сам, и что он, директор Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, хочет пригласить её на обучение в школу чародейства и волшебства «Хогвартс», лучшую на Британских островах, а может, и во всём мире. Если они, Моника и Венделл Грейнджеры, конечно, не против. И добавил, что даже среди юных волшебников их маленькая Герми — особенная, и она будет у него на особом счету.

Тогда их разговор затянулся до глубокой ночи, и расстались они, на удивление Венделла, вполне довольными друг другом. С тех пор периодически Венделл писал Дамблдору, а Дамблдор — ему, но виделись они лишь однажды. Сегодня же сова от Дамблдора предупредила его о новом визите, и теперь глава семьи Грейнджер сидел у камина, нервно елозя ногой по ворсистому ковру.

— Гермиона скоро спустится. — Моника поставила на столик возле камина подносик с бутербродами-капапе. — Директор написал, что хотел обсудить?

— Нет, — Венделл оторвал взгляд от камина и нервно посмотрел на жену, — нет, и это-то меня и нервирует. Мог бы и потрудиться пером пару минут, или чем они там пишут, эти директора Хогвартса.

— Ну, — медленно сказала Моника, присаживаясь на кожаный диван рядом с мужем и беря бутербродик, — может, дело срочное, может, не доверяет почте. Придет и сам объяснит. Не переживай.

Венделл только хмыкнул и снова стал буравить взглядом камин. Он даже не вздрогнул, когда языки пламени окрасились в изумрудный цвет, очертили контуры долговязой фигуры, и из камина на пол Белого Дома шагнул, отряхивая мантию, не кто иной, как сам Верховный Чародей Визенгамота Альбус Дамблдор. И в эту же самую минуту со второго этажа в гостиную спустилась, поправляя желтое летнее платье, Гермиона.

— Мама, папа, я здесь. Добрый вечер, директор, сэр.

Дамблдор оглянулся вокруг и улыбнулся озорной улыбкой.

— Здравствуй, Гермиона. Ох, я и забыл, как у вас тут уютно. Венделл, мое почтение. Моника, вы прекрасны, как всегда.

— Спасибо, Альбус, вы очень любезны, — улыбнулась Моника.

— Добрый вечер, — буркнул Венделл, протягивая руку для приветствия. — Присаживайтесь. Угощайтесь. Рекомендую вам бутерброды, очень вкусные.

Дамблдор плюхнулся в кресло.

— Спасибо, не откажусь, — он схватил канапе и быстро откусил кусочек, его лицо приобрело блаженное выражение. — Фантастика. Я фанат вашей кухни, Моника.

— Бутерброды делал я, — прошептал Венделл, но его никто так и не услышал.

— Итак, — Дамблдор слегка хлопнул в ладоши и слегка подался вперед, сложив руки замком под подбородком, — я мог бы вечно восхищаться этими чудесными бутербродами, но давайте перейдем к делу. Я получил твое письмо, Гермиона.

Венделл бросил быстрый взгляд на дочь.

— Гермиона, ты что-то мне не рассказала? — кивок в сторону директора, бесстрастно восседавшего в кресле. — Она ведь только вчера вернулась со школы!

Гермиона казалась пристыженной.

— Прости, я только с утра подумала и не успела…

— Но написать успела. — Венделл нахмурился. — Ладно, и в чем же дело?

— Перво-наперво, — Дамблдор очень серьезно посмотрел на Венделла, — я должен извиниться за то, что не все в этом году пошло по плану. Я быстро понял, что в Хогвартсе обнаружился определенный артефакт Волдеморта, но замок слишком стар, своенравен и пропитан магией, чтобы у меня получилось его, артефакт, отследить. Про василиска, как вам известно, я тоже знал, но вычислить его логово оказалось едва ли не большей проблемой. Теперь мне ясно, почему это не удалось Диппету. Слизерин был величайшим магом, полным аморалом с современной точки зрения и к тому же творцом замка, способным манипулировать им, что называется, вручную. Точный механизм передвижения змеюки по замку так и остался непонятен. Трубы трубами, но вертикальное поднятие такой туши вверх... В общем, в связи с этим у нас появились пострадавшие, в том числе и сама Гермиона. Но в итоге всё закончилось хорошо, и жертв, слава Мерлину, не было.

Грейнджеры не выглядели удовлетворенными.

— Вы, директор, — сказал Венделл, — всегда говорите, что ситуация у вас под контролем, но потом у вас построянно происходят сбои. То в том году мальчик с шахматами…

— Рон, — подсказала Моника.

— Рон, — кивнул Венделл, — точно. То в этом году — множество разных детей. В том числе — наша дочь. Не хочу вас, с вашим-то опытом, обвинять в чем-то нелицеприятном, но… основания для сомнений у нас есть, не так ли?

Дамблдор внимательно посмотрел на Монику, а потом снова перевел взгляд на Венделла.

— Я понимаю ваши сомнения, — тихо сказал он, — и приношу вам искренние извинения. Тем не менее, вы не правы в своих подозрениях относительно меня. Я скован по рукам и ногам пророчеством, которое активировал и которому дал жизнь не я. Все мои действия подчинены благой цели, и я вынужден в том числе заниматься… манипуляциями. Однако я — не Темный Лорд, и я верю в свободу воли человека. Форс-мажоры неизбежны, вы должны это понимать. Однако я обещаю всегда, честно и искренне, сообщать вам обо всех… нештатных ситуациях, которые могут угрожать благополучию вас и вашей дочери.

Он замолчал и потянулся за бутербродом. В небольшом кресле сбоку Гермиона задумчиво крутила в руке стакан чая. Пауза немного затянулась. Грейнджеры переглянулись.

— Мы доверяем вам, директор, — сказала наконец Моника, выразив их общее мнение, — и доверили вам нашу дочь. Не подведите нас.

— Спасибо, — Дамблдор кивнул, — я приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие. А теперь — ко второму вопросу.

Гермиона подобралась.

— Ты писала, — заговорил директор, — что Гарри несколько странно вел себя в поезде?

Она кивнула.

— Это началось еще на пиру, но… — она задумалась. — Там я подумала, что дело в событиях в подземелье. После такого у кого угодно могут сдать нервы, правда? Он же не знал, что вы его страховали! Но и потом продолжилось. Он читал «Пророк», светскую хронику… А потом так странно сцепился с Малфоем…

— Да, — мягко сказал Дамблдор, — я читал письмо.

Он, казалось, обдумывал какую-то идею. Грейнджеры ждали молча.

— Возможно, это просто нервы, — наконец сказал он, — но после последних событий я предпочту подуть на воду, чем снова обжечься. Я бы попросил тебя, Гермиона, посетить меня послезавтра с утра в Хогвартсе и предоставить мне соответствующие воспоминания для исследования. А я тем временем попрошу мисс Фигг усилить наблюдение на Тисовой. Нам определенно не нужны лишние проблемы.

Гермиона посмотрела на родителей.

— Мы не против, — сказал Венделл. Моника молча кивнула.

— Тогда договорились, — Дамблдор снова хлопнул в ладоши и резко поднялся на ноги, — когда я разберусь, что готовит нам дальше судьба и что мы сможем ей противопоставить, я вам пришлю отдельную сову. Спасибо за хлеб-соль.

Когда несколько минут спустя его смутная фигура растворилась в камине, Венделл тяжело посмотрел на дочь.

— А те-перь, — произнес он по слогам, — мы обсу-дим, кто дол-жен пер-вым уз-на-вать все важ-ные но-вос-ти.

Гермиона выглядела смущенной.

— А тебе нравится Гарри? — внезапно спросила с дивана Моника.

Гермиона густо покраснела.

— Можешь не отвечать, — Моника хихикнула.

Спустя несколько часов разговоров и один ужин, когда на Лондон окончательно опустилась ночь, супруги Грейнджер лежали в постели, готовясь ко сну.

— Я не очень верю Дамбдору, — пожаловался Венделл, поглаживая свою жену по спине, — не уверен, что ему в принципе можно доверять. Сколько у него таких, как мы, на крючке? И сколько разных правд он скармливает им по десять раз на дню?

Моника смотрела ему прямо в глаза, и в них чудесным образом — или ему это только казалось? — отражалась полная луна.

— Я думаю, — она зажмурилась, слегка млея от прикосновений мужа, — что ты прав. Вот только что мы можем с этим сделать? Ему по крайней мере хватает такта иногда выглядеть пристыженным. Да и кто еще из хозяев волшебного мира в принципе сядет с нами за один стол?

Венделл промолчал, оглаживая жену, ощущая тепло её тела. Хозяева волшебного мира! Как много чувств вызывали у него эти слова… Но в первую очередь — ненависть. Пятьдесят лет назад закончились Нюрнбергские процессы, а здесь, в самом сердце старой доброй Британии, до сих пор процветает такой звериный расизм! Хозяева волшебного мира! Вцепиться бы им в глотку, да куда уж им, простым магглам из пригорода Лондона. Для них они — пыль под сапогами. Хозяева волшебного мира… Больше них Венделл ненавидел только собственное бессилие перед ними. Жена была права — Дамблдор хотя бы пытался сделать честную мину при плохой игре. А вот остальные… «Эх, только дайте мне силы, — думал Венделл, лаская свою жену, — только дайте мне возможность…»

ЛЮЦИУС

Так получилось, что в эту самую минуту совсем в другом месте славной Англии, в древнем, но светлом и просторном родовом особняке, строителей которого определенно объединяла с Венделлом Грейнджером любовь к белому цвету, один из тех самых ненавидимых Венделлом хозяев волшебного мира обсуждал со своим единственным сыном и наследником дочь семьи Грейнджер.

— Магглорожденная — лучшая ученица курса? — нахмурился Люциус Малфой. Драко нехотя кивнул, подтверждая слова отца.

Они сидели на третьем этаже поместья, в кабинете главы рода. Здесь на стенах не висело ни одного портрета, ни одного древнего доспеха или зачарованного оружия, как в большинстве других помещений особняка. Только задернутые светлым бархатом окна на двух стенах, несколько шкафов с бумагами и картотеками, поблескивающий вороненым металлом внушительного размера сейф, шкафчик с коллекцией воспоминаний да омут памяти, играющий таинственными бликами. В нем плавало несколько отрывков воспоминаний. Доминирующее положение в комнате занимал монументальный стол старшего в роду — из темного дерева, но тоже покрытый какой-то светлой тканью. На столе стояла лампа, и он был почти весь завален документами. А еще за столом, спиной к окну, восседал Лорд Люциус Малфой. Напротив стола расположилось несколько кресел различной степени удобности, в самом комфортном из которых сидел Драко.

Люциус задумался, глядя на сына. Тому будет полезно понять, что отец недоволен тем, что его, Малфоя, обошла грязнокровка. Но вот какие из этого следуют практические выводы?

Люциус побарабанил пальцами по столу. Грязнокровки не могли сравниться с наследниками древних родов в магии. Это было просто невозможно. Разумеется, дело тут не в крови самой по себе. Весь этот бред пусть толкают идиоты вроде Крэбба-старшего или фанатики вроде Лестрейнджей, земля им пухом. Люциус же был прагматиком и мыслил как прагматик. Магглорожденные-школьники не могли заниматься магией летом, разве что зачитывать учебники до дыр. У них не было родовых библиотек и частных магических учителей. Их предки не разрабатывали поколениями уникальные заклинания во славу рода. Чистокровные имели гигантское преимущество. Полукровки еще могли докопаться до частичек сакральных знаний; магглорожденные же плелись в хвосте и претендовать на хотя бы относительное равенство могли только после десятилетий упорной учебы либо удачно вступив в брак. А тут — второкурсница!

Что это значит? Либо перед нами новое воплощение Мерлина в женском обличье, и тогда впору прекращать переговоры с Паркинсонами и Гринграссами… Либо у девочки влиятельный чистокровный покровитель. Но тогда — кто и зачем?

Ладно, этот вопрос требует дальнейшей, и главное, неспешной проработки. А пока, значит, делаем так…

— Я весьма недоволен тобой, сын, — медленно, внушительно, с расстановкой сказал Люциус. — Ты подвел род Малфоев. Я не жду, что ты будешь всегда и во всем лучше всех, хотя и буду счастлив, если это все же будет так. Но я жду, что лучше тебя — по отдельным предметам — по отдельным! — будут лишь другие чистокровные. В крайнем случае — полукровки, у которых один из родителей хоть и предал свою кровь, но тем не менее происходит из древнего рода. Ты хорошо меня понял?

— Да, отец, — покорно кивнул Драко. Он ожидал чего-то подобного.

— Хорошо, — Люциус снова побарабанил по столу, — ты не заслужил наказания, но и награды не заслужил. Старайся лучше. Еще что-то, о чем я должен знать?

Драко внезапно стушевался.

— Есть кое-что отец. Не уверен, насколько это важно, но... Я… я лучше покажу, — он махнул рукой в сторону омута памяти.

Люциус заинтересованно посмотрел на сына.

— Да? Ну показывай тогда.

Драко поднялся с кресла, подошел к омуту и медленно, напрягшись, вытянул из головы белую серебрящуюся нить, которую потом аккуратно опустил в чашу. Люциус подошел, пригляделся с любопытством и ткнул в чашу палочкой. Его лицо тут же оплели белые нити. Драко же вернулся в кресло и принялся ждать.

Он сам не знал, зачем решил показать отцу воспоминание с Поттером. Просто какое-то предчувствие подсказало ему, что это необходимо. То ли фантастическая скорость, с которой тот кинул обычный Экспеллиармус, то ли полубезумное выражение его лица, когда Мальчик-который-выжил тыкал палочками — в том числе и его, Драко, собственной! — ему в лицо, то ли те слова, что слетели с его губ. Черт, да ему тогда показалось, что его палочка будет переломлена! Если бы не Грейнджер... И все это в совокупности… не было свойственно Поттеру. А когда что-то вдруг шло не так, как обычно, то умный мальчик Драко предоставлял возможность изучить эту проблему своему отцу.

Поттер, Поттер, Поттер! Проклятый гриффиндорский выскочка! Драко помнил, в какой ярости он собирал вещи тогда, в поезде. Винс и Грег, видя его состояние, благоразумно молчали до конца поездки. Слова Поттера про отца были обидными, но еще обиднее было то, как легко «чудо-мальчик» его обставил. Теперь пропасть между ними стала еще больше, хотя куда уже больше, казалось бы. А ведь тогда, на первом курсе, перед распределением…

Люциус наконец оторвался от омута, его глаза поблескивали. Он выглядел задумчивым.

— Это… интересно. Здесь есть над чем подумать. Спасибо, сын.

Драко кивнул.

— Рад, что смог помочь.

— Если это всё, можешь идти. Или у тебя есть вопросы ко мне?

— Не… — начал было вставать Драко, но поправился. — Есть, отец. Я читал интервью…

— Да-да?

— Твой уход из попечительского совета — это стратегически спланированная акция? — выпалил Драко.

Его отец помедлил с ответом, затем усмехнулся.

— Это поражение. Дамблдор провел меня, заставил сделать ошибочный ход и обыграл на контратаке, выиграв всё, что мог, и не потеряв ничего. Это был полный разгром.

Драко смотрел на отца во все глаза.

— Это правильный вопрос, Драко, и я рад, что ты задал его, — наставительно сказал Люциус, — Дамблдор провел меня, заставил усомниться в его собственной хватке, а после ударил исподтишка. Это первый урок — всегда уважай и не смей недооценивать сильных противников. Но после всего этого я нашел силы дать интервью и среди прочей словесной шелухи заложил идею про бизнес-загруженность и отсутствие времени на отработку образовательных процессов. Это второй урок — урон от любого поражения можно минимизировать, правильно преподнеся его широкой общественности.

Драко кивнул, вслушиваясь в каждое слово.

— Хвалю за правильные вопросы, Драко, — сказал Люциус, — откинувшись в кресле, — и за возможно важное воспоминание. Ты частично реабилитировался после провала в школе. Ты молодец, мой сын. Если это всё, то иди, отдыхай, у меня еще есть работа.

— Да, отец, — кивнул Драко, вставая и улыбаясь, — спасибо. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Драко, — улыбнулся Люциус.

Но как только тот вышел из кабинета, улыбка стекла с лица Люциуса. Он какое-то время тупо смотрел на закрывшуюся дверь, массируя виски, а потом со стоном встал со своего роскошного кресла, с тоской посмотрел на стопки документов на столе и прошел к шкафчику с коллекцией воспоминаний.

Ему предстояла бессонная ночь и тонны бумажной работы. Но прежде…

Воспоминания с беснующимся Поттером вызвали у него смутную тревогу. Казалось бы, ничего особенного — обычная потасовка в поезде между школьниками, обычный Экспеллиармус, обычные оскорбления со стороны не привыкших держать язык за зубами детей. Знали бы они, как иногда школьные оскорбления эхом откликаются годы спустя!

Но всё же что-то во всем произошедшем было не так. То, как Поттер говорил, как двигался, как читал заклинание. Он должен был кое-что проверить — чисто для самоуспокоения. Ведь при всех политических и идеологических разногласиях с Дамблдором, Люциус Малфой был бы абсолютно согласен со сказанной директором Хогвартса сегодня в доме Грейнджеров фразой: лучше лишний раз подуть на воду!

Вот только, когда спустя полчаса он закончил работу, руки его мелко-мелко дрожали. Он достал из стола бутылку виски, налил себе стакан и выпил залпом янтарный напиток, не закусывая. А после спустился в большую гостиную, бросил обеспокоенной, ждущей его Нарциссе: «срочные дела!», схватил горшочек с летучим порохом, бросил горсть в камин и шепнул: «Паучий Тупик!».

ДЖИННИ

Чуть более чем за сутки до того, как Люциус Малфой закончил работу с воспоминаниями и пришел к неким страшным для себя выводам, и ровно за день до момента, когда Альбус Дамблдор отряхивался от пепла, выйдя из камина в гостиной Грейнджеров, Джинни Уизли, сбежав от суеты и безумия родного дома своей семьи, скрылась в своей комнатке, и теперь старательно рисовала что-то в блокноте цветными карандашами.

Джинни не знала, почему Уизли жили именно здесь, в Норе. Она не рисковала задавать этот вопрос родителям — ей казалось, что это какая-то большая и страшная тайна, ответ на которую на неё однажды возложат самостоятельно, а до того момента лучше и не пытаться залезть во всё это. Она не боялась, что они отругают её за такие вопросы, или, например, молча сожмут губы и сделают вид, что не расслышали. Напротив, она боялась другого — что мама и папа захотят ответить честно, посадят на кухне, или в её комнате, или в родительской спальне, и начнут серьезный и обстоятельный разговор.

Джинни знала только о том, что Уизли живут здесь уже более ста лет. Дом был достаточно старым по маггловским меркам, но по магическим — всё же новостроем. Он стоял на источнике силы, но на источнике слабом и каком-то странном, плохо резонирующим с магическим фоном его обитателей. Он притягивал к себе магических существ, вроде упыря или гномов, но здесь не было ни одного домового эльфа. Он дышал магией, но не величественной и спокойной магией древних родовых поместий. Напротив, здесь постоянно что-то произвольно ломалось, взрывалось и царил сущий бедлам. Зачастую это происходило даже без участия близнецов, хотя они, разумеется, вносили свой особый вклад в общую какофонию. Джинни на секунду замерла, отвлекшись от своего рисунка, потом прислушалась. И точно: внизу совершенно отчетливо что-то разбилось. Потом послышались голоса мамы и кого-то из братьев. Отец всё еще, насколько она знала, не вернулся из министерства.

Пару часов назад, когда Джинни с братьями и мамой вернулись домой, он встретил их на кухне. Перекинулся парой слов с женой, убедился, что Джинни в порядке и ей уже не нужна помощь колдомедика, обнял сыновей (точнее говоря, Рона, потому что не любивший семейные собрания Перси сразу же сбежал в свою комнату, а близнецы начали путаться под ногами и бегать по дому) — и уехал, бормоча что-то о срочном вызове и о том, чтобы к ужину его не ждали.

В итоге ужинали они втроем: она, мама и Рон. Перси так и не почтил их своим присутствием; а близнецы довели мать, и та отослала их наверх. С кухни хорошо было слышно, как они шумят в своей комнате.

После ужина она могла заняться чем захочется, но из всего разнообразия возможных дел предпочла забраться в постель и теперь лежала здесь, прислушиваясь к шумам, скрипам и стонам дома и рисуя.

Жить в Норе было непросто — казалось, дом просто не признавал их за своих. Его магия словно бы говорила Джинни: «Ты, маленькая рыжая принцесса! Пока что я разрешаю тебе жить в моем замке, но это только пока что! Стоит только часам пробить полночь, как ты превратишься в серую крысу, а твоя кровать — в тыкву!»

Джинни посмотрела на часы — было девять вечера. До полуночи — еще три часа, а, значит, она еще определенно успеет порисовать. Магия дома слегка накатила на неё волной, признавая правоту умной маленькой принцессы, а потом отступилась, и напряжение, висевшее в воздухе, спало.

Джинни хмыкнула и снова занесла карандаш над бумагой, но тут дверь в комнату открылась и зашел Артур Уизли.

Джинни любила своего отца и знала, как много он тянет на себе и каким тяжелым грузом на нем лежит ответственность за его детей и их Род. Но все же иногда ей хотелось, чтобы её отец, без всяких изменений в его внутреннем мире, стал похож на кого-то вроде Лорда Малфоя или Лорда Гринграсса, которого она видела как-то в министерстве и потом долго смотрела ему вслед. Или, быть может, Дамблдора в молодости. Вот они выглядели как настоящие эпические герои — или злодеи, локомотивы волшебной истории. А в её любимом отце не было абсолютно ничего эпического — он был обычным тружеником Министерства. На самом деле он тоже был во многом героем, но Джинни об этом не знала, так как еще не читала подобных книг.

Не знала — но интуитивно догадывалась. И потому — любила.

Ну и еще потому, что он просто был её отцом.

Отец зашел в комнату и присел на краешек кровати, взяв Джинни за руку. Он уже был в домашнем и без очков — их он держал в свободной руке, поглаживая роговую оправу. Редкие рыжие волосы на его голове были растрепаны, выглядел он усталым, но довольным.

— Как твои дела, Джинни? Мама сказала, что ты рано ушла к себе? Всё в порядке?

— Да, папа, — девочка улыбнулась, — всё хорошо, я просто сильно устала. А как у тебя дела?

Мистер Уизли поморщился.

— Очередные рейды. После тех проверок поместий чистокровных в начале года нам совсем не дают спуску. То ли Малфой шепчет на ухо Фаджу, то ли тот сам… Завалили второстепенной работой! А еще этот Людо... Ну да ладно, — переключился он, и улыбка вернулась на его лицо, — а ты чем тут занимаешься? Снова рисуешь?

Джинни кивнула и протянула отцу лист бумаги. Тот посмотрел на него и восхищенно присвистнул. Там был изображен вполне себе достоверный небольшой дракон. У него была алая чешуя на спине и желтая — на груди, а изо рта он извергал изумрудное пламя.

— По-моему, — сказал наконец отец, разглядывая рисунок, — это просто прекрасно. Особенно хорошо получились крылья.

У дракона была два больших желто-алых перепончатых крыла, которые он воздел над головой, намереваясь покрыть ими весь лист бумаги.

— Молодец, — одобрил отец, возвращая дочери рисунок. Та просияла.

— На самом деле, — продолжил мистер Уизли, переключая свое внимание на очки, которые продолжал крутить в руке, — я хотел поговорить с тобой. Серьезно. Но Дамблдор мне сказал, что он уже это сделал. Тогда я не буду повторять лишний раз. Просто добавлю от себя. Мы — древний чистокровный род, Джинни, как бы я ни относился ко всей этой чепухе со статусом крови. Это значит, что на нас многие смотрят и что у нас полно врагов. Нам уделяют внимание, Джинни. Малфой задирается с тобой, а не с детьми из маггловских семей, именно потому, что на самом деле считает тебя равной и достойной внимания. А в силу… — он замолчал и внимательно посмотрел на дочь. — У меня много врагов, Джинни. А значит, и у тебя тоже. Друзей у нас тоже немало, но… Обещай мне, если тебе попадется какой-то еще магический артефакт, не важно — какой, происхождения которого ты не будешь знать точно… Пусть он даже будет казаться тебе светлым… Пусть его даже даст тебе друг… Обещай, что ты придешь с этим ко мне. Не к Дамблдору, не к друзьям или, например, мадам Помфри, а именно ко мне. И никогда, никогда не трогай то, что похоже на неизвестный магический артефакт, голыми руками!

— Хорошо, папа, — Джинни тихонько кивнула, глядя на отца. Тот сконфуженно улыбнулся и потрепал её по голове. Было видно, что этот разговор не доставляет ему удовольствия.

— Тогда хорошо, — он встал, расправляя одежду, и надел очки. — Отдыхай, Джинни. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, папа.

Отец чмокнул её в щеку и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. А Джинни стала разглядывать свой рисунок. Дракон свирепо смотрел в пространство, выдыхая пламя. Она тихонько вздохнула. Когда она начала рисовать дракона, ей хотелось изобразить настоящее Чудовище. Но дракон не был похож на Чудовище. Он выглядел свирепо, но скорее как мать, защищающая гнездо с детенышами, а не как нападающий на город и сжигающий дома жестокий хищник. Вот василиск был настоящим Чудовищем — древняя, отвратительная, свирепая машина для убийства. Дракон же был слишком прекрасен для этого. Интересно, могут ли быть драконы Героями? Она поставила у себя в памяти галочку — задать этот вопрос Луне. Джинни отложила рисунок и карандаши, перевернулась на бок и зевнула. В конце концов, она и вправду очень сильно устала. Через десять минут девочка уже спала, свернувшись калачиком, и видела яркие сны.

Джинни снился Дракон. Дракон был гигантский как гора, и его чешуя переливалась на солнце, подобно мириадам рубинов. Он парил в небесах, выискивая добычу, и Джинни, млея от чувства полета, ощущала, как его могучее тело обволакивают воздушные потоки.

Затем появились змеи. Они с шорохом выползали из своих нор, покрывая луг шевелящимся ковром. Дракон сражался со змеями. Змей было много, они были длинные, скользкие и гибкие, и пытались взять Дракона числом. Они подпрыгивали вверх, шипя и силясь укусить Дракона за лапы. Дракон ревел и извергал изумрудное пламя, от которого змеи рассыпались горсткой пепла.

А потом Джинни сама стала змеей. Ее тело изменилось, и она могла лишь шипеть да бросаться вверх, полная бессильной злобы и разочарования из-за того, что дракон может летать и стрелять пламенем, а у нее есть только ее зубы да ядовитые железы. И она бросалась на дракона, промахивалась, шипела и бросалась снова.

И вот Дракон обратил на неё внимание и выстрелил в неё столбом густо-зеленого огня. Она попыталась увернуться и спрятаться в свою нору, но не успела, и сгорела в потоке пламени, а её тело распалось на тысячи сияющих пылинок, которые осели на траве, подобно утренней росе.

На небе сияло кроваво-красное солнце. Дракон улетел, выжившие змеи скрылись где-то в зарослях. В лесу запели птицы. А Джинни перевернулась на другой бок и дальше спала уже без сновидений.

АРТУР

В то время, как Джинни парила в мире грез и была то Драконом, то Змеей, то бесплотным духом, её отец, Артур Уизли, сидел на кухне своего дома с женой и пил поздний чай.

Когда он приходил с работы так поздно, а это в последние полгода случалось всё чаще, они с Молли всегда пили чай на кухне вдвоем. Это уже стало у них своеобразным ритуалом. В конце концов, они и так не слишком-то часто имели возможность остаться наедине.

— Чертов Бегмен, — говорил Артур, и его очки яростно сверкали в свете камина, — вот так вот просто заваливается ко мне и говорит: прикрой, мол, племянника, молодой, глупый, нельзя ему, говорит, в Азкабан. А я, разумеется, спрашиваю — а мне какая с этого польза, рискую-то я! А он говорит — сочтемся! Сочтемся! Понятно, что нарушение не настолько серьезное, но… — он горько покачал головой. — Проклятый лицемер! Будто я не знаю, что стоит мне отказать, и этот придурок с меня не слезет. Пришлось помогать. Какого черта мне вообще может быть нужно от главы департамента магического спорта? Автографы сборной Ирландии? Бесплатные билеты на квиддич?

Жена кивала, слушая его.

— Ну, Бегмен в должниках — это не так и плохо, — успокаивающе сказала она, — в конце концов, фигура он известная, и авторитет свой пока еще не растерял.

Артур шумно выдохнул и откинулся на стуле.

— Да я не то чтобы жалуюсь, — уже спокойнее сказал он, — просто осточертело это всё…

Он схватился за чашку, как за спасательный круг, и сделал большой глоток.

— Кстати, — он посмотрел на жену с загадочной улыбкой, — ты видела, как красиво рисует наша дочь? У нее получился такой замечательный дракон! Она могла бы в свое время заняться живыми портретами! Знаю, что обучение стоит дорого, но…

Молли покачала головой.

— Я переживаю за нее, Артур. Она ведет себя неосмотрительно, этот год это доказал. Она слишком много времени проводит с Луной и не хочет спускаться с небес на землю…

Артур взял руку жены в свою и тихонько сжал.

— Ну, Молли, ты чего? Она еще ребенок. Дети любят сказки.

— Она уже большой ребенок, Артур, — прошептала Молли, — а тучи снова сгущаются. Мы оба знаем, что война…

— Тихо! — одернул её Артур, и продолжил уже тише, извиняющимся тоном: — Войны нет, Молли, пока нет. Не отбирай у детей детство, как у нас отобрали наше. Она сама повзрослеет, когда будет к этому готова.

— Она даже к Гарри относится как к иконе, — горько сказала Молли, — а ведь он живой человек…

— Ну, Гарри — наш герой, — рассмеялся Артур, — а теперь еще и её персональный. Это не удивительно. А если они все же смогут сойтись поближе, это будет просто замечательно для нашей семьи!

— Там есть еще эта Грейнджер, — ворчливо заметила Молли.

— Молодо-зелено, — Артур рассмеялся, — всё, Молли, давай пока не будем. Они еще дети. Дети! Вернемся к этому разговору позже.

Молли поджала губы, но кивнула. А потом они допили чай и пошли ложиться спать. Разговор и так затянулся, а вставать предстояло рано.

ДЖИННИ

Утро встретило Джинни ласковыми теплыми лучиками солнца. Они щекотали ей нос и щеки, бегали по лицу и перепрыгивали на одеяло. Джинни открыла глаза, села на кровати и громко чихнула, зажмурившись. Потом потерла лицо, спрыгнула на пол и пошла умываться.

Как оказалось, встала она поздно. Отец давно ушел на работу, Перси как всегда сидел у себя, близнецы куда-то убежали. Рона тоже не было видно. Только мать было видно в окно, она что-то делала в саду.

Джинни взяла оставленную для нее на столе еду и села завтракать. Пока она ела, ей захотелось обдумать вчерашний сон. Он был оглушительным и ярким, но абсолютно не казался ей страшным. Скорее это была очередная волшебная история о драконах и принцессах. Принцессы, правда, во сне не было, но где драконы — там и принцессы, и сокровища, правда же?

Джинни наскоро перекусила, помыла тарелку — руками, никакой магии! — и выбежала на лужайку. Солнце уже начинало потихоньку припекать. Мама заметила её и помахала ей рукой.

— Доброе утро, Джинни. Ты сегодня поздно.

— Да, — рассмеялась девочка, — мне хорошо спалось. Доброе утро, мам. Я уже позавтракала, очень вкусно, спасибо! Я гулять, можно?

— Ты к Луне? — поджала губы мать.

Джинни кивнула, пританцовывая.

Молли задумалась на пару минут, но потом её лицо разгладилось.

— Хорошо, но к обеду будь дома. А после обеда у нас уборка!

— Хорошо, мам!

— Хорошего дня, Джинни!

— И тебе, мам!

Луна нашлась на медовом лугу недалеко от Ладьи. Она лежала на траве и мечтательно глядела на облака. Ее глаза были полузакрыты, изо рта торчал сорванный здесь же колосок. Рядом с девочкой на траве стояла корзинка с какими-то красными ягодами. Джинни пригляделась — обыкновенная клубника.

— Привет, Луна! — крикнула Джинни.

Та повернула голову и расцвела в улыбке:

— Джинни!

Через пару минут они лежали на душистой траве и смотрели на облака.

— Ты знаешь, что нарглы не поражают клубнику? — спросила Луна у Джинни.

— Нет, — засмеялась Уизли, — но теперь знаю.

— Вон то облако, — Луна задумчиво погрызла колосок, — похоже на здоровенного жирного наргла.

— А по-моему, — Джинни присмотрелась, — оно похоже на дракона. Дракона из моего сна.

— Какого сна? — заинтересовалась Луна.

— Я вчера заснула, — Джинни подложила руки под голову и с наслаждением вдохнула пьянящий запах луговых трав, — и мне приснился такой сон…

Луна выслушала её молча и очень внимательно.

— Дракон был Чудовищем? — спросила она.

— Нет, — покачала головой Джинни, — он защищал свой дом и хотел прокормить детенышей.

— Тогда змеи были Чудовищами?

Джинни задумалась, поводила рукой по траве, оторвала колосок и по примеру Луны сунула его в рот. Травяной сок был горьким и сладким одновременно.

— Нет, — наконец ответила она, — они хотели выжить. И страдали, ведь у них не было крыльев, и они не могли взлететь.

— Тогда это была не сказка, — твердо сказала Луна.

— Почему? — удивилась Джинни.

— В сказках не бывает оттенков. Там есть злодеи и есть герои. Ар-хе-ти-пы, — по слогам проговорила Луна.

— Ты не права, — упрямо сказала Джинни, — это была сказочная история, я лучше знаю, это же мой сон! Сказочные Герои бывают разными! А Герои бывают не только в сказках, — добавила она уже тише.

— Плох тот герой, что не мечтает стать драконом, — нараспев произнесла Луна, а потом вдруг резко вскочила на ноги, отряхиваясь. Её одежда была вымазана зеленым. Джинни посмотрела на неё снизу вверх:

— Что?

— Пойдем к ручью, — Луна загадочно улыбнулась, — я покажу тебе кое-что интересное.

АЛЬБУС

На следующий день после того, как Джинни делилась с Луной воспоминанием о своем сне, после того, как они немного поспорили на этот счет, но потом так же быстро и думать об этом забыли, наблюдая за поселившимися в ручье пухлыми заглотами, директор школы Хогвартс, Верховный Чародей Визенгамота Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор сидел в своем кресле и думал, массируя виски. Полчаса назад Гермиона отправилась домой, получив после расспросов некоторые инструкции. Затем он еще три раза прогнал её воспоминания в омуте памяти.

На первый взгляд, всё увиденное было очень просто объяснить. То, что Гарри хорошо освоил Экспеллиармус, он знал. Скорость его реакции тоже не удивляла, он был талантливым юным магом, в конце концов, он справился с василиском, куда там молодому Малфою! Фоукс по поручению Дамблдора полностью контролировал ход боя в Тайной Комнате, и Альбус был весьма впечатлен решительными действиями мальчика.

Ненависть к Драко и его отцу тоже была вполне логична и легко объяснима. Гарри знал, кто подсунул Джинни дневник. Теперь же увидел, как её снова донимают, и взбесился.

Но… Было еще что-то.

Альбус Дамблдор был величайшим магом и ученым, это признавали все, даже самые заклятые его враги, коих он нажил немало. Он десятилетиями работал в самом загадочном и малоизученном месте магической Британии. Он черпал отсюда силы и изучал магические потоки этого древнего замка, и чем больше он узнавал, тем больше понимал, что ничего по сути не знает об истинной природе Магии.

Одну вещь он знал точно: там, где речь идет о магических воздействиях, интуиция — не пустое слово. Магия сама подхватывает человека и несет его в нужном направлении, сама указывает ему путь — но не дает однозначных ответов. Это как игра «горячо-холодно», тебе подсказывают вектор, но спрятанный предмет ты должен найти сам. Сейчас Альбусу было очень, очень «горячо». Он схватился за виски и застонал, пытаясь думать через наступающую головную боль.

Так… тревожных симптомов мало… но они точно есть. Отдавать Гарри в Нору на все лето для наблюдения не вариант… он и так проводит с Роном слишком много времени… черт, еще Уизли, ведущих свою собственную игру, ему не хватало!.. Но и отправлять Артура с семьей на всё лето в Египет тоже уже не вариант… они могут понадобиться здесь… идею с лотереей надо переиграть… Черт, думай, Альбус, думай! Есть еще Сириус Блэк… в его невиновности Альбус не сомневался, но власти освободить осужденного по законам военного времени у него не было, а начинать громкий публичный процесс…тогда выйдут реальные пожиратели, а это — хуже, гораздо хуже… А если… Есть!

Боль слегка отступила. Он дрожащей рукой схватил стакан с холодной водой, стоящий на столе, и осушил его до дна.

План готов. Не идеальный, конечно, но, учитывая все обстоятельства…

Боль накатила снова, как таран. Стакан выпал из ослабевшей руки, разбившись на сотни осколков. Старый маг откинулся назад, схватившись за голову.

Беда надвигалась неумолимо, как прилив, как удары кузнечного молота, как стук сердца, гулом отдающийся у него в ушах. Старый маг застонал, полулежа в директорском кресле.

И, когда в камине поднялось вверх изумрудное пламя, очерчивая смутную пока еще фигуру, Альбус Дамблдор уже подсознательно был готов к самому худшему.

???

Мальчик, тихо всхлипывая, вжимался в стену кладовки, зажимая себе рукой рот. Ну пожалуйста! Пусть его не найдут! Пусть его никто не тронет! Пусть Тот Человек пройдет мимо!

Но в глубине души мальчик понимал, что Тот все равно придет. До этого Он пришел за всей его семьей, а теперь придет и за ним. При мысли о родителях у мальчика в груди родился громкий всхлип, но он снова зажал себе руками рот. Если сидеть тихо, всё еще может обойтись, может…

Он давно уже отбросил идею убежать — все двери в доме были заперты. Победить Того он тоже не мог — ведь у Того была волшебная палочка, и палочка эта могла творить страшные вещи. Мальчик видел это своими глазами совсем недавно, и сцена та плотно отпечаталась в его мозгу. А мальчик был ничем не вооружен, да и что он мог противопоставить такому Ужасу?

Дверь в кладовку распахнулась, и яркий свет ударил мальчику в лицо. Тот не сдержался и истошно заорал.

— Иронично, — сказал Тот Человек, — Силенцио.

Немой крик застрял в горле мальчика, и он, парализованый ужасом, прижался к стенке кладовки, широко раскрыв глаза.

Тот Человек еще секунду постоял молча, будто бы собираясь с мыслями, а потом сделал шаг вперед. И тут из тела мальчика за один удар сердца вырвалась из груди и заключила его в сияющий кокон радужная светящаяся сфера. Сфера быстро-быстро завертелась, пошла пузырями и какими-то похожими на щупальца лучами. Глаза Человека округлились, он взмахнул палочкой и быстро-быстро стал произносить какие-то малопонятные слова. Дальнейшие события пронеслись перед глазами мальчика как в калейдоскопе.

Сфера перестала крутиться и с низким гулом выстрелила в воздух протуберанцами света.

Тот Человек закончил читать свой речитатив, и его фигуру окружила молочного цвета полупрозрачная пленка.

Грянул ослепительный и оглушающий взрыв, дом вокруг сложился, как карточный домик. В воздух взлетели центнеры песка, известки и щебня. А потом пыль осела.

Мальчик молча таращился на происходящее. На нем не было ни царапинки. Как, впрочем, и на Том Человеке. Радужная сфера вокруг мальчика тоже не пострадала.

Тот Человек казался удивленным настолько, что даже на секунду перестал быть таким страшным.

— Такого я не ожидал, конечно, — пробормотал Тот Человек.

Мальчик уже не смог бы ни ответить что-то, ни просто закричать, даже если бы на нем не висело заклятие немоты. Он провалился в спасительное беспамятство. Последнее, что он успел увидеть — это как Тот Человек тычет волшебной палочкой в радужную сферу с выражением крайнего недоумения на лице.

АЛЬБУС

Альбус Дамблдор стоял на остатках некогда ухоженной лужайки, мрачно обозревая пепелище. Он уже забыл, когда ему последний раз было настолько паршиво. Его слегка поколачивало, виски продолжали болеть, а где-то в районе желудка бился, мастерски подавляемый профессионально поставленной окклюменцией, клубок иррационального, животного страха.

Но его мозг продолжал действовать, перебирая и анализируя варианты. В конце концов, он не был бы Альбусом Дамблдором, если бы не умел работать головой даже в самых отчаянных обстоятельствах, и уж точно не дожил бы тогда до своих весьма почтенных даже по меркам волшебника лет.

— Лорд Дамблдор, — подошедший молодой волшебник быстро кивнул ему головой, — Кевин Ирвинсон, отдел магических происшествий и катастроф. Вижу, вас уже известили.

Альбус не удостоил волшебника ответом, продолжая смотреть на место взрыва. Там творился форменный бедлам, даже если не обращать внимание на сами стертые в порошок руины некогда ухоженного домика.

Щелкали камерами репортеры «Ежедневного Пророка» и Колдорадио. Бегали взмыленные сотрудники ДМП и ОМПиК. Кое-где уже виднелись форменные мантии авроров, оцепляющих периметр. Все говорило о том, что готовится прибытие на место происшествия министерской делегации самого высокого уровня. И над этим хаосом, сотканным из щебня, углей и бюрократии, реял призрачный купол сферы отвлечения внимания магглов.

— Взрыв газа? — спросил Дамблдор.

— Пара газовых баллонов в подвале, — пожал плечами Кевин, — вы же знаете этих магглов.

— А по факту?

— Мы работаем, — быстро сказал Кевин, — но уже могу сказать, что всё это крайне похоже на взрыв нестабильного магического ядра. Слава Мерлину, обскур не прорвался, — он зябко поежился, — и еще надо всем этим местом мастерски наведена какая-то модификация чар ужаса, — зубы парня отбили чечетку, — вы тоже чувствуете, что Он должен прийти? Тот Человек?

По спине Дамблдора пробежали мурашки. Он крепко сжал зубы.

— Жервы? Выжившие? — Альбус шумно вдохнул воздух.

— Ни одного человека, — покачал головой Кевин, — и ни одного волшебника. Ни живого, ни мертвого. Впрочем, с такими Чарами Ужаса… Если кого не стерло в пыль рванувшим ядром, они уже покупают билеты на самолет в Австралию, чтобы Тот Человек их не нашел. Или потеряли голову, побежали и попали под машину. Надо проверять маггловские сводки.

Дамблдор выдохнул и кивнул, не отрывая взгляда от развалин дома.

— И чего столько внимания к этому дому? — спросил Кевин, нервно оглядываясь. — Тут вообще хоть какие-то волшебники жили, в этом районе? Я имею в виду, такая делегация… Да и вы еще здесь… Да, не совсем штатная ситуация, но…

Дамблдор развернулся и пошел прочь, мысленно призывая Фоукса. Здесь ему сейчас делать было больше нечего. Ему нужно было подумать одному, вернуться сюда попозже и ни за что, ни в коем случае не терять лицо перед всеми этими министерскими служками.

— Передайте Министру Фаджу, — бросил он через плечо, — что я буду у него в кабинете в шесть утра. И ни минутой позже. И эта встреча в его интересах тоже!

А потом взмахнул руками и исчез в вспышке пламени феникса.

ДЖИННИ

Джинни сидела в кресле, высоком, как трон, с резными подлокотниками в виде рычащих голов двух львов, глубоком и крайне богато украшенном. За ее спиной раздавалось какое-то тихое жужжание. Где-то невдалеке чирикнула птица.

Кабинет, в котором она сидела, был под стать креслу, богатый и роскошный до безвкусицы. На высоком, расписанном на мотивы истории Магической Британии потолке — резная люстра. На стенах — канделябры со свечами, в промежутках между ними дорогие, пахнущие магией антикварные шкафы из мореного дуба, забитые древними фолиантами и какими-то папками на тесёмках. Центральное положение в комнате занимал стол, нет, Стол, чудо даже не плотницкой, а архитектурной мысли, весь какой-то огромный, монументальный, древний, со множеством полочек и ящичков. Кабинет был мрачным и очень «магическим», но в то же время оставлял дрянное ощущение дрянного вкуса обеспеченного хозяина, который, имея мешок денег, но не имея чувства стиля, накупил туда антиквариата посолиднее, побогаче и подороже с миру по нитке.

Джинни не видела себя со стороны, но знала, что выглядит потрясающе. На ней было какое-то зеленое длинное платье с глубоким декольте и вырезом на спине почти до талии. Её ярко-рыжие волосы были завиты в кудри и падали на плечи свободным огненным водопадом. Она была красивой, молодой, опасной, уверенной в себе женщиной. Она была Принцессой. Принцесса провела по своей груди рукой, смущаясь и радуясь одновременно.

В дальнем конце кабинета была дверь. В дверь постучали. «Войдите», — сказала она. Дверь открылась, и вошел Гарри.

Гарри тоже был молод, но годы уже оставили на нем свой отпечаток. Его щеку пересекал узкий косой шрам. Его скулы, казалось, еще больше заострились. Он был коротко стрижен и больше не носил очков. Но шрам, глаза и улыбка были такими же. Это, безусловно, был Гарри.

— Добрый вечер, — улыбнулась она, — не желаете присесть?

— Спасибо, — улыбнулся ей в ответ обезоруживающей улыбкой Гарри, — я проделал немалый путь.

Он сел напротив неё, закинув ногу за ногу, и посмотрел ей прямо в глаза.

— Итак, — Гарри продолжал улыбаться, — Вы знаете, зачем я пришел, Джинни.

— Знаю, Гарри, — сказала она, и, прежде чем успела захлопнуть рот, добавила, — я не согласна.

«Не согласна? С чем? О чем это я?».

Улыбку словно стерли с лица Гарри.

— Меня больше никто не называет этим именем, — сухо сказал он.

«Что? О чем это он?»

— Я знаю ваше новое имя, — склонила голову Джинни, — но для меня вы навсегда останетесь Гарри. Мы слишком давно и близко знакомы, и…

Паника в её груди нарастала. Что… о чем говорят… эти люди?..

Она попыталась всмотреться в лицо Гарри, но не увидела там знакомых черт. Его будто бы заволокло туманом. Это был Гарри… или нет?

— БАХ!!! — где-то снизу раздался грохот. Она вздрогнула, вскочила и часто-часто задышала. Потом провела рукой по груди и отчего-то нервно рассмеялась.

Она сидела на своей постели, а где-то снизу мать на повышенных тонах объяснялась с близнецами.

Сон. Всего лишь сон.

АЛЬБУС

— Ненавижу такие места, — прошипел Северус Снейп, оглядываясь по сторонам, — они мне отвратительны. Надеюсь, мы здесь не задержимся.

Дамблдор оглянулся на своего коллегу и ученика.

— Это другая сторона монеты, Северус. Многие люди, в том числе и наши люди, живут именно так. Мы должны принимать их образ жизни и быть терпимыми к нему. Прости, но ближе к месту аппарировать не выйдет.

— Мы должны понимать их, — ядовито сказал Северус, — а вот любить я их не обязан.

Дамблдор с сомнением посмотрел на желчного зельевара, а потом зашагал по Тисовой улице в сторону дома номер 4. Вернее, места, где еще недавно был этот дом. В глубине души он был уверен, что, пойди история чуть по другому пути, Северус жил бы себе в точно таком же домике.

— Так что там с нашим другом Люциусом, Северус?

— Я уже говорил, директор, — Снейп догнал Альбуса, и теперь они шли по дорожке вровень, — приперся ко мне вчера ночью, совершенно ошалевший. Сказал, надо напиться. Сдал его на руки Нарциссе только сегодня днем. Потом приводил себя в порядок, пошел вас искать, а тут — это…

— И что же стало причиной такого его поведения? — спросил Дамблдор больше для того, чтобы отвлечься от жутких мыслей про возможное крушение всех его планов, разгневанным роем мечущихся в мозгу.

— Помните наш разговор, директор? — Снейпу будто стало тяжело дышать. — Через год, после того, как она… как её…

У Альбуса Дамблдора екнуло в груди. Он резко остановился и развернулся лицом к Северусу.

— Помню, — отрезал он, — а ты должен помнить мой ответ. Этого попросту не может быть. В истории не было ни одного случая, чтобы крестраж оказывался заперт в теле живого существа, и совсем уж фантастика — чтобы осколок души застрял в теле того, чья смерть и должна была послужить расколу!

Северус какое-то время молча смотрел на директора, потом пожал плечами.

— Подумайте над этим, директор. Это могло бы быть хорошим объяснением произошедших событий. В конце концов, я бы не сказал, что в магической истории в целом известно много случаев создания крестражей.

Он повернулся на каблуках и зашагал вперед. Альбус, глубоко вздохнув, последовал за ним.

Северус и не догадывался, насколько близко трусливый консерватор-политикан Люциус Малфой подошел к опасной догадке в своих пьяных бреднях. Ведь Альбус абсолютно точно знал, что осколок души Волдеморта в голове мальчика все же есть. Не сформировавшийся крестраж, а так, пустышка-заготовка, плацебо для искалеченной души Тома Риддла. Он знал про этот злосчастный осколок с того самого момента, как увидел треклятый шрам на лбу кричащего осиротевшего младенца и понял весь масштаб и сложность стоящей перед ним задачи по спасению Магической Британии!

Никто больше не знал про это достоверно, только он один. Спрятанные в тайном месте документы и воспоминания с соответствующей информацией должны были в случае его смерти перейти к Северусу, затем — к Аластору Грюму и далее по списку наиболее доверенных членов Ордена Феникса. Он не хотел уносить эту тайну с собой в могилу, но не знал, кому может доверять настолько, чтобы просто так рассказать этому человеку столь шокирующие сведения и после предугадать его действия. Альбус Дамблдор предпочитал контролировать всё сам. В конце концов, как бы хорошо старый учитель ни разбирался в людях, только в себе он мог быть уверен до конца. Ошибки, связанные с доверием, в его прошлом стоили слишком дорого и всегда оплачивались кровью.

Впрочем, Альбус также был весьма уверен в том, что в целом Люциус заблуждается. У бедняги просто крыша ехала при мысли о возможном возвращении Темного Лорда, вот он и выдумывал теории заговора. Все эти сказки о захваченном осколком души Риддла теле Темного Лорда Поттера впору было сдавать на руки санитарам в Мунго. Осколок был достаточного размера, чтобы служить якорем для Тома на этом свете — и это само по себе представляло бы проблему даже при отсутствии иных крестражей. Но захватить тело молодого, здорового ребенка — нет, совершенно точно нет. Он сам провел все необходимые измерения в свое время, чтобы исключить малейшие риски. А Люциусу просто надо меньше пить и меньше корпеть над бумагами, а то так и сгорит молодым, как его отец! Дамблдор знал, о чем говорил, ведь он пережил уже три поколения Малфоев!

Вообще, вернувшись назад в свой кабинет после первого посещения места выброса, ожидая Северуса и понемногу успокаиваясь после первого шока, а также приступа магической паники в своем кабинете, когда к нему с жуткими новостями принеслась взъерошенная Арабелла Фигг, он смог сконструировать в голове вполне себе стройную картину событий.

«Значит так, — думал он тогда, — успокоимся и порассуждаем. Эмоционально нестабильный мальчик возвращается на Тисовую после событий последнего года. В его магическом ядре происходят возмущения из-за близкого контакта однозначного Крестража-Дневника с Осколком в голове Гарри. Он возмущен и опустошен. Затем какая-то мелкая придирка от Дурслей — и происходит магический выброс, как одна лишняя капля воды срывает крышку у кастрюли. Он непроизвольно напускает что-то вроде Чар Деймоса, и Дурсли в панике убегают. Возможно, они еще вернутся, возможно, уехали из страны. А может, оказались на дне какого-нибудь озера или под колесами грузовика — чары все же и правда оказались довольно сильными. А сам мальчик, распугав родственников, не смог остановить собранную в теле магическую энергию, и та сдетонировала. Не слишком частое, но вообще-то хорошо изученное и описанное в литературе явление. Сам он в таком случае пострадать не мог — накопленная магия его самого и прикрыла щитом. Повреждения ядра явно не были критичными, а вот паника должна была накрыть и его тоже, хоть и слабее. Скорее всего, он бежал; бежал, пока не упал от истощения. В этой ситуации есть две проблемы, которые требуют немедленного решения. Во-первых, мальчика надо срочно найти. Скорее всего, он в какой-то маггловской больнице. Во-вторых, Дурслей желательно найти тоже, и желательно здоровыми. Они все еще важны и для планов самого Альбуса, и для выживания Гарри, ведь кровная защита держится именно на Петунье, и это единственный шанс держать юного Поттера чуть в стороне от магического мира. Найти, подчистить память, вернуть на место. Вот так, значит, и действуем».

По первому пункту плана уже работали доверенные люди Альбуса в маггловском мире, и он не сомневался в скором результате. А вторым предстояло заняться ему с Северусом, ведь, чтобы найти тех, кто попал под основной удар подобных чар, следовало разобраться в их, чар, плетении. Иными словами, чтобы понять, где спрятался человек, надо узнать, от чего конкретно он прятался. И старый маг не сомневался, что подобный орешек он раскусит куда лучше любого министерского эксперта. Хорошо хоть следственная группа уже свернулась и унесла собственные эманации страха подальше с Тисовой улицы.

Северус вдруг резко затормозил, и задумавшийся Дамблдор налетел на того и наступил ему на ногу. Северус зашипел.

— Осторожнее, директор! Это здесь?

— Да. Здесь все еще висят чары, отвлекающие магглов.

Дамблдор замахал палочкой, затем приглашающе протянул руку.

— После вас. И работаем максимально быстро. Если магглы не найдут Поттера, я подключаю весь старый состав Ордена Феникса.

Они сделали шаг, два… Потом Северус остановился и глубоко вдохнул воздух.

— Вдохните, — попросил он.

Дамблдор слегка ослабил свои окклюменционные барьеры и полной грудью вдохнул. Пахло почему-то пожухлой травой и немного прелыми листьями. По коже побежали мурашки, как предвестники чего-то страшного и прекрасного.

— Друг мой, друг мой, — сказал вдруг Северус, — вы знакомы с русской литературой, директор?

Дамблдор оглянулся вокруг. Тянуло чем-то жутким, стылым и зябким. Над руинами дома сгущались черные тени.

— Черный человек! — тихо сказал он. — Тот Человек… Но откуда Гарри…

— Тихо! — прошептал Северус. — Всё обсудим потом! Но вот ближе к дому я не пойду. Сейчас здесь нет целой бригады мракоборцев, которая делит страхи между собой, плюс ночь, плюс мы с вами — два человека с целым багажом ужасов за спиной. Я не хочу потом, потеряв голову, бегать по округе.

Дамблдор согласно кивнул.

— В детях такой специфический страх должен был просто пробудить самые неприятные воспоминания, вроде боязни темноты или чужаков, или темного злого колдуна... А вот что стало со взрослыми, которые находились в доме в момент наведения, даже думать не хочу… Они ведь не владели окклюменцией…

Они немного помолчали, собираясь с мыслями, а потом опустились на траву и принялись за тяжелую, кропотливую и недоступную большинству магов работу по разбору магических потоков.

АРТУР

Возбужденная толпа в холле Министерства Магии колыхалась в своем хаотичном движении взад-вперед, словно штормовое море, но Артур Уизли в этом бушующем потоке вовсе не был подобен библейскому пророку, раздвигающему грудью непокорные воды. Он скорее походил на песчинку, несущуюся сквозь ураган, и потому никак не мог пробиться на волю, к каминам.

Официально рабочий день в министерстве закончился уже час назад, но практически никто из тех, кто работал здесь и кому было дорого его теплое рабочее место, не уходил домой вовремя. Артур Уизли был аж начальником целого, пускай и заштатного отдела, поэтому он иногда мог позволить себе задержаться всего лишь на час, хоть это и становилось для него в последнее время практически непозволительной роскошью.

Парадокс огромной административной машины Министерства Магии заключался в том, что она, давая работу подавляющей части магического населения Британии, плодила всё новые отделы, департаменты и ведомства, по сути обслуживая сама себя. Так бюрократия разрасталась, чтобы удовлетворять нужды разрастающейся бюрократии. «Молох требует жертв, — мрачно думал мистер Уизли, влекомый волнами человеческого моря, — а я не хочу быть жертвой, я хочу хоть раз за месяц нормально поужинать. Идет третий день каникул, а мы ни разу толком не собрались вместе за одним столом. И так, видимо, до выходных и не соберемся». К счастью, до выходных оставалось подождать всего один день.

Тем временем людской поток постепенно начал угасать, тонкими струйками втягиваясь в горящие изумрудным огнем камины. Люди спешили домой, к семьям и привычным развлечениям. Всего через два часа половину личных составов ДМП, ОМПиК и аврората подорвут по тревоге в связи с чрезвычайным происшествием в маленьком городке Литтл-Уингинг неподалеку от Лондона. Но до этого еще было далеко, и поэтому сотрудники указанных ведомств наслаждались блаженным неведением, мечтая о вкусном ужине, мягких креслах и тёплых постелях.

Наконец до камина добрался и влившийся в один из людских ручейков Артур Уизли. Добрался, привычным размашистым шагом двинулся вперед, пригнулся, назвал знакомый адрес…

Несясь в потоке света и тени по каминной трубе, он, Артур, думал о том, какую работу проделывает Департамент Магического Транспорта, следя за состоянием всей этой гигантской сети. Честно говоря, он вообще слабо представлял себе, как работает каминная сеть. Чисто теоретически, со старших курсов он помнил что-то о пространственных чарах, еще что-то знал из разговоров с коллегами в министерстве, еще о чем-то догадывался… В целом же в данной сфере он был таким же полным профаном, как и в сфере функционирования автомобилей. А возможно, даже знал об автомобилях чуточку больше.

Впрочем, много времени на раздумья у него не было. Еще буквально две минуты — и он вышел из камина на кухне собственного дома. Молли была тут же — хлопотала над ужином. Артур шагнул к ней, целуя в губы.

— Добрый вечер. Как тут ваши дела?

— Добрый. Всё в порядке. Джинни опять гуляла полдня, — она слегка поджала губы, — с Луной. А еще с тобой хотел поговорить Рон.

— Рон? — переспросил Артур. — Ну хорошо, я зайду к нему. Только переоденусь, — и пошел в сторону лестницы.

— Потом вместе спускайтесь на ужин, — крикнула жена ему вслед.

Артур, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж и зная, что Молли не видит его сейчас, все равно кивнул в знак согласия.

Переодеться и умыться он успел минут за десять. Снизу уже доносился грохот посуды, а в след за ним неслись и соблазнительные запахи — Молли уже накрывала на стол. Сглотнув слюну, Артур все же решил сначала зайти к младшему сыну, как он и обещал. Ругаться не хотелось ни с ним, ни с женой.

Младший, шестой сын! Если бы лет эдак двадцать пять назад Артуру сказали, что у него будет столько детей, он бы скорее всего воспринял это как шутку. Но потом набравшая ход Магическая Война добила то, что осталось от некогда могучего клана Уизли после гоблинских восстаний и войны с Гриндевальдом. Он остался один, и ему надо было спасать Род. А Молли просто хотела девочку. С каждой новой беременностью жены он задумывался, не пора ли уже остановиться, но, оглядываясь назад, ни разу ни о чем не пожалел. И в общем, в подобных выражениях можно было описать всю его жизнь.

Уизли-старшего многие считали человеком мягким, податливым, эдаким увальнем-подкаблучником. Во многом это, кстати, было правдой. Но как только речь заходила про Род, он становился до ужаса похожим на Джона Гринграсса или Люциуса Малфоя.

Артур Уизли мягко толкнул дверь и зашел без стука в комнату Рона. Тот сидел на кровати, поджав под себя ноги, и листал какой-то журнал. На скрип двери Рон поднял голову и улыбнулся:

— Папа!

Рон подбежал к отцу, и тот с удовольствием обнял своего младшего сына. Как и положено Главе чистокровного рода, Артур любил всех своих детей, особо выделял старшего, но младшего сына обожал чуть больше остальных, видя в нем себя самого. Причем у Артура, ненавидевшего в душе всю эту чистокровную лабуду лишь на капельку меньше, чем он в силу своей принадлежности к определенным политическим силам демонстрировал на публику, такое внезапное соответствие древним канонам получалось как-то само по себе, без зубрения кодексов рода, которые в семье Уизли были утрачены уже ко временам террора Гриндевальда. И хотя ясное дело, что такая крамольная мысль не могла прийти в голову ни Малфоям, ни Гринграссам, ни Ноттам, ни, конечно, не дай-то Мерлин, самому Уизли, но древнейшие поколения феодальной магической аристократии, самыми яркими представителями которых стали Основатели Хогвартса, признали бы Артура своим с куда большей легкостью, чем почтенных Лордов-консерваторов, просиживающих штаны то в Визенгамоте, то в Гринготтсе.

— Ну что, Рон, — Артур потрепал сына по голове и, отстранившись, присел на стул в углу комнаты, — мама уже ждет нас на ужин, но я пообещал ей поговорить с тобой до еды. В чем дело?

— Ну, — Рон слегка стушевался, как и всегда во время прямых диалогов с отцом, но потом все же взял себя в руки и продолжил: — Гарри же плохо у магглов, правда? Он после той истории с василиском сам не свой был… Я, если честно, даже не заметил сразу, я же не… — он слегка покраснел. — Не так быстро соображаю, как Гермиона, да и тогда скорее за Джинни переживал. А теперь понимаю — он тогда с нами в купе как чужой сидел, а я с ним из-за шоколадной лягушки ругался… Так вот, давай его на лето к нам позовем! Ты же не против, да? Он может жить в моей комнате, если проблема в этом!

Артур глядел на сына все с той же теплой улыбкой.

— Рон, я рад, что ты думаешь о своём друге. К сожалению, я не могу сам решать, где должен быть летом Гарри. У него есть законный маггловский опекун — тётя, и законный магический опекун — профессор Дамблдор. Решения принимать им. Профессор Дамблдор очень разозлился прошлым летом, когда вы привезли Гарри сюда на машине.

— Дамблдор — разозлился? — удивился Рон.

Артур кивнул, снял очки и стал протирать их рукавом.

— Профессор Дамблдор, Рон. Да, он сказал, что это было безответственно и с моей стороны, и с вашей.

— А ты-то тут при чем? — спросил Рон расстроенно. — Ты же не знал?

— Это неважно, — Артур махнул рукой и надел очки обратно на нос, — слушай, я ничего не могу обещать, но я обязательно поговорю с профессором Дамблдором и попробую выторговать у него Гарри хотя бы на август. Договорились?

Рон просиял.

— Конечно, па!

— Ну тогда, — Артур снова улыбнулся, встал со стула и прошел к выходу и комнаты, — идем ужинать! Думаю, — он прислушался, — все только нас и ждут!

Позже, когда настенные часы в спальне семьи Уизли показывали ровно без двадцати одиннадцать вечера. Довольный Артур Уизли растянулся на кровати. Кроме трусов, на нем не было одето ничегошеньки. Впервые за довольно долгое время он ощущал себя вполне довольным, и даже практически счастливым.

Рабочий день прошел гладко. Задерживаться на работе не пришлось (ну, почти!). Они наконец сели за стол всей семьей и нормально, спокойно поужинали. Даже близнецы присмирели, словно осознавая торжественность момента. Ну и наконец, он рано, потрясающе рано оказался в постели.

Молли всё еще суетилась где-то по дому, но дети разбрелись по своим комнатам, и он ощутил за собой полное право просто поваляться в кровати. Священное право главы древнего Рода!

Теперь у него в голове сложилась некоторая дилемма. С одной стороны, можно было бы дождаться жену и продолжить приятный вечер, раз уже ночного чая у них сегодня не будет. А с другой, Артур размышлял над тем, чтобы просто внаглую заснуть и дрыхнуть до утра. В конце концов, завтра пятница, и прочие интересные дела было бы логичнее перенести на ночь субботы, а вот возможность выспаться для него — как журавль в небе.

«Ладно, — сказал себе Артур и медленно перевернулся на бок, — пока что я просто подремл…»

Тихое шипение выбило из его легких весь воздух.

Артур вскочил на ноги и выхватил палочку, затравленно озираясь.

Серебристо-белый дымок просочился сквозь щель в оконной раме и принял форму призрачного феникса. Артур озадаченно посмотрел на него, не опуская своё оружие.

Феникс заговорил голосом Альбуса Дамблдора:

— Артуру Уизли: код «Том». Пароль «Лакричные палочки». В полночь прибыть в кабинет директора Хогвартса. Повторяю. Артуру Уизли: код «Том». Пароль «Лакричные палочки». В полночь прибыть в кабинет директора Хогвартса.

Артур застыл на месте как соляной столп.

Феникс забил белесыми крыльями и истаял, растворившись в воздухе.

— Да твою ж мать! — заорал Артур, бросаясь ко шкафу и пытаясь выдернуть из него рабочую мантию.

Дверь в спальню распахнулась, на пороге появилась встревоженная Молли.

— Артур, ты тоже получил…

— Так, — громко заговорил он, — не знаю, что произошло, но это точно что-то серьезное. Я в министерство, разведывать ситуацию. А ты собирайся и проверь защиту дома. Через час сразу отправляйся в Хогвартс. Я рвану уже из министерства… Да твою ж… — прошипел он, одергивая зацепившийся за дверцу шкафа подол мантии.

Молли вздрогнула, но подобралась и кивнула, её лицо посуровело. Настоящая Молли Пруэтт. На секунду он даже залюбовался ей, но время поджимало, а он все еще не понимал, что происходит. Так что он промчался мимо жены и бросился вниз по лестнице, на ходу запихивая палочку в карман. В доме захлопали двери. «Что случилось?» — спросил, кажется, Перси. Но Артур мудро рассудил, что с детьми лучше разберется Молли, поэтому просто пробежал остаток расстояния до камина и бросил туда горсть летучего пороха.

— Министерство магии!

И вот он снова летит по трубе, костеря на все лады Дамблдора, фениксов, пожирателей и Темного Лорда. Код «Том» означал немедленный и безоговорочный сбор костяка Ордена Феникса. Что же могло такое произойти, что потребовало бы таких срочных мер? Неужели снова Темный Лорд и война? О таком даже думать было страшно.

Камин выплюнул Артура Уизли в Атриуме Министерства. Он огляделся.

Атриум гудел, как встревоженный улей. Что-то определенно произошло, но для возможного возрождения Того-Кого-Нельзя людей всё же было маловато. Артур оглянулся вокруг в поисках знакомых лиц, но первым заметили его.

— Артур! Тебя-то зачем вытащили?!

Артур обернулся. К нему спешил высокий темноволосый мужчина в форменной аврорской мантии. Гавейн Робардс, старший инспектор аврората.

Отлично! То, что надо!

— Добрый вечер, — Артур стал обдумывать, с какого вопроса начать разговор, но, как оказалось, кипящий от возмущения аврор не нуждается в наводящих вопросах.

— Представляешь! — размахивал он руками. — Половину аврората подняли, половину сотрудников ДМП, и никто толком не может сказать, зачем! Из-за какого-то выброса в маггловском доме! Сначала всех в поле, под «Деймос», теперь вот сюда! Говорят, работайте! А как работать, что искать-то? При чем Аврорат к стихийным выбросам, Артур!? А ты-то причем, а?

Артур затравленно улыбнулся, забормотал какие-то извинения и оторвался от раздосадованного Гавейна в группке работников ДМП.

Впрочем, дальнейшие расспросы тоже не дали ничего толкового. Высшего начальства не было, а всей полнотой информации не обладали даже заместители начальников секторов. Он понял одно: в каком-то маггловском доме в пригороде, даже адрес которого никто толком не мог назвать, случилось некое магическое происшествие с сильным выбросом энергии и странной модификацией чар Деймоса, после чего на выезд подорвали почти все силовые ведомства. На месте происшествия появился Фадж со Скримджером, дал указание все тщательно расследовать на месте, после отработать в Министерстве все возможные версии произошедшего, и в итоге оба успешно слиняли, оставив рядовых сотрудников расхлёбывать.

Артур выслушал самые фантастические версии произошедшего, включая то, что в этом доме жила тайная маггловская любовница Фаджа, выслушал тысячи самых изощренных ругательств в адрес Фаджа, Скримджера, Амелии Боунс, и почему-то старшего созданной следственной группы Робардса, хотя тот тоже был здесь и костерил высшее руководство наравне с остальными, но так толком ничего и не выяснил и без двадцати минут двенадцать злой, сонный, усталый и встревоженный отправился камином в Хогвартс.

АЛЬБУС

Дамблдор сидел в директорском кресле и устало обозревал свое маленькое, в спешке поднятое им по тревоге воинство. Формально считалось, что он для того, чтобы начать собрание, ждет возвращения с некой важной информацией Северуса Снейпа. Фактически же директор Хогвартса, попросив Снейпа через патронус не очень-то спешить, продумывал линию поведения, которая позволит ему в наибольшей степени сохранить к утру лицо перед своими соратниками. Слава Мерлину, что большинство из них всё еще работают в силовых структурах Министерства, а значит, он имеет прекрасный громоотвод для их негодования в лице Корнелиуса Фаджа.

Альбус потер виски и последний раз попытался структурировать в голове мысли, чтобы пазл произошедшего наконец окончательно сложился у него в голове. Ситуация выглядела трагичной и комичной одновременно, и он был рад, что сам не поддался панике и не успел начать массовые поиски Гарри через орденцев.

Чары Кровной Защиты, которые Лили Поттер-Эванс наложила на Гарри, по сути, своим последним отчаянным магическим всплеском, были поистине уникальной вещью. Альбус даже не был уверен, знала ли умная и талантливая девочка Лили о существовании подобных чар, или же это был редчайший сам по себе выброс магической энергии у взрослого человека, подобный тому, какой, видимо, вчера случился у её сына. Но факты — упрямая вещь! — говорили об одном: такая магия была, и наведена она была именно матерью мальчика.

Сам Альбус, к своему стыду, так до конца и не смог разобраться во всех нюансах действия этой магии, поняв лишь самые общие принципы. Такова стихийная магия — крайне могущественная и крайне малопонятная. Однако и этого хватило, чтобы он смог перекинуть аркан чар с разрушенного дома в Годриковой Впадине на дом в Литтл-Уингинге, а с погибшей Лили на её родную сестру. После этого чары порядком поистрепались за годы неприязненных отношений Гарри с Дурслями, но Альбус был уверен в том, что и в таком состоянии их бы хватило на то, чтобы обеспечить защиту мальчика на летних каникулах ото всех враждебно настроенных магов, а от Тома Риддла — полностью обезопасить вплоть до совершеннолетия.

Канву же событий последних нескольких часов Альбус у себя в голове более-менее, как ему казалось, сформировал. Вечером, после происшествия на Тисовой знавшему о примерном месте проживания Гарри Корнелиусу хватило ума сложить два плюс два и подорвать по тревоге половину министерства, но не хватило ума предсказать последствия. В итоге, не будь происходящее таким страшным для самого Альбуса, было бы смешно до колик наблюдать за полным разбродом и шатанием в работе властных структур.

Ни Корнелиус Фадж, ни Скримджер, ни Боунс, сами, безусловно, Гарри зла не желающие — по крайней мере, в настоящий момент! — попросту не подумали, что в таком огромном штате поднятых по тревоге сотрудников просто не может не оказаться хотя бы одного бывшего пожирателя смерти или хотя бы спящего шпиона Тома, под империусом или без него. И чары, прикрывающие Гарри — хоть в его родном доме, хоть на его руинах — заработали в полную мощь!

В итоге начальство просто не смогло адекватно донести информацию до подчиненных, а подчиненные не смогли её адекватно воспринять. Усугубило ситуацию то, что, раздав все указания, которые у него получилось раздать, Корнелиус, как настоящий начальник высокого ранга, посчитал свою работу на сегодня окончательно выполненной и отправился домой, снимать стресс. После этого правоохранители окончательно потеряли нить происходящего и началось нечто совсем бредовое.

Дамблдор покачал головой. Вот он, наглядный пример могущества магии. Было смешно и страшно, что из-за одного заклинания, наложенного когда-то в отчаянии Лили Поттер, дала сбой вся могучая министерская машина. Хорошо, что никто из ныне живущих не умеет накладывать подобные чары осознанно.

Ну а дальнейшие события стали развиваться для Альбуса в исключительно положительном ключе. В одиннадцать часов он, оставив Северуса заканчивать на Тисовой и собрав тонну аналитической информации о наведенных над руинами дома чарах, вернулся в Хогвартс и почти тут же получил письмо от одного из своих информаторов о том, что Гарри найден в бессознательном состоянии в одной из больниц Лондона. Он немедленно распорядился перевести его в Больничное крыло Хогвартса, быстро осмотрел мальчика, кинув несколько диагностических заклинаний, убедился, что его жизни и здоровью ничего, кроме сильного магического истощения, не угрожает; вернулся в свой кабинет, с каким-то несвойственным ему злобным удовлетворением выждал еще несколько минут, позволив дезорганизованным министерским сотрудникам еще немного поругать несчастного Фаджа, и только потом отправил ему сообщение, что мальчик найден, находится в безопасности, и что операцию пора сворачивать. А затем сел в кресло и принялся ждать, представляя лицо Фаджа в момент получения подобного сообщения.

Фадж на посту министра вообще становился обузой. Он оказался консервативным, зашоренным и не готовым к решительным действиям бюрократом, министром мирного времени. Возвращение Тома явно приближалось, и во главе министерства должен был оказаться более серьезный человек. И вот министр так чудовищно дискредитировал себя в глазах собственных сотрудников всего за один вечер своими нелепыми и непоследовательными приказами! Да еще и с Гарри все будет в порядке! Дамблдор был доволен такими итогами дня.

Оставалась еще, правда, проблема с Дурслями, и решать её следовало, но это могло подождать и до завтра. Сейчас же он старался об этом не думать вовсе.

А в эту минуту предстояло держать ответ перед старыми соратниками, и это беспокоило его уже чуть больше. Все же одновременно и плюсом, и минусом функционирования Ордена Феникса как организации всегда было именно то, что он не был похож на орден Пожирателей Смерти Тома Реддла. Все его члены участвовали в собраниях и акциях по доброй воле, могли иметь собственное мнение и зачастую критиковали действия Дамблдора.

Директор не хотел признавать, что потерял Гарри, пусть и на несколько часов. И не хотел признавать, что хоть на минуту, но всё же поддался панике и поучаствовал в нелепой клоунаде имени Фаджа. Но и сказать, что ничего не произошло, и тревога была ложной, тоже было абсолютно невозможно.

Что ж, тогда у него оставался только один возможный вариант поведения.

Наконец вошел Северус, мрачно кивнул и сел. Пора.

Альбус встал и медленно, старательно подбирая слова, стал говорить, приготовившись к долгой дискуссии.

АРТУР

Когда вконец уже обессилевший и потерявший последние остатки хорошего настроения Артур Уизли вынырнул из камина своего дома вместе женой и увязавшимся вслед за ними Аластором Грюмом, на часах была половина второго ночи. Теперь самое большее, на что он мог рассчитывать — это пять часов сна. На планах выспаться можно было ставить жирный крест. Он отряхнулся, скидывая с плеч серое крошево, и громко зевнул.

Из-за кухонного стола поднялся Перси, веки припухшие от недосыпа, но сна — ни в одном глазу. В руке сжата палочка.

— Ну что там? — нервно спросил он.

— Все в порядке, парень, — пробасил Аластор, — отбой тревоги.

Артур зло посмотрел на экс-аврора.

— Да, Перси, все утряслось, спасибо тебе большое за помощь, — кивнул он с благодарностью, — обсудим произошедшее уже завтра, прости. Иначе, боюсь, я не успею поспать вообще. Спокойной ночи.

Перси слегка поджал губы:

— Хорошо, тогда доброй ночи, — и пошел к себе наверх.

Артур смотрел ему вслед с некоторой гордостью. Перси со стороны мог казаться холодным и отстраненным, эдаким инородным объектом в семье. Но на деле он был ответственным и исполнительным, его только надо было мотивировать и задать ему цель. Его определенно ждало хорошее будущее на административной работе.

— Молодец, парень, — неожиданно сказал, буравя волшебным глазом его спину, Аластор Грюм, — постоянная бдительность, хвалю.

Перси как-то конвульсивно дернулся, споткнулся на очередной ступеньке, но потом сжал зубы, коротко кивнул и скрылся на втором этаже дома.

Артур тупо смотрел, как скрылись за лестничным пролетом ноги его третьего сына.

— Молли, я пошел спать, — сказал он, — ты проверишь младших?

Та кивнула, протирая глаза.

— Спасибо, любимая. Тогда всем доброй ночи. Аластор, вы к себе?

Грозный Глаз кивнул и пошел к горшку с летучим порохом.

— Да. Спасибо за содействие. У меня еще пара остановок на пути.

Артур вздохнул. Похоже, старый параноик не избавился от привычки возвращаться домой через три-четыре камина. С другой стороны, бывший начальник спецотряда аврората на пенсии мог позволить себе любую блажь.

Грюм нацелился было швырнуть горсть сыпучего серого порошка в огонь, но потом остановился и обернулся.

— Я к вам как-нибудь заеду, поболтаем. И проследи за Гарри, когда он окажется у вас, Артур. Мне очень сильно не понравилось то, что скормил нам сейчас Альбус. И еще сильнее не нравится происходящее в целом.

Артур устало кивнул. Небольшая паранойя Грозного Глаза казалась сейчас в целом логичной и правильной, но пока... пока он просто хотел спрятаться ото всех проблем под одеялом.

АЛЬБУС

«В первый месяц календарного лета вся Британия наполняется туристами со всего мира, — писала одна из маггловских газет, — ведь в целом в июне не так жарко, как в июле или августе, и для прогулок по стране условия наиболее приемлемые. В это время устанавливается более-менее стабильная погода, и хотя вероятность непродолжительных дождей довольно велика…»

Альбус Дамблдор редко читал маггловские газеты, но сейчас, попадись ему подобная заметка на глаза, он вряд ли бы согласился с подобным утверждением. Место, где он сейчас находился, политически было частью Магической Британии, географически… ну как бы тоже. Вот только здесь не было ни хорошей погоды, ни теплых летних деньков. За стенами древней постройки, по коридорам которой он неспешно шёл, погрузившись в свои мысли, лил бесконечный серый дождь и бушевало пенными бурунами стальное море под свинцовыми небесами. А здесь, внутри черных коридоров замка, хоть и было достаточно сухо, но зато спертый ледяной воздух, казалось, промораживал тело до костей, низкие же потолки угрожающе нависали над головой. Давно умершие строители этого места, должно быть, не слышали ни о вентиляции, ни о каких-либо других удобствах.

Ну и напоследок еще одно несоответствие со статьей: в этом месте не было туристов — вообще, если не считать таковыми, конечно, Дамблдора и его спутников. А местные… гиды — это отдельный образчик самого отвратительного сервиса из всех возможных.

Но тем не менее даже в этом мрачном месте ничто не могло испортить прекрасного, слегка самодовольного настроения Альбуса. Он шагал по коридорам с легкой улыбкой, на плече его абсолютно инородным объектом и для его образа директора Хогвартса, и для этого страшного места, легкомысленно висела серая маггловская сумка, на которой были изображены трое: великолепный лось с раскидистыми рогами, трепетная лань и крохотный беззащитный олененок у их ног. Надпись под ними гласила: "Familia es lo Primero". Спутники Дамблдора не задавали лишних вопросов — к его эксцентричному поведению давно все привыкли. К тому же на входе его тщательно обыскали авроры и не нашли ничего подозрительного. В сумке лежала лишь старая, почти уже двухнедельной давности подборка выпусков газеты «Ежедневный пророк» за первую неделю июня. «Ехать к вам сюда долго, — пожал плечами на немой вопрос проверяющего Дамблдор, — да и внутри иногда стоит почитать что-то, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. В начале июня была такая превосходная светская хроника»!

И его пропустили.

Дамблдор начал слегка насвистывать. Заставить разбитого, закопанного под грузом навалившихся проблем Корнелиуса согласиться на его, Альбуса, участие в этой ежегодной инспекционной поездке в Азкабан было проще простого. Максимально небрежное, но уважительное приветствие, долгий разговор ни о чем, укоризненное, мягкое замечание о некорректных действиях на Тисовой, в результате которого Фадж позеленел до цвета своего знаменитого котелка. Брошенное невзначай напоминание о том, что Поттера нашел именно он, Альбус, но всю эту историю абсолютно согласен не афишировать, и идиотскую версию с внеплановыми учениями аврората и ДМП — поддержать. И, наконец, назвать ту малость, что хочет за это. Ведь совсем скоро господин Министр собирается посетить волшебную тюрьму строгого режима, не так ли? Так почему бы, раз в поездке должен участвовать представитель Визенгамота, этим представителем не стать самому его председателю? В конце концов, он, Дамблдор, хочет лично убедиться, что не только особо опасные сторонники Волдеморта никуда из тюрьмы не делись, но и условия их содержания гуманны и соответствуют всем законам!

Вся эта схема «на дурачка» сработала просто элементарно. Министр радостно закивал и принял все условия Альбуса, даже не посоветовавшись ни с кем предварительно. Но, в конце концов, его тоже можно было понять — разве мог быть во всей этой истории хоть какой-то подвох? Альбус Дамблдор, Герой магического мира, победитель Гриндевальда, друг и ученик Николаса Фламеля, ветеран двух магических войн, ученый, политик-прогрессист, учитель и просто великий светлый волшебник — ну разве можно предположить, что этот со всех сторон положительный человек едет в Азкабан нарушать закон? Или вообще способствовать побегу кого-то из особо опасных злодеев? Абсолютно немыслимо!

А тем временем именно побег Альбус и замышлял. Побег ненавистного всем человека, правой руки Темного Лорда, последнего представителя древней темной фамилии, шпиона, убийцы и предателя — по крайней мере, официально считалось именно так. Этот человек был крайне нужен Альбусу на свободе.

Казалось, что в последние две недели, после сразу нескольких серьезных и внезапных ударов по планам Альбуса, все начало налаживаться, и события постепенно вошли в свою колею. Пропавший ненадолго и вызвавший множество подозрений своим странным поведением Гарри нашелся и находился в Хогвартсе под наблюдением специально вызванной из отпуска (все за дополнительную оплату, конечно, причем из личных, собственных личных средств директора!) мадам Помфри и Альбуса лично. Был он тих, на вопросы отвечал односложно, мало что помнил, но, в конце концов, после такого эмоционального и магического всплеска это вполне естественно. В ближайшей перспективе предстояло временно переправить его в Нору, под опеку Молли. И Джинни, разумеется. Эта юная девушка во время их недолгой беседы в Больничном крыле сумела поразить Альбуса своей непосредственностью, открытостью, легкостью. Она определенно была светлой личностью, хорошей Спутницей для Героя. Надо будет обязательно с ней пообщаться, когда он окажется в Норе. И если всё пойдет по плану, это произойдет уже сегодня вечером.

Остальные происходящие события тоже не особо беспокоили Альбуса. Призрак Тома Риддла, искалеченный, мятущийся дух, скрывался в Албании. Один его крестраж был уничтожен. Один сидел в голове Гарри. О местонахождении еще трех старый волшебник догадывался: за банковскими хранилищами тех Пожирателей, что сидели в Азкабане на пожизненном, и развалинами дома Гонтов была установлена слежка. Еще один, скорее всего, находился в Хогвартсе. Пытаться проверить эти данные либо искать остальные Дамблдор пока не видел смысла. Пророчество есть пророчество, а из черепа Гарри душу Риддла пока все равно никак не достать. К тому же Альбус был уверен, что якорей существует еще больше, и любые манипуляции могут заставить Тома начать их как-то перепрятывать или иным способом взаимодействовать с ними. В любом случае со стороны непосредственно Тома угрозы пока не было, хотя крови он портил изрядно.

Еще были, конечно, три человека, избежавших Азкабана и представлявших прямую угрозу. Во-первых, Питер Петтигрю, живой, хитрый, но трусливый, сильный, но неуверенный в себе маг. Он был под колпаком в доме Уизли, и, насколько Альбус его знал (а Мародеров он знал отлично), явно не собирался предпринимать никаких самоубийственных действий. Он был опасен — но только если дать ему окно возможностей. Такого у него не будет, Альбус позаботится об этом.

Еще был Барти Крауч-младший. Наивный его отец полагал, что никому нет дела до заключенных верхних уровней Азкабана, и отправил свою жену на смерть. Гениальный план, вот только Альбус в отличие от бывшего главы ДМП ценил жизнь каждого из своих врагов. И с умершими Пожирателями прощался лично. Он полагал, что это качество позволяет ему оставаться человеком, но в этом случае оно принесло еще больше пользы.

За Барти следила Винки, домовой эльф Краучей. Повлиять на нее было несложно: немного шантажа, чуть запугать, и в конце — клятвенное заверение, что все это только ради блага хозяина. Никакого обмана — Крауч-старший был нужен Дамблдору живым и с незапятнанной репутацией. Пока.

Ну и был еще третий. Глубоко законспирированный, на самой вершине Министерства… О нем пока лучше не думать — он тут в составе делегации. Он самый опасный, но и самый осторожный. Пока Том открыто не объявит о своем возвращении, на рожон не полезет!

Итак, всё было у Альбуса замечательно, всё он контролировал, всё шло в соответствии с планами. И лишь одна небольшая деталь мозолила глаза, как песчинка, которая может сломать превосходно отлаженный часов механизм.

Дурсли так и не были найдены. Ни живыми, ни мертвыми.

Честно говоря, сначала, когда нашелся Гарри, Альбус подумал, что теперь нахождение его родственничков — вопрос пары часов. Какими бы ни были сильными наведенные чары, была велика вероятность, что все их жертвы рванули в одном направлении и пробежали примерно одно расстояние. Место, где магглы обнаружили лежащего в отключке Гарри и вызвали врачей, было установлено абсолютно точно — небольшой парк на окраине Литтл-Уингинга. Однако тщательнейшая проверка окрестностей так ничего и не дала. Затем были долгие поиски с постепенно расширяющимся радиусом, подключение связей в ДМП и маггловской полиции.

Ничего, никаких зацепок. Как сквозь землю провалились!

Альбус мысленно покачал головой. На какое, однако, страшное заклинание сподобился Гарри! Чары Деймоса — это не шутки. Не будь это стихийная магия, ждало бы его наказание вплоть до небольшого срока в Азкабане с отсрочкой до магического совершеннолетия. Жертвы таких чар часто представляли собой страшную картину: они могли вопить до крови из горла, вырывать себе глаза, умирать, падая с крыш или разбивая головы об стены… Альбус уже не очень надеялся найти живых Вернона или Петунью — на взрослых подобные вещи действуют куда хуже и безотказней. Однако отсутствие тел было весьма странным. Как и полное исчезновение Дадли — тот явно имел все шансы выжить и быть найденным.

Но нет — ничего!

Однако, какой бы ни была страшной возможная судьба Дурслей сама по себе, куда ужасней было то, какой ущерб она наносила существующим планам. Нет Дурслей — нет Кровной Защиты. Нет Дурслей — нет изоляции Гарри от магического мира на большую часть лета. Нет Дурслей — и выстраивать события в нужном русле становится куда сложнее.

Пока что придется отправить Гарри к Уизли, но это временная мера. Там Петтигрю, и это опасно. Там нет и не будет кровной защиты — это опасно тоже. Там слишком близко к крайне опасному Министерству. И, наконец, кто знает — вдруг Уизли захотят сыграть в свою игру? В чистокровных нельзя быть уверенным до конца, какими бы полезными они ни были в прошлом. Кто знает, в какой момент они поставят интересы Рода выше абстрактного и туманного для них светлого будущего, к которому твердой рукой вел события Альбус?

Таким образом, стоило сделать две крайне важные вещи. Во-первых, продолжать поиски Дурслей. В идеале, конечно, нужна живая Петунья в любом состоянии здоровья. Тогда можно будет сделать привязку Кровной Защиты повторно. В крайнем случае сойдет Дадли. Тогда чары порядком ослабеют, но он, в конце концов, тоже родственник Поттерам! Его можно будет подселить в какую-нибудь проверенную маггловскую семью и завязать защиту на их дом. Кстати, такая семья как раз есть на примете… стоит обдумать!

Во-вторых, следовало создать противовес влиянию Уизли на Поттера. И на такую роль идеально подходил один человек — его крёстный. Несправедливо осужденный, жертва последней войны, как и сам мальчик, просидевший тринадцать лет в самом страшном месте Британии и сбежавший, едва узнав, что его крестнику угрожает опасность! И этот великолепный кандидат абсолютно случайно находился на том же самом этаже тюрьмы, по которому в составе министерской делегации следовал Альбус Дамблдор.

Разумеется, Альбус не собирался устраивать налет на тюрьму, разгонять мощнейшими заклинаниями дементоров, рушить стены в песок могучей трансфигурацией. Он не собирался взламывать зачарованные от любого известного министерству физического и магического воздействия замки и решетки.

Он безусловно мог так сделать и даже мысленно прокручивал в голове подходящие заклинания. Странные движения палочкой, неясные фразы на забытых языках…

Он не собирался и оглушать, накладывать Конфундус или Империо на делегацию в полном составе или отдельных её членов, хотя при желании мог прямо сейчас, даже несмотря на отсутствие сданной на входе палочки, одной сырой магической силой раскидать как кегли и всё это надутое руководство аврората и ДМП, и сопровождающих их вооруженных авроров, и уж тем более надутого индюка Фаджа.

Он мог выбрать любой из этих вариантов, но всё это было грубо, топорно и совершенно не его метод. Потому что Дамблдор небезосновательно считал себя великим волшебником, а по-настоящему великий волшебник не пользуется магией, если может обойтись без неё.

Собственно, Альбус вообще не собирался каким-либо способом содействовать побегу Блэка. На него не должно было пасть ни тени подозрений. Он знал, что Блэк сбежит сам.

Чтобы понять, как это должно было сработать, надо было понимать, как работает Азкабан и почему он так страшен. Ответ, конечно, один — дементоры. Даже сейчас, идя по верхним уровням под прикрытием специальных артефактов и дюжины мощных патронусов, с поднятыми и накачанными до предела энергией магическими щитами, Альбус ощущал их болезненное влияние на организм, как будто что-то серое, склизкое, ядовитое разъедает тебя изнутри. А уж как должны были чувствовать себя заключенные…

Азкабан вовсе не был неприступной крепостью. Это был обычный средневековый замок. Забраться сюда было сложно, да. А вот выйти отсюда — довольно просто. Нижние уровни патрулировали сменные наряды авроров, но и мимо них опытному и осторожному волшебнику было пройти совсем не сложно. Сразиться после долгих лет заключения — нереально, конечно. Просто прошмыгнуть — да запросто. Тем более, что и сами авроры не особо могли разбрасываться сигнальными заклинаниями и Хоменум Ревелио из-за близости дементоров.

Так почему же тогда отсюда никто не сбегал? По психологическим причинам.

Каким бы горящим и идейным фанатиком не был попавший сюда человек, его мозги быстро превращались в кашицу. Первые недели содержания под стражей его пристально отслеживали, а потом влияние дементоров делало всю работу охраны само по себе.

Заключенный терял мотивацию к жизни, его поведение становилось апатичным. Он превращался в подобие автоматона, созданного каким-то могучим древним магом. Он просто существовал. Это был растянутый во времени эффект поцелуя дементора.

Но понимание этой страшной и совершенной системы охраны (ведь лучший тюремщик для человека — он сам!) давало и ответ на вопрос, как её обойти. Надо было зажечь огонь в сердце заключенного и огонь в его глазах. Сложность была одна — подобрать ключ к этому самому сердцу.

А потом Блэк сделает всё сам.

Дамблдор гордился гениальностью своего плана. Он будет максимально ни при чем. Он даже не будет давать Блэку мотивацию для побега. Ему её лично в руки вручит Министр Магии Корнелиус Освальд Фадж.

Изначально, еще весной, разрабатывая стратегию операции, Дамблдор планировал задействовать для мотивации Сириуса Петтигрю, рискуя его возможным побегом из-под надзора. Но внезапные события начала лета даровали ему идею получше.

Итак, как мотивировать на побег особо опасного заключенного Сириуса Блэка? На себя ему плевать. На остатки собственной семьи — тоже. Жены и детей у него нет и не было, по крайней мере об этом не известно ни Альбусу, ни ему самому. Богатствами Рода он не дорожит, перспективы умирания семейного древа вместе с его собственной смертью не страшится.

У него были друзья, которых он любил и ценил. Один, самый близкий из всех, трагически погиб вместе с женой, тоже близкой подругой Блэка. Второй оказался предателем. С третьим они плохо ладили последние годы, и тот, единственный, имевший такую возможность, даже не попытался встретиться с Блэком после ареста. Тупик?

Нет! У его лучшего друга остался сын. Сын, победивший с помощью дара матери Риддла. Сын, которому сейчас тринадцать. Который пострадал в начале лета и нуждается в помощи, поддержке и наставлении крестного! Неужели тебе незачем жить, Сириус Блэк? Неужели ты не захочешь помочь своему крестнику? Вот этот рисунок на сумке и эта надпись, неужели они не напомнят тебе ни о чем? А когда напомнят, не захочешь ли ты узнать о крестнике побольше? Вот, к примеру, эта статья в газете? Взрыв газа в маггловском доме? Ты ведь знаешь этот дом, Сириус! Знаешь, кто там жил, ведь бывал там, по... специфическим причинам, но бывал! И кого еще подселили туда после твоего ареста!

Так, еще пять метров по коридору…

— Господин Министр, — Альбус с трудом сдерживал улыбку на губах, — не хотите ли немного отвлечься от этой гнетущей атмосферы? Вот, я тут случайно взял с собой старый выпуск «Пророка»… Это правда, что на балу у Малфоев будут гости из Министерства Новой Зеландии? Я об этом, признаться, не слышал.

Фадж рассеяно принял в руку газету — и капкан защелкнулся.

«Что ж, Сириус Блэк, у тебя будет достойная мотивация для побега. А остальное ты должен будешь сделать сам».

Альбус был уверен, что Бродяга сможет сделать всё сам. В конце концов, он и правда хорошо знал Мародёров.

Ранним вечером того же дня, когда часовая стрелка на больших часах в родовом доме семьи Уизли только-только преодолела отметку на циферблате с римской цифрой «четыре», Альбус Дамблдор вышел из камина на кухне этого самого дома, известного также под названием «Нора».

Он примерно подобрал время, когда Молли уже займется ужином, но Артура еще совершенно точно не будет дома. И правда, миссис Уизли уже стояла возле плиты, замерев с кастрюлей в руках.

— Добрый вечер, Молли, — улыбнулся Дамблдор, — надеюсь, мой визит не стал неожиданностью? Ты получала моё письмо?

Молли озабоченно кивнула.

— Да, профессор. Гарри уже идет на поправку?

Дамблдор кивнул ей в ответ.

— Я не видел его сегодня, увы — у меня была рабочая поездка далеко на север. Однако мадам Помфри говорит о значительных улучшениях. Думаю, завтра его можно будет переправить к вам.

— На всё лето? — спросила Молли.

— Увы, не знаю сам, — Альбус развел руками, — мы ведь до сих пор не нашли его несчастных родственников, а, чтобы его защита держалась, он должен пожить с ними хоть какое-то время.

— И как он будет с ними жить после произошедшего, директор? — нахмурилась Молли, — очевидно же, что мальчик не сможет…

— Я заложник обстоятельств, — виновато сказал, смотря ей в глаза, Дамблдор, — ничего не могу поделать… — вдруг он снова улыбнулся. — Ну, в любом случае на ближайшее время я с удовольствием передам мальчика под вашу с Артуром опеку. Да и он будет рад снова оказаться у вас, я думаю. Молли?

Та посмотрела вопросительно.

— А где твоя дочь Джиневра? Если честно, мне бы очень хотелось с ней пообщаться. Если хочешь, можно в твоем присутствии, — подмигнул он.

Молли теперь смотрела несколько озадаченно.

— Конечно. Только недолго. Она себя не слишком хорошо чувствует сегодня. Найдешь её комнату? У меня много дел по кухне.

— Конечно, Молли, — Альбус кивнул с благодарностью, — не волнуйся, я не стану ей досаждать.

Та склонила голову в знак согласия и вернулась к готовке. А Альбус слегка поджал губы и пошел по лестнице наверх.

Альбусу никогда не нравилась Молли Уизли, как до этого не нравилась и бойкая юная школьница Молли Пруэтт. Она была слишком шумной, суматошной и, на его взгляд, не слишком-то умной. Он признавал её вклад в общее дело и считал полезным и в общем-то хорошим человеком. Но за личные качества не любил.

А вот её дочь — другое дело. Её он воспринимал как талантливую девочку с большими перспективами в будущем. Она напоминала ему чем-то другую девочку с большими и чистыми глазами, умершую много-много лет назад. Хотя внешне они были абсолютно непохожи.

Джинни сидела на кровати и смотрела на чистый лист бумаги. Она хотела что-нибудь нарисовать, только что — не знала.

В дверь постучали. Джинни нахмурилась — в их доме в дверь никто не стучал, все просто брали и заходили.

В дверь постучали еще раз.

— Войдите, — сказала Джинни.

Дверь открылась, и Джинни вскочила на ноги — в комнату вошел седобородый волшебник с добрым умным лицом, в очках и синей мантии. Альбус Дамблдор.

— Д-добрый день, директор, — быстро сказала Джинни.

Старый маг благодушно махнул рукой.

— Добрый день, Джинни, садись и давай без формальностей. В конце концов, это я тут у вас в гостях. Я, собственно, на пару слов. Если ты не против.

Джинни пожала плечами и вернулась на свою кровать, свесив ноги.

— Да нет… — пробормотала она.

— Я бы хотел немного продолжить наш разговор, — сказал Дамблдор.

Джинни оживилась:

— Вы расскажете мне о своей Принцессе?

Тот покачал головой:

— Это в другой раз.

Она сразу несколько поникла:

— А что тогда?

— Ну, — Дамблдор наколдовал себе стул и уселся на него, — завтра к вам приедет Гарри, он будет жить у вас какое-то время. Ты же знаешь, что случилось с ним в начале лета?

— Знаю, — ответила Джинни. Она всей душой ненавидела отвратительных родственников Гарри. Они напоминали ей типичных приемных родителей Героя, из тех, что в концовке сажали в истыканную гвоздями бочку и запускали вниз с горы. Про это она, конечно, промолчала.

— Тогда ты знаешь, как ему сейчас должно быть тяжело, — сказал Дамблдор, — и я бы хотел попросить тебя — именно тебя! — последить за ним, посмотреть, как он себя чувствует, о чем переживает. И если узнаешь что-то, что тебя встревожит, сказать об этом мне. Лично или совой.

— Вы просите меня ябедничать? — поджала губы Джинни.

— Мисс Уизли, — покачал головой Дамблдор, — Гарри — гордый мальчик и никогда сам не расскажет взрослым о своих проблемах. Но тем не менее мне надо о них знать, чтобы суметь ему помочь. Вы видите его своим Героем — так давайте мы поможем ему вместе! И, может, когда-нибудь, я, старый наставник, еще успею погулять на вашей свадьбе…

Глаза Джинни загорелись. Она очень хорошо могла себе представить такую картину. И представила прямо сейчас.

— Хорошо, профессор Дамблдор.

— Тогда мы договорились?

— Да, профессор.

АЛЬБУС

Восемнадцатого июня, примерно в половине десятого утра, без грома, молний и лишних спецэффектов Гарри Поттер прибыл в Нору. Альбус аппарировал на лужайку недалеко от усадьбы, держа мальчика за руку. Накануне ночью испортилась погода, и теперь серые небеса рыдали потоками дождя. Дамблдор нес с собой очередную газету — свежий утренний выпуск «Пророка». Он еще не читал её — хотелось сделать себе сюрприз. Одежда двух путников моментально промокла до нитки.

Альбус с виноватой улыбкой посмотрел на Гарри.

— Извини, что приходится делать все это в такую погоду. Тем не менее, по-другому никак было нельзя: у мадам Помфри и так давно уже идет отпуск, да и у меня много дел помимо школы, так что в Хогварсе в ближайшие две недели не будет взрослых волшебников. Надеюсь, ты не против слегка помокнуть, перед тем как наконец встретишься со своими друзьями?

Мальчик поморщился, но кивнул.

— Ну тогда быстрее — в дом! — подмигнул Альбус, однако, вопреки его ожиданиям, Гарри не побежал вперед, а пошел в одном темпе со старым магом.

— Вы разобрались, что произошло в доме Д….э-э-э, дяди и тёти, директор?

Альбус покачал головой. На самом деле, он, а точнее, он и Северус и правда еще не разобрались. Но даже то, что уже стало понятным… Легкая паранойя и большой опыт подсказывали ему, что, пока с поведением Гарри в последнее время остаются хоть какие-то непонятки, лучше будет, если и знать он будет чуть поменьше.

— Я и профессор Снейп еще работаем над этим. Но там не всё так просто.

Ему показалось, или мальчик действительно с облегчением вздохнул? Мерлин, что же произошло в доме на Тисовой? Найти, любой ценой найти Дурслей, землю носом рыть!

Они открыли дверь и зашли в дом. Там, как и всегда в Норе, несмотря на кавардак, было тепло и уютно, пахло жареным мясом и вкусной свежей выпечкой. Дамблдор ловко отступил с дороги и уселся на стул, пропуская миссис Уизли к мальчику.

— Гарри!

Они обнялись, но от пристального взгляда директора не ускользнуло, что перед тем, как принять объятия и улыбнуться, мальчик подсознательно дернулся и попытался отстраниться.

Все страньше и страньше. Но тем не менее поверхностные мысли Гарри оставались чистыми и незамутнёнными. А глубокую, болезненную легиллименцию Альбус не собирался применять без крайне веских на то причин.

«Что ж, — думал он, с безжизненной улыбкой наблюдая за хлопотами Молли, — возможно, юная мисс Уизли сможет выяснить чуть больше. Плюс надо сегодня обязательно подергать Северуса — как там его маленькое расследование. А пока что…»

Альбус вынул из складок мантии свежую газету, развернул передовицу — хмм, ничего интересного. Наверное, подождем до завтра?

СИРИУС

Это был маленький островок в Ирландском море, затерявшийся в узком проливе между Холи-Айлендом и Англси. Остров был безымянный — по крайней мере, для Сириуса. Скорее всего, у магглов было какое-то свое название и для этого островка — магглы обожали давать имена всему подряд. Но для Сириуса это место было просто Островом. Когда-то он, совсем еще молодой, почти сразу после свадьбы Джеймса и Лили, провел здесь несколько дней. Всего лишь несколько дней. Азкабан вытравил те дни из его памяти напрочь, затопив их черным пенным морем, что маячило с утра до вечера, всегда одинаковое, за узкой решеткой тюремного окошка. Но сам Остров он помнил очень хорошо.

Забавно: к моменту ареста он уже почти забыл это место, потеряв среди множества других ярких образов и впечатлений. Тогда шла война, и они, молодежь Ордена Феникса, жили сегодняшним днем и не держали в памяти то, от чего не зависела их жизнь завтра. Но затем двенадцать, почти уже тринадцать лет подряд Остров приходил к нему и в горячечных снах, и в дневных бредовых видениях. Он не был счастливым воспоминанием, какое могли бы отобрать дементоры, но был якорем, клочком суши, что держал Сириуса Блэка, человека, когда-то ненавистного всем до последнего мошенника из Лютного, а теперь уже порядком всеми подзабытого, на плаву посреди колючих вод северного моря, в котором тонул Азкабан.

Островок не заслуживал называться Островом. Он был маленьким, пустынным — древний камень, торчащий из вод пролива. Над ним не висело никаких чар и никакой особой истории он не имел — кроме личной истории Сириуса, с ним связанной. Истории его — и еще одной девушки, с которой он провел те дни. Всё, что было на этом островке — это одинокий, все еще крепкий деревянный дом с двумя комнатами и чердаком над ними. Подвала тут не было — даже магия когда-то не позволила Сириусу и помогавшему ему Джеймсу пробить гранитное основание, на котором стоял остров.

К западу от островка, на его куда более знаменитом старшем брате Холи-Айленде, пылал электрическими огнями Холихед, один из крупнейших портов Уэльса и «гнездо» легендарных Холихедских Гарпий, ныне — пятой команды Квиддичной Лиги Британии. Но здесь, на самом островке, было тихо и темно, лишь плескались у берегов волны да тихие голоса доносились из едва светящегося приоткрытого окна. Один голос, мужской, был хриплым и тихим, владелец его выглядел грязным и неухоженным, часто кашлял, и казалось, отвык разговаривать вообще. Этот голос можно было услышать чаще. Второй голос был высоким, хнычущим и ломающимся, его владельцем был мальчишка лет двенадцати. Раздавался он совсем редко. Мальчишка, как и его собеседник, выглядел не ахти. Одежда, когда-то дорогая и модная, висела на нем, будто он подобрал её не по размеру или в одночасье похудел. Лицо его осунулось, глаза опухли, и под ними залегли черные круги. Сидели эти два странных человека прямо на старом ковре возле небольшого камина, в котором потрескивал огонь. Возле них стояли и лежали без всякого порядка и пустые, и еще не открытые упаковки чипсов, овощных консервов, тушенки. Они пили минеральную воду из жестяных банок и грызли печенье, больше напоминавшее по своему виду сухари с изюмом.

— Ох, хорошо, — прохрипел взрослый мужчина, ставя свою банку на пол, — я, конечно, накладывал в свое время чары консервации, но и не думал, что они смогут продержаться так долго...

Его молодой спутник ничего не не ответил, лишь, всхлипывая, продолжил вгрызаться в сухарь, будто это был последний ужин в его жизни.

Старший пожал плечами и поднялся на ноги. Он был высок и худ. Сальные темные волосы спутались и висели некрасивыми грязными прядями. Когда-то красивое лицо было измождено и сохранило лишь остатки былой красоты. Глаза — злые, слегка безумные — смотрели фанатичным, глубоко больным взглядом. По всему становилось видно: это беглый особо опасный преступник и маньяк. Звали этого человека Сириус Блэк, и был он, как поговаривали, "черным под стать фамилии". Многие поколения его предков, среди которых затесалось сразу несколько темных лордов, безусловно, могли бы гордиться таким потомком. По крайней мере, по мнению бульварной прессы. И счастье тех журналистов, что сам Сириус Блэк до сих пор не читал ни одной подобной статьи.

— Сколько раз во сне я видел это место, — прошептал он, проводя рукой по липкой от смолы оконной раме, — и увидеть его теперь наяву — это…

Он наклонил голову, попытавшись похрустеть шеей, но вдруг злобно зашипел и схватился за затылок. В ярости развернулся к мальчишке и внезапно хрипло рассмеялся.

— Хорошо ты меня приложил, — кивок в сторону лежащего на полу оружия самого странного вида — ружья с согнутым и перекрученным стволом.

Мальчик вдруг перестал всхлипывать и улыбнулся одними губами, все с тем же пустым выражением глаз. Выглядело это дико, куда хуже, чем сам беглый Блэк или завязанное узлом ружье на грязном полу дома. Сириус аж отшатнулся — ему привиделись пустые глазницы дементоров под их капюшонами.

— Удар у меня хорошо поставлен. Я бокс люблю.

— Э-э-э, — замялся Сириус. Мальчишка наконец заговорил, и хотелось поддержать разговор, но теперь уже сам Блэк не знал, что ему сказать. — Это же вид спорта такой, да? Маггл... Э-э-э, обычный?

Мальчик кивнул, и его странная улыбка испарилась с бледного лица. Повисла неловкая пауза.

— А это кто сделал? — поинтересовался Сириус, с уважением глядя на покалеченное ружье. Как оказалось, зря он это спросил: губы мальца задрожали.

— Великан, — снова тихий всхлип.

Да твою ж, опять он хнычет ! Сириус перевел озадаченный взгляд с ружья на мальчика и обратно. И как с ним разговаривать? Он и так совершенно уже разучился это делать, а тут еще такой... случай.

— Какой великан?.. — начал было он, но увидел, что мальчик уже на грани истерики, спохватился и сам начал нести околесицу: — Слушай, ты ж не думай… За тот удар я не в обиде. Я… Зашел я так резко, слишком, да… И чувство юмора у меня испортилось совсем, и голову сам подставил, и вообще... Видок у меня тоже не оч сейчас, я думаю... Жаль, зеркало разбил кто-то, мы тут перед ним когда-то... эх...

Сириус с минуту стоял с затуманенным взглядом, потом встряхнул головой и, крякнув от боли, снова схватился за затылок. Мальчик всхлипывал, глядя на пол перед собой, но внезапно немного успокоился. Видимо, неспособность Сириуса хотя бы минимально поддерживать нить разговора подсказывала ему, что с ним самим все могло было быть еще хуже.

— Слушай, — снова заговорил Блэк, пытаясь выплюнуть сразу весь тайфун мыслей, бушующих у него в голове, — я тебя тут оставлять не собираюсь, учти. Не знаю, куда пропали твои родители, но тут их нет точно, будь я проклят! Ты или похищен был, или сбежал, или потерялся, или что еще… Я, может, и слаб сейчас, но я взрослый маг, так что... А ты вообще непонятно кто, вроде и маггл, но странный какой-то... И детей я не бросаю... В крайнем случае оставлю в больнице в Холихеде. Или, точно, поехали со мной! Мне вообще в Шотландию, но сначала в Лондон надо... Хоть какая-то компания... А ты как мой крестник как раз по возрасту, ха! Буду о нем вспоминать сразу, позволит с мыслями собраться... Эй! — крикнул он, привлекая к себе внимание.

Мальчик вздрогнул и наконец поднял голову.

— Ты откуда?

Мальчик задумался, видимо, не над ответом, а над тем, стоит ли отвечать вообще. Его губы задрожали. Но он все же ответил.

— Лондон, там недалеко...

— Ну и отлично, — в глазах Блэка заплясали веселые искорки. Его навыки речи восстанавливались с завидной скоростью, — значит, едем, только переночуем и себя в порядок приведем немного. Чуть что, скажу, что ты мой сын, вроде подходишь по возрасту. Согласен?

Во взгляде паренька читались боль и отчаяние. Выглядел он чуть ли не хуже, чем в ту минуту, когда Сириус зашел в этот дом и увидел его у камина. В отличие от Блэка, устойчивой ремиссии у паренька пока не наблюдалось. Он напряженно обдумал всё сказанное, но потом медленно кивнул.

Блэк, улыбаясь, потер руки, чуть ли не прыгая на месте. Подумать только, компания, да еще и мальчик — такого же возраста, как Сохатик! Дела налаживались!

— Всё, завтра выдвигаемся на восток! По Мосту Четырех Миль, значит, и двинем на Бирмингем! Так, — замер он, словно вспомнив что-то важное, — точно! А зовут-то тебя как? Или это тоже большая тайна?

Мальчик покрутил головой.

— Дадли, — тихо сказал он, — меня зовут Дадли.

ДЖИННИ

— Пойдем домой, — сказал Гарри, улыбаясь. Улыбка его была теплой, но по лицу было видно: прогулка ему надоела. — Скоро уже обед, и мы обещали вернуться. К тому же тут очень жарко.

Джинни подумала — и кивнула:

— Пойдем.

Они побрели по лужайке в сторону Норы, которая хаотичным нагромождением стен и окон и черепицы возвышалась над фруктовыми деревьями.

— Мы здесь часто гуляем с Луной, — сказала Джинни, — и она говорит... ой, ты же не знаешь Луну. Это моя подруга, живет недалеко, надо вас будет познакомить...

Она замялась. Честно говоря, всю эту прогулку она, проклиная себя за это, робела без перерыва. Если бы не разговоры с Дамблдором, каждый раз странным образом придающие ей уверенности, она бы вряд ли вообще приняла приглашение Гарри прогуляться и просто убежала бы в свою комнату, красная до мочек ушей.

Оказалось, что им не так и просто подобрать какие-то общие темы для разговора. Они провели вместе Два с Половиной часа, и всё это время Гарри либо односложно отвечал на её робкие попытки завести разговор, либо просто молчал, либо сам невпопад задавал какие-то странные вопросы. На вопрос про семейную магию Уизли она вообще не нашлась что ответить, и отослала с ним к старшим братьям или папе. Гарри это явно не понравилось, он аж зубами заскрипел.

И вот сейчас они уже шли назад, домой, и с каждой минутой Гарри выглядел все менее довольным их прогулкой. Это расстраивало.

Во всех сказочных историях Герой спасал Принцессу, а потом приезжал за ней на коне и брал её в жены. Эти два события авторы волшебных сказок разделяли максимум парой абзацев. Нигде не было написано, что они должны еще о чем-то разговаривать и проводить вместе свободное время! Настроение Джинни таяло, как мороженое в жаркий день.

— Луна Лавгуд? — вдруг переспросил Гарри

Джинни даже не сразу поняла, что её Герой обращается к ней.

— Ты знаешь Луну?

Тут уже внезапно замялся Гарри. Она вытаращилась на это странное зрелище. Он смущал её всю дорогу, и теперь вот вышло наоборот? Но почему именно эти её слова оказали такой эффект? В конце концов, в том, чтобы знать Луну, ничего странного не было, даже для учеников других курсов и факультетов. Луна умела быть яркой и запоминаться умела тоже.

— Встречались как-то в школе, — рассмеялся он, нашедшись наконец с ответом, и она улыбнулась тоже — ему в ответ, — расскажешь мне про неё? Хотелось бы узнать о ней побольше.

— Ну, — Джинни задумалась. Её кольнуло какое-то новое, почти незнакомое раньше чувство. Ей хотелось, чтобы Гарри спрашивал о ней! Чтобы он сказал «Хотелось бы узнать побольше о тебе, Джинни. Но Герой ждал ответа, и она, вздохнув, начала рассказывать.

Рассказ её затянулся на весь обратный путь до Норы. Когда они вернулись, солнце уже стояло в зените. Гарри теперь шел не с разочарованным, а с заинтересованным выражением лица.

— Думаю, будет неплохо, если ты нас познакомишь, — сказал он, — и мы погуляем вместе. Например, на выходных.

Сердце Джинни снова кольнуло иголкой то незнакомое чувство, но она кивнула. Не могла же она сказать «нет»?

Но тут Гарри рассмеялся:

— Прости, Джин, я не хотел тебя расстроить. Просто было бы веселее погулять втроем, разве нет? Мы бы могли придумать больше интересных игр. Или взять с собой еще и Рона и сходить на пикник! Не грусти!

Джинни подумала, что чувство в её груди определенно не было грустью. Но отвечать ничего не стала. В конце концов, а что такого сказал Гарри? Ну хочет он познакомиться еще с кем-то, ну и пусть. Принцесса в этой истории только она, только она подходит под описание. А остальные — они Спутники. Ведь Герою нужны Спутники, правда? И Дамблдор тоже так сказал. Кому еще это знать, как не Дамблдору?

Остаток дня она не особо общалась с Гарри. После обеда он ушел сначала к дующемуся на то, что с утра его никто с собой не позвал, Рону, потом вроде бы к близнецам. Она не знала, чем они там занимались, но догадывалась, что тоже какими-то играми. И разговорами. Гарри, казалось, стал задавать куда больше вопросов окружающим, чем прошлым летом. И старался в задавании этих вопросов уделить примерно равное внимание всем членам семьи Уизли.

Сама же Джинни сначала попыталась что-нибудь подслушать под дверью у Рона, но потом мать завербовала её на помощь по дому, и она долго занималась уборкой. А после она сидела в комнате и рисовала рисунок: большого, угольно-черного пса с горящими глазами. От пса веяло угрозой и еще какой-то неназванной жутью, но настоящего чудовища у неё снова не получилось. Пёс казался надежным и теплым, и желания защищать, как видела это Джинни, у него было не меньше, чем у прошлого рисунка-дракона. Она подумала — и положила их рядом, в одну стопку. Дракон был крупнее и сильнее, но всё же они были одного поля ягоды — не то геройские чудовища, не то чудовищные герои.

И тут снизу раздался голос её матери, зовущей на ужин. Где-то там было слышно и вернувшегося с работы отца. Первый день Гарри в Норе подходил к концу, и впереди были выходные, лето, много-много солнца... И Гарри. Гарри, конечно, был тоже.

ЛЮЦИУС

«Что ж, — подумал Люциус, комкая в руке текст донесения и отправляя его в огонь, — вот и всё. Ставки сделаны, ставок больше нет».

Только что он узнал новость, которая уже завтра с утра превратит общественность, отвыкшую от тревог и тягот за десятилетие мирной жизни, в бурлящий ужасом, взволнованный клубок паранойи и взаимных обвинений. Фадж мог пытаться придержать важные новости на денек-другой, но у Люциуса были свои источники.

Только что он узнал, что из Азкабана сбежал Сириус Блэк.

Люциус практически не был знаком с этим человеком. В раннем детстве они, разумеется, встречались неоднократно. В таком небольшом замкнутом обществе, как Магическая Британия, два аристократа из древних родов, два наследника своих фамилий просто не могли не пересекаться вообще. Тем более, что сам Люциус уже тогда надеялся породниться с Блэками.

Но потом Сириус стал отдаляться, попал на Гриффиндор, завел странную компанию, сбежал из дома, стал позором семьи. И причин продолжать общение у них больше не было.

Если бы не та самая ночь в доме Поттеров, даровавшая Люциусу целое десятилетие жизни практически без страхов, его отношение к Блэку было бы довольно неоднозначным. С одной стороны, последний наследник древнего рода по мужской линии. Чтобы род угас полностью, допустить было нельзя. С другой — крайне неоднозначное поведение, похожее на поведение предателей крови вроде тех же Уизли. С Блэка сталось бы выйти за какую-нибудь магглу, распродать или выбросить имущество рода и стать не только всеобщим посмешищем, но и губителем древней фамилии.

Однако та ночь изменила всё. Теперь Люциус Малфой ненавидел Сириуса Блэка. Он считал его воплощением всех страшнейших пороков сразу.

Из всего выходило, что Блэк предал Поттеров точно так же, как до этого предал собственный род. Он был дважды Иудой, этот прагматичный, жестокий, циничный маньяк. Он вышел из тени за спиной Лорда в самый подходящий момент, и возвысился бы после этого, потеснив и самого Люциуса, и остальных приближенных, которые даже не знали про то, что Блэк — шпион.

Но Блэк просчитался, и в этом его винить было нельзя. Лорд проиграл и исчез на годы, а Блэка засунули в Азкабан. Люциус надеялся, что он сгниет там заживо. Не сгнил.

Тем не менее теперь поведение этого нелюдя было хорошим маркером. Этот шпион, предатель и убийца был именно тем существом, которому мог бы довериться сам Лорд, которому нужен был бы помощник для возвращения на политический Олимп. Дни становились темнее, и метки на руках у старой компании начинали оживать. Гойл и Нотт уже упоминали вскользь, что было бы неплохо поискать следы Лорда. Беспокоился Северус. Нервничал Эйвери, подумывавший уже об отъезде из страны. Ему было хорошо, все его бизнес-интересы лежали по ту сторону Ла-Манша.

Все они, даже старый друг Северус, смеялись над догадками Люциуса, но Люциус понимал, что он прав! Первый маркер — дневник, что разбудил Чудовище и освободил призрак. Второй маркер — тайная комната, где душа Темного Лорда в голове Поттера вступила в контакт с осколком из дневника. Третий маркер — странное поведение Поттера в поезде. Затем — события с несчастными магглами в начале июня. И, наконец, побег верного шпиона и киллера Блэка. Всё складывалось один к одному, тучи сгущались, и бойцовские псы наперегонки устремлялись к старому хозяину, чтобы первыми лизнуть ему сапог и получить самый сочный кусок мяса. А кто не успел бы, мог бы получить и пинок тем самым сапогом.

Люциус вздохнул. Видит Мерлин, он не хотел этого, но теперь выбора не было. Ради собственного спасения и спасения Рода он должен был поступить именно так. Да и всему миру будет лучше, если рядом с новым, юным Темным Лордом встанет он, спокойный и рассудительный Люциус Малфой, а не тварь-Блэк.

Люциус придвинул к себе чернильницу, макнул в неё холёное павлинье перо, и, крепко призадумавшись, начал писать письмо.

«Дорогой мистер Поттер! До меня дошли известия, что Вы успешно перенесли случившееся с вами в начале лета несчастье и теперь находитесь в добром здравии. Это огромная радость для нас всех, потому примите искренние поздравления от меня, моей жены Нарциссы и наследника Драко. Все наши взгляды обращены на Вас.

Дорогой мистер Поттер, в прошлом между нами были определенные разногласия, но, уверяю Вас, я испытываю к Вам самые теплые чувства. Ваше поведение и всё произошедшее с Вами в последнее время намекает мне, что нашим родам стоило бы выстроить более тесный контакт и диалог. Готов оказать Вам любую посильную помощь в любых Ваших начинаниях.

В связи с вышесказанным, мне бы хотелось видеть Вас на ежегодном традиционном балу в поместье Малфоев, посвященном дню летнего солнцестояния и традиционной летней сессии Визенгамота. Данное письмо является официальным приглашением, в связи с чем прошу Вас направить в мой адрес ответ, каким бы он ни был. Искренне Ваш, Люциус Малфой, глава дома Малфой».

Люциус запечатал письмо, подозвал филина, привязал свиток к его лапе и выпустил птицу в окно.

Что ж, для людей из министерства это будет просто вежливое формальное приглашение народного героя на торжество, попытка заработать политические очки. Для Уизли и иже с ними — попытка подлизаться, а может, и заманить к себе для причинения физических увечий. Уизли всегда мыслили слишком топорно. Дамблдор, конечно, обо всём догадается, но никому ничего не скажет.

А Лорд истолкует всё правильно. И напишет правильное ответное письмо.

Люциус вздохнул, посмотрел в последний раз в окно и пошел к выходу из кабинета.

Потом, всё потом. Сейчас его ждала Нарцисса. Он и так уделял ей преступно мало внимания в последние недели. А если не уделять достаточно внимания жене, это может довольно негативно сказаться на делах Рода. Следовало немедленно исправить такую нелепую оплошность.

СИРИУС

Сириус полагал, что их путь закончится, по сути, как только они преодолеют Камбрийские горы. Все эти мосты, холмы и низины Северного Уэльса казались наиболее сложным участком маршрута. Дальше двух путников должна была вести прямая, сияющая на солнце стрела европейской дороги, указывающая направление движения сама. Эти места Сириус Блэк уже знал куда лучше, чем Уэльс. Ну а от Бирмингема до Лондона по современным меркам рукой подать, даже если он так и не сможет аппарировать. Таким образом, еще в Холихеде он мысленно поделил маршрут на три неравнозначные части.

В итоге оказалось, что он просто чудовищно отстал от жизни. Уэльские дороги оказались ничем не хуже старых добрых английских, движение по трассам было крайне плотным, и пересечь хваленые горы, за которыми когда-то кельты и бритты столетиями прятались от англосаксов, оказалось разочаровывающе просто.

В другой ситуации он бы просто двигался по лесам в своем животном облике, о котором не было известно официальным властям. Это заняло бы больше времени, но стало бы весьма увлекательным приключением. Плюс шансы, что его опознает какой-то залетный патруль ДМП, в таком случае стремились к нулю. Однако теперь с ним был Дадли, и Дадли не мог нестись по лесу со скоростью хорошего маггловского автомобиля. Дадли вообще ничего такого не умел, он вроде как был магглом, хотя прекрасно знал и о волшебниках, и о магии как таковой. При этом к волшебникам он был настроен довольно негативно: по ощущениям, тут смешивались и старая зависть, и какой-то иррациональный страх. Сириус уже не пытался расспрашивать мальчика о его недавнем прошлом, полностью сконцентрировавшись на цели их миссии. Для себя он сделал вывод, что Дадли либо был сквибом из старой магической фамилии, которого в одиннадцать-двенадцать лет, когда пропала последняя надежда на какие-либо проявления магии с его стороны, обработали Конфундусом или чем покруче и отправили как можно дальше от дома, чтобы вычеркнуть из памяти; либо имел близкого родственника-волшебника, например родителя или брата. В таком случае можно было предположить, что какие-то волдемортовские недобитки совершили на них нападение, после которого Дадли то ли смог как-то сбежать, то ли его специально, забавы ради, закинули на всеми забытый остров с небольшими запасами еды. Впрочем, Дадли все так же отказывался говорить о родителях несмотря на то, что в целом стал оживать и вести себя куда активнее, разговорчивее — и наглее. Поэтому Сириус все больше склонялся к версии о сквибе, и начинал сомневаться, а стоит ли вообще искать дом Дадли в Лондоне?

Он посмотрел чуть в сторону по улице. Там стоял Дадли и разглядывал на витрине магазина один из фиолетово-синих, отвратительной расцветки плакатов. Шрифт на плакатах был розоватым. Насколько помнил Блэк, эти плакаты делали в таких цветах специально: мало кто сможет пройти по улице и не обратить внимание на такую ущербность. Надпись на плакате гласила: «Сириус Блэк. Разыскивается по подозрению в совершении особо тяжкого преступления. Вооружен и очень опасен. Если вы видели этого человека, немедленно передайте информацию на горячую линию полиции».

Рядом висел еще один плакат, такой же расцветки, такого же размера, но заметный уже далеко не всем. На нем было написано: «Разыскивается Сириус Блэк, убийца, предатель, член преступной организации «Пожиратели Смерти». 18.06 преступник сбежал из тюрьмы «Азкабан». Награда за поимку, а также информацию о живом или мертвом: до 10 000 галеонов. Внимание: особо опасен! При обнаружении немедленно известить ДМП Министерства Магии».

Дадли видел оба плаката, что ничего еще не говорило о его магических способностях. Магглы, долго живущие рядом с волшебниками, часто начинают замечать такие вещи интуитивно.

Дадли обернулся, посмотрел на Сириуса и хмыкнул.

— Значит, ты убийца, предатель и член преступной организации? И сколько человек ты убил?

Сириус задумался, почему Дадли, молчащий о родителях и вообще о своем прошлом, испугавшийся на острове вопроса про согнутое ружье и вообще часто дергающийся от каждой тени, так спокойно воспринимает то, что с ним путешествует особо опасный маньяк, разыскиваемый и маггловской, и магической властью. Дадли казался очень странным ребенком даже по меркам азкабанского сидельца.

— Я ничего такого не совершал, — покачал головой Сириус, — по крайней мере ничего такого, про что тут написано.

— То есть и из тюряги не сбегал?

— Сбегал, — признался Сириус.

— Так а за что тогда посадили? — допытывался Дадли. Это был их самый длинный диалог за два дня.

Сириус помедлил с ответом. Потом сказал:

— Потому что я первым попался. Потому что все были в ужасе от случившегося и в эйфории от победы. Враг был разгромлен, народ жаждал крови, Барти Крауч хотел показательных процессов. Над всеми сразу. Над боевиками, над стратегами, над шпионами, над предателями. Показательного предателя он нашел в моём лице.

— И кого ты предал? — спросил Дадли.

— Никого, — отрезал Сириус, — это было ложное обвинение.

— Верю, — кивнул вдруг мальчик, — папа говорил, что многих людей у нас садят ни за что.

Сириус аж поперхнулся от такого заявления. Это было довольно неожиданное первое упоминание родителей в их разговоре. Что ж, это плюс внушительное количество карманных денег, с которыми Дадли расставался только с боем и которые позволили максимально быстро проделать два этапа пути из трех, были еще несколькими очками в пользу сквиба из старой семьи. Возможно, семьи, которая не слишком-то была довольна решениями Визенгамота и министерских судов после Войны.

Сюда, до Бирмингема, они добрались довольно быстро — всего пара дней в пути, и то из-за вынужденных задержек и пересадок. Плюс в самом начале они плотно застряли в Холихеде — Сириус решил перестраховаться и запасся оборотным зельем. Затем была дорога, дорога, дорога — частью автостопом, частью автобусом. И вот в Бирмингеме все наконец пошло наперекосяк.

Вообще Сириус, перестроивший из-за Дадли планы и вынужденный теперь выглядеть как человек, и добираться тоже как человек, а не как бродячая собака, надеялся, создав себе этим кучу проблем, обмануть министерство своей неожиданной адекватностью. Ну кто будет ждать, что поехавший Блэк вместо того, чтобы нестись как полный псих на поиски Поттера, интеллигентно поедет в компании ребенка на маггловском автобусе?

Другое дело, что он и правда был немного психом, и даже сам это понимал. Конечно, компания Дадли и вынужденно человеческий облик способствовали куда скорейшему встраиванию его в общество, чем это могло бы произойти при иных раскладах. Но он всё ещё оставался дерганым, параноидальным, и всё ещё не мог адекватно поддержать разговор. Да и с самим Дадли явно было не всё в порядке, хотя тот прогрессировал в сторону нормы куда быстрее.

Но чтобы не выделяться в обществе, пусть и под обороткой, что одному, что другому требовалось время.

Где именно они попались, Сириус не знал. То ли кто-то заметил, то ли помогли маггловские камеры, которых теперь стало куда больше, чем он помнил по доазкабанским временам. То ли просто отсутствие результатов розыска давало о себе знать, и меры безопасности были усилены…

Но факт оставался фактом. В Бирмингеме его ждали, и в Бирмингеме они теперь плотно застряли.

Для начала возникла проблема с магглами. Появились маггловские блокпосты и плакаты, и на въезде в город их автобус проверяли правоохранители. Значит, маггловское правительство уже было извещено. Конечно, это не доставляло огромных проблем — слишком уж легко магглов было обмануть, но тем не менее заставляло проявлять дополнительную осторожность.

А теперь, разведывая выезды из города, Блэк узнал и вовсе неприятную вещь. Маггловские точки контроля на всех выездах были усилены дополнительными, магическими постами и патрулями, и у сотрудников ДМП было в наличии то самое Мерлином проклятое изобретение гоблинской мысли, носящее название Гибель Воров.

За него взялись очень плотно. Прямо-таки пугающе плотно. Впрочем, здесь, как говорится, был нюанс.

Министерство, как бы оно ни хорохорилось, явно не могло держать такие посты долго. Это било и по кошельку, и по репутации, и ввергало население в панику, напоминая о прошедшей Войне. Если он, Сириус, себя не проявит, а еще лучше доберется до Лондона и спрячется там в самом надежном для себя месте, весь этот цирк закончится крайне быстро. Правительству куда выгоднее будет сделать вид, что никакого Блэка нет и не было. А Блэк теперь и вправду хотел слегка затаиться. Из подсмотренных в Холихеде газет он уже понял, что с Гарри все в порядке, он в безопасности, и, видимо, в Хогвартсе. Он до него доберется, конечно… как и до сволочи Питера. Мерзкая крыса! Сириус бы с удовольствием сомкнул зубы на его шее, но, к сожалению, ничего не знал о том, где этот гаденыш и чем занимается. А значит, и с этим делом спешить не стоило.

Итак, рациональным решением казалось буквально на недельку залечь на дно в Бирмингеме. Для этого нужно было найти человека, который, как по заказу, раньше жил именно здесь, и сейчас должен был жить здесь, если в его жизни ничего всерьез не изменилось. Вот только последнего его адреса Сириус не знал. Зато знал еще один адрес, через которого можно было без проблем найти в Бирмингеме этого человека, Ремуса Люпина. Вот только ждали ли его по этому второму адресу? Вряд ли…

— Так, — сказал он Дадли, решив пока не развивать тему про отца, — теперь выдвигаемся. Надо найти одного человека, который нам поможет.

— Ого, — прошептал Дадли себе под нос, — это прямо как в кино. Значит, там нас и сдадут копам.

Сириус предпочел пропустить эту фразу мимо ушей.

— Пойдем, — сказал он, — нам сюда, — и махнул рукой в сторону длинного проулка.

Когда они оказались в нужном месте, солнце уже было в зените и порядком припекало. Дадли плелся сзади и жаловался на боль в ногах, усталость и прочие неприятные вещи. Сириуса это уже порядком достало, но крыть ему было нечем — и Дадли это знал. Просто бросить пацана он не мог в силу своего характера, да и то, что тот его не заложит в таком случае в ближайшем полицейском участке, вызывало большие сомнения. И приходилось выслушивать всё это нытье снова и снова.

— Пришли, — выдохнул он наконец, — вроде это здесь.

Дадли отвлекся от хныканья и с интересом оглянулся. По всему было видно, что место вызывает определенные ассоциации у него в голове. Они стояли перед небольшим коттеджем, одним из множества других, похожих на него. Участки были чуть поменьше, чем под Лондоном, дорога чуть поуже, чуть отличались размером сами домики — но тем не менее все выглядело очень похоже.

— Так, сказал Сириус, — если что-то идет не так, ноги в руки — и валим. Может, на нас здесь кинутся с распростертыми объятиями, а может — с Авадой наперевес. Я просто не знаю, чего ждать.

— Бежать я не смогу, — твердо ответил Дадли, — и не буду.

— Тогда оставайся, — мотнул головой Сириус, — к тебе у неё точно нет претензий.

Дадли надулся и отошел чуть назад, засунув руки в карманы и беспокойно оглядывая улицу. А Сириус начал звонить в звонок, медным кругляшом висящий на калитке, плотно, как и забор, заросшей то ли диким виноградом, то ли плющом. Поначалу он уже думал, что ошибся адресом: никто не отвечал, а над домом не чувствовалось ни малейшего следа защитных чар.

А потом, с третьего звонка, калитка приоткрылась и из-за забора на Сириуса мрачно посмотрела девушка.

— Ну и? — сонно спросила она. — Вы к кому?

При взгляде на неё у Сириуса встал ком в горле. Не из-за ностальгии, нет. Просто он понял, как молоды они все были тогда — и как молоды, на самом деле, до сих пор. Ведь им всем было едва за двадцать, когда всё покатилось к черту. И вот уже Джеймса и Лили нету больше десятка лет, их сын подрастает, он провел годы в месте, недалеко ушедшем от филиала ада на земле… А они все еще должны были быть молодыми…

Мэри Макдональд, по крайней мере, все еще выглядела очень молодо. На лице не было морщин — лишь небольшие складки в уголках губ. Взгляд у неё уже не был таким легкомысленным — но всё еще был ярким. Сириус на секунду задумался — как бы все они могли жить, как бы могли выглядеть сейчас — если бы не чертова Магическая война.

— Ну? — повторила девушка, и Сириус сглотнул, поморщившись от боли. Ком в горле только рос и рассасываться не хотел.

— Мэри, — сказал он хрипло, — мне…нам нужна твоя помощь. Помоги мне найти Люпина. Он же в Бирмингеме, да?

Её глаза сузились, а потом резко расширились от шока:

— Сириус Блэк?

Он кивнул.

Её взгляд панически метнулся по улице:

— Какого ты приперся, Сириус… а, черт! Зайди внутрь, быстро!

Она чуть приоткрыла калитку, и он шмыгнул внутрь, а следом легким порывом ветра просочился Дадли. Мэри в шоке уставилась на него:

— А это еще кто?

Сириус просто махнул рукой, и она проглотила вопрос, снова поворачиваясь к неожиданному гостю.

— Какого ты приперся, ко мне, Сириус? — зло повторила она. — Какого тебе вообще не сиделось в твоем Азкабане? Что тебе от меня надо, зачищаешь оставшихся свидетелей? Ну, вот она я!

Она схватилась за халат у себя на груди, будто ей стало трудно дышать, ткань натянулась, подчеркивая изгибы тела. Дадли, чей взгляд прикипел к выпуклостям под её одеждой, судорожно вздохнул.

— Я не виновен, Мэри, — быстро начал Сириус, — я могу доказать…

— Ты? — она внезапно успокоилась и смотрела на него теперь уже с горькой усмешкой. — Конечно, ты невиновен, Бродяга. Как будто ты физиологически бы смог заложить Джеймса. Вот если бы Тот-Кого-Нельзя-Называть пришел ко мне или к Ремусу, я бы еще подумала. А так — не знаю, что там у вас случилось, но больше шансов, что Поттеров сдал Дамблдор, чем ты. Вот только какая, мне нахрен, разница?

— В смысле? — тупо переспросил Сириус.

— В смыыысле, — передразнила она, — в смыыыысле? Ты башкой при побеге ушибся? Тебе напомнить, чем тогда всё закончилось? Напомню, до ваших побегушек с Темным Лордом! А теперь ты припираешься ко мне, как будто я тебе что-то должна, ничего не спрашивая о том, что со мной было все эти годы, и просишь какой-то помощи?

Сириус стоял молча и неподвижно.

Она сунула руку в карман халата, вытянула блокнот и ручку, быстро набросала пару строк и протянула листок Блэку.

— Держи. Думаю, он там, если еще не подох, псина. И убирайся!

Сириус принял листок и все так же молча пошел к выходу, а Дадли последовал за ним. Калитка за их спинами захлопнулась с железным лязгом.

— Вот стерва, — сказал, оглядываясь, Дадли.

— Да, — прошипел сквозь зубы Сириус, ощущая в ушах биение пульса, — конченая дура. Совсем с цепи сорвалась. Вела себя так, как будто не она сама виновата. Пошла она… — он чувствовал в себе уже какую-то звериную ярость. — Наши… — он чувствовал в себе уже какую-то звериную ярость. — Наши… — он запнулся, не в силах произнести имена Джеймса и Лили — друзья погибли, кого-то довели до состояния овоща, и они никогда не выйдут из Мунго… Я почти тринадцать лет провел в Азкабане — я не жалуюсь, я хотя бы жив! А эта… всё сидит, жалеет себя. Видите ли, Лунатик оказался оборотнем! Ужас какой!

Он глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Так, идем, Дадли, на улице не задерживаемся. По крайней мере, адрес у нас теперь есть.

И они двинулись по улице, не замечая, что пара голубых глаз все так же следит за ними из-за увитого диким виноградом забора.

АЛЬБУС

— Итак, коллеги, — Филиус Флитвик обернулся к коллегам, прекращая свои сложные манипуляции с палочкой, — мы имеем дело с крайне интересным образчиком темных искусств. Я готов сделать вывод, что влияние данных чар на организм разумных существ состоит в призыве к жизни специфических, подсознательных страхов, которые населяют его разум постоянно, однако в обычной ситуации уже не вызывают сильную психоэмоциональную реакцию в связи с тем, что давно осознаны и переработаны сознанием. Влияние, оказываемое на определённые зоны мозга, оказывается сродни наркотическому. В итоге к жизни призываются крайне устойчивые бредовые видения. На незащищенный окклюменцией мозг взрослого волшебника, маггла либо разумного магического существа они будут оказывать крайне деструктивное воздействие. Одновременно, впрочем, длительное воздействие чар также напрямую начинает разрушать головной мозг, подобно маггловскому нервно-паралитическому газу. В итоге происходит коллапс определенных зон головного мозга... Думаю, прибывшим на место событий сотрудникам министерства определенно нужна небольшая помощь нейроманта, хотя чары на тот момент уже подразвеялись...

Дамблдор моргнул. Определенно, Филиус слишком долго занимается преподаванием. Налицо определенная профессиональная деформация. Интересно, а он сам тоже разговаривает так, как будто читает лекцию?

— А мозги Поттера выжили? — заинтересованно спросил Северус. Ну вот, еще один истинный ученый.

Флитвик кивнул:

— Как должны были выжить и мозги его кузена. У детей кошмары ярче, но и проходят куда быстрее.

— Но тем не менее, — включился в разговор Дамблдор, — вы согласны с нашими выводами о том, что это был стихийный выброс?

— Недостаточно данных, — сморщился Фливтик, — как устанавливают, являлось ли магическое воздействие стихийным выбросом детской магии?

— Министерство устанавливает, — одними губами ухмыльнулся Северус.

— Отбросим политику, — махнул рукой профессор чар, — как это делается теоретически?

Ненадолго в кабинете повисла тишина.

— По силе воздействия, — нахмурился Дамблдор, — но...

— Вот именно, коллега! Мы предполагаем, что чары наложил школьник. Сила воздействия неадекватна для второ-, пусть третьекурсника Хогвартса. Плетение чар — уникально! Мы делаем вывод, что школьник на такое не способен. Соответственно, сделал это неосознанно, под влиянием сильных эмоций, черпая энергию из магического ядра...

— Ну, — Дамблдор чуть расслабился, — это софистика. В таком случае мы вообще ничего не сможем утверждать со стопроцентной вероятностью. Можно, конечно, предположить, что мальчик так силен, что создал что-то подобное осознанно, но это будет оторвано от реальности...

— Оказывает ли воздействие крестража в непосредственной близости влияния на магическую силу и на стабильность ядра? — вдруг спросил Северус. Дамблдор закашлялся.

Флитвик призадумался, затем вдруг засмеялся:

— Ваш вопрос носит теоретический характер, коллега? Полагаю, не совсем, — он весело глянул на Дамблдора, — на стабильность ядра — однозначно влияет. На магическую силу — не знаю. К сожалению, на эту тему слишком мало исследований.

— Ладно. — Дамблдор встал. Дискуссия уходила в слишком опасную область. — Таким образом, наши выводы: чары, учитывая, что присутствия на месте происшествия взрослого волшебника не выявлено, наведены стихийно. Наведены Гарри, так как его родственники — магглы. Чары классифицируются как специфическая авторская модификация Чар Деймоса. Образец магического плетения воссоздан и законсервирован. У нас всё? Закрываем дело?

Флитвик покачал головой:

— У меня есть еще вопросы по плетению. Слишком оно... оригинальное. Я бы еще поработал, если вы не против, Альбус.

Честно говоря, Альбус был против. Ему хотелось уже забыть всё это дело, чтобы оно перестало выбивать его из колеи. Но любознательность ученого после нескольких минут раздумий взяла вверх.

— Ладно. Только работайте вдвоем, — кивок в сторону Северуса, — мне, к сожалению, пора в Министерство. Завтра бал у Малфоев и сессия Визенгамота, увы. Будет еще что-то интересное, сразу сообщайте мне.

— Ну, — хлопнул в ладоши Флитвик, едва за директором Хогвартса мягко закрылась дверь, — эксперимент шестнадцать дробь два, воздействие специализированных чар Деймоса на низкоорганизованные жизненные формы с зачатками поведенческого интеллекта. Добби, друг мой, тащи мышей!

СИРИУС

Перед ними был старый рабочий квартал, состоящий из видавших виды многоквартирных домов, узких улиц, забитых мусорных баков и небольшого хилого скверика. Некоторые квартиры, судя по состоянию окон, были заброшенными. Доносящийся откуда-то детский смех казался тут чем-то нелепым и неестественным. Сириус не думал, что в Бирмингеме в принципе можно найти подобные места. Это был совсем не тот сонный квартал для среднего класса, где они отыскали Мэри Макдональд. Здесь на ум скорее приходило слово "гетто".

Они нашли дом из записки, зашли в нужный подъезд, поднялись на второй этаж. В подъезде было на первый взгляд чисто, но при этом, откровенно говоря, воняло. Дверь в квартиру тоже выглядела не ахти: металлическая, но вся в каких-то царапинах и сколах. Дадли кривился и морщился, но при этом молчал. Сириус тоже не считал нужным что-то ему объяснять. Мальчик не понимает, как маг в принципе может жить в подобном месте — сейчас это до него и не донести, в голову не вбить. Кем бы он ни был и что бы ни скрывал, на нем однозначно стояла печать ребенка из хорошей семьи. И вряд ли для него могли хоть что-то значить пахнущие для многих болью и металлическим запахом крови слова "сегрегация оборотней".

— Отойди назад, — предупредил Сириус, — план действий — как у дома Мэри.

Дадли дважды просить не пришлось — он сам отошёл к краю лестничной площадки и уже готовился дать дёру. Сириус позвонил. Потом постучал. Дверь открылась.

— Ремус! — негромко позвал он. — Ремус!

— Сириус, друг! — донеслось из квартиры. — Заходи!

Сириус нахмурился, задержавшись за дверью. Ремус ведь считал его предателем, нет? Он мог, конечно, предполагать его невиновность, как Мэри, но вот так приглашать в дом?..

Именно промедление и спасло Сириуса. Как раз в тот момент, когда он решил, наконец, сделать шаг вперёд, из проема вылетел со скоростью пулеметной очереди и выбил кусок цемента из противоположной стены пурпурный луч оглушающего заклинания.

СИРИУС

Промедление спасло Сириуса, а теперь оно же грозило стать его эпитафией. «Если, конечно, от меня останется хоть что-то для похорон», — мрачно думал он, выглядывая из-за двери.

То, что дом был полузаброшенный, безусловно, сыграло им с Дадли на пользу. Квартира, соседняя с указанной им Мэри квартирой Ремуса, была пустой, а её видавшая виды дверь открылась от легкого толчка рукой. К счастью, засады здесь не оказалось — напавшие на них оказались чересчур уверены в себе.

Впрочем, удача в начале лишь оттягивала неизбежный финал. ДМП — а в том, что это был ДМП, Сириус не сомневался — не работало на важных задержаниях лишь одной ударной группой. А его задержание, безусловно, было первостепенной задачей. Плюс, всего пара минут, и подтянут усиления как минимум со всего Бирмингема.

За спиной всхлипывал Дадли. Чего боится пацан, Сириус толком понять не мог. Ему уж точно ничего не сделают, если он сам сдуру не прыгнет под что-то вредоносное.

На лестничной площадке послышался шорох. Сириус высунул голову из своего укрытия, и тут же дернулся назад — красный луч просвистел у его виска и пронесся дальше по коридору. В глубине квартиры что-то загрохотало и разбилось, резко запахло пылью.

Били оглушалками, хотели взять живым. Вот только то, что будет ждать его теперь после задержания… Сириус бы, пожалуй, предпочел, чтобы лучи были зелеными.

— Так, — лихорадочно прошептал он, быстро обдумывая ситуацию. Палочки у него не было. Враг об этом не знает, но по отсутствию ответного огня скоро поймет. Значит, выход лишь один. Конечно, придется выдать себя, но… При неудаче обвинение в незарегистрированной анимагии будет его наименьшей проблемой.

— Прячься! — крикнул он Дадли, и прянул вперед, на ходу вытягиваясь и трансформируясь. Его тело выгнулось дугой и покрылось шерстью, лицо вытянулось и раздалось вширь, руки и ноги превратились в мягкие лапы, когти-кинжалы отросли вместо ногтей. Он с шумом вдохнул воздух, смакуя палитру запахов: пот, пыль, грязь, страх, горячка боя. Эмоции его выцвели и сменились более простыми: рвать, кусать, топтать! Вырваться на свободу!

Его больше никто не запрёт в клетку!

Сириус принюхался — и прыгнул в дверь. Раздались крики, блеснули вспышки. Волшебники не ожидали контратаки, они давно не сталкивались с сильными магами. А значит, проявили слабость.

Он извернулся, уходя от летящих лучей, приземлился — и тут же прыгнул вбок, целя в ближайшего волшебника в форменной мантии. Тот заорал, поднимая палочку — глупая ошибка, лучше бы потратил силу своей глотки на Оглушающее. Сириус сшиб мага с ног, и они покатились по полу.

— Инкарцеро! — орал кто-то сзади. — Вашу ж мать! Инкарцеро!

— Оглушите его кто-нибудь! — орал другой голос.

Вспышки неслись мимо, ослепляя и сбивая с толку, но в собачьей форме Сириус куда больше ориентировался на нюх. Это давало ему огромное преимущество над простыми, пусть и прошедшими специальную подготовку магами, пусть он и был сейчас лишь беглым заключенным — тенью от прежнего себя.

Они с министерским магом воющим шерстяным клубком докатились до края площадки, и Сириус зарычал, спихивая волшебника с себя и сталкивая его вниз по лестнице лапами. Тот сопротивлялся, но вяло — видимо, при падении приложился об пол головой. Волшебник скатился вниз по пролёту и там и распластался, слабо шевелясь и издавая тихие стоны. Но Сириус уже не смотрел на него — он прыгнул на следующего противника.

Однако этот маг был уже готов к нападению. Он отпрянул в сторону, вскидывая палочку — и Сириус пролетел мимо него, прямо в дверной пролёт квартиры, в дверь которой стучал с десяток минут назад. Пролетел — и врезался в деревянную стену шкафа.

Удар выбил воздух из собачьих легких. Сириус заскулил и развернулся, встречая врагов лицом — или мордой.

Но было уже поздно.

Соткавшиеся из воздуха веревки скрутили его, накрепко стянув лапы и челюсти. Потом сверху упала какая-то полупрозрачная серебристая сеть. Сириус забился в путах, но тщетно. Магические веревки и снимать требовалось магией.

Сириус снова заскулил. Когда-то он мог таким образом разделаться с пятёркой магов минимум. Теперь же он проиграл быстро и без вариантов. Его лучшие годы остались далеко позади.

— Тва-а-арь, — прошипел высокий маг, шагая в коридор. Он был одет в форменную аврорскую мантию, лицо закрывал капюшон, — ты, значит, еще и псина? Псиной, значит, и подохнешь.

Он с размаху пнул Сириуса ногой, выбив взвизг из собачьей глотки.

— Ты, предатель, — прошипел аврор, и в его голосе сквозила неприкрытая ненависть, — ты у меня пожалеешь, что не остался гнить в своей камере. Я с тебя шкуру живьем спущу... а может, мне в прямом смысле слова так и поступить?

— Марк в порядке, Джон, — раздалось с лестницы, — только головой ушибся.

Аврор по имени Джон вздохнул и потер лоб под капюшоном.

— Повезло тебе, Блэк. Возможно, сдохнешь быстро.

— Джон, — послышался уже другой голос, высокий и крайне взволнованный, — Джон, сюда, быстро! Тут…

Джон нахмурился и поднял палочку, разворачиваясь к двери:

— Что такое…

И тут опустилась Тьма.

Сириус прекрасно знал, как осязаем бывает ужас и как материальны бывают тени, что пляшут по углам тесной камеры Азкабана в полночь. Он не мог не знать это, проведя в магической тюрьме столько лет. Порой пролетавший по коридору замка или за окном-бойницей дементор оборачивался и смотрел на него сквозь прутья решетки, и тогда кровь стыла в венах, а искорка жизни в мозгу погасала, и заключенный Блэк в такие минуты долго трясся на полу своей камеры, пытаясь прийти в себя и прогнать черную пелену, закрывавшую зрение.

Сейчас ощущения были похожими, но всё же другими. Было гораздо хуже.

Мир выцвел, пробивавшиеся сквозь пыльный воздух квартиры лучи солнца исчезли. Воздух стал тухлым и холодным. Подзабытые уже, вытравленные свежим воздухом и летним ярким небом азкабанские тени с воем поднялись из щелей в полу, обращаясь в черные фигуры в плащах, что тянули к нему свои склизкие руки. Сириус выл и рвал до крови шкуру об веревки, пытался превратиться в человека — но не мог, силы оставили его. А руки всё тянулись и тянулись к нему со всех сторон — и Тьма проглотила Сириуса целиком.

И он летел сквозь ночь на мотоцикле, и слезы душили его, но он сжимал зубы и терпел, пронзая прохладный воздух, потому что на его груди плакал ребенок. Он уносил его в безопасное место и без перерыва клялся про себя, что спасет его и вырастит, ради Лили и Джеймса. Но вдруг плач ребенка стих, Сириус недоуменно опустил взгляд и с ужасом увидел, что никакого ребенка у него с собой нет, что он отдал его Хагриду, потому что так решил Альбус Дамблдор, там, на развалинах дома Поттеров. А теперь ему, Сириусу Блэку, остались только месть и боль. И тогда он вцепился трясущимися руками в ручки мотоцикла, поднял глаза в вверх, к мертвым звездам, и заорал — громко, надрывно, до хрипа в горле.

А потом последняя искорка его сознания погасла, и осталась лишь полная темнота.

ДЖИННИ

Трое детей сидели на кровати в просторной комнате с белыми стенами. Комната была большая, светлая, просторная. Хоть за окном смеркалось, здесь, казалось, светило маленькое солнце. Вдоль стен комнаты стояли шкафы с книгами и висели полки с игрушками. У комнаты был очень интересный потолок — с движущимися, живущими своей жизнью сказочными рисунками.

Дети собрались сегодня вечером, чтобы поиграть в игру. Правила игры, конечно же, придумала Луна.

— Начинать будет Гарри, — сказала она с лукавой усмешкой на лице.

Гарри призадумался.

— А может, лучше это буду не я?

— Мы с Джинни очень хотим, чтобы это был ты! — мечтательно произнесла Луна, накручивая на палец прядь своих светлых волос. — К тому же ты новенький в наших играх. Правда, Джин?

Джинни закашлялась.

— Не впутывай меня в это, — прошипела она на ухо подруге, но та лишь отмахнулась.

— На самом деле, начинать проще всего, Гарри.

Гарри поморщился.

— Ладно. Значит так… Э-э-э… — он беспомощно оглянулся, и тут его взгляд упал на лежащий на столе выпуск пророка. С передовицы газеты молча скалилась зверская рожа Сириуса Блэка: «Особо опасен!». — Хорошо. Начнем так: «жил-был пёс».

Джинни подняла брови. Луна, казалось, тоже удивилась.

— Пёс?

— Да, — Гарри призадумался, — такой большой, лохматый, грязный пёс. Свирепый. Полусумасшедший.

Джинни пискнула. Луна посмотрела на Гарри уже более заинтересованно.

— Он — положительный персонаж, — она утверждала, а не спрашивала.

— Думаю, что, да, — ответил немного растерянно Гарри после небольшой паузы, — он положительный персонаж. В конце концов, он просто пес. Сильный, верный... Вряд ли он может быть отрицательным героем.

— А если он нападет на кого-то? — спросила Джинни.

— Ну, — Гарри улыбнулся, — тогда это он не со зла. Первым он нападать не будет точно. Только на тех, кто причинил ему вред.

— О, — Луна выглядела теперь совсем уж оживившейся, — тогда я продолжаю. Однажды наш пёс отправился в путь, потому что захотелось ему… — она призадумалась. — Ну, ему плохо жилось на прежнем месте, полагаю. И вот он бежал по ночному лесу, и встретил он там…

Дверь в комнату скрипнула и открылась. На пороге стояли двое: взъерошенный, что показалось Джинни вполне обыденным, Ксенофилиус Лавгуд, и такой же взъерошенный Альбус Дамблдор. Вот это уже было абсолютно нехарактерно, и Джинни подсознательно напряглась.

— Как вы видите, дети действительно… — начал старший Лавгуд.

— Извините, что мешаю вам хорошо проводить время, — перебил его, поморщившись, Дамблдор, — но мне необходимо забрать Гарри с собой.

— Куда? — вырвалось у Джинни, и тут она со смущением заметила, что сам Гарри одновременно с ней выкрикнул то же самое.

— Срочное дело, — сухо ответил Дамблдор, и от его тона душа Джинни ушла в пятки. Что-то опять случилось. Нехорошее.

Гарри поднялся на ноги.

— Сначала объясните мне, в чем дело, профессор!

Дамблдор мрачнел всё больше.

— Дело срочное, — повторил он, — я обещаю все рассказать, но по дороге.

Гарри сжал кулаки.

— Хорошо, — прошипел он и вышел из комнаты, протиснувшись между двумя взрослыми магами, — но, профессор…

Дверь за ними захлопнулась, и последние слова Поттера девочки уже не услышали.

— Что-то случилось, — прошептала Джинни, смотря на дверь. Взгляд Дамблдора не шел у неё из головы.

— Пока не узнаем, беспокоиться нету смысла, — беззаботно сказала Луна, — в любом случае Дамблдор и папа разберутся.

— И Гарри, — Джинни вздохнула, успокаиваясь.

— И Гарри. Продолжим нашу историю?

— Ладно, — Джинни потерла лоб, — а то мне скоро домой, уже вечер. На чем мы остановились? Пёс бежал сквозь лес и встретил там… Кого?

— А кого он мог встретить в темном лесу? — засмеялась Луна. — Конечно, он встретил Чудовище!

АЛЬБУС

Буквально получасом ранее, когда Джинни, выполняя свое обещание, еще только привела Гарри в гости к Луне на вечерние посиделки, Альбус Дамблдор, судорожно сжимая палочку в руке, стоял на пороге убогой квартирки в многоквартирном доме где-то на окраине Бирмингема. Его слегка потряхивало. А еще он испытывал сильное чувство дежавю.

— На этот раз взрывом газа уже не отделаемся, — произнес смутно знакомый мужской голос, — здесь как минимум атака террористов.

Альбус обернулся и увидел сотрудника ОМПиК Кевина Ирвинсона. Чувство дежавю только усилилось. Альбус кивнул и отвернулся.

— Пятнадцать убитых магглов, — продолжил Ирвинсон, — пять волшебников. Четверо из департамента, один из аврората. Две тройки. Ну и есть еще один аврор. Это Джон Долиш. Он…жив. Видимо, он оказался самым сильным, когда все здесь вцепились друг другу в глотки.

— Я в нем не сомневался, — кивнул Альбус, — Джон был крайне талантливым учеником. Столько "превосходно" по ЖАБА...

— А я вот не блистал, — сообщил Кевин.

Альбус покачал головой. Он вообще не помнил Кевина Ирвинсона по Хогвартсу. А ведь тот должен был его закончить максимум пару лет назад.

— Что с расследованием? Все орудия убийства установлены?

— Ну-у-у, — замялся Кевин, — лучше, конечно, уточнить у дээмпэшников, но, как я понял, тут есть загвоздка. Проблемка, я бы сказал.

Альбус наконец удостоил молодого мага заинтересованным взглядом:

— Да-да?

— Ну, — Кевин сглотнул, — пять трупов — пять палочек. Поубивали-то все друг друга, это уже ясно по остаточным эманациям, следы там... А вот три маггла и один волшебник убиты Авадами, а палочки нет. Потому что, я думаю, сам Долиш есть, а вот его палочку не нашли пока. Может сломал где или выкинул, как его немного отпустило?

— Может и так, — Альбус задумался, — Скримджера еще нет?

Кевин пожал плечами.

— По крайней мере я не видел.

— Хорошо. Дайте мне пять минут. Говорите, здесь был эпицентр?

— Да. Туда еще не заходили. Слишком… крепко, — сморщился Колин.

Альбус кивнул:

— Понимаю. Пара минут — и я ухожу и не мешаю расследованию, — и шагнул вперед, поднимая окклюменционные щиты.

Почти с порога Альбус почувствовал то, о чем только что говорил ему Колин. Темные чары, что были сотворены здесь, свели с ума целый подъезд маггловского дома и две тройки министерских в придачу. Это были очень, очень сильные чары — и сильно знакомые.

Чуть меньше месяца назад в доме Дурслей он уже попробовал, можно сказать, на вкус, то же промозглое, гложущее чувство страха, зудящее под языком. О, это были те же самые чары, Альбус был уверен! Вот только теперь они уже не выглядели творением эдакого магического громилы, не знающего предел собственным силам. Теперь они были куда более профессиональными, ювелирно наведенными, сбалансированными. Теперь они заставляли не просто бегать, а бежать и в панике убивать всех без разбора. Творение настоящего черного гения.

Хотя шероховатости, надо признать, были. Пусть будет начинающий гений — от этого не легче.

Альбус поежился и пошел через коридор в большую комнату. В углах клубились тени, и на каждом шагу ему мерещились трупы убитых темной магией людей. Он потряс головой, прогоняя видения. Действительно, с автором этих чар стоило потолковать. Не только как с монстром-психопатом, но и как с творцом. Мог ли Дамблдор сам сотворить что-то подобное? При желании — однозначно да. И Том Риддл бы смог. А вот кто еще из современных британских магов? Кто еще одновременно знал темную магию, творил чары и был достаточно силен? Долохов? В Азкабане! Лестрейндж? В Азкабане! Грюм? Бред!

Альбус зашел в комнату, окинул её взглядом и подавил вскрик. На кровати лежал мальчик в грязной маггловской одежде. Дамблдор подошел к нему. Неужели… Нет, дышит! Жив!

Он поднял ребенка на руки и пошел к выходу. Осмотр потом, сначала — спасти выжившего. И свидетеля. Как он выжил то вообще… Альбус присмотрелся к мальчику. Одежда явно велика, да и сам будто бы резко похудел за короткое время. А лицо какое-то знакомое… Да это же… Мерлин великий!

Кевин еще мялся возле входа, когда Дамблдор выскочил из двери квартиры с ребенком на руках.

— Колдомедиков, срочно! — крикнул он. — У меня живой свидетель!

— Как он там выжил? — вытаращился Кевин.

— Он уже недавно подвергался подобным чарам, — крикнул Дамблдор, — быстрее медиков, его надо в Мунго!

Кевин рванул вниз по лестнице. Мальчик пришел в себя и зарыдал на руках у директора Хогвартса.

— Тише, тише, — прошептал Дамблдор, и крикнул Кевину вдогонку: — пусть учтут, что он маггл! Его зовут Дадли Дурсль!

Кевин исчез. А Дамблдор остался на лестничной клетке, баюкая кузена Гарри. И пытаясь собраться с мыслями. Калейдоскоп никак не сходился у него в голове, а ведь, казалось, всё только-только снова начало налаживаться!

"Спокойно, спокойно, Альбус! Давай по пунктам!"

Никто из известных ему британских магов не мог навести эти чары — те, кто способны на подобное, так или иначе имеют алиби, даже Том. Это раз.

Министерские прибыли сюда, чтобы по наводке задержать Блэка, но самого Блэка в здании не нашлось. Хотя то, что он здесь всё же был, исключать нельзя. Это два.

Дадли снова в эпицентре событий, но артефакты Хогвартса, что разыскивают потенциальных учеников для школы, его не видят, он не маг, не был им и никогда им не станет. Это три.

Такие чары уже были сотворены совсем недавно, в этом месяце, и почерк автора на первый взгляд крайне похож, вот только теперь они стали куда более совершенными. А значит, возникает подозрение, что их автор прогрессирует, развивает свои навыки. Это четыре.

Что объединяет всё это? Что является связующим звеном? Ответ ужасал: Гарри Поттер.

Гарри ненавидел Дурслей. А также он ненавидел бы Блэка, особенно если бы прочитал или услышал официальную версию того, за что Сириуса отправили в Азкабан. Дадли тоже вряд ли оказался здесь случайно и вряд ли случайно пережил чары оба раза. Гарри сотворил Чары Деймоса в доме дяди и тети — они исчезли. Сейчас же исчез Блэк. Конечно, Гарри у Уизли… Или нет? Он же не проверял его сегодня! Вдруг мальчик тихо сбежал искать Блэка, а ему просто не сообщили? Вдруг считают, что Гарри просто гуляет где-то вокруг дома? Правда, как он тогда добрался досюда так быстро… Бред! Или нет? А если бред, то кто тогда сотворил чары в доме Дурслей? Может ли быть все происходящее совпадением настолько, что на Тисовой дел натворил Поттер, а здесь уже действовал кто-то другой?

В любом случае, срочно в Нору! Если Гарри всё же творит что-то такое, значит, он, Альбус, в чем-то просчитался, и крестраж овладевает мальчиком! Срочно, срочно всё проверить!

Подбежали медики, забрали Дадли. Всё было как в тумане. Альбус кивнул тараторящему что-то Ирвинсону, сбежал по лестнице, выбежал за пределы установленной защитной сферы и, панически оглянувшись, аппарировал.

И вот теперь он был в доме Лавгудов.

— …я жду от вас объяснений. — закончил фразу Гарри, едва дверь закрылась. Альбус внимательно посмотрел на него, прищурившись. Паника, которая держала его за горло, постепенно отступала. Итак, последние полчаса Гарри был здесь, в доме Лавгудов. До этого он был у Уизли. Уизли, конечно не следили за мальчиком пристально. В момент самого происшествия он должен был быть где-то на полпути между двумя магическими домами. Никакой возможности для того, чтобы в ту самую секунду он оказался в Бирмингеме, Альбус не видел. Если, конечно, мальчик еще и аппарировать внезапно не научился. Но тем не менее все произошедшее на простое стечение обстоятельств не тянуло все равно. Он слишком долго отмахивался от подобной версии — теперь её надо было проверить. Пусть шанс совпадения очень велик, пускать дело на самотёк больше нельзя.

— Дело в том, Гарри, — медленно начал Альбус, следя за выражением лица Поттера, — что мы нашли твоего кузена…

Гарри дернулся.

— … и он жив. Мы должны проверить, действительно ли это он. Ты мне поможешь его опознать, ладно? И, возможно, тебе он расскажет больше, чем мне. Все же вы родственники, а мне он ну совсем не доверяет.

Он бросил на мальчика пытливый взгляд, но Гарри лишь молча кивнул, будто бы удовлетворившись таким объяснением.

Они вышли из дома Лавгудов и прошли по гравийной дорожке до калитки. Вечер был теплым, даже жарким — на небе не было ни облачка.

Альбус смотрел на Гарри, и ему не нравилось то, что он видит. Гарри нервничал. Он что-то скрывал. И он определенно не доверял ему, Альбусу Дамблдору. Это было плохо уже само по себе, а уж в совокупности со всем остальным…

Северус был прав. Нужна проверка.

Они наконец вышли за пределы участка Лавгудов, и Альбус протянул Гарри руку:

— Мы с тобой вроде уже аппарировали в Нору? Тогда ты знаешь, что делать, Гарри.

СИРИУС

Сознание вернулось к Сириусу не сразу. Перед глазами плавали круги. Голова болела, тело трясло, во рту чувствовался странный гниловатый привкус. Он стонал, силясь подняться.

Что произошло? Он прокрутил в голове события минувшего дня. Бирмингем. Встреча с Мэри. Дом Люпина в бедном квартале. Засада ДМП. Драка с аврором по имени Джон. Горечь поражения. Он, связанный, лежал на полу, и его били ногами. А вот потом…

А что было потом?

Сириус сморщился. Темнота. Дикий страх. Видения. Ощущения, практически как от легиона дементоров, но какие-то более… натуралистичные, что ли? А потом полное беспамятство. Очень, очень странно. И страшно.

Сейчас же вокруг тишина, только доносится какой-то равномерный рокот. Где авроры? И где Дадли?

Сириус со стоном поднялся на колени, потом разогнулся на дрожащих ногах. Оглянулся вокруг — и наконец понял, где он находится и что это за рокот. А когда понял — громко, истерично расхохотался. И хохотал до тех пор, пока снова, в изнеможении, не повалился на пол.

АЛЬБУС

Альбус Дамблдор любил встречать рассветы на шпиле Астрономической башни Хогвартса. Он поднимался туда по утрам, иногда — еще затемно, и ждал, когда солнце раскрасит горизонт своими первыми лучами. Будет ли сегодняшний рассвет в теплых розоватых тонах? А может, он будет персиковым? А быть может, небо окрасится в яркие желтые цвета? Или, возможно, рассвет будет тревожным, кроваво-красным? Всё это можно было бы узнать заранее, как магическими, так и маггловскими средствами. Но Альбус предпочитал, чтобы они становились для него сюрпризом, маленьким элементом неожиданности в его предельно распланированной и структурированной жизни.

Альбус поднимался на Астрономическую башню в час рассвета, как хозяин выходит с утра на балкон своей квартиры. Да, у него был дом за пределами Хогвартса, но он там практически не появлялся, даже летом. Чего уж там, Хогвартс был его домом. Его родиной, мастерской, рабочим кабинетом, приемной — чем угодно. И замок он тоже чувствовал своим. В конце концов, что у него было кроме Хогвартса, его шпилей, подземелий, кабинетов и подземных ходов, учеников и преподавателей? Только куча старых долгов, что когда-то повесили на него, и еще большее количество обязательств, что он взвалил на себя сам.

В последнее время Альбус часто пропускал рассветы и нарушал выработанный с годами обычай, но сегодняшний день ему удалось начать именно с подъема на башню. Казалось бы, это должно было поднять ему настроение. Но именно, что казалось. Он тащился по лестнице наверх, сдавленный тяжелым грузом мыслей.

Вчерашний разговор с Гарри ничего не дал. Он отвел мальчика в Мунго, затем в свой кабинет. Поход в Мунго был ожидаемо бесполезен, но, раз получше предлога для того, чтобы вытащить мальчика от Лавгудов, не нашлось, пришлось тащиться и туда тоже. Дадли лежал без сознания — видимо, его разум серьезно пострадал после второго темномагического воздействия за короткий срок. Ему надо было бы задать много вопросов: от судьбы его родителей и до того, где он пропадал все время, прошедшее между первым нападением и вторым. Устроить им с Гарри подобие очной ставки также казалось неплохой идеей. Но для этого необходимо было, чтобы сын Петуньи хотя бы пришел в себя, не говоря уж о восстановлении его нормального психического состояния! Гарри же в больнице вел себя вполне приемлемо: с любопытством смотрел по сторонам, задавал много вопросов…

А потом была долгая беседа в директорском кабинете Хогвартса. Дамблдор специально не стал задавать прямых вопросов, ни про Литтл-Уингинг, ни про Бирмингем. Они разговаривали обо всем и ни о чем, о царях и о капусте. А между ничего не значащими фразами он вворачивал ключевые вопросы и использовал легкую легиллименцию. Его фирменный стиль ведения допросов, когда подозреваемый не должен знать, что его допрашивают.

И это ничего не дало. Ну, почти.

Ничего прямо подозрительного Гарри не сказал. Ничего такого, что заставило бы Альбуса вскочить в кресле, поднять палочку и крикнуть: «Петрификус Тоталус!» А потом: «Легиллименс!». И прошерстить всё сознание мальчика на предмет крамолы. Северус, прямой и резкий, как всегда, так и предлагал сделать. Но Альбус так сделать не мог — без веской причины. Ему казалось, что такие действия поставили бы его рядом с Томом Риддлом, который со своим окружением так и поступал. Иногда добавляя еще в указанный ряд заклинаний «Круцио».

Однако всё же что-то с Гарри было не так, и теперь Альбус видел это как на ладони. Гарри больше не вел себя как прямой, честный, слегка упертый и глухой к просьбам и запретам старших ребенок.

Гарри хитрил. Он скрывал информацию и пытался её выведать. Он задавал много вопросов, а сам отвечал очень коротко и не по делу. Он вел себя не как юный Герой из планов Альбуса. Он вел себя как начинающий политик. И это настораживало. Пока не ужасало, не требовало срочных действий. Но настораживало.

Альбус поднялся наконец на башню, споткнувшись об последнюю ступеньку. Он коротко выругался. Судя по всему, либо крестраж всё же начал после событий конца прошлого учебного года влиять на Гарри, пускай и не очень значительно, либо крестраж был здесь вообще ни при чем, и на мальчика начал плохо влиять кто-то из его окружения. Например, какой-нибудь Перси Уизли. Этот вариант тоже стоило проработать. Но хотя бы вчерашний миг ужаса, когда уже начало казаться, как будто Гарри овладел Том, оказался только минутной слабостью разума.

А сегодня еще и день солнцестояния. Заседание в Визенгамоте! Бал у Малфоев! И туда ему сопровождать Гарри!

О, письмо Люциуса юному Поттеру Альбус, конечно, перехватил и прочитал. И вдоволь посмеялся. А вчера обсудил его с Гарри. Наутро предложение мальчику принять это приглашение и сопроводить его в поместье Малфоев уже не казалось на сто процентов здравой идеей. Но и альтернатива была не очень. Мало ли что Люциус придумает еще, если не увидит ни самого Поттера, ни ответного письма. Вдруг ему придет в голову, что Темный Лорд просто сильно на него гневается? Чёрт-те что!

Альбус распрямился и посмотрел на горизонт. Перистые облака над черным контуром запретного леса были красными, с четко очерченной каймой, и первые лучи солнца высвечивали в их структурах образы невиданных чудовищ. Кроваво-алый рассвет поднимался над Британией.

Директор Хогвартса, глава Визенгамота и просто старый, убеленный сединами маг удовлетворенно и мрачно вздохнул.

ЛЮЦИУС

— Лорды и леди, — монотонно бубнил голос старейшины Тиберия Огдена, — а также иные присутствующие, уважаемые члены Визенгамота… Традиционное, одна тысяча шестьсот двадцать четвертое заседание Визенгамота Магической Британии, приходящееся согласно плану заседаний на дату летнего солнцестояния, объявляется открытым. Список обсуждаемых вопросов будет представлен председателем Визенгамота. Заседание продлится до полудня — или столько, сколько потребуется согласно нуждам Магической Британии. Да будет Магия свидетелем всем словам, что прозвучат сегодня в этом зале! Слово для приветственной речи предоставляется председателю Визенгамота, кавалеру Ордена Мерлина, Альбусу Персивалю Вулфрику Брайану Дамблдору.

Лорд Малфой наблюдал со своего места в зале, как Дамблдор поднимается к трибуне. Мысли его, конечно же, были заняты не очередным бесполезным просиживанием штанов на очередном ничего не значащем заседании. Не далее как на рассвете он получил ответ на отправленное им Поттеру письмо. Ответ гласил: «Дорогой Мистер Малфой! Я с радостью принимаю Ваше приглашение. Несмотря на серьезные разногласия между нами в прошлом, я также рассчитываю на наше плодотворное сотрудничество в будущем. Искренне Ваш, Гарри Поттер, наследник Поттер».

Люциус даже не сомневался в том, что этот лаконичный и вежливый ответ написан если не лично Дамблдором, то под его диктовку. Но и при таких вводных кое-какие выводы можно было сделать. Во-первых, Дамблдор явно не считает Поттера воскресшим Темным Лордом, иначе бы действовал по-другому. Во-вторых, он не против его, Поттера, встречи с Люциусом, — разумеется, под своим пристальным контролем. Что ж, с этим можно было работать. По крайней мере, попробовать вызнать планы Лорда после его возвращения было жизненно важно для выживания рода Малфоев.

Меж тем Дамблдор на трибуне всё бубнил и бубнил:

— …вашему вниманию, программа сегодняшнего заседания. Требуется проголосовать по важнейшим для магического мира вопросам, как-то: принятие законопроекта о…

Мягко поблескивая в воздухе, на колени Люциусу опустилась брошюрка. Он схватил её и пробежал глазами.

«Закон об изменениях законопроектов о предпринимательской деятельности, осуществляемой совместно с магглами».

«Закон о регламентации инструментария зельевара, трансфигуратора, артефактора».

«Закон об обращении с магическими существами, чей интеллект не приравнен к человеческому, а равно запрещение всякого жестокого обращения с ними».

«Проект изменений и дополнений программы сотрудничества с кентаврами на текущий календарный год».

Люциус моментально почувствовал, как у него слипаются глаза.

— Все проекты законов остались с прошлого года, — прошептал ему на ухо, склонившись поближе, Джон Гринграсс, — и держу пари, там ни буквочки не изменилось после того, как все они были отклонены. Клуб по интересам, мать их, бесполезный выкидыш парламентаризма…

Люциус понимающе кивнул:

— Будь моя воля, вместо меня бы тут сидел мой юрист. Стыдно признаться, но от него было бы куда больше пользы.

Гринграсс хихикнул:

— Прими его в род и перепиши на него свое поместье. Думаю, договор он тебе поможет составить с удовольствием.

Люциус только отмахнулся. Отношение лорда Гринграсса к деятельности структур Визенгамота было известно всем, кто входил в круг его общения. И нельзя сказать, что Люциус не был с ним согласен. Однако сам он, как лорд Малфой, воспринимал тягомотину заседаний как неизбежное бремя британского аристократа. В конце концов, не так и часто они проходили.

— Объявляется получасовой перерыв для ознакомления с текстами законопроектов, после чего начинаем обсуждение и голосование, — объявил наконец Дамблдор, — все свободны, спасибо.

— Как насчет кофе, Люциус? — спросил Джон Гринграсс, комкая брошюру и отправляя её в мусорное ведро.

— С удовольствием, — ответил Люциус Малфой.

АЛЬБУС

Альбус говорил речь на автомате, оглядывая зал. То, что он видел, его не радовало.

Зал для сессий Визенгамота не был похож на мрачные судебные залы Министерства. Он был светлым и просторным. Высокий арочный потолок сиял ярким солнечным светом и лазурью летних небес — создатели зала, а появился он после того, как центр Британии начал окончательно мигрировать в Лондон, попытались скопировать Большой Зал Хогвартса. Конечно, тягаться с шедевром Основателей силенок у них не хватило, но и этот результат весьма впечатлял.

Зал строили с размахом и оптимизмом, во времена рассвета Магической Британии. Теперь же он застал годы упадка.

Примерно две трети мест в зале было занято — из пятидесяти двух пустовало пятнадцать. Три причины привели к тому, что эти места пустовали. Одни были закреплены за родами, все живые взрослые члены которых находились в заключении либо уехали из страны, и вот уже десять лет Визенгамот не мог принять никакого решения по тому, что делать с этими местами. Другие имели несовершеннолетних наследников, но взрослых членов рода, способных занять места сегодня, не осталось. И наконец, третьи просто решили, что могут проигнорировать заседание по причине наличия своих, безусловно, очень важных дел.

Визенгамот захиревал, подобно римскому Сенату в эпоху упадка Республики. И если Барти Крауч попытался стать Суллой — и проиграл, то кто же тогда будет Цезарем? Альбус надеялся, что им станет не Том Риддл.

— Объявляется получасовой перерыв для ознакомления с текстами законопроектов, после чего начинаем обсуждение и голосование, — объявил наконец Дамблдор, — все свободны, спасибо.

Интересно, хоть кто-то в зале прочитает изменения, которые департаменты Министерства внесли в текст законов? Точнее, кто-то точно прочитает, не все так плохо, — вопрос в том, окажется ли этих людей достаточное количество?

Нет, конечно же нет.

Альбус вздохнул и сошел с трибуны под жидкие аплодисменты. У него было полчаса, и их хотелось бы потратить с пользой. Возможно, стоит смотаться в Хогвартс? Вдруг у Филеаса или у Северуса появились новые идеи по Чарам Деймоса?

— Лорд Дамблдор? — голос был низким, но принадлежал женщине. Она была высокой, плотно сбитой, сливовая мантия Визенгамота на ней смотрелась странно чужеродно. Она выглядела как боевой генерал, вынужденный напялить пиджак и галстук на мирной конференции. Волосы её были седыми и коротко стриженными, в прищуренном голубом глазу поблескивал монокль. Амелия Боунс, регент Боунс, глава ДМП.

— Мадам Боунс, — кивнул Дамблдор, — у вас какой-то вопрос?

— Действительно, Альбус, — Амелия Боунс взяла его под руку и потащила к выходу, — надо кое-что обсудить.

— Это касается сегодняшнего заседания? — поинтересовался Альбус. — Если честно, у меня дела…

Боунс нахмурилась, наморщив нос. Это так было похоже на рожицу, которую Альбус порой видел в Хогвартсе на лице её племянницы, что он чуть не рассмеялся.

— Вам смешно, Альбус? Мне вот не очень. Что касается заседания, то, могли бы мы на что-то повлиять хотя бы вдвоем… — она неопределенно повела свободной рукой. — Что уж тут обсуждать. Нет, мой вопрос касается недавних инцидентов. Тисовая и Бирмингем. Следователь заявил мне ходатайство об объединении их в одно дело. Я намерена удовлетворить его.

Они вышли из зала и зашагали по коридору. Лучи солнца прошивали его насквозь через стрельчатые окна. Сложно было даже предположить, что это место находится на одном из уровней Министерства Магии.

Дамблдор встревоженно посмотрел на Боунс:

— Зачем? На Тисовой был магический выброс у несовершеннолетнего, мы же пришли к таким выводам…

— Примененная магия абсолютно аналогична, — отрезала Боунс, — и еще скажите мне, что ваше собственное маленькое расследование это не показало.

Дамблдор промолчал.

— Уголовное расследование, — продолжила Боунс, — будет передано в компетенцию Скримджера, так как применена — дважды! — темнейшая магия, и у нас есть человеческие жертвы. Не знаю, кого там назначит следователем Руфус, но этот человек определенно захочет допросить и Поттера, и его кузена. Я посчитала, что вам стоит об этом знать, Альбус. И я бы вам, как магическому опекуну Гарри, не советовала налагать вето на это решение. Если вы, конечно, рассчитывайте на дальнейшее сотрудничество.

— Амелия, уверяю вас…

— Это все, Альбус. Помните, где мы сейчас находимся. Хогвартс — тоже вотчина Министерства. Как и Визенгамот.

Она выпустила его руку и пошла дальше по коридору, сильная и уверенная в себе. Альбус молча смотрел ей в след.

«Похоже, вот у нас и один кандидат в Цезари объявился? Как бы её в итоге не ждала судьба Помпея… Хотя, при всем уважении, ну не тянет Боунс на Цезаря. Масштаб личности не тот», — думал Альбус, призывая Фоукса.

«Что ж, вот теперь точно надо быстро слетать в Хогвартс. Какая удобная штука эти фениксы».

Чувство такта не позволяло Альбусу влететь на фениксе прямо в кабинет коллеги. Поэтому он появился за дверью, постучал и только после этого вошел. Полугоблин сидел за своим столом и что-то писал. В дальнем конце кабинета переливалась вихрями мрака здоровенная перевернутая колба с плетением чар. Точнее, теперь уже две колбы — к первой добавилась вторая, из Бирмингема. Для безопасности они были отделены от остальной части кабинета дополнительным магическим барьером.

— О, директор! — поднял взгляд Флитвик. — У вас же сессия Визенгамота, я не прав?

— Перерыв, — бросил Дамблдор, — есть что-то новое? Где Северус?

— Спит, — ответил Флитвик, — всю ночь снимал слепок чар в Бирмингеме, бедолаге пришлось выпить зелье сна без сновидений. Что касается нового…

Он вскочил и подошел к кромке защитного поля.

— Чары аналогичны. Их определенно накладывал один и тот же волшебник. Так что если мистера Поттера не было в Бирмингеме, у нас в задаче добавляется как минимум одна неизвестная.

Дамблдор помассировал виски.

— Понятно. Еще что-то?

— Бирмингемская версия чар, безусловно, более совершенна, но… Я все думал, что меня беспокоит касательно чар с Тисовой. Там словно были лишние линии в плетении, — Филеас взмахнул палочкой, и перед двумя магами развернулась сложная схема, полная переплетающихся разноцветных линий, — видите, эти красные полосы? Здесь… И здесь… Тогда я списал это на последствия выброса — не мог же стихийный магический всплеск создать идеальные чары. Но теперь, сравнив две схемы…

— Были еще одни чары, — сказал Дамблдор. Он тоже видел это — слабый, полустертый рисунок, на который сверху наложились Чары Деймоса. Вывод ему не нравился, но факты — упрямая штука.

— Именно, — кивнул Флитвик довольно, — должен сказать, что я разбирался куда дольше вас.

— Сможете выяснить, что это? — спросил Дамблдор. — Сам я пока, к сожалению, никак не успеваю заняться этим вопросом.

— Буду стараться, — кивнул Флитвик, пристально глядя на схему, — это очень интересная загадка, директор. Буду стараться.

ЛЮЦИУС

Согласно традиции, принятой в древних магических семьях, гостей, приглашенных на официальный прием в поместье, встречал наследник главы Рода. При этом лорд и леди должны были стоять чуть в стороне, и молча наблюдать за ритуалом приветствия. Гости могли бы засвидетельствовать им свое почтение уже после начала мероприятия, но не на этапе прибытия. Стоящий у входа домовой эльф громко объявлял имена входящих — в первую очередь, это делалось для того самого наследника, чтобы он мог сориентироваться согласно списку, кого и как встречать.

В списке у Драко Малфоя рядом с именем Альбуса Дамблдора было написано: «сухо, официально, но весьма почтительно и уважительно». Рядом с именем Гарри Поттера: «тепло, вежливо, как наследника древнего дружественного рода».

Пометки в списке делал лично отец Драко, и он нисколько не сомневался, что отец написал всё именно так, как было нужно для дела. Но встретить Поттера? На официальном приеме? «Тепло, вежливо?»

Драко вздохнул и расправил список. Раз так надо, он справится.

— Лорд Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, — громко объявил эльф, — Глава Визенгамота, Президент Международной Конфедерации Магов, Директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», кавалер Ордена Мерлина первой степени! Гарольд Джеймс Поттер, наследник Поттер!

Глаза всех уже собравшихся в зале прикипели ко входу. В зал медленно ступили пожилой благообразный волшебник с длинной белой бородой и тощий парнишка в простой черной мантии и круглых очках.

Драко подобрался и шагнул к ним, склоняясь в неглубоком поклоне.

— Лорд Дамблдор, приветствуем вас на нашем приеме. Я — Драко Малфой, наследник Малфой. Позвольте вам также передать приветствие от моего отца, лорда Малфоя, и моей матери, леди Малфой. Мы польщены тем, что вы почтили нас своим присутствием.

Дамблдор улыбнулся и молча кивнул, принимая приветствие, а Драко, сглотнув, повернулся к Гарри, протягивая руку:

— Наследник Поттер, мы рады приветствовать вас у нас в гостях. Позвольте передать вам самые теплые пожелания от моего отца, лорда Малфоя. Чувствуйте себя как дома. Надеюсь, наши разногласия останутся в прошлом.

Поттер слегка замялся, но руку пожал.

— Добрый вечер, — сказал он. Взгляд Поттера был холоден, но такой всепоглощающей ненависти, как тогда, в поезде, в его глазах не было. Драко снова сглотнул и еще раз поклонился, отходя в сторону. Чёртов Поттер, а теперь еще и надо быть с ним вежливым!

— Лорд Логан Джеймс Крэбб, наследный лорд Визенгамота! — объявил тем временем эльф у входа. — Винсент Логан Крэбб, наследник Крэбб!

Драко выпрямился и развернулся ко входу. Ну, с этими гостями он разберется и без записок отца.

ЛЮЦИУС

Люциус Малфой, глава Рода и хозяин сегодняшнего мероприятия, стоял с женой у стены зала, наблюдая, как плещется людское море, состоящее из сливок аристократии и министерских шишек. Люциус с детства любил такие мероприятия. На них он чувствовал себя как рыба в воде. И не просто как рыба, а как большая зубастая акула, свирепый и безжалостный хищник, который до поры до времени прячет клыки за сияющей улыбкой. Он знал, что многие его и считали таковым, и данная оценка весьма льстила лорду Малфою.

— Ты хочешь поговорить с Поттером. — Нарцисса утверждала, а не спрашивала. — Ты думаешь, что он — это Лорд. И не говори мне, что это не так.

— Хочу, — кивнул Люциус, — знаю, что ты не веришь в это. Но слишком уж сходится пазл.

— И вчера в Бирмингеме — тоже он? — спросила Нарцисса, улыбаясь гостям. — Так, получается? Уизли не уследили?

— В Бирмингеме, возможно, Блэк, — пожал плечами лорд Малфой, пожимая руку кому-то из министерских и не обращая внимание на излишне фамильярное поведение этого безродного человека, — возможно, Лорд научил его схожим трюкам. А он прочитал в газете про Тисовую, вот и вдохновился.

— У меня сомнения насчет Блэка, — сообщила Нарцисса, — и насчет Поттера тоже.

— Я знаю, — успокаивающе сказал Люциус, — я же не прыгаю в омут с головой. Я хочу прощупать.

— И Дамблдор явно с тобой не согласен, — она кивнула в сторону старого мага, который плыл сквозь толпу, раздавая приветствия и таща за собой, как на буксире, Поттера, — иначе бы мальчишки тут сегодня не было.

— Сейчас главное поймать момент, когда Дамблдор его упустит, — прошептал Люциус со светской улыбкой на лице, — следи за ними! Кстати, — он окинул взглядом большой белый зал, гордость родового поместья, — я тут понял, что сейчас в зале больше членов Визенгамота, чем было с утра на заседании. Забавно, правда?

Нарцисса неопределенно хмыкнула.

АЛЬБУС

Альбус Дамблдор не очень-то любил светские приемы, но определенно считал их меньшим злом. Да, все эти подленькие интриги и подковерная возня были ему весьма не по душе. Однако если бы все проблемы в магическом мире решались именно таким образом… Пожалуй, это определенно было бы лучше, чем очередная Магическая война.

Сегодня вечером он с удовольствием взял на себя роль экскурсовода для Гарри. Объяснял, показывал. Было видно, что мальчику очень интересно. Как-никак, первый выход в свет.

Конечно, вытаскивать его вот так в самое логово змей не было хорошим решением. Все планы изоляции юного героя от магической аристократии рушились. Но раз Дурслей все равно нет, и целыми они вряд ли найдутся, что делать… Материнскую защиту, пусть и ослабленную, он попробует восстановить через привязку к Дадли, когда тот придет в себя. А планы на то и планы, чтобы иметь возможность их менять. Ввести пацана в высший свет, при этом вложив в голову правильные идеи, тоже здравая мысль.

Только бы не потерять его в этой толпе. Люциус только этого и ждет. Вон как нахохлился у стены!

— Альбус! — вырос прямо перед ним Корнелиус Фадж. — Как же я рад вас видеть, сэр! Нам надо срочно переговорить!

Вот зараза!

Дамблдор озадаченно посмотрел на Фаджа.

— Слушаю вас, Корнелиус.

Одновременно он озирался, пытаясь увидеть Гарри, но того, видимо, оттерли от него толпой. Ну что ж такое! Почему эти аристократы набились сюда, как сельди в бочку? Что-то в Визенгамоте он сегодня многих из них не видел.

— Надо бы обсудить работу судебно-процессуальных структур Визенгамота, — говорил тем временем Фадж, — но это пока потерпит. Как и учебный план Хогвартса. Пока нам надо решить вопрос с откровенным саботажем важнейших законопроектов основным составом органа! Парализуется работа структур Министерства, и всё из-за халатного отношения…

— Я вам предлагал решение, Корнелиус, — раздраженно сказал Альбус, по-прежнему ища Гарри взглядом, — заполните пустые места в палате свежей кровью. Полномочия на это у вас есть. Как мне сегодня любезно напомнила мадам Боунс, Визенгамот все еще считается министерской структурой. Разберитесь с составом. Исключите тех, кто игнорирует заседания. Я окажу вам всемерную поддержку.

— Это невозможно! — взвился Фадж, — и я вам уже говорил об этом тоже! В следующем году выборы! Вы окажете мне «поддержку», а все шишки на меня? Хотите лишить меня поддержки аристократии? Визенгамот ваша структура, вот и решите проблему с Визенгамотом! Они заворачивают и ваши законопроекты тоже!

Дамблдор пожал плечами:

— Тогда мы зашли в тупик, Корнелиус.

И где же Гарри? Вот что за невезуха?

ЛЮЦИУС

— Есть! — сказала Нарцисса.

— Вижу, — кивнул Люциус, — я пошел.

Он двинулся меж гостей, мешая извинения с дежурными улыбками и теплыми приветствиями. Столпотворение в центре зала постепенно рассасывалось, люди собирались в кучки по интересам, местам работы, политическим фракциям. Скоро речь хозяина, потом речь Министра, потом танцы. Нужно было спешить. Корнелиус займет Дамблдора на какое-то время, но, без сомнения, старый лис сможет выкрутиться быстро.

Поттер стоял в центре зала и заинтересованно оглядывался по сторонам. Порой к нему кто-то подходил, здоровался или задавал какие-то вопросы. Судя по всему, ответы эти люди слышали вежливые, но односложные. Люциус почему-то вспомнил, как когда-то, много лет назад, порог Белого зала поместья Малфоев перешагнул молодой, красивый и харизматичный волшебник по имени Том Марволо Реддл. Руки лорда Малфоя задрожали, но усилием воли он стиснул кулаки и пошел дальше.

— Мистер… Поттер, — Люциус в очередной раз подавил дрожь, подойдя совсем близко к черноволосому мальчишке, — рад приветствовать вас в доме Малфоев лично. Хотелось бы переговорить с вами, если вы, конечно, не против.

Гарри Поттер обернулся и посмотрел на Люциуса — и тот чуть не отпрыгнул назад от шока. Поттер сузил глаза, в его взгляде плескалась злость — это понял бы и маггл. В голову стрельнула шальная мысль: «Если это Темный Лорд, у нас серьезные проблемы».

— Лорд Малфой, — сказал Гарри Поттер, наклонив голову, а потом добавил шепотом: — мой скользкий друг.

Люциуса будто молнией прострелило — он потерял дар речи. Просто стоял и молча смотрел на мальчика.

— Дамблдор будет здесь через минуту, — прошептал Поттер, — ничего не предпринимайте. Занимайтесь своими делами. В мой день рождения будьте на Косой Аллее в кафе Фортескью.

У Люциуса свело челюсть, и он лишь молча кивнул.

— Профессор Дамблдор! — Поттер обернулся и как ни в чем не бывало шагнул навстречу седобородому волшебнику. А Люциус Малфой остался стоять на месте. Вокруг него двигались и шумели люди, но он воспринимал их голоса как через испорченный радиоприемник.

— Ну что? — раздался сзади голос Нарциссы.

Люциус повернулся к ней, глаза расширены от шока, лицо — белее белого.

— Это он, Нарцисса. Это — Темный Лорд! Он… Он вернулся!

АЛЬБУС

Стояла глубокая, темная, беззвездная ночь. Альбус Дамблдор шел по коридорам пустынной крепости. За её окнами бился в конвульсиях дождь, и потоки воды низвергались по её стенам вниз, куда-то в черную бездну океана.

Он шел и шел по этим пустым, пыльным, заброшенным коридорам, пока не уперся в стальную решетку, перекрывавшую проход от потолка до пола. Там, за ней, стоял, отделенный от него кованной сталью и доброй дюжиной защитных чар, его старый друг и товарищ. Его слегка помутившиеся от времени глаза, тем не менее, смотрели на Альбуса жестко и яростно.

— ...Я, — говорил он громко и пафосно, схватившись руками за решетку, будто декларировал речь, — ты знаешь меня, Альбус, я никогда не шел на компромиссы, никогда не сдавался, я всегда принимал любое испытание и приветствовал его. Я никогда не позволял себе оставаться в стороне. И никогда не позволял никому встать на пути великой мечты и общего блага! Я... да нет никакого я, Альбус! Есть только мы! Все эти политиканы, мелочные и склочные темные лорды, у которых нет цели, а средство есть цель... Не позволяй им гнить и нажираться на теле мира, Альбус, ведь мир заслуживает лучшего! Иди, Альбус, чего же ты ждешь!? Иди и сделай так, как будет лучше для всех, и сделай это от моего имени!

И Дамблдор улыбнулся ему и пошёл сквозь ночь и дождь. Он прошел назад по коридору, и как-то незаметно коридор этот превратился в богато украшенные помещения Министерства Магии. Альбус миновал Атриум, лестницу, еще один коридор, приёмную, и наконец, зашел в кабинет министра. Корнелиус Фадж поднялся ему навстречу.

— Альбус? Что вы здесь делаете? Я же просил вас согласовывать встречи...

Дамблдор поднял палочку.

— Авада Кедавра.

Фадж молча упал на пол. Дамблдор улыбнулся и вышел. Вот так, никакой лишней жестокости, никаких спецэффектов. Только убийственная эффективность. Он не Темный Лорд. Он просто делает правое дело.

И он шел, улыбаясь, по коридорам Министерства. Навстречу вышагивал Люциус Малфой.

— О, Дамблдор. Рад вас виде...

— Авада Кедавра.

Лорд Малфой упал, гримаса удивления застыла на красивом лице.

Он шёл дальше, все с той же милой улыбкой, и выносил приговоры. И все они падали один за другим.

А потом он проснулся. Вскочил с постели в холодном поту, стащил ночной колпак, вытирая лоб. Долго, жадно пил ледяную воду. И лишь потом позволил себе покачать головой.

— Ты не прав, Геллерт, — тихо сказал он, — и я был не прав, но я признаю свою ответственность. Поэтому гнить тебе там, где ты гниешь. А я все сделаю иначе. Никогда больше я не пойду на поводу у сиюминутных желаний. Все это в прошлом. Как и ты.

И он рухнул назад в кровать, но так и лежал в ней до самого утра, не смыкая глаз и не думая толком ни о чем, пока снова, второй день подряд, не пошёл на башню встречать первые лучи солнца.

На этот раз рассвет был золотистым.

СИРИУС

Это был маленький островок в Ирландском море, затерявшийся в узком проливе между Холи-Айлендом и Англси. На островке стоял одинокий, потрепанный ветрами домик, и в домике этом находился всего один-единственный живой человек. Звали этого человека Сириус Блэк. Подобно Альбусу Дамблдору, Сириус в эту ночь тоже не мог заснуть.

Поздним вечером вчерашнего дня он очнулся здесь, в этом доме, под глухой рокот прибоя. Четвертый раз в жизни он посещал это место, но впервые оказался здесь в одиночестве, и поэтому это тихое одиночество тяготило его даже больше, чем холодный ад Азкабана.

Практически сутки Сириус потратил на то, чтобы собрать и склеить себя после того, что произошло в Бирмингеме. Нормально всё вспомнить ему так и не удалось. После последних слов, которые произнес аврор по имени Джон, накатила темнота и какие-то болезненные видения, и после этого отличить реальность от фантазий было уже абсолютно невозможно. Что случилось с аврорами, с Дадли, с ним — ответить на эти вопросы он не мог, и только разбитое состояние не дало ему рвануть стремглав назад, в Бирмингем.

К вечеру дня солнцестояния он наконец пришёл в себя настолько, что совершил вылазку в порт Холихеда, где смог раздобыть себе выпуск Пророка. Притащил его на остров и принялся листать. Впрочем, узнать что-то толковое из него не вышло: семь страниц из двенадцати было посвящено министерскому приему в доме Малфоев. Сириус пробежал глазами словоблудие журналиста, пролистал пустые речи Малфоя и Фаджа, с удивлением прочитал кусок, посвященный выходу в свет Гарри Поттера с кратким комментарием Дамблдора и, наконец, наткнулся на небольшую заметку, скупо подписанную: «Трагедия в Бирмингеме».

«… к сожалению, среди погибших оказалось пятеро волшебников, в том числе — чистокровный, сотрудник Аврората Марк Сэвидж. Также было повреждено имущество магглов. Из находившихся в подъезде в момент происшествия выжили двое: аврор Джон Долиш и некий маггловский мальчик по имени Дадли. Оба серьезно пострадали и в настоящее время помещены в больницу Святого Мунго. Их жизни ничего не угрожает. Министерство приносит искренние соболезнования семьям погибших, семье аврора Марка Сэвиджа…»

Скупые строки официальной хроники так разительно отличались от красочного фейерверка словоблудия на первых страницах газеты, и при этом не давали никакой новой информации…

Тогда Сириус швырнул газету на пол и откинулся назад на скрипучей кровати. Ладно, что уж тут рассусоливать. Надо двигаться на восток. Он и так потерял кучу времени, еще и откатился назад по маршруту. Нормально обдумать все произошедшее можно будет и позже, сейчас же надо действовать! Бегом в Лондон, найти себе наконец палочку в Лютном, и после искать Гарри! Или Дадли?

Сириус задумался. Казалось, всё было очевидно. Гарри попал в беду — потому-то у него и загорелся в сердце тот огонек, что дал волю и силы сбежать из Азкабана. Дадли же был ему никто и звать его было никак. Вот только Гарри судя по всему, в полном порядке и шляется по приемам проклятых Малфоев, по этим ярмаркам тщеславия, в то время как снова гибнут люди, заслужив в память о себе лишь пустую заметку на седьмой странице "Пророка". А Дадли был в беде! И вообще, они прикрывали друг друга — и он, Сириус, подвел пацана. Как когда-то подвел Лили и Джеймса. И Марлин.

Он вспомнил Марлин МакКиннон, хотя в Азкабане старался выдавить её из своих мыслей, заслонить её образ этим островом, пустым и безжизненным без неё. Вспомнил её рыжие волосы и зеленые глаза, её улыбку. Когда-то он лежал здесь с ней, сразу после свадьбы Джеймса и Лили. Они тогда мало разговаривали, и, лишь когда утомлялись, шептали друг другу какую-то ерунду, что-то, что им самим тогда казалось значительным и важным. А если они уставали настолько, что и прошептать ничего не могли, то лежали молча, и им что-то шептало солёное море за окном.

Они не смогли провести здесь много времени. Дамблдор недовольно поджимал губы, следя за их бурным романом, но молчал. Директор бы и не сказал им никогда ничего вслух, ни одного дурного слова. Но они понимали сами: идет война. Их палочки были нужны на фронте.

И жизнь закрутила их в кровавую карусель. Они проводили вместе то время, которое у них было. А потом Марлин погибла. Её убили вместе с семьёй.

Вот так всё просто, и даже толком нечего вспомнить сходу, кроме тех ночей на острове. Если и было в памяти что-то ещё, всё это вытравил Азкабан. Жили. Любили. Умерли.

Вернее, умерла, а он выжил, чему, обычно жизнерадостный, был вовсе тогда не рад. И дрался, дрался дальше, пытаясь закрыть дыру в душе, но сталкиваясь лишь с новыми потерями. Боунсы, Дирборны — террор шагал по стране, словно пожар. И последними стали Джеймс и Лили. А потом кровавая бойня оборвалась со смертью одного единственного мага, подведя этим жирную черту под жуткой бессмысленностью всего произошедшего.

Сириус так и пролежал всю ночь, метаясь между бессонницей и желанием выспаться перед долгой дорогой. В его полуснах смеялась Марлин, плакал маленький Гарри, хныкал куда более взрослый Дадли.

И к утру он решил. Решение было тяжелым, но, как он надеялся, обдуманным. Гарри пока что в безопасности под крылом Дамблдора, крыса Петтигрю — неизвестно где. А вот Дадли определенно нуждается в защите. Плюс вторая крыса, что сдала его пару дней назад, находится в вполне известном месте — в Бирмингеме.

А это значит, что ему придется повторить маршрут Холихед — Бирмингем — Лондон. Только повторить его быстрее, надежнее, чем в прошлый раз — в собачьем облике.

Ранним утром двадцать второго июня Сириус, наконец-то определившись с планами на будущее, рванул на восток. В голове у него после бессонной ночи пульсировала боль прошлых поражений и потерь, но сейчас, несясь в образе гигантского пса по зеленым лугам Англси, он чувствовал себя куда спокойнее и увереннее.

В конце концов, у него была цель.

ДЖИННИ

Еще было около девяти часов утра, но солнце в небе уже поднялось достаточно высоко, и в комнатах Норы, освещенной утренним светом, сияли на солнце мириады пылинок, пропуская через себя лучи, как через призму. В комнате Джинни сидящая на кровати девочка, пришедшая в гости сразу после завтрака, с задумчивым выражением лица помахивала палочкой, заставляя пылинки танцевать в слабых потоках воздуха и выстраивая из них радугу.

В это самое время Сириус Блэк несся на запад через залитый солнцем национальный парк Гуайдер-Форест. Если бы у него стояла задача прямо сейчас добраться до Гарри, который находился в Норе, ему бы стоило свернуть на юг, в сторону Кардиффа. Но Сириус не знал точно, где именно сейчас укрыл Гарри Дамблдор, и к тому же расставил свои приоритеты иначе. Разумеется, девочки об этом не знали. Собственно, почти все люди, сейчас находившиеся в Норе, полагали, что прямо сейчас Блэк рыщет по Британии с целью убить надежду магического мира Гарри Поттера. Вряд ли их стоило за это осуждать. Сириус Блэк был известным злодеем и предателем.

— Что ты делаешь? — с беспокойством спросила Джинни у гостьи. — Разве нам можно применять палочки летом?

— Мы в магическом доме, — медленно сказала Луна, не прекращая своих манипуляций, — здесь никто не отследит нашу магию. Так говорит папа.

Джинни задумалась, пытаясь представить ситуацию, в которой её отец говорит ей что-то подобное: «Джинни, милая, ты нарушаешь закон, но раз тебя никто не сможет вычислить — давай, вперед». Представить не получилось.

— Пыльная ра-ду-га, — нараспев произнесла Луна, — заставив пылинки перекрутиться в воздухе и замерцать еще ярче, — пыльная радуга — оксюморон!

— Красиво, — сказала Джинни, завороженно наблюдая за танцами пылинок, — а что такое оксюморон?

— Одно из слов отца, — призадумалась Луна, — он его часто использует в газете, это так… ну... вот, например, Герой становится Чудовищем...

— Превращение? — спросила Джинни. — Хотя нет, подожди. Пыль не может стать радугой, Герой не может стать Чудовищем… Это что-то невозможное! Но ведь пыль у тебя радугой стала? Значит и Герой может стать Чудовищем? Я запуталась, Луна!

— Не думаю, что Герой может стать Чудовищем, Джинни. В сказках я такого не встречала, — покачала головой Луна, — наверное, я плохо объяснила, и ты всё не так поняла. Смотри…

С легким скрипом открылась дверь в комнату, и в неё зашел Гарри. Гарри был умыт и даже слегка причесан, хоть и не очень успешно — Джинни это показалось слегка странным, но думать об этом она смогла только до тех пор, пока её сердечко под его взглядом не сделало очередной кульбит. То есть всего несколько секунд.

— Привет, девочки, — улыбнулся Гарри, — как тут у вас дела? Я услышал, что ты уже пришла, Луна.

— Гарри-и-и!!! — завизжала Луна и побежала обниматься. Джинни почувствовала укол в груди.

Как так? Как Луна может бежать обнимать Гарри? Разве не должен он зайти и сам первый обнять её?

Впрочем, они вдвоем быстро уселись по разные стороны от неё, и Джинни успокоилась.

— Ты колдуешь, Луна? — заинтересованно сказал Гарри, усаживаясь.

— Это пыльная радуга! — громко сказала Луна, и снова пустила пылинки в пляс. — Хочешь, я научу тебя делать такую же?

— Конечно! — улыбнулся Гарри, доставая палочку.

Джинни хотела бы к ним присоединиться, но её палочка лежала под замком где-то у родителей в комнате. Она так и не поняла, что такое оксюморон, и не смогла заинтересовать Гарри во время их прогулок. И поэтому ей оставалось только, снова и снова ощущая странные болезненные уколы в области сердца, смотреть на то, как Гарри и Луна, весело смеясь, запускают в полет разноцветные пылинки по её собственной комнате.

СИРИУС

В прошлый раз Сириус добирался до Бирмингема пару дней. С ним был Дадли, они были под оборотным, они двигались в основном общественным транспортом, с остановками, подстраиваясь под расписание, а порой и под капризы Дадли. Теперь же он несся напрямик, через холмы, луга и национальные парки. И расстояние сразу как-то сжалось под мягкими лапами чёрного пса.

Всего-то двести сорок километров. Что это за расстояние для сильного, целеустремлённого существа, один прыжок которого может покрыть метра два?

Когда-то он в образе пса смог бы пробежать такое расстояние без остановки. Теперь это было уже невозможно.

Выдохся Сириус к обеду. Он устроил себе передышку на берегу реки Северн, где-то под Шрусбери. Если он правильно помнил что и как, ему оставалось не больше трети маршрута, но пробежать её надо было по крайне густонаселенной местности.

Еще не известно, что там, в Бирмингеме, с патрулями авроров. И неизвестно, смог ли выживший аврор Долиш рассказать о его анимагической форме. Теперь он не мог полностью полагаться даже на Бродягу. А это означало только одно.

Бдительность, постоянная бдительность. Как бы ни ненавидел Сириус эти слова.

Он какое-то время пролежал на медовом лугу, высунув язык, пытаясь отдышаться и вдыхая цветочные ароматы. Потом спустился по покатому берегу к самой длинной реке Британии и жадно пил мутную, не слишком-то чистую воду.

А затем побежал дальше.

Сириус сколько угодно мог в человеческом облике напоминать себе быть осторожным, но Бродяга не знал таких понятий. Это был прямолинейный, по-своему честный (если так можно сказать про животное) зверь. Если он хотел порвать глотку, он прыгал и рвал её. Если он видел цель, он не видел препятствий.

Тем не менее, скорость бега Сириус все же несколько замедлил. Теперь он уже не так несся, как раньше, а скорее бежал короткими перебежками, стараясь держаться деревьев и кустов. Северн скрылся в голубой дымке, медовые луга сменились пасторальными пейзажами Старой Англии: усадьбами, фермами, полями, а затем, на севере — индустриальной громадой Вулвергемптона. Его цель была совсем близко.

До Бирмингема Сириус добрался к вечеру. Блокпосты на въезде в город всё же сняли — видимо, работа по его розыску из события государственного масштаба стала рутиной. Несмотря на чуть ли не самый длинный световой день в году, сумерки уже опускались на город, укрывая его под плотное одеяло из теней, и среди них была тень огромного пса, что черной кляксой металась по улицам.

Он провел в дороге весь день, пробежал пару сотен километров — чего, разумеется, никогда в жизни не смог бы сделать, не будь он анимагом. И даже несмотря на это явное преимущество, он чудовищно устал и вымотался. Все же для недавнего азкабанского сидельца такая нагрузка была чудовищно велика. Больше всего Сириусу хотелось сейчас упасть под забором и заснуть.

Но он сегодня слишком много времени провел в образе пса, и поэтому Бродяга существенно влиял на его решения. А Бродяге было все равно, чего там хочет Сириус — у него была цель.

Именно поэтому черный усталый пес легко перемахнул через плотно увитый плющом забор, над которым не было никаких защитных или сигнальных чар, подбежал к небольшому коттеджу по гравийной дорожке, поднялся на крыльцо. И лишь потом превратился в человека и постучал в дверь.

Бродяга даже захотел отдать ей должное: на этот раз она открыла дверь куда быстрее. Хотя, конечно, не могла не понимать, что к чему.

Вот только ни Сириус, ни Бродяга ничего не успели сделать, ведь прямо из-за спины появившейся на крыльце Мэри МакДональд, стоило только двери открыться, вылетел, легко найдя цель, тонкий красный лучик оглушающего заклинания.

ЛЮЦИУС

Люди, собравшиеся в кабинете Люциуса Малфоя, в самом сердце его родового поместья, были, безусловно, людьми с очень яркой и захватывающей биографией. За свою жизнь они успели пройти путь от уважаемых членов общества до опасных террористов, а теперь снова стали уважаемыми членами общества. Причем теперь среди них находились и те, кто был не прочь снова стать террористами. А другие, наоборот, пытались забыть те времена как страшный сон.

Альфред Эйвери, безусловно, относился ко вторым.

— Извини меня, Люциус, — нервно говорил он, рассеянно проводя рукой по растрепанным светлым волосам, но это всё похоже на бред. Ты сделал выводы на основе собственных догадок, а потом утвердился в них, услышав одну случайную фразу. Это может быть шуткой глупого школьника. Это может быть ловушкой Дамблдора. Я лично склоняюсь ко второму. А может, ты вообще что-то не так расслышал…

Люциус Малфой только покачал головой.

— Я знаю, что я слышал и что я видел. Я собрал здесь всех вас не для того, чтобы убедить, а чтобы предупредить и обсудить план действий. Его возвращение уже состоялось, и будущее мне видится весьма…

— Я был бы рад возвращению Лорда, — холодно перебил его Теодор Нотт-старший, — при всех его минусах, нынешнее положение дел отвратительно. Вот только твои слова, Люциус, действительно больше походят на паранойю. Я согласен, что ситуация подозрительна, но к чему пороть горячку? Встреться с Поттером, так и быть… осторожно встреться. Проконтролируй ситуацию. Но я, если что, ни при чем, сразу говорю.

— А я думаю, — сказал Крэбб-старший, — что Лорд не умер и…

— Вряд ли тут кто-то, — прошипел Нотт, — всерьез полагает, что Лорд окончательно умер. Он озлобленно потер предплечье. — Вот только считать, что он возродился в теле мальчишки… Если это всё, у меня есть более важные дела.

Крэбб вопросительно посмотрел на Люциуса. Тот развел руками:

— Я донес свою информацию до вас. Вы сделали выводы. Я вас не задерживаю, джентльмены.

— Доброго вечера, — фыркнул Нотт, — будь осторожен, Люциус.

Люциус Малфой опустился в кресло и смотрел на то, как один за одним аристократы покидают его кабинет. Когда дверь захлопнулась за последним, он достал из стола коньяк.

— Идиоты, — тихо сказал он сам себе, — ничего, я открою вам глаза… Когда будет уже поздно, все вы будете в ужасе валяться у Его ног, а я снова буду на коне.

ТЕОДОР

Тем временем лорд Нотт, вернувшийся в свое поместье, сидел перед камином и задумчиво прихлебывал холодную воду из стакана. Он никогда не пил алкоголь — принципиально.

Верить в бредни Люциуса он отказывался наотрез. Ну какой Темный Лорд из Поттера? Да, последние события вокруг мальчика выглядели подозрительными, это правда. Вот только Люциус не сопоставил факты. Он подогнал их под идиотскую идею, которую вынашивал уже не первый год. Поттер — гриффиндорец, живет уже месяц у Уизли, ходит под ручку с Дамблдором… Вот уж типичное поведение для того самого Волдеморта, который поставил им свою метку на плечо! Тем не менее, за ситуацией стоило проследить — хотя бы для того, чтобы светлейший лорд Малфой не наломал дров. А еще этот разговор, да еще и после очередной провальной сессии Визенгамота, помог ему, Теодору Нотту, кое-что понять.

Лорда пора возвращать. По-настоящему. И занять достойное место рядом с ним. Иначе когда-нибудь он вернется сам, увидит всю эту перетрусившую шайку вместо гордых когда-то Вальпургиевых Рыцарей, и тогда добра не жди.

И первое, что надо выяснить, — это где сейчас находится пытающийся возродиться Лорд.

Так-так…

АЛЬБУС

Альбус Дамблдор сидел за столом и пил чай. В принципе, это было всё, что ему сейчас хотелось делать. Тяжелый ночной сон не отпускал весь день, и поработать с Северусом и Филиусом над разгадкой задачки с Тисовой он так и не смог. Важных дел на сегодня не было. Можно было устроить себе небольшой отпуск, прийти в себя и посокрушаться над тем, как из-за дуболома-Фаджа он позволил Малфою перехватить Гарри. И пусть это заняло всего пару минут, но кто знает, что тот успел сказать мальчику? Придется, видимо, снова попробовать мягко покопаться в его голове. Альбус покачал головой. Он начинает чересчур злоупотреблять легиллименцией. Это очень плохой знак.

Директор Хогвартса как раз думал над тем, стоит ли ему заварить еще стакан, или, может, все же прогуляться к кабинету чар и посмотреть, как там движется работа, но тут дверь в его кабинет распахнулась без стука. Влетевший в неё Северус Снейп выглядел запыхавшимся, но на лице у него застыло выражение мрачного торжества.

— Они взяли Блэка, директор! Люди Боунс!

— Как?! — Дамблдор сам не заметил, как вскочил, чуть не разбив чашку. — Где?!

— В Бирмингеме, в доме Мэри МакДональд, помните такую? Вроде как он пытался туда вломиться, она открыла ему дверь — тут его и приняли. Оглушающим. Запеленали и доставили в Министерство.

Дамблдор мысленно выругался. Блэк же должен был стремглав нестись к Гарри, или по крайней мере в Лондон! Что он забыл в этом проклятом Бирмингеме? Неужели совсем крыша в Азкабане поехала? Или магическая тюрьма так влияет на людей, что они потом лезут в дом первой девушки, которую вспомнят?

— В Министерство? Не в Азкабан?

Северус помотал головой.

— Боунс заперла его в камерах предварительного заключения при ДМП. Что-то ей от него надо, видимо. Адреса, пароли, явки?

Северус выглядел поразительно счастливым. Дамблдору было странно видеть, как, на самом деле, улыбка шла его лицу. Вот только сам он произошедшим ни черта доволен не был!

— Северус, — сказал Альбус, — Хогвартс на вас с Филиусом. Я отправляюсь в Министерство.

Снейп склонил голову и вышел, а Альбус, не теряя времени, махнул рукой, подзывая Фоукса.

— Да уж, покой нам только снится, — пробормотал он, прежде чем исчезнуть во вспышке яркого пламени.

АМЕЛИЯ

— Будьте осторожны, директор Боунс, — сказал молодой сотрудник ДМП, стоявший на входе в камеру, — он агрессивен и все еще очень опасен. Мы, конечно, приняли все необходимые меры, но…

— Я разберусь сама, — поморщилась Амелия Боунс, — отпирайте.

Она стояла, поигрывая палочкой, и ждала, пока сразу три сотрудника произнесут выданное персонально им кодовое слово, совместив его со специальным движением палочки. Такие меры порой казались ей чрезмерными. Конечно, камеры предварительного заключения при ДМП — далеко не Азкабан, но и отсюда сбежать было совсем не просто. Хотя бы потому, что для этого, даже выйдя из камеры, необходимо было незамеченным проскочить через весь её Департамент, а потом еще и через остальное Министерство. Далеко не тривиальная задача.

Никого эдакого в этих камерах никогда и не содержали. Особо опасных обычно сразу отправляли в Азкабан, даже на досудебной стадии. Когда действовало военное положение, введенное Краучем, вообще особо ни с кем не церемонились. Сейчас же здесь отбывали арест те, кого вроде как надо куда-то запереть, но Азкабан — для них слишком круто.

Впрочем, разве подходили все эти слова к человеку, что был сейчас заперт за стальной дверью в полуметре от нее, директора Департамента Магического Правопорядка?

Дверь щелкнула и отворилась, Амелия шагнула внутрь.

— Директор, мы вас прикроем, соблюдайте…

— Заткнитесь и заприте за мной чертову дверь! — рявкнула Боунс.

— Есть, мэм, — быстро сориентировался второй охранник, и засов звонко лязгнул, оставляя их наедине с заключенным.

Камера была небольшая, с белым покатым потолком, со стенами, измазанными какой-то дешевой штукатуркой. Ремонт тут производился наполовину маггловскими средствами, причем на эту половину — с привлечением заключенных. Принудительные работы Боунс ввела собственным распоряжением, наплевав на Визенгамот. Ей нравилось управлять в своем маленьком царстве самостоятельно, и чтобы никто не лез в личные её дела, будь то министр, Темный Лорд или Дамблдор.

— Сириус Блэк, — сказала она, глядя на заключенного, свернувшегося на железной кровати в углу каменного мешка. Здесь только и было, что койка, умывальник да отхожее место.

Заключенный зашевелился и приподнялся, глядя на неё. Побег определенно пошел на пользу лорду Блэку. Его лицо чуть заметно округлилось, и скулы больше не грозили прорезать бледную кожу. Волосы были длинными и спутанными, но не настолько грязными. Глаза смотрели мрачно, но без лихорадочного блеска. Человек со странностями, но не сумасшедший.

— Амелия Боунс, — он закашлялся, — чем обязан?

— Вы беглый пожиратель, лорд Блэк, — с удовольствием сказала Амелия, давая собеседнику прочувствовать тяжесть его положения, — вы предатель, убийца и террорист. Я бы с удовольствием привела в камеру вместе с собой пару дементоров. Но у нас есть с вами две проблемы.

— Лестная характеристика, — вдруг улыбнулся Блэк. Это было так поразительно, что Амелия чуть не потеряла нить разговора. Не такой реакции она ожидала, — и какие у нас проблемы с дементорами?

— А я вижу, вы не очень боитесь дементоров? — вдруг ляпнула Амелия. Это было не то, что она хотела сказать, но вопрос сам слетел с языка.

Блэк помедлил с ответом.

— Уже нет, — сказал он, — теперь уже не боюсь.

Он смотрел на неё, ожидая продолжения. А она понимала, что внезапно их разговор выглядит совсем не так, как она планировала, и уж точно не похож на допрос. Она прокашлялась и поправила монокль в глазу.

— Так вот, проблемы. Проблем с дементорами у нас нет, Блэк. Хотите, я их прямо сейчас приведу. Проблемы у нас с вами. Покажите мне ваши предплечья.

Заключенный замер, глядя на Амелию, а потом медленно закатал рукава и продемонстрировал ей две чистые, без всяких отметин, руки.

— У вас нет черной метки, — сказала Амелия, констатируя факт, — вряд ли это вас оправдывает, но вызывает настороженность. Хотя один человек, находящийся сейчас в Азкабане, был осужден как пожиратель смерти, близкий лично к Тому-Кого-Нельзя-Называть, при отсутствии у него метки. Знаете, кто это был?

Заключенный мотнул головой.

— Это был Августус Руквуд. Тоже вроде как шпион. Но он был осужден на общих основаниях судом Визенгамота. А вы — упрощенно, без судебной процедуры, по законам военного времени, введенным Барти Краучем. А это означает, что…

Она вздохнула.

— Короче, Блэк. Либо вы отправляетесь в Азкабан, к дементорам и крайне недовольной вами охране. И скорее всего, подыхаете при очередной попытке к побегу. Либо я делаю вид, что меня очень смущают обстоятельства вашего дела, и инициирую его пересмотр. Возможно, вас приговорят к Поцелую, я не знаю. Но, по крайней мере, вы сможете сказать на публику все, что хотите. В конце концов, это Визенгамот, а вы — последний из древнего рода и должны сидеть рядом с ними. Там даже ваше теплое креслице до сих пор стоит. Черт, да они вас оправдать могут!

— А взамен? — прошептал Блэк, облизнув сухие губы.

— Взамен, — твердо сказала Амелия, — вы дадите подробнейшие показания об обстоятельствах вашего побега из Азкабана и о том, что делали после. В особенности меня интересуют известные события в Бирмингеме, уж к ним-то вы точно имеете прямое отношение. А прямо сейчас вы дадите мне Непреложный Обет, что в случае вашего триумфа на суде вы обещаете не затевать никаких злодеяний против рода Боунс, и более того, обещаете мне сообщать о любых подобных заговорах, если вам о них станет известно. Только сообщать, предотвращать вам их не надо. И клятву вы принесете сейчас, иначе я иду за дементорами.

Сириус вдруг расхохотался. Боунс уставилась на него, опять на секунду теряя нить контроля разговора с этим странным человеком. Видимо, слишком рано она решила, что он не сумасшедший…

— В случае триумфа на суде… — сказал он, смакуя слова. — Я согласен. Только скажите мне одну вещь?

— Да?

— Что с Дадли?

— Дадли? — недоуменно переспросила Амелия. — Тот маггловский мальчик? Он в Мунго, насколько я знаю. Он жив.

Блэк молча кивнул каким-то своим мыслям и повторил:

— Я согласен.

— Тогда давайте вашу руку, быстро, — бросила Боунс и взмахнула палочкой, блокируя охране визуальное наблюдение за камерой.

АЛЬБУС

Дамблдор очень спешил. Сегодня его не могли задержать ни фальшивая красота Атриума, ни охранник, регистрирующий палочки посетителей — от него Альбус просто отмахнулся. Он даже не обратил внимания на то, как надувшись смотрел вслед ему постовой — по традиции, старый маг всегда выполнял эти забавные ритуалы для простых смертных. Возможно, сейчас он потерял какую-то ничтожную кроху своей репутации, ну и плевать. Дело с Блэком было важнее.

Если Боунс скормит его дементорам, это будет иметь катастрофические последствия для планов Альбуса. Но если она предложит ему какую-то сделку или что-то в этом роде…

Блэк оставался лордом, наследным членом Визенгамота. Как несправедливо осужденный, он получил бы солидный стартовый политический капитал. Вряд ли, конечно, Сириуса интересует политика, но… Безусловно, если этот человек сумеет вывернуться из жерновов ДМП, он сможет получить огромное влияние на Гарри. А ведь его задача — уравновесить Уизли в этом вопросе, а не перевесить их так, чтоб сломались весы!

На уровне ДМП царила несвойственная такому позднему времени суматоха. Конечно, это было не то подразделение Министерства, что прекращало работу даже ночью. Однако сегодняшнее броуновское движение сотрудников по отделам скорее напоминало Альбусу памятные события, когда Фадж подорвал весь личный состав по тревоге в связи с событиями на Тисовой. Он пронесся через сектор борьбы с неправомерным использованием магии, занимавший большую часть этажа, пробежал мимо скромной двери сектора борьбы с незаконным использованием изобретений маглов, где над крохотной комнатушкой, несколькими сотнями коробок конфиската и единственным подчиненным властвовал Артур Уизли. Он продефилировал через большую, светлую и пафосную штаб-квартиру аврората, полуавтономного подразделения, борьба за контроль над которым между главой ДМП и его, формально, первым замом — собственно командиром авроров, была вечной головной болью Фаджа и всех министров до Фаджа, начиная с Улика Гампа. Он не отвлекался на лишние остановки и разговоры, лишь махнул рукой замеченным им Кингсли и Робардсу. Потом, все потом.

За пустым коридором на «заднем дворе» аврората шли вспомогательные хозяйственные помещения, а следом за ними — еще один коридор, на сей раз уже неухоженный, раскрашенный какой-то серой краской-эмалью, с кривыми стенами. Он напоминал нору, выточенную в земле каким-то червем-переростком. Подразделение при секторе борьбы с неправомерным использованием магии, носящее сложное название «специальный подотдел контроля исполнения наказаний и изоляции правонарушителей» и подчиненное, однако не Муфалде Хмелкирк, а лично Амелии Боунс, запихнули в разрастающемся бюрократическом теле Министерства так далеко, как только было возможно. Если Министерство Магии являлось живым организмом, то здесь определенно была его клоака.

Альбус преодолел коридор, и, без лишних проблем преодолев пункт контроля, зашел на территорию собственно «подотдела». Полномочия главы Визенгамота помогали и здесь: простому волшебнику для прохода в эту святая святых требовалось бы согласовывать разрешения как минимум у Боунс, Хмелкирк, и начальника подотдела Роджерса, и не факт, что в итоге согласовали бы. Здесь, максимально далеко что от просторных залов Визенгамота, что от сияющего Атриума, что от пафосных кабинетов Министра и его заместителей, было личное царство Амелии Боунс, маленькое и тёмное. Впрочем, надо признать, что при Крауче и Грюме тут было куда мрачнее. Тогда пожиратели боялись здешних затхлых, вычищенных известью камер побольше, чем гнилой тьмы Азкабана. Кое-кто даже предпочитал сразу в момент задержания признаться в самых худших своих деяниях — лишь бы отправили сразу к дементорам.

Дементоры, по крайней мере, проявляют крайне мало фантазии при выборе методов допроса. И вряд ли тебе попадется в Азкабане дементор, детей которого ты пару дней назад пытал Круциатусом.

Впрочем, представшее глазам Альбуса Дамблдора уже в следующем коридоре быстро отвлекло его от мыслей о темном прошлом. Возле одной из камер происходило что-то непонятное: сразу четыре охранника из числа личного состава Департамента пытались взломать стальную дверь одной из камер. В ход шли и палочки, и невесть откуда у них взявшийся стальной ломик — правда, с одинаковым эффектом.

— Что здесь происходит? — властно спросил Альбуса, подходя ближе и вынимая палочку. Нет, в последнее время у него уже определенно вырабатывалась аллергия на творящиеся вокруг странности!

— Лорд Дамблдор, сэр! — один из охранников повернулся к нему, вытирая со лба пот. — У нас чрезвычайная ситуация! Мадам Бонус попросила закрыть ее в камере с задержанным Блэком, хотела провести допрос лично. Теперь дверь заблокирована, средства слежения в камере вышли из строя три минуты назад. И мы не можем вскрыть дверь! Ничего не выходит!

— Она была с дементорами? — спросил, холодея, Альбус.

— Нет, сэр, одна.

— Отойдите-ка в сторону, — скомандовал он, поднимая палочку.

Охранники расступились… и тут дверь распахнулась сама. На пороге стояла Амелия Боунс в форменной мантии с нашивкой начальника департамента. Выглядела она крайне довольной собой.

— Так, что здесь происходит? — рявкнула она, и тут обратила внимание на Альбуса. Ее тяжелое, квадратное лицо озарила улыбка.

— О, Альбус, добрый вечер. Хотите увидеть задержанного?

— Мадам Боунс, — он скрыл удивление и слегка шутливо склонил голову, — да, хотелось бы. Исходя из моих полномочий…

— Все в порядке, директор? — влез в разговор один из охранников.

Амелия Боунс сморщила лицо в гримасе «мне-все-надоело».

— Обеспечьте лорду Верховному чародею доступ к заключенному. Пусть пообщается с ним наедине. И проверьте системы слежения, они барахлят! Иначе кто-то останется без премии.

— Есть, директор, — кивнул начальник охраны.

Боунс молча кивнула Дамблдору и пошла по коридору на выход, форменная мантия эффектно развивалась, ниспадая с ее мощных плеч.

Дамблдор проводил ее взглядом и кивнул охране:

— Откройте, пожалуйста.

Да уж, по всему было видно, что его репутация победителя Гриндевальда, непремиримого борца с темными лордами уже начинает давать сбои. Для рядовых волшебников он по-прежнему светоч и Герой, а вот для высокопоставленных сотрудников Министерства за последние сытые годы стал простым политиком со всеми вытекающими. А ведь он, Альбус, не становится ни младше, ни могущественнее, ни мудрее. Либо он подготовит замену себе в ближайшие годы, либо междоусобная грызня станет нормой для Магической Британии даже в случае, если Том окончательно отправится на заслуженное рандеву со Смертью.

Сириус сидел на кровати, облокотившись спиной на стену. Он выглядел взволнованным — но не подавленным, и это показалось Альбусу весьма странным. Он-то ожидал увидеть окончательно разбитого человека, а Сириусу Блэку явно становилось все лучше!

— Директор Дамблдор, — кивнул ему Сириус, — давно мы с вами не разговаривали, надо сказать.

— Добрый вечер, Сириус, — сказал Альбус, — да, давно. И должен сказать, при прошлом разговоре я и представить не мог, что в следующий раз мы будем разговаривать через столько лет. И при таких обстоятельствах.

Сириус снова кивнул, и какое-то время они сидели молча.

— Знаете, — сказал Сириус, — из того, что мне сказала Боунс, я понял кое-что. Она верит, что я не совершал то, в чем меня обвиняли. За что отправили гнить без права обжалования. И вы, директор, тоже верите, иначе вас бы здесь не было.

Он снова сделал паузу, пожевав потрескавшиеся губы. Дамблдор терпеливо ждал.

— Все считают меня невиновным, — тихий голос Сириуса сочился ядом, — вот только никто и пальцем не шевельнул, чтобы помочь мне! И ладно мне — хотя бы сделать так, чтобы у вашего мальчика-спасителя был хоть один родной человек! Почему всем было плевать?!

— Я бы мог попробовать тебе объяснить, — печально сказал Альбус, — но вряд ли ты сочтешь это достаточным оправданием с моей стороны. Поэтому не буду и пытаться.

Да, не таким Альбус представлял их разговор! Сириус сам должен был обратиться к нему за помощью, уже после встречи с Гарри, уже после разборок с Петтигрю! Все должно было пойти иначе! А что он мог сделать сейчас? Только тихонько оправдываться, осознавая себя последней сволочью?

— Лучше не пытайтесь, директор, — прошептал Сириус, — потому что, боюсь, я и правда сочту достаточным оправданием то, что вы скажете. Уверен, вы объясните, и я пойму, что иначе было никак. Поэтому давайте лучше я просто буду вас считать какое-то время еще одним бездушным политиканом. А потом нам все равно придется общаться как раньше, уверен. Если я, конечно, все это переживу.

Альбус кивнул, смахивая с глаза предательскую слезу, а Сириус улегся на койку, заложив руки за голову.

— Боунс прямо перед уходом сказала, что Мэри меня не сдавала. Сказала, что Мэри общается с Ремусом, снова. И это он заложил меня аврорату. Сначала на своей съемной квартире, а потом и у нее дома. Можете себе такое представить?

— С ним никто не разговаривал на эту тему много лет и не предоставлял никаких доказательств, — сказал Альбус, — думаю, он искренне считает тебя предателем, сбежавшим, чтобы убить Гарри. Его тоже можно понять.

— Справедливо, — хмыкнул Блэк. В камере опять повисла тишина.

— А ведь Боунс теперь — директор департамента, — донеслось наконец до Альбуса с койки, — талантливая девочка, целеустремленная. Она когда-то мне казалась такой горячей... А сейчас — холоднее вас, директор.

— Ты мне расскажешь, что она хотела? — спросил Альбус, игнорируя укол в его адрес.

— Она предложила мне пересмотр дела, — просто ответил Блэк, — взамен на подробные показания, начиная от деятельности в войну и заканчивая Бирмингемом. Я решил принять ее предложение. Заодно и вы ознакомитесь, директор. Может, узнаете что-то новое. Хотя сразу говорю, про Бирмингем и я ничего толком не знаю. Хотя был там, да.

— Сириус, — начал Альбус, — я могу найти и другие пути. Ты не обязан…

— Выдавать секреты нашего Ордена Феникса? — спросил, перебив, Сириус. — Рассказывать про побег из Азкабана? Создавать казус для пересмотра дел других сидельцев? Становиться реальным, а не вымышленным предателем? Я не идиот, я и сам все понимаю. Но, Мерлина ради, не говорите мне сейчас ничего. Мне кинули соломинку, и я намерен за нее схватиться. Я нужен Гарри. И Дадли. Знаете Дадли? Он — хороший пацан, но сам не вывезет.

— То есть с Дадли вы и правда плотно сошлись, и его присутствие в Бирмингеме не случайность... Интересно. А ты знаешь, что Дадли — кузен Гарри? — спросил Альбус.

Сириус на секунду замер, переваривая информацию, потом дернул плечами.

— Нет, я этого не знал. Вот ведь, как все интересно сложилось... То есть, он сын Петуньи? Оказался там, где я его подобрал, после событий в доме родителей? Я читал газеты, да, но я не знал... — он помолчал недолго, что-то подсчитывая. — Нет, конечно же, нет. Но все равно… Тогда у меня поводов выйти становится еще больше.

— Как вы с ним встретились, Сириус? Это очень важно! — Альбус подошел к койке поближе, внимательно глядя на заключенного. Тот мрачно посмотрел в ответ.

— Я обо всем расскажу на допросах самым подробным образом. А сейчас — извините, но я не готов вам все выкладывать. Простите, директор, вы хороший человек, вы — Герой, светлый маг. Но в данную минуту — я просто не настроен на все эти откровения. Или приходите с ордером.

— Зря ты так, Сириус, — покачал головой Дамблдор, — что ж, надеюсь, ты не ошибся в своем выборе. Доброй ночи.

Он тихонько вышел из камеры, мягко прикрыв дверь, и кивнул охранникам.

— Доброй ночи, — донеслось ему вслед.

Что ж, очередная зарубка на его душе. Ему уже не привыкать, по большому счету. Но только что он может сделать? В большой игре на кону судьба мира, и цена за ошибки соответствующая. А он, Альбус, в конце концов, просто еще один старый усталый человек.

Сейчас ему даже не хотелось выведывать такую необходимую информацию про Дадли, про Бирмингем и про то, что случилось после того как Сириус попал под Чары Деймоса в доме Люпина. Ему просто хотелось, чтобы этот день закончился.

— «Надеюсь, тебе сейчас лучше, чем мне, Сириус», — прошептал Альбус сам себе под нос, уходя по коридору прочь из этой мрачной мини-тюрьмы, прочь из Департамента, прочь из Министерства.

ЛЮЦИУС

Эйвери вернулся в поместье Малфоев, когда Люциус уже собирался идти спать. Честно говоря, первый час после разговора в его кабинете глава рода Малфоев ожидал чего-то подобного. Однако Альфред все же сумел его удивить. И тем, что ввалился на ночь глядя, и тем, что вернулся именно он. Люциус был уверен, что этот изнеженный, напуганный перспективами новой войны тип будет до последнего сидеть в своем особняке, засунув голову под ковер, и не высунет ее до тех пор, пока ему в задницу не прилетит лордовский Круциатус.

Эйвери по своему обычаю предпочел не появиться из открытого для него камина, а аппарировать на границу зоны охранных чар и оттуда стучать в калитку как в гонг. Поэтому Люциусу пришлось, ругаясь сквозь зубы, накидывать мантию и тащиться через парк под противным моросящим дождем. Но, опережая его желание высказать милейшему Альфреду все, что он о нем думает, Эйвери начал разговор первым.

— Люциус! — Альфред даже не был одет в мантию, он был, по-видимому, в домашнем — в какой-то холщовой рубахе и льняных штанах, вдобавок, похоже, успел принять на грудь. — Люциус, я обдумал твои слова. Я думаю, ты прав. Если Лорд вернулся, нам нельзя сидеть сложа руки и прятаться. Если Лорд вернулся в теле ребенка, то, может, мы сможем оказывать влияние на его политику. Может, удастся поменять его методы…

— Вот в это мне слабо верится, Альфред, — ответил Люциус. Мерзкая морось капала и капала с неба, превращая его холеную прическу в гнездо спутанных волос.

— Люциус, — всхлипнул вдруг Эйвери, и, покачнувшись уцепился за забор, — у меня сын, ему шесть лет. У меня жена, она не имеет обо всем этом понятия. Я так надеялся, что все закончилось! Что же мы наделали, во что мы ввязались тогда? Неужели грехи молодости никогда не отпустят нас?!

— Ну так иди к своей жене и успокой ее, — пожал плечами Люциус, — когда я узнаю что-то еще, или когда мне понадобишься ты и твои многочисленные таланты, я дам тебе знать, не сомневайся.

На Альфреда Эйвери было жалко смотреть. Он с полминуты смотрел на Люциуса своими красными слезящимися глазами, а потом развернулся на каблуках, прошел пару шагов, пошатываясь, и со второй попытки аппарировал. Оставалось только надеяться, что он умудрился не заработать расщеп.

Возвращаясь в свой дом сквозь парк, с отвращением глядя на небеса, основательно промокший Люциус думал, да так и не придумал, зачем ему вообще может понадобиться Эйвери. С одной стороны, у его рода есть деньги и влияние, и лишними они не будут, как и любые дополнительные руки, а магом Эйвери был толковым. Но вот с другой — нужны ли вообще враги с такими друзьями? Возможно, Темный Лорд тяготился таким слугой как Эйвери точно так же, как и Эйвери тяготился служением Темному Лорду? В таком случае, эти два одиночества идеально нашли друг друга.

В словах Эйвери, между тем, действительно было рациональное зерно. Люциусу не хотелось быть ничьим слугой. Лорд в теле Поттера столкнется со множеством проблем и ограничений, в том числе и с необходимостью сидеть в Хогвартсе как мышь под веником. Это сделает его, Люциуса Малфоя, незаменимым и приближенным к повелителю советником. А попробовать стать серым кардиналом при Лорде… что ж, если это сработает, возможно, и его возвращение получится обратить в плюс!

СИРИУС

Сириус лежал у себя в камере, размышляя о предателях и предательствах. Больше ему, откровенно говоря, было нечем заняться. Маленькая, с грязно-белыми стенами камера не имела окон и освещалась искусственно, несколькими тусклыми шарами света, зависшими у потолка. Единственный выход перекрывала стальная дверь. Это был самый настоящий каменный мешок.

В Азкабане Сириус не знал такого понятия как скука. Там, в черной, омываемой вечными дождями и штормами крепости, все твое лишнее свободное время занимали дементоры. Они влезали в твой разум и без конца перебирали, как бусины сорванного с шеи ожерелья, твои воспоминания, страхи, недостигнутые цели. Эдакий допрос без начала и конца, за которым полностью терялось ощущение времени.

Здесь же не было ни дементоров, ни воплей других заключенных, ни шума дождя за стеной. А значит, остро вставала проблема скуки.

Сириус хотел заснуть, но не мог. Слишком много событий, слишком много новостей. Он перевернулся на бок, глядя на дверь.

Питер предал Джеймса и подставил его, Сириуса, когда он выследил крысу. Таким образом, крыса предала и его самого. Официально считается, что это Сириус предал Джеймса. Ремус верил в официальную версию и предал Сириуса. Какая-то череда предательств без конца и края. Кто же мог подумать, что неразлучные друзья-Мародеры закончат именно так?

Сириус подумал, что он, наверное, был слишком груб с Дамблдором. Он не сомневался — старик освободил бы его, если бы мог. Уж он-то точно хотел как лучше, несмотря на результат. В конце концов, директор вообще предлагал в хранители себя, и так и надо было сделать. Но тогда они были ослеплены тщеславием — решили, что куда лучше справятся сами. И вот результат.

Впрочем, Дамблдор все и так поймет. Возможно, он придет еще раз, и тогда Сириус ему расскажет, что тот спросит. Или расскажет уже после освобождения… а оно будет, обязательно будет.

Сириус посмотрел на свою руку, на которой на секунду проявилась и угасла золотистая нить. Обет, данный Амелии, его не смущал. Его условия были крайне мягки, и они оба об этом знали. За потенциальную свободу можно было бы поступиться и большим.

И тут, стоило только Сириусу снова поднять взгляд к двери, как та скрипнула и начала открываться. Он вскочил и сел на койку, внимательно наблюдая за стальным полотном, перегораживающим вход.

Шагнувший в камеру человек был смутно знаком Сириусу. Он чем-то неуловимо походил на льва — грива темно-русых волос чуть ниже ушей, на волевом, жестком лице трехдневная щетина. В войну этот человек был рядовым мракоборцем в отряде Грюма. Теперь явно сумел залезть повыше. На нем, в отличие от Боунс, командирская, «административная» мантия смотрелась ничуть не хуже, чем смотрелась бы полевая мантия оперативника.

— Мистер Скримджер, — кивнул ему Сириус, — честно говоря, не ожидал вас здесь увидеть сегодня. Но видимо, я популярен.

— Блэк, — сказал Скримджер, обводя заключенного оценивающим взглядом, а потом облизнул губы и продолжил, — я только что имел продолжительный разговор с директором Боунс. Я настаивал на том, чтобы, по крайней мере, если уж не отдавать тебя напрямую дементорам, то хотя бы засунуть назад, в Азкабан, и поглубже. Но она… была убедительна. Если поможешь найти тварь, что сотворила это с моими ребятами в Бирмингеме, предоставишь подробную информацию по деятельности людей Дамблдора и Того-Кого-Нельзя-Называть в войну, твоя судьба может оказаться куда лучше, чем ты того заслуживаешь.

Сириус кивнул.

Скримджер подошел поближе, вглядываясь в лицо заключенного. А затем вытащил из-за пазухи перо и тетрадь.

— Очевидно, это не положено. Но мы сделаем исключение. Твоя задача — написать все максимально подробно и по порядку. Допрос по Бирмингему будет проведен отдельно, в присутствии Дамблдора, директора Боунс и назначенного следователя от аврората. А пока начинай писать. Начни с начала. Посмотрим, насколько полезна будет твоя информация. Это самопишущее перо, вряд ли ты сейчас сможешь много писать рукой. Все ясно?

— Да, — кивнул Сириус, неловко хватая в руку перо, — да, я, все понял.

— Отлично, — плотоядно ухмыльнулся Скримджер.

— Двадцать третье июня одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, — монотонно надиктовывал самопишущему перу старший аврор Энтони Праудфут, — девять тридцать утра по гринвичу. Проводится допрос лорда Сириуса Ориона Блэка по уголовному делу номер эй-семнадцать-один в качестве... — он запнулся и быстро поднял глаза на бесстрастную Амелию Боунс. — В качестве свидетеля.

Боунс скрестила руки на груди. Дамблдор кивнул. Скримджер скорчил зверскую рожу, но потом кивнул тоже. Праудфут оглядел затравленным взглядом всю эту чересчур, по его мнению, высокопоставленную компанию, сглотнул и продолжил:

— Лорд Блэк, я должен разъяснить вам ваши процессуальные права. Вы являетесь лордом Визенгамота, поэтому имеете право отказаться от дачи показаний под сывороткой правды. В этом случае ваши показания могут быть оспорены в судебной инстанции Визенгамота, однако вы как свидетель по делу сможете отказаться от дачи показаний против себя, а также по вопросам, затрагивающим интересы вашего Рода, на ваше личное усмотрение. В случае согласия на допрос под сывороткой правды ваши показания будут признаны бесспорными по любому вопросу, касающемуся событий менее чем десятилетней давности. Однако отказаться отвечать вы не сможете… физически не сможете.

Боунс и Скримджер синхронно скривились, будто у них заболели зубы. Дамблдор позволил себе легкую усмешку. Этот закон, ставящий лордов в особое положение, был головной болью Министерства уже много лет, и именно он стал локомотивом введения упрощенной системы судопроизводства при Крауче. Альбус и сам ненавидел этот акт за то, скольким людям он помог уйти от ответственности в послевоенное время, но сейчас реакция двух высокопоставленных силовиков не могла его не порадовать. Да, это было мелочно, но сколько они ему попортили крови за последние дни, особенно Боунс!

— О, у меня и права есть, оказывается, — хмыкнул Блэк, игнорируя тяжелый взгляд Скримджера, — запишите: я готов на допрос под сывороткой правды.

Праудфут поднял брови. Боунс и Скримджер явно ожидали такого ответа — от них никакой реакции не последовало. Дамблдор покачал головой: он тоже ждал, что Сириус поведет себя именно так, хоть это и не вызывало у него восторга.

— Хорошо, — сказал Праудфут, — сыворотка, да.

Он встал, прошел к сейфу, провозился около него с минуту и вернулся с пузырьком.

— Выпейте полностью.

Сириус схватил пузырек и проглотил содержимое залпом. Его лицо моментально разгладилось, приобретя отсутствующее выражение.

— Ваше имя?

— Сириус Орион Блэк.

— Дата рождения?

— Третье ноября одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.

Альбус откровенно скучал. Он не ожидал от этого допроса больших откровений даже под сывороткой. То, что Сириус не имеет отношения к произошедшему в Бирмингеме, ему было ясно сразу. То, что он не имеет понятия, что именно там произошло, стало ясно чуть позже, но сейчас сомнения не вызывало. Вот поработать бы напрямую с его воспоминаниями о произошедшем... Только как их сейчас получить, даже если Сириус успокоится и снова захочет с ним разговаривать? Через свидание — не дадут, будут следить. Пробивать через Боунс или Скримджера — проще головой проломить стену камеры Сириуса и устроить еще один побег. Может, поискать какие-то рычаги давления на Праудфута?

Он поглядел в окно кабинета. Там царила сельская идиллия: луг, поле, пашенка, мельница. Министерские шишки, как правило, могли сами выбрать, что именно будет происходить у них за окном. Любопытные вкусы, надо сказать, у Амелии Боунс. Он-то ожидал увидеть дымящие трубы фабрик и марширующие роты железных солдат.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с магглом по имени Дадли Дурсль? — спросил Праудфут.

Ну наконец-то достойный вопрос! Альбус подался вперед, сцепив руки в замок, и тут же поймал сосредоточенный взгляд Боунс.

Да чтоб тебя! И эта туда же — следит, анализирует... Не расслабиться ни на минуту!

— Мы встретились на острове недалеко от Холихеда, — глухо ответил Сириус, — маленький островок в заливе. Памятное место. Я добрался из Азкабана. Дадли уже был там.

"Так! Вот это уже интереснее. А не тот ли это остров... Да! Должен быть он, не бывает таких совпадений!"

Внезапная догадка поразила его мозг подобно молнии, сверкнула — и тут же породила новые вопросы. Но обдумать ответы времени уже не оказалось. В дверь кабинета внезапно постучали. Альбус озадаченно посмотрел на дверь. Это кто настолько самоубийца, чтобы ломиться к Боунс, когда она занята?! Сама Амелия тоже казалась озадаченной. У нее на лице было написано любопытство тигра: кто же тот идиот, что тычет мне в морду горящей палкой?

Постучали еще раз. Боунс хмыкнула и поднялась с кресла.

— Прошу прощения, господа. Одну минуту.

Дверь за ней мягко закрылась. Наступила тишина. Вопреки ожиданию Альбуса, криков и звуков рукоприкладства из коридора не доносилось. Он оглядел кабинет. Праудфут напряженно смотрел на дверь. Скримджер изучал свои ладони. Сириус, находящийся под действием сыворотки, с глупой улыбкой смотрел в пустоту.

«Так, поймать бы сейчас визуальный контакт…»

Дверь почти бесшумно открылась. На пороге стояла весьма злая Амелия Боунс.

— Праудфут, продолжайте допрос. Вопросы согласно согласованному списку. Идеальный, повторяю, идеальный протокол. Напоминаю, дело на контроле даже не у меня — у министра.

Энтони кивнул. По его лицу было видно, что он-то о такой чести не просил.

— А вас, господа Верховный чародей и первый зам, — Боунс зло посмотрела на Альбуса, — попрошу пройти сейчас со мной. У нас только что возникла новая проблема.

ДЖИННИ

Утро у Джинни проходило так же, как и все последние дни. Она встала, умылась, позавтракала — и пошла проводить очередной день каникул вместе с Гарри и Луной. Она невооруженным взглядом видела обиду брошенного Рона, но звать его с собой ей не хотелось. Она была уверена, что Рону их игры не понравятся — ведь ему никогда не нравилась Луна, да и реакцию Гарри было сложно угадать, ведь он почти перестал общаться со своим другом. В другой ситуации она была бы даже немножко этому рада, пусть и чувствовала бы стыд перед братом — ведь все это время Гарри был с ней! К сожалению, ей все чаще казалось, что Луна интересует его больше, чем она. Это казалось обидным и несправедливым…

Впрочем, зато Гарри всегда желал ей доброго утра, они вместе завтракали, обедали, ужинали… В том году он практически не замечал её, так что это был явный шаг вперед.

Вот и сейчас они вместе пошли в дом Лавгудов. Правда, по дороге обменялись всего несколькими малозначимыми фразами… Но Джинни, обдумав их теперешние отношения с Гарри, решила, что просто слишком торопит события. Рано или поздно Герой все должен понять сам. Возможно, для этого ему придется совершить еще пару Подвигов, в которых ему уж точно понадобятся Спутники, а вовсе не Принцесса. А Луна, к примеру, уж точно отличный Спутник.

Луна встретила их соком, печеньем и новыми интересными идеями. Сегодня ей взбрело в голову сочинять стихи.

— Ничего сложного, как и всегда, — заявила она. — Хорошая история часто бывает рифмованной. Так было принято писать в древние времена, чтобы лучше запоминался текст. А нам пока и не надо писать поэмы. Просто пару строчек на какую-то тему.

— И какая тема? — спросил Гарри.

— Любая, — сказала Луна, — вот к примеру: раз уж мы не пишем сейчас историю, предлагаю тему нарушения её хода. Когда появляется Ненастоящий Герой, он может забрать у Настоящего Героя часть его спутников. Тогда они сбиваются с пути.

Она вскочила на ноги и продекламировала:

— О, голос твой нас сбил с пути, как дальше быть, куда идти? Я не смогу так больше жить, пусть оборвется эта нить!

— Поэтично, — сказал Гарри, — но я не согласен.

— И я не согласна, — сказала Джинни, — слишком грустно — в конце.

— А почему ты не согласен, Гарри? — спросила блондинка.

— А как твоя героиня… ммм… Спутница поняла, что Герой ложный?

— Он завел ее не туда, — ответила Луна.

— Но что значит «не туда»? Как понять, кто ведет в нужное место, а кто — нет?

— Очень просто, — сказала Луна, — и отвечай стихами, мы же играем.

Гарри засмеялся:

— Нас не собьет никто с пути, ведь нам плевать, куда идти!

— Прозаично, — сказала Луна, — и я не согласна. Ты мыслишь не в категориях сказки. А у нас, вообще-то, сказка.

В дверь комнаты постучали, она приоткрылась. Заглянул отец Луны.

— Доброе утро, дети, — он откинул с глаз непослушные белые волосы и зевнул, — Джинни, тебя хочет видеть профессор Дамблдор.

— Меня? — удивилась Джинни. — Он здесь?

— Да и да, — ответил Ксенофилиус Лавгуд, — пойдем, я тебя проведу, и побыстрее, пожалуйста. У меня дела.

Джинни беспомощно оглянулась на друзей.

— Мы тебя подождем, — мило улыбнулась Луна. Гарри кивнул в знак согласия.

Теперь ей уже ничего больше не оставалось, как потащиться к выходу, медленно перебирая ногами. Уже выходя из комнаты, она услышала голос Луны:

— Ты, Гарри, сильный Герой, а не понимаешь такие простые…

«Вещи, — подумала она, — Гарри не понимает многих простых вещей. Но поймет, обязательно поймет».

Профессор Дамблдор ждал её в столовой. У Лавгудов был большой дом, настоящее поместье, и здесь, в отличие от Норы, было много не обязательных для дома комнат. Он сидел за столом и казался взволнованным. При виде Джинни тем не менее он, как и всегда, широко, искренне улыбнулся.

— Доброе утро, Джинни. Садись.

— Доброе утро, профессор, — вежливо поздоровалась Джинни, садясь на предложенный стул. — Вы хотели поговорить?

За ее спиной из столовой, пятясь, вышел отец Луны, извиняясь и что-то бормоча про неотложные дела. Ни она, ни директор не обратили на него никакого внимания.

— Джинни, — сказал Дамблдор, постукивая пальцами по столу, — я хотел спросить тебя по поводу нашей договоренности. По поводу Гарри. Ты ведь присматриваешь за ним? Сегодня он все утро провел с тобой?

— Да, профессор, — кивнула Джинни, — мы позавтракали вместе и пошли сюда. Как проснулись, мы были вместе.

Директор, казалось, слегка расслабился.

— Хорошо. Ты молодец, Джинни! А что по поводу поведения Гарри в последнее время? Замечала что-то странное? Что-то, что мне стоит знать.

Джинни задумалась. А потом начала говорить. В конце концов, она же обещала! Да и какие у нее причины были не доверять директору?

— Ну, он теперь рано встает. Часто делает пробежку по утрам. Устроил скандал маме, что ему не дают заниматься с палочкой. Он стал таким… целеустремленным. А еще он почти перестал общаться с Роном. Он теперь все время со мной и с Луной…

— Иными словами, — перебил её директор, — он стал вести себя по-другому, будто у него поменялся характер. А еще ты хочешь сказать, что он будто бы резко повзрослел.

— Ну… да, наверное, — замялась Джинни, — похоже на то.

— Хорошо, — Дамблдор встал и кивнул, — ты молодец, Джинни. Я тебе благодарен, ты мне очень помогла. Знай, ты в любое время можешь написать мне. И еще, я не забыл про свое обещание. При следующей встрече я обязательно расскажу тебе свою историю. А пока можешь возвращаться к своим друзьям. До встречи!

— Хорошо, профессор, — расцвела девочка, — до свидания!

Она вскочила и побежала в комнату Луны. Ей хотелось поскорее вернуться к друзьям, а еще почему-то не хотелось оставлять их наедине.

Альбус радостно улыбался, пока Джинни не выбежала из комнаты. Как только же она вышла, его улыбка трансформировалась. Она никуда не пропала, но стала горькой и грустной. Да и сам Альбус будто ссутулился и состарился. Он с минуту смотрел ей вслед, не двигаясь, а потом шагнул к камину, зачерпывая из кармана горсть летучего пороха.

— Хогвартс, кабинет Директора!

ГЕРМИОНА

Гермиона Грейнждер не любила лето. Не ненавидела, но и не любила. Это тянулось еще с совсем детского возраста, когда юная Герми вдруг узнала, что летом в школе у детей бывают каникулы. Целых три месяца без учебы.

Помнится, после первого класса она этому даже радовалась, глупышка. А потом ей вдруг с ужасающей неотвратимостью стало ясно — все это время еще надо чем-то себя занять. И вот это оказалось проблемой.

Ее родители были людьми прагматичными, уверенными в себе и целеустремленными. И такой же воспитывали дочь.

Нет, никто ей не запрещал, конечно, проводить время с другими детьми. Но о всяких бесполезных играх и забавах в семье всегда отзывались с неодобрением.

«Опять эти бездельники по улице бегают»; «Сосед никак дом достроить не может, а занимается какой-то ерундой, тратит деньги на бесполезные вещи».

Все это никогда не имело характер нравоучений, даже обычно не произносилось ей. Так, разговоры между родителями или вовсе бурчание под нос. Но умная не по годам девочка все впитывала как губка. И вела себя соответствующе.

Никаких прогулок, пока не сделано домашнее задание, не убрана комната, не заполнена в дневнике табличка — план на следующий день. Чаще всего такой подход приводил к вполне очевидному результату: просто никаких прогулок.

Однако в школе быстро выяснилось, что большинство детей по таким принципам не живут и жить не хотят. Тогда она самостоятельно вычеркнула из своей жизни этих несамостоятельных, незрелых людей… Разумеется, тех, кто к тому моменту еще не успел вычеркнуть её самостоятельно.

Все это было здорово и классно, и освобождало много времени для занятий, но приводило к серьезной проблеме: летом Гермионе было ужасно скучно. Когда дети бегали, играли, ходили на пляж — словом, тратили недолгие беззаботные годы на то, чтобы оторваться по полной, Гермиона страдала, понимая, что без всякого толка прожигает три месяца своей жизни, выбрасывает их в пустоту, и даже пытаясь заниматься в это время чем-то полезным, серьезно уступает в интенсивности занятиям в учебное время.

И с поступлением в Хогвартс для неё ничего в этом плане не изменилось. Разве что теперь лето несло в себе единственное позитивное событие — встречу с родителями, возвращение в родной дом. Ведь Гермиона вовсе не была каким-то оторванным от реальности сухарем, родителей она любила горячо и искренне — а видела теперь совсем не часто. Так что теперь она уже не боялась наступающего тепла, голубого неба, зелени, легкого прохладного ветерка. Скорее, воспринимала это все как необходимую порой смену приоритетов.

Меньше учебы? Больше семьи! Меньше занятий? Зато родной дом и постель удобнее, чем в Хогвартсе! Можно немного зарядиться энергией, не забывая, конечно, и все учебники заранее изучить, — и снова вперед, грызть гранит науки!

Так что сейчас, читая письмо от Дамблдора, она не чувствовала уже себя так однозначно, как почувствовала бы несколько лет назад, получи она тогда что-то аналогичное.

«Дорогая Гермиона! Этим летом мы мало общались, впрочем, думаю, ты и не соскучилась. У меня есть к тебе дело. Происходящие события вызывают большую тревогу, и то, что мне не удается с ходу разобраться в их природе, тревожит еще больше. В связи с этим я бы хотел предложить тебе несколько уроков в индивидуальном порядке. Мы займемся разделом магии, называемым окклюменцией. Этот раздел магии активно изучается чистокровными волшебниками, однако в школе его не проходят, разве что теорию — и то на старших курсах. Мы будем заниматься дважды в неделю, занятия займут до половины дня. Пришли мне с совой расписание, которое тебя устроит. Мне бы хотелось, чтобы ко дню рождения Гарри ты изучила хотя бы основные положения окклюменции. Твой Альбус Дамблдор».

Гермиона несколько раз перечитала письмо, сминая его пальцами. Вот и учёба летом, о которой она когда-то так мечтала, да еще и чему-то за пределами программы. Правда, чуть меньше времени она проведет с родителями, и некоторые их поездки в июле, видимо, не состоятся… Но зато взамен — частные уроки у самого Дамблдора! Родителям вряд ли понравятся такие новости, но…

Карьера, магические навыки, попытки устроиться в чуждом для нее мире волшебства…

Все это требует жертв. Такова уж жизнь.

АЛЬБУС

Когда Альбус наконец добрался до намеченной еще с утра цели — кабинета чар в Хогвартсе, стрелки башенных часов древнего замка уже стремились к двенадцати. Он потратил кучу времени, сначала бросившись в Нору, потом к Лавгудам, потом в Хогвартс, где написал несколько писем — и только после всего этого наконец слетал в Мунго, где только и смог, что констатировать полную правдивость полученной от Амелии Боунс информации.

Дадли Дурсль пропал прямо из палаты.

На сей раз не было никакой черной магии, никаких приступов сумасшествия у больных и персонала. Он просто бесследно испарился, не оставив и следа.

ДМП уже, разумеется, роился в больнице в количестве где-то трети личного состава, но все это было абсолютно бестолково и глупо. Ведь занимавшийся большинством расследований отдел борьбы с неправомерным использованием магии оказывался абсолютно беспомощным, сталкиваясь с преступлениями, где никакая магия не применялась вообще.

Похитили маггла, похитили без прямого использования заклинаний, а может, он вообще сам сбежал. И как это расследовать? Вот серийные нападения с использованием Круциатуса — это да, это по-нашему!

Да и не особо активно начальство настаивало на расследовании. Да, пропал важный свидетель. Но он же маггл, правильно, что с него взять? Все равно без сознания валялся. Вон, сам Сириус Блэк не смог сказать про Бирмингем что-то внятное. Поттера все никак не могут допросить по делу. А тут — маггл какой-то.

Но Альбус нутром чуял, что это Дадли — ключ ко всему. Он был в обоих местах происшествий. Странности роились вокруг него, как и вокруг Гарри. Не просто так он пропал, ох не просто так. Правда, точно так же он понимал и то, что его интуицию к делу Боунс не подошьет, даже если захочет. А значит, искать юного Дурсля придется самому.

Первые шаги он уже сделал. Разослал ориентировки, связался с нужными людьми. Тот самый… остров нужно будет проверить обязательно, только сначала — еще один разговор с Сириусом, проверить подозрения; но к нему до завтра не пустят, к сожалению. Учитывая странности с Гарри, что тот сам не свой, хоть и явно не имеет отношения ни к Бирмингему, ни к сегодняшнему исчезновению, Гермиону следует научить защищать разум — ей он уже написал. Сейчас надо еще раз поговорить с Флитвиком, распросить о результатах его работы, если надо — помочь; слишком уж долго он откладывал это на потом, хватит. И к сожалению, придется дать полугоблину больше информации, чем планировалось. Его мозги будут весьма кстати. Альбус не боялся признаться себе, что в такой тяжелой ситуации сил только его да Северуса оказалось маловато.

В кабинете чар оказались и Филиус, и Северус — вдвоем они корпели над выведенной схемой чар с Тисовой, сверяясь с какими-то расчетами.

— Директор, — кивнул Флитвик, оборачиваясь, — добрый день. Пришли помочь или просто узнать, что есть новенького?

— Помочь, — кивнул Дамблдор, — но сначала — поделиться информацией.

На лице Северуса появилось недоумение, постепенно сменившееся понимающей ухмылкой.

— Ха, — хлопнул в ладоши низенький профессор чар, — признаться, директор, я ждал этого дня. Что ж, послушаем. Чай будете?

— Буду, — пробормотал Дамблдор, — только я со своим.

— Поделитесь?

— Нет. Уж извините.

Флитвик расхохотался.

ТЕОДОР

Поместье Ноттов было не очень-то большим — внешне. Куда уж ему, к примеру, до дворца Малфоев, до странной, дышащей магией башни Лавгудов… Да что уж там, даже уютненький домик римского патриция, выстроенный в лондонском пригороде Венделлом Грейнджером, мог бы с ним посостязаться в чисто визуальном плане. Грубый двухэтажный домище из плохо обработанного камня, с неуклюжей плоской крышей, дико и до безобразия неуместно смотрелся посреди прекрасного сада с озерцом, пальмами и тропическими лианами. Это все походило на дом сурового викинга, заблудившегося в тропиках подобно Робинзону Крузо.

Вот только этот дом был, что называется, с двойным дном. А точнее, с пятерным, ведь именно столько подземных этажей скрывалось в глубине, под незатейливой наземной частью. Все это великолепие было вырыто когда-то Кантанкерусом Ноттом, восстановившим славу почти уже угасшего рода после войн с гоблинами. Там были хранилища, оружейные, дуэльные залы — чего там только не было. Была даже маленькая импровизированная тюрьма с пыточной комнатой. Комната эта не использовалась по назначению никогда — Нотты предпочитали действовать дипломатическими методами, но тем не менее, уже фактом своего существования внушала уважение и определённый трепет.

Именно посреди этой самой комнаты стоял сейчас лорд Теодор Нотт-старший, внук Кантанкеруса, поигрывая своей палочкой из ясеня. На его седоватую голову был одет капюшон, но тем не менее лицо его было прекрасно видно. Напротив него, небрежно пристегнутый ремнем к креслу, сидел русый худощавый мальчик и смотрел на Теодора пустыми глазами.

— Вижу, ты уже пришел в себя, — хохотнул Нотт, — видимо, мне пора наниматься в Мунго. Эти бездари все никак не могли тебе помочь.

Мальчик все так же тупо смотрел в пространство.

— Ладно, — Нотт подобрался, стирая с лица улыбку, — к делу. Тут вот какая проблема, маггл. Я ищу… кое-кого. А один мой знакомый говорит, что этот кто-то — другой мой знакомый. Я ему не особо верю, знаешь ли. Но вот у тебя, вроде как, должна быть необходимая информация. Поэтому придется тебя расспросить. А тебе повезло, что спросить у тебя додумался именно я. Я человек не кровожадный, а практичный. Поэтому я задам вопросы, ты ответишь — и разойдемся. А если хорошо ответишь, так я тебе подчищу память и даже назад в Мунго подкину. Что скажешь, будешь говорить?

Молчание. Взгляд у маггла был настолько пустой, что Теодору даже показалось, что его мозг действительно поврежден, как и говорили в Мунго. И правда, не ждать же от магленыша, что такая череда событий может пройти для него бесследно. Однако такое поведение выбивало Теодора из колеи — он переставал чувствовать себя хозяином положения.

— Ладно, — покачал Нотт головой, — ладно, ты меня заставил. Видит Мерлин, я этого не хотел. Он поднял палочку.

— Легиллименс.

В детстве Тео Нотт упросил отца купить ему метлу на свой одиннадцатый день рождения, перед самым поступлением в Хогвартс. Он тогда на радостях кружил на ней над родовым поместьем, и, будучи неопытным летуном, сорвался и упал с высоты метров трех, сломав ребра и обе руки. Примерно такие же ощущения он испытал и сейчас, только без собственно переломов. Его заклинание отскочило, будто от сформированной магической защиты, и врезалось в него самого со скоростью летящего по шотландским нагорьям «Хогвартс-Экспресса»!

Шокированный Теодор поднялся на ноги, смаргивая кровавую пелену с глаз. Он в шоке уставился на пацана.

— Что за..? Легиллименс!

Маггленыш поднял руку, пустую руку без палочки.

— Протего!

И в отказывающийся понимать случившееся мозг Теодора лавиной хлынули его собственные воспоминания. А потом наступила тьма.

В это же самое время, буквально в тридцати в километрах к северу, ничего не подозревающий о происходящем в доме Ноттов Люциус Малфой дописывал короткое письмо, адресованное Северусу Снейпу:

Северус! Полагаю, ты занят. Дома тебя нет уже несколько дней, а в Хогвартс я писать опасаюсь. Свяжись со мной, срочно. Нам надо поговорить еще с солнцестояния. С кем мне еще посоветоваться, я не знаю. Твой друг, Люциус.

АЛЬБУС

Альбус говорил, наверное, не меньше получаса. Он рассказал все, что считал важным. О крестражах — якорях, хранящих на земле душу Тома Реддла. О материнской защите Гарри, привязанной к дому Дурслей. Обо всем. Потом, получив согласие на нерушимый обет, рассказал о пророчестве и о невольном крестраже Тома, спрятанном у Гарри в голове.

— И ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой, — закончил он.

Филиус вытянулся на кресле, потирая лоб.

— Ух, — сказал он наконец, — это… пугает. И интригует. И многое объясняет для меня. О чем-то я догадывался, а о чем-то даже и не думал. Польщен доверием.

— И какие идеи по поводу этого всего?

— Тут надо поразмыслить, — протянул Флитвик, — вариантов может быть много.

— Например?

— Ну, начать можно было бы с других трактовок пророчества. Как вам к примеру такой вариант: Волдеморт находится в теле Гарри, его дядя и тетя регулярно бросают ему вызовы, помыкая им: предположим, первый вызов — время до первого курса, а потом еще два — это летние каникулы, прошлые и нынешние. У них есть сын, тоже родившийся летом — вот вам и ребенок пророчества. А этим летом на Тисовой Волдеморт отметил его как равного себе…

Северус в шоке посмотрел на коллегу, а затем расхохотался. А вот Дамблдору было не до смеха.

— Не знаю, когда там точно родился Дадли, — сказал он, — но я абсолютно уверен, что это бред… Он ведь даже не маг!

— Почему? — весело переспросил Флитвик. — Как будто вы не знаете, Альбус, что при желании можно найти такой календарь, по которому любой месяц станет седьмым. А отметить его как равного себе — почему это не может означать наделение частью своей магической силы?

— Ну, знаете ли… — проговорил Северус. Он немного успокоился и теперь смотрел на Филиуса с каким-то странным восхищением. — Вот что называется свежий взгляд.

— Да я не спорю, что все это похоже на бред, — отмахнулся полугоблин, — просто вы двое, мне кажется, делаете большую ошибку, полагаясь на пророчество. Так сделал Темный Лорд — и где он теперь? Пророчества непонятны, мрачны и не подлежат однозначному толкованию. Их исполнение можно прервать, и тогда они начнут исполняться заново, непонятно как и когда. Я не оспариваю факт их существования, но все это далеко от науки и крайне плохо изучено. А мы с вами все же ученые, коллеги!

— Ваши предложения? — спросил Дамблдор, пытаясь выкинуть из головы жуткую картину с Гарри-Темным Лордом и Дадли-избранным.

— Забудьте, выкиньте это пророчество из головы, — пожал плечами Флитвик, — у нас есть твердые факты, подтвержденные наблюдениями, те же крестражи или вот эта схема чар, с которой я никак не могу разобраться. Давайте-ка займемся делом, а вот эти вот загадочные бредни оставим Сивилле Трелони. Я уже из чисто научного интереса не успокоюсь, пока не разберусь, что здесь наворотил наш загадочный маг, кем бы он ни был.

— Ладно, — Дамблдор был и рад отвлечься от назойливых мыслей, в которых Дадли что-то кричал Поттеру, кидая в него Экспеллиармусы, — к делу. Северус, поможете?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Северус, доставая палочку, — только чай допью. С этими вашими прекрасными историями… он уже остыть успел.

ПИТЕР

Питер Петтигрю сидел в клетке. Долгие годы почти безвылазного пребывания в теле крысы оказали на него влияние — теперь для него клетка хозяина Рона ассоциировалась с местом по-настоящему надежным и безопасным, и сидеть здесь значило оградить себя от проблем внешнего мира.

Конечно, он все еще прекрасно понимал, кто он и почему находится в облике крысы. Но инстинкты стали другими: острыми, простыми — куда менее человеческими.

Не желая полностью терять человека в себе, все эти годы он иногда сбегал на поле за Норой или в соседний лесок и там украдкой превращался в человека. В эти счастливые минуты он чувствовал себя по-настоящему живым — но неизменно возвращался назад. Облик крысы звал его.

Когда-то давно у него была мечта — переждать пару лет и сбежать куда-нибудь далеко, в Австралию или Штаты. «Поживу только пару лет как крыса», — думал он, — «в какой-нибудь большой магической семье, где на меня никто не обратит внимание и не станет проверять. А чтобы у них не было какой-нибудь случайной проверки со стороны аврората, пусть это будет семья министерского работника, сторонника Дамблдора, члена Ордена Феникса». Уизли подошли идеально.

Вот только Питер недооценил влияние животного образа на его сознание. Хвост не хотел сбегать в Америку или в Австралию. Хвост хотел жить в клетке у хозяина, получать от того вкусную еду и ни о чем не беспокоиться. Крысиный мозг был слишком мал, чтобы строить далеко идущие планы. И Питер остался у Уизли, с годами все меньше превращаясь в человека. Сначала Хозяином был Чарли, потом — Перси, потом — Рон…

Лишь одно за все эти годы растревожило его покой — побег Сириуса Блэка из Азкабана. Тогда даже Хвост, не желавший встречаться с Бродягой так же, как и Питер не хотел встречаться с Сириусом, согласился с тем, что стоит подумать о побеге. Однако Сириуса быстро поймали, наверняка уже отдали дементорам, и теперь Питер пребывал в состоянии обычной нирваны, затянувшейся уже больше чем на десятилетие. Его клетка стояла на подоконнике, и он растянулся в ней во всю длину крысиного тельца, нежась в вечерних ласковых лучах солнца.

Открылась дверь в комнату, зашел Гарри Поттер. Хозяина Рона видно нигде не было. Серце Питера кольнула застарелая вина. Как бы то ни было, друзей предавать он не хотел. Его заставили, это была часть жестокого плана Лорда. Ему пришлось… И он бы с удовольствием помог бы сыну Джеймса и Лили, но не знал, чем. И сомневался, что тот примет помощь от него, жалкого предателя Питера Петтигрю.

— Наконец-то я достал палочку, — похвастался в пустоту Гарри, — все эти скандалы зря не прошли! Ну что ж… Ступефай!

Красный луч обездвижил Питера куда быстрее, чем тот, разнеженный солнцем, успел хоть что-то предпринять.

— Анимагус Ревелио! — новая волна энергии вылетает из палочки и четко подсвечивает беспомощного Питера в клетке.

—Ага, попался, — удовлетворенно кивнул Поттер, — мерзкая крыса. Значит так. Обливиэйт! Империо! У нас очень много дел, а лето не вечное. Плюс я сам создал себе кое-какую проблему. Так что слушай меня внимательно, Питер, и запоминай…

СИРИУС

Сириус перевернул очередную страницу в тетради. Отмерил абзац, по-детски, приложив палец к краю страницы. И продиктовал перу: «а потом начался новый этап моей жизни». Подумал, поморщился, скомандовал:

— Зачеркни.

Перо послушно выполнило указание. Тогда Сириус, нахмурившись, начал диктовать снова. Написание этих то ли показаний, то ли мемуаров явно на него влияло: ярость, ненависть, жажда действия уходили, оставляя только грусть и скорбь. Он не знал, к лучшему ли эти изменения.

«Полагаю, Визенгамоту было бы интересно узнать, каким образом начали происходить перемены в моей жизни, приведшие меня в итоге в Азкабан. Каким образом вышло так, что Хранителем Тайны стал Питер Петтигрю, почему я не настоял на своей кандидатуре, почему не попытался дать комментариев при задержании?

Считаю, что все началось с Марлин МакКиннон. Все вы должны знать род МакКиннонов. Возможно, их кресло в Визенгамоте пустует и по сей день. Древний шотландский род, стоявший у истоков Министерства, полностью угасший во время войны. Марлин была…» — Сириус запнулся и перо замерло.

— Вычеркни последнее предложение, — скомандовал он и продолжил:

«Какой была сама Марлин, вряд ли представляет интерес для суда. Думаю, многие из присутствующих лордов были знакомы с ней лично. Мы учились вместе в Хогвартсе, на одном курсе, на одном факультете. Она была наследной гриффиндоркой, у меня же, как я уже писал ранее, с семьей не ладилось, и на Гриффиндоре я был белой вороной. В принципе, в школе мы почти не пересекались с Марлин, может, несколько раз, но в целом она была вне моего круга общения и круга внимания. А вот с Джеймсом Поттером у них были теплые отношения, сюда же добавлялась дружба между их родителями, и поэтому многие видели в них пару после Хогвартса — хороший альянс двух сильных семей партии Дамблдора. Однако Джеймс на седьмом курсе начал встречаться с Лили Эванс, семья его выбор одобрила, и с того момента их с Марлин связывало только дружеское, пусть и довольно близкое общение.

Сразу после окончания школы мы, как и большинство других гриффиндорцев, включились в деятельность», — Сириус помолчал, подумав немного, — «в деятельность добровольного отряда, в частном порядке противостоявшем террору человека, что называл себя Темным Лордом. Примерно с начала семьдесят девятого года мы уже участвовали в операциях по защите маггловских поселений. В феврале семьдесят девятого во время одной из таких операций под личным руководством Альбуса…» — Сириус снова остановился.

— Зачеркни последнее слово. Так, чтобы его не было видно. Так… — он пробежал текст глазами, сам себе кивнул и продолжил:

«…под личным руководством лорда Карадока Дирборна, одного из руководителей отряда, мы оказались в небольшом городке Баглован в Шотландии, между Глазго и Инвернессом. В операции участвовала по большей части молодежь. Люди Темного Лорда, атаковавшие деревню, не ожидали встретить нас, однако оказали ожесточенное сопротивление, укрепившись в здании гостиницы. Во время штурма здания трое противников, заняв одну из комнат, отстреливались до последнего. Выбить их оттуда было поручено нам с Марлин. В бою человек лучше всего открывается тебе. Тогда я и обратил на нее внимание. Трудно было не обратить, ведь она лично прикрыла меня от нескольких смертельных проклятий, один за другим поднимая в воздух столы, стулья, тумбы. С ее красными волосами, она была похожа на валькирию, что сошла с неба к смертному мне».

Сириус прервался и зажмурился, его лицо исказилось. Он с силой потер глаза, а затем продолжил срывающимся голосом.

«После операций мы часто напивались вдрызг, не возвращаясь в Хогвартс. После того, что мы видели во время них, по-другому, казалось, было нельзя. Так случилось и в тот раз. А потом мы сняли с Марлин номер в той самой гостинице. Так все и началось».

Сириус откинулся на подушку и замер, не двигаясь, пытаясь снова пережить все то, что сейчас доверил бумаге, и то, что доверять ей не стал. Дамблдор был прав — для откровений не время. Но кое-что рассказать все же можно и нужно. Не оправдают — так хоть просто облегчить душу.

Он хорошо помнил тот самый номер в гостинице: второй этаж, каменные стены, окно с видом на пожухлый, присыпанный снегом газон и маленькие аккуратные деревца — они тогда здорово постарались, убирая бардак после побоища. Тогда никто не погиб ни с их стороны, ни со стороны Пожирателей, что по-своему было чудом. Но разгром был учинен знатный.

— Это просто кровь и вино, — сказала она, когда они лежали в постели, — или ты захочешь повторить cнова?

— Захочу, — сказал он, целуя ее, — обязательно захочу!

Только сказал он ей эту фразу не думая, просто потому, что ему, разгоряченному, хотелось продолжения. И продолжение тогда он получил.

А о том, что сказал ей это абсолютно искренне, подумал уже позже. Гораздо позже. Видимо, туго соображал он еще до Азкабана, и дементоров в этом винить не стоит.

Он снова зажмурился и заговорил дальше:

«Наши отношения существовали на фоне растущего террора, и потому мы не могли видеться часто. В начале весны во время карательного рейда пожирателям смерти удалось сжечь дом, доставшийся мне по завещанию Альфарда Блэка. С того момента я снова жил у Поттеров. Летом семьдесят девятого Марлин познакомила меня со своими родителями, но отношения у нас не сложились. Лорд Константин был человеком старой закалки, ярым противником Темного Лорда. Он не хотел видеть свою дочь рядом с кем-то из рода Блэк, пусть даже этот Блэк был с ним на одной стороне. Полагаю, слово «Блэк» было для него синонимом слова «враг». Поэтому мы продолжали видеться в рейдах да после них, или, изредка, когда она заезжала к Поттерам».

Отвлекая внимание Сириуса, скрипнула дверь камеры. Он приподнялся на койке, поворачиваясь. Энтони Праудфут, старший аврор и следователь аврората.

— Вечер, — пробормотал Праудфут.

Сириус кивнул в знак приветствия.

— Чем обязан? Я вроде бы все рассказал — по вашему делу.

— Я не официально, — мотнул головой Праудфут, — хотел сказать, что ваша версия… правдоподобна. Хотя показания под сывороткой о таком давнем прошлом к делу не подошьешь, я постараюсь выбить официальное объявление Петтигрю в розыск.

— Это же вроде не касается дела, которое ведете вы? — удивился Блэк.

— Не касается, — махнул рукой следователь, — но это сведения о преступлении, которые поступили ко мне во время расследования… Не важно, короче. Это мое дело. Тем более, Боунс вам явно благоволит.

— А Скримджер?

— Скримджер честный, — Праудфут говорил быстро, словно не был до конца уверен, стоит ли ему все это рассказывать, — перед лицом доказательств он не будет воротить нос и сделает все как надо. Он, в отличие от директора, еще не успел уйти в политику.

— Не уверен, что я тот, кому вы должны все это рассказывать, — заметил Сириус.

— Вот и я не уверен, — ответил Праудфут, — но чувствую себя должным.

Сириус чуть внимательней посмотрел на старшего аврора. Молодой еще человек, его, Сириуса, младше лет на пять. Светлые, чуть рыжеватые волосы, круглое лицо, широкий нос… Без форменной мантии от точно бы не походил на аврора.

— Спасибо. Можно личный вопрос?

— Нельзя, — ответил Праудфут, оборачиваясь назад, к выходу, — выйдете — тогда будет можно.

Сириус проводил следователя взглядом и вернулся к тетради. Еще молодой, но по должности уже старший аврор напоминал Блэку его самого, образца семьдесят девятого — восьмидесятого года. То, что теперь в рядах аврората сплошь молодежь — прямое следствие войны.

Он посмотрел на концовку своих записей, откинулся на твердую, набитую каким-то сеном подушку и продолжил надиктовывать перу:

«Свадьба Джеймса и Лили застала наши с Марлин отношения в самом разгаре. Подготовки к свадьбе не было почти никакой: буквально за день до нее мы дрались в очередной маггловской деревушке — туда напустили дементоров. В том рейде погибли трое наших, и все они — недавние выпускники. Многим казалось, что в принципе отмечать эту свадьбу — устраивать пир во время чумы. Но родители и Джеймса, и Лили настаивали, что нам нужна капелька счастья в темные времена. Честно говоря, я с ними согласен не был. Но уступил.

Это теперь я могу сказать, что тогда мы все собрались вместе в последний раз. Там был я и Марлин, Ремус и Мэри Макдональд, Джеймс и Лили, родители Джеймса, Питер Петтигрю… Свадебная фотография сохранилась, насколько я знаю. Люди, что на ней изображены, такой компанией больше не встретятся никогда. Но не буду отклонятся от своей собственной истории.

Так получилось, что на свадьбе не было почти никого из родственников Лили — с её сестрой и мужем сестры мы успели плотно разругаться, приглашая их на праздник. Там случилась довольно некрасивая история, которая не заслуживает упоминания в данный момент. Однако один человек все же принял приглашение, хоть мы и не планировали его приглашать вообще. Эта женщина была родственницей не Лили, но мужа её сестры. Звали её…»

— Марджори Дурсль, — раздался негромкий голос.

Сириус дернулся и вскочил, бешено оглядываясь. Но потом выдохнул — возле стальной двери камеры стоял Альбус Дамблдор.

— Чтоб вас, директор, — зло прошипел Сириус, — зачем так подкрадываться?!

— Прости, Сириус, — Дамблдор примиряюще поднял руки, — я как раз наводил справки по поводу того самого острова. Мне показалось любопытным, что «твой» остров — это остров, на который Дурсли увезли Гарри, спасаясь от писем из Хогвартса, как раз летом перед первым курсом. Не удивительно, что и Дадли, попав под действие Чар Деймоса, оказался на том самом островке. Правда, еще вопрос, как он туда попал…

— А сам Дадли так и не может ничего сказать? — спросил Сириус.

— Он пропал, Сириус, — прошептал Дамблдор, — прямо из Мунго. Мы сейчас его ищем, но пока — ничего. Следов чар нет…

— И вы мне говорите это вот так! — крикнул Сириус, вскакивая. Волна ярости ударила ему в голову. Ему хотелось вцепиться этому спокойному старику в глотку и грызть, грызть…

— Успокойся, пожалуйста. — Дамблдор грустно посмотрел на него. — Прости меня. Это произошло с утра, когда начался допрос. Я занимался этим делом весь день.

— И никто даже не сказал мне, — сказал Сириус уже чуть тише и очень горько.

— Я сказал. Как только смог.

Из Сириуса будто выкачали весь воздух. Он уселся на койку и посмотрел на Дамблдора.

— Чем я могу помочь?

— Ответить на пару вопросов. Откровенно, по возможности.

— Спрашивайте.

— Так что там с тетушкой Мардж? — спросил Дамблдор, присаживаясь на краешек койки. — У Гарри с ней отношения не сложились, и это мягко сказано. Она вообще производила впечатление человека, максимально далекого от магии.

— Производила?

— Она тоже пропала, как и родители Дадли. По крайней мере, так следует из маггловских сводок. У нее дома я еще не был.

Сириус медленно кивнул:

— Она была самой адекватной из всей этой дурслевской родни. Мы тогда нашли с ней общий язык. Ее очень заинтересовал магический мир. На встрече с сестрой Лили она оказалась практически случайно, но в итоге напросилась на свадьбу, и ей не отказали, хотя это было нарушением статута.

— А дальше что?

— А что дальше? — грустно улыбнулся Сириус. — На свадьбе она была единственным магглом и была в полном восторге от происходящего. Услышала, как мы с Марлин обсуждаем, куда бы завалиться на пару дней, и предложила нам этот остров — мол, бывала там в молодости, и может, там сохранился домик. Земля на острове вроде как была в собственности ее отца… не знаю. Домик, правда, не сохранился, но мы его отстроили сами. Там и прятались пару дней от вас, директор. А сама она — сама она попала под Круциатус уже через несколько дней. Полагаю, Питер уже тогда начинал работать на Лорда и сдал единственного маггла на свадьбе, чей дом не был никак защищен. А может не Питер, может просто как-то отследили… В любом случае, через нее попытались выйти на Лили — и не преуспели. А сама она вычеркнула магию из жизни, и ее поврежденный мозг с тех подсознательно стал ненавидеть любые магические проявления. Обычная история военных лет, директор.

Они немного посидели молча, а потом Сириус спросил:

— Могу я увидеться с Гарри, директор?

— До суда это вряд ли будет возможно, — словно бы нехотя ответил Дамблдор, — даже если бы я этого хотел, Боунс все равно бы не одобрила.

— Я так и думал, — горько ответил Сириус, — и стоило ли тогда сбегать из Азкабана?

— Между нами говоря, — Дамблдор вдруг улыбнулся, — думаю, что стоило. Только я этого тебе не говорил.

— Ладно, предположим, — Сириус улыбнулся тоже, — у вас есть еще вопросы, директор?

— Пожалуй, что нет, — сказал, поднимаясь Дамблдор, — займусь островом и тетушкой Мардж. Хотя… слушай, Сириус. Дадли упоминал родителей? Хоть одним словом? Хоть раз?

Сириус задумался.

— Хмм… вроде как нет. Хотя… один раз было такое, да. Он сказал, что его отец тоже говорит, что в тюрьме сидят невиновные или как-то так. Правда, тут же съехал с этой темы, словно бы пожалел, что сказал. А, еще сказал, что живет в Лондоне, вроде бы. И что ему надо в Лондон. А что?

— Знал бы я, Сириус, — хмыкнул Дамблдор, — нехорошие дела творятся. Но я постараюсь держать тебя в курсе. Ты только не убегай пока, хорошо?

— А смысл? — скорчил кислую рожу Сириус. — Да и отсюда мне будет посложнее сбежать, чем из Азкабана, наверное.

— Ну, рад слышать, что ты мыслишь более трезво, чем в Бирмингеме, — кивнул Дамблдор, — хорошего дня. Надеюсь, тебе станет легче, когда ты выговоришься, — он кивнул в сторону зависшего над бумагой пера.

— И я надеюсь, директор, — вздохнул Сириус, когда за Дамблдором уже закрылась дверь.

— Так, перо!

Перо вытянулось в струнку.

— Продолжаем.

АЛЬБУС

Дома у Мардж царили пустота и запустение. Видимо, здесь никого не было уже пару недель. Не было и ее знаменитых собак — вероятно, забрали с собой маггловские службы. Бродя по пустым комнатам, Альбус еще раз задумался о судьбе этой женщины, прошедшей путь от человека, посетившего свадьбу Поттеров, до старой карги, отрицающей сам факт знакомства с ними. И пускай ее история выглядела трагедией, для сотен подобных во время войны она была лишь циферкой «плюс один» в статистике, не более того. А уж на фоне тех случаев, когда родители забывали детей, дети — родителей, братья — сестер, жены — мужей… На их фоне она и вовсе терялась и меркла.

Если бы Альбус переживал каждую подобную историю, как свою, он бы давно напрочь лишился рассудка. Но сейчас он попытался вникнуть в то, что видел в доме, найти зацепку.

Итак, женщина за сорок, детей и мужа нет, память повреждена Круциатусом. Единственная страсть — собаки. В доме умеренный беспорядок, впрочем, возможно, это дело рук маггловской полиции. Ничего необычного. Остаточных следов магии… нет, тоже нет.

Альбус не спеша поднялся на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице. Первая дверь направо, видимо, вела в спальню. Все покрывал тонкий пушистый слой пыли. Хмм… по времени примерно соответствует событиям на Тисовой. Вроде как все сходится, только при чем тут Мардж, живущая на другом конце Литтл-Уингинга? Не могли же чары зацепить и ее? Каким образом это вообще могло произойти?

Альбус толкнул дверь, и она тихо отворилась. Вот здесь уже был форменный хаос. Вещи были вывернуты из шкафов и раскиданы по полу. Постель тоже в жутком беспорядке. Картина, а точнее нарисованный почти в натуральную величину портрет бульдога, упала со стены и валяется на полу. Альбус вдохнул затхлый воздух и его ноздри затрепетали. Вот здесь он чувствовал какие-то то чары… Слабый, почти выветрившийся запах, но все же… Он быстро оглянулся, запоминая. Надо будет скинуть в Омут памяти и поработать. Так, а это что?

Он наклонился, поднимая с пола фотографию в треснувшей рамке, и его светлые глаза расширись от шока. Бледноватый паренек с длинными, почти до плеч черными волосами и серыми глазами приобнимал за плечи тоненькую рыжеволосую девушку. Оба весело улыбались с фотокарточки, но застыли на ней навсегда — это был маггловский снимок. Альбус содрал с фотографии рамку, зашипев от боли, когда ее острый край впился ему в руку. Он перевернул карточку — на обратной стороне крупными буквами было написано: «Спасибо за остров. Марлин». Сжав зубы, Альбус сунул фотографию в карман.

— Фоукс, — шепнул он, — уноси меня отсюда.

Следующая остановка — остров. Но туда он один не пойдет. Хватит с него демонов прошлого.

СИРИУС

«…между тем нарастало, — писало перо под диктовку Сириуса, — светлые дни, проведенные с Марлин на острове, оказались последними светлыми днями. Нас было не так много, и мы не успевали везде, а отсутствие нормального взаимодействия с авроратом приносило свои плоды — Барти Крауч-старший достаточно негативно относился к нашей «самодеятельности», и источники получения информации приходилось искать самим. В итоге мы сбивались с ног, а дела шли все хуже и хуже. В качестве примера хотелось бы рассказать следующий случай. В феврале восьмидесятого года была совершена атака на городок Плинлимон-Ваур в Уэльсе, в Кембрийских горах. Аврорат узнал про атаку примерно за неделю — сеть информаторов у них более-менее работала. И подготовил западню. Мы же отправились на место в спешке, узнав об уже начавшемся нападении…»

Стальная дверь снова отворилась, но на этот раз с железным лязгом, предупредив его заранее. Сириус уже привык к тому, что у него по вечерам проходной двор. А вот личность вошедшего его удивила.

Барти Крауч-старший вошел в камеру неспешно, по-хозяйски и без приветствия, лишь брезгливо оглядываясь по сторонам. Он был ниже, чем его запомнил Сириус — усталый, сгорбленный, больной человек. Но взгляд все такой же пронзительный. Пожалуй, из всех старых знакомых, кого он встречал после Азкабана, именно на этом человеке более всего отыгралось время.

— Я бы хотел ознакомиться с вашими текстовыми показаниями, — сказал Крауч, по-прежнему глядя на что угодно, только не на Сириуса, — сейчас.

Сириус пожал плечами и протянул тому тетрадь. Крауч схватил ее и принялся жадно листать.

— Интересно, — сказал наконец он, — и кто же командовал вашим отрядом?

— Карадок Дирборн, — ответил Сириус, — там указано. В тексте.

Крауч прекратил оглядываться по сторонам и уставился стальным взглядом на Сириуса.

— Я имею в виду общее командование.

— Общее командование осуществлял лорд Карадок Дирборн, — отчеканил Сириус, не отводя взгляда.

— А стратегическое планирование операций?

— Лорд Карадок Дирборн, — улыбнулся одними губами Сириус.

Крауч еще какое-то время сверлил его взглядом, потом хмыкнул.

— Что ж, похвально. Возможно, вы и правда никого не предавали. Вы довольно убедительны. Возможно, мне не стоило отправлять вас гнить в упрощенном порядке.

— Спасибо… что ли? — пробормотал Сириус, гадая о причинах этой странной проверки.

— На самом деле, — снова заговорил Крауч, отворачиваясь, — я здесь просить об… одолжении. Я вижу, что вы не раскрываете деталей операций и личности выживших руководителей, и это вызывает у меня понимание. Я хотел просить того же касательно аврората и ДМП. Знаете ли, угроза никуда не делась. Раскрытие той же… операции в Плинлимон-Вауре может навредить. Взамен вы получите мой голос в Визенгамоте. Мое влияние уже не то, что раньше, но у меня есть люди и есть пост главы Департамента ММС, что дает право голосовать. Уверен, что положительный отзыв о вас со стороны осудившего вас лица не станет лишним. Что скажете?

Сириус замер.

— Вы предлагаете мне сделку? В Плинлимон-Вауре ваша ловушка угробила больше наших, чем пожиратели за всю осень семьдесят девятого. Вы создали над городком огненный котел, и не потрудились предупредить никого из наших, и не говорите, что у вас не было выхода на Орден… — его голос дрожал от гнева.

— Кругом были шпионы! — отчеканил Крауч. — В том числе и в Ордене! И в аврорате! Вы, Петтигрю — неважно! Вы считаете меня маньяком?!

— Я считаю, что вы немногим лучше пожирателей! — повысил голос Сириус. — Мне вы не дали даже суда, а ведь у меня не было метки!

— Как и у Руквуда! — взъярился Крауч. — Знаете его: Августус Руквуд? Тихий, неприметный парень. Роговые очки, темная мантия, лицо в оспинах? Сколько хороших людей погибло из-за его предательства?! У вас не было суда? Суда не было у Долохова, у Трэверса, у Джагсона! Убийцы, насильники — животные! Они все — животные! И бороться с ними надо было их методами! Я бы выиграл эту войну и без Поттера!

— Этого мы не узнаем, — сказал Сириус, чуть успокаиваясь. Имя Гарри произвело на него странный, чуть ли не седативный эффект. Зато вернулась грусть.

— В этом ваша проблема, — сказал Крауч, — людей Дамблдора. Вы думаете этим, — он коснулся рукой груди в области сердца, — войны так не выигрываются. Если, конечно, нам всем не повезет с чудо-мальчиком.

Сириус тихо смотрел на некогда всесильного главу ДМП, мечтая закончить этот разговор.

— Я ничего не буду обещать сейчас. Но я подумаю над вашим предложением.

Крауч кивнул и пошел к выходу. Перед дверью он обернулся.

— Если вы не предатель… примите мои извинения. Лес рубят — щепки летят. И это не фигура речи.

Сириус легонько кивнул ему вслед и устало опустился на постель.

— На сегодня все, — сказал он разочарованно сникшему перу, — спокойной ночи.

АЛЬБУС

Это был маленький островок в Ирландском море, затерявшийся в узком проливе между Холи-Айлендом и Англси. Остров был безымянным для Сириуса Блэка — безымянным он был и для Альбуса Дамблдора.

Остров даже сейчас, летом, продували лихие ветра, к тому же к ночи поднялся туман. Так что Дамблдор стоял на берегу, кутаясь в плотную мантию, и оглядывал окрестности.

— Я так понимаю, вы не бывали здесь раньше? — Северус явно тоже мерз, а потому был разговорчивее, чем обычно. Он был в своей повседневной черной мантии, и ему явно должно было быть холоднее, чем Альбусу.

— Я — нет, — сказал Дамблдор, — Сириус рассказал, что это здесь.

— Блэк, — скривился Северус, — вы взяли у него воспоминания?

Кажется, Северус воспринимал то, что Сириуса не только не отдали дементорам, а еще и стали слушать и брать у него какие-то показания, как личное оскорбление.

— Забыл, — вздохнул Альбус, — как ни зайду к нему, все забываю. Он стал таким депрессивным… никогда не мог себе его представить таким.

— Не вовремя у вас просыпается забывчивость, директор, — бросил Снейп, — как видите, схему с Тисовой мы не осилили. Слишком много всего накручено… Флитвик уже подумывает бросить это дело. Воспоминания из Бирмингема могли бы дать новый рывок…

— Как и Дадли, если мы его найдем, — парировал Альбус, — я тоже не прохлаждаюсь, если что. И я не могу насиловать мозг Сириуса без уверенности, что это необходимо. Он и так много пережил.

— Не стоит он жалости, — процедил Снейп.

— Тем не менее, он сражался в ту войну, и, как теперь почти уже очевидно, он не предатель. А чем ты занимался в то время, Северус?

Повисла пауза.

— Это был удар ниже пояса, директор, — сказал наконец Снейп.

— Прости меня, — кивнул Дамблдор, — но и ты прекращай. Ваша грызня мне ни к чему, и тем более будет ни к чему, если он выйдет на свободу. Лучше идем в дом.

— Только сначала — общая проверка на чары над островом, — сказал Северус. Что ж, тактика «этого-разговора-не-было» вполне устраивала сейчас Альбуса.

Тем временем Северус уже размахивал палочкой, выстраивая какие-то сложные схемы. Альбус наблюдал за ним с любопытством экзаменатора, принимающего зачет у самого талантливого ученика. В его движениях он угадывал те комбинации, которым когда-то учил молодого еще Снейпа десятилетие назад, после того, как принял его раскаяние и взял под крыло. Наконец зельевар прекратил свои манипуляции и нахмурился. Потом поднял снова поднял палочку и указал на дом:

— Хоменум Ревелио!

И нахмурился еще больше.

— Директор, есть кое-что. Следы чар затертые, давнишние, видимо, еще со времен войны. Более свежие следы аппарации. За последний месяц — три раза сюда, один раз отсюда. А вот в доме — живое человеческое существо. Мужчина, маг, довольно молодой, но с выраженными деформациями ядра. Проверите?

— Так, — подобрался Альбус, — Хоменум Ревелио! И правда…

Силуэт в дальнем углу дома был для него вполне четким и осязаемым. Кажется, человек скорчился в углу. Дамблдор присмотрелся внимательнее, и его брови поползли на лоб. Человек был вполне узнаваемым, даже спустя столько без сомнения тяжелых для него лет. Но откуда? Он ведь должен был быть совсем в другом месте…

— Я знаю, кто это, — сказал Альбус, — интересно, его уже успели объявить в розыск? Если Боунс все подписала, мы сейчас неплохо заработали на поимке опасного преступника.

— И кто же это? — хмыкнул Снейп. — Дух Темного Лорда?

— Нет, — покачал головой Альбус, — это Питер Петтигрю.

АЛЬБУС

В кабинете директора Хогвартса стояла напряженная тишина, перебиваемая лишь шорохом бывших директоров на живых портретах да серебристым перезвоном магических приборов на столиках у окна. Альбус Дамблдор нахмурился и еще раз ткнул палочкой мутный круговорот воспоминаний в Омуте. С поверхности чаши поднялась смутная фигура Питера Петтигрю и затараторила, хныкая:

— Я… профессор Дамблдор… я предал Джеймса и Лили. Я их убил… Темный Лорд… Он был таким сильным, таким могучим, я не выдержал, я подчинился ему. Я был Хранителем тайны Поттеров. Я предал их доверие. Я сдал их… Темному Лорду, — фигура вздохнула и заговорила чуть спокойнее, — я жил с этим тринадцать лет. Я больше так не могу. Сириуса поймали снова, его отдадут дементорам. Я хочу исправить ошибку, я признаю свою вину. Спасите меня, директор! Я ведь пришел сам, по доброй воле. Помогите, дайте мне второй шанс!.. — призрачный Петтигрю умоляюще простер руки.

Альбус цокнул языком и взмахом палочки разогнал туман над чашей.

— Не понимаю, в чем проблема, директор, — мрачно сказал у него за спиной голос Северуса Снейпа, — сдайте его аврорам, и дело с концом. Он же сам сделал чистосердечное. Еще и награду получим за него, раз его все же объявили в розыск. И Блэк быстро окажется на свободе.

— Вот уж не думал, что ты будешь радеть о Блэке, — усмехнулся Альбус.

— Да плевать мне на Блэка, — пожал плечами Северус, — выйдет — слова хорошего от меня не услышит. Но если он и правда не предатель — а это, видимо, можно считать доказанным… Столько лет в Азкабане — это все же слишком. Даже для него.

— Тем не менее, он сейчас не в Азкабане, — мотнул головой Альбус, — он сидит в ДМП и прекрасно себя чувствует. Я бываю там раз в неделю и контролирую все сам. Сидит, пишет то ли показания, то ли мемуары, скучает по Гарри, по своему новому… хмм, другу Дадли. Видимо, он их обоих воспринимает как сыновей. Да, до зимней сессии Визенгамота он просидит там, Боунс хочет зрелища при полном Колизее. Но тем не менее, шансы на его оправдание крайне высоки и при текущих раскладах. Многие сторонники Волдеморта решат, что он и правда шпион, и проголосуют за оправдание. Мои друзья проголосуют за оправдание однозначно. Из министерских за него большинство глав департаментов, даже Крауч каким-то боком там затесался. При таком раскладе среди актива позиция «болота» будет однозначна. Так что при голосовании полным составом, а я добьюсь, чтобы голосование велось полным составом, мы победим. Поэтому Петтигрю было бы лучше… придержать. Вдруг он окажется полезен?

— Чем может быть полезен беглый предатель и убийца?

— Убийца, — развел руками Альбус, — но он жил у Уизли многие годы в образе крысы и…

Глаза Северуса расширились от шока:

— Крыса мальчика Рона?! И вы про это знали?!

— Знал. Все было под контролем.

— Вы ненормальный, — прошептал Снейп.

Повисла пауза. Зельевар будто что-то тщательно обдумывал, но потом сжал зубы и сказал совсем не то, что крутилось на языке.

— Звучит так, как будто вы все решили сами, директор. Зачем тогда звали меня?

— Затем, — сказал Альбус, убирая чашу в изящный шкафчик с позолоченными дверцами, — что у нас все равно больше вопросов, чем ответов. Прошел почти месяц, как мы нашли Питера. Ничего странного за это время не произошло. Дадли, как и другие Дурсли, словно испарился. За Гарри ничего подозрительного не замечено. Только у меня ощущение, что сейчас тот самый момент между землетрясением и выплескивающимся на берег цунами, когда царит затишье. Единственное, с чем мы толково разобрались, так это остров. Что, впрочем, отвечает на вопрос, «почему» там оказался Дадли, но не отвечает на вопрос «как». И роль несчастной Марджори Дурсль нам не ясна. И что именно не так с Гарри, ведь его поведение и правда порядком изменилось.

— Может, он взрослеет и избавляется от идиотизма, — фыркнул Северус.

— Может, — поморщился Альбус, — а может, на него влияет крестраж. А может, еще что-то. Ты был прав, это крайне неизученная область магии, и мои расчеты могут быть в корне неверны.

— Ну, — сказал Северус, — у вас всегда есть для объяснения теория заговора Малфоя-Флитвика.

— Северус, — сказал Альбус, раздражаясь — будь серьезнее, я тебя не шутки шутить позвал, в конце-то концов. Даже если мы абстрагируемся от того, что все это бред от начала до конца, и примем такую лютую конспирологию на веру, согласимся, что у нас теперь избранный Герой Дадли Дурсль, и Темный Лорд Гарри… Это все равно ничего толком не объясняет, ни Бирмингем, ни пропажу Дадли, ничего. Зато допущений хоть отбавляй.

— Значит, у нас просто мало фактов, — развел руками Северус, — я вам предлагал допросить Поттера с сывороткой или легиллименцией.

— Нет, — твердо сказал Альбус, — без железных доказательств — нет.

— Тогда мы в тупике, — хмыкнул Северус, — будем ждать, пока еще что-нибудь случится. Если это все, директор, я, пожалуй, пойду. Через месяц начинается новый учебный год, и, если Темный Лорд Поттер не соизволит установить за это время свою тиранию, сюда понаедет куча восторженных мерзких школьников, которых мне придется ублажать, вбивая знания в их пустые котелки. Пора заняться методическим планом на год, так сказать.

Альбус устало посмотрел на него, потом вздохнул и молча кивнул. Северус в ответ шутливо поклонился и вышел из кабинета директора.

Подготовка к учебному году… У Альбуса резко заболела голова при мысли о том, сколько всего надо будет согласовать и утвердить. Протащить Люпина на пост преподавателя защиты от темных искусств, протащить это назначение через Амбридж, да и самого его еще надо убедить…

Весь август явно надо будет посвятить этой рутине. А значит, отгадывать загадки ему будет некогда. Может, это и к лучшему — приедет Гарри в Хогвартс, и тут уже точно будет под контролем. Завтра его день рождения, отправим Гермиону в Нору, она-то точно будет более наблюдательна, чем Джинни. Петтигрю же пусть остается в зоне контроля. Все будет хорошо.

Вот, кстати о Гермионе…

Камин в кабинете директора засветился зеленым, привлекая внимания хозяина, и уже через минуту из него выбралась девочка. Вовремя же ушел Северус!

— Извините, директор, — сказала она, поправляя одежду, — я сегодня немного раньше, ничего страшного? Здравствуйте.

— Добрый день, мисс Грейнджер, — покачал головой Альбус, — ничего, но лучше приходи в назначенное время. Я человек занятой и меня может просто не быть на месте. К тому же, когда я никого не жду, я часто просто закрываю камин. Ты ведь еще не была в Хогсмиде? Можешь внезапно оказаться там раньше третьего курса.

— Ну простите, — девочка немного сникла, — просто надо еще будет собрать вещи для отъезда, и я подумала…

— Ну конечно, я отпущу тебя пораньше, — улыбнулся Альбус, — и вопросов быть не может! Я же уже сказал — ничего страшного, просто учти на будущее. А теперь к делу!

Гермиона кивнула и села в кресло, положив руки на колени, молчаливая и сосредоточенная.

— Сегодня наше заключительное занятие, — сказал директор, продолжая улыбаться, — по крайней мере, на ближайшее время. К сожалению, я не смогу посвятить себя занятиям в августе, так как весь этот месяц из меня будут высасывать душу не хуже любых дементоров Фадж, Амбридж, совет попечителей и добрая половина преподавателей. Поэтому мне бы хотелось подвести итоги. Сначала вернемся к основам. Мы с тобой успели изучить, разумеется, далеко не всю окклюменцию. Как мы уже говорили на вводном занятии, искусство проникновения в сознание называемое легиллименцией, подразделяется на мягкую и жесткую. Жесткая подразумевает собой словесную формулу «Легиллименс», движение палочкой и зрительный контакт. Опытные легиллименты могут использовать ее невербально, лишь при наличии зрительного контакта. Жесткая легиллименция выворачивает сознание жертвы наизнанку в поисках нужной информации, она — сродни ограблению банка. Однако у нее есть несколько минусов. Сможешь назвать хотя бы часть?

— Ей проще противостоять, поскольку ты чувствуешь проникновение в свое сознание. И ее невозможно применить тайно, даже если это делать невербально.

— Именно, — удовлетворенно кивнул Альбус, — да, сильному легиллименту сложно противостоять, даже чувствуя его внутри своей головы. Но если ты не закован в цепи в подвале его дома, ты, поняв, что именно он искал, просто-напросто пойдешь в ДМП и сообщишь о нападении. Легиллименция, примененная к лицу, не давшему на нее согласие, не в медицинских целях и не в ходе расследования преступления официальными лицами, преследуется по закону. Так что даже умелые люди часто предпочитают ей не пользоваться, если есть возможность получить информацию иным путем. Но есть и, — усы директора задрожали, — мягкая легиллименция. Ей владеют, конечно, очень немногие. И как правило, это еще и опытные окклюменты, люди с определенным складом ума. Если продолжить аналогию с ограблением, с ее помощью не взломаешь банк, но она позволит понять, что именно лежит в банковских хранилищах. Конечно, с её помощью не узнать так много, как с помощью прямого жесткого проникновения, но зато можно определить отношение человека к тебе, к определенному событию или образу. Это тоже может порой дать очень много.

Он встал и прошелся по кабинету, несколько распаляясь. Лекции были его стихией еще до того, как он стал директором и обзавелся длинными седыми волосами и почти сотней лет педагогического опыта.

— То же самое касается и окклюменции. Мягкая и жесткая. Жесткая — блокировка своего разума заклинаниями и психологическими практиками, от Протего до сложных ментальных конструкций. Мягкая — умение выдать ложные, специально сформированные чувства за искренние. Второе — гораздо сложнее, тут важно не потерять настоящую личность. Мы с тобой изучили основы…

— Жесткой окклюменции, директор, — не сдержалась Гермиона, — извините, вы все это уже говорили. То, чему научилась я, поможет защититься от насильственного проникновения в разум, если маг не превосходит меня значительно в магической силе. От мягкого проникновения это не спасет.

— К счастью, мягкой окклюменцией в Британии владеет не так много людей, — кивнул Альбус, — это, скорее, восточная практика.

— Тот-Кого-Нельзя-Называть? — спросила Гермиона, слегка вздрогнув.

Альбус невесело усмехнулся:

— Когда-то Том был настоящим знатоком человеческих душ. Однако некоторые… ритуалы, скажем так… последних лет перед падением значительно расшатали его психику. В конце семидесятых он уже не мог проникать в сознание мягко и узнавать тайные мысли людей. Думаю, не сможет он это делать и в случае возрождения. Однако он все еще непревзойденный жесткий легиллимент. Мало чей эмоциональный блок устоит перед ним…

Гермиона слушала, затаив дыхание. Дамблдор подмигнул ей.

— Завтра ты отправишься в Нору. В течение августа я бы попросил тебя продолжать тренировки и поддерживать эмоциональный блок. Мы попробуем продолжить наши занятия в следующем учебном году. До того момента я бы попросил тебя никому не рассказывать о них. Ты прекрасно прогрессируешь, Гермиона, и, полагаю, атаку неопытного легиллимента сможешь отразить уже сейчас. Тем не менее, мы лишь в начале пути. А сейчас — заключительная тренировка… Только один момент.

— Да? — замерла, доставая палочку Гермиона.

— Ты, — директор замешкался, извлекая один листок из стопки таких же на столе, — записалась в следующем году на все предметы. Ты считаешь это необходимым?

— Знания не бывают лишними, — горячо сказала Гермиона, — там нет бесполезных предметов. Я бы хотела изучать их все!

— Однако надо уметь расставлять приоритеты, — заметил Альбус, — даже я не изучал все предметы в Хогвартсе, осмелюсь заметить. У любого мага есть области, в которых он разбирается хуже. Составление твоего расписания будет представлять существенную проблему для меня и профессора МакГонагалл. К тому же, в таком случае мы не сможем продолжать наши занятия, а ты мне однозначно будешь нужна в этом году.

— Но, — Гермиона притихла. В ней явно боролись желание посещать индивидуальные уроки директора и желание посещать все предметы сразу, — хорошо, что вы посоветуете?

— Тебе однозначно нет нужды изучать маггловедение, — сказал Альбус, — ничего полезного ты там не найдешь. Буквально на днях в очередной раз было отклонено наше с профессором Бербидж ходатайство об обновлении учебной программы. Этот предмет сегодня больше изучает Статут, чем магглов. И еще я бы посоветовал вычеркнуть прорицания. Как мне недавно напомнил один мой коллега, это крайне малоизученная область магии, в которой почти не применим научный подход.

Гермиона посмотрела в голубые глаза директора.

— Хорошо, — кивнула она, — я доверяю вашему мнению.

— Ну и отлично, — снова улыбнулся Дамблдор, доставая палочку, — тогда — последнее наше практическое занятие перед перерывом. По твоей готовности — начинаем!

Гермиона опять кивнула, сосредотачиваясь и закатывая рукава.

— Так, вспомни, что мы... — Альбус запнулся на полуслове, смотря на окно. В него, не обращая внимания на стекло, плавно и вальяжно вплыл переливающийся загадочным молочным светом зверь. Гермиона, уже тоже обернувшаяся и во все глаза глядевшая на Патронус, определила бы его как землеройку. Только очень большую, крайне зубастую, с большими глазами, сияющими, как две луны в полнолуние. Это был Царь всех крыс, Король всех мышей.

Зверюга медленно вплыла в кабинет, открыла пасть и неожиданно певуче заговорила голосом Филиаса Флитвика:

— Директор, вас ожидает лорд Теодор Нотт. Я проводил его в мой кабинет, но он утверждает, что говорить будет только с вами, — огромный грызун растворился в воздухе, и когда от него, как от странной аллюзии на Чеширского Кота, осталась лишь морда с кончиком носа, добавил: — я жду вас у себя.

— Так, — озадаченный Дамблдор опустил палочку, — похоже, тебе придется немного подождать, Гермиона. Если меня не будет через полчаса, отправляйся домой, перенесем последнее занятие на август.

И Альбус, не дожидаясь ответа и так и не убирая из руки палочку, спешно покинул свой кабинет.

АРТУР

Артур Уизли закончил Хогвартс за два года до того, как в школу поступил Северус Снейп. Поэтому он с ним никогда толком не пересекался и общих дел не имел. У него были только общие знания, полученные от других людей: слизеринец, в школе был врагом Джеймса Поттера и его друзей, встал на сторону Того-Кого-Нельзя-Называть, но перед его падением перешел на сторону Дамблдора, затем стал преподавателем в Хогвартсе. Жаловались на его преподавание все сыновья, включая даже Перси. А теплее всех отзывался, внезапно, Чарли. «Прекрасный зельевар, настоящий мастер. Но как преподаватель все-таки похуже», — говорил он. А вот Рон, например, совсем не стеснялся в выражениях относительно одного из своих профессоров.

Будем честны, такой набор знаний о человеке вряд ли способствовал хорошему к нему отношению, даже со стороны довольно добродушного Артура. Поэтому глава семьи Уизли встретил неожиданного гостя довольно настороженно и неприветливо. Дружеской встрече, без сомнений, помешало еще и то, что не только Артур не ожидал встретить Снейпа, но и Снейп не ожидал увидеть Артура в его доме в пятницу днем и весьма неловко поинтересовался, что это он тут, собственно, делает. А Артур, который наконец смог взять положенный ему отгул и протащить его через подпись Железной Леди, как он называл Амелию, разумеется, воспринял такой вопрос в штыки. И в ответ довольно резонно спросил, а что в его доме делает уважаемый зельевар.

Короче говоря, пять минут разговора, а точнее перепалки, пролетели как один миг, причем двум спорщикам повезло, что их не услышала и не подключилась к их диалогу Молли. На прямой и уже нормально прозвучавший вопрос Артура о причинах визита Снейп ответил, что хочет переговорить с Поттером. Артур посмотрел на гостя с некоторым сомнением, но все же повел того по лестнице к комнате дочери.

Артур не очень понимал, что ему делать с изменениями в поведении Гарри этим летом и как ему относиться к ним. Хотя он и пропадал целыми днями на работе, все же перемены за прошедший месяц стали очевидны и для него тоже. Гарри поменял круг общения, он забросил надувшегося, обиженного Рона, который так хотел в начале лета, чтобы Гарри приехал сюда, в Нору. Он избегал близнецов и их шуток, и зло ругался, становясь их жертвой. Однако он целые дни проводил с Джинни и с Луной, и, насколько знал Артур, пытался общаться с Перси. Это были довольно странные изменения в характере. Хотя вот вопрос, нельзя ли их списать на взросление? Подрастающий мальчик, осознающий свою важность для магического мира, мог потянуться к целеустремленному и честолюбивому Перси. А интерес к девочкам… Может, в тринадцать лет и несколько рановато, но почему бы и нет? Если все не выходит за рамки, конечно.

Безусловно, он обсуждал с Молли потенциальную пару для Джинни. Пусть его семья и потеряла место в Визенгамоте, вернуть его было бы совсем не плохо. А здесь наилучший вариант — это выгодные партии для детей, признание со стороны иных влиятельных семей. Выдать сыновей за чистокровных девушек, конечно, было бы сродни фантастике, никто не захочет, да и не так он их воспитывал. А вот с Джинни можно было бы попробовать. И интерес к ней со стороны Гарри, да еще такой выраженный, был тут весьма кстати.

Вот только интересовался Гарри именно Джинни, или ее подругой Луной? Последнее стало бы весьма неприятным открытием...

«БАХ!!!» — раздался оглушительный грохот сверху, лестница затряслась, посыпалась побелка. Снейп зашипел, отряхивая мантию.

— Думаю, не ошибусь, сказав, что это ваши близнецы? Я бы был не прочь обсудить с вами их поведение в школе, Артур.

— Понимаю, — кивнул Артур, — но, — добавил он с облегчением, — видимо не сегодня, правда? Вы же здесь по другому поводу?

Зельевар остановился на секунду, прищурившись.

— Верно, — кивнул наконец он в ответ, — я здесь не за этим. Ведите.

Дойдя до комнаты дочери, Артур открыл дверь. Три пары глаз уставились на него с любопытством.

— Гарри, — сказал он, — с тобой хотел поговорить профессор Снейп.

— Наедине, — добавил появляющийся в проеме Снейп, — поэтому я бы попросил юных леди…

— О, — сказала Луна, — нет проблем. Джинни как раз хотела угостить меня пирожками. Правда, Джинни, мы попробуем пирожки с вишней? Ты мне уже все уши ими прожужжала.

Нахмурившаяся Джинни кивнула, и девочки выскользнули за дверь.

— Мистер Уизли, — сказал Гарри, и Артур, уже собиравшийся закрыть за собой дверь, обернулся, — я бы хотел, чтобы и вы поприсутствовали. Если вы ничем не заняты, конечно.

— Мистер Поттер… — начал Снейп.

— Вы пришли ко мне разговаривать, профессор, — покачал головой Гарри, — не я к вам. Будьте добры принять мои условия.

Зельевар с минуту сверлил Поттера взглядом, а потом усмехнулся и кивнул, будто увидев что-то такое, чего, собственно, и ожидал.

— Ладно, — неожиданно быстро согласился он, после чего шустро присел на стул и скрестил руки на груди. Артур перевел взгляд с Гарри на Северуса и с Северуса на Гарри, а потом молча подошел к свободному стулу и опустился на него, не пересекаясь ни с кем взглядом.

— Я вас внимательно слушаю, — сидящий на кровати Гарри поджал под себя ноги, обхватив руками колени, и уставился на Снейпа. Тот, как показалось, несколько замялся, но ненадолго.

— Мистер Поттер, — начал Снейп, косясь на Артура, — я сейчас буду говорить откровенно, а вы потом сами, раз такой умный, объясняйте и Артуру то, что ему будет непонятно, и Дамблдору, почему это Артуру вдруг стали известны вещи, про которые он и слышать не должен был. А я умываю руки. Знаете, что Питер Петтигрю был найден, мистер Поттер?

Артур ошалело посмотрел на Снейпа.

— Был… найден? — переспросил Гарри. — То есть, те публикации — правда? Блэк не виновен?

— Вы прекрасный окклюмент, мистер Поттер, — кивнул Снейп, сверля его взглядом, — я не чувствую в вас ни капли лжи. Вы бы могли, стоя перед Темным Лордом под оборотным зельем в образе Долорес Амбридж, сказать ему в глаза, что вы — его любимая тетушка, и он бы вам поверил, пожалуй. Но я — не Темный Лорд. Я не настолько верю в силу своего разума, чтобы страдать недооценкой значения косвенных доказательств. Скажите, если я сейчас возьму некую палочку из остролиста, находящуюся в этом доме, и применю на нее заклятие «Приори Инкантатем», найду ли я среди последних десяти чар некое проклятие, входящее в список непростительных. Проклятие, известное как Империус?

Гарри промолчал. Снейп несколько расстроено развел руками.

— Вечно мы все прокалываемся на мелочах… Вы знали, что Империус невозможно обнаружить по воздействию на человека, мистер Поттер. Ведь именно так и уклонились от Азкабана многие бывшие слуги Темного Лорда. Вы знали, что оно, к тому же, может развеять эффект других примененных к человеку чар, и Петтигрю будет максимально чист. Вот только вы не учли, что Дамблдор знал про место, в котором долгие годы жила крыса-Питер, да ещё и рассказал про это место мне. Не будем вас винить за такой прокол, я и сам удивился, узнав.

Снейп вскочил и прошелся по комнате, картинно помахивая палочкой. Было видно, что он весь на нервах.

— Я вышел из кабинета Дамблдора, чувствуя неладное. Я все обдумал и пришел к однозначным выводам. А сейчас, внизу, пока спорил с Артуром, провел окончательную проверку.

Зельевар замер, уставившись на Поттера.

— Петтигрю жил здесь десять лет и прекрасно себя чувствовал. А теперь у него внезапно проснулась совесть. Это Дамблдор может верить, что совесть у людей встает по будильнику, но я — нет. В этом доме, и я вижу это четко, месяц назад был применен Империус. Уж поверьте, на местности такая магия оставляет следы. Я не арифмантик, но два плюс два сложить сумею.

Снейп поднял палочку и направил Гарри точно в грудь.

— А теперь, черт возьми, дайте мне нормальное объяснение творящейся хрени, Поттер, или я найду способ вывернуть ваш мозг наизнанку, какие бы барьеры вы в нем ни построили.

Артур с ужасом следил за происходящим, вжавшись в стул. Гарри скрестил руки на груди.

— Дамблдор в курсе ваших… умозаключений?

— Я бы мог соврать, — усмехнулся Снейп, — но есть вероятность, что вы это заметите, Поттер? Или не Поттер? Что, будете со мной драться? Я не знаю ваших навыков, но, поверьте, от недооценки страдать не буду.

— Ну почему же? — Гарри устало потер лоб рукой. — Давайте немного поболтаем. Втроем.

АЛЬБУС

В кабинете Флитвика царила несколько сюрреалистичная картина. Там сидели за столом и пили чай хозяин кабинета и лорд Теодор Нотт-старший. Точнее, чай пил Филеас, а его гость просто сидел, вцепившись в чашку, как в спасательный круг. Альбус, всю дорогу гадавший, что могло привести в Хогвартс настолько нежданного человека, замер на пороге. Нотта-старшего не было в Хогвартсе с момента его выпуска еще при Армандо Диппете, да и в Хогсмиде он вряд ли появлялся с пятьдесят шестого года, когда Том Реддл последний раз пытался получить должность преподавателя в Хогвартсе. И видеть его в замке было… необычно.

Лорд Нотт был высок и худ. Его волосы, светло-русые в молодости, были теперь почти седыми. На сухое, аристократическое лицо падала тень, но Альбус видел, как оно бледно, как подергиваются губы и веки. Нотт был напуган — или, быть может, просто сильно взволнован. Один из первых сторонников Тома, учившийся в школе еще в те годы, только на пару курсов младше. Открутившийся от Азкабана как человек, который был при Реддле именно политиком и дипломатом, не принимавшим участия в боевых операциях.

Что ему нужно?

— Директор Дамблдор, — воскликнул Нотт, поворачиваясь и тут же вскакивая, — лорд Дамблдор! У меня для вас срочные известия! Прошу безотлагательно отправится со мной в мое поместье!

— И какая в этом нужда? — поинтересовался Альбус.

— У меня в поместье находится человек, которого, как я узнал, вы ищете уже месяц!

— Да? И кто же?

— Уважаемый лорд Нотт хочет сказать, — сказал Филеас Флитвик, задумчиво рассматривая блики на поверхности янтарной жидкости в его чашке, — что у него в доме находится Дадли Дурсль.

Альбус застыл с открытым ртом.

— И давно он там… находится? —наконец спросил он.

— Я вас жду, лорд Верховный Чародей, — Нотт, казалось, вообще не слушал, — я открою вам камин через десять минут.

Он подбежал к камину Флитвика и кинул в него горсть пороха из кармана.

— Я вас жду! — донеслось уже из огня.

Филеас посмотрел на Альбуса:

— Меня не спрашивайте, — сказал он, — я ничего не знаю. Я засек его на границе территории школы. Он сказал, что ищет вас. Я сопроводил его к себе и доложил вам. Он мне в нескольких словах изложил цель визита. И на этом все. Пойдете туда?

— А что еще делать? — беспомощно пожал плечами Альбус. — А где, кстати, Северус? Он вроде собирался готовить учебные планы? Вы окончательно забросили ту схему?

— В школе его нет, — отмахнулся Флитвик, — в конце концов, до первого августа мы все еще в отпуске, пусть гуляет. А что до схемы… я иногда по вечерам поглядываю на нее, но там все глухо, вы же сами видели. Полный мрак. Столько чар… Там то ли ритуалы проводили, то ли магическая дуэль бушевала...

— Понятно, — поджал губы Альбус, — я пошел.

— Удачи, — кивнул Флитвик, возвращаясь к чаю.

Директор Хогвартса махнул рукой своему фениксу и через секунду возник в собственном кабинете. Гермиона, конечно, еще была там.

— Вы освободились? — она привстала с кресла.

Альбус лишь покачал головой.

— Прости, срочные дела, перенести нельзя. Проведем занятие попозже, хорошо? И я пришлю тебе совой хорошую книгу для самоподготовки, как раз про нее вспомнил… А пока можешь идти собираться. Кстати, поздравляю с праздником. Теперь он твой профессиональный праздник тоже.

— А какой сегодня праздник? — спросила Гермиона.

— О, — усмехнулся Дамблдор, — ты же не в курсе истории братьев Певереллов?

Расскажу как-нибудь потом. Дело в том, что считается, что именно сегодня они совершили величайший обман… Поэтому поздравляю тебя с тридцатым июля — международным днем окклюмента!

АРТУР

— Сегодня международный день окклюмента, — хмыкнул Снейп, — вы знаете об этом, Поттер? Артур?

Артур кивнул. Он знал об этом.

— Нет, — легко улыбнулся Гарри, — вам это кажется символичным?

Снейп пожал плечами:

— Вы хотите, чтобы я задавал вам вопросы. Какой в этом смысл, если вы сможете ввести меня в заблуждение, и я никак не смогу узнать, правда в ваших словах или ложь.

— У вас деформация личности, типичная для легиллимента, профессор, — заметил Гарри, — я читал про такое в библиотеке Лавгудов. Большинство людей именно так и живут: задают вопросы и не могут быть уверены в получаемых ответах. Вы же сами говорите про косвенные доказательства. К тому же, и про меня можно сказать абсолютно то же самое. Я бы хотел попросить у вас гарантий, что вы не сообщите услышанное здесь Дамблдору, и вы можете согласиться, но я не пойму, врете вы или нет. Вопреки вашим опасениям, не пойму. Ведь обет вы мне не дадите, полагаю?

Снейп поднял бровь:

— С чего бы?

— Я так и думал, — пробормотал Гарри, — такой вариант развития событий всегда казался мне надуманным…

— Что?

— Ничего, — мальчик выпрямился на кровати, сцепив руки в замок, — спрашивайте.

Снейп призадумался, наклонив голову набок, потер висок пальцами правой руки. Уставился на Поттера. И наконец спросил:

— Что с вами произошло, Поттер?

— И это и есть ваш вопрос? — удивился Гарри. — Обо всем и ни о чем? Разве окклюментов не учат формулировать вопросы?

— Ответ, — жестко приказал Снейп, глядя мальчику в глаза.

— Со мной ничего не произошло. У меня лишь открылись глаза. Вы знаете, что находится вот здесь, — он коснулся пальцем шрама на лбу, — полагаю, что да. Есть ли у вас идеи, в таком случае, что могло произойти во время контакта с дневником? По глазам вижу, что тоже есть. Тогда ответьте, мог ли я остаться прежним? Мое развитие сдерживали годы и годы! Во мне скрыт потенциал, чтобы победить Темного Лорда! Чтобы изменить мир к лучшему! Я способен справиться с этими крестражами — кусками его уродливой души — даже будучи неумелым подростком! Теперь же я нашел в себе скрытые резервы, скинул установленные Дамблдором ограничители! Теперь я знаю, что меня готовили, как слепое орудие, на убой! Но простым инструментом я больше не буду!..

— Я, я, я, я… — перебил его Снейп, откидываясь на стуле. — Я такая важная шишка… Слишком много «я», Поттер!

— Похож на отца, да? — криво усмехнулся Гарри. — А глаза — мамины, да? А как так получилось, что Волдеморт ее не пощадил? Разве он не обещал, профессор? И вы не распознали его ложь, даже легиллименция вам не помогла?

Снейп дернулся как от пощечины. Потом вскочил со стула с палочкой в руке. Его грудь быстро поднималась и опускалась.

— Вы можете рассказать все Дамблдору, профессор, — сказал Гарри тихо, — если вам опять хочется кому-то что-то рассказать. Или можете учесть свои прошлые ошибки. Только дураки на них не учатся, ведь правда. И мы еще поговорим.

Снейп развернулся и молча вылетел из спальни. Гарри же снова устало потер лоб рукой и грустно улыбнулся обалдевшему Артуру.

— Простите, мистер Уизли, что втянул вас в это. Я и правда изменился, и правда рано повзрослел. Но я в этом не виноват. В этом виноваты взрослые игры. Вы-то по крайней мере на моей стороне? Ваша семья мне как родная...

Артур помедлил. Ему не хотелось вот так сразу отвечать после того странного разговора, свидетелем которого он стал только что. Но потом он кивнул. Не мог же он не поддержать Гарри Поттера?!

АЛЬБУС

Альбус Дамблдор выбрался из камина, оглядываясь. Он много раз слышал про это место — родовую твердыню Ноттов, дом, скромно выпячивающий вперед свою невзрачную наземную часть, но знаменитый колоссальными и роскошными подземными залами, про которые ходили легенды. Но он должен был признать, что за всю свою долгую жизнь никогда прежде тут не был.

Гостиная не впечатляла. Это был обычный для дома человека «смотрите-я-аристократ» приемный покой, в меру светлый, в меру просторный, с в меру богатой мебелью. Если бы у Альбуса спросили о том, кто живет в таком доме, он бы ответил — человек, который максимально старается не выделяться из таких же обеспеченных как он. Нечастая характеристика для представителей британской магической аристократии, стоит отметить.

Впрочем, много времени на размышления ему не дал сам хозяин дома, поднявшийся с кресла. В руке лорда Нотта был запотевший стакан с чем-то прозрачным, видимо, с обычной водой. Выглядел он уже более спокойным и уверенным в себе.

— Я рад приветствовать вас у себя дома, лорд Дамблдор, — на слове лорд его лицо знатно покривило, и это смазало торжественность приветствия, — насколько я помню, прежде вы у нас не были, но, к сожалению, сейчас времени на церемонии нет. Пойдемте, я вас провожу.

Альбус, уже решивший, что ничего толкового от самого Нотта не добьется, лишь кивнул:

— Ведите.

Они вышли из гостиной и проследовали по короткому коридору. Через одну дверь Теодор остановился, приглашающе взмахнув рукой:

— Я подожду вас здесь.

Альбус аккуратно приоткрыл дверь и шагнул в комнату, сжимая в рукаве палочку. Не то, чтобы он опасался какой-то ловушки, мысли Нотта казались довольно чистыми, да и то, что он в принципе был способен причинить Альбусу серьезный вред, вызывало серьезные сомнения. Но все было слишком странно даже на фоне остальных событий лета, и меры предосторожности лишними вовсе не выглядели. Откуда вообще у него взялся Дадли? Он был здесь месяц? Тогда зачем звать Альбуса сейчас? А если нет — то где он был все это время, и как Нотт его нашел?

Еще несколько вопросов в общую копилку.

Комната, в которую вошел Альбус, была обычной для таких особняков гостевой спальней. Мягкая небольшая кровать с пологом, светлые шторы, светлые же обои. На стенах — бронзовые рогалики для свеч. Старый шкаф, пара кресел, письменный стол…

И Дадли действительно был здесь. Он лежал под одеялом, открыв глаза, и смотрел прямо на Альбуса. Он очень сильно поменялся с начала лета — теперь он был худым, светлые волосы отросли и падали на глаза, водянистые глаза обрели какую-то серьезность.

— Профессор Дамблдор, — сказал он, — мне нужна ваша помощь.

Альбус ждал.

— Профессор Дамблдор, — повторил Дадли, — я... Я — Гарри Поттер!

ВЕНДЕЛЛ И МОНИКА

Венделл Грейнджер уже в третий раз дочитал адресованное ему письмо, которое принесла сова вчера поздно вечером. Вздохнул. Прошептал через зубы:

— Да чтоб тебе пусто было, Дамблдор!

Потом ругнулся уже покрепче и стал перечитывать снова.

Принять такое решение, какое от него требовало письмо, он не мог без жены и дочери, но жена, как назло, была на ночном дежурстве в клинике и должна была приехать только через несколько часов — в любом случае позже, чем проклятый дедушка-директор. А дочь укатила к Уизли, и понятное дело, дозвониться в их магический дом он не мог никоим образом. В итоге Венделл остался с письмом и Дамблдором один на один. Сидел и ждал, пока засветится зеленым пламенем камин, и не мог понять, что ему делать со всем этим.

Венделл знал, что до этого может дойти. Как знала и Моника, и даже Гермиона знала. Когда-то они обговорили, что по плану Альбуса Дамблдора такое возможно. Но тогда такой вариант развития событий казался какой-то далекой перспективой, тем, что может случиться, а может и нет, и в любом случае произойдет спустя несколько лет, на последних курсах обучения дочери. Тем не менее, День Икс, видимо, настал, и настал он слишком рано. Венделл перевернул письмо, будто надеясь найти ответы на обратной стороне, но там лишь просвечивал сквозь бумагу голубоватым водяным знаком вензель Дамблдора, убивая робкую надежду на то, что письмо окажется фальшивым.

Венделл снова вздохнул. Он любил свою семью, любил свой дом, любил свою жизнь, которую построил сам. И отказаться от всего вот так… И что же случилось, что Альбус уже сейчас принимает такие крайние меры?

Он встал, нервно прошёлся по комнате, цепляя ступнями ворсинки ковра, и тут гостиная озарилась изумрудным огнем камина.

«Началось», — мрачно подумал Венделл и упал в кресло.

АЛЬБУС

День Альбуса Дамблдора начался очень рано. А точнее говоря, он и не начинался — просто предыдущие сутки плавно перетекли в новые.

Сначала он разговаривал с Дадли. Или Гарри? Или — кто он там? Внешне мысли мальчика выглядели чистыми и правдивыми, но ведь такими же они были и у Гарри, который находился в Норе! И кто из них врет? А может, оба?

Сам по себе разговор много света на историю не пролил. Дадли, а точнее Гарри, говорил, что ощущал себя вторым в теле Дадли с момента своего попадания на Остров. Что с того момента его контроль за телом то усиливался, то ослабевал, а все воспоминания были как в тумане. Да и вообще все, что происходило после событий в Тайной Комнате, он помнил плохо и урывками. В Бирмингеме случился очередной провал, а уже здесь, в доме Нотта, он пришел в себя и осознал себя как Гарри. Причины, по которым оказался тут, назвать не смог. Ничего не помню, ничего не знаю.

С другой стороны, на несколько контрольных вопросов Альбуса Дадли-Гарри ответить смог. Об их разговоре в конце первого курса, а также встрече в директорском кабинете на курсе втором вряд ли могло знать много людей. И Альбус склонялся к тому, что это действительно Гарри. Что поднимало новый ряд вопросов.

Основной, конечно, звучал так: кто находится в теле Гарри? В подобной ситуации уже казалось логичным предположить, что его захватил крестраж Тома. Но если так, то каким образом сам Гарри перенесся в тело Дадли? Что за странные обмены душами? И в конце концов, как тогда объяснить трагедию в Бирмингеме? Разве не должен был бы иметь к ней отношение Гарри-Том, а не Дадли-Гарри?

Последовавший разговор с Ноттом был, напротив, прост как пареная репа. Шел по Лютному переулку по делам рода. Увидел мальчика, сидящего у стены. Понял, что это тот мальчик, которого разыскивают. Забрал к себе. Потратил несколько дней, чтобы привести в чувство. Потом решил сообщить не в ДМП, а лично Альбусу.

Говорил Нотт складно, но говорил неправду. Альбус видел это в его глазах, вот только никак не мог прочитать подробности. Подловить его на несоответствиях тоже не вышло. В конце концов Альбус утвердился в версии, что лорд Теодор просто выкрал мальчика из Мунго, возможно, пытаясь таким образом проверить теорию Люциуса о Гарри-Томе, а когда понял, что ничего узнать не сможет, а то и вовсе, узнав в мальчике самого Поттера, запаниковал и предпочел передать его Альбусу, а не в ДМП, которое задало бы слишком много вопросов. Конечно, оставалось загадкой, раскусил ли Нотт, что перед ним уже не маггл Дадли... Но Альбус счел это не столь важным. Нотт все равно бы не смог никому доказать такую сомнительную теорию, да и пробовать бы не стал, опасаясь за свою шкуру.

В итоге Альбус забрал Дадли-Гарри в Хогвартс, договорившись с Ноттом, что его участие в этой истории не всплывет нигде и никогда. А потом поднялся в кабинет, запер дверь, закрыл камин и начал прорабатывать варианты.

Он сидел долго, и солнце уже начало опускаться за острые вершины деревьев Запретного Леса. Одна за другой переписывались, а то и вовсе отправлялись в корзину старые стратегии. Какие-то жертвы теперь казались бессмысленными, какие-то действия — слишком поспешными…

«Будем исходить из самого худшего расклада, — думал Альбус, — все еще слишком много неизвестных, и все варианты я все равно не учту. Если Том теперь — это Гарри, то это конец всему».

Если Том занял тело национального героя, репутацию которого Альбус взращивал больше десятилетия, готовя себе на замену… Если Том получил все его воспоминания, мысли и прочее…

«Так, — думал Альбус, — без паники. Безвыходных ситуаций не бывает. Во-первых, пока не стоит особо делиться такими мыслями ни с кем. По крайней мере, пока не будет уверенности. Разве что переговорить с Северусом… Но это тоже пока подождет. Во-вторых, продумать тактику действий на ближайшее время».

Итак. Гарри-Том. Худшая из возможных угроз, к которой он вовсе не готов. Следует ли притвориться, что он ни о чем не догадывается и пронаблюдать за ним? Нет! Том импульсивен, но хитер, скрытен, но не любит прямых разговоров. Следует уже завтра, продумав список вопросов, поговорить с ним со всей откровенностью. Если спросить то, что нужно спросить, он проколется, не сможет не проколоться. К тому же ему приходится пока играть роль Гарри, что он и делает этим летом. Значит, так или иначе, будет разговор или нет, в конце августа отправится в Хогвартс. Там он будет под колпаком и почти безвреден... Хорошо, здесь более-менее определились.

Теперь Дадли-Гарри. В Хогвартсе его не оставишь. Никому из ближайших сторонников-магов не отдашь. Вернуть Нотту? Смешно и стыдно! К тому же, есть маленькая вероятность, что он все же не Гарри, крошечная, но есть. Значит, его надо спрятать. Хорошо спрятать. Временно убрать из страны — до полного прояснения обстоятельств. Под ложными воспоминаниями, фамилией — под всем. Но каким образом это провернуть?

И тут у Альбуса в голове сложился паззл. Разве у него буквально под рукой нет семьи магглов, с которыми уже прорабатывался на будущее вариант изменения воспоминаний с тремя возможными легендами? И разве они не дали на него предварительное согласие?

Он дернул себя за бороду, поморщившись, и, достав чистый лист бумаги с вензелем, стал быстро писать письмо. Письмо Венделлу Грейнджеру.

ВЕНДЕЛЛ И МОНИКА

— Итак, План «Си», — мрачно сказал Венделл.

— С некоторыми изменениями, но в целом, да, — ответил Альбус. Он сидел в кресле и не отрываясь смотрел на черный, погасший камин. В гостиной Грейнджеров стояла полутьма, горела лишь небольшая настольная лампа, окна были зашторены, и лица собеседников скрывали тени. На часах было около пяти утра. Альбус только что изложил Венделлу все, что знал или хотя бы подозревал на сегодняшний день. И теперь ждал от него ответа.

— И мы забудем, что у нас есть дочь, и решим, что у нас есть сын.

— Это временно, — сказал Альбус, — пока что на год, возможно — на два. Память восстановлю вам я или Гермиона.

— А если что-то случится с вами… и с Гермионой тоже?

— Если так, — жестко сказал Альбус, — то лучше вам и не вспоминать ничего.

Венделл поджал губы.

— Мальчик тоже все забудет, — сказал Альбус, — это часть плана. Вы будете искренне считать друг друга семьей. Вы ведь хотели сына, Венделл?

«Нет, нет, нет, — думал Венделл, — это не должно происходить… вот так, это неправильно!»

— Мне нужно поговорить с женой, — сказал Венделл, — и с дочерью.

— Мои люди уже связались с Моникой, — Альбус первый раз за разговор посмотрел мистеру Грейнджеру в глаза, — она скоро будет здесь. Что до Гермионы, то это невозможно.

— Послушайте, директор! — вскочил Венделл. — Вы требуете… сами знаете, насколько много! И говорите, что я не смогу даже попрощаться с дочерью?! Про существование которой буду вынужден забыть?! От которой у меня ничего не останется?!

— Именно этого я и требую, — тяжело уронил Дамблдор, более не отворачиваясь. — Она сейчас в одном доме с тем, кто потенциально является настоящим Чудовищем в человеческом обличье. Я постарался за этот месяц укрепить ее разум, но этого недостаточно. Чем меньше она знает, тем лучше. Ваша встреча уже невозможна. Одиссея вашей семьи начнется сегодня, Венделл. Вы сможете написать ей письмо. Я передам его лично, а также обсужу ситуацию с ней, сообщив все, что необходимо. Это максимум, что мы можем сейчас сделать. Иначе вся эта затея теряет смысл.

— Нет, — пробормотал Вендел, сжимая кулаки. Он посмотрел Альбусу прямо в глаза, ожидая увидеть там насмешку, безразличие — что угодно. Но увидел только слезы и бесконечную усталость.

— Простите, — прошептал Альбус. И замолчал.

Венделл медленно опустился в кресло. Его ощутимо трясло.

— Франция? — глухо спросил он.

Дамблдор кивнул:

— Вы Альфред и Тереза Уайтстоун. Твоя жена — магглорожденная, ты — племянник лорда Константина МакКиннона; внебрачный, но признанный сын его брата, уехавшего в Австралию еще после войны с Гриндевальдом. Вы стали сквибами после несчастного случая, после чего вам стало некомфортно жить на прежнем месте, и вы перебрались в Европу, к старым друзьям семьи. А точнее — на Лазурный берег Франции. Ваш сын Гарольд, соответственно, переводится на третий курс Шармбатона. Остальные подробности в конвертах. Прочитайте, но можете не запоминать — всю соответствующую информацию я сам внесу в ваш мозг. У вас будет младшее родовое кольцо МакКиннонов в качестве подтверждения родовых правомочий.

Альбус посмотрел на часы, висящие на стене, а потом положил два пухлых конверта на стол.

— Я отлучусь в Хогвартс и пообщаюсь с мальчиком. Плюс свяжусь с Францией. А вы поговорите с женой, Венделл. Она будет через пять минут. Буду у вас к обеду.

Венделл закусил губы и кивнул. Альбус взглянул на него сочувственно и исчез в вспышке пламени феникса. А Грейнджер схватил со столика чашку и запустил ее прямо в камин, смотря, как она, будто его прежняя жизнь, разлетается на тысячи осколков.

АЛЬБУС

А Альбус в тот момент уже был возле входа в больничное крыло. Времени он терять не хотел, а впереди было еще как минимум два важнейших разговора. У дверей погруженный в себя директор неожиданно столкнулся с человеком, которого точно не ожидал увидеть здесь в такую рань. С Северусом.

— Директор, — кивнул зельевар, — доброе утро.

— Доброе утро, — на автомате ответил Альбус, посмотрев на своего бывшего ученика, когда-то — врага, а теперь — одного из самых доверенных людей. Красные глаза Северуса и круги под ними говорили о не менее бессонной, чем у самого Альбуса, ночи. Он выглядел измученным и рано постаревшим, напомнив почему-то Альбусу Ремуса Люпина.

— Вы когда-нибудь задумывались, директор, — сказал Северус задумчиво, — сколько лжи на самом деле вокруг нас? За всей этой легиллименцией даже не замечаешь… Сколько обмана на самом деле вокруг?

Альбус нахмурился:

— Северус, ты о чем?

— Да так, — махнул рукой Снейп, — пойду посплю. Вам бы тоже не помешало, директор.

Он скрылся за поворотом коридора, а озадаченный Альбус еще какое-то время смотрел ему вслед, но раздумывать над странным поведением зельевара времени сейчас не было, и он, собравшись с мыслями, шагнул в Больничное Крыло.

— С днем рождения, Гарри, — сказал он.

— Спасибо, директор, — поднялся на постели Дадли, поморщившись, — знаете, не очень приятно, когда твой день рождения отмечает самозванец, а ты валяешься в больничном крыле… Вы придумали, что мы будем делать? — спросил он с надеждой.

— План есть, — вздохнул Альбус, — но он непростой и вряд ли тебе понравится. И я прошу тебя прежде всего выслушать его до конца…

Когда он закончил, мальчик откинулся на подушку, задумавшись:

— А почему бы нам просто не разоблачить самозванца? — спросил он.

Вопрос был вполне ожидаемым, но Альбус все равно призадумался. У него было несколько причин поступать именно так, и некоторые из них он сейчас озвучить не мог. Например то, что окончательная уверенность в подлинности того или иного Гарри у него отсутствовала и возможности проверить эту подлинность не было. А ведь нельзя было и окончательно исключить кошмарный расклад, по которому они оба поддельные! В конце концов он ответил самое очевидное:

— Все считают настоящим Гарри того, который находится в «Норе». Переубедить всех будет крайне сложно, учитывая, что у него есть, судя по его поведению, все необходимые воспоминания. Одна маленькая ошибка — и самозванцем, со всеми вытекающими, будешь выглядеть уже ты. Поэтому я буду постепенно, в течение года, выводить его на чистую воду, а ты это время побудешь в безопасности.

Мальчик помолчал, затем кивнул:

— Ладно, профессор. Мне это не нравится, но… Что поделать? Мне ведь не дадут ни с кем попрощаться или хотя бы поговорить? Из друзей?

Альбус покачал головой.

— Мне очень жаль. Твои новые приемные родители идут на такой же поступок, и мы не можем обесценить их вклад.

— А кто они?

— Мои хорошие друзья. Да это и не важно. Скоро они станут другими людьми — временно.

— Ладно, — медленно повторил Гарри, сжав зубы, — Что требуется от меня?

— Пока ничего, — Альбус встал. Разговор прошел неожиданно легко. — Ближе к обеду я тебя заберу. А пока, чтобы все организовать, мне нужно провести еще пару важных встреч. До встречи… Гарри.

Он обернулся, запирая дверь в Больничное крыло. Дадли-Гарри лежал, подложив руки под голову и смотрел в потолок.

«Это необходимо, — напомнил себе Альбус, — мне надо сократить число неизвестных и уменьшить риски. Это необходимо».

Следующей остановкой на его пути был директорский кабинет. Связь с другими частями магического мира, в данном случае, с континентом, была вечной головной болью с момента появления МКМ. Каминная сеть на такие расстояния не работала, путешествия магическими порталами требовали незаурядной мощи создающего их мага и согласований на уровне министерств. Полеты маггловским транспортом занимали много времени и, безусловно, тоже отслеживались министерствами. То же самое можно было сказать и о метлах, коврах-самолетах и прочих подобных средствах. Все это привело к тому, что международные встречи оформлялись и согласовывались за несколько недель как минимум и требовали тщательной подготовки. В этом магическое сообщество недалеко ушло от маггловского.

Но у некоторых магов, которые, разумеется, не особо это афишировали, были в наличии так называемые зеркала обратной связи, изобретенные каким-то гением прошлого на основе рунной магии. И, разумеется, у Альбуса Дамблдора и у основных его контрагентов в Европе — на большем расстоянии зеркало уже не работало — подобные зеркала были. Если можно получить преимущество практически перед любым потенциальным противником — его следовало обязательно получить.

Вот и сейчас Альбус открыл один из неприметных шкафчиков в своем кабинете, и пробежавшись глазами по ряду абсолютно одинаковых маленьких зеркал с бирками, достал одно из них, подписанное «Ж.П. Д.». Он сел в кресло и ткнул пальцем в центр зеркала. По стеклу от места его прикосновения пошла рябь, будто круги по воде. Альбус устроился поудобнее и начал ждать.

Время для вызова было как раз самое удачное — Жан-Поль вставал рано, такую роскошь как выходные дни позволить себе не мог, но в первой половине дня занимался только теми делами, которые не требовали от него покидать дом.

Экс- первый заместитель Министра Магии Франции, а ныне глава Департамента Международного Сотрудничества ответил через минуты четыре. Когда-то бывшие пусть и чистокровной семьей, но просто кондитерами, никогда не лезшими в политику, Делакуры поднялись после войны с Гриндевальдом как одни из самых последовательных его противников. Отец Жан-Поля Виктор потерял во время конфликта двух братьев и родителей, но сам прошел его от начала до конца, занял видный пост в сформированной после войны МКМ и, в конце концов, пропал без вести в Юго-Восточной Азии в семидесятых, отправившись в качестве спецпредставителя Конфедерации в индонезийские джунгли. Он оставил сыну не только родовой бизнес, но и изрядное политическое влияние — а в таком же клановом, хоть и более открытом и разношерстном, чем в Британии, магическом сообществе Франции, родственные связи по-прежнему значили если не все, то очень много. И хотя в последние годы политическое влияние Делакуров начало проседать — слишком уж многие чистокровные в штыки восприняли брак главы рода с полувейлой — тем не менее они оставались лицом прогрессистского блока, и высокие посты Жан-Поля в правительстве были тому подтверждением.

— Доброе утро, Альбус, — Жан-Поль потер слегка припухшие глаза. Он был невысок и немного полноват, но при этом напоминал сжатую, готовую выстрелить пружину. Сразу было видно, что это человек недюжинной энергии и незаурядных способностей. — К чему такая срочность? Я только встал…

— У нас проблема, — сказал Дамблдор, даже не здороваясь, — нужно задействовать один из резервных планов.

— Та-а-ак, — француз подобрался, его лицо посерьезнело, — я слушаю.

На этот раз объяснение не заняло у Альбуса много времени — в конце концов, он рассказывал эту историю третий раз за утро. Впрочем, именно сейчас, пожалуй, он был наиболее откровенен. Когда он закончил, собеседник, во время разговора ходивший туда-сюда по комнате, облокотился на стену, теребя рукой небольшую темную бородку.

— Дела-а-а, — сказал он, — нам только не хватало очередного очага нестабильности под боком. Особенно учитывая финал Чемпионата Мира по квиддичу в следующем году. А еще то, что Фадж хочет возродить Турнир Трех Волшебников на базе Хогвартса, знаешь ли…

— Он действительно это продвигает? — удивился Дамблдор.

— Тебе стоит ответственней относиться к своим обязанностям, Альбус, — усмехнулся Жан-Поль, но его глаза остались серьезными, — сомневаюсь, что тебе не подсовывали соответствующих документов. Ну да ладно, это мы еще обсудим. Если кратко: ты хочешь, чтобы я в течение дня подготовил прием твоих людей, которые будут отправлены без сознания и с помощью нелегального портключа, в Монако. Подготовил им документы…

— Документы готовы, — возразил Альбус, — план был вполне проработан заранее. Разве что на мальчика…

— Ну, мальчик не проблема, — Жан-Поль прищурился, — прием осуществим. Дом в порядок приведем, мы за ним следили. МакКинноны и до войны им почти не пользовались. Документы об обучении в австралийской школе?

— Есть.

— Отлично, я его устрою в Шармбатон. Будет лучше, если они не станут заниматься этим сами сразу после получения новой памяти. Возможно, придется сдать экзамены... Род деятельности родителей?

— Целители в прошлом, теперь — маггловская врачебная практика. Фирма уже куплена от их имени и функционирует. Ждет только переезда новых владельцев. Да, и малое кольцо рода тоже будет.

— Даже не знаю, как ты это провернул, — скривился Делакур, — и, если честно, знать не хочу. Учитывая, что живых МакКиннонов не осталось. Ладно, с моей стороны вроде вопрос решаемый. Надеюсь, нигде не проколемся.

Альбус кивнул:

— Чары сложные, поэтому очень хрупкие. Им нельзя в Британию до того момента, как не придет время их снять. И никаких нелогичностей в их жизни быть не должно…

— …поэтому только Монако и Шармбатон, — подхватил Жан-Поль, — harmant! Подкинул ты мне работы, Альбус.

— Стабильность в Британии — наша общая цель, — махнул рукой Альбус. — Как там твоя семья, Жан?

— Ой, — Делакур потер лоб, — давай без лишних любезностей. Я прекрасно знаю, что тебя это нисколько не волнует. А стало бы волновать — спросил бы в начале разговора. Все в порядке с семьей. Бывай, Альбус. Я сообщу, как все будет готово к приемке. Иди уже, спасай старую добрую Англию. Конец связи.

— Да я вполне искренне интересовался, — пробормотал Альбус, глядя на погасшее зеркало. Ладно, что там дальше…

Он встал, отгоняя усталость. Со сном еще успеется. Слишком много дел. Так… Следующая остановка, конечно, камеры предварительного заключения при аврорате. Следующая остановка — Сириус Блэк.

ВЕНДЕЛЛ И МОНИКА

— Наверное, мы сами виноваты, — Моника Грейнджер уткнулась лицом в грудь мужа, обняв его за плечи, и поэтому ее голос звучал неразборчиво, — мы сами приняли его условия и теперь не можем ему отказать.

— Возможно, — ответил Венделл.

Они стояли так, кажется, уже целую вечность, не отпуская друг друга, посреди их уютной, обклеенной нежно-бежевыми обоями спальни. Волей темного случая, судьбы и великого светлого мага, причем светлого без всяких кавычек и сарказма, им предстояло забыть, пусть и на время, свою жизнь, дом, работу… Правда, они все равно останутся вместе, но вот дочери с ними не будет.

— Знаешь, — сказала Венделлу его жена, — когда-то давно, когда Герми была еще совсем маленькая, когда было особенно тяжело… Ты же помнишь, какой капризной она была?

Он кивнул.

— Так вот, тогда я иногда думала, как было бы это здорово, проснуться с утра и начать все с чистого листа. Забыть все, что было, чтобы не мучиться — и жить с нуля, по новой. Представляешь?

— Я никогда о таком не думал, — покачал головой Венделл.

— Забавно, — хихикнула Моника, — кажется, такие мысли могут чаще приходить в голову мужчинам? Дрянная идея, на самом деле… Всегда гнала ее подальше. А теперь — вот он, тот самый шанс…

— Мы вернемся, — твердо сказал Венделл.

— А Гермиона? Как наша девочка без нас?

— Дамблдор позаботится о ней. Лично — он так сказал.

— Его заботы, — прерывисто вздохнула Моника, — иногда кажется, что лучше бы он о нас не переживал. Подумать только, даже не попрощаться…

— Как только Дамблдор ушел, — сказал Венделл, — я кое-что сделал. Наши старые семейные записи: фото, видео… Они будут лежать в банке. На наши новые имена, — он махнул рукой в сторону вскрытых конвертов на столе. Дата востребования — через год. Дамблдор пообещал мне, что дольше года это не продлится. Если он соврет — мы сами вернем память и решим, что нам с этим делать.

Моника отстранилась от него и заглянула в его темные глаза.

— Я тебя обожаю, — сказала она хрипло — и поцеловала в губы.

— И я тебя тоже, — тихо прошептал он в перерывах между поцелуями, — миссис Уайтстоун.

— Не называй меня пока так, — попросила она, — пока — не называй. Пожалуйста.

Он пожал плечами.

— Сколько у нас еще времени? — спросила пока еще миссис Грейнжер, повиснув на шее у мужа, — Достаточно?

— Не знаю, — ответил он, — точно не меньше часа. Он сказал: «К обеду».

— Достаточно, — улыбнулась сквозь слезы Моника, откидывая со лба каштановую прядь.

АЛЬБУС

Скучная и мрачная камера особого подотдела ДМП ничуть не изменилась с момента последнего визита Альбуса. Те же серые стены с разводами, та же железная кровать, умывальник… Все тот же Сириус Блэк, развалившийся на койке. На кровати лежала уже порядком исписанная тетрадь, над ней нетерпеливо плясало перо.

Сириус выглядел все лучше. Его наконец коротко постригли. Обноски он сменил на старую сероватую, но все же чистую робу. Никакой бороды у него больше не было. Седина в темном ежике волос мелькала лишь изредка. Он выглядел изможденным, но не больным, осунувшимся, но не постаревшим. Его взгляд, тяжелый и цепкий, но без сумасшедшинки, был устремлен прямо на Альбуса.

— Вы хотите — что? — нахмурившись переспросил он.

— Кольцо, — повторил Альбус, — кольцо Марлин.

— Зачем… — начал Сириус, но затем прервался. — Откуда вы знаете, что у меня оно есть?

— Вы были помолвлены, тайно, полагаю, — тихо сказал Альбус, — я видел фотографию.

— Какую… — Сириус напрягся, потом вскочил, — в доме Мардж? Она у вас?

— У меня, — Альбус достал маггловскую фотокарточку, повертел в руках, потом протянул ее Блэку, — она твоя по праву.

Блэк схватил фотографию двумя руками как спасательный круг и начал всматриваться в нее, жадно и нежно. Альбусу вдруг стало внезапно горько, точно желчь поднялась из желудка.

— Все, что у меня осталось, — прошептал Блэк, — вот это и кольцо. Зачем оно вам?

Он слегка прикрыл глаза, сосредоточился, — и простое золотистое кольцо возникло на его безымянном пальце, соткавшись из воздуха.

— Лорд Константин был резко против. Но я был тогда настойчив. А Поттеры согласились нам помочь. Это было как раз перед тем, как началась череда смертей, — Сириус поднял взгляд на Альбуса, — в этом действительно есть нужда? Достаточно сильная, чтобы просить меня.

— Я не могу тебе рассказать, — сказал Альбус, — потому что об этом должно знать как можно меньше людей, а ты можешь быть приведен к даче показаний под сывороткой, на которую дал согласие. Но это касается жизни и смерти, причем и Дадли, и Гарри. Я же могу поклясться тебе, что кольцо на твой палец обязательно вернется. Через год, может, через два — но вернется.

Блэк задумался, облизнул сухие губы, а потом решительно стянул кольцо с пальца и протянул его Альбусу.

— Клятв не надо. Ее это не воскресит. Думаю, нам стоит в первую очередь думать о живых.

— Спасибо, — склонился Альбус, — это очень правильное и трезвое суждение.

— У меня тут полно времени наедине с самим собой, — ухмыльнулся Сириус, возвращаясь на кровать. Похоже, он был не способен как долго радоваться, так и долго грустить, и этот его темперамент способствовал его быстрому выздоровлению от влияния дементоров. — Это дает возможность поразмыслить над всем. Плюс, здесь нисколько не отвлекаешься ни на дождь, ни на этих демонов в плащах, ни на другие прелести Азкабана.

— И все равно, — сказал Альбус, — думаю, я бы сходил с ума и в такой изоляции. Слишком уж я привык действовать сам.

«Именно поэтому для несчастного Геллерта собственный замок стал куда худшим наказанием, чем милосердная смерть», — подумал он про себя.

Сириус неопределенно всплеснул руками.

— Ну, тут заходят Боунс, Сэвидж, Крауч, вы… Ни дня без посетителей, если честно. И, кажется, сюда рвутся журналисты, но охрана их не пускает… и слава Мерлину за это.

— Крауч? — удивился Альбус.

— Заходит, говорим про старые дни, — кивнул Сириус, — он тяжело переживает свое падение, слишком много отдал за власть.

— Да, — Альбус задумался было, но тут же его и без того уставший мозг заполнили более актуальные проблемы, — ладно, Сириус, я спешу. Приятно было увидеть, что ты приходишь в себя.

— Это потому, что я никуда не спешу, директор, — улыбнулся Сириус, — между нами, вы уже выглядите хуже, чем я. А это достижение, надо сказать.

Альбус только махнул рукой и постучал в дверь. Когда та уже захлопывалась у него за спиной, до его ушей донесся голос Сириуса:

— Только не делайте с его помощью то, чего бы она не одобрила!

Уже идя по коридору, Альбус задумался — а согласилась бы с тем, что он делает, Марлин? Дала бы сама для этого свое кольцо? Прямая, красивая, солнечная, мечтательная, склонная к самопожертвованию. Она чем-то неуловимо напоминала Джинни Уизли. И, конечно, Ариану, его сестру, которой нет уже, кажется, целую вечность.

Он десятилетиями растил детей в Хогвартсе, и в каждом поколении ему виделась девочка, подобная Ариане, чью жизнь он пытался устроить наилучшим образом. И почти все они закончили плохо. Сама Ариана, Миртл, Марлин… Он находил им место в историях Героев, а заканчивалось все трагедиями, трагедиями… Альбус был весьма хорош, когда речь шла об общественном, о судьбах империй, а то и мира в целом. Но когда история касалась отдельных людей… раз за разом все валилось у него из рук.

Хорошая девочка Марлин МакКиннон, Принцесса, предназначенная Джеймсу Поттеру, невеста Сириуса Блэка… Что бы ты сказала про то, что твое кольцо используют для подлога, чтобы выдать магла за сквиба из древнего рода? Пожалуй, ты одобрила бы план, но осудила бы недомолвки. Вот только как без них?

Проходя Атриум, Альбус почувствовал, как вибрирует у него в кармане артефакт. Эту штучку, напоминавшую простой металлический кренделек из проволоки, он собрал сам.

Его вызывают по зеркалу. Скорее всего, уже закончил свою подготовку Жан-Поль. Да, этого типа, конечно, за бороду тянуть не стоит.

Альбус собрался с мыслями, призывая Фоукса. Значит, сейчас в Хогвартс. Потом к Грейнджерам. Наложить необходимые чары, отправить по месту назначения. И только после всего этого — Гермиона. По-другому нельзя.

И пусть простит его Марлин.

ПИТЕР

Питер Петтигрю снова был Хвостом. Крошечной облезлой крысой он свернулся на подушке выделенной ему кровати. Кровать была окружена плотной пленкой защитного барьера, который установили Альбус Дамблдор и Северус Снейп. Пробраться за этот барьер было бы крайне не просто, да он пока и не прорывался за него силой. Пока он принюхивался.

Хвостом Питеру было быть и проще, и легче. Плюс в таком состоянии приказы Хозяина не доставляли ему дискомфорта, а повиноваться им было куда приятнее.

Месяц назад в мозгу Питера поселился Хозяин. Этот день стал его Днем Озарения. До этого Питер был слаб, глуп, он путался и много ошибался. Теперь у него не было сомнений в своей цели. Хозяин сказал ему втереться в доверие к Альбусу Дамблдору. Хозяин сказал ему проникнуть в Хогвартс. Хозяин сказал ему добыть Вещь у Альбуса Дамблдора.

«Добудь ее, — звучало у него в голове, — и награда будет велика, а новое задание — почетно». И Хвост очень хотел порадовать Хозяина. Ведь это так просто — всего лишь принести ему Вещь.

Возможно, Альбус Дамблдор поверит Хвосту и выпустит его. Возможно, Северус Снейп поддастся на уговоры Хозяина. Но все это лишь теоретическая возможность. Значит, и просто лежать сложа лапы тоже не стоит.

Хвост приподнялся на своих четырех и начал своим тонким крысиным нюхом вдыхать магические потоки, исходящие от барьера.

Ища в них изъян, слабость, трещину. Вынюхивая в них гнильцу.

АЛЬБУС

— А дом будет сдан в аренду, — договорил Альбус, опускаясь в кресло, — надежным людям. Их фамилия — Смит, они тоже имеют медицинскую практику.

Гостиная дома Грейнджеров словно бы поблекла. За окном солнце спряталось за тучи, и в предгрозовой тиши этот уютный мирный дом напоминал Альбусу камеру Сириуса в ДМП.

Мужчина, женщина и мальчик, сидящие перед ним на диване, молчали. Перед каждым из них на столике стоял флакон с переливающимся мглой зельем — Напитком Живой Смерти.

— Когда вы проснетесь, — нарушил тишину Альбус, не дождавшись вопросов, — вы будете в новом доме на Лазурном Берегу. Это будет пятое августа — до этого момента наши друзья будут заканчивать оформление документов. Вы будете помнить себя Уайтстоунами. Вы позавчера прилетели из Австралии. У вас в собственности медицинская фирма. Ваш сын переводится в Шармбатон на третий курс. Вся необходимая информация. О том, кто вы на самом деле, буду знать только я и мой доверенный друг из Франции...

— Год, — сказал, перебив его, Венделл.

— Надеюсь… — начал Альбус.

— Год, — сказал Венделл, — вы обещали, Альбус.

— Я сдержу слово, — кивнул директор.

— Тогда покончим с этим, — Венделл поднял со стола флакон и поднес к губам, — передайте Гермионе наше письмо. И что мы ее любим. Очень сильно.

— Обязательно, — прошептал Альбус, — я передам, что вы герои. И что вы вернетесь.

— Но знайте — я ненавижу вас, Альбус. И ваши гениальные планы. — Венделл глубоко вздохнул. — Ну что… семья? Одновременно, что ли?

Под взглядом директора он осушил флакон залпом, и все его волнения ушли, сменившись сном, темным как смерть.

ДЖИННИ

Альбус Дамблдор еще не успел выйти из своего кабинета, чтобы отправиться в дом к Грейнджерам, где его ждал перечитывающий письмо нервный и грустный Венделл, а Джинни уже проснулась. В последнее время она просыпалась все раньше.

Первые лучи солнца только начинали скользить по стеклу. В уголке окна замер на паутинке маленький черный паучок. Пылинки танцевали робкий вальс в рассветной комнате. Было тихо, сонно, спокойно. Начинался новый день — лето и жизнь были в самом разгаре! А еще сегодня был особенный день — день рождения Гарри!

Вчера вечером к ним в дом как раз по этому поводу приехала школьная подруга Гарри и Рона — Гермиона Грейнджер. Джинни почти не знала эту слегка странную на её взгляд девочку и относилась к ней с тем же подозрением, что и в последнее время к Луне. Ей казалось, что эта ведьмочка слишком много времени проводит с Гарри… Впрочем, их вчерашнюю встречу тяжело было назвать больше, чем просто товарищеской, да и до этого за все лето они обменялись максимум парой писем. Так что к утру Джинни все же подостыла и решила, что, может быть, Гермиона и ничего.

Сегодня, в последний день июля, Джинни собиралась блистать. У нее было желтое красивое платье, привести в порядок которое ей помогла мама. Яркое, красивое, летнее платье! Плюс сама она должна была выглядеть неотразимо! Плюс у нее был великолепный, интересный, милый подарок для Гарри. Сегодня она должна была затмить Гермиону, Луну — всех! Она должна была выглядеть настоящей Принцессой!

Джинни тихонько встала с кровати, стараясь не скрипеть половицей, потянулась и зажмурила глаза, ощущая слегка чужеродные и диковатые магические потоки родного дома. Нора сегодня взирала на самую младшую из своих многочисленных сыновей и дочерей высокомерно, но снисходительно и в целом благосклонно.

Девочка кивнула сама себе, по достоинству оценив такое отношение со стороны своенравного дома, и осторожно прокралась к двери, отворив ее с легким дребезжанием. А затем пошла умываться.

Девочка, которая хочет выглядеть неотразимой, должна приложить для этого немало усилий. Даже если она волшебница.

ЛЮЦИУС

Не спал этим утром и еще один человек. Люциус Малфой, вопреки своему обыкновению, вчера лег спать рано, и теперь, как следствие, вскочил ни свет ни заря. Одетый в богато расшитую повседневную мантию, он расхаживал туда-сюда по гостиной вдоль дивана, теребя широкие рукава. Зрителями сего действа выступали грызущий ногти в уголке дивана Альфред Эйвери и смотрящая на него с холодным достоинством львицы Нарцисса Малфой. Драко еще спал у себя, и, понятное дело, в эту компанию его не пригласили.

— И он никак не давал о себе знать этот месяц? — в десятый раз спросил Эйвери.

— Никак, — в десятый раз раздраженно ответил Люциус, — ни письма. Сегодня первая встреча со дня солнцестояния.

Эйвери открыл рот.

— Альфред, хватит, — не сдержалась Нарцисса, — мы все решили. Люциус пойдет один, так он привлечет куда меньше внимания. Мы же будем ждать в переулке.

— Люциус в паре с Поттером в любом случае привлечет много внимания, — нервно хихикнул Эйвери.

— Я думаю, — сказал Люциус, — Лорд сможет выйти из этого положения. Или он бы предупредил меня, что нужно сделать еще что-то…

— Не называй его так, — скривилась Нарцисса, — это мерзко… и страшно. Поттер и Поттер. По крайней мере, пока.

— Ладно, — Люциус с размаху плюхнулся на диван между Нарциссой и Альфредом, — еще раз проговорим план. Ло… м-м-м… — он покосился на жену, — Хмм, Поттер. Да, Поттер! Поттер не сказал, во сколько он будет на Аллее. Поэтому я отправлюсь туда к шести утра, к открытию банка. Раз в два часа меняем друг друга на дежурстве. Нарцисса, связь через родовое кольцо. Альфред... придется аппарировать, для тебя вход и выход открыты. Если он появляется не в мою смену, сразу сообщаете мне. Если появляется в мою, я сообщаю вам, и вы занимаете место в переулке… в кафе… вот.

Жена и наследник Эйвери синхронно кивнули.

— Ну хорошо, — кивнул Люциус, поправляя воротник, — тогда я пошел, пожалуй.

— Рановато, — заметила Нарцисса, но её муж только отмахнулся.

— Посижу там.

— Успокойся, Люциус, — сказала она приказным тоном, — помни, что мы до сих пор не уверены… И вообще, что скажет Лорд, появись ты перед ним в таком виде, нервный, трясущийся, не выспавшийся? Он заподозрит измену в первую очередь!

Последняя фраза возымела действие. Люциус вскочил с дивана, подбежал к большому, в золоченой раме, зеркалу. Уставился на свое отражение. А потом выскочил из гостиной, бормоча извинения и что-то вроде «срочно привести себя в порядок».

— Возможно, было бы лучше, если бы эту встречу провела ты, Нарцисса, — пробормотал Эйвери.

— Люциус — глава рода, — жестко возразила Нарцисса, отворачиваясь к стене. Она не любила Эйвери. Если ее муж мог иногда, в минуты стресса, выглядеть жалким, то в остальное время всегда был достойным лордом Малфоем; а вот Альфред Эйвери жалким был всегда. Неудивительно, что Лорд проиграл — с такими-то слугами.

Впрочем, сам Лорд во мнении Нарциссы тоже не котировался. Она была слишком молода, чтобы хорошо знать Тома Реддла в годы его молодости, когда он был талантливым, умным, красивым — их близкое знакомство пришлось на годы Магической войны. К тому моменту он уже давно был жестоким и прямолинейным магическим громилой и скрылся под именем Волдеморта.

Нарцисса ценила в людях умение хитрить и притворяться, когда речь заходила о публичной политике и светской жизни. Но Волдеморт прятался под маской от ближайших сподвижников, и, что самое худшее, от самого себя.

Станет ли его характер после возвращения лучше? Вряд ли. А вот еще хуже — очень даже может быть. Поэтому никаких воскрешений Нарциссе, само собой, не хотелось. Пусть мертвое остается мертвым.

За ее мыслями в гостиную уже успел вернуться причесанный и умывшийся Люциус. Помятую за утро мантию он сменил тоже — на более скромную, зато свежую.

— Прошу прощения, — сказал он, слегка преувеличенно растягивая слова, — теперь я готов.

Нарцисса оценивающе посмотрела на него.

— Теперь готов, — одобрила она, — теперь иди.

В Косой переулок Люциус предпочел аппарировать. Самый аристократический вид перемещения: ни золы, ни помятой грязной одежды, ни лишних вспышек и прочих шутовских спецэффектов… Хотя если уж говорить о спецэффектах, от личного феникса, такого, как у Дамблдора, Люциус бы не отказался, только вот понятия не имел, где его можно достать.

Аппарировал Люциус в место возле бара «Дырявый Котел», у самого известного выхода из переулка на маггловские лондонские улицы. Ему хотелось немного пройтись, собраться с мыслями — и не выглядеть в глазах случайных зрителей придурком, который аппарирует, не зная норм приличия, в людное место и сломя голову бежит по своим делам. Впрочем, по поводу зрителей он переживал зря — переулок был пуст, почти все магазины и лавки закрыты, тротуары пусты — и лишь из некоторых приоткрытых окон доносились тихие голоса.

Люциус не спеша проследовал по мощеной улочке, постукивая фирменной тростью, свернул за очередной поворот — и застыл. За одним из летних столиков у закрытого еще кафе Фортескью сидел Гарри Поттер — ни маскировки, ни одежды, хоть как-то закрывающей лицо — просто Гарри Поттер, одетый в легкую летнюю сиреневую мантию. Он смотрел прямо на Люциуса и нетерпеливо постукивал пальцами по столику.

Вся показная спесь лорда Малфоя рассеялась как дым. Он подлетел к столику, чуть не выронив трость и забыв даже отправить условный сигнал Нарциссе.

— Я вас жду, — Поттер сказал это просто, лишь констатируя факт. Он смотрел на Люциуса снизу вверх с легким любопытством, будто задавая немой вопрос: «И что же ты на это скажешь, интересно?».

— Ты… Вы… — промямлил Люциус.

— Мистер Поттер, — кивнул Поттер, вставая, — меня, кажется, именно так зовут. Мистер Гарри Поттер. Наследник Поттер, если угодно, раз уж я пока не лорд Визенгамота.

— Да, мистер Поттер, — сказал Люциус, беря себя в руки, — просто банк еще только открывается, и я подумал… Встреча организована, как вы и просили. Со специалистом из управления по работе с клиентами-магами. В случае необходимости, готов выступить поручителем.

— Отлично, Люциус, — Поттер провел рукой по затылку, слегка поморщившись, — на самом деле, даже замечательно. Надеюсь, пройдет все тоже отлично. Мне надо побыстрее вернуться в Нору, а еще у меня сейчас… некоторые проблемы с самоконтролем.

Люциус, поперхнувшись, запретил себе думать о проблемах с самоконтролем у Темного Лорда в других телах. Поттер посмотрел на него с легкой усмешкой, но промолчал.

Остаток недолгого пути до банка они прошли молча. «Гринготтс» возвышался над Косым переулком подобно Парфенону над афинским Акрополем. Ряды монументальных белых колонн, уходя вверх, терялись в легкой рассветной дымке. Тяжелые дубовые двери банка были слегка приоткрыты.

— Я не ожидал увидеть вас без маскировки, мистер Поттер, — наконец решился сказать Люциус.

Поттер, уже занесший ногу над порогом, обернулся.

— Почему?

— Я уверен, что вас здесь увидят. Тем более, со мной… Вряд ли это лучшая компания для Героя.

— А, вы про это, — сморщился Поттер, — бросьте, Люциус. Все слишком очевидно, а Дамблдор не дурак. Он уже зондировал меня несколько раз, но не был достаточно настойчив. А вчера у меня состоялся один разговор… Короче говоря, в ближайшее время придется пообщаться с директором, так или иначе.

— И что вы ему скажете?

— О, я буду предельно откровенен, — улыбнулся Поттер, — это лучшее, что можно сделать в данной ситуации!

— Вы ему… признаетесь? — в ужасе переспросил Люциус.

— Предпочитаю думать, что он сам догадается, а я просто не стану с ним спорить, — подросток пожал плечами, а потом вдруг резко посерьезнел, — поймите вы, Люциус, это Альбус, мать его, Дамблдор. Я видел… то есть знаю сотни историй, в которых с ним успешно играли втемную, только вот не верю я в эти истории от слова вообще. Он таких как мы с вами на завтрак когда-то ел, вот только с годами уже пресытился, и стал играть в эти игры чуть хуже. Тем не менее, именно он здесь сдает карты. А значит, надо его ошеломить. У него есть одна проблема — он ничего не сможет сейчас сделать национальному Герою, Мальчику-Который-Выжил. И у меня есть аналогичная проблема — я тоже сейчас ничего не смогу сделать национальному Герою, Верховному Чародею Визенгамота Альбусу Дамблдору. От этого и будем играть, понимаете?.. Что с вами, Люциус?

Люциус замялся, только что он понял, что этот человек, якобы Гарри Поттер, абсолютно не похож манерой общения на Темного Лорда. Разве что на старого Тома Риддла, каким тот был после Хогвартса, в воспоминаниях отца Люциуса… Но уже к семидесятым он таким и близко не был!

Поттер раздраженно дернул плечами:

— Успокойтесь и пойдемте в чертов банк. И прекратите думать так громко, у меня уже голова болит. Отправьте ваше сообщение жене здесь, на входе, а то гоблины решат, что вы пришли их грабить.

Он резко развернулся шагнул в здание, оставив Люциуса на крыльце окончательно терять связь с реальностью.

«Либо это тот Лорд, каким он был когда-то, и тогда это очень хорошо, — лихорадочно думал тот, —. либо мы ошиблись и это вовсем не Лорд, и тогда все очень плохо. Черт, и на Лорда он не похож, и кем-то другим тоже быть не может!»

Он спохватился и тоже шагнул через порог в прохладную полутьму «Гринготтса».

«Ведь это не Поттер, совершенно точно не Поттер!»

Совершенно-Точно-Не-Поттер стоял возле самого входа и оглядывал банк изучающим взглядом.

— Отправили? Нет? Неважно. Ведите, я не знаю, куда идти.

— Следуйте за мной, — кивнул Люциус, снова возвращая себе контроль над собственным телом и разумом, и пошел вперед, к золоченой двери в углу полупустого зала, за которой скрывались комнаты для индивидуального обслуживания ВИП-клиентов.

Храм золота, поднявшийся из кровавого ужаса Гоблинских войн, «Гринготтс» в глазах Люциуса всегда казался ему чем-то вроде айсберга. Большинство волшебников, а девяносто девять процентов волшебников так или иначе пользовались банковскими услугами, и не интересовались никогда, что скрывается под водой у этого колосса: взял тележку, съездил в сейф, положил деньги, забрал деньги. Министерские зарплаты и зарплаты других крупнейших работодателей зачислялись на счета клиентов автоматически. Магглорожденным открывали счет, а, значит, и свой сейф, при первом посещении банка. Ничто больше этих людей в «Гринготтсе» не интересовало.

Для тех, кто имел капитал, открывался первый подводный уровень айсберга. Ведь капитал, как известно, стремится к росту, а банкиры всегда будут готовы поддержать его в этом стремлении — за соответствующий процент, естественно. Так что на этом уровне обосновались либо старые рода, либо те немногие полукровки, что вели успешный передаваемый по наследству бизнес — случаев резкого обогащения в магическом мире почти не было, и такие звезды обычно гасли также быстро, как и вспыхивали. Именно эти волшебники регулярно посещали комнаты за золоченой дверью, пользовались услугами специалистов по работе с клиентами, а не только кассиров банка, брали займы, оформляли вклады, вели дела — через банк, естественно, и за этим пристально следило министерство, — с маггловским бизнесом. Для всех этих недобуржуа, подобных маггловским капиталистам века эдак шестнадцатого, «Гринготтс» был не только хранилищем, но и текущей золотой рекой, из которой каждый из них зачерпывал столько, сколько смог.

Нырнуть еще глубже могли себе позволить немногие. Здесь могли находиться лишь высшие министерские чины да лорды Визенгамота. Эти люди не просто пользовались услугами банка, они еще и представляли, как работает банк, и как он взаимодействует с министерством. В самых общих чертах. Разумеется, имел об этом представление и Люциус Малфой.

Он никогда не был силен в экономике, но в его голове, как и в документах, надежно запертых в родовом сейфе, стучали пустые для него слова и цифры: отрицательное сальдо платежного баланса, дефицит бюджета… и кредиты, кредиты, кредиты, что каждый год брали у банка Министерство и Визенгамот, обеспечивая их артефактами гоблинской же работы, расширением прав для гоблинов, потом снова артефактами, но сделанными уже руками волшебников… И он даже смутно понимал, что все это не слишком-то хорошо, но слабо представлял, что можно было бы с этим сделать.

Проникнуть на уровень ниже Люциус уже не мог. И даже не знал, имеет ли туда доступ кто-то кроме собственно гоблинов. Но мог предположить, что там эта огромная глыба льда, называемая банком, только разрастается, продолжаясь до самого морского дна. А под тем дном — пещеры… Гоблинские пещеры.

В кабинете их уже ждали. Немолодой морщинистый гоблин восседал за массивным темным столом на высоком стуле, подобранном так, чтобы его голова оказалась примерно на одном уровне с головами посетителей. Со стороны двери к столу были придвинуты два глубоких кожаных кресла. Больше никакой мебели в комнате не было, лишь голые стены ослепительно-белого цвета. Перед гоблином на столе лежала открытая папка с ворохом бумаг в ней и какое-то устройство, показавшееся Люциусу каким-то очень... маггловским, что ли? По крайней мере, такое сочетание пластика и металла ассоциировалось у него именно с магглами. Прежде он таких штук не видел и их назначения не знал. А вот Гарри Поттер явно узнал эту вещь и удивленно уставился на нее, но не сказал ни слова.

Гоблин поднял голову и кивнул им:

— Добрый день, господа. Рад вас видеть среди клиентов нашего банка. Прошу вас, присаживайтесь.

Люциус прошел вперед и присел в левое кресло у края стола. Сегодня он был лишь сопровождающим несовершеннолетнего и его поручителем. Поттер же уселся прямо напротив специалиста-банка.

— Добрый день, — сказал он, прикипев взглядом к устройству на столе, — то есть, да приумножится золото в ваших пещерах…

Гоблин скривился:

— Ну, достаточно, хватит. Каждый раз одно и то же. Легенды, видимо, не врут. Мистер Поттер… — Гоблин сунул руку под столешницу, нажал там что-то, и его стул пришел в движение, поднимая своего хозяина вверх над посетителями. Люциус замер — со стороны гоблинов такое поведение было жестом явного неуважения, который они обычно не могли себе позволить.

— Мистер Поттер, — повторил гоблин, выпрямляясь на стуле, — для начала, я позволю себе представиться. Меня зовут Рогдод. Я заместитель начальника управления по работе с клиентами и, что в данном случае гораздо важнее, гоблин с весьма большим жизненным опытом. Я работаю в банке уже сотню лет, и без лишней скромности могу сказать, что законы банковского дела знаю отлично. И потому мне наизусть известна инструкция, разъясняющая порядок встреч с клиентами, подобными вам.

Люциус покосился на Поттера, ожидая от него какой-то реакции, но тот сидел и лишь молча слушал, сжимая руками подлокотники.

— Мы в нашей ежедневной работе постоянно сталкиваемся с мошенниками, мистер Поттер, — продолжал гоблин, — поэтому каждый индивид, входящий в банк, проверяется на подлинность особыми методами, отдельно пояснять суть которых у меня сейчас нет ни времени, ни желания. Но главная наша головная боль — маховики времени. Раз в несколько лет очередной олух из Министерства решает, что нас можно провести при помощи подобного… приспособления. И собственные грабли научили нас, мистер Поттер, что контролю за повреждениями и аномалиями ткани пространства-времени должно быть уделено особое внимание. Вы уникальны тем, в чье тело попали, мистер Поттер, это правда, но не думаете же вы, что ваш случай сам по себе уникален в истории? Да только за последнее столетие мы засекли пять подобных случаев! Не надо, прошу вас, думать, что вы самый умный! Видите, — Рогдод, явно распаляясь, потряс штукой, которую взял со стола, — это — рация, и мы постоянно используем такие в работе. Не думайте, что ваши знания, принесенные из маггловского мира, или из прошлого, или из будущего, или откуда вы там пришли, помогут вам обогатиться. И никакое наследство или имущество древнего рода вы получить не сможете, оно является вы-мо-роч-ным, знаете такое слово? Это значит, оно перешло в собственность банка и министерства. Вы и так наследуете целое кресло в Визенгамоте — вот и хватит с вас! А теперь, — банкир слегка расслабился и заговорил тише, — я готов выслушать ваши вопросы, мистер, х-м-м, Поттер.

Тирада гоблина, пусть и прозвучавшая не вполне понятно для Люциуса, произвела на него сильное впечатление. А вот на Поттера, казалось, нет. Он сидел и улыбался, и лишь его руки все так же с силой сжимали подлокотники.

— Очень познавательно, мистер Рогдод, — сказал мальчишка светским тоном, — вы меня очень порадовали. Оказывается, «Гринготтс» ведет куда более умную политику, чем казалось со стороны.

— Хм-м-м, — такой ответ, казалось, выбил гоблина из колеи, и он теперь сидел, почесывая заросшую редкими седыми волосами макушку, — благодарю вас, мистер…

— Поттер, — твердо сказал Поттер, — нет, что вы, вам спасибо. Я бы хотел посетить свой сейф, мистер Рогдод. Приобрести безразмерный кошель для доступа к сейфу на расстоянии. Получить отчет о совершенных за последние два года расходно-приходных операциях. Пока что это все. Я имею право на все это в присутствии своего, — кивок в сторону Люциуса, — поручителя?

— Конечно, — кивнул озадаченный гоблин, — никаких проблем. Правда, все это вы могли бы сделать и у кассира без предварительной записи…

— Ну если нет проблем, то все отлично, — Гарри Поттер расплылся в широкой, теплой, искренней улыбке, — Ах да, позвольте мне ознакомиться с инструкцией, о которой мы говорили. Не хотелось бы в будущем быть невеждой и нарушать ваши правила.

Когда они вышли из банка в переулок, солнце уже начинало понемногу припекать, поднимаясь над длинными рядами трех- и четырехэтажных домов. Все еще редкие прохожие то и дело проходили по улочке, бросая косые взгляды и странную компанию Люциуса Малфоя и Гарри Поттера.

— Что ж, не прокатило, — преувеличенно весело сказал Поттер, — но я и не рассчитывал особо на успех. По крайней мере, у меня теперь есть кошель, и инструкция была крайне интересной… Люциус!

Люциус, снова ушедший в своими мысли, резко дернул головой.

— Что? А! Да, конечно…

— Так, — Поттер раздраженно потер затылок жестом, уже казавшимся Люциусу фирменным, — давайте начистоту. Я чувствую ваши эмоции, Люциус, и они мне не нравятся. Говорите, о чем думаете, и расходимся. Меня уже скоро начнут искать.

Люциус посмотрел на ухмылку Поттера, на его мимику, жестикуляцию. На то, как он стоял сейчас на крыльце банка. Страшный вывод становился уже совершенно очевидным.

— Вы не Темный Лорд, — сказал он утвердительно.

Гарри расхохотался.

— А вы наблюдательны, не так ли?

— Но и не Гарри Поттер.

Гарри щелкнул пальцами.

— Кто же вы?

— Важно, не кем я был, — наставительно сказал Поттер, — а кем я являюсь. Видите ли, я сейчас Гарри Поттер, и в будущем тоже, видимо, им буду. Так что, скорее всего, я все же именно Гарри Поттер. Вот только, действительно, не тот же Гарри Поттер, что пару месяцев назад. И честно говоря, это не та тема, которую стоит обсуждать на улице.

— Ладно, — кивнул Люциус, — тогда я пойду…

— Люциус, — сказал Поттер, и лорд Малфой замер, — надеюсь вы понимаете, что Лорд, я имею в виду, настоящий Лорд, уже не примет вас и кучку ваших единомышленников после того, как вы умудрились увидеть его во мне, да еще и стали мне помогать. Выхода уже нет. Мы повязаны, Люциус, и нам придется работать вместе. Я с вами в ближайшее время свяжусь. Хорошего вам дня, и наилучшие пожелания Нарциссе!

Чуть позже, в поместье, когда Люциус закончил свой рассказ о произошедших событиях, в воздухе повисло тягостное молчание. Говорить он начал с порога, чтобы Нарцисса даже не успела высказать свое возмущение тем, что он так и не отправил ей сообщение, встретив Поттера. Теперь она сидела в кресле, покусывая губу.

— А потом он просто аппарировал, — закончил Люциус. — Тринадцатилетний мальчишка без лицензии! Он ненормально силен, неизвестно, как он таким стал, что с ним произошло! И он точно не прежний Гарри Поттер, но, что важнее, он и не Лорд. И позиционировал себя, если уж на то пошло, как враг Лорда. Соответственно, теперь вопрос: что нам с этим делать?

— Надо оборвать с ним контакты, — резко сказала Нарцисса, — все, хватит, наигрались!

— Зачем? — вдруг сказал Эйвери. Нарцисса обернулась к нему так резко, что, видимо, дернула шею, и, зашипев, схватилась за нее рукой. Впрочем, Люциус ее за это винить не мог. Он и сам уже успел забыть о присутствии Альфреда в комнате: слишком уж тихо тот сидел в уголке.

— Как зачем? — удивилась она. — Ты же слышал Люциуса. Он ненормально силен; нам неизвестно, кто он и какие цели преследует. Он не друг ни Дамблдору, ни Лорду. Лорд не вернулся, и хорошо. Будем надеяться, что и не вернется. Мы только убежали от дракона — предлагаешь прыгнуть на шею разъяренному гиппогрифу?

— Мы знаем, что Лорд вернется, — сказал Эйвери. Его голос чуть подрагивал, но выглядел он решительно. — Мы все тут не любим Дамблдора, но не лечь под Лорда будет значить лечь под старика. Третья сила? То, что нужно!

— Ты спятил, — севшим голосом сказала Нарцисса, — надо хотя бы понять…

— Люциус, выход открыт? — спросил Эйвери, поднимаясь на ноги. — Из особняка?

Люциус кивнул, смотря на него во все глаза.

— Что ты задумал? — с нотками истерики в голосе спросила Нарцисса.

Эйвери аппарировал.

АЛЬФРЕД

Альфред Эйвери прекрасно знал, что такое Нора, и где этот дом находится. Когда-то давно, в середине века, когда раскол между старыми семьями еще не был настолько явным, его отец даже был здесь в гостях. Про этот поход лорд Эйвери вспоминал каждый раз, когда речь заходила о сторонниках Дамблдора, и плевался ядом, рассказывая об «отвратительных Уизли и подобных им». Сам Альфред тогда еще даже не родился, однако историй позже наслушался много. А еще позднее, на рассвете восьмидесятых годов, он несколько дней находился здесь, возле дома, прикрытый чарами доверия, и выискивал слабости в защите дома — Уизли должны были стать очередной показательной жертвой войны. Таким ударом Лорд планировал добить сразу две неугодные ему семьи: и хозяев дома, и Пруэттов. Альфред уже почти подобрал ключик к мощной защите, выставленной, видимо, лично Дамблдором. Но потом, вдруг, метка на его руке резко заболела и поблекла. Чуть позже из дома, несмотря на поздний час, донеслись ликующие возгласы. Он помнил, как стоял и глупо улыбался под струями дождя, глядя, как его враги празднуют победу над Темным Лордом. А потом облегченно выдохнул и аппарировал домой, где напился до посинения. До того вечера он делал так после каждой успешной операции. А после — не напивался всерьез ни разу до момента, когда Люциус заявил перед бывшими Пожирателями о возвращении Лорда в теле Поттера.

Альфред не был боевиком. В деятельности ударных групп он принимал участие от силы пару раз. Он был взломщиком, блестящим специалистом по магическим щитам. Он не был тем, кто входил в дома врагов Лорда, устраивая там кровавую бойню. Он вообще предпочитал возвращаться домой сразу после того, как защита падала. Но тем не менее все громкие жертвы террора были на его совести, и сам он это прекрасно понимал, хоть и находил себе оправдания раз за разом, год за годом. От МакКиннонов до Дибборнов, от Пруэттов до Медоузов, все эти люди, взрослые и дети, были звеньями одной ужасной цепи. Только к Поттерам Лорд пошел сам — на остальных операциях против старых семей всегда был Альфред. Он сигнализировал об успешном взломе, встречал ударную группу, провожал ее взглядом — и, как только из дома начинали доноситься крики, тихонько аппарировал домой.

Никто никогда не мог запомнить его лица. Никто из случайно выживших не мог дать показания против него. Поэтому ему было особенно легко открутиться от Азкабана.

Сейчас же, стоя недалеко от границы защитных чар Норы, он неодобрительно покачивал головой. Он помнил барьеры этого дома мощными и сложными. Сейчас от того шедевра оборонительной магии остались лишь лохмотья. Пожалуй, он бы обрушил их за пару часов, если бы перед ним стояла такая задача. За прошедшее десятилетие их будто бы что-то разъело изнутри. Неужели Уизли настолько бедны? Или настолько ничего не боятся?

Впрочем, времени рассматривать щиты в деталях у Альфреда не было. Он стоял у невысокой кривенькой ограды вокруг дома, символизирующей границу защищенной зоны. Что, кстати, на его взгляд, тоже было абсолютно безграмотно — щиты должны стоять на расстоянии около четырех метров от ограды и вплотную подходить лишь к воротам, причем сходиться к ним конусом!

Поттер, судя по времени, которое было у него в запасе, давно уже мог оказаться в доме, но Альфреду чертовски повезло — мальчишка явно кого-то ждал, неспешно прогуливаясь вдоль забора. Эйвери подошел поближе.

— Мистер Поттер! — негромко окликнул он мальчика, одновременно с этим поднимая перед собой пустые руки с открытыми ладонями. Как он и ожидал, Поттер повернулся мгновенно, уже держа палочку в вытянутой руке.

— Чем обязан? — резко спросил он.

— Мистер Поттер, — Альфред сделал еще один медленный шаг вперед, — меня зовут Альфред Эйвери.

Поттер, видимо, принял это представление как исчерпывающее объяснение визита Альфреда. Палочку он не опустил, но слегка расслабился.

— А, — сказал он уже чуть спокойнее, — Люциус не умеет держать язык за зубами. Мне ожидать еще делегаций с дарами? Или делегаций с Авадами?

— Сомневаюсь, что кто-то еще придет, — сказал Эйвери, — и что кто-то еще узнает. Так уж получилось, что я с самого начала был в курсе…

— …потрясающей мысли, что я и есть Лорд, — подхватил Поттер, — Ладно, давайте быстрее. Если вас здесь увидят, начнется бесконечная канитель, а мне и так надо готовить объяснения для Дамблдора. Чем я тут и занимался, собственно... Чего вы хотите, Альфред Эйвери?

— Быть на вашей стороне, — сказал Альфред, не подобрав лучших слов.

— А вы, значит, полагаете, что она у меня какая-то своя, — улыбнулся одними губами Поттер.

— После последних событий вполне в этом уверен.

Поттер призадумался. Внимательно посмотрел Альфреду в глаза. Потом наконец опустил палочку и сказал.

— Ладно. Вы вроде как со мной честны. Плюс, раз попались на ту же удочку, что Люциус… Минимально доверять я вам могу. Дел у меня много, и все срочные, а работает над ними только один человек. И тот немного, хм-м-м, связан по рукам и ногам, да еще и не доброволец. Давайте так: чем вы можете быть полезны?

— Полезен? — переспросил Эйвери.

— Да? Какие у вас таланты?

— Я специалист по магической защите, — не задумываясь ответил Альфред.

— Да? — Поттер посмотрел на него уже более заинтересованно. — И по ее взлому, полагаю? Могли бы взломать этот домик?

Эйвери замялся.

— Ну? Быстрее!

— Да. Смог бы.

Поттер рассмеялся.

— Отлично! Вы — подарок судьбы. Тогда у меня есть для вас о-о-очень важное задание. Справитесь — будем работать вместе. Есть тут один дом… Не волнуйтесь, не этот. Заброшенное поместье.

— Заброшенное? — удивился Альфред.

— Да. Угасшего чистокровного рода. Хотя поместье, конечно, громко сказано — так, хибара. Это возле Литтл-Хэнглтона, недалеко отсюда...

— Гарри! — раздался вдруг девчачий переливчатый голос.

Поттер резко крутанулся на месте и выругался.

— Твою ж… Уходите. Я с вами свяжусь. На днях.

— Как… — начал Эйвери.

— Эйвери, — прошипел Поттер, — не испытывайте мое…

— Понял, — кивнул Эйвери и аппарировал.

— Гарри, — Луна подошла поближе. На ней было белое кружевное платье, и, казалось, она была босиком. В ее завитые волосы были вплетены лимонного цвета ленты. В руке она держала небольшого размера сверток, взгляд ее был устремлен на пустое место, где только что стоял Альфред, — тебя поздравляют с днем рождения даже бывшие Пожиратели Смерти?

— Ага, — пробормотал Гарри, напряженно что-то обдумывая, — принесли подарков уже целый мешок. Не знаю, что и думать.

— Бойся данайцев, дары приносящих, — Луна загадочно улыбнулась.

Гарри пожал плечами.

— Пошли в дом. И прикрой меня перед ними если что, хорошо? Меня там уже в розыск объявили, скорее всего.

— Не говорить твоим друзьям, что ты разговариваешь с их врагами в свободное время? — Луна задумалась. — Ладно, но с тебя как минимум конфета.

— Три, — кивнул Гарри.

И два ребенка, весело переговариваясь, пошли в сторону дома.

АЛЬБУС

Гермиона не проронила ни слезинки. Она сидела и слушала молча, сложив руки на коленях, как будто это был всего лишь очередной их урок, коих уже прошло не мало за последний месяц. Ее руки накрывали собой небольшой белый конверт — письмо, переданное ей Альбусом. Она его просто взяла, даже не распечатала сразу после получения…

Именно такой ее реакции и боялся Альбус больше всего. Не такого он ожидал от ребенка. Ведь, при всех ее талантах, уме и усидчивости Гермиона была всего лишь ребенком! Он встал на ноги, поправляя мантию, и прошелся по помещению, спрятав руки в рукава.

Комната, в которой они разговаривали, принадлежала Джинни. Солнечная и светлая, она несла на себе отпечаток владелицы, который ощущался в этом странном, непонятном даже самому Альбусу доме чем-то вроде тропического рая на острове посреди океана бушующих штормов. Он прикоснулся к стене, ощущая поток цветущей, летней магии, и напряжение стало понемногу покидать его тело, заменяясь покоем и теплом. Он глубоко вздохнул.

— Я бесконечно виноват перед тобой, Гермиона. И самое страшное, что на самом деле в душе я почти не чувствую вины. Потому что давно уже мыслю другими категориями, нежели чье-то личное счастье или несчастье. Видимо я совсем уже зачерствел.

— У вас не было другого выбора, — глухо сказала Гермиона, — спасибо, что по крайней мере поговорили со мной.

— За кого ты меня принимаешь? — всерьез расстроился Альбус. — Разве я мог не поговорить?

— Думаю, что нет, — кивнула Гермиона, — простите, я… пойду, хорошо? Побуду немного одна. Мне выделили комнату Билла, и…

— Конечно, — кивнул Альбус, — иди. Пиши, или просто приходи ко мне в любой момент и по любому поводу. Я открою камин персонально для тебя.

Гермиона слегка неуверенно склонилась то ли в глубоком кивке, то ли в робком поклоне, а потом встала с кровати и вышла из комнаты, высоко подняв голову. Альбус проводил ее грустным и задумчивым взглядом. Она была расстроена, травмирована и глубоко обижена. Но предпочла не выплеснуть эти эмоции, а оставить их внутри себя. Очень, очень опасное сочетание для ребенка. В эту секунду она напомнила ему странного мальчика Тома Риддла, едущего в Хогвартс в одиночестве. Он следил за ним уже тогда, и ему уже тогда не нравилось, что он видел. Вот только ничего сделать с этим так и не получилось. И Альбус поклялся себе помочь Гермионе справиться, чего бы это ему ни стоило.

С еще одним вздохом он опустил руку в широкий карман за отворотом мантии и достал из него две вещи. Тоненький конверт и флакончик с переливающейся в нем белой субстанцией. В конверте было письмо от родителей Гермионы — настоящее письмо. Ему пришлось создать подделку, изменить кое-что — он не проверил текст сразу, а они написали там некоторые абсолютно лишние вещи. Альбус положил письмо на ладонь, провел над ним палочкой — и оно прямо в его руке бесшумно рассыпалось пеплом. Пепел он, ненавидя себя, аккуратно ссыпал в карман.

Во флаконе были воспоминания о том, куда именно он отправил Дадли... Гарри... нет, Гарольда! Гарольда

Уайтстоуна. Он решил, что лучше будет их хранить отдельно от своей головы и доставать лишь при необходимости. При таком количестве сильных окклюментов и легиллиментов вокруг… Флакон он лишь осмотрел и вернул обратно в карман. Ему предстояло занять почетное место в шкафчике директорского кабинета в Хогвартсе.

Альбус выпрямился, разгладил бороду, поправил мантию. Он смертельно устал — он не спал вторые сутки, и за это время был вынужден принять множество крайне сложных и неприятных решений. Но оставалась еще одна нерешенная проблема, и уйти сейчас спать, бросив все, он не мог. Прямо сейчас ему надо было поговорить с Гарри Поттером. Или с самозванцем, выдающим себя за него.

ДЖИННИ

Джинни Уизли сидела в своем чудесном летнем платье, счастливая и довольная. Она рисовала эту картину почти месяц: золотой дракон из её снов, сражавшийся со змеями. Все восхищались этим рисунком, и даже самому Гарри он очень понравился. К тому же для тех, кто не знал сюжета того самого сна, посыл рисунка казался предельно ясным: золотой дракон-Герой побеждает мерзких змей-Чудовищ. На самом деле все было куда как сложнее, но эту тему она решила не развивать. Может быть, когда-нибудь она расскажет Гарри про этот сон и про настоящую суть картины. Когда-нибудь, когда они будут только вдвоем.

Конечно, такой волшебный подарок — а он действительно казался волшебным, пусть рисунок и не был живым, как настоящие магические портреты, — стоял на голову выше всех этих покупных книг, сладостей и прочего барахла, которое могут подарить на день рождения, когда вспоминают про него за день-два. Глядя, как снова надулся в очередной раз проигравший битву за внимание своего друга Рон, на сей раз Джинни ему не сочувствовала — ей казалось, что сегодня он виноват сам.

Правда, Луна, конечно, не могла не преподнести сюрприз. Ее подарок тоже был чем-то уникальным. Внутри стеклянного цилиндра, лежащего на боку, шел бесконечный дождь из мелких сияющих пылинок, складывающихся в переливающуюся радугу, протянувшуюся от одного края цилиндра к другому. На одном краю пылинок было особенно много и они образовывали черную тучу, клубящуюся, как рой мелких разъяренных насекомых. На другом же они, напротив, особенно ярко сияли, складываясь в маленькое подвижное солнышко. Джинни даже не представляла, какую магию надо было задействовать, чтобы создать подобную вещь. И, судя по судорожному вздоху мамы, который та издала, увидев подарок, она не представляла тоже.

— Это чудо, — тихо сказала Молли Уизли.

Гарри, развернув подарок, долго смотрел на него на свет, словно пытаясь что-то разглядеть. А потом покачал головой и отложил в сторону.

— Вот, значит, как ты меня видишь, — сказал он, криво усмехнувшись.

Луна лишь пожала плечами.

— Где здесь ты, ты можешь решить для себя сам.

Подарок Джинни вызвал у Гарри куда больше положительных эмоций. Он был обрадован и удивлен точно так же, как был выбит из колеи, развернув подарок Луны. Так что Джинни чувствовала себя победительницей!

Потом они весело проводили время все вместе. И Рон, и близнецы, и Гермиона, и Джинни, и Гарри, и Луна. Втайне, конечно, Джинни надеялась, что понемногу компания разойдется по дому, но и так было неплохо.

В какой-то момент желания Джинни, казалось, начали сбываться. Сначала близнецы отчалили по своим таинственным делам. Потом камином прибыл Дамблдор, и, поздоровавшись со всеми, но никому не уделив слишком много внимания, забрал на разговор Гермиону. В момент, когда директор позвал именно ее, Гарри уже выглядел готовым следовать за ним. И когда прозвучало имя Грейнджер, его лицо приобрело крайне удивленное выражение.

Их осталось на кухне четверо, но ни игра, ни разговоры уже не ладились. Гарри что-то напряженно обдумывал, Рон просто дулся, Луна летала в облаках, а Джинни чувствовала себя клеем, который пытается склеить воедино три абсолютно неподходящие друг другу вещи.

— А может, сыграем в… — начала она отчаянно, но тут ее перебил голос директора.

— Гарри, мальчик мой, а теперь я бы хотел поговорить с тобой. Если ты не против, конечно, — сказал Альбус Дамблдор. Он стоял на лестнице и выглядел очень усталым. Гермионы нигде не было видно.

Гарри вскочил, как будто он сидел на иголках.

— Конечно, директор. Пойдемте наверх?

— Было бы неплохо.

Трое оставшихся за столом проводили Гарри гробовой тишиной. Джинни почувствовала, как у нее по коже бегают мурашки.

— Что-то мне не по себе, — призналась она.

— Радуга может быть серой, если она пыльная, но происходит она все равно из света, — невпопад сказала Луна.

Джинни уставилась на нее. Рон молча жевал кекс. В это время наверху хлопнула дверь чьей-то комнаты, и шаги Дамблдора и Гарри стихли.

АЛЬБУС

— Проходи, Гарри, присаживайся, — сказал Альбус, открывая дверь. Он уже абсолютно машинально выбирал для важных разговоров в Норе комнату Джинни. Ему казалось, что именно здесь он чувствует себя спокойнее всего во всем этом доме, ближе всего к тому ощущению собственной прочности и непоколебимого спокойствия, которое приходило к нему в Хогвартсе.

Гарри молча прошел в дверной проем и присел на край кровати. Его лицо выглядело спокойным. Его мысли тоже, казалось, были верхом безмятежности. Но при этом всякие мелочи, которые с годами научился замечать Альбус, выдавали его волнение. Чуть прикушенная губа. Нервная усмешка. Резковатые движения. То, как он сел — осторожно, на краешек одеяла. Для магглов физиогномика могла быть псевдонаукой. Альбус же успешно совмещал ее с легиллименцией, шлифуя собственный метод десятилетиями.

— Нам нужно с тобой поговорить, Гарри, — Альбус сел на стул и посмотрел на него загадочно и добродушно, примеряя обычный образ чудаковатого дедушки-директора, к которому и относиться-то слишком серьезно — грех. Гарри моргнул, но глаз не отвел.

— Мне бы хотелось обсудить с тобой последние события. Мы уже общались с тобой несколько раз за лето, но до обстоятельного разговора дело не доходило. Слишком уж я был занят, да и фактов не хватало. Должен признаться, все, произошедшее со дня, когда ты с друзьями уехал на каникулы, стало для меня и загадкой, и неожиданностью. Но теперь, кажется, я нащупал нить событий.

Он продолжал добродушно смотреть Гарри в глаза — и его эмоциональная маска затрещала, прогнулась — а потом мальчик вдруг резко вскочил на ноги. Альбус дернулся, готовый уже выхватить палочку, но Гарри лишь быстро прошелся по комнате, тяжело дыша, и приложил руку к стене. Альбус ощутил дежавю — вот он сам, во время разговора с Гермионой, касается стены почти в этом самом месте… Он ущипнул себя за щеку, и видение исчезло.

— Странный дом, правда, директор? — тихо сказал Гарри, поглаживая стену. — А эта комната — прямо глаз бури. Заходишь сюда — и иначе себя чувствуешь. Вы же это тоже видите?

Альбус посмотрел на него удивленно. Это было не то начало разговора, которое он мог ждать от Гарри Поттера. Но и не то, которое ожидал услышать от Тома Реддла. Скорее, накатило ощущение, что это Северус под обороткой.

— Магические дома порой бывают очень странными, — осторожно произнес он, — родовые ритуалы, магия его обитателей, применяемые чары, сплетающиеся в узлы… Такие древние и напитанные магией, как Хогвартс, могут даже обретать подобие разума. Этот же перестраивался множество раз, сносился и возводился заново… Думаю, он по-своему… сумасшедший.

— Согласен, — кивнул Гарри, отпуская, наконец, стену, — он как ветер, который воет тысячами голосов. То пускает осенние листья гулять по парку, то поднимает поземку, то дует ласковым бризом в лицо… Я чувствую в нем горечь и любовь, смерть и рождение.

— Очень поэтично, — сказал теперь уже по-настоящему удивленный Альбус, — прямо…

— Прямо как Чары Ужаса над Тисовой, — подхватил Гарри, — но совсем не как изощренные чары над Бирмингемом. Хотя вроде бы автор один и тот же. Странно, да? Я тоже ломал голову, как так получилось.

Альбус застыл.

— Я не собираюсь вам говорить все, что у меня на уме, директор, — покачал головой Гарри, — но я вижу, вы настроены на серьезный разговор. Что ж, я понимаю, что сохранить инкогнито у меня так или иначе не выйдет. Хорошо, давайте поговорим серьезно. По крайней мере обрисуем позиции на доске — если такая аналогия вам покажется уместной. Лады?

— Кто ты? — спросил Альбус. Самый простой, уместный и логичный вопрос, который он мог задать. Но Гарри, который, казалось бы, должен был его ожидать, замер. Постоял немного у стены, потом молча прошел по комнате и снова скромно присел на краешек одеяла.

— Глупый вопрос. Гарри Поттер, конечно, же, — он улыбнулся.

Альбус поперхнулся, окончательно теряя маску доброго дедушки.

— Мы договорились о серьезном разговоре! Зачем начинать его с очевидной неправды? Разве это способствует доверию?

— Кто-то говорил про доверие? — удивился Гарри. — При чем здесь доверие? Очевидно, что я — Гарри Поттер. Вот он я — шрам, очки, палочка с пером феникса. Растрепанные волосы. Для всех я — Гарри Поттер. Соответственно, я он и есть. Какие тут могут быть сомнения?

— Суть вещи и облик вещи, — это разные понятия! — воскликнул Дамблдор.

— Давайте вот без этой философской чепухи, — поморщился Поттер, — вы еще про Канта и его вещь в себе вспомните. Я — Поттер. Или вы хотите это опровергнуть?

В мозгу Альбуса мелькнула и тут же погасла мысль о Гарольде. Он пожалел, что не слил в пузырек все воспоминания об этой операции. С другой стороны, без таких важных знаний смог ли бы он построить разговор?

— Если не хотите, — продолжил Гарри, видимо, приняв молчание Альбуса за согласие, — то давайте продолжим. Гарри Поттер не хочет слепо плясать под вашу дудку, директор. Однако он признает необходимость победы над Темным Лордом. В этом он готов быть вашим ситуационным союзником. Он считает, что необходимо предотвратить его возрождение и уничтожить все возможные крестражи. И до этого момента нам с вами не стоит ввязываться в конфликты друг с другом. Вы согласны с такой позицией Гарри Поттера?

Альбус лихорадочно обдумывал ситуацию. Так, перед ним не Темный Лорд. Перед ним не Гарри Поттер. Перед ним неясно кто. Кто именно, выяснить желательно, но, если это не знаменитая личность, такое знание немного ему даст. Важнее то, что этот кто-то собирается играть в собственную игру и не стесняется об этом заявлять. Он заносчив и самонадеян… Стоит ли за такой позицией что-то, или это всего лишь дешевая бравада?

— Полагаю, — сказал Альбус медленно и вдумчиво; Гарри поднял одну бровь, наклоняясь вперед. — Полагаю, что вы, мистер Поттер, отталкиваетесь от следующего. Вы у нас — Мальчик-Который-Выжил, фигура в магическом мире очень популярная. Я — победитель Гриндевальда, возглавляющий Визенгамот. Моя политика долгие годы основывалась на том, чтобы вырастить вас, и многие видят вас как моего личного ученика и преемника. И…

— И ни один из нас не сможет жить спокойно, если падет другой! — хлопнул в ладоши Гарри, и тут лицо Альбуса, видимо, исказилось, потому что он тут же заметил: — ну что вы так реагируете! Да знаю я пророчество, знаю! Поэтому я еще более вам необходим, разве нет?

«Ага, — под плотным окклюменционным щитом Альбус не смог не позволить себе капельку злорадства, — про Гарольда, ты, получается не знаешь? Или знаешь, но думаешь, что не знаю я, и блефуешь? Что ж, значит козырь у меня все же есть!»

Вслух же он предпочел сменить тему.

— Петтигрю подослали вы?

Гарри кивнул, нахмурившись.

— Я его сдам в аврорат, — посулил Дамблдор, внимательно следя за реакцией собеседника.

Гарри улыбнулся.

— Ну, в этом как бы и была идея. Выпустить Сириуса без риска выпустить Пожирателей. Хочу видеть его на свободе, а их в клетках. Здоровое желание, разве нет?

Так-то оно, видимо, так... Но Альбуса не покидало чувство, что именно здесь-то и есть какой-то блеф.

— Тогда я отправлю условный знак Северусу, — Альбус достал палочку, — вы не против?

Гарри никак не отреагировал.

«Ага!» — подумал Альбус, и палочку убрал.

— Знаете, лучше я займусь этим сам.

— Вы закончили с психологическими тестами? — холодно спросил Гарри, скрестив руки на груди.

Альбус посмотрел на него — и вдруг рассмеялся. Чисто и искренне. Несмотря на все эти события, странные и страшные; несмотря на Поттера, пропавшего, а теперь отправленного под чужой личиной за тридевять земель; несмотря на неизвестного, надевшего его облик как маску; несмотря на Темного Лорда Волдеморта и его черную тень над Магической Британией. Сейчас ему было просто смешно.

— Вы чего? — подозрительно спросил Поттер. Сейчас он больше всего напомнил Альбусу прежнего мальчика, но это сходство мигнуло и погасло.

— Прошу прощения, — сказал наконец Альбус, отсмеявшись, — просто вспомнил молодость. Уж прости меня, мальчик мой, — его глаза за стеклами очков по-заговорщицки блеснули, он все больше овладевал собой, — итак, я сейчас опишу расстановку сил, как я ее понимаю, а вы мне ответите, прав ли я. У нас возникла, как бы это сказать, патовая ситуация. И общий враг в лице Темного Лорда. И мне предложено общее сотрудничество, даже союз, но я должен понимать, что в долгосрочной перспективе действую сам по себе. А любые мои попытки продвинуть интересы, отличные от интересов мистера Поттера, будут расценены как манипуляция. Я правильно понимаю ваш подход?

— В целом, пожалуй, да, — напряженно кивнул Гарри.

— И услышать занимательную, без всякого сомнения, историю про корень изменений, произошедших с мистером Поттером, а также историю о событиях начала лета на Тисовой и прочих интересных вещах мне не суждено?

Поттер покачал головой.

— Тогда мы друг друга, вне всяких сомнений, поняли и услышали, — кивнул Альбус серьезно, — если у меня возникнут какие-то вопросы, и я захочу узнать, будете ли вы на них отвечать, я их задам. А так, полагаю, увидимся уже в Хогвартсе. Мне же ждать вас в школе?

— Конечно, — кивнул, улыбнувшись, Гарри.

— Чудесно, — Альбус шутливо надел воображаемую шляпу и пошел к выходу, — тогда я откланяюсь. Еще раз с днем рождения, Гарри.

— Директор, — донеслось до него, и он обернулся. Гарри успел встать с кровати, подошел к тому же участку стены, который уже изучал сегодня, и теперь задумчиво гладил его рукой, — не пытайтесь завербовать моих друзей. Я же не вербую ваших. Если продолжите, я расценю это как… враждебные действия.

— Ну что ты, Гарри, — безмятежно улыбнулся Альбус, — я никого не вербую. Просто не могу отказать людям, которые приходят ко мне по своей воле. Такая уж у меня, старика, слабость.

— Хорошо, — кивнул Поттер, по-прежнему глядящий на стену как завороженный, — спасибо. Я это учту. До свидания.

— До свидания, — повторил Альбус и вышел из комнаты. Он продолжал улыбаться, но в его душе бушевала холодная ярость, которую он не знал с того дня, как Том Реддл осмелился явиться в Хогвартс, чтобы просить о должности. И чтобы спрятать там одно из самых своих омерзительных творений — кусок расколотой души.

АЛЬФРЕД

Альфред, наследник Эйвери, между тем был уже дома. Юный Поттер... произвел на него впечатление, надо сказать. У него была сила, воля, харизма. Он имел свои цели в назревающей новой войне. И его цели расходились и с целями Дамблдора, и с целями Лорда. Честно говоря, это было все, что хотел знать Альфред о новом Гарри Поттере.

Он хотел спасти семью, и в планах двух великих волшебников видел только ее гибель. При этом на его руках было достаточно крови, чтобы не заниматься теперь чистоплюйством. И не советоваться ни с кем тоже. Отец его, очевидно, останется с Лордом — Альфред и сам бы остался при таких раскладах, как у него, наверное. Жена сделает так, как скажет сам Альфред — слишком уж традиционно она воспитана. Значит, решение надо принимать самому. И он его принял, не колеблясь.

Дома не было никого, кроме прислуги. Жена с сыном выбралась в Лондон за покупками, отец, видимо, пропадал в Министерстве или у кого-то из старых друзей. Поэтому Альфред без всяких проблем зарылся в справочники.

Что за старый угасший род жил рядом с маггловским Литтл-Хэнглтоном? Он и про городок-то такой никогда не слышал. Значит, либо род угас достаточно давно, либо под конец своего существования был совсем уже захудалым…

Он ожидал увидеть там любую фамилию, от Поттеров до Слизеринов. В конце концов, многие рода, особенно в старые времена, имели несколько домов. Но когда нашел искомое, недоуменно нахмурился.

— Гонты? — удивленно переспросил он.

Одни из «священных двадцати восьми». Вымерли, или по крайней мере считается, что вымерли, в середине двадцатого века… Последние годы жили в крайней нищете… И отец упоминал когда-то в каком-то разговоре, что с Гонтами был связан Темный Лорд, что именно через них он происходил от Слизерина… Вроде все сходилось. Но зачем Гарри Поттеру их вонючая развалившаяся лачуга?

Альфред пожал плечами. Что ж, прежде, чем что-то предпринимать, он дождется письма от Поттера. А потом…

Вряд ли старый разваленный дом будет защищен в достаточной мере. А если и будет, Альфред Эйвери сделает свою работу на совесть. Как и всегда.

ДРАКО

В Малфой-мэноре, между тем, Драко Малфой уже собирал вещи для Хогвартса. Не откладывать важные дела на самый последний момент было одной из твердых установок его семьи, поэтому он делал это уже сейчас, за целый месяц до того, как перед ним откроется платформа с Хогвартс-Экспрессом. Выглаженные, только что купленные мантии надлежало сложить в сундук уже в самый последний момент, после посещения Косого переулка. Но всякие пергаменты, пишущие принадлежности и даже часть учебников надлежало упаковать заранее.

События этого лета прошли, в основном, мимо него. Он смутно помнил о том, что происходило в поезде, как его тогда напугал Поттер — но спустя несколько месяцев эта история уже не казалась чем-то лучше или хуже любой из историй их школьных конфликтов. После стычек с Поттером и его дружками случалось и в больничном крыле оказываться, а тот случай вроде бы не закончился ничем таким… За тем, что там в июне происходило с Чудо-Мальчиком, Драко не очень следил. Разве что прочитал в газете историю про его приемных родителей-магглов — и просто пожал плечами. Возможно, Поттер не имеет к этому отношения. А если имеет, осуждать за такое его явно не стоит.

Почти весь июль же юный наследник рода Малфоев и вовсе провел за границей. Он, Тео Нотт, Грег Гойл — с отцом Грега они сначала отправились во Францию, в Монако, а потом в Испанию. Отдых был что надо! Хотя ощущение того, что их просто сплавили подальше из Британии, определенно присутствовало.

Драко знал, что какие-то важные события этим летом все же происходили. И что про многие из них не писали в газетах. А после приема в день солнцестояния окончательно уяснил, что отношение его отца к Гарри Поттеру как-то очень резко изменилось. Ему очень хотелось узнать больше — и он терпеливо ждал, когда отец расскажет ему все необходимое. И вот отец пришел.

Как всегда, он постучал в дверь его комнаты, дождался ответа и лишь потом зашел. Когда в конце июля Драко вернулся домой, он едва узнал отца. Тот был нервным и неопрятным, рассеянным, вечно каким-то взъерошенным, говорил невпопад… По всему было видно, что времена для Рода настали трудные. За последнюю неделю он привел себя в порядок и снова стал похож на Люциуса Малфоя, лишь тревога из глаз никуда не делась.

— Драко, — сказал Люциус, заходя в комнату и останавливаясь недалеко от двери. — Вижу, ты уже собираешься в школу. Молодец.

— Спасибо, отец, — кивнул Драко.

— Как раз некоторые вопросы касаемо учебы мне бы и хотелось с тобой обсудить, — лорд Малфой нервно потеребил ворот надетого на него темного домашнего халата, будто тот мешал ему дышать. — Помнишь свое задание, которое ты провалил в начале первого курса?

— Отец… — начал было Драко, но быстро спохватился: — Помню, конечно.

— Так вот. Это задание снова считается актуальным.

— Но… — удивился Драко. — Мы же на разных факультетах. Мы же враги… вроде как. По крайней мере, в школе мы точно друзьями не считаемся. И как мне его выполнять?

— Любым способом, каким захочешь, — отрезал Люциус, — Драко, это не обсуждается. Найди подход к Поттеру. Так или иначе, он должен тебя принять. По крайней мере, перестать плеваться от твоего вида. Войди в круг его общения, узнай, что он замышляет. Если что, это твоя личная инициатива, я такого распоряжения тебе не давал. Если Поттер будет упираться, можешь ему сказать, что распоряжение войти с ним в контакт поступило тебе от меня. Но только лично ему, никто больше не должен про это знать! Особенно на Слизерине.

Драко растерянно смотрел на отца, пытаясь представить, каким образом будет оправдывать на факультете попытки сблизиться с Поттером.

— Если Поттер не захочет идти на контакт, — продолжил говорить отец, — сблизься с кем-то из его друзей. Выйди на него через них. Мы должны быть в курсе его планов в школе, обязательно. Драко, это особо важное задание. Провал неприемлем! Ты меня хорошо понял? Считай это своей первой полностью самостоятельной политической миссией.

— Да, отец, — убито произнес Драко, и хотел уже вернуться к вещам, но тут Люциус вдруг притянул его к себе и неожиданно крепко обнял.

— Я горжусь тобой, сын, — сказал он, потрепав того по голове. — Я уверен, ты справишься. Ты у меня большой молодец.

Драко лишь глубоко вздохнул, закрыл глаза и обнял отца в ответ.

Он справится. Неизвестно, правда, каким образом он это провернет. Но он справится. Пусть даже ради этого придется сближаться, б-р-р, с Грейнджер.

ПИТЕР

Хогвартс встречал приближающийся август тишиной и пустотой своих широких прохладных коридоров. Уже совсем скоро сюда должны будут приехать отдохнувшие преподаватели. Чуть позже — орды студентов. Тогда замок оживет, встряхнув свои древние каменные кости. Но пока он спал и видел тысячелетние сны. А кто знает, какие сны могут сниться средневековому замку?

На накрытой защитным куполом кровати в больничном крыле валялся Питер Петтигрю в своем человеческом облике и пустыми глазами смотрел в потолок. Черная фигура, зашедшая сюда несколькими минутами раньше, подошла к краю барьера, и, помедлив, сняла капюшон. Это был Северус Снейп.

— Хвост, — сказал Снейп, — все еще заперт в норе, словно крыса. Какая ирония.

Петтигрю не отреагировал.

— Я имею в виду, — продолжил Снейп, который ничуть не был огорчен тем, что его, казалось, совсем не слушают, — что анимагическая форма чудесным образом отражает суть мага еще до того, как она сама начинает влиять на него. Так поневоле и задумаешься: возможно, стоит всех учить анимагии, и некоторых душить после первого обращения.

Петтигрю, не обращая внимания на слова Снейпа, приподнялся на кровати. Потянулся. И лишь потом обернулся к зельевару, будто только сейчас его заметив. На осунувшемся заостренном лице проступила ухмылка.

— О, Нюнчик! Какой большой вырос, целый профессор!

Снейп отошел на шаг, его и без того кислая физиономия продемонстрировала выражение крайнего отвращения.

— Ты безвольный слизняк. Еще и под заклятием подчинения, значит, сейчас слизняк вдвойне. Мне безразличны любые слова, которые ты мне можешь сказать.

— Ну пришел же зачем-то? — резонно заметил Питер, облизнув пересохшие, потрескавшиеся губы острым язычком. — Ты никогда не блистал умом, Нюнчик, но минимальная логика в твоих поступках обычно прослеживалась. В прошлый раз ты пытался меня допросить. Не вышло. До этого отслеживал наведенные на меня чары. Это не вышло тоже. Что новенького сегодня?

— Просто хочу посмотреть на глубину падения человека, — насмешливо сказал Снейп, — знаешь сказку: жили были четыре брата, младший вовсе был дурак. Один в тюрьме, один умер, один жалеет, что не умер. А младший и вовсе потерял человеческий облик. Какая жизненная история…

— Зато ты, — прошипел Питер, сузив глаза, — ты торжествуешь, Нюнчик? Правда ведь? Ходишь тут, убираешь за великим светлым волшебником, подчищаешь его косяки. Растопырил перья, доволен как павлин. Живешь одной ненавистью. Да у меня смысла в жизни больше, чем у тебя!

— Ну ты и мразь, — голос Северуса подрагивал, — надеюсь, дементоры тебя сожрут. Впрочем, так и будет в любом случае.

Он развернулся и пошел к выходу.

— А как там Лили Эванс? — раздался звонкий голос Питера.

— Что? — Снейп обернулся и сделал пару шагов назад.

— Как там малышка Лили, говорю, — гнусно ухмыльнулся Питер, — до меня доходил слушок, кто донес Лорду о пророчестве… Выходит, мы и правда одного поля ягоды. Жаль, она умерла. Она бы нас простила, — он шмыгнул носом.

— Не смей. Трогать. Ее. Имя. Своим. Грязным. Языком! — Снейп выхватил палочку, дрожа от ярости, забыв и про защитный экран, и про то, что его, очевидно, просто выводят из себя.

— Что случилось? — улыбка Питера стала шире. — Пришел наступить на мою мозоль, а наступили на твою?

Черная молния со свистом выстрелила из палочки в руке Снейпа и ударила в щит. Он завибрировал и поглотил заклинание. Петтигрю отшатнулся и упал на кровать, смешно дергая ногами. А зельевар уставился на палочку в его собственной руке, словно не понимая, как она там оказалась.

— Когда тебя выпьют дементоры, — сказал он, — я лично буду за этим наблюдать. А потом сотру в порошок то, что от тебя останется.

Он развернулся, эффектно взмахнув мантией, и размашистым шагом пошел к выходу. На этот раз никаких язвительных слов ему в спину не прилетело.

Но, стоило только двери за ним захлопнуться, Питер Петтигрю вскочил на ноги.

Заплывший и болезненный, он тяжело отдышался и нервно поцокал языком. Хозяин знал, что говорил. Нюниус был обычным человеком со своими слабостями, и ранить его было весьма просто. Достаточно было знать подход…

Но делать это было все равно неприятно. Лили Питер всегда любил. По-дружески, но любил. И даже годы спустя говорить про нее в таком ключе было очень неприятно. С Хозяином спорить не приходилось, но все же…

Отдышавшись, Питер подошел к щиту и стал его пристально рассматривать.

Микроскопические трещинки разбегались от места попадания заклинания, образовывая на защитной скорлупе рваный узор. Питер зачарованно протянул к месту попадания палец, и, обжегшись, с шипением отдернул его.

Из тех, кого в прошлой жизни знал Питер, подобные изъяны в защите мог бы заметить, пожалуй, только Эйвери-младший. Но у Питера был Хвост, а Хвост знал, как пролезть даже в самую маленькую щель. Работы предстояло еще много, но результат ее был теперь очевиден.

АЛЬБУС

Альбус Дамблдор отправился в Хогвартс камином, не задерживаясь. Вышел в своем кабинете, стряхнул с себя пыль и пепел, обошел жердочку встревоженного Фоукса, выскочил из двери, и, буквально пролетев по замку, уже через пару минут оказался на самой вершине Астрономической башни. Только здесь он и вздохнул наконец полной грудью.

Перед ним расстилался целый мир. Суровые башни и шпили гордого замка возвышались над шотландскими лугами, как и тысячу лет назад. Луг зеленым цветущим озером простирался вдаль, до самой мрачной опушки Запретного леса, где в тени деревьев, крошечная, как елочная игрушка, притаилась избушка лесничего Хагрида. Его самого видно не было — видно, пропадал где-то в лесу. Океан деревьев, начинавшийся дальше, тянулся, сколько хватало глаз, до самого горизонта. Лес был куда старше, неизведаннее и загадочней самого Хогвартса. Альбус знал почти все, ну или полагал, что почти все, тайны школы. Но лес во многом оставался непонятен ему.

И лишь отсюда, с высоты птичьего полета, лес казался простым и понятным. Просто монолитное скопище деревьев, не более того. А внутри — другая планета, заповедник ушедшей эпохи. На всю Британию было лишь несколько таких мест…

Альбус дышал полной грудью, заливая кислородом огонь ярости, горящей внутри, и комок потихоньку рассасывался.

Только что ему прямо в лицо бросили вызов! И кто?! Пацан, тринадцати лет от роду, тот, во чье благо он трудился годы, готовя его себе на замену. И не важно, что это уже не он, что это кто-то другой в его теле. Мог ли он подумать когда-либо, что Гарри Поттер скажет ему что-то вроде: «Пошел ты, Альбус. Я сам знаю, как лучше. Ищи себе другого Героя. А моя жизнь — это моя жизнь».

Глупый, недалекий, самовлюбленный юнец! Да Альбус всю жизнь отдал на борьбу за Общее Благо. А теперь он даже не может тихо уйти на покой — ведь замены нет! И пусть этот Поттер и не зовет себя темным лордом, и никогда не назовет, и с Реддлом будет бороться до конца. Но его зацикленность на себе — это и есть для Альбуса истинная тьма.

Есть, конечно, Гарольд, но он спрятан, да и с ним, если начистоту, тоже не все ясно. Пусть пока побудет головной болью французов. А здесь, в Британии, придется открывать новый фронт борьбы. Ничего, надо будет — повоюем. Не в первый раз.

Альбус, прищурясь, посмотрел на голубое небо над Хогвартсом. До заката было еще далеко.

ТОМ

Албания. Таинственная балканская страна на берегу Адриатического моря — сплошь горы да холмы. Древняя земля, описанная еще античными историками, повидавшая сотни битв, ощутившая сапоги тысяч завоевателей. И уродливыми язвами, подводящими черту под ушедшими эпохами, на ее теле вспучились сотни бункеров — символов недавно закончившейся маггловской Холодной войны.

Британский Темный Лорд Том Марволо Реддл, куда более известный как Волдеморт, но обычно именуемый просто Тот-Кого-Нельзя-Называть, хорошо разбирался во всякой магии — темной, не очень темной, и даже светлой; но вот историю, особенно маггловскую, он почти не знал. Даже британскую. Поэтому он, конечно, понятия не имел, кто такой албанский диктатор Энвер Ходжа и зачем он строил эти серые монолитные сооружения. Но уважение к человеку, чьей волей были возведены подобные бетонные храмы, он не мог не испытывать. Даже с использованием магии соорудить подобное было бы не просто, а уж без нее…

Том Реддл по достоинству оценил заброшенные албанские бункеры где-то года полтора назад. Тогда ему, черному злобному призраку, потратившему остаток сил на то, чтобы контролировать полумертвого к лету девяносто первого Квиррела, едва удалось вернуться в Албанию, ускользнув из лап маразматика Дамблдора. А может, старый хрен просто сам его отпустил — Волдеморт так и видел, как Дамблдор смотрел ему вслед, улыбаясь, и его губы шептали: «Есть вещи и похуже смерти, Том». Ничего, он еще сотрет улыбку с этих губ!

Однако, как бы Волдеморт ни храбрился, он не мог не признавать хотя бы наедине с самим собой, что его ситуация была отчаянной. Да, он был бессмертен, но быть бессмертным призраком ему совсем не улыбалось. Возродиться без посторонней помощи он не мог — он перебрал все способы, которые знал, и все они требовали добровольного помощника. Или помощника под Империусом, разумеется; но он уже и Империус наложить бы не смог! Квиррел был счастливой случайностью — повторится ли такая удача снова? Он сомневался.

Раз за разом он вспоминал роковую ночь. Проклятое пророчество! Дамблдор поймал его на удочку, и он сам создал себе врага, которого теперь должен побеждать! Он, который всегда смеялся с темных лордов древности, что убивались о Героев, назначенных им Судьбой, оказался ничем не лучше этих давно рассыпавшихся в пыль напыщенных хрычей!

Так дёшево повестись на элементарную уловку, когда война уже была почти выиграна, когда обыватели тряслись от страха, Министерство сбивалось с ног, а отряды Дамблдора редели день ото дня! И что теперь? Бесплотный призрак. Он даже свою верную змею Нагайну, что бродила где-то здесь, в горах, не мог призвать.

О, у него уже был готов план Возрождения. Вернуться, возродиться, снять кровную защиту — и убить, уничтожить пацана, пока тот не окреп.

Он признавал, что постепенно становится одержимым, постепенно сходит с ума. Часики тикали, а пацан рос, подготавливаемый Дамблдором. Значит, он подождет еще совсем немного. Около года — не более того. И если никто из отринувших его слуг, этих отвратительных предателей, не придет — он попытается прорваться в Британию на свой страх и риск. Отыщет кого-то из них сам и заставит трусов помочь ему. Или будет прорываться в Азкабан, надеясь на дементоров — там остались по-настоящему преданные люди. Отчаянные времена — отчаянные меры.

А восстав во всей своей силе, он наведет порядок железной рукой. В конце концов, у него было полно времени обдумать свои ошибки и извлечь из них тяжелые уроки.

Во тьме бетонного бункера Том Марволо Реддл ждал и жаждал мести. То, что с ним сделал Дамблдор, на какую жизнь обрек… Да даже не будь он Темным Лордом, простить такое было бы нельзя.

Шли дни, сверху, над бункером, всходило и заходило солнце. Иногда мимо пробирались группки туристов, никогда не заходившие в бункер. Далеко на северо-западе, в Британии, волшебники ходили на работу, готовились отправлять детей в Хогвартс, любили и ненавидели. Строили планы на жизнь, верили в то, что последняя магическая война, уже вторая за кровавый двадцатый век, была на их веку последней.

Том Реддл ждал.

ГАБРИЭЛЬ

Девочка старательно причесывалась перед зеркалом, критически оглядывая себя от головы до пят. На взгляд стороннего наблюдателя, критиковать ее отражение можно было бы разве что за излишнее совершенство. Она была прекрасна, но пожалуй, чересчур: тоненькая блондинка лет одиннадцати-двенадцати, с уже начавшей округляться фигуркой, тонким лицом, чуть вздернутым носиком, прямыми у корней и слегка вьющимися ближе к кончикам волосами… Ее внешность привлекала взгляд: еще не как красота взрослой девушки, нет, скорее, как милота ребенка. Но все же идеальности в ней было немного через край: до отторжения, до холодности фарфоровой куклы.

Но все это — для стороннего наблюдателя. Сама же девушка определенно видела изъян именно в недостатке совершенства, а именно, в своей белокурой прическе, и потому с силой водила расческой по голове; при этом ее лицо приобретало все более страдальческое выражение.

Габриэль Делакур, младшая дочь знаменитого французского мага, бизнесмена и политика Жан-Поля Делакура, уделяла внешнему виду куда больше внимания, чем ее старшая сестра Флер, которая напротив, свое не вполне человеческое происхождение старалась не выпячивать. Хотя, быть может, Флер просто уже была достаточно взрослой для того, чтобы столкнуться с негативными последствиями своих... врожденных особенностей.

Проведя расческой по голове еще раз и не добившись, видимо, нужного ей эффекта, девочка в ярости отшвырнула гребень и отвернулась от зеркала.

— Мсье Кано! — позвала она. — Ты где? Мсье Кано?

— Я думаю, он в парке, — произнес глубокий мужской голос.

— Папа! — девочка крутанулась на пятках, да так, что ее кружевное платье закрутилось вокруг нее вихрем.

— Ты готова, детка? — улыбнулся Жан-Поль.

— Нет, — она топнула ногой, — ничего не выходит. Я отвратительна!

Жан-Поль мысленно закатил глаза, сохраняя на лице улыбку.

— Ну что ты! Ты прекрасна!

— Волосы торчат во все стороны, — пробормотала она, — правда ведь, торчат?

— Мы идем знакомиться с соседями, а не на светский прием, — пожал плечами Жан-Поль. — Флер вообще пойдет в джинсах.

— Это Флер, — закрутила головой Габриэль, — ей вообще любая одежда подходит! И где мсье Кано?

— Детка, — улыбка присохла к лицу Жан-Поля, — мы не будем брать мсье Кано к соседям. Он бобер! Пусть гуляет в парке, найдем его потом. И поверь мне, выглядишь ты прекрасно. Настоящая Принцесса! Идем уже, нас ждут мама и твоя сестра.

— Как Принцесса… — задумчиво произнесла Габриэль.

— Именно, — кивнул ее отец.

Она мило нахмурилась, а потом расцвела:

— Хорошо, папочка! Одну минуту, и я спускаюсь!

— Одну минуту! — напомнил Жан-Поль, мягко закрывая дверь.

— Принцесса… — тихонько произнесла Габриэль, поворачиваясь к зеркалу. В ее голове возник образ: она едет в Шармбатон на собственной карете, в которую запряжены отцовские пегасы, жившие сейчас в шармбатонском заповеднике. Рядом с ней сидит Принц. Принц, определенно, был очень красивым, но его лицо никак не получалось рассмотреть. Он выглядел именно так, чтобы эффектно оттенять её внешность и, обязательно, прекрасно смотреться верхом на пегасе.

— Принцесса… — и повинуясь крохам вейловской магии, плещущимся в венах Габриэль, ее волосы сами собой стали собираться в две косички, перехваченные белыми лентами. Аура чарующего притяжения полыхнула вокруг нее яркой, давящей сферой. Конечно, всерьез вышибить кому-то мозги она еще не могла, да и учитывая, что Габриэль была лишь внучкой истинной вейлы, не факт, что сможет в зрелом возрасте. Но вот заставить на пару секунд потерять ориентацию в пространстве... Это да, это пожалуйста, и это очень активно использовалось, по поводу и без.

Кажется, у новых соседей есть мальчик? И он примерно ее возраста? Интересно, как ему понравится вот это? Или это?

— Габриэль? — кажется, это уже звала мать. — Ты там скоро?

— Да, мамочка, — девочка прищурилась своему отражению в зеркале, — я уже бегу.

И щёлкнула пальцами, пуская ленты в пляс.

АЛЬФРЕД

Вечером тридцатого августа, накануне дня отъезда учеников в Хогвартс, Альфред Эйвери встретился с Гарри Поттером на поле за Норой. Он ожидал, что на эту встречу Поттер будет красться, словно тайный агент Лорда в Отдел Тайн, но просчитался точно так же, как и месяцем ранее Люциус Малфой в Косом переулке. Поттер просто аппарировал прямо перед отшатнувшимся в ужасе Альфредом.

— Плохая реакция, — неодобрительно сузил глаза Поттер. — Вы уверены, что вы — тот самый Альфред Эйвери, соратник Темного Лорда?

— Я не боевик, — огрызнулся Эйвери. Фраза «соратник Темного Лорда» ему крайне не понравилась. Даже слово «слуга» почему-то не казалось таким оскорбительным. — И я про это уже говорил.

— Если уж на то пошло, то не говорили, — улыбнулся Поттер, — скорее, я догадался сам. Ну да ладно, не будем спорить. Что было, то было. Присаживайтесь.

Он взмахнул палочкой, трансфигурируя два стула прямо из воздуха. У Альфреда округлились глаза. Он пошатал стул рукой, но все же присел. Поттер уже дожидался его на другом стуле, закинув ногу на ногу.

— Нет, не развалится, — сказал он, — не переживайте так.

— А вы не боитесь вот так свободно выходить за территорию дома, да еще проводить встречи так близко к нему? — спросил Альфред.

Поттер пожал плечами.

— Дамблдор пока не хочет ограничивать мою свободу действий. Во-первых, мы пришли к определенному взаимопониманию, а во-вторых, и это куда важнее, он хочет проследить, что именно я буду делать. Для него пытаться сейчас меня остановить — значит не понять мои планы. Что ж, пусть играется. Прятаться от него — показывать, что мне есть что скрывать. А к войне с ним мы не готовы. Стоит бросить ему перчатку — и он нас раздавит. Я и так слишком рано вышел на свет. Что же касается Уизли… Из дома это место не просматривается. А трансгрессию и чары они не засекут. Сами видели, какие тут беды с защитой. Я удовлетворил ваше любопытство?

Эйвери кивнул.

— Ну, тогда к делу. Задание. Нам с вами, Альфред, а также еще одному нашему другу и неопределенному количеству будущих друзей, необходимо выполнить квест.

— Квест?

— Вот именно. Вы, Альфред, как вы не устаете напоминать, не боевик. И не политик, как я вижу. Поэтому будете собирать вещи.

— Простите, я не понимаю.

— Три кольца, — угрожающе прошептал Поттер, — для царственных эльфов в небесных шатрах, семь — для властительных гномов, гранильщиков в каменном лоне, девять — для девятерых, облеченных в могильный прах, одно наденет Владыка на черном троне…

Вокруг них сгустилась темнота, по спине Эйвери побежали мурашки.

— Что это? Какая-то формула для ритуала или…

— Надо же, и здесь работает, — Поттера, похоже, тоже проняло, и он с тревогой посмотрел на небо, — а вроде бы даже не из этой истории. Черт, как все сложно. Ладно, это пусть будет просто словесная формула. Нам надо это все найти и собрать… г-м-м… в черную цепь прозвучит слишком мрачно и пафосно… короче, просто собрать! Три, семь и один!

— А девять? — спросил ничего не понимающий Альфред.

— Девять вроде бы не надо, ну или я чего-то пока не знаю, — Поттер поболтал ногой, — а знаю я довольно много. Вы разобрались, про какой дом я говорил?

— Это Гонты, — уверенно сказал Альфред, — но…

— Правильно, — перебил его Поттер, — этот дом заброшен. И защищен. Лично Темным Лордом. Вы должны снять его защиту. Проникнуть внутрь. Там хранится сразу два предмета: один из семи и один из трех. Они соединены в одно целое — черное кольцо с большим камнем. На нем, отдельно от защиты собственно дома, лежат мощнейшие темные чары. Добудьте это кольцо, доставьте мне, и тогда я смогу полностью вам доверять. Я постараюсь прислать еще одного человека вам в помощь, но пока ничего обещать не могу.

— Теперь я понял, — кивнул Альфред, — чары снять любым способом?

— В идеале — максимально незаметно, — сморщился Поттер, — но если это будет невозможно, то любыми доступными методами.

— Задействование сторонней помощи?

— Пока — только вслепую. В суть дела никого не посвящать без моего ведома.

— Мне все ясно, — кивнул Альфред, — это все?

— Да, — Поттер встал, и стулья исчезли, Эйвери едва успел вскочить, чтобы не оказаться на земле, и, не сдержавшись, выругался. Поттер не обратил на это никакого внимания.

— Кстати. Что там думает Люциус? — спросил он.

— Без понятия. Мне узнать?

— Не надо, — Поттер задумался, — я сам пообщаюсь с Драко. А вы занимайтесь чем занимаетесь. Поверьте, там работы должно хватить. Кстати, я тут уезжаю в Хогвартс, а значит, буду под колпаком. Буду тщательно делать вид, что ничто за пределами школы меня не интересует. Я свяжусь с вами, как только найду безопасный способ. Даже не думайте мне писать!

Альфред кивнул.

— Можно вопрос?

— Можно, но быстро. Обещаю не врать, но не обещаю отвечать.

— «Семь и три», это, должно быть, что-то связанное с Лордом. Но что такое «один»? Это он сам?

Поттер помрачнел.

— Это моя ошибка — вот и все, что я могу сейчас сказать. Я напортачил, черт возьми! Создал себе сразу две огромные проблемы! Одной займется Петтигрю в Хогвартсе. А вторая… Короче! Слушайте, Альфред, как только вы добудете то, что должны, я обещаю рассказать все, что знаю. А это не все, но очень много. Загадки скоро почти кончатся… для вас, разумеется. Договорились?

Альфред нервно посмотрел на Поттера. По всему было видно, что вопрос тому крайне не понравился. Видимо, это была какая-то больная тема… но ведь он сам упомянул этот… «Предмет»?

— Тогда удачи, — Поттер посмотрел на часы и аппарировал. Альфред остался стоять на лугу.

Что ж, задачи поставлены. Пора пойти посмотреть на тот самый дом. И еще обдумать полученную информацию, как ни крути, но что-то новое он узнал.

Но лучше завтра. Или нет, первого сентября! Да, так еще лучше. Все же подготовиться не помешает, да и для жены объяснение надо придумать…

АЛЬБУС

По изумрудным шотландским просторам снова загрохотал «Хогвартс-Экспресс», увозя с собой несколько сотен детей-волшебников. Следующие месяцы, практически целый год, исключая недолгие перерывы на каникулы, всем им предстояло провести в школе, под одной крышей. И по старой доброй традиции закрытых учебных заведений, что магических, что нет, этот процесс, процесс пребывания в школе, для многих из них обещал быть далеко не самым приятным.

Извергающий чисто бутафорские клубы пара локомотив — тонкая металлическая скорлупка, нашпигованная магией — несся по старинной, зачарованной доброй сотней ежегодно обновляемых чар одноколейке, таща за собой с дюжину вагонов. А возле небольшого холмика, без всякой магической маскировки, но незаметный за поросшим вереском склоном, сидел на мягком, обитом бархатом стуле Альбус Дамблдор и мрачно наблюдал за уносящимся вдаль составом.

Альбус часто встречал поезд здесь, маяча нелепой долговязой фигурой на фоне шотландских предгорий. Небольшая пауза-уединение после тяжелого августа и перед не менее тяжелым сентябрем — вот как он это называл для себя.

Он откровенно боялся нового учебного года и не видел смысла это скрывать. Август не развеял старые тревоги и вместе с тем принес новые. Министр с Краучем продвигали идею с возрождением Турнира Трех Волшебников в Хогвартсе; идею, которая Альбусу не нравилась, но с которой он вряд ли мог сделать хоть что-то... разве что попытаться как-то выжать максимум пользы при прочих потерях. Тучи сгущались. Метка на руке Северуса становилась ярче. Таинственный самозванец в теле Гарри Поттера плел какие-то козни. Альбусу же оставалось только ждать...

Кстати, с Северусом он все же поговорил: надо же полагаться хоть на кого-то. А взамен Северус рассказал уже про собственный неудачный разговор с Поттером. С Не-Поттером… И про то, как тот пытался его по непонятной причине спровоцировать... А может, просто потерял контроль над собой?

Этот человек, Не-Поттер, прямо сейчас ехал в поезде в Хогвартс. Он был ненормально силен, находился в теле Национального Героя Магической Британии, не разделял взгляды директора — и при этом его собственные планы были покрыты мраком. Он был странным: хитрым и изворотливым, но нервным; могущественным магически, но не всегда правильно распоряжающимся своей силой. Он то казался умным, то глупым. Ничего не было понятно!

Альбус тяжело вздохнул. Ему уже приходила в голову банальнейшая мысль, которую, как всегда, озвучил Северус. А что если Не-Поттер, скажем, упадет с движущейся лестницы? Или с Астрономической башни — ведь и настоящий Гарри примерным поведением не отличался, кто знает, чего это он туда полез? А то и вовсе — просто пропадет без следа в гибельных и обширных подземельях замка...

Но эту соблазнительную идею пришлось отмести, и вовсе не из-за излишней подлости. Не-Поттер был Альбусу своим поведением отвратителен, к тому же ставил под угрозу игру со слишком высокими ставками. Но только если Поттер пропадет — насколько радикально придется менять и так практически уничтоженные планы? Сможет ли он, Альбус, в таком случае оправдаться и сохранить ситуацию под контролем, или его враги воспользуются такой удачной ситуацией, чтобы лишить его всех регалий и должностей? И главное — кто будет тогда Героем? Успеет ли он взрастить себе другую замену? Французский Гарри будет для всех неизвестно кем. Невилл? Ну… не самый лучший вариант, видимо. А им двоим альтернатив уж точно не видно. Разве что самому тряхнуть стариной… но сколько ему осталось жить? И кто тогда будет после него? Вопросы, вопросы… И неизвестно еще, что Не-Поттер начнет выкидывать в поезде! В школе! Из учеников у Альбуса есть вроде как Гермиона и Джинни… надо будет еще раз поговорить с ними. Гермиона, как минимум, вызывает в последнее время сильную тревогу.

Плюс есть еще Петтигрю! Что делать с чертовым Петтигрю? Он тянул как мог, максимально оградил часть Больничного Крыла, но сегодня приедут школьники… Он до вечера должен решить этот вопрос! А-а-а, голова идет кругом!

— Директор, — Альбус дернулся, выхватывая на рефлексах палочку, но мрачный голос Северуса Снейпа принадлежал лишь его патронусу, — у нас чрезвычайное происшествие. Жду вас в школе, срочно.

Альбус выругался и вскочил на ноги, испаряя кресло.

— Фоукс!

Где-то на горизонте сверкающий в ручьях дневного света «Хогвартс-Экспресс» зашелся протяжным гудком.

ДРАКО

— Я полагаю, шах и мат, — пафосно сказал Грегори Гойл.

— Был бы ты в учебе настолько хорош, — зло пробасил Винсент Крэбб, сметая недовольно ругающиеся фигуры с доски.

Гойл пожал плечами:

— У меня свои таланты. И они хотя бы есть. У. Меня. В принципе.

Крэбб зашипел, но, занятый доской, никак иначе на откровенное оскорбление реагировать не стал. А может, он просто был согласен с Гойлом.

Вполглаза наблюдавший за игрой и за последующей перепалкой Драко Малфой, вытянувшийся на полке купе, лениво потянулся и присел, разминая затекшие руки.

— Не шумите, малыши, — сказал он. Пожалуй, чуть быстрее, чем следовало. Гойл своим слишком развязным поведением начинал уже его доставать.

Малыши промолчали.

Драко зевнул и посмотрел на зашторенное окошко вагона, в которое, несмотря на плотную лиловую занавеску, все же прорывались отдельные солнечные лучики. Был полдень. А значит, неумолимо приближается вечер и Хогвартс. Обычно Драко был не то чтобы сильно против Хогвартса… но не теперь, когда ему предстояло налаживать отношения с Гарри, мать его так, Поттером!

— О чем задумался, босс? — спросил Гойл.

— А? — вернулся к реальности Драко. — Да так, ничего…

В дверь купе постучали. Он недоуменно нахмурился.

— Мы кого-то ждем?

— Может, девочки? — спросил Крэбб.

— Не улыбайся, — махнул рукой Гойл, — тебе не достанется.

Он сделал шаг к двери, но тут она распахнулась сама, и в купе шагнул широко ухмыляющийся Гарри Поттер.

— Добрый день, — громко сказал он, — я на пару минуток, можно?

И шагнул вовнутрь мимо опешившего Гойла.

Дьявол на плече Драко шептал ему, что необходимо высокомерно спросить, что в их чудесном купе забыл мерзкий гриффиндорец Поттер. Ангел на втором плече — что надо поздороваться, и лучше вежливо, чтобы не подвести отца. Он открыл рот. Закрыл. Открыл. Снова закрыл.

— Добрый день, Поттер, — сказал он, чуть разжимая челюсти.

Начавший было привставать Крэбб плюхнулся обратно, откинувшись на спинку сиденья.

— Мы должны что-то сделать? — спросил Гойл.

Драко не обратил на него никакого внимания, как, собственно, и Поттер, который уже успел пройти до конца купе и выглядывал теперь за шторку, оттягивая ее пальцем.

— Да, наворотили мы делов, — прошептал он, — ни дементоров, ни дождя…

— Э-э-э… — начал Драко, но Поттер уже обернулся к нему и снова широко улыбнулся.

— Наследник Малфой, — сказал он торжественно, — приношу свои извинения за, м-м-м, инцидент, произошедший в конце прошлого года. Я себя тогда… плохо контролировал, что вылилось в беспричинную агрессию с моей стороны. Теперь же я хочу выразить свое почтение уважаемым товарищам-слизеринцам. Уверен, мы все сможем найти общий язык в будущем.

— А? — переспросил Драко. — А, да… Принято, Поттер.

— Отлично, — в последний раз ухмыльнулся Поттер, — тогда я пока пойду. Не буду мешать вам заниматься своими делами.

И он испарился из купе, громко хлопнув дверью.

— И что это было? — вытаращился Гойл.

— Даже не спрашивай, — скривился Драко, чуть ли не в первый раз в жизни ненавидя отца. И далеко не в первый раз ненавидя Гойла за его бесконечные натянутые вопросы. Впрочем, за всей своей злостью сейчас и он не мог не отметить, что Поттер действительно изменился и… удивляет. Только в лучшую ли сторону? По крайней мере, раньше все было проще... Он застонал. Ну вот что мешало отцу просто нормально рассказать ему о своих планах насчет Поттера?

Он поднялся на ноги и кинул взгляд на Кребба:

— Знаете, мне кажется, мы засиделись. Пойдемте, погоняем каких-нибудь пуффендуйцев?

ГЕРМИОНА

Гермиона Грейнджер вынырнула из своих грустных мыслей и оглядела купе. Здесь было практически пусто. В углу сиротливо примостился чемодан Гарри. Напротив, через столик, лежал унылый Рон, подбрасывая и снова ловя в руку ярко-красное драже.

Последний месяц прошел для Гермионы как во сне, хотя для других ее поведение, наверное, особенно не изменилось. Даже странно — она ведь так мало общалась с родителями со дня поступления в Хогвартс… Почему же тогда ей так их не хватает? И как все-таки так вышло, что за целый месяц только миссис Уизли да Луна, вообще прежде ей незнакомая, задали вопрос: что с ней не так? И ни Рон, ни…

— Рон? — позвала она. — Рон, а куда делся Гарри?

Но занятый, по-видимому, исключительно собственными страданиями Рон лишь пожал плечами, не удостоив ее взглядом.

— Понятно, — Гермиона думала, было, вернуться в себя, но тут ее взгляд снова упал на Рона, и…

— Я пойду пройдусь, пожалуй, — Гермиона встала и пошла к двери. Если она сейчас со стороны выглядит так же жалко, как он, то пора уже взять себя в руки!

Рон не отреагировал, и она тихонько вышла в коридор — примерно минут на десять позже, чем Гарри сердечно распрощался с Малфоем.

ДИН

А Гарри между тем уже успел весьма радикально сменить компанию. Теперь он находился в купе с куда более веселой и дружелюбной атмосферой. По крайней мере, на первый взгляд более дружелюбной. И уж точно куда менее формальной.

— Вот не ожидал тебя увидеть тут, Гарри, — сказал Дин Томас, невысокий, но крепкий с виду темнокожий гриффиндорец. И тут же поправился: — Но рад, конечно, рад. Ты не подумай.

Гарри развалился на сиденье возле окна, оглядывая собеседников и молча улыбался им той же улыбкой, какой с десяток минут назад улыбался Малфою.

— Ты что, никаких проблем, — сказал он, — держи лягушку?

Он бросил шоколадку в воздух, но та, повинуясь заряду заложенной в нее магии и нагло игнорируя физику, оттолкнулась прямо от воздуха и улетела точнехонько в рот Симусу Финнигану, который в этот момент как раз собирался что-то сказать.

— Эй! — возмущенно вскрикнул Дин, и, видимо, его устами — Исаак Ньютон.

Гарри захохотал, поднимаясь с сиденья и стуча закашлявшемуся Симусу по спине.

— Прости, друг. Держи другую.

Симус тем временем справился с шоколадом и поднял наигранно-оскорбленный взгляд на однокурсников:

— Спасибо, мамочка, но я был не голоден!

И секунд через тридцать хохотали уже все трое.

ГЕРМИОНА

«Хогвартс-Экспресс» создавали то ли оптимисты, то ли, что куда вероятнее, очень умные люди, нацеленные на то, чтобы максимально развести по отдельным вагонам учеников с разными статусами крови, счетов в «Гринготтсе», а то и просто недовольных друг другом. Свободных мест было предостаточно, а много юных волшебников в одном купе собиралось только в том случае, если они сами хотели собраться. Коридоры поезда тоже редко бывали многолюдными, разве что в момент высадки или посадки. Поэтому девочка так никого и не встретила, проходя по вагонам, лишь иногда слыша из-за закрытых или приоткрытых раздвижных дверей знакомые, малознакомые или совсем незнакомые голоса. Первых было мало, последних — куда больше. Да и кого она знала в школе, если подумать? Малфоя? Гарри и Рона? Джинни, Полумну? Однокурсниц — соседок по спальне? Причем последних, пожалуй, на уровне «привет-пока-дай списать». И не то чтобы она когда-либо от этого страдала, нет. Ей в целом, кроме маленького круга друзей, было комфортнее со взрослыми. Как раз-таки наоборот, она никогда об этом не задумывалась, не выходя за пределы своей зоны комфорта, но теперь, когда все-таки задумалась, ей показалось забавным, что чуть ли не лучше всех в школе она знает… Драко Малфоя. Эти мысли были странными, но, по крайней мере, являлись чем-то новым и, безусловно, отвлекали.

Так она и шла, пока не услышала хохот Гарри из-за одной из дверей. Этот звук был для нее сейчас таким странным — будто бы из другого мира. Она вздрогнула и остановилась у входа, робко приоткрывая дверь. А после и вовсе застыла, увидев троих веселых гриффиндорцев.

— Оу, — сказал порядком раскрасневшийся Симус, — мы, конечно, ждали девочек, но…

И замолчал, поймав тяжелый взгляд Гарри.

— Гермиона, — приветливо махнул Гарри рукой, — заходи к нам.

Девочка постояла еще минуту на месте, сделала робкий шаг вперед, споткнулась о порог — и пулей вылетела из купе, захлопнув дверь.

— Что случилось? — недоуменно спросил Дин, переводя взгляд с Симуса на Гарри.

Гарри промолчал, словно бы раздумывая, не выбежать ли следом, но потом медленно присел назад, на сиденье, изрядно помрачневший.

— Забей, Дин, — хмыкнул Симус, отправляя себе в рот очередную лягушку, на сей раз уже самостоятельно, — зачем тебе этот бобер? Через часик подойдут Лаванда с Парвати.

— Да неловко как-то вышло, — пробормотал Дин себе под нос, но его никто так и не услышал.

А бежавшая тем временем по коридору заплаканная Гермиона врезалась в кого-то и, отлетев, приземлилась на спину под звук приглушенных ругательств.

— Эй, грязно…ой! — раздался низкий мальчишеский голос.

— Тихо! — сказал еще один голос, один из самых знакомых в Хогвартсе. — Вставай, Грейнджер.

Она ухватилась за протянутую руку, прошептав: «Спасибо!», и отшатнулась, увидев перед собой Драко Малфоя.

— Осторожнее, — сказал он, — здесь не все такие доброжелательные, как я.

Он с лицом страдающего героя слегка отряхнул ее мантию и тут же отдернул руку. Не справившись с собой. Слишком резко.

«Малфой!»

Гермиона хмыкнула и, подняв подбородок, прошествовала дальше по коридору под мерный стук колес. Малфой же еще какое-то время смотрел ей вслед.

«Так как там отец сказал? Поттер вроде сам кинул мостик, но… не знаю, что у них там с отцом за дела, вот только отец сам намекнул… да… Нужны дополнительные рычаги!»

Он оглянулся на товарищей. Кребб озадаченно чесал затылок, а вот Гойл слегка улыбался.

— Что происходит, Драко? — с какой-то чуть ли не материнской тревогой в голосе сказал Гойл, но в его голосе звучал сарказм. — Влюбился?

— Грегори, — прошипел Малфой, но вдруг улыбнулся: — Для тебя есть важное задание, персональное. Дела наших Родов.

— Да? — еще весело спросил он. — Что?

— Род требует: войди в контакт с Грейнджер.

— Что??? — вырвалось у Гойла. Кребб гнусно захихикал, однако быстро затих.

— Что слышал, — ласково улыбнулся Малфой, — это поручение отца. Он может подтвердить. Может, она оценит твои шутки.

— Я… — начал Гойл, но тут же замолчал.

— Да-а-а-а? — издевательски протянул Драко. — Что-то неясно? Я говорю: установи связь. Наведи мосты. Можешь просто подружиться, если на большее твоих способностей не хватит. Усек?

У Гойла вырвался какой-то гортанный звук.

— Мне же не придется уточнять твое согласие у наших родителей? — осведомился Драко.

— Хорошо, — кивнул тот.

— Так-то лучше, — издевательски похлопал его по плечу Малфой.

Кребб снова захихикал, но заткнулся, поймав раздраженный взгляд Драко.

Нет, все же эта парочка ему порядком надоела!

— Знаете что? — сказал он. — Не хочу я никуда идти. Возвращаемся в купе.

АЛЬБУС

Альбус с развевающейся бородой пулей влетел в Больничное Крыло Хогвартса и только после этого окончательно осознал масштаб возникшей прямо перед началом учебного года проблемы. Над огороженной ширмами и отвлекающими чарами кровати, стоящей сильно в стороне от остальных в углу просторного отделения, радугой переливался и пульсировал магический щит. Кровать под ним была пуста.

— Хоменум Ревелио! — выкрикнул Альбус, выхватывая палочку.

Ничего.

— Анимагус Ревелио!

Нет эффекта.

— Да твою ж…

— Я проверил все, — прошипел за его спиной Снейп, — всё! Его здесь нет, он ускользнул.

— Его подослали сюда! — прошептал Альбус в отчаянии. — Подослали, а я повелся, как ребенок! Его надо было передать аврорам сразу же! Прости, Северус, прости!

Северус меланхолично пожал плечами:

— Значит, я был недостаточно убедителен. Что будем делать?

— Так, секунду, — Альбус выдохнул. И что это он распаниковался? Надо лишь подумать… выход найдется… — Так, он где-то в замке, однозначно; и он не распознается, как взломщик, ведь я сам провел его сюда... Скорее всего, он должен сделать что-то здесь, внутри?

— Или на территории, — кивнул Северус.

— Тоже возможно, — Альбус призадумался, — и думаю, цели вредить ученикам у него нет.

— Почему?

— Ну, потому что он мог бы быть подослан, чтобы вредить Гарри, но учитывая, кто его подослал…

— А-а-а, — Северус холодно ухмыльнулся, — точно, я и не подумал. Наш дражайший Герой! А с другой стороны, что мы знаем о его целях?

— Ничего! —Альбус потер лоб. — Лишь догадки. Поэтому мы сделаем вот как… Входы и выходы в школу и из школы уже перекрыты?

— Вы меня хотите обидеть, директор? — нахмурился Снейп.

— Обидеть уж точно не хочу, — нервно нахмурился Дамблдор, — разберитесь с Филиусом, как Петтигрю преодолел защиту. Можно пропустить первый ужин, я разрешаю.

Зельевар заметно воодушевился.

— А я… — Продолжил Альбус тем временем, — я сообщу в Министерство.

— Вы с ума сошли, директор?! — Снейп, казалось, даже сладостную мысль об отсутствии на ужине умудрился забыть.

— Тише, тише… — ласково улыбнулся Альбус. — Разумеется, я сообщу им о том, что рядом со школой охранными чарами был замечен особо опасный преступник Питер Петтигрю. Что этот нелюдь и слуга Лорда, безусловно, ведет охоту на Национального Героя Гарри Поттера, которого винит в падении своего Господина. Что мне, директору, нужна помощь ДМП и Министерства. А еще, что за мистером Поттером должно быть установлено наблюдение в стенах школы, а за ее пределами его передвижение должно быть максимально ограничено. И, разумеется, все это должно быть сделано от имени Фаджа или Боунс, а не от моего. Как вам, Северус?

— А… — сказал Северус, а потом вдруг рассмеялся. — Действуем, директор!

ДРАКО

Потолок Большого Зала сиял робкими осенними звездами, переливался перламутром загадочных созвездий. Только что закончилась процедура распределения, и новички школы, кто-то — едва переставляя ватные от страха ноги, кто-то — с напускной бравадой и высоко задрав подбородок, заняли места за столами факультетов. Кто-то из них с удивлением рассматривал потолок, кто-то, с испугом, — преподавательский стол. Впрочем, большинство учеников постарше тоже внимательно рассматривали стол преподавателей — там было чему их удивить. Разумеется, там не было Локонса — его место занял мужчина с изможденным лицом, седеющими волосами — но в новой, чистой черной мантии солидного волшебника среднего класса, которая смотрелась на нем странно: казалось, старая и потрепанная подходила бы ему куда больше. Но куда более важной темой для обсуждений, особенно на Слизерине и Гриффиндоре, стало отсутствие за столом Северуса Снейпа. Его стул стоял пустым. С края же преподавательского стола сидела, оглядываясь с добродушной улыбкой, молодая девушка с короткими ярко-розовыми волосами. Те, кто отучился в Хогвартсе больше двух лет в большинстве своем знали, кто она такая, но кто додумался посадить такого человека за преподавательский стол, не знал никто.

— А где декан? — нервно шепнула Панси Паркинсон, перегнувшись к Драко через стол.

Драко неопределенно пожал плечами:

— Должен быть здесь. Вон, послушай директора.

Панси поджала губы и отвернулась. Драко поднял глаза: Альбус Дамблдор стоял за трибуной и, улыбаясь, оглядывал зал.

— Добро пожаловать, друзья! — сказал он, разводя руки в стороны. — Добро пожаловать. Я рад видеть вас в стенах замках, и старых друзей, и новых — даже тех, кто порой озорничает!

Он шутливо погрозил пальцем куда-то без малого в сторону гриффиндорского стола. Раздался чей-то смех.

— Смотрите мне! — провозгласил Альбус. — Список запрещенных в школе предметов находится на двери кабинета школьного смотрителя, мистера Аргуса Филча! Также поясняю для первокурсников и для самых непонятливых: Запретный Лес не просто так называется запретным. Для школьников это закрытая территория. У тех, кто самовольно зайдет туда, будут проблемы, и боюсь, не со мной или мистером Филчем, — он обвел взглядом чуть притихший зал. — А теперь к организационным вопросам — у нас две замены в преподавательском составе. Мистер Рубеус Хагрид, а вернее, профессор Хагрид, назначается преподавателем Ухода за магическими существами вместо профессора Кеттлберна, ушедшего на пенсию!

— Что-о-о? — вырвалось у Панси. — Они там с ума посходили?

Хагрид поднялся, сияя. Гриффиндор большей частью ликовал. Слизеринцы переглядывались, когтевранцы жидко апплодировали, как и пуффендуйцы. Драко покосился на гриффиндорский стол: там, примерно в центре, сидел Гарри Поттер, и улыбаясь, вежливо хлопал. Драко передернуло, и он быстро отвернулся.

— Также, — тем временем продолжал Альбус, — мистер Ремус Люпин назначается преподавателем Защиты от темных искусств.

Ремус поднялся и кивнул, раздались редкие хлопки.

— А кто это вообще? — спросил в пустоту Крэбб, но ему никто не ответил.

— А теперь, — сказал Дамблдор, выдержав паузу, — самое важное, и я прошу выслушать меня внимательно.

Несколько сот глаз уставились на него.

— Как многие из вас, должно быть, знают, — сказал он, уже не улыбаясь, — этим летом, в рамках повторно открытого дела Сириуса Блэка, был объявлен в розыск человек по имени Питер Петтигрю. На этой неделе он был замечен рядом с замком.

На этот раз воцарилась совсем уж оглушающая тишина. Дамблдор подергал себя за бороду.

— Я знал этого человека когда-то, — сказал он наконец, — он когда-то сидел здесь, среди вас. Тихий и талантливый мальчик. Поверьте, он не растерял своих талантов, когда встал на сторону Того-Кого-Нельзя-Называть. Он сильный волшебник, но это не главное, поверьте. Он профессиональный шпион. Он знает, как вызвать гнев, и знает, как вызвать сочувствие. Он умеет маскироваться и притворяться. И он может попытаться проникнуть в замок. Не бойтесь: замок надежно защищен, но помните — у него есть и слабое место. Это место — вы. Поэтому призываю вас к осторожности. Не пытайтесь выйти из замка во внеурочное время — да вы и не сможете, охранные чары на всех входах и выходах были усилены. Не ходите ночью по коридорам. Обо всем подозрительном, что вы заметили, немедленно сообщайте преподавателям. Также, Министерство Магии в настоящий момент рассматривает вопрос об усилении охраны замка, и я вам сообщу, как только они примут какое-то определенное решение. А пока что… Среди нас находится человек, которому, безусловно, угрожает наибольшая опасность со стороны оставшихся на свободе сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть. Этот человек — Гарри Поттер. Поэтому, до особого уведомления, охрана мистера Поттера поручается курсанту Академии Аврората — Нимфадоре Тонкс! Также она будет осуществлять патрулирование коридоров — прошу любить и жаловать!

Розововолосая девушка помахала рукой из-за стола преподавателей, ее волосы стали желтыми. Из зала донесся чей-то нервный смешок. Драко снова посмотрел в сторону гриффиндорцев — на лице Поттера застыла вежливая улыбка.

— Ах-х-х, — прошипела Панси, — гриффиндорский принц Поттер, теперь и с верной телохранительницей!

Кто-то одобрительно заворчал.

— А теперь, — Дамблдор уже снова улыбался, будто не заметив возникшей неловкости, — а теперь, наконец, пир! Ешьте!

Драко хмыкнул и начал накладывать в тарелку еду. Очередной учебный год в Хогвартсе начинался, и должен был начаться с ужина. А остальное — подождёт.

ЛЮЦИУС

Не успел пройти и час с того момента, как праздничный пир в Хогвартсе закончился, как разбрелись по башням удивлённые, напуганные, взволнованные ученики, и как десятки сов понесли странные вести в волшебные дома, поместья и квартиры, а Люциус Малфой с выражением крайнего недоумения на идеально выбритом лице уже успел прочитать короткую записку, которую принес ему большой взъерошенный филин. Люциус вчитывался в текст, буравя бумагу взглядом, будто пытался отыскать там какие-то скрытые смыслы. А потом закусил губу и молча протянул письмо Нарциссе. Та перечитала его несколько раз и протянула назад, только тогда подняв взгляд на мужа.

— И ты уверен, что мы движемся в правильном направлении? — нервно спросила она.

Люциус лишь неопределенно пожал плечами.

Записка была от их сына Драко. На кусочке пергамента было второпях написано:

«Дорогой отец! Я начал исполнение порученной мне миссии. Поттер отреагировал положительно. Мы также начали устанавливать контакт с Грейнджер. Ваш сын и наследник, Драко Малфой. P.S. Пришлите мне какую-нибудь не очень ценную книгу из библиотеки».

— Мир определенно сходит с ума, — констатировал наконец лорд Малфой, — причем, боюсь, нашими усилиями в том числе. Вот только... Какие ещё есть варианты, а?

— То есть мы будем...

— То есть, — Люциус судорожно скомкал бумажку в руке, — мы будем подбирать книгу. Или ты сама?

АЛЬФРЕД

На небольшой лесной полянке, чуть в стороне от старой полуразвалившейся лачуги, в окружении комплекса рунных камней, набрасывающих на него магглоотталкивающие и отвлекающие чары, прямо на голой земле сидел Альфред Эйвери и медитировал, считывая систему защитных заклинаний. Камни достались ему от Темного Лорда, и в таком их использовании Альфред находил своеобразную иронию.

Лачуга, чьи контуры Альфред мог разглядеть в просветах между деревьями, была не так проста. И чары, которые он сейчас распутывал, появились здесь не на пустом месте, не по мановению руки Лорда. Он видел это в магических потоках, стоило только закрыть глаза. Неудивительно, что Гонты жили именно здесь.

Когда-то давно на этом самом месте стоял замок Салазара Слизерина. Острые зубья камней, раскиданных по лесу, были чудом сохранившимися кусками крепостных стен, размолоченных в труху. Под землей скрывались навсегда отрезанные от поверхности подземелья, и от одних тянуло тьмой, а от других светом. Давно превратившиеся в перегной бревна дворовых построек фонили из-под древесных корней мощной остаточной магией. И над всем этим реяло над призрачной башней исполинское знамя с серебряной змеей.

Здесь произошло нечто колоссальное. И Альфред не знал, что именно, да и не стремился узнать. Скорее всего, последние Гонты тоже этого не знали. Но их не могло не тянуть сюда — магический Род есть магический Род. И они жили здесь, как черви на теле павшего титана. Альфреда передернуло.

Он попытался сконцентрироваться на задаче. Какие бы ни были наведены здесь чары, но не может же он спасовать перед ними? Пусть их ставил хоть Лорд, хоть сам Салазар Слизерин. Он видел сложность стоящей перед ним задачи. Не так давно, быть может, полвека назад, кто-то, и Альфред догадывался, кто именно, частично восстановил над хижиной защитные чары древнего замка. И потом кропотливо, шаг за шагом, продолжал их восстанавливать еще какое-то время. Да, работа не была

доведена до конца, там и сям торчали «хвосты», как нитки из свитера, который бросили не довязав. Но сложность все равно была безумной. Плюс остаточный фон замка и его подземелий, а также отголоски уничтожившей его когда-то яростной стихии витали в воздухе и сбивали с толку.

Альфред вздохнул. Что ж, тут уже дело даже не в Поттере. В конце концов, это просто очередная головоломка, очередной враг. Он ведь всегда предпочитал таких врагов, почти не способных дать сдачи, молча ждущих его над ними победы. Он сжал зубы и продолжил свою медитацию.

Так… а что, если попробовать потянуть вот за эту ниточку?..

АЛЬБУС

— Обрисуем ситуацию, — сказал Альбус Дамблдор, и перед ним развернулось в пространстве масштабное белое полотно. — Вкратце.

Трое мужчин, сидящих напротив него с чашками чая в руках, кивнули.

— Хорошо, — Альбус поднял палочку, — давайте посмотрим… Отправная точка событий — конец прошлого учебного года. Все согласны? Есть альтернативные мнения?

— Уточним, — сказал Северус Снейп, — вероятно, все началось с Тайной Комнаты. Впервые поведение Поттера показалось странным в поезде. До этого он подозрений не вызывал. Во время учёбы был вполне нормальным. События в Комнате нам известны только с его слов. Младшая Уизли была без сознания, а крестраж Лорда и василиск уже никому ничего не расскажут.

Альбус кивнул и взмахнул палочкой. Через белое полотно протянулась жирная черная полоса. Еще один взмах — и на полосе появилась вертикальная зарубка.

— Это — наша отправная точка. И к стыду своему сообщаю, что мы про нее не знаем ничего.

— И почему же «мы» до сих пор ничего не выяснили? — проревел Грюм. Плохие новости про Поттера он воспринял слишком близко к сердцу.

Альбус нахмурился. Ему не нравилась идея посвящать Грюма в произошедшее. Но к сожалению, все зашло слишком далеко, и ему нужно было все обсудить хотя бы с ближайшими соратниками. Вообще, импульсивный вояка Аластор не казался ему надежным главой боевого крыла Ордена Феникса. Но, к сожалению, Карадок Дирборн был много лет как мертв. И если его удалось заменить хоть как-то, то замены Константину МакКиннону и Флимонту Поттеру не существовало до сих пор. И не предвиделось. Альбусу хотелось заорать от боли и бессилия. Новый Орден потребовался ему слишком рано!

— Потому что, — сказал наконец он, — я думал, что смогу справиться сам. Я не ожидал такого поворота событий, и возможно, наломал дров. Мне нужна помощь доверенных и близких людей.

Аластор проворчал что-то под нос, но спорить не стал — на такую откровенность возразить ему было нечего.

— Думаю, — осторожно сказал Филиус Флитвик, до сих пор, видимо, не очень понимающий, зачем его сюда пригласили, — все еще можно произвести какие-то изыскания в Комнате. Мы бы наверняка многое узнали. Вопрос только…

— …как туда попасть, — закончил Альбус, — к сожалению, Гарри нам дверь не откроет, полагаю. А значит, здесь пока ничего не сделать. Продолжим?

Снова три кивка.

— Следующий момент — поезд, — продолжил Альбус, и на линии возникла новая зарубка. — Предположительно, Гарри здесь уже не Гарри. Должен также заметить… Никто из нас не видел воспоминаний юного Драко Малфоя, но Северус слышал их подробное описание. Северус, расскажешь?

Северус пожал плечами.

— Нечего рассказывать. Да и ничего там особенного не произошло. Единственное, что заслуживает внимания — Поттер не вел себя ни как старый Поттер, ни как нынешний.

— Поясни! — потребовал Грюм.

Северус, сморщившись, посмотрел на Альбуса, поймал его взгляд, и нехотя продолжил.

— Старый Поттер был не слишком умным, но при этом наглым и самоуверенным мальчишкой, таким же, как его отец, — выплюнул он, — гриффиндорцем. Но на фоне нынешнего Поттера, Аластор, тот мальчик показался бы вам Элоизой Миджен, прячущей в ладонях прыщавое лицо.

— Северус сгущает краски, — покачал головой Альбус.

— …нынешний Поттер — мерзкий, наглый тип, манипулятор и легиллимент, — продолжал Северус, — у него много знаний, много сил, и он бравирует своими сильными сторонами, не боясь ничего. Тем не менее, он явно предпочитает дуэли на палочках дуэль словесную. А вот в поезде он был резким, агрессивным и, не задумываясь, кидался в драку. Это три разных человека… будто бы. Причем, по мне, в поезде был самый симпатичный из них…

— Спасибо, Северус, — мягко прервал его Альбус. — Итак, все, что мы знаем про поезд — несколько странное поведение Гарри, который ввязался в драку с юным Малфоем, защищая Джиневру Уизли, и без труда того победил. Больше нам ничего не известно. Разве что всю дорогу он был весьма погруженным в свои мысли… но это не преступление. Дальше?

Снова кивки.

— Следующее событие в цепочке, о котором нам достоверно известно — магический всплеск в доме Дурслей на Тисовой, — новый взмах палочкой и новая зарубка. — Про него мы тоже, хочу сказать, почти ничего не выяснили. Филиус?

— Я уже все сказал, директор, — вздохнул полугоблин, — но для порядка — повторюсь. На слепке чар, созданном вами и Северусом, ничего толком разобрать не удалось. Очень много там всего намешано. И даже когда у нас появился образец из Бирмингема…

— И что, никаких рабочих версий? — недоверчиво спросил Грюм.

— Мы поняли только то, что там было применено много разных чар, — сказал Снейп, — что вовсе не удивительно, учитывая, как там все затоптали слоны из ДМП и тупари из стирателей.

Грюм скривился, но промолчал.

— Ну, — примирительно мотнул головой Флитвик, — мы можем рассмотреть альтернативные версии…

Альбус мысленно закатил глаза. Он уже имел удовольствие познакомиться летом с альтернативными версиями имени Флитвика. И то, что в некоторых из них были заложены крупицы правды, вовсе не добавляло ему оптимизма.

— …Магическая дуэль, произошедшая в доме, — говорил между тем Флитвик, — вполне могла бы служить объяснением произошедшему.

— Но между кем и кем? — спросил Северус несколько скептически. — Между Поттером и Дадли, или как их там теперь надо называть?

Флитвик пожал плечами.

— Я без понятия, кто такой теперь Гарри Поттер, — сказал Северус Снейп, — допустим, неизвестный могучий волшебник, захвативший тело школьника. Как он туда попал, что является истоком его сил — те еще загадки, надо сказать. Известная ли это личность для магического мира? Или непонятно кто и непонятно откуда? Это все требует ответа, ну да ладно. Давайте пока просто примем на веру, что он силен и обладает некими своими интересами, которые постепенно начинает реализовывать, сколачивая собственную — команду? Армию? Называйте как хотите. Это просто факты, только и всего. Но мне кажется, при этом мы исходим из того, что Дадли — это ныне настоящий Гарри Поттер в теле мальчика-маггла? И каким образом он, по-вашему, мог бы вести на равных магическую дуэль со своим бывшим телом?

— А кстати, почему мы вообще из этого исходим? — вдруг задал вопрос Флитвик, и этим поставил зельевара в тупик.

— Ну… — сказал он озадаченно, и посмотрел на Альбуса. — Директор сказал, что это так. А я… мне было не до того в тот момент. Директор?

— Он сказал мне об этом, — медленно ответил Альбус, — и я не увидел в нем лжи. Кроме того, обстоятельства…

Снейп хмыкнул.

— Ох уж этот синдром легиллимента. Похоже, Поттер был прав. Знаете, ведь в мыслях Поттера-нынешнего тоже не видно лжи… И самое страшное, что я ее до сих пор там не вижу. Такое ощущение, что я пытаюсь «мягко» читать вас. Или себя самого. Или… Лорда.

— И что, два мальчика стали могучими магами и опытными окклюментами? Нет, это уже слишком, — отрезал Альбус, — в такое я не верю. Хотя, признаюсь, возможно, я поспешил спрятать Дадли. Но тогда я несколько запаниковал… Мне показалось, что в теле Гарри возродился Том и реализовался самый худший сценарий развития событий, какой только можно было представить.

— Как будто нынешний сценарий чем-то лучше, — пробурчал Снейп, — цели Лорда нам хотя бы известны. В отличие от целей Поттера.

— А как, по-вашему, директор, Гарри мог попасть в тело Дадли? — поинтересовался Флитвик. — Если мы исходим из того, что мальчик перестал быть собой еще в школе, а не в доме Дурслей? Вы предполагаете, что до этого момента он боролся с ментальным вторжением? А если так — то в чьей голове теперь крестраж? Какова его судьба? Ваше мнение?

— У меня нет ответов на эти вопросы, друзья, — признался Альбус, — ментальная магия практически забыта в наше время. На плаву поддерживается лишь окклюменция и легиллименция. Тут я бы скорее просил вашей помощи, Филиус. Если у вас, конечно, остались… контакты…

Флитвик сморщился, но кивнул.

— Ладно, — Альбус снова поднял палочку, — резюмируем. Мы мало что знаем про события в доме на Тисовой. Судьба старших Дурслей не установлена. Конкретный автор чар над домом не установлен. Их… специфика не вполне ясна. Рабочая версия: некие магические воздействия привели к тому, что душа Гарри оказалась в теле его кузена. Судьба крестража неизвестна. Есть кому что добавить?

Снейп скрестил руки на груди.

— Слишком много неизвестных, — пробурчал Грюм, — жаль, не нашел летом время пообщаться с этим вашим Поттером-самозванцем.

— Тебе бы не понравилось, — пробормотал Снейп себе под нос.

— Продолжаем, — между тем вещал Альбус, — Далее, Дадли-Гарри оказывается на небольшом острове на побережье Уэльса. Предположительно, забросил его туда всплеск стихийной магии. И у Дадли, и у Гарри есть сильные ассоциации с этим местом, связанные с событиями лета перед поступлением Гарри в Хогвартс. Именно там он натыкается на Сириуса. Между тем, ослабленный не-Гарри обнаруживается не так далеко от Тисовой, в маггловской клинике. Между его обнаружением и событиями в доме Дурслей есть лакуна в несколько часов. Чем он занимался в это время, и занимался ли вообще, неизвестно. Возможно, его тоже накрыло чарами. Тут вроде все ясно?

— Ни черта не ясно, — сказал Грюм, — но хотя бы канва событий ясна. Продолжайте, директор.

— Я бы тут добавил… — начал было Флитвик, но тут Грюм взорвался:

— Мерлина ради, дайте мне услышать все, а потом будете делать замечания!

— Как пожелаете, — миролюбиво пожал плечами профессор чар и поудобнее устроился в кресле.

— Так, — Альбус подергал себя за бороду, — Ага. Значит, Сириус находит Дадли. Вместе с ним отправляется в Бирмингем. И там натыкается на авроров. А дальше у нас второй за короткое время инцидент с применением могучих темных чар. Авроры убивают друг друга. Выживший Долиш — в Мунго. Дадли — тоже в Мунго. Сириус самостоятельно приходит в себя на том же острове. Выводы?

— Ну, — сказал Снейп, — во-первых, чары, видимо. больше связаны с Дурслем… Поттером…

— Гарольдом, — вставил Дамблдор.

— С мальчишкой, — выкрутился Снейп, — но не с его одержимым телом. И даже если их наводил не он, или он, но стихийным всплеском магии, возможно, прятать его так быстро было опрометчивым решением. Во-вторых, наводящему чары было плевать на авроров и на магглов, живших в доме, но вот Блэку он вреда причинять не хотел.

— Согласен с выводами коллеги, — кивнул Флитвик, — добавлю только: уверен на сто процентов, что это та же работа, что и на Тисовой.

— Хорошо, — сказал Альбус, снова взмахивая палочкой, — что дальше? Дальше Не-Гарри находится у Уизли, в Норе. Чем он там занимался, мы доподлинно не знаем, но уверены, что ничего сверхстранного не предпринимал. Известно, что он о чем-то разговаривал с Люциусом Малфоем, и тот не говорит Северусу, о чем именно. Однако после этого разговора Малфой был уверен, что перед ним — Темный Лорд. Также в этот промежуток времени Не-Гарри подчинил своей воле Петтигрю…

— Хотел бы я вам, директор, задать пару вопросов по поводу этой крысы, — громыхнул Грюм.

— … по поводу кры… Петтигрю… — сбился Альбус, но продолжил: — и отправил его сдаваться нам. С целью заслать в Хогвартс, как мы поняли позже… слишком поздно. Также он много общался с Джинни и Полумной, но мало — с Роном. В свой день рождения он посетил Гринготтс в компании Люциуса Малфоя, после чего Люциус несколько дистанцировался от него. Также в августе он как минимум один раз встречался с Альфредом Эйвери. Какие выводы мы можем из этого сделать?

— Да какие угодно, — фыркнул Снейп, — он собирает гарем? Он ищет девушку? Он создает армию юных волшебниц? Он хочет сделать Хогвартс своим феодом? У нас мало данных. Меня, с позволения сказать, тут беспокоят две вещи. Во-первых, Эйвери. Он не очень-то сильный волшебник и трус. Но он стоит в стороне от других пожирателей. Нелюдимый книжный червь, ненавидящий Лорда и боящийся вас, директор. Но он высококлассный взломщик и специалист по магическим щитам, о чем, полагаю, присутствующим напоминать не надо.

— Мразззь, — прошипел Грюм, и Снейп холодно взглянул на него.

— Если учесть еще и ситуацию с Петтигрю, моральным уродом, но высококлассным шпионом, мы можем предположить, что Не-Поттер планирует действовать тайно, у нас за спиной и чужими руками, при этом отвлекая внимание на себя своими экстравагантными мерзкими выходками. А значит, узнать его реальные цели может быть жизненно необходимо. Но как это сделать?

Все трое посмотрели на Альбуса. Тот нервно дернул себя за бороду.

— Я думаю, как это сделать, днем и ночью. Будут идеи — сообщите. Вернемся пока к Дадли? К Гарольду?

Все кивнули.

— Теперь, обдумав все произошедшее в более спокойной обстановке, вынужден согласиться с Северусом — я, будучи напуганным, несколько поспешил, — признал Альбус. — Дадли пропал из больницы Святого Мунго и до сих пор находится в розыске как свидетель. В конце июля со мной связался Теодор Нотт-старший…

— Как? — вырвалось у Грюма.

— Теодор Нотт-старший, — твердо сказал Альбус. — Он попросил меня нанести ему визит. Там и обнаружился Дадли. Он представился мне Гарри. Проверка не обнаружила лжи. Канва событий и его рассказ вполне сходились. Что я предпринял дальше, известно всем.

Грюм схватился за голову.

— При всем уважении, директор, — сказал Северус, — вас оправдывает только одно: бредовость происходящего нарастает, и вы своими действиями решили не выделяться на общем фоне.

— Вы действовали импульсивно, — успокаивающе сказал Флитвик, — хотя, должен признать, здравое зерно в этом плане есть. Но спешить не следовало.

— А я согласен, — вдруг сказал Грюм, — с директором. Он прав: слишком много неизвестных. Пусть хотя бы один из пацанов на время станет головной болью лягушатников. С нас и одного Поттера достаточно. Пока.

— Ну все, — Альбус подавил накатывающее раздражение, — я вас позвал не обсуждать свои действия, если уж на то пошло. Так уж получилось, что я принимаю важные решения и несу за них ответственность. Разделять ее со мной я не прошу. Однако мне нужна ваша помощь и ваш совет относительно будущего. Думаю, мы все разделяем мнение относительно того, что события развиваются по негативному сценарию.

— И это еще мягко сказано.— Снейп встал и нервно прошелся по кабинету, разминая затекшие руки. — Я вам так скажу: неделя учебы позади, Поттер сидит тихо и не выпендривается. Что у него на уме — непонятно. Доходят слухи, что он уже взбаламутил Гриффиндор, несколько изменив свой круг общения. Это-то ему зачем? Неужели условные Финниган и Браун перспективнее для его планов, чем Грейнджер и Уизли? Да ни на миг не поверю! На Слизерине тоже паника: Драко ищет внимания Поттера и лишь огрызается на замечания в его адрес. Гойл вообще ходит сам по себе — никогда такого раньше не видел. Ладно, Драко, видимо, выполняет указания отца. Но Гойл-то тут при чем? И все это не обращая внимания на тот факт, что по замку бегает сумасшедший убийца под Империусом, который умеет превращаться в крысу. Тонкс тут… непонятно зачем. Разве что вы хотели досадить Поттеру, директор, но он и так ничего сам не предпринимает, кроме разговоров в гостинной. А чем занимается Эйвери, который уж точно сейчас работает с мальчишкой? Какова позиция Люциуса? А как пройдет суд над Блэком, что всплывет на нем? Нет, директор, это не просто негативный сценарий.

— Так, — Альбус потер ноющие виски. — Северус, конкретные предложения.

Снейп пожал плечами:

— Я буду дальше следить за гриффиндорцами и слизеринцами. Поэкспериментирую над входом в Тайную Комнату — надеюсь, коллега поможет.

Флитвик кивнул.

— Ну и пообщаюсь с Люциусом еще раз, только в успех уже не верю… Может, с Эйвери попробую поговорить.

— Тогда с меня Тайная Комната, — сказал Флитвик задумчиво, — ну и, так понимаю, ментальная магия. Видимо, вас еще интересует, о чем Поттер вел переговоры с банком, директор.

Альбус склонил голову.

— Попробую, — протянул Флитвик с сомнением в голосе.

— Я не знаю, чем мне пока заняться, — сказал Грюм, — буду как всегда. Готовиться к войне.

— Пройдись по замку, Аластор, — попросил Альбус, — проверь нычки и глухие места. Возьми с собой Тонкс в усиление. И вообще, проинструктируй ее по поводу исполнения ее обязанностей. Она относится к ним… легкомысленно. Пожалуй, надо было представить ее иначе. Плюс, подними свои контакты в Аврорате. Меня пугают заявления Фаджа «об усилении мер безопасности». Особенно накануне выборов Министра.

— Хорошо, — сказал Грюм, — я пошел.

— Всем удачи, — махнул рукой Альбус, — Северус, Филиус — жду вас на совещании по итогам первой учебной недели. Не забывайте — ровно в девять вечера.

Один за другим трое волшебников вышли из кабинета. Альбус устало оперся на стол. Какая тяжелая неделя, какой тяжелый вечер, какой тревожный разговор. Неужели он и вправду поторопился с Францией? Нет, это было правильное решение! Ладно, Поттер Поттером, а текущие дела — текущими делами… Он с тоской оглядел бумаги на столе, мысленно уже готовясь выслушивать вечером жалобы Филча на снижение хозяйственных расходов в этом году и Минервы МакГонагалл — на близнецов Уизли. Как будто эти близнецы не на ее факультете! И словно за хозяйственный бюджет отвечает не Филч! Возможно, проще было бы выйти на дуэль с Томом, Геллертом и Поттером-самозванцем одновременно...

ДРАКО

Гостиная Слизерина была слегка мрачноватым, но по-своему красивым местом. При этом — магия Хогвартса, не иначе! — разные люди воспринимали ее по-разному. Как и гостиную любого другого факультета, кстати говоря.

Вообще, когда волшебники говорили об Основателях Школы, они, по очевидным причинам, всегда заводили речь о чудесах, так сказать, с главной витрины. К примеру, потрясающий воображение величественный Большой Зал. Таинственная и страшная Тайная Комната. Артефакты Основателей, в конце концов! Все это были вещи, которые обсуждали приглушенным шепотом, с ложкой восторга и щепоткой грусти. Мол, были люди в прошлые времена! Не то что нынешние волшебники, которых и от сквибов-то отличить можно только по метле в руке и палочке в кармане!

Вот только за всеми этими «парадными» чудесами многие теряли чудеса «бытовые», приевшиеся и замылившие глаз, многим ничем выдающимся не кажущиеся. И именно умение распознать чудо в деталях часто выдавало в юных волшебниках будущих великих магов.

Сохранившаяся на страницах «Истории Хогвартса» то ли небыль, то ли быль, то ли просто притча, придуманная одним из затерявшихся в веках директоров школы, гласила: в первые благословенные годы каждый из Основателей должен был сам отбирать учеников на свой факультет. Они, Основатели, проводили с соискателями магического образования нечто вроде собеседования, могли выставить какие угодно условия и по итогам принимали то или иное решение. Какая-нибудь Кандида Когтевран могла придумывать сложные тесты и головоломки для проверки ума кандидатов в ученики. Годрик Гриффиндор мог отправить их за тридевять земель или потребовать дать сложный магический обет. Но Салазар Слизерин, будучи великим ученым и воином, поэтом и политиком, абсолютно при этом оторванным от бытовых проблем и мирских сует, не хотел ломать себе голову над всеми этими заданиями и тестами. Он брал соискателя за руку (разумеется, сначала убедившись в его статусе крови!) и вел его в созданную им незадолго до того гостиную своего родного факультета. А там смотрел на реакцию, мягко сканируя разум.

Истинный слизеринец, близкий Салазару не только по крови, но и по духу, видел здесь величественный зал, мрачный и прекрасный, подобный парадному залу средневекового волшебного поместья. Он видел расписные стены и резные колонны, видел алчное пламя камина. Видел аристократов, замерших в теплых глубоких креслах. Видел свой дом.

Истинный гриффиндорец же отворачивался в отвращении, едва разглядев это холодное, темное подземелье, с тлеющим зеленоватым огоньком, с каменными стенами, с, с позволения сказать, людьми, что расселились по углам с маской высокомерия на чопорных лицах.

Что же касается людей, что в любопытстве начинали изучать зал, разглядывая с восхищением магические потоки, таких лорд Слизерин отправлял восвояси к своей старой подруге Кандиде с напутствием как следует подучить арифмантику.

Про пуффендуйцев в изначальной версии мифа не говорилось ничего. Но один из слишком остроумных авторов «Истории» в позднейшей редакции, веке эдак в восемнадцатом, дописал, что они в гостиной Слизерина, зябко поежившись, спрашивали, где тут можно перекусить.

Чего было больше в этой истории, если она была правдивой, чуда или просто психологии, достоверно не знал никто. Но тем не менее, что-то в ней определенно было. И знавший ее с детства Драко Малфой давно заметил, что не всем его однокашникам комфортно в собственных аппартаментах. Хотя ему, например, они казались потрясающими.

— Вот, — говорил он, сидя в кресле, и поколения его предков будто бы стояли за его плечами… по крайней мере, он представлял себя со стороны именно так, — даже у нас на факультете не все понимают принципы дома Слизерин. Многим, наверное, кажется, что дом Слизерин — это тупые дуболомы, которые кидаются любыми приходящими в голову оскорблениями в лицо, словно дуэльными перчатками. Жаль разуверять этих людей, что иногда приходится действовать куда тоньше.

Говорил он громко, и проходящие мимо слизеринцы нет-нет, да и оборачивались. По сути, это была игра на публику. Драко разговаривал с Крэббом — но этот разговор должны были слышать все. Дешевая попытка поднять свои акции — других выходов, однако, Драко не видел. Последняя неделя — она же и первая учебная — была для него весьма тяжелой.

Разумеется, его резко улучшившиеся отношения с Поттером не остались незамеченными. Драко с каждым днем все больше убеждался в необходимости общения со всеобщим Героем и Надеждой через третьих лиц, как мудро посоветовал ему отец, потому на сближение и не шел, однако даже установившаяся между ними отстраненная вежливость была для многих красной тряпкой. Слишком уж разительна была разница со вторым курсом.

Беда состояла в том, что речь шла не просто о каком-то там гриффиндорце — гриффиндорец гриффиндорцу рознь, как и слизеринец, кстати. Был бы, скажем, целью установления дружеских связей какой-нибудь Симус Финниган, полукровка, но со старыми магическими корнями, не связанный через родственников с партией Дамблдора — и никто бы на факультете ни слова не сказал. Дела Малфоев — это дела Малфоев. Может, есть деловой интерес, может, политический. Плевать, по сути. Если, конечно, не практиковать с Финниганом слишком уж... близкие отношения.

Но речь, блин, шла о Поттере! О символе Света, о Герое Дамблдора! О ребенке древнего, но враждебного рода! А он, Драко, был сыном Люциуса, главы противоположной фракции Визенгамота, и рядом с ним ходили дети тех, кто сражался с Поттерами и подобными им всего какой-то десяток лет назад! Сражались, убивали… и погибали тоже. Черт, да проще было бы замутить с какой-нибудь грязнокровкой — это бы восприняли как развлечение молодого эксцентричного аристократа. Дружба с грязнокровным — туда же, ну захотелось Малфою завести себе эдакого пажа. Странно, конечно, но бывает. А вот все эти Поттеры, Уизли… Никакой политический интерес не мог оправдать в глазах слизеринцев такого сближения. Им просто-напросто казалось, что он начинает пачкаться в их грязи… и в крови чистокровных на руках их семей.

Драко увидел это еще в первый учебный день. Теодор Нотт подошел к нему с вопросом: правда ли в поезде к Драко в купе заходил Поттер? А, выслушав рассказ, бросил: «ну ты и соплежуй, Малфой!». «Что!?» — вскинулся Драко, но Нотт уже исчез. К концу учебного дня наследник рода Малфой стал понемногу замечать на себе косые взгляды. Попытка объяснить произошедшее в таком же показном разговоре с Крэббом интересами Рода ни к чему не привела. В тот же вечер, Драко был уверен, множество сов отправились в долгий полет домой с Хогвартской Совятни. И видимо, его отец все же смог найти для родителей слизеринцев более адекватное объяснение, чем сам Драко. На завтраке все, казалось, вернулось на круги своя… Но первое же совмещенное с Гриффиндором зельеварение, первое рукопожатие с Поттером, которое тот — вот же урод! — провел показательно, наслаждаясь ситуацией, на глазах у двух факультетов — и Драко в прямом смысле почувствовал, как почва уходит у него из-под ног.

Нотт, казалось, был готов плюнуть ему в лицо — Драко чувствовал тяжелый взгляд весь урок. Панси, как всегда прямая и резкая — вот уж кому надо на Гриффиндор! — просто уселась на другом конце класса. Вся его партия начала трещать по швам всего за каких-то пару дней. Он настолько не привык к подобному отношению, что чуть не заговорил с Дафной Гринграсс, но вовремя остановился. Вступить в диалог с детьми консерваторов-центристов, с Пятым Факультетом, как их презрительно называли дети Вальпургиевых Рыцарей, пошедших когда-то за новым Темным Лордом… Такое мог себе позволить его отец, но не он. Это был бы последний удар по его репутации.

Пока что все, конечно, не выходило за рамки приличий, за рамки перешептываний и закатывания глаз. Но долго ли все будет именно так? Нет, официально от Поттера надо дистанцироваться, оправдать свое поведение, экспериментом, сложной шуткой, магической лихорадкой — любой ерундой! По всему выходило, что единственным вариантом, коли уж связей на Гриффиндоре у Драко не было, а других друзей Поттера, кроме Грейнджер и Уизли, он не знал, оставалось свести Гойла и заучку-грязнокровку… Идея была бредовой неимоверно, но альтернативу — подсунуть Панси под кого-то из Уизли — он не стал бы рассматривать даже в самом тяжелом случае той самой магической лихорадки.

Так и прошла вся неделя: в каком-то магическом тумане. Уроки сплошь прошли мимо Драко, не зацепив его и краем. Что там преподавал этот странный Люпин, про которого шипели, что он человек Дамблдора? Что там показывал в Запретном Лесу лесничий-полувеликан, по недоразумению ставший профессором? Все эти мелочи не волновали наследника рода Малфой.

Драко вещал, Крэбб внимал с остекленевшими глазами. Гостиная слушала. Делала верные выводы — по крайней мере, Драко надеялся на это. Драко говорил о слизеринской хитрости. Говорил о родовой чести. Говорил о достоинствах: своих, своего Рода и Родов однокашников — немного лести тоже не повредит. Кто-то похлопал Драко по плечу, и он обернулся.

Первым, что он увидел, была крупная рука в мантии бутылочно-зеленого цвета. А затем, подняв голову, он разглядел и ее хозяина, Грегори Гойла собственной персоной.

Драко посмотрел на того со скепсисом. Лето пошло Гойлу на пользу: он вытянулся, перестав быть таким квадратным,слегка загорел, что было не слишком-то хорошо для аристократа, но в случае Гойла скрывало очевидные дефекты кожи. Тем не менее, его шансы выполнить миссию были, на первый взгляд, примерно равны шансам Драко сохранить хоть какое-то влияние на Слизерине в случае повторного рукопожатия с Поттером.

— Здорово, Гойл, — Малфой снизил громкость голоса, и гостиная вокруг забурлила, возвращаясь к привычным делам, — как успехи?

— Отвратительно, — сказал Гойл, присаживаясь. Он был мрачен, как и всегда, начиная с поезда. Малфоя непроизвольно кольнула игла мстительного удовольствия — и тут же он подавил в себе это чувство. Да, он подрядил Гойла на это дело, поддавшись раздражению, и даже успел потом об этом пожалеть. Но с другой стороны, других доверенных людей, кроме этой пары здоровяков, Гойла и Крэбба, у него не было. А успех Гойла в данном конкретном деле был важен для успеха в целом. Не идти же самому на поклон к грязнокровке?

— Ты книгу подарил?

— Да не знаю я, как это сделать, — зло прошептал Гойл, — это... Это... Как это вообще будет выглядеть? Я и на Слизерине бы не смог скорее всего, а уж это...

— Слушай, — прошипел Драко, — это не моя злая шутка, чтоб ты понимал. Это поручение отца. А значит, и твоего отца тоже. Мне четко дали понять, что это самое важное дело, которое нам поручалось. Так что будь добр справиться, ага?

Гойл поджал губы:

— Тебя звал декан.

— Зачем? — удивился Драко.

— А я почем знаю?

Гойл встал и гордо, что выглядело довольно комично, прошествовал в дальний угол зала, где и опустился на маленький диванчик, скрестив руки на груди. Он явно воображал себя большим и сильным лордом, но выглядел всего лишь как насупленный подросток. Драко поднялся, соображая, что могло потребоваться от него мистеру Снейпу.

— Проследи за ним, — махнул он рукой в сторону Гойла, — я скоро.

Крэбб молча кивнул.

Драко кивнул ему в ответ и быстро пошел к выходу, расправляя мантию и не обращая внимания на шепотки за спиной.

«Я справлюсь, — повторял он про себя, — я справлюсь». Он шел по пустым вечерним коридорам Хогвартса, и эта мысль стучала у него в висках. Как и большинство неопытных волшебников, Драко был вполне уверен в том, что мысль сама по себе материальна.

А пока Драко быстрым шагом шел по холодным подземельям замка, на место, где он только что сидел, рядом с тупо смотрящим в камин Крэббом, плюхнулась светловолосая, высокая для своего возраста девушка с холодными голубыми глазами.

— Есть разговор, наследник Крэбб, — церемонно сказала она.

Крэбб дернулся было от неожиданности, но потом, смерив гостью взглядом, опять отвернулся к камину, лишь краем глаза косясь на Гойла, все так же восседающего в углу.

— Наследница Гринграсс, — пробурчал он, — как же я рад видеть вас в добром здравии...

— Да, да, час назад виделись на ужине в таком же здравии, — Дафна Гринграсс потерла слегка курносый носик, буравя Крэбба взглядом. Тот по-прежнему упорно избегал прямого зрительного контакта.

— Так что за разговор?

— Ну так, — она натянуто улыбнулась, — поболтать с милым одноклассником…

— Так что за разговор? — без тени эмоций сказал Крэбб.

Гринграсс, казалось, слегка растерялась. Она посмотрела на него с некоторым разочарованием, выдержала паузу, и лишь потом заговорила снова.

— Что у вас происходит?

— А что? — спросил Крэбб. — Все в порядке.

— Нуу, — она подалась чуть вперед, — Драко… Поттер… Гойл какой-то недовольный… Вы же в курсе, наследник Крэбб.

Крэбб пожал плечами.

— Я просто подумала… — прошелестела Грингасс.

— Извините, наследница, я занят, — Крэбб открыл рот и широко, неприлично зевнул, — крайне важными делами.

Ледяная маска на лице Дафны на секунду дала трещину. Она вскочила, сузив глаза, и молча унеслась куда-то в другой конец помещения, к Дэвис и прочим. Крэбб, продолжая глядеть в камин, мрачно усмехнулся краями губ. Это малолетка слишком много на себя взяла, если решила выведать информацию таким топорным путем. Если она правда хочет что-то узнать… ей придется придумать что-то поинтереснее. Он слегка зажмурился, чувствуя в багровых бликах пляшущего пламени далекие отзвуки заклинания Адского Огня, что когда-то, еще до школы, показал ему отец.

А в другом конце того же этажа, в достаточно уютном по сравнению с классом зельеварения, но все равно весьма холодном личном кабинете декана Слизерина, Драко Малфой, упрямо поджав губы, смотрел в другой камин и видел в нем почти точно такие же блики.

— Я не понимаю, в чем дело, Драко, — устало сказал зельевар, стоявший чуть сбоку, у стены, — если тебе нужна помощь, я готов ее оказать. Только скажи.

— Я справлюсь сам, — четко, раздельно произнес Драко.

— Знаешь, — Снейп отклеился от стены и принялся ходить по комнате туда-сюда, бросая полные отвращения взгляды на камин, — ты мне сейчас напоминаешь отца. И это не оскорбление и не комплимент — просто истина. Он тоже никогда не любил принимать помощь. Но возможно, прежде чем наступать на грабли и проверять, достанут ли они до лба, стоит спросить людей вокруг: вдруг кто-то уже на них наступал?

Драко пожал плечами.

— Ладно, — Снейп поглядел на часы, — у меня нет времени разбираться с очередным сопливым юнцом. Но твои планы я должен знать, потому что спокойствие и баланс сил на моем факультете ты уже успел нарушить за какую-то неделю. Поэтому я сам все тебе расскажу. Твой отец, после событий лета, да и конца года тоже, решил, что ему с Поттером, возможно, по пути, вот только жар лучше загребать чужими руками. Он подрядил на это дело тебя, и думаю, тебе уже должно было хватить мозгов прийти к таким же выводам. Соответственно, ты хочешь приблизиться к нему через кого-то из твоих, кхм, друзей… Все родовитые гриффиндорцы отпадают, конечно… Ох… — Снейп замер и уставился на Драко. — Мерлин ты мой, не говори, что это Гойл и Грейнджер!

Драко молчал. Снейп схватился за голову.

— Так. Иди. Я придумаю, что можно сделать. Иди, отбой скоро.

— Профессор, — кивнул Драко и вышел. Северус Снейп кинулся к камину, хватая летучий порох.

— Кабинет директора!

Когда он вывалился из камина, Альбус Дамблдор, читающий какой-то длинный свиток, настороженно поднял голову.

— Что такое, Северус? Какие-то новости? До совещания еще полчаса, если ты…

Он замолчал, когда Снейп начал говорить, и выслушал его молча. Потом закинул руки за голову.

— Да-а-а… Эта история с Гарри приводит ко все более странным последствиям. Он как камень, брошенный в пруд.

— Скорее уж жук в муравейнике, — фыркнул Снейп. — Что будем делать?

— Я боюсь, — Альбус призадумался, — я боюсь, что последние события ярко показывают — любое наше действие только больше расшатывает лодку. Мы не можем бороться с противником, не понимая его планов. На попытках их разгадать и стоит сконцентрироваться.

— Не вмешиваться? — переспросил Снейп.

— Я вот уже вмешался, и, похоже, наделал дел, — грустно вздохнул Альбус, — давай теперь попробуем понаблюдать и собрать побольше информации. Ведь Гарри тоже, судя по всему, не против наладить отношения с Малфоями? Они, по крайней мере, перед нами как на ладони, в отличие от какого-нибудь Эйвери. Так давай посмотрим, что Гарри от них хочет. Подумай, как можно будет подыграть этому мальчику, Гойлу.

— Кто-то из нас двоих точно сошел с ума, — вздохнул Снейп. — Будем надеяться, что замок доживет хотя бы до конца года. Можно попросить у вас чаю, директор? Пожалуй, я подожду совещания здесь. Знаете, мне крайне интересно будет услышать, что там происходит на Гриффиндоре.

АЛЬФРЕД

Призрачная, будто стеклянная арка с хрустальным звоном рассыпалась на тысячи осколков, что блестели теперь на траве, превращаясь в пар. Альфред Эйвери утер со лба пот, переводя дыхание. Визуализация защитных чар была его собственной фишкой — и значительно облегчала ему работу. Другое дело, что далеко не все были способны на подобное. У него был талант.

Талант у него был всегда, но сегодня он превзошел сам себя. Он меньше чем за сутки разрушил первый рубеж грандиозной защитной системы, выстроенной Великим Темным Лордом Волдемортом с опорой на работу самого Салазара Слизерина. А значит, на секунду он оказался равным им. Эта мысль грела душу.

Сегодня днем ему пришлось признаться жене, чем он занимается. В самых общих чертах, конечно. Но если уж он планировал посвятить этой работе большую часть свободного времени… Отец и так все время пропадал, занятый делами рода — читай, личными делами. Он мог видеть его раз в неделю или около того. Но от жены подобного было бы не скрыть.

Впрочем, она поддержала его, как и всегда. Он даже почувствовал небольшое разочарование — будь он собственной женой, наверняка попробовал бы возразить хоть что-то, уточнить… Но с другой стороны, лучше уж так, чем в одной постели с какой-нибудь Беллатрикс Блэк. Тем более, на следующих этапах ему наверняка понадобится страховка…

Альфред внимательно посмотрел вперед, в сторону хижины Гонтов сквозь рассыпающиеся лоскуты разорванных им чар. Ему совсем не нравилось то, что он видел дальше.

Сначала, проходя прямо сквозь деревья, там тянулась, перерезая путь, черная стена — бывшая крепостная стена замка. Маггл вряд ли бы разглядел даже отдельные валуны, когда-то бывшие частью кладки, но Альфред, специалист по магической защите, видел, что чары, когда-то наведенные на них, были практически полностью восстановлены. Взломать их теоретически было возможно, он даже знал, как это сделать, но вот реализовать эти знания на практике… Возможно, проще было бы проникнуть к каким-нибудь Малфоям. Или Грингассам. Или Ноттам. Да в любой подобный дом! Ну или по крайней мере это были задачи одного уровня сложности.

А дальше, за стеной, стояла сама хижина, и из-за ее приоткрытой двери проступала какая-то совсем уж непроглядная чернота. Туда бы Альфред уж точно не рискнул лезть в одиночку. Здесь нужна была помощь сильного мага, мощные артефакты… Или обходной путь.

Альфред поднял с земли два камешка, гладких, обкатанных когда-то древним морем. Взвесил один на руке, достал палочку, взмахнул над ним несколько раз. Камень налился красным и медленно потух.

Альфред размахнулся и запустил его в сторону призрачной, вибрирующей, чернеющей на фоне вечернего леса громады стены. Камешек полетел, отскочил от корня какого-то дерева и черной точкой завис в воздухе, как мошка в янтаре.

— Ух ты, — сказал Альфред сам себе, — с первого раза!

Он выбросил второй камешек и пошел к тому, зависшему в воздухе. Остановился метрах в трех. Здесь, возле второй линии защиты, восстановленной Лордом и воспринимавшейся им визуально как иссиня-черная крепостная стена, сотканная из грозовых туч с пробегающими по ним электрическими разрядами, во рту пересыхало, кожу начинало покалывать. Коснуться чего-то подобного значило бы примерно то же самое, что и залезть в маггловскую электрическую будку. Альфред видел несколько таких в свое время.

Он поднял в голову вверх. Стена уходила куда-то за деревья, над ней клубились тучи и в нее раз за разом били молнии. Через верх не перелететь — вся эта конструкция явно питается от атмосферного электричества…

Альфред указал палочкой точно под зависший в воздухе камень.

— Бомбарда!

Земля взорвалась, разлетелись в сторону сухие листья. Альфред подошел поближе и заглянул в образовавшийся лаз, а вернее, черный провал.

— И кто же туда полезет, а? — спросил он. Вопрос был риторическим. Лезть так или иначе пришлось бы ему самому.

Альфред вздохнул и направил на провал палочку. Глубина была метра три. На дне был кирпич или что-то в этом роде. По всему выходило, что по крайней мере под самим лазом никаких ловушек нет.

— Ага, — сказал Альфред и начал долгий, мучительный процесс трансфигурации травинок в подобие толстого каната.

Спуститься в итоге оказалось куда проще, чем он думал в начале. Когда его ботинки коснулись сырого кирпича на полу туннеля, наверху уже довольно сильно стемнело, а здесь, внизу, и вовсе царила непроглядная тьма. Альфред быстро выпустил пару диагностирующих заклятий — ничего. Тогда он полез в карман и достал стекляную банку. Сжал ее в руке — и за стеклом расцвел яркий, но холодный огонек. В таком месте палочка могла понадобиться в любой момент, и не стоило забивать ее банальным Люмосом.

Альфред огляделся. Туннель, прямой как стрела, с одной стороны уже через два метра заканчивался обвалом. С другой — вел прямо под хижину. Альфред повернулся в ту сторону, присмотрелся, прищурившись, помахал палочкой — и недоверчиво распахнул глаза.

По всему выходило, что никаких ловушек тут нет. Ни барьеров, ни ям, ни рунных чар. Ни-че-го. Туннель вел прямо куда надо. Боковые ходы были наглухо завалены. Это место будто говорило ему: «Если ты такой умный, иди прямо в дом».

Альфред пошел. Что еще ему оставалось делать?

Грозовой стены здесь не было, только ее отзвуки. И Альфред, который вообще-то полагал, что стена будет и под землей, просто в ослабленном виде, и тут через нее будет чуть проще просочиться, нехотя задумался: а зачем Лорд восстановил это магическое чудо-юдо, если его смог бы обойти любой целеустремленный волшебник с профильным образованием?

Туннель закончился очередным обвалом и лестницей вверх, похожей на ту, что трансфигурировал он сам. Это что, вход в дом? Так просто? Быть не может!

Альфред осторожно подошел поближе, вынимая палочку, и тут накатило Оно.

Сгущающиеся черные тени, уходящая вместе со светом надежда. Огонек в банке — не светит и не греет, он лишь источник теней. Мрак все ближе, он опускается с неба осенними листьями. И в сердце рождается предчувствие чего-то великого, страшного, но прекрасного…

— Нет! — крикнул Альфред, остатками разума понимая, что Это такое. — Нет!

Баночка упала и разбилась, последний свет потух. Он развернулся и бросился бежать сквозь тьму, накладывая на себя Чары Головного Пузыря.

— Нет! — кричал он на бегу, и вдруг перед ним буквально в полутора метрах выросла иссиня-черная стена, пронизанная молниями. Он попытался затормозить, поскользнулся, упал, ударился головой о стену. Мягкая стенка Пузыря лишь незначительно смягчила удар, и Альфред Эйвери потерял сознание.

ГЕРМИОНА

Холодное хогвартское подземелье начало понемногу разогреваться от гула подростковых голосов. Под запертой дверью в кабинет зельеварения столпились ученики — слизеринцы и гриффиндорцы, в ожидании того, как эта дверь распахнется и откроет им дорогу в чертоги Северуса Снейпа; для кого-то из них — к любимому предмету и любимому преподавателю, а для кого-то — мало не в ад. И мальчишка, сейчас едва ли не трясущийся рядом с Гермионой, был главным представителем второй категории.

Гермиона, как и любой уважающий себя гриффиндорец, знала: Невилл Лонгботтом ненавидел зельеварение, и в отличие от большинства других его однокурсников, эта ненависть была для него отнюдь не фигурой речи. Он ненавидел зельеварение всерьез; настолько, конечно, насколько подросток способен ненавидеть учебный предмет в школе. Он ненавидел холод подземелья, шелест мантий, потрескивание огня под котлами, мрачную тишину кабинета, вонь ингредиентов. И конечно, преподавателя лично. Вся гамма обуревавших его чувств сейчас ярко высвечивалась на лице бедняги. Не надо было быть легилиментом, чтобы их почувствовать. Гермиона зябко поежилась, будто вся эта отчаянная ненависть была предназначена лично ей.

Вообще говоря, Гермиона замечала подобные вещи и раньше. Но теперь, после обучения у профессора Дамблдора, пусть даже краткого и поверхностного, она стала читать в людях куда больше чувств, мыслей, эмоций. Особенно это касалось открытых и эмоциональных гриффиндорцев. Каждый из них излучал целый спектр эмоций, и Невилл был чуть ли не ярче всех. Теперь ей лучше чем когда бы то ни было стало понятно, почему он на этом факультете, а не на каком-нибудь Пуффендуе. Зато появилась новая загадка — а она-то что здесь забыла?

Ей вдруг вспомнился первый урок ухода за магическими существами, когда волнующийся и запинающийся Хагрид привел в загон табун гиппогрифов. Тогда она порядком переживала из-за этого урока, хотелось, чтобы лесничий показал себя с лучшей стороны, все же он бывает довольно беспечен и неуклюж, а тут разом гиппогрифы, гриффиндорцы и слизеринцы.

Однако поначалу казалось, что урок идет на удивление гладко. Гарри стоял тихо и незаметно, и вообще вроде как старался не отсвечивать. В рядах слизеринцев ощущался какой-то разлад, и они, обычно достаточно сплоченные, больше косились друг на друга, чем на диковинных зверей. А Малфой и вовсе весь урок был паинькой, да еще и почему-то смотрел периодически в ее сторону. И что этому самовлюбленному кретину от нее надо? Ловить его взгляд было неприятно, а регулярно сбивавшийся с мысли Хагрид настроение отнюдь не поднимал. И в итоге Гермиона впервые за все годы прилежной учебы потеряла нить лекции.

Когда же она вынырнула из своих размышлений, довольно сумбурных, надо сказать, вся толпа учеников, оказалось, откатилась назад, да так, что Гермиона теперь стояла не просто в первом ряду, а даже чуть впереди всех. И тут же попалась на глаза преподавателю, который лихорадочно оглядывал строй в поиске знакомых лиц.

— О, — сказал он, — Гермиона!

— Да… — она слегка запнулась, сбрасывая с себя непривычное чувство потерянности на уроке, — профессор.

Сзади кто-то захихикал, а Хагрид расцвел и предложил ей что-то немыслимое. Мол, почему бы не применить знания на практике — не пообщаться вблизи со здоровым серым гиппогрифом, которого он ласково называл Клювик. Она было думала отказаться, но срывать урок Хагриду тоже не хотелось, а тот аж лучился весь от счастья. Поэтому она все же сделала пару шагов вперед неожиданно ватными ногами. Гиппогриф навис на ней, огромная пернатая машина для убийства, настороженно склонившая голову. Ей почему-то вспомнились картинки из детской книги про динозавров.

— Осторожней! — шепнул кто-то за ее спиной, и она очень хотела посмотреть, кто это, но знала, что от гиппогрифа нельзя отворачиваться в момент зрительного контакта, а потому не стала реагировать, лишь медленно склонила голову, подставляя шею под бритвенно-острый клюв. Затем выпрямилась и с каким-то детским восторгом стала наблюдать, как полуптица-полуконь грациозно кланяется ей в ответ, подогнув передние ноги.

— Ага! — воскликнул Хагрид. — Отлично! А теперь погладь его, погладь. И он с удовольствием тебя прокатит, думаю!

— Что-о-о-о?

Гермиона аж обомлела от такого предложения, отпрянув назад, пожалуй, слишком резко. Гиппогриф тоже, казалось, занервничал, поднял голову, напряг ноги — но с места не сдвинулся.

— Э-э-э, — замялся Хагрид, — ну, если ты не хочешь…

Гермиона замерла с открытым ртом. Ну не спорить же с ним на первом же его уроке, когда тот вроде как проходит без лишних неприятностей! Однако лезть на спину к этому птицетазовому динозавру?! Ну уж нет!

— Может, лучше я? — раздался сзади голос. Это был не тот же человек, что шептал. Это был Гарри.

— Да, конечно, — с облегчением сказал Хагрид, — если хочешь… Помнишь, что надо делать?

— Ага, — Гарри уверенно вышел вперед. Ему кто-что что-то быстро зашептал про какие-то чаинки, но тот лишь отмахнулся: — Не нервничай ты, Лаванда. Что эта карга знает о настоящей судьбе?

Лаванда что-то зло ответила, но Гарри уже кланялся гиппогрифу.

— Ты в порядке? — спросили у нее, и Гермиона вдруг поняла, кто шептал — это был Невилл. Она кивнула ему и стала смотреть на то, как справляется Гарри.

А Гарри справился отлично. После того, как он под восторженные возгласы проделал круг над лесом и мягко приземлился на той же полянке, урок триумфально подошел к концу. В замок довольными возвращались все гриффиндорцы и даже, казалось, часть слизеринцев — те, что не были заняты своими таинственными внутренними склоками.

Гарри вообще в последнее время неплохо справлялся.

Гермиона оглянулась. Гарри и сейчас, перед уроком зельеварения, стоял совсем недалеко от нее, его мысли она видела радостными и безоблачными. Он приветливо махнул ей рукой, и она улыбнулась, даже почти искренне. Гарри, по сути, ничем ее не обижал. В поезде она сама дала слабину на ровном месте. Но все же в последнее время ее не особо тянуло с ним общаться. Он стал слишком… громким, что ли.

Между тем двери в ад распахнулись.

— Заходите, — велел профессор Снейп, и обреченная толпа потянулась в кабинет. Гермиона глянула на преподавателя, но не увидела никаких его мыслей, лишь глубокий холодный колодец, наполненный какой-то слизью. Она отшатнулась, а тот лишь презрительно скривился, глядя на нее.

— Аккуратнее, Грейнджер, — тихо прошипел он, когда она проходила мимо него к котлам, — так и надорваться можно.

Она, само собой, промолчала.

Села Гермиона, разумеется, вместе с Невиллом. Собственно, она и в прошлом году часто с ним сидела — парень определенно нуждался в ее помощи на занятиях. А уж сегодня…

Сегодня — уменьшающее зелье. Наконец, с небольшим переносом, урок, посвященный домашнему заданию на лето. Сложный, каверзный, требующий внимательности рецепт. А баллы Гриффиндору ох как нужны!

Сначала все шло вполне нормально.

То есть, речь все же про зельеварение и Гриффиндор, так что вполне нормально — это значит стабильно плохо, без особенных проблем. Снейп летал по кабинету и раздавал колкие замечания. Нынешняя, разбирающаяся в окклюменции Гермиона отчетливо видела, как он ментально давит на ее однокурсников. Этот человек даже не то чтобы вламывался в их разум и сбивал с толку. Нет, он ласково касался их сознаний, видел сиюминутные страхи и недовольства и тут же начинал что-то говорить по этому поводу, провоцируя, давя на больные места. Это было очень искусно, по-своему красиво — и в то же время мерзко. Сейчас он был похож на боггарта с первого урока Люпина. А первый урок этот прошел… Гермиона вздрогнула, мотнула головой… Нет, не сейчас! Сейчас эти мысли не к месту! Так профессор Снейп и работает! Нельзя ошиби…

— Мисс Грейнджер, — неожиданно нежно проворковал Снейп прямо у нее над ухом, — сколько раз вы мешали зелье по часовой стрелке? Сколько сделали полных оборотов?

Гермиона машинально потянулась к зелью Невилла…

— Не его зелье, Грейнджер, — прошипел Снейп, — а ваше.

Со слизеринской стороны донесся смех.

— Вторая учебная неделя заканчивается, а вы, видимо не проснулись, — он не дал ей и слова вставить. — Эванеско!

Гермиона закусила губу, чтобы не заплакать. Кто-то сзади шумел, возмущался. Она не слышала. Что-то отчаянно шептал Невилл. Она не слушала. Как она могла так облажаться? Как?

— Так! — заорал Снейп. — Тишина в кабинете! Уизли, Финниган — отработка сегодня вечером. Грейнджер — отработка через неделю, в следующую пятницу. Вместе вы у меня отрабатывать не будете. Долгопупс! За то, что вы умудрились испортить работу даже такой заучке как Грейнджер, у вас отработки по средам, раз в неделю. Пока не научитесь варить это зелье самостоятельно! Гойл! У вас что в котле? Отработка! Вы, пожалуй, поработаете вместе с Грейнджер…

Гермиона встала, собирая вещи. Кто-то, выходя из кабинета, похлопал ее по плечу. Кто-то сказал, что-то одобрительное. Малфой молча посмотрел, без сочувствия, но и не зло, скорее… оценивающе. Она собралась и развернулась к выходу. Снейп стоял рядом с дверью, глядя на нее, скрестив руки на груди.

— Что-то еще, Грейнджер? — негромко спросил он.

— Да, — вдруг сказала она, — отведите меня к директору пожалуйста. Профессор.

Снейп нахмурил брови, а потом внезапно кивнул.

— Пойдемте.

Она сама не ожидала такого поворота событий, ведь ее просьба была скорее эмоциональным, не свойственным для нее решением, а Снейп был вовсе не самым чутким к просьбам учеников преподавателем Но тем не менее она быстро пришла в себя и перехватила поудобнее сумку, упрямо поджав губы.

Снейп молча развернулся к выходу, вылетев из кабинета ракетой, и быстро провел ее мимо толпы не успевших разойтись одноклассников — наверх, прочь из подземелий. Лестницы, коридоры, коридоры, лестницы… Он великолепно ориентировался в Хогвартсе, ведь правда? Хотя, наверное, и должен был уже выучить замок наизусть — за столько-то лет! Наконец зельевар резко затормозил перед уродливой горгульей, замершей у довольно непримечательной светлой стены. Шепнул мерзотной скульптуре что-то про лакричные леденцы и обернулся на тяжело дышащую Гермиону.

— Идите, Грейнджер. Вам вверх по винтовой лестнице. Я, пожалуй, подожду здесь. Не люблю сцен.

АРТУР

У Артура Септимуса Уизли не шла работа. Перед ним на столе колосились папки, расцветали бумаги разных форм размеров и цветов, всплывали тут и там перья, маггловские ручки и совсем уж странные для этого тесного офиса предметы, вроде волчков, игрушек «йо-йо» и штепселей. Именно в этот мир ему надо было нырнуть с головой, именно этот мир требовал его немедленного участия. Но его мысли были заняты другим.

В его кармане лежало полученное вечером письмо из Хогвартса, за авторством младшего сына. Письмо, которое он решил пока что скрыть от жены — до выяснения всех обстоятельств. Письмо начиналось обычно: в нем Рон жаловался на преподавателей, на сложную учебу, на ссоры с друзьями — в принципе, он всегда так делал. Но в концовке он внезапно писал: «Папа, сможешь забрать меня из Хогвартса?»

Артур несколько раз прочитал письмо в поисках подводных камней. Почерк Рона, бумага Рона, стиль Рона… Жалобы — да, но самые обычные. Рон вечно с кем-то ругался, вечно учился со скрипом — со скрипом, но учился! Но ничего необычного, кроме последней фразы! Конечно, немедленно ушло ответное письмо, а заодно письма Перси и близнецам. Для выяснения. Но ответов ждать минимум до вечера! Артур придержал пока что существование этого письма ото всех и теперь мучался с ним наедине.

«Папа, сможешь забрать меня из Хогвартса?»

Черт, может связаться с Дамблдором? Или подождать хотя бы до вечера? Страшного-то точно ничего не случилось. Может, зря он волнуется, и это письмо — просто сиюминутные эмоции подростка? Как будто он сам лет в тринадцать не мечтал сбежать из школы!

Дверь в кабинет распахнулась, и в нее, распространяя запах дешевого табака и не менее дешевого одеколона, ввалился Перкинс. Артур вдохнул поглубже, запасаясь пыльным, но хотя бы относительно свежим воздухом.

Многие считали Артура неудачником: мол, глава чистокровного рода, пусть и не заседающего уже давно в Визенгамоте, сидит на должности главы заштатного сектора в Министерстве. Но эти люди не были знакомы с Перкинсом. Тоже чистокровный волшебник, хотя и младший ребенок лорда, находился в подчинении человека в два раза младше его и сидел здесь уже десятилетиями. В свое время Артур назначился на свой текущий пост прямо через его голову. Третья должность в секторе уже долгое время оставалась вакантной.

Карьерные и семейные неудачи Перкинсу на пользу не шли: табак и огневиски все больше делали его похожим на Наземникуса Флетчера.

— Перекур закончен, — объявил Перкинс, плюхаясь за свой стол.

— Затянулся что-то твой перекур, — пробормотал Артур чуть слышно.

— А, — не расслышал Перкинс, — кароч, Артур, тебя там железная леди искала. Просила передать, чтоб зашел.

— Боунс? — удивился Артур.

— Ага.

— Хмм, — Артур встал, гадая, что надо этим пятничным утром от него высокому начальству, — тогда я пошел. За старшего.

— А то я не знаю, — буркнул ему в спину Перкинс. Старшинство было для него больной темой.

Дорога по этажу к кабинету главы департамента много времени не заняла, и весь путь Артур гадал, что же понадобилось от него леди Амелии. Она была его непосредственным начальником, но, по большому счету, они не так часто пересекались. На еженедельных совещаниях, которые иногда курировали ее замы, Пий Тикнесс и Руфус Скримджер — Боунс не была любительницей позаседать почаще. Иногда — на редких разборах полетов, которые почти не затрагивали его тихий сектор. А в целом — раз в день «здрасьте», раз в день «дасвидання». И то, если еще пересеклись в коридоре.

Артур постучал в дверь кабинета. Ответил ему, неожиданно, мужской голос:

— Да?

— Артур Уизли. Звали?

— Да, войдите, Артур, — а это уже Боунс.

Артур вошел и замер в дверях. В кабинете сидели трое. Всех троих, он, конечно знал, и со всеми предпочитал не пересекаться. Мадам Боунс сидела во главе стола, нервно постукивая короткими пальцами по столешнице. По правую руку от нее за длинным столом сидели смотрящий в потолок Джон Гринграсс, лорд Гринграсс, и скрестивший руки на груди начальник Департамента международного магического сотрудничества Бартемиус Крауч.

— Добро пожаловать, Артур, — сказал Гринграсс, не поворачивая головы, — проходите, присаживайтесь.

Он неопределенно махнул рукой в сторону стула напротив него.

— Добрый день, — нервно сказал Артур, — э-э-э, всем.

Он медленно прошел через кабинет и присел на краешек стула. На него не смотрел никто, но ему казалось, что на него смотрел целый стадион.

— Я все же никого не призываю участвовать, — сказала Боунс, глядя в стол, — у вас нет магических обязательств, в отличие от меня.

— Вопрос чести, — искривил физиономию Крауч.

— Вообще-то я думал, что мы здесь, потому что уже все для себя решили, — вежливо сказал Гринграсс, — не строй из себя душку, Амелия, тебе не идет. Партия Дамблдора не должна держаться только на Дамблдоре, иначе о каком балансе сил, мать вашу, мы вообще сейчас разговариваем?

Воцарилась тишина. Артур, не очень вообще понимавший, что здесь, собственно, происходит, уже думал, как бы ему вежливо дать о себе знать, но тут Гринграсс вдруг опустил глаза и уставился прямо на него.

— Артур. Как ваши дела, Артур?

— Э-э-э, не знаю, — выдавил из себя Артур, — нормально?

— Работа? Семья? — продолжал допытываться Гринграсс.

— Нормально. В порядке.

— Ну хорошо. Хотите, станет лучше?

— Не понял, — сказал Артур.

— Скажем так, — Гринграсс свел пальцы домиком, не отводя от Уизли-старшего взгляда, — ваша семья еще в девятнадцатом веке имела место в Визенгамоте. Потеряла его в силу… обстоятельств, к которым вы уж точно не причастны. Но Род есть Род, не правда ли? О, не говорите ничего, я знаю, я ведь, по сути, такой же как вы. Хотите свое место обратно?

— Хочу я… что? — обомлел Артур. У него во рту аж пересохло.

— Хотите ли вы, — медленно произнес Гринграсс, — каменное фамильное кресло, титул лорда и лиловую мантию?

— Хочу ли… — Артур был на грани прострации. Сидеть… там? Быть лордом Уизли? Как его предки? Ему это предлагают? — Я… Но как? Это возможно?

— Это элементарно, — вступила в разговор Амелия Боунс, — ведь технически, кресло Уизли никто оттуда не убирал. Вашего деда просто лишили права посещать заседания. После смерти Билиуса вы — старший в роду. Короче, ничего сложного. Трое поручителей из числа членов Визенгамота, подпись министра, согласие…

— Спасибо, Амелия, — перебил ее Гринграсс, и она замолчала, — не будем загружать нашего друга техническими сложностями. Суть в том, что это а — возможно, и бэ — мы готовы это сделать. И даже подобрать более достойную члена Визенгамота должность в министерстве, если она вам, конечно, будет нужна после полного получения доступа ко всем счетам в Гринготтсе. К примеру, заместитель главы департамента…

— Джон! — повысила Амелия голос.

— Обсудим потом, — быстро сказал Гринграсс, — не суть. Вы готовы выслушать, что мы хотим получить от вас взамен, Артур?

Артур внутренне похолодел, представив, какая плата может быть востребована за подобное. Причем вполне себе правомерно. Подобные предложения просто так не делаются.

— Через неделю, — сказал Джон Гринграсс, — день осеннего равноденствия, день, когда Визенгамот соберется, чтобы принять повестку на основное, зимнее заседание. Среди прочих, будет поднят вопрос пересмотра дела Сириуса Блэка. Учитывая некоторые обстоятельства его осуждения, — тут Крауч чуть слышно заскрежетал зубами, — а также его титул лорда, дело планируется к рассмотрению не судебной коллегией, а Визенгамотом в полном составе.

— Я не… — начал Артур, но Гринграсс поднял руку, призывая к молчанию.

— Собственно, вопрос назначения этого заседания — вопрос решенный по сути своей. Думаю, вопрос освобождения лорда Блэка — тоже. Но есть одна проблема. Пересмотр дела человека, осужденного по законам военного времени, бросает тень на всю систему трибуналов времен Магической войны.

На лицо Крауча было страшно смотреть.

— Ох ты ж, — сказал Артур, понимая потенциальный масштаб проблемы.

— Я вынуждена была начать повторные расследования по всем делам тех, кто был осужден во внесудебном порядке, по спискам ДМП, — резко сказала Боунс, — к счастью, в основном так судили тех, чья вина и без того была очевидна, а многие и вовсе не пережили почти полтора десятка лет в Азкабане. Ну и черная метка — уже неплохое доказательство вины… для тех, кто не был оправдан Визенгамотом, конечно.

— Судить судом Визенгамота членов Визенгамота, — выплюнул Крауч, — будь моя воля…

— К стенке бы всех поставили, — кивнул Гринграсс, — не одобряю ваши методы, но понимаю, кхм, стремления. Короче, Артур, Амелия будет вынуждена вынести два дела на суд Визенгамота. Два дела, по которым дорасследование привело к тому, что доказательства вины не были выявлены. Два человека без метки.

— Сириус Блэк и Августус Руквуд, — прошипела Боунс.

— Руквуд? — нахмурился Артур.

— Он был осужден на основании показаний Каркарова. Подробных показаний. И этот чертов ублюдок отказался давать их сейчас, — Крауч уже практически рычал, — он сидит себе на континенте, оправданный, и плевать ему на все!

— У Руквуда нет метки, — Гринграсс побарабанил по столу пальцами, — его досье секретно. Его дело будет пересмотрено вместе с делом Блэка.

— Это все плохо, — сказал Артур, — ну почему вы говорите это мне?

— У нас не хватает голосов, — признал Гринграсс, — и причина этому — полный разгром прогрессистской партии в ходе войны. По сути, у Дамблдора в Визенгамоте только Дамблдор, да еще Марчбенкс и Огден. Старые, уставшие от жизни, почтенные старейшины. А бывшие сторонники Темного Лорда, несмотря на его поражение, по сути, побеждают политически. Пока Визенгамот десятилетие не принимал никаких важных решений, это никого не волновало. Но теперь дисбаланс сил слишком очевиден. Ваша же репутация вполне известна.

— Короче, Уизли, — вмешался Крауч, — все просто. Мы обеспечиваем вам возвращение фамильного кресла. Вы взамен голосуете за пересмотр военных дел. А потом, зимой, за освобождение Блэка и повторное осуждение Руквуда.

— Блэк вместе с вами садится в Визенгамот, партия Дамблдора восстановлена, излишняя политическая турболентность устранена, — сказал Гринграсс, — мы получаем три более-менее равноценные фракции. А Руквуд дальше гниет там, где и должен гнить. Вы принимаете условия?

— Сроки поджимают, Уизли, — произнес Крауч, — решение должно быть принято прямо сейчас.

— Барти немного перегибает, — нахмурился Гринграсс, — но в сути своей прав. Либо вы соглашаетесь, либо мы ищем другие варианты.

Артур откинулся на стуле и глубоко задумался.

ГЕРМИОНА

Винтовая движущаяся лестница поднимала Гермиону к верху белой башни с легким жужжанием. Окон здесь видно не было, но в глаза били игривые солнечные зайчики. Она слегка зажмурилась. Ноги ее слегка подрагивали — видимо, это был своего рода адреналиновый откат.

А о чем, собственно, она хотела поговорить с Дамблдором?

Она задумалась. Просьба ее вырвалась сама собой — после провала на уроке. Она и не ожидала, собственно, что просьба эта будет удовлетворена. Но Снейп будто того и ждал.

Лестница жужжала. В башне было тихо и спокойно. А в стены ее будто бил шторм. Вот оно! Она хочет спросить, что происходит. И получить честный ответ. А если не получит… Что ж, тогда она видимо, ничего не сделает. Кроме каких-то своих выводов — а это тоже важно.

Лестница донесла ее до резной двери. Дверь открылась сама, и Гермиона с неожиданной робостью шагнула в кабинет. Сколько раз она уже тут была… но почему-то через дверь ей заходить не доводилось.

Сидевший за столом Альбус Дамблдор удивленным таким визитом нисколько не выглядел.

— Гермиона, — кивнул он, — заходи, садись.

— Директор, — девочка переступила порог и прошла в кабинет. Подошла к креслу, в которое, после минутного замешательства, и опустилась. И тут заметила, что кресел у стола два.

— Раз уж ты пришла, — сказал директор каким-то странным тоном, — без приглашения, нам и правда стоит кое-что обсудить, но придется подождать еще кое-кого.

Гермиона с полминуты смотрела на него, прежде чем понять, в чем дело. А потом удивленно моргнула.

Директор Дамблдор говорил спокойно, мягко, дружелюбно, но всегда держался загадочно и покровительственно. Сейчас же он говорил с ней, как с равной. И это было весьма необычно.

— Я только хотела… — пискнула она. — Простите, сэр, а кого мы ждем?

— О, — усмехнулся Дамблдор, и его привычный образ старика-чудака скользнул на место, — я уверен, это будет весьма увлекательно.

Раздавшийся в равномерно гудящей тишине кабинета шорох перьев заставил Гермиону вздрогнуть — в окно скользнула старая облезлая сова, в которой она внезапно узнала семейную сову Уизли — Стрелку.

— Прошу прощения, — Дамблдор ловко поймал трясущийся комок перьев, отцепляя от лапки несчастной птицы небольшой конверт. Он распечатал его, пробежал глазами письмо — и глаза его заметно расширились за стеклами очков. Он что-то тихонько пробормотал себе под нос.

— Так, — сказал он уже чуть громче, — неожиданно, но приятно… наверно. Но плохо, что неожиданно. Впрочем, я начинаю привыкать. Изменения политической реальности следуют за… хмм…

Он поднял глаза на Гермиону, скользнул по ней взглядом и отвернулся, не глядя в глаза.

— Дорогая Гермиона, что ты знаешь про то, как работает Визенгамот?

— Ну, — задумалась она, — это орган… высший орган законодательной и судебной власти Магической Британии. Считается, что основан в 988 году как первая попытка преодоления поместной раздробленности, но эта дата иногда оспаривается, как как она явно завязана на дату основания Хогвартса. Эмм… заседают 52 члена: постоянные члены —главы магических родов, и, с восемнадцатого века, главы департаментов Министерства и Министр Магии, если они не принадлежат к указанным родам. Если же они принадлежат к таковым…

— Я имею в виду, — покачал головой Дамблдор, — скорее организацию его работы. В наше время, знаешь ли.

— Оу, — запнулась девочка, — я… Если честно, я не очень знаю, сэр. Как я понимаю, сейчас действуют три фракции…

Дверь в кабинет тихонько скрипнула, и она обернулась. А, обернувшись, нисколько уже не удивилась, и даже, как ей показалось, поняла немного, что испытал, увидев ее в своем кабинете сегодня, Альбус Дамблдор. На пороге стоял, нервно потирая рукой затылок, Невилл Лонгботтом.

— Ага, — директор приподнялся в кресле, опершись на подлокотники, — проходи, садись!

Невилл просеменил к свободному месту, и опустившись на краешек сиденья, пробормотал:

— Здрасьте.

Дверь за ним захлопнулась, в проеме мелькнула черная мантия Северуса Снейпа.

— Итак, — улыбнулся Дамблдор, опускаясь на место, — теперь можно и поговорить. Но прежде: как ваши дела? Как учеба?

— Нормально, — тихонько сказал Невилл.

— Так себе, — внезапно призналась Гермиона.

Директор кивнул, словно ожидал услышать именно такие ответы.

— Мистер Лонгботтом, замечали ли вы изменения, произошедшие в этом году на Гриффиндоре?

— Ну… — Невилл чуть замялся. Дамблдор терпеливо ждал.

— Я не уверен, я не то, чтобы… Чтобы у меня было много друзей. Я не знаю. Но вот я когда сижу вечерами… Камин стал холоднее, — выдавил наконец Невилл, — он же магический, правда? Но он греет хуже.

Гермиона вытаращилась на однокашника, но Дамблдор лишь рассмеялся.

— Забавно, как разные люди по-разному формулируют одни и те же мысли. Не правда ли, мисс Грейнджер.

— Пока еще… мне тепло без камина, — машинально ответила Гермиона, и тут поняла, что сморозила глупость.

— Вот так, — кивнул директор, снова поворачиваясь к Невиллу, — мистер Лонгботтом, я слышал от профессора Снейпа, что он назначил вам еженедельные отработки. Это правда?

— Да, — прошептал мальчик.

Дамблдор неодобрительно покачал головой.

— Северус — крайне талантливый зельевар, но порой ему не хватает чуткости учителя. У вас, мистер Лонгботтом, определенно существуют таланты в травологии, и вам бы было полезно разобраться в зельеварении тоже. Я не совсем зельевар по своей специальности, конечно… Но мы приняли решение, что ваши отработки я проведу сам.

— С-спасибо, — ошарашенно кивнул Невилл.

Дамблдор просиял.

— Вы можете идти. Встретимся на занятиях, полагаю.

Невилл поднялся и быстро вышел, споткнувшись дважды об ковер. Закрывая дверь, он что-то тихонько пробормотал, видимо, какое-то прощание или благодарность, но его уже никто не расслышал.

— У вас есть еще вопросы, мисс Грейнджер? — спросил директор, уставившись в потолок. Он больше не улыбался.

— Да… то есть нет, но полагаю, что да? — осторожно спросила Гермиона.

Дамблдор глубоко вздохнул, поднялся и отошел к окну, не пересекаясь с ней взглядом.

— Вам тоже стоит посетить назначенные вам отработки. А сейчас… прошу меня простить. У меня много дел.

ДЖИННИ

После обеда у Джинни был только один урок — нормальная ситуация для младших курсов. Свободное время она решила использовать с толком — свернувшись калачиком в кресле у камина и слегка задремав. В руке у нее были скомканы обрывки письма — утреннего письма отца. В голове почти точно так же хрустели обрывки беспокойных мыслей.

Что стояло за письмом Рона, она не знала. Могла только догадываться. Но и догадки ей не нравились.

Джинни любила свой факультет — и в первую очередь за то, что он никогда не был Слизерином. На первый взгляд идиотская мысль, но не такая уж тривиальная, если чуть задуматься. Гриффиндор, быть может, не всегда был дружелюбен — вспомнить, например, как шарахались в том году от Гарри или некоторые шутки близнецов. Зато всегда был весел и аполитичен. Здесь не вдавались в высокие материи и не строили козни. Здесь дружили и ссорились как нормальные подростки. В этом смысле Гриффиндор как раз-таки был предельно нормален — и напоминал Джинни семью. Не случайно же все Уизли учились на Гриффиндоре! А вот в этом году произошли некоторые изменения.Внешне серьезных изменений вроде и не было, разве что стало заметно — на старших курсах некоторые компании заметно перетасовались. Но вот внутренние ощущения были неприятными. Будто алый и золотой в общей гостиной чуть поблек. Может, она заболела? Пойти сходить в больничное крыло? Или пойти поспать?

Портрет Полной Дамы с ворчанием отодвинулся в сторону, освобождая проход. В гостиную шагнула Гермиона. Она заметила Джинни, помахала ей рукой и пошла к спальням.

«Странно», — лениво подумала Джинни, — «у нее же вроде уроки, нет?»

Джинни дремала. Ее слегка познабливало. Она еще не знала: дело в предчувствиях, а не в Гриффиндоре в целом. Через пару часов прилетит сова от отца, и все Уизли покинут Хогвартс на целую неделю. Восстановление статуса Рода — не только магическая процедура. Требуются и определенные ритуалы. А когда вернутся — их социальный статус изменится. Хотя для Гриффиндора подобные вещи не столь существенны… но тем не менее. Их простота и непосредственность будет подвергнута серьезному испытанию… Но это все чуть позже. А пока она медленно, но верно засыпала под треск камина.

ГЕРМИОНА

Гермиона умудрилась спуститься из спален только к вечеру. Она не столько спала, сколько размышляла. Впервые в жизни она настолько нагло прогуляла пару уроков… но не менее нагло сочла, что директор дал ей индульгенцию. В гостиной было многолюдно и светло. Алый и золотой цвета резали глаза. Гарри Поттер играл в плюй-камни с Симусом Финниганом. Сбоку охала Лаванда. Сдержанно улыбался Дин Томас. В углу пытался читать учебник зельеварения Невилл — готовился к персональным отработкам с Дамблдором, что ли? Гриффиндор жил полной, пусть и слегка изменившейся жизнью.

Гермиона хмыкнула и пошла в библиотеку. У нее было по крайней мере три часа до ее закрытия и около четырех — до отбоя. Дорога по коридору не заняла много времени. Девочка привычным жестом протянула руку к двери, но тут у нее за спиной кто-то закашлялся. Она резко развернулась — и вытаращила глаза.

— Гойл?

— Кх-м, — снова сказал он. Он был один — судя по всему. Зрелище было на уровне чудес Основателей. Гойл пытался разговаривать, а не поддакивать Малфою. Гойл ходил по Хогвартсу в одиночестве.

— Слушай, — сказал он наконец, — Я что хотел сказать. Там в поезде так получилось… И вообще…э-э-э… Вот, возьми, короче.

Гермиона не сразу поняла, что он протягивает ей книгу. Она настороженно покосилась на старый том.

— И что это? Она должна трижды прокричать: «Грязнокровка»? Откусить мне пальцы? Или что-то посвежее?

— Если бы это было так, — пожал плечами Гойл, — я бы не смог держать ее голыми руками и без упаковки.

Она не нашлась, что на это ответить.

— Бери, — сказал Гойл, — редкое издание. Ты любишь книги, разве нет?

Она осторожно коснулась рукой шершавой обложки. Провела по ней рукой. Ничего не произошло. Тогда она осторожно взяла том в руки. На обложке было вытеснено: «История Хогвартса под общей редактурой Филлиды Споры». Чуть ниже дата: «1384 г».

— Вау, — вырвалось у нее.

— Драко… короче, в библиотеке ее нет, — сказал Гойл, — может, только в запасниках… Слизеринские и гриффиндорские директора пятнадцатого и шестнадцатого века сильно перетягивали одеяло в свои стороны, и для пуффендуйских легенд места не осталось. А там интересно.

— Ты читаешь? — поразилась она и тут же прихлопнула рот рукой: — Ой, извини наверное?

Гойл скривился и стал похож на обычного Гойла.

— Мы же чистокровные. Нас учат этим историям с детства.

И то ли это его выражение лица, то ли отвратительное ей слово «чистокровные» прервало нить завязавшегося разговора.

— Спасибо, — кивнула Гермиона, и прошла мимо него в библиотеку, держа пухлый томик под рукой.

Гойл посмотрел, как она исчезла за дверями, скрестив руки на груди, и пошел в сторону своих подземелий.

Может, теперь Драко от него отстанет, и он снова поиграет с Крэббом в шахматы?

АЛЬФРЕД

Небольшая стеклянная банка с замершим внутри нее светляком магического огня тускло освещала поле боя человека с безмолвными и могучими магическими защитными чарами. Альфред Эйвери сидел в туннеле на небольшой колченогой табуретке и кидал камешки. Первый камешек с глухим стуком отскочил от потолка и покатился по кирпичному полу с противным клацанием.

Когда неделю назад он очнулся здесь, с разбитой головой, пересохшим, саднящим ртом и гулом в висках, он понял, как же ему на самом деле повезло, что он вырубился сразу и наглухо. Чары Деймоса, запечатывавшие вход в дом, погнали его прямо на подземную часть стены, что всевластной короной молний царствовала наверху. И существование которой под землей он проглядел. А точнее, даже не смог предположить, что она вообще может быть не постоянной и самоподдерживающейся, а активируемой, завязанной на защитные чары самого дома. Придумать что-то подобное много ума не надо, а вот воплотить на практике…

Кое-как доковыляв до дома, с трудом не расщепившись при трансгрессии, он почти неделю провалялся в постели под надзором жены, прятавшей его от отца. И вот теперь он снова здесь. Забавно… хотя что тут забавного?

Второй камешек, запущенный с небольшим магическим усилием, нагло наплевав на законы физики, отскочил от пола как резиновый мячик и влетел в чернеющий в потолке провал — вход в халупу Гонтов.

Ничего не произошло.

Альфред задумался. Чары были завязаны на вход, но сработали еще до того, как он коснулся лестницы. По всему выходило — скорее всего, они наведены на участок пола под самым входом. Очевидно, что это было не лучшее решение для установившего такую мощную защиту. Но Темный Лорд был старых правил, по крайней мере, на словах. Он считал себя наследником Салазара Слизерина, а значит, стремился походить на Салазара Слизерина, каким он его себе представлял. У древних магов считалось правилом хорошего тона обустроить защищаемую зону так, чтобы при должном уровне ловкости и могущества взломщик мог проникнуть в нее и получить приз. При этом, конечно, следовали испытания на несколько качеств, при демонстрации которых Маг-Защищающий-Вещь счел бы Мага-Похищающего-Вещь достойным. И что бы Темный Лорд не спрятал здесь, каким бы важным для себя не считал спрятанное, он, конечно, не мог не поддаться соблазну обустроить тайник именно таким образом. Иначе к чему все эти театральные эффекты с молниями, грозами, крепостными стенами и тайными туннелями?

Вот только вопрос: что именно хотел проверить Темный Лорд? Хитрость, ум, эрудированность в чарах, безжалостность, магическую мощь? Если последнее, проблемы точно возникнут.

Альфред замахнулся третьим камнем, но замер. Аккуратно опустил его на пол, потом сложным движением, припоминая рунические схемы, два раза сбившись — трансфигурировал в крысу. Крыса пискнула и побежала вперед по коридору. Альфред немедленно наложил на себя чары головного пузыря. Крыса остановилась ровнехонько под лестницей. За спиной у Альфреда, заставив его отпрянуть, с гудением зажглась стена молний. Но больше ничего не произошло.

— Интересно, — сказал Альфред Эйвери.

Он поднялся и подошел поближе. Крыса обратилась назад в камень. Стена молний за спиной исчезла, как и ее гудение. Хм-м-м…

Поддерживая Головной Пузырь, он аккуратно поставил ногу возле безжизненного камешка — и снова дернулся от гула возникшей стены. Ужаса не было. Предчувствия не было. Тьма не накатывала.

Головной Пузырь должен был снизить влияние Чар Деймоса. Теоретически. Но какие-то проявления должны быть заметны все равно! Чары были разовыми? Ну бред же! Может, они восстанавливаются через какое-то время? И это и есть испытание на могущество? Пережил — иди дальше? Все равно странно…

Альфред заглянул сквозь провал в дом над ним. Ничего, лишь темнота. Зажмурился и посмотрел сквозь закрытые веки. Пусто, только невнятные блики в море тьмы. А в центре что-то горит… вроде свечи. Он чертыхнулся, схватился за лестницу и полез наверх.

Лестница прогибалась и дрожала, но держалась. Через минуту его голова уже была на уровне пола. Он снова огляделся: и визуально, и с помощью палочки. Ничего нового не заметил и поднялся, забравшись, пачкая штаны, на грязный деревянный пол дома. Банка со светляком снова была извлечена им из кармана, и, наконец, все стало видно.

Дом был пуст. Остатки ничтожной мебели отметены к стенам. Несколько входов и выходов из комнаты — завалены рухлядью. В центре помещения мелом был начертан магический знак. А в центре него на голом полу небрежно лежало старинное кольцо с большим безвкусным черным камнем. Альфред схватился за голову и застонал.

Все, дальше не пройти. Он сделал все, что мог.

ПИТЕР

Хвост свернулся калачиком в узком тайном проходе практически прямо за горгульей, охраняющей проход в кабинет директора Хогвартса. Проникнуть в святая святых Дамблдора оказалось делом вовсе не простым.

Раньше у Хвоста тряслись усы и выпадала шерсть от одной только мысли про великого светлого мага. Теперь же он был собран и видел лишь великую Цель.

Он знал, что его время на исходе. Он знал, что Дамблдор ругался с Министром Магии — Министр хотел выставить вокруг замка дементоров. Дамблдор убедил Министра, что Хвост скрылся, и Министр поверил. Министру хотелось думать, что никаких серьезных проблем нет. Но Дамблдор точно знал, что он, Хвост, в замке. И это все свидетельствовало об одном — Дамблдор хочет поймать его лично.

У директора школы были свои средства, чтобы отслеживать нарушителей, чужаков и распоясавшихся школьников. Хвоста спасало то, что он был быстрым, юрким, и лазал по таким ходам и щелям, которые ни один маг до сих пор не догадался отразить на картах и схемах. Но Дамблдор сжимал стальное кольцо своих поисков, а его подручные, мерзкая розоволосая девица и Грозный Глаз, обшаривали все уголки, накрывали все нычки Хвоста. Как же Хвост ненавидел Грозного Глаза! А розоволосая... Дал бы только Хозяин ему волю!

Вообще, то, что Хозяин не давал Хвосту никаких четких инструкций по достижению Цели, нисколько не упрощало дело. Хозяин вел свою игру в замке, а Хвосту было велено исполнять задачу любым способом, который будет доступен. Цель была банальна до безобразия: Хвосту надо было взять две вещи из директорского кабинета. Но как же ему попасть в этот кабинет? Как выкрасть необходимое? Как не попасться?

Вдруг раздался каменный скрежет, отодвинулась горгулья, быстрым шагом вышел из-за нее Дамблдор. Хвост едва успел скользнуть внутрь до того, как безмолвный страж директорского кабинета встал на свое место. Дамблдор спешил и ничего не заметил, его дорогая директорская мантия с лёгким шелестом исчезла за углом.

Что ж, еще одна попытка. Может быть, на этот раз все получится?

АЛЬБУС

Невилл подчеркнуто аккуратно поставил котел на спиртовку. Зажег огонь. И начал резать смоковницу. Альбус Дамблдор, спрятавшийся за газетой, наблюдал за ним исподлобья.

Он слишком, преступно мало уделял внимания этому мальчику, потенциально — еще одному ребенку пророчества, еще одному Герою будущего. Текущая ситуация показывала, что приоритеты стоит несколько пересмотреть. И вот такие индивидуальные занятия — прекрасное для этого начало. Даже если проводить их придется в подобной малосимпатичной обстановке. Альбус вдохнул стылый воздух и поморщился. Здесь пахло как в морге — хладом и формалином. Да еще Северус с его заскоками по поводу легиллименции... Остаточные эманации веяли в воздухе даже сейчас. Неудивительно, что многие дети не справляются... Возможно, дальнейшие встречи с Невиллом стоит перенести в более приятное место? Или наоборот, дать мальчику возможность почувствовать себя комфортно даже в этом смрадном подземелье? Хмм... Обдумать, обдумать...

Наследник Лонгботтом на первый взгляд казался Альбусу весьма… многообещающим. С одной стороны, нерасторопный, стеснительный, с талантами в довольно узкой области, к тому же не связанной с боевой магией. С другой — склонный к самопожертвованию, неглупый и сосредоточенный. Не герой-лидер, но герой-одиночка. Возможно, так даже и лучше. Если бы сам Альбус в молодости был более замкнут и менее эгоистичен, меньше бы играл на публику, многих ошибок удалось бы избежать. А бзик мальчика на травологии... При правильной подготовке из этого можно слепить такое... Вряд ли кто-то из нынешних темных магов имеет представление о боевой ботанике... И это не шутка, кстати. Хмм...

Время, конечно, поджимает, это безусловно. Не-Гарри что-то задумал, и как минимум Эйвери-младший и Петтигрю работают на него. Выжидательную позицию занял Люциус Малфой. Где-то за границей спрятан не то настоящий Гарри, не то еще одна фальшивка — одним словом, икс-фактор. Где-то, безусловно, действует и сам Том Риддл, не будем забывать. А он, Альбус, все пытается подготовить Героя себе на смену, уцепившись за старые планы. Видимо, недалек тот час, когда придется забросить эти проекты, все взять в свои руки — снова. А после нас тогда — хоть потоп… Нет, не хотелось бы такого варианта, очень не хотелось бы. Даже не из-за страха перед будущим — просто хватит уже с него. Разве он мало сделал сам за этот долгий и кровавый век? Для Британии, для всего магического сообщества?

А с другой стороны, так ли хорошо подходит Невилл на роль победителя Тома?

«Вот к примеру, — размышлял Альбус, глядя на то, как Невилл размешивает зелье, — вроде мальчик он подходящий, и пророчество натянем на него при необходимости. Но как реализовать это практически? Кто Надежда Магического Мира? Поттер, конечно! То-то же. А Лонгботтом? Наследник рода с родителями-жертвами войны, и не более того. Да и нет у Невилла ни команды друзей, ни палочки-близнеца, ни крестража в голове… Разве что воспитание подходящее. Ладно, команду-то сколотить можно, а что делать с крестражем и палочкой? И кто его отметил как равного себе? Лестрейнджи в лучшем случае... Ой как всё плохо...»‎

Ладно, работаем пока с тем, что есть, да? Какой же подход придумать к нему сейчас? Возможно, стоит... Пожалуй, что да! Он поднялся на ноги.

— Ну что, как там ваши дела, мистер Лонгботтом? — спросил он. — Все получается?

Невилл кивнул. Его лоб покрывала испарина.

Альбус подошел поближе и заглянул в котел. Удовлетворенно кивнул и накинул заклинание заморозки. И охнул — в его висках внезапно начала пульсировать боль, но он еще не понимал причины своих предчувствий, и это его крайне беспокоило.

— Очень неплохо, — сказал он.— Вы способны справиться с задачами, которые перед вами ставит школьная программа зельеварения. На курс углубленного изучения я бы вас, конечно, не рекомендовал, но… В чем, в таком случае, ваша проблема на уроках профессора Снейпа?

— Я… не знаю, — Невилл снова выглядел испуганным.

Альбус вздохнул, рассматривая его.

— В конце прошлого года Гарри Поттер, как ты, думаю, знаешь, победил Чудовище в Тайной Комнате. Он убил его мечом Основателя, артефактом из древних времен. Он спас девушку, изгнал дух Того-Кого-Нельзя-Называть — совершил героический Подвиг.

Он прервался. Невилл слушал его очень внимательно.

— Думаю, — сказал Альбус, — если бы в той комнате был Невилл Лонгботтом, шляпа Годрика тоже бы сочла его достойным.

И мысленно выругался: «Слишком прямолинейно и пафосно!».

Невилл нахмурился.

— Как и любого гриффиндорца, в сущности, — быстро поправился директор, — да и меня, пожалуй, тоже — я ведь заканчивал тот же факультет. Я это к тому говорю, что у всех гриффиндорцев схожие задатки. Вопрос в том, как их развить — достать меч мало, надо смочь убить им змея!

Невилл покачал головой.

— Я бы не смог убить змея. И не очень-то я талантлив. Вот Гермиона…

— Мисс Грейнджер много учится и много всего изучает, — сказал Альбус, — поверь, она вовсе не гениальна. Просто очень усердно трудится. А что касается змея… Знаешь, в героической ситуации и геройствовать проще. Если перед тобой монстр, а в руке твоей меч — поверь моему опыту, ты либо справишься, либо не справишься. Да и Магия в критический момент всегда поможет. Каждодневный рутинный труд может быть куда сложнее.

Он прервался и выразительно посмотрел на Невилла из-под очков.

— Я понял, — кивнул Невилл, — я буду стараться.

— Хорошо, — улыбнулся Альбус, преодолевая новый приступ боли. Он взмахнул палочкой, опорожняя котел, — пойдем, я тебе кое-что покажу.

Пока Невилл собирал вещи, пока они шли в направлении башни… Боль усилилась. Он уже хотел отослать мальчика на факультет, но, стиснув зубы, решил все же довести дело до конца — сегодня. Иначе не следовало и начинать. Пара воспоминаний о родителях, о Гарри... Да, и дальше мальчик сам себя начнет готовить, а Альбус проконтролирует... Сегодня самый подходящий для этого день.

Альбус шепнул пароль горгулье, и проход к светлой винтовой лестнице открылся.

— Вперед! — с трудом улыбнулся он.

ПИТЕР

Посреди кабинета Хвост стал Питером и нервно огляделся. Он не знал, насколько у него много времени, но, в любом случае, обратный отсчет уже пошел.

Он до сих пор не понял толком, каким именно образом Дамблдор чувствует, что в его кабинет проникли. Найти крысиную тропу, ведущую в башню, он смог довольно быстро... ну как быстро, за пару недель. Чуть больше времени ушло на то, чтобы аккуратно обойти сигнальные и защитные чары — именно обойти, снимать их было нельзя. Уж снятие чар в своей вотчине Дамблдор бы точно заметил моментально. Но, абсолютно неизменно, проникновение за проникновением приводили к тому, что директор быстро возвращался в кабинет, и Питер чуть успевал унести ноги — и это без всякого повреждения чар! Сработало бы у него подобное чутье, когда Питер находился в плену в Больничном крыле, и вся миссия закончилась бы, даже не начавшись.

Было заметно, что самих следов чужого присутствия при этом Дамблдор не замечал. Не срабатывала сигнализация, не активировалась защита. Скорее всего, это была просто магическая интуиция, свойственная сильному магу. И отключить, обойти уже ее не было никакой возможности.

Идею влезть в кабинет, когда Дамблдор будет где-нибудь в Министерстве, Питер тоже отбросил. Когда его не было в школе, он предельно накачивал защиту башни своей магией. Проникать в нее в такие моменты… Хозяин может быть и смог бы, но Питер бы точно сгорел на месте. Нет, лезть надо было тогда, когда Светлый Маг отходил ненадолго. На совещание, в Большой Зал, на Астрономическую Башню, просто прогуляться… Или провести отработку, как сейчас.

Питер аккуратно подошел к монументальному столу, минуя еще один защитный контур. Будучи человеком, он их не видел, но видел, когда был Хвостом, поэтому просто запоминал их местоположение. Портреты со стен щипели на него, но сделать ничего не могли. По их поводу он не переживал — эти кривые пародии на слепки души затыкал элементарный Обливиэйт, даже при том, что палочка, которую он выкрал в замке из чьей-то сумки, слушалась его отвратительно.

Он принюхался.

Одна вещь была не здесь. Очевидно, свою палочку Дамблдор взял с собой.

Вторая же лежала в нижнем ящике стола. Ее пропажу не должны были быстро обнаружить. На ящике даже дополнительной защиты не было — кому могла понадобиться эта мертвая, уничтоженная вещь?

Питер открыл ящик и достал искореженный дневник Тома Реддла. В дневнике билось сердце. Чуть слышно, с перебоями — но билось. Альбус Дамблдор посмотрел на этот дневник и убрал с глаз долой. Он не стал его проверять. Как, кстати, и Хозяин в свое время. Мертвый крестраж есть мертвый крестраж. Он подобен гнилому трупу. Ему, Дамблдору, как впрочем и Хозяину, была отвратительна эта вещь — и они не расслышали пульс за эманациями смерти.

Хозяин узнал правду чуть позже — и ужаснулся.

Теперь же Хозяину нужен был этот дневник — очень, очень сильно.

И тут... за дверью кабинета зашумела, загудела лестница, раздались голоса — и Хвост, выходя из ступора, машинально метнулся к спасительной норке, прижимая к сердцу крошечную сумочку с наложенными на нее чарами расширения и заветным дневником внутри. Взвыли сирены, и крыса, прихрамывая на обожженную задетой сигнализацией лапку, понеслась по тоннельчику, не обращая внимания на багровые блики позади.

Мерлин! Миссия была частично выполнена — а значит, провалена. Хозяин будет… Мерлин!

Хвост остановился и принюхался. Империус давил на мозг, вытесняя из его дальних уголков остатки личности умного и осторожного Питера.

Дело не в гневе Хозяина, нет. Дело в том, что Миссия, которая является ни много ни мало, Целью Жизни, провалена быть не может. Миссия должна быть выполнена! В максимально возможном объеме. Тем более теперь, когда он не смог скрытно уйти. Когда все ловушки захлопнутся. Нет, ужас последствий будет слишком велик!

Питер развернулся и побежал в другую сторону, своим крошечным тельцем ощущая нежное биение сердца в сумке.

АЛЬБУС

Винтовая лестница гудела, поднимая Альбуса и Невилла к директорскому кабинету, и предчувствия Альбуса внезапно переменились. Боль и страх ушли, а их место заняла какая-то странная хандра, словно некая беда уже случилась, а предотвратить её он так и не смог. Невилл рядом, на две ступеньки ниже, и молча смотрел то на директора, то на роскошную дверь сверху. Он явно порывался что-то сказать, но перебороть скромность и страх перед Альбусом не мог. На кого-то он был сейчас так похож… на кого? Это явно было ключевое! Мерлин побери!

Лестница остановилась. И тут внутри, в его голове, будто взорвался маленький снаряд — это были сирены охранного контура кабинета! Кто?...

— Так, — сказал Альбус, потирая лоб. Его голос дрожал, — Невилл, стой на месте. Пожалуйста.

Невилл застыл как соляной столп. Состояние Альбуса не переменилось. Сирены выли, но больше никто контура не касался.

— Хмм… Иди к двери. Но не открывай её. Хорошо… Стой!

Невилл остановился в двух шагах от двери. Ощущения те же.

— Хорошо… то есть плохо, конечно… Иди назад к лестнице, как будто хочешь спуститься вниз. Не очень быстро.

Невилл сглотнул, но беспрекословно повиновался.

«Из него бы вышел и хороший, и плохой Герой одновременно», — метнулась мысль в мозгу Альбуса — и пропала. Было не до этого. Руки директора подрагивали.

— Ладно, — наконец принял он решение, — вот здесь и жди. Палочку достань, держи наготове.

Невилл даже не спросил, что случилось, просто кивнул с серьёзным лицом и потянулся рукой в карман. Альбус натянуто улыбнулся мальчику и двинулся к дверям кабинета с бузинной палочкой наготове. Сигнализация молчала. Защитные линии кабинета более не были нарушены. Одно срабатывание могло было быть и ложным. Но предчувствия... Предчувствия и последние события заставили Альбуса резко рвануть дверь кабинета на себя, прижимаясь к косяку. И Питер Петтигрю, затаившийся за дверью, лишь чудом не попал под веер алых лучей, выпущенных из палочки директора. Он отпрыгнул, шипя и ругаясь, роняя сумочку с дневником, которую нервно сжимал в руке.

— Питер, — нахмурился Альбус.

— Директор Дамблдор, — нервно ухмыльнулся Питер, бегая взглядом по комнате.

— Ты и вправду под Империусом, Питер, — грустно покачал головой Альбус, — и Империус съел тебе все мозги. Полгода под подобными мощными чарами... Не милосердно к умственным способностям, знаешь ли. Что ищет здесь твой Хозяин? Информацию? Оружие? Он предлагал мне сотрудничество, а сам тихо пакостит за спиной твоими руками. Что за игры? Пусть сам придет и спросит.

— Авада Кедавра! — вдруг крикнул Питер, но Альбус легко ушел с линии огня.

— Инкарцеро!

Питер выставил невербальный щит — и просчитался. Лёгкое движение палочки Альбуса, и щит Мародера-предателя стал теми же самыми веревками, что и спеленали его крепко-накрепко, и Питер Петтигрю рухнул на пол. Альбус вздохнул, убирая палочку. Дуэль закончилась, не начавшись. Питер не мог быть ему соперником. Даже в теории.

— Невилл! — позвал он.

Тишина.

— Невилл!

Альбус вдруг понял, что ни дрожь в руках, ни страх в сердце никуда не делись. Питер брыкался в верёвках, глядя на него пустыми глазами. Безумные глаза, с мертвым, выжженным Империусом разумом. Страшное, страшное проклятие. Почти настолько же, как то, что зелёным лучом ушло ему за спину... Ушло в дверь?!

— Невилл! — Альбус шагнул в проем, уже крича.

Невилл Долгопупс лежал на площадке, уставившись в потолок. Смертельное проклятие не оставляло следов ни на ком, и на Невилле тоже не оставило. Он казался просто удивленным. Но стать вторым, кто выживет после Авады Кедавры, юноше было не суждено. При всех возлагаемых на него надеждах... Гарри Поттером мальчик не был.

Северус Снейп влетел в кабинет директора через две минуты после экстренного вызова. Он кинул взгляд на убитого горем Альбуса, на тело мальчика на столе, на связанного Петтигрю — и лицо его исказилось от злобы. Он выхватил палочку.

— Вот результат ваших манипуляций... Директор!

— Северус, — устало прошептал Альбус, — прошу...

Лицо Снейпа, казалось, было протравлено ненавистью.

— Авада Кедавра! — каркнул он, и Петтигрю осел на пол, перестав дергаться в верёвках.

— Надо было допросить его... — слабо попытался возразить Альбус.

— Нет! — крикнул Северус. — Нет, надо было сделать так, как сделал я, ещё в августе. Или на худой конец сдать этого выродка Боунс! А мы с вами, директор, жевали сопли и играли в шпионов, и вот к чему это привело! Вас переигрывают, директор, на вашем же поле, а страдают другие!

Он посмотрел на мальчика, лежащего на столе.

— Смертельным? Как же так вышло?

Альбус промолчал.

— И что надо было... этому?

Альбус шлёпнул на стол обгорелый дневник.

— И он хотел что-то ещё. Раз поджидал меня. И даже попытался убить.

— Убить? Но... А... Мертвый крестраж? — вытаращился Снейп. — Но зачем...

— Кажется, крестраж не мертвый, — покачал головой Альбус, — кажется, я начинаю понимать... Хотя нет, все равно ничего не понятно.

— Я-то точно ничего не понимаю, директор, — признался Снейп, наконец опуская палочку, — ничегошеньки.

— Происходит немыслимое, Северус, — сказал Альбус, — а это значит, пора принимать в ответ абсолютно немыслимые меры. Сейчас.

Он встал из-за стола, тяжело опираясь на него руками и избегая смотреть на Невилла.

— Вот что мы сделаем...

Они снова встретились уже глубоко за полночь, в закрытом ритуальном зале, в древних подвалах Хогвартса. Нервно поигрывал палочкой приглашенный тоже сюда Флитвик, и та, чувствуя напряжение хозяина, выдавала крошечные фейерверки искр, даже не смотря на мощнейшую магическую изоляцию зала. Снейпа потряхивало — все же грабить могилы ему пришлось в первый и, как он надеялся, в последний раз, да и смерть ученика он принял неожиданно близко к сердцу. Альбус же смотрел прямо и упрямо поджимал губы.

Тишина длилась довольно долго, и профессор заклинаний нарушил ее первым.

— Я не против экспериментов, Альбус, — сказал он наконец, — но это что-то уже слишком. За такое сажают в Азкабан, и надолго. Но обычно просто стараются не брать живьём.

Альбус задумался. Озарение, пришедшее к нему, стоило двух человеческих жизней только за этот вечер. В том числе и смерти его подопечного, который доверял ему и ждал от него защиты. Все действия, совершенные за полгода, выглядели теперь нагромождением ошибок. Очевидно, ошибка может быть допущена и сейчас… крайне дорогая ошибка. Но если он сейчас был прав… А теперь уже должен был быть!

— Вы правильно поняли мою идею, Филиус? — вздохнул он.

— Вы мне так и не ответили на мои вопросы, — кивнул полугоблин, — и я требую, чтобы вы ответили на них до того, как мы начнем. И на вопросы Северуса, если они у него будут.

— Ладно, — пожал плечами Альбус.

Он махнул палочкой, машинально попытавшись трансфигурировать из пыли на полу кресло, злобно оглянулся на ритуальный круг, покрывающий пол зала и остался стоять, скрестив руки на груди.

— Вы считаете, что в Тайной Комнате Поттер каким-то образом создал крестраж? — спросил спокойным тоном Флитвик. — Настоящий Поттер?

— Я… — Альбусу вдруг стало ещё тяжелее дышать, хотя казалось бы, куда уж тяжелее.

— Да или нет? — настаивал полугоблин. — Второкурсник? Создал? Это?

— Это могло произойти случайно, — вдруг сказал Северус, — ничего сложного в процессе создания крестражей по сути-то нет…

— Да неужели? — съязвил Флитвик. — Всего-то раскол души и стабилизация на предмет… Ну, если чисто с магической точки зрения рассуждать, ага...

— Я… Ему не надо было создавать крестраж, на самом деле, — сказал Альбус, наконец отдышавшись, и все обернулись к нему, — посмотрите на дневник наконец. Он не стабилизирован и на нем нет следов черной магии. Потому я и не проверил… Это не полноценный крестраж, это одержимость!

Флитвик задумался, а затем вдруг просиял. Его улыбка выглядела до ужаса неуместно.

— То есть процесса создания не было, он убил и умер? Интересно… Редкий случай, да. Тогда я сформулирую: Поттер уничтожил крестраж — сильный магический предмет. По какой-то причине погиб сам. Осколки его души…ммм…магической сущности попали в дневник. Дневник попал к вам, вы не увидели в нем живого крестража и положили в стол…вот это вы, Альбус, просчитались, конечно, да… В принципе — магический предмет, убийство и смерть — все необходимые детали… Уничтожение крестража считается за необходимое убийство?

— Я без понятия, — признался Альбус, — но почему нет? Он же живой, формально… Особенно если было желание убить…

— Это приближает нас к пониманию того, кто ходит по Хогвартсу в теле Поттера? — спросил Флитвик.

— Нет, — признался Альбус, — но этот кто-то пришел однозначно из Тайной Комнаты, и от этого мурашки по коже.

— Салазар Слизерин, — прищурился Флитвик, вроде бы и в шутку, а вроде бы и нет.

Альбус всерьез задумался, потом покачал головой:

— Я ничего не думаю. Я все еще считаю, что надо позволить ему, этому ложному Поттеру, быть ведущим. Нам стоит просто отвечать на его действия. Знание его личности…

— Ладно, — сказал Флитвик.

Альбус оглядел помещение. Пустой пыльный зал, ритуальный круг на полу. Тусклые факелы по углам. Тело на каменном столе. Разложенные рядом предметы: острый нож, пузырек с кровью Петтигрю, мешочек с прахом Джеймса Поттера. Рядом — огромный котел. Вместе с желчью в горле в душе поднялось острое ощущение нереальности, иллюзорности происходящего.

— Вопрос номер два, — сказал Флитвик, — этот ритуал предназначен для работы с крестражем. Я не знаю случаев, когда его осуществляли с одержимым предметом. Могут быть... Последствия.

Альбус заколебался.

— Директор?

— Я делал это в молодости, — наконец выдавил он из себя, — с одержимым предметом. Все получилось.

Северус уставился на Альбуса с широко открытыми глазами. Даже полугоблин казался удивленным.

— За пределы зала эта информация не выйдет, — твердо сказал Альбус.

Флитвик шумно сглотнул.

— Готов принести обет...

— Обеты не нужны, — Альбус устало потёр лоб, — от вас мне хватит простого обещания.

— Обещаю, — кивнул Флитвик. Он все ещё выглядел изумленным.

— Обещаю, — кивнул Северус. По его лицу было решительно непонятно, что у него на уме.

Альбус махнул им рукой и отвернулся, закатывая рукава. Лавина черных воспоминаний сбивала его с ног, а груз последних событий давил на плечи как небесный свод.

— Начнем? — спросил он.

— Последний вопрос, Альбус? Перед… началом, — Флитвик прокрутил палочку между пальцами, — кого вы отправили в свой схрон в теле того мальчика… Дадли, кажется? Или вам страшно ответить самому себе на этот вопрос?

Альбус скривился.

— Боюсь, что знаю. Но я надежно запечатал его память.

— С его согласия, между прочим, — заметил Флитвик, — и, что еще хуже, он наверняка предупредил Нотта. А с Северусом даже связаться не попытался, хмм?

Зельевар заскрежетал зубами. Альбус растерянно молчал.

Флитвик покачал головой.

— Альбус, пообещайте мне, что это последний ваш хитрый план. И, — по его лицу пробежала судорога, смесь отвращения и жадного любопытства, — и начнем тогда, господа черные маги.

ГАРРИ ПОТТЕР

Мрак рассеялся за секунду, превратив вечность тьмы во всепоглощающую вспышку света. Гарри зажмурился, ослепленный — он ждал этого веками, но не был к этому готов.

Когда-то давно он был в Другом Месте. Он толком не помнил, как это было, и что это было за странное Место. Казалось, там было и хорошо, и страшно, и тепло, и холодно. Там было не так, как Здесь. Там все было по-разному. Здесь же он парил в гармонии с самим собой. И все же что-то побуждало его вернуться. Как провернуть такое возвращение, он не знал, конечно, но вот, казалось, что-то начало меняться независимо от него.

Глаза Гарри раскрылись, и он, шатаясь, поднялся на ноги. Свет, казалось, шел отовсюду, сбивая с толку, но, оглядевшись, он понял, что место, где он находится, правильно называть понятием из его прошлой жизни — «вокзал».

Платформа тянулась вдаль в обе стороны, теряясь в сияющем тумане. По краям ее через каждые пару метров стояли деревянные лавочки. Сверху, справа, слева — ничего не было видно за туманом, только за резкими краями платформы угадывались очертания рельсов. Воздух был холодный, тяжелый и влажный — Гарри вдохнул его и закашлялся.

Когда-то слово «вокзал» много для него значило. Он куда-то ездил? Откуда-то приезжал? Он точно кого-то встречал на вокзале, и многие из этих людей были для него очень важны. Может, поэтому он очнулся именно на «вокзале»?

Что-то надо было делать — и он захромал вперед. Одни лавочки уходили в туман, на их место вставали другие. Но вскоре Гарри заметил кое-что необычное: на одной из лавочек сидел мальчик в длинной черной мантии. Он знал его — когда-то. Мальчика звали Невилл. Невилл тоже как-то был связан с людьми на «вокзале».

Мальчик тоже заметил Гарри — и улыбнулся.

— Привет, — сказал он, — не ожидал тебя тут увидеть. С тобой тоже что-то случилось?

— Невилл? — прохрипел Гарри, подходя ближе. Тот склонил голову набок, точно прислушиваясь к чему-то, что слышал только он.

— А, — произнес он наконец, — понимаю.

Его улыбка стала грустной.

— Тебя зовут назад, — прошептал он, — а меня — нет. Я не вернусь. Мне надо ждать поезда.

— Что…? — начал Гарри и снова закашлялся.

Невилл поджал губы, решив для себя что-то, и вскочил на ноги.

— Иди, Гарри. Тебя ждут. Ты нужен там. Не будем тратить времени. Ты еще многое должен сделать. Скажи… скажи им всем… — его рот искривился, губы задрожали, — нет, ничего не говори. Ты сам поймешь, что тебе делать. Уходи!

— Невилл, — глупо сказал Гарри, но тут что-то могучее и холодное дернуло его за шиворот, и вокзал взорвался, разлетевшись на искорки света и мелкие крошки тьмы.

— Навести... — донёсся ему вслед глухой голос, — скажи им... В Мунго...

НЕВИЛЛ

Гарри исчез, Невилл остался на перроне. Он вытер непрошенные слезы и отвернулся назад, к скамейке. На ней его уже ждали, и нынешний Невилл не был этим фактом удивлен. Хотя и вздрогнул — не мог не вздрогнуть.

— Как ты, Невилл? — ласково спросила Алиса Лонгботтом, сидевшая на скамье в лёгкой летней мантии. Ее длинные волосы развивались на несуществующем ветру.

Невилл моргнул. Еще несколько часов назад, увидев подобное, он бы рванул с места к маме или сошел бы с ума. Но да, теперь он был другим, он многое услышал и многое узнал. А потому просто опустился на скамейку рядом с ней.

— Я умер, — сказал он, — меня больше нет. Как я могу себя чувствовать? И что за внешний вид?

Алиса легонько пожала плечами.

— Почему же? Кстати, я думала, этот образ тебя успокоит. Я ошиблась?

Невилл скопировал ее жест. Какое-то время они посидели молча.

— Это все глупо и обидно, — сказал он, — и не должно было быть так.

— До этой фразы ты уже начал казаться мне взрослым, — заметила Алиса.

— Не знаю, на что ты рассчитывала, — сказал вдруг Невилл, — но мне не нравится, как ты выглядишь. Это жутко и цинично. Моей мамы здесь нет. Она жива. Я — нет. Надеюсь, Гарри... — его голос сорвался и он замолчал.

Алиса снова пожала плечами и превратилась в Луну Лавгуд лет на пять старше и в летних маггловских шортиках. Выглядела она довольно соблазнительно, но Невиллу было не до того.

— Я не человек. А таких, как ты, сотни и тысячи. Я прямо сейчас не только здесь, но и на сотнях иных вокзалов. Я встречаю и провожаю. Я не обязана быть человечной.

— И все равно мне неприятно, — резко сказал Невилл, — я жил — и умер. Сейчас мне про это лишний раз напомнили. Можно, мы уже пойдем, раз кто-то может вернуться, а я — нет?

— Если хотелось справедливости, — сказала уже-Луна, — нужно было играть в покер или создать крестраж, — она легкомысленно тряхнула головой, — одинаковой сложности задачи, знаешь ли. Что до твоего… отбытия на вокзал… Знаешь, по большому счету мне тебя жалко. У тебя был потенциал. Но на тебя слишком рано сделали ставку. Несчастный случай. Ни один человек с Той Стороны, ни одна из действующих сил, рада твоему уходу не будет. И кстати, твоему убийце сейчас куда хуже, чем тебе.

— Вряд ли меня это сильно радует, — пробурчал Невилл, — я ведь даже, получается, не могу спросить: «За что?»

— Ну, это следствие того, что несколько моих посланников сразу пошли вразнос, — Полумна встала со скамейки, поправляя прическу, — редкий, но не уникальный случай. И за это я готова предложить тебе небольшую компенсацию.

— ??? — вопросительно взглянул на нее Невилл.

Она криво, нечеловечески ухмыльнулась.

— Идем, поезд ждет.

И в тумане будто по сигналу раздался стук колес.

ГЕРМИОНА

Вечерело. Очередная сентябрьская среда шла к закату. Через три дня равноденствие. Через два дня отработка у Снейпа. Где-то там сейчас Невилл занимается с профессором Дамблдором зельеварением. Где-то там в остывшей гостиной чем-то занимаются Гарри и прочие гриффиндорцы. Где-то там, далеко, покинувшие на той неделе школу Уизли проводят ритуалы, заключают контракты — возвращают статус Рода. Где-то ее родители выполняют секретное задание директора. Ходит Малфой, крадется Петтигрю… Гермиона может просто почитать книжку в библиотеке. Тик-так…

Она осознанно пошла сюда. Она изолировалась. Она читала книгу Гойла подальше от любимого кресла. Гермиона изменилась за лето. Тик-так, тик-так…

Книга была очень интересной. До этого она, конечно, читала «Историю Хогвартса» — в одной-двух версиях. Была версия современная, выхолощенная, с пометками и учеными комментариями, с предисловиями Альбуса Дамблдора и Корнелиуса Фаджа. Рекомендованный для учащихся вариант. Была версия середины века, условно-гриффиндорская, с древними легендами о Слизерине, пересказанными неодобрительным тоном, с древними легендами о Гриффиндоре, рыцаре без страха и упрёка.

Эта же версия, достаточно старая даже на фоне здешних каменных стен, отличалась хотя бы тем, что в ней основная роль в основании замка отводилась Пенелопе Пуффендуй.

«…и леди Пуффендуй, основала школу в горной Шотландии, дабы охранить своих чад и воспитать их, и обучить Высокому Искусству, и дала тем пример прочим, благородным как она».

Текст, который был абсолютно нехарактерным для магического сообщества даже в страшно распущенном и толерантном двадцатом веке, строил повествование вокруг женского образа прекрасной и заботливой леди Пенелопы, окруженной завистниками, и пропагандировал идеи самопожертвования и альтруизма. Скорее всего, любой историк магии отдал бы свою палочку в обмен на такой том, но вот в правдивости изложенной версии закрадывались сомнения… Хотя, перелистывая каждую следующую хрупкую тяжелую страницу, Гермиона задумывалась: а что, если это и есть правда, а ее всю жизнь учили лжи? И ещё: какую цель преследовал Гойл, даря подобное?

— Интересно? — спросил кто-то.

Гермиона подняла голову. Как неожиданно. Вот он, Гойл.

— Весьма, — немного помявшись, — сказала она, — интересный… взгляд.

— Можно было бы сказать, что свежий, — кивнул Гойл, — если бы не дата издания.

Он стоял, кривя лицо и теребя манжеты мантии, и она даже не сразу поняла, что он, должно быть, шутит.

— Ага, — сказала она, и повисло неловкое молчание.

Гермиона пробежала глазами еще пару строк и захлопнула книгу, ощущая на себе тяжёлый взгляд. Гойл стоял над ней все так же — неловкая пожарная каланча с руками гориллы. Может, спросить про цель такого ценного подарка?..

— Тебя Малфой подослал? — вздохнув, спросила она.

Он, казалось бы, задумался над вопросом…. Стоп…задумался?!

— Понятно, — кивнула она, вставая, — можешь не отвечать.

И прошествовала мимо него, высоко подняв нос, с томиком под мышкой.

Гойл постоял, посмотрел ей вслед, опустился на еще теплое кресло и произнес вслух очень грубое и нелицеприятное матерное слово. К счастью, этого Гермиона уже не услышала.

А Гермиона была уже на другом конце коридора, когда поняла что-то такое, что от этого понимания ойкнула и чуть не выронила книгу. Из слов Гойла вполне ясно следовало... что он ее на самом деле пытался читать!

АЛЬБУС

Огневиски был для Альбуса слишком горьким, слишком сладким, слишком острым — одним словом, слишком. Но сейчас веселые темные, почти черные огоньки на дне бокала напоминали ему развевающиеся волосы Алисы Лонгботтом в тот день, когда она впервые переступила порог Хогвартса.

— Прости, Алиса, — сказал он тихонько, а потом поднял взгляд и посмотрел на трёх волшебников, сидящих перед ним.

— Невилл Лонгботтом не получит похорон, — произнес он, вставая на ноги, — никто его оплакивать не будет. Для всех он будет жить, учиться и радоваться жизни. Только мы будем знать, что с ним произошло. Его погубили моя ошибка и чудовищное стечение обстоятельств. Он бы не смог стать великим волшебником, но хорошим бы стал наверняка. За Невилла Лонгботтома!

Филеас Флитвик пригубил золотистый напиток. Северус Снейп сделал глоток. Аластор Грюм выпил стакан залпом и швырнул его в камин. Альбус глотнул отвратительное пойло — и закашлялся.

— Работаем, — сказал он, садясь, — у нас много дел и много проблем. Больше, чем когда-либо за добрый десяток лет. Заседание руководства Ордена Феникса объявляется открытым.

Он взмахнул палочкой, и возле его стола в воздухе растянулось белое полотно со сложными схемами вариантов и задач.

Ночь продолжалась.

СИРИУС

Сириус перевернул ещё одну страницу, перечитывая текст. Только вчера он закончил писать, а уже сегодня рано утром неожиданно молчаливый аврор Энтони Праудфут в присутствии мрачных Скримджера и Боунс снял копию с его пухлой тетради. Та, в свою очередь, теперь будет размножена и передана членам Визенгамота для ознакомления. А через три месяца он предстанет перед судом. Впервые предстанет перед адекватным судом. Так или иначе, но его дело будет пересмотрено. А там — как пойдет, да? Сириус грустно улыбнулся собственным воспоминаниям.

Тетрадь так и не стала его показаниями. Она стала частично исповедью, частично — мемуарами.

Сэвидж и Скримджер вышли с копией, Боунс замешкалась — будто случайно.

— Завтра равноденствие, — сказала она, — но это формальность, не думай, Блэк. Завтра точно не за что переживать.

Сириус скривился.

— Нам давно стоит перенять опыт магглов в том, что касается больших судебных процессов. Дамблдор говорил об этом ещё лет десять назад.

Она замерла.

— Камера без дементоров пошла на пользу вашей рассудительности, Блэк? Дамблдор говорил об этом лет сто двадцать назад. Но процесс, подобный вашему, и у магглов бы был политическим.

— Не настолько, — упрямо сказал он.

Боунс прищурилась:

— Но в данном случае это вам на пользу, не так ли? В тот раз было в минус, но не в этот?

Повисла тишина.

— Я бы вообще обошёлся без политики в процессах, — сказал он наконец.

Она покачала головой и грубо сказала:

— Не обойдешься…обойдетесь. Я сделала на вас ставку, Блэк. Не подведите.

— Гарантии есть гарантии, — пожал плечами он, — тем более магические. Лазейки я искать не собираюсь, поверьте. Я умею быть благодарным. Вывести одно дело на пересмотр в Визенгамот…

Он замолчал. Что-то в выражении её глаз ему не понравилось.

— Что такое?

— Ничего, — сказала она, снова надевая маску невозмутимости на лицо. И вышла из камеры, пожалуй, слишком быстро.

Что-то в ее поведении было такое… Словно она обманула его в чём-то. Сириус не мог понять, в чём, и это ему очень не нравилось.

А ещё, Мерлин их всех возьми, он переживал за равноденствие. Как он мог за него не переживать?

То есть, очевидно, на его стороне внезапно оказалось много влиятельных людей, а большинство в Визенгамоте явно будет не против оправдать брата-аристократа. Тут сработает цепная реакция: никто не захочет быть тем, кто проголосует против освобождения человека, который завтра может так или иначе выйти на свободу все равно, тоже занять место в Визенгамоте и голосовать уже самостоятельно.

И все равно тревожно.

Сириус растянулся на кушетке — и в этот момент скрипнула, лязгнула дверь камеры. Он резко обернулся — на пороге стоял Альбус Дамблдор.

— Директор! — вскинулся Сириус.

— Лежи, мой мальчик, отдыхай, — махнул рукой Дамблдор, заходя в камеру и оглядываясь по сторонам, — я, наверное, не надолго.

Сириус мало что знал о том, что происходит за пределами его тюрьмы, разве что те отрывочные сведения, что приносили авроры, Боунс — и сам Дамблдор. Однако он с тревогой для себя отмечал, что ситуация, видимо сложная. Дамблдор был с каждым разом всё более хмурым и мрачным. Искорки в его глазах чуть горели. Смотрел он прямо и часто поджимал губы. Таким он выглядел в самые тяжёлые военные годы — но ведь сейчас война не идёт?

— У меня новости, — сказал Дамблдор, прохаживаясь по камере, — важные для тебя, пусть и запоздавшие на день. Впрочем, министерство тоже только узнало — от меня.

— Ну? — нетерпеливо сказал Сириус, садясь.

Дамблдор остановился, посмотрел Сириусу в глаза и сказал четко и внятно:

— Питер Петтигрю мертв.

Сириус застыл.

Перед его глазами пробежали детство и юность: нервный полноватый мальчишка за соседней партой, друг, товарищ, брат. Годы они провели бок о бок, сначала учась, а потом — сражаясь.

Питер мертв.

Сотни шуток и розыгрышей, в которых этот мелкий анимаг играл важнейшую роль. В какой-то момент школьные шутки с девочками, заклинаниями, постельным бельем переросли в секретные операции Ордена, и все это он выполнял одинаково блестяще. Нет, они выполняли, все вместе!

Хвост мертв.

«Это ты убил Джеймса и Лили, » —визжал кто-то в голове у Сириуса, — «это ты виноват, понял меня?!»

И потом взрыв. Грязь, пыль, кровь. Боль. Ненависть.

Крыса мертва.

Сириус откинулся назад. На его губах расцвела плотоядная улыбка.

— Я хочу знать, как это было, — сказал он, закрыв глаза, — он просил о пощаде?

— Нет, — сказал Дамблдор, — не просил. Я понимаю твои чувства, но нам не стоит ликовать по поводу его смерти. Он был бы полезен нам живым. Да и не стоит радоваться смерти. Никакой и ничьей.

— Вряд ли вы поймете, директор, — сказал Сириус, облизывая губы, — это слишком личное.

Дамблдор нахмурился и отвернулся. Сириус уже успел подумать, что тот сейчас так и уйдет, ни слова больше не сказав, как вдруг директор Хогвартса произнес, будто через силу:

— Да нет, я правда понимаю. Просто тебе повезло, что тебе осталось ради чего жить.

Сириус попытался переварить эту загадочную фразу, но собеседник не дал ему опомниться.

— Завтра равноденствие, — сказал Дамблдор, — а это значит…

— Предварительные слушания, повестка на зимнюю сессию Визенгамота. Боунс говорила, — кивнул Сириус, внезапно понимая, что с радостью воспринял возможность сменить тему. А ведь ещё пару минут назад ему хотелось вечность смаковать кончину Петтигрю!

— Именно! — воскликнул Дамблдор, внезапно вновь становясь самим собой. Он подмигнул Сириусу из-под очков. — Основным блюдом дня в кулуарах, конечно, должны были стать очередные выборы Министра — что ещё может расшевелить это бескрайнее благообразное болото. Но что-то мне подсказывает, что на этот раз у них будет более интересная тема для сплетен!

— Ладно, — не то что бы Сириусу хотелось становится темой для сплетен, — я буду там нужен?

— Очевидно, нет, — пожал плечами Дамблдор, — они утвердят повестку, только и всего. Формальность. Тебя будут допрашивать перед Визенгамотом на солнцестояние, в декабре, на основной сессии. В рамках основного заседания. Если конечно они завтра не решат передать дело на судебную коллегию, в чем я сильно сомневаюсь. Слишком уж вкусное блюдо.

— Я не сильно разбираюсь в том, как конкретно работает Визенгамот, — признался Сириус.

— Придется разобраться, — пробормотал Альбус, и добавил уже громче: — но это потом, полагаю. Пока что тебе не стоит ни о чем волноваться. Завтра вечером тебе сообщат, что решил Визенгамот, официально. И кстати, на выходных к тебе обещал заглянуть кое-кто… Возможно, они даже вдвоем заглянут. Боятся, чтобы ты их не порвал, наверное.

Сириус призадумался, затем улыбнулся.

— Пожалуй, я даже буду рад их видеть. Если, конечно, я правильно понял, о ком речь.

— Уверен, что правильно, — улыбнулся в ответ Дамблдор, — хорошего дня, Сириус! Рад, что тебе лучше. Загляну к тебе в уже только в ноябре, наверное, но постараюсь вырваться пораньше или вместо себя кого подослать. Был счастлив повидаться.

— И вам хорошего дня, директор, — кивнул Сириус, снова закрывая глаза.

Дамблдор улыбнулся ещё шире, поправил очки и пошел к двери.

— Одну минуту.

Дамблдор замер с рукой на дверной щеколде.

— Что насчёт моей просьбы? Насчёт Гарри?

— Ничего нового, — качнул головой Дамблдор.

— Насчёт Дадли?

Дамблдор поднял руки и медленно коснулся левой рукой безымянного пальца на правой.

Сириус вздохнул.

— До свидания, директор.

Дверь за Дамблдором с шумом захлопнулась, а Сириус вытянулся на койке и глубоко задумался.

Похоже изменения в характере не идут ему на пользу. Все с ним благожелательны, но никто не искренен. Или он просто только сейчас стал достаточно рассудительным, чтобы начать обращать на это внимание?

Ладно Дамблдор, в его мотивах копаться сейчас бесполезно, да и он всегда такой был… А что не так с Боунс?

Он вспомнил их первый разговор. «Единственный без метки, осуждённый особым порядком», — как-то так она сказала тогда. И предложила помощь в обмен на клятву. А потом…

Мерлин ты мой…

Его глаза округлились…

Крауч! Вот кто все ему сказал. Ни Боунс, ни Скримджер, ни Праудфут, ни Сэвидж… Крауч был на нервах и выложил все карты на стол! А он, Сириус, за столько времени не заметил подвоха!

— Мерзкая лживая потаскуха! — прорычал он, представляя, как его пальцы сжимаются на шее Амелии Боунс.

Ни один, значит, человек не осуждён без метки специальным трибуналом? Ничье дело не будут пересматривать? Даже ее старый друг Августус?

Или с Руквуда она стрясла точно такую же клятву? В конце концов, его имя прозвучало в их самом первом разговоре… Правда, про пересмотр ЕГО дела не было ни слова! Что-то подсказывает, что Руквуд оказался умнее. Это он, Сириус, дурак. Повелся на ее, Боунс, эмоциональные речи…

— Вот значит как, — прошипел сам себе Сириус, — хочешь выпустить, кого надо, и держать на коротком поводке? Не выйдет, подруга, не выйдет!

Но камера была пуста, и никто ему на эти слова не ответил. Не было больше даже пера и тетради, чтобы записать слова Сириуса.

АЛЬБУС

В это самое время Альбус, выйдя за дверь камеры Сириуса, ни сколько не удивился, увидев возле монументального стола дежурного в самом конце унылого обшарпанного коридора главу Департамента магических происшествий собственной персоной.

—Амелия, — вымученно улыбнулся ей он, — кажется, у вас не слишком напряжённый график. Вы словно в плохом маггловском сериале про копов — целый день у одной камеры дежурить.

Она смотрела на него без выражения, её лицо было словно вытесано из камня.

Неприятное ощущение уже не в первый раз за последние дни шевельнулось у Альбуса в горле — его словно свело холодом, и одновременно защекотало где-то на уровне гортани. О, он хорошо знал это уже подзабытое чувство — ощущение… нет, не сомнения в правильности своих действий. Скорее, чувство того, что слишком многое поставлено на кон. После истории с Невиллом… Нет, больше нельзя давать себе послаблений. Никаких необдуманных действий, никаких сожалений. Очередная война. Хотелось бы избежать ее, но…

— А вы, значит, беседуете с арестантом накануне слушаний, Лорд Верховный Чародей? Определяетесь с официальной позицией Визенгамота?

«Вот как, значит? Ну, в эту игру можно играть вдвоем».

— Разумеется, — слегка склонил голову Альбус, — таковы мои обязанности. Возможно, нам стоит побеседовать и со вторым… арестантом? Мы бы могли сделать это вместе? Готов в любое время дня и ночи.

Судорога пробежала по лицу Амелии Боунс. Похоже, он попал в точку.

—Не сомневаюсь,

— резко сказала она, — сделаем это, раз вы так хотите. В начале ноября. Я, вы, Скримджер. Никого больше брать не будем.

—То есть вы абсолютно уверены в завтрашнем решении, — легонько пожал плечами Альбус, демонстрируя удивление, — интересно… И да, я бы предпочел сразу после солнцестояния. Раз уж вы настолько свободны.

— Расскажу вам небольшой секрет, — доверительно сказала Боунс. Она уже окончательно восстановила самообладание, взяла Альбуса под руку, и они двинулись прочь из убогой тюремной зоны, в сторону административных помещений Департамента. «Должно быть, это выглядит умилительно», — подумал Альбус, — «два старых ветерана, а ныне — высокопоставленных чиновника, мило беседуют, идя по тюремному коридору». По крайней мере попадавшиеся им по пути немногочисленные сотрудники ДМП и впрямь улыбались, опуская глаза.

— Сам Барти Крауч планирует завтра выступить за пересмотр, — тихо сказала Боунс, — он попросит у вас слова, Альбус, если вы не будете против. И да, хотите сразу, давайте сразу.

Альбус дернулся и посмотрел на Амелию, не в силах скрыть удивление. И удивился ещё больше — Железная Леди улыбалась. Ладно, здесь она смогла его удивить!

— Что ж, я с удовольствием предоставлю слово старине Барти, — Альбус подёргал себя за бороду свободной рукой, — не скрою, я удивлен… Я не думал, что он пойдет на такое… Даже если он согласился с невиновностью несчастного Сириуса, я полагал, его отношение к Руквуду помешает ему найти, гм-м, внутренний компромисс.

Боунс промолчала. Они уже понемногу подходили к ее кабинету — кабинету директора департамента.

— Я думаю, — продолжил Альбус, чуть повременив, — что для Барти это было нелегко. Скажите, Амелия… Вы по той же причине не сказали Сириусу про Руквуда? Пощадили его чувства?

Они дошли до дверей ее кабинета. Боунс молча отцепилась от его руки и шагнула туда, к своему спасительному убежищу.

— Не для этого, — покачал головой Альбус, с облегчением оставляя политес, — скажите, Амелия, зачем все это? Сириус, Артур Уизли, все эти игры с ними — кто вас надоумил? Вы же не политик. Никогда им не были. Мне казалось, я понимаю вас…

Она замерла, уже зайдя на полшага в кабинет.

— Да, Дамблдор, —она не оборачивалась, но ее голос дрожал от уже не скрываемого раздражения, — я тоже не политик. Но не все выстроили такой уютный маленький мирок как вы. Я делаю, то, что должна делать в этом змеином гнезде. Я служу обществу. А вы, давно уже, только сами себе.

Несчастная дверь с душераздирающим скрежетом захлопнулась за ней. Альбус смотрел ей вслед, понурившись, ещё какое-то время. Как же он ненавидел разыгрывать эти сценки… С каким удовольствием сейчас оказался бы на месте Аластора Грюма…

«А вы, давно уже, только сами себе».

Он посмотрел на свою левую руку. Мало кто смог бы сквозь наведенную иллюзию рассмотреть страшное увечье. История с Невиллом и Гарри стоила ему пальца. Зато теперь по Хогвартсу ходил живой и здоровый Гарри Поттер. Настоящий Поттер, в отличие от одной хогвартсовской и одной заграничной подделок.

«Если бы ты знала, Амелия…», — горько подумал он. — «Служил бы я только сам себе — ничего бы не вышло. Вот оно — лучшее доказательство».

Он развернулся и пошел прочь, машинально отвечая на робкие приветствия встречных. Старый сон с Геллертом и Министерством снился ему в последнее время все чаще… Но все же он понимал, что никогда не поступит в жизни так, как в этом сне. Вопрос о том, кто же стоит за странными манипуляциями мадам Боунс, он пока задвинул на переферию сознания. У него хватало проблем и без министерских дрязг.

Впрочем, от этого разговора с Амелией, кроме отвратительного чувства на языке, он все же получил ещё кое-что. А именно: знание того, кого всё-таки надо обязательно навестить перед возвращением в Хогвартс. Одного новоявленного лорда, с которым он за эту неделю так и не успел пообщаться лично. Заодно и обсудит сроки возвращения его детей в школу… Джинни была нужна в Хогвартсе, особенно теперь. Ну а после… после его ждёт рандеву с настоящим Гарри Поттером.

Но для удобства и как постоянное напоминание о собственных ошибках надо научиться называть его Невилл. И, чёрт побери, магия рода заставит, заставит его встретится сегодня ещё и с Августой Лонгботтом!

Если чего Альбус и боялся, то именно этого.

АЛЬФРЕД

Альфред Эйвери обычно не был радостен и благодушен в те дни, когда его подрывали с постели ни свет ни заря. Особенно если в роли подобного раздражителя выступал отец. Сегодня ему стукнуло в голову поднять Альфреда до рассвета просто чтобы загрузить голову какими-то очередными делами семьи. Альфред внимательно послушал, сидя по струнке, и тут же благополучно все забыл. Отец унесся в Министерство, а его сын и наследник остался сидеть в гостиной своей половины дома, морщась и потягивая виски. Стал ли он в последнее время снова слишком много пить? Пожалуй, что и стал. Ну и Мерлин с ним. Не в первый раз.

Альфред понял, что он встал так рано все же не зря в тот момент, когда в чуть тлеющем черном камине среди древесных остовов, взмыли в вверх жадные изумрудные лучи и среди них вылепилась с любопытством оглядывающаяся по сторонам голова Гарри Поттера. Она была коротко стрижена и почему-то без очков, а потому напоминала большое вытянутое яйцо феникса с вычерченными чернилами контурами глаз. Отсутствие очков Поттеру явно не шло на пользу: он подслеповато щурился, пытаясь разглядеть интерьер гостиной.

Альфред вскочил на ноги.

— Э-э-э, — замялся он, — г… В смысле Гар…

— О, — Поттер просиял, — отлично, не нужно формальностей. Боялся, что вы ещё спите. Чудо, что я смог выйти на связь, просто фантастика. Уловил наконец, на что завязан контроль каминов. Там весьма оригинально, ну да ладно, некогда сейчас. Как успехи? Что там с нашим квестом?

Альфред потух. Этого вопроса он и ждал.

— Я проник в дом Готов, — начал он, — это было весьма сложно.

— Ну? — поторопил его Гарри, но Альфреда было не сбить с ритма. Годы в услужении у Темного Лорда прекрасно научили его тому, как строить отчёт о миссиях сомнительной степени успешности.

— Я снял две линии защиты, которые были выстроены Лордом на руинах замка Слизерина. Я прошел через ловушку «на дурака» в подземелье, — что этим дураком он и оказался, Альфред скромно умолчал,

— Я проник в дом, но там столкнулся с проблемой.

— Что? Замок Слизерина?.. Быстрее, Альфред, — мученически скривился Поттер, — вы молодец, но если мы не успеем, я вас прикончу.

— Хорошо. На вещи, которую вы ищете, неснимаемое черное проклятие, — сказал Альфред, — руна смерти.

Поттер кивнул:

— Плохо, но…

— Снять его может взрослый маг или магл, — продолжил Альфред, — сделать это он должен добровольно.

Повисла тишина.

— Так, а вот это уже правда плохо, — сказал Поттер. И замолчал.

— Пока ничего не предпринимайте, — произнес он наконец, — просто держите ухо востро. Думаю, на Хэллоуин взглянем вместе. Поставьте какие-нибудь сигналки — на случай, если туда кто-то полезет.

Эйвери кивнул.

— У меня тоже нет хороших новостей, — внезапно признался Поттер, — мой агент, который должен был отправиться вам на помощь к Хэллоуину… провалился. Он не выполнил миссию, и остаётся только надеяться, что Дамблдор не догадался о ее сути. И вам он теперь помочь тоже не сможет… а с учётом описанной системы защиты, его помощь бы ой как пригодилась. И знаете, кто виноват в этом провале?

Альфред вопросительно посмотрел в камин.

— Я, — горько сказал Поттер, — это все я. Я хорошо понимаю магические потоки, и я думал, что этого достаточно. Я также думал, что понимаю, какого черта тут творится, исходя из своих… знаний, но это было не так. Мне нужно образовываться, вот что я понял. Я вижу, как работает магия, но у меня нет теоретического багажа. И самое главное — как тут все устроено, — Поттер помолчал, но, видимо, очень уж ему хотелось выговориться, — я в школе первое, что стал делать — искать закладки Дамблдора в сознании учеников, искать следы обработки, магической манипуляции… То, что должно было обеспечить нужный ему ход событий. Знаете, сколько я нашел? Ни одной! Да и ещё и эта беда с Петтигрю… Сегодня эта история, скорее всего, будет во всех газетах. И мне опять подрежут крылья.

Он снова замолчал, закрутив головой.

— Черт, кто-то идёт. Короче, ближайший месяц не высовываемся. Будем менять тактику. Подумайте, кто ещё может быть нам полезен.

И он исчез, оставив после себя лишь облачко пепла и тревогу у Альфреда в сердце.

Найти себе места в доме в итоге Альфред так и не смог. Он послонялся, поделал какие-то малозначимые и малозначащие дела, и слился из дома уже к обеду.

«Великая вещь — аппарация», — думал он, оглядываясь. Осень над Британией явственно вступала в свои права, давая о себе знать промозглым ветерком и полуденным туманом, но здесь, на руинах Гонтов и самого Слизерина, все ещё было по-летнему зелено. Птички, пожухлое сентябрьское солнышко…

Альфреду нравилось работать на Поттера, он больше не боялся это признавать. Он снова чувствовал себя живым, как в юности, но при этом совесть не отбивала чечётку, как-то было на заданиях Лорда. Даже не вполне ясные цели, стоящие перед ним, его не смущали.

И так, что ставим? Защита Лорда, в принципе, им не уничтожена полностью. Даже опытный маг на денек завязнет на пороге. Значит… Пара простых сигналок «на дурака», собственное более сложное плетение и, пожалуй, пара тяжелых щитов на сам артефакт Лорда!

Альфред, увлеченный работой, не видел и не мог видеть летящий ему в спину красный луч. Но от банального Экспеллиармуса его спас именно его добротный профессионализм: то, что он знал свои слабые места, признавал их и всегда полагался на артефакты.

Амулетам-щитам, которые полагалось установить на кольцо в хижине Гонтов, было плевать, в спину хозяину летит красный луч или нет. А щитами Альфред был сейчас обвешан как рождественская елка.

Щиты даже не сработали — они сдетонировали. С гулом, поглощая энергию, взревела призрачная грозовая стена замка Слизерина. Неизвестный враг отлетел метра на два, но мягко перекатился и поднялся на четвереньки.

Впрочем, эффект неожиданности он уже потерял — Альфред стоял к нему лицом и с палочкой в руках.

— Экспульсо! — крикнул Альфред, резко поведя палочкой противнику под ноги.

Тот резко отпрыгнул, но на сей раз неудачно. Его нога, видимо, попала в какую-то яму, он оступился и с воем повалился на землю. Черный капюшон упал с его лица — и у Альфреда на минуту опустились руки.

— Ты? Ты же в Азкабане!

Лежащий на земле маг в черном ухмыльнулся через судорогу боли на лице и сжал рукой что-то в просторном кармане мантии. Альфред дернулся вперёд, но было уже поздно. Человек, столь неудачно на него напавший, исчез в синем пламени карманного портала.

АРТУР

Он стоял, дыша прохладным пыльным воздухом. Сердце колотилось, и он слегка жмурился, разглядывая носки своих туфель — дешёвых, но не слишком. Это были его лучшие туфли.

— Артур Уизли, — услышал он, — Визенгамот принял свое решение. Оно вам понятно?

— Да, — прохрипел он.

— Хорошо, — прожамкал Тиберий Огден, — помните о своем долге. Теперь вы член Визенгамота, это повинность, а не привелегия. Служите верно магической Британии! А теперь займите свое место, Лорд Уизли!

Он вздрогнул, сделал шаг — и проснулся. Вдохнул глубоко — воздух был пыльным и прохладным.

— Артур! — позвала его снизу Молли.

— Иду! — он вскочил и нашарил рукой очки, нацепил их на нос.

Постель была смята в беспорядке — сегодня Артур вставал и ложился уже несколько раз, такая возможность выпадала ему нечасто. На стуле рядом висела сливового цвета мантия — ее ещё часов в пять утра принесла сова вместе с несколькими официальными письмами. Восстановление статуса семьи, важнейшее событие столетия для Уизли — было произведено в спешке и обставлено скромно. Все произошло как бы между делом. Это смущало, но, с другой стороны, — и что теперь? Отказаться по причине, что, мол, не соблюдены красивые формальности? Писать оскорблённые письма Боунс и Гринграссу?

— Артур, — крикнула Молли, — тут Дамблдор!

— Ага! — слетая вниз по лестнице, Артур подумал, что ведёт себя явно не на свой новый статус, попытался притормозить, и в итоге кубарем покатился с лестницы.

— Артур! — взвизгнула Молли.

Он кое-как поднялся, морщась от боли и хватая ртом воздух.

— Все в порядке.

Он захромал к столу, за которым сидели жена и Дамблдор, и плюхнулся на выдвинутый стул.

— Ну ты даёшь, — прошептала Молли, успокаиваясь.

— Не надо так спешить, — покачал головой невозмутимый Дамблдор, — все же я у вас в гостях, а не наоборот. Я подожду, сколько нужно…

— Все в порядке, — упрямо повторил Артур, — я просто…отдыхал. Ничего страшного.

Колени и ребра саднили. Он поморщился и расправил плечи.

— Что-то случилось? У меня выходной, директор… У меня крайне редко выходные в будние дни. Чуть выбил даже сегодня.

— Я знаю… — Дамблдор встал на ноги, прошёлся по кухне. Поизучал семейные часы, — тяжёлые времена настают. Важно отдыхать, пока можем.

Он обернулся к хозяевам.

— Я, собственно, просто поздравить вас, Лорд и Леди. И… узнать дальнейшие планы.

— Ох, директор, — начала Молли, — я думаю…

— В смысле? — недоуменно перебил ее Артур.

Все посмотрели на него.

— То есть, — быстро поправился он, — есть конечно разные финансовые вопросы…можно будет теперь оценить состояние счетов, и так далее… Но разве я ошибусь, если скажу, что вопрос был задан не про эти дела?

Дамблдора, эта отповедь, казалось, поставила в тупик — но только на минуту. Он вздохнул и сел назад за стол.

— Нет. Финансовые дела — это исключительно ваши дела. Надо будет, скажете сами. Пока меня волнует только два вопроса, раз уж ты предпочитаешь говорить по деловому.

Артур внимал.

— Первое — чисто учительский вопрос. По поводу детей… Впрочем, Молли мне уже сказала, что вы с рассветом отправили их в Хогсмид, договорившись с Минервой. К сожалению, так вышло, что я сам ни свет ни заря отправился в Министерство, так что этот вопрос снимается, — Дамблдор кивнул своим мыслям, — надеюсь, к завтраку я уже буду снова в школе. Второе, разумеется, Визенгамот. И мне жаль, что мы не поговорили про это раньше. Правда. Я просто везде не успеваю.

— Вам и не обязательно везде успевать, директор. Мы и сами не успели нормально с вами всё обговорить. Голова кругом, столько дел… — Молли, говоря, бросила на Артура быстрый несколько недоуменный взгляд, и тот расслабился, будто напряжение и даже какая-то злость ушли из его головы вместе с частью боли из рёбер.

— Да, — кивнул он, — конечно.

И понял, что сказал это скорее в такт своим мыслям, чем разговору.

Дамблдор, глядя на него, слегка свёл брови.

— Вы получили программу завтрашнего заседания Визенгамота, лорд Уизли?

— Что… О, да!

— Ваше мнение?

— Ну-у-у…

— Понятно, — вздохнул Дамблдор, — мы сработаемся. Могу ли я рассчитывать на ваши голоса? — У меня есть обязательство в части голосования по Блэку, — будто кто-то другой заговорил голосом Артура Уизли, — а в остальном — да, в разумных пределах, — он закончил — и сам растерялся от произнесенного.

Дамблдор ухмыльнулся.

— Я…

Его лицо дернулось, и он вскочил из-за стола, выхватывая палочку.

И одновременно, синхронно с его действиями, где-то за кустарниками, на переферии сада, слабой сиреной взвыли охранные чары.

— Оставайтесь здесь, — отрывисто скомандовал Дамблдор и вылетел из кухни как реактивная метла.

Артур вскочил следом, пропустив мимо ушей какие-то слабые возражения жены. Он чувствовал какой-то странный прилив адреналина: «оставаться? — как бы не так!». С готовностью сокрушить всех врагов мира он вылетел на крыльцо.

На крыльце, возле самой двери, стоял Альбус Дамблдор — и больше никого. В правой руке он, делая какие-то неловкие пассы палочкой, осторожно держал маленький стеклянный шарик. Услышав звук распахнутой двери, он резко обернулся.

— Артур… Я же просил подождать.

Усталый и грустный тон старого мага сбил Артуру боевой настрой не хуже Круциатуса.

— Но… — запнулся он. — Мой дом… Я…

— Да, дорогой лорд, — продолжил Дамблдор все так же грустно, — я тоже могу быть не прав, но я прошу хотя бы слушать меня в подобных ситуациях, хорошо?

У Артура вдруг встал ком в горле. Он хотел помочь…точно не хотел никого расстроить…правда, ничего такого!

Он кивнул.

Дамблдор вздохнул и протянул ему стеклянный шарик.

— Тут больше никого нет. Успокой свои чары и зови министерских. Или не зови, решать тебе. Мне срочно надо в Хогвартс…бери же!

Артур, ничего не понимая, схватил шарик. Он приятно холодил руку — обычная стекляшка.

— Вы снова в большой игре, — сказал Дамблдор, — вы, Уизли. На меня вы, конечно, всегда можете рассчитывать.

Артур, все ещё не понимая, посмотрел на шарик. Внутри стеклянной игрушки, круглой, чуть сплюснутой снизу, красовалась маленькая моделька Норы.

— Встряхни, — посоветовал Дамблдор.

Артур послушно встряхнул — над моделькой Норы под аккомпанемент воющих чар поднялся крошечный, будто игрушечный черный ухмыляющийся череп со змеёй вместо языка.

Сжав пальцы на игрушке до хруста в костях, Артур наблюдал, как маленький череп внутри игрушки расплылся, и дымок, из которого он состоял, сложился в крошечные, но вполне четко различимые буквы: Р-У-К-В-У-Д.

«Сволочи», — подумал Артур, глядя на шарик, — «какие же вы все сволочи, сволочи, сволочи!».

Если забежать на день вперёд, эта же мысль пульсировала у него в голове, когда, день спустя, руки в Большом зале заседаний Визенгамота взмыли в воздух…много рук, больше половины, больше двух третей… Очень много рук. На самом деле, почти все руки. Он пробежал глазами по залу.

Дамблдор смотрел в окно, будто жизнь ему резко наскучила. Крауч скрестил руки на груди. Боунс сидела по струнке, ее губы были сжаты в узкую, белеющую у нее на лице полоску. В отчаянии Артур перевел взгляд на Джона Гринграсса. Тот, казалось бы, тоже оценивал зал, а потом кивнул Артуру и поднял руку. Артур медленно выдохнул, и, проклиная себя, тоже медленно поднял руку.

«Семья на первом месте», — думал он, — «семья… От меня ничего не зависит, но… Сволочи, сволочи, сволочи!».

Гринграсс успокаивающе улыбнулся Артуру. Боунс закатила глаза — это Артур чувствовал даже спиной. Магия, не иначе.

— Голосование окончено, — тишину прервал тусклый голос Тиберия Огдена, — если у кого-то есть замечания по поводу хода голосования, пусть скажет сейчас или молчит вовеки…да, Лорд Верховный Чародей?

— Сообщаю, — скучно сказал Дамблдор, — что в ходе подготовки к голосованию могли иметь место случаи давления на уважаемых членов Визенгамота.

— Известно ли уважаемым членам Визенгамота о таких случаях? — Огден махнул рукой залу.

Зал молчал. Артур молчал.

Гринграсс о чем-то начал перешептываться с Люциусом Малфоем. Люциус выглядел огорченным. Гринграсс ухмыльнулся.

— Замечание отклонено, — Огден пожевал губами, — голосование принято. Пересмотр дела лорда Сириуса Ориона Блэка будет произведен в рамках зимнего заседания Визенгамота. Пересмотр дела Августуса Руквуда будет произведен в рамках зимнего заседания Визенгамота. Переходим к следующему пункту повестки…слово предоставляется…

Крауч вскочил на ноги и чуть ли не бегом отправился к выходу из зала. Артур неуверенно посмотрел на Гринграсса — тот сидел на своем месте, чуть откинувшись, и ухмылялся. Внезапно Люциус Малфой вытянул откуда-то из мантии мешочек…мешочек с деньгами?.. и чуть ли не кинул его в Джона. Тот, все ещё не пряча улыбки, принял дал и спрятал где-то в складках своего одеяния.

Артур смотрел на это все и думал. Он думал: «Сволочи! Крауч даже речь сказал… Вроде… И вот итог! Где же Перкинс? Наш кабинет, наша работа? Эх, Перкинс… Перкинс — хороший мужик!»

ГАРРИ ПОТТЕР

Смотреть на самого себя со стороны — вернейший способ быстро и бесповоротно сойти с ума. А если этот кто-то ещё и ведёт себя нехарактерно… Ну, можно просто физически почувствовать, как у тебя едет крыша. Медленно, тихо шурша шифером…

Так накануне равноденствия думал Невилл Долгопупс, то есть Гарри Поттер, вставший сегодня ни свет ни заря, сидя в гриффиндорской гостиной и глядя на Гарри Поттера, то есть на какое-то чудо-чудо, похитившее у него самое личное, самое близкое — собственное тело. Все это было настолько сюрреалистично, что Гарри, а он твердо решил называть себя так хотя бы мысленно, не психовал, не кидался на самозванца с кулаками, ни орал во все горло: «Эй, придурок, верни мне моё тело!» Все это воспринималось как очередная дурацкая шутка из разряда развлечений близнецов Уизли. И так бы Гарри и думал, если бы не яркие воспоминания: Василиск, Тайная комната, молодой Том Реддл. Тьма, вокзал «Кингс-Кросс». Невилл на платформе. И, наконец, разговор с директором.

Директор Дамблдор был с Гарри предельно честен и откровенен. Он выслушал его и ответил на все его вопросы.

— Гарри, понимаю, что тебе сейчас наверняка очень тяжело, — сказал он, — но нам надо поговорить сразу.

Гарри молчал, разглядывая свои руки. Куда более пухлые, чем они были раньше. С более короткими пальцами. С небольшим шрамом на запястье.

А вот на лбу шрама не было. Это он проверил сразу, как только смог двигаться и понял, что что-то с ним не так. И вообще голова будто была… более лёгкой, что ли? Теперь, когда было с чем сравнить, он сразу заметил разницу — раньше будто что-то все время давило ему стальным обручем на лоб. Он глубоко вздохнул.

— Гарри, — мягко сказал директор, — я вынужден спросить у тебя… Что ты помнишь? Начиная с Тайной Комнаты.

Гарри задумался. А потом начал рассказывать. Ему некому было доверять, кроме как директору.

Он рассказал про голоса в стенах, про догадку Гермионы, про Джинни, Локонса и дневник — и так вплоть до спуска в Тайную Комнату.

— Что ж, — директор выглядел весьма обеспокоенным, — это все полностью совпадает с тем, что мне рассказал тот, кто ходит по Хогвартсу, представляясь Гарри Поттером. Рассказал, вернувшись из комнаты. Откуда он все это знал?

— Ему досталась моя память? — предположил Гарри.

— Возможно, — директор не выглядел убежденным, — ты помнишь что-то из жизни Невилла?

Гарри задумался:

— Нет. Ничего.

— Ладно, — директор потер лоб, — что случилось в Тайной Комнате?

Гарри продолжил свой рассказ: про спуск вниз, про Джинни, лежащую у ног колоссальной статуи, про чудовищного змея. Про то, как он победил его, но был ранен сам. Про дуэль с призраком Тома Реддла из дневника. И как после победы, он, раненый клыком василиска, сидел на полу Комнаты, и все расплывалось у него перед глазами. И на этом моменте он запнулся.

— Потом была темнота, и какие-то визги, — сказал Гарри неуверенно, — и такие… черные круги, они расходились перед глазами. Я не знаю, сколько так продолжалось. А потом, потом был… — он хотел сказать: «вокзал», но директор прервал его.

— Достаточно, — мягко сказал он, — дальше можешь не рассказывать. На этом моменте ваши рассказы расходятся.

Гарри послушно затих. Директор, казалось, что-то обдумывал.

— Фоукс, то есть мой феникс… Он плакал над твоей раной? Там, в комнате?

Гарри задумался, затем пожал плечами.

— Я не помню.

— После яда василиска долго не живут, — заметил директор, — а в комнате кроме вас троих никого не было видно? Не ощущалось никакого присутствия?

— Не знаю, — покачал головой Гарри, — извините.

— Нет, что ты, — грустно улыбнулся директор, — тут в пору извиняться мне. Думаю, я сильно перед тобой виноват, но постараюсь исправиться. К сожалению, в текущей ситуации нам придется действовать очень осмотрительно… — он задумался. — Вот первых, будь осторожен с Гарри Поттером. Я имею ввиду…

— Я понял, — кивнул Гарри.

— Я рад, — серьезно кивнул Дамблдор, — будь крайне осторожен с ним. Тебе предстоит сложная задача. Веди себя с ним так, как обычно ведет себя Невилл с Гарри Поттером. Никакого гнева или агрессии, никаких обвинений, он тут же заподозрит неладное. Так же избегай прямого зрительного контакта, к сожалению он обладает навыками… скажем так, считывать эмоции. Я принял решение обучать тебя окклюменции, защите разума, а также продолжить работу в этом направлении с Гермионой. К сожалению, мои обязанности не оставляют мне времени этим заниматься, поэтому пока придется это отложить. Возможно, я поручу данную задачу профессору Снейпу. Пока же, подчёркиваю, будь крайне осторожен! И ещё, нам надо будет попробовать прогуляться в Тайную Комнату, завтра после завтрака. Я дам тебе знать.

У Гарри голова заболела от всего этого потока информации.

— Я не знаю… — начал он.

— Мы справимся, — успокаивающе сказал директор, — на данный момент он, лже-Гарри, занят… своими вопросами. Я уж его постарался озаботить, поверь. У него не будет повода тебя в чем-то подозревать. Невилл тихий и незаметный мальчик. Таким и будь. Учись, живи. А остальное оставь мне.

Пока что Гарри справлялся. Уже почти день как.

Ненастоящий Гарри о чем-то шушукался возле камина с Симусом и Дином. До него доносились взрывы смеха и обрывки фраз, что-то вроде: «например, снять очки или покрасить волосы».

— Эй, Невилл, — махнул ему рукой Дин, — чего сидишь? Пойдем на завтрак?

Так, что бы ответил на такой вопрос Невилл? Скорее всего, так же, как и любой другой школьник.

— Пойдем, — сказал настоящий Гарри, поднимаясь…

…и вполне успешно оказался за столом Большого Зала. Ох, какой он молодец!

— Друзья, — сказал Альбус Дамблдор, вставая и разводя в стороны скрытые в широких рукавах руки. Он выглядел довольно усталым, несмотря на ранний час.

Зал настороженно замолчал.

— Я извиняюсь, — миролюбиво начал директор, — что беспокою вас всех во время завтрака, да ещё и в пятницу. Уверяю, в обычай это не войдёт.

Раздались нервные смешки.

— Тем не менее, я должен сообщить важные новости и пресечь таким образом некоторые слухи, — он посерьёзнел, — в окрестностях замка был выявлен и ликвидирован находящийся в розыске Питер Петтигрю.

Смешки прекратились, повисла звонкая тишина.

— Я говорю «ликвидирован», — неожиданно жёстко сказал Дамблдор, — чтобы вы все понимали: здесь нет места для шуток. И пусть министерство меня осудит, но я считаю, вы должны знать правду. Петтигрю, как я уже говорил, был таким же как вы — когда-то. Он совершил череду ошибок. Возможно, ему казалось, что он все делает правильно. Возможно, он думал, ему все сойдёт с рук. Не сошло, — он обвел пронзительным взглядом зал и уставился на лже-Гарри. Настоящий Гарри заметил, что тот уверенно принял этот взгляд и ответил на него своим.

— Когда вам в следующий раз покажется, что кривая дорожка в итоге выводит в райские кущи, когда вам начнут рассказывать непонятные откровения о событиях двенадцатилетней давности, вспомните историю Питера Петтигрю, историю того, как умел развратить человека Темный Лорд, — закончил Дамблдор, — а теперь ешьте и всем хорошего дня. Невилл, подойди ко мне после завтрака, мы обсудим твои занятия по зельеварению.

— Надеюсь, хоть вы с ним справитесь, директор, — громко сказал Снейп, слизеринцы рассмеялась и напряжение спало. Ну, почти спало. Эффект от отповеди директора был слишком велик.

— Что-то он перегнул палку, да? — прошептал Симус лже-Гарри, но тот лишь пожал плечами и отвернулся к тарелке.

— И про охрану ничего не сказал, — продолжал Симус, махая рукой куда-то в сторону по-прежнему сидящей за преподавательским столом яркой фигуры какой-то розововолосой девушки с короткой стрижкой, видимо, той самой Тонкс, про которую все говорили. Дальше Гарри его слушать не стал, наконец уделив внимание еде.

До конца завтрака шепотки не стихали, и после него ученики расходились по учебным кабинетам, обсуждая заявления директора. Гарри тоже доел и пошел к выходу из Большого Зала, стараясь не обращать внимания на устремлённые на него взгляды. Взаимоотношения Невилла с зельеварением были единственным, что могло отвлечь школьников от темы «ликвидации» Петтигрю. Гарри с отчаянием подумал, что, похоже, даже в теле Невилла обречён находиться в центре внимания.

Альбус Дамблдор ждал его у главной лестницы на второй этаж, и поток школьников обтекал его долговязую фигуру как нерушимую скалу. Он кивнул Гарри и двинулся наверх. Гарри поспешил следом. Они шли молча, пока не оказались в пустом коридоре третьего этажа.

— И как тебе моя речь, Гарри? —спросил директор.

— Не знаю, — честно признался Гарри.

— Дражайшие Корнелиус и Долорес с попечителями устроят мне головомойку, — улыбнулся Дамблдор, — пожалуй, уже сочиняют письмо с озабоченностями. Но мне надо было четко выразить позицию, понимаешь? Декларировать ее.

Гарри кивнул.

— Ладно, не забивай голову, — они дошли до двери женского туалета, и Дамблдор приглашающе открыл дверь, — это уже мои, стариковские проблемы. Заходи!

Гарри шагнул внутрь — и испытал сильнейшее чувство дежа вю.

Туалет был затоплен — но не сильно, грязно-белые потолок и стены отражались в небольших лужах. Булькала и капала где-то вода. Миртл нигде не было видно, но слабое хныканье доносилось до его ушей откуда-то со стороны закрытых кабинок. Все умывальники стояли на месте, как будто Гарри и не открывал прошлой весной в этом самом месте зияющий в бездну проход-туннель.

— Навести бы здесь порядок, — вздохнул Дамблдор, — но ни времени, ни бюджетов.

Он взмахнул палочкой в сторону двери и она с чмоканьем запечаталась.

— Я тебя попрошу, — сказал он серьезно, — открыть мне проход, и закрыть его за мной. Через тридцать секунд после этого дверь в туалет откроется. Иди на занятия. Если что, мы обсуждали план твоих уроков по зельеварению и слегка задержались. Если вдруг меня не будет на обеде, подойди к профессору Снейпу или к профессору Флитвику и скажи им: «Тени исчезают в полдень». Запомнил?

— Да, но есть мы не пойдем вместе? — спросил удивленный Гарри.

Директор вздохнул.

— Я бы с удовольствием, но тебе надо наверстывать упущенное на занятиях. Я же иду заниматься нудными и сложными научными изысканиями. Все интересное обещаю рассказать.

— Ладно, — кивнул Гарри, и подойдя к умывальнику, сосредоточился на змейке, выгравированной над краном.

Он ведь уже делал это, правда? Пусть и в прошлой жизни.

Змейка казалась ему просто мертвым изображением, а он себе — очень глупым.

— Кх-м… Откройся?

Ничего не произошло.

— Откройся… Откройся!

Проклятая раковина не поддавалась.

Директор, наблюдавший за ним мрачным взглядом, вздохнул.

— Понятно, — сказал он, — что ж, стоило проверить. Ты больше не сможешь разговаривать со змеями, Гарри. В таком случае, можешь ничего не передавать. Просто иди на занятия. Если меня на обеде все же не будет… Ну, значит я его просто прогулял.

Гарри даже не знал, радоваться ему таким новостям или огорчаться.

— А как нам теперь попасть в комнату?

Дамблдор пожал плечами.

— Буду думать. Скорее всего, есть и иной путь.

— А если просто разнести раковину?

Директор фыркнул.

— Сомневаюсь, что это поможет. Гарри, можешь идти.

Гарри понял, что его выгоняют и, кивнув, пошел к выходу в коридор, но перед выходом обернулся.

— Профессор Дамблдор?

Директор оторвал взгляд от изучаемого им краника со змейкой.

— Да-да?

— Вы говорили предупредить… Профессор Флитвик и… И Снейп. Они знают про… меня?

— Профессор Снейп, Гарри. Да, они знают. Я им полностью доверяю. Больше пока не знает никто. И, кстати, по этому поводу. Сегодня вечером, к семи, будь у моего кабинета. Нам предстоит…сцена. Жуткая, но неизбежная.

— Но… — Гарри хотел было что-то возразить, но не нашелся с мыслями и молча вышел из туалета.

Возвращаясь на уроки, он думал о том, как будет вести себя в его отношении Снейп, будет он относиться к нему как к Невиллу или как к Гарри Поттеру?

Какой вариант лучше, Гарри по дороге в кабинет трансфигурации так и не определился. Про обещанную же вечернюю «сцену» он просто старался не думать.

Впрочем, Гарри вовсе не был глупым, кто бы там что про него не говорил. Он прекрасно понимал: если хочешь чего-то избежать, не думать о чем-то, это событие наступает особенно быстро, будь то лето на Тисовой или зачет по зельеварения.

Тисовая… Директор сказал ему и про Тисовую. Про это Гарри тоже не знал, что думать, поэтому просто запретил себе любые мысли про дом Дурслей… И их самих.

Так или иначе, вечер наступил молниеносно. Казалось, Гарри моргнул — и вот он уже, называя пароль, поднимается по движущейся винтовой лестнице к директорской двери.

Уроки прошли скомкано — мысли были слишком далеко. Гарри пообещал себе включиться в учебный процесс…на следующей неделе. Главное, что выяснилось сегодня — у Невилла совсем не было друзей. Гарри было грустно до момента, пока он не узнал, что друзей теперь нет и у вернувшегося в школу Рона. Чудо-юдо с лицом Гарри не хотело общаться с Роном. Что ж… Настоящий Гарри — хотел! День с Роном прошел быстрее.

При мысли о Роне Гарри встряхнул головой. Уизли — лорды?! Впрочем, на Роне это все, казалось, совсем не отразилось.

Гарри постучал в директорскую дверь. Услышал: «Войдите!» — и вошёл.

Вошёл — и замер. Прямо на него смотрела страшная старуха с чучелом грифа верхом на заеденной молью шляпе.

— Ты — не Невилл, — сказала она утвердительно, — Альбус, ты хитрый, подлый, умный мерзавец. Тебе придется мне все рассказать. Так, чтобы я поверила.

Гарри-Невилл шумно сглотнул. Открыл рот, думая сказать что-то в защиту директора. Закрыл его. Нет, к такому его жизнь не готовила!