Memento mori (джен)

Сентябрь1943 года

— Таким образом, к концу полугодия вы должны предоставить свои собственные разработки...

Том Риддл чуть скривился, но записал то, что сказал профессор Дамблдор. Вот уже четверть часа тот вещал о том, насколько для шестикурсников важен и сложен Продвинутый курс трансфигурации, что именно они должны будут освоить, а в конце потребовал от них какой-то проект: создайте то, не знаю что.

Отлично.

Конечно, Том понимал, что профессор не требовал от них создания артефактов. Во-первых, это все же курс трансфигурации, а не артефакторики, которой вовсе не было в школьной программе. Во-вторых, не всем же по силам такое в пятнадцать-шестнадцать лет. Поэтому большинство студентов к Рождеству принесут банальные вещи. Большинство. Но не он.

Создать что-то необычное при помощи своей магии — это же вызов. А Том — лучший ученик потока. К тому же проект давал доступ к запрещенной магической литературе, а это намного важнее.

Темная магия манила Тома, он с легкостью проникал в ее тайны; единственное, что ему требовалось — доступ к запретным и редким книгам. Библиотеки родовитых слизеринцев давно ждали его: медленно, но верно он привлекал однокурсников на свою сторону, очаровывая идеями превосходства чистокровных над остальными. А вот библиотека Хогвартса — точнее, ее определенная часть — все еще оставалась запретным плодом.

Что ж, если профессор Дамблдор сам, пусть и не зная об этом, дает ему такой шанс, то Том им обязательно воспользуется...

* * *

Что именно это будет за проект, Том еще не решил. Но смог так красочно описать свое желание сотворить нечто нетривиальное, что профессор Дамблдор самолично подписал ему разрешение на свободное посещение Запретной секции до конца первого полугодия.

Опьяненный успехом, Том разве что не поселился среди книг. Пару недель спустя он добрался до средневекового фолианта авторства Годелота "Волхование всех презлейшее". Вот это была книга так книга! Жемчужина хогвартской коллекции, не иначе. Ни на занятиях по Защите от темных искусств, ни на каком ином предмете им и близко не рассказывали о таком.

Темнейшая магия как она есть. Такие знания хранились разве что в самых древних семьях, но те не спешили ими делиться. Ничего, до них еще дойдет очередь: у Тома еще много времени и возможностей, а главное, желания и интеллекта, чтобы познать все тайны.

Лишь одно разочарование от "Волхования" постигло Тома. Он даже выписал в свой дневник строки, которые зацепили его, не дав ответа:

"Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим".

Возможно, будь на страницах простое описание предназначения крестража, Том бы его прочитал, усвоил и двинулся дальше. Либо же запомнил, что такое бывает, и использовал в дальнейшем при необходимости. Но информации не было. Ни слова. Если в книге по темной магии боятся рассказать об этой самой магии, то...

Фантазия уже бежала вперед, рисуя невообразимые картины могущества, власти, а может, даже бессмертия. Всего что угодно. Что же это такое? Острый ум требовал ответа. Он перерыл все каталоги Запретной секции, использовал все известные ему заклинания для поиска книг, где бы упоминалось слово "крестраж", но ничего не обнаружил.

И Том решил, что любой ценой это выяснит. Если он еще год назад смог разгадать загадку самого Салазара Слизерина и найти Тайную комнату, то уж разузнать все о крестражах ему наверняка по силам.

* * *

Далекий гул самолета нарушил тишину ночи. Приглушенный вой стремительно нарастал... Тишина... И взрыв. Мощный, разрушающий все на своем пути взрыв.

Это был первый авианалет на спящий Лондон.

Стены приюта Вула содрогнулись, окна дзинькнули, но выдержали.

— Все вниз! В подвал! Живо!

Дверь в комнату Тома распахнулась, в глаза ударил свет фонаря.

— Вставай. Бегом в подвал, — крикнула Марта и скрылась в коридоре. Хлопнула следующая дверь.

Том сел на кровати, пытаясь понять, что происходит. Гул вновь приближающегося самолета и вой падающей бомбы отозвались каким-то глубинным ужасом где-то в позвоночнике и заставили сжаться от страха.

На них напали? Конечно, он знал, что шла Вторая мировая война, но неужели немцы посмели бомбить Лондон?

Второй взрыв сотряс стены сильнее, вероятно, бомба упала еще ближе. А что, если?.. И никакая магия ему не поможет!

Том быстро натянул ботинки, растянутую кофту поверх заношенной пижамы и осторожно выглянул в окно. Невдалеке алело зарево пожара. Это не сон!

— Быстрее! — Марта вновь заглянула к нему.

— Иду, — буркнул он, поворачиваясь, и Марта поспешила дальше, а с неба снова раздался цепенящий вой.

Том отшатнулся от окна, в два шага подлетел к двери и захлопнул ее. Встав на четвереньки, он нырнул под кровать и достал из потайного кармана чемодана волшебную палочку. Колдовать за стенами Хогвартса запрещено, но когда на кону твоя жизнь, нарушить Статут не так уж и страшно. Он сунул ее за пазуху и поспешил на выход.

Шум и крики бежавших детей едва не заглушил вой летящей на них бомбы. От характерного свиста — предвестника самой смерти — хотелось сжаться в комочек и забиться в самый дальний угол.

— Ложись! — закричала Марта.

Взрыв...

Стены задрожали, окна наконец не выдержали и разлетелись на мелкие кусочки. Осколки стекла зацепили Эми Бенсон, и та упала, заходясь криком. В свете фонарей была заметна ее кровь — на одежде, на руках, на искаженном от боли лице.

— Вставай, разлеглась тут, — Марта подхватила ее под руки и поволокла к лестнице в подвал.

Страх висел в воздухе словно туман поутру. Том физически ощущал, как он сгущался с каждой минутой.

Бежать. Спасаться. Выжить!

Не позволить этим дурацким магглам его убить. Но что он мог сделать? Волна детдомовских детей подхватила его и понесла в место, которое считалось безопасным. Они слышали, как бомбы падали одна за одной, почти не давая передышки, попадая все ближе и ближе к приюту.

Спустившись наконец в подвал, они сгрудились у входа. Миссис Коул и дети, жившие на нижнем этаже, уже были там.

— Все здесь? — с тревогой спросила она.

— Да, мадам, — кивнула Марта, сгружая раненую Эми на лавку.

Детям приказали расположиться у стены и сидеть тихо. Никто ничего не знал, но задавать вопросы не осмеливались.

Том прошел в самый угол. Никто не сел рядом — его давно боялись и избегали. Через ткань он погладил волшебную палочку — если что, он успеет ее выхватить и наколдовать щитовое заклинание. И будь что будет. Но он сегодня не умрет. Ни за что. У него слишком большие планы на эту жизнь, чтобы так бездарно сгинуть под обломками.

Приближение самолетов здесь было почти не слышно, толстые стены фундамента заглушали часть звуков, но тем страшнее был свист падающих бомб. Словно из ниоткуда, они сыпались с неба, и по звуку казалось, что летят именно им на головы.

Стены вновь содрогнулись, кто-то из девочек заплакал. Том незаметно сунул руку под пижаму и переместил палочку в рукав. Весь в напряжении он ждал очередного взрыва... Перед глазами что-то мелькнуло. В тусклом свете фонаря почти ничего не было видно, но он понял, что это крыса и, кажется, не одна. От омерзения он передернул плечами и подтянул ноги к себе.

— Убирайтесь отсюда, — сквозь зубы прошипел он.

Крысы запищали и юркнули куда-то в темноту.

То и дело долетали звуки сирены воздушной тревоги. От каждого взрыва земля сотрясалась под ногами. И свист... то ли свист, то ли вой.

Его Том не забудет никогда.

От этого звука кровь стыла в жилах даже взрослых мужчин, а тут всего лишь дети и пара беспомощных женщин.

Когда же кончится эта ночь? Самая страшная в его недолгой жизни.

— Том... — чья-то рука дернула его за плечо. — Проснись.

Том резко сел в кровати. Сердце колотилось как сумасшедшее. Он выхватил палочку из-под подушки и направил в грудь разбудившего его.

— Эй, спокойнее, это же я, ты что! — Лестрейндж отскочил от кровати. — Ты так... хм-м... кричал, что я подумал...

— Да, понятно. Иди, — Том опустил палочку и встал с кровати.

Уже три года прошло, а он никак не мог забыть. Ему было тринадцать, когда в ночь на 25 августа 1940 года он пережил бомбежку Лондона самолетами фашистской Германии. Это был лишь предвестник "Лондонского блица", продлившегося восемь месяцев и унесшего жизнь более сорока тысяч человек. В ту осень Том как никогда был рад отправиться в Хогвартс — ему повезло пережить этот страшный период вдали от маггловской войны, но даже одна ночь и утро после нее оставили глубокий след в его душе.

Утро...

Оно оказалось не лучше, чем ночь. Выбравшись из сырого подвала, они вышли на улицу. Звенящая тишина не приносила облегчения — слишком тихо, слишком... неживая была тишина. Несколько зданий на их улице были разрушены, но самой страшной была воронка на месте дома напротив. Запах гари, пыль, кровь... Все это могло быть с ними. Вместо них.

Тома замутило, и он резко отвернулся, хватая воздух ртом, когда заметил чью-то руку в луже крови. Он мог бы быть там...

— Никто не выжил, — просипел кто-то за его спиной. — Прямое попадание. Никакой подвал не спасет.

Вой пожарной сирены заставил всех вздрогнуть. Машина промчалась по соседней улице, спеша на пожар. Черный дым тут и там поднимался в небо: не все пожары за ночь удалось ликвидировать.

Именно тогда Том почувствовал, насколько хрупка и ценна его жизнь. И пообещал себе, что никогда больше не подпустит Смерть так близко. Он — маг. Сильный маг. Он должен учиться еще лучше, узнать еще больше, чтобы найти способ, как защитить себя. Навсегда. Абсолютно.

* * *

Мысли о неведомом слове "крестраж" не давали Тому покоя. Интуиция кричала, что он должен узнать, что оно значит.

Если в книгах нет информации, оставалось спросить у преподавателей. Выбор быстро пал на падкого на лесть преподавателя зельеварения Горация Слагхорна.

Том был его любимчиком: зельевар еще на третьем курсе пригласил его в Клуб Слизней, хотя обычно там присутствовали только старшекурсники.

Задать вопрос он сможет лишь один раз, потому необходимо было подготовиться. То, что профессор-сладкоежка неравнодушен к засахаренным ананасам, Том знал давно. Оформить заказ и отправить со школьной совой также не составило труда. Правда, пришлось раскошелиться: лакомство стоило почти целый галлеон, но не брать же маленькую коробку за несколько сиклей.

Очередное заседание Клуба было намечено через три недели, в субботу, значит, у него достаточно времени, чтобы продумать, как лучше задать вопрос, порепетировать интонации, манеру речи...

* * *

— Том, ты пойдешь с нами в Хогсмид в эту субботу? — Эйвери подсел к нему в Большом зале. — Или опять будешь пропадать в библиотеке?

Том вздрогнул и отодвинулся. Он терпеть не мог, когда кто-то так резко вторгался в его личное пространство.

— Тебе самому было бы полезно хоть иногда посещать библиотеку, а не только за девчонками бегать.

— Да ладно тебе, я все успею. Не всем же дано быть такими умными, а жизнь дает столько возможностей просто получить удовольствие...

— Ага, успеет он, — хмыкнул Лестрейндж, усаживаясь по другую сторону стола, напротив Тома. — Разве что стащит у отца кое-что. Только тебе и так уже восемнадцать, ты что, собираешься закончить школу на третьем десятке?

Эйвери лишь фыркнул в ответ.

— И что же такого можно стащить, чтобы наверстать упущенное? — усмехнулся Том, не отрываясь от завтрака. — Или у твоего отца, — он повернулся к Эйвери, — припрятаны запасные мозги?

— О, нет, мозги, к сожалению, раздают при рождении, — продолжил подкалывать друга Лестрейндж, — но даже Эйвери смог бы что-то выучить, будь у него больше времени.

— Ага, когда-нибудь я так и сделаю, — Эйвери понизил голос почти до шепота. — Вернусь в начало года, выполню все эти дурацкие задания... Только кому это интересно, когда можно провести время с юными и не обременными моралью красотками и огневиски? — рассмеялся он.

Том лишь хмыкнул на такое заявление, но ничего не сказал. На что намекал Лестрейндж? Неужели у отца Эйвери есть... От мелькнувшей догадки перехватило дыхание. Он не раз читал о маховиках времени, идея вернуться назад показалась ему заманчивой, но было столько условий и ограничений их использования... Да и достать себе такой не представлялось возможным, потому он некогда отбросил любые мысли о столь ценном и загадочном артефакте. И вот теперь выяснилось, что у одного из его последователей есть доступ. Надо будет запомнить, мало ли где и когда пригодится эта информация. И стоит сходить с приятелями отдохнуть, может, удастся еще что-то узнать, когда алкоголь развяжет их чистокровные языки.

Шагая по коридору, он размышлял о маховиках времени. А что, если он сам создаст его? В качестве задания по трансфигурации? Очень амбициозный проект, действительно то, что достойно его усилий.

Резко развернувшись, Том отправился в библиотеку. Он хорошо помнил, в каком разделе Запретной секции хранилась информация об артефактах.

* * *

Устройство Маховика времени оказалось до смешного простым. Кольца, песочные часы, сам песок. Собрать его не составит труда, а вот активировать... Заклинание активации было написано рунами, и произносить его было необходимо в полночь. Это были не просто несколько напевных строк, а скорее формула, в которую требовалось подставить данные о текущей фазе Луны, под каким углом по отношению к местоположению мага располагались Марс, Венера и почему-то Сатурн в момент активации. Сила самого мага тоже имела большое значение: чем более могучим был создатель артефакта, тем больше возможностей имело его творение.

В своих способностях Том не сомневался, как и в желании создать идеальный Маховик времени. Одна сноска в книге серьезно заинтересовала его. Оказывается, маги сознательно ограничивали предел возврата назад, но если заменить несколько слов в заклинании, то лимит в пять часов можно передвинуть и до суток, до недели, месяца, года... Все было в руках того, кто активировал артефакт.

Том поискал причину установления таких скромных временных рамок — все книги твердили одно и то же — последствия внесенных изменений в прошлое могут до неузнаваемости изменить настоящее. Но его это не пугало, следовало лишь быть осторожным.