Двое в Рохане, не считая Плотвы (джен)

— Геральт, ведьмак из земель предальних, и Юлиан, сын Адриана, именуемый в народе Лютиком! Славную службу уже сослужили вы короне Рохана, и сегодня я призываю вас послужить ей еще раз!

Ведьмак, слышавший эти слова уже раз, пожалуй, в девятый за последние три дня, обменялся с Лютиком усталыми взглядами. Когда Геральт заключал тот памятный контракт с таинственным мэтром Гэндальфом из стран заморских, то не имел в виду, что ему придется исполнять в стольном Эдорасе обязанности комеса, войта, коморника, стражника, сыщика контрразведки, церемониймейстера и няньки.

Королевство Рохан подвергалось набегам всех и вся со всех сторон в течение всей зимы. Города и хутора коневодов приходили грабить дунландцы с запада, вастаки с востока, орки с гор, собственные разбойники и отдельные нечистые на руку таны и ривы. Только вчера полуорочий отряд Белой Руки дошел до ярмарочного городка Мидльмид в одном конном переходе от столицы и спалил его дотла. С изукрашенных террас дворца Медусельд был отлично виден столб черного дыма. На улочках и пустырях Эдораса была отлично видна толпа мидльмидских беженцев. Равно как и беглецов из Лангхольда, Харвика, Кливинга, Торсбери, Брокбриджа и других уголков Рохана. И они все прибывали.

— Дядя мой король Теоден, сын Тенгела, и брат мой Эомер, сын Эомунда, отправились с войском в Западную марку, чтобы сразиться с ордами предателя и презренной свиньи — Сарумана Белого, чума на него! Посему Эдорас остается ныне без охраны и неспособен служить приютом для подданных дома Эорла.

Лишь одно место в королевских землях, способное сокрыть народ наш от врага, ведомо мне — это долина Дунхарроу на дальнем юге, в теснинах Белых гор, недосягаемых для полчищ Сарумана. Посему я, Эовин, дочь Эомунда, именем короля повелеваю...

«Откуда что берется?» — подумал ведьмак. Когда он впервые увидел эту девушку при дворе Рохана, никогда бы не подумал, что она способна чем-то повелевать. Эовин была больше похожа на младшую жрицу храма Мелитэле, чем на политика и воина вроде Мэвы из Ривии и Калантэ из Цинтры. Но когда она оглашала в зале Медусельда свою волю, никто и не думал встать ей наперекор. Металла в ее голосе было не меньше, чем у дядюшки Теодена или самого упрямого из краснолюдов здешних гор.

— ... начать сей же день подготовку каравана беженцев до Дунхарроу. Собрать продовольствие, охрану, оружие, оставшихся врачевателей и снадобья. А вам, Геральт и Лютик, я повелеваю выдвинуться по южному тракту в город Ундерхарроу допрежь каравана, чтобы огласить мое решение градоправительнице госпоже Эллен Фремедон и провести разведку долины и окрестностей!

— Недурно, Геральт, — пихнул трубадур ведьмака локтем в бок. — Кажется, мы пересидим войну с Саруманом в прекрасных условиях. Горный воздух, чистейшая вода, ковёр луговых трав, свежий творог и сыр, белобрысые пухленькие пастушки... Прекрасная обстановка для творчества!

— И овеянная легендами Стезя Мертвецов. Не забыл? — мрачно добавил Геральт. Про Стезю, уходящую под горы за Чёрной дверью как раз недалеко от Дунхарроу, в Рохане ходили самые отвратительные и жуткие слухи.

Наконец ее высочество, раздав подробные приказы большинству советников и капитанов, вытребовала к себе для наставления конкретно ведьмака и трубадура.

— Перед тем, как караван двинется в Дунхарроу, ему предстоит сделать остановку в долине реки. Кое-кто из горожан Эдораса уже отправил родню в долину Харроу, но вскоре там окажется еще больше народа со всех концов коронных земель. Владетель Харроу — тан Дунгер, племянник Эркенбранда из Хельмовой пади — опытный воин и верен Теодену, но он ушел с войском к Изенским бродам. Отныне в Ундерхарроу заправляет его супруга. Эллен Фремедон — добрая женщина, но сколько я себя помню, мы с ней никогда ни в чем не соглашались и она вряд ли рада будет услышать, что на ее голову свалится половина Рохана, да еще и с моего дозволения. Потому я и направляю к ней вас с Лютиком. Дунгер был бы куда разумнее, — вздохнула Эовин.

— Ваше высочество, насколько я успел узнать роханцев, чем суровей и грозней благородный воин рохиррим на поле брани, тем крепче его прижимает к земле каблук жены в делах хозяйства. А значит, будь Дунгер даже на месте, решение он все равно бы принимал с участием милсдарыни Эллен, — заметил Геральт. Эовин нахмурилась, давая ведьмаку понять, что он излишне резок в адрес ее подданных.

— И вот еще что, ведьмак из Ривии, — добавила принцесса. — Уже не первый день ходишь ты в моей службе и носишь цвета Медусельда. Но дел в Эдорасе накопилось столь много, что я никак не успеваю расспросить тебя — как попал ты в Рохан и вообще в Средиземье со своей дальней родины? Не слыхали у нас о Ривии даже старики и бывалые воины, не слагают о ней ни песен, ни сказок. Какой путь привел тебя в чертоги Эдораса?

— Это долгая история, и за ней лучше было бы обратиться к достопочтенному гроссмейстеру Гэндальфу, но он, по обычаю чародеев, уехал по своим важным и секретным делам быстрее, чем мы с Лютиком успели сказать ему "здрасте". А ведь именно он нашел меня в родных краях и привел сюда. Я искал тогда своего старинного знакомого — эльфа Иорвета, мятежника, которого заставили взяться за оружие притеснения людских королей. У нас люди не больно-то учтивы ни с эльфами, ни с гномами, — начал Геральт.

— И вот однажды в кабаке в городе Венгерберге я встретил мэтра Гэндальфа, смолящего свою трубку. Он рассказал мне, что Иорвет чародейским образом был перенесен в ваши земли, где начал невольно сеять вражду меж эльфами и людьми своими россказнями о злодействах наших владык, помноженных им на пять или на четыре. Особенно был недоволен милсдарь Элронд, у которого мой знакомец пытался сманить лучших воинов в "белки", как зовутся у нас эльфийские мятежники. Гэндальф видел в этом какую-то очередную подлую затею Мордора и не сомневался, что Иорвета забросил во владения его эльфийских друзей кто-то из враждебного лагеря — может, Саурон, а может, Саруман. И вот он привел через портал и ваших покорных слуг Геральта и Лютика, чтобы мы, которым "беличий" вожак верит, убедили его кончать пропаганду и вернуться.

— Не совсем так, — вклинился Лютик в рассказ. — Ваше высочество, сперва Геральт и вовсе хотел отправиться в неизведанные земли в одиночку. Но разве я, его лучший, старый и преданный друг, мог так просто его отпустить в лапы орков, бррр?! К тому же меня в те дни обуял творческий кризис, и подумал я — не найду ли в полях Средиземья новые сюжеты для баллад?

— В зеленых холмах Марки когда-то разразилось немало битв, достойных песен и саг, — кивнула Эовин.

— И заметьте: Гэндальф возражать против моего участия не стал. Сказал лишь: "В темные времена песня хорошего менестреля может значить не меньше, чем два твоих клинка, Геральт из Ривии". Потом грянул об пол посохом — и... — добавил Лютик.

— Но оказалось, что вернуться не так-то просто — обратно проклятый портал нас выпускать не желал. Элронд со своим другом Гэндальфом погадали-погадали и предположили, что это Саурон — или Саруман — с досады, что его план разоблачен, не отпускает нас на родину. С тех пор наши пути разошлись — Иорвет стал воином Ривенделла на севере, и орки уже пугают им маленьких орчат. А мы с Лютиком скачем то туда, то сюда по поручениям чародеев и эльфийских королев, истребляя пауков и многоножек. И теперь я перед вашим высочеством в Медусельде, и путь мой лежит дальше на юг...

Когда за Геральтом и Лютиком затворились северо-западные ворота Эдораса, они тронулись в путь по южной дороге, что тянулась вдоль излучины шумливого Сноуборна, вытекающего из Белых гор. Живописный путь лежал между рекой и скалистым холмом, с которого вслед посланцам принцессы глядели коньки на крышах Эдораса, а поверх их всех — огромный Золотой Чертог, Медусельд.

Поначалу Лютик держался бодро и пытался развлекать своего спутника роханскими песенками. Например, подслушанной у солдат Теодена "Орки непохожи на людей, орки — это орки..." — а дальше шла похабщина про Сарумановых прислужников, их мамаш, местных парнокопытных и вредных насекомых. Но когда Эдорас остался позади, а дорога пошла лесом, где на днях видели лучников-уруков, трубадур на всякий случай умолк. Наконец на подъезде к Упборну он спросил ведьмака:

— Думаешь, теплого приема нам не ждать? Судя по тому, что принцесса нарассказывала об этой особе Эллен Фремедон, наверняка это какая-нибудь старая сварливая карга или бой-бабища размером с тролля, один кулак которой убивает лошадь.

— Ничего, как-нибудь поладим, — ответил Геральт. — Если помнишь, Хардинг из Харвика вообще чуть в яму нас не засадил — но после того, как я повывел драугров в старых гробницах, при всех пожал мне руку и допустил за стол в пиршественном зале. Знать в Рохане еще не так заскорузла, как в наших королевствах, и не разучилась ценить людей по достоинству, а не по голубой крови. Да и видали мы с тобой кое-что пострашней Эллен Фремедон...

По условиям новой договоренности с мэтром Гэндальфом Геральт подрядился обеспечивать безопасность группы его посланцев и фактотумов из местных низушек, которых в Средиземье звали почему-то хоббитами, до тех пор, пока те не выполнят Крайне Ответственное Поручение. Взамен ведьмаку причиталось щедрейшее вознаграждение по завершении миссии, а также харчи, фураж, сбруя, доспехи и лечение от союзников Светлого Совета в ее ходе.

С самого начала контракт с магиком обернулся неприятностями. В вересковых пустошах Средиземья работы для ведьмака хватило бы на всю школу Волка и ещё парочку других школ впридачу. Бродячие покойники, злые духи, раскормленные пауки, тролли, орки, ящеры-аванки, волки-варги и вовсе неописуемые страховидлы, зашевелившиеся по всем углам Эриадора и Туманных гор, заставили Геральта попотеть. Хвала пророку Лебеде, матери Мелитэле и Эру Единому, Знаки под этим солнцем все-таки работали — во многом благодаря им Геральт и Лютик были еще живы.

По южному тракту стали попадаться колымаги самых первых беженцев, заваленные узлами и мешками с мукой, на которых обычно сидели понурые дети и нехорошо смотрели на ведьмака. За Упборном — мелкой лесной деревней, казавшейся полувымершей — дорога углубилась в скалистые места, ее окружали известняковые отроги близких уже Белых гор, Ered Nimrais. С них неприятно дуло, Лютику пришлось покрепче надвинуть на голову шляпу. Путники уже вступали в мрачную долину Харроу.

Наконец впереди показались частокол и ворота Ундерхарроу — небольшого горного городка, отличавшегося от столицы лишь каменными домами. Очень вовремя — уже вечерело. После недолгих препирательств ведьмака и менестреля впустили.

Беженцы с западных окраин и местная деревенщина недовольно косились на штучек из столицы — Геральта в кольчуге с зелено-белым коттом, на котором красовался гербовый роханский белый конь, да еще с кошачьими желтыми глазами, и Лютика в поистрепавшемся, но все еще расфуфыренном парадном костюме, который он справил себе еще осенью в Бри и который на Севере звали не иначе, как "боевой доспех брийского ловеласа". Рад их прибытию был только Хорн — давний знакомый ведьмака, знатный воин и менестрель из долины Энтавы.

— Наконец-то вижу сводного брата! По струне, — поприветствовал он Лютика. Оба барда были похожи внешне, с той разницей, что Хорн носил усы с бородой, так и зародилась в их странствиях эта шутка.

— Все выслеживаешь врагов, нарушающих покой славного Эдораса? Тогда дозволь спросить, благородный Хорн: принцесса Эовин рассказала нам, что в долине Харроу сидит чудище по имени Эллен Фремедон и грозит испепелить ее высочество взглядом. Правда ли оно так опасно? — ответил Лютик.

— Меня удивляет, с какой неприязнью Эовин говорит о ней, — сказал трубадуру его роханский коллега. — Сколь мне известно, Эллен Фремедон всегда была верна Рохану и своему мужу Дунгеру. Кстати, она весьма искусный менестрель. Я как-то видел в Иворте, как она играла на лютне — и ничего более прекрасного мне слышать не доводилось.

— Тем лучше. Мы, служители музыки, найдем общий язык всегда, — заявил Лютик. Геральт вспомнил его вечные раздоры с Вальдо Марксом из Цидариса и ухмыльнулся.

— Милсдарыня сейчас еще в городе? — уточнил он у Хорна.

— Говорят, да. Но надо быть осторожными — ведь мы несем ей неприятные вести.

Когда представители Эовин предстали перед женой ипата Дунгера — тана, по-рохански, — то убедились, что Хорн явно был прав. Эллен Фремедон, которую гости из Эдораса застали на пороге пиршественного зала — верней, зальчика Ундерхарроу, оказалась еще молодой, высокой, величавой и холеной блондинкой в черном платье очень удачного покроя. В руке она держала лютню не хуже, чем у Лютика — видимо, приезд посланцев застал супругу ипата за музицированием.

— Геральт из Ривии и Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф, гонцы для особых поручений принцессы Эовин, приветствуют благородную госпожу Эллен Фремедон в Ундерхарроу! — объявил Лютик, великосветски изысканно сняв шляпу с перьями и шаркнув ногой, и вручил градоправительнице грамоту, свидетельствующую об их с ведьмаком полномочиях.

Эллен Фремедон недоверчиво рассмотрела грамоту, немного успокоилась, увидев печать, и ответила.

— Хорн уже предупредил меня о вас, и вряд ли вы сможете рассказать мне что-то новое. С самого утра в Ундерхарроу стягиваются голодные оборванцы из Каменных Балок, Широких полей, Мидльмида, с Энтавы. Даже из Вильдермора. Я не закрыла перед ними ворота, ибо слово короля — закон, и мой Дунгер разгневался бы, ослушайся я его господина. Свой долг я исполню, но пусть Эовин не ждет, что это будет мне в радость.

К нам скоро прибудет в гости пол-Рохана, а мы сами беззащитны с тех пор, как мужчины ускакали сражаться на запад. Но Эовин меня не слушает... Несмышленая девчонка! Заменять вождя еще не значит обрести его мудрость!

— Вам нет нужды бушевать, милсдарыня, — сказал Геральт. — Это лишь промежуточная остановка для них на пути в долину Дунхарроу.

— От этого не больно-то легче... Ну что ж, если вам, господа из славного Эдораса, есть дело до моих забот, я вас к ним приставлю — уж не обессудьте! Почти все наши воины в отъезде, и в работе недостатка нет, а я наконец отдохну.

Эллен Фремедон лихо отдавала Геральту, Лютику и Хорну распоряжения, как будто они были батраками Дунгера, а не порученцами королевского двора. Ведьмак и роханец расставляли за частоколом чучела воинов для отпугивания сарумановцев, следили за обустройством мест для обеда и ночевки в пиршественном зале. А для Лютика нашлось особое задание:

— Вижу я, виконт де Леттенхоф, ты тоже владеешь лютней? Я хотела подбодрить путников музыкой, но струны уже не столь певучи, как раньше. Не окажешь ли ты нам честь и не сыграешь ли?

Лютик был в голосе, и долго уговаривать его не понадобилось. Вечером, когда народ собрался в пиршественном зале, он начал еще со старых лирических баллад и канцон, которые ведьмак уже сто раз слышал в тавернах далекой и недосягаемой теперь Редании. Но у бежавших от тварей Чёрного Властелина пахарей Вильдермора и табунщиков Стока энтузиазма трубадур не вызвал. Тогда, подумав, он грянул подслушанную им давным-давно местную песню патриотического содержания:

— Неба утреннего стяг,

В жизни важен первый шаг.

Слышишь ли на Келебранте

Громы яростных атак?

И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди,

И Эорл такой молодой,

И ждёт Кирион впереди!

Когда Эллен Фремедон услышала Лютиково мастерство, глаза у нее загорелись, а когда увидела, как раздухарившийся спутник ведьмака встряхнул спадающими на плечи светлыми, почти роханскими волосами, к огонькам добавилась еще и одобрительная улыбка. Лютик, видимо, неправильно ее понял, ибо после ответных взглядов барда хозяйка Ундерхарроу явно смутилась и покинула зал, позвав за собой ведьмака.

— Геральт из Ривии, ты ведь тот самый прославленный охотник, истребитель орков, варгов и саламандр, о котором судачит проезжий народ?

— Народ говорит правду, милсдарыня Эллен. Хотя когда я только приехал в Рохан, меня самого принимали и за орка, и за призрака из Мордора, и даже пытались отправить обратно в пекло. И да, та история, где я в одиночку лишил голов десяток сарумановых головорезов, преувеличена совсем ненамного.

— Вот и прекрасно. Ундерхарроу сейчас беззащитен — Дунгер взял всех здоровых воинов с собой, оставив мне только пять-шесть старых пропойц. Полуголодные дети с беженских телег сами легко могут охранять их. Так что ты прибыл в нужное время и нужное место, ведьмак, — молвила Эллен Фремедон.

— Я уж думал сам деликатно намекнуть милсдарыне хозяйке, чтобы она предложила мне настоящую работу для ведьмака. А то обязанности коморника мне успели наскучить еще с Медусельда. Этак я разучусь обращаться с мечами, — сказал Геральт.

— Что ж, завтра на рассвете тебе понадобятся и твои мечи, и твои загадочные Знаки. Уж не эльфы ли тебя им выучили в своих колдовских лесах?... Кстати, а почему задержалась Эовин? Неужели опять встряла в дело, которое ее не касается — ради славы? Ей пора уяснить, что благополучие подданных важнее ее сумасбродных затей! — градоправительница не могла без подковырки в адрес принцессы.

Но тут внимание владетельницы долины Харроу отвлекла белобрысая девочка, которая бежала в город со стороны Сноуборна. Еще не до конца стемнело, но солнце, закатившись за Белые горы, уже не слепило глаза. Ведьмак заметил, что девочка оснащена кинжалом и маленьким, но отнюдь не игрушечным щитом — рохиррим приучали детей сражаться сызмальства.

— Дунбурга! — резко окликнула ее Эллен. — Почему ты опять разгуливаешь с оружием по лесам?!

— Мама, мама, я...

— Мы ведь уже говорили об этом, разве нет?! Тебе сейчас нужно ходить за беженцами вместе со всеми, а не размахивать клинком!

— Но мама, мертвецы... — В глазах маленькой Дунбурги легко читался неподдельный страх.

— Чушь! Немедля вернись в пиршественный зал и помоги старикам из каравана обустроиться! Я тоже скоро подойду — и убери кинжал с глаз долой! — скомандовала Эллен Фремедон.

— Что за мертвецы? — спросил Геральт.

— Мертвецы из-за Черной Двери! Напали на долину! Госпожа Эовин поверила бы мне! — не унималась девчонка, но владычица Харроу показала ей кулак, и она послушно потащилась в пиршественный зал.

— Ох, Дунбурга... Сколько я ни пыталась ее образумить, она все так же преклоняется перед Эовин.

— Я бы не спешил все сваливать на детское воображение, милсдарыня. Я уже не первый месяц странствую по Средиземью, и на пути от Эриадора сюда не раз убеждался, что мертвецы — не везде сказка. Надо проверить ее слова, — возразил Геральт.

— А ведь и правда, — вспомнила Эллен. — В Ундерхарроу уже давно ходят слухи о призраках, прячущихся в окрестных рощах. Но я им не верила — мертвецы там, в горах, и не покидают свои темные тропы. На всякий случай проверь до полуночи рощу на юге, куда эта негодница обычно сбегает поиграть. Если что — дай мне знать.

— Ну вот наконец-то и работа для ведьмака, — удовлетворенно выдохнул Геральт.

Запершись в задней комнате от любопытных глаз ундерхарровского рыбника, к которому Эллен Фремедон отправила его на постой, Геральт готовился к операции в лесу. Поразмыслив, ведьмак решил брать на дело серебряный меч — упокоивать обратно настоящих мертвецов им было одно удовольствие, а если это все-таки детские фантазии Дунбурги, то ножен он вообще не покинет. Открыв ларчик с эликсирами и слегка покумекав, охотник на страховидл взял на дело «Полнолуние» и «Пургу»

Сперва, застряв в чужой земле, ведьмак переживал за эликсиры больше всего — из чего же он тут их будет готовить? Но большинство нужных трав в Средиземье росло, а железы утопцев и прочие сопли альгулей удалось с помощью лекарей Ривенделла заменить физиологическими жидкостями местной нежити — кергримов, пауков, жуков-гродбогов и других.

Некоторые эликсиры даже приобрели более мощный эффект — особенно если основой для них служило ядрёное пойло гномов-горняков, которое частенько настаивали на тех же многоножках или пещерных змеях. Эльфийские и дунаданские настойки тоже годились в дело, к тому же зелья на их базе были менее токсичны. А вот хоббичий алкоголь можно было использовать только на безрыбье — за исключением особого фамильного эля Брендибаков, капля которого, как шутили в Шире, убивает пони.

Но тут в окно постучал один из старых пропойц стражи Ундерхароу, у которого, видно, сегодня было ночное дежурство, и просипел:

— Ведьмак! Ведьмак! Спишь, что ли? Тебя госпожа Эллен Фремедон кличет!

— Враг все побери, пока я возилась с беженским караваном, Дунбурга опять сбежала за околицу! Да еще ночью! Да еще в такое время! — на правительнице долины Харроу лица не было. — В ее лета по меньшей мере глупо искать воинских почестей, я уже не могу разыскивать эту девчонку по зарослям!

— Вы говорили — она обычно сбегает в южную рощу, — напомнил Геральт.

— Точно! Немедленно верни эту мерзавку домой! Запру её на три засова, и пусть разучивает на лютне гондорские романсы! И Хорн пойдет с тобой — многим в Ундерхарроу, к несчастью, ты не внушаешь доверия... Я буду ждать дочь у Сноуборна — как бы мне хотелось, чтобы его воды унесли мои заботы Враг знает куда...

— Не поминай его всуе в такой час, госпожа Эллен, — сказал Хорн. — Мы едем.

Южная роща начиналась в пяти минутах езды рысью от Ундерхарроу. Перелесье, в котором березы и липы росли вперемешку с соснами, постепенно становилось гуще и поднималось выше по склонам — отсюда начинались первые вершины Белых гор, над которыми маячила в отдалении темная громада Двиморберга, горы призраков.

Хорн и Геральт приметили, что у кромки рощи пасется еще одна оседланная лошадь, помоложе — явно принадлежащая Дунбурге.

— Она здесь, — заключил роханец.

— Точно. Я вижу на кустах клочки плаща. Дальше делаем так: когда найдем девочку, бери ее с собой и вези в город. А я прикрою вас, если в роще все же кто-то есть, — сказал ведьмак, слезая с Плотвы и доставая из седельной сумки флакончики «Полнолуния» и «Пурги». Приняв эликсиры, Геральт двинулся в лес.

В темноте Хорну оставалось только следовать за своим напарником из Ривии, чьи расширенные зрачки замечали все, что нужно. Например, какие-то белесые тени меж стволов дальних деревьев, которые вполне могли оказаться призраками или умертвиями, поднятыми Саруманом или другим магом-ренегатом для удара по тылам.

Наконец Геральт заметил и Дунбургу. Девочка, с трудом пытаясь не дышать, сидела согнувшись в кустах. Она чуть было не кинулась на своих спасителей, но узнав ведьмака, убрала кинжал.

— Значит, вы мне все-таки поверили, господин Геральт! Там полно мертвецов! Жутких! Они еще на закате в лес забрались!

— В какой лес?

— Да туда! Где сосны! — Дунбурга показала выше по склону. — Они на деревья залезли! И карабкались! Со шкелетами, с черепами, с костями! Настоящие!

— Это ты так думаешь, — глухо сказал ведьмак, проверяя медальон школы Волка. Медальон молчал, хотя опыт Геральта в могильниках Бри и Дунланда показывал, что на ходячих покойников он реагирует бурно.

— Вот. Медальон не показывает никакого черного чародейства, а без него мертвецы не встают. Да и по деревьям покойники не лазают, — возразил Геральт.

— Барышня Дунбурга, твой дозор окончен, — строго сказал Хорн. — Раз ведьмак не нашел нет ничего страшного — а я верю ему, — ты возвращаешься домой.

— А это что? — упрямая девчонка снова показала на сосны. По одной из них сползала наземь какая- то белая дрянь, похожая на светящийся скелет.

— Сейчас увидим, — Ведьмак оценил расстояние и решил попробовать сложить знак Аард. Сработало — «шкелет» слетел с пошатнувшегося под Знаком соснового ствола, приложился оземь пятой точкой и недовольно зарычал. Это было совсем непохоже на шепоты и завывания подлинных мертвецов — скорее на рёв орка, которому командир урезал пайку за нерадивость.

— Похоже, он все-таки из плоти и крови. А теперь бегите оба! — «шкелет» бежал к своим обидчикам, сжимая в лапе какое-то оружие. И краем глаза Геральт заметил, что по чаще к нему продираются такие же соратники.

Когда «мертвецы» бросились в атаку, то стало видно, что это обыкновенные орки, но какой-то местной породы — приземистые, со светло-серой кожей, покрытой к тому же известковой пылью гор Эред Нимрайс. Они были устрашающе размалёваны фосфором под черепа и кости, а к подбородкам привязали какую-то размочаленную крашеную же гадость, похожую на бороды.

К счастью, это была единственная военная хитрость, на которую «шкелеты» оказались способны. Орки лезли под мечи Геральта и Хорна сломя голову. Хотя серебряный меч был не слишком хорош против крепких орочьих шкур, сами твари были вооружены куда хуже — ржавыми примитивными тесаками времен чуть ли не Исилдура и Анариона. Один орк вообще щеголял бронзовым мечом явно из разрытой донуменорской могилы.

В конце концов из четырёх или пяти «шкелетов» остался один, который был обездвижен кинжалом, всаженным ему в ногу Дунбургой — тот самый любитель бронзовых древностей. Геральт сказал раненому орку на посредственной Чёрной речи, которую в своё время освоил, работая на Севере против Ангмара:

— Что вы задумали? Напасть на Дунхарроу? Сколько вас здесь в горах и где остальные?! Говори, немощь!

Орк ответил потоком брани, да ещё и на местном диалекте Чёрной речи, который ведьмаку сложно было понять, и заткнулся только после болезненного пинка от Хорна. Геральт продолжил допрос:

— Постой, мой крашеный друг. Ты сказал «в гурз-шаполе». Что такое «гурз-шапол» и где он находится? Скажешь — тебе повезёт. Нет — поедешь в Ундерхарроу, где тебя в лучшем случае забьют камнями.

Геральт знал, что рохиррим теперь, после всех набегов, сожжений и угонов в плен, могут сделать с попавшими им в руки врагами. Орк, видимо, тоже это знал и раскололся. И ему действительно повезло — Хорн заколол его сразу и одним ударом.

Подъезжая вдоль Сноуборна к выселкам Ундерхарроу, Геральт поймал себя на мысли, что слышит пение. Когда шум водопадов Харроу чуть стих, ведьмак понял, что ему не показалось. Пели дуэтом — глубокое волнующее контральто и высокий мужской голос, который причинил в своё время ущерб нравственности не одной девицы или замужней дамы в Северных королевствах:

Стань моей Вселенною,

Смолкшие

Струны оживи,

Сердцу вдохновенному

Верни мелодию любви!*

Лютик пел дуэтом с... Эллен Фремедон? Ведьмак посмотрел на Хорна и прочел на его лице: «Это то, о чем я думаю?»

— Странненько. Матушка уже давно не поет — с тех пор, как батюшка ушел на войну, — вслух ответила Дунбурга.

— Ох, Лютик-Лютик, старая ты курва, — под нос проворчал Геральт. — Тебя исправит только могила... на дне Сноуборна, когда Дунгер вернётся.

Когда милсдарыни и милсдари менестрели закончили свой дуэт, Геральт и Хорн уже вернулись с девочкой. Раскрасневшаяся Эллен Фремедон отставила в сторону свою лютню, и, сняв Дунбургу с коня, с размаху дала ей подзатыльник, а потом крепко сжала в объятиях.

— Так быстро? — удивился Лютик, тоже застуканный с лютней в руках. — Похоже, мертвецы долины Харроу тебе на один зубок!

— Так это были мертвецы, ведьмак? — спросила Эллен, прервав выяснение отношений с дочерью.

— Теперь это мертвецы. А так — размалёванные орки. Но один из них перед смертью поделился с нами сокровенным знанием. Это была только разведка. Ещё несколько десятков таких же орков прячутся в месте под названием Гурз-Шапол где-то по пути в Дунхарроу и ждут сигнала к атаке.

— Проклятье, — Эллен Фремедон помрачнела. — В Белых горах орочьи стаи бродили ещё до прихода рохиррим. Но король Фолька давным-давно загнал их в голые скалы, где они отбирали недоеденное мясо у стервятников. Похоже, предатель Саруман и их призвал на нас. Они могут перерезать и дорогу на Дунхарроу, и дорогу на Хорнбург в горах, если захотят. А мы можем противопоставить им разве что вас троих.

Делать будем так. Вы, Геральт и Хорн, отправитесь на самый опасный участок — на Дунхарроу. Проведете разведку, особенно за Лестницей Хольда, где недавно пропали без вести пастухи с высокогорий. Гурз-Шапол может быть рядом, и если найдете его, постарайтесь найти моих людей, а оркам задайте жару не хуже, чем в лесу.

Ты же, виконт де Леттенхоф, проверишь горную дорогу к Хельмовой пади. Все разведчики выступят завтра на рассвете. А теперь — спокойной ночи господам из Эдораса! У вас мало времени, — Эллен Фремедон удалилась, ведя за руку Дунбургу, которая с энтузиазмом умоляла мать дозволить ей учиться на ведьмака.

— Парадоксальная женщина. Кто бы мог поверить, что еще полчаса тому мы с ней вели преизысканную беседу о звучании лютней гондорских и новиградских мастеров? А как она мастерски управлялась с модуляциями в самых сложных местах... — восхищённо смотрел ей вслед Лютик.

— Охотно верю, что больше между вами ничего и ни гу-гу — лютни на коленях вам бы мешали. И я надеюсь, Лютик, что на этом дело и кончится. Не хочу, чтобы тан Дунгер в ответственный момент ударил тебе в спину копьём из-за чести супруги, — сказал Геральт.

— Можешь мне не верить, можешь надо мной смеяться, о циничнейший из ведьмаков. Но я даже не желаю желать от госпожи Фремедон большего, ибо высшей точки мы уже достигли. Это был унисон двух душ, близость, по сладости своей сродни физической — но сколь глубже и выше ея! Возможно, ты, которому в промежутках между бруксами достаётся в основном битая фуриями-чародейками посуда, и не поймёшь меня, но ты, славный Хорн! Призываю в свидетели тебя и воинственную дунландку, что поселилась в твоем храбром сердце...

— Только не принародно, — мрачно сказал Хорн. — Не хватало ещё, чтобы поползла молва, будто я связался с теми дунландцами, что встали под знамя Белой Длани, режут и насилуют всё живое на дальних хуторах.

— Бедный Лютик, — сказал ведьмак. — Тебе, может, и достаточно воспарить в поэтические облака, но достаточно ли будет ей? Я видел лицо нашей почтенной хозяйки. Боюсь, ты своими тончайшими струнами души разбудил зверя... Ну и ладно, пойду приму «Белый мёд» от эликсиров и задам храпака.

Так Геральт и поступил.

Встав с петухами, ведьмак наскоро оделся и побрёл на конюшню, где встретил спутников и навьючил Плотву, взяв в дорогу нужные эликсиры и оба меча — на случай, если клятвопреступники из Дунхарроу окажутся не такими мирными.

Геральт, Лютик и Хорн выехали из Ундерхарроу вместе, но миль через пятнадцать их пути разделились. Трубадур, свернув на крытый мост через Сноуборн, поскакал на запад, где мимо хутора местного кузнеца по склонам Эред Нимрайс вела потаенная дорога в укрепленную Хельмову Падь.

Ведьмак и Хорн же углубились на юг. Миновав сосновый бор, они прибыли на большой луг, на котором уже пытались обустроиться некоторые беженцы, которым не хватило места в Ундерхарроу. Чадили котелки, ревели дети, покрикивали друг на друга бабы.

— А вот и Лестница Хольда, — указал Геральту роханский дворянин. — Она уже ведёт в настоящий Дунхарроу. Столько страшных сказаний в юности слышал я о нём у ночных костров, когда мы были ещё зелёными отроками при дружине рива! Уже хочется там побывать.

— Да и тут есть чего испугаться. Гляди-ка, какой красавец, — ответил Геральт, глядя вперед.

Красавец поджидал их у самого начала Лестницы Хольда — серпантина, вырубленного в скале ещё в далекие дороханские века. Это было грубое изваяние лысого мужчины с раззявленным круглым ртом и черными глазницами, похожими на череп, если бы черепа могли стонать.

— Пукель-мен, — представил его Хорн с таким видом, как будто это что-то объясняло.

— Это окаменелые тролли? — спросил Геральт.

— Никто не знает. Многие говорят, что это идолы дунландцев — но только те, кто никогда не видел дунландских идолов и не знает, что они обычно деревянные. В хрониках времен Брего и Бальдора говорится, что сами дунландцы приписали их какому-то «малому народу» или «народу холмов», который жил в горах и до них, и до нас. Они боялись их как огня даже днём. Наверное, потому, что перебили или изгнали их создателей ещё до того, как выучились обвинять во всех бедах нас — «проклятых лошадников-угнетателей».

Пукель-мены сопровождали их вдоль всей лестницы Хольда. Их было с десяток, разинувших каменные рты в беззвучном крике. Одна статуя была некогда разбита на куски, и теперь обломок с ее лицом смотрел на ведьмака из белесой пыли, как маска.

Наконец известняковые отвесные стены расступились — высоко-высоко над ущельем Сноуборна, сворачивающим на запад. Дальше перед Хорном и Геральтом открывался скалистый проход на юг. в долину Дунхарроу, к проклятой Чёрной двери. А над ним нависала скала, похожая на округлый гриб, которую рохиррим звали просто Шишкой.

— Вот об этой Шишке тоже ходит дурная слава, — добавил Хорн. — Я с утра пораспросил местных старожилов из стражи, пока они еще трезвы. По их словам, именно здесь пропали пастухи, решившие укрыться от ветра.

Ветер и впрямь свистел здесь немилосердно, и волосы боевых товарищей трепались под ним, как светлые стяги.

— Вот давай перекусим с видом на долину, а после залезем на Шишку и все проверим. Уверен, пастухи тоже решили передохнуть здесь и пожевать, а потом попали в Гурз-Шапол.

*Да-да, это «Ты моя мелодия», которую нам, грешным, пел Муслим Магомаев. Думаю, творчество Лютика было чем-то похожим.

Взобраться наверх по подножию Шишки, где груды камешков постоянно сыпались из-под рук ведьмака, было непросто. Как орки умудрялись загонять туда еще и пленников, Геральт не понимал, но в целом от непрошеных гостей «шкелеты» из Гурз-Шапола — если это был он- защитились хорошо.

Все-таки Геральт залез наверх, непосредственно к Шишке, и встретил там протянувшего ему руку Хорна.

— Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт — так говорят у нас, на равнинах Энтавы, — сказал знатный роханец. — Кажется, я нашёл вход в Гурз-Шапол.

Входом оказалась почти идеально круглая дыра в горном склоне. Шишка мешала путникам увидеть её с дороги, но зато от самого входа в орочье убежище весь путь между Дунхарроу и долиной Сноуборна отлично просматривался. Из дыры явственно пованивало орочьим потом, орочьей стряпнёй и дерьмом, оставшимся после оной — после Ангмара и Мории ведьмак ни с чем не спутал бы эти дивные ароматы.

— Да, нам сюда, — подтвердил Геральт. Ведьмак сделал глоток «Волка» и, обнажив стальной меч, стал осторожно спускаться вместе с Хорном в таинственный Гурз-Шапол.

Орки не выставляли часовых снаружи своей пещеры, разумно полагая, что защищены уже самой природой. Но в узком проходе внутри дежурил, возможно, самый широкоплечий и, как сказали бы знатоки животных, гориллоподобный из орков Белых гор, виденный Геральтом раньше. Со здоровенным ножом, явно принадлежавшим когда-то гондорскому или роханскому мяснику, он бросился вперед. Только для того, чтобы попасть под клинки ведьмака и Хорна, притаившихся за сталактитами.

— С военной наукой у них все так же плохо. Ломи, а там видно будет, — сказал роханец.

— От сотни орков Ундерхарроу уже не спасет и военная наука, — ответил Геральт. — Я пойду первым на случай, если там будет слишком темно.

Чем дальше, тем запутанней становились ходы Гурз-Шапола и тем больше они смердели от чадящих факелов и нечистот своих обитателей. По дороге вглубь Геральту и Хорну пришлось сразить ещё пяток довольно крупных орков, точно так же расписанных под черепа и кости, как лазутчики в лесах Ундерхарроу.

— Похоже, они готовятся выступить в таком виде уже совсем скоро, — заметил Хорн. — Прокатятся в таком виде по долине и никого не помилуют, а там могут дойти и до Эдораса...

— В случае чего — Эдорас им не отдадут полуорки Изенгарда, — мрачно пошутил ведьмак. — Надо нам самим нагнать на орков страху, чтобы до самого конца войны они уже голову не смели высунуть наверх.

Наконец коридоры закончились, и перед Геральтом и Хорном открылась двухъярусная подземная зала, на дне которой плескалось озеро. Его бутылочно-зеленые воды казались неподвижными. Но по берегам кипела жизнь: сновали орки по деревянным мосткам меж белокаменных уступов, полыхали факелы, слышались рычанье, фырканье, лязг железа. И откуда-то из глуби подземных переходов — женский визг.

— Наши еще живы, — с ненавистью выдохнул наследник долины Энтавы. — Не знаю, что с ними делают орки, но эти орки еще громче завизжат от того, что с ними буду делать я!

И Хорн рванул вперед по мосткам, сбив случайного попутного «шкелета» с них прямо в озеро. На шум прибежали еще несколько орков, но Геральт удачно поймал момент, когда они все выстроились один за другим на следующих мостках, и сбил их в воду Аардом.

На нижней площадке, у самого озера, они обнаружили связанного роханца — мужика из предгорий, который с трудом дышал в запакощенных туннелях и, связанный, не мог даже попить.

— Сколько вас тут? — спросил его Геральт, аккуратно разрезая веревки.

— Пятеро... господин. Остальных эти собаки угнали дальше...

— Бери эту колотушку и иди пока с нами, — сказал ему Хорн. Поданная им пленнику «колотушка» оказалась каменным топором: похоже, загнанные Фолькой в глубь гор и отрезанные от Мордора и Севера орки Эред Нимрайс за пять веков изрядно одичали, а людского трофейного оружия не хватало на всех. Геральт улыбнулся.

Уже втроем они прорвались через очередной орочий заслон, причем ведьмака и мужика, звавшегося Оффой, неслабо поцарапали. В каменном закуте в клетке из прутьев Хорн обнаружил очередного пленника — молодую фермершу, которая лежала в углу с разорванным подолом и окровавленными ногами. На вопрос «Где остальные» она ответить уже не могла и только тихо, но беспрерывно выла.

— Крепко ее орки попортили, — тихо сказал Хорн.

Тут в закут просунулся очередной орк — то ли стражник, то ли просто желающий позабавиться, но Оффа врезал ему под дых трофейным каменным топором. Геральт забрал копье у орка и заметил, что оно тоже с каменным наконечником.

— Где остальные пленники? — спросил он «шкелета» на ломаной Чёрной речи.

— У Г-гуджаха... Он держит их у себя... Хочет принести в жертву... — с трудом говорил орк, которому ведьмак приставил к горлу его же копье.

— Гуджах здесь главный, да? Где он сидит?

— В Большой пещере... На самом верху...

— Веди нас к своему владыке и смотри, не обманывай! Тогда выживешь, — скомандовал ведьмак. Оффу, напуганного своей смелостью до трясучки, Хорн оставил охранять поруганную фермершу.

Орк-заложник повел компаньонов очень сложным маршрутом — по длинному туннелю с залитым водой полом, потом наверх с поворотами по каким-то очередным мосткам. Большая пещера оказалась не двух-, а уже трехъярусной. И на третьем «этаже» располагался, с позволения сказать, тронный зал милсдаря Гуджаха.

Здоровенный бледный орк восседал на осклизлом камне, за которым стояли самодельные черные знамена с черепом. Перед ним три орка-мечника с роханскими трофейными клинками держали еще троих связанных людей. За «троном» Гуджаха стояло еще несколько крупных особей с угрожающего вида и преклонного возраста алебардами, а также лучников же

— Зачем вам приносить в жертву людей?! Мы привели вам барана! — крикнул Геральт и втолкнул внутрь своего проводника, облегчившегося от страха прямо под себя. И не зря — орку достался сразу пучок стрел от своих же. Между тем ведьмак, видя, что Гуджах готов броситься на них, применил к нему знак Аксий.

— Слушай меня, Гуджах, — распорядился Геральт. — Прогони своих громил в дальний туннель. Развяжи пленников. И вели оркам оставаться на местах, пока мы не уйдём наружу!

Ведьмак, Хорн и освобождённые ими роханцы уже брели по большой зале, готовясь сделать последний бросок к выходу, как вдруг заслышали на той стороне озера рев и топот ног — знак Аксий перестал действовать и орки пустились в погоню.

— Веди пленных вперед, ведьмак. Твоя очередь. Я кое-что придумал, — сказал Хорн, хватая со стены факел. Он быстро, пока не набежали орочьи лучники, подпалил мостки сперва на одном, а потом на другом конце выступа. Путь к выходу был отрезан для орков.

Геральт тем временем вел к выходу из недр Шишки Оффу, несчастную фермершу и остальных роханцев, многие из которых, надышавшись местной вонью, с трудом волочили ноги. Так что не только Хорну не составило труда его догнать. Из бокового прохода снова посыпались орки. Пришлось компаньонам зарубить троих самых настырных и оттеснить остальных назад. После этого ведьмак запечатал проход знаком Ирден.

— Хватит на несколько часов, не больше. Но мы уже достаточно их поубивали. Эге!

Ведьмак узнал в одном из свежеубитых орков бледного вождя — Гуджаха. Теперь на ближайшие несколько дней этот клан перестал представлять угрозу вообще. Чтобы испуг наверняка сработал, Геральт обмакнул клинок в кровь Гуджаха и усталой рукой начертал на стене на Черном наречии:

ВАМ КОНЕЦ!

На этом вылазку можно было кончать. Ведьмак задержался только, чтобы нарвать ацеласа, проросшего в месте, где в Гурз-Шапол через трещины в скале просачивался солнечный свет.

Геральт потерял счет времени под горами, и ему казалось, что снаружи уже стоит глубокая ночь. Но когда он выбрался из дыры под Шишкой и начал вместе с Оффой и Хорном вытаскивать очередных пленников, на дворе еще стоял полдень.

— Ну что же, Оффа, веди людей вниз в Ундерхарроу. А теперь, когда дело сделано, я бы слегка передохнул — и к Черной двери. Так и подмывает взглянуть на нее хоть одним глазком!

— Пожалуй, присоединюсь. Но для начала оглянемся назад — чего же мы достигли... — сказал Хорну ведьмак.

— Многого, Геральт, многого, — ответил роханец. — Три десятка орков отправлены ко Врагу, а учитывая, что среди них вождь, они передерутся между собой и взаимоистребятся в таком же числе. Останется лишь мелкая шайка, с которой люди Эовин легко справятся. Не говоря уже о пленниках.

— Кстати... — Геральт приостановил Оффу. — А кому орки предназначили вас в жертву?

— Господин... — Голова Оффы после заточения в вонючих пещерах кружилась от свежего воздуха, и он чуть не свалился с Шишки вниз, на дорогу. — Я по-орочьи не понимаю, мы ж пастухи, а не книжники какие гондорские. Но так думаю, что они тутошним мертвецам кланяются. Всё у них там в черепах — и знамёна их поганые в черепах, и сами они вымазались... Я уж думал-гадал — ну как поведут нас к Черной двери поверху, по Фириенфельду, а там уж и убегем...

— Плохо дело, — сказал ведьмак и обратился к Хорну. — Есть шанс, что орки Шишки действительно как-то снюхались с клятвопреступниками.

— Тогда тем более надо проверить Димхольт, пока еще день на дворе, — ответил Хорн.

Фириенское поле в Дунхарроу было тем самым ковром луговых трав, о котором так мечтал Лютик. Свежайший воздух на контрасте с орочьими миазмами, цветущий вереск, еловые и пихтовые леса на склонах Двиморберга, снежные шапки Ирензаги и Старкгорна, нависающие над этим великолепием — все красоты Белых гор в одном наборе открылись ведьмаку и его спутнику.

Портили их только чёрные обелиски вдоль дороги на Димхольт, похожие на обгорелые кости. Самим Димхольтом оказался тот самый пихтовый лес по склонам Горы призраков — радовавший глаз вдали, вблизи он уже смотрелся угрожающе и мрачно.

У входа в Димхольт стоял самый высокий черный монолит, испещренный письменами, которые уже тысячи лет никто не умел прочесть. Геральт мысленно этому порадовался — его медальон начал ощутимо вибрировать.

— Я слыхал о печальной судьбе Бальдора, сына Брего, сгинувшего в костлявых лапах обитателей Черной двери, — сказал ведьмак. — Только запамятовал, почему его туда потянуло.

— Это началось тогда, когда эорлинги только пришли в будущие Королевские земли с севера. Король Брего и сын его Бальдор двинулись к истокам Сноуборна, размечая места будущих крепостей, проехали сквозь Димхольт и достигли Черной двери. Возле нее сидел древний старец, высокий, безмолвный и недвижный... — начал было Хорн свой рассказ

— Тсссс. В кустах кто-то есть, — оборвал его Геральт. Приглядевшись, напарники заметили, что в лесу крадется сутулая фигура, похожая на орков из Гурз-Шапола. Под мышкой она держала что-то большое и темное.

— Орки все-таки успели послать гонца к клятвопреступникам, — сказал Хорн. — Ну, если у него там пастушонок — пусть пеняет на себя!

Компаньоны обнажили клинки и верхом бросились за орком, но тот, во-первых, сам бегал резво, а во-вторых, свернул с дороги в лес, где скакать за ним во весь опор было сложно. Тьма сгущалась, хотя до заката было еще очень далеко, колючие ветки больно хлестали по лицам роханца и ривянина, а Геральтов медальон дергался все настырнее.

Они нагнали орка только у самой Чёрной двери. Вырубленный в склоне Двиморберга невесть кем проход «украшали» черепа с венцом из костей, точно такие же были выложены на курильницах у входа, источавших запах разложения. Орк бухнулся перед ними на колени и закланялся так часто и мелко, что стало ясно — настоящих мертвецов «шкелеты» боятся еще больше, чем суеверные рохиррим. Орк возложил перед курильницей жертву, и Геральт с Хорном поняли, что это коровья голова.

— Ну что, голубчик, помогли тебе твои мертвецы? — сказал ведьмак, спрыгивая с Плотвы со стальным мечом наголо.

— Ннннет, нннет, ссссссюда нннельзя, нннне тревожь мёртвых, путь зззззззакрыт, осссставь меня в покое, в покое!!!! — стуча зубами и пятясь ко Вратам, орк лихорадочно вычислял своим невеликим мозгом, что опаснее — людские клинки или гнев хозяев Двиморберга. Наконец он выбрал неизвестность и с диким визгом умчался в непроглядный мрак за Вратами.

— Попробую пройти за ним и все-таки выяснить, что там за шашни у него с призраками. Ты со мной? — спросил Геральт.

— Ты более опытен в битвах с немертвым врагом. Я лучше останусь здесь в ожидании врага живого. Мне уже не по себе, — признался Хорн, а для мужчины в Рохане признание в страхе дорогого стоит.

— На этот случай и нужны ведьмаки, — Геральт не стал упрекать Хорна, а без лишних слов вынул из свертка на седле Плотвы серебряный меч и двинулся во мглу.

Примечания:

Это последний из рассказов о Ночи живых орков в Ундерхарроу. Но не последний о ведьмаке и его странствиях по Рохану.

Войдя на Стезю Мертвецов, ведьмак понял, что до этого ничего не знал о тьме.

Тьма, царившая в туннеле под Двиморбергом, была не нависающей откуда-то извне, как в ангмарских укрывищах, не вызывала впечатления, что исходит откуда-то из глубоких провалов, как в подземельях Мории. Здесь она словно сдавливала со всех сторон и мешала дышать. Геральт понимал, что дело тут в местных скверных испарениях, отдающих непогребенной дохлятиной, но это совсем не радовало. Удручал и странный шепот со всех сторон — это был именно шепот, а не звуки капающей воды, бормотание на языке, исчезнувшем тысячи лет тому назад вместе со своим народом, наказанным свыше за предательство.

Видеть в этой темноте было сложно даже ведьмаку. Пришлось отпить «Кошки», усиливающей ночное зрение. Он заметил, что находится в широком подземном коридоре, поросшем какими-то грибами, и подумал с грустью: «Да, «Белой чайки» из них не выйдет». Кое-где меж грибов виднелись человеческие черепа. А вот следов орка с дарами клятвопреступникам видно не было.

Еще сильнее беспокоили Геральта какие-то серо-белесые потоки над его головой — похожие на дым, но в то же время не дым. В мрачных роханских сказках о Стезе мертвецов постоянно фигурировали некие неприкаянные души, и ведьмаку подумалось, что это могут быть как раз они. Благо медальон школы Волка уже откровенно рвался тут с шеи.

Пройдя с серебряным мечом наголо около получаса, Геральт обнаружил, что коридор расступается, превращаясь в гигантскую пещеру, и что он даже видит во мгле очертания чего-то вроде стен и башен. В воздухе проплыла смутная фигура ледяного синего цвета.

Внезапно шепот стал отчетливее и превратился в голос, вопрошающий ведьмака словно бы на архаичном и испорченном дунландском. Дунландский, в свою очередь, звучал как архаичная и испорченная Старшая Речь. Так что Геральт более-менее понимал, что хочет сказать призрак — или призраки?

Путь закрыт!

Он проложен теми, кто давно уже мертв!

И мертвые стерегут его, пока не исполнятся сроки!Уходи!

— Я ищу орка, который пришел сюда. Это мой враг. Я получу врага и уйду, — сказал ведьмак, коверкая Старшую Речь так, чтобы было похоже хотя бы на дунландский.

Вместо ответа со стороны силуэтов башен раздался чудовищный вопль — явно предсмертный. Снова зазвучал голос.

Он тебе больше не нужен.

Он ушел из мира живущих.

Нам нет разницы — человек ли, орк ли, пока не исполнятся сроки.

Мы не вмешиваемся в войны живых.

Нам не нужны жертвы живых.

Нам здесь нужен только покой.

Орк нарушил его.

Ты нарушил его.

Но ты не принадлежишь этому миру.

Мы не знаем, как с тобой быть.

Ты сможешь уйти.

Ведьмак развернулся и побрел к выходу, все также с опаской сжимая серебряный меч в одной руке и дергающийся медальон — в другой.

Хорн все еще ждал снаружи Черной двери, нехорошо косясь на темноту, и когда Геральт вышел оттуда, вздохнул с облегчением.

— Что там с орком? — поинтересовался он.

— Больше ничего. Мертвецам он не нужен. Они просто стерегут свою Стезю, пока не исполнятся сроки. Для кого-то ещё, но его зовут не Геральтом из Ривии.

Ведьмак не стал рассказывать Хорну, что догадывается, о каком человеке идет речь, и более того — что сражался с ним бок о бок и даже вместе пил в брийском «Гарцующем пони». Он умел хранить тайны.

В Ундерхарроу компаньоны возвращались в гробовом молчании. Только спускаясь по Лестнице Хольда под шум Сноуборна, они оживели и даже принялись неуклюже травить анекдоты об эльфах. На берегах реки встречь им уже пошли беженские повозки, снимающиеся с места.

— Оффа предупредил людей, что проход свободен. Моя работа здесь окончена, — умиротворенно сказал Геральт.

— Эомер, помнится, ещё оставил нам наказ приглядеть за своими владениями в лесах Эстфольда и отписать ему, — сказал Хорн.

— Наказ будет исполнен, но для начала я бы приглядел за Лютиком. А то будет как в Кливинге, — ответил ведьмак. В Кливинге трубадура пришлось с оружием в руках спасать от людей рива Норкрофта, хотя Лютик потом нагло заявлял, что не подал тому ни малейшего повода для ревности к его воспитаннице.

Наконец, уже в предзакатные часы путники достигли Ундерхарроу. Этот потревоженный человеческий улей был весь в движении. Беженцы снимались с места и медленно трогались на юг, на их место с севера шли другие. Воины Эдораса, пришедшие с большим караваном, везли с собой тюки с палатками и съестными припасами.

Путь в Дунхарроу был свободен.

— И это все достигнуто трудами двух человек. И в меньшей степени — воодушевлящей песнью виконта де Леттенхофа, — сказала запыхавшаяся, но радостная Эллен Фремедон, вручая Геральту мешочек с вознаграждением, а Хорну — драгоценный кровавик. После дежурных благодарственных поцелуев холеной руки она продолжила.

— Сегодня, сознаете вы то или нет, вашими усилиями спасен Рохан!

— А что стало с Оффой и пастухами? — спросил Хорн.

— Их отвели на конюшню — больше места здесь уже нет. Оффа залечивает раны, а ту фермершу, с которой развлекались орки, уже не залечить. Она бросилась в Сноуборн, и да смоют наши водопады с нее всю скверну.

— Мои соболезнования. Наша миссия здесь закончена, и нам пора в Эдорас, тем более что наши спальные места сейчас нужнее беженцам. Где мы можем найти Лютика? — сказал ведьмак.

— Он у себя. Должна заметить, благородный Хорн, что в музыке он понимает лучше нас с тобой вместе взятых, — Эллен Фремедон улыбнулась одними глазами.

Лютик сидел на пне напротив сеновала и бессмысленно перебирал аккорды. Завидя Геральта, он смог сказать ему только «Однако!».

— Так что с тобой здесь случилось? — спросил ведьмак трубадура, когда они уже покинули Ундерхарроу и приближались к Упборну. — У тебя такой вид, будто ты в шахтах Изенгарда провел месяц прикованным к тачке.

— Я так упорно молчал в Ундерхарроу, чтобы не пострадала честь дамы. Вы, ведьмаки, племя пошлое и жестоковыйное, вы не поймете, — сознался Лютик.

— Значит, ты всё-таки её... Как всех скучающих жен солтысов...

— Нет. Она меня. Ты был прав, Геральт — наше музицирование в унисон не довело одинокую женщину до добра. Чилия, жена Зоммерхальдера, оказалась самой невинностью рядом с Эллен Фремедон, женой Дунгера. Я и не знал, на что способны роханки в таком порыве... На мне осталось не меньше следов от ее когтей, чем на тебе от орочьих.

— Надо будет нам как-нибудь поменяться местами, — сказал Геральт.

— Главное — я сам такого не ожидал! Вернувшись с разведки в горах и убедившись, что все чисто, я вздумал сделать нашей хозяйке приятный сюрприз и спеть об этом, но не успел. Я так запыхался, что сел с лютней прямо на сеновале. И понесло же её туда, когда я только-только подобрал мелодию и начал!

Главное, еще ведь предупредила: «Неохота мне обманывать Дунгера, но если ты продолжишь петь и играть, мой виконт — я за себя не в ответе!» А я уже не мог остановиться. И она бросилась на меня как варг. Выжала все соки, а насладившись — показала на дверь: «Надеюсь, ты поймёшь, что связь наша может быть только мимолетной. И не завидую тебе, если Дунгер проведает хоть слово. Тогда, у реки, ты был слишком прекрасен». И всё...

— Ты просто получил отставку так же, как сам ее давал в девяти своих интрижках из десяти, — не оценил Геральт переживаний товарища.

— Да не в этом дело...

— О чем вы так оживленно беседуете? — окликнул их сзади поотставший Хорн.

— О лютнях гондорских и новиградских мастеров, — исчерпывающе объяснил Геральт.

— Представь себе, благородный Хорн — ты после долгой череды случайных и бесстыдных увлечений кем попало встретил ту, которая всецело понимает твои высшие духовные интересы, которая думает на языке поэзии и музыки, как и ты? А потом оказывается, что все это был обман, что сладчайшие созвучия подлунного мира кроме лучших чувств пробудили в ней еще и нижайшие звериные инстинкты? Падал ли ты так низко, взлетев так высоко? — закончил все-таки свой монолог Лютик.

— Бывало, — кивнул Хорн, и разговор трех товарищей до самого Эдораса перешел на галантные темы, как будто не было ни орков, ни мертвецов, ни войны, ни Кольца, как в старые добрые времена в далекой Темерии.

За долгие годы на большаке ведьмак давно не оказывался в таком пиковом положении, в какое судьба загнала его здесь — в горных лесах на роханско-гондорской границе.

Напуганная Плотва, dyeabl её aep arse, выбросила Геральта из седла так, что он скатился в яму под бревном и застрял, и ускакала. С одной стороны к ведьмаку приближался огромный рассерженный кабан, с другой — три мрачно ворчащих медведя. Теперь оставалось решать, кому из них дорого продать свою жизнь — и самое обидное, что это были не орки, назгулы, каргулы, ракопауки или другие чудовища, а обычные зверюги.

И главное — начиналось все совсем невинно...

Альдбург был старейшим в Рохане городом. Изрядно обветшалая, но сохранившая некое королевское благородство первостолица отрока Эорла в конце концов стала резиденцией Эомунда, родича царствующего дома по боковой линии Эофора, а когда тот погиб в стычке с орками в полях за Энтавой — его детей Эомера и Эовин. Лесистая Восточная марка или Эстфольд, стиснутая Белыми горами, рекой, болотами и Гондором, была их уделом, и при Эомере здесь была тишь, гладь и благодать валар.

Но ознакомившись с делами марки в отсутствие наследника, Геральт, действовавший по поручению Эовин, понял, что благодать была пшиком и управитель Альдбурга Аркил укрывал от Эомера подлинное положение дел. Подрядчики взвинтили цены на все работы, и хотя ведьмаку пришлось даже попугать некоторых особо нерадивых лично, это помогло слабо — все равно в расценки приходилось закладывать риск нападения орков на купеческие обозы. Геральт сам лично отгонял изенгардских мародеров, добравшихся даже сюда, от нескольких повозок.

При риске нападения вполне реальных орков Альдбург бредил полусказочными чудовищами, которыми народная молва охотно населяла горные леса Эверхольта к востоку от города. Это поветрие захватило даже комеса Аркила, который как-то вечерком завел с Геральтом разговор на эту тему в пиршественном зале.

— Обычно я не обращаю внимания на такие россказни, но эту историю не могу выбросить из головы. Ходят разговоры, что в лесу объявился огромный кабан. Я вот уже который день вспоминаю предание о вепре из Эверхольта, что века назад сразил насмерть короля Фольку, — говорил Аркил ведьмаку.

Они сидели на почетных местах, под гобеленом, на котором Кирион, наместник Гондора, торжественно вручал отцу-основателю Рохана отроку Эорлу грамоту, подтверждающую права народа рохиррим на Каленардон — нынешний Рохан. На деле же Гондор уже давно утратил власть над землями вглубь от Андуина, и их постепенно заселили полукочевые дунландские кланы, с которыми потомкам Эорла пришлось биться не на жизнь, а насмерть.

— А это точно был кабан, милсдарь Аркил? Может, работники видели там оркомышь? Или говорящую ворону? — предположил ведьмак.

Появление в городе «оркомыши», ставшей главной альдбургской хохмой, было исключительно на совести местного коморника Бертрада. Не далее как вчера он обратился к Геральту, уверяя, что под забором у него шебуршит "то ли мышь, то ли орк". Ведьмак, оценив ситуацию на участке, посоветовал коморнику просто засыпать лаз под забором, где скорее всего вместо таинственной твари шуршали обыкновенные крысы или коты. Сработало.

До этого Бертрад растрепал всему Альдбургу, что у него на подворье завелось другое чудо — говорящая ворона. Геральт подежурил под ее любимым деревом и выяснил, что за ворону смеху ради вещали уличные мальчишки.

— Мне некогда бегать по лесу и смотреть — кабан это, мышь или пьяный лесничий Хенгист девок пугает. Но если ты проверишь, правдива ли молва, буду признателен, ведьмак. Искренне надеюсь, что ты ничего не найдешь, — сказал комес, с трудом отрываясь от кубка лебеннинского.

На всякий случай Аркил, призвав клерка, тут же составил с ведьмаком контракт на кабанов, по условиям которого потенциальный вепрь из Эверхольта вполне себе проходил.

— Кстати, господин Геральт, — вставил клерк. — Осмелюсь порекомендовать для поисков вепря горные склоны к востоку от хутора Вильгильта в Фольде. Места там самые кабаньи, да и приключается с народом много чего. Позавчера один альдбургский охотник посеял там свой меч — вдруг от ужаса? Да и Вильгильтова работника Ательбальда, которого послали туда на охоту, никто давно не видел...

Поездка в Фольд явно не принесла сколько-нибудь стоящих плодов. Ведьмак зарубил нескольких секачей и отправил в Альдбург целую телегу со свининой, встретил в лесу Ательбальда, который набирал материал для второй телеги, даже меч нашел в зарослях папоротника. Но вепря из Эверхольта, убийцы королей былого и грядущего, там не было точно. Следы, в которых могли уместиться два обычных кабаньих копыта, были, но они вели в никуда.

Один раз только между деревьев мелькнули гигантские клыки. Геральт осушил склянку "Волка" и встал в боевую стойку, но вепрь не шевелился. Тогда ведьмак изменил тактику — подкрался поближе и... обнаружил, что жестоко обманулся.

— Курва мать, duwelscheiss, an badraigh aep cuach, — тихо заругался Геральт на зря потраченный эликсир.

Сверхкабан оказался грубо сработанным идолом — грудой деревяшек, переложенных кабаньими костями, на которую сверху был напялен череп. С одной стороны, Аркил мог спать спокойно. С другой — оставалось непонятным, кто мог поставить это здесь? За несколько дней в Альдбурге ведьмак собрал много слухов и пересудов, но про тайный культ вепря точно не слыхал — наоборот, убийца Фольки был для любого честного роханца естественным врагом.

Получалось, что идол орочий, и это тревожило куда больше. Походами на орков в Альдбурге ведал Эотейн, знаменосец Эомера, которого тот отрядил в родовое гнездо.

— На орков Белой Руки, которые стали похаживать на нас в набеги, это непохоже. Мне стали доносить, что недавно в Эверхольте стали замечать орков какого-то нового племени. Крепкие, приземистые и носят кабаньи черепа на мордах, — сказал военачальник ведьмаку.

— Я таких встречал к западу отсюда, у Стези Мертвецов. Может, они сюда пробрались? — предположил Геральт.

— Очень может быть, хотя как же мне, Враг побери, этого не хочется. Обычно вести о них приходят с востока, из Фенмарка и Меринга с округой. Но по горам в Эверхольте они могут дойти и в Альдбург, чего допускать нельзя. Скажу Аркилу, чтобы он поручил тебе заняться ими вплотную. Благо в этом районе недавно сгинула неизвестно куда повозка углежогов. Их нужно вызволить или хотя бы с честью похоронить, — распорядился Эотейн.

Так ведьмак, едва успев отправить с оказией в Эдорас свой доклад о непорядках в Альдбурге, вынужден был поехать еще дальше на восток. Фенмарк стоял у самого начала великого болота у впадения Энтавы в Андуин. Топи, возможно, величайшие в Средиземье, перемахивали Великую реку под водопадами Рауроса и уходили на восток почти до Мордора — так что орки могли добраться по болотным зарослям и оттуда. И Геральту пришлось столкнуться с ними очень скоро.

— Караул! Караул! Жгут, грабят!

Геральт остановил Плотву, увидев, что на тракт с севера выбежала простоволосая перепуганная роханка. Ему удалось узнать от неё, что орочья шайка напала на лесопилку в Импинге на берегу Энтавы. И там он понял, что относительно природы новых орков заблуждались они все.

Они были не из Мордора и не из Изенгарда — крупные твари с бурыми шкурами в шлемах из черепов кабана. Но и не из Дунхарроу — у тамошних орков не редкостью был каменный топор, а находники в Импинге были вооружены современными, вполне пристойными секирами и булавами.

— Вот такая оркомышь, — подумал вслух ведьмак.

Владетель Фенмарка Спарафок достойно принял истребителя десятка орков на лесопилке. Но опрашивая жителей его рыбацкого городишки, сонно внемлющего пению лягушек под сенью старых ив, Геральт не нашел и следа новых врагов. Зато напал на след «вепря-убийцы»...

— Нет, это был не кабан... По крайней мере, не живой кабан. Дело так было: пошла я погулять, а тут это! Кто-то привязал кабаний череп веревкой к огромному пню и натыкал костей. Ох и перепугалась я... — взахлеб рассказывала ведьмаку Това, слывшая в Фенмарке бабой непутёвой и бестолковой.

Ведьмак прочесал близлежащие острова на болоте. Посреди третьего по счету острова он нашел на лугу точно такое же идолище, что и под Альдбургом. Мелодичный звон комаров и квак лягух нарушил вдруг свист стрел — четверка довольно крупных орков попыталась прогнать Геральта от святыни и чуть не убила. Но тайна «воскресшего вепря из Эверхольта», похоже, была раскрыта.

Одно только держало Геральта в напряжении — следы кабана-гиганта. Они-то были настоящие!

Работы для ведьмака редко бывает мало. Пока Геральт после болотной стычки отпивался «Ласточкой» и перевязывал раны от орочьих клинков, в Фенмарке стряслась новая неприятность, из-за которой его вызвал ипат Спарафок.

— Ты говоришь, что окрестности кишат орками. А моя дочь Мерегит ушла и до сих пор не возвращалась.

Выяснилось, что Мерегит — как и почти все девушки рохиррим — сохла со страшной силой по третьему маршалу марки Эомеру. Узнав, что третий маршал и первый жених Рохана стал престолонаследником, она расстроилась, осознав, что теперь-то он себе и получше найдет, и ушла побродить в мрачном одиночестве в осиновой роще по дороге на Меринг. И с утра оттуда не приходила.

И росгобельскому ежу было понятно, что Мерегит следовало спасать. Геральт выехал на юг немедля, несмотря на протестное ржание не успевшей пообедать Плотвы. Но в роще он обнаружил только цветок стрелолиста, еще один — на перекрестке чуть к югу. Девица явно оставила для своих будущих спасителей указатели, и ведьмак разумно им последовал.

Дело было уже к ночи, когда Геральт поднялся на каменистое взгорье на севере Эверхольта. Шестой, наверное, цветок по счёту вывел его на узкую тропочку, а уж она вела прямиком в орочий стан. Для ведьмака это было не первое разорение лагеря орков в одиночку: достаточно было поджечь пару возов с припасами — и орки заметались по становищу, пока Геральт спокойно искал Мерегит.

Девушка из Фенмарка нашлась в глубине лагеря, где ее, привязанную к колу, стерегли три бугая в кабаньих черепах. Мальдоррцы — так они себя называли — были крепкими и хитрыми бойцами, и не будь у ведьмака эликсиров, тут бы ему и голову сложить. Но сложил орков как раз он и пустился развязывать милсдарыню Мерегит.

— Так это ты — тот самый загадочный ведьмак, пришедший с севера, союзник эорлингов? — сообразила наследница болота.

— Он самый. А теперь, барышня, залезайте со мной на Плотву — и ходу! Сейчас орки потушат повозки и всей гурьбой придут к нам.

Они насилу прорвались из лагеря — Геральт сумел пришпорить Плотву до воистину небывалой скорости, на которой она просто валила мальдоррцев копытами как столбы. Оказавшись наконец за пределами орочьих угодий, ведьмак почувствовал, что долго без роздыху он не протянет.

— Есть ли здесь надёжное укрытие? Эти орки здоровы драться...

— Отсюда до Меринга уже ближе, чем до моего Фенмарка. Поедем туда, — предложила Мерегит, и Геральт повел верную Плотвичку в указанном направлении.

По пути ведьмак снова заметил след, привлекший его внимание еще под Альдбургом — кабанье копыто в двойном размере. Призрак вепря из Эверхольта опять грозил стать реальностью.

Меринг — последний город рохиррим на пути из Эдораса в Гондор — стоял на берегу реки того же названия, правого притока Энтавы, по которой Эорл и Кирион и провели границу пятьсот лет назад. Главной достопримечательностью и причиной основания Меринга был Галифириен на том берегу — огромная гондорская сигнальная башня, за которой из городка полагалось бдить на случай, если огонь маяка даст роханцам сигнал выполнять договор с Кирионом и мчаться на помощь.

Геральт зализывал в гостеприимном Меринге раны, перед тем, как снова отправиться на поиски вепря и углежогов. Мерегит тоже пережидала, пока орков отгонят подальше, а Спарафок в Фенмарке сменит гнев на милость. А по главной улице мимо трактиров и гондорских лавок, шли, бренча на лютнях, те, кого ведьмак уже давненько не встречал...

— Хорн! Лютик! Как вы здесь оказались?

— Я вручил Эовин твой доклад о том, что неладно что-то в Восточной марке, и направился обратно на восток... гм... по личному делу. А у поворота на Альдбург меня как раз нагнал Лютик, — сказал роханец.

— Мне как раз тоже понадобилось в Меринг, — сказал трубадур. — Это чисто профессиональное — меня всегда волновали сказки, легенды, тосты... Я задумал эпическую вещь — роман в стихах о короле Фольке, а до Эдораса как раз дошли слухи, что в Эверхольте объявился потомок вепря-убийцы.

— Лютик, есть шанс, что это не слухи. Я сам видел следы.

— Прекрасно, Геральт! Когда ты оправишься, мы непременно выедем на поиски этой твари. Я намерен преподнести роман ее высочеству, поэтому должен описать страховидлу максимально достоверно...

— Не советую, Лютик, не советую. Съедят, — устало ответил ведьмак. — Кабан сам по себе опасен, да и поклонников у него не меньше, чем у тебя. В основном в орочьей среде. Так что сиди в Меринге и не лишай темерское искусство его ярчайшего бриллианта.

— Думаешь? Не беда, я найду чем заняться и в городе. А вепря опишу по твоим рассказам. Вчера по приезде мы с Хорном засели в местной таверне «Загулявший гондорец» и столько материала набрали!...

Представь себе, к югу от Меринга есть старый дом, который местные обычно обходят стороной, считают проклятым. Там никто никогда не жил, сколько местные себя помнят. Вот только вечерами дым иногда из трубы валит, а вокруг все время бродят одни и те же три медведя. Подозрительно...

— Бывает и такое. Я тоже видел под Альдбургом заброшенную избу, в которой свила гнездо целая орава белок, — сказал Геральт.

— Нет, тут другое. Наш собеседник в таверне говорил, что как-то раз на спор забрел в лощину, где дом стоит, и даже в окно заглядывал! Ничего там не заброшено, все кровати да стулья на месте, всегда прибрано... Только ни души. Одни медведи в кустах ревут, — продолжил Лютик.

— Меня сейчас интересуют больше кабаны и орки, — ответил ему Геральт. — Медведями ты можешь заняться сам, может, коллега Хорн составит тебе компанию.

— Прости, Лютик, но у меня тоже совсем другие цели в Меринге. Верные люди из Сноуборна прислали весточку, что двое, похожие на наших старых приятелей — Нону и Корудана — пересекли реку и направились в Эверхольт. Там, если прав ведьмак, им может грозить многое.

— Что ж, я пойду один. Но даже если проклятые медведи на мне места живого не оставят, все равно Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф раскроет их секрет!

Лютика было не остановить.

— Велик был вепрь из Эверхольта, четыре обычных вепря поместились бы в его теле. Десятки отважных охотников — и рохиррим, и гондорцы, и даже орки, — похвалялись добыть его, но добыли только безвременную смерть, а вепрь, разорвав их на части, всякий раз уходил.

Пока Фолька и народ его сражались с орками в Белых горах, то запретил он охоту на лесных зверей, чтобы не расходовались понапрасну стрелы, чтобы все они уходили на врага. Но когда смирились орочьи вожаки с властью Рохана в предгорьях и увели свои стаи в самые глубокие ущелья, то первым деянием Фольки стала охота на тварь из Эверхольта, ибо распугала она всех зверей под его сводами и уже стала вторгаться на равнины, вытаптывая и пожирая посевы и убивая людей.

Лютик тщательно записывал рассказ Мерегит в небольшой комнате, которую ей выделил Кута, правитель Меринга. Геральт не менее тщательно слушал.

- Бродил Фолька по Эверхольту, по лесам и горам, без кольчуги и шлема, с одним копьем и щитом. "Эй ты, свинья из Эверхольта, выходи же из своего логова на бой, если ты кабан, а не свиноматка!", — разносился его клич по горным склонам в Фириене.

Однажды утром почуял Фолька сильный смрад с севера и услышал грозное хрюканье и понял, что нашел он свою добычу. Крался он по кустам вниз по Мерингу, пока не увидел вепря в три человечьих роста, что стоял на берегу и жадно пил из реки.

"Ага, вот ты мне и попался!" — возликовал король и с копьем бросился на зверя Эренхольта. Три дня и три ночи бились король и вепрь и на каждый удар клыками Фолька отвечал тремя ударами копьем. Наконец завизжал вепрь в последний раз и издох, и поник пятачок его. Но не было сил уже у Фольки Охотника громогласно объявить Рохану о своей победе — не осталось на нем живого места от укусов вепря, истек он кровью и умер здесь же, рядом с добычей своей.

Орки же, собравшиеся на звуки боя, выли и визжали в великой радости, видя поверженного короля, главного врага и гонителя своего. И воскликнул орочий вождь: "Наш враг был сражен вепрем! Это могучее создание сделало то, что оказалось не под силу нам! Пусть же череп его станет знаком отмщения! У корней гор, вдали от мечей коневодов, мы окрепнем, накопим силы, и тогда народ Фольки познает гнев орков!".

На том заканчивается повесть о Фольке Охотнике. Престол в Эдорасе же занял сын его Фольквин, отец Фенгела, дед Тенгела и прадед Теодена, и да будет род их жив, здоров и благополучен.

— Это третья версия сказания о Фольке, которую я слышу за время работы над романом. Интересно, что в предыдущих — в хронике из Эдораса и в песне сказителя-беженца из Суткрофта — мотива мести орков не было, — заметил Лютик, аккуратно прочищая пергамент промокашкой.

— Белые горы далеки для них, и возможность отмщения орков их никогда не пугала, — ответила Мерегит. — Кстати, — девушка заметно встревожилась, — если правдив твой рассказ, ведьмак из Ривии, то теперь орки видят, что время их мести настало. Они обряжаются в черепа кабанов и призывают своего дохлого покровителя из Эверхольта на помощь!

— Боюсь, что у них есть и менее дохлый покровитель. Скажем так, немертвый, в черном плаще и верхом на крылатой твари. Назгула — или назгулов — уже не раз видели над Восточным Роханом. А у орков-мальдоррцев я видел не только трофейное, но и мордорское оружие, — заметил Геральт.

— Тогда надо непременно идти к тану! Требовать войска! Напасть на почитателей Вепря прежде, чем они обрушатся на Восточную марку со всей силы! — потребовала Мерегит.

— Это можно сделать. Прежде всего — для очистки совести. Потому что я примерно представляю себе, что скажет ипат города. Что солдат у него мало, большая и лучшая половина ушла на Изен, а те, что остались, должны защищать стратегическую дорогу на Гондор. Никого он нам не даст, — спрогнозировал ведьмак. — Лучше всего послать человека в Альдбург, но его могут перехватить.

Ведьмак оказался прав.

Тан Меринга, Кута, принял их с Мерегит стоя, демонстративно не прекращая следить хотя бы одним глазом за маяком Галифириен на той стороне границы.

— Благодарю за рассказ, Мерегит, дочь Спарафока, но ты же понимаешь, что на этих орках свет клином не сошелся?! Как тан Меринга я обязан неотступно следить, зажглись ли огни Галифириена, и если да, то мне придется скакать на запад. К тому же вести о бесчинствах этих орков-кабанопоклонников до вашего прихода в Меринг не приходили. Вряд ли их так уж много, — индифферентно сказал Кута.

— Я рассчитывал на тебя, Кута, сын Этелинга, — сказал Геральт. — И не я один, но и твой господин Эомер, сын Эомунда, в интересах которого я послан из Эдораса.

После тяжелого вздоха Кута добавил:

— Если ты считаешь, что орки эти так опасны, то вправе действовать в моих землях по своему усмотрению. Но дать тебе людей я не смогу — разве что сам брошу свой пост, определенный волей короля. Мало воинов осталось под моим началом, и подкрепления из Альдбурга я не жду.

— Но... — пыталась убедить его Мерегит.

— Разговор исчерпан! Ступайте, пока вас не вывели из пиршественного зала, чтобы никогда более не пускать!

Стало ясно, что никаких походов на орков в Меринге не будет. Геральт и Хорн склонялись к тому, что нужно сперва найти Нону, Корудана и углежогов из Альдбурга, а потом просить помощи у Эотейна. Но полноценно заспорить о дальнейших действиях с Мерегит они не успели — ситуация изменилась в корне.

Из последних сил трубя в рог, на улицы Меринга влетел на взмыленном коне израненный всадник. Доскакав до моста через Малый Меринг, он начал сползать с коня. Толпа рохиррим кинулась к нему с криками:

— Кутинг! Молодой Кутинг ранен! Что они с ним сделали?! Где остальные охотники?

— Орки... Нас было слишком мало... Уже не зна... знаю... Где остальные... — отвечал Кутинг, когда его несли в дом, довольно большой и богатый.

Из разговоров в толпе Геральт выяснил, что Кутинг — единственный сын Куты — пару дней назад отправился с группой охотников в горы в верховьях Меринга. И теперь, похоже, нарвался в Эверхольте на банду орков-свинопоклонников.

Мерегит напросилась ухаживать за молодым Кутингом, и уже вечером вокруг наследника Меринга образовался небольшой штаб в лице дочери Спарафока, ведьмака, Хорна и Лютика.

— Нас было пять или шесть. Мы двинулись на юг, в верховья реки, в расчете, что добудем оленя, а то и медведя. Но орков мы встретили раньше. Их были десятки, и хотя были мы конные, а они пешие, уйти удалось только двоим, — вспомнил Кутинг после того, как его отмыли, перевязали, обмазали мазями и отпоили травами. — Мне и Эдвину. Конь понес его в лощину в тридцати милях к югу отсюда, к заброшенному дому, так что не знаю уж, повезло ли ему.

— Это тот самый дом с тремя медведями, о котором тут рассказывают сказки? — не вытерпел Лютик.

— Я сам однажды видел тот дом, только издали. Но не стал приближаться — медведи есть медведи, да ещё с медвежонком, а под копытами моего коня явственно хрустели кости. В Эверхольте чего только нет. Последний потомок Убийцы Королей — вепрь размером с двух обычных вепрей — до сих пор бродит по горам с выводком подсвинков, а иные мои товарищи, кто забредал поглубже в горы, видали там и гворнов... — продолжал Кутинг.

— Мы, помнится, вели речь об орках, — напомнил Геральт. — Милсдарь проник достаточно далеко вглубь гор, и, возможно, знает, где они прячутся.

— Мне удалось, кажется, вызнать дорогу к их укрывищам, — сказал Кутинг. — Я видел две пещеры в Эверхольте, откуда к шайке Пакона — так зовут орочьего вожака — пришли подкрепления. Но главное их проклятое гнездо на юге — Дорр-шатрофул, так они его называют. Оттуда пришел Пакон и привел с собой большую часть клинков.

— Плохо дело. Орки могут атаковать Меринг сразу с юга и с запада, а тан страшится оставить свой пост и кидает камешки в реку без отрыва от Галифириена, — съязвил Хорн. — А ведь именно здесь и надо ждать одного из главных ударов — стратегически Врагу необходимо отсечь нас от Гондора!

— Точнее, Гондор от нас, — поправил Кутинг. — Но у меня, кажется, есть задумка, как этого не допустить. Первым делом надо совершить вылазку к боковым пещерам и завалить их — тогда Пакон лишится преимущества и вынужден будет идти на Меринг строго с юга. Там сложный... как его... рельеф местности, и защищаться будет легче.

— План недурен. Только для начала пещеры проверю я, — сказал ведьмак. — Где-то там пропали углежоги из Альдбурга, которых мне поручено разыскать.

— Эдвина тоже неплохо было бы найти... — задумался раненый наследник Меринга. — Кстати, а куда подевался ваш друг Лютик?

— Надо посмотреть. А то как бы его оркомыши не задрали, — буркнул Геральт.

Пока Лютик продирался через густые заросли Южного Эверхольта, он уже трижды проклял свою идею совершить экскурсию в Проклятый Дом С Медведями, пока орки не окружили город. Пней и корней под ногами было столько, что даже его Бурогрив передвигался с трудом, боясь споткнуться. А солнце меж тем уже скатилось в сторону Альдбурга, и под кронами могучих эверхольтских дубов становилось все темнее.

Тут внимание трубадура привлек огонек меж деревьев. Осторожно — а вдруг мальдоррцы? — Лютик слез с Бурогрива и тихо повел его под уздцы. Наконец чаща расступилась, и он заметил в небольшом распадке каменный домик. Само по себе это не было необычным для Белых гор, но аромат тайны от этого слабее не становился. Особенно, когда под ногой хрустнула непонятная штуковина, на поверку оказавшаяся черепом.

Лютик машинально вскрикнул, отскочил и схватился за эфес клинка, но тут заметил, что череп принадлежал орку, а не человеку, и слегка успокоился. Осмотревшись, бард не нашел вокруг домика никаких заявленных медведей, хотя Бурогрив беспокойно прядал ушами. Привязав коня, он осторожно прокрался вдоль стеночки, вслушиваясь в совиное уханье, деликатно постучал в дверь. Дважды. Не получив ответа, Лютик постучал менее деликатно и обнаружил, что дверь не заперта.

Внутри проклятый дом оказался вполне ухоженным и уютным — трещал камин, на столе стояли миски с кашей и чашки с каким-то отваром. Лютик, чувствуя, что нервное напряжение спадает, опустился на стул посидеть и тут поймал себя на мысли, что у него пересохло в горле.

— Хозяева все равно будут неизвестно когда, — рассудил надежда темерской поэзии и пригубил отварчика. И как на грех, в этот самый момент в дверной проем просунулась тень и раздался ворчливый голос:

— Кто хлебал из моей чашки?!

За время странствий с Геральтом по дорогам Средиземья Лютик встречал говорящих орлов и слыхал о говорящих пауках, но с говорящими медведями ему общаться еще не приходилось. Так что от удивления профессор элоквенции завалился на пол, уронив стул.

— Кто сидел на моем стуле и сломал его?! — продолжал кипятиться медведь.

— Полно тебе, Альдбер. Это наверняка еще один бедолага вроде того, что чудом ушел сюда от орков, — раздался другой медвежий голос, басовитый, но женский явно. Только тут Лютик заметил, что на одной из кроватей кто-то дрыхнет — скорее всего, тот самый Эдвин из отряда Кутинга.

— Этот дом был оставлен когда-то после набега, но мы худо-бедно порядок тут навели. Ты уж не дивись, что у нас лапы, — в ваших балаганах медвежата еще и не такое умеют, — объяснил виконту де Леттенхофу старый Альдбер.

— А вы, милсдари, всегда... хммм... выступаете в медвежьем обличье? Я слышал про одного влиятельного господина на Андуине по имени Беорн, который обладал даром перекидываться в медведя. Он часом... гм... не ваш родственник? — поинтересовался Лютик у главы медвежьего семейства.

— Вообще-то да. Очень дальний. С его наследником я, правда, не ужился и ушел с женой сюда, на юг. Первое время я жил не здесь, а на хуторе в Западной марке. Но набеги орков и дунландцев становились все чаще и чаще, в конце концов мне это надоело, и я попытался поговорить об этом с известным тебе господином Саруманом. Волшебник все отнекивался. В раз, наверное, в пятый я уже понял, что он сам за набегами и стоит. Мы заспорили, я рассвирепел и самопроизвольно стал медведем, и не будь он магом, заломал бы. А Саруман, Враг его побери за ... — Альдбер витиевато ругнулся, — возьми да и скажи:

"Ну и ходи так со своей каргой до самой смерти, упрямец!".

Так я и перешел с концами в медведи. И Сунильда моя, и Вамба наш, маленький еще, стал медвежонком. В Марке народ хороший, но суеверный, и дружбы у нас с другими хуторянами с тех пор не стало. Вот и поселились мы здесь, на другом краю страны. С домом справляемся — приохотились лапами разбираться. А орков отсюда надежно отвадили — черепа небось видел?!

— Я сначала тоже испугался, — присоединился к беседе Эдвин. — Теперь уже как рукой сняло.

— Может, останешься, почтенный Лютик? — предложила медведица Сунильда.

— Я бы охотно воспользовался предложенной честью, милсдари медведи, но у меня есть и некий дружеский долг. Я устроил свою вылазку без ведома товарища моего, ведьмака Геральта — истребителя порождений Врага. И он наверняка ищет меня теперь по темным лесам, где может вместо меня столкнуться с вепрем из Эверхольта, а то и кем похуже... — ответил трубадур.

Над прогалинами Эверхольта высыпали звезды, а Геральт все еще не нашел своего попутчика. Зато нашел разбитую и разоренную повозку альдбургских углежогов. Целый набор крайне любопытных следов вел от нее куда-то в сторону скалистых отрогов Эред Нимрайс, и ведьмак понял, что правильно предложил Кутингу не сразу заваливать пещеры.

Тут Геральт вспомнил, что Лютик все время рвался на юг, к загадочному дому и стерегущим его медведям, и немедленно направил коня в эту сторону. Увы, голова ведьмака была забита слишком многим, и он потерял осторожность — ненадолго, но слишком поздно заметил в чаще маленькие злобные красные глазки и услышал зловещий всхрюк.

Наследник Убийцы Королей, последний из великих вепрей Эверхольта, заметил Геральта в своих угодьях и решил показать ему, кто тут главный. С таким ревом и смрадом налетел он на ведьмака, что напуганная Плотва, dyeabl её aep arse, выбросила Геральта из седла — да так, что нога его оказалась зажата в ямке под старым толстым бревном.

Ведьмак, впрочем, сохранил-таки оружие и справился бы с кабанищем, но тот оказался не один. С одной стороны приближался огромный рассерженный вепрь, с другой — три мрачно ворчащих медведя. Теперь оставалось решать, кому из них дорого продать свою жизнь — и самое обидное, что это были не орки, назгулы, каргулы, ракопауки или другие чудовища, а обычные зверюги.

— Держись, Геральт! Медведь не выдаст — свинья не съест! — внезапно раздался голос Лютика из чащобы.

"Я схожу с ума", — подумал ведьмак.

После того, как ведьмак понял, что с медведями к нему идет Лютик, он мысленно решил, что ничему не будет удивляться. Но когда взрослые медведи набросились на кабанюгу из Эверхольта, а медвежонок вместе с Лютиком не только помог ему освободить ногу из-под бревна, но и спросил "Ну как ты", он встретил их совершенно окосевшим лицом.

Впрочем, времени задумчиво ковыряться в носу не было: вепрь хоть был и меньше своего великого предка — победителя Фольки, но тоже могуч, и медведям-спасителям могло прийтись туго. Геральт принял боевую позицию и рванул на сверхкабана сзади, даже без эликсиров.

После десяти минут упорной борьбы с хрюкающим кошмаром Эверхольта было покончено. Правда, кабаньи клыки оставили Альдберу и Сунильде глубокие следы, да и ведьмака мощный удар копытом заставил прихрамывать на правую ногу.

— Это добротный кровеостанавливающий декокт. Эльфийский. Не знаю, действует ли он на медведей... — предложил Геральт посильную помощь новым косолапым союзникам.

— Эльфам мы всегда доверяли, — сказала Сунильда. — А вот у тебя он откуда? — Но декокт приняла.

Узнав, какой путь прошел ведьмак, медведи одобряюще заурчали. Геральт скормил заколдованным беорнингам значительную часть декокта и внимательно посмотрел на башку последнего великого вепря из Эверхольта.

— Кажется, для Альдбурга у нас будет приятный сюрприз, — подумал он вслух.

Тан Кута был в добром расположении духа. Вчера вечером неугомонный ведьмак привез-таки в город голову отпрыска вепря из Эверхольта, устрашавшего марку в последние годы. Привез он и шкуру, а уже утром сам Кута направил возчиков за остальным, чтобы на общегородском пиру в честь избавления от страховидлы в Меринге была свежая свинина.

Кута с Геральтом стояли на мерингской сторожевой вышке, с которой с востока можно было увидеть башню Галифириен на скале с гондорской стороны реки. С севера угадывались очертания болот Энтавы, а за ними — даже кряжи Восточного вала, начинающиеся на далеком берегу. На западе из зеленой пены Эверхольта вырастали вершины невысоких гор, отделяющих Меринг от Альдбурга, а за ними в дымке виднелась далекая Ирензага.

Сейчас обоих зрителей больше интересовал юг с его горами и скалами. Ведьмак пытался прикинуть на глазок, сколько времени займет поездка в Дорр-Шатрофул.

— Часа три сдержанной рысью точно будет, — кивнул опытный наездник Кута. -Получается, что доберешься ты туда к вечеру.

— Это позволит застать орков врасплох еще на этапе подготовки, — сказал Геральт.

— Но вас не так много. Ты. Хорн. Лютик. Эдвин этот еще.

— Спустим на них медведей из проклятого дома. Лютик уверяет, что они очень дружелюбные, а орками вообще питаются.

Кута уже даже не нашелся, что ответить, только покачал головой и в конце крякнул:

— Отча-аянный ты, ведьмак! Один только дам совет — раз орки молятся вепрю, неси с собой что-нибудь, что осталось от него! Наверняка обделаются.

«Чем-нибудь» оказалось импровизированное знамя, наскоро сделанное из куска шкуры сверхкабана и длинного дрына. Лютик предлагал ещё для устрашения написать на нём «На погибель сукинсынам» или что-то в этом роде, но Геральт не настолько глубоко познал Чёрную Речь.

Где-то за час с небольшим отряд в составе ведьмака, Лютика, Хорна, Эдвина и двух воинов из Меринга выдвинулся к повозке углежогов. По пути он проехал поляну, на которой воронье устроило себе второй завтрак на останках Эверхольтского отпрыска.

— Да-а, — вымолвил впечатленный Хорн. Лютик чуть задержался, чтобы осмотреть останки, и кавалькада двинулась дальше. Следы, которые Геральт приметил еще вечером, вели на юго-запад, вдоль гор.

Когда следы орков закончились, то казалось, что они обрываются в никуда. Команда отнюдь не сразу обнаружила небольшой подземный ход меж валунов, в который нужно было входить слегка пригнувшись. Хорн отметил, что он соответствует одной из пещер на карте, которую нарисовал для них Кутинг.

Геральт принял перед операцией зелье Петри — он редко полагался всецело на Знаки, но Аард был хорошим подспорьем при блокировке орочьих туннелей, и Знаки следовало усилить.

Туннель внутри был практически пуст. Правда, в расширении у костра лежали несколько орков, но...

— Все эти орки мертвы, — заметил Хорн. Ведьмак осмотрел их раны повнимательнее — они были нанесены не когтями или жвалами, а мечами. Скорее всего, роханскими.

— У нас здесь появились друзья. Кажется, — сказал Геральт.

В одном из проходов послышались голоса — причем один из голосов явно был женским.

— Боюсь ошибиться, но, по-моему... Это голос Ноны, — с тревожными нотками сказал Хорн.

— Кого? — переспросил один из мерингских копьеносцев.

— Неважно, — отрезал Хорн, так как в других проходах уже слышалось ворчание орков и лязг оружия. — Геральт, мы втроем их задержим! А ты ступай в проход с женщиной и выясни, что там случилось!

Ведьмак спускался, обнажив меч, но ни одного живого орка так и не встретил — зато несколько дохлых со следами мечей валялись под ногами. Присмотревшись к их ранам, Геральт понял, что пара мальдоррцев была убита эльфийским клинком, из тех, что состоят на вооружении в Лориэне. Хорн не ошибался — Нона и Корудан были там.

И ведьмак действительно их встретил. Ход оканчивался сыроватой пещерой с клетками, на полу которой сидели несколько человек. Среди них Геральт легко узнал дунландку из Энедвайта Нону и эльфа-разведчика Корудана, которые вместе с Хорном присоединились к нему и Лютику в походе в Рохан.

— Геральт?! Ты здесь, чтобы освободить этих людей?! Похоже, мы с Коруданом первыми пришли им на выручку, — окликнула его хриплым голосом обильно татуированная по обычаям Дунланда Нона. — Хорн с тобой?

— Наверху, — ответил ведьмак. — А как вас занесло из Вильдермора в этот гадюшник?

— Мы собирались ехать вслед за Хорном в Эдорас, но наткнулись на брошенную повозку и отправились на поиски этих людей. Нам удалось отбить их, но это было непросто. Хорошо ещё, что нам встретилось не так много орков... — Корудан осекся. В туннелях был отчетливо слышен лязг оружия и рев.

В пещеру с клетками спустились Хорн и... теперь уже один воин из Меринга. За ними неслось десятка полтора мальдоррцев в шлемах из кабаньих черепов. Но внизу орки получили достойный отпор.

Оставшегося стража из Меринга — Хорсу — нашли чуть позже в туннелях. Орки ранили его копьём, а затем затоптали в пылу погони. Хорса ещё дышал, но было ясно, что до дома он не дотянет.

Когда углежоги побрели на дорогу возвращаться в Альдбург, а напарник повез умирающего Хорсу в город, Хорн поинтересовался у Ноны:

— Как вы нас нагнали?

— Когда вы с ведьмаком отправились в Эдорас к королю конников, мы с Коруданом довели наконец беглецов в ближайший город, а потом добрались до реки — как её, Энтавы?

Геральт кивнул. Охоту на великана Нурзума, науськанного на провинцию Вильдермор Саруманом и заморозившего ее почти на месяц, он теперь запомнил на всю жизнь.

— Чтобы не связываться со стражей переправы, Корудан предложил переплыть реку чуть ниже города Сноуборн. Мы наняли лодочника и высадились на этом берегу. Затем хотели ехать в Эдорас и искать Хорна, но тут услышали орочьи вопли и побежали на шум... — досказала Нона.

— Получилось так, что все-таки я тебя нашел, а не наоборот, -ответил ей Хорн.

Ведьмак между тем, убедившись, что людей в пещере не осталось, сфокусировал зрение на камнях над входом, сосредоточился и сложил руки в знак Аард. Усиленный зельем Петри магический прием не просто засыпал вход, но и вызвал легкий обвал, от которого Геральту и его спутнику пришлось отскакивать.

— Ты орудуешь с камнями как заправский гном, — поддел ведьмака Корудан.

— А ты — с мечом как заправский скоя'таэль. Глядишь, в случае чего мой приятель Иорвет замолвит за тебя словечко, чтобы тебя приняли в Стражу Ривенделла, — парировал Геральт.

Две соседние пещеры ведьмак завалил таким же методом. Но их поиск съел еще некоторое время, поэтому к Дорр-Шатрофулу Геральт прибыл уже в предзакатные часы. Лютик, Эдвин и чета медведей ждали его прибытия в кустах, из которых получился отличный наблюдательный пункт.

— Мы уж не чаяли тебя дождаться, Геральт, — посетовал трубадур. — Даже отсюда слышно, что у мальдоррцев какая-то возня, но они не покидали пещеру с утра.

— Что ж, раз они так долго собираются в гости, мы сами к ним заглянем, — решительно сказал ведьмак. Он развернул знамя из кожи Отпрыска Эверхольта и полез с ним внутрь пещеры с кличем: «Вепря нет!»

Зачистка Дорр-Шатрофула мало чем отличалась от зачистки Гурз-Шапола в Дунхарроу, да и любого другого логова орков и гоблинов, с которыми сталкивался Геральт. Ведьмак, наложивший «усиленный» зельем Квен на себя и Альдбера, шли в первых рядах, прокладывая путь Эдвину с Сунильдой. Орки, видя, что стало с их живой святыней, особой воли к сопротивлению не выказывали.

Из-за водопада, закрывающего очередной проход, повеяло свежим ветром. Геральт сунулся туда на разведку, пока медведи и Эдвин расправлялись с оставшимися орочьими воинами. И его ждал сюрприз.

Ведьмак оказался на дне огромного карстового провала, в который стекались несколько речушек, образовавших на дне озеро. Посреди него возник остров, на котором орки воздвигли очередной идол Вепря. Перед ним сейчас ползал на коленях и гавкал на Черной речи толстый орк в сложном головном уборе — видимо, тот самый Пакон.

Пакон попытался контратаковать, но эффект знака Квен еще не развеялся, и глефа явно мордорской работы выпала из его рук. А вот ведьмачий меч никуда не выпал.

Видя, что с оркским мстителем покончено, Геральт снял с идола гигантский череп кабана с клыками, сделавшими бы честь мамонту. Видимо, это и был славный некогда Вепрь из Эверхольта, Убийца королей былого и грядущего. Ведьмак понес его через озеро, чтобы отдать в пещере Лютику, но не успел.

Раздался визг, как будто вепрь вернулся в Эверхольт из своей свинячьей преисподней. Закрывая крыльями полнеба, на островок садилась гигантская черная виверна. А на ней верхом — до боли знакомая Геральту фигура в черном плаще.

До этого ведьмак сталкивался с назгулами уже не раз. В Мглистых горах, в логове предателя гномов Скоргрима. В Дол-Гулдуре на мрачном и унылом южном крае Лихолесья, где сразу трое из них вышли дать бой эльфам. В плавнях Андуина на северной роханской границе, где один из них чуть не прикончил Нону. И каждая такая встреча сопровождалась одними и теми же паскудными ощущениями.

Гадостный, безотчетный, нутряной страх, словно бы чья-то ледяная рука хватает и сжимает в кулаке внутренности. Барабанящая в висках кровь. Расплывающаяся в глазах картинка. Причем особо ядрёные эликсиры — наподобие Зелья Петри — только ухудшали состояние.

Черные всадники Саурона боялись огня, но на Игни быстро научились отвечать неким магическим выплеском, блокирующим любые Знаки. Серебряный меч тоже наносил им лишь легкий урон — несопоставимый с воздействием моргульского клинка. Да и не взял его Геральт с собой на этот раз.

Короче говоря, против этих тварей всё ведьмачье искусство было бесполезным. Да и не всякий чародей выстоял бы против них.

Назгул даже не повернул головы в сторону Геральта, но ведьмак почувствовал, что тот его видит.

Ведьмак из Ривии! Мне ведомо, что ты здесь. И что ты сделал с моими слугами.

Геральт, обнажив меч и используя череп сверхвепря как щит, сидел за скалой, готовясь несмотря ни на что дорого продать свою жизнь. На этот раз хоть не свинье.

Я не стану сейчас мешать тебе — раз ты здесь, значит, Пакон провалил моё поручение, и я о нём не жалею. Я лишь призываю тебя задуматься...

Саурон меня уже перекупает, подумал Геральт. И угадал.

Мой собрат, сражавшийся с тобой в устье Келебранты, намекал на это от своего имени. Теперь я говорю от имени Властелина. Ты можешь многого достигнуть, выбрав правильных союзников. В Арде тяжёлые времена, и воину, видящему в темноте и владеющему твоими Знаками, цена велика. Властелину будет интересно узнать, как готовят подобных тебе ведьмаков.

Ты сможешь возвратиться на свою родину за пределами Арды, стяжав себе славу и богатство под стягом Ока. Или же стать одним из новых хозяев Арды, приняв дар бессмертия от Властелина. Есть и третья возможность...

Геральт ощутил себя в кошмаре наяву, подобном тем «ужасненьким» видениям, на которые тысячу лет назад жаловалась ему в Каэр Морхене Цири. Орки, сгоняющие закованных в цепи рохиррим куда-то под почерневшим небом на фоне дымящихся развалин. Варги, рвущие на куски тело Хорна, голова которого насажена на кол с грубо намалёванным Оком. Пылающий Ривенделл, на который надвигаются гигантские многоногие тени. Он сам, закованный в цепи, с рваными ранами, которого призрачные палачи-каргулы в железных масках спускают в кишащую чем-то тёмным и ползучим смрадную подземную яму...

И в довершение всего — Черные Всадники, скачущие во главе орд орков и троллей по дороге на Каэр Морхен. Немыслимые, физически невозможные истязания Йеннифер. Трисс. Цири...

В твоей власти это не допустить. Нужно всего лишь сделать разумный выбор. И знай же, что Властелин предлагает такое ровно один раз!

Где-то над головой захлопали крылья виверны.

— Да пошёл ты... a dy'eabl aep arse... — Геральт чувствовал себя так, как будто по нему туда-сюда пробежался гурт пещерных троллей. От крайне злокачественного магического фона вкупе с токсинами зелья Петри его начало мутить.

Как он выбирался из Дорр-шатрофула — уже сам не помнил. Помнил только запах сырой медвежьей шерсти.

— Это же всё- таки Чёрный Всадник, проклятая тварь, что с него возьмёшь, — успокоительно ворчал Альдбер, снимая с огня котелок.

Геральт, Лютик и Эдвин сидели у костра перед медвежьей усадьбой в уединённой лощине. Ужин, который они делили с заклятыми беорнингами, был нехитрым — варёное мясо кабана, принадлежавшее ещё недавно Отпрыску Эверхольта, и бульон на нём же. Грибки на закуску, ягоды на десерт. Косолапые ели то же самое и нахваливали.

— Уж извините, что на поляне вас принимаем, а не в доме. Но живём мы уединённо, и отродясь не бывало здесь много гостей, — сказала Сунильда.

— Не беда, — тихо сказал Геральт. — Да и не заслужил я приёма по первому разряду. Дорр-Шатрофул я так и не успел засыпать.

— План Кутинга просто не был рассчитан на явление этой мерзости, -сказал Эдвин. — А уж не испугаться её и вовсе невозможно.

Лютик молча кивнул. Он наблюдал полёт воющего назгула снаружи, из лесу, но все равно остался впечатлен надолго.

— Я сейчас подумываю над новой балладой по мотивам наших с тобой похождений этим вечером, — в конце концов брякнул виконт де Леттенхоф. — Название уже готово — «Звёздный ужас».

— А как же роман в стихах о Фольке-Охотнике в Эверхольте, который ты приготовил для двора в Медусельде? — поинтересовался Геральт.

— Подождёт немного, — ответил Лютик. — Благо все, что надо для кульминационной сцены, я записал тщательно. Можно теперь брать и излагать стихами в любой момент.

— Что ж, милсдари медведи, — сказал ведьмак, когда ужин был окончен, — пора нам и честь знать. В Меринге меня уже заждались с черепом прославленного Вепря. В Альдбурге — с головой его вкуснейшего Отпрыска, консервированной в меду. Да и с Саруманом нужно что-то сделать, чтобы он вернул вас в человеческий облик. Я конечно, как Лютик, тосты произносить не умею, я скажу проще: пусть ваш гостеприимный дом больше не слывёт проклятым!

«Три медведя» и в самом деле освободились от Сарумановых чар, и при живейшем участии Геральта из Ривии и его спутников.

Но это уже совсем другая история.

Слизень был мертв. Это была хорошая новость. Плохая состояла в том, что теперь ведьмак должен был копаться в его нутре, выискивая необходимые для эликсиров железы.

В среднем течении Энтавы, там, где она наконец вырывалась из-под сумрачных сводов леса Фангорн на просторы Роханской равнины, главная река страны коневодов образовывала вытянувшиеся вдоль берега топи: Снагфен на правом берегу и Водфен — на левом. Водфенскую трясину Геральт уже посетил пару недель тому назад и был неприятно удивлен тем, что под её чавкающей грязью кроется многоярусный могильник, кишащий умертвиями-драуграми и таящий в глубине кое-что похуже. В Снагфенской же трясине гигантский ядовитый слизняк высотой с хоббита и длиной с человека был самой опасной тварью.

И весьма полезной. Слизни служили источниками ингредиентов не только ведьмаку, но и знахарям, и кабатчикам из соседнего Озерли, которые куда только их жидкости не добавляли. А тан Озерли Ордлак и его коморник Кенульф в свободное от охот и попоек время уже давно прикидывали, как из выделений моллюсков-переростков варить клей для продажи в Стоке и даже самом Эдорасе. Поэтому Геральт и воевал со слизнями уже битый час — они могли пополнить ему не только запас эликсиров, но и мошну.

Сами потребители слизневых вытяжек опасались углубляться в болото — вокруг городка пошаливала довольно крупная банда, пришедшая из Каменных балок на границах с Изенгардом. Не говоря уже о находниках из самого Изенгарда — полуорках, гоблинах и дунландцах, которые в своих набегах легко достигали Энтавы и даже перемахивали её. Весь уезд Широкие Поля за пределами городских стен был по сути в их власти, и сама рив Фритгильда из Стока — женщина воинственная и решительная, обучавшая когда-то драться её высочество Эовин — не рисковала выводить свои отряды далеко от ограды.

Внезапно ведьмак заметил в камышах очередного слизняка и осмотрев, обнаружил, что страховидла уже мертва. Более того, мертва насильственно — неизвестный конкурент ловко вырезал ей искомые железы. Следы его сапог, шитых явно не на роханский манер, уходили в сторону твердой земли.

Спустя пять минут брожения по зарослям Геральт обнаружил этого человека. Тёмно-рыжий, курносый и бородатый, одетый в дунландскую накидку из шкуры поверх роханского крестьянского платья, он сидел у одинокой палатки и аккуратно надрезал добытые органы ядовитого моллюска, сцеживая яд в какую-то баклагу.

— Доброго утра почтенному милсдарю охотнику, — вежливо сказал ведьмак, выбираясь с мечом в руке из камышей. — Как вас занесло в нашу даль из родных Каменных Балок?

— Жрать там нечего, вот и занесло. Иди проваливай, — сказал незнакомец с дунландским акцентом, лениво потянувшись за тесаком, но потом увидел, кто перед ним.

— Так ты... ведьмак? Тот самый, что в распадке на полпути в Сток наших ребят порубал и добычу отнял?

— Скажем так, вернул законным владельцам. А ребята твои сами виноваты, нечего странствующих ведьмаков при оружии на большой дороге раздевать. Никак вы, bleadd, не научитесь, — сказал ошалевшему явно со страху разбойнику Геральт.

— Если тот самый, то, стало быть, форгойлам служишь? — "Форгойл" было оскорбительной дунландской кличкой рохиррим, которую Геральт слышал уже не раз — сперва в Дунланде, а потом еще и от Ноны. — Тогда передай их вожаку вот это, — полукровка швырнул ведьмаку какую-то смятую записку, а потом отвернулся и начал собирать вещички. Это было его ошибкой.

Через несколько минут здорово побитый полудунландец лежал на остатках собственной палатки, а ведьмак складывал знак Аксий.

— Сдай оружие и ступай к тану Ордлаку. Передашь ему яд и записку. Расскажешь, что задумал. А то слизней тут ещё на весь мой век хватит... Да, погоди-ка.

Геральт протянул полукровке ладонь с нетипичной для роханской моды, пугающей подвеской — в золотое полукружье был вставлен красный камень, обработанный в виде ока.

— Может, это твоё добро я нашёл в Стоке? Или ты знаешь хозяина?

На оба вопроса пленный только замотал головой.

Ордлак, тан Озерли — молодой еще крепкий муж с рыжей бородой и рыжими волосами с двумя косицами, прочитал записку, перечитал еще раз и усмехнулся.

— Когда-то в наших краях звали Горевестником твоего господина, Гэндальфа Серого, но теперь главный Горевестник здесь ты, Геральт из Ривии. Суди сам — сперва ты приезжаешь из Стока и привозишь перстень от госпожи Фритгильды, который означает, что всё горит, что пора все бросать и мчаться с войском к ней на выручку. Потом объявляешь, что видел, как бандиты возятся на болотах. А теперь приводишь ко мне одного из них с этой запиской, в которой он грозит смертными муками мне и моей жене. Может, не Гэндальф тебя прислал, не Эдорас и не Сток? А Изенгард, чтобы меня запугать?

Бравый Ордлак раскрыл окно, выходящее на запад, в сторону Изенгарда, и сделал туда неприличный жест:

— Выкуси! Вот тебе, а не дрожащий Ордлак, стоящий на коленях! Дудсиг, он твой!

Капитан Дудсиг, начальник озерлянской стражи, поволок полудунландца в яму. Дудсиг сам был родом из Каменных Балок и рожа у него была почти такая же, что и у разбойника — только лысина и борода подлиннее.

— Милсдарь Ордлак, — напомнил ему Геральт. — У меня с собой ваш заказ — целый мешок липкой дряни для клееварни.

— Какая теперь клееварня, ведьмак из Ривии? Снеси его лучше бабке-знахарке, а то у меня он теперь с этими походами на орков точно пропадёт. Но не беда, я знаю, как возместить твой убыток! Эти наглецы на изенгардской службе решили устроить покушение прямо в моем доме! Мы воспользуемся этим...

Ордлак подозвал ведьмака к себе и излагал далее свой план исключительно шёпотом. Геральт молча кивал.

— Меня они там не найдут. Я пойду займусь подготовкой к походу, выступим в Сток как можно скорее. А ты, ведьмак, ступай к Дудсигу, возьми у него запасной ключ, иди к Люфе и оставайся в доме. До рассвета, чтобы наверняка. Она как раз просила пригласить твоего дружка-менестреля, пусть, мол, он нам грянет что-нибудь...

Геральт вдруг нутром почуял какой-то подвох. Видимо, ипат Озерли это заметил, так как добавил:

— О нет, не смотри на меня так! Люфа, дочь Гислинга — важная особа, внучка Гисила из Гарсфельда. Как славный Гисил посмотрит, если я позволю ей погибнуть от рук врагов? Но пока рядом с ней ведьмак, этому не бывать!

— Лютик! Ты дома?! — клич ведьмака огласил маленькую неудобную комнатушку под крышей озерлийского трактира "Клешня и хвост", которую заняли порученцы Эовин. Но за Лютика можно было не беспокоиться — он преспокойно настраивал лютню.

— Дома, дома. Если сей притон достоин такого названия. Боюсь я, Геральт, как бы мы потом не развезли по Рохану клопов из Озерли — в этих матрацах их явно полно!

— Ее светлость Люфа, дочь Гислинга, супруга его светлости ипата Ордлака, сына Орднунга, просит виконта де Леттенхофа оказать ей честь и выступить у нее на домашнем вечере сегодня на закате, — официальным тоном объявил Геральт и тихо добавил: — А я буду обеспечивать безопасность всех присутствующих.

— Ты сам понимаешь, дружище — когда Лютика просит выступить благородная дама, он не способен отказать! — ответил виконт. — А когда в трактире кормят дерьмово, то тем более...

Дом Ордлака был достаточно скромным и мало чем отличался от домов зажиточных горожан в этом маленьком городишке, в котором и стен-то не было. Только что у главного входа реяли знамёна Озерли — с красной ивой на белом поле. И внутри он был таким же скромным, но добротным.

Хозяйка дома, Люфа, тоже не производила впечатления знатной особы во всём своём блеске. В сравнении с властной и победительной Эллен Фремедон Люфа явно проигрывала, хоть и была, скорее всего, моложе госпожи Ундерхарроу. Это была хоть и высокая, но скорее худая, чем стройная, болезненно, чем благородно-бледная, и печальная девица. Она носила две косы по бокам, как и ее супруг Ордлак, только Люфины косы были светлее и короче, чем у мужа.

— Кто ты? — грустным голосом поприветствовала Люфа ведьмака. — Ах, так это тебя прислал мой муж? Он боится лишиться своего трофея?

— Какого трофея? — спросил было Геральт, но быстро догадался, кого именно Люфа имеет в виду. Себя.

— Рада видеть вас у нашего порога, господин Геральт и прославленный Лютик, — поклонилась гостям Люфа по всем роханским правилам. — Будьте добры, судари мои, не обращайте внимания на мои слова. Тоска и горечь им причиной. Я должна быть рада, что сегодня не одна...

— Плохо дело, Геральт, — шепнул Лютик. — Чуешь, как в этом доме уныло? Вряд ли даже моя лютня тут что-то исправит, и меня, верней всего, погонят прочь, а отношения с Ордлаком будут крепко испорчены...

— Смотри, не испорти их на свой любимый манер, — пихнул его локтем в бок ведьмак. — Теперь уже пол-Средиземья знает, что Лютик и скучающая молодая баба дают взрывоопасную реакцию.

Но ужин — суп из цыплёнка с пряностями, щучьи головы с чесноком и жареный окунь в подливе, — несколько развеял печальную атмосферу под крышей тана. Ведьмак присовокупил к столу бутылку гондорского вина, вырученную на доход со слизневых потрошков. Вдобавок Лютик угодил хозяйке с репертуаром, включив в него игривую ироикомическую туссентскую балладу:

— Барон Жермон поехал на войну,

Барон Жермон поехал на войну,

И вот вернулся старина,

А перед ним его жена

Распахивает двери.

А рядом с ней, едва дыша,

Стоят четыре малыша...

Барон подумал и сказал —

И он сказал: "Привет, друзья!

О, как вы все тут без меня

Помолодели..."*

Геральт побагровел и из-под стола показал пылкому товарищу крепкий ведьмачий кулак. Но кроме сомнительной баллады и легких подмигиваний, Лютик вроде бы ничего себе не позволил. Зато Люфа под воздействием лютни и вина заметно развеселилась и потеряла привычный унылый вид, что позволило ведьмаку ее разговорить:

— Я рад, что нам с господином виконтом удалось поднять настроение нашей гостеприимной хозяйке.

— Желаешь знать, отчего я так печальна, ведьмак? Я вышла за Ордлака замуж недавно, но любви меж нами совсем нет. Нисколечки. К несчастью, я должна называть его дом своим, хотя нечасто Ордлак захаживает сюда после нашей свадьбы. Но даже если он и попытается приголубить меня, то навряд ли меня утешит — моему сердцу нет до него дела, — ответствовала порозовевшая от вина и текста песни Люфа.

В этот момент кухарка внесла десерт — клубнику "со снегом" из сливок и яичных белков — и Лютик отложил лютню. Перед тем, как разобраться со своей порцией клубники, он попытался сделать молодой милсдарыне Люфе куртуазный комплимент, сравнивая дорогое в Рохане кушанье с ее свежей молодой прелестью. Но поскольку Лютик и сам выпил, то он начал путаться в метафорах, чем только рассмешил супругу Ордлака еще больше.

— Ты напрасно стараешься, сударь мой Лютик. Рука моя уже принадлежит одному, а сердце — совсем другому. Иначе не стала бы я так печалиться, найдя молодого, красивого да знатного мужа. Мой отец искал надежного союзника, и показалось ему, что Озерли сможет его защитить. Хотя знал бы он, какая жалкая жизнь мне тут предстоит, вряд ли бы согласился на предложение Ордлака...

Раньше жених мой часто гостил в Гарсфельде, чтобы заручиться расположением моего деда Гисила. Когда орки только-только начали свои набеги, Ордлак явился к нам, признался при нем в любви и попросил моей руки. Мой отец Гислинг поверил ему, а воины Озерли казались ему лишним подспорьем для Гарсфельда против орочьих орд.

— П-простите, милсдарыня, — вмешался Лютик. — Т-так кто же всё-таки сей избранник бого... ээээ, валар? Клянусь Мелитэле, я никому никогда не открою его имя...

— Это Торферт, сын Тордага из Торсбери, — ответила Люфа и снова повесила нос. — Отец так ничего и не понял. Я его отговаривала, но он сказал, что я ещё слишком молода и со временем полюблю тана... Но с тех пор как Ордлак привез меня сюда, он меня почти не замечает, словно я очередная кабанья или турья голова в пиршественном зале.

А самое худшее, — Люфа всхлипнула, — Торферт решил, что я предпочла ему Ордлака по своей воле. Когда сыграли в Озерли нашу свадьбу, он разгневался, говорил, что я предала его... — Тут милсдарыня совсем расплакалась. Лютик потянулся было за платочком, но вспомнил, что потерял его ещё давным-давно в Вильдерморе, поэтому галантно оторвал себе лишний карман от "боевого доспеха брийского ловеласа".

Отревев, Люфа подошла к Геральту и шепнула:

— Ведьмак! Только тсссс... Ты ведь поедешь в Торсбери?

— Ее светлость рив Фритгильда послала меня и туда, — кивнул Геральт.

— Подожди, — Люфа ушла наверх и через несколько минут вернулась с каким-то кулоном в руке. — Будь так добр к бедной Люфе, отдай это Торферту, ведьмак. Тогда он поймет, что я... по-прежнему принадлежу ему... Хотя мы уже никогда теперь не будем вместе... — Супруга тана снова расплакалась и в конце концов позвала прислугу, чтобы та отвела ее наверх. Уже с лестницы Люфа пожелала Геральту и Лютику спокойной ночи.

Вечер переставал быть томным — уже темнело, а Озерли был толком не защищён. Ведьмак запер двери и ставни на первом этаже ключами, выданными Дудсигом, потом, когда прислуга сказала, что уложила Люфу, поднялся наверх и сделал то же самое со ставнями на втором, а сам засел внизу с Лютиком в засаду.

— Прелестные в этом Озерли нравы, — буркнул Геральт, выпив скляночку "Полнолуния". — А ты бы глотнул "Слёзы жён", мне сейчас трезвый помощник нужен, — обратился он к трубадуру.

— Н-не беспокойся, дружищ-щ-ще, — ответил виконт де Леттенхоф. — У меня был прекрасный... ик!... учитель фехтования. И потом, когда нужно з-защ-щ-щитить даму, я в б-бою страшен!

— Тогда доставай клинок и займи позицию слева от двери, — сам Геральт встал со стальным мечом справа. Он уже слышал за дверью чьи-то шаги и шушуканье на зубодробительном диалекте Каменных Балок пополам с местным воровским арго, которого не знал. Ведьмак ждал, что дверь начнут выламывать, но её, судя по скрежету замка... открыли!

"Зараза", — только и успел подумать Геральт, когда в дом ворвались три пропылённых и усатых головореза. Но к встрече с ведьмаком — да еще и с пьяным Лютиком — жизнь их явно не готовила. В первые же секунды схватки громил осталось двое. "Своего" ведьмак обезоружил и заломал где-то через минуты полторы. Лютику пришлось более туго: одной рукой оставшийся разбойник колотил его головой об сундук, а другой заносил кинжал. Но тут-то на незадавшегося убийцу и обрушился ведьмачий меч.

— Какую сотню раз ты мне жизнь спасаешь? — молвил протрезвевший Лютик.

— Сочтёмся, — ведьмак начал осматривать двух мертвецов и одного живого бандюгу. У самого первого покойника нашлась примитивная отмычка — это многое объясняло. А вот у живого обнаружился интересный аксессуар — пузырёк с совершенно однозначным черепом. Геральт открутил крышечку и аккуратно понюхал — это был яд его старых знакомцев-слизней.

Ведьмак быстро высунулся на улицу, осмотрелся и видя, что больше никого нет, кроме припозднившихся озерлян, затрубил в рог.

Дудсиг прибыл на место происшествия верхом и с целой ватагой всадников. Узнав от Геральта и прибежавшей на шум Люфы, что произошло, капитан быстро огляделся и сказал:

— Тогда, ведьмак, добей последнюю сволочь поскорее, оставь ключи и езжай с нами! В последнюю минуту явился в город гонец из Торсбери — кричит, что дунландцы их одолевают, нужна подмога. Вот господин Ордлак меня и послал в усиление. А всё эта сволочь из Каменных Балок! — ворчал он, вытаскивая трупы из дома за ноги. — Имен роханских себе нахватали, поганцы чернявые, а сами за свою вонючую дунландскую колбасу из бараньих потрохов с дерьмом родную мать оркам продадут и ещё смотреть будут, как те над ней куражатся!

Геральту подумалось, что не будь Дудсиг сам полудунландцем, то ругал бы земляков с куда меньшим пылом и жаром. У убийц он нашел очередную подвеску с багровым Оком, но рассказывать о ней капитану на Ордлаковой службе почему-то не захотел. Уж очень не нравились ни ему, ни Лютику приречный Озерли и его обитатели. А теперь надо было выступать в Торсбери далеко на севере, чуть ли не в чащу Фангорна...

*Стихи Юлия Кима.

-

Примечания:

Рецепты средневековой снеди на столе Люфы взяты отсюда:

https://zen.yandex.ru/media/11ecu/srednevekovye-recepty-k-vashemu-stolu-5e0b73bc9c944600ad95e925

и https://zen.yandex.ru/media/11ecu/recepty-srednevekovoi-anglii-5e40251bf7fac352c522b6a8

Примечания:

Внимание:AU! В этом фанфике Торсбери удалось отбить

Вышло так, что Геральт и Лютик обогнали озерлянское ополчение и теперь затерялись вдвоем в предрассветной мгле. Тропа на Торсбери сворачивала здесь в сторону от Энтавы, и пришедший с реки туман, который мог скрывать дунландца-лазутчика или гоблина-копейщика, рассеялся. Где-то на дальних холмах полыхали пожарища и слышался пробирающий до костей вой верховых варгов. Но на полпути к Торсбери компаньонам вроде бы ничего не грозило.

Можно было, приструнив Плотву и Бурогрива, обсудить нечто важное и подозрительное, встреченное по дороге.

— Геральт, тебя не наводят на подозрения слова, которыми нас проводила Люфа? Помнишь: «Видимо, я была несправедлива к Ордлаку. Всё-таки он послал вас защищать существо, к которому не испытывал ни капли жалости». Согласись: ипату Озерли, кроме охотничьих трофеев и заздравных тостов, ни до чего особо дела и нет. И тут он вдруг спохватился... — начал Лютик.

— А что тут тебя удивляет, Лютик? Это ведь политический брак, и Ордлак все-таки не так глуп, как успешно прикидывается. Он понимает, что старого Гисиля очень разозлит потеря любимой внучки. С каких пор ты пустился в теории заговора?

— Можешь смеяться, ведьмак, но это всё моя поэтическая интуиция и как у нас, бардов, говорят, жанровая смекалка. Я в какой-то момент ощутил себя словно внутри собственной баллады! А будь Ордлак персонажем баллады, он, вернее всего, был бы там выведен отрицательно... — настаивал на своём трубадур.

— Ты ещё скажи, что в пасквиле в стихах «Неутомимая Анжелина» совершенно правдиво отображен нравственный облик баронессы де Пейрак-Пейран. Помнишь, Лютик, как барон приписывал сей опус тебе и как тебе чуть не пришлось с ним драться? — скептически ответил Геральт. — Меня гораздо больше беспокоит эта подвеска.

Подвеска с Оком всплыла ещё в Эдорасе — пока ведьмак шел по следу вепря из Эверхольта в Белых горах, Эовин и Гама в столице вплотную занялись остатками партии Гримы Гнилоуста. Бывший канцлер, хранитель большой печати и закулисный хозяин Рохана после своего низложения третьим маршалом Эомером при поддержке Арагорна и Гэндальфа бежал — как говорила молва, в Изенгард. Но после себя старая сволочь Грима оставил разветвлённую сеть шпионов, имевшую выходы и ко двору в Медусельде, и в столичной страже.

Первым делом партия Эовин взялась за вельмож, что были наиболее близки к Гнилоусту в годину его взлёта -Хебеку, Леофинга и Форхере. Эта троица под всеобщий свист и улюлюканье была доставлена в весьма неприютные темницы дворцовой гвардии, где теперь горько плакала и давала показания на всех подряд вплоть до своих гончих псов. Большая часть сданных ими изенгардских агентов также оказалась креатурами или должниками Гримы, работала на него из подхалимства или страха и теперь охотно помогала новым властям. Но в пергаментах клерков судебных палат все чаще мелькала ещё одна, загадочная фигура — некий таинственный супер-агент, который был вправе раздавать приказы другим и которого беглый временщик оставил на хозяйстве в тылу рохиррим.

Допросные листы, с которыми Геральта ознакомила Эовин перед его отъездом на север, давали ничем не выдающийся портрет светловолосого мужа в кольчуге и кожаной куртке с небольшой бородой — по таким приметам можно было хватать и вешать любого мужчину в Рохане. Единственной надёжной зацепкой оставалась та самая подвеска с Багровым Оком, по которой изменника опознавали свои.

Таинственный заместитель Гнилоуста бежал, судя по всему, в княжество Широкие поля на северо-западе, которым правила матерая вдова Фритгильда из Стока над рекой Глубокой, притоком Энтавы. Но в Стоке Геральт, Хорн и Ко нашли только выброшенную подвеску. Убив охранника, шпион бежал не то на восток за Энтаву, не то на запад, чуть ли не к оркам. Поэтому Хорн, Нона и Корудан остались искать его в Стоке и окрестностях, а Геральта большая политика Медусельда завела в Озерли, где тан Ордлак в своё время, как и немалая часть провинциальных дворян, искал дружбы Гримы и таровато принимал его гонцов из Эдораса. Но подвески ни на одном из них никто не помнил...

И еще кое-что вспомнилось ведьмаку: когда он досматривал уцелевшего члена шайки Эльднота в доме Ордлака, то чуть не выронил подвеску из кармана. И успел заметить взгляд связанного мужчины, упавший на неё. Это был взгляд удивлённого узнавания, не будь он Геральт из Ривии. А Дудсиг распорядился быстро прикончить его. Как-то слишком быстро...

За этими мрачными размышлениями ведьмак не заметил, как в светлеющем небе впереди показался холм, на котором стоял славный Торсбери. Вернее, стоял прежде: теперь оттуда в небо валил красноречивый столб дыма. А ещё дымок курился из развалин какой-то капитальной каменной, верней всего, дороханской постройки — видимо, в древности на месте Торсбери был форпост гондорцев или даже нуменорцев, ныне забытый навсегда.

Когда Геральт и Лютик подъехали к руинам поближе, то увидели, что в них собрался целый табор. Среди характерных зелено-белых полосатых шатров рохиррим сновали воины в коттах с гербом Торсбери — — но чаще горожане и кметы, вооруженные чем попало. Видно было, что Тордага из Торсбери вышвырнули из его города с немалыми потерями.

Воины окружили компаньонов и привели к Тордагу — седовласому, бородатому вожаку рохиррим в заляпанном кровью панцире. Когда ведьмак изложил ему цель их миссии и передал перстень от Фритгильды, тот помрачнел ещё больше:

— Это может означать только одно — Сток в блокаде. Да горит Саруман Вонючий вечно в кострах, которые он зажёг, будь проклята его вшивая шкура!

Филиппики Тордага хватило еще минуты на три, за которые Лютик и Геральт узнали много нового о разговорном роханском языке, интимных пристрастиях Сарумана и эволюционном происхождении его воинства.

— Уж не обессудьте, благородные Геральт и Лютик, но передайте госпоже Фритгильде, что придётся ей подождать с помощью из Торсбери, пока я не возвращу себе город. Я не дал Фритгильде повода сомневаться в моей верности, но знаю, что она продержится и без моих сил.

— Положение дел в Стоке не внушало нам такой же уверенности... — попытался уговорить Тордага Лютик.

— Кому знать, как не мне! Взгляните на мой нос, судари мои! Это она сломала его собственной рукой, когда я во хмелю прямо в пиршественном зале позволил себе сказать, что может, и бывало, чтобы ривом в Рохане стала баба, но не бывало, чтобы воины рохиррим её слушались! Она доказала обратное, — рассказал разбитый тан без удела. — А вы, господа, можете присоединиться к моей несметной рати и снискать славу героев на орочьих копьях. Войско у меня невеликое. Особенно беда с разведчиками, а ты, заезжий ведьмак, говорят, отчаянный боец.

Торсберийцы сплотились позади них с обнаженным оружием, намекая, что у них нет выбора.

— Скоро прибудет из Озерли капитан Дудсиг с основными силами. А с нас двоих какой прок, — примиряюще начал ведьмак, которому нужно было уже возвращаться в Сток.

— Даже с Дудсигом нас будет меньше, чем проклятых полуорков и дунландцев. А вот ты, если хоть половина рассказов про тебя правдивы, один стоишь двадцати изенгардцев. Не серчай на меня, ведьмак, но ты нужен именно здесь. Нет возражений?

Компаньоны переглянулись и решили, что возражений нет и что биться с незадачливыми защитниками Торсбери за выезд в Сток сейчас — не лучший выбор.

— Молчание, видят валар — знак согласия. Тогда Торферт подберёт вам шатёр, куда набилось поменьше народу, отоспитесь, а после полудня пущу вас в дело, — почесал Тордаг сломанный нос.

Торферт был несколько дубоватым на лицо, но крепким и явно честным парнем из тех, что легко находят себя в любом войске что Северных Королевств, что Средиземья. Лютик все же успел отвести его в сторонку:

— Милсдарь Торферт, виконт Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф. Я прибыл сюда по воле сразу трёх дам — принцессы Эовин, княгини Фритгильды и, — трубадур заметил, что в руины въезжает Дудсиг, — и той, что сохнет и чахнет на сырых болотах Энтавы, почитая себя недостойной вас. Всё же она осмелилась передать вам с оказией сей кулон — как драгоценный знак несчастной любви и последней надежды на примиренье, и заверяет, что ни она, ни тан Озерли не соединяли свои сердца по доброй воле...

Торферт рассмотрел кулон и сказал:

— Если это так — жаль, что нам пришлось разлучиться... Я буду хранить её дар как зеницу ока и клянусь Владычицей, что если Ордлак не отнесется к Люфе с должным почтением, плохо ему придётся. А пока отдыхай со своим спутником-ведьмаком. Днём явитесь ко мне, чтобы я послал вас в разведку.

Так для Геральта и Лютика началась торсберийская эпопея, столь насыщенная военными приключениями, подвигами, а то и похожденьями смехотворными, что рассказ о ней должен быть и будет отдельным.

Уже через три или четыре дня ведьмак и трубадур скакали на юг, к стенам Стока, чтобы передать ее светлости княгине добрые и худые вести. Торсбери был отбит у дунландско-полуорочьей орды, но отбит дорогою ценой — Тордаг, которому её сиятельство изволили сломать нос своею рукой, погиб от ран и нашел упокоение среди курганов предков, до которых изенгардцы всё-таки не успели дотянуться.

Шумный и богатый в мирное время Сток стоял, как и большинство городов рохиррим, на холме, обнесенном частоколом, у подножия которого начиналась долина Глубокой. Беря истоки в Хельмовой пади и соседних расселинах, она разливалась по равнине и затем впадала в Энтаву, образуя в нижнем течении границу владений королей с Широкими полями.

Уютные некогда улочки Стока теперь были запружены — местными воинами, воинами Озерли, беженцами из Каменных балок, Западной марки, с окрестных ферм, лошадьми, скотом, телегами и тележками. Кое-как протащившись сквозь них, Геральт и Лютик прибыли к пиршественному залу — в роханских землях являвшему собой странную смесь присутственных мест с площадкой для всенародных праздников.

И судя по веселому шуму, сейчас зал Стока безусловно служил для второго. Фритгильда праздновала крупную победу — соединенные войска Стока и Озерли дали наконец бой оркам и дунландцам во главе с Хьютредом и Кледвуном, а заодно навестили с огнем и мечом их лагерь Бардх-Дорам, угрожавший не только Широким полям, но и соседнему Брокбриджу.

Слыша, что их призывают Фритгильда и Хорн, компаньоны поторопились к длиннющему столу, вокруг которого в креслах с настоящими оленьими рогами в спинках разместились сама княгиня — нестарая, но рано поседевшая, — тан Ордлак со свежим шрамом, его верный Дудсиг, который поспешил к господину, едва приведя контингент в Торсбери, Нона, Корудан и другие именитые мужи из Широких Полей и иных уголков Рохана.

— Ваше сиятельство! — изысканно расшаркался с одновременным снятием шляпы Лютик. — Мы прибыли к столь процветающему двору с извещением от Торферта, — к прискорбию, теперь уже тана Торсбери взамен покойного отца — что верный вам город вновь очищен от орд прихвостней Сарумана!

— Также премного наслышаны мы о том, что и войско вашего сиятельства может похвалиться славной победой над силами Врага, — без лишних благородных поз добавил ведьмак. — С чем и поздравляем.

— Слухи не лгут. Битва завершилась успехом и враг познал, на что мы способны, хотя я, признаться, до сих пор не уверена в победе. Будьте же моими гостями на почестном пиру! — ответила Фритгильда. Лицо ее, несмотря на праздник, было чем-то омрачено.

Геральт и Лютик приняли приглашение, и слуги Фритгильды с места в карьер подали им по нафаршированному леденцами жареному зайцу в собственном соку, походя напомнив: "На пиру рива в скатерти не сморкаются, срам не чешут и жир с пальцев не обсасывают".

— Капитан Гримбальд пал в бою на Глубокой, и она до сих пор тяготится его потерей, — пояснила им ситуацию Нона.

— Я само любопытство. Что же тут творилось без нас? — поинтересовался у дунландки ведьмак, пока Хорн настраивал лютню.

— Когда озерляне откликнулись на зов и прибыли сюда во главе с Ордлаком, Фритгильда подождала было подмоги из Торсбери, но поняла, что не дождётся — и мы выступили так. Нам удалось выманить изенгардцев в леса выше на Глубокой и там атаковать.

Противостояла нам целая орава, которую вели Кледвун из клана Дракона и Хьютред из Балок, — Дунландцы из клана Дракона, вернейшие цепные псы Сарумана, были кровными врагами Ноны, и их она резала без пощады при первой встрече. — Казалось, что они никогда не кончатся. Страшнее всего было за Фритгильду, которая рвалась в бой, забыв про всякий план.

— Но мы её прикрыли, — добавил эльф Корудан. Видно было, что дорогой ценой: рука лориэнца была на перевязи, и без помощи Ноны есть ему было сложновато. — В итоге изенгардцы дрогнули и побежали — кто в Бардх-Дорам, кто выше по реке, а там их уже ждали копья воинов из Брокбриджа.

Хорн тем временем грянул старинную песню рохиррим, как и большинство их, посвящённую коню. Ордлак подхватил первым и стал аккомпанировать бубном, за ним подтянулись и остальные гости:

— Конь гуляет в чистом-чистом поле,

Без узды скачит он по воле —

Резво скачет, да он гривой свищет!

Хвост по ветру а он распушил!

Нона, явно заслушавшись, смотрела уже исключительно на Хорна, Лютика грызла профессиональная ревность. Корудан пытался дорассказать Геральту на ухо, что приключилось затем в Бардх-Дорам, но радостный шум победителей порой мешал ему слишком сильно.

— Мы настигли их... трёх вождей с их свитами... Фритгильда в одиночку... придумал Ордлак... но тут... три полка орков... два тяжелых тролля... тогда и Гримбальд... — вот что долетело до ведьмака.

— А тебя тогда ранили? — спросил Геральт.

— Нет, когда... Гриму Гнилоуста с охраной... Хорн взял на себя... я за остальными... убита лошадь... ухмылялся в седле... "вы все равно проиграли"... завидя Хорна, пустился наутек...

Получалось, что хотя битва на Глубокой однозначно окончилась успехом, в Бардх-Дорам была достигнута скорее боевая ничья. Хорошо, хоть орки, вместо союзников встретив роханские клинки, сами решили ретироваться. Да и пресловутого шпиона в лагере изенгардцев не нашли, даже следов — считалось, что он бежал в Каменные балки, где след его и затерялся.

— Возможно, он был среди убитых телохранителей Гримы, — предположил Лютик.

— Скорее всего, — ответил Корудан. — Другого объяснения пока не остается.

Хорн под гром аплодисментов закончил песню, и пир победителей пошел своим чередом. Теперь только Геральт заметил, что за соседним столом собрались отроки и дети — среди них наследники Фритгильды, которых он видал в Стоке раньше: сын Фритберт лет этак одиннадцати, его младшая сестра Эдгильда и при них их нянька Энгифа.

Ведьмак перевел взгляд на княгиню, вокруг которой уже суетился Ордлак, подливая вино в кубок.

— При дворе он вьётся ужом не хуже, чем Гнилоуст в Медусельде. И не скажешь, что на Глубокой рубился за десятерых, — неодобрительно покачал головой Хорн, глядя на хозяина Озерли. Фритберт тоже смотрел на него косо.

— Минуточку внимания, друзья мои! — вдруг воскликнул Ордлак, встав над столом с рогом в руке. — Этот праздник стал возможен лишь благодаря героическим подвигам нашего рива Фритгильды на поле брани! Прошу вас всех выпить за её здоровье, ибо не сделать этого — дурная примета! Гип-гип-ура!

Видно было, что заздравицы — и впрямь стихия бравого тана.

— Гип-гип-ура! Гип-гип-ура! — загремел кубками и кружками весь огромный пиршественный зал.

Фритгильда осушила свой кубок одним глотком и заметно покраснела. Внезапно у нее перехватило дыхание — казалось бы, будто вино или эль попали ей не в то горло. Пытаясь вдохнуть, владычица Широких Полей закачалась.

— Я... я... охххх, — и Фритгильда рухнула на пол, увлекая за собой какое-то блюдо. Ордлак, Дудсиг, лекарь Винегар, дети с Энгивой и ещё полтора десятка человек сгрудились вокруг, так что Лютику с Геральтом было не протолкнуться. Трубадур метнулся к столу отроков и ухватил оттуда кувшин воды, пытаясь протащить его к Фритгильде:

— Воды! Воды для рива!

— Увы, мой друг, слишком поздно, — прогнусавил Винегар.

— Что... Это... — не сразу сообразил ведьмак.

— Увы нам, — сказал Ордлак. — Славной Фритгильды нет больше с нами. Отныне Фритберт, сын Фритрика, становится таном Стока и ривом Широких полей.

Владетель Озерли схватил опешившего мальчика под микитки и поднял над головой, показывая народу:

— Фритгильда умерла! Да здравствует Фритберт!

Но мало кто внимал его выкрику. Все внимание было приковано к слугам и Винегару, выносившим тело правительницы Стока из пиршественного зала. Двойной праздник был испорчен. Кое-где в толпе уже звучало слово "измена".

Геральт внимательно осмотрел кубок покойницы, потом принюхался. Запах едва ощущался, к тому же его перебивали ароматы яств для знати. Но обонянию ведьмака это вредило слабо. И он готов был поклясться, что запах этот недавно слышал дважды. Один раз — на болотах Снагфена, другой — над трупом несостоявшегося убийцы госпожи Люфы.

Резкий запах яда слизней.

— Народ Стока! — объявил Ордлак. — Мы потеряли великого вождя! Но сейчас не время предаваться горю! Ради Рохана, ради короля и курганов наших предков должны мы быть сильными! Пусть дети смогут оплакать свою мать как должно, а наутро мы устроим Фритгильде похороны с воинскими почестями, которые она заслужила!

Винегар и двое воинов унесли тело отравленной Фритгильды в её покои, коморник Кенульф и другие вояки вывели куда-то Энгиву и детей. Геральт заметил, что на солдатских коттах мелькает в основном гербовая красная ива Озерли, а воины с гербом Стока — три таких же красных языка пламени на таком же белом поле — уже как-то незаметны. Ордлак явно метил не только в распорядители похорон рива.

— Как он быстро раскомандовался, — нехорошо покосился на озерлянина Хорн. — В нашем Иворте почтенного соседушку Ордлака всегда знали как охотника и выпивоху, а он теперь вот какой рачительный хозяин!

— Так что там за яд, ты говорил? — спросил Лютик Геральта.

— В основе яд наших с тобой старых знакомых — слизней из Снагфена, но явно с какими-то неизвестными мне примесями. Слизни так не действуют — жертва их яда, конечно, при должной кондиции умирает, но долго и мучительно, — сказал ведьмак.

— А может, Ордлак её и... Ты же сам видел, как он тёрся у кубка Фритгильды! — предположил трубадур.

— А ещё около него тёрлась прислуга, которой по должности положено. И дать ей яд мог кто-то третий вне большой залы. Ещё ей подливал вино Хорн. А до него этой чести был удостоен еще кто-нибудь, — загибал пальцы Геральт. — Ты готов обвинить Ордлака хоть в Сопряжении сфер просто потому, что он — нерадивый и бесчувственный муж приглянувшейся тебе девицы, Лютик. Так дела не делаются.

— Господам чем-то не угодила покойница? — навис над ними мрачный Дудсиг, уставив руки в боки. За его спиной маячили два озерлянских копейщика. Компаньоны поняли более чем прозрачный намек и побрели вместе со всеми к выходу из пиршественного зала, мимо костров, на которых еще недавно жарились зайцы перед фаршировкой леденцами.

Вскоре после трагедии в пиршественном зале в Стоке пошел дождь и шел всю ночь, будто ломился в ставни, чтобы ему дозволили попрощаться с Фритгильдой. Но к безвременно почившей риву Ордлак не подпускал никого, кроме Фритберта, Эдгильды и Энгифу.

На следующее утро, когда небеса прояснились, народ Стока собрался за городом, в роще у Глубокой, где хоронили местных ривов со времен Альдора Старого, пожаловавшего Широкие поля своему щитоносцу — а Фритгильда как раз и была девой-щитоносцем. Хорну была оказана честь возложить на тело в открытом гробу щит и меч, с которыми она ходила в свой последний бой.

— Друзья мои! Братья и сестры рохиррим! Мы собрались здесь, чтобы почтить память великой женщины, — начал речь Ордлак. — Мы потеряли Фритгильду при возмутительных обстоятельствах, но давайте не будем скорбеть о ее кончине! Лучше восхвалим ее храбрость и отвагу! Фритгильду воспитывали как деву-защитницу Рохана, и хотя уже сотни лет нашим женам и дщерям не было нужды принимать участие в битвах, она показала себя искусным воином и полководцем!

Геральт внимательно смотрел на церемонию, переводя глаза с вдохновенно вещающего, будто это очередной тост, Ордлака на наследников покойной Фритгильды. Гонца к Эовин с вестью о смерти ее наставницы тан отправил еще вчера вечером, и он должен был бы быть уже на подходе.

— Фритгильде не было равных в бою на мечах, и наши враги не раз в том убеждались! Она не только защищала Широкие поля, но и вершила месть быструю и справедливую. Она теряла друзей, но смело смотрела в лицо великому злу...

Рядом с курганом и Ордлаком столпились пешие и спешенные воины-озерлянцы. Войско Стока стояло почему-то поодаль, еще более понурое, чем толпа на похоронах.

— Но прежде чем наша владычица удалится за круги мироздания, я должен объявить последнюю волю Фритгильды...

Люд на жальнике весь обратился в слух.

— Так как наследник рива, юный Фритберт ещё не вошёл в должный возраст, а законный опекун его Тордаг, сын Торвальда, пал смертью храбрых в бою за Торсбери, то я, Ордлак, сын Орднунга, как следующий по старшинству тан Широких полей, согласно закону и обычаю рохиррим становлюсь опекуном юных Фритберта и Эдгильды и временным управителем княжества! — По голосу Ордлака чувствовалось, что он наконец дошел до долгожданной кульминации.

— Чему свидетелями Геральт из Ривии, Хорн, сын Ингберта, Юлиан... де Леттенхоф, — Лютик слегка поморщился, видя, что новый регент не осилил его полное имя, — и все остальные присутствующие здесь...

— Я чувствовал, что к этому и идёт, — зашептал трубадур ведьмаку. — Пока мы под Торсбери ходили на троллей с мечами наголо, Ордлак готовил переворот в Стоке! Нужно скакать к Эовин и объявить ей об узурпации в княжестве.

— Во-первых, формально никакой узурпации и нет, — возразил Геральт. — Если я правильно помню все, чем нас грузил Хорн о законах и обычаях рохиррим, на место рива в таких случаях до совершеннолетия наследника выступает старший из танов. А Ордлак старше Торферта. Во-вторых, даже если она есть — Эовин, насколько я ее знаю, вряд ли что-нибудь предпримет до победы. Саруман и Изенгард для нее сейчас более важная угроза — а Ордлак неплох как тактик, да и лично воин храбрый. К тому же он через свою гарсфельдскую супругу связан с правящим домом Суткрофта, а этот дом в Медусельде кое-что значит.

— Мне казалось, что ты позабыл про старый добрый ведьмачий нейтралитет, еще когда увидел первое селение, над которым поработали орки... — сказал Лютик.

— В том-то и дело, что там были орки. А тут люди, — пожал плечами ведьмак и тут услышал мальчишечий голос:

— Ведьмак! Рив Широких полей желает кое-что прояснить.

К нему подошел очень мрачный и очень серьезный Фритберт. Эдгильда старалась не отставать от брата.

— Это правда, что мать и впрямь назначила опекать нас этого гусака из Озерли? — спросил наследник Фритгильды.

— А что не так между вами и Ордлаком? — спросил Геральт, которому действительно было интересно, что именно.

— Разве так хоронят ривов?! Видно же — он стоит почти на гробе моей матери, толкает речь, а у самого лицо так и светится, как у нищего бродяги, который стащил медовый пирог! — подбоченясь, возмутился Фритберт.

— Я его боюсь. Он улыбается-улыбается, а глаза злые, — добавила Эдгильда.

— Дети, госпожа Энгива, ступайте, — Дудсиг снова возник прямо из ниоткуда и сказал Геральту, уводя детей:

— Господин Ордлак велел держать наследников под надежной охраной. Сейчас в Стоке небезопасно, ведь предателя так и не нашли — и ты, ведьмак из Ривии, тоже не нашел. Теперь говорить с ривом может только тот, кто получил дозволение господина опекуна.

— Переворот... — повторял Лютик. — Переворот. Это переворот. Это заговор. Надо что-то делать. Что-то делать надо.

В кабачке "Олений рог" за стойкой сидел уже крепко набрякший с утра Альфберт — в прошлом доверенный страж Фритгильды, охранявший городскую усадьбу рива, теперь же непонятно кто.

— Вот так вот они и сделали, — говорил он ведьмаку. — Кенульф и Дудсиг меня выставили с поста, как несправившегося. Перевели в обычные копьеносцы. Как щенка. Скоро нас всех, городских, выведут всех в чисто поле и вперед, орков гонять! На моё место уже двух слизехлюпов из этой болотной дыры поставили! На мой пост, уж лет десять как мой!

Геральт кивал.

— Вот ведь, мы-то думали, Ордлак дуб дубом, как и все слизехлюпы, а он ррраз — и всё, весть Сток у него в кулаке! — продолжал Альфберт.

— Альфберт, ты ведь там тоже был. В пиршественном зале. Как думаешь, Фритгильду не могли отравить на кухне? — спросил Геральт.

— Да нет. На кухне все собакам дают попробовать. Даже выпивку. Только за столом яд можно было сыпануть. Вот попомните моё слово, душегуб за столом сидел! Во! Господин лекарь идет, не даст соврать, медицинская пиявка! — и Альфберт снова углубился в недра кружки с пивом.

Винегар был не в лучшем состоянии.

— Господин ведьмак, если не ошибаюсь? Не поставите ли служителю здоровья обеззараживающей жидкости?

— Охотно, — ведьмак кинул на стойку несколько серебряных роханских крон и получил взамен две чарки "живой воды" — крепкой, но укрепляющей дух и взбадривающей дряни. Изобретение её молва приписывала чуть ли не королю Фреалафу, который, по преданию, собственноручно наливал воинам по чарке перед решающим боем с дунландцами, и тогда любителей колбасы из бараньих потрохов смяли.

— Я теперь, как и почтенный Альфберт, бывший человек. Кенульф заявился ко мне лично и освободил от должности — опять же как несправившегося... Хотя я честно исследовал остатки яда, — сетовал Винегар.

— И что же там было? Озерлийские слизни?

— Не только они. К их яду еще добавили сонного порошка из удушицы, но она здесь не растет, чаще встречается на крайнем западе страны, ближе к Изену. Так что я бы проверил заезжий народ из Каменных балок. В свите тана Ордлака был один... Поэтому я и не рискнул ему доложить, — сказал стокский лекарь.

— Вы его знаете? — спросил ведьмак.

— Сутулый, ходит обычно в желтой куртке. Зовут Гримлаком. По-моему, он кем-то приходится капитану Дудсигу, какой-то родственник. Утром он срочно отлучился из города... Подождите, куда вы?

На длинной Энтавской улице Геральт столкнулся с Лютиком и попытался изложить ему суть дела, но трубадур упрямо твердил о своем — похоже, ему тоже хватило новых впечатлений:

— Не понимаю уже, что творится... Попытался сходить к Энгиве — ее стерегут мордовороты из Озерли, которыми командует Кенульф, и никого к ней не пускают. Уж за что Ордлаку сажать под стражу безответную няньку?

Ведьмак поделился с бардом новостями о ходе своего расследования и, отправив его в "Олений рог" дальше развлекать Винегара, явился в залу к новому регенту Широких полей, который уже деловито читал чьи-то жалобы.

— В чём дело? Почему ты являешься без доклада? — изобразил Ордлак праведный начальственный гнев.

Геральт изложил тану свои последние злоключения и положение Энгивы.

— Это моя вина: я слишком строго наказал Кенульфу беречь покой этой женщины. Ладно, оставь ее в стороне и займись лучше этим Гримлаком. Если Винегар прав, то он получил яд от той же шайки, что напала на Люфу, и возможно, искать его следует у них...

Тут вошел Кенульф — ему, как своему, можно было ходить без доклада совершенно спокойно — и шепнул что-то тану на ухо.

— Плохо дело, плохо, совсем плохо, — тяжело выдохнул Ордлак. — Кенульф говорит, что старуха так тяжело переживала кончину рива, что полезла в петлю. Увы нам — он вынул её слишком поздно.

— А не могли твои люди не уследить, скажем, за окном, в которое влез душегуб? Может быть, Энгива слишком многое видела? — предположил Геральт.

— Этого мы не узнаем теперь никогда, — резонно сказал Ордлак и тряхнул косицами. — Займись-ка пока Гримлаком. Когда мы заставим его заговорить, предатель от нас не уйдет. А, ведьмак? У тебя ведь такой вид, будто ты его почти вычислил!

— Именно так, милсдарь Ордлак. Мне не хватает всего-то пары улик...

Гримлака ведьмак нагнал часа через полтора скачки в сторону Озерли — в глухом распадке под замшелыми от теневой сырости "бараньими лбами".

— Я Гримлак, сударь мой, — отозвался сутулый полудунландец в желтом одеянии. — Чего тан на этот раз гневаться изволит?

— Начнем издалека, Гримлак, — сказал Геральт и протянул ему на ладони подвеску со знаком Ока. — Ты это видел когда-нибудь?

Гримлак несколько озадаченно посмотрел на подвеску и спросил:

— А что, тан говорит, уже пора?

Ведьмак решил поэкспериментировать и сказал:

— Ещё как пора. Ну?

Гримлак свистнул, и из высокой травы показались мрачноватые фигуры — видимо, членов пресловутой ганзы Эльднота, вооруженных наконец дубьем.

— Вот ты где нам попался, ведьмачина... Знаете, скольких моих дружков он порубал? Вот сейчас на столько кусков и развалим! Гримлак, лови! — самый здоровый эльднотовец кинул ему какую-то фигурку.

— Я уже говорил: никак вы, bleadd, не научитесь, — сказал ведьмак, вынимая стальной меч. Дубинки разбойников, конечно, колотили больно, но против Геральта, принявшего перед боем "Волка", с ними было никуда. Вскоре друзей Гримлака уже не было на свете, а сам он сидел на "бараньем лбу" под Аксием.

Ведьмак подобрал фигурку и внимательно рассматривал — уж очень она напоминала ему герб Торсбери — как вдруг на горизонте со стороны Стока показался всадник. Это был Лютик, взмыленный не хуже своего Бурогрива.

— Геральт, беда... Нам теперь лучше не возвращаться в Сток. Нас арестуют.

— А нас-то за что? — ведьмак был слишком сильно углублен в вопрос, какое отношение Торсбери имеет ко всему этому дерьмовому узлу.

— Дудсиг говорил, что тан обвиняет тебя в отравлении милсдарыни Фритгильды, покушении на отравление Люфы, государственной измене и... и...

— Противоестественном сношении с гусями, — добавил Геральт сквозь зубы. — Он понял, что мы начали о чём-то догадываться?

— Боюсь, это я подставился, Геральт. Улучив минутку, когда стражники из Озерли отлучатся с крыльца, я заглянул в окно дома, где держали Энгиву. Она там так и лежала. Но никакой петли, о которой судачили в городе, не было. Ей, похоже, просто свернули шею! И вряд ли это сделал юный Фритберт, а тем более Эдгильда...

— Кажется, всё действительно сходится в одной точке по имени Ордлак... — мрачно кивнул ведьмак.

— Но по-моему, Дудсиг меня заметил! У него просто какой-то нюх на наши козни. И теперь мы нежелательные лица в городе...

— Я знаю одно надежное местечко в тихом-тихом болоте, где мы можем найти укрывище и поразмыслить над всеми проблемами Стока, — сказал Геральт.

— Озерли? Но ведь... там нас уже ждут... — забеспокоился Лютик.

— Судя по тому, сколько озерлийцев сейчас на улицах Стока, их родной город практически беззащитен. Особенно для отпетых негодяев-отравителей вроде нас. К тому же мы давненько не навещали милсдарыню Люфу, может, она с ее давними связями с Торсбери что-нибудь расскажет о вот этой вот фигурке... Кстати, — обратился ведьмак к Гримлаку, — а чего там пора?

— А ты что, не знаешь, — ухмыльнулся полукровка. — Выступать. На Эдорас, — неблагозвучно срифмовал его и добавил: — Только с кем выступать-то, Ордлак только-только в Сток вошел, еще не успел людей оснастить... А наших ты уже почти всех извёл, разве только орков дожидаться...

Только теперь ведьмак понял, как скверно обстоит дело.

— Лютик, твоя поэтическая интуиция действительно сработала. К сожалению...

Люфа всматривалась в фигурку, которую держал перед ней на раскрытой ладони Геральт.

— Я видела этот амулет. Видела его у моего мужа много раз. Ордлак вертел его в руках, когда был чем-то обеспокоен, — подтвердила молодая роханка, и, поняв, что произошло, резко села от удивления на пол.

— Выходит, если амулет тана Ордлака оказался у разбойников при его жизни и использовался ими как опознавательный знак, то наш дорогой Ордлак... — сказал Геральт, подкидывая фигурку на ладони.

— ... и есть тот предатель, которого вы приехали искать в Озерли! — выпалила окончательно шокированная Люфа и заплакала.

— Словами "Я так и знал" этого не передать, — сказал Лютик. — Теперь благодарю милсдарыню за помощь, но нам надо покидать гостеприимный Озерли, а не то сюда явится безутешный Дудсиг в глубокой тоске по нам с Геральтом, и тогда неприятности будут уже у всех.

— Скачите в Торсбери, — предложила Люфа. — Торферт вас не выдаст, а когда вы расскажете ему, что произошло, то он немедленно приведет свой отряд на защиту Стока!

— Вы едете с нами? — спросил Геральт. Жена Ордлака заколебалась, но все-таки ответила:

— Нет. Пока я законная жена Ордлака, то не стану вводить себя во искушение и обманывать его...

...Через час в Озерли действительно заявился капитан Дудсиг с четырьмя всадниками, зачитывавший указ регента об "арестовании изменника, убийцы, покусителя и прислужника Сарумана Геральта из Рыбли". Но такового уже и след из городка простыл.

Дорога до Торсбери прошла, как ни странно, гладко. Правда, под конец к Геральту и Лютику пристали было гоблины — морийские добровольцы под знаменами Белой Длани. Но их не предупреждали о ведьмачьих знаках, и одного Аарда хватило, чтобы их распугать.

Хотя изенгардцев и вышвырнули из города несколько дней тому назад при непосредственном участии ведьмака, но Торферт по-прежнему держал свою ставку в гондорских развалинах — после всех разрушений Торсбери они оказались гораздо боле защищенным местом, чем стены города.

— Я хорошо знаю этот амулет, — сказал молодой тан, изучив находку Геральта. — Мой отец когда-то подарил его Ордлаку в знак дружбы. А теперь дражайший соседушка обменивается им с разбойниками.

Лютик рассказал наскоро, как умерла Фритгильда и что приключилось с ними в Стоке потом. Торферт, сын Тордага, стиснул кулаки.

— Надо нам было раньше обо всем догадаться! Люфа совершенно правильно поступила, прислав тебя ко мне. Но не будем ждать. Если Ордлак действительно организовал все эти покушения, то вряд ли он на них остановится. Нам нужно успеть в Сток, пока он не взялся за законного рива!

Торферт смог выделить на карательную экспедицию в Сток шестьдесят копий, еще два десятка пришлось оставить под Торсбери на хозяйстве. Геральт и трубадур ехали вместе с ним впереди.

Когда к вечеру кавалькада достигла ворот столицы Широких полей, то оказалось, что их там уже ждут — сопоставимый по силе отряд в цветах Озерли перекрывал ворота.

— Двести с лишним лет рохиррим не поднимали мечи друг на друга. Но приходится. За мной! — взревел Торферт. Засвистели стрелы, и его разношерстный отряд бросился на боевой порядок озерлян, чтобы продавить через них путь в город. Геральт, принявший пузырек "Волка", размахивал мечом вместе со всеми, оберегая тана Торсбери.

В конце концов торинги прорвались в ворота и начали теснить и приканчивать озерлян в огородах, на перекрестках, за амбарами. Мирные жители Стока попрятались по домам и подглядывали за происходящим из-за ставней. В среднем воинов Ордлака было больше, но на стороне Торферта был перевес в числе опытных лучников, и многие противники превратились в ежей до того, как ударный кулак успел подбежать к ним для рукопашной. У пиршественного зала отряд торингов встретил Кенульф с десятком отборных воинов, но было поздно.

С Кенульфом дрался уже сам ведьмак. Коморник был отчасти похож на Геральта — длинные, почти седые волосы и рубцы — и со стороны казалось, что это драка близнецов. Кенульф в ней проиграл.

— Не теряйте времени! — скомандовал Торферт и, подергав дверь зала, сплюнул: — Чтоб тебя, заперта!

— Можно и так сделать, — Геральт сложил знак Аард и вроде бы успешно выломал замок. В зале торингов встретил неугомонный капитан Дудсиг с несколькими солдатами — видимо, последний бастион охраны регента.

— С дороги, Дудсиг! Я не позволю твоему хозяину пролить кровь Фритберта и Эдгивы! — скомандовал тан.

— Что ты несёшь, полоумный! — рявкнул ему Дудсиг. — Каких детей?! Белая Рука утвердила господина Ордлака в должности наместника Широких полей! Самозванец! — После этих слов в пиршественном зале начался сущий кошмар. Озерляне и торинги рубили друг друга уже среди скамеек, в результате чего два воина — уже не совсем понятно, чьих — даже сверзились в дотлевающие костры. Дудсиг держался дольше всех и прикончил пятерых, пока меткий удар ведьмачьего меча не сделал его самого мертвым и почти безголовым.

— Вы живы?! — послышался из дверей голос Лютика.

— Всё ещё живы?! — послышался со стороны кресла рива голос Ордлака. — Это нужно исправить!

— Попробуй, Ордлак, и если хоть один голос упал с головы детей Фритгильды по твоей милости — то берегись! — Торферт быстро шел вперед, явно настроенный решить это дело один на один, но Геральт все же шел за ним чуть поодаль.

— Нет моей вины в том, что после кончины матери они с горя отказываются от еды! — Ордлак встал в защитную позицию. — А вот с твоей виной в шашнях с моей женой всё проще!

Разъяренный Торферт едва не подставился под удар регента, который, видимо, нарочно его спровоцировал. Поединок оказался долгим. Соперники носились по столам, стульям и даже, кажется, потолку залы, Ордлак несколько раз, контратакуя, чуть не загнал Торферта в угол. Но в конце концов рухнул оземь от удачной подножки, и клинок освободителя Торсбери вошел тану в спину.

— Так ты хотел избавиться от нас, — мрачно кивнул Торферт. — Получи же! А вы, — обратился он к воинам, — разыщите гражданских!

Ордлак был еще жив, когда Геральт наклонился к нему и протянул руку с подвеской со знаком Ока.

— Узнаёшь?!

Тан слабо кивнул.

— Как ты задумывал захватить Эдорас? — продолжал допрос ведьмак.

— Грима... обещал мне... — успел по капле выдавить из себя речь Ордлак, сын Орднунга. Еще через пару секунд он окончательно затих.

— Вот и всё. — сказал Геральт. — Милсдарь Торферт, можете трубить прекращение военных действий.

Но на улицах Стока было далеко от затишья. Хотя озерляне и начали сдаваться торсберийцам, но тут пришла весть, что с запада подходит какое-то новое войско. В закатных лучах трудно было разглядеть цвета воинов, поэтому люди Торферта приняли их за подкрепление из Озерли и чуть не ринулись в драку.

— Стойте! Стойте, безумцы! — воскликнул Альфберт, который руководил отрядом. Оказалось, что это были воины Стока, которых он удачно взбунтовал против невнятного приказа, грозившего им смерть., и с ними вернулся домой.

— С одним вроде разобрались, — сказал Лютик. Но и это оказалось еще не все.

— Господин Торферт, — подбежал к предводителю торингов вестовой, — к восточным воротам прибыл какой-то всадник. Волосы желтые, длинные. Говорить желает только с тобой.

— Час от часу в Стоке становится все интересней, — заметил ведьмак.

— Тогда вы с Лютиком прикроете меня, — скомандовал освободитель Торсбери. — Вперед!

Но прикрытие для контратаки Торферта не потребовалось. Да и сама контратака тоже — тан и новый регент Широких полей быстро разобрался, что всадника зовут Люфа.

— Что, что здесь случилось?! Что с вами? Что с Ордлаком? — почти кричала молодая женщина.

— С Ордлаком больше ничего никогда не случится, милсдарыня Люфа, — ответил ведьмак. — Зато Торферт в порядке.

Спешившаяся Люфа опять начала тихо плакать, но тан из Торсбери отвел ее в сторону, прижал покрепче, дав выплакаться в котт за неимением в Рохане жилеток. Его свободная рука гладила вдову Ордлака по соломенной голове.

— Глупенькая, глупенькая Люфа. Ты ведь уже все знаешь... И теперь все это позади... — повторял Торферт.

Лютик, наблюдая за грубоватыми нежностями нового регента, покачал головой:

— Что ж, я действительно будто побывал в своей же балладе. Но ее конец молодые люди напишут сами. И напишут лучше меня...

— Бедняга Торферт. На его месте должен был быть ты, — ядовито усмехнулся Геральт.

— Благодарю. Не все же одному Юлиану Альфреду Панкрацу де Леттенхофу срывать все цветы в саду Мелитэле. Но меня поражает, как я попал в точку с Ордлаком. Кто бы мог подумать, что этот рубаха-парень провернет интригу, достойную Дийкстры?! — рассуждал Лютик.

— Эх, как же жаль, что он не успел всего рассказать. А то мне завтра придется как-то докладывать об этом Эовин, — Ведьмак зевнул и добавил. — Вот поэтому я и терпеть не могу политику. Казалось бы, уж здесь все стоят против Саурона, иначе не протянешь — а такое чувство, как будто не уезжал из Темерии никуда!

А как Торсбери все-таки был освобожден, какую роль сыграл в этом Геральт из Ривии, а какую — огромное говорящее разумное деревушко, уже совсем другая история.

Примечания:

Здесь аффтар допускает не вполне хронологическое повествование: действие происходит за кадром второй части "В тихом болоте", и в фокусе этой истории — события, произошедшие между отъездом Геральта и Лютика в Торсбери и пиром Фритгильды.

В разномастной рати Тордага, сына Торвальда, собравшейся в руинах под Торсбери, Герехазен был одним из самых старых ратников. Много лет он промышлял охотой на хребте, отделявшем Торсбери от жутковатой пущи Фангорна, и, как все старые охотники, крепко выпивал, а на трезвую голову был горазд на выдумки. Но, в отличие от большинства старых охотников, сам же в них и верил — так, по крайней мере, рассказывали воины-торинги.

Именно поэтому, узнав, что теперь с ним под одним знаменем будет сражаться прославленный ведьмак из предальней Ривии, Герехазен оживился.

— Охотник на чудовищ, стал-быть? — насел он на Геральта, когда тот устроился было у солдатского котла меж полуосыпавшихся нуменорских колонн. — Тогда ты выбрал правильные места для охоты! По земле Рохана бродят ужасные чудовища!

— И какие? А то вдруг я еще с Лангхольда кого-то пропустил, — поинтересовался ведьмак. Заказчиком Герехазен с его опухшим от пьянства носом явно был неплатежеспособным, но поблизости от нор чудовищ наверняка нашелся бы человек денежный.

— Ууууу... — поскреб лысеющую голову роханец. — К примеру, в Восточной марке, у самых дальних окраин Фенмарка, обитает великий Фаститокалон! Рыбаки часто принимают эту громаду за небольшой остров, и он их... хе-хе... пожирает. С дерьмом и костями! А на запад отсюда, в Каменных балках, в скалах над Вудгерстом стоит древнее святилище, где предки дунландцев приносили свежую человечинку в жертву Морготу или кому погаже. Говорят, его по-прежнему охраняет демон с огромными клыками, что твои орочьи сабли! А ещё дальше, на юге Западной марки, обитает безжалостный дракон!

— Насчет последних двух не уверен. А в Фенмарке я был недавно. Из чудовищ там только слизни и комары, в крайнем случае — орки. И что ты хочешь мне предложить, чтобы я принес тебе голову целого дракона и клыки демона впридачу? — Похмельный трёп Герехазена раздражал ведьмака, и от него хотелось отделаться поскорей.

— Ну прям сразу с демона не начнём, но в Фангорне, в скалистых холмах и дальше, в горах — а я их насквозь, бывало, проходил — бродят тёмные создания. С хищными, злыми сердцами. Я встречал и крылатых тварей, похожих на девок, и ходячих шкелетов, и пауков размером с пиршественный зал Торсбери, и бабу со змеями вместо волос...

Ведьмак кивнул — и морровалей-гарпий, и умертвий в горах он навидался. Не говоря о ракопауках. Вот баба со змеями уже была чем-то новеньким — если не пригрезилась Герехазену в пьяном кошмаре наяву.

— А ходячих деревьев вот этих вот самых лично видал! Но среди них вся-а-акие бывают. Есть и совсем тёмные, с разинутыми пастями, так и ждут, чтобы зад откусить человеку, который всего-то за грибами нагнулся... А последние дня два они там просто стадами бродют! Собираются, сволочи, для чего-то... — продолжал старый охотник.

— Так ты хочешь заказ сделать или просто мне рассказать, что сборище злобных гворнов — к дождю? — уточнил порядком утомлённый Геральт.

Герехазен скорчил обиженную мину, но вытащил мешочек с монетами.

— Это задаток, ведьмак. А когда принесёшь доказательства, что они там бродят — то остальное отдам перстнем гномьей работы. С сапфиром! От прадеда достался!

Перстень и впрямь имел место на пальце Герехазена. Но судя по тому, что он до сих пор не пошел в уплату за выпивку, и сапфир, и гномья работа были липовые, как аллея в усадьбе Туков в далеком Шире. А вот о гворнах имело смысл побеспокоиться, и Геральт поделился соображениями охотника с таном Тордагом.

— Н-да, — задумчиво сказал предводитель рохиррим. — С одной стороны, всяк в Торсбери знает, что Герехазен последние мозги давно снёс трактирщику. А с другой... Многие торинги живут охотой и лесом, и многие бывали на окраинах колдовского Фангорна. И знают — много там такого, чего не стоит поминать к ночи. Так что придется изменить твой путь. На разведке вы с Лютиком разделитесь: он пойдёт дальше в обход Торсбери на северо-запад, а ты — строго на север, в Фангорн. Выясни, собираются ли гворны на опушке и если да, то зачем.

— Служу дому Эорла, — обычной в таком случае формулой ответил ведьмак.

Реликтовый лес, помнивший времена, когда королева Галадриэль ещё жила на своём эльфском Заокраинном Западе поедаючи и попиваючи, простирался на сотни квадратных стае у подножия Туманных гор — от долины Нан-Курунир до верховий Келебранты.

Под кронами древних деревьев, которые даже тролль не обхватил бы в одиночку, в затянутом вечным туманом подлеске с папоротниками, меж замшелых валунов таилась своя жизнь, и многие её формы были куда менее дружелюбны к двуногим, чем даже суровые энты и их гворны. Кровопросцы и жуки-гродбоги не только точили древесину, но и легко могли обгрызть заснувшему путнику и его лошади ноги. Со стороны Изенгарда нередко на лесоповал захаживали ватаги орков. А из горных расселин к водопадам Келебранты и в Шёлковую рощу на севере спускались гигантские пауки — панцирные и обыкновенные, когда в расселинах переводилась добыча. Даже гворны частенько дичали и начинали бросаться на всё живое, давя его корнями и насаживая на сучья.

Фангорн.

Геральт отправлялся туда уже третий или даже четвертый раз. Со скрипучими и медлительными пастухами деревьев ведьмак был знаком давно, и даже успел выполнить для них под сводами леса несколько опасных поручений, за что те дозволили ему собирать в Фангорне ингредиенты эликсиров. Но то были стражи северных и северо-восточных окраин этой великой пущи, превосходившей Мырквид и Брокилон. А здесь, за Энтавой, начинался южный Фангорн, где Геральта ещё толком не знали. Поэтому на опушку он вступал настороже — а еще потому, что солнце клонилось к вечеру.

Около получаса ведьмак брел по заросшей папоротником фангорнской дубраве, думая о том, что непросто отделить зерна от плевел и вражеского гворна от лояльного, пока первый на тебя не набросится. Но наброситься может и порядочный гворн, если что не по нему... И Геральт вскоре в этом убедился, когда кущи Фангорна сотряс страшный крик:

— А-а-а-а! Деревушко!!! Не вылавливай!!!

— ЛЮТИК, BLEADD!!!

Лютик бежал сломя голову и треща кустами, а за ним ломилось нечто большое, тёмное и многоногое. Но ведьмак не стал глотать "Чёрную кровь", как всегда делал при встрече с великими пауками — ибо многоногое было не многоногим, а многокоренным, и не с хитиновым панцирем, а с толстой корой. Живой классик темерской изящной словесности чем-то разозлил гворна.

Ведьмак сложил своего рода предупредительный знак Аард, попавший дубочуду в место, где, имей он лицо, у него располагался бы лоб. У гворна с треском отвалился сук, и он, злобно скрипя, развернулся по лесной тропе куда-то в сторону Энтавы.

— Ты как сюда попал, Лютик?

— Это целая история, — отряхнулся трубадур от репейников и семян какой-то дряни. — Подсчитывая орков, полуорков, дунландцев и раздунландцев — ну и запашок там теперь в в Торсбери, я тебе скажу! — я добрался до северных окраин города, выходящих к скалам, что ограничивают этот достопочтенный Фангорн. После долгого перехода я... хмммм... нужда заставила меня полить вот это милое деревцо. И едва я застегнул портки, как оно начало кряхтеть, ворочаться и как пнёт меня корнем! А потом ещё и бросилось за мной!

Пока Лютик пытался отдышаться, ведьмак огляделся и дернул его за рукав:

— Ты бы еще и не на такое напал, если бы не встретился со мной и пробежал ещё пару стае. Видишь, что там за деревьями?!

За деревьями увалисто шевелились, переваливаясь с боку на бок, какие-то древообразные же силуэты. Один, второй, третий... Подобравшись поближе, друзья обнаружили, что это похожие гворны, только словно иссушенные и перекрученные какой-то магией.

— Зараза. Похоже, Герехазен не наврал, — подумал вслух ведьмак.

— Насколько я знаю здешние лесные обычаи, надо нам теперь звать какого-нибудь местного энта на выручку. Этих страховидл здесь десяток, не меньше, — ответил Лютик.

— Отлично. Беги тогда к Тордагу и расскажи ему о сборище гворнов, а жалобы энту подавать буду я.

— Я с тобой! — категорически заявил Лютик. — Дорогу в лагерь мне уже теперь не найти!

Но поиски энта были недолгими.

Пройдя примерно полстае на восток, к Энтаве, компаньоны обнаружили поляну, на которой под предзакатным небом разгуливал энт — поменьше ростом, чем их старый знакомец Сероветвень, но все же явно представляющий собой грозную природную силу. И рядом с ним переваливался с боку на бок тот самый гворн с отломленным суком.

— Так. Наверное, именно этот энт нам не нужен. Я пошел, — Лютик попытался смыться обратно в лес, но их с Геральтом остановил голос энта:

— Хум-хууум... Куда же вы, пришедшие-издалека-человечки?! На вашем языке я зовусь Черношипом и прибыл осмотреть, что делают на этой опушке бурарум-служащие-молодому-Саруману. Думаю, вы здесь с той же целью...

— Хуууум-хууууум, человек-ведьмак. Я наслышан о тебе от моего друга Сероветвеня, что за рекою. Он рассказывал, что ты опытный охотник на бурарум и пауков, а однажды спас от бурарум целую поляну-с-кустами-для-людей, — примирительно начал Черношип. Если бы Геральт не общался с энтами раньше, он бы гораздо медленнее сообразил, что так они называют города.

— Торнхоп, — напомнил ведьмак. Торнхоп ему запомнился хорошо.

Город на том берегу, во владениях рива Долины, был почти превращен в пепел, между обгоревших балок и бревен прятались последние уцелевшие от орочьих клинков. Геральт выводил их наружу и на юг, к Иворту, по приказу третьего маршала Эомера — и сколько же возни было с беженским барахлом, которое приходилось еще и отбивать от орков! Особенно хлопотала какая-то знатная дама, которой и мантию ее зеленую подай, и подушечку-думку, и одеяло...

Потом, когда они уже прибились к лагерю Эомера, усталый и рассерженный ведьмак с досады предложил капризной дамочке рассчитаться с ним, используя эту самую подушечку-думку — и она не стала долго возражать. Но куда ей было против чародеек Аретузы, Нелли Боскинс из Примостья, Лорнэ из Тирн Луиг на границе Ангмара, да хотя бы веснушчатой подавальщицы из "Гарцующего пони"...

— Хум-хум, а теперь я вижу, человек-ведьмак, что ты повстречал в лесу этих гворнов, которых даже я опасаюсь. Они самые дикие из всех, каких я видел, они не слышат моего голоса и угрожают всему живущему.

— В этом все и дело. Люди поручили мне разобраться с ними, — ответил энту Геральт.

— Тревожит меня их сборище, человек-ведьмак. Хуууум, явно неестественным путем отбились эти гворны от энтов. Если придется тебе с ними сразиться, принеси мне немного обломков древесины или хотя бы щепок — нужно понять, что за шурууум-буруууум с ними происходит, — сказал Черношип.

— По рукам, — ответил человек-ведьмак и протянул руку в перчатке встречь сучковатой и слегка замшелой лапе энта.

Пастухи деревьев — народ медлительный, поэтому, пока Геральт беседовал с Черношипом, уже успели наступить сумерки.

— Солнце уже село. А мы так и не вернулись к Тордагу и Торферту и не доложили им о гворнах. Геральт, с Черношипом все равно договаривался ты, так что доклад я готов взять на себя, — по Лютику было видно, что им руководит не столько рвение верного разведчика, сколько крайнее нежелание оставаться в Фангорне на ночевку. Трубадуру и ведьмаку довелось как-то заночевать в Гиблом лесу на дальнем севере Фангорна, на границе с Вильдермором, и была эта ночь не из приятных.

— Та-рууум, я могу показать устрашившемуся-человеку-с-лютней дорогу. С тебя же, человек-ведьмак, древесина чёрных гворнов! — пошел энт навстречу Лютику. Тот, конечно, слегка обиделся на новое прозвище от Черношипа, но виду не подал.

Ведьмаку удалось неплохо запомнить дорогу, поэтому к прогалине с гворнами-ренегатами он добрался быстро. В свете взошедшей луны на ней собрались десятка полтора скрипучих дубочудов в два, а то и в три человеческих роста. Кроме того, прочь от них в сторону Торсбери затрусил какой-то темный сутулый силуэт, похожий на полуорка.

Геральт подумал было, а не накрыть ли вражеских гворнов знаком Игни, но вспомнил о необходимости сдать Черношипу древесину на анализ, да и лесной пожар энту тоже не понравился бы. Поэтому он решился все-таки на контактный бой. Перед ним ведьмак принял "Гром" — это зелье, усиливавшее удар, но затруднявшее уклонение, было неплохим выбором против толстоствольных, но неповоротливых живых деревьев.

Добавив небольшую порцию "Ивы", смягчающей воздействие оглушения, Геральт атаковал одного из гворнов, отбившегося от "стада". Меч, конечно, не лучшее орудие для рубки леса, но ведьмак нашел нужную технику боя с гворнами еще на севере за Энтавой — главным было нанести хороший удар прямо посередке, доходя до сердцевины, где у дубочуда помещались какие-то непонятные двуногим, но жизненно важные органы.

Несколько часов Геральт, как будто и впрямь был белым волком, кружил вокруг скопища гворнов, периодически нападая то на одного, то на другого. Ему удалось собрать несколько обломков дерева из их сердцевины, и верный медальон школы Волка отреагировал на них крайне нервно.

"Черношип был прав. Тут определенно нечисто", — подумал ведьмак, покидая место охоты. Гворны все же наградили его крепкими синяками, а один едва не выколол сучком глаз. Но пять или шесть деревянных ренегатов все-таки отправились в страну вечного цветения, а остальные, неким шестым чувством уловив угрозу, стали разбредаться.

— Та-рум! Так я и думал!

Черношип взял обломки поверженного черного гворна и сделал будто бы нюхающее движение, задумался — ненадолго, примерно на полчаса — и поделился выводами:

— Твой амулет не обманывает, человек-ведьмак. Чародейством пропитаны сердца этих гворнов, и я знаю только одного волшебника близ Фангорна, кто способен на такое.

Геральт тоже знал этого человека — хотя человека ли? Арагорн и эльфы не раз обмолвками давали ведьмаку понять, что Гэндальф и Саруман, не говоря уже о Сауроне — нечто большее, чем обычные чародеи. Он просто кивнул.

— Это молодой Саруман, — заключил Черношип. Ведьмак усмехнулся — молодым Саруман мог быть только для тех, кто живым застал какого-нибудь легендарного уже Берена...

— Саруман и его бурарум уже давно разоряют лес. Нас они пока ещё боятся, но с гворнами уже управляются. Надо уже подумывать нам о том, как остановить этого хрууум-хууум и отучить оставлять в нашем Фангорне проплешины, — Видно было, что энт хоть и медленно, как всегда, но начал сердиться.

— Полностью с тобой согласен, Черношип, — сказал Геральт. — Я был узником Сарумана недели полторы — там, в шахтах Изенгарда. Мне хватило. А еще один мой товарищ там остался.

Тогда ведьмаку удалось подстроить массовый побег, но следопыта Лотрандира ни он, ни его случайные соратники разыскать не успели — слишком много Саруман Белый понастроил в своем Ортханке темниц в дополнение к старым, оставшимся еще со времен гондорского гарнизона. Они потеряли уйму времени и двоих участников побега, но ничего не добились. Ведьмак рассудил, что вне стен Изенгарда они принесут больше пользы. А Лотрандир все еще оставался в заточении неизвестно где, и Геральт старался не думать о том, чему он может подвергаться.

— Я даже знаю, как ты можешь насовать ему в котелок мух, — предложил Геральт. — Молодой Саруман как раз прислал своих бурарум в поляну-кустов-для-людей под названием Торсбери. А мои заказчики очень хотят вернуть Торсбери себе. Если ты примешь участие в этом на их стороне, они будут польщены.

— Хум-хууум, надо подумать, — Черношип задумался так крепко, что потом ему пришлось будить ведьмака, когда небо меж кронами уже светлело.

— Курва... А? Что?

— Когда люди-скачущие-верхом-на-белых-лошадях будут готовы прокладывать-путь-железом в Торсбери, пусть пришлют ко мне своего гонца. И тогда бурарум узнают гнев Фангорна! — заверил Геральта энт. — Но для начала у меня есть еще одно поручение, человек-ведьмак. Ты причинил вред верному мне гворну напрасно, это нужно исправить.

— И как? Я всё-таки не мырквидский друид и не сумею прирастить этому бедняге сук обратно, — ответил Геральт.

— Всё немного проще, человек-ведьмак, — со скрипом покачал деревянной головой Черношип. — Помоги мне собрать моих гворнов, и тогда молодой Саруман точно получит урок...

Для этого ведьмаку пришлось возиться еще часа с два, собирая желуди гворнов — к счастью, от обычных они отличались зеленым цветом и специфической продолговатой формой. Затем из них следовало сделать аккуратную горку под камнем, отличавшимся особой замшелостью и сыростью. Когда условный знак был готов, уже окончательно рассвело, и даже сквозь зелёный занавес листвы Фангорна уже стали пробиваться лучи.

— Теперь всё готово, человек-ведьмак, и мы в расчете с тобою, — проскрипел Черношип. — Поспеши же к людям-что-воюют-на-белых-конях-и-ждут-тебя!

— Где тебя, растак, носило всю ночь? В округе же ни одного целого трактира не осталось, — выбранил Геральта Тордаг.

— Разреши доложить, Тордаг, сын Торвальда. Я провел эту ночь в Фангорне, разыскивая чёрных гворнов. Гворны были, мы этого не отрицаем. Более того, с ними пытался сговориться какой-то плюгавый полуорк явно из Торсбери.

— Прррроклятье! — с силой сжал Тордаг рукоятку меча. — Мало того, что изенгардских выблядков Торферт и Лютик насчитали под две тысячи — а нас дай валар наберется шесть сотен! Так они ещё и этих тварей позвали! Как в старых сказаниях о деревянных и... этих... терракотовых солдатах!

— Не спеши опускать руки, сын Торвальда, — сказал ему ведьмак. — Гворнов уже где-то наполовину меньше, и они теперь изрядно перепуганы. Более того, у нас есть союзник в лесу — энт Черношип, пастух деревьев.

— Энты? Пастухи деревьев? Чёрные гворны? Да это же байка была, ведьмак! А ты поверил?! — послышался испитой голос Герехазена.

— А ну пшшшёл отсюда! — рявкнул на него тан и продолжил беседу с Геральтом: — Но ведь и впрямь — у нас никто уже давно в энтов-то не верит. До недавних дней и эльфов страшной сказкой считали — а тут они объявились, и на нашей стороне!

— Энт настоящий. Думаю, Лютик тебе уже докладывал. И он ждет твоего гонца на поляне с самым большим и замшелым камнем, — сказал Геральт.

Тордаг задумался — не так неспешно, как энты, конечно, но тоже надолго.

— Если с нами будет сражаться целый энт, да ещё, может, приведет гворнов... То это всё меняет в корне. Торферт! Труби полную боевую готовность!

Несколько часов спустя Геральт и Лютик крались по полуразрушенному Торсбери, где от многих домов остались только древние дороханские фундаменты. Периодически мимо шастали дунландские или орочьи патрули. Где-то звучал пьяный хохот, где-то — стоны и визг. Источник этих последних звуков и интересовал друзей больше всего.

— Похоже, пленных рохиррим держат в этом сарае. Торферт велел нам торопиться, пока их не угнали на работы в Изенгард, — деловито сказал Лютик.

Караулили запертый сарай лишь двое полуорков — достаточно было Аксием заставить одного из них драться с другим, — а дверь выбивалась ногой. В сарае действительно сидели десятка два связанных баб, подростков и легкораненых воинов рохиррим. Ведьмачий меч аккуратно перерезал веревки, и полдела было сделано.

— Так. Лютик, выводи гражданских через те же дыры в частоколе, откуда мы пришли. А я попробую пробиться к Тордагу, — Геральт прислушался к отдалённым звукам боя, — Кажется, ему сейчас жарко!

Торингам действительно приходилось туго. Внезапность атаки помогла им одним ударом занять южный квартал городка, благо его охраняли в основном малодисциплинированные дунландцы. Но против вдвое превосходящих числом вышколенных полуорков Сарумана выстоять им было трудновато, и рохиррим понемногу поддавались. Когда ведьмак огородами, зарубив пару морийских гоблинов-добровольцев, пробрался к своим, положение уже выглядело аховым.

— А всё ты со своими энтами! — окрысился на Геральта Торферт. — До сих пор эта деревянная ковырялка в заднице хромает по лесу, уже гонец от него давно вернулся, а нам через полчаса придется отходить! Тордаг ранен, мы ослаблены, лагерь в руинах тоже теперь впору бросать...

Тут на улице показался десяток полуорков, и пришлось занимать оборонительную позицию. Мало того — с неба, яростно визжа и бранясь на Чёрной речи, прилетел урук и рухнул в какой-то обгорелый дом, насадясь прямо на обломок балки. Потом второй...

— Что за... — подивился Торферт. — Летающие орки?

— К счастью, нет, — сообразил Геральт. — Это значит, что Черношип с нами.

— Разреши доложить! — прибежал десятник Ситдик с правого фланга. — На площади перед пиршественным залом враг бежит! Пока он бил нас спереди, к нему подкрались какие-то ходячие деревья сзади!

Да, эффект был велик. Гворны рассеяли основной ударный кулак орков, создав полный хаос на изенгардских позициях. Лично Черношип один расшвыривал и топтал десяток врагов за раз. Орочий командир попытался было натравить на энта небольшого тролля, но тут троллю пришлось иметь дело с ведьмаком, дерябнувшим "Полнолуние", и чудо-оружия из него не вышло. К вечеру остатки "бурарум" улепетывали из полуразрушенного Торсбери вслед за дунландцами, дезертировавшими ещё раньше.

У Тордага и Торферта осталось лишь двести восемьдесят копий. Сам тан был при смерти. Но город был освобождён.

На закате Тордаг скончался. Он призвал к себе сына и хотел напутствовать его, как положено, на долгое и мудрое правление Торсбери, но слишком ослаб. Из груди старого воина вырвалось только "Торферт... Дави сукинсынов...", и голова тана поникла навсегда.

Геральт и Лютик оказались в числе тех, кому Торферт доверил нести тело отца в родовую усыпальницу. В неверном свете факелов Тордага уложили в свободный каменный гроб. В ноги ему, по древнему и ушедшему было обычаю, положили головы убитых в городе орка и дунландца — предварительно подрихтовав клинками, чтобы, чего доброго, не ожили.

— Хвала Единому, до усыпальницы изенгардские собаки не добрались, — сказал молодой тан торингов. — Спи же отныне крепко и спокойно, отец мой Тордаг, сын Торвальда! Ты умер как подобает защитнику рохиррим — на поле брани! Отныне Торферт, сын Тордага, правит народом Торсбери, которому дал возможность воротиться в свои дома и отстроить их!

Под режуще-синим звёздным небом на кургане, под которым была устроена усыпальница, шли поминки по тану и всем павшим сегодня рохиррим, плавно переходящие в празднование победы. Меды из уцелевших запасов Торферта лились рекой. Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они. А Лютик играл им балладу, которую, похоже, сам же сочинил по мотивам баек Герехазена — и когда только успел?!

— Чудовищ тьма средь безд морских,

Но Он — опаснее других,

Коварный Фаститокалон,

Рожденный на заре времен,

Последний из внушавших страх

Гигантских Рыбочерепах.

Тому, кто гибнуть не готов

Во цвете лет,

Вот мой совет:

Верь присказкам морских волков,

Не приставай у островов,

Каких на карте нет!

Или еще мудрей:

Счастливый Средиземный край

Не покидай

До окончанья дней!*

— А что я говорил? — встрял Герехазен, уже готовый заснуть в обнимку с ногой поросёнка. — Гворны-то есть! Глядишь, и фас... ти... ка... ка... в общем, он тоже найдётся!

— Мы с тобой, Лютик, так точно не покинем Средиземный край, — грустно сказал Геральт. — До тех пор, пока Саруман не повержен — порталы точно останутся перекрыты. А то и дольше, если это не его работа.

— Но завтра вы покинете Торсбери, — обратился к ним Торферт. — Теперь, когда город отбит в том числе вашими усилиями, хитростью и смекалкой, — вам следует воротиться в Сток и доложить обо всём риву Фритгильде. Отправляйтесь утром, дорога далека!

И ведьмак с трубадуром на следующее утро отъехали в Сток, столицу широких полей. Что приключилось с Фритгильдой на пиру, как оправдались самые чёрные подозрения Лютика и как это изменило судьбу тана Торферта — уже совсем другая история.

* Стихи Дж.Р.Р. Толкина в переводе Светланы Лихачевой

Геральт и Лютик шагом ехали по пыльной предгорной дороге. Справа от них вздымались серые скалы Изернора — последнего южного отрога Туманных гор, отделявшего земли рохиррим от владений Сарумана, слева расстилались поросшие лисьим вереском и залитые солнцем лесостепи Каменных Балок. Ехалось грустно. Недавно они расстались с проверенными боевыми товарищами — а учитывая, что товарищи были боевые, это вполне могло стать расставанием навсегда.

Когда-то они прибыли в Рохан впятером — ведьмак, трубадур, роханец Хорн, дунландка Нона и эльф Корудан — преследуя шайку уруков, что похитила двух низушек-хоббитов, вверенных пригляду Геральта по достопамятному — только, чур, не к ночи, — контракту с мэтром Гэндальфом. Хотя оказалось, что о низушках беспокоиться нечего, подвигов сей великолепной пятёрке хватило: битвы с вастаками, орками, медведями и драконидами, укрощение обезумевшего великана, победа над отпрыском Вепря из Эверхольта... Даже работа огородным пугалом у хуторянина под Гарсфельдом, о чем Геральт не шибко любил вспоминать. Их слава как истребителей порождений Врага пересекла Энтаву и достигла чертогов Медусельда раньше, чем они сами.

Но теперь им в очередной раз предстояло разделиться. Это случилось после того, что позже хронисты рохиррим назовут "битвой за Балки". Геральт тогда распутывал сложный, многосоставной заговор в Вудгерсте, и кабы не он, город был бы в руках дунландцев, благо Нижний город населен их сородичами, сочувствующими делу Белой Длани. Хорн и Ко оказались в соседнем Брокбридже, на который пришелся основной удар полевой армии Изенгарда — зато теперь роханский воин-менестрель мог похвастать трофейной клыкастой головой командующего-урука по имени Нагас.

Лютик же явился к шапочному разбору, да к тому же пережив удар судьбы — её королевское высочество Эовин не дозволила ему представить ей пресловутый роман в стихах "Фолька Охотник", убедив подождать с ним до победы. Но он не поддался унынию и уже работал над новой большой балладой на местном материале "Рок, постигший Вудгерст". Так все пятеро сошлись, только чтобы разъехаться снова в разные стороны.

— Думаю, ты помнишь этот знак, ведьмак, — сказала Геральту Нона, показав сбитый ей со шлема дунландского вождя в Брокбридже значок. — Это оперённый коготь клана Соколов.

— Ещё как помню, — ответил ведьмак. — Такие редкостные курвы не забываются, — и стиснул кулаки.

Тогда, в Дунланде, они с Ноной обошли пол-страны, подбивая кланы на мятеж против Сарумана по разработанному ещё в Ривенделле плану эльфов и следопытов. Подбивать особо долго не пришлось — чародей-ренегат тянул из подвластных племен все жилы на предстоявшую войну с Роханом. Но силы восставших оказались недостаточны, и изенгардцы нанесли им — пусть и дорогой ценой — поражение в Волчьей впадине. Старейшины Соколов сделали из этого практические выводы, и вскоре ведьмак, задавленный числом, опутанный веревками и цепями, ехал в шахты Нан-Курунира... И увы, не один...

— Соколы давно просачиваются в Балки через горные проходы Изернора, но еще ни разу солдатам рива не удалось их перехватить. Видимо, Саруман им как-то подколдовывает, — предположил Геральт.

— Дело не только в колдуне. Лошадники — равнинный народ, в этих травах они как дома, но на горной тропе форгойл теряется, как ребёнок. Даже когда вождь Герубранд оправится от ран, он не сумеет найти воинов-Соколов в Изерноре. А я — найду. Я умею двигаться тихо и быстро, и найду такие следы, каких не разглядит ни один всадник. Ты, ведьмак, тоже. Ты можешь присоединиться ко мне, — ответила дунландка.

— Увы, — пристыженно сказал Геральт. — Здесь я наконец получил весточку от Гэндальфа. Гроссмейстер срочно зовёт меня в Вестфольд. Он на чародейский манер пишет обиняками, полу- и четвертьнамёками, но все равно понятно, что что-то готовится.

— Что ж, раз у тебя есть некий долг, который пересиливает личные счёты, то на... хе-хе... соколиную охоту идти мне, — вступил в разговор Хорн. — Ты достаточно рассказал мне об этих предателях, чтобы я стремился спасти от них хоть одну невинную жизнь. Я верю, что ты быстро выйдешь на след Соколов, — обернулся он к Ноне. — Но не думаю, что это по силам только тебе. И я тебя не оставлю.

Раньше Нона бы вспыхнула в ответ на попытки мужчины-чужака — да ещё и лошадника — о ней позаботиться. Но теперь она только сдержанно улыбнулась Хорну. За долгие совместные странствия через всю страну с востока на запад многое между ними переменилось.

Именно об этом Лютика и тянуло поговорить в долгой дороге в Вестфольд, теперь, когда они остались втроём с Коруданом и ведьмаком.

— Нет, ты только подумай, они скоро просто срастутся в единое целое, совсем как у Высоготы в его "Письме Урсыну ван Дыйку из Вызимы о сущности любви"! А ведь ещё недавно Нона была для него лишь экзотической прекрасной дикаркой, а он для неё — блудливой собакой-лошадником. То и дело приходилось их мирить!

— Я и вас с ней тоже разнимал, когда ты вздумал испытать на дунландской деве свою хваленую неотразимость, — ответил ему Корудан. Лориэнский разведчик и следопыт в Геральте видел собрата по опасной профессии и уважал, а к виконту де Леттенхофу относился скорее с добродушной насмешкой — впрочем, как большинство эльфов Средиземья, Eldar, к большинству людей, Edain. Старший Народ что на Яруге, что на Андуине держал себя как старший.

— Женщина, безумная гордячка, — отговорился Лютик цитатой из собственной старой серенады. — Но меня удивляет, что она в конце концов выбрала Хорна, векового врага её племени! И выбор свой уже не поменяет, и ради него готова стать изгоем! Я пел об этом десятки раз, но не так уж это часто бывает в жизни! Окончательно я в этом убедился после пещеры...

Перед разъездом из Вудгерста по инициативе Ноны команда совершила не то экскурсию, не то паломничество в пещеру Орлага в нависавших над городом горах Изернора. Там ещё при Тенгеле — отце короля Теодена — поселилась Хильдегарда, особа, пользующаяся репутацией вещуньи. Дунландка настаивала, что нужно заручиться советом колдуньи-"лошадницы" — истая дочь своего народа, она свято верила в гадания и к Геральту примкнула в своё время лишь потому, что появилась в его вещем сне, позвавшем ведьмака на восток.

Но Хорн был убеждённым противником визитов к бабкам и гадалкам, о чём и не преминул заявить.

— Поверь мне, истребитель чудовищ — все предсказатели просто говорят загадками для того, чтобы любой исход дела можно было увязать с их словами и только больше преисполниться веры в их мудрость. Когда в Вудгерсте разразилась усобица, местные магнаты посылали к этой Хильдегарде гонцов с дарами, и она всем только отвечала: "Власть меняется" — а ведь в городе случилось три переворота кряду за четыре дня, и каждый новый хозяин Балок принимал это на свой счёт!

Видимо, за неверие Хорна в Хильдегарду та щедро напророчила ему различные злоключения, когда они всё-таки посетили пещеру. Хотя менестрель с берегов Энтавы повздорил со старухой и ушёл, она всё-таки поделилась его судьбой с Ноной:

— Я вижу битву. Великая битва идет у многобашенных белых стен! Много голов полетит под стены эти! Твой возлюбленный лежит на земле, и щит его разбит!

Хорн потом долго хорохорился, логично доказывая, что лежать на земле с разбитым щитом можно и при жизни, и приводил примеры своих предков и королей рохиррим, которые прошли через подобное, а потом встали и снова ринулись в бой. Но Нону слишком сильно встревожило пророчество "форгойлской" ведьмы — той даже пришлось её успокоить словами:

— Я вижу внутри тебя свет. Яркий свет! Смотри, дочь Дунланда, не погаси его от страха и гнева!

— И когда они всё-таки до этого дозрели? — рассуждал Лютик. — Ещё так недавно эта парочка была словно дети, показывающая друг другу языки. А теперь эти дети подросли и при первом удобном случае улепетывают в малинник целоваться. Даже удивительно, что я не заметил этот момент... Неужели теряю нюх?

— Хорн всё-таки спас ей жизнь, когда привёз на излечение в наш Лотлориэн, не забывай, — ответил Корудан. — Это дорогого стоит, очень дорогого...

— За полвека поэзии, Лютик, всё может быть, — встрял в изысканную беседу ведьмак. — Вообще Нона как-то обмолвилась при мне парой слов о том, кем для неё стал Хорн.

— Да? И я ничего не знал? — слегка обиделся бард.

— Ты мне сейчас напоминаешь тех провинциальных кумушек-сплетниц, которых во множестве сделал бабушками, — сказал Геральт. — Да, было дело. Давно, ещё когда мы стали гостями Хорна и его сиятельного отца в Иворте. А я тогда, смешно сказать, был даже не огородным пугалом, а выручал потерянные игрушки роханской ребятни. Правда, за них потом пришлось драться чуть ли не с драконами...

— А эта история прошла уже мимо меня. Мне хватило забот с орочьими всадниками на варгах, — сказал ведьмаку Корудан.

— Что ж, напарники — я удовлетворю любопытство вас обоих. Времени до Хельмовой пади у нас ещё тьма. Итак, всё началось, когда мы были представлены к гостеприимному княжьему двору Ингберта из Иворта, известного покровителя менестрелей и отца одного из них...

Так ведьмак начал рассказ о пусть невеликом, но забавном своём приключении, которое выросло из детских шалостей под окном с видом на курятник...

... Было время — ведьмак и его спутники примерно так же ехали в Иворт, стольный град дома Леонтара, правившего левобережьем Энтавы. Погода тогда на восточной равнине стояла ничуть не хуже, чем в Балках, и над степью коневодов пылал фантастический медный закат, какие только в Рохане и увидишь. Вот только настроения любоваться им у Геральта не было.

Ведьмак был ранен. Незадолго до того ему пришлось срочно эвакуировать Лютика из соседнего Кливинга, где профессор элоквенции вляпался в неприятно пахнущий светский скандал с ривом Ательвардом и его воспитанницей Сифлад в главных ролях — вдобавок всё вскрылось, когда рив засылал сватов к её матери Милдрит, вдовой владетельнице ближайшего городка. Юля как зайцы, чтобы не попасться ни оркам, ни Ательварду, попаданцы из Темерии угодили как раз в самое пекло боевых действий у местечка Фальдгам. Фальдгам был спасён, вот только на Геральте не осталось живого места и под ним убили уже третью в Средиземье Плотву — подарок эльфийского посланника. Да и Лютик обзавёлся очень романтичным шрамом на щеке.

И тут в Фальдгам пришла весточка от Хорна. Он писал, что намерен явиться с повинной к отцовскому двору в Иворте и предлагал новым друзьям отдохнуть там немного и набраться сил.

— Звучит, конечно, прельстиво, как говорят в Каэдвене. Вот только так мы окончательно оторвёмся от уруков и похищенных низушек, — мрачно сказал Геральт. — А мне ещё отвечать за неудачу перед Гэндальфом. Представляешь, какую неустойку заломит с меня чародей?

— Да полно тебе, старое ворчливое Геральтище! — парировал Лютик. — Ты посмотри на себя, тебя так изрубили, что в некоторых местах ты уже протыкаешься пальцем. А рука, которую тебе чуть не отгрыз варг и пришила местная ключница на живую нитку? Как ты ей собираешься рубиться и делать Знаки? Нечего даже и думать о погоне в твоём состоянии! До Иворта тут полдня пути — отдохнёшь там в пристойном месте и наберёшься сил. Благо Хорн рассказывал, что его благородный батюшка всегда слыл покровителем искусств и бардов — а значит, меня там ждёт приём и вовсе королевский!

Но дорога на Иворт все же вымотала ведьмака порядочно. Когда Хорн и Ко встретили его у ворот, то Корудану и опальному менестрелю пришлось помогать Геральту спешиться. Да и уровень "королевского приема", как показали события, Хорн преувеличил.

— Ты далеко от дома, ведьмак. И спутники у тебя не менее необычные, чем ты — эльф, бродячий менестрель с севера и дикарка из дунландского племени, о котором в Рохане вообще никто не слышал. Кто тебе сказал, что вам будут рады на наших равнинах, а тем более в славном Иворте? — вопрошал Геральта насупленный рив Ингберт, седобородый, с двумя седыми косичками и похожий на вытянувшегося ввысь краснолюда из Эред Луин.

— Мне рады те, чей дом я обезопасил от чудовищ и орков там, в восточных княжествах. К примеру, Хардинг, рив Равнины и альдор Истемнета, выдал мне эту грамоту...

Ингберт прочитал грамоту альдора, в которой тот жаловал "вазьмаку Геральту, сыну Корина, именуемому тако ж Геральт из Ривии, дозволение на вольный вазьмачий промысел, сиречь истребление созданий Тьмы и особо опасных для человека и скота птиц и зверей, во всех землях и уездах Восточного Эмнета, в чём и подпи...(клякса)". Затем кивнул Геральту и продолжил:

— Дай догадаюсь: вас призвал мой отпрыск Хорн! Как будто нас с его старшим братом Ингмаром заели мухи и он теперь владыка долины Энтавы! Когда мы виделись в последний раз, он отправлялся в ссылку на северную границу, в Стангард, за публичное оскорбление величества, а также лица на королевской службе — простолюдины за такое платят головой! Неужели Теоден сменил гнев на милость — или, скорее, мой сын стал ослушником государя?! — сказал Ингберт и топнул ногой.

— Осмелюсь заметить вашему сиятельству, — начал было Лютик, — что его достойнейший сын рекомендовал нам сей почтенный и процветающий дом, как место, где служители музыки и изящной словесности никогда не были гонимы от порога.

— Тут Хорн был прав. Дом Леонтара всегда чтил закон гостеприимства! — не без гордости сказал хозяин Долины. — Мой управляющий Леовульф подготовит для вас скромную трапезу. Ступайте в пиршественный зал, а я пока поговорю с сыном с глазу на глаз. Наши семейные ссоры не для посторонних ушей, господа вазьмаки...

— Ведьмаки, милсдарь рив. И я тут такой один, — поправил Геральт.

"Скромный ужин" за столом Ингберта, как и любого другого крупного роханского можновладца, означал изжаренную на решетке лососину с чёрным перцем и привезенной через Гондор мускатной шелухой, грудки черных дроздов в расплавленном сыре из молока кобылиц-меарасов, поссет на том же молоке с корицей и вином из Дор-эн-Эрниля, груши в меду и другие деликатесы.

За столом присутствовали сам "вазьмак", Лютик, Нона и Корудан, который, привыкнув к менее расфуфыренному эльфийскому столу, долго не знал, с чего начать. Позже к ним присоединились Ингберт, Хорн и Ингит — дочь первого и сестра второго. Геральт приметил, что на лице Хорна появился след крепкой пощечины — покрепче той, что как-то отвесила ему Нона, — а уши покраснели.

— Благодарим тебя за гостеприимный кров, рив Ингберт, и за чудесные яства, — сказал Корудан, который, впрочем, сам к большинству яств так и не притронулся.

— Мы рады, что пища рохиррим пришлась тебе по вкусу, эльфийский воитель, — с еле уловимой иронией ответил Ингберт. — А сам ты, надо сказать, вовсе не таков, как в страшных сказках, что слагают о Золотом лесе наши старухи.

— Они отличаются от нас меньше, чем нам сказывали в детстве, отец. Что Корудан, что Геральт, что прочие мои друзья из Стангарда, — вступился за них Хорн.

— А тебя не спрашивают, — отрезал рив. — Боюсь, государь Теоден был чересчур милостив к столь дерзкому молокососу.

— Отец! — возмутилась Ингит.

— Пустое, Ингит. Я не в обиде, — примиряюще сказал "молокосос", которому шел уже двадцать седьмой год и который уже успел обеспечить Ингберту минимум двух побочных внуков.

— В своих чертогах я пока что волен говорить что хочу! — не унимался Ингберт. — Он привел в мой дом заклятого врага народа Эорла — дикую дунландку с лицом, размалёванным что гондорский ночной горшок! Привёл ведьмака, про которого в городе судачат, что он полуорк из самого Мордора — и кабы не дружба с эльфом да доверие Хардинга, я бы прислушался к этим голосам...

— Хочешь сразиться с дикой дунландкой, старик? — Нона резко поднялась, с грохотом уронив деревянный стул и залив поссетом грибы, и выхватила грозного вида дунландский клинок. Геральт как можно быстрее изобразил здоровой рукой знак Аксий, пока не случилось самое худшее, и воинственная дева осела на пол следом за стулом. Ингберта же ухватили под руки его дети.

— Не горячись, отец. Нона — мой хороший товарищ и отличный воин. Она... — начал было Хорн, но его одёрнул Лютик.

— Полно, благородный Хорн. Сейчас ты — последний человек, чьи нравоучения твой отец желает слышать. Или уши твои недостаточно красны?

— Даже этот вертопрах умнее тебя, — прокряхтел Ингберт, когда дети отпустили его руки. — Знает, когда должно помолчать. И почему у всего моего потомства такой буйный нрав?!

— Потому что все мы — законные дети своего отца, — тихо сказал Хорн.

— Простите нас, странники, — извинилась запунцовевшая Ингит. — Ты говорил, ведьмак, что был в Дунланде и на Изенских бродах при войске принца Теодреда, моего нареченного. Нет ли у тебя о нем вестей?

Здесь Геральт немного замялся и сказал:

— Он понужден с частью своих людей остаться на Бродах, — Ведьмак милосердно не стал уточнять, что Теодред останется там навеки и что принц, утыканный стрелами, истёк кровью у него на руках. Судя по одобрительному взгляду, каким одарил его суровый Ингберт, рив точно также скрывал от дочери трагическую гибель своего несостоявшегося зятя.

Тем не менее, после такого скандала рив определил всех пятерых на постой в дальние концы города — даже Хорна. Геральта, убедившись, что его раны еще не до конца зажили, Ингберт разместил до поры в местной палате врачевания — далеко не всякое княжество Рохана могло похвастать сим заведением.

Впрочем, восстанавливался ведьмак быстро, и уже дня через два вернулся к тренировкам с мечом на заднем дворе. Детвора, околачивавшаяся на улице, сперва шарахалась от мнимого полуорка, но, убедившись, что Геральт всё же человек и даже повоевал за Рохан, начала с ним заговаривать уже смелее. Ведьмак осторожно, чтобы не навредить руке, но все же вовлекался в их игры, отдыхая от общества вояк и страшилищ. Смотрительница не мешала — по ее мнению, детская возня благотворно влияла на пациента.

Сам Иворт вызвал у Геральта противоречивые чувства. Город это был большой и когда-то благоустроенный, но набеги орков изрядно его подпортили. Меж справных и зажиточных деревянных домов то и дело попадались обугленные руины, а меж частоколами взор радовал свеженький жальник, на котором воткнутые в землю обломки копий обозначали могилы безымянных героев. Над всем этим возвышались только пиршественный зал да башня-маяк, возведенная по образцу южных соседей.

В городе было тоскливо. И Ингберт, чтобы поднять боевой дух своего войска, дозволил Лютику выступить перед ними с соответствующим репертуаром. Хорну отец не разрешал петь в своих владениях, отчего тот только сильнее обижался и бродил по Иворту мрачнее тучи.

— А что ты такого спел в Медусельде про Гриму, что так прогневил короля? — задал ему наконец Лютик этот насущный вопрос.

— Самое смешное, мой удачливый сводный брат по струне, что эту песню сложил даже не я. Её слова принадлежат мальчишкам с рынка в Эдорасе. Она простенькая, всего один куплет:

— Перед вами, дети,

Город Эдорас.

Здесь жил и работал

Грима-...

Последнее слово перед королем, я, конечно, заменил на "гнилоуст". И хотел подвести к тому, что даже дети насмехаются над столь дурным советником, который в предвоенную годину только и знает, что обкладывать рохиррим новыми податями за каждый чих против всех обычаев и законов — а солдатам с тех податей ни лишнего пенни жалованья, ни лишнего черпака масла в котёл. И куда, дескать, собирает Грима те подати — не себе ли в сундуки? Но Теоден, хоть и плох и постарел за год на десять лет, затопал ногами, застучал кулаками и изгнал меня в Стангард, даже не став слушать. Тогда я окончательно понял, что короля околдовали. Да и кличка "Гнилоуст", говорят, именно после меня приросла к Гриме... Я превозношу славу Рохана, но останется ли она, эта слава? Или на наших развалинах будут вспоминать только продажную шкуру Гнилоуста?

— Знал бы ты, сколько раз меня за чересчур правдивые строфы изгоняли из княжеств и королевств, сажали в яму, объявляли награды за голову... Я твой многократный товарищ по несчастью, Хорн, а никакой не соперник в ремесле, — и Лютик протянул ему руку. Роханский менестрель без особого сожаления ее пожал.

— Ну так что, ждать тебя вечером на концерте? — спросил виконт де Леттенхоф.

— Я приду. Ты смотри, сам не опоздай к зрителям из приятной компании на сеновале, — хлопнул Хорн Лютика по плечу. Трубадур пошатнулся, но устоял на ногах. — Кстати, а где наш ведьмак?

Ведьмак между тем, тяжело дыша, с трудом поднимался с мягкого ложа.

Геральт находился, правда, не в палате врачевания, а как раз на близлежащем сеновале. Прижавшись к нему, рядом оправляла подол Рименхильд — смотрительница оной палаты, отличавшаяся тихим нравом, приятным голоском и пушистыми ресницами. Видимо, крепкое сложение пациента, его рассказы о бесплодии ведьмаков и собственная незадавшаяся семейная жизнь навели её на неудобные мысли.

— Я думал, меня уже надолго хватит, — усмехнулся ведьмак, сгреб Рименхильд в охапку, усадил на колени и поцеловал напоследок в макушку.

— Тебе лучше бы спокойно отлеживаться у нас еще день или два. Меньше браться за меч на тренировках и..., — замялась целительница

— И это — тоже меньше?

— Если честно... Необязательно. Я помогаю раненым и утешаю вдов и сирот погибших. А ты... и такие, как ты, дарят утешение мне. Это важно, — тут Рименхильд отстранилась от прикосновений Геральта и побежала к палате. — Теперь мне пора, Геральт. Береги руку и после заката вернись в палаты!

Тут ведьмак заметил очень любопытную детскую физиономию, подглядывавшую за ними в щель меж досок. И он уже знал её обладательницу. Это была Гетфледа — младшая сестра Рименхильд, такое же белобрысое, но гораздо более вредное создание.

— Фу, фу, фу, роханским духом пахнет! — деланно зловеще зарычал Геральт, резким рывком подобрался к стене, схватил девчонку за шкирку раньше, чем та успела испугаться, и спросил:

— Шпионишь за сестрицей, Гетфледа? Надеешься, что перепадёт тебе от мамочки леденцов за охрану нравственности старшей доченьки? А оплеух тебе не перепадёт за то, что с ведьмаком якшаешься?

— А я тебя не боюсь! — гордо заявила малолетняя дочь народа Эорла. — Я батюшке с матушкой скажу, что ты мне тоже туда тыкал! И вываляют тебя в дёгте и перьях! А потом прогонят из города! — и показала язык.

— Ох, не ту дочь твои родители воспитывают... — сказал ведьмак, не выпуская Гетфледу. — Ну, маленькая дрянь, сколько ты хочешь за честь дамы?

— Себе нисколько, — не моргнув глазом продолжала Гетфледа. — А Брунстана и Сперлинга помнишь, которые к вам приходили играть?

Геральт кивнул.

— У них беда. Они вконец разругались, и сейчас друг друга кааааак отколошматят! Но если великий ведьмак запретит им драться, они тебя точно послушаются.

— Могла бы просто попросить, а не шантажировать Рименхильд, — обиделся ведьмак.

— Чего сразу непонятными словами ругаешься? Мне же интересно!

Брунстан, Сперлинг и еще с пяток детворы собрались на полуразрушенном подворье у внутреннего частокола, где их и застигли Геральт и Гетфледа.

— А, ведьмак! — признал его остролицый и длинный Брунстан. — Слушай! Мы тут собрались играть в Хельма Молоторукого и дунландцев. Сперлингу выпало Хельмом быть, а он, дурень, меч свой деревянный найти не может! Батюшкин подарок! Ну и теперь орёт, дубина: "Ты вор! Это ты украл!" Что я ему, вастак паршивый, у друзей воровать?!

— А как же дело было? — спросил Геральт мальчишку.

— Да, давал он мне его поиграть — меч-то не простой, расписной как настоящий! Я поиграл и вернул! Клянусь! А он небось сам его потерял, а на меня свалить хочет...

— Не слушай его, ведьмак! — заорал рыжеватый, с заплаканными глазами Сперлинг. — Врёт он всё, фуфлыжник! Он обманом у меня его выклянчил и до сих пор не отдаёт! А батюшка мне этот меч вырезал, когда с принцем на войну уходил! У, козёл! — и отвесил Брунстану пинка. Геральту пришлось схватить обоих за шкирки и встряхнуть, чтобы не разодрались.

— Так, вы двое — марш по разным углам! Не то головы отъем, — сказал им ведьмак, зыркнув кошачьим глазом. — Ну, ребятня, кто-нибудь ещё этот меч видал?

— Ой, дядя ведьмак, — подергал его за штанину самый младший в компании, мальчонка на вид лет восьми. — А можно с вами с глазу на глаз?

— Отчего же не можно, — пожал плечами ведьмак и увел его за угол.

— Только тссссс, дядя ведьмак, — пропищал мальчонка. — Меня Инга зовут. Брунстан мне отдал меч поиграть, и я побежал с ним дальше туда, в сгоревшие дворы. Типа я орков гоняю. Потом меня мамка позвала, и я побежал домой, а про меч забыл. А там его нееетуууу!!!, — Инга заревел. — Ведьмак... Не выдавай меня! Меня Сперлинг и Брунстан вдвоём побьют!!!

— Ладно тебе. Найду я вам меч. Это точно будет не сложнее, чем ловить саламандр и драугров.

— Держи. Ты же не дурак за просто так работать, — всхлипывающий Инга протянул Ведьмаку какой-то самодельный мальчишечий талисман: что-то вроде глиняного шарика, украшенного петушиными перьями и прилепленного к веревочке. Геральт подумал и взял его.

— Так дорого ведьмаков еще никогда и нигде не ценили, — сказал он. Потом зашел в мальчишечье укрытие и объявил:

— Всё, не ссорьтесь! Я наколдовал древнего призрака, и он отведёт меня туда, где доблестные Сперлинг и Брунстан посеяли меч.

— Точно? — спросил недоверчивый Сперлинг.

— Век голых чародеек не видать, — поклялся ведьмак.

— Урааа!!! — закричали мальчишки. — Слава ведьмаку! Слава великому волшебнику!

Геральт еще не подозревал, чем обернется для него выполнение, казалось бы, совершенно невинного заказа от совершенно малых детей...

Инга нагнал Геральта, когда тот углубился уже достаточно далеко на сожжённую изенгардцами улицу.

— Всё... дядя ведьмак... ща покажу! Во-он за той оградой, там ещё конек обгорелый был на углу, из дерева... Ага, вот!

В указанных мальчишкой развалинах не было ничего, кроме полусожженных стен и огромной кучи мусора — огромной настолько, что поиски были почти бессмысленны. Наконец Инга и ведьмак нашли нужное место у обгорелого деревянного конька.

— Здесь ты меч положил, рёва? — спросил "вазьмак-истребитель порождений Тьмы", садясь на корточки перед кучей.

— Д-да...

"Нужное место" оказалось кем-то хорошенько разрыто. Судя по следам и по характерной "мине", здесь побывал пёс — очевидно, он и уволок меч. Геральт огляделся получше и обнаружил, что сохранилась отчетливая цепочка следов, ведущая прочь из руин.

— Вот где собака порылась, — усмехнулся ведьмак. — Ну ладно, Инга, беги обратно к друзьям или домой. Дальше уже игры начинаются недетские, это ведьмачья работа.

— Дядя ведьмак, а где ваш призрак ручной? — спросил Инга.

— Ушел собаку искать. Домой. К маме. К похлёбке и деревянным игрушкам, — тихо, но строго сказал мальчугану Геральт. Дело усложнялось, но не слишком. По крайней мере, ведьмак так думал...

Собачьи следы вели к южным воротам и далее прочь из города. Стражник не хотел было выпускать Геральта без пропуска от рива, но тот отговорился тем, что ищет дрессированную псину, которую-де изенгардцы используют, чтобы шпионить в Иворте. Цепочка следов быстро увела его с гарсфельдского тракта на юго-восток, вверх по склонам нагорья, подымавшегося здесь над Энтавой.

Здесь следы должна была бы надежно скрывать трава, но ведьмачьи мутации все-таки помогали ему и разглядеть их мельчайшие признаки, и учуять слабый запах собачьей шерсти. За полчаса поисков, когда башни Иворта уже скрылись за холмами, ведьмак заметил, что запах стал сильнее — и к нему примешиваются ароматы крови и орочьего пота.

Взявшись за меч, Геральт прошел по следам ещё чуть-чуть и нашел искомое. Собака была не просто мертва — ее обглодали почти полностью, оставив относительно нетронутой только голову и хвост. Видимо, орочий лазутчик был не слишком голоден — иначе бы и ими не побрезговал.

— Орк так орк, — сказал ведьмак и начал искать уже орочьи следы, рассудив, что за лишнюю голову страховидлы, а то и двух, ему перепадет небольшое вознаграждение, которое хоть частично окупит бессмысленную погоню за собакой и мечом. Орк, судя по всему, двигался на запад, к Энтаве, а это уже само по себе было странно — изенгардские шайки вторгались в долину с северной стороны.

Геральт спускался к реке, и солнце спускалось вместе с ним. А между тем в Иворте начались совсем другие розыски.

Кто подсказал

Эту музыку твоей душе?

Только любовь,

Только любовь!

Кто повторит

Тихим голосом твои слова?

Только любовь,

Только любовь!

На этой жизнеутверждающей ноте Лютик завершил выступление перед воинами долины, взяв самые высокие ноты, на которые был способен. Он сам был удивлен, но суровые вояки-рохиррим рукоплескали ему куда громче, чем в ответ на старинную строевую "Ко мне приходит рыжий конь" или на балладу о Содденском холме "Глухо спит война"... Видимо, героических песен и саг они и без него наслушались, а душа запросила чего-то позадушевней. А под конец к нему подошел Корудан, пожал руку и сдержанно похвалил:

— Мы, Eldar, всегда считали себя непревзойденными в искустве песни. И редко-редко попадается человек, который нас превосходит. Сегодня был именно такой случай.

— Я просто в голосе — не то что на Андуине, когда от ветра все время ходил хрипатый, — заскромничал трубадур. — Кстати, а где Хорн? А Нону ты часом не видел?

— Её с полудня никто не видел, — обеспокоенно сказал эльф. — Хорн сам не свой бродит по городу, говорит, что должен найти её раньше, чем это сделает стража Иворта. Потому что тогда сидеть Ноне в яме по обвинению в шпионаже и ждать скорого суда. Если дунландца в такие времена доведут до ямы... Сейчас он, по-моему, обшаривает уже окрестности.

— Куда он поскакал? — спросил виконт де Леттенхоф.

— По-моему, на север.

— Тогда я возьму на себя юг, тебе предлагаю восток — там сейчас нужен опытный боец вроде тебя, — прагматично предложил Лютик. Корудан возражать не стал.

Орк нашелся быстро. Вернее, то, что от него осталось после чьих-то похожих на сабли гигантских зубов. Остатки орочьей туши валялись у подножия холма почти над самой Энтавой, и к ним уже принюхивалась какая-то небрезгливая лиса. Впрочем, увидев Геральта с мечом, она предпочла убежать.

От деревянного меча доблестного Сперлинга, героя рохиррим одиннадцати лет от роду, тоже остался лишь небольшой обломок "лезвия". От слюны неизвестной твари, разделавшей орка так же, как тот — собаку, даже сошла часть краски. Геральт понял, что вечер перестаёт быть томным. Оставалось только непонятным, что это за страховидла — о хищниках такого размера в долине Энтавы он не слыхал. По крайней мере, наземных. Но засранец мог быть водным или...

Словно бы в ответ на мысленный вопрос ведьмака, где-то сверху и сзади захлопали огромные крылья. Геральт развернулся, на ходу опрокидывая склянку с остатками "Волка".

— Зараза! — воскликнул он, едва успев отпрыгнуть от спикировавшего за ним здоровенного драконида, когда тот изрыгнул пламя.

Огнедышащая страховидла еще раз попыталась достать ведьмака огненной струей и слегка подпалила ему рукав. На третий раз Геральт таки успел преградить огню дорогу знаком Ирден, а для первого раза нанес удар по крылу драконида, чтобы далеко он не улетел. Тварь взревела и встала на задние лапы, готовясь к следующему — и смертельному удару.

Вот тут-то драконид и совершил ошибку — подставил слабо защищенное брюхо под ведьмачий меч. Но у "драконов и драконидов "слабо защищенный" — понятие относительное, и даже под "Волком" Геральту понадобилось с усилием двигать мечом около минуты, чтобы вспороть брюхо. Впрочем, тварь сама, в приступе боли, не понимая, что делает, с оглушительным рёвом насадилась на клинок поглубже — а затем в судороге резко отдёрнулась на левый бок и затихла.

Требуха чудища посыпалась наружу через рану, проделанную Геральтом. Он подумал, что еще чуть-чуть — и мёртвая рептилия отдавила бы ему ряд важных костей, а его меч был бы сломан не хуже, чем у Арагорна.

— Погоди-ка, курва... Меч! Меня ведь за мечом посылали?

Из распоротого ведьмачьим клинком желудка драконида действительно торчало что-то маленькое и чёрное. Это действительно был деревянный меч Сперлинга, отцовский дар будущему защитнику Рохана — правда, слегка размякший от желудочного сока летающего ящера.

— Вот тебе на, ведьмак, — услышал Геральт сзади знакомый женский голос. — Ты говорил, что у вас два меча — стальной и серебряный, а теперь, оказывается, еще и деревянный!

Нона карабкалась к нему на выручку по белым утесам над Энтавой, приготовив для удара свой дунландский тесак. А со стороны Иворта клубилась пыль на дороге — отряд конников рохиррим, заметивших драконида, тоже спешил на бой, еще не поняв, что биться уже не с кем.

— Откуда ты тут взялась? — спросил ведьмак Нону. Геральт сделал это кряхтя, потому как пытался навьючить на очередную Плотву — метиса-меараса, купленного незадорого в Фальдгаме — кусок шкуры драконида. Голова страховидлы была размером с треть лошади, и увезти трофей в Иворт на конской спине было сложновато.

— Сложно объяснить, ведьмак... После вашего разговора с дочерью вождя я задумалась — зачем же я здесь? Я пришла в землю форг... рохиррим ради побед и мщения, но чувствую, что словно в чём-то вязну. Эта девушка... У неё умер жених, а все скрывают от неё правду. Боятся, что тоска убьёт её. А кабы обратила она печаль в гнев, взялась за меч и отомстила оркам за свою любовь... Ведь именно мстить слугам Сарумана за брата, за Ваду пришла я сюда. И точно также мстила бы им за Х... — и тут дунландка запнулась. Но Геральту всё стало ясно.

— А ладно, ведьмак, я и так уже проговорилась. И вот когда до меня стало доходить, что не только Хорну я нравлюсь, но и мне уже он не безразличен — чем дальше, тем больше, я задумалась: но ведь так быть не должно! Он лошадник, злейший враг моего народа! И для его отца, вождя, я навсегда останусь врагом и дикаркой! Мне стало страшно — неужели чувства к Хорну изменили меня? Сделали доверчивой? Слабой? Приучили думать сердцем, а не рассудком? Поэтому я покинула Иворт. Чтобы дать себе время. Собраться с мыслями.

— Думаю, ты совершила ошибку, — сказал ведьмак. — Ингберт теперь точно заподозрит в тебе орочью лазутчицу. Как мне по секрету рассказала... рассказали местные, после последних набегов он уже родную мать считает шпионкой Сарумана. Наверняка тебя уже разыскивают стражники.

— Я не стражник, но совершенно точно разыскиваю доблестную и очаровательную Нону, — раздался голос Лютика, трусившего на своем Бурогриве со стороны города. — Милсдарь Хорн тоже пытается найти вас, но с другой стороны города. А Корудан и вовсе задумался — не бросились ли вы, по обычаю местных девиц, с утёсов в Энтаву?

— Худо же ты обо мне думаешь, Лютик, — усмехнулась Нона. — Ингберт просто слишком сильно меня оскорбил, вот я и ушла из города форгойлов ненадолго, чтобы никто не пострадал.

— Только я вижу, от ваших рук опять пострадало какое-то чудовище! — приметил Лютик чешуйчатую шкуру.

— Да. Драконид. Довольно крупный. И меня сейчас больше всего заботит — откуда он тут взялся. Понятно, что прилетел на здешние пастбища в расчете пожрать говядинки, а нашел только пару орков. Но откуда он прилетел? — Геральт устало выдохнул. Ему еще предстояло разыскать Сперлинга и отдать ему подпорченный страховидлой меч.

Одно радовало — рука даже после схватки с драконидом не ныла.

Все эльфийские, гномьи и арнорские бестиарии, которые ведьмак успел изучить в Средиземье, сходились к одному — что драконид есть род дракона, только малого видом и не слишком долговечного. Авторы иных трактатов настырно утверждали, что дракониды — это стадия развития обычных гигантских драконов, на которой большинство ящеров погибает во внутривидовой борьбе. Они часто ссылались на какого-то Высокого эльфа старых времен, что застал драконидом Смауга Великолепного и чуть ли не полусказочного Глаурунга Золотого. Другие авторы настаивали, что дракониды — напротив, выродившиеся и измельчавшие потомки древних великих драконов Ангбанда.

Впрочем, коровам, овцам и путникам, попавшимся в клыки драконида, от их вырождения было ни капли не легче. К тому же, в отличие от одиночек-драконов, дракониды порой сбивались в крайне опасные стаи.

Ближайшим к Рохану естественным гнездом драконидов, гвибер и тому подобных тварей оставались Туманные горы, и Геральт подозревал, что его добыча была родом оттуда. Но махнуть с вершин за Фангорном без пересадки на среднюю Энтаву — это даже для такой крупной гадины было далековато. Скорее всего, огнедышащая рептилия устроила себе гнездо поближе.

После триумфального возвращения ведьмака рив Ингберт как-то резко потеплел к желтоглазому чужестранцу и разрешил ему по выходе из палат врачевания поселиться в покоях для почетных гостей со словами: "Коли ты сразился с драконом ради того, чтобы вернуть одному из наших сыновей простую плюгавую игрушку — стало быть, ты лучше, чем весь Иворт думал о тебе". Затем Ингберт заключил с Геральтом крупный контракт на истребление драконидов долины Энтавы и разорение их гнёзд, дабы не повадилось потом их поголовье на берега реки на охоту за людьми и скотиной.

Расспросы горожан, которые теперь тоже стали меньше шарахаться от ведьмака, показали — народная молва считает рассадником драконидов ущелье в скалах по дороге в Вильдермор, которое так и прозвали Змеиным. В последние годы не раз и не два над ним замечали парящих крылатых тварей, а на востоке княжества практически невозможно стало заниматься скотоводством — то коня унесут, то корову, то барана-производителя.

Перед поездкой в ущелье ведьмак, уболтав Рименхильд потратить на него часть своих запасов медикаментов, приготовил себе две склянки "Филина" — если там действительно угнездилась стая крупных пресмыкающихся, то лишняя энергия совершенно не повредила бы.

— Что ж, в добрый путь! — проводил его Ингберт. — А за этих своих полуросликов не переживай! Третий маршал Эомер со своим летучим корпусом пребывает в тех краях — он наверняка орков перехватит и в фарш! А их освободит! Я давеча приглашал его на охоту на туров в наши луга, так что, глядишь, Эомер сам привезёт тебе твоих подопечных!

У восточных ворот Иворта, недалеко от импровизированного военного лагеря, Геральт снова встретил Нону.

— Все ещё прячешься от Хорна? — поинтересовался охотник на чудовищ.

— Не хочу. Не хочу, чтобы он меня изменил. Чтобы я разучилась считать лошадников врагами. Чтобы размякла и повторила судьбу Ваду, бесславно погибнув в засаде, — сказала гордая дунландка.

— Ну и напрасно. Он искал тебя по половине княжества, надеясь спасти от самоубийства. Думаю, тебе есть что от него услышать и что ему ответить, Нона. Вообще, почему тебе это советую я? Я старый ведьмак и не знаю слов любви. В нашей парочке приключенцев главный знаток сердец — это Лютик.

— Лютику я не доверяю. С лютней он управляется непростительно для мужа лучше, чем с клинком. Ты другое дело, ведьмак. С тобой я бок о бок билась с вастаками, назгулом, какой только дрянью не билась, — сказала ему Нона.

— Раз я для тебя авторитет, то повторяю тебе, Нона, дочь Сувулха: объяснись ты наконец с ним. Вреда тебе Хорн причинить точно не пожелает. Разве что самый малый, но приятный, — ухмыльнулся Геральт. — Удачи! — И он пришпорил Плотву на встречу с драконидами.

— Удачи на большаке! — крикнула ему вслед дунландка.

Если ехать из Иворта на север по старому тракту, а потом, не доезжая миль эдак пятидесяти до поворота в Вильдермор, свернуть направо — то где-то через час с четвертью езды по бездорожью путник увидит большую россыпь скал, образующую у подножия Вильдерморского плато сущий лабиринт, дикий и опасный для неосторожного. Многие, направившись туда в поисках лошади или коровы, не вернулись назад вместе со скотиной. А те, кто совался в пещеры, привлеченный сказками о сокровищах додревних королей, и подавно не выходили. После того, как над скалами стали частенько замечать вылетающих на охоту тварей с кожистыми крыльями, они и получили в народе свою кличку — Змеиное ущелье.

Геральт пока что видел только одного драконида — здоровенную особь тёмно-коричневой масти, сидящую на господствующей над скальной "крепостью" вершиной Фанг Тора.

"Если не врали эльфские бестиарии из Ривенделла, — подумал ведьмак, — то дракониды очень редко селятся парами, в отличие от драконов-гигантов. Скорее всего, это самец-патриарх целой колонии. Сидит и оглядывает территорию, но угрозы ждёт по своему обычаю от другого ящера, а не от ведьмака. Так что вперёд".

Геральт привязал Плотву под деревом, рассчитывая, что если кто-то из обитателей ущелья вылетит на охоту, то не заметит лошадь и не польстится на неё. Затем перебежками меж деревьями и кустами прокрался ко входу в ущелье. Здесь, правда, он едва не споткнулся о высохшую погадку кого-то из драконидов, содержавшую довольно большой череп — судя по всему, быка. Череп поменьше — человеческий, эльфский или орочий — легко прошел бы в глотку страховидлы и был бы со временем переварен в её токсичном желудочном соке.

Вход выглядел безопасным. В это время суток дракониды Туманных Гор — а судя по гребням на черепе Патриарха, это были именно они — обычно отдыхали в своих тёмных скальных норах после охотничьих вылазок. Ведьмак, приняв обычную дозу "Филина", крался к черной расщелине с опаской, но небольшой — врага надо было искать внутри. Все же один раз Геральту показалось, что из-за мелового уступа за ним упорно следят злые глаза.

Глаза не драконова отродья, а человека.

Пробиться к гнёздам в затхлой темноте убежища драконидов оказалось сложно. Уже в туннелях у входа Геральт неожиданно нарвался на бодрствующую крупную рептилию, которая успела при жизни оттяпать ему рукав от куртки. Тем не менее ведьмак быстро сориентировался и применил обкатанную схему: блок — уклонение — знак Квен — подкат и усиленный эликсиром удар в живот.

Через минут семь брожения по коридорам и стычек с мелкими драконидиками, уже испытывавшими в деле свои крылья, Геральт добрался до цели — змеиной ямы.

Дно многоярусного подземного колодца, видимо, где-то под Фанг Тором, было застлано туманом, вызванным неаппетитными местными испарениями. В нескольких местах самки драконидов обустроили гнезда из камней и недогрызенных костей коров и туров, меж которых виднелись здоровенные, по колено ведьмаку, яйца пятнистой, кажется, оранжево-зеленой окраски, похожие на проржавевший под водой меч. Только на дне таких гнёзд было штуки четыре, и в каждом по три-четыре яйца. Сколько их было наверху в скальных уступах, пока оставалось неясным.

"Гэндальф прав, — в очередной раз убедился Геральт. — Чудовища размножаются здесь нынче крайне интенсивно. Что бы их к этому не подстегивало — тёмная магия Саурона или просто изобилие добычи на пастбищах рохиррим. Скоро им перестанет хватать говядины и конины, а человечина не всегда вооружена и медленно бегает".

Самки, разумеется, были начеку. Стоило ведьмаку высунуться, как сразу две из них спорхнули с уступов, готовясь защитить кладки от разорителя. Геральту только этого и было надо — он укрылся обратно меж камней и едва одна из рептилий разинула рот для атаки огненной струёй, встретил ей знаком Игни. Рискованный приём сработал — огнеупорные выделения защищали от собственного пламени глотку и зубы драконидов, а вот со шкурой было посложнее.

Хищницы с заполыхавшими головами в панике заметались по дну колодца, рыча и сами затаптывая когтистыми лапами драгоценные яйца. На переполох слетелись еще четыре разнокалиберных драконида и немного детенышей. Пока они горели и дрались, Геральт пробрался наверх.

С караулившими здесь драконидами — самками и самцами низшего ранга, еще не успевшими свалить в поисках собственного счастья — пришлось драться уже всерьёз. Не раз и не два при продвижении наверх ведьмак вынужден был поливать водой подпаленные волосы, и кабы не эликсиры, давно бы уже сам стал добычей. Оставшиеся без охраны яйца Геральт разбивал мечом. Из треснувших скорлупок, ставших саркофагами почти сформировавшихся зародышей ящериков, вытекал скверно пахнущий желток.

"Хорошо, Борх Три Галки никогда об этом не узнает", — подумал Геральт. Сам он тоже до первого знакомства с местными драконами в горах под Хелегродом тоже считал, что их можно и оставить в покое. Но среди драконов и высших разумных драконидов Средиземья ведьмак так и не встретил ни одного договороспособного, который соблюдал бы заключенную сделку. Поэтому еще один пункт старого доброго кодекса пришлось свернуть в трубочку и засунуть в подобающее отверстие.

В пещере воцарились хаос и жара от постоянных струй пламени, которыми дракониды с перепугу одаряли уже друг друга. Снизу поднимался дым и душок как от пережаренной курицы. Ведьмак уже находился в стороне — в широком туннеле, который, судя по струе свежего воздуха, вел наверх. Геральт готовился встречать Патриарха, если до того долетит рёв его гарема на каменных насестах и тот поползёт вниз разбираться с незваным гостем.

Но Патриарх не показывался — эта публика действительно оказалась чрезвычайно ленива и предпочитала ждать, когда самки приволокут им отъевшуюся на травах тёлку или жирненького торгаша с тракта. Тогда ведьмак не без удовольствия начал подниматься на свежий воздух на плоской вершине Фанг Тора.

Патриарх был в полтора раза крупнее драконида, к которому Геральта привела погоня за деревянным мечом. Ведьмак решил применить испытанную уже тактику, полагаясь на склонность тварей невольно подставлять клинку брюхо и на эффект "Филина" — который уже начинал слабеть. Но матёрый летающий хищник его удивил — он с боевым кличем взмахнул крыльями, взмыл в небо и стал пикировать на скалу, распустив когти.

Геральт попытался использовать Квен и заставить драконида отдёрнуть лапы, чтобы не дать скогтить себя и разбить насмерть с большой высоты. Для начала помогло — Патриарх колонии снова взмыл в небо, рыча, и начал второй заход на цель. Но ведьмак выиграл время, чтобы перестроиться для контратаки и отпить "Филина" из второй склянки.

На втором заходе Патриарх потерял два пальца на правой лапе и, взревев от болезненного удара ведьмачьим мечом, инстинктивно опустился на скалу. Пока тот не взлетел снова, Геральт разрубил ему почти до кости кожаную мембрану ближайшего крыла.

Уклонение от укуса, подкат, укол двумя руками в живот. Гигантский драконид испустил свой последний в жизни рёв и упокоился на своём любимом Фанг Торе — с которого действительно открывался прекрасный вид на долину и её городки.

Хоть "Филин" и действительно придавал энергии, рубка с рептилиями вымотала ведьмака порядочно. Кроме того, Геральту пришлось лезть в поясные сумки за мазью от ожогов. Ещё минут двадцать он провёл на Фанг Торе — отдыхая и любуясь золотистым полднем долины Энтавы. Затем, отдышавшись, полез вниз по уступам и расселинам — зубы драконидов и яичную скорлупу он уже насобирал, а спускаться в затянутую удушливым дымом пещеру не хотелось.

Это оказалось ошибкой ведьмака. Где-то на полпути вниз в его спину ударился камень, и остаток пути он уже пролетел.

Очнулся Геральт быстро — где-то через минуту. Первым, что он услышал, было:

— ...да добъём поганца, и всё тут! Кто его, рожу мордорскую, сюда искать полезет? А мы таперя спокойно посидим, покамест дым из ямы не проветрится, и внутрь, злата-серебра пытать! Он уже за нас всю грязную работу сделал!

"Знакомый голос. Но откуда?", — подумал ведьмак. Тут вступил второй — не менее знакомый.

— Шалишь, Бенда! Я тебе не дам курицу с золотыми яйцами душить! Помнишь, как за такую же харю господин Ательвард по всему Норкрофту награду объявлял — ажно сто крон серебряных за поимку?!

Этот резкий по-змеиному голос Геральт уже помнил отчетливо — так говорил один из гробокопателей из банды Хафока, что разоряла могилы соратников юного Эорла на северных рубежах по Келебранте. Банду ту, попутно подавшуюся в вастакские шпионы, ведьмак слегка проредил вместе с новыми роханскими друзьями. "А эти, похоже, сбежали на юг".

— Что он натворил-то, Гантер? Гончей Ательвардовой на лапу наступил? Или девкой с ним делиться не схотел?

— Скорей второе. Он вроде кореша бабоукладчику тому, Лютику, за которым рив погоню снаряжал. Видать, и Лютик энтот где-то поблизости пасётся. Сейчас обоих свяжем, на подводу и в Норкрофт! И сокровищ здесь накопаем, и награду в Кливинге с Ательварда слупим — а то, глядишь, и на помилование расщедрится...

— Держи карман, Гантер! — возразил Бенда. — Чтоб Ательвард нашему брату помилование объявил — это тогда и Лангфлуд** вспять потекёт, а орки королю присягнут!

Тем временем ведьмак, которому еще саднило спину, воспользовался тем, что у него не связаны руки, и пошарил вокруг себя. Оружие, понятно, забрали бандиты, но можно было попробовать справиться и без него. Пока Бенда и Гантер рядились, Геральт попытался использовать знак Аксий на их третьем подельнике, который сидел на камне и делал вид, что стережет пленника — а сам сосредоточенно ковырял в носу.

К удивлению Геральта, Знак получился — хотя ценой острой головной боли.

— Поди сюда. Быстро. Теперь сдай оружие...

Когда любитель ковыряться в носу под Аксием снабдил ведьмака своим мясницким ножом, то тот отплатил ему самой чёрной неблагодарностью -подставил подножку и провел лезвием по горлу. Гантер и Бенда обернулись и увидели, что Геральт уже на ногах и настроен серьёзно.

— Всё. Отдавайте меч, отдавайте лошадь и драпайте. У меня голова трещит и вообще очень плохое настроение.

— Да что ты против своего же меча сделаешь? — Гантер, забравший ведьмачий меч на правах главаря, расчехлил его, но своими неловкими хватами показал, что с таким оружием обращаться не умеет. Геральт тихо выдохнул с облегчением.

— Не лезь, Бенда, я его и один сделаю!

Это были последние слова Гантера. Через мгновение Бенда уже с дикими воплями бежал, не разбирая дороги. Больше его ни в Норкрофте, ни в долине не видали, так что, скорее всего, последний из шайки Хафока сломал себе шею в каком-нибудь овраге или попался варгам.

Геральт медленно вел в поводу Плотвичку, нагруженную трофейными шкурами драконидов. На горизонте виднелся уже утёс посреди Иворта с пиршественным залом и достославным сигнальным маяком, по которому, кажется, лазали крохотные фигурки. Ингберт решил, что скоро маяк очень понадобится городу.

— Снова возвращаешься со щитом, ведьмак?! — окликнул его низкий женский голос. Это была Нона. Они с Хорном тоже ехали в сторону Норкрофтских ворот — на одном коне. В обнимку! Ветер с востока трепал тёмно-рыжую пышную дунландскую косу Ноны так, что она вовсю лезла Хорну в глаза, но княжичу долины Энтавы это, похоже, только нравилось.

— Ты тоже, Хорн, сын Ингберта, — подмигнул ведьмак парочке, которая, похоже, разобралась друг с другом, пока он сам разбирался с рептилиями. — Я вижу, ты всё же последовала моему совету, бесстрашная Нона.

— И я не пожалела об этом, — по лицам дунландки и роханца было заметно, что они недавно сильно пропотели, но при этом испытали полное блаженство. — Все-таки ты умудрён опытом не только в схватках с хищниками и орками, Геральт.

— На родине у меня у самого была трудная любовь, — ведьмак не стал пускаться в подробности. Он чувствовал, что Хорну и Ноне будет ничуть не легче.

Но все-таки ему на душе полегчало.

— Да, эти события прошли мимо меня, — покачал пепельноволосой головой Корудан, когда Геральт завершил свой рассказ. — Меня тогда Ингберт приставил кем-то вроде помощника интенданта, заготавливать звериные шкуры и мясо для гарнизона Иворта. А потом был второй штурм и стало не до того.

— Обидно всё-таки, — вымолвил Лютик. — Хорн мог бы и доверить такие секреты своему товарищу по искусству! А наша дунландская дриада — и подавно, я слыхал, что бардов ее сородичи чтят и полагают вещими!

— Всё-таки воин и охотник оказался для них ближе, чем поэт, — сказал ведьмак. — Понятней, основательней. Это суровый мир, Лютик, и музы здесь процветают только в некоторых оазисах эльфов и гондорцев. Особенно теперь, когда слева прёт Мордор, а справа прёт Изенгард.

— Кстати, о вещунах и вещуньях — я и раньше догадывался, о каком "свете" Хильдегарда говорила Ноне, а теперь окончательно осознал, — встрял Корудан. — Был бы я врачевателем, то сразу бы догадался.

— Ты... ты хочешь сказать, что Нона... что Хорн... — Лютик, кажется, нащупал нить его мыслей.

— Да. Придут сроки — и станут они отцом и матерью. Как все люди. Кроме нашего брата ведьмака, — сообразил Геральт. — Только сами ещё не знают об этом.

— Всё-таки смейтесь надо мной сколько хотите, а любовь, милсдари — штука изумительная и громадная, — подытожил Лютик. — Даже под угрозой кривых орочьих сабель, клыков варгов и алебард чересчур бдительных стражников, даже на ветру в степи на походе, когда от дождя укрывают только плащи, даже между сыном и дочерью народов, враждующих пять столетий — она прорастает, прорастает и плодоносит!

Цвет и гордость поэтической Темерии не выдержал собственного пафоса, снял с плеча лютню, слегка понастраивав, заиграл и запел свою старую балладу, которая на дорогах Северных королевств вызвала столько слёз, согрела столько сердец и помогла развязать столько корсетов:

Ну а если спросят вдруг,

Где любимая и друг,

Промолчи в ответ с улыбкой,

Пусть никто не видит сердце

Поседевшим от разлук.

Дорога без конца,

Она когда-то выбрала тебя,

Твои шаги, твою печаль

И песню.

Только вот идти по ней

С каждым шагом все больней,

С каждой ночью все светлее,

С каждым словом все смертельней,

С каждой песней все трудней!

Кто породнил

Нашу жизнь

С дорогой без конца?

Только любовь,

Только любовь!*

Геральт внезапно ощутил под носом запах, почти забытый им на тропах Средиземья. Запах сирени и крыжовника. Запах былого. Запах тоски. Он взглянул на Корудана — эльф выглядел совершенно отрешенным и явно тоже переживал что-то своё.

Перед троицей расстилалась дорога без конца, которая выбрала их давным-давно — ещё в тот день, когда Геральт и Лютик встретили в корчме в Венгерберге старого чудака, назвавшегося Гэндальфом и пускавшего дымовые кольца из трубки.

До Хельмовой пади им оставалось не так далеко.

До битвы при Хельмовой пади — еще меньше.

Но как ведьмак сумел отличиться в стенах Хорнбурга — это уже совсем другая история.

* Здесь и в прошлой главе — текст песни из фильма "Никколо Паганини", которую исполняет Альберт Асадуллин. Припишу-ка и её старине Лютику, думаю, голос у него подошел бы.

** Роханское название Андуина, не всем известное.

Каван стоял на скале где-то над юго-восточными подходами к переправе и всматривался в ночь.Над наскоро сколоченным частоколом лагеря позади него реяли знамёна Белой Длани.

Ещё недавно Каван срывал и сжигал эти знамёна, когда старейшины клана Кабанов приговорили — примкнуть к дуводиадам-северянам и поднять оружие на воинов Сарумана, выжимавших из Дунланда все соки. А потом была долина Волчья Пасть, где воинство чародея показало свою силу — с огромными потерями, но одолев мятеж. А потом орки и варги явились в его родной Авардин, и их начальник дал выжившим мятежникам выбор. Либо вы, неблагодарные рыжие морды, получаете в знак деятельного раскаяния по двадцать пять горячих на задницу и идете со своими мечами и луками на службу великому Шарку — либо ваши родичи по жребию отправятся в рудники, или в варго-откормочную яму, или в башню к Самому для опытов.

Выбор был нетрудным.

Теперь Каван рубил форгойлов, обдирал с мёртвых форгойлов всё ценное, чтобы под угрозой отсечения головы сдать четыре пятых под роспись пузатому полуорку — начальнику над базовым лагерем Луфут-Мос на Изене. А заодно и выполнял за поганцев грязную хозяйственную работу по лагерю при вдвое худшей, чем у орка, пайке — но такова уж была участь всех штрафников вроде него. Так что стоять в дозоре на одном из самых дальних и легко простреливаемых постов было хотя бы не столь изнурительно.

Внезапно Каван увидел, что под скалой к нему направляются два жёлтых огня, загоревшихся в темноте над Изеном. Скорее всего, глаза варга. На всякий случай дунландец обнажил меч — хотя варгов жестко натаскивали не нападать на своих, но штрафника-другого, бывало, эти зверюги заламывали просто ради забавы.

Но когда Каван пригляделся получше, то увидел, что по скале к нему карабкается человеческий силуэт, а не волчий. Пока дунландский воин прикидывал, что бы это значило, некая сила сбила его с ног и выбила меч из рук.

Ещё мгновение — и Каван уже лежал плашмя на скале с люто саднящим сломанным носом. Краешком глаза он видел беловолосого мужа с глазами, как у кошки, который вынул было меч из ножен, но задумался. Похоже, он узнал Кавана. Потому что дунландец тоже узнал его.

— Ты... Белый Волк...

— Да. — пригнувшись, шёпотом сказал противник. — Я тот самый Белый Волк Геральт. Проклятый колдун. Шпион дуводиадов и пожиратель младенцев. Тогда в Авардине ты был одним из первых, кто поддержал нас. Помнишь?

— Что... Что тебе надо, дуводиадский колдун? Как ты вышел из ям Изенгарда? Вся ваша шайка обманщиков уже... мертва... — недоумевал Каван.

— Мне нужны от тебя три услуги, Каван, дом которого я когда-то оборонял от мародёров Сарумана, — сказал Геральт. — Во-первых, сейчас мы с тобой спустимся в ваш притон и разобьём цепи на форгойлах.

— Лошадникам помогать?! — прошипел Каван. — Да я лучше твоего дерьма наемся!

— Ловлю на слове, — сердито ответил ведьмак. — Второе — я пройду через лагерь к острову Большой Изен и близлежащим скалам и вернусь с... человеком, которого там найду. Живым или мёртвым. И мне ничего за это не будет.

— А ты не хочешь, чтобы я тебе голову Сарумана принёс за бороду? А то меня ведь всё равно казнят, когда ты уйдёшь. Они дознаются... Ты ведь знаешь, как они дознаются, — сказал Каван.

— И чтобы тебя не казнили — третье. Ты по возвращении в лагерь передашь другим таким же горемыкам, что Белый Волк явился тебе во плоти и во славе и передал — ещё ничего не закончено, рубите орков и уходите в горы. Ну так что? — спросил Геральт. — Будем сотрудничать — или прокисшее ведьмачье дерьмо лопать?

Гримбольд уже сам не помнил, который день скрывался в камнях.

Этот кошмар начался для воеводы и его товарищей на Изенских бродах еще тогда, после злополучного первого штурма переправы, когда они схоронили самого принца Теодреда. Гримбольд рассчитывал, что им все-таки удалось нанести тяжелый урон изенгардцам и те еще какое-то время не осмелятся на рывок через Изен, будут копить силы. Но он просчитался.

Второй штурм брода начался всего через неделю. Эркенбранд со своей хоругвью ушел на юг, чтобы отрезать основные силы противника от Изенгарда, но в результате сам оказался отрезан от полевой армии рохиррим отрядами, перебравшимися через Изернор. А тем временем на другом берегу Изена подтягивались подкрепления орков и троллей и готовился главный удар. Многие дрогнули.

Да чего уж там — когда дрогнул Эльфхельм и решил что на Бродах тающая армия уже бесполезна, вместе с ним ушли почти все. Те же, кто остался, были слишком слабы, чтобы отступать. А Гримбольд был слишком упрям: "Моё место там, где лежит Теодред!" — бросил он тогда в лицо Эльфхельму и его дезертирам.

Ему повезло — Изенгард не стал специально его искать, когда он остался один, живой, пусть раненый и ненадолго потерявший сознание. Он очнулся раньше, чем тот варг дотянулся своей вонючей клыкастой мордой до его шеи. Он нашел надёжное укрытие между скал. Он питался кониной и волчатиной — после трех сражений подряд на Изене недостатка в них не было — а пил воду из реки, даром что прогорклую от новых притоков из человеческой, конской и орочьей крови.

Возвращаться Гримбольду было мерзко — он был уверен, что придёт лишь на пепелище, заваленное костями соплеменников и экскрементами доблестной изенгардской грабь-армии. Для себя он решил, что Рохана уже не существует. Любая другая армия, которую бы собрал Теоден, точно так же не выдержала бы ударного кулака Изенгарда — особенно теперь, когда казну разворовал этот трусливый хорёк-временщик Грима.

Теперь его место было здесь — где покоилось тело его принца и командира. Где никому не было дела до последнего солдата дома Эорла и никто уже больше не явится к нему. Разве что призраки.

На хрен-его-знает-надцатый по счёту день на Бродах призраки наконец-то подсуетились. Их было шесть или семь. Но для призраков они слишком материально звенели разбитыми кандалами и употребляли в адрес изенгардцев слишком смачные роханские слова. А тот, кто вёл их за собой, слишком крепко пропах лошадью и орочьей убоиной. И у него были до боли знакомые два меча за спиной.

— Ведьмак, Враг тебя задери... Так ты не сгинул там, в эльфских дебрях за горами, куда они погнали тебя своими колдовскими видениями?

Геральт просто кивнул.

— Этот ведьмак, кто бы он на самом деле ни был, вывел нас из плена, — сказал Гримбольду норкрофтец Торстен, один из освобождённых. — Он сказал, что идёт за тобой, маршал. Мы отведём тебя в Рохан — или отнесём, если понадобится.

— Иди ты троллю в задницу, Торстен, и будь здоров. А мне дай умереть, — ответил Гримбольд, смотря в одну точку перед собой. — Пусть меня убьют на одной земле с Теодредом. Их всё равно слишком много. Они всё равно лучше нас вооружены и обучены. А Рохана уже давно нет.

— Ты ошибаешься, Гримбольд. Рохан есть. И даже одерживает победы. У Теодена нашлась свободная минутка, чтобы послать за тобой на Броды меня, — сказал ведьмак. Думая, что Гримбольду тяжело передвигаться, он попытался поднять воеводу, чтобы усадить на Плотву, но тот со злобой отпихнул его.

— Победы! Разве что над нерегулярными шайками, которые в поисках добычи перелетают аж за Энтаву! А их главные силы — это почти пятнадцатитысячная орава орков и дикарей! И они уже на марше на Хорнбург, если уже не пируют на его руинах. Очень может быть, что это вообще лишь передовой отряд. Я не сумел удержать переправу, и теперь их не сдержать.

— Здесь не сдержать, но об Хорнбург орки разобьют свои низкие лбы. Если он еще наш, — Торстен неуверенно оглянулся на ведьмака, как более знакомого с обстановкой на фронтах. Геральт кивнул, улыбнувшись одними губами.

— Твой король поднял свой штандарт в Хорнбурге, Гримбольд. Пока ты нес свою одиночную вахту, в тылу многое переменилось. Грима из фаворита и тайного советника стал государственным преступником и теперь прячется у орков в обозе. На Быстроводной и при Брокбридже разбиты тактические группы изенгардцев, прокладывавшие путь к Эдорасу. Теоден собрал всех, кто остался, и готов к драке. Силы Рохана теперь в Хорнбурге, Гримбольд. И Эльфхельм с ними, — добавил ведьмак.

— Неужели? Когда я последний раз видел короля, он еле передвигал ноги и с трудом мог дойти до ветру, не говоря уже о Хорнбурге, — Гримбольд, как и тогда, в день их первой встречи с Геральтом, не страдал излишней доверчивостью.

— Я же говорю — многое изменилось, воевода. Эльфхельм поручил мне передать тебе, раз уж ты жив, что он сожалеет, что вынужден был выбирать — бросить тебя или сохранить остаток армии. И это не единственный остаток — где-то тут в горах ещё бродит корпус Эркенбранда.

— Эркенбранд сохранил корпус? — В Гримбольде снова проснулся военачальник. — Если ты не соврал, ведьмак, то это меняет наше положение. А если соврал, то всё равно мне на роду написано умереть в бою. Торстен! Дай руку!

Вскоре группа Геральта, уже переправившись с острова, двигалась на восток, в условленное место, где ее уже должны были ждать. За скалами, где в хорошо защищенном урочище располощился Луфут-Мос, слышался треск огня, лязг железа, Чёрная Речь и дунландские кличи.

"Похоже, Каван и его штрафники всё-таки не оправдали высокого доверия Сарумана Мудрого, — удовлетворённо подумал ведьмак. — Мы уйдём спокойно".

Но когда маленький отряд свернул в ущелье меж холмами, выводившее к Условленному Месту, то стало ясно, что Геральт несколько заблуждался. Обглоданные орками и варгами товарищи Торстена и его освобождённых друзей, качавшиеся на ветру в грубых самодельных клетках, конечно, не прибавляли рохиррим веры в себя. В довершение всего, в конце дороги показался заслоняющий звёзды тёмный силуэт.

— Смотри! Там, впереди! Ну и огромен же этот тролль! — тихо сказал Гримбольд, свесившись с Плотвы. Его сломанная в бою нога срослась так криво, что ходить он мог, лишь превозмогая нечеловеческую боль, и Геральта не пришлось долго просить уступить ему место на лошади. — Совладаешь с ним, ведьмак?! А?

— С шестью помощниками — скорее всего, — указал Геральт рукой на Торстена и бывших пленников. — У них теперь трофейные клинки изенгардской ковки. В их пробивной силе ты сам убедился. Троллю при любом исходе будет больно.

Ведьмак глотнул скляночку "Пурги" для пущей маневренности — в бою с большим неповоротливым врагом это был лучший эликсир. Затем добавил несколько капель "Иволги" на случай, если тролль всё-таки его оглушит, и сделал знак рукой освобождённым рохиррим.

— За Теодена! За Эркенбранда! — взревел воевода, обгоняя Геральта и на Плотве ринувшись в бой.

— За Гримбольда! — кричал Торстен.

Но едва тролль успел сделать первый замах дубиной, а его противники — мечами, воздух разрезали белые молнии, и шкура страховидлы явственно задымилась. После этого он продержался бы под ударами ведьмака и рохиррим около минуты — если бы не вторая молния, после которой огромная туша окончательно рухнула, чуть было не задавив Плотву с Гримбольдом на ней.

В открывшемся за палёной троллятиной проходе Геральт увидел двух всадников — одного с перевязанной головой и в обычном роханском доспехе, другого — в белом одеянии, белой шляпе, с белой бородой и при белом посохе, который слегка поискривал. Белый приветственно помахал ведьмаку своей шляпищей.

— Мэтр Гэндальф! Комес Эркенбранд! Как видите, задание выполнено, — Геральт действительно был рад видеть чародея, несмотря на все, чего нахлебался по его милости.

— Похоже, мы все искали друг друга, Гримбольд, сын Гримы, — сказал Гэндальф, зажигая трубку. — Чужестранец Геральт, что так славно себя зарекомендовал под твоим началом, нашёл тебя и вывел живым сквозь вражью ораву. А отважный Эркенбранд вышел на меня. Хотя во многом нам всем безмерно повезло сойтись в западных воротах Рохана в одно и то же время, вышло так, что я этому... Немного поспособствовал.

Над лагерем Эркенбранда вставал рассвет. В укромном отроге Белых гор, почти соединяющемся с Изернором, уже слышались ржание, ворчливая брань десятников и отрывистые команды. Геральт, Гэндальф и роханское командование разместились в эркенбрандовом шатре, судя по пошлой роскоши — трофейной или закупленной через Харвик вастакской работе.

— Пусть мы и потеряли уйму времени, но можно считать, что нам повезло, — вел заседание импровизированного штаба Гэндальф. — Наш общий друг Эркенбранд занял крайне удачную позицию. Здесь мы практически неуязвимы для изенгардцев, следующих по равнине. А тропы, ведущие отсюда к истокам Быстроводной, позволят ему в нужный момент незамеченным вывести корпус в горловину долины и захлопнуть нашу мышеловку.

— Не позволят, — покачал головой Дунгер, тан уже знакомой ведьмаку долины Харроу и рогатый щедротами Лютика муж Эллен Фремедон, прибывший сюда из королевской ставки. — Их около тысячи — слишком мало, чтобы просто запечатать проход в падь. Не говоря уже о том, чтобы продержаться как следует против двадцати тысяч клинков.

— Уже не двадцати, — поправил Гримбольд. — Столько их было, когда мы отступали за броды. На бродах осталось ещё тысяч пять-шесть. А среди тех, что прошли и движутся на падь, хватает согнанных силком дунландцев. Они существенно уступают изенгардским выкормышам в выучке и боевом духе.

— Вот именно, — добавил Эркенбранд. — Резонно предположить, что когда изенгардцы начнут штурм, самых ненадёжных — дунландские части, добровольцев из Туманных гор и Мории — они сгонят в хвост. Чтобы они добивали тяжелораненых, вязали легкораненых, обдирали убитых, а не путались под ногами на острие атаки. Если на такой хвост хорошенько наступить, то это позволит государю в Хорнбурге уравнять шансы. Уж точно.

— Опять же штрафники незадолго до нашего прибытия подняли бунт в Луфул-Мосе, — скромно намекнул Геральт. — Ряды изенгардцев поредеют даже чуть сильнее, чем мы ждали.

— Но всё равно план рискован, — стоял на своём Дунгер. — Даже с учётом всего, сказанного вами — Саруман приведёт в Хельмову падь вчетверо больше копий и сабель, чем собрал Теоден! Не лучше ли вам пройти за Хельмов вал и усилить собой гарнизон Горнбурга — так хоть на вашей стороне будут стены и башни!

— За план не беспокойся, Дунгер, — молвил Гэндальф. — Кто сказал, что мышеловку будет захлопывать только Эркенбранд? Геральт, сейчас я буду думать, а значит — пускать много дыма из своей трубки, и тебе лучше будет выйти на свежий воздух, а то после эликсиров не ровён час тебя вырвет. — Только сейчас Белый заметил присутствие ведьмака

Ведьмак, привыкший к чародейским тайнам, ушел, как ребенок, которого отсылают спать. Гэндальф — что Серый, что Белый — и так доверял ему больше, чем любые из знакомых магиков, так что Геральт не был в обиде.Перед уходом всё же услышал за спиной раздраженную речь Дунгера:

— И кого же ты привёл на выручку рохиррим, Гэндальф? Эльфов? Бойцовых полуросликов? Может быть, деревянных солдат?!

Как минимум одного эльфа в лагере Эркенбранда действительно можно было найти. Правда, той величавости и горделивости, которой эльфы Средиземья отличались даже в яме в кандалах, в нем было мало. Он выглядел таким же усталым воином, как и все вокруг.

— Ceadmil, Gwynbleidd, — сказал эльф совсем не на синдарине и двинулся навстречу Геральту.

— Ceadmil, Iorveth, — Геральт уже соскучился по прожжённому скоя'таэлю и отметил сие крепкими дружескими объятиями с мощным похлопыванием по спине. — Какими судьбами ты в лагере Эркенбранда? И где остальные Серые плащи?

— Дунаданы встали станом по соседству, они в резерве. Насколько я в курсе, Арагорн просил беречь своих людей для каких-то важных дел. Наверняка всё грезит о престоле в Минас-Тирите — но боюсь, он придет туда уже на пепелище и многие не дойдут, — сказал Иорвет. — Что-то начинается. Не забывай, как Seidhe чувствуют такие вещи. Не хуже Aen Eldar, несмотря на весь их снобизм.

— Я смотрю, в Ривенделле ты так и не стал до конца своим, — сказал Геральт.

— Ещё бы стал. Eldar не просто говорят на иных языках — они и думают совершенно иначе. Им никогда не приходилось прозябать в резервациях и жить под страхом шибеницы. Они сумели заставить туземных D'hoine уважать себя. Я для них — в лучшем случае реликт времён разрушения Дориата. В худшем — и вовсе нечто непонятное и жуткое. Поэтому Элронд был удовлетворён, когда я уехал из Имладриса.

— А почему ты здесь, а не с дунаданами?

— У нас возникли разногласия с рядом полевых командиров. Из-за твоей персоны, между прочим, — сказал Иорвет. — Не все следопыты смогли тебе простить, что ты вернулся из Сарумановых застенок один, без Лотрандира. Каленглад до сих пор переживает, что не утопил тебя в озере, пока было ещё не поздно. И Гальбарад решил, что мне лучше уйти дабы не началась поножовщина еще до битвы.

— Я вернусь за Лотрандиром. Или его бездыханным телом. Но вернусь. Я поклялся в этом самой страшной ведьмачьей клятвой — самому себе. Геральт из Ривии, конечно, чужак, полумонстр, мясник и мордорская рожа. Но он не предаёт доверие тех, кто хоть раз бескорыстно протянул ему руку.

— Я-то знаю, Gwynbleidd. Но разве я могу переубедить сразу пяток упрямых D'hoine? — усмехнулся матёрый эльфийский партизан. — Да и не хотелось мне, чтобы ссора со следопытами зашла слишком далеко. Они слишком похожи на моих старинных товарищей — хоть и низшая раса. Лучше расскажи, как там наш виршеплёт?

— Лютик чувствует себя прекрасно. Развлекает двор в Медусельде, периодически ассистирует мне и неустанно возмещает людские потери Рохана. Аж штаны застегнуть не успевает, — в тон другу ответил Геральт.

— Значит, он здесь выживет. Ого, мэтр Гэндальф закончил совещаться наконец-то.

— Всё-таки он не самый худший из чародеев, — сказал ведьмак.

— Он нечто большее, чем чародей, — ответил эльф-Seidhe. — Как и его враги. Всё-таки главное от нас держат в тайне так же, как и на брегах Яруги.

— Спасибо, что дождался старика, Геральт, — молвил Гэндальф, держа на отлёте трубку, испускающую красивые колечки. — Я как раз хотел напомнить, что хоть контракт ты заключал со мной, но в рамках сего контракта числишься помощником для особых поручений государя Теодена и принцессы Эовин. И первый из них хотел бы видеть тебя в Хельмовой пади до того, как выход из неё превратится в поле битвы. Как мне стало известно, изенгардцы поняли, что отряды с востока окончательно не вернутся — в том числе вашими с Хорном стараниями. Так что на Хорнбург они выступают уже сейчас. Выступи и ты, пока у тебя фора.

— Служу дому Эорла, — спокойно ответил Геральт и пошел к Плотве, которая в этот раз хоть успела перекусить.

— Va faill, Геральт. Если свидимся — узнаешь, какой сюрприз я везу из Имладриса. Если нет — что ж, может, я всё-таки смогу полюбоваться на их хвалёный Валинор. Пусть и из чертогов Мандоса, — попрощался Иорвет.

— Не спеши туда, — сказал Геральт. — В Рохане есть заведения и погостеприимнее. Даже для эльфов.

Плотва несла его навстречу великим событиям.

Луфут-Мос, Фушум-Раус и все соседние лагери Изенгарда на Изенских бродах резко пришли в движение.

Ускоренным маршем по разорённым хуторам и городам, по обгрызенным до крайности черепам и костям шли, бряцая железом и ощетинившись пиками, Первая, Вторая и Третья тактические хоругви дюжих откормленных уруков Изенгарда, встречи с которыми для роханской кавалерии были смертельны. Брели дунландские федераты и штрафники под свист девятихвосток надсмотрщиков-полуорков. Выталкивала колёса катапульт и таранов из грязи, щеголяя многоэтажной Чёрной Речью, прислуга боевых машин. С гиканьем и воем неслись горные орки-наездники на варгах, за ними поспешали пешие волонтёры — морийские орки, гоблины Туманных гор и прочий сброд с Севера, сведённый Саруманом в легион «Больг».

Хорнбург, а за ним и Рохан должен был быть раздавлен и стёрт с лица земли этой армией — крупнейшей от Моря до самого Андуина. Бойцов подгоняли, орков драли нещадно, упавших затаптывали и переезжали баллистами.

Беловолосый всадник, наблюдавший за этой более чем десятитысячной тучей из зарослей на склонах Эред Нимрайс, думал:

«А ведь эта спешка выдаёт слабое место планов Изенгарда. То, с чем мы с Лютиком столкнулись в степях Рохана, на деле и было самой важной волной наступления. Все эти тактические группы, рассеянные отсюда до Вильдермора, имели целью не только разорять поля, перерезать торговые пути и подрывать экономику — но и войти в Эдорас, стакнувшись с Ордлаком и Гримой. После того, как этот план немножко нарушили, их стали стягивать в лагеря на север и запад, чтобы они прикрывали подступы к лагерю осаждающих в Хорнбурге. Теперь же, после Быстроводной, после Брокбриджа, после мясорубки в Бардх-Дорам, после битвы за Торсбери — тыл у армии Сарумана остался обнажённым, как у рыцаря Пылающей Розы, застуканного с мельничихой. И у Гэндальфа и Рохана есть шанс преуспеть с мышеловкой».

Беловолосый прервал раздумья и воскликнул:

— Шевелись, Плотва!

Ведьмак яростно гнал лошадь по склонам Эред Нимрайса, к которым снизу, с Быстроводной, подступал туман. По осклизлым камням брода. По вытоптанной тысячами всадников, пеших, обозников, беженцев траве подступов к Хорнбургу.

Наконец Геральт увидел меж замыкающих долину меловых скал короткую, грубо сработанную стену Хельмова вала, а у ворот — суетящиеся фигурки. Он успел. Мимо ведьмака просвистела стрела, потом — другая. Но это были стрелы отнюдь не преследователей от Белой Длани — обстрел шел со скал, с роханской стороны.

— Немедленно прекратить, болваны!!! — заревел знакомый голос. — Это не полуорк!!! Это Гэндальфов ведьмак на службе короля!!! Я вас...!!!

Хорошо поставленный командный голос принадлежал Гамлингу, сыну Леоферта, коменданту Хорнбурга. Он нехотя дожидался охотника на чудовищ, чтобы последним впустить в крепость.

— Тебя только за смертью посылать, ведьмак, — выбранил его Гамлинг. — До прибытия орков осталось дай валар пара часов!

— Главное — работа сделана. У меня грамота от Эркенбранда из штаба, — сказал Геральт, предъявляя свиток с печатью Эркенбранда.

Когда за спинами ведьмака и Гамлинга захлопнулись ворота на валу и лязгнули засовы, Геральт обнаружил, что к нему на своих двоих спешат Лютик и знакомый ещё по Братству в Ривенделле краснолюд Гимли. Точнее, краснолюдом он бы звался в Махакаме, а здесь с гномами их никто не различал.

— Геральт, ты живой? — воскликнул Лютик.

— А какой же ещё?! Изменники-Крепкохваты в Туманных горах его рубили — не зарубили, Ивар-умрун рубил — не зарубил! Я помню, хе-хе! — воскликнул приземистый бородатый Гимли. — Ну всё, ведьмаки! Теперь марш за мной в караулку! Теоден Роханский и наш общий друг Арагорн жаждут тебя видеть.

Хельмов вал — скалы, местами соединенные стеной — был лишь первой линией обороны Хорнбурга. За ним меж непроходимых обрывов на несколько миль вглубь уходило плоское безлесное пространство. А заканчивалось оно уже собственно Хорнбургом — крепостью, которую, по поверьям рохиррим, построили великаны по воле морских королей. Впрочем, Гэндальф ещё в Эдорасе говорил Геральту, что спроектировали и возвели Хорнбург по заказу короля Брего гондорские военные инженеры четыре столетия тому. И насколько чародей помнил, ни один великан не участвовал в его строительстве. Он даже называл имя искусника-фортификатора — вот только ведьмак забыл.

Крепость — с донжоном, казармами, конюшнями, кузницами, мастерскими и всей оснасткой — занимала западную часть пади. От неё ещё на три мили к востоку уходила толстая прочная стена, отгораживавшая самый конец пади, где было достаточно места, чтобы держать скотину на маленькую армию, а Быстроводная — ещё мелкая речушка, а не главный приток Энтавы — обеспечивала ту же армию водой. Прикрытие крепости с других сторон обеспечивали обрывистые склоны Трайгирна.

Этот забытый Геральтом гондорский зодчий действительно был гением. Но он не предусмотрел одного — роханской системы снабжения, которую Грима Гнилоуст практически уничтожил. Лучникам на складах Хорнбурга не хватало стрел, мечникам — мечей. По внутреннему двору туда-сюда сновали солдаты с бочками трофейных орочьих тесаков и патриотически пожертвованного народом железного хлама, которые тащили кузнецам на перековку.

Солдаты с бочками уворачивались от горделиво гарцующих по крепости танов с их дружинниками, королевских гвардейцев, обозных телег. В Хорнбурге царил тот ералаш, который Геральт и Лютик раньше наблюдали только на ярмарках, когда всем обществом ловят карманника.

Наконец Гимли провёл их в донжон, а там — переходами меж колонн и арок на второй этаж. Здесь в палате с гобеленами, изображающими ржущих меарасов и дев-защитниц с щитами, за длинным столом сидели и корпели над картами трое.

Молодой третий маршал Марки Эомер, встряхивая соломенными косицами и такой же заплетенной бородой, о чём-то спорил с высоким худощавым темноволосым с проседью мужчиной, который делал пометки красными чернилами на схеме каких-то пещер. А рядом с ними задумчиво облокотился на стол крепкий жилистый старик в надраенном до блеска панцире — его величество Теоден, сын Тенгела. Деловитый же темноволосый, судя по внимательным серым глазам и до боли знакомому ведьмаку кольцу Барахира на пальце, не мог быть никем иным, как Бродяжником... ну ладно, Арагорном, сыном Араторна, наследником арнорского царствующего дома in exilium.

— Мы снова встретились, Геральт, — встал Арагорн из-за стола. — Когда ты успел обрасти легендами ещё и в Западном Рохане? Я ведь уехал из Эдораса совсем недавно, — и пожал ведьмаку руку.

— За ведьмаками всегда тянется шлейф баек, как за принцессами на свадьбе. Государь! Доставлен пакет от Эркенбранда, — ведьмак достал искомое из-под куртки и вручил Теодену.

— Радуйся, что мы в походных условиях, а не то солоно бы тебе пришлось за нарушение дворцового этикета, — ворчливо ответил Теоден. — За службу благодарю, и боюсь, у меня будет еще сотня поводов поблагодарить тебя, пока ты среди живых. Вы, Геральт и Лютик, уже знаете, что изенгардцы на подходе, так что понадобитесь нам на стенах, — безапеляционно распорядился монарх рохиррим

Ведьмак и глазом не моргнул, но виконт де Леттенхоф заметно упал с лица:

— То есть? Я... Но...

— Вы оба взрослые здоровые мужи, способные держать оружие, — сказал Арагорн. — Скидки по старой дружбе для вас — слишком большая роскошь. Мы ждём орду орков уже через час с небольшим, так что не медлите! Тебя, Геральт, как более опытного бойца мы направим на передовой рубеж, на Вал. Поступишь в распоряжение Гамлинга. А господин Лютик останется здесь, на внутренних укреплениях. Клинком ты вроде бы владеешь уверенно, виконт, но не забывай и свою лютню! Кто сказал, что нужно бросить песню на войне?

Ведьмак хотел было передать Арагорну, что Иорвет везет для него некий сюрприз из Ривенделла, но тот и слушать не стал:

— Если Саруман нас всё-таки перемудрит или просто задавит, он мне не понадобится. А если выиграем, то тогда и обсудим это.

Гамлинг встретил ведьмака уже в сумерках, на стене Хельмова вала над Быстроводной. Он стоял на деревянной площадке, державшейся разве что на королевском слове Теодена, и наблюдал, как орко-дунландская толпа с факелами заполоняет долину:

— Все говорят, что ты на мечах чуть ли не первый боец Севера, так что не мне тебя учить. Ступай на восточный вал, к сотнику Торрхену, и рубай всё, у чего клыки растут из пасти больше чем на полдюйма.

Так Геральт из Ривии стал защитником Хельмова вала — в тот самый момент, когда уруки пошли на приступ, а следом за ними — лучники-дунландцы и гоблины-мародёры из «Больга».

В скалах Хельмова вала было несколько узких проходов, через которые лезли уруки. Оборонять их при условии хорошего владения мечом было несложно, так что ведьмак оказался для недоверчивых мечников рохиррим ценным приобретением. Особенно после того, как удачно применённым знаком Аард похоронил под меловой глыбой пару десятков орков.

— Хельмовы яйца! Ну ты даёшь, северянин! — восхитился Торрхен. Он стоял прямо под статуей Хельма Молоторукого, звуками рога изгоняющего врагов и зиму, так что помянутый объект находился прямо над головой сотника.

Но держать оборону становилось все сложнее, а Геральту сложно было частить со Знаками, приходилось элементарно рубиться с уруками, не покладая рук — с приближением полуночи они всё прибывали. Один орк с очумевшим выражением морды едва не сбил его с ног и не прорвался на вал, но ведьмак вовремя нанёс ему колющий удар — туда, где панцирь заканчивался. С визгом орк рухнул наземь, и Геральт успел разглядеть, что в его закатывающихся глазах зрачки расширяются и сужаются, как у кошки — или ведьмака.

— Смотри, желтоглазый, эта харя точь-в-точь как ты, — подколол Геральта мечник Беохтрик.

— Этого я и боялся.

Ведьмаку явление необычного орка говорило одно — Саруман в плену всё-таки что-то вычитал из его мыслей об эликсирах. И воспользовался этим.

Уруки продолжали переть и переть на вал, их приходилось уже по трое, а то и четверо на одного, и тогда Гамлинг протрубил отход к стенам. При отступлении его команда потеряла ещё десятка четыре бойцов, оставшихся на Быстроводной со стрелами и дротиками в спине.

— Ты оттуда? — окликнул Геральта Леголас, когда тот, взмыленный не хуже Плотвы, уже прибыл во внутренний Хорнбург.

— Угу, — на более содержательный разговор с принцем Лихолесья ведьмака уже с трудом хватало.

— Куда нас денут? — спросил у Леголаса Гамлинг.

— На стену! Благодаря вам мы успели наскоро поднатаскать несколько сот пожилых и подростков, что покрепче, и даже вооружить, но они внизу, стерегут беженцев, а вы сейчас нужнее наверху!

— А где Гимли? Лютик? — встрял Геральт.

— Гимли с Эомером на вылазке, а Лютик только недавно отпел и, похоже, ему прилётся сменить лютню на меч до утра.

Но Геральту не суждено было пересечься с лучшим другом до конца боя. Они с Лютиком оказались на разных участках стены, хоть и занимались одним делом — «гоняли кошек». На армейском жаргоне это означало спихивание лестниц и рубку скалолазных верёвок, которые забрасывали на стену осаждающие.

Впрочем, в кошкодавах ведьмак проходил недолго. Во время очередной минуты затишья на стену взобрался запыхавшийся роханец-десятник и спросил громко, как только мог:

— Кто здесь Герланд из Рыбли? Шаг вперёд!!!

— Я. Геральт из Ривии. — сделал шаг вперёд ведьмак.

— Срочно беги отсюда в пещеры! Тебя гном немедля к себе затребовал! Говорит, у него там служба как раз по твоей части!

Так Геральт пропустил один из самых драматических моментов сражения — когда неизвестный орк подорвал таинственным «изенгардским порошком» стену над Быстроводной и тем самым, не подозревая того своим умишком, открыл новую главу в военной истории Средиземья.

Но в Блистающих пещерах ведьмаку стало уже не до этого.

Геральту не пришлось долго проталкиваться через огромный, даже ночью ревущий, бранящийся и зовущий мамочку беженский табор у истоков Быстроводной, чтобы добраться до пещер Агларонда. От ведьмака с его мрачной миной гражданские шарахались сами.

Провожатый-роханец провёл Геральта по тропе вдоль ручья, которому предстояло ещё стать Быстроводной. В одном направлении с ними тоже двигались десятки людей с факелами, многие вели под уздцы навьюченных узлами лошадей — бокастых фермерских тяжеловозов, а отнюдь не благородных кавалерийских меарасов. И все они стремились в черную пасть пещеры, откуда и вытекал главный приток Энтавы, в надежде укрыться там раньше, чем осадные машины изенгардцев сокрушат стены — а их грохот долетал даже сюда.

Ведьмак, чтобы не отставать от проводника, грубо растолкал каких-то трех кметов, обсуждавших слушок, что у орков на вооружении состоит чудовищная самоходная Чугунная Баба, обращающая в пыль всё на своём пути, — "сам видел!". Он проследовал в темноту, казавшуюся беспросветно черной с редкими огоньками, и лишь где-то через минуту увидел внутренности пещеры.

И понял, что никакая королевская сокровищница или содержимое сейфа в краснолюдском банке в подмётки не годится Блистающим пещерам.

Словно отполированные тёмно-пурпурные стены из какого-то небывалого мрамора были украшены мерцающей в свете факелов кристаллической окрошкой. Большие кристаллы — то розоватые, то зеленоватые — тоже были здесь в избытке, некоторые особо выдающие экземпляры достигали трёх человеческих ростов. Когда вместо факелов на стены пещеры попадал лунный свет из щелей в необычайно высоком куполе потолка, то все её богатства начинали серебриться. А меж отполированных колонн и кристаллических россыпей раскинулись почти бескрайние тёмные озёра.

Роханский проводник вёл Геральта по мягкому песчаному полу, на котором уже появились цепочки следов — видимо, воины рохиррим или беженцы уже просочились в сверкающую подземную кладовую. Наконец после пятнадцати минут пути быстрой рысью он провел ведьмака к подземному озеру, у которого на гранитной глыбе устроился искомый краснолюд Гимли, сын Глойна. Кряжистый, бородатый, макушкой едва ли по грудь охотнику на страховидл, он пребывал в экстазе.

— О, вот и ты, Геральт, наконец-то. Нет, ну ты видал?! — Гимли обвёл руками всё вокруг, чуть было не потеряв равновесие и не скатившись в озеро. — Это не камень! Это развевающиеся крылья, облака, занавеси, копья, башни дворцов из леденцов на палочке! По сравнению с этими пещерами чертог Короля-под-горой — просто как ретирадник за "Гарцующим пони"!

— Ты меня для этого привёл? Тогда как на стене сейчас ведьмачий меч был бы очень полезен, — сказал гроза страховидл Рохана.

— Нет, конечно. Любование пейзажами только во-вторых. Во-первых, мы думаем разместить здесь беженцев, а для этого надо пройтись с оружием по наиболее опасным местам — помнишь, Арагорн ковырялся в карте пещеры красными чернилами?! Там есть отмеченные, но не разведанные рохиррим расщелины, из которых многое может пробраться. Туда отправился отряд из семи-восьми человек разведчиков — до сих пор не вернулись.

— Где мне их искать? — резонно поинтересовался Геральт у Гимли.

— Там, на северо-западе, — и гном из Эребора указал куда-то в сторону водопадов. — Чур, возвращайся живым, ведьмак.

Ломать голову, что неладно на северо-западе, Геральту не пришлось — не заметить натянутую в одном из туннелей паутину было просто невозможно.

Великие пауки — так их называли, чтобы отличить от обычных подкустовных, подкрышных и сортирных паучишек-мухоловов — не раз уже плели свои сети на пути ведьмака. Ещё в Ривенделле и Арчете Геральт получил первые заказы на разорение гнёзд восьминогих, что после родных крапауков и прочих реликтов Сопряжения Сфер оказалось, в общем-то привычным. Только вот чем дальше на восток и юг, тем крупнее становились членистоногие страховидлы, толще панцири и острее жвалы. Не раз ведьмака спасала только вовремя принятая "Чёрная кровь", превращающая его самого в крайне ядовитого для хищников создание.

С "Чёрной крови" Геральт начал и на этот раз. Затем для верности он догнался небольшой порцией "Полнолуния" для общего ускорения реакции в бою.

Логово пауков оказалось не слишком большим, да и сами они не слишком крупными, хотя и омерзительно серыми и волосатыми. Меч ведьмака хотя и несколько затупился об орков, но дал восьминогим понять, что заточен в том числе на пробивание ещё более толстых хитиновых панцирей всевозможных жагниц и гловоглазов. Один за другим пауки складывали лапы кверху после Геральтовых ударов.

Когда ведьмак огляделся и не увидел в коридоре ни одного паука, он взялся за прорезание паскудных коконов, понавешанных в этом дальнем углу Агларонда меж кристаллами. В нескольких из них он нашел полузадохшихся разведчиков рохиррим — шестерых. Седьмым, болтавшимся в каком-то закутке у колонны, пауки уже успели попировать. Геральт сглотнул, но помог роханцам высвободить то, что осталось от товарища, для подобающих похорон.

— Однако! — покачал головой Гимли, когда ведьмак показал ему паучьи органы, потребные для эликсиров. — Хорошенькую свинью подложили бы мы этим бедолагам из Вестфольда! Теперь осталось проверить дальний туннель, а вдруг там то же самое ползает?!

В дальнем туннеле пауков не было. Там был кое-кто ещё более мерзкий.

Девчонка вылетела навстречу ведьмаку, крича "Караул! Караул!". Была она совершенно обычным роханским ребёнком, уже не вполне маленьким, белобрысым и раскрасневшимся от бега.

— Ты кто? Как тебя зовут? Где родители? — пытались расспросить её Гимли и Геральт, но она только мотала головой.

— Дяденька стражник! Дяденька гном! Нет времени на болтовню! Там разбойники прячутся! Разбойники из Дунланда! — пропищала девчонка.

— А дорогу покажешь? — спросил её дяденька гном.

На этот раз идти надо было просто на север. Кристаллов там становилось всё меньше, тоннель всё темнее и уже. Где-то на шестой минуте похода девчонка, услышав какие-то странные звуки, прислушалась: "Кто тута?". Геральт последовал ее примеру и уловил вполне членораздельную речь. Действительно дунландскую.

— Похоже, мы недалеко от укрытия форгойлов, бренин!

— Хорошо. Оружие к бою!

— А кто такой бренин? — шепнул ведьмаку Гимли.

— Вождь. Так, девочка, прячься в ку... эээ, кристаллы. Это очень серьёзно, — скомандовал Геральт.

— Никуда я не спрячусь! Я дева-защитница Рохана! — явно разыгралась девочка. И совершенно несвоевременно. В боковом подземном потоке зашлёпали ноги, и наружу показались важный тучный дунландец в накидке из рысьих шкур, которого окружали человек восемь воинов обоего пола. Судя по следующей реплике дунландского вожака, они с ведьмаком явно знали друг друга.

— Что ты тут делаешь, Гвынблейд? Разве твои кости не украшают собой дальний угол Изенгардской башни? Тогда почему ты жив? С гномом, да ещё и ребёнком? Кто из вас ему отец, а кто мать?! — насмехался над ними Лхеу, предводитель клана Соколов, верный (не всегда) подданный Белой Длани и радушный, гостеприимный хозяин отряда гостей-северян, следующих в Рохан на встречу с Арагорном. Потом его гостеприимство хорошенько аукнулось ведьмаку...

Тогда, в своей резиденции в Тур Морва у подножия Метхедраса, Бренин Лхеу точно так же стоял и ухмылялся. И было это точно так же в пещере, но гораздо менее примечательной и более затхлой. А за его спиной стояли десятки воинов-Соколов.

Несколько из них уже лежали изрубленными на каменном полу — напав на Геральта и Лотрандира в камере, в которой те нашли уже мертвым взятого ими Саруманова языка, они испытали на себе остроту ведьмачьего меча и клинка следопыта. Но дунландцев, ещё недавно давших отряду дунаданов приют, было слишком много.

— Мне очень жаль, что так получилось, мой дорогой друг Геральт. Правда жаль. Следопыты — достойные, сильные люди, я вижу в них отражение собственного народа. Но не с твоих ли слов я знаю об огромных воинствах, которые собрал Саруман? Говорят, он готовится возвратить нам наши земли за горами, и этот день уже близок... Я не слуга волшебника. Но более всего на свете Саруман ценит знание. И именно Соколы сейчас способны дать ему то, что ему нужно.

Лотрандир и ведьмак осматривались в поисках пути для прорыва. Но его не было. Этот поиметый бренин приготовил им идеальную ловушку.

— Волшебник будет счастлив получить в подарок настоящего ведьмака из неведомой земли и дуводиада, которого Враг занёс так далеко на юг. А когда придёт время делить возвращённые земли, он вспомнит мой щедрый дар...

Еле заметный знак рукой — и на каждого из них навалились по четверо дунландцев. Лотрандир лягался и даже пытался кусаться, Геральт ранил одного из предателей, но всё было бесполезно.

Потом был удар по голове — и пробуждение в вонючей скрипучей телеге неведомо куда. Потом были камеры Изенгарда. Допросы с пристрастием — мучительным ментальным пристрастием, после которого хотелось повеситься. Долгие дни унижений, которых ведьмак не знал еще ни в одной яме. А Лотрандир хлебает их до сих пор... Если не умер и не спятил...

— Это ты что здесь делаешь, Лхеу? — спросил Геральт. — Здесь тебе нет ни эля, ни колбасы из потрохов, ни податливых девок из прислуги. Только вооружённые лошадники, вооруженный гном и вооружённый я.

— Зато ты всё равно в меньшинстве, — потирал руки бренин-предатель. — Лучшие мои воины вышли против тебя, а я сильнейший из них. Никто не знает пещеры под Метхедрасом лучше Соколов, и вот мы здесь, по другую сторону Врат. Мой господин Саруман Мудрый щедро платит за головы форгойлов. Особенно детей. А ты как раз тут — с ребенком и гномом! Может, всё-таки гном его мамаша — у них ведь бабы бородатые?

Ведьмак стоял в боевой стойке и думал, что Лхеу всё же прошёл через нечто большее, чем настойка из мухоморов или эль. Он посмотрел вождю в глаза — и увидел до боли знакомые по каждому зеркалу сужающиеся зрачки. Похоже было, что вождь Соколов стал первым дунландцем, испытавшим на себе Саруманову модификацию ведьмачьих эликсиров.

— Я Гимли, сын Глойна, — сквозь зубы сказал ему оскорблённый гном, сделав ударение на слове сын. — А если хочешь называть меня мамашей — то пусть для начала твой... обвисок обсудит это с моим топором!!!

Но Лхеу сам первым в бой не полез — он сделал едва заметный знак своему вооружённому эскорту, и тот бросился на гнома с ведьмаком, по трое на каждого. Впрочем, Гимли и Геральт неплохо с ними управлялись, и скоро бренин Соколов остался в гордом одиночестве.

— Надо было прикончить тебя ещё в Тур Морве, ведьмак, и я исправлю эту ошибку сам! — взревел грузный Лхеу и бросился на ведьмака. Гимли он весьма болезненно отбросил с дороги так, что тот крепко приложился о мраморную плиту.

— Получай, нелюдь! Саруман открыл мне секрет твоих проклятых снадобий!, — ревел Лхеу. Он реагировал неожиданно быстро для своего пуза, умело уклоняясь от меча Геральта. "Хорошо хоть Знаки не освоил", — подумал было отбивающийся от него ведьмак. "Кстати..."

Геральт вспомнил, как знаком Аард сравнительно недавно обрушил сталактит на особо жирного паука, и решил повторить этот трюк. Оттолкав наконец в дальний угол дунландца, навязывавшего ему ближний бой, ведьмак сложил руки в нужный знак и все-таки отколол верхушку одного из крупных кристаллов, которая раскололась пополам при ударе об голову бренина Лхеу.

Но дунландский толстяк после такого удара продолжал стоять на ногах, и медленно, покачиваясь, ковылять в сторону Геральта. А Гимли, кряхтя, только-только поднялся.

И тут случилось непредвиденное. Роханская девчушка бросилась на Лхеу, тыча его в открытые бока и пузо с криком "Вот тебе, вот!!!". Частично оглушённый бренин не успел даже вовремя начать сопротивляться. Меч вывалился из рук сего недоведьмака изенгардского производства, а сам он с глубокими ранами повалился на пол.

— Отойди, тебе еще рано, — Геральт аккуратно отстранил девчонку от вождя Соколов, и, прикинув угол удара, нанес ему coup de grace по шее. Лхеу поплатился за тех, кого предал в нарушение всех законов гостеприимства Дунланда.

— Эк ты на него взъелась, девочка, — сказал Гимли, держась свободной рукой за травмированное мягкое место.

— Они отца убили! Изрубили на куски и скормили свиньям, вот так вот! — "Дева-защитница Рохана" чуть не начала в запале показывать это на гноме. — А теперь мы ему наваляли! За короля!

— Этот народ непобедим, — покачал головой Геральт. — Теперь, дева-защитница, мы проводим тебя к твоей родне, чтобы ты могла открыть свой боевой счёт. И сдай оружие, а то ещё буду резаным ведьмаком...

— Мне матушка разрешила... — недовольно и неуверенно начала геройская девочка, но нож отдала на то время, что Геральт и Гимли сопровождали её до повозок беженцев.

— Нет, клянусь бородой Дарина, эти рохиррим просто невероятные! Мы заключили с Леголасом пари, кто больше настрижёт орков Сарумана — сейчас у меня где-то... — лукаво задумался воинственный гном. — 24 на счету, у него двадцать два. Интересно, если бы я заключил пари с этой милашкой?

— Она бы быстро тебя обогнала, но это был бы её последний успех, — здраво заключил ведьмак.

— И то правда, — сказал Гимли. Но развить свою мысль гномий герой не успел — их всех крепко тряхнуло, а где -то за выходом из Блистающих пещер послышался не то взрыв, не то хлопок.

— Что это было? — спросил гном.

— Похоже, будто кто-то выломал кусок стены и швырнул оземь, — предположил Геральт. — Тогда нам надо спешить, пока сюда не хлынули сначала беженцы, а потом уруки.

Спешка не сильно помогла ведьмаку и Гимли: им уже за выходом из Агларонда пришлось вжиматься в каменную стену, чтобы не задавили бегущие от орков гражданские. А сразу же после этого на них налетел конный курьер из Хорнбурга:

— Что, допрохлаждались в пещерке?! Изенгардцы пробрались под стену по руслу Быстроводной и подорвали её каким-то паршивым колдовским Сарумановым порошком! Срочно, СРОЧНО бегите в Хорнбург, пока он ещё не взят!

Попытка быстро прорваться к Блистающим пещерам легко захлебнулась.

Самая ценная часть Изенгардской армии — Первая и Вторая тактические хоругви, а также остаток Третьей и вольные копья дунландского клана Дракона — были брошены на окружение и захват Хорнбурга, в котором засели сотни вооруженных до зубов роханских солдат. Против пещер же, где изенгардцы не ждали никого, кроме перепуганных баб с детишками и колченогих стариков из ополчения, был послан сводный отряд из орочьих иррегуляров Туманных гор легиона "Больг" и остатков вырезанного под Брокбриджем легиона "Азог". Это был малонадёжный корм для копий, который не выдержал бы долгой схватки с настоящими бойцами, но на то, чтобы зачищать и грабить территорию, вполне годился.

Но изенгардцы не учли, что сами же и оттеснили к пещерам небольшую группу солдат, в котором оказались такие испытанные бойцы и командиры, как Эомер, чей летучий отряд ещё недавно наводил на их ныне покойных товарищей по "Азогу" и "Больгу" смертельный ужас. Плюс к ним еще добавились завершившие разведку пещер Гимли, сын Глойна, и загадочный пришелец с севера Геральт, подвизавшийся на королевской службе. Атака на Агларонд быстро захлебнулась гоблинской кровью.

— Дальше мы легко додавим их, — сказал Эомер Геральту, несмотря на эликсиры, уже с трудом дышавшему. — А твоя задача сейчас — прорваться обратно в Хорнбург, на который валит основная сила Сарумана. Твои мечи и Знаки нужнее там, на стенах!

Лютик и Леголас затащили наверх веревочную лестницу, по которой только что влез Геральт. Он чудом успел до того, как просочившиеся в дыру в укреплениях уруки обложили Хорнбург ещё и с юга.

— Ты жив, Геральт... Bleadd, да ты весь в крови! — заметил виконт де Леттенхоф, который, впрочем, в это суровое время тоже был при кольчуге и оружии. Никогда ещё ведьмак не видел титана северной литературы в полном воинском облачении и, надо сказать, Лютик смотрелся в нём вполне уместно.

— Это кровь орка. Не беда, — ведьмак сплюнул.

— Тем лучше. Похоже, что взрывающегося порошка у изенгардцев немало — мы уже не раз отлавливали подрывников с факелами и мешочками этой дряни. И главное, они знали, куда бежать — видимо, Гнилоуст успел передать в Ортханк планы укреплений. Ты войдёшь в наш отряд перехватчиков. Не дадим им донести взрывчатку куда не следует, — и Леголас возложил руку на плечо Геральта в знак того, что он теперь будет воевать под началом принца Лихолесья.

— Наконец мы воссоединяемся, а то с самого вечера я — на одной стене, а ты — на другой, — порадовался Лютик. Геральт вдруг скорчил скептическую мину.

— Опомнись, Лютик. Ты же bloede трубадур. Менестрель. Форникатор. Фаворит Ласочки. Безуспешный вздыхатель Арвен и Галадриэли. Друг жаков-вольнодумцев: цветы вместо стрел и всё такое. И вдруг ты становишься контрдиверсантом? Темерия в шаге от бесславной потери своей лучшей лютни.

— Конечно, с нами двумя ему не тягаться, но мечом он владеет вполне уверенно, — заступился Леголас за барда, сменившего струны на рукоятку. — А теперь вперёд — в восточный сектор! У нас есть все шансы продержаться до подхода Эркенбранда, если мы будем расторопны.

Ведьмаку часто приходилось участвовать в битвах. За мост на Яруге. За замок ла Валлеттов. За Верген. За Каэр Морхен. За Примостье. За Морию. За Дол-Гулдур. За Волчью Пасть. За Изенский брод. За Торсбери. Но Хельмова падь была, пожалуй, самым напряжённым сражением в его жизни — хотя сил с обеих сторон бывало и побольше.

Казалось, что Саруман заготовил для своего воинства неистощимые запасы лестниц и "кошек", по которым орки пытались пробраться на стены Хорнбурга. Хотя отборных уруков у изенгардцев оставалось ещё тысяч семь, а силы в крепости дай валар дотягивали до одной, но пока противнику ещё не удалось где бы то ни было закрепиться.

Поэтому командиры сил Ортханка решили пойти по другому пути. Среди отчаянных покорителей стен роханской крепости то и дело возникали подозрительные пары — гоблин с мешком какой-то дряни и огнивом и дюжий урук или полуорк. Это были подрывники с прикрытием, призванные взрывать всё новые и новые ворота, стены, несущие конструкции. Похоже было, что Изенгард крепко уверовал в свой порошок.

Когда Геральт и его товарищи-рохиррим обезвредили, наверное, уже двадцатую такую парочку, со стороны бастиона раздался клич:

— Эй, кто там ещё ходит! Срочно нужна подмога! Пока вы гоняете подрывников, орки вот-вот возьмут бастион по старинке! Они уже вышибли внешние ворота тараном, сейчас возьмутся за внутренние!

— Слышу! Подмога уже в пути! — отозвался Леголас и кивнул Геральту:

— Вперёд, ведьмак...

План был прост и легко реализуем. Спустившись по верёвке на нижний этаж бастиона, ведьмак завис над тараном, хорошо защищённым от луков и упорно бодающим ворота в крепь. Одной рукой и ногами зацепившись покрепче, второй он попытался изобразить знак Игни с тем, чтобы исполнивши сие залезть назад.

Со второй попытки Игни сработал, и задок тарана заполыхал. Полуорки хлынули оттуда наружу. Но к этому моменту подоспели и дунландцы-лучники. Очередная стрела перервала верёвку чуть ли не прямо под пальцами Геральта, и он свалился вниз, к разрушающемуся тарану, чудом не угодив в огонь.

С трудом встав, ведьмак выхватил меч, описав дугу перед приближающимися с кличем «Бей форгойлов!» дунландцами. Они не рисковали вступать в ближний бой и начали отступать. Геральт попытался прикрыться остатками тарана, понимая, что отступать они будут на расстояние полёта стрелы.

К счастью, тут вниз по лестнице выкатился Леголас, ведя за собой ещё пяток защитников бастиона. Этого было достаточно, чтобы изенгардцы ретировались.

— Господин ведьмак, это был настоящий подвиг! Глядишь, вам их ещё много светит, — подбодрил было Геральта молодой совсем вояка из бастиона с пушком на губах.

— Обычно что-то такое красивое выпадает только раз за большое сражение, — урезонил его ведьмак. — А в остальное время ты как кмет в страду — ходишь по полю и убираешь урожай. Только мясной, а не зерновой.

Подрывники стали попадаться реже, и Теоден распорядился закрепить за отрядом Леголаса участок северного сектора, где защитники Хорнбурга понесли особенно большие потери. Геральт и Лютик теперь удерживали стену рядом с бастионом, на котором стоял Арагорн и чем-то грозил изенгардцам. Прислушавшись, ведьмак различил слова:

— Никто еще не мог взять Хорнбург. Уходите, или никто из вас не уцелеет. Никто не останется в живых, чтобы рассказать об этом вашему хозяину. Вы не знаете того, что вас ожидает!

Орки и дунландцы встретили его улюлюканьем и свистом.

— Прости, но что происходит там? — пользуясь передышкой на переговоры, спросил Леголаса Лютик, указывая на внутренний двор, где образовался большой отряд всадников.

— Теоден задумал вылазку. На его месте я бы подумал трижды, но... — эльфский принц развернулся в сторону горного хребта, прищурился и добавил: — Но пожалуй, у него есть хороший шанс, — на лице Леголаса чуть ли не впервые с начала боя появилась улыбка.

— Твой эльфский взор видит то, о чём я думаю? — спросил Геральт.

— Да. Мышеловка сработала, — кивнул Леголас.

— Слушайте, мне одному кажется, что пейзаж на горизонте изменился? — сказал Лютик. Геральт пригляделся и понял, что не одному. На месте зеленого поля за Хельмовым валом теперь стоял густой лес, шумя кронами.

"Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты! Причём вручную! Враг теряется, курва этакая, на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность", — вспомнились ведьмаку слова одного реданского полководца. Правда, он предлагал не сажать деревья, а открыть плотины и затопить окрестности Новиграда на пути у нильфгаардцев.

"Как они это делают?" — Но Геральт не успел сообразить, потому что теперь и человеческий взор заметил фигурки на горном хребте — множество пеших фигурок, которые вела фигурка с красным щитом. Раздался трубный звук — далекий, но усиленный эхом в пади.

— Это Эркенбранд, — выдохнул с облегчением ведьмак. — Мы продержались.

— Эркенбранд! Это Эркенбранд!!! — раздались ликующие крики рохиррим на стенах.

Из внутренних ворот Хорнбурга выезжал верхом отряд во главе с Теоденом в окружении Арагорна и гвардейцев. И он тоже трубил в рог.

На соединение с королем двигался другой крупный отряд — воины Эомера и ополченцы Гимли, отстоявшие пещеры. Эомер тоже трубил в рог.

В лучах восходящего из-за Эред Нимрайс солнца это смотрелось адски эффектно.

— А что же это всё-таки за деревья? — спросил ведьмак вслух и понял, что уже догадывается.

— Деревушко, не вылавливай! — подсказал Лютик.

Мышеловка закрылась как по нотам. Пробив стену от Хорнбурга до противоположного конца ущелья, изенгардцы, уже потерявшие от четверти до трети армии, продвинулись слишком глубоко в падь, оставив её горловину неохраняемой. Теперь с запада её закрывала хоругвь Эркенбранда, с востока — орава гворнов, а с юга на изенгардцев надвигалась ударная роханская конница.

Такая мощная вылазка стала неожиданной для уруков Второй хоругви, не успевших сменить сабли и топоры для штурма на копья для открытого боя — иначе любая конная атака разбилась бы об их строй. Но король обрушился на них прямо в момент перестроения, внеся сумятицу в ряды отборнейшей из вражеских частей, гордости Шарку, оплота власти Изенгарда.

Вторая хоругвь была вытеснена обратно за стену, побросав лестницы и осадные орудия. Но со стороны Хельмова Вала их тоже не ждало ничего хорошего — пехота Эркенбранда ударила по дунландцам из арьергарда, и те заметались в панике между роханскими копьями и лесом гворнов. То ли начальник Первой хоругви уруков решил не вступать в самоубийственный бой между молотом и наковальней, то ли рассвет все-таки действовал его подчиненным на нервы, но под северной стеной Хорнбурга тоже затрубили отход.

Это было единственное подразделение изенгардцев, сохранявшее боевой порядок. Остальной вражеский лагерь превратился в сущий пожар в борделе во время наводнения. Уруки Второй хоругви, гоблинские легионеры "Азога" и "Больга", дунландцы — Драконы, Соколы, штрафники и решившие пограбить бесклановые изгои метались туда-сюда, не зная, куда бежать и куда бить. Но если люди могли сдаться и сдавались, то оркам и гоблинам не было смысла этого делать — рохиррим кололи и рубили один раз, и одним орком становилось меньше.

— Хельм! Хельм! — раздавались кличи. — Хельм восстал из мертвых и пришел на битву!

Эркенбранд попытался опрокинуть и задержать Первую хоругвь, чтобы задавить её вместе с главными силами. Но после пятнадцатиминутного противостояния латники-уруки оттеснили его людей с дороги и перешли на рысцу, насколько позволяли доспехи.

— Эк Саруман, сволочь, их вышколил, — сказал тот самый молодой солдатик с пушком, которого звали Дунстан. — Уже битые, а до сих пор строем бегут.

— Они сохранили начальника, вот и поддерживают строй — так крепко вколотили в них страх перед девятихвосткой и карцером на хлебе и воде. Остальные хоругви лишились командиров — и превратились из армии в похлёбку, в которой беспорядочно кипит что попало, — покачал головой ведьмак.

Наконец большая часть орков либо была изрублена и затоптана, либо скрылась в лесу гворнов — не представляя, что их там ждёт. На поле боя оставались только рохиррим и пленные дунландцы.

— Мы победили! — раздался клич с бастиона.

Ворота наконец открылись, и ведьмак с трубадуром смогли наконец выбраться наружу из тесной клетки Хорнбурга.

Некогда зеленое поле от вала до стен было полностью затоптано, завалено трупами, а кое-где и загажено. Уже деловито возилась похоронная команда, отбирая тела рохиррим отдельно и раскладывая их у обломков стены для опознания и подсчета потерь. Орчатину и дунландцев, напротив, сгребали в кучу, чтобы потом сжечь. Уже слышалось недовольное ворчание, что куча выходит слишком большая.

Теоден и Арагорн встретили Геральта где-то посередине поля, где до того они на лошадях бок о бок вели некие конфиденциальные речи.

— Никогда ещё, будь я проклят, я так не гордился своими людьми, как в те минуты, когда они пошли за мной в атаку! Мы потеряли этой ночью самое меньшее тысячу сто наших, но они теперь навсегда останутся цветом рохиррим. Своей головой каждый из них спас десяток тысяч невинных, — оптимистично заявил монарх Рохана.

— Меня беспокоит только Первая хоругвь. Они еще способны ринуться в драку, укрывшись в лесу и собрав вокруг себя уцелевших. Хороший у них командир — побольше б нам таких, — ответил Арагорн.

— Не думаю, милсдари, что из леса, появившегося на рассвете как по волшебству, вообще кто-то из них выйдет, — вмешался Геральт.

— А, Геральт из Ривии! Леголас говорил мне, что на стене вы с менестрелем держались как надо, — сказал Бродяжник, под которым топталась на месте лошадь. — Думаешь, это Гэндальф так подсобил нам?

— Скорее друзья Гэндальфа. Ваше величество, там, на севере в Фангорне есть многое, что и не снилось ни роханским, ни гондорским мудрецам, — намекнул ведьмак.

— Как говорил мой ныне, наверное, покойный отец после третьей чарки, де Леттенхофы не сдаются, — скромно расшаркался Лютик перед действующей коронованной особой и наследником Исилдура in exilium.

— Кстати — видел ли кто-нибудь Гэндальфа? — спросил Арагорн.

Пока воины Теодена и Эркенбранда братались и искали уцелевших гоблинов, Гэндальф, спустившись со своего Светозара, стоял один-одинешенек в более-менее свободном от мертвых тел уголке неподалеку от Хельмова вала, уперев посох во взрытую землю и свесив голову набок, и размышлял о серьезных вещах.

— Mae govannen, гроссмейстер, — поприветствовал чародея Геральт, решив блеснуть заодно знанием основ синдарина. — Ваши планы в последнее время что-то часто срабатывают.

— Mae govannen, Геральт. Вижу, что ты пережил эту ночь без лишних ран и треволнений. А как здравие короля? Наших товарищей-Хранителей? И твоего неутомимого собрата Лютика, в конце концов? — приподнял шляпу Гэндальф Белый.

— Мы все уцелели. Чего, увы, не скажешь о сотнях и сотнях.

— Рохиррим повезло, хотя они не представляют, насколько. Эти деревья привела сюда сила древнее и в чем-то могущественнее моей — думаю, ты уже имеешь о ней некоторое представление. Но во всём этом мы разберёмся позже. Сейчас же важнее порадоваться своевременной подмоге и храбрости наших друзей.

— Мэтр Гэндальф, вы помните, думаю, наш разговор в Ривенделле — после того, как я долгие часы уламывал Иорвета отказаться от идеи вербовать эльфов в скоя'таэли. Вы назвали двух возможных магиков-ренегатов, которые могли запечатать нам обратный путь на родину. Одним из них мог быть Саруман... — напомнил ведьмак. В воздухе Средиземья для него наконец-то повеяло возвращением домой.

"Домой, — подумал Геральт. — Кто бы мог подумать, что у меня появится "домой". Что мне будет не только к кому, но и куда вернуться. Не то, чтобы я сроднился с Корво Бьянко, но возможно, благодаря ему чувствую настоящую разлуку".

— Это еще предстоит разведать, ведьмак. Раз уж ты завел разговор о сегодняшнем проигравшем, то думаю, ты уже встречал на поле боя орков с кошачьими зрачками, как у твоей милости, — усмехнулся Гэндальф. — Кажется, Саруман всё-таки решил завести себе солдат-мутантов — но не слишком в этом преуспел, раз впервые они повелись лишь накануне решающего сражения.

— Вряд ли теперь вам удастся вычленить их из общей кучи и исследовать как должно. В Хорнбурге и вскрытие провести негде, — ответил Геральт.

— Я всё же постараюсь найти хоть одного искажённого опытами Сарумана орка. Уж слишком любопытно, что он своим чародейством вытянул из твоей головы и как это воздействует на живущих, — задумчиво сказал магик.

— Сам хотел бы знать — как удалось ему обойти Испытание травами...

— И скольких он загубил в своих подвалах, пока нашёл этот обходной путь, — добавил Гэндальф. — Ведь среди его подопытных мог оказаться и тот Серый плащ, что был с тобой в застенках.

Геральту в который раз неудержимо захотелось укусить себя со злости в зад.

— Я верну Лотрандира оттуда. Живым или мёртвым. Но верну. Никто не должен умирать в мучениях из-за того, что один чародей притащил в другой мир для своих целей одного ведьмака.

— Я тебе верю, Геральт.

— Вот только люди Арагорна не верят.

— Что ж, разговор наш становится бесплодным, а это значит — лучше оставить его на потом, — дал Гэндальф понять, что ведьмаку лучше удалиться.

Встретившись, у ворот Хорнбурга, Теоден Роханский и Гэндальф постановили, что после удачного генерального сражения следует сформировать делегацию, которая направится в Ортханк на переговоры с Саруманом. Для поездки король отобрал Эомера и двадцать наиболее отличившихся гвардейцев Медусельда. С Гэндальфом собрались поехать Арагорн, Леголас и Гимли.

— Прошу зачислить делегатами и наши скромные особы с милсдарем Геральтом, — предложил Лютик. — Как мэтр Гэндальф уже догадывается, отчасти по вине ренегата Сарумана нам закрыт путь на нашу отдалённую родину — а там уже наверняка многие нуждаются в нас. Как порядочные гости, мы помогли хозяину оборонить имение от разбойников, и теперь тоже можем рассчитывать на его содействие.

— Вы забыли ещё кое-кого, Dh'oine, — сзади к будущим делегатам подъезжал Иорвет на караковом жеребце. — На моем пути тоже стоят Сарумановы чары.

— Будь по-вашему. Вы имеете полное нравственное право там присутствовать, — сказал им Гэндальф. — Пусть все, кто поедет со мной, сейчас отдыхают. Мы отправимся вечером, чтобы все наши передвижения отныне совершались бы тайно.

— Отбо-ой! — как заправский капрал гаркнул Лютик, рассмешив и Теодена, и Арагорна, и даже Гэндальфа. Так три товарища — ведьмак, бард и скоя'таэль — побрели в Хорнбург. Многие воины рохиррим косились по пути на уши эльфа и шушукались, но без видимой враждебности.

В казарме Геральт нашел свободную вроде бы нижнюю койку внизу, растянулся на ней и накрылся одеялом, чтобы солнце не мешало ему проспать весь день как сурку. Он думал, что есть шанс, что уже хотя бы через две или три ночи он заснет под знакомыми звёздами. И возможно, на ложе будет пахнуть сиренью и крыжовником.

Но оправдались ли надежды ведьмака — уже совсем другая история.

- Геральт... Ммммм... Глубже... Сильнее... Вот так...

— Йен... Сожми меня крепче... Ооох...

— Геральт... Быстрее... Ещё быстрее... Давай же... проснись...

— Проснись! Да проснись же, ведьмак! — теребил его за плечо Лютик, уже давно одетый в дорогу.

— Зараза, — очнулся наконец Геральт от ностальгического сновидения с лёгкими нотками эротики. Йеннифэр рядом не было. Были трубадур и хорнбургская казарма, за окном которой вечерние тени уже окрашивали Хельмову падь во все оттенки синего.

— Враг тебя побери, Геральт, ты спал непробудно, как Хольгер из Цидариса. Вся делегация уже седлает коней в Изенгард для переговоров, ждут только нас! — воззвал к товарищу Лютик.

Кавалькада, возглавляемая Гэндальфом Белым и Теоденом Роханским, выехала на север через двадцать минут, когда солнце уже почти совсем опустилось за Белые горы.

Поначалу, по дороге через падь, делегаты и королевские гвардейцы держались оживленно. Гимли и Леголас вели великосветскую беседу о том, что краше и более впечатляет — Фангорн или Блистающие пещеры. Эомер дружелюбно подтрунивал над внезапно пробудившейся в Лютике воинской доблестью:

— Нет, ну кто мог ждать, что муж, оружие которого — лютня да острый язык, вдруг возьмётся за меч и будет сражать орков на стенах вместе со всеми?! Даже своего друга Геральта ты удивил!

— И напрасно, — возразил густо покрасневший Лютик. — Милсдарь третий маршал, да будет вам известно, что я как-никак был взрощен во дворянской семье и с младых ногтей осваивал основы рыцарской науки. Конечно, потом я предпочёл им непорочных муз... да и порочными нечасто брезговал — но знаю, что делать, если вдруг придётся вызвать насмешника на поединок! Кроме того, меня вдохновил пример милсдаря Хорна, который... А где сейчас Хорн?

— За день до битвы видел его на пепелище разорённого Марстона, где он добивал каких-то дунландских мародёров, — сказал Эомер. — Вроде бы потом они с Ноной поскакали в сторону Вудгерста, так что не должны были попасться изенгардцам.

Но въехав в лес гворнов, переговорщики притихли и присмирели. Даже слабого магического фона в лесу — аналогичного тому, что Геральт мог наблюдать по своему медальону в глубине Фангорна — хватило, чтобы подавить их. А уж когда Теоден заметил шагающих в чаще энтов, которых раньше вообще считал сказочными существами, его потрясение было неописуемо.

— А ведь догадайся Саруман договориться с энтами — и кто его знает, каков был бы исход битвы, — сказал Лютик, когда гворнов лес остался позади под темнеющим небом.

— Верней всего, виконт, орки бы ему не понадобились, — ответил Гэндальф. — Но за то, что энты пришли сражаться за нас, а не против нас, нужно во многом сказать спасибо твоему другу. Под Торсбери им даже удалось первыми воплотить в жизнь ту тактическую схему, которую я применил здесь. Но в ещё большей степени мы обязаны союзу с энтами паре моих старых соратников по Братству, которых я рассчитываю встретить в Фангорне...

— Надо же. Низушки-дипломаты ведут переговоры об альянсах с разумными деревьями. Расскажи я такое где-нибудь в Вызиме — был бы поднят на смех, — сказал ведьмак. Из гэндальфовых слов выходило, что хоббиты, которых он пытался спасти в восточном Рохане, живы-здоровы и неплохо устроились у энтов.

Но еще до встречи с низушками делегация существенно приросла участниками.

Когда под покровом ночи король и чародей с эскортом пересекли Изенские броды, почтив перед этим слезанием с коней и вставанием память павших героев рохиррим, их спутники обнаружили, что они не одни. Уже на старой мощеной гондорцами дороге по ущелью, ведущему вдоль Изена в сарумановы угодья, Эомер обратил внимание Геральта:

— Ведьмак, слышишь ли ты топот копыт! Кто-то пытается нас догнать. Проверим — друзья ли это или враги заходят с тыла.

Компаньоны отделились от арьергарда переговорщиков и проехали чуть назад по дороге.

— Давай рассуждать логически, Эомер, сын Эомунда. Орки обычно ездят на варгах — хотя я и встречал уруков на конях, но редко. Это могут быть дунландцы, но сражаются они пешими. Это также могут...

Тут впереди на южном конце ущелья показались несколько темных силуэтов — часть из них на лошадях, один спешенный. На всякий случай ведьмак и роханец обнажили клинки.

— Кто вы?! И что вам нужно в Рохане? — как можно громче воскликнул Эомер.

— Рохан, говоришь? Мы как раз ищем короля Рохана, уже с ног сбились, — сказал спешенный. Геральт разглядел, что он одет в серый плащ следопыта — так же, как и его спутники.

— Кажется, это свои, — шепнул он Эомеру. — Я знаю этот голос. Милсдарь третий маршал, позволь представить тебе Гальбарада, воина дунадан! На вид он суровый малый, но в глубине души чертовски хороший человек.

— Геральт из Ривии, ты здесь? А многие следопыты шептались, что ты убит или переметнулся в Изенгард, — Гальбарад не видел ведьмака уже, наверное, месяц с тех пор, как под нажимом товарищей вынужден был отказать ему в доверии.

— Я переметнулся в Эдорас, — уточнил Геральт.

— Вернемся к нашему делу, Гальбарад: зачем вступаете вы в пределы короны Рохана? — продолжил допрос третий маршал Марки.

— Мы ищем Арагорна, сына Араторна, который наказал нам встретиться с ним в Рохане, — ответил следопыт.

— И тебе удалось найти его! — раздался голос сзади. Наследник Исилдура in exilium приближался к ним на коне.

— Признаться, я рад нашей встрече, Геральт. Несмотря на всё, что было между тобой и следопытами после твоего побега, — слегка потупясь, сказал ведьмаку Гальбарад. — Думаю, то обстоятельство, что ты сейчас следуешь бок о бок с Арагорном, свидетельствует в твою пользу.

— Если бы ты был уверен, что можешь мне доверять, то не разговаривал бы как судейский, — заметил Геральт.

К этому времени навстречу делегации подтянулись и другие Серые Плащи и с интересом рассматривали покинувшего их и неведомо как уцелевшего в нынешней кутерьме ведьмака. Первым заговорил мнительный и недоверчивый пуще обычного дунадана Каленглад — когда Геральт вернулся из изенгардского плена один и без Лотрандира, то он выступал одним из главных обвинителей охотника на чудовищ.

— Думаю, ты до сих пор копишь обиду на нас и на меня лично, ведьмак. Но что ещё мы должны думать? Лотрандир вырос рядом с нами, тогда как ты свалился как снег на голову из неведомой страны и, исполнив просьбу Гэндальфа, искал прежде всего способ вернуться. Саруман легко мог тебя этим подкупить.

— Саруман разбит под Хельмовой падью, как вам уже ведомо, — вступил в разговор Арагорн. — Геральт же все это время пребывал в стане рохиррим. Каждый из нас легко подтвердит, на чьей стороне был ведьмак. Напрасно выставили вы его из отряда тогда, в Дунланде.

— Может, мы и погорячились, дав самым чёрным подозрениям волю, — сказал другой дунадан, Корунир, — но между мной и ведьмаком до сих пор стоит решетка, за которой он оставил моего брата в Изенгарде. Пока Лотрандир в плену у Сарумана, ни я, ни Каленглад, ни многие другие не сможем до конца доверять Геральту из Ривии. И не возьмём назад ни одного худого слова о нём.

— Мы как раз и направляемся в Изенгард, чтобы в том числе вернуть вам Лотрандира. Если он будет жив — я сделаю все возможное, чтобы здоровье к нему вернулось. Если удача от нас отвернется — что ж, ведьмакам не дано воскрешать. Но я никогда не забывал о Лотрандире — так же, как и вы. Я прошел с ним тот же путь и делил с ним те же скудные припасы, что и вы. И если его не отпустят добром — прорублю ему дорогу через всех встречных уруков. Не для того, чтобы ваши дунаданские милости простили меня, дурака, и вернули мне серый плащ. Просто... Для себя самого, — ответил дунаданам Геральт. И с каждым словом его голос леденел всё больше.

— Не усугубляй нашу ссору, ведьмак. А то тебе можно припомнить и товарищей, что остались в темнице бренина Лхеу. Когда мы освобождали их, тебя рядом я не видел, — гнул Корунир свою линию.

— Бренин Лхеу пал у Хельмовой Пади вместе с прочими сукиными сынами из Изенгарда. Его кровь на моем стальном мече. Гимли, хранитель Кольца, видел это своими глазами, — сказал Геральт. — И больше не зли подозрительную личность и изенгардского шпика в моём лице. Ты видел, чем это кончается. А ваши жизни я хочу сохранить.

Присутствовавший тут же Гимли, сидевший на коне за спиной у Леголаса, подтвердил, что так всё и было.

— Думаю, довольно уже говорить о предательстве Геральта — есть достаточно свидетельств тому, что он не передавался Вражьему отродью, — заступился за ведьмака Раданир, следопыт из Троллистой пущи и искусный травник, немало помогавший ему в работе над эликсирами.

— Травник травника увидит издалека, почтение к знатоку ремесла может застить тебе глаза, — покачал головой Каленглад.

— В самом деле! — вступил старик Голодир, которому охотник на монстров когда-то помогал вызволять его дочь из ангмарских темниц — увы, они пришли слишком поздно. — Геральт свершил возмездие за нас, и теперь этой собаке Лхеу не поможет всё Саруманово колдовство. Что бы не говорили о тебе за моей спиной, ривиец, знай — я на твоей стороне.

И Голодир при всех протянул руку ведьмаку. Тот принял рукопожатие.

— Когда я последний раз перед Хельмовой падью встретил нашего, надеюсь, общего друга, он привел с собой рохиррим, освобождённых из плена или брошенных умирать здесь, на бродах. Я видел, с какой надеждой смотрели они на него. Или вы и им не верите? Или для Dh'oine пленных нет, а есть предатели?! — резко возмутился Иорвет.

Иорвет, завоевавший в страже Ривенделла уважение дунадан как отличный боец, и Голодир — вожак с не меньшим авторитетом, чем у Арагорна, окончательно склонили чашу весов в пользу Геральта.

— Твоя взяла, — молвил Корунир. — Что бы ни произошло в изенгардских темницах на самом деле, но вызволять брата мы пойдем вместе. Хотя бы из уважения к нему и к Арагорну. Будем надеяться, что после этого все вопросы к тебе, Геральт, будут исчерпаны.

— Зато Саруману предстоит ответить на ещё несколько непростых вопросов, — сказал ведьмак. — И мне, и всем нам.

Геральт, подумав, не стал рассказывать дунаданам про накачанных эликсирами изенгардцев, решив, что эта весть разрушит хрупкий мир с окружением Арагорна.

— Прошу прощения, что испортил вам долгожданную встречу и задержал всю высокую делегацию. Но нам и правда было что обсудить.

— Чтобы не забыть, — Гальбарад подошел к Арагорну и протянул ему письмо. — Это послание от Элронда, а Иорвет везет тебе некий дар от госпожи Арвен Ундомиэль, который наши друзья в Ривенделле решили доверить заморскому эльфу.

— Подарки и приятные воспоминания оставим на потом, — переговоры сейчас важнее, — выдохнул сын Араторна. — И я с облегчением вижу, что на них мы все будем выступать заодно. Ни к чему обнажать перед таким искусным говоруном, как Саруман, наши глубинные разногласия.

— Так что, следопыты всё-таки оправдали тебя? — спросил затем Лютик.

— Меня перед ними оправдает только живой и целехонький Лотрандир. Перевязка ленточкой и позолоченная краснолюдская фольга для обертки — по желанию, — ответил ведьмак.

Уже рассвело. Дорога вела их по карнизу над Изеном меж елей и сосен. А за ущельем уже начинался Нан-Курунир или по-рохански Изенгард — гнездо Сарумана, земля интриг и предательства. И не только. Геральт слишком отчетливо помнил дни, проведенные им в Изенгарде.

Вывороченные пни деревьев, пошедших на растопку металлургических печей и на перекрытия шахт. Круг Изенгарда за стенами, изрытый воронками и подземными провалами после того, как Саруман нашел железо чуть ли не прямо под башней. Надсмотрщики с плетьми, гоняющие рабочих, как стада баранов, на стройках боевых машин-колоссов. Бесконечные задымленные кузни, забои, цеха, лязгающий железом муравейник под Кругом, где уже на десятой минуте начинаешь кашлять от дыма, а глаза становятся красными.

И темницы, темницы, темницы — в подвалах Ортханка, в каменных норах под подвалами, в корпусах при стене и под стеной. Чем больше новых невольников приведут орки и лояльные дунландцы на смену вышедшим из строя и отправленным на корм варгам и урукам, тем лучше. Война требует людей не только на передовой. Война погибнет без людей.

Теперь Изенгард был совсем иным — казалось, будто на Изене разыгрался шторм и разрушил всё, что понаставил и чем гордился чародей-ренегат. Указатель с Белой Дланью, которую орки любовно отпилили от какой-то древней статуи, был расколот на куски, обелиски и колонны вдоль дороги к вратам Изенгарда повыворочены из земли.

— Нан-Курунир сильно изменился, — заметил Геральт.

— Пожалуй того, что будет внутри, ты и не узнаешь. Да и самому Саруману теперь не узнать своего уютного уголка — хотя он сам во всём и виноват, — со своим фирменным сарказмом ответил Гэндальф.

Навстречу кавалькаде попалась большая толпа перепуганных дунландских воинов и купцов, которые когда-то жили в отдельном стане под Изенгардом.

— Куда вы?! Видите, как деревья здесь всё разорили?! Вы ищете смерти?! — кричали посольству дунландцы на ломаном всеобщем.

Дорога в Изенгард была частично подтоплена, частично занесена грязью. Геральт теперь ехал впереди, в разведке, и уже отчетливо видел стены и возвышающиеся из-за них кузни и плавильни. Они были частично разрушены, расколоты, разворочены.

"Похоже, переговоров не будет, — подумал ведьмак. — Гэндальф и Теоден едут принимать безоговорочную капитуляцию".

Наконец показались и ворота — правда, подъехать к ним было непросто из-за здоровенного базальтового обломка, преграждавшего дорогу. А за ним на россыпи камней у самого входа в Изенгард сидели и болтали босыми волосатыми ногами...

Два низушка. Те самые низушки, или хоббиты, из Братства Кольца, которых Геральт и его спутники тщетно пытались перехватить. Но главного в их компании — Фродо Бэггинса — среди них не было. Ведьмак хорошо запомнил его лицо.

— Добро пожаловать в Изенгард, мастер Геральт! Как вы нас нашли?! — спросил хоббит помоложе. "Мастер" вспомнил, как его звали.

Тук-Болван!

Примечания:

Прошу прощения за сверхгигантский флэшбек, вынудивший меня даже добавить лишнюю главу. Но без него кое-что дальнейшее будет непонятно.

Геральт невооруженным глазом заметил, что с хоббитами — Туком-Болваном, которого вроде бы звали Перегрин, и его более благоразумным компаньоном Мериадоком Брендибаком — что-то не так. Они казались ему уже существенно выше обычных низушек.

— Долго же я вас искал. Ещё бы недельку повозился — и встретил бы вас многодетными отцами, — отпустил шпильку ведьмак.

— Да уж, мы немного выросли над собою — на несколько дюймов. Были мы простыми балбесами, а стали привратниками целого Изенгарда. Эээээ, дурья моя голова, как же я забыл! — воскликнул Тук. — Тут в караулке хороший запас вполне годной человечьей еды и выпивки. Угощайтесь!

Вскоре к ведьмаку и низушкам в караулке присоединились Гэндальф и прочие высокие делегаты. Хоббиты рассказывали о тяготах «забега» в плену орков, о знакомстве с самим Фангорном- Древобородом, о штурме Изенгарда энтами и об энтском эликсире, который и придал им дополнительного роста.

— И когда запрудили они Изен, то вся вода хлынула внутрь Изенгарда, и там как задымит, как зашкворчит! В кастрюлю просто-таки превратился! — изумлённо как в первый раз вещал Мерри.

За окном караулки действительно валил дым из развалин какой-то домны или кузни. «Как бы не сварили они там Лотрандира», — подумал ведьмак. Рассказ хоббитов лился и лился не хуже изенгардской водички. Первым не выдержал Гэндальф и, дослушав про то, как пробирался в башню Ортханка Грима Гнилоуст, сказал:

— Ну, юные хоббиты, полно, пора нам двигаться дальше к башне! А не то переговоры превратятся в пикник в Тукборо.

Внутренний периметр Изенгарда был непрезентабелен, даже когда был гигантской Сарумановой фабрикой, а теперь и вовсе превратился в грязное полу-болото, среди гигантских луж и песчаного месива которого возвышались остановившиеся плавильные печи и обломки стены. Были здесь находки и погаже — так, посреди одной из гигантских луж на мелком месте лежал труп захлебнувшегося полуорка. Вокруг уходящей на огромную высоту черной башни Ортханка вились стервятники.

— Милсдари, это символично, — сказал Лютик. — Как там поётся: "Только стервятник, старый гриф-стервятник знает в мире, что почём".

— Но даже старый стервятник может быть опасен, если он — Саруман, — урезонил его Гэндальф. — Мы не знаем, что он будет делать. Опасно приближаться к хищнику, загнанному в угол. А у Сарумана есть еще власть, о которой вы и не догадываетесь. Берегитесь его голоса!

— Неужели он так плохо поёт? — Лютик после окончания битвы был настроен чертовски несерьёзно.

— Слишком хорошо поёт, собака. Убедительно поёт. Ты вроде раньше не недооценивал чародеев, Лютик, — покачал головой ведьмак.

Делегация достигла подножия Ортханка, где располагался единственный вход в башню.

У начала лестницы Гэндальф и король спешились.

— Я поднимусь, — сказал Гэндальф. — Я бывал в Ортханке и понимаю опасность этого.

— Я тоже поднимусь, — сказал король. — Я стар и больше не боюсь опасности. Я хочу поговорить с врагом, который причинил мне столько зла. Эомер пойдет со мной и присмотрит, чтобы мои старые ноги не споткнулись.

— Как хотите, — сказал Гэндальф. — Со мной пойдет Арагорн. Пусть остальные ждут у подножья лестницы. Они достаточно увидят и услышат, если будет что видеть и слышать.

— Нет! — сказал Гимли. — Леголас и я хотим взглянуть поближе. Мы одни представляем наши народы. Мы пойдем с вами.

— Моё место тоже наверху, на переговорах, — добавил Геральт. — Возможно, если вам удастся выкрутить Саруману руки, он прекратит препятствовать моему возвращению домой, так что я должен присутствовать при переговорах. Не люблю, когда высокие договаривающиеся особы за моей спиной договариваются о какой-нибудь пакости.

— Идите! — сказал Гэндальф и с этими словами начал подниматься по ступенькам.

Еще так недавно Геральт поднимался в эту башню при совсем других обстоятельствах. По прибытии в Ортханк их с Лотрандиром разделили, и больше ведьмак следопыта почти не видал. Самого же его уруки направили в бесконечные закоулки катакомб Изенгарда, занимавших такое пространство вглубь под башней, что непонятно было, как же Саруман до сих пор не провалился, и временно определили в чёрную работу.

— Выноси помои! Да не туда, болван лохматый — это на корм чуханам вроде тебя в камерах! Шевелись! Теперь бочки с оружием! Теперь ящики с доспехами! Шевели задницей, желтоглазый! Ничего, через месяцок задохнёшься тут от дыма — и будут нашим ребятам рёбрышки с дымком! — погоняли Геральта туда-сюда надсмотрщики-уруки, лоснящиеся от жира.

Как-то раз пленнику досталась даже почти настоящая ведьмачья работа — ловить крыс в орочьих казармах, за которую Геральт получил самый эффектный гонорар за годы на большаке: дополнительный половник недоеденной изенгардскими вояками похлёбки, которую, по слухам, готовили им из проштрафившихся узников.

В то же время Геральта держали в катакомбах на подозрительно привилегированном положении. К нему был приставлен отдельный урук-надзиратель, который держал при себе его мечи и его медальон. А когда другой клыкастый жирдяй, которому ведьмак с очередным срочным грузом наступил на ногу, хотел было рубануть его саблей, надзиратель строго сказал тому: "Приказ Шарку!". Геральт решил для себя, что Шарку — это какой-то вовсе высокопоставленный орк на службе Сарумана.

"Значит, в верхах Ортханка решают, что со мной делать. А пока спихнули убирать помои, чтобы зря не пропадал. Неудивительно, что Сарумана заинтересовал экзотический ведьмак. Вопрос только — для чего?", — думал вчерашний охотник на чудовищ.

Геральт почти потерял счет времени, но по своим прикидкам, он провел в катакомбах дня четыре. На пятый день он проснулся от того, что подзабодавшийся личный надзиратель болезненно дёрнул его за цепь на ноге и скомандовал:

— Пойдёшь со мной! Шарку тебя требует!

Ведьмак плохо помнил, сколько времени его, грязного и взмыленного, гнали наверх, пока пещеры не сменились базальтовыми коридорами с колоннами, вычурными светильниками и иными архитектурными детальками, напоминавшими ему нуменорские и арнорские руины. Только вот интерьеры Ортханка были дополнительно разукрашены Белой Дланью в черном шестиугольнике.

Геральт, ведомый надзирателем, блуждал по бесконечным лестницам, шел через гостиные с уютными тахтами и тронный зал с потолком, уходящим под самую верхушку Ортханка. Наконец его завели в не менее бесконечную библиотеку — где, правда, пока ведьмака никто не ждал. От скуки он начал разглядывать корешки книг, но среди них часто попадались заголовки на неизвестных ему языках с непонятной письменностью. Наконец ведьмак нашел трактат на всеобщем с названием "Компендиум медицины эльдар, во граде Ост Гуруте составленный ...", но дочитать корешок не успел.

— Ты жаждешь знаний, Геральт из Ривии?

Прямо к ведьмаку направлялся благообразного вида старец, чем-то похожий на мэтра Гэндальфа — с такими же длинными седыми волосами и седой бородой, но более бровастый и с каким-то более непреклонным выражением глаз.

— Я — Саруман Мудрый и мне ведомо многое из того, о чем ты даже не догадываешься, но все же и для меня есть загадки, ведьмак. Мне нужна твоя помощь, — сказал Саруман. Видимо, он и был "стариком" — "Шарку" уруков из катакомб и полуорков из банд на Севере.

— В чём именно, гроссмейстер? — спросил Геральт. — А то последнее время я предаюсь очень забористым физическим упражнениям, и долго играть в загадки после них становится тяжело.

Надзиратель дёрнул ведьмака за цепь — мол, ври, да не завирайся, и занес над ним кулак. Но Саруман остановил урука.

— Для тебя не секрет, Геральт, что твой путь завершился поражением. Как же долог он был! Долог и бесплоден. Сколько павших друзей... Пожалуй, тебе пора остановиться в Ортханке, ривиец. Вместо того, чтобы строить друг другу козни с подачи нашего общего и увы, столь мнительного друга Гэндальфа, мы могли бы помочь друг другу, — рассуждал чародей-ренегат.

— Но как именно? — Геральт почувствовал, что он заинтригован. Точнее, не так — будто бы его кто-то взял гигантской рукой и... заинтриговал.

— Думаю, ты помнишь, что когда выполнил поручение Гэндальфа с тем эльфом-мятежником из ниоткуда, то не смог возвратиться обратно так же, как и пришел, через портал? Гэндальф объяснял это блокирующими чарами Мордора. Но возможно, старый хитрец, который еще никому и никогда не раскрыл подоплёку своих замыслов, мог попытаться задержать столь полезного человека в Средиземье подольше, поняв, как здесь важны ведьмаки с их способностями. У меня есть для тебя идея получше, — бархатный голос Сарумана словно бы укутывал ведьмака плотной пеленой.

— Какая?

— Суть её проста: как гласит основополагающий принцип сделки в законах Нуменора — ты мне, я тебе. Вместе с тобой воины из Тур Морвы привезли кое-что невероятно ценное для высокоорганизованного ума...

— Мои эликсиры, — с разбегу понял Геральт.

— Ты поразительно догадлив, мой желтоглазый друг, — подольстил ведьмаку хозяин Ортханка. — Те самые эликсиры, которые ты принимаешь перед боем. Скольким отважным — эльфам, гномам, людям — могли бы они спасти жизнь, сберечь её для важнейшей схватки!

— Если бы каждый раз, когда я слышу в Средиземье просьбу об эликсирах, мне платили новиградскую крону, я бы мог купить у вас Ортханк. У них есть один изъян, который мешает... — начал было решительный отказ Геральт.

— Я знаю, о чём ты, мой осторожный друг-ведьмак, — перебил его Саруман. — В башне Ортханка ты найдёшь отличную лабораторию, превосходящую даже Ривенделл. Там мы сможем поработать над эликсирами, чтобы снизить их токсичность и сделать их пригодными для употребления моими воинами. Когда же усовершенствованные эликсиры будут готовы, то я, в свою очередь, помогу тебе вернуться в отечество, обойдя барьеры, которые Гэндальф, признаться, никогда не умел ставить как следует...

Тем временем ведьмак думал:

"Явно сканирует мне мозг — иначе откуда он знает и про токсичность, и про лабораторию в Ривенделле? Я ему ничего не рассказывал... Как грамотно подъезжает — сначала кнут, а потом, когда кнутом ты насытился, тебе полагается пряник. Но с другой стороны, он не так уж неправ — Гэндальф и впрямь сильно темнит, а возвращаться домой когда-то надо".

— Боюсь, мне нечем помочь тебе, мэтр Саруман, — в конце концов ответил Геральт. — Мои алхимические познания скромны. Варить эликсиры для себя я еще умею, но усовершенствовать их так, чтобы они не отравили урука или человека. не проходившего крайне суровые испытания — уже выше возможностей рядового ведьмака. Эликсиры не наша выдумка, их оставил нам века назад уже забытый ныне чародей.

Хотя попробовать можно: но при двух условиях, гроссмейстер. Ты открываешь портал в Венгерберг, откуда я был отправлен в Средиземье, прямо на моих глазах. А кроме того, Лотрандир покинет Изенгард целым и невредимым, и я буду видеть, как он беспрепятственно выходит из долины.

— Боюсь, твои условия чрезмерны, ведьмак, — сказал чародей. — Лотрандир нужен мне здесь — он тоже кладезь ценнейших сведений, хотя и иного рода, нежели у тебя. Но и его, и твоя судьба сейчас полностью в моих руках. Подойди сюда, Гун Аин!

Из-за какой-то тёмной портьеры выступила темноволосая женщина в черно-желтом платье, чье лицо было знакомо, слишком знакомо Геральту. Когда в Ангмаре он забрел во владения горцев, лояльных Железной короне, то её выставили на поединок с заморской диковинкой, ведьмаком. Ведьмак победил, а девка, хоть и выжила, в наказание была изгнана сородичами. Даже имя забрали у неё — Гун Аин значит "Лишенная имени".

Гун Аин бежала в ледяной Форохель — где чуть ли не воровала недоеденные кости у белых медведей и где ее застали Лотрандир и ведьмак. обогрели, накормили и спровадили. А теперь она здесь, докладывает, ангмарская курва.

— Гун Аин следует за тобой по пятам с самого Севера, ожидая удачного момента отплатить тебе за унижение. Где-то на середине пути я её встретил. Теперь она работает на меня. Сейчас эта способная девушка занимается Лотрандиром и моли валар, чтобы она не занялась тобой!

— Верьте мне, мой господин. Я рано или поздно расправлюсь с ними обоими и заработаю своё новое имя, — брюнетка отвесила Саруману поясной поклон.

— Что ж, ведьмак, я даю тебе время на размышления. Чтобы ты не терял его зря, я переведу тебя в ведение старшего надсмотрщика Морфлака. Работа на свежем воздухе внутри Круга явно пойдёт тебе с твоим неразумным гонором на пользу. И когда мы повстречаемся ещё раз, я надеюсь услышать уже другие ответы. Увести! — на этот раз вся патока пропала куда-то из голоса Сарумана.

Гэндальф остановился перед дверью в Ортханк и ударил в нее посохом. Послышался глухой звук.

— Саруман! Саруман! — воскликнул Гэндальф громким повелительным голосом. — Саруман, выходи!

— Выходи, подлый трус! — крикнул следом за ним Лютик и затянул хулительную песню на мотив "Девиц из Виковаро", которую сымпровизировал на ходу:

— У волшебника Сарумана

Не проходит дня без обмана,

Не мила и жизнь без обмана

Для волшебника Сарумана...

Наконец окно над дверью приоткрылось и послышался противный голосёнок, обладателю которого так и хотелось отвесить оплеуху.

— Кто это? Что вам нужно?

Теоден вздрогнул.

— Я знаю этот голос, — сказал он, — и я проклинаю день, когда впервые услышал его.

— Иди и приведи Сарумана, раз уж ты стал его личным слугой, Грима Гнилоуст! — скомандовал Гэндальф. — И не трать зря нашего времени!

Примечания:

ВАРНИНГ: в главе содержатся большие куски диалогов Сарумана и Гэндальфа из "Двух башен".

Впоследствии мастер Фродо Бэггинс, завершая «Алую книгу Западного края», во втором томе в обильных подробностях изобразил исторические переговоры в Ортханке, но при том ни словечком не помянул ни о Геральте из Ривии, ни о Лотрандире — о сих переговорах мастер Фродо знал со слов Мериадока Брендибака, коий после всех неимоверных для хоббита приключений просто забыл о ведьмаке из не обозначенной на карте земли. Посему автор этих записок, исправляя сию историческую несправедливость, позволил себе опустить большую часть диалогов Сарумана с роханскими делегатами.

Геральт и раньше, в Северных королевствах и Нильфгаарде, слыхал о магиках, что вкладывали свою Силу прежде всего в голос, становясь при этом абсолютно убедительными для оппонентов и совершенно неотразимыми для противоположного — и не только — пола. Но Саруман Белый их всех перещеголял. Когда он изъяснялся с Теоденом Роханским, Арагорном и Гимли, он практически не прилагал усилий, чтобы сойти за невинную овечку — он абсолютно искренне был ей. В определенный момент так показалось даже ведьмаку, подчас слишком тесно общавшемуся с чародейками и имевшему представление о нейролингвистической магии.

Хотя Теоден и Эомер не поддались на уловки хозяина Ортханка, вслед за ними он начал обрабатывать Гэндальфа, и тут Геральт уже напрягся.

— Боюсь, что в стремлении переубедить тебя я потерял терпение. Я сожалею об этом. У меня нет к тебе недоброжелательности. Вот даже сейчас, когда ты вернулся в обществе злобных и невежественных союзников. И почему бы мне желать тебе зла? Разве мы оба не члены высокого и древнего союза, самого замечательного в Средиземье? Наша дружба выгодна нам обоим. Мы можем по-прежнему действовать вместе, излечивать недостатки мира. Поймём же друг друга и избавим этих младших собратьев от необходимости делать выбор! Пусть ждут нашего решения! Для общего блага я согласен забыть прошлое и принять тебя вновь. Разве тебе нечего мне сказать? — заливался Саруман.

— Готовьтесь к худшему, ваше величество, — шепнул ведьмак Теодену. — Сейчас Гэндальф поднимется к Саруману, и милсдари Мудрые будут решать за рюмочкой свои вопросики за счёт короны Рохана.

— Ты уверен? — спросил Теоден, а Эомер, Арагорн и Гимли испепеляюще посмотрели на охотника на чудовищ.

— В своей земле я ещё не встречал чародеев, которые были бы неспособны предать в политической игре, — сказал Геральт.

— Плохо же ты Гэндальфа знаешь, — сказал ему Арагорн — и оказался прав. Гэндальф Серый не стал делать перед коллегой-гроссмейстером реверансы:

— Эх, Саруман, Саруман! Ты неверно выбрал путь в жизни. Тебе бы быть королевским шутом и зарабатывать на хлеб себе и на колотушки, передразнивая королевских советников. Понять друг друга? Боюсь, ты меня не поймешь. Но, Саруман, тебя я понимаю теперь слишком хорошо. Когда я в последний раз навещал тебя, ты был тюремщиком Мордора, и туда-то должен был быть послан я. Нет, гость, который был вынужден бежать с крыши, дважды подумает, прежде чем прийти снова.

Насилу ведьмаку удалось вставить в перебранку Мудрых свои пять крон.

— Мэтр Саруман! Ты хоть меня и не помнишь, и я не самая важная особа в кругу Теодена Роханского, но я, как и Гэндальф, был твоим гостем в Ортханке. И ты, и твои орки были со мной не больно-то учтивы. С орками мы разобрались, но между нами еще есть два незаконченных дела. Во-первых, со мной был Лотрандир — воин присутствующего здесь милсдаря Арагорна, сына Араторна. Я боюсь, что он злоупотребляет твоим гостеприимством, гроссмейстер, и лучше было бы, чтобы он отправился с нами. Не проведёшь нас к Лотрандиру?

— Разве сторож я каждому праздношатающемуся дунадану? Особенно теперь, когда в моих угодьях творится гоблин знает что! Ступай же в катакомбы, неучтивый ведьмак, и ищи там дорогого тебе Лотрандира. Если, конечно, он не утонул в нечистотах, которыми узников, не подумавши, залили ваши дружки-энты. Им ведь плевать, гнусный орк захлёбывается водичкой из Изена или честный узник, — ответил Саруман. — Так что там за второе дело у тебя, ведьмак Геральт?!

— Увы, чтобы докричаться до тебя, нам понадобилось прибегнуть к ultima ratio — сиречь нанести тебе военное поражение. Но я и мои старые друзья Лютик и Иорвет давно и с радостью прекратили бы рушить твои великие планы и возвратились бы восвояси, гонять мантикор и тискать полуэльфок в притонах Вызимы. Но что-то не позволяет твоим коллегам открыть нам Двери в родные края. Или кто-то. Есть подозрение, что это можешь быть ты, Саруман Белый. От тебя нужна лишь самая малость — снять блокирующие нас в Средиземье чары, — прокричал Геральт в сложенные ладони.

— Это какая-то ошибка, Геральт из Ривии, — ответил Саруман. — Я знаю, о каких препятствиях ты говоришь. Но не я обложил Арду этими чарами — хотя мог бы — и не мне дано их снять. Ты путаешь небо со звёздами, отражёнными на поверхности пруда.

— И почему все чародеи на свете так обожают эту избитую фразу? Даже здешние, — тихо сказал ведьмаку Лютик.

— Думаю, он ее подсмотрел в моей же памяти вместе с эликсирами, — ответил тот.

Между тем магики продолжали рядиться. Наконец, похоже, Гэндальфу это надоело, и тот сказал:

— Ты еще мог отвернуться от своих глупостей и послужить добру. Но ты выбрал другое — остаться и до конца пытаться осуществить свой подлый план. Оставайся! Но предупреждаю — возврата не будет! Даже если к к тебе протянутся темные руки с востока, Саруман! — воскликнул он, и голос его звучал властно и повелительно. — Я больше не Гэндальф Серый, которого ты предал. Я Гэндальф Белый, преодолевший смерть. Ты утратил свою белизну, Саруман — и я изгоняю тебя из Совета и из Ордена!

Чародей поднял руку и медленно проговорил ясным холодным голосом:

— Саруман, твой посох сломан, — послышался треск, посох в руках Сарумана раскололся, и верхняя часть его упала к ногам Гэндальфа.

— Что же это значит? — забеспокоился Лютик. — Не останемся ли мы тут навсегда?

— Думаю, что нет, — обернулся к трубадуру Гэндальф. — Теперь наложенные Саруманом чары будут спадать, и обряду вашего возвращения ничего не помешает... Если, конечно, этот предатель не оказался прав.

— Теперь мы можем и не спешить с этим, Лютик, — сказал Геральт. — И заняться незаконченным делом.

Арагорн разбил следопытов и примкнувших к ним на несколько партий, хлюпавших в поисках Лотрандира по разным местам Круга Изенгарда. Партия, в состав которой вошёл Геральт, спускалась в катакомбы.

— Зараза, — сказал ведьмак. — Тут всё так залито водой, что я уже становлюсь бесполезен как проводник. Помню только, что темницы — это направо, направо и вниз. Но в тот раз Лотрандира я и мои товарищи по побегу не нашли.

— В любом случае мы всё здесь обшарим, — ответил Голодир. — А если с Лотрандиром что-то случилось — камня на камне не оставим от этого отхожего места. Сейчас главное — тщательно обыскивать орков, живых или мёртвых. У этой сволочи могут быть ключи от камер.

Некогда на редкость сухое и жаркое от работы кузниц и плавилен место, катакомбы Изенгарда превратились в пещеру водопадов, изливавшихся сверху изо всех щелей. Геральту, Голодиру, Иорвету и Гальбараду, сошедшим в эту водяную ловушку, вода доходила до середины икр — и ведьмак подозревал, что дальше будет глубже.

И в самом деле, центр катакомб превратился в подземное озеро, по которому периодически проплывали тела не слишком везучих обитателей этих ям. Ведьмак пододвинул одного из утопленников поближе к берегу — это оказался урук. Тщательно обшаривая труп, ключей он так и не нашёл.

— Здесь не только уруки — рядом какой-то Dh'oine проплывает, — сказал Иорвет. Ведьмак дотянулся и до него — но мертвец оказался дунландцем, да ещё и с обрывками пут на руках. У этого ключей быть просто не могло.

— Эй вы там, ворьё кухонное, подъедалы ленивые! А ну шасть отсюда!!! Это наша территория, и вся съедобная дохлятина принадлежит нам!!! — раздался орочий рёв с другого конца пещеры. Когда-то тот, кто ревел в темноте, был одним из надзирателей катакомб и отвешивал Геральту особо смачные пинки.

— Не хватало мне ещё жрать таких, как ты, — огрызнулся ведьмак и глотнул наскоро остатки "Волка", сохранившиеся после Хельмовой пади. Они с Иорветом, не сговариваясь встали в боевую позицию, и очень вовремя — прямо к ним неслись пять или шесть крупных орков с факелами и саблями.

Бой был нетрудным. За то время, пока уруки служили тюремщиками Сарумана, они порядком подрастеряли воинские навыки и не были серьёзной угрозой для ведьмака с огромным стажем и матёрого эльфского партизана. Когда Иорвет прирезал, как свинью, последнего из орков, из кармана на его облачении надзирателя что-то со звоном выпало. Геральт подобрал находку, и вскоре подземелье огласилось ведьмачьим криком, перекрывающим шум воды:

— Голодир! Гальбарад! Где вы там, холера?! Ключ у нас!!!

— Я нашёл уже полдюжины ключей, а к трем из них — даже подходящие замки, но за запертыми решётками Лотрандира не было, — сказал Голодир, приняв находку ведьмака. — Были другие утопленники. А Гальбарад ушел наверх — его внимание привлекли какие-то полувросшие в землю постройки к северо-западу от Ортханка.

— Это могла быть лаборатория. Или другой тюремный блок, — предположил Геральт.

— Возможно, туда-то нам и надо, — предположил старый следопыт. — А то здесь от сырости мне кости ломит так, что Врагу бы мало не показалось.

Иорвет и Геральт всё-таки попытались осмотреть катакомбы, но оказалось, что почти все проходы в них уже затоплены наглухо. Более того — в один из них из какого-то механического устройства вытекал раскалённый металл, и над получившимся кипятком стояло облако пара. Делать в катакомбах было больше нечего.

Кратчайший путь к Гальбараду пролегал по не меньших размеров луже, чем в подземельях. Кое-где вода доставала ведьмаку, эльфу и старому дунадану по грудь, и они резонно опасались, что оружие их успеет заржаветь, а сапоги придут в полную негодность. Но правая рука Арагорна заметил их и знаками пополам с рычанием "Да не туда, Враг побери!!!" помог выбраться на сухое место.

— Мы припасли целую кучу ключей, Гальбарад, да только замков для них нет, — откашливаясь, сказал Голодир.

— Отличная работа, а то замков и засовов в этом каменном гробу предостаточно. И Лотрандира могут держать за любым, — вымолвил Гальбарад. — Мы не должны опускать протянутую ему руку, пока не найдём его — живым или бездыханным.

Похоже было, что полуподземный блок хранил важнейшие тайны Изенгарда. В этом участники спасательной экспедиции убедились, когда опробовали ключи.

Первый работавший замок таил за собой что-то вроде склада. В помещении, не залитом водой, кругом стояли полки, бочки, ящики, сосуды. Геральт открыл один из них, принюхался... Запах оказался очень знакомым ведьмаку.

— Чтоб мне лопнуть, если это не ведьмачий эликсир. Похож на сильно разбодяженное "Полнолуние". Только обычной воды недостаточно, чтобы сделать его безвредным. Что же этот курвин магик использовал?

Иорвет и Гальбарад тем временем пытались убрать из прохода бочонок, на боку которого были накаляканы какие-то каракули. Ведьмак посмотрел на них и увидел, что это Чёрная речь с ошибками.

— "Ентская вада. Ни кантавать! Убю!", — прочитал он.

Изыскатели действительно обнаружили в бочонке воду — изумительно свежую и бодрящую для такого места.

— Так вот что Саруман использовал как нейтрализатор. Вода из Фангорна! Интересно, сколько орков и людей ему понадобилось отравить, пока он догадался? — задумался вслух Геральт.

— Или пока урук-хай дотащили ему такую бочку целыми и невредимыми. Судя по тому, что я слышал об энтах, вряд ли они отдали эту воду без боя. И вряд ли таких бочонков много здесь, — ответил ему Иорвет. Тут же одноглазый скоя'таэль c испугом схватился за лицо:

— Эй! Bloede bleadd! Что происходит!

— У тебя, кажется, пропали кое-какие свежие шрамы, — сказал ему Гальбарад.

— Вот она, живая вода, о которой рассказывали нам в детстве! Глядишь, и у меня перестанет ломить колени, — порадовался Голодир. — Ну что, запомним эту комнату и идём дальше.

Дальше коридор привёл отряд Гальбарада во мрачную залу с полузатопленным нижним ярусом. Её караулила пара орков, но, похоже, диверсия энтов подкосила их боевой дух. Последний из них перед смертью успел сообщить, где искать заключённых, и нож Иорвета оборвал его геройскую биографию.

Орк направил дунаданов и примкнувших к ним попаданцев в туннели к восточной стене. Они разделились на две группы. Геральт и Иорвет долго блуждали по коридорам, куда вода еще не проникла.

Камеры тут были, но живых в них уже не оставалось. Здесь были и дунландцы с неизвестными ведьмаку клановыми татуировками, и рохиррим, и уруки, даже гном и, судя по виду оборванного платья, уроженец Бри. Все они были искорёжены чудовищными судорогами, а из-под их нар несло застарелым кровавым поносом и рвотой.

— Ghoul y badraigh mai an cuach, — сказал ведьмак и грязно выругался. Это были те, в кого Саруман или его аколиты вливали эликсиры без Испытания Травами — до того, как ему пришла в голову идея использовать источники Фангорна.

— Пусть Гэндальф и его дубочуды отдадут Сарумана мне, — добавил Иорвет. — Уж я-то сумею с него взыскать.

Наконец коридор кошмаров кончился, выведя компаньонов в другой полузатопленный зал. Здесь уже не было никакой орочьей стражи — только два Серых плаща внизу. Один из них окликнул ведьмака голосом Гальбарада.

— Я попал сюда через другой коридор! Похоже, в Изенгарде не меньше тоннелей, чем в муравейнике. Но мы обойдём их все!

— Перспектива впечатляет, — сказал Геральт, спускаясь к следопытам. — В твоём коридоре тоже были трупы?

— Лучше не спрашивай, — ответил позеленевший Голодир. — Был один живой, в ошмётках роханского платья, но совершенно потерявший разум. Он только лежал с немигающим взглядом и пускал слюну.

— Тсссс! — скомандовал Гальбарад. Геральт услышал какой-то подозрительный плеск в дальнем углу.

— Чума на тебя, желтоглазый ублюдок гоблина и дохлой собаки! Что заставило тебя вернуться в Ортханк!

Геральт хорошо запомнил низкий хриплый голос Гун Аин. Безымянной. Бывшей воительницы ангмарских горцев, которую он обезоружил много месяцев назад. Изгнанной с позором из клана беглянки, забравшейся в ледники Форохеля и убивавшей туземцев-охотников, чтобы отнять еду. Шпионки Сарумана. Возможной убийцы Лотрандира.

— И с тобой следопыты? Не многовато ли их уже погибло по твоей вине, ведьмак?

Гун Аин в трупно-зелёном платье и повязке со странным амулетом во лбу двинулась к вооруженным спутникам Геральта — но обнаружила, что Иорвет уже целится из лука ей прямо в лицо.

— Сними всё, что похоже на амулеты, beanna. А не то ты сильно изуродуешь личико, когда будешь выковыривать из него стрелу, — скомандовал эльф.

— Иорвет прав. Не хочу играть в ваши колдовские игры, — добавил Гальбарад.

Гун Аин нехотя подчинилась.

— Говори, где Лотрандир. Так ты немного облегчишь свою участь, изенгардская курва, — сказал ей Геральт, держа руку на эфесе меча.

— Почему вы так уверены, что захотите увидеть то, чем Лотрандир стал в этих камерах? Но хорошо же. Я исполню ваше желание, — сквозь зубы ответила Гун Аин и крикнула в черноту какого-то очередного туннеля, который они раньше не заметили:

— Покажись!!!

Навстречу своим спасателям заковылял человек в сопревшем сером плаще со скрывающим лицо капюшоном. Каждый его шаг давался ему с огромным трудом и сопровождался стонами, а передвигаться он мог только скрючившись.

— Давай же, пусть друзья увидят, во что ты превратился!

— Что ты с ним сделала, ангмарская ведьма?! — воскликнул Гальбарад.

— Кто первый убьёт эту суку? — спросил Иорвет.

— Я думала, что эльфы более галантны. Но я тут ни при чём, мои милые. Лотрандир отказался подчиниться господину. Пытался сопротивляться. И вот результат...

— Врёшь, стерва! — Гальбарад бросился на Гун Аин с кулаками. Иорвет и Голодир к нему присоединились. Лотрандир же, лишившись, видимо, магического управления, рухнул на залитый водой пол.

Геральт склонился над старым товарищем, с которым прошел в Средиземье огонь и воду. Теперь он корчился в муках на вонючем полу извращённых лабораторий Изенгарда. Он пытался что-то сказать, но получались только хрипы и бульканье. Наконец ведьмак разобрал его речь.

Умирающий говорил по-дунландски!

— Стойте!!! Стойте же, вашу мать!!! — воскликнул ведьмак. Голодир тем временем держал за руки вырывающуюся и визжащую Гун Аин с разбитым лицом и в разорванном платье, к которой Гальбарад и эльф тянули клинки с совершенно отчетливым намерением.

— В чём дело?! — сердито рявкнул на него Гальбарад.

— Это не Лотрандир. Нас одурачили, — сказал Геральт. — Смотрите сюда!

— Со... Со... Сокол... — простонал умирающий по-дунландски. Ведьмак сорвал с него капюшон.

Лицо человека в сером плаще не было по-вороньему заостренным лицом Лотрандира — темноволосого дунадана с цепкими серыми глазами. Это было искажённое мукой опытов с эликсирами лицо неведомого белобрысого роханца.

— А где тогда настоящий Лотрандир, ведьма?! Жив он или нет?! — спросил Голодир. — Говори! Или тебя допросит Иорвет, а уж он не станет вести себя прилично!

И Гун Аин заговорила.

— Я всего лишь хотела обрести имя. Когда-то я была Авайр, воительницей из Файл-а-Хро, что в земле Ангмара. Но явился желтоглазый чужеземец из Ривии и поверг меня в обрядовом поединке. Старейшины забрали мое имя, и роду-племени у меня не стало. Всё, что мне было нужно, это вновь стать... кем-то.

Пользуясь тем, что следопыты слегка ослабили хватку, Гун Аин указала на тело мнимого Лотрандира и собравшихся вокруг него Серых плащей и их союзников — Геральта, Иорвета, Гальбарада. Подошли к ним и Раданир, и Корунир из второй поисковой партии, тоже добравшиеся до этого места.

— Взгляни, ведьмак! Взгляни на их горе и их гнев! Вот чего я желала, Геральт, но никто не станет горевать по мне и мстить за мою смерть! Я уйду — никто не проронит и слезинки.

— Мы не пророним точно, beanna, если ты не расскажешь нам, где настоящий Лотрандир, — сказал одноглазый Иорвет, поигрывая клинком.

Гун Аин, шипя и фыркая, выдавила из себя:

— Ваш Лотрандир ещё жив.

— Неужели?! — практически хором ответили шпионке Серые плащи.

В глазах Гун Аин вспыхнуло дикое веселье.

— Воля Лотрандира была сильна. Саруман пытался подчинить ее, перепробовал всё, но ваш товарищ не сломался. В конце концов Волшебник потерял к нему интерес, но тут появились вы. И тогда он придумал кое-что забавное...

— Представляю себе его чувство юмора, — проворчал Геральт.

— Он велел вытащить из темницы другого пленника — дунландца, обезумевшего и отравленного от эликсиров — и одеть его в тряпьё следопыта. В расчёте, что вы оплачете и похороните его, а ваш дружок так здесь и останется в цепях, всеми забытый, пока до него не доберутся оголодавшие уруки, — закончила свой рассказ ангмарка и полезла свободной рукой куда-то в складки платья. Воины напряглись, ожидая, что в кого-то из них полетит отравленный кинжал, но Гун Аин достала лишь маленький невзрачный ключ.

— Держите. Его держат в самом конце южного коридора.

— Гун Аин, ты причинила нам столько вреда, что за это нет тебе прощения, — сказал Гальбарад, взяв ключ. — Но если бы не ты, подлость Сарумана удалась бы — мы ушли бы отсюда, думая, что наш товарищ погиб. За это я нарекаю тебя Аранной, что значит "прощение", и отпускаю из Изенгарда на все четыре стороны. Благодарю, что сжалилась над Лотрандиром... и над нами.

Больше Геральт и Лютик не встречали Аранну.

Геральт, отправленный на разведку, нашел вход в южный коридор без проблем, но он не слишком отличался от всех остальных коридоров в блоке для подопытных. Правда, здесь было больше пустых камер — то ли испытуемые выжили, то ли трупы отсюда успели убрать.

Наконец ведьмак добрался до огромной решетки, перекрывавшей конец коридора — за ней он переходил в заваленную камнями шахту. У самого завала валялась старая ржавая тачка, у которой было свалено какое-то тряпьё. При ближайшем рассмотрении груда тряпья оказалась усталым пленником, который щурился, как кот, под лучами тусклого света.

— Геральт?! — прохрипел пленник. — Не думал, что ещё свидимся.

Ведьмак полминуты искал на решетке замок и замочную скважину, а найдя, с трудом повернул ключ — видимо, замок давно не открывали. Лотрандир — изрядно отощавший и со следами давних побоев, но живой и в здравом рассудке — поднялся ему навстречу.

— Волшебник был в гневе, когда узнал о твоём успешном побеге, — слабо улыбнулся дунадан. — Мне даже стало жаль Сарумана. Столько орков кругом, а проку от них никакого.

— От одного ведьмака проку оказалось побольше. Прости, что не смогли прорваться тогда к блоку для подопытных — вокруг было слишком много охраны, и двое беглецов полегло. Пришлось уходить без тебя, — потупился Геральт.

— Что уж тут поделать. Даже Единый не может обратить время вспять. Хотя я бы обратил с радостью. Уж слишком тут жесткие камни. И слишком громко кто-то скребётся по ночам из-за завалов, — сказал Лотрандир.

— Это могут быть гродбоги или когтерои. Для тебя выполню заказ бесплатно, — усмехнулся ведьмак.

— Не хочу я тут ничего благоустраивать. Пусть Саруман сам выгребает грязь за собой. А мы выйдем на волю.

Когда Лотрандир, облокотившись на Геральта, побрел наружу, ведьмак издал в коридоре условный свист. Через некоторое время навстречу к ним сбежались остальные следопыты и Иорвет.

— Лотрандир, брат мой! Ты выжил! — Корунир заключил спасенного следопыта в объятия, а потом обернулся к ведьмаку и тихо сказал:

— Голодир оказался прав. Всё-таки ты не был предателем. Хотя даже если бы и был... Я бы, в отличие от Лотрандира, сломался в этом клоповнике с его гнилыми испарениями. Пора нам всем выбираться отсюда и забыть Ортханк, как дурной сон!

По дороге Геральт рассказывал Лотрандиру о том, чего тот не застал: о своем изгнании из отряда Серых плащей и вступлении в роханскую армию на Изенских бродах, о видениях, которые насылала на него во сне Галадриэль, про Нону и Корудана, похождения в Рохане, переворот в Эдорасе и роль в нем Арагорна...

— Мастер Геральт? Вы вернулись из ям?! И Лотрандир с вами?! Поздравляю, поздравляю!! А у нас тут тако-о-ое! — услышал ведьмак знакомый голос низушка. К ним навстречу бежал Тук-болван.

Пиппин тут же с места в карьер начал рассказывать про чёрный шар, которым запустил в делегатов Грима Гнилоуст из башни, и который тут же подобрал Гэндальф, обозвав каким-то "палантиром" и оценив как важный чародейский артефакт.

— Ну и Враг с ним, с палантиром, — равнодушно сказал Гальбарад. — Нам главное — что наш собрат-дунадан остался в живых, а союзник-ведьмак очищен от подозрений. А Гэндальф да хранит свои секреты и дальше. Если он что-то утаивает, значит, это надо было утаивать.

Другие поисковые партии из дунаданов и гвардейцев Теодена также нашли десятка два уцелевших невольников — в основном это были рохиррим, но несколько дунландцев и проезжий торговец из Арчета тоже там затесались. Отдельно стояла группа оборванных, поседевших и измятых женщин, которые то хохотали, то выли, то плакали, то пытались ударить своих роханских стражей.

— Сарумановы свиноматки, — брезгливо сказал один из гвардейцев. — Рожали для него полуорков — так говорят те из них, кто ещё не до конца рехнулся. Что будем делать с ними, государь? — обратился он к Теодену. — Родичи всё равно не примут их...

— Сведите их всех в общее убежище, и пусть их кормят и поят за мой счёт и со стола Медусельда, — велел Теоден. — Если кто-то из них родит орчонка — утопите его. Потом мы решим и их судьбу — возможно, эльфские колдуньи справятся с безумными...

Рохиррим готовились возвращаться — в Дунхарроу, где король назначил общий сбор. К ним присоединились и Серые плащи, а равно Арагорн с напарниками — эльфом и краснолюдом.

— Гэндальф предупредил нас, что ты давно уже исполнил его службу, помешав Иорвету расстроить союз с людьми, вот только Саруман — или Саурон — тебя домой не пускает, — обратился к Геральту Гимли. — Так что же — прощайте, ведьмак и Лютик?!

— Возможно, доблестный милсдарь Гимли, — ответил трубадур. — Воздух Средиземья действительно помог мне, и отсюда я везу на родину два десятка баллад — а роман в стихах "Фолька Охотник и Чудище Эверхольта", напротив, оставляю в Эдорасе. Как жаль, что прекрасная Эовин, похоже, так и не услышит его в авторском исполнении под нежное журчание струн лютни...

— Говорят, ведьмак — человек без родины, а то и вовсе не человек. Но именно в Средиземье я испытал, наверное, ту самую хвалёную ностальгию, — сказал Геральт. — Видимо, от того, что тут всё так похоже — есть и людские королевства, и эльфы, и краснолюды, и низушки. И чародеи, которых хлебом не корми, дай влезть в политику. И чудовища — тоже во многом как у нас. Даже покойный ныне Глубинный страж Мории — не кто иной, как риггер-переросток.

— Ты прикончил эту мерзость?! — И Гимли нарочито крепко пожал ведьмаку руку.

— Я и ещё десяток гномов, четыре из которых полегли в Чёрной Утробе, — соскромничал Геральт. — Так вот, но в то же время в Средиземье все на самом деле иначе, чем в северных королевствах. Нелюди здесь никогда не были изгоями среди людей — ну, кроме орков, cuach их aep arse. И вообще кинжалы в спину перед лицом общего врага здесь в ходу куда меньше. Те добродетели, о которых милсдарю Лютику остается только петь в балладах о влюблённых рыцарях, у вас можно кое-где встретить в жизни. Быть может, нашим нордлингам, нильфам и нелюдям тоже не помешал бы какой-нибудь Саурон, против которого можно было бы дружить?!

— Нет уж, Геральт из Ривии, такого я не пожелаю никому и нигде на свете, — сказал Арагорн. — Хотя для ведьмака насылающий чудовищ враг — кормилец и поилец, мы надеемся, что в скором времени сможем оставить Средиземье без этой напасти! И твой вклад в нашу борьбу мы не забудем. А теперь — удачи вам на большаке, Геральт, Лютик и Иорвет!

— Не торопись прощаться, Dh'oine, — сказал скоя'таэль, поправляя повязку на правом глазу. — Я по здравом размышлении принял решение остаться в Имладрисе.

— Всё-таки ты пошёл на это, — сказал Леголас.

— Тебя удивляет, Леголас аэп Ласгален*, что я предпочёл участь воина всеми почитаемых мудрых владык Запада участи остроухого изгнанника, террориста и клиента шибеницы? Если для Геральта в Арде всё так же и в то же время по-другому, то для Aen Seidhe — всё по-другому и гораздо лучше. Здесь у моей расы есть будущее — как бы в Имладрисе и Лориэне не скулили по былым временам и не рвались бросить всё и уплыть на Запад.

— А как же Саурон? — спросил Леголас.

— Что Саурон. Скоя'таэлю не привыкать биться — а если вместо Dh'oine врагами окажутся орки, тем хуже для орков.

— И ты останешься здесь единственным Seidhe, оставив соплеменников своей участи? — не отставал наследник Лихолесья.

— Почему же? У меня есть некоторые идеи на этот счет. Но их нужно обсуждать, обсуждать и обсуждать. С Митрандиром**. С Элрондом. С Галадриэлью. С твоим отцом, наконец. Их поддержка очень пригодится Aen Seidhe... я думаю.

— Смотри, не пытайся науськать их на Темерию или Ковир, — настороженно сказал Иорвету Лютик. Неизвестно, какой оборот приняла бы беседа, если бы ее не прервал крик Раданира:

— Сюда идёт какое-то семейство! Все совершенно голые! Что это за штучки?!

Ведьмак обернулся и увидел мужчину, женщину и подростка лет тринадцати — в чём мать родила. Они тоже заметили, что оказались в непрезентабельном виде, смутились, встали на четвереньки... И вскоре перед победителями Сарумана Белого стояли три медведя.

— Альдбер! Сунильда! Чары сброшены с вас?! Вы снова можете принимать человеческий облик?! — обрадовались Геральт и Лютик.

— Когда до нас долетели вести о битве в Хельмовой пади, мы собрались вдогонку королевскому войску, чтобы тоже поговорить с проклятым Саруманом по душам, — проревел беорнинг. — Но, как мы видим, обошлось — нас обернуло людьми раньше. Так что теперь нам надо возвращаться домой и вытряхивать из сундуков старую одежду, хе-хе!

— А теперь, раз колдовство Сарумана рассеялось, у нас остаётся последнее дело, — сказал Лютик, раскланиваясь и снимая пожухшую шляпу "брийского ловеласа". — Не поминайте лихом, милсдари и милсдарыни, и да скроется Тьма!

— Я не удивлён решением Иорвета, ибо большую мерзость, чем обращение ваших королей и вашей знати с эльфами, могу представить себе только в Мордоре, — сказал Гэндальф и выпустил из трубки странную дымовую конструкцию, похожую на наручники. — Однако же, мы на подходящем месте, и я могу приступить к обряду.

Гэндальф, Геральт и Лютик стояли на одной из вершин Изернора, которую чародей нашёл достаточно широкой и плоской. Перед ними расстилалась темнеющая после заката холмистая равнина Каменных Балок. На горизонте угадывалась ниточка гор Эред Нимрайс, а у их подножия незаметными оставались Эдорас и Дунхарроу, где Теоден объявил общий сбор — ведь угрозу из Мордора никто не отменял.

— Мы готовы, — ответил Геральт. "Ох, ненавижу порталы", — подумал ведьмак. Любопытный Перегрин Тук сидел за мешком Гэндальфа с загадочным палантиром и смотрел во все глаза, предвкушая новое чародейское чудо.

— А на твоём месте, юный Пиппин, я бы отодвинулся подальше. Мир, в который нашим общим друзьям надо возвращаться, не слишком дружелюбен к хоббитам!

Гэндальф начал читать нараспев многоэтажное и затейливое заклинание на языке, о существовании которого ни один из присутствующих и не подозревал. Он держал свой посох обеими руками, воздев над головой и нацелив его навершие точно в зенит.

Казалось бы, у чародея начало получаться — в воздухе перед Геральтом и его спутниками возникло характерное для будущего портала марево. На какой-то момент ведьмаку даже показалось, что он чует запахи трактира в Венгерберге, где мэтр Гэндальф его и нашёл.

— Вы вернётесь всего на час-другой позже, чем ушли со мной! — кричал волшебник, стараясь перекричать возникшие в воздухе вихри. — Время в Арде и за кругами мира летит неодинаково, так что Мудрые, зная это... Что за...?!

Марево упорно не желало проясняться, оставаясь на месте. Гэндальф тщетно повторял чародейские формулы — портал не открывался, застряв на половине процесса. Наконец в нём на мгновение показалось огромное красно-жёлтое око, словно бы из раскалённой лавы, и незаконченный портал схлопнулся с громким звуком, напоминающим о кишечных газах. При этом туда ещё и утянуло шляпу Лютика.

— Зараза... — с сочуствием к Гэндальфу выдохнул ведьмак.

— Что это было? Что это за игра в гляделки в портале? Кто нам мешает опять?! — взорвался виконт де Леттенхоф. — Вечно какие-то палки в колёса!

— Ты прав, Юлиан де Леттенхоф. Похоже, я возвёл в своё время напраслину на Сарумана. Он, конечно, предатель и деспот, но отсёк вам путь домой явно не он, а его новый друг из Барад-Дура. Этого я и боялся, — Гэндальф устало сел, как будто осыпался от времени, на большой камень и сник.

— И что же, гроссмейстер? Мы останемся в чужой земле до самой смерти? — спросил Лютик.

— В каком-то смысле... Не спешите оплакивать свою судьбу! Ведь это может быть не только ваша смерть — но и смерть Чёрного Властелина! Ибо добром он вас вряд ли выпустит. Судя по твоему, Геральт из Ривии, рассказу о встрече с назгулом, хозяин Кольца поставил себе цель — либо привлечь вас на свою сторону, либо уничтожить. Так что вам придется дорого покупать себе свободу, жизнь — и возвращение к близким и возлюбленным. Но когда Великое кольцо вернется в пламя Ородруина, и рассеется Тьма, всё снова станет возможным.

Геральт и Лютик встречали свою судьбу молча.

Дорога без конца вновь выбрала их. И уже вскоре она привела ведьмака и барда к новым приключениям. Её преграждали новые чудовища. На ней им сопутствовали новые друзья и союзники.

Но это уже СОВСЕМ другая история.

КОНЕЦ ЛИ?

* Иорвет обращается к Леголасу на манер Aen Seidhe — "Леголас из Зеленой пущи"

** Кто вспомнил, как эльфы называли Гэндальфа?