Цветочная история (гет)

К моменту, когда подошёл королевский бал, я уже обзавелась легким нервным тиком и привычкой озираться. Ухаживания нескольких господ были особенно навязчивы и назойливы. Ни прямые заверения в моей бедности, ни попытки предупредить их в заблуждении относительно моего характера, ни объяснения моих взглядов — а я не собиралась замуж до тех пор, пока не найду хоть сколько-нибудь подходящего мне по складу ума человека, что весьма сложно сделать — не отталкивали этих джентльменов.

Мне сыпались приглашения на прогулки, музыкальные вечера, театральные постановки и посещения музеев и закрытых частных собраний редкостей. Последнее даже на мой взгляд было ужасной бестактностью и попыткой меня обесчестить.

Леди Фицпатрик тоже не казалась довольной всколыхнувшимся вокруг меня вихрем внимания. Кажется, ни она, ни княгиня Батур не предполагали такой общественной реакции, когда объявляли о наследстве леди Фицпатрик. Как я и предполагала, надежда на скорое избавление от меня посредством замужества не сбылась.

Было несколько претендентов, которые могли бы устроить меня в качестве супругов: мягкий и нежный мистер Норель, который наверняка подчинился бы моему желанию продолжать мою работу травницей и исследовательницей мира растений; и мистер Оттем — меланхоличный молодой человек, ухаживающий за мной скорее по наущению его матушки, чем из собственного желания. Его можно было увести из-под влияния матушки и самой довлеть над ним. Ни один из них не был достаточно хорош или приятен наружностью, но оба могли послужить податливой глиной, которой я бы управляла ради собственного удовольствия и благосостояния.

Меня можно посчитать меркантильной, но я искренне не хотела оказаться в паре с человеком сильнее и властнее меня, ибо тогда бы подчинилась уже я и вся моя жизнь превратилась бы из свободного парения мысли и дела, благого не только для меня, но и для мира в целом, превратилась бы в закрытую камеру с единственным выходом — вдовством.

О такой возможности я тоже размышляла. Можно было получить кого-то из менее глупой поросли дворянских родов, родить ребенка и отравить мужа. Вряд ли кто-либо заметит убийство, всё-таки я искусная травница и смогу скрыть собственное преступление. Оставались только муки совести, с которыми я уж как-нибудь справилась бы.

У меня всегда был холодный ум и твердая рука, но я не была бездушной, просто рассматривала все возможные варианты, коих у меня было исключительно мало в ловушке всеобщего ухаживания. С уверенностью опытных охотничьих псов, меня загоняли в матримониальный капкан.

Я уже смирилась, что меня к концу сезона выдадут замуж, но тут отец прислал письмо и попросил вернуться домой сразу же после королевского бала. Я с глубочайшей радостью приняла это веление отца. Он не сообщал причину своей просьбы, но мне и не требовалась особенная причина, чтобы сбежать из столицы.

* * *

Меня нарядили в тяжелое шелковое платье с множеством подъюбников и серебряным шитьем. Волосы убрали и попытались прикрыть париком, но даже у опытного цирюльника это не вышло, так что леди Фицпатрик пришлось удовлетвориться только жемчугом и серебряными шпильками, нещадно дерущими мне волосы. Во всем этом великолепии я была похожа на большое безе с шоколадом на макушке.

Когда я уже намеревалась закончить свой туалет вышитыми шелковыми туфельками, ко мне зашла леди Фицпатрик. На ее лице уже привычно держалось выражение брезгливого неудовольствия — возникающее всякий раз, когда она смотрела на меня. Она оглядела меня со всех сторон, недовольно цокнула, а затем вытащила из ридикюля бархатный футляр:

— Эти серьги — подарок короля, они передаются в нашей семье уже несколько поколений. Я даю вам их на время, и не думайте, что это из-за вашей исключительности. Я даю вам их только для того, чтобы вы не позорили наш род своим деревенским вкусом.

Я не стала ей напоминать, что фасон моего бального платья выбирался лично ею.

Мы уже бывали в королевском дворце, но никогда еще не подъезжали с парадного входа. Громада дворца величественно возвышалась над головой, окна сияли сотней огней. Это зрелище заворожило меня, но леди Фицпатрик уже привычно цапнула меня за локоть и повела по мраморным ступеням вверх.

Всех барышень, коим предстояло также, как и мне, пройти церемонию официального представления королю, завели в небольшой зал. Там молодые девушки могли поправить наряд или прическу. В зале царило нервное оживление. Сложно сказать, почему меня почти не волновала предстоящая церемония — я знала, что ничего невероятного со мной не случится. Скорее всего, меня или представят первой или последней, поскольку я была единственной из "свинопасов" в этом году.

Наконец в залу зашел церемониймейстер и выстроил барышень парами с их родительницами — отцы присоединялись уже в зале — заиграла торжественная музыка и прозвучало первое имя. Не мое. Девицы двигались, легкими бабочками они впархивали в бальную залу, приседали в низком реверансе перед его и её величествами, щебетали несколько приветственных фраз, которым их, наверняка, обучили разумные матушки дома, и вставали в стройный ряд других себе подобных.

Я же по-прежнему не испытывала никакого волнения — мною будто овладела холодная рассудочность. Перед внутренним взглядом король никогда не представлялся мне кем-то невозможным, хоть моя судьба и находилась всецело в его руках — для меня он был обычным человеком, носок его туфли покачивался в такт музыке, а лорнет то и дело поблескивал, когда он внимательнее вглядывался в ту или иную девицу. Я видела обрюзгшего усталого человека, выглядывающего себе новую жертву или жертву своему принцу. Про таких девиц говорилось много, но шепотом, и они легко находили себе мужей, ведь не оставались без щедрого вознаграждения.

Принц не прятался в тени, но на его лице застыло безразличие — это был не первый год, когда ему искали невесту. Подходящих по положению было мало, еще меньше тех, кто был достаточно родовид и достаточно симпатичен, количество же разумных в их числе было и вовсе ничтожное количество. Поговаривали, что принц последний год волен выбирать невесту, а затем его оженят на венценосной особе другого государства.

Я не была юной, я не была особенной красавицей, мой ум едва ли можно было назвать смертоносно острым, разве что не податливым для устойчивых общественных мнений, я не представляла никакого интереса, кроме раздутой репутации сердцеедки, полученной за те несчастные несколько недель, что за мной велась охота, и славы отменной травницы.

Но тут назвали мое имя, а в подготовительном зале еще оставались юные леди, и я поняла, насколько ошиблась в собственных оценках. Меня представляли не как талант и самородок, меня представляли как барышню на выданье.

* * *

Я с трудом удержала на лице улыбку, но кровь отлила от лица, так что наверняка было заметно как я побледнела, ибо цветом кожи сравнялась со своим белым платьем.

— Не стойте столбом, — прошипела леди Фицпатрик, и я, наконец, сделала шаг вперед. Второй шаг дался легче, а затем я гордо вскинула подбородок и освободившись из цепких рук наперсницы стремительно пошагала на место всех дебютанток. Низкий реверанс удался мне как никогда прежде.

— Мисс Шер и леди Фицпатрик! — провозгласил глашатай.

Лорнет сверкнул прямо на меня.

— Так вот что вы такое, — протянул король заинтересовано. Ему не хватало только лупы, чтобы разглядеть меня еще внимательнее.

— Именно так, ваше высочество, — я снова склонилась в реверансе. — Травница.

На мгновение в зале повисла тишина, заполняемая только тонкой песней скрипок.

— Вижу, вижу, — король опустил лорнет и улыбнулся. Шелест шепотков вернулся в залу. — Молва о вашем мастерстве идет далеко впереди вас.

— Это только слухи, ваше высочество. Я далека от мастерства моей матушки, — я старалась говорить твердо, но голос то и дело подводил меня, сбиваясь в нервную хрипоту.

— Ваша скромность похвальна, дитя моё, — король снова улыбнулся и махнул мне рукой, позволяя отойти. Я мысленно заскрипела зубами — меня уже начинало подташнивать от высокомерного обращения "дитя моё", доступное всем кто был едва ли на десяток лет меня старше. Я постаралась успокоить себя тем, что подобное выражение подходит королю примерно также как моему отцу: они оба владели моей жизнью. Только отец исключительно редко пользовался своим правом, а вот король... Что ж, тогда мне было еще ничего не известно о собственной судьбе, но я не могла отделаться от мысли, что сильно усложнила её самой себе своей выходкой, полной бессмысленной гордости.

— Ну конечно, — ядовито выговорила мне на ухо леди Фицпатрик, едва мы встали в ряд дебютанток. — Иного я от вас и не ожидала, как еще вы могли выделиться, глупая и безответственная девчонка.

— Очень жаль, что вы не соизволили мне заранее сообщить, что для короля я только очередная претендентка в игрушки, — выдохнула я в ответ. — Я бы заготовила речь получше.

— О, нисколько не сомневаюсь, — ответила леди Фицпатрик. — Вы что же думали, вас представят как-то иначе? Ни один из "одаренных" не получил такой чести, а вы еще и возмущены неласковым приемом. Впрочем ничего удивительного, вы всегда были неблагодарной вздорной девчонкой.

Я промолчала.

Последние девицы входили в зал — скоро должен был начаться бал. Некоторые семейства заранее договорились, так что партнеры по первому танцу уже были знакомы, я же надеялась, что мне удастся улизнуть с этого унизительного мероприятия. Совершенно напрасно (та осень вообще выдалась богатой на разочарования), напротив меня встал сэр Тельман. Он улыбнулся мне и отвесил низкий поклон, едва зазвучали первые ноты танца. Танцевала я совершенно ужасно, но предупредить своего кавалера я не удосужилась, мысленно злорадствуя всякий раз, как наступала ему на ногу.

— Кажется, танцы не доставляют вам особенного удовольствия, — заметил он после особенно удачного приземления моего каблука.

— Не больше, чем беседы, — ответила я, надеясь, что смогла его не оскорбить — это было бы очень недальновидно с моей стороны.

— Могу вас понять, столько лет вдали от света... — он усмехнулся, а я подавила в себе волну гнева, хотя щеки вспыхнули: так изящно еще никто не указывал на мой возраст. Таких как я именовали в свете "переспелок".

— Здесь слишком шумно, чтобы этим можно было наслаждаться.

— Из самых лучших побуждений, поймите меня правильно, — я отвела взгляд от его сияющего улыбкой лица. — Я бы посоветовал вам провести остаток вечера в библиотеке.

— Это угроза? — я на мгновение опешила.

— Ни в коем случае.

— Неприличное предложение? Учтите, в моих краях дамы могут не церемониться с обидчиками.

— Я не посмел бы.

— Тогда что вы имели в виду?

— Думаю, вам стоит смилостивиться над всеми грядущими партнерами и освободить их от удовольствия танцевать с вами.

Прозвучал завершающий пассаж, и я от души вдавила каблук в ногу сэра Тельман.

— Благодарю за совет, — я присела в реверансе. — Я обязательно им воспользуюсь.

Леди Фицпатрик была довольна мной, ведь я танцевала с самим сэром Тельманом. Я же встала подальше от танцующих, отклонила несколько предложений присоединиться к уже вальсирующим и, наконец, втихаря улизнула.

Публичная библиотека не могла сравниться с великолепием этого собрания. Я не могла отвести взгляд от стройных полок, тянущихся вдоль стен и высоких галерей, заполненных тяжелыми томами.

Здесь уже собралось несколько мужчин, отцов дебютанток, и парочка степенных дам, сидящих возле жарко натопленного камина. Я бы и сама была бы рада оказаться возле камина, в громаде дворца было прохладно любому, кто не танцевал или не пригубил изысканные королевские вина. Но я только сдержанно поклонилась и отправилась бродить вдоль полок, высматривая что-нибудь интересное.

Тут меня и нашли поклонники.

* * *

Их было человек пять — самые смелые или самые глупые. Не помню их имена, помню только, что их лица сливались в один общий смазливый поток. Они окружили меня и на перебой стали предлагать вернуться и продолжить вечер в танце именно с ними (с каждым по отдельности, а не всеми вместе). Когда один из самых смелых ухватил меня за руку и потянул ее к своим губам, я не на шутку разозлилась и от всего сердца дала ему пощечину. Звон разлетелся по библиотеке.

Поклонники замерли, не зная, что им надлежит сделать в подобной ситуации.

— Оставьте меня, — я состроила печальную гримасу. — Неужели вы не видите, как мне тяжело в этот вечер, ведь король вовсе не обратил на меня внимания.

Это было так глупо, что я с трудом удержалась от смешка, но на моем лице по-прежнему держалась скорбь.

— Что вы, мисс, — попробовал возразить один из юношей. Тут мои глаза наполнились слезами (я вспомнила, что вот уже месяц не притрагивалась к земле), и поклонники отступили. Всем известно, что ничто так не отвращает мужчин, как женские слезы.

— Оставьте меня, — я махнула рукой, а другой ловко выудила из кармашка платочек и принялась усиленно прикладывать его к глазам. В это мгновение, я пожалела, что не стала актрисой — у меня определенно был дар, я могла развить его и стать бессовестно известной и совершенно отвергнутой высшим обществом. К тому же, кажется, актерам мало платили...

Не успела я глазом моргнуть, как осталась одна. Я поймала несколько недовольных взглядов и даже немного пожалела, что так сурово обошлась с юнцами, хотя больше я бы их не выдержала ни минуты.

Каминов было несколько во всей библиотеке, но куда больше меня заинтересовали газовые лампы, установленные возле полок. Рядом стояли уютные кресла, и в одно из них я устало опустилась. От вечера едва прошла пара часов, а я уже была совершенно без сил.

— Потрясающее зрелище, — из сумрака вышел сэр Тельман, я с трудом удержалась от тяжелого вздоха.

— Что вам нужно?

— Не мог не поразиться вашему таланту.

— Сама впечатлена, — я прикрыла глаза ладонью, размышляя, поймет ли он мои намеки или стоит сказать прямо, что сейчас меня тошнит от любого человека рядом.

— Может быть, хотите вина? — предложил джентльмен.

— Чего вы от меня хотите? — не выдержала я.

— Дружескую беседу? — он снял очки и убрал во внутренний карман камзола. Его красивое лицо показалось еще более открытым и немного мальчишеским. Во мне зародились сомнения: может, не стоило быть с ним столь резкой? Он единственный при дворе, кто мог ответить на мою колкость колкостью большей и при этом остаться приятным в обхождении.

— Это крайне неприлично. Моя дуэнья осталась в бальной зале, — из груди вырвался тяжелый вздох. — Но мне, признаться, безразлично мнение общества, я скоро покидаю столицу и не собираюсь в ближайшее время возвращаться обратно.

Он присел на соседнее кресло.

— И чем это вызвано?

— Батюшке требуется мое присутствие дома.

— Я полагал, вы не из тех, кто признает власть мужчин над собой.

Я невольно улыбнулась.

— Только когда это не касается его величества и моего отца.

— В таком случае, следует посоветовать принцу задержать вас еще.

— За что вы меня ненавидите?

Беседа текла легко и приятно. Я впервые за долгое время позволила себе расслабиться, не ощущая гнетущего давления со стороны. Сэр Тельман при всей его красоте, знатности и должности оставался доброжелательным и простым в обхождении. Во мне медленно зарождалась симпатия, чрезвычайно далекая от влюбленности, но близкая к принятию сэра Тельмана в круг моих друзей.

* * *

После достаточно душевной беседы сэр Тельман уговорил меня вернуться с ним в зал и провести еще какую-то часть вечера за танцами. Он умело вел, от чего мои ноги чуть меньше заплетались, а каблуки чуть реже оказывались на носках его ботинок. Я не согласилась более чем на один танец, ибо больше чем два танца за вечер с одним партнером могло означать приближающуюся помолвку, что меня совершенно не интересовало.

Удивительно, но леди Фицпатрик не заметила моей долгой отлучки, а потому не высказалась, что было бы в ее духе.

Между тем, вечер не близился к завершению. Королевский бал — мероприятие долгое, для многих увеселительное, но для кого-то, вроде меня — чрезвычайно утомительное: необходимо вести беседы со всеми случайными знакомыми, знакомство с коими произошло на более ранних вечерах; заводить новые знакомства; танцевать, либо старательно избегать танцев; играть в карты, либо обсуждать кто и как проигрался, да и вообще заниматься делами не интересными, созданными для преодоления скуки людьми, у которых было слишком мало забот в жизни.

Я дождалась, когда часы пробьют полночь и упросила леди Фицпатрик покинуть вечер. Мне еще предстоял долгий путь по дороге сомнительной ровности, но предвкушение скорого возвращения домой не могло не наполнять душу радостью.

Утро я встречала с особенным воодушевлением. Большую часть скарба, нажитого за месяц пребывания в столице, я с разрешения леди Фицпатрик оставила в сундуках на ее чердаке. Кровь бурлила, я то и дело беспричинно улыбалась, втайне пританцовывая от нетерпения.

К одиннадцати часам подали скромную карету.

— Не скажу, что имела большое удовольствие от вашего пребывания в моем доме, но всё же в скором времени он будет принадлежать вам, — леди Фицпатрик поджала губы. Её сморщенное как запеченое яблоко лицо ни единым движением не выразило хоть какое-нибудь чувство, будто она каждую неделю подписывала завещание в пользу дворовой девчонки, вытащенной из леса указанием короля.

— Спасибо, тетушка, — ответила я искренне. Её подарок стоил больше, чем мое спасибо, но я посчитала это компенсацией за целый месяц мучений. Мы поклонились друг другу, я села в экипаж и облегченно выдохнула.

Я наконец-то покидала столицу.

* * *

Ни тряски, ни неудобств я не заметила, хоть время и тянулось мучительно долго. Когда впереди показались знакомые места, сердце запросилось на волю. Я остановила возницу, вылезла из кареты и двинулась пешком, предварительно отправив саму повозку до дома с моим единственным сундучком.

Грудь наполнял свежий воздух, подмерзшая земля хрустела под ногами. Вид на темные поля казался вовсе не унылым — высокое синее небо поднималось над ним, расширяя неведомые границы горизонта, серой дымкой тянулся вдалеке лес.

Я добралась к дому, задержавшись на какой-то час, но так хорошо, свободно и счастливо я не чувствовала себя уже давно.

Первые дни были посвящены моим историям из столицы и ухаживанием за теплицами. Моя помощница была умницей без сомнения, но не обладала даром понимать нужды растений, она не чувствовала, чего хотят мои травы: где стоит подкормить яичной скорлупой, а где стоит чуть больше полить. В моем небольшом зеленом раю мне было до невозможности хорошо, я радовалась каждую минуту — меня радовали даже посыльные из королевского дворца, приезжающие каждое второе утро за травами. Отец тоже выглядел счастливым, чего с ним давно не случалось.

— Приглядела себе жениха? — спросил он однажды утром за завтраком. Я поперхнулась.

— Зачем они мне, батюшка? — удалось выговорить после того, как я откашлялась.

— Продолжать славное дело нашей семьи, конечно, — отец всплеснул руками.

— Я и сама с этим прекрасно справляюсь.

— Дорогая, твоя матушка не зря вышла замуж за меня — без меня тебе не удалось бы продолжить дело матушки, тебя бы просто не существовало, — он лукаво улыбнулся. Я с трудом удержалась от недовольной гримасы.

— Вы, конечно, абсолютно правы, батюшка, но второго такого, как вы, не сыскать, а прочие мне и не нужны, пожалуй.

Отец весело мне подмигнул.

— Леди Фицпатрик писала о сэре Тельмане.

Вилка громко звякнула о тарелку. Я неловко ее подхватила, хотя вся скатерть уже была испачкана яичным желтком.

— В таком случае она должна была написать, что мы с этим господином с трудом выдерживаем друг друга, — это было лукавство чистой воды, но мне не хотелось признаваться, что у меня появился друг в столице. Тем более, что возвращаться я туда вовсе не собиралась.

— Очень жаль, он написал письмо и обещал приехать в качестве ревизора наших теплиц.

— Зачем? — я в ужасе уставилась на отца.

— Король хочет провести проверку, в надлежащем ли виде содержатся травы, подаваемые ему каждый день на стол, — несмотря на то, о чем отец говорил, на его лице оставалось немного лукавое выражение, будто какая-то из шалостей выдалась особенно славной.

— О боже... — простонала я. — За что мне все эти испытания?

— Готель, — отец в миг посерьезнел и осуждающе покачал головой. — Это стоит воспринимать как благо. Сам король о нас печется.

Но я не могла смотреть на это никак иначе — у меня уже сложилось мнение о визите сэра Тельмана как об очередном испытании, выпавшем мне в эту осень.

Сэр Тельман прибыл верхом вместе со своим писцом. Они смотрелись очень контрастно — уверенный в себе сэр Тельман и до девичьей нежности застенчивый юноша, едва ли меня старше на год. Он тенью следовал за сэром Тельманом и старался не поднимать глаз от бумаг, которые никогда не выпускал из рук. Его представили мистером Коннером, и он показался мне очень привлекательным. На застенчиво краснеющем лице лежал отпечаток ума в должной мере образованного, а руки, хоть и были испачканы чернилами, не были холеными руками вечно сидящего за партой юнца. На коне он сидел едва ли хуже сэра Тельмана, да и в остальном уступал разве что ростом и цветом кудрей, тщательно увязанных сзади лентой. Мистер Коннер был абсолютнейшим блондином с большими васильковыми глазами.

Сэр Тельман обошел теплицы вокруг, и я не смогла отказать ему в посещении их внутри. Его сопровождал батюшка, никогда прежде не ступавший в них даже носком ботинок. Я же осталась снаружи беспомощно наблюдая, как каждая грядочка не обошлась без тщательных измерений. Ревизорам необходимо было вызнать все — размер, длину, глубину, чем удобряются, чем поливаются, какая температура поддерживается, как сооружена система полива и почему стекло расположено таким образом, а не иначе. На большую часть вопросов батюшка не знал ответ, потому ими принялись пытать меня, но отец не дал мне и рта раскрыть.

— Господа, предлагаю вам чашку чая и сытный обед, путь у вас был долгим и тяжелым, а затем вы сможете продолжить своё исследование.

— От обеда мы не откажемся, — улыбнулся сэр Тельман. Я улыбнулась в ответ, но лишь потому, что посланнику короля не надлежит показывать язык.

Мистер Коннер что-то невнятно пробурчал. Мне стало жаль мальчика, явно испытывающего все тяготы юношеской неуверенности, и я искренне пожала ему руку, пока провожала гостей в столовую. Это не осталось незамеченным сэром Тельманом. Он удивленно вскинул бровь, но я только снова улыбнулась.

Обед прошел в вежливой тишине. Пока мужчины насыщались, я размышляла о том, стоит ли велеть Гретель готовить гостевые спальни, или сэр Тельман с протеже сегодня же отправятся восвояси.

— Мы задержимся, если вы не против, — заявил сэр Тельман.

Отец радушно распахнул руки:

— Ну конечно, сэр! Мой дом — ваш дом.

Каждая минута этого дня ощущалась тяжелым камнем, падающим мне на плечи и придавливающим прямо к земле. Мне мучительно хотелось ускользнуть из дома в теплицы, но даже там меня ждал бы сэр Тельман с личным блокнотом на ножках. Вопросы не кончались, у меня же во рту давно пересохло, мне пришлось спускаться в личный кабинет за записями и чертежами, делиться тем, чем я бы искренне не хотела делиться ни с кем, кроме моего собственного дитя.

Едва мы отужинали и сэр Тельман скрылся по своим надобностям, я отозвала батюшку в сторону и попросила сделать всё, чтобы прекратить этот визит.

— Батюшка, — с отчаянием взмолилась я. — Неужели вы не понимаете, что все это значит?

— Успокойся, дорогая, просто король интересуется твоим талантом.

— Они заберут все мои идеи и построят у себя теплицы. Мы лишимся нашего источника дохода!

На лице отца промелькнула озабоченность, но затем он снова просветлел.

— Не беспокойся, Готель, король не будет нам вредить.

— Королю будет дешевле построить собственные теплицы, чем почти ежедневно отправлять к нам человека!

— Дорогая, пока ты была в столице, ни один посыльный из королевского дворца к нам не приезжал. — Я в ужасе замерла, не зная, как это понимать. — Но вот ты вернулась и вернулись посыльные. Дело в тебе, именно твои травы так сильно ценит король.

В то мгновение я и поняла королевскую задумку.

— Меня заставят построить при дворе теплицы и разводить травы для короля, — прошептала я.

— Что? — переспросил отец.

Но я промолчала — меня охватил страх. Сославшись на недомогание, я ушла к себе в комнату и заперлась там до следующего утра, а утром сэр Тельман с мистером Коннером уехали до того, как я покинула спальню — в то утро я пропустила завтрак, сказавшись больной.

Через три дня мне пришла краткая записка.

"Король желает видеть вас лично. Сэр К.Тельман".

И в тот момент я никого так сильно не ненавидела, как сэра Тельмана.