Спаси меня от души (джен)

Шестое декабря встретило жителей столицы до странности сильным холодом. Казалось, что уже наступила полноценная зима, где дороги и крыши зданий скроются покровом снега, загудят снегоуборочные машины ЖКХ и угрюмые водители наконец полноценно сменят шины своих машин на зимние, стоя в гигантской очереди у шиномонтажек, но в среду были лишь небольшие заморозки. Замерзшие лужи и иней — вот и декабрь. Тем не менее, Наташа была до невозможности рада даже такой незначительности. Тётя Люда забрала девочку из начальной школы, как раз после уроков, и они пешком неспешно двигались по многолюдным улицам города, которые потихоньку-помаленьку обретали новогодние краски. Наташа знала, что вкусные символы Нового года появились в магазинах ещё в ноябре — тогда она схомячила с десяток мандаринов — но вот обилие мишуры и гирлянд на вывесках магазинов наравне с ёлками чуть ли не на каждой площади начали появляться только сейчас.

Счастью не было предела: Наташа с завидной регулярностью ослушивалась тётю Люду, просящую держаться ближе к ней, и попросту убегала — если не ко всем, то к безумно многим проявлениям праздника. Она с трепетом и очарованием послушала сладкие речи торговца открытой лавки — с седой бородой, как у сказочного волшебника — о том, насколько у него красивые и многофункциональные статуэтки зверушек в красных шапочках. Да что там, он собственноручно показал, как его пухлый кот с поднятой лапкой заговорил вполне осмысленной речью, сопровождая ее яркими огнями в глазах и примитивными движениями головы и лап. Конечно, искушение взяло верх, и Наташа захотела не только этого кота, но и ещё собачонку с милой мордочкой, сову с крайне умными глазами, а потом и брелочки у того же торговца, затем красивые карандашики, блокнотик с ручной отделкой обложки, «волшебные» очки, палку для, скорее всего, новогоднего избиения неугодных… В общем, тётя Люда была атакована ребёнком, зачарованным маркетинговым искусством продавца, отчего принимать решение было особенно тяжко. К сожалению, не в пользу капризов девочки.

Праздник сменился на траур, веселье на обиду, активность — пассивностью. Мир изменился в глазах Наташи настолько, что никакое предпразднество, казалось, больше не радовало совсем маленькую девочку. А вот нет: она увидела на витрине очередного магазина привлекательный до вкусности пломбирный торт, дразняще стоящий исполинской башней перед ней. Новые капризы, новое веселье и активность. Подобные скачки настроения у Наташи были очень много раз, отчего любой взрослый человек подумал бы о психических проблемах ребёнка, но что мы знаем о детской радости и предвкушения праздника? Так тётя Люда снова упустила Наташу, и та убежала достаточно вперёд, чтобы окончательно пропасть из виду. Девочка, к слову, совершенно не понимала, что натворила, так как обратила внимание на человека, одетого в красный костюм волшебника. Естественно, пытаясь догнать его, дабы получить подарок, Наташа не заметила, как он уже оказался на другой стороне дороги. Их отделял один лишь пешеходный переход, однако люди почему-то перестали переходить дорогу. Наташа было хотела выбежать на проезжую часть, но её внезапно поймал и остановил незнакомый мужчина.

Он был одет в чёрное пальто с заметными золотистыми пуговицами, на голове была шляпа со средними полями — в общем, никакой не праздничный человек. Тем не менее, его твёрдая хватка рук, скрытых кожаными перчатками, отгородили девочку от ужасающей опасности. Незнакомец усадил Наташу на скамью рядом и, присев на корточки, по-доброму уютно улыбнулся.

— Что же ты дорогу на красный цвет светофора переходишь, м, куколка? — поинтересовался мужчина, иногда оглядываясь в поиске предполагаемой родни девочки. — А где твои мама и папа?

— Мама ждёт в кафе, — отвечала Наташа, качая ножками. — Но со мной тётя Люда!

— Тётя Люда? И где она?

— Она… — девочка и сама начала осматриваться. — Ой, убежала…

— А ты доверчива к незнакомым дядям. Вдруг я кусаюсь?

— Вы добрый!

— Вот оно как.

Вполне себе обычное доброжелательное лицо мужчины успокаивало почти сразу, вызывая неясное доверие. Конечно, даже для семилетнего ребёнка очень странный взгляд карих глаз вызывал неясные переживания, но вот всё остальное — милое и красивое. Улыбка мягкая, кожа лица без единой морщины и прочего дефекта, а нос даже забавлял своей длиной.

— Давай подождём твою тётю, хорошо? Никогда больше не переходи дорогу на красный свет!

— Не говорите Тёте Люде только… пожалуйста.

— Это наш секрет, — со смешком стал подельником юной леди незнакомец, прижав палец к губам.

— А кто вы такой?

— Я? Прохожий, всего-то. Иду за подарками для своих детишек, вот, твоего возраста.

— Тоже хочу подарки… Тётя Люда не разрешает мне взять с собой игрушки.

— Они обязательно подарят тебе что-то потом. Терпение, куколка, и ты будешь самой счастливой принцессой! А пока… — незнакомец поднялся, увидел ходившего среди толпы продавца цветов, и поспешно отдалился.

Времени прошло немного, как он вернулся, да не с пустыми руками. Мужчина слегка наклонился к Наташе и почтительно протянул ей цветок. Это роза, причём белая, но с обворожительно яркими блёстками всех цветами радуги, так заманчиво играла сочетаниями цветов, что Наташа впала в радостный ступор. И вправду, такой цветок не только был красочным, но и по-здоровому пышным, живым. Не принять такой подарок от незнакомца было невозможно.

— Спасибо! — не забыла поблагодарить она, аккуратно взяв за стебель розу и продолжив рассматривать. — Красиво…

— Такой же красивый, как и вы, юная леди, — мужчина медленно кивнул Наташе, а после поцеловал ее в тыльную часть ладони. — С наступающим праздником.

Столь, как казалось Наташе, взрослое отношение к ней напрочь сбило с толку. Она словно очутилась в любимых сказках, где даме дарили прекраснейшие подарки и всячески оберегали и лелеяли, потому Наташа полюбила новогоднюю пору ещё сильнее. Кажется, намного сильнее.

Вскоре к ней прибежала тётя Люда, явно недовольная, раз тут же принялась злобно ругать Наташу за такую беспечность. Но той не было ни обидно, ни стыдно: слишком яркие эмоции затмили её разум. Это заметила, собственно, и сама тётя Люда, которая увидела в ручках девочки цветочек, а после — странную компанию в лице незнакомца.

— Прошу прощения, — начал он, — мне показалось, она заблудилась, поэтому решил оберечь её от непредвиденных обстоятельств. Я рад, что вы нашли её.

— А… да… — тётя Люда хотела уже навалиться на незнакомца с обвинениями, но общая атмосфера быстро сбавила степень напряжённости до минимума. — Вы меня простите, она совсем не слушается и доставила вам неудобство. Спасибо, что проследили за ней. Хотите, я вам заплачу? Сейчас…

— Не стоит, я это делал из добрых побуждений…

— Нет-нет, я настаиваю! — она протянула незнакомцу несколько банкнот. — Выпейте кофе. Советую заглянуть в кондитерскую у Ермаковского метро, ну, на площади, там отличный кофе! И какие пирожные, м-м-м!

— Знать бы, где то метро… Хорошо, я разберусь, госпожа. Хорошего дня, — поклонившись Людмиле, незнакомец снова обратил внимание на Наташу. Он также поклонился и ей. — Хорошего вам дня, миледи.

— До свидания, дядя!

Так они разошлись только после непосредственного перехода через дорогу. Тётя Люда и Наташа в одну сторону, милый незнакомец — в другую. Несмотря на нравоучения тёти, Наташа ещё долго не могла отойти от пережитой сказки. Всё же он смог очаровать ребёнка сильнее любой игрушки на прилавке торговца.

Вот они подошли практически к площади, в центре которого стояла высоченная ёлка, светящиеся поярче даже солнца, как представлялось Наташе, но на саму площадь они не вышли. Вместо этого они зашли в кафе на углу.

Теплота была везде: жёлтый свет ламп, выполненных в виде уличных фонарей, дубовая мебель, начиная столами и заканчивая кассой, разодетые посетители и богатый список пирожных, подающихся исключительно с напитком. К сожалению, здесь ещё не было новогодних украшений, хотя ящик в углу помещения уже стоял, но антураж заведения нисколько не огорчил Наташу или наскучил ей.

Более того, ей тут же захотелось вновь опробовать карамельный детский какао вместе с любимым тортом-наполеоном. Но сначала она должна была встретиться со своей мамой, сидящей за дальним столом у окошка. Пока тётя Люда неуклонно жаловалась сестре за неподобающее поведение девочки, сама Наташа радостно обнимала маму и параллельно рассказывала, какой удивительный дядя ей встретился. Конечно, сначала мама была насторожена таким фактом, но из-за милого подарка в виде розы она быстро успокоилась. Так они дружно уселись за один стол на диванчики-сидения.

— Ты больше не убегай от тёти Люды, она так ведь испугалась за тебя! А если что-нибудь с тобой произошло? — всё же не ушла от отчитывания мама, весело качая указательным пальчиком. — Осторожнее!

— Я понимаю, мама… — наконец Наташу заел стыд из-за осознания, что тётя переживала за неё. — Простите меня…

— Она все мои мозги проела, когда шли. Купи это, купи то, купи сё — ужас!

— Всему своё время, — загадкой ответила мама, вмиг заинтересовав дочку. — А пока давайте поедим. Уже время обеда!

Пускай Наташа уже ела в школе, но отказаться от пирожного она не могла. Тётя Люда пошла делать заказ, оставив маму и дочку одних. Они болтали обо всём, словно никакой разницы между их возрастами не было. Конечно, ребёнок остался ребёнком, но столь приятный разговор был вполне себе интересным. Когда Наташа положила розу на стол слева от себя, мама тут же заметила, да и потом сама девочка, как с лепестка начало что-то стекать. Сначала показалось, что сок цветка, хотя это странно, но потом они обе заметили, что красная жидкость, небольшой лужицей расползаясь по столу, была слишком похожей на кровь. К этому моменту подошла тётя Люда и также заметила странность.

— Что это такое? Ну не кровь же… — не понимала тётя, так и стоя у стола. — Откуда…

Над лужицей что-то сверкнуло, после чего остался голубоватый дымок. Момент — и Наташа перестала чувствовать своё тело. Оно совершенно не слушалось, руки словно отпали, ноги завяли, а голова вообще не могла как-то ощущать реальность вокруг. Само зрение ухудшилось настолько, что она видела лишь смутные оттенки красок окружающего мира. Тёплый дуб, жёлтый свет, кое-какие очертания мамы, сидящей напротив, и очень много красного, какими-то линиями проходящего в разные стороны. Вскоре в ушах начал стоять дикий гул, вызывая смятение, но после Наташа смогла кое-как сосредоточиться, пускай и на несколько секунд. Разбив окно рядом, разодрав диваны, поломав стол, красные твёрдые колья исходили во все стороны от небольшой лужицы, как иголки ёжика. Чувствовалось что-то инородное в боку, но испугало Наташу далеко не это. Она увидела собственными глазами, как колья проткнули маму в нескольких местах сразу, буквально впечатав в стену. Что с тётей Людой, было неясно, но Наташа уже не могла мыслить нормально. Она нашла силы лишь опустить взгляд, чтобы увидеть, как толстый кол проходил насквозь тельце, пускал её же кровь по нему к основанию и стремительно «поглощал» жизненные силы. Совсем скоро глаза закрылись, но открыть их больше не удалось.

* * *

Валентин Кондратьев пронаблюдал, как колья крови уничтожили необходимую цель, и под шум испуганного народа ушел восвояси, дабы не вызывать никаких подозрений. Внешняя хладнокровность перед делом совершенно не отражала его внутреннее бурление эмоций. В сердце молодого офицера совесть вместе со справедливостью билась о целесообразность такого убийства. Дело было даже не в самой цели, а в сопутствующих убитых, которые ровным счётом никак не были связаны с деятельностью объекта. Довольно быстро в неопытном парне проявились сомнения в компетентности непосредственного командира, Александра Бейкера.

С такими претензиями он пришёл к нему. Бейкер находился в парке в нескольких улицах от места происшествия, спокойно сидя на скамье и читая ежедневную газету. Его непоколебимое спокойствие и поражало, и раздражало одновременно. Поведение Александра можно было сравнить с верным традициям аристократом, который привык вести себя правильно для общества. По правде сказать, даже для Валентина он был слишком приличным, вежливым и вообще даже почтительным к окружающим людям. Ни одного плохого слова от него не услышишь, будь то ругательство, какой-нибудь жаргонизм или слово-паразит, а если и слышалось подобное, то исключительно воспринималось как нечто неестественное.

Когда Кондратьев сел рядом с ним, командир ловко сложил газету, отложил в сторону и, сняв шляпу, бережно огладил свои длинные чёрные волосы, завязанные в пучок сзади, будто одна-другая торчащая волосинка вызывала у него неясный дискомфорт. Он готов был слушать.

— Цель уничтожена, — отчитался Валентин, взглядом провожая мимо проходящего пугливого голубя. — Вместе с ней были убиты и её родственники.

— Отлично. Я поступил рискованно, играя таким способом. Однако мне показалось это оригинальным и весёлым.

— Это бесчеловечно, — Валентин снова начал выпускать свою удивительную гуманность наружу. — Можно было не трогать её дочь, она ведь невиновна.

— Разве это так? — Бейкер посмотрел на своего подчинённого с лёгкой улыбкой. — Вы не зря стали моим учеником, господин Валентин Ильич, потому подумайте: разве правильно ли оставлять дочку секретаря генерал-майора ГСБ в живых?

— Она никак не навредила бы нам, смысл её убивать? — не унимался Кондратьев, хотя пытался держать себя в солдатском хладнокровии.

— Дело даже не в вреде нам, что, кстати, тоже не исключено, а в последствиях, которые понесёт на себе девочка. Смерть матери — единственного родителя — с высокой долей вероятности разрушило бы её психику. Её последующая жизнь будет испорчена, Валентин Ильич, она будет жить с мыслями, что одна в этом мире. Детдом почти не решал эту проблему, интернат и подавно не мог вернуть детишкам чувства семейности, а приёмная семья никогда не была родной.

— Вы были сиротой?

— Я? Нет, мне не совсем знакомо подобное чувство, но я смею предполагать, что жизнь совсем юной девочки, не видавшей никаких серьёзных потрясений, разрушится основательно, едва она переживёт смерть матери. Я бы предпочёл её убить, чтобы не подвергать дальнейшим мучениям.

— Вы сказали «не совсем», — заметил Кондратьев. — Значит, у вас есть личный опыт в таком вопросе?

— Скрывать мне нечего: я не просто так отказался от отчества, милый друг. Одно потрясение в раннем возрасте уничтожило мою жизнь, и только великая удача спасла меня от гибели. Я не любитель поддаваться воле случая, но мне искренне повезло.

— Тяжко это всё…

— Привыкайте, Валентин Ильич. У Культа достаточно связей в государственных структурах, чтобы собирать необходимую информацию для их гнусных операций, и среди их последователей достаточно людей, живущих с большой семьёй, занимающихся благотворительностью или никогда не отпускающих добрые помыслы от окружающих людей. Кажется, Пепельные пустоши вас ещё не образумили.

— Я пробыл там месяц… и тут нас вызвали.

— О да, было неожиданно, я признаю. Однако этому городу нужны такие люди, как мы, даже сильнее пустошей. Здесь ужасный бардак, а любому бардаку полагается уборщик.

— Не слишком ли пафосно называете нашу работу?

Бейкер радостно посмеялся над замечанием, встал со скамьи и неспешно пошёл по дорожкам парка. Он вёл себя слишком обыденно, совершенно не печалясь от только что совершенного поступка. Кондратьев последовал за ним и даже сам успокоился, всё же пытаясь перебрать качества учителя к себе.

— Я часто называю нашу работой уборкой. Ведь отчасти так и есть, верно?

— За иным нас не зовут…

— Вот именно, Валентин Ильич.

После недолго молчания Кондратьев решил спросить напрямую:

— А с чем это связано? Мы никогда так остро не реагировали на действия Культа. Вообще, нам было глубоко без разницы, если нас не попросят.

— Михаил Симонов начал действовать, а вместе с этим появилась угроза культистов. И они, и мы заинтересованы в том, чтобы разобраться в тайне Святого Царства. Всё было бы хорошо, но они решили забрать ценные для нас артефакты, а также, скорее всего, уже узнали о факте существования Симонова. Если нет — дело времени.

— Артефакт — это та женщина-порабощённая?

— Артефакты, милый друг, значит, не только. Они зашли в гробницу с иного входа в помещение, которое было отрезано от основной части. Там была сокровищница с полезными для нас предметами. Всё обчистили. В итоге культисты забрали наше, нагло, бесцеремонно и с надеждой, что всё им сойдёт с рук. Однако они даже не подозревают, кого они навлекли на себя.

— Да, атака на гробницу была неожиданной и точечной. Неужели коррупционные ячейки в ГСБ помогли им? Там настолько всё плохо?

— Связей в службе безопасности недостаточно, чтобы атаковать так успешно и правильно. Кажется, они обладают большей информацией, чем мы.

— Однако мы уже знаем несколько убежищ Культа в городе.

— Конфедерация допустила такое неспроста. Наша задача — понять, что затеяли фанатики в столице хотя бы в краткосрочке…

Бейкер вывел своего ученика прямиком к проезжей части, где были припаркованы несколько машин, а рядом с ними стояли почти с десяток мужчин в чёрных пальто. Каждое лицо Валентин Ильич уже видел раньше.

— Мы, каратели, должны решить вопрос Культа, и ради этого мне дали практически полную свободу действий! Разве это не прекрасно? — Александр встал напротив Кондратьева и посмотрел в его глаза с ненормальным воодушевлением. — Никакие интриги Пепельных пустошей не сравнятся с тем весельем, что нас ждёт в Зельграде. Тут такой бардак!

— Учитель, я беспрекословно буду следовать за вами, но можно вас попросить минимизировать потери среди родственников наших целей и прочих невинных людей, если, конечно, они не связаны с делом?

— Опять вы за своё.

— Пускай они сами решают, что делать с собой! Это слишком!

— Если ты хочешь кого-то спасти — будь готов убивать. Под спасением я понимаю далеко не сохранность жизни. Впрочем, вы сами всё поймёте, а пока давайте уже отправимся в наш штаб.

И Бейкер, и Кондратьев сели в одну машину. Пока они не двинулись с места, Бейкер громко ахнул.

— О, кстати! — вдруг вспомнил он. — Я поручаю вам общее руководство над агентами в академии, где учится Симонов.

— Так точно. Думаете, в рядах учебного заведения есть фанатики?

— Это факт, милый мой друг. Также есть риск, что прямо в его группе найдётся как минимум один культист. Нам нельзя подвергать угрозе нашу великую ценность, потому активизируйте агентов и найдите крыс.

— Помнится, в его окружении уже есть наш агент, верно?

— Я точно не могу сказать. Моя стихия, так скажем — это быстрые громкие операции, а не тайные игры. А вот вы, Валентин Ильич, обладаете всеми качествами манипулятора.

— Брешете…

— Вы ещё не познали себя, но уверяю: вы определённо мастер вести тайные игры. Организуйте имеющиеся ресурсы и используйте их по назначению и эффективно. Мы готовились к этому периоду очень долго, и теперь для Ордена наступил переломный момент. Пора действовать более открыто и бесцеремонно.

* * *

После очередной потери памяти Миша был сам не свой. Вспоминать одногруппников было особенно тяжело, словно до этого он никогда не прикладывал столько усилий. Одни только черты характера, паттерн поведения и описание внешности не давали абсолютного понимания, какой конкретно перед ним был человек. Благодаря Алисе он не выставил себя грубияном, однако серьёзно расстроился, насколько ему тяжело было вообще общаться с людьми. Учебный день среды был настолько до ужаса плохим, что Миша впоследствии снова стал неряшливым, неуклюжим и крайне озлобленным. Этот комочек грустного зла попросту решил воспользоваться окном между второй и четвёртой парами отшельничеством в библиотеке, словно желал пропасть из виду буквально всех и запереться в себе. Впрочем, никакие попытки оторваться от общества не помогли избавиться от Алисы. Она, как верный проводник, и не думала бросать Мишу, причём совершенно не слушая раздражённые комментарии. Да, когда он был не в настроении, то становился колючим, как ёж или шип — так говорила Алиса из раза в раз, — который мог случайно обидеть или попросту ввести в заблуждение. То ли вредность включалась особенно сильно, то ли так он просто шипел на всех — на этот вопрос даже сам Миша не мог ответить. Впрочем, он и не был способен, как бы ни хотел.

Как результат, Симоновы сидели за столом в библиотеке, в самом уединённом углу из всех возможных. Хотя так желалось Мише, однако не всё шло по плану. Оказалось, академическая сокровищница знаний уходила несколькими этажами вглубь, как бункер, презентуя всем студентам воистину огромный запас информации. Здесь было всё: от пособий политологии или кулинарии магов до научных работ непосредственно Тихонова и прочих великих маг-учёных со всего мира. Определённо, в сотнях книжных шкафов скрывалось и даже потаённое для общества. Наверняка здесь скрывалось много реликвий, древних манускриптов и смелых мнений тех или иных людей, которые, возможно, шли бы вразрез с государственной целостностью КСК. И всё же Миша не верил, что на полках содержалась информация о Святом Царстве, о Смуте и вообще о том времени, когда кроме магов жили и святые. Красные или белые бы давно здесь всё нашли. Наверное.

Таким образом, едва увидев прекрасный вид с верхнего этажа на все нижние, Миша решил спрятаться в самом уединённом углу именно первого этажа из-за банального страха спускаться ниже. Так он и сидел за столом, выписывал в дневник свои мысли насчёт прочитанного из апостола сегодняшним ранним утром и параллельно думал, где искать остальных хозяев великих книг.

«Если они и должны прийти ко мне сами, то только при смерти Парсифаля, — думал Миша, порой громко постукивая карандашом по столу. — Тогда где искать самого Парсифаля? Я прочитал уже немало страниц, но ничего конкретного мне не удалось узнать. Однако… какой же мир я упустил!»

Он был очарован. Ему хватило пятьдесяти страниц, чтобы умереть от радости. Каждая буква, приятно написанная апостолом, передавала такие сокровенные знания, которые не соберёт даже Ректор при всём желании. Он стопроцентно совершил великое открытие прошлого, продвинулся так далеко в сравнении с первоначальным состоянием, что отец готов был выполнить любой каприз Миши только ради достижения новых успехов в исследовании Святого Царства. Теперь Миша знал, теперь Миша познавал. Это главное.

— Хочешь факт? — Симонов даже немного успокоился и забыл, что его подавляло и злило пару минут назад. — Каждая душа имеет несколько состояний. Обычная, как у меня, и вознесённая. Знаешь, что это?

— Ну откуда я это знаю? — Алиса глубоко вздохнула.

Нет, не из-за скуки — она была счастлива видеть брата таким — а из-за невозможности поддержать разговор правильно.

— Выкладывай.

— Это переход обычного святого в стан Небесного Сада. Душа становится в разы сильнее, величественнее, чище. Вознесённому предстаёт столько новых возможностей и преимуществ, что… погоди-ка.

— М?

— Если душа вознесённого чище, чем обычная, то какова вероятность заражения чумой? Если так подумать, то у них, как правило, должен быть большой иммунитет…

— Но никого из них мы не знаем.

— Да, точно… Странно. Чёрт. Как плохо, что у мисс Браун пара! А-а-а-а! — Мишу разрывало от желания поделиться информацией профессору. — Ну за что?..

— Терпи, терпи. Девушку надо ждать, прояви уважение.

— Да я и проявляю, сидя тут с тобой…

— Уж прости, я не подкована на такое.

— Извини, целый день не фильтрую речь.

— Ты меня такой мелочью не обидишь, — Алиса наклонилась к нему, слегка наваливаясь на стол. — И не бойся ошибаться при общении с другими людьми. Я тебе помогаю, всё будет пучком. Понял?

— Пучком? То есть в обществе нормально, когда на собеседника человек смотрит так, словно он его не знает? Нормально, что я не могу узнать людей, исходя из описаний? Нормально, что…

— Захлопнись. Ты ничего не можешь поделать, выкручивайся из того, что имеешь. А вообще, — она снова опёрлась спиной о стул, — тебе бы научиться рисовать.

— Я не столь творческий человек, как ты думаешь.

— В вышивке ты говно, писать красиво не умеешь, петь и танцевать — позор. И не поспоришь.

— Вот видишь…

Миша почувствовал себя никчёмным.

— Но ты попробуй.

— У кого учиться-то? В одиночку не очень…

— Не знаю… репетитор?

— Долго.

— А не всё так быстро! Ишь чего захотел.

— Нет, я не про обучение. Надо искать подходящего специалиста, который а) объяснит мне доходчиво и б) ему можно будет доверять. Сам знаешь, мы важные для красных и белых, они не подпустят многих людей.

— Тогда давай решим эту проблему. Разберёмся!

Миша окончательно поник и попросту уткнулся носом в дневник. Он и сам думал над этим делом, но никогда не пытался. Проблема в том, что писать каждую неделю приходилось очень много, оттого он никогда не считал рисование эффективным методом передачи информации. Боялся, что потеряет время и попросту не уложится в график. Отчасти это служило оправданием, но и впоследствии он ни разу не прикоснулся к кисти. Теперь же осознал, насколько же был дураком.

Время шло, а настроение хотя бы готовиться к предстоящей паре совсем не было. Всё, что надо было, он записал, но на большее его, к сожалению, не хватило. Время начало течь медленнее, будто каждая секунда, как неспешно стекающая с поверхности капля, вызывала угнетающую скуку. Вот он, удел того, кто не знал, чем занять себя. Конечно, в голове крутились важные вопросы, которые надо бы решить, как, например, поиск какого-нибудь художника, способного научить хотя бы минимуму, но решать их сейчас — нет, зачем?

Библиотека сначала казалась крайне старой, где любая модернизация будет стоить дороже, чем постройка нового помещения, однако среди старых деревянных книжных шкафов и полок скрывались искусно спрятанные механизмы, помогающие персоналу содержать столь обильное количество информации на высоком уровне. Под каждой мебелью виднелись металлические коробки, которые через провода питали прикреплённые к стенкам малозаметные полусферические увлажнители воздуха, лишь изредка мигающие лампочками-датчиками. Их даже перекрасили в коричневый цвет, лишь бы не привлекать внимание. И чем дольше Миша смотрел на детали библиотеки, тем больше он видел новшеств, некоторые из которых, на заметку, ещё не сбросили с себя пелёнку инноваций. В общем говоря, он был приятно удивлён, отчего в итоге решил встать и с любопытством прогуляться по джунглям знаний. Алиса, естественно, спохватилась и последовала за ним.

— Дубень, а дневник кому оставил? — Алиса сунула дневник брата прямо в его портфель. — Давай понесу.

— Ты же знаешь, я не люблю, когда ты…

— Мне похер, — она беспрепятственно забрала портфель. — Оставишь нормы приличия на других.

— Мне неловко… — жаловался Миша, очень злобно прихрамывая быстрее шага Алисы.

— «Ниловка», — передразнила та, плетясь сзади. — Эти портфели для меня даже как грузы не сойдут.

— Да я не про тяжесть…

Миша внимательно осматривал чуть ли не каждый увлажнитель воздуха у шкафов. Они были крайне маленькие и непримечательные, зато действовали по одному алгоритму, тем самым отлично включаясь в общую систему условий содержания книг. Также Миша увидел у потолка не только вентиляцию — словно промышленную или лабораторную — а еще целое множество кристаллических лампочек, умело припрятанных за каждым стандартным светильником на потолке. Что особенно радовало, он встречал некие блоки заклинаний, столь дорогие, что простой организации таких практически не приобрести. Однако блоков было полно у каждого шкафа.

«Удивительно, — восхищался Миша, наблюдая, как приятно мигают полосы на простой внешней панельки каждого устройства. — Здесь настолько ценят здешнюю литературу? Если попытаться повредить книжку или иной носитель, то блок заклинаний примет урон на себя и передаст в защитный кристалл. Кстати, где он?»

Внезапно он заметил маркировку: «Тип: А1. Модель: №47-90».

— Ты слышала о блоках заклинаний типа А1? — решил спросить у сестры Миша.

— Немного. Такую приблуду в НИИ Ректора использовали для сохранности тех или иных объектов наподобие редких артефактов.

— Если я не путаю, то такие блоки следят за температурой объекта, влажностью, физическими отклонениями от заданного вида и, вроде бы, принимают урон, да?

— Вроде. А что, они и здесь есть? — Алиса всё же решила посмотреть на то, на что так акцентировал внимание Миша. — Ничего себе. И они на каждой полке?

— Я сам удивлён. Откуда у академии столько денег?

— А, не обманывай себя. Они сорок седьмые.

— И что это значит?

— Они следят лишь за физическими отклонениями объекта. Типа, сигнализация и первая линия защиты от повреждений. Ничего серьёзного.

— Ничего серьёзного? Это всё равно очень интересная технология.

— Я к тому, что это самая слабая модель блоков типа А1. Это чё, они так каждую книжку тут защитили?

— Похоже на то…

— Только согни листик — и персонал библиотеки тут же об этом узнает. О! В договоре же писалось об этом?

— Договор… «Критическое повреждение книги, рукописи и прочих физических носителей информации из академической библиотеки влечёт за собой безапелляционное исключение из данного высшего учебного заведения» — ты про это?

— Почему ты эту херню помнишь так точно… Но да, это я и имела ввиду.

— Так ты погляди, — Миша решил взять одну из книг с полки. — Тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Практически музейный экземпляр… так вот чья она!

— Миша… — Алиса беспокоилась совершенно не о книге.

— Я и забыл… Ну, понятно почему, но так приятно, — а он прослушал. — Это оригинал? Одна из книг первого тиража! Удивительно! Превосхо…

— Миша!

Наконец он обратил внимание на настороженное состояние Алисы. Она смотрела чётко вперёд по ряду, словно увидела кого-то враждебного. Проведя взгляд, он заметил двоих студентов, очевидно, старшекурсников, причём явно выше третьего года обучения. Взрослые уверенные в себе парни медленно подходили к ним явно с конкретными намерениями, а исходя из их хитрых улыбок — далеко не хорошими. Это была угроза, отражённая также и в одежде, так как у старшекурсников были красные галстуки.

— Не нравятся мне они, — рычала Алиса, сильно схватив брата за локоть. — Пойдём-ка лучше. Не хочу завязывать драку в библиотеке.

Агрессивный нрав Алисы сдерживал сам факт неподходящего места — и Мише не пришлось её останавливать. Однако она была готова сорваться с цепи и прибить потенциальных недоброжелателей, потому было особенно необходимо, по крайней мере, отойти от улыбающихся старшекурсников как можно скорее. Наверняка они сами не полезут с кулаками, но бросить официальный вызов или вывести ту же Алису на конфликт, где они с радостью займут позиции жертв, попытаются. Так Симоновы бродили меж книжных полок, как в лабиринте, при этом стараясь петлять и запутать преследователей. Однако скорость Миши и их совместное незнание библиотеки привело к тому, что они вышли в иной читательский зал, имеющий всего один выход. Здесь преспокойно учились другие студенты, но по внешнему виду было понятно: они точно не помогут. Ловушка.

Как ни странно, но оторваться от недоброжелателей им не получилось. Нет, сами они бы ни за что не поняли, что здесь что, потому они не обошлись без помощи незнакомой девицы с чёрными волосами и холодным, точнее, отстранённым взглядом. Она, выполнив своё дело, благополучно скрылась, предоставив старшекурсникам их цели на блюдце.

— Что вы от нас убегаете? — лицемерно вежливым тоном начал первый незнакомец с белобрысыми волосами. Его взгляд зелёных глаз был полон самоуверенности. — Оба ведь А-ранговые, чего сразу так бояться?

Понятными намекающими кивками они вынудили всех студентов читательского зала уйти отсюда да поскорее. Похоже, они представляли не слабый авторитет для остальных студентов.

— Ваши морды вызывают такое отвращение, что ноги сами двигаются, — съязвила Алиса, затмив своим телом Мишу.

— Вот грубая стерва, — а вот второй даже не пытался скрыться под личиной вежливости. Впрочем, его неестественно алые волосы и хмурые огненные глаза прекрасно намекали о пылком характере. — Лучше бы готовила свой рот для более полезной работы.

— Заткни хлебало, а не порти воздух.

Конфликт шёл к самой вершине кипения. Алиса не готова была подстраиваться под ситуацию из-за патологической агрессии, а её оппоненты были только рады спровоцировать и вывести на нечто более опасное именно для неё.

— Так, Симонова Алиса, — продолжил белобрысый, но более серьёзно. — В наших кругах не принято видеть тех, кто плюёт на ключевые принципы академии. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю то, что мне насрать на ваши принципы.

— Разъясню для тупых, — погрубел он и встал практически вплотную к Алисе. Они смотрел друг другу в глаза на довольно близком расстоянии и нет, не из-за романтики. — Сильные могут быть только те, кто справедливо всем показал это. Вы же, Симоновы, насосали директору и получили рекомендации, что только чернит всех нас, А-ранговых. Теперь ты поняла?

— А я повторю для глухих: мне насрать на ваши принципы, — Алиса была непреклонна, потому смотрела с чётким намерением подраться в глаза оппоненту. — Или мне написать тебе в ежедневнике, даун?

— Так, господа и дамы, давайте… — Миша пытался урегулировать ситуацию, однако его перебил аловолосый.

— А ты, слабак, не смей заговаривать нам зубы! Ничего в тебе нет мужского, а значит, твоё мнение я слушать не собираюсь.

— Заткнись, — утихомирил его белобрысый. — Но в чём-то он прав. Впервые за долгое время в академию поступил инвалид с А-рангом. Особенно такой жалкий. Сумочку сам понести не можешь? За спиной девушки скрываешься? Что, ножка совсем сковывает тебя?

— Слышь, ты… — Алиса уже схватила оппонента за ворот пиджака и замахнулась для удара.

— Нет, не надо! — Миша пытался изо всех снизить напряжение ситуации. — Давайте разойдёмся миром? Это не принесёт никому пользу.

— Особенно тебе, неполноценный, — усмехнулся белобрысый, слегка приподняв руку и скрестив два первых пальца вместе.

Миша не заметил, как такое произошло, но его трость сломалась. По ней словно ударили чем-то таким сильным и молниеносным, что палка раздробилась на несколько частей, и Миша чуть не свалился на пол, едва почувствовав потерю равновесия из-за боли в левой ноге, благо упёрся о стол зала. К сожалению, это привело к тому, что Алиса взбесилась.

Кулак врезался не в лицо белобрысому — как, кстати, ожидал он сам — а в живот, но с такой силой и резкостью, что он согнулся в ужасной боли и позволил ей схватить за заднюю часть пиджака, дабы столкнуть прямо на аловолосого. Пока тот принимал товарища, Алиса готовилась зарядить оппонентам ещё больше ударов и уже полноценно развязать драку. Но тут раздался громкий голос:

— Прекратить! — крикнул мужской, но молодой голос.

В читательский зал вошёл студент, но с повязкой на руке, где на зелёном фоне красовалась буква «ДК». Он был низким, но с такой ровной солдатской спиной, что его можно было считать на уровне роста Миши, хотя это не так. Более того, этот голос едва не оглушил — настолько он был громким, а сам незнакомец был дико озлоблен на нарушителей спокойствия. Только при его приходе все остановились и не развили драку.

— Неподобающее поведение студента конфедеративной академии прямо в библиотеке! — отчитывал он зачинщиков, оттолкнув разгорячённого аловолосого в одну часть зала, а Алису, пускай и с нежеланием той, в другую. — Вашей наглости никогда не было предела, но даже сейчас вы не перестаёте меня удивлять. А это меня бесит!

— Господин Титиров, она на меня напала… — кряхтя, проговорил белобрысый.

Кажется, его вот-вот вырвет.

— Ублюдок, я тебе эти куски трости так глубоко в задницу засуну… — огрызалась Алиса.

— Меня это не волнует, виноваты вы все. Вне зависимости, кто первый начал, основные стороны будут наказаны. Ты, Симонова Алиса и ты, Миришко Егор, пройдёте со мной в кабинет дисциплинарного комитета. Без споров.

— Что? Я не пойду без моего брата!

— Я всё сказал. Ослушаешься — наказание увеличится вдвое. А ты, дружок Миришко, быстро уходишь из библиотеки и ни на метр не подходишь к Симоновым до вынесения решения. За нарушение запрета наказание увеличится вдвое. Быстро пошёл отсюда.

Как бы тому не хотелось, он послушно ушёл подальше от Титирова, который сильно его пугал. Авторитетом или своей жёсткостью?

— Симонов Михаил, ты свободен. Условия те же. Ни на метр к ним.

— Да, хорошо… — увидев негодующую Алису, Миша попытался её уговорить. — Не переживай, я разберусь.

— Я тебя не оставлю. С какого хера только нас двоих забирают?

— Иди, Алиса, не ищи новые проблемы.

— Я никуда не пойду.

— Я сказал, иди, — раздражённо повторил Миша, усевшись за стол. — Всё будет нормально.

Миша сам не знал, почему Титиров решил вдруг привлечь к ответственности лишь двоих из всей суматохи, хотя по азбуке правил любой бы забрал не только виновных, но и всех свидетелей, если бы были. Однако решение было другим, с которым надо считаться.

— У него сломан посох, — а вот Алиса не унималась. — Я не собираюсь бросать своего брата в таком положении.

— Я позову кого-нибудь из комитета, — сухо ответил Титиров, схватив за плечо ещё не полностью оклемавшегося Миришко и выведя того из зала. — За мной.

— Ага, а кто с ним на парах будет? Кто домой поведёт? Тоже «кто-нибудь из комитета»?

— Мисс Симонова, я не помню, чтобы давал вам право оспаривать моё решение. Как провинившаяся, вы не смеете отказывать в реализации правосудия. Быстро за мной.

— Да ты совсем уже…

— Алиса, — перебил её Миша, от нервотрёпки громко ударив ладонью по столу, — иди. Я разберусь.

Алиса смотрела на него с таким же несогласием, но она видела, насколько он был непреклонным, потому была вынуждена послушаться. Так Миша остался один. Долго рассматривая куски сломанного посоха, он крайне сильно злился… на себя. Не был готов принять себя за такую беспомощность. В обычной жизни — если исключить святость — он не был кем-то выделяющимся, чтобы компенсировало его «неполноценность». Обычный инвалид, не способный постоять за себя в случае чего. Алиса, конечно, всегда была рядом, но та же гробница дала понять, насколько он не способен противостоять угрозе в одиночку. От этого Миша сильно возненавидел себя. И что самое противное: это чувство было хорошо знакомым.

— Так вот что значит сохранение чувств крайней формы… — вслух прокомментировал он столь неприятный факт, едва не скребя пальцами по столу. — Неполноценный… И не поспоришь.

Мише уже было без разницы, как Титиров узнал о стычке, почему забрали лишь двоих, почему в конце концов всё до этого дошло — гнетущая злоба и обида затмевала его разум, вынуждая задумываться о своих недостатках, которые так постоянно замечали недоброжелатели. В итоге он так и сидел в читательском зале, совершенно не обращая внимание на истекающее время. По правде говоря, сам счёт времени также растворился. Да и идти никуда не хотелось, если бы ещё нормально мог.

Однако его одиночество нагло нарушили. Точнее, не совсем нагло, скорее робко и непреднамеренно, так как незнакомый ему студент совсем не хотел, чтобы Миша заметил его. Низенький тихий паренёк — скорее всего, ровесник — с забавными круглыми очками так и пытался аккуратно выглядывать в проём, дабы посмотреть на Мишу с неким беспокойством. Но, когда сам Симонов поймал его взгляд, он тут же скрылся за стеной, словно боясь вообще контактировать с людьми. Тем не менее, он не уходил, оттого Миша чисто из приличия, но с заметной злобой поинтересовался:

— Что-то нужно?

— А… Э… Прости… те, — пытался испуганно ответить незнакомец, но, несмотря на попытку, быстро замолк.

— Не трать моё время. Есть ко мне вопросы — зайди, если же нет — не раздражай меня.

Подобное поведение взрослого человека не было нормальным: даже не застенчивость, а чистый страх перед конкретным человеком. Да, Миша чувствовал, что незнакомец боялся именно его, а не в целом людей. Что можно такого натворить, чтобы так потом сторонились? Впрочем, незнакомец решил всё-таки не спасаться бегством, а полноценно выйти из укрытия и войти в читательский зал. К сожалению, на этом его подвиг, собственно, и закончился. Прямой взгляд Миши сильно подавлял всяческие попытки незнакомца объяснить своё вторжение в царство одиночества, что стало неимоверно злить.

— Долго так стоять будешь?..

— П-простите, я просто… ну…

— Ну-у-у?

— Я хотел бы спросить, как вы себя чувствуете… После того… инцидента.

— И всё? Спасибо за заботу, но я не в настроении. Лучше оставь меня.

Но парень и не думал уходить. То ли сила воли такая, то ли наоборот, он оцепенел — в любом случае он своим присутствием настаивал на своей заботе.

— Не очень, в общем говоря. Сам видишь.

— Да, вижу… Ваша трость сломана. Вам нужна помощь? Там, сопроводить до аудитории.

— Нет, — отрезал Миша. — Сам справлюсь.

— Мне кажется, у вас проблемы…

— Сам. Справлюсь.

Для большей наглядности Миша поднялся с места и, держась за стол, быстро схватил свой портфель. Недолго осмотрев и проанализировав то незначительное по меркам здорового человека расстояние между столом и дверным проёмом, он глубоко вздохнул и максимально уверенно сделал первый шаг, пока, конечно, мог держаться хоть за что-то. Совсем скоро пришлось двинуться в эдакое свободное плавание. Упрямая попытка доказать самому себе свою независимость от других людей привело к тому, что при шаге на левую ногу Миша почувствовал едкую ноющую боль. Сломанная кость давала о себе знать, и никакая пластина не могла унять такую проблему. Как результат, он хотел быстро сменить опору на правую ногу, однако потерял равновесие в спешке и уже собирался падать на пол. Его поймал незнакомец, сам чуть не свалившись с ног.

— Я не просил тебя помогать… — пробухтел Миша, опираясь о плечо парня. — Просто потерял равновесие.

— Мне кажется, надо всё же помочь…

— Нет.

«Я не неполноценный, чёрт возьми. Я докажу… Хватит с меня этого».

Миша отпрянул от незнакомца и при помощи такой опоры на середине пути всё же смог достигнуть дверного проёма. Правда, дальнейшая перспектива двигаться к выходу из библиотеки сильно удручала, ведь это, как ни смотри, было слишком глупо. Так он выглядел куда более жалким, чем с помощью другого человека.

— Д-давайте я сбегаю в медкабинет, возьму оттуда костыль, например…

— Только не костыль. Не надо.

Теперь даже незнакомец не понимал мотивов Миши так себя вести. С таким настроем упрямец, собственно, и начал двигаться по левой стороне среди книжных полок и шкафов под наблюдением назойливого парня, чьё доброе сочувственное желание помочь нуждающемуся сильно вымораживало. От такого впоследствии Миша решил вновь попробовал прохромать без помощи какой-либо опоры, но попытка была не только неудачной, но и слишком болезненной, приведшая к окончательному разбитому психическому состоянию. Опираясь плечом о шкаф, он не меньше незнакомца понимал, насколько были ненужными и ужасными эти попытки.

— Я знаю, что веду себя глупо, — начал он, опустив глаза. — Знаю, что не могу нормально ходить. Я привык к боли, когда ходил с тростью, но сейчас — я не могу стерпеть. Мне никогда не начать нормально ходить без помощи магии. Смейся.

— Э… Не буду?..

— Реагируй хоть как-то! Это молчание со стороны выводит…

— Неужели вас за инвалидность гнобили?

— Не знаю. Но меня бесит не сам факт инвалидности. Правда, что в академии и вообще среди магов не принято видеть таких, как я?

— Я никого не знаю, кто имел такую проблему, будучи… ну… хорошим магом.

— А я не замечал, что так всё запущено… — вздохнул Миша, сжав кулак.

— Обычно повреждённые части тел заменяют протезами. Так намного лучше. Но у вас… Даже не знаю.

— Ты что, предлагаешь ампутировать ногу?

— Нет! Что вы! Я бы не предложил такое.

Миша посмотрел в его глаза угрюмым и грустным взглядом, поддерживаемый слишком кислой миной. У него не было причин обижаться на замечание, что люди предпочитают заменять части тел протезами, чем всю жизнь мучиться с дефектом, так как он всё прекрасно понимал.

— Я глупый, да?

— Н-не понял…

— Кому я пытаюсь доказать, делая это дерьмо? Всё равно бесполезно, — Миша нашёл в себе силы перебраться на правую сторону, едва ли снова не свалившись от боли. — Ладно, помоги мне, пожалуйста.

Наконец он принял помощь незнакомца, который, пускай и не знал, как наиболее эффективно сопровождать Мишу. Он всячески пытался облегчить передвижение инвалида по библиотеке, порой ведя себя слишком робко и неуверенно. Однако это было лучше, чем передвигаться в одиночку. Новое предложение предоставить костыль тут же было отвергнуто — и неспроста. Миша всегда старался не возвращаться к больничной атмосфере. За всё время с семи до пятнадцати лет он познал на себе все больничные условия, которые в итоге сформировали довольно сильную фобию. Костыль же — самый мерзкий элемент «больницы», от которой Миша начинал дрожать. Буквально.

Таким образом, незнакомец держал его левую руку в крепкой хватке как мог, однако ему постоянно требовалось менять положение рук то с кисти Миши до локтя, то с плеча до запястья. Он не понимал, как именно надо было помогать Мише, хотя ему требовалась лишь твёрдая опора слева. Собственно, на выходе из библиотеки незнакомец наконец начал понимать, в чём была суть поддержки — скорости самообучения можно было удивиться. Елена Юрьевна, стоящая за прилавком, была сильно обеспокоена увиденным, но её предложение пройти в медкабинет также быстро было отвергнуто.

— Мистер Карпин, в следующий раз не портите книгу ради своих целей, какими бы благородными они ни были, — вслед отчитала его заведующая библиотекой.

— Из-за тебя Титиров нас обнаружил? — тут же спросил Миша, сложив в голове такие простые факты.

— Да… Это так. Я не знал, как быстро можно привлечь кого-то, кто мог бы остановить стычку, поэтому решил пойти таким радикальным методом…

— Оригинально.

В дальнейшем Миша только и думал, где конкретно видел или слышал фамилию незнакомца, а дальше, словно по нарастающей, стало непонятно, откуда Карпин знал аудиторию группы Миши. Из-за эмоциональной нестабильности попросту было сложно сложить все мысли по полочкам, как книги в библиотеке, окончательно теряясь в раздумьях. Целый день он только и делал, что пытался вспомнить то, что забрала чума, при этом никак не продвигаясь при помощи дневников. Проблема была не в методике, а скорее в быстро наступившей панике, которая развалила внимательное отношение к деталям на раз-два. К большому сожалению, такое бывало не в первый раз и наверняка не в последний. Да здравствует конфуз за конфузом!

Так или иначе, Карпин вывел его в пустующий холл академии. К сожалению, некогда престижное и красивое центральное помещение не вызывало у Миши совершенно никаких чувств, будто перед ним была лишь серая вселенная, ничуть не интересная и совершенно не вдохновляющая. Вахтёрши и охранники раздражали, яркий свет люстры над головой сильно мозолил глаза, а перспектива преодолевать лестницу с неприятно высокими ступеньками вгоняла в отчаянную депрессию. Так по его прихоти путь был прерван, и теперь Миша сидел на скамье под атмосферным гнётом — конечно, фантазия постаралась — неживой статуи Тихонова, которому явно для полноты картины персонального палача не хватало лезвия, как у гильотины — лишь бы сразить неполноценного лже-мага с целью освободить от вредоносного самокопания.

— Может, вам лучше отпроситься и пойти домой? — предложил Карпин. Он параллельно нашаривал что-то у себя в портфеле. — Просто… с тростью будет трудно передвигаться.

— А что у нас за пара?..

— Практика родственной магии.

— Да, я буду как бревно на паре… Мне лучше сначала дождаться Алису. Один я не справлюсь, скорее всего.

— Но её не отпустят. Сами понимаете, правила в академии строгие, и без должной причины выпускать студентов нельзя. У вас проблема, но Алиса никак не связана с этим, по их мнению.

— Выкрутимся, не впервой…

Карпин недолго искал что-то в портфеле. В конечном счёте он панически ахнул и беспокойно посмотрел в сторону административного корпуса. Как ни странно, но столь яркое проявление эмоций выдавало его куда легче, чем ту же Ксюшу, будто он самолично способен был показать человеку все эмоции, какие есть на свете. Сплошная открытая книга — такая в голову засела ассоциация в голову Миши.

— П-прости меня, но можно я отойду? — жалостливо и поспешно взмолился Карпин, активно кусая внутреннюю часть губ.

— Я посторожу твои вещи, иди, — махнул Миша в ответ. — Всё равно никуда не пропаду.

И конечно, новоиспечённый проводник тут же бросил инвалида и рванул по своим делам в административный корпус. Впрочем, никто особо против не был, ведь для Миши это — очередной шанс погрузиться в себя и насладиться одиночеством. Нет, полное отсутствие какой-либо компании рядом не шибко радовало, как бы он ни старался корчить из себя гордого одиночку, однако в такие неприятные периоды жизни всегда хотелось посидеть наедине с собой. Миша ненароком задумался, а часто ли он так сидел, ни с кем не контактируя? В памяти осталось лишь пустота. Он мог вспомнить, что когда-то в прошлом спокойно гулял по парку академии, исследуя местную инфраструктуру, но он был один. Также можно было припомнить путешествие на дирижабле с Лонгрессы в столицу, но и там он был один. Сидел за партой тоже один, ходил по кампусу также один, выживал в гробнице в одиночку, причём не зная, с кем конкретно. Естественно, в памяти и теплилось стойкое ощущение одиночества, ведь чума не давала прочувствовать, что кто-то рядом всё же был: помогал, мешал, просто проходил мимо — это всё стёрлось. Внезапно он понял, что при сегодняшней пропаже памяти совсем мимолетно чувствовалось нечто, что вообще никак не стиралось. Что-то такое, сдерживающее Мишу от неминуемого психоза. Долго думать не пришлось, ибо всё и так казалось очевидным. Привычка — вот что это было.

Реализованное ожидание прошлого Миши было даже теплее, чем казалось изначально. Чума не могла поглотить подобное чувство, но назвать это каким-то успехом в собственной рефлексии язык не поворачивался. Понимания стало больше, но с ним — больше проблем. Можно ли считать фобию больницы таким же сильным чувством, что не подвержено чистке? Едва Миша начал думать об этом, как сознание разбивалось вдребезги от такого потока осознания. Было достаточно крайних чувств, которые в комплексе поддерживали его в здравии, хотя бы в психическом.

Одиночество снова было разрушено новым наглецом, на этот раз — далеко не желанным. Роберт собственной персоной стоял перед Мишей и задумчиво смотрел на него, так, ради своего анализа. Его взгляд, как свет фонаря, медленно гулял по телу одногруппника, подмечал в себе примечательные факты и в итоге разоблачал объект, как ему требовалось. В принципе, из-за анализа и возник вполне логичный вопрос:

— Где трость?

— Сломал, — немного стыдливо и нехотя ответил Миша, не желая даже смотреть тому в глаза.

— Ого! Михаил, как же так? Вроде твоя палочка-выручалочка была крепкой, — Роберт уселся рядом с ним, предварительно отодвинув портфель Карпина. Он бесцеремонно закинул руку за плечо. — Колись, что произошло?

— Какая разница? Сломал и сломал.

— Не-е-е-ет, так не пойдёт, друже. Я же вижу, что ты не сам ее сломал. И не случайность лишила тебя палочки. Кто тебя обидел?

— Какой с этого прок, если ты узнаешь?

— Миха, ты умный парень, хватит огрызаться. Не будь Алисой!

— Ты меня за сегодня так надоел, слов моих нет… — скорее пожаловался он, скрыв часть лица ладонью. — На мозги капаешь.

— Я просто чувствую, что ты не в порядке. Сейчас ты вообще вялый чёрт. Но вот никому ты не говоришь, и нет, Алиса не в счёт. Ты не доверяешь нам?

— Всё куда глубже.

— Я люблю поглубже.

Эта пошлая и неоднозначная шутка заставила Мишу отодвинуться от Роберта подальше. А он, весёлый, сидел, наслаждаясь реакцией.

— Мы ведь вместе семь лет будем, — продолжил он, пожимая плечами, мол, очевидно же. — Плохо будет, если в нашем коллективе друг другу не будут доверять. Нам важно создать партнёрские отношения, чтобы иметь связи в будущем. Стратегически правильно мыслю, верно?

Мишу он всё же пока не мог вывести на искренний разговор. Однако блондинистый манипулятор продолжил давить:

— Ты ведь А-ранговый, Миханя.

— И что?

— Значит, тебя многие хотят прибить, подавить, подчинить, заманить к себе и… или просто хотят. Держу в курсе, в кругах наших прекрасных дам не то что академии, а даже группы бытует мнение, что ты очень даже привлекателен и интересен. Но я не об этом, — Роберт расслабленно упёрся спиной о скамью и, закинув ногу на ногу, блаженно вздохнул, едва увидев лёгкое смущение Миши. — Стоп, ты что, совсем зелёный?

— Не понимаю, о чём ты.

— Зелёный! Ты когда-нибудь встречался? Ну, или влюблялся?

Он пытался вывести Мишу на смущение, но в конечном счёте Роберт вернул его на стезю печали и грусти.

— Нет… — тяжело ответил он, нахмурившись.

— Ладно. Вернусь к самой сути. Я загнал тему для того, чтобы заметить твою общую привлекательность. И в хорошем, и в плохом смысле. В академии много разных банд, а помельче — куча одиноких принципиальных хищников, любящих полакомиться не готовыми к жизни студенческой, но все они, неважно какого теста, конченные изоляционисты, когда в песочницу лезут неоднозначные новички. Ты, кстати, неоднозначный новичок, достаточно посмотреть на левую ногу.

— Знаю…

— Поэтому я предлагаю тебе свои услуги. Всё просто! Я очень хорошо собираю информацию, потому для собственной спокойной жизни тебе следует заручиться поддержкой кого-то вроде меня.

— Хочешь стать моим информатором? С чего вдруг?

— Не по доброте душевной. Ты будешь моей крышей. Ну, защитником, прикрывать будешь, вот. Студентики здесь есть совсем жестокие, потому я хочу, чтобы моя задница была прикрыта. От тебя требуется лишь «кулак», не более. Трость твоя была сломана кем-то, верно?

Миша повёл себя слишком легкомысленно, раз позволил увидеть Роберту чёткие знаки на лице, подтверждающие догадку.

— Если ты будешь знать своего противника — быстро среагируешь на подобные напасти. Ну, как, по рукам? — Роберт протянул ему руку с маркетинговой раздражающей улыбкой.

Миша наконец посмотрел Роберту прямо в глаза. Он не сторонился такого длительного зрительного контакта, позволяя ему вдоволь подумать над предложением. Как ни крути, как ни ищи подвох, всё равно сделка казалась эффективной для обеих сторон. Сегодняшнее происшествие показало, что просто так в академии данное Мише время не прожить. Кругом были недоброжелатели, а их надо в любом случае одолеть. Показав итог раздумывания, Миша пожал руку Роберту.

— Тогда выкладывай.

Симонов выложил информатору всё, что произошло, от начала преследования до непосредственной стычки, порой давая такие детали, что Роберт удивлялся скорее не рассказу, а тому, как было рассказано Мишей. К этому моменту времени вернулся Карпин с непонятной тетрадкой со страницами А5. Он сразу захотел уйти обратно, но одним жестом руки Роберт вынудил беднягу тихонечко усесться на скамью по другое плечо от Миши, к тому же, портфель был у Роберта. Тем не менее, к завершению рассказа блондин-манипулятор задумчиво хмыкнул, словно уже понимал, что к чему.

— Это не демонстрация силы, — рассуждал он. — Красные галстуки, конечно, тупоголовые, всегда там ориентировались на грубую силу, но они не настолько змеюки. У них есть своя мера, эдакий запрет вести себя, скажем, подло. Забавно, что на Орден они ничем не похожи, хотя открыто им восхищаются.

— То есть здесь что-то нечисто?

— Я бы сказал, слишком. Твои оппоненты, кажется, невзлюбили лично тебя. Стандартная тема для зазнаек, ничего сверхсложного не предвидится.

— Но они не отстанут?

— Они почувствовали твою кровь, конечно, не отстанут. Тебе надо загнать их обратно в песок, чтобы больше не лезли. Сразись с ними.

— О-они же сильнее его… — подметил Сергей, шепча себе под нос.

— Сильнее, — как-то услышал Роберт, — но тупее. Я накопаю что-то о них и потом расскажу, какие у тебя шансы. А пока готовься к тяжёлой стычке. Возможно, лидер их банды сам утихомирит зазнаек, и ты будешь в шоколаде, но не надейся.

— Вот оно что… — Миша даже успокоился. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста, милый.

Симонов было хотел встать, но его остановила резкая боль в левой ноге. Настоящий плен с таким пошляком.

— Надо Алису дождаться, — скорее говорил себе Миша, пытаясь отвлечься. — И домой пойду.

— Не, не получится.

— В смысле?

— Титиров — это гроза всех, кто посмел нарушить правила академии. А ещё начинающий садист, но своеобразный. В общем, он задержит Алису и Миришко как минимум до середины дня, если не до вечера.

— Что? Как это… — Миша была сломлен. Он растёкся по скамье, уже желая пасть смертью храбрых под статуей Тихонова. — Я попал…

— Попроси кого-нибудь сопроводить тебя. А вообще, сходи в медкабинет…

— Нет, — твёрдо отказал он.

— Почему? Там ведь костыль найдётся…

— Я сказал: нет.

— Дурной ты. У нас что, в академии нет больше тростей? Да возьми швабру хотя бы! Больше похоже на бред…

— Я что-нибудь придумаю… Наверное.

* * *

Терентьев внимательно изучал сводки, выданные сегодня разведкой. Он долго думал, что значили эти все найденные факты, но его больше беспокоило неизвестное напряжение, возникшее после них. Перебирая бумажку за бумажкой, подполковник устало потянулся за чашкой, хотя совсем недавно выпил весь кофе. Послеобеденное время для Льва Алексеевича давалось совсем уж тяжко, ибо сидел он в своём кабинете безвылазно с самого раннего утра. Он даже зашторил окна плотнее обычного, а из света оставил лишь лампу на столе. В таком уединении подполковник пытался осознать, что всё это значило.

В гробницу можно было проникнуть, оказывается, со всех щелей, благополучно оставленных кем-то так удобно на каждом проходе канализации. Конфедеративные власти скрыли это, но ничего не предприняли, дабы воспользоваться таким преимуществом. Банальная растрата возможностей — так сначала думалось Льву Алексеевичу, но, вспоминая атаку фанатиков, он быстро догадался, в чём дело. От осознания самого факта куда более обширной сети Культа подполковнику становилось так весело, что он буквально лелеял потенциальную угрозу опасного врага.

— Да столица — треснутая плотина! — вслух комментировал Терентьев в очевидной радости. — Тут никакие конфедераты давно не влияют. Либо мы, либо фанатики. Охренеть!

Он быстро пришёл в себя и вернул офицерское хладнокровие. Однако видеть подобное наяву было до невозможности волнительно. Помимо этого, он прочитал отчёт прибывшего карателя. Собственно, ничего особенного не было, только лишь оповещение, что работа была начата — стремление Бейкера выполнять свои обязанности тогда, когда это было возможно, было хорошо известно в кругах красных — но последнее предложение, написанное от руки, вмиг изменила отчёт со «скучного бюрократического» в прямое сообщение о начале нечто большего:

«Уже с сего дня на землю полетят головы, господин Т. Ценность в опасности».

Терентьев быстро набрал по стационарному телефону своего секретаря и приказом попросил пригласить в кабинет первого помощника подполковника.

Вскоре в тёмный кабинет, ровно через положенные пять минут, пришла она. Практически полное отсутствие света прикрывало лейтенанта от взора командира, но он прекрасно знал, какая леди скрывалась за чёткими громкими стуками каблуков. Одни только шрамы всплывали в голове, едва он слышал приближение своего первого помощника.

— Товарищ подполковник, — по-солдатски звучно начала она, встав по стойке смирно у стола командира, — прибыла по вашему приказу.

Он видел лишь нижнюю часть тела, остальное было плохо видно. Даже так он чувствовал на себе её ровный железный взгляд.

— Я хочу, чтобы ты передала Симонову Михаилу моё письмо, — рассказывая, Терентьев быстро чиркал по бумаге, при этом соблюдая красоту и мелкоту своего почерка. — Лично в руки.

— И вы просите меня об этом?

— Да, тебя. Это безотлагательное и важное задание, тебе я это и доверяю.

— Так точно.

— Загляни к нему в гости часиков в семь, он учится. Кстати, будь готова к глазам наших друзей на твоей спине.

— Вы не доверяете Бейкеру? — прямой вопрос лейтенанта заставил подполковника остановиться от письма.

— На основании?

— Моё предположение.

— Ты ведь не знаешь, что из себя представляет наш каратель?

— Знаю лишь то, что его карательный отряд долгое время выполнял задания Ордена в Пепельных Пустошах.

— Под его сапогами гибло столько жителей и солдат Пустошей, что давно перевалило за сотни. Он, конечно, верен идеалам Ордена, но его методика очень агрессивна и кровожадна.

— Если его прислали сюда, то неспроста.

— Здесь будет геноцид неугодных. Возможно, это усложнит нашу работу, хотя почему возможно? Он устроит в столице такой хаос, что нам будет особенно тяжело. Я не препятствую решению командования, но я хочу сохранить окружение нашей ценности, его мирную жизнь и не подвергнуть его спокойное состояние угрозе разрушения. У меня чувство, что Бейкер не постесняется убивать даже студентов академии. Любой приказ он выполняет, но он не любит учитывать многие тонкости дела.

— Это наш шанс начать активные действия, товарищ подполковник. Мы слишком долго сражались с врагами в тени.

— Нетерпеливая ты, потому не видишь кое-чего важного, — подполковник поправил очки и быстренько дописал письмо. — Мы на пороге феноменального открытия тайны Святого Царства. Активные действия вокруг Михаила усложнят его задачу. К сожалению, Бейкеру плевать на какие-то исследования Царства. В его интересах лишь защита Ценности — как приказ…

— Как нам поможет изучение Царства? За годы исследований мы не смогли вычленить ничего полезного для нашего дела, товарищ подполковник. Мне кажется, мы слишком многое позволяем Михаилу и Ректору. Ресурсы не бесконечны, а с прибытием Ценности в академию всё стало куда сложнее.

— Ты с Михаилом никогда не виделась? Поясняй да поясняй. Знаешь, у меня есть ещё приказ, куда более основательный и важный. Я не хотел спешить, но условия заставляют меня гнать тебя вперёд. Он будет втайне ото всех…

* * *

В результате Миша мигрировал прямиком в лабораторию Браун, благополучно прогуливая пару. Он не хотел и не мог нормально заниматься практикой, даже если он дотянул бы до момента, когда можно было применить святость. К счастью, в связи с такими проблемами он смог получить нужную справку лично от Битрокса, тем самым оберегая себя от трудностей. Но внутри было паршиво ещё сильнее. Новая рефлексия разбила Мишу окончательно — теперь он окончательно раскис. Такой вот колючий ёж сидел в дальнем углу лаборатории на стуле, так заманчиво припрятанного между столами, чей хлам отлично скрывал от ненужных глаз. И не важно, что никого здесь не было! До поры до времени.

Браун проявляла катастрофически обильную заботу. Она, только получив свободу от преподавания, быстро забрала Мишу из холла, причём так по-хозяйски, словно для неё Миша был важным человеком в жизни. Она не дала даже воспрепятствовать Роберту, который хотел, очевидно, воспользоваться случаем и узнать одногруппника получше — так просто взяла и понесла к себе. Конечно, не буквально, но, казалось, она была близка к этому. Её маленькая тёплая рука умело держала Мишу за запястье, аккуратно и потихоньку помогая подниматься по лестнице, идти по коридору и заходить в лабораторию. Однажды она попыталась взять Мишу прямо за ладонь, скрещивая пальцы, но по какой-то причине не стала. Так, возможно, было бы проще и легче.

Тем не менее, она настояла, чтобы Миша сидел здесь и не двигался, пока она не вернётся из агрессивного похода к Тёрнеру за новой тростью. Браун, как всегда, удивляла Мишу своим поведением. И самое забавное: её-то он узнал сразу. Договорились они встретиться вчера — всё было выписано в дневник — но по какой причине Миша смог узнать профессора так просто? Ему даже думать не пришлось — узнал сразу в первые несколько секунд. Впрочем, её одежда была практически уникальной в академии, и лицо, и глаза, и рост… Из-за этого Миша быстро нашёл свой дневник о людях, открыл его и нашёл пунктик про Браун. Только стоило проверить, сколько страниц уходило на описание других людей, как Симонов не на шутку запаниковал.

— В смысле, семь страниц? — ахнул Миша, от испуга захлопнув дневник. — Как это понимать?..

Вскоре вернулась Браун, но без трости, а лишь с какой-то бумажкой. Разочарованная, но спрятавшая свои неприятные чувства в себе, она подошла к студенту и преспокойно сунула в его руку бумажку. Это было что-то вроде разрешения на создание новой трости.

— Через два дня зайдёшь к Тёрнеру и возьмешь новую трость. А пока он разрешил тебе ходить с твоей основной при условии, что ты не будешь использовать её как оружие.

— Да, конечно, я не псих, — наигранно улыбнулся Миша, убирая бумажку в портфель. — Спасибо тебе.

— Будь я на твоём месте, сразу бы врезала им. Ну кто так делает! Это не благородно, нечестно и глупо! Почему некоторые взрослые люди ведут себя так по-детски? Я возмущена!

— Это нормально, не переживай так.

— Нет, не нормально! Не смей терпеть такое отношение к себе.

— Да что я могу? Без святости у меня нет шансов.

— Ты силён не физически, — Браун, осмотревшись, отошла к ближайшему «чистому» столу, где красовался чайник. — Хочешь, угощу чаем?

— Не стоит…

— Стоит-стоит, — и она показательно нажала на кнопку.

— Тогда в чём смысл вопроса? — нахмурился он.

— Прости-прости! Ты не в настроении — оно и понятно! — поэтому я хочу над тобой позаботиться. Спросила из приличия, извини.

Максимально злобно вздохнув, Миша спорить не стал. Да и после он почему-то начал успокаиваться. С Рики приходила неизвестная гармония. Она вела себя порой неряшливо из-за спешки, но наблюдать, как она заваривала чай, было очень даже приятно. Дело даже было не в самой заварке, а в Браун, которая постоянно — нет, серьёзно — спрашивала его, какой крепости нужен чай, насколько горячий нужен напиток, сколько ложек сахара, добавлять ли сушёные фрукты или разрезать ломтик лимона — в общем, вопросов было столько, что в один момент Миша услышал самый странный из них: «Тебе кружку двести миллилитров, триста или четыреста?» Вопрос, вроде бы, логичный для кафе, но очень странный в быту.

Впоследствии Браун одарила гостя лаборатории чаем, сделанный в точности, как ответил Миша, начиная крепостью и заканчивая кружкой в двести миллилитров. Такое пить стало даже боязно — слишком всё идеально.

— О! Я ж бисквитное пирожное сегодня прикупила, один момент… — Браун внезапно подошла к захламлённому столу рядом с Мишей.

Она открыла нижнюю дверцу, которая, оказывается, была холодильником. Правда, помимо бисквитного пирожного ей пришлось достать несколько банок то ли солёных огурцов, то ли отрезанных щупалец, потом тарелку подгоревшего желе, гранату — стоп, что? — и только после всего добралась до сладости. Шоколадное бисквитное пирожное, которое даже есть было страшно из-за не совсем хороших соседей. В самом деле, зачем гранату хранить в холодильнике?

— О, внутри много спящих плотоядных бабочек, — Браун увидела беспокойный взгляд Миши, потому сразу пояснила, небрежно подкидывая гранату. Она чуть её не выронила из рук. — Кхм… В общем, они засыпают на холоде. Не обращай внимания. Всё безопасно.

— Я заметил. А что в банках?

— Это неприличный вопрос!

— Что?..

— Для исследований, — размыто сказал она, сунув всё, кроме пирожного, обратно. — Забудь!

— А пирожное не токсичное? — Миша действительно боялся.

— Бредишь! Я сама недавно схомячила пять кусочков!

— Сладкоежка, — пробубнил Миша и всё же решился сунуть одну ложку пирожного в рот.

Это не магазинная сладость и даже не синтезированная магией. Натуральное вкусное пирожное, причём настолько сладкое, что можно было словить диабет. Так или иначе, Симонов с упованием скушал сладость под надзором довольной Браун, которая даже подала ему горячий чай. Как странно: сразу стало намного легче. Так вот что значило мнение, что вкусная еда решала психические проблемы?

— Алиса, кстати, совсем не любит сладкое, — начал Миша, хлюпая чаем. — Простите… так, о чём я. Благодаря тебе я хотя бы вспомнил вкус, а то из-за её вкусов многое уже забывается.

— Я рада. Но лучше скажи: ты как?

Рики переживала, даруя ему такое количество эмпатии, что скрывать свои переживания было невозможно. Вот, как надо манипулировать, даже если это не было манипуляцией!

— Не очень. Я не знаю, почему так загнался.

— Тебе постоянно говорят о твоей ноге?

— Нет… не знаю, никогда не обращал внимания. Сейчас просто всё навалилось так неудачно.

— Очень плохо. Тогда давай решать эту проблему!

— Как?..

— Пойдём к тебе в гости, конечно.

— Ч-что?!

— Ты забыл? У нас была запланирована встреча, я очень не люблю, когда планы меняются. И тебе легче станет — отвлечёшься — и мне представится шанс тебе помочь. Всё просто!

— У меня т-там бардак, мне ж стыдно будет!

— Да не парься ты-ы-ы, у меня-то — да, бардак! И вообще, я не привереда к чистоте.

Оглядываясь, Миша даже поспорить не мог.

— Тем более, кто тебя сегодня сопроводит до дома? Я понимаю, там, на улице, можно и магией, тьфу, святостью попользоваться, но всё же! Тебе же надо распределять свою силу на день, верно? Вот и не потратишь. Какая я гениальная…

Мысли снова начали путаться, но только теперь из-за смущения. Мало того, что он ни разу не читал в дневнике, что кого-то когда-то звал в гости, так ещё и девушку! В личную обитель! С виду, конечно, совсем по-юношески глупо было так переживать, однако такой поворот событий оказался слишком неожиданным.

— Как много проблем создала нога… — прокомментировал Миша, тут же погрустнев. — Мне как-то стыдно, опять. Вас отвлекаю ещё…

— Алмазик, успокойся, — она наклонилась к нему, словно к потерянному ребёнку. — Тебя так угнетает твоя травма ноги?

— Я порой удивляюсь, почему ее вообще не ампутировал…

— И почему же?

— Ну, как бы… я сохранял свою ногу в таком состоянии в надежде, что смогу рано или поздно её излечить. Глупая мечта, знаешь, которая может и не реализоваться.

— И ты готов отбросить свою мечту? Так просто сдаться?

— Ну… — Миша замолк: сам не знал.

— Я думаю, тебе стоит принять себя таким, каким ты есть. Просто звучит, но, Алмазик, так ты не будешь отчаиваться. Я видела тебя на деле, и ты ничуть не уступаешь другим А-ранговым, несмотря на свою травму. И ты очень сильный, раз считаешь, что можешь всё исправить. По правде говоря, я удивлена.

— Чем?

— Твоя мечта всё исправить — она удивительна сильна. Ты вроде бы загоняешься, но в глубине души ты веришь в лучший исход, разве нет? Не обращай внимание на тех глупых людей, верь в себя и своих близких людей. Поддерживай мечту, пожалуйста.

Невиданно нежный взгляд Браун заставил его паниковать куда сильнее. Пробежав взглядом куда угодно, но только лишь не на профессора, Миша заткнулся окончательно и попросту начал хлебать чай. Он даже отвернул голову, никак не комментируя её слова! Это было настолько очевидный знак, что Рики не сдержалась и рассмеялась.

— Прости-прости! Я надавила на тебя?

— Угу, — пробурчал он сквозь питьё. Было до жути неловко.

Она вывела его на более бытовой разговор, однако Миша больше не мог так открыто с ней общаться. Он не мог отойти от избытка чувств, которые возникали при общении. Это для него, возможно, первый подобный случай. Впрочем, с Браун он был вынужден проводить время вплоть до дома.

«Как же смущает!» — паниковал про себя Миша, то и дело хлюпая напитком.

* * *

Только солнце скрылось за горизонтом, Алиса наконец смогла вернуться домой. Уставшая из-за нравоучений Титирова девушка неспешно и лениво поднималась по лестнице, порой стуча портфелем о ступеньки. Психическое истощение — вот результат нарушения правил академии. Теперь совершать дальнейшие проступки совершенно не хотелось. Она банально не протянет ещё одно «свидание» с главой дисциплинарного комитета. Симонова даже точно не помнила, сколько времени ушло на подобное. Вроде бы, на данный момент давно перевалило за шесть часов вечера. Или уже семь? В общем, было слишком ужасно.

Так Алиса кое-как смогла подобраться к своей квартире и увидела, что перед дверью стояла незнакомая девица и пыталась собраться, чтобы просто постучатся. По шинели с красными линиями на швах и фуражке с изображением красного креста над козырьком стало понятно, откуда незнакомка прибыла, однако видеть офицера красных было не совсем приятным знаком, особенно у квартиры, особенно стеснительную, раз та не способна была просто постучать по двери. И тем не менее, каштановолосая девушка почти решилась оповестить о себе хозяевам, но тут же была попытка была пресечена Алисой, которая как бы невзначай протиснулась мимо неё и сунула ключ в замочную скважину.

Они встретились взглядами. Незнакомка была старше Алисы, в лучшем случае, где-то на пять лет, само личико было круглым, спокойным в чертах, не привлекая какое-либо внимания, конечно, если бы не правой щеке не красовались порезы-шрамы почти буквой «Г». Также Алиса приметила такие же резанные отметины у шеи, уходящие под ворот одежды, и частично разорванную мочку уха с той же, правой стороны. Такие «следы боя» вмиг давали понять, что перед Симоновой стояла матёрая девушка, повидавшая немало жестокости и смертей.

— Проблемы? — кротко спросила Алиса, медленно перещёлкивая ключом замок.

— Вы сестра Михаила? Я пришла от подполковника Терентьева с важным поручением.

Цокнув, Алиса открыла дверь и жестом руки пригласила офицера зайти внутрь. Только дверь закрылась, стало можно услышать оживлённый и весёлый разговор двоих человек в гостиной, причём с очевидной теплотой друг к другу.

«Они явно нашли общий язык», — предположила Алиса, разуваясь.

Как ни странно, новоприбывших не заметили.

— С каким поручением? — снова задала вопрос она, устало снимая с себя пальто.

Шрамированная девушка вела себя слишком осторожно: стояла на коврике у двери по стойке смирно и аккуратно осматривала весь коридор, попутно крепко держа свою папку в руках.

— Я хотела бы видеть Михаила.

— Слушай, лучше назови свою причину прихода сейчас, иначе я выпру тебя из квартиры и не постыжусь.

— Со всеми так разговариваете? — нахмурилась она.

— Для тебя это уникальная услуга, милочка.

Так они и начали сжигать друг друга неприкрытой агрессией. И незнакомка, и Алиса словно были одного поля ягодами — сплошь импульсивные и не терпящие каких-либо столкновений.

— Я хочу видеть Михаила. Выполняйте свой долг проводника и не выпендривайтесь.

— О, Алиса, — вдруг раздался голос Миши.

Он всё же заметил прибытие сестры и соизволил выйти в коридор. Его поднятое настроение успокоило Алису, и она решила не продолжать ту бессмысленную перепалку. Да, Алиса сильно переживала о состоянии брата, оттого и злилась на каждый неверный вдох окружающих людей. Но она даже не думала извиняться за неподобающее поведение, вместо этого решила прояснить Мише смысл наличия неизвестного офицера Ордена в квартире:

— К тебе гость, как видишь. Говорит, что поручение Терентьева выполняет, но…

— Позвольте представиться, — перебила её та, отдав честь Мише. — Первый помощник подполковника Терентьева Льва Алексеевича, лейтенант Александра Попадюк. Рада нашему знакомству.

— Симонов Михаил, моя сестра — Алиса, — кивнул Миша, не понимая причины такой формальности. — Приятно. Какими судьбами?

— Я должна передать письмо подполковника лично вам, — Александра открыла папку и достала оттуда плотно запечатанный конверт. Вручив адресату, лейтенант снова отдала честь.

Это никак не радовало. Просто так письма никто не писал, потому Миша открыл конверт с особой осторожностью. Печать из сургуча, конечно, давно творение прошлого века, но таким образом офицеры Ордена помечали особые письма и в сегодняшнее время, то ли в угоду традициям подобного тайного смысла, то ли из потребностей как-то выделить такие письма. В любом случае, информация, содержащиеся внутри, была неимоверно важной.

— Я не видела, чтобы у подполковника были такие помощники, — заметила Алиса.

— Я поступила на службу у него два года назад.

— Сама или по его воле?

— Он меня позвал.

— Вот оно что…

Миша уже прочитал письмо и сильно напрягся, точнее, расстроился.

— Что ж за день такой…

— Плохие новости?

— Можно и так сказать… — пробурчал Миша, сложил письмо обратно в конверт и убрал в карман штанов. — Спасибо вам, мисс Попадюк, хотите, я вас угощу чаем? Или кофе?

— Я вынуждена отказаться. Лучше следите за своей жизнью, пока проблемы не критичны. Мы на пороге кардинальных изменений.

— Уже вижу. Спасибо.

Она третий раз отдала честь, повернулась к двери и, положив руку на ручку двери, добавила:

— Было ошибкой поступать в академию, товарищ, — и посмотрела на Мишу очень строгим предвзятым взглядом.

— Ты лишь посыльная, замолкни и вали уже обратно в логово, — огрызнулась Алиса, язвительно махая рукой на прощание. Когда лейтенант ушла, тут же прошипела: — Бесит.

— Ты видела? Она меня терпеть не может. Интересно, почему…

— Не обращай внимание, она, скорее всего, мелкая сошка. Долго стояла у двери — волновалась, скорее всего — столько раз честь отдавала… Она так скоро лоб себе раскрошит, если будет так прикладываться. В общем, забей. Так что пишет Терентьев?

Он кивком позвал Алису пройти в гостиную. А там за столом сидела Браун, расположившись, как дома. Шляпа висела на спинке, вокруг неё на столе валялось много бумаг, чуть дальше — не выпитый чай в прозрачной кружке. Такая довольная, что только и приходилось смотреть на её улыбку и получить некий комфорт. Алиса даже чихнула, словно при аллергии — такое «солнце» в квартире неимоверно утомляло своим присутствием.

— О, здравствуйте, Алиса! Я надеялась, что Титиров отпустит вас пораньше. Вроде бы сегодня он был в настроении… странно.

— Здрасьте-здрасьте, — она прошла мимо на кухню. — Этот дебил — конченый садист.

— Да, он любит так переучивать нарушителей.

— Таким-то образом? Ему самому не жалко время тратить? — громко продолжала разговор та, видимо, заваривая свой чай. — Идиотизм.

— Он очень ответственный студент, оттого все в академии считали его самым подходящим человеком для такой роли. Под его контролем пылкая молодёжь попросту боится переступать черту правил. По крайней мере, на виду.

— Разве ему можно так задерживать людей? — поинтересовался Миша, садясь за стол.

С его стороны также был лёгкий беспорядок бумаг и дневников, во главе которого лежал апостол Парсифаля.

— Дали ему такую возможность. Он вправе даже отстранять студентов непосредственно от учёбы, считая это достойным наказанием. Куратор дисциплинарного комитета добилась многих таких возможностей для членов комитета ради безопасности академии. Почти полицейское государство, правда?

— И не поспоришь, — согласилась Алиса, вернувшись в гостиную с чашечкой фруктового чая. — Он читал мне и тому придурку лекцию о том, почему нельзя вести себя неподобающе. Всё. Это. Время. Я думала, с ума сойду.

Браун весело рассмеялась, считая это забавным, но Алиса вспоминала недавно пережитое с особым отвращением. Миша единственный не понимал, в чём был прикол такого метода Титирова.

— Ладно, давайте приступим к делу, — с грустью предложил Миша, серьёзно посмотрев на профессора. — Рики, у меня важный разговор.

Атмосфера с уютной быстро сменилась на настороженно-угнетающую. Браун даже перестала улыбаться и сосредоточилась на предстоящей теме разговора, пока Алиса молчаливо пила свой заслуженный вкусный чай.

— Прости меня, но, похоже, нам придётся закончить наше изучение Царства.

— Что? Но почему? — вознегодовала Браун, показывая ему исписанные листы бумаги. — Мы ведь только что узнали государственное устройство Святого Царства!

— Просто… Рики, ты уже, наверное, догадалась, но я скажу: за мной следят. Не только подчинённые Ректора, но и красные. По правде сказать, я сам являюсь частью их организации, потому они оберегают меня от всяческой угрозы.

— Да, я поняла, что ты связан с ними наиболее близко. Это очевидно.

— К сожалению, они знают, что ты обладаешь информацией, которой не должна обладать. Я думал, что защитил тебя от угрозы, но в столице… скажем, объявились те люди, которые могут смело посчитать тебя проблемой, несмотря на моё мнение. Я не хочу подвергать тебя опасности, как не хочет этого мой хорошо знакомый. Он дал мне возможность уберечь тебя от лишних проблем. Рики, красные готовы забыть тебя, если больше не будешь со мной связываться и не распространять информацию о святости. Поэтому… — Миша замолк.

Он не хотел расставаться с Браун, больше всех не хотел. Он смотрел на полученные ответы, лежащие на столе, и понимал, что с ней он способен понять гораздо больше, но предупреждение подполковника и представленная им возможность избежать угроз для Браун останавливало Мишу, разбавляя стремление изучать балластом проблем, которые могут испортить жизнь другому человеку. Такое принимать нельзя.

— Алиса, мы такое выяснили! — вдруг ушла от этой темы Браун, словно её это не волновало. — Святое Царство делилось на три ветви власти: Легион, то есть армия, Зигельская Церковь — аналог наших министерств, в общем, исполнительная власть, и Небесный Сад, стоящий поверх остальных ветвей и являющиеся…

— Рики…

— Небесный Сад — это что-то вроде компиляции законодательных органов, судов, а также органов верховной власти…

— Рики!

— Миша, я не принимаю твоё предложение, — тут же отрезала Браун. — Я обещала помочь тебе. Значит, помогу.

— Даже если на вашей шее петля? — Алиса на своей шее «нарисовала» верёвку.

— Вы ещё такие дети, — вздохнула Браун с яркой несгибаемой улыбкой. — Я знала это ещё при втором бое с Мишей. К гадалке не ходи, Мишу оберегают белые и красные как зеницу ока. Оно и понятно! Обладатель души, как-никак. Так что я была готова к таким последствиям ещё с того момента.

— Но я вас обрекаю на постоянную опасность.

— Знаешь, я начала помогать тебе не только из-за своего интереса к тебе. Я увидела в тебе себя. Моя сила уникальна в своём роде, мне важно было разобраться в ней как можно быстрее, пока не стало совсем худо, но никто мне помочь не мог. Я не могла так вот просто ворваться к учёным и сказать, мол, дайте мне все ваши знания! Я выросла в бедной семье, на меня никто не смотрел, кроме преступников, желавшие продать меня психам на изучение. Надо было стать сильнее, но как конкретно — мне было неизвестно. Потихоньку я справлялась сама, но ты понимаешь: в одиночку было невозможно трудно. Тогда-то меня нашёл человек, который предложил свою помощь. Он заманил меня в академию, и под его опекунством я стала разбираться в магии гораздо быстрее и лучше. Я это говорю к тому, что тебе нужен человек, который готов тебе помочь. Нет, ты не подумай, учёные Ректора очень-преочень компетентные, просто ты сам сказал, что они тебе слабо помогали. Раз ты доверился мне, открыл свои тайны, то я обязана сделать всё возможное, чтобы ты разбирался в себе намного лучше. И мне неинтересны опасности, которые ожидают меня в процессе. Я готова.

— Ну вот, мне интересно, что за человек тебя тогда нашёл, — пожаловалась Алиса. — Чёрт.

— Хотите, расскажу?

— Ты уверена, что готова? — Миша не унимался. Ему надо было убедиться.

— Алмазик, ну конечно! Меня не пугает тот факт, что меня могут убить. На минуточку, меня пытались прикончить целых шесть раз! Тем более, красные более рассудительны, чем те же преступники. Мне, главное, не вызывать подозрений. Это легко.

— Тогда буду рад, если мы продолжим вместе познавать феномен Царства.

— Конечно!