Все знания и силы (джен)

Примечания:

не бечено

Понимая состояние Лайзы, Гермиона вовсе не стремилась ее напугать. Она сидела рядом с девочкой и рассказывала ей, как у Лайзы теперь все будет хорошо, когда вошел папа. Он внимательно посмотрел на монитор, а потом вопросительно на Гермиону, которая кивнула.

— Удлиненный QT, папа, — сообщила девочка, — скорее всего интоксикационной природы, так что решим. Познакомься с дочерью, кстати.

— Дочь — это хорошо, — улыбнулся мистер Грейнджер. — Как зовут доченьку? — поинтересовался он, у немного испуганно глядящей девочки, которая сейчас будто бы стала совсем маленькой.

— Лайза ее зовут, — очень ласково ответила миссис Грейнджер, гладя девочку по волосам. — У нас пока не получается говорить, но мы с этим справимся, правда? — Лайза нерешительно кивнула.

Ей очень хотелось плакать, потому что то, что происходило, просто не могло быть. Это не вписывалось в понимание мира девочки. Сначала целитель одного с ней возраста, но точно целитель, потому что кольцо не подделаешь, да и магия отвечает, значит все по-честному, да и доктора в больнице относятся к ней, как к равной. Потом смена опекуна и… И мама? Настоящая? Все-таки Лайза не выдержала. Слезы полились из глаз девочки, которую сразу же принялись утешать Эмма и Марк.

— Папа, завтра надо будет с приютом решить, — тихо сказала Гермиона, приглашая санитаров, чтобы отвезти Лайзу на исследование.

— Зачем завтра? — удивился тот. — Сейчас и съезжу, тем более, ее удочерять. Удочерять же?

— Это значит, что ты будешь официально сестренкой, — улыбнулась Гермиона в ответ на взгляд Лайзы, полный непонимания.

— Солнышко ты наше, — осторожно прижала к себе девочку Эмма. — Мы тебя любим.

Эти три слова, которые мечтает услышать любой приютский ребенок, которые приходят к нему в снах, вместе с мечтой о семье, вне зависимости от возраста. Даже ставшие маленькими зверятами дети в глубине себя мечтают услышать эти три слова. Самые волшебные слова: «мы тебя любим». Эмма, разумеется, знала, что означают эти слова для приютской девочки.

Во время исследований Лайза была будто бы не здесь, в ее голове звучали только эти три слова, больше ничего не было, только они и все. А потом ее очень аккуратно взял на руки мистер Грейнджер, который теперь «папа». Лайза не чувствовала опасности от этого человека, несмотря на то что он был мужчиной. Он не был опасен, вот совсем. Девочка расслабилась, просто расслабилась, полностью раскрываясь.

«Если это игра или обман, то я просто не буду больше жить», — решила она, давая миру последний шанс. Давая шанс этой семье. Потому что Лайза устала от всего, только сейчас она поняла, насколько устала быть совсем одной. Она устала от приюта, Хогвартса и самой жизни. Поэтому решила дать жизни и миру последний шанс. Возможно, Эмма поняла это, возможно, понял и Марк, но достаточно большую девочку носили на руках, не давая нагружать сердце, зато даря тепло своей души.

— Как она? — спросил Гарри Гермиону.

— Зельями ее отравили, чуть не убили, Гарри, — вздохнула девочка, обнимая мальчика. — Но мы ее вылечим.

— Ты сможешь, я знаю, — улыбнулся мальчик. — Ведь ты лучшая.

— Что в этом Хогвартсе такое происходит, что дети чуть ли не умирают после него? — прорычала Гермиона.

* * *

Главный Целитель Мунго с интересом рассматривал извещение. Целительница Грейнджер взяла еще одного пациента, причем девочку, которая находилась при смерти, буквально отравленная различными зельями, включая высшие, которые в Британии могли приготовить всего-то три человека. Поразившись отзывчивости и героизму женщины-целителя, Главный Целитель подтвердил переход опеки и понял, что его смущало. Второй случай, когда пациент в тяжелом состоянии или вообще при смерти и второй раз предыдущий опекун — Дамблдор, причем переход опекунства подтверждается Магией, что означает недобросовестность предыдущего опекуна.

Главный Целитель Дамблдора не любил. Альбуса вообще мало кто любил в Магической Британии и за ее пределами, кроме магглокровок, поэтому целитель направил документы в ДМП с целью расследования опекунской деятельности Дамблдора. В конце концов, это их ответственность, а устраивать детский сад на базе одного целителя — это перебор.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор горько плакал — его руки напоминали сухие щепки и совершенно не двигались, за что его так приложило, он не понимал. Точнее понимал, но в его понимании, он не сделал ничего плохого — просто избавился от проблемной девчонки. Мадам Помфри, зато, выяснив, что произошло, принялась за лечения Дамблдора со всем тщанием, для начала обрив бороду и волосы на голове Великого Светлого. Ну, а дальше началось лечение, которое полностью соответствовало принципам карательной медицины.

Великий Светлый не был одинок — на соседних койках лежали близнецы Уизли, ровно в таком же положении, что говорило об аналогичности проступка, что, учитывая, исчезновение мисс Турпин, сразу же наводило на мысли. Героиню Магического Мира не могли найти ни ритуалы, ни артефакты, из чего следовало, что больше ее на свете нет.

Назвав Лайзу сестрой, Гермиона не призывала Магию в свидетели, но была искренна в своих желаниях, и магия прислушалась к ней. Лайзы Турпин на свете больше не существовало, теперь была только Лайза Грейнджер, которая ощущала Эмму мамой, а Марка папой, отчего и не боялась. У Лайзы теперь была мудрая сестричка — целитель. И еще ее «жених» — Гарри. Ну это пока в кавычках, потому что они были маленькими.

Самое главное — у Лайзы была семья и она даже внешне начала походить на Грейнджеров. Девочка не чувствовала, что предает биологических маму и папу, ведь она их совсем не знала, а вот Грейнджеры…

* * *

Приют радостно передал опеку, а когда чиновники услышали об усыновлении больной девочки, которая после школы не может больше говорить, да еще и может умереть в любой момент, то сразу же активизировались, поэтому на следующий день в больницу пришла женщина, которая объяснила Лайзе, что означает для нее усыновление и попросила написать на бумаге свое согласие или несогласие.

Уже через несколько дней судья рассматривала сделанную дрожащей рукой девочки запись: «Я очень хочу быть дочкой маме и папе». Не прошло и недели, как из мира людей навсегда исчезла Лайза Турпин, осталась лишь Лайза Грейнджер. Рассматривая свое новое свидетельство, девочка плакала, не в силах удержать в себе эмоции, ведь ее не обманули.

— Так, — произнесла Гермиона. — В Хогвартс ты не поедешь, как целитель я тебя перевела на домашнее обучение. Сначала надо подлечиться, согласна? — и увидев кивок. — Вот и умница. Если сами ничего не придумаем, посмотрим, чем Мунго помочь сможет. Главное — не отчаиваться, мы вместе, мы семья, мы все сможем. И мы все тебя любим.

В больнице Лайзу продержали недолго, достаточно быстро увезя домой, чтобы не гонять Гермиону туда-обратно. Юная целительница ухаживала за новой сестренкой, не разрешая вставать первые дни, пока не смогла нейтрализовать и вывести все зелья из организма своей пациентки. Как только это случилось, Лайзу принялись кормить вкусностями, стараясь нагнать средний вес по возрасту, играть с ней, и, конечно, обнимать. Девочка иногда ощущала себя, как будто в раю: раньше было плохо и грустно, а теперь вдруг хлоп — семья, сестренка, тепло и любят.

А Гермиона и Гарри проводили все свое время с Лайзой — помогали ей освоиться, разговаривали с ней, помогали учиться, причем Гермиона выбирала такие занятия, в которых достаточно проговорить про себя. И у Лайзы начало получаться колдовать без слов. Потихоньку, полегоньку, самые простые чары, но начали получаться. И за каждый успех ее хвалили, за нее радовались, о ней беспокоились.

Были и неудачи, но сестренка держала Лайзу, не давая опустить руки, не позволяя отчаяться, не разрешая думать плохо. Когда девочка пыталась опустить руки, ее принимались щекотать, отвлекали, находили что-то другое — интересное, важное. Постепенно Лайза привыкала к тому, что она не «приютская крыса», а «доченька», «солнышко» и «любимая малышка». Она привыкала к теплу и маминым рукам, папиной заботе и сестричкиной нежности. Ее действительно любили. Вот просто так раз — и любили.

«А почему ты меня любишь?» — написала Лайза.

— Любят не «почему», любят «за что», — ответила ей мама.

«А за что ты меня любишь?» — кивнув, вывела девочка.

— За то, что ты есть, доченька, — обняла свое солнышко миссис Грейнджер, прижимая к себе это чудо.