Письмо в никуда (Сюэ Ян - Сяо Синчэню) (джен)

Меня зовут Сюэ Ян.

Имя в быту — Чэнмэй.

Когда-то давно я не имел имени цзы.⁽¹⁾ Был ли я тогда также невинен как и ты, даочжан? Ты наверняка полагаешь, что моя душа черна от рождения. Мне же нравится думать, что это не так.

Впрочем, какая разница? И зачем я пишу это? Что это вообще такое?

Письмо, которое некому отправить?

Дневник, в котором нет нужды?

Исповедь, которая никому не нужна?

Меньше всех — мне самому.

Плевать. Я хочу писать это.

Хочу. Поэтому пишу.

Несмотря на все твои усилия, Цзинь Гуаншань меня, конечно же, не казнил. Я ночую на постоялом дворе по дороге на гору Байсюэ. Мои рукава⁽²⁾ полны конфет. А значит — жизнь продолжается.

Знаешь, каков вкус жизни, даочжан?⁽³⁾ Она сладкая, как конфеты. И одновременно медно-солёная, словно кровь.

А у тебя есть второе имя? Нет? У меня оно, как ни странно, есть. Впрочем, и сейчас это имя известно немногим.

Как ты прекрасно знаешь, обычно мальчиков нарекают вторым именем накануне совершеннолетия. С того момента первое имя — мин⁽⁴⁾ — становится своего рода секретом, известным лишь членам семьи. Секретом, который ты волен по своему усмотрению доверять лишь самым близким людям: друзьям и возлюбленным. Или врагам. Которых уважаешь больше, чем отсутствующих за ненадобностью друзей.

Личное имя мин — святая тайна, особый дар родителей, требующий к себе трепета, уважения и почитания. Когда к взрослому человеку без его особого на то дозволения обращаются не по имени-цзы, а по мин — такое самоуправство вполне можно расценить как оскорбление.

У всех людей обычно именно так.

У всех.

Вот только... не у меня.

Я почти не помню своих родителей. Наверно, именно в этом и состоит основная причина того, что... особенного пиетета ни к ним, ни к их дару я не испытываю. И никогда не испытывал. За долгим неимением цзы моё мин, благодаря дурной славе своего обладателя в определённых кругах, превратилось в устах некоторых личностей едва ли не в изощрённое ругательство.

Я горжусь этим.

Ты бы сказал: я должен стыдиться.

А если бы... Будь всё иначе?

Так, как у других, у обычных заурядных людей?

На моём жизненном пути долгое время не встречалось таких выдающихся личностей, которым бы я добровольно пожелал открыть своё первое личное имя. Пока в мою жизнь морозным вихрем Шуанхуа⁽⁵⁾ не ворвалась смертельная опасность в лице излишне благонравного даоса, воспитанного на неизвестной горе давно впавшей в старческий маразм полоумной бабкой.

Да-да, я о тебе и о твоей обожаемой наставнице. Можешь не кривиться и не доставать меч. Всё равно ведь не поможет — сейчас ты — лишь бесплотная тень, явившаяся в мой помрачнённый выпивкой разум...

И разве может быть иначе? У твоей училки в силу преклонного возраста давно должно быть помрачнение рассудка. Вот она и воспитала тебя оторванным от реальности идеалистом. Ведь, по слухам, знаменитая Санжэнь Баошань — ровесница самих Лань Аня и Вэнь Мао, — почитаемых основателей одноимённых заклинательских орденов! Между прочим, древнейших из числа тех, что существуют поныне. А ведь самые старые из Орденов были созданы не одну сотню лет назад! Так что наставница твоя, мягко выражаясь, должна быть дамой ну о-о-чень почтенного возраста. А выглядит, несмотря на древность, просветлённая заклинательница, если судить по тем же слухам, привлекательной женщиной никак не старше сорока лет.

"Невероятно!"  — думаю я иногда. Ладно, не буду врать. Не иногда. Часто. Доволен?

"Надо было в своё время расспросить даочжана, узнать почти из первых уст, верны ли эти поразительные россказни..." — вот о чём ещё я думаю.

Ты бы ведь мне рассказал, верно? Конечно бы, рассказал...

Интересно только, когда бы я смог это сделать? Когда у меня, нет, — у нас! — было это самое время? Без которого не построить ни одну мало-мальски содержательную беседу?

Когда Шуанхуа и Цзянцзай,⁽⁶⁾ оставляя за собой морозную свежесть и мглистый туман, встретились в смертоносном танце? Или когда меня, связанного, уставшего до полусмерти, насильно притащили на Совет Кланов, и я просто апатично валялся в твоих ногах — ногах даоса, спокойно стоявшего рядом со своим неразлучным дружком, неотступно следующим за тобой по пятам, словно нитка за иголкой?

Знаешь... Ваши с даочжаном Суном... отношения... отчего-то кажутся мне смутно знакомыми. А сам Сун Лань непонятно отчего вызывает глубочайшую неприязнь. Словно этот человек по глупому недоразумению занимает чужое, не принадлежащее ему место.

Место, право на которое имет лишь этот недоумевающий Сюэ Ян.

Или может, — подходящий для расспросов момент был тогда, когда люди Цзинь Гуаншаня уводили меня в темницу для смертников? Тогда, когда этот неунывающий Сюэ Ян успел, проходя мимо своих пленителей, на ходу склонить голову к заклинателю в раздражающе белоснежных одеждах и вкрадчиво прошептать тому на ухо: "Не забывай меня, даочжан. Мир тесен". И даже с удовольствием краем глаз полюбовался на расширившиеся зрачки своего прежде по-ледяному невозмутимого антагониста. На разбушевавшуюся бурю из эмоций в твоих доселе непреклонно-спокойных нежно-аметистовых очах.

Прикидывай, не прикидывай, ворочай ситуации хоть так, хоть этак — выходит одно. Некогда нам было общаться.

Ни время.

Ни место.

Ни общество.

НИ-ЧЕ-ГО не располагало к простому дружескому общению.

Вот и вышло, что едва ли не единственными моими словами незамутнённому в своей святости даосу стало предупреждение о мести.

Я ведь сказал это не просто так.

Я с самого начала имел все основания полагать, что слова мои, обращённые к тебе, не останутся просто словами. Знал, что являюсь ценной игрушкой для главы ордена Ланьлин Цзинь. Игрушкой, которой старый сластолюбец, по слухам, имеющий по Поднебесной около сотни незаконнорожденных отпрысков — таких, как А-Яо,⁽⁷⁾ ещё не натешился вдоволь. Поэтому Цзинь Гуаншань предпримет все усилия, чтобы "приглашённый ученик ордена Ланьлин Цзинь" не сломался раньше, чем из него вытрясут всё, на что игрушка способна. Конечно, ведь последователи Тёмного Пути, способные, подобно легендарному Старейшине Илина, воссоздать Тигриную Печать Преисподней, на дороге не валяются. ⁽⁸⁾

И пусть самоучке из Куйчжоу по-настоящему никогда не сравниться с великим Вэй Ином, который, помимо несомненной природной гениальности, своевременно успел сформировать сильное Золотое ядро⁽⁹⁾ и получить превосходное образование в Ордене Юньмэн Цзян, да ещё походя нахватался самых разных навыков у представителей других орденов...

Да. Не сравниться. Не превзойти того человека, которого этот ничтожный Сюэ Ян мысленно называет Учителем. Лишь мысленно. Почему-то мне кажется, что создателю Тёмного Пути не понравился бы сей титул.

Тебе ведь известно? Конечно, известно. Ведь его мать — твоя шидзе...⁽¹⁰⁾ К Вэй Усяню на гору Луаньцзан не раз и не два приходили те, кто вдохновился его силой и способностями. Эти люди просили у него принять их в ученики.

Но Старейшина Илина всем без исключения отказывал. Почему он поступал так неразумно? Мог же, по примеру древних (тех же Вэнь Мао и Лань Аня), основать собственный орден — Илин Вэй, чего от него всерьёз уже ожидали главы влиятельных кланов.

Это событие значительно упрочило бы шаткое положение Вэй Усяня, который на тот момент находился в состоянии негласной войны едва ли не со всем заклинательским миром. Лишь страх перед мертвецами древнего Могильника, власть над которыми всецело принадлежала Старейшине Илина, сдерживал пыл излишне ретивых, но трусливых орденцев.

А Вэй Усянь предпочёл компании сторонников, желающих обзавестись частицей его могущества, жалкую кучку немощных стариков, презренных баб и неразумных младенцев, ни на что не годных и лишь по недоразумению носящих гордую фамилию Вэнь.

Не нашёл достойных? Не хотел делиться с кем бы то ни было властью и могуществом?

Если — второе, то этот Сюэ Ян отлично понимает своего несостоявшегося Учителя...

Стигийская Печать... Обладание таким ценным артефактом не может не порождать справедливое опасение, что рано или поздно кто-то попытается отнять столь мощное оружие и направить его против создателя.

А кому, как не ученикам, лучше всех разбираться в изобретениях учителя? Да и если забыть о Печати... Власть над мертвецами... безграничная, безраздельная, ограниченная... да ничем, по сути не ограниченная!... опьяняет.

Хочешь попробовать, даочжан? Не хочешь. Кривишься. Ну и гуй⁽¹¹⁾ с тобой!

Доверять такую силу кому-либо... Делиться ею по собственной воле... Лично этому Сюэ Яну не хочется. Вэй Ину, видимо, не хотелось тоже.

После стольких отказов достойным и прославленным в заклинательских кругах людям... Почему бы ему сделать исключение для бывшего побирушки из Куйчжоу? Из-за пяти десятков человек, убитых побирушкой за одну ночь? Так сам Старейшина во время резни в Безночном Городе уничтожил несколько тысяч. Притом — по-настоящему сильных заклинателей, а не тех жалких отбросов, что пали жертвами мстящего за давнее увечье пятнадцатилетнего Сюэ Яна....

О, я не рассказывал тебе о грехе Чан Цианя? О том, за что платил его клан? Хочешь — расскажу? Не интересно? Так и знал...

На чём я остановился?

...ах, да...

Одни только мёртвые знают, сколько почивших заклинателей подчинились мелодии флейты Вэй Усяня во время Низвержения Солнца.⁽¹²⁾ Наверняка их общее количество окажется куда большим, нежели все "собаки из клана Вэнь", сражённые саблей Не Минцзюэ. Так что чем-чем, а энным количеством сотворённых трупов за раз Основателя Тёмного Пути не удивишь.

Не взял бы Вэй Ин Сюэ Яна в ученики.

Побрезговал бы.

Старейшина Илина ведь тоже — заклинатель из знатной семьи. Пусть и правда то, что он — всего лишь сын вассала ордена Юньмэн Цзян и свободной девки-заклинательницы, подобно тебе примерно в том же возрасте со скуки сбежавшей от вашей общей сумасшедшей бабки-училки, пусть и бродяжничал когда-то несколько лет по Илину, как и этот Сюэ Ян по Куйчжоу после смерти родителей... 

Вэй Усяню несказанно повезло. Больше, чем мне когда-то. Его нашёл глава ордена Юньмэн Цзян и воспитал как родного сына. Даже лучше, чем родного. Досужие языки на том же куйчжоуском рынке, где обсуждали в своё время загадочную смерть отца Не Минцзюэ, также судачили и о влюблённости будущего главы ордена Юньмэн Цзян в юную Санжэнь Цзансэ. И о том, как ветренная красавица сбежала с лучшим другом своего воздыхателя. И о вскоре рождённом у пары бродячих заклинателей сыне. Которого, после смерти родителей на ночной охоте, усердно разыскивал чуть ли не по всей Поднебесной Цзян Фэнмянь. А когда нашёл — фактически усыновил. Вдрызг разругавшись при этом со своей крутонравой супругой, посчитавшей, что муженёк ущемляет в правах её отпрысков — своих законных детей.

Конечно же, базарные зеваки, все как один, были уверены: Вэй Ин на самом деле — родной сын главы ордена Юньмэн Цзян. Стал бы он потакать малейшему капризу сорванца, не теки в мальчишке его собственная кровь?

А неприятностей А-Ин своему отцу (гуй знает, приёмному или родному) доставил немало. Говорят, он стал первым отпрыском заклинательского рода, которого с позором выперли из Облачных Глубин, как абсолютно не способного к обучению!

Официальной причиной для исключения, названной Лань Цижэнем, послужило нарушение одного из трёх тысяч правил Ордена Гусу Лань. Гуи, и как они там только со скуки не померли с таким-то количеством запретов?! Спорим, гусуланьцам даже сладкое есть запрещено?

Своевременная драка Вэй Усяня с сыном Цинь Гуаншаня, — единственным ребёнком главы Линьлинь Цзинь от официальной жены — ровесником А-Яо, рождённым с единокровным братом в один день, и причиной вечной зависти потаскухиного сынка, положила конец пребыванию Вэй Ина в Облачных Глубинах. Неофициальная причина исключения (она же — настоящая), заключалась в очень даже интересных рассуждениях того, кого позже назовут Основателем Тёмного Пути, на уроках Лань Цижэня — о природе Тёмной энергии и способах её использования во благо заклинателей. С точки зрения адептов, следующих Светлому Пути совершенствования, Вэй Усянь предлагал не просто недопустимые, а вовсе кощунственные вещи.

Вот только меры, предпринятые Лань Цижэнем, ничего не изменили в мировоззрении будущего тёмного заклинателя. Не прошло и пары лет, как Старейшина Илина перешёл от теории к практике и уже не словом, но делом доказал эффективность выбранных им методов. Конечно, сейчас в приличном обществе совершенствующихся принято делать вид, что вклад неугодного заклинательскому миру человека совсем ничтожен, а Низвержение Солнца как-нибудь вовсе и без него бы осуществилось...

Да только... Где оно, — приличное общество, а где — голодранец и босяк Сюэ Ян. Не будь на стороне восставших против Вэней флейтиста-ренегата, политическая карта Поднебесной пестрела сейчас бы совсем другими названиями Великих Орденов.

Ныне же Вэй Усянь, герой и основной двигатель процесса падения Ордена Цишань Вэнь — современного Низвержения Солнца, несмотря на все свои несомненные достоинства, мёртв. Капитально так мёртв. Его душа не отвечает на самые сильные призывы могущественнейших заклинателей. Так что до Старейшины Илина Цинь Гуаншаню не намного ближе, чем до Луны, на которой, по преданию, укрылась Чаньэ — вероломная жена, предавшая Хоу И — легендарного стрелка, осуществившего древнее Низвержение Солнца. А может, и не предавшая, а всего лишь ставшая жертвой обстоятельств. Какая теперь разница, если итог один?

Не дотянуться.

Не достать.

Смекаешь, Синчэнь-гэ?⁽¹³⁾ Не везёт героям. Что древним, что современным. Ты б сменил сторону, пока не поздно. Сына твоей шидзе совсем недавно вон хоронили... Образно выражаясь. Нечего там было хоронить. Сам проверял. Ничего от него не осталось. Ни от тела. Ни от души.

Нету Хоу И.

Нету Вэй Усяня.

А Сюэ Чэнмэй — вот он. Успешно пережил современную солнечную аннигиляцию. Жив, здоров и сравнительно не так уж и много просит за свои услуги. Достаточно, чтобы не протянуть ноги с голоду сразу же, как только станет ненужным пионофилам⁽¹⁴⁾.

А потом — Сюэ Ян успеет найти себе нового покровителя раньше, чем Цзини пустят его в расход. Он — не тот наивный кот из Куйчжоу, что упрямо продолжал приходить к дверям своего бывшего дома даже после того, как на него спустили собак. И не закончит жизнь растерзанным трупом в зарослях бурьяна.

Нет. Жизнь Сюэ Чэнмэя — слишком ценный ресурс, чтобы вот так задёшево разбазариваться ею. Уж, если мне и придётся её продавать, я постараюсь запросить за неё подороже.

Так что камера смертников, в которую ты тогда проводил меня с чувством выполненного долга, для этого Сюэ Яна — вовсе не последний перевалочный пункт на пути к эшафоту. А всего лишь уловка, временная мера, чтобы отвлечь на время внимание бескомпромиссного главы ордена Цинхэ Не.

Ух, как он злился! Аж все жилы на морде повылазили! Как искажение ци⁽¹⁵⁾ ещё в тот же день не подхватил, бедняга.

Видите ли, его бесило, что сей ничтожный за одну ночь вырезал клан, состоящий из более чем пятидесяти человек.

У самого, небось, Бася⁽¹⁶⁾ не чище моего Цзянцзая.

Всем ведь известно, как сильно Не Минцзюэ ненавидел клан Вэнь. Была там какая-то тёмная история со смертью его отца — предыдущего главы Цинхэ Не. Вроде как Вэнь Жохань руку к ней приложил. Люди так на базаре в Куйчжоу болтали. А правда то или нет... Сюэ Яну не ведомо. О сём у А-Яо интересоваться надо, — он вечно в курсе всех сплетен и степени их достоверности. Или у Не Хуайсана.

Нет, лучше всё-таки у А-Яо. Будущий глава Ордена Цинхэ Не как всегда прикинется бессловесной циновкой, спрячется за веером и панически заталдычит:

— Не знаю! Я ничего не знаю! Я правда-правда ничего не знаю!

И все как миленькие купятся на его поведение напуганного ребёнка.

Тьфу! Даже представлять противно!

Говорят, Не Минцзюэ лично отрубил голову старшему сыну Вэнь Жоханя. Не знаю, не видел. Но верю. Или Чифэн-цзунь⁽¹⁷⁾ намерен утверждать, что во время Низвержения Солнца срезал своей саблей лишь цветочки на натюрморты для вееров младшего братца?

Да и братец этот... А-Яо — змея-змеёй — считает себя превосходным актёром и даже не представляет, какой выдающийся талант у него под боком прикидывается бесхребетным Незнайкой. Ой, прилетит ему когда-нибудь, если его планы о смерти Чифэнь-цзуня осуществятся, ой прилетит... А титул Верховного заклинателя однажды будто бы случайно окажется в руках мнимого "Незнайки".

Сюэ Ян видит игру будущего Главы Ордена Цинхэ Не. Видит и молчит.

Этот осмотрительный Чэнмэй помнит, что однажды ему понадобится новый покровитель. К тому же, я прекрасно понимаю, что и Не Хуайсан видит меня насквозь. Видит и молчит. Хотя мог бы попытаться воздействовать, чтобы выведать секреты А-Яо.

Возможно, однажды он так и поступит.

Однажды. Но не сегодня.

Все они — лицемеры. Даром что прославленные заклинатели. Думают, раз у них благородное происхождение и полные клети фамильных драгоценностей — им всё дозволено? Можно просто откупиться парой передающихся из поколения в поколение драгоценных безделушек и заклинательских артефактов, а потом преспокойно жить дальше, не вспоминая прошлые грешки? А раз Сюэ Ян — всего лишь безродный босяк из Куйчжоу, то и платить за аналогичные знатным богатеям проступки должен единственным, что имеет ценного — собственной кровью?

Даже А-Яо, хоть и потаскухин сын, такой же! Видать, батюшкина кровь (что б Цзинь Гуаншаню вовек из Диюя⁽¹⁸⁾ не выбраться), сказывается.

К моему счастью, боги, по собственному недомыслию не наделившие этого Сюэ Яна знатностью и богатством, не поскупились для него же на изворотливый ум, недюжинные способности  и мастерство в навыке быстрого приспосабливания к любой ситуации. А ещё — на умение нравиться людям и втираться к ним в доверие. Очень полезное умение, знаешь ли.

Так что... Я выживу. Не сомневайся.

А потом — будто случайно встречу незапятнанного грязью этого мира даочжана с невозмутимыми сиреневыми глазищами и с удовольствием лишу тебя их. Чтоб не раздражал этим своим всезнающим взглядом Будды.

Я буду делать это красиво.

Медленно.

Аккуратно.

Болезненно.

Так, чтобы ты кричал. Не от боли, нет. Это совсем даже не обязательно. От безысходности. От понимания, что не сможешь больше осуществлять свою долбаную мечту — спасать этот грёбаный мир. Не защитишь тех, кто не заслуживает спасения.

Без глаз ведь особо с мечом за тварями не побегаешь. Ещё убьёшь кого живого ненароком. А этого ты — святоша-даос, себе не простишь. Случись подобное, ты бы, пожалуй, самого бы себя на Шуанхуа насадил. Не колеблясь.

Но того ли на самом деле жаждет этот мстительный Чэнмэй?

Нет. Этому мстителю хочется... Чтобы глаза идеального во всех смыслах даочжана...

Чтобы эти глаза не напоминали мне кого-то другого. Кого-то некогда важного, близкого и дорогого.

Родного.

И такого же идеально-раздражающего, как и ты.

Кого-то, кого этот Сюэ Ян потерял больше десяти лет назад. Того, кого совсем не помнит. Но от смутного чувства потери которого неприятно скребёт на душе.

Ой, да сдались мне эти глаза! Того, кого они напоминают, давно уже нет в мире живых...

Тебе же я отомщу куда изощрённее. Не лишу глаз, нет. Лучше я ослеплю твоего дружка — этого, словно пришитого к тебе, раздражающего Сун Ланя. А перед тем убью его товарищей — обитателей монастыря, где он воспитывался. И скажу ему, что всё это — из-за Сяо Синчэня. Из-за того, что ни гуя не понимая ситуацию, влез не в своё дело, пытаясь наказать меня за совершение того, на что я имел святое право мести.

Это будет даже забавно... Посмотрим, переживёт ли ваша хвалёная дружба и преданность подобный поворот? А то ишь! — орден свой основать решили. Основанный лишь на дружеских, а не на кровных узах.

Раз! — и нет этих дружеских уз! Лишь ненависть.

А кровь...

Вот она. Не вода. Есть. Течёт. И ничего ей не сделается, как ни пытайся от неё открестится, какое имя себе ни придумывай.

Поэтому этот Сюэ Ян и не берёт себе иную фамилию, когда появляется возможность для подобного. Потому что впотьмах моей души, в той её части, что я надёжно скрыл от посторонних... Той, что всё ещё принадлежит маленькому мальчику, который когда-то спорил из-за любимой игрушки с братишкой... Теплится надежда, что А-Чэнь тоже выжил после той эпидемии в Куйчжоу.

И найдёт.

И узнает.

И родственные узы... Это не просто слова. А действительно, — узы. Настоящие. Крепкие.

Каждый раз, пытаясь вспомнить А-Чэня, я вижу перед собой твои сиреневые глаза. Но Сюэ Чэнь умер во время эпидемии в Куйчжоу. В ту зиму, когда ему должно было исполниться восемь. В зиму, которую я пережил по непонятному недоразумению.

Это судьба, даочжан. Люди говорят: для врагов любая дорога узка. А значит, мы ещё встретимся. Обязательно.

Вот тебе бы я своё первое имя назвал. Перед тем, как ослепить. Или убить. Назвал бы. Если бы оно и так не гремело на всю Поднебесную. Если бы оно не было куда как известнее, чем моё вежливое мин.

Ирония судьбы, не иначе. Ведь ты, весь из себя такой добродетельный и благородный даочжан Сяо Синчэнь тоже не обладаешь вторым именем, как и долгое время не имел его я — жалкий босяк и презираемый убийца. И это — то, что делает нас равными.

Формально, у этого Сюэ Яна второе имя всё-таки есть. Выдали, так сказать, богатое ханьфу⁽¹⁹⁾ с барского плеча, когда принимали в пионофильский орден.

Чэнмэй. Так меня назвали. Только этого имени всё равно что нет. Ведь им меня никто не зовёт.

Впрочем, его у меня и не должно было быть. Как и у тебя.

Жди, даожчан. Жди мою месть. Скоро я увижу в твоих фиалковых глазах боль...

И может, это заставит меня прекратить искать в тебе тень брата. Ведь...

Будь ты моим А-Чэнем, чудом выжившим тогда, неужели бы ты не узнал меня? Не вспомнил?

Ваша чокнутая наставница делает из учеников амнезистов? Или... ты сам предпочёл забыть? Решил сделать вид, что мы чужие друг другу? Что общая кровь ничего не значит? Ты поэтому мечтаешь создать орден, основанный не на кровных связях? Чтобы доказать, что они — ничто?

Я настолько противен тебе?

Мы сильно поругались тогда... В наше последнее общее лето. А я ведь просто хотел поиграть вместе с тобой... научить котят плавать... Кто ж знал, что они сдохнут?!

Ты сказал, что я тебе больше не брат. И действительно, перестал называть меня Ян-гэ.

Ты разозлился (впервые на моей памяти) и пообещал, что станешь тем, кто будет защищать хороших людей от таких тварей, как я.

Я психанул (мне правда было жалко тех котят, я не думал, что они потонут!) и спрятал истинные эмоции за издевательской улыбкой.

Я посмеялся над тобой, над твоим наивным желанием. Сказал, что ты не сможешь спасти мир потому, что не можешь защитить от меня даже себя самого.

Возможно, я ошибся.

Возможно, я сошёл с ума и сам придумал тебя.

Я узнаю всё. Можешь молчать.

Когда мы встретимся... о том, что я хочу знать, расскажут глаза.

Мои антрациты и твои аметисты.

* * *

Едва-едва зарождающимся утром солнце привычно красило облака нежным розовым румянцем. Птицы готовились встречать юный погожий денёк. Их игривый щебет был хорошо слышен на постоялом дворе, в котором ночевал молодой тёмный заклинатель, так и не сомкнувший глаз до самого рассвета.

Сюэ Ян с одухотворённым выражением по-лисьи заострившегося после бессонной ночи лица воодушевлённо ставил последнюю точку в записях и радостно, словно ребёнок долгожданную поездку, предвкушал реки крови, которые вскоре орошат землю мирно просыпающегося храма Байсюэ.

И не подозревал, что новая встреча с Сяо Синчэнем не подарит ему и намёка на желанное знание. Ведь смотреть будет некуда — глаз у даоса уже не будет.

Сяо Синчэнь появится в храме Байсюэ почти сразу же после ухода с его территории Сюэ Яна. Он застанет в нём только одного живого человека.

Ослеплённого человека.

Своего лучшего друга Сун Ланя.

Бывшего лучшего друга.

Поражённый потерей тех, кого почитал семьёй, даочжан Сун наговорит даочжану Сяо ужасные вещи, за которые потом не простит себя даже после смерти. Сяо Синчэнь, дабы хоть как-то исправить содеянное тёмным заклинателем, пересадит уже-не-лучшему-другу свои редкого сиреневого оттенка глаза. Не дожидаясь, пока они приживутся, Синчэнь навсегда покинет Сун Ланя, продолжая странствовать и "спасать мир" уже в одиночестве.

Однажды, подходя к маленькому захолустному городку с невоодушевляющим наименованием, он наткнётся на валяющегося в бурьяне избитого до полусмерти безымянного заклинателя и, себе на беду, спасёт ему жизнь. Этим заклинателем окажется Сюэ Ян. Оклемавшись от ран, он продолжит творить свою месть. Руками и мечом ничего не подозревающего слепца Ян будет убивать сначала косо посмотревших в сторону пришлых в город И⁽²⁰⁾ заклинателей местных жителей, а потом — явившегося с извиненениями перебесившегося и раскаявшегося в своих словах Сун Ланя.

Когда правда о случившемся всплывёт на поверхность, Сяо Синчэнь не найдёт в себе силы принять её. Осквернённым человеческой кровью Шуанхуа он в мгновение ока быстрым и точным движением нанесёт себе смертельную рану.

Шквальная буря, что разбушуется по вине Сюэ Яна в обычно спокойном эмоциональном океане души Синчэня вкупе с невыразимо-мучительной болью, что до краёв переполнит всё его естество, принесёт с собой обычно несвойственную ему излишнюю скоропалительность.

Не ожидающий от благочестивоого даоса подобной прыти в исполнении столь неугодного Небесам замысла, растерявшийся Ян не успеет ничего предпринять. Ему останется лишь смотреть. Синчэнь же единым порывом не только разрушит своё физическое тело, но и разобьёт на части обитавшую в нём ранее бессмертную душу, напрочь лишая её осколки не только возможности на будущее перерождение, но и полностью ломая игру Сюэ Яна. Он не оставит тёмному заклинателю ни малейшего шанса на возможность, используя техники Тёмного Пути, поднять ускользнувшего противника лютым мертвецом.⁽²¹⁾ И таким страшным образом избежит почти уже уготованной ему Яном участи послушной марионетки, безропотно выполняющей любой приказ своего хозяина.

Сяо Синчэнь, став пылью, подобно своему имени, уйдёт, унеся с собой в неизвестность ответ на вопрос, звали ли его при рождении: Сюэ Чэнь.⁽²²⁾

А оставшийся в одиночестве победитель почувствует себя проигравшим.

1) Имя цзы давалось в Древнем Китае при совершеннолетии.

Вернуться к тексту

2) Широкие рукава одеяний использовались в Древнем Китае в качестве карманов.

Вернуться к тексту

3) Даочжан — вежливое обращение к даосу — даосскому монаху.

Вернуться к тексту

4) Имя мин — имя, данное ребёнку при рождении. Обращаться к взрослому человеку по имени мин без его разрешения считалось в Древнем Китае как минимум невежливым.

А вообще у человека могло иметься с десяток имён, которые он приобретал на разных этапах своей жизни.

Вернуться к тексту

5) Шуанхуа, меч Сяо Синчэня (кит.) — "Цветочный мороз" или "Морозный узор".

По-видимому, имеется в виду тот заиндевевший узор, что возникает зимой на оконных стёклах.

Вернуться к тексту

6) Цзянцзай, меч Сюэ Яна (кит.) — "Ниспосылающий несчастья".

Вернуться к тексту

7) А-Яо, А-Ин — префикс "а" в китайских именах обозначает уменьшительное, "детское" обращение. Обычно используется по отношению к детям или близким друзьям, слугам, молодым девушкам. Такие имена — аналог русских Машеньки и Сашеньки.

Вернуться к тексту

8) Тёмный Путь (в "Mo Dao Zu Shi") — комплекс заклинательских практик, в противовес Светлому Пути, пути Меча, использующий не светлую энергию ян, а тёмную инь. Направляется не на уничтожение оживших мертвецов и прочих тёмных сущностей, а на их контроль заклинателем, практикующим Тёмный Путь. В отличие от Светлого Пути, не требует сильного Золотого ядра. Может привести практикующего его к сумашествию и смерти, поэтому следование Тёмному Пути самосовершенствования не одобряется.

Самым сильным тёмным заклинателем считается Вэй Усянь (Вэй Ин, Старейшина Илина), создатель Печати, позволяющей во много раз повысить силы тёмного заклинателя. Вэй Усянь перед смертью уничтожил половину Печати, но Сюэ Ян смог восстановить её.

Вернуться к тексту

9) Золотое ядро — источник духовной энергии, расположенный внутри человеческого тела. Развивается духовными практиками. Сильное Ядро даёт человеку возможность быть сильным заклинателем.

Вернуться к тексту

10) Шидзе — "старшая сестра", но не кровная родственница, а старшая по возрасту соученица, проходяшая обучение у того же учителя.

Вернуться к тексту

11) Гуй — в китайской мифологии: демон, дух умершего.

Вернуться к тексту

12) Низвержение (Аннигиляция) Солнца — в китайской мифологии: уничтожение стрелком Хоу И лишних солнц, которые чуть не сожгли землю. Военная кампания, в которой участвует Вэй Усянь, направлена на снижение влияния Ордена Цишань Вэнь, символом которого является солнце. Поэтому её участники сравнивают свержение "Солнечного Ордена" с древним мифом о Хоу И.

Вернуться к тексту

13) Синчэнь-гэ, Ян-гэ, гэ (кит.) — обращение к брату.

Вернуться к тексту

14) Пионофилы — в контексте данной работы: адепты ордена Ланьлин Цзинь. Символ ордена — пион особого сорта.

Вернуться к тексту

15) Искажение ци — состояние, чаще всего вызванное сильным стрессом, когда накопленная заклинателем светлая энергия становится нестабильной и приводит к нервному срыву. Часто заканчивается смертью (и не только того, кто словил искажение, но и тех, кто пытался его успокоить).

Вернуться к тексту

16) Бася, меч Не Минзцюэ (кит.) — "Быть под железной пятой".

Вернуться к тексту

17) Чифэн-цзунь (кит.) — "Красное жало". Имя-хао (прозвище-титул) Не Минцзюэ.

Вернуться к тексту

18) Диюй — Ад в китайской мифологии.

Вернуться к тексту

19) Ханьфу — разновидность традиционной китайской верхней одежды. Заклинатели, принадлежащие к определённому Ордену, носят поверх своей обычной одежды ханьфу клановой расцветки.

Вернуться к тексту

20) В названии города И используется тот же иероглиф, что и в слове "похоронный дом," — помещении, где дожидаются погребения тела, которые некому забрать.

Вернуться к тексту

21) Лютый мертвец — оживший труп, переполненный жаждой мщения либо другим негативом.

Вернуться к тексту

22) Синчэнь (кит.) — "звёздная пыль", где иероглиф "чэнь", собственно, и означает "пыль".

Вернуться к тексту