Пандовые драконы (джен)

— Я талисман на неудачу.

Джун мельком взглянула на своего ученика, который угрюмо горбился над кучей писем. Затем она закатила глаза:

— Это не так.

Взгляд Кузона был полон чистого подросткового сарказма.

Его саркастичный взгляд стал почти таким же хорошим, как у нее. Она ужасно гордилась.

— Ты знаешь эти амулетики на удачу, которые продаются в храмах, чтобы защищаться от вмешательства духов или чего-то в этом роде? — спросил он. — Я противоположность этому.

Проблема была в том, что он был не совсем неправ. Они выполнили пять миссий вместе, и каждая из них умудрилась пойти ужасающе не так. На первой была драка с кошкой из ада. Затем девятилетняя шантажировала Джун. Затем они отправились за грабительницей банка с изрядной ценой за ее голову, только чтобы Найла привел их прямо к ближайшей тюрьме, куда она уже сдалась. После этого была работа рядом с горой Макапу, когда в погоне за добычей их опередил какой-то случайный горожанин, который действовал, руководствуясь исключительно советом предсказательницы.

В конце концов, был Инцидент в Омашу. Их нанял престижный аукционный дом, чтобы выследить несколько свитков авангардного искусства, которые пропали ночью перед тем днем, когда должны были быть проданы. Джун и Кузон успешно обнаружили вора произведений искусства, прямо когда он поджег все свитки, объявив, что вообще-то именно он изначально их и нарисовал. Когда его спросили, почему он сжег собственные шедевры, он начал кричать, что с его стороны было изначально аморально продавать их хорошему аукционному дому, потому что это представляло собой продажу элитистским учреждениям и запятнание его когда-то радикального антиискусства смрадом парадоксального конформизма.

Джун скучала по нормальным мотивам. Месть. Алчность. Неутолимая жажда крови. Они определенно побеждали художественную целостность.

— В этот раз это будет нормальная охота, — сказала Джун, перебирая свои письма. — Я собираюсь сделать это нормальной охотой, даже если это меня убьет.

Он фыркнул и залпом выпил свой чай, запрокинув голову назад, как будто это был алкоголь.

* * *

Джун уговорила Кузона забраться на спину Найлы, и они направились через границу к мастеру-ремесленнику в Царстве Земли по имени Суман. Он специализировался в создании высококлассного инвентаря для ухода за животными: седла, поводки, сокольничьи перчатки и подобные вещи. Судя по всему, его нагрели на недавней сделке, и он хотел вернуть украденные товары. Эта миссия будет незамысловата.

Правда.

— Я не знаю, для какого он был сделан животного, — сказал Суман. — Только то, что существо большое и длинное, как угорь, однако они хотели что-то достаточно нетяжелое для легкого полета. Я сделал наряд из этого.

Он открыл крохотную шкатулку, достаточно маленькую, чтобы уместиться на ладони, и вытащил массивный отрез ткани. Это был изысканный муслин, тонкий, как паутинка, и такой легкий, что он был почти прозрачным. Только в этой шкатулке было достаточно, чтобы дважды обернуть Найлу.

— Красота, — выдохнул Кузон, очевидно находящийся в благоговении от этой роскоши.

— Красота, — согласился Суман, — и чрезвычайная редкость. Моя родная деревня — единственное место в этом мире, которое знает секреты этой ткани. А эти покупатели, — он выплюнул это слово, — заказали метры и метры и поклялись, что заплатят, но когда пришло время? Они не дали мне ничего.

Джун издала задумчивый звук.

— Почему вы им что-то отдали?

Его брови нахмурились:

— Они были покорителями огня.

— И что? — требовательно спросил Кузон.

— И то, что они пригрозили поджечь мою мастерскую, если не получат то, что хотят, — сказал он, как будто это было очевидно.

Это было довольно очевидно. Джун знала это даже до того, как Суман это подтвердил. Кузон один раз открыл рот, чтобы запротестовать, но затем закрыл его, пораженный серьезностью выражения лица Сумана.

— Я не заинтересован в получении платы, — сказал Суман, аккуратно складывая муслин и убирая шкатулку обратно в сейф. В его глазах горел огонь, когда он добавил, — я хочу ткань обратно, чтобы использовать ее для чего-нибудь другого. Эти скоты ее не заслуживают.

Джун поджала губы:

— У этих скотов есть имена?

Он тряхнул головой:

— Заказ был сделан через ястреба: они утверждали, что они торговцы из Царства Земли, готовящие редкое животное на продажу в Ба Синг Се. Может, это была ложь.

— Те, кто вам угрожали, — спросил Кузон, — как они выглядели?

— Двое мужчин, я думаю. Один среднего возраста, другой постарше. Они оба утверждали, что покорители огня, и младший доказал это. Он оставил выжженную отметину прямо здесь.

Он указал на длинное узкое обожженное место на глиняном горшке в углу. Это выглядело почти как…

— Огненный кнут, — пробормотал Кузон.

Джун прекратила дышать.

— Эти двое мужчин, — она услышала, как произнесли ее губы, — у них не было причудливых бородок, нет?

Его глаза распахнулись.

— Да, длинные тонкие усы и короткие козлиные бородки, у них обоих. Старший, должно быть, закручивал свои усы, они завивались ниже подбородка…

Кузон сказал что-то, что она не уловила, а затем он начал осматривать магазин на наличие других следов, которые они могли оставить. Он посмотрел только на половину половиц, когда Джун объявила:

— Простите, мы не можем вам помочь. Идем, Кузон.

— Но…

— Сейчас.

На секунду она подумала, что он запротестует. Но он поднялся и потрусил из магазина вслед за ней.

— Мы можем найти что-нибудь, — проворчал он. — Я не закончил искать улики, здесь должно быть что-то. Может, Найла может найти ткань, даже если мы не сможем выследить этих людей, у Сумана все еще есть нитки и все такое от…

— Забудь об этом, — сказала Джун. — У нас есть дела поважнее.

— Например, что?

Джун запаниковала:

— Как насчет того, чтобы снова отправиться за Миюки?

Он одарил ее очередным саркастичным взглядом. В этот раз это было менее трогательно.

Но его голос был тихим, когда он заговорил.

— Мы должны исправить это. Они покорители огня, они наверняка Народ Огня, и это было неправильно. Я… я должен это исправить.

Его здоровый глаз был широко раскрыт и умоляюще смотрел на нее.

— Ты что-то знаешь об этих людях, не так ли? — добавил он. — Я хочу сказать, как ты догадалась о бородках…

Она проигнорировала вопрос. Она проигнорировала то, как кольнуло у нее в груди, и вместо этого развернулась спиной и запрыгнула на Найлу:

— Вперед.

И со вздохом он подчинился.

* * *

Существуют правила, когда дело касается трактирной жизни. Джун пила в меру, пока кто-то прямо не бросал ей вызов. Может, определение «меры» со временем изменилось, потому что требовалось больше и больше саке, чтобы что-то почувствовать, но она спокойно могла обойтись без выпивки, когда хотела, когда она работала вне города или, скажем, застряла с ранними уроками по покорению огня.

И все же, алкоголь был одной из лучших социальных валют, которыми она обладала. Джун завоевывала уважение тем, что покупала другим людям алкоголь. Она также завоевывала уважение тем, что покупала себе алкоголь, до тех пор пока она останавливалась до точки невозврата и не напивалась в хлам.

Она всегда останавливалась.

Обычно.

Так что она не знала, когда ее вторая чашка саке превратилась в пятую, хоть она и хотела завтра проснуться пораньше для следующего урока Кузона по огненным хлыстам. Она не знала, когда каждый духов звук в этой хаотичной таверне решил ударить ей по ушам. Она не знала, когда какой-то новый козел подвалил сюда и забросил ноги на стол, грубя официантам, как будто он был самим царем Куэем во плоти. У него была вычурная тонкая косичка, и его зеленая туника была жесткой от вышивки, что сразу отмечало его как путешественника из Ба Синг Се и не из Нижнего кольца. Его поведение подтвердило это. Он жаловался, что его чашка саке не была наполнена достаточно высоко, и он ныл, что обслуживание слишком медленное, и он давал всей духовой таверне знать, что тофу недостаточно жесткий и плотный для его утонченного вкуса. Судя по всему, вместо этого это был «склизский шелк, похожий на мусор», что заставило ее вспомнить о муслине, и разве не в этом был весь смысл саке — не помнить муслин?

У Джун было правило. В этой таверне Джун заканчивала драки, но она никогда не начинала их.

— Это вина Народа Огня, конечно. Жаль, вы, колониальные люди, не разберетесь, что такое хороший алкоголь, даже если его запах ударит вам в нос…

Шестая чашка саке Джун ударила его в нос. Это была трата алкоголя, возможно, и саке стекало по его щекам, пока кровь капала у него из носа. Это была трата чашки, потому что она целилась в его лоб.

Он наклонился за чайником с ближайшей полки и запустил его в нее. Джун уклонилась, бросившись на пол в сторону со стула. Она инстинктивно отбросила все волосы с лица, прежде чем набросить часть на правый глаз, оттолкнулась от пола и снова поднялась на ноги.

— Кем, духи побери, вы, люди, себя считаете? — она услышала, как она прорычала. — Ты и Баохуа, и… вы думаете, если вы из тех или других мест, вы лучше, но это не так! Быть из какого-то пафосного места, — она шагнула, чтобы пропустить мимо себя очередной чайник, — это не личные качества!

— Джун!

Она развернулась вокруг собственной оси и прорычала:

— Что?

Это был просто Кузон.

Это был просто Кузон, и он отдернулся от нее, как он не делал дольше, чем она могла вспомнить прямо сейчас, и вся злость Джун разбилась до осколков истощения.

— Я просто… — он огляделся вокруг, посмотрев на людей в таверне, явно сгорая со стыда. — Неважно.

Он взлетел вверх по лестнице. Секунду спустя Джун осознала, что все завсегдатаи пялились на нее.

Потребовалось слишком много времени, чтобы насчитать монеты за ужин. В конце концов, она взяла с запасом, чтобы возместить за чашку, и пошла подниматься по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Она попыталась стучать в его дверь, но ответа не было. Хотя она обдумала вариант позвать его, повышенный голос мог просто сделать все хуже.

Вернувшись в собственную комнату, Джун рухнула в кровать, закрыла глаза и стала ждать, чтобы это все закончилось.

* * *

Когда она снова поднялась, таверна внизу притихла на ночь. Ее разум чувствовался более ясным, но она не могла стряхнуть пронизывающее до костей ощущение неправильности. Так что она сделала то, что делала всегда.

Она тихо проскользнула в стойло Найлы.

— Эй, малыш.

Крепко спящий, Найла ее не услышал. Но Кузон, лежащий свернувшись клубком у его живота с огоньком в приоткрытом кулаке, ее заметил.

— Ты в порядке?

— Все хорошо, — пробормотал он. — Я просто… был застигнут врасплох. Но так не должно было случиться. Я имею в виду, я был в таверне, я знаю, что иногда люди сердятся, когда пьют…

— Алкоголь — это не оправдание, — фыркнула она в разочаровании, направленном полностью на себя. — Как бы то ни было, я сожалею обо всем этом…

Она сделала смутный жест рукой.

Он с любопытством посмотрел на нее:

— А ты в порядке?

Вздохнув, она скрестила руки на груди и оперлась спиной о стену стойла:

— Не настолько в порядке, насколько я думала, судя по всему.

— …Это из-за воров?

Она фыркнула.

— Да.

— …И причина, по которой ты хотела, чтобы я освоил огненный кнут?

— Дважды в яблочко.

Застонав, она потерла больное место на шее и попыталась обдумать эту ситуацию. Она сегодня уже вывалила на мальчика слишком много персональной драмы. У Кузона было достаточно ужасов в собственной истории, он не был обязан иметь дело с ее.

С другой стороны, он заслуживал объяснения. Голых фактов, даже если она оставит чувства при себе.

Что парадоксально, если она хотела сама справиться со всеми этими неудобными чувствами, разговор о них мог ей помочь. Вот что Явэн сказала ей, когда она впервые появилась в этом городе, закрывая пеленой волос недавно пораненное лицо.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, как у меня оказался питомец ширшу?

— Не настолько, насколько должен был бы, — признал он.

— Он из цирка. Цирковая труппа «Золотой Дракон», — сказала она, и каждый слог был пропитан сарказмом. — Они специализируются на опасных животных…

На том, чтобы находить самых опасных животных на планете и усердно ломать их. У них были леопарды-гончие, которые забыли, как бегать, и грифоны-стервятники, которые забыли, как рычать. У них был детеныш ширшу, который не знал, что нельзя пробовать все поблизости, который был слишком маленьким, чтобы понимать, почему некоторые вкусы — это нормально, но другие принесут тебе огненный хлыст в ухо. Слишком маленьким, чтобы получать из опыта что-то, кроме боли.

— … и они его не заслуживали. Так что я его украла. И себя.

— Прости, что?

— Когда я была чуть старше тебя, я сбежала из цирка, — с невозмутимым лицом сказала Джун. — Как тебе такое странное детство?

— Не такое уж и странное.

Она попыталась понять его взгляд. В этот раз он, кажется, не был саркастичным, но он должен был быть.

Джун обошла морду Найлы и снова села, чтобы погладить мех над его глазом, и он издал довольный звук, даже не просыпаясь. Она делала это, даже когда он был детенышем, пускающем везде ядовитые слюни и скулящим от ожогов на ушах.

— Глава цирка — этот человек, Шузуму, — пробормотала она. Хоть она на мгновение подняла глаза, чтобы увидеть, наблюдал ли за ней Кузон, она в основном смотрела на Найлу. — Седой, но он все еще хорош в драке. Тратит половину своего заработка на ухаживание за усами, завивает их и все такое.

Кузон хохотнул.

— Он покоритель огня, — сказала она, и ее от природы низкий голос стал еще ниже, и в нем была слышна твердость и горечь. — Родился на «родине», в метрополии. Самый большой фанат королевской семьи, которого можно где-либо встретить. Серьезно, если бы у него был шанс, он был бы первым в очереди на то, чтобы отсосать Озаю его крохотный, сморщенный…

— Я получил общее представление, — перебил Кузон, ущипнув переносицу. — Я не хотел, но получил.

— Тот другой парень — его лучший друг, который вырос на островах, Хикари, — коротко добавила Джун. — Дрессировщик. Покоритель огня. Не знаю, был ли он мастером, но он точно знал, как ударить огненным кнутом для максимальной боли и минимальных повреждений.

Глаз Кузона был широко распахнут в темноте, и он смотрел на правую сторону ее лица, как всегда закрытую волосами.

— Он…

Вините в этом алкоголь, но ей потребовалась секунда, чтобы осознать, что он подразумевал.

— Мой глаз? Нет, это был не он. Не напрямую, в любом случае.

Найла засопел в разгар того, что, Джун надеялась, было счастливым сном, и она зарылась в его мех и второй рукой. Это доставило удовольствие им обоим, как и всегда.

— Я выросла в цирке. Моя мама была артисткой, как твоя, акробаткой. И да, ее папа был из Ба Синг Се, — его род можно отследить до Киоши, если истории были правдой, что, скорее всего, было не так, так что она не стала заморачиваться упоминанием этого, — но ее мама была из города Огненного фонтана. И кого волнует, кто был моим папой, это не важно, я минимум на четверть Огонь вне зависимости от того, как меня поделить.

И она чувствовала себя такой, хотя цирк проводил больше времени в Царстве Земли, чем в колониях. В детстве она ни разу не пропускала Фестиваль Огня, и ее мама воспитала ее на историях и о драконах, и о кротобарсуках, и она узнала достаточно о моде островов, чтобы узнать парфюм Баохуа с запахом огненной лилии после одного вдоха. Может, Джун упустила дуэли, честь и способность есть острое, но существовала причина, по которой единственным цветом в ее гардеробе кроме черного был красный. Существовала причина, по которой спиральные татуировки на ее плечах были темно-бордового цвета.

Это были драконы. Она называла их змеями, когда компания требовала ответа, и притворялась, что они символизируют только ее мастерство в ядах. На самом деле это были драконы из историй, которые когда-то рассказывала ее мама.

— Я верю тебе, — пробормотал Кузон. Это признание действительности ее слов странно ее успокоило.

— Мы с мамой могли бы подыграть, — презрительно ухмыльнулась она. — Могли бы притвориться, что любим… ну, в то время это был Азулон. Мы бы отлично вписались в компанию Шузуму и Хикари и их маленького культа.

— Культа?

— Культа. Серьезно, Ба Синг Се нервно курит в сторонке. И моя мама всегда говорила, что подобный слепой патриотизм приводит только к разбитому сердцу, не важно, из какой ты страны.

Кузон неуютно поерзал, и его пламя на секунду затрепетало.

— Там была еще одна женщина. Наполовину Огонь, родилась в колониях, худшая покорительница огня из всех, кого я видела. Я вполне уверена, что ты мог бы побить ее, когда был младенцем, — ее смешок превратился во вздох, и она тряхнула головой. — Никаких атлетических способностей или зрительно-моторной координации, но она лебезила перед Хозяином Огня и заискивала перед Шузуму, так что он держал ее в цирке… как главную метательницу ножей.

— Что? — пронзительно вскрикнул Кузон.

— Он с огромным удовольствием назначал ее мастером ножей, а меня — девочкой-мишенью. Как ты мог догадаться, я не очень хорошо справлялась с ролью девы в беде.

Она собралась с духом и всего лишь на секунду отбросила волосы с лица. Достаточно долго для того, чтобы Кузон увидел тонкую выпуклую линию, все еще четко идущую вниз по ее правому виску.

— …Мне жаль.

Фыркнув, Джун позволила волосам упасть на место.

— Это едва ли твоя вина.

— Нет… это… Мне правда жаль.

Его маленький огонек стабилизировался в его руках. В полумраке было сложно разобрать его выражение лица, но оно выглядело болезненно искренним.

Она пожала плечами и взглянула на дверь.

— Моя мама тогда уже умерла, так что я просто схватила Найлу и побежала. Но он еще не был достаточно большим, чтобы на нем можно было ехать, и по обеим сторонам границы были эти инспекторы, которые останавливали всех, кто не выглядел неприлично богатым.

Кузон поморщился:

— Они тебя остановили?

— Не. Я заманила Найлу в паланкин ведром океанских кумкватов, пропитанных транквилизатором. Самая спокойная поездка из всех, которые у меня когда-либо были.

Это вызвало у Кузона смешок. Джун позволила губам растянуться в хитрой улыбке, и ее зубы без сомнения блестели под полной луной.

— Можно я кое-что скажу?

— Валяй, ребенок.

— Я хочу отправиться за тканью.

— Агх, — буркнула Джун. — Я не знаю, насколько хороша память у Найлы, но он может взбеситься, если он учует Хикари рядом. Я знаю, что я бы взбесилась.

— Что если мы не возьмем Найлу? Мы всегда можем взять напрокат страусовых лошадей, чтобы добраться до цирка.

Первой реакцией Джун был инстинктивный ужас. Она открыла рот, чтобы рявкнуть, что нет, она никогда туда не вернется. Шестнадцать лет этот цирк был ее личным кошмаром наяву, и она не вернется. Она не могла.

Ее второй реакцией была ярость. Она была взрослой женщиной, наполовину Огонь и наполовину Земля, и она абсолютно не была заинтересована в ограничениях любого ярлыка. Она ходила, где хотела, она делала, что хотела, она не боялась даже Хозяина Огня Озая. Какого духа пара джингоистских хвастунов могла диктовать то, что она не может делать?

Ее третья реакция была едва уловима. Просто постепенное осознание, что если она собирается вернуться в свой личный ад, единственный человек, которого она хотела бы видеть на своей стороне, сидел прямо перед ней.

— Я могу поехать сам, — предложил он. — Я знаю, что они покорители огня, но я думаю, что могу победить их…

— Я поеду с тобой. Пообещай не бить никого, пока я не скажу? — ухмыльнувшись, сказала она.

Он яростно кивнул без следа иронии:

— Я обещаю.

Джун медленно выдохнула, прошипев сквозь сжатые зубы.

— Пробраться внутрь и найти ткань наверняка будет довольно легко. Кто знает, может, это будет твоей первой нормальной охотой.

Она прыснула от этой мысли, но Кузон нет. Он снова наблюдал за ней в задумчивой тишине.

— …Можно я спрошу кое-что еще?

Она кивнула.

Он опустил глаза, теребя свой рукав.

— Эм. Один раз я указал на то, что ты много тратишь в таверне, когда я только начал вести твои налоги.

О.

Они начали этот разговор.

— Сейчас, — сказал он, и слова начали литься из него потоком, как вода из дырявой плотины, — я не могу притворяться, что я знаю что-то об алкоголе. Дома его не было много, взрослые просто пили один бокал на вечеринках, обычно его просто не было, но…

— Я поняла.

— Это просто что-то, что я…

— Какой чай ты порекомендуешь, — прервала его она, — зеленый или черный?

— …Воду.

Они уставились друг на друга, а затем расхохотались. Все еще глубоко спящий Найла заурчал вместе с ними.