Запомни, Энви, - это... (джен)

В полумраке убежища царило почти вакуумное безмолвие. Почти — ибо разбавленную тьмой тишину нарушало размеренно-ленивое постукивание метронома, а вернее — безупречных, абсолютно неуязвимых когтей по столу. Обворожительная чаровница, флегматично оперев голову о ладонь, монотонно выбивала навязчивую дробь своими крепкими коготками. Двое ее сотоварищей, так же развалившихся за столом, сонно слушали вялое ударное соло...

— Ла-а-аст, мне ску-у-учно! — протянул один из участников сего ленивого действа, толстый, похожий на переевшего бутуза. — Мне ску-у-учно, Ласто!

Женщина-гомункул неспешно перевела взгляд на своего вечного компаньона и, ничего не сказав, лишь устало вздохнула.

— Ла-а-аст, мне ску-у-учно... — повторил толстенький человечек. — Мне ску-у-учно, Ла-а...

— Да замолчи ты уже, Глаттони! Бесишь! — не выдержал зудящего нытья третий из гомункулов — невысокий, худой, но вместе с тем неплохо сложенный (или как выразился милашка Барри: "Мелкий, тощий и костлявый"), постоянно взлохмоченный, словно в свободное от терроризирования ни в чем не повинных людей и не-людей время им пользовались заместо швабры. Он скрестил руки на груди и, состроив недовольную гримасу, откинулся на спинку стула.

Глаттони обиженно скосился на своего притеснителя.

— Ла-а-аст, — осторожно проговорил толстяк. — А можно я его съем?

И с вполне серьезным намерением проглотить самого психически неуравновешенного брата своего Глаттони жадно потянулся пухлыми ручонками к Энви, заодно раскрыв пошире рот и демонстрируя уроборос, вытатуированный на языке. Энви шарахнулся в сторону, вскочив со стула, — все-таки вид у обжоры был весьма угрожающий. Брат — не брат, а сожрет — и не подавится! Мало ли...

— Погоди, Глаттони! — как всегда мягко, но одновременно властно сказала Ласт. — Энви может нам еще пригодиться. Но как только он станет бесполезен... — Она едва рассмеялась, одарив Зависть томно-насмешливым взглядом, отчего тот моментально вспыхнул в приступе ярости, но, почуяв тяжелое алчное дыхание за спиной, благоразумно (ну, надо же!) решил взять себя в руки и не ерепениться. До поры.

Сонливая обстановка мрачного обиталища. Трое меланхолично сидящих за столом гомункулов. Ленивое постукивание когтей о полированную поверхность.

— Ла-а-аст, мне скучно! — взвыл выведенный из себя гнетущей обстановкой Энви.

Женщина, удивленно вскинув брови, взглянула на брата.

— Ну, поищи себе занятие, — предложила она. — Или ты хочешь, чтобы я тебя развлекала?

Энви скуксился, нахмурив брови.

— Я романтики хочу, — буркнул он.

Ласт тихо рассмеялась. Энви романтики захотелось? Интересненько... Ее смех кольнул Зависть по больной и крайне уязвимой точке — по самолюбию, естественно (и без того униженному и угнетенному...), и он резко встал из-за стола и хищной походкой заторопился к выходу из комнаты.

— И куда ты направился? — бросила Ласт вослед раздраженному гомункулу-подростку, который застрял в развитии на стадии, обычно определяемой как "переходный возраст".

— В библиотеку! — не оборачиваясь, огрызнулся Энви.

— М-м-м... — ехидно промурлыкала Похоть. — Решил искать романтику в любовных романчиках?

Обнажив зубы в передразнивающем оскале, имитатор ядовито прошипел:

— Не угадала! Буду читать "Хрестоматию Вселенского хентая, яоя и юри" с иллюстрациями Кавая Бесстыдного!

До этого как будто дремавший Глаттони вдруг встрепенулся, оживившись.

— Ласт! А можно мне с Энви?

Но было поздно. Взвинченный до предела сестриными подколами Зависть уже удалился, напоследок громко (как говорится, со всей дури, благо у него ее много) хлопнув дверьми, оставив осточертевшее ему общество Обжорства и Похоти.

Задумчивый и невеселый, Энви брел по городским улицам. Сегодня Ласт настолько раздражила его, что многоликий гомункул рассеянно забыл изменить свою внешность, а посему проходящие мимо необычного вида паренька люди неизменно озирали его с головы до ног, смеряя кто презрительным, кто насмешливым, кто удивленным взглядом. Жаль, что Энви этого не заметил, но были и такие, кто смотрел на него с восхищением и примесью любопытства. Быть может, узнай он об этом, его сердцу из камня стало бы легче, и доля зависти в нем хоть немного, но уменьшилась? Кто знает...

Погруженный в собственные думы Энви интуитивно, ведомый неким провидением, достиг цели своего путешествия — Центральной библиотеки, крупнейшей в Аместрисе.

Войдя в читальный зал и придирчиво осмотрев помещение, заставленное несметным количеством заполненных сокровищами литературной и научной мысли стеллажей, гомункул расплылся в довольном полуулыбке-полуоскале и удовлетворенно присвистнул.

"А вот и романтика! — обрадовался Зависть, выхватив цепким взором среди массы присутствующих в зале людей столь трепетно любимого им Стального алхимика. — Это я удачно зашел!"

Златовласый паренек сосредоточенно корпел над увесистыми томами по алхимии, и Энви без труда смог незамеченным затаиться за книжными стеллажами аккурат позади увлеченно читающего Эдварда Элрика.

— Ну, сейчас я тебе устрою незабываемое приветствие с салютом! — весело прошептал раззадорившийся гомункул. Он внимательно-оценивающе осмотрел ряды книг, ища подходящую.

— Та-а-ак, — проговорил себе Зависть. — "Алхимия для начинающих"? Слишком хлипкая!

Энви поставил брошюрку на место и взялся за следующую книгу.

— "Как наладить личную жизнь: практические советы для гомункулов". Хм... Пожалуй, возьму с собой, почитаю на досуге. — Он быстренько заткнул книгу сзади за пояс своих чудо-шорт и продолжил поиски.

— Так-так-так! Эту я, пожалуй, подарю коротышке, — и брошюрка отправилась к пособию для гомункулов.

— О-о-о! То что надо! Как раз для Стального полурослика сойдет!

Сжав в руках книгу, на обложке которой значилось: Ф. И. Достоевский "Преступление и наказание" (и где только достал, в Аместрисе-то?), вечный подросток крадучись стал надвигаться на ни о чем не подозревающего алхимика, бесчестно — со спины.

"Преступление ты уже совершил, драгоценная моя Фасолина, — думал между тем коварный Энви. — А вот тебе и справедливое наказание. Сейчас я тебе устрою нереальную прогулку по лабиринтам мозговых извилин!"

В момент нависшей над юным алхимиком опасности, чувство самосохранения безответственно покинуло Эдварда Элрика, поспособствовав тем самым дьявольскому замыслу злонравного шутника.

...Мириады фантастических видений, бездны далеких и недосягаемых для человека галактик, умопомрачительный блеск ярчайших звезд и теплые объятия необъятного космоса посчастливилось узреть и ощутить Стальному алхимику в минуту нехилого удара Достоевским по затылку. Когда астрономический дурман прошел и кружащие над ноющей головой звезды попадали на занятый Эдом стол (интересно, он успел загадать хоть одно желание?), Элрик, собрав слова в облеченную гневом мысль и обернувшись на причину, заславшую его далеко в астромиры, зарычал:

— Какого фюрера ты... (дальше следует непереводимый аместрийский мат)!!!

Он не успел завершить тираду гнева праведного, ибо рот его был тут же зажат настолько крепко, что даже смутное мычание брыкающегося в сопротивлении алхимика было еле слышно. Энви постарался.

— Ты что?! — прошептал гомункул, испуганно озираясь по сторонам. — Спятил? Орать ТАКОЕ в библиотеке! Даже я себе этого позволить не могу!

— Мэ-у-и!!! — невнятно промычал Эд.

— Ась? — не понял Зависть, все еще зажимавший вспыльчивому мальчишке рот.

— Мо-у-сти! — повторил Эдвард, стиснув руку, ограничившую его конституционную свободу слова, и отталкивая от себя гомункула-борца-со-сквернословием.

— А-а-а! Так бы и сказал, — и Энви освободил незадачливого крикуна, подняв руки в сдающимся жесте — мол, все-все, больше не буду.

Дальше последовала молчаливая борьба взглядов. Золотые глаза поначалу настойчиво, затем упрашивающе, а под конец умоляюще заклинавшие убраться нежелательного собеседника восвояси проиграли неизменно-насмешливым фиолетовым глазам псевдочеловека, упорно твердившим: "Я останусь здесь!"

— Ну, и черт с тобой! — с отчаянием в голосе пробубнил Эд и, игнорируя взобравшегося на стол Энви, вновь погрузился в так бестактно прерванное чтение.

Но Зависть не был бы Завистью, если бы просто спокойно паинькой посидел на месте, да еще и в присутствии самого вдохновляющего на издевки (у Энви, оказывается, есть Муза!) внешнего раздражителя. А посему...

— Эй, Фа... Кхм-кхм... — заметив сверлящий взор исподлобья. — Уважаемый господин государственный алхимик Эдвард Элрик! — с деланным уважением и показной патетикой продекламировал гомункул. Но надолго его не хватило.

— Чё читаешь, коротышка? Все ищешь способ, как из киборга превратиться в жалкого человечка с хрупкими конечностями? — смакуя каждое слово, протянул Энви.

Послышался громкий треск, и обладатель модной прически "электрический поцелуй" вместе с обломками стола грохнулся наземь.

— Я. НЕ...

— Да знаю, знаю! Ох... — поднимаясь с пола и потирая ушибленную пятую точку прервал взбешенного Элрика Зависть. — Слышали уже: "Я не супер-мега-гипер-ультра-сверхмелкий, что даже..." и далее следуют фразы с постоянным смыслом, но с различными лексическими вариациями.

Золотоволосый мальчишка напряженно сжал кулаки, намереваясь съездить ненавистному гомункулу в зубы, вздумай он озвучить хоть одну колкость в его адрес.

— Да тебе комплексная психологическая терапия нужна. Причем срочно, — поставил Энви диагноз, смерив алхимика наигранно-опасливым взглядом. — У меня, кстати, подарочек для тебя есть.

Гомункул порылся в складках своего диковинного одеяния (было бы где рыться!) и извлек из-за пояса небольшую компактную брошюрку. Энви театрально протянул книгу Эдварду.

— Что?! — послышался истерический ор юного госалхимика. — "Как избавиться от комплексов: практические советы... — он поперхнулся, — для коротышек?! Да ты, ублюдок, издеваешься!!!

И Эд моментально налетел на гомункула с кулаками, страстно желая избить последнего до смерти, что ясно читалось в его сверкающих яростью глазах. На что безвинно оскорбленный Энви вполне искренне обиделся. Он развернулся к Элрику спиной, демонстрируя свой тыл, и, скрестив на груди руки, уязвленно пролепетал:

— Я тебе вообще-то помочь хотел.

— А мне не нужна помощь, тем более твоя!

Внезапно голос Стального изменился: из резко-кричащего он превратился в приторно-сладкий, недобрый такой, нехороший шепот.

— А это что у нас такое? — тихо-певуче, почти нежно, произнес Эд у самого уха Энви. В тот же миг в руках алхимика очутилась книжонка, припрятанная Завистью за поясом странного вида текстильного изделия.

Весь сарказм и насмешливость гомункула внезапно улетучились. Он стоял как кипятком ошпаренный, такой напуганный, пристыженный, беззащитный. Палач и жертва поменялись местами.

— Быстро отдай сюда! — потребовал Энви, бросившись вдогонку дразнящему его алхимику. — А ну верни! Не смей читать!

— Поздно, Энви! — очень-очень гаденько процедил Стальной, озвучивая название книги. — "Как наладить личную жизнь: практические советы для гомункулов".

Библиотечные стены сотряслись от безудержного хохота.

— Что, решил себе подружку завести? Или друга? С твоими способностями ты можешь позволить себе и то, и другое. Мне даже завидно.

По телу гомункула-имитатора пробежали пурпурные искры генерируемого философским камнем электричества. Энви с трудом сдерживал себя, чтобы не обратиться в гигантскую ящероподобную псину и раздавить как назойливое насекомое златоглазого Стального мальчишку. Ценная жертва, как никак. Нельзя. И тут Зависть осенило. Он успокоился, принял непринужденно-надменную позу и медленно проворковал слова, божественной амброзией ласкающие его язык. Цельнометаллическому же алхимику они показались горчайшим и мучительнейшим ядом.

— Ты, — чуть ли не пропел Энви, — ничтожный чертов наноалхимик!

Со сверхзвуковой скоростью оскорбленный парень скрылся из поля зрения ликующего гомункула за книжными стеллажами, а когда он вернулся, можно было наблюдать удивительную метаморфозу, произошедшую в алхимике, обладателе добрейшего сердца и широкой души. Это был не Эдвард Элрик. Это был маньяк. Он прятал руки за спиной, и очи его были очами демона. Асмодей вселился в мальчишку.

— Угадай, — надвигаясь на озадаченного гомункула, игриво сказал Эдвард, — что у меня за спиной?

Энви попятился назад, недоуменно хлопая ресницами.

— Ладони, сжатые в кулаки? — предположил он.

— Не верно!

Еще шаг навстречу провокатору. Еще шаг — прочь от обезумевшего парня.

— Э-э-э... Сигарета Хавока? — продолжал гадать Зависть.

— Нет!

— Носки Брэдды? — ужаснулся гомункул.

— Нет! — зловещий ответ Эда.

И снова алхимик наступал, приближаясь. И снова гомункул пятился, следуя здравому смыслу — спасаться.

— Тесак Барри-мясника? — холодный пот покрыл Энви.

— Не верно! — по-садистски успокаивающе прошелестел Элрик, чем окончательно расшатал и без того крайне чувствительную нервную систему начавшего уже паниковать Зависти.

— Н-ну... Может, перчатка Огненного? — зрачки Энви расширились от животного страха.

— Снова — не верно!

Гомункул задрожал, почувствовав, что его поясница упирается в стол, и отступать ему больше некуда. Эдвард же потусторонней тенью нависал над растерянным Энви, и глаза его не выдавали ни намека о пощаде — в них была лишь неумолимая жажда мести. Зависть почувствовал себя таким маленьким и слабым под этим уничтожающим взглядом.

Стальной алхимик продолжал:

— У меня за спиной находится эффективнейшее оружие, способное обезвредить любое существо, даже гомункула, на довольно продолжительный срок, — голос Эдварда звучал звонко и величественно, почти страстно. — Это оружие, поразившее миллионы голов, миллионы умов и сердец!

Энви попытался податься назад, но стол преграждал ему путь к отступлению. А впереди гомункула с вожделением маньяка произносил свою пламенную речь коротышка-алхимик. В следующее мгновение Зависть ощутил мощный удар по голове, и прежде чем отправиться на свидание с фрейдовским бессознательным Оно, поверженный гомункул различил глухой торжественный глас Эдварда Элрика:

— Запомни, Энви, — это (нет, ну, серьезно, где взял?) "Война и мир"!