Кофейку? (джен)

В конце концов, именно такой человек и нужен… Который сам приходит, когда необходим… Которого никогда не нужно просить…

«Клиника»

2008 год, лето, Малибу

Сехмет вылетает из отеля, чувствуя себя загнанным в ловушку зверем. Её трясет, и дрожь проходит через всё тело, собираясь в тяжёлом кольце на горле. Она хватается за ручку подъехавшей машины и вваливается в салон, желая скрыться от нарастающего гула.

В салоне тихо, ничем не пахнет и прохладно. Перегородка с водителем закрыта: он сам знает, куда ехать. Сехмет впивается в обивку, пытаясь зацепиться ногтями не за кожаные сидения, а — за ускользающую реальность.

Это всегда маячит где-то на периферии, но сейчас Сехмет чувствует себя капитаном судна, который видит девятый вал, и не может сменить курс.

Когда машина тормозит она даже пугается на секунду, ровное движение отвлекало, неровности дороги разбавляли гул чужеродными звуками. Сехмет ловит сердце где-то в глотке, когда добирается до ванной комнаты дома. Всё её тело умоляет её двигаться и бежать, бежать, скрываться снова, как и годы назад. Весь её запах источает страх и опасность: сладкая корица мешается с жжённым кофе.

Но здесь — безопасно. Безопасно. Никто не причинит ей боли. Здесь. В этом доме, она как в каменной крепости с собственным драконом. Она продолжает убеждать себя в этом, снова и снова, даже когда её сгибает над унитазом и весь дорогостоящий и изысканный ужин покидает желудок.

Стук служит предупреждением о приближении, но Сехмет всё равно дёргается и давиться собственной рвотой. Это только накручивает градус мерзости и отвратительности всего её вида.

— Это я, конфетка, — голос Тони раздаётся где-то за спиной, но он не делает попыток к ней прикоснуться, остаётся на приличном расстояние.

— Могу я дотронуться до тебя? — негромко и взволнованно спрашивает он.

Сехмет не может сдержать хлынувшие тут же слёзы. Всё тело снова сотрясает крупная дрожь, и сопли текут рекой. Она чувствует себя самым уродливым существом на свете, но едва заметно кивает. Тони можно.

У него большие, мозолистые руки, которые осторожно и ласково отводят её волосы в стороны и закрепляют заколкой, которые протирают лицо влажным полотенцем и придерживают за талию, когда её выворачивает снова.

Газеты любят писать о его эгоистичности, но он всегда спрашивает, спрашивает, можно ли к ней прикоснуться, когда приступ паники приходит снова. Тони терпеливо ждёт ответа, мягко переспрашивает и никогда не пытается действовать самовольно, как любит делать в жизни.

Сехмет не может признаться ему, что рыдает от части и из-за этого, что его забота, обычная, искренняя, ранит и вытягивает на поверхность старые кошмары.

Тони никогда не задаёт вопросов, пока Сехмет не откинется ему на грудь, мелко дрожа и прижимаясь к единственному источнику тепла.

— Ванну? — тихо спрашивает Тони, пряча её в кольце рук.

Сехмет знает, что её способность только усиливает всё то амбре, которое сейчас исходит от неё. Тони и Роуди никогда не подают вида, не морщатся и не пытаются отвернуться.

Она качает головой в ответ на его вопрос. Тони считает в слух вдохи и выдохи, и Сехмет пытается подстроиться, уцепиться за этот звук, и делать ровные вдохи, но выходит всегда так себе, если гул нарастает и нарастает.

— Воды? — снова спрашивает Тони.

Сехмет всегда после думает, что мир иногда (всегда) не заслуживает Тони, что вся эта броня, его попытки быть кем-то, кого хотел видеть Говард, всё это — попытки судьбы оправдать его пребывание среди смертных. Она никогда не может сдержать улыбки и тихого смешка при этом. Её, наверное, нельзя назвать объективной.

Сехмет снова качает головой.

Они сидят так на кафельном полу (с подогревом!), прижимаясь друг к другу, как две чипсинки на дне пачки. Сехмет не улавливает движение времени. Оно превращается для неё в бесконечную пытку и борьбу с собственным телом за каждый вдох.

Тони ровно дышит и считает, считает снова и снова, прокручивая в уме инструкции по дыхательной гимнастике. Ему нельзя сбиваться с ритма. Здесь и сейчас, он — самый сильный и крепкий, он — главная опора и маяк во тьме.

Каждый раз, когда дрожь перерастает в болезненную судорогу, теплый руки оказываются на спине, плечах или руках, разминая и согревая прикосновениями. Сехмет не может чувствовать себя в безопасности, но на краю сознания, на самом краешке, она знает, что это так. И это одна из немногих непогрешимых истин её жизни.

Когда Сехмет чувствует, что может двигаться и больше не может терпеть запах пота и блевотины, Тони помогает ей забраться в ванну. Дизайнерское платье падает жертвой маленьких ножниц, расходится по шву и ошметками падает на дно ванной. Сехмет словно чувствует, что с неё сдирают лишнюю шелуху. Дышать становится легче, но сердце всё равно сжимается, когда Тони замирает у её атласных митенок⁽¹⁾.

Сехмет кивает, чувствуя, что можно, что Тони можно.

Теплая вода начинает медленно наполнять ванную, кожа краснеет и белесые нити шрамов на запястьях и бедрах расплываются, а затем и вовсе теряются в мыльной воде и пене.

Апатия и вялость всегда приходят следом, хочется закрыть глаза и медленно опуститься ниже, скрыться от мира под водой. Крепкая, но такая мягкая рука никогда не позволят осуществить это, осторожно удерживая на поверхности.

Тони протягивает ей стакан с водой, а следом ополаскиватель для рта. Он держит тазик, куда Сехмет всё это сплевывает, а затем помогает смыть всё, что ещё осталось от макияжа.

Полотенце теплое, мягкое и такое большое. Сехмет заворачивается в него, как в одеяло, слабо-слабо улыбаясь в ответ на какую-то шутку Тони про гусениц и подарочные обертки. Опять его шуточки (лишь бы он никогда не прекращал их шутить)!

Сехмет идёт в спальню едва понимая, где верх и низ, направляемая чужой рукой.

Когда одеяло, тяжёлое, теплое и вкусно пахнущие накрывает её, и тело начинает медленно расслабляться, укачиваясь на тихих волнах, Сехмет ловит себя на мысли, что она дома, что ей не нужно ничего говорить и объяснять. Можно только чувствовать в полусне, как тебя гладят по голове и обещают самые вкусные блинчики на завтрак. И этого достаточно.

Это всё, что нужно, чтобы в комнате снова запахло цветами, мятой и солью.

— Хорошее утро наступает в обед, — подмечает Тони, когда Сехмет спускается на кухню.

Она закована в тёмный лонгслив, свободные спортивные штаны с котиками (подарок Тони) и длинную, безразмерную футболку. Её броня, её способ спрятаться, прибывая в мире, и попытка справиться с собственной слабостью.

— Поэтому Вы пропускаете все заседания, о которых я Вам напоминаю, сэр? — иронично интересуется Пеппер, входя на кухню с планшетом в руках и убийственной улыбкой, которая уже давно означает, что уголовный кодекс — всё, что её останавливает.

— Доброе утро, мисс Браун, — приветствует её Пеппер, и выражение лица меняется, а улыбка становится мягкой и доброжелательной.

— Добрый… — Сехмет сонно моргает и смотрит в окно, пытаясь определить время суток, — обед. Не хочешь присоединиться к нам? Мы даже можем выгнать Тони на его важные встречи.

Она дразниться, желая вернуть себе контроль, оставить вчерашнюю ночь позади, как страшный сон.

— И ты — Брут, — горестно вздыхает Тони, кривясь и отворачиваясь от них обоих.

Сехмет слабо улыбается, чувствуя что-то теплое в груди от привычной театральности Тони. Пеппер закатывает глаза и не обращает на своего босса ни малейшего внимания.

— Спасибо, но мы уже должны быть в офисе, мисс Браун, как… — взгляд на наручные часы, — два часа. Так что я, пожалуй, конфискую Вашего друга, Вы не против?

«Ты будешь в порядке, если он сейчас уйдет?».

Это вежливая деликатность и тактичность всегда нравились Сехмет. У Пеппер было чувство юмора и твёрдость, чтобы выносить Тони и его любовь к созданию хаоса и игнорированию собраний и встреч, а ещё умение задавать вопросы аккуратно и мягко, не задевая чужие раны, не поднимая ворох боли, который только успел осесть.

Пеппер была чудесной.

— Да, я могу тебе ещё приплатить, — Сехмет улыбается ей и касается плеча Тони на прощание, показывая, что она в порядке и благодарна за всё.

Тони целует её в макушку, уже привычным жестом салютует и выходит за дверь.

На подъездной дорожке его ждёт машина, самый большой американо, какой только существует, и куча скучных бумажек.

Он устало трёт лицо и пытается сосредоточиться на своей цели, но перед глазами до сих пор маячит образ раздробленной, сломанной и такой напуганной Сехмет, что это снова и снова разжигает огонь в его крови. Тони не нужно быть драконом, чтобы сжигать города. Он — «Старк Индастриз», и у него достаточно сил, чтобы уничтожить кого угодно.

Тони не склонен действовать жестоко, хотя и любит радикальные решения, но ему хочется разорвать любого, кто причиняет вред его семье. Л-ю-б-о-г-о.

— Джарвис, порадуй папочку своими изысканиями.

— Дирк Хилингтон, ведущий инженер «Хилигтон Корпарейшен», дочерней американской компании «Ватари Моторс». Его брат — именной партнёр. Предположительно, знакомство состоялось на недавнем благотворительном приёме, на который мисс Браун отправилась по вашему приглашению. «Ватари Моторс» сейчас переживает не лучшие времена из-за недавнего кризиса на мото-рынке.

Тони откидывается на спинку сидения и щурится, смотря на лицо человека, которого совсем не дружелюбно мечтает избить.

— Это всё?

Джарвис не мог обойтись малым.

— Он женат.

— Сукин сын!

— Я изучил его кредитную историю, почту, список контактов и смс. Таким образом я нашёл доказательства других его измен, собрал доказательную базу и прикрепил снимки с камер видеонаблюдения из отелей и баров, чеки и выписки. Также я обратил внимание на финансы его брата, Майкла Хилингтона, и после тщательной проверки, мной обнаружились несоответствия с реальным положением вещей и его налоговой декларацией.

Тони скалится. Он — слишком заметная фигура, а Сехмет слишком сильно не хочет привлекать внимание (даже в ущерб себе), чтобы он мог легко вмешаться в это дело. Нет, здесь нужно действовать осторожно.

— Молодец, Джей, ты лучший. Уничтожить его будет довольно просто, не так ли?

— Я уже начал, сэр.

— Без моего прямого указания?

— «Я такой же человек, как и все. Все, что я делаю, — это удовлетворяю спрос»⁽²⁾, — цитирует Джарвис своим ровным и всегда спокойным голосом.

Тони смеётся, он знает, что ни одного его переполняет ярость.

Примечания:

Надоели мне все эти романтизированные и красивые панические атаки сериалов и кино. Паническая атака бывает мерзкой, противной, связанной с кучей "некрасивых" естественных процессов в организме, и ты сам от неё чувствуешь себя жалким, и не лечат её "магические" прикосновения.

Ладно, окей, я просто хотела, чтобы кто-то заботился обо мне также, как это делает Тони здесь (для этого, правда, пришлось бы рассказать о паничках кому-то, так что это уже скорей мои тараканы).

Я знаю, что имя и фамилия сочетаются так себе. Но там есть целая история, связанная со всем этим, если вы дождетесь, то узнаете, что да как и почему так вышло.

Что там случилось? Ничего сверх страшного, но один отвратительный инцидент, который стал триггером. О нём мы ещё вспомним.

1) Перчатки без пальцев, удерживающиеся на руке с помощью перемычек между пальцами или за счёт пластических свойств материала, из которого они сделаны.

Вернуться к тексту

2) Аль Капоне

Вернуться к тексту