Человек, который унёс Гарри из чулана (джен)

— Только не Гарри, пожалуйста, не надо!

— Отойди прочь, глупая девчонка. Прочь!

— Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…

— В последний раз предупреждаю…

— Пожалуйста, только не Гарри, пощадите… Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю всё что угодно…

— Отойди… Отойди, девчонка…

Отчаянно кричала и плакала мама, стоя спиной к Гарри, повернувшись лицом к высокому страшному мужчине, который зачем-то рвался к малышу. Но его не пускала мама, раскинув руки и загораживая собой сына, она упорно запрещала незнакомцу подходить к ребёнку. Тот бесился и рычал, сыпал ругательствами и сердито требовал отойти и не мешать. Он мог бы просто отшвырнуть её с дороги, однако счел благоразумным покончить со всей семейкой разом… Доведенный до бешенства настойчивостью матери, чужак поднял руку, нацелил палочку ей в лицо и яростно взревел:

— А-а-авада Кедавра! — И захохотал, жестоко, страшно.

Мама упала с жутким, каким-то неживым стуком, как деревянное полено, брошенное возле камина. Гарри, охваченный ужасом, стоял, крепко вцепившись ручонками в бортик кроватки, и смотрел на мужчину, начиная понимать, что это очень плохой дядя, ведь он ударил маму. Сморщив личико, Гарри собрался заплакать — зажмурился и открыл ротик — и потому не видел, как бледно-зеленая молния полетела в него. Но свет, яркий, оглушительно-зеленый, всё же проник сквозь плотно зажмуренные веки вместе с болью, пронзившей лобик. Сознание померкло, но в ушах ещё долго стоял громкий безумный хохот.

Неизвестно сколько пролежав без сознания, Гарри очнулся от сильного холода. С трудом разлепив глаза, он сел и испуганно вздрогнул, увидев над головой черно-алмазное небо. Потолка и части стен в комнате не было, и в неё свободно вдувался холодный ветер и заглядывала такая же холодная, равнодушная луна. Маму и плохого дядю завалило обвалившейся стеной, и всё, что видел Гарри, это горы битого кирпича и куски штукатурки. И ребристые обломки шифера — крыша провалилась вовнутрь, и её остро-огрызенный край топорщился совсем рядом с кроваткой. Но Гарри был слишком мал, чтобы понимать, как это на самом деле страшно — видеть так близко от себя бетонное перекрытие. Это просто чудо какое-то, что кроватку с ребёнком не раздавило рухнувшей крышей. Наверное, именно про таких младенцев говорят, что они родились в рубашке.

Но счастливчиком Гарри себя не ощущал, ему было холодно, голодно и одиноко. Куда-то пропала мама, сгинул бесследно любимый папа, болел и кровоточил лоб и ломило руки от новорожденного ноябрьского мороза. Из-под кроватки вылезла толстая крыса, бросив на Гарри быстрый взгляд, она превратилась в человека, смутно знакомого, но уже почти позабытого. Покопавшись в одной из куч битого кирпича, толстячок отрыл из завала зажатую в безжизненной руке палочку, забрал её и, бросив на Гарри ещё один мимолетный взгляд, трансгрессировал прочь.

А Гарри снова остался один, на сей раз с отрытой из завала рукой мертвеца. Она, эта рука, зловеще синела в холодном свете луны и нагоняла безотчетный ужас. Стало так страшно… Но малыш, ограниченный со всех сторон четырьмя стенками кроватки, никуда не мог сбежать. Всё, что он мог, это забиться в угол как можно дальше и беспомощно заплакать, глядя на мертвенно-белую конечность. Бледные тонкие пальцы были скрючены наподобие когтей и, казалось, угрожали малышу, словно вот-вот шевельнутся, подползут к Гарри и… что-нибудь сделают.

Продолжая рыдать, Гарри осмотрелся в поисках лазейки, от отчаяния даже попытался пролезть меж прутьев, но не преуспел, не научился он ещё вылезать из кроватки. Да и кроватка не располагала к такому умению — её борта были высокими, вровень со спинками, и практически в полный рост самого Гарри. Он не смог бы даже при самом сильном желании, при всей своей активности, подтянуться и перевалиться наружу…

Скользя мимо камней, к Гарри прошла кошка, просквозив меж прутьев кроватки, подобралась поближе к мальчику и озабоченно обнюхала личико. Кошка была теплая, живая, и Гарри почти с облегчением обнял её. Плакать стало легче, теперь он был не один — с ним находилась и согревала своим теплом домашняя любимица.

С улицы вдруг донесся какой-то звук, и Гарри, вмиг перестав плакать, настороженно прислушался. Звук усилился и приблизился: кто-то очень большой пробирался в комнату через завалы. Папа? Дядя Сириус? В душе маленького мальчика на какой-то миг вспыхнула и разгорелась надежда на то, что это всё сейчас закончится, к нему придет папа и заберет на руки. На крепкие и надежные руки.

Но косматый бородатый гигант, появившийся в комнате, был не папой, а кем-то совсем чужим. Не успел ребёнок забояться, как великан тут же развеял его страхи, заговорив добро и хорошо:

— А вот и Гарри! Ой, натерпелся, бедненький! Иди сюда, мой маленький, папочка Хагрид о тебе позаботится…

Услышав свое имя, Гарри успокоился — этот большой дядя его знает, а значит, не обидит — и доверчиво потянулся к рукам гиганта. Кошка, к сожалению, испугалась вторжения и убежала, юркнув куда-то в темноту. Завернув малыша в одеяло, Хагрид для надежности засунул его за пазуху и поспешно покинул разрушенный дом — вдали мигали огни полицейских машин. Хагрид с ребёнком успел пройти квартала два, когда с неба их догнал мотоцикл. Снизился он впереди, преградив дорогу. Вид у Сириуса Блэка был странный — взлохмаченный, дерганный. С дикими глазами. Голос его дрожал.

— Мерлин, они же все погибли! Не понимаю, как? И кто?

— Ну, знамо дело, кто, — попытался утешить Блэка Хагрид. — Лорд энтот, неназываемый…

Гарри завозился-захныкал за пазухой, просясь наружу. Блэк его услышал, присмотрелся к бугорку на груди Хагрида, опознал ребёнка и включился на отца, проговорил взволнованно:

— Куда ты несешь моего крестника, Хагрид? Отдай его мне! Я о нём позабочусь! Я крестный Гарри, отдай мне его!

— Ну дык… Дамблдор же велел немедля доставить младенца ему, — забормотал Хагрид. Блэк начал спорить, страстно доказывая и упрашивая.

— Пожалуйста, прошу, отдай мне Гарри! У меня больше никого не осталось!

— Не могу! Дамблдор велел четко и прямо: найти Гарри и доставить к нему! — и желая отвлечь обеспокоенного родственника, Хагрид отстегнул от пояса объемистую флягу. — На-ка, глотни горяченького…

— Ну раз Дамблдор… — вроде как уступил Блэк, отхлебнул из фляги, помолчал, о чем-то задумавшись. Забормотал раздумчиво, приходя в себя от глоточка горячительного: — Люпин не способен на это, он слишком правильный, да и тихоня, а вот Пит… Питера-то почему на месте не оказалось?.. Он же не мог?.. Или мог… Секундочку, у меня же нюх, как я сразу-то не сообразил?! — встрепенувшись, Сириус всунул в руки Хагриду флягу и рукоятку руля своего мотоцикла. — Держи, он мне больше не нужен. Если моя догадка верна… — не договорив, Блэк трансгрессировал.

С каким-то восхищением Хагрид уставился на одолженный ему мотоцикл, погладил руль, повесил на пояс фляжку, заглянул к себе за пазуху, посмотрел в зеленые глазки малыша и радостно сообщил ему:

— А знаешь что, Гарри? Подождет Дамблдор! Тем более, что с мотоциклом нам посподручнее будет. Так что сначала мы с тобой заглянем в Барри, к самому лучшему целителю. Не будь я Хагрид, да! Сейчас у нас утро воскресенья первого ноября, денёк туды, денёк сюды, до вторника, глядишь, да обернемся. Да, мой хороший?..

Продолжая бормотать, добрый великан аккуратненько запахнул куртку, колданул зонтиком по мотику, недуром увеличивая его, подогнал по размеру мотоциклетный шлем, натянул на голову, оседлал машину и газанул, с ревом ввинчиваясь в чернильное небо. Пара часов полета, и вот желанный Хагриду дом Гиппократа Сметвика. С ревом приземлившись во дворе, великан слез с мотоцикла, снял шлем и вынул Гарри из-за пазухи. Дверь дома раскрылась, и на пороге вырос дюжий целитель, озадаченно глядя на визитеров.

— Хагрид? Это ты, что ли?

Хагрид деланно оглянулся вокруг себя и ответил встречным вопросом:

— А ты другого такого, как я, видишь?

Сметвик рассмеялся и пошире раскрыл дверь.

— А что случилось, Хагрид?

— Непредвиденные обстоятельства. Поттеры погибли, а ребёнок ранен, рана кровоточит, и я не рискнул везти его в таком состоянии к Дамблдору…

— Давай сюда, — протянул руки встревоженный Сметвик.

— Не пойму, что за рана? — озадачился целитель пару минут спустя после углубленного изучения пореза. — Какой такой магией так ребёнка поранили?

— А что там такое? — Хагрид опасливо вытянул шею. Целитель нацелил на лоб ребёнку свою палочку и произвел какое-то заклинание, отчего над головой малыша вспыхнула полусфера со значками, которые были понятны только врачу.

— Глазам не верю! — воскликнул он. — Ребёнок отразил лбом Аваду!

— Быть не может! — ахнул Хагрид, в полном шоке глядя на удивительного младенца.

— Но так оно и есть, — страстно подтвердил Сметвик. — Остаточный след магии об этом как раз и говорит: в малыша кинули Аваду, но она его не убила, отскочила, как… как каштан от пенька!!!

— Ой… — Хагрид поморщился и потер в ухе, ощущая сильный диссонанс от потрясенного вопля Сметвика.

— Вот знать бы ещё, как эту бяку отсюда выковырять, — озабоченно забормотал целитель, внимательно читая значки и пристально всматриваясь в рану.

— Бяку? — насторожился Хагрид.

— Да. Не нравится мне это, м-мм, образование… — бормотнул врач, наколдовывая на лоб ещё что-то. И вытянулся лицом, получив результат. — Да иди ты!.. — растерянно выдал он.

— Что случилось? — заволновался Хагрид, ломая ручищи.

— Говорит, что это можно убрать ещё одной Авадой или укусом василиска… Хагрид, — захлопал глазами на великана врач, — заклинания же с ума не сходят? Так почему же оно убеждает убить ребёнка?

— А его… А его точно надо убирать? — с отчаянием спросил Хагрид. Сметвик снова просканировал малыша и с облегчением помотал головой.

— Немедленного вмешательства оно не требует, здоровью ребёнка не угрожает, сам Гарри здоров и крепок. Но лучше бы обследовать его в Мунго, полностью.

— Э… а до вторника успеем? Дамблдор его ждет…

— Успеем, Хагрид. Ты можешь пока у меня посидеть, а я быстренько в Мунго и назад.

И целитель скоренько слинял в камин, пока Хагрид обдумывал ответ. Чтобы ребёнок не испугался, Сметвик прикрыл ладонью личико Гарри, оберегая его глаза и нос от пепла и сажи. Перемещение-вращение закончилось, целитель снял руку с лица ребёнка и вышел из портального камина больницы. Гарри удивленно заозирался — никогда он ещё не бывал в таком странном необычном месте: повсюду яркая плитка, люди в канареечно-желтых мантиях, светящиеся сферы под потолком… Но Сметвик считал иначе.

— Что, Гарри, узнаешь? Здесь тебя проносили в тот день, когда тебя с мамой выписали из родильного отделения, — и он ласково улыбнулся. Чмокнул малыша в пухлую щечку — не удержался! — и понес в смотровую, на ходу посылая сигналы Чрезвычайной Ситуации всем своим коллегам. Те, получив нежданное ЧС, тут же перекладывали-оставляли дела, срочные и не очень, и со всех ног неслись по зову.

Ну а пока Гарри обследуют всем консилиумом, мы с вами ненадолго заглянем к разрушенному особняку Поттеров, где тем временем рассвело. Прохладный утренний туман заволок притихшую улицу. На втором этаже молочная пелена чуточку развеялась, и можно было разглядеть предметы мебели и горы битого кирпича. Видно было и кошку, одиноко съежившуюся в детской кроватке. Этой ночью она осиротела, оставшись на свете совсем одна. Убили Лили и Джеймса, забрали куда-то маленького Гарри… Кошкино горе, к счастью, было услышано — в комнате появился невысокий грациозный человечек с пышной каштановой шевелюрой. Обозрев разрушения, он остановил взгляд на кошке, жалостливо всплеснул в ладоши и патетично воскликнул:

— Ах ты бедненькая! Сиротинушка! Иди ко мне… — взяв кошку, пришелец заглянул ей в глаза. И напружинился весь, узрев в памяти кошки весьма ценные воспоминания: убита молодая семья, крохотный ребёнок остался сиротой. Разумеется, эта информация стала очень важной! Проследив воспоминания кошки до конца и увидев Хагрида, гость заинтересованно прищурился. Хм, стоит понаблюдать за судьбой этого ребёнка… А пока позаботимся о кошечке.

Человечек исчез вместе с кошкой, и мы с вами можем вернуться к Гарри. Его как раз осмотрели профессионалы, светила магической медицины, и теперь дружно обсуждали возникшую проблему. Гарри сидел на столе, вертел головенкой и силился сообразить, к чему отнести непонятные слова, звучащие над его головой: к ругательным или похвальным? Услышав очередное невнятное словосочетание, что-то вроде «косоерассечениелобнойдоли», решил, что ругательное, и заревел. Так, на всякий случай.

— Блин, ну вы думайте, где и о чем говорите! — возмутился Сметвик, срочно забирая Гарри со стола. — И резать его я вам не дам! Вы чего?! Ополоумели? Ребёнку и так досталось, а тут вы ещё со своими скальпелями!

В общем, как ни торопился Гиппократ, Гарри он сумел выцарапать только после того, как сами целители сдались, так и не придумав, каким способом удалить из головы ребёнка темное образование. А к тому времени настал уже вторник, и следовало поторопиться, чтобы отдать малыша Хагриду. Рубеуса тем временем достала серебряная кошка, Патронус Минервы. Раз за разом она появлялась перед великаном и донимала его вопросами: «где да где он и Гарри?», бедняга мычал и отмахивался, развеивал кошку и рычал, когда та снова возникала перед ним. Поглазев на это противостояние, Сметвик сжалился.

— Да скажи уже ей, куда ты Гарри отнесешь. Она ж не отстанет…

Вздохнув, Хагрид на очередное явление минервиной кошки нехотя буркнул:

— Скоро буду в Литтл Уингинге, на улице Тисовой, дом четвертый.

— Скоро? — Сметвик скорчил скорбную мосю. — Сегодня ночью ты там будешь.

— Подождет! — виновато огрызнулся Хагрид и переключил внимание Гиппократа на малыша. — С Гарри что-то сделали?

— Ничего, — развел руками Гиппократ. — Только с тем и согласились, что порез оставлен отразившейся Авадой. Обычно-то она не отражается ничем, а тут, вон, отразили её чем-то… Вот и оставила она след на лбу малыша. Загадка, в общем. А убрать ту фигню, что во лбу засела, можно только с помощью яда василиска и повторной Авады, но ты же понимаешь, что на это никто не пойдет?

— Понимаю, — удрученно вздохнул Хагрид и засобирался. — Ладно, давай мне Гарри, пора нам.

От городка Барри, что в Уэльсе, до Суррея путь лежал прямо, так что часть пути, а вернее, светлое время суток Хагрид ехал по дорогам, делая коротенькие, но частые остановки, потому что Гарри периодически просил то покушать, то попить, а иногда требовал горшок. И лишь с наступлением сумерек Хагрид осмелился поднять мотоцикл в воздух. Где-то над Бристолем Гарри сморило, и он сладко заснул, умотанный вконец странными днями.

Дамблдор посмотрел на часы, крайне интересные часы, надо сказать, у них было двенадцать стрелок, но не было цифр — вместо цифр там были маленькие планеты, при этом они не стояли на месте, а безостановочно вращались по кругу. Одна из планеток вдруг увеличилась и переползла в центр «циферблата», говоря о том, что данный объект приближается и вот-вот прибудет.

— Хагрид задерживается, — сообщил глубокомысленно Дамблдор, сам при этом прекрасно зная, где и зачем задержался добрый великан. Но к транспорту он, тем не менее, был не готов.

— Ну наконец-то, Хагрид! — в голосе прозвучала смесь облегчения и кроткого удивления. — А где ты взял этот мотоцикл?

— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с машины. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребёнка — я привез его, сэр.

— Всё прошло спокойно?

— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Магглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем.

* * *

Петунья ненавидела Гарри. Петунья боялась Гарри. Петунья желала избавиться от Гарри. Этот мальчик, запертый в чулане, постоянно действовал ей на нервы своим несмолкаемым плачем. Тем самым раздирая её на части. Материнский инстинкт толкал Петунью броситься к ребёнку, вытащить из кладовки и прижать к себе, чтобы успокоить, как и положено нормальной матери. Но в том-то и дело, что ребёнок был ненормальным, и об этом помнила её вторая часть, заставляющая стоять на месте, зажимать уши и морщиться.

Устав от плача, затихал Гарри, искренне недоумевая, почему к нему никто не подходит, когда он так настойчиво зовет? Мама бы подошла. Но нет мамы, исчезла она из жизни маленького Гарри. Так же, как и папа, и дядя Силя. Вместо них, веселых и любящих, появились злобная тётка, огромный, вечно орущий мужик и толстый, больно пинающийся Дадли.

Гарри не представлял, что его ожидает в будущем, он не думал об этом, он знал только то, что чувствовал сейчас — ему очень плохо. Дни шли за днями, перетекали в недели и месяцы, а лучше не становилось. Злобная тётка, зверски ругаясь, вытаскивала Гарри из чулана, грубо сдирала с него памперс и, кое-как отмыв, надевала другой, после чего всовывала ему в ручонки сухарь и зашвыривала обратно в чулан. Мальчик обычно бывал уже голоден, так что сразу начинал жадно мусолить и сосать сухой хлеб. А размочив слюнями, потихоньку ел, пытаясь не заплакать — у Дадли на столе целая тарелка каши…

Дядя на каждый гаррин писк грозно рявкал:

— А ну заткнись сейчас же, бесовское отродье!

Так что Гарри вскоре научился подавлять плач, чтобы не нарваться на гнев дяди. За всем этим с крайним недоумением уже который день наблюдал невидимый гость, приютивший у себя кошку Поттеров. И в один из дней не выдержал эдакого дурдома.

Петунья по обыкновению начала сыпать ругательствами, отмывая ненавистный зад опостылевшего племянника. Ведь сладкими пирожочками какал её родной и любимый Дадлик, и она точно не подписывалась подтирать чужие задницы! О, чтоб ты сгинул куда-нибудь, чертов засранец!..

Именно этот момент и счел самым удобным для себя невидимый наблюдатель, появившись из ниоткуда за спиной злобствующей женщины.

— Мне его забрать, дорогуша?

Услышав за собой чей-то голос и точно зная, что она дома одна с неумеющими говорить младенцами, Петунья страшно перепугалась. Заверещав, она резко развернулась, прикрываясь ребёнком, как щитом. Вторженец приподнял бровь, видя такое. Петунья же, увидев перед собой тоненького задохлика ниже себя ростом, моментально успокоилась, решив, что это «один из тех, ненормальных».

— А и забери! Хоть какая-то польза от вас!..

— Навсегда? — уточнил златокожий красавчик, скатывая с ладони пергамент.

— Что это? — Петунья завороженно смотрела на свиток, конец которого свесился аж до пола.

— Договорчик! — осклабился красавчик.

Исходя из длины свитка, Петунья логично рассудила, что разговор предстоит долгий, и чисто машинально отнесла Гарри в чулан. Заперев мальчика, Петунья прошла в гостиную, где с комфортом расположился гость.

Приняв благочинно-независимый вид, женщина присела в соседнее кресло и взяла в руки пергамент, дабы изучить условия контракта. Документ был честным, без подвохов и каких-либо подковырок. Контракт заключался только после подписания и с обоюдного согласия сторон. Никаких особых, сложных, необычных и так далее условий, кстати, тоже не было, оговаривалось только неукоснительное соблюдение договора после подписания.

— То есть я подписываю этот контракт, и мы навечно разбежимся? — недоверчиво сощурилась Петунья. — И никакие ненормальные личности в моей жизни больше не появятся?

— Можем условиться по-другому, — любезно предложил незнакомец. — Вы попробуете угадать мое имя в течение трех суток. Три дня — три попытки. Проиграете — забираю ребёнка, угадаете — остаетесь с ним.

Ага, ещё три дня терпеть у себя подкидыша. Да и то без гарантии, а что, если она вдруг угадает? Ну нет! И Петунья снова погрузилась в изучение документа. Прочитала до самой последней точки, убедилась в его относительной законности и задумалась — что-то мешало ей принять окончательное решение. Что-то, относящееся к племяннику… Да и договор этот… Нечто похожее она недавно видела. Такой же пергамент и мелко-бисерный почерк с завитушечками. И тут Петунья поняла, что ей мешает — письмо Дамблдора. Вздрогнув, женщина поспешно положила свиток на журнальный столик и протестующе прошептала:

— Не могу… Я уже заключила магический договор с Дамблдором. Если я отдам вам ребёнка, старик придет и что-нибудь сделает с моей семьей. Не могу, он страшный человек…

Незнакомец к чему-то прислушался и спросил:

— А что за договор со стариком?

Петунья встала, отошла к шкафу, здесь же в гостиной, нашла на полке папку, выкопала из неё письмо и вернулась к гостю. Теперь настала его очередь изучать документ. Пока он читал письмо, Петунья не теряла время даром — беззастенчиво рассматривала интересное лицо гостя. Человека с золотыми чешуйками на лице не каждый день увидишь, знаете ли… Прочитав письмо, златокожий красавец весело хмыкнул, посмотрел на свиток и щелкнул пальцами. Договор вспыхнул, и один пункт в нём сменился другим. Петунья, полная любопытства, потянулась к нему, взяла и прочитала. И уважительно прикусила щеку, ибо в пункте говорилось о том, что новый опекун Гарри Поттера обязуется защищать семью Дурслей. Отныне никакие маги, включая Дамблдора, не будут посягать на честь и покой Петуньи, Дадли и Вернона. Ни прямо, ни косвенно, ни физически, ни магически.

— Обещаете? — задохнулась от волнения Петунья, отчаянно нуждаясь в защите от всяких чокнутых старичков в мантиях и с бубенчиками в бороде.

Красавчик повел черным когтем в конец договора, туда, где имелась графа для подписи. Намек Петунья поняла и больше не раздумывала — торопливо и согласно закивала. Ухмыльнувшись, гость достал из воздуха орлиное перо с золотым наконечником и протянул Петунье. Обещаний с неё он не стал требовать, ему нужен был только ребёнок…

Всё то время, когда Петунья читала, сомневалась-колебалась и расписывалась, Румпельштильцхен чутко прислушивался к эмоциям маленького мальчика, запертого в чулане под лестницей. А они были очень тревожными. Именно в этот день Гарри стал отчаиваться и терять надежду на то, что в его жизни что-то изменится к лучшему. Ему был год и три месяца, когда он остался без родителей, ещё три месяца Гарри прожил в доме дяди и тёти, и сейчас, когда малышу исполнилось полтора годика, он, не видя ничего хорошего, начал убеждаться, что так будет вечно. Вот и теперь, к тётке кто-то пришел в гости, и она сразу заперла Гарри в темный чулан, не дав толком посмотреть на визитера, и даже не домыла… Посадила прямо так, голой попой на жесткий матрац.

Сидел Гарри, смотрел на щелочки воздуховода в двери и чувствовал, как в нём растет и ширится обида. Как долго это продолжается? И, главное, как долго это БУДЕТ продолжаться? А что, если это навсегда? Где мама, где папа? Почему ему плохо? За что? Заберет его отсюда кто-нибудь добрый и хороший?

Щелкнула щеколда снаружи, и дверь чулана распахнулась. В темное маленькое пространство хлынул свет, а в проеме двери появился человек со странной светящейся кожей. Гость, который напугал тётку. С понятной робостью Гарри уставился на незнакомца, не зная, чего ожидать от него: накричит, заругает или напинает?

Удивившись мыслям ребёнка, Румпельштильцхен присел на корточки и плавно, медленно протянул руку.

— Иди сюда, Гарри.

Он сказал «Гарри», не «отродье», не «мальчишка», не «урод», не «засранец», а «Гарри». Всхлипнув, малыш, не вставая, переменил позу и подполз к мужчине, к зовущей, такой надежной, многообещающей руке. Вцепился в широкую ладонь и полными слез глазами заглянул в лицо: забери меня отсюда…

Подхватив малыша, Румпельштильцхен развернулся к Петунье и, прежде чем покинуть её дом, кинул на прощание уничижительную фразу:

— Не бойся, Гарри, злая мегера тебя больше не обидит.

И исчез, оставив Петунью с двоякими чувствами облегчения и оплеванности. Её, добропорядочную женщину, любящую мать и жену, обозвали мегерой, ноу комментс, короче…

Место, в которое они переместились, удивило Гарри прежде всего потому, что комната оказалась не построенной, а, скажем, выросшей природным образом, как гриб или дерево. Так что неудивительно, что малыш обозначил данное помещение как деревянную залу. Ибо коричневыми были и пол с потолком. Создавалось впечатление, что они находятся внутри огромного овального дупла. Особенно это подчеркивалось стволами опор, колоннами вставшими у стен. А вообще этот цвет, похоже, был любимым у человека, который принес Гарри сюда. На нём ведь и одежда была коричневая, кожаные брюки и приталенная куртка, густо уляпанная украшениями — медными бляшечками и колечками.

Посадив Гарри на толстый ковер, человек вдруг счастливо завопил и, подпрыгнув, пустился в ликующий пляс вокруг опешившего ребёнка. Выкидывая коленца и приседая, он перемежал крики радостными смешками. Был так безумно рад, что будь на месте Гарри кто-то взрослый, он давно пальцем у виска извертелся бы… Но Гарри был ребёнком и только смотрел кротко и удивленно, наивно, по-детски поддерживая восторги смешного дяди.

А у Румпельштильцхена был повод для радости. У него наконец-то появился ребёнок, отданный родственницей совершенно добровольно. Не матерью, конечно, а тёткой, но тоже достаточно близкой родней. Но здесь имело смысл вмешаться в судьбу, ведь малыш являлся круглым сиротой, ни мамы, ни отца, тётке он тем более был не нужен. Ну так ей же хуже, дуре, подумать только, отдать родного племянника совершенно постороннему лицу. Кроме того, этот ребёнок достался ему практически бесплатно, а не в качестве уплаты за исполнение сделки.

Давно миновали дни, когда он мог безнаказанно изъять малыша из семьи, всегда был какой-нибудь фактор, мешающий насладиться полной властью над человечьей душой. Горе растяпистой матери, гнев односельчан, ярость королей, психующих оттого, что какой-то демон таскает у них будущих подданных. А самое главное — нежелание ребёнка идти на контакт с ним, малыш отрицал существование Румпельштильцхена, просился к маме, к папе, домой, к любимой ложке и кукле. Грудничков он всё же не стремился приобрести, понимал, что те слишком маленькие, чтобы выжить без матери.

Гарри, конечно, тоже маленький, но он, кажется, не против оказаться здесь…

Успокоившись, Румпель плюхнулся на ковер перед малышом и аккуратно взял его на руки.

— Всё, Гарри, всё, я не шумлю. Ты же не испугался, верно?

Румпель привлек ребёнка к груди и замер, ощутив, как Гарри доверчиво-обрадованно облапил его за шею и тесненько прижался сам. Объятия. Простые, теплые объятия. Как же ему их не хватало!..

— Да. Понимаю. Это то, что тебе нужнее всего — обнимашки, да. Ну какая же тётка плохая, даже в этом тебя обделила…

Гарри притих, слушал мягкий ласковый голос, дышал тепленько в шею доброго дяди и млел, потихоньку окутываясь тихим счастьем и негой. Наконец-то стало хорошо. Тепло и совсем не страшно. Он находился в безопасности, там, где положено малышу, в надежном кольце рук, которые оберегали его, прочной стеной огородив от бед, дарили то самое, необходимое чувство защищенности, ласку и любовь.

Едва слышно шорхнула дверь, и в комнату заглянула девушка с темно-седыми волосами. Увидев, что буйно пляшущий минуту назад Румпель сидит на полу, она осторожно вошла. Подошла поближе и обратилась к его спине:

— Ты не слишком ли перерадовался, Хламушка?

— А что случилось? — не оборачиваясь, спросил тот. Гарри же с интересом начал рассматривать незнакомую мисс поверх плеча Румпеля.

— Выросли новые, невиданные ранее цветы и деревья, в небе, подозреваю, ночью появятся незнакомые планеты и звезды. И это только то, что произошло в пределах нашей долины, о дальних краях даже не решусь представить, что там случилось… Ах да, в горах всё ещё трясется земля и сходят лавины.

— Приношу извинения горным жителям. Но, полагаю, до смерти никто не пострадал?

— Нет, Хламушка, — кротко отозвалась девица.

— Ну и к чему претензии, Аннушка? — осведомился Румпель, разворачиваясь к ней вместе с ребёнком. — Если у меня есть повод для радости, то кто ты такая, чтобы осуждать меня? Ты мне лучше козочку найди. Говорят, козье молоко полезно для малышей.

— Значит, добился-таки своего? — девушка скользнула взглядом по Гарри и покачала головой. — Не стану выяснять, как ты это сделал, нервы целее будут.

— А зря, — построжел Румпель. — Могла бы поинтересоваться, как трудно жилось мальчику у злой тётки.

— О, так он не круглый сирота? Интересно, как на его исчезновение отреагируют власти?

— Представь себе — никак! — с ликованием сообщил Румпель. — Он нигде не зарегистрирован. Только в магическом мире на него есть какие-то контракты, в частности, с волшебным учебным учреждением, но на сей счет можно не волноваться, к суду за это не привлекут. С волшебниками даже интересно будет пободаться, если они начнут требовать возврата мальчика обратно в семью. Но этого, увы, не случится, потому что тётка стребовала с меня защиту её семьи, а этот ребёнок, — он потряс Гарри перед собой, — есть прямая угроза её спокойствию. Видишь ли, она маггла и сама была не рада тому, что Гарри подбросили ей на крыльцо.

— Куда подбросили?! — Анна схватилась за сердце.

— На крыльцо. Холодной ноябрьской ночью! — безжалостно добил Румпель.

— М-м-м, кажется, одна из коз будет не против поделиться с нами своим молоком… — Сказав это, Анна повернулась и исчезла из виду. Румпель тоже поднялся с пола, поудобнее пристроил Гарри на руке и деловито сообщил:

— А мы с тобой пойдем посмотрим тебе комнату. И как насчет того, чтобы искупаться в теплой водичке?

Насчет искупаться Гарри ответил положительно — радостно заулыбался и вцепился в каштановые волосы. От радости он всегда хватался за что-нибудь пушистое и мягкое, и не его вина, что в ближнем доступе оказались именно густые волосы Румпеля.

Ванна была маленькой, овальной и зеленой. Из малахита, как объяснил Румпель, усаживая Гарри в теплейшую и нежнейшую воду. В процессе купания были созданы пышная пена, радужные мыльные пузыри, радуга над головой и единороги из пенных клочков. Как-никак Румпель тоже был волшебником и мог себе позволить все эти маленькие чудесики на радость малышу.

После купания Румпель укутал Гарри в мягонькое полотенце и торжественно пронес по коридорам своего странного дома, чья конструкция продолжала поражать малыша своей необычностью. Изнутри он всё так же походил на гигантское дупло со всевозможным извилистыми ходами, ответвлениями и круглыми и овальными помещениями.

— Одну из комнат выбрала твоя кошка, — сообщил Румпель. — Давай посмотрим её? — предложил он.

Гарри ответил радостной улыбкой (руки были закутаны под полотенцем), и Румпель понес малыша в указанную комнату. Войдя в неё, мужчина постоял посередине, давая Гарри возможность хорошенько осмотреться. Комната была небольшой и очень уютной, стены светлого дерева радовали сосновой свежестью, кровать была низенькой и широкой, и с неё на вошедших смотрела страшно знакомая кошка, которую Гарри, к счастью, ещё помнил и даже сумел назвать её имя, радостно вскрикнув:

— Бинни!

— Бинни? — весело удивился Румпель. — Ах, вот как она зовется!

Взмякнув, кошка соскочила с кровати и подбежала навстречу, с трепетом вытягивая мордочку вверх — неужели к ней вернулся её маленький друг?! Румпель присел на корточки, приблизив Гарри к кошке, и она принялась взволнованно обнюхивать родное личико, которое уже не чаяла увидеть вновь, ибо Гарри, как и старшие Поттеры, для кошки канули в страшное Небытье. Когда стихли и улеглись страсти кошачьи и детские, Румпель неспешно облачил Гарри в пижамку, дал попить теплого молока с мягким печеньем, которые принесла Анна, а потом на просьбу Гарри о добавке аккуратно возразил:

— Нельзя тебе много сразу. Усвой пока то, что дали, ладно? Зато завтра ты вволю наешься, обещаю. А теперь давай спать. Ложись… Вот так, умничка.

Накрыв малыша, Румпель дождался, когда он заснет. Анна тоже подождала и осторожно спросила:

— Что-то не так, Тихогром? Почему ты не дал ему нормально поесть?

— Потому что нам предстоит очень долгая и сложная ночь, — негромко ответил Румпель, отвел волосы со лба спящего ребёнка и показал на шрам. — Посмотри на это. Как думаешь, когда это лучше убрать?

Анна склонилась к кроватке и всмотрелась в зигзагообразный порез на крутом и упрямом лбу. Её темно-зеленые глаза вспыхнули вдруг и переменились — круглые зрачки стали вертикальными, а на коже вокруг глаз проявились чешуйки. Просканировав ребёнка драконьим зрением, Анна выпрямилась и гневно раздула ноздри.

— Кр-р-рестр-р-раж! — яростно прорычала она. — Кто это сделал, Крошка?

На это имя Румпель поморщился, но стерпел и ответил:

— Кто бы это ни сделал, в живых его уже нет. В материальном виде, во всяком случае.

— Но наличие крестража разве не об этом говорит? Что он бессмертен?

— Дорогуша, ты слишком долго была человеком, вон, драконью мудрость куда-то утратила, — подколол её Румпель. — Почаще бы летала, что ли?.. А тот идиот точно сдох и из мертвых сможет восстать лишь в том случае, если ему помогут. Но таких болванов, надеюсь, нет? Кому понадобится поднимать из могилы безумного лича?

— А если найдутся? — беспокойно спросила драконица.

— Мальчика они не смогут использовать, — упрямо выдвинул вперед челюсть решительно настроенный Румпель. — Ты мне поможешь убрать эту пакость?

— Помогу, — кивнула Анна. — Сейчас подогрею воду и принесу полотенца.

Ушла Анна, а Румпельштильцхен занялся приготовлениями: возложил ладонь на лицо спящего мальчика и погрузил в более глубокий сон, так, чтобы он ничего не чувствовал и не проснулся. Потом сконцентрировался на сгустке темной магии, которую так и не сумели идентифицировать целители-маги, и к моменту возвращения Анны нашел и захватил кусок чужой души. С аккуратной спешностью Анна соорудила полевой госпиталь возле Румпеля и Гарри, разложила всё необходимое, смочила полотенце и замерла рядом наготове. Дождавшись от Анны сигнала, Румпель сжал ментальный захват вокруг сгустка.

Ошметок души Лорда почувствовал вторжение и отчаянно-лихорадочно попытался ускользнуть поглубже в мозг мальчишки. Но опоздал — Румпель был аккуратен и быстр. Крепко держа вселенца, он начал осторожно отделять щупальца от тканей, стараясь действовать как можно нежнее и филигранно. Румпель практически стал нейрохирургом, проводящим наисложнейшую операцию на спинном мозге… Волоконце за волоконцем, ниточка за ниточкой, даже такая, что тоньше паутинки, и ту Румпель отделял с предельной осторожностью, чтобы, не дай бог, не повредить мальчику. А то ведь по-другому-то никак, только с помощью василиска, или повторного убивающего заклинания, или, как уверяли светила маг-медицины, посредством рассечения лобной доли. Да только пока скальпелем доберутся до крестража через распил в черепе, сгусток ещё глубже в мозг залезет, а то и вовсе власть над телом ребёнка возьмет…

Ну вот он, весь в ладони, мерзкий, темный, злой. Вынув ментальную руку из головы малыша, Румпель с гадливой поспешностью ссадил сгусток в хрустальную емкость. В банке оно выглядело как миниобскур, бесформенное дымное образование, дохленько вихляющееся во все стороны туманными щупальцами.

— Уничтожь его, Анна, — с отвращением попросил Румпель.

Изо рта драконицы уже и так валил дым зарождающегося огня. Сурово кивнув, Анна взяла емкость и покинула комнату, чтобы без помех превратиться в дракона и исполнить просьбу друга. А Румпель занялся кровоточащей раной мальчика, которую, увы, пришлось разбередить. Но зато ей отныне никто и ничто не помешает нормально зажить. Глядишь, и шрама теперь не останется. Ну-ка… Шепнув исцеляющее заклинание, Румпель промокнул рану влажным полотенцем и осторожно оттер от крови. Ну вот, красота — чистый и гладкий лоб, никаких порезов!

Остаток ночи Румпель просидел возле кроватки, неотрывно глядел на детское личико, запоминал каждую черточку и влюблялся в них всем сердцем. Это его малыш, родной и драгоценный. Бесценное чудо, дороже всех сокровищ мира… С какой-то умиленной растроганностью он наблюдал, как просыпается Гарри, как он морщится от солнечного лучика, упавшего ему на нос, как сонно моргает, вырываясь из крепкого глубокого сна, а вот он проснулся — распахнул зеленые глазёнки и удивленно-радостно посмотрел на человека, сидящего на полу рядом с кроваткой. Солнечные лучи ярко осветили его и без того светящуюся кожу, золотые чешуйки вспыхнули жаркими искорками и заиграли-заплясали веселыми огоньками на подушке и стене.

— Привет, — тепло поздоровался Румпель. Тихо попискивая от счастья, Гарри потянулся к родному лицу и крепенько обнял друга за шею. Это всё по-настоящему, добрый дяденька никуда не делся! Он действительно больше не в чулане! Мытье и одевание Гарри воспринял почти что с благоговением — за три месяца в доме тётки отвык от этих простых процедур. Зато здесь его нарядили прямо как принца: в белые штанишки и зеленый камзольчик, на ножки желтенькие ботиночки, а на голову — синий беретик!

В столовой, куда его принесли, Гарри ждали высокий детский стульчик и тарелка вкуснейшей каши. Густая, как пюре, сладкая, с ягодками малины и ежевики. Пока Гарри насыщался, в столовую откуда-то пришла большая вислоухая собака, на которую ребёнок протаращился всё время завтрака. По сути, пёс помог Румпелю накормить малыша, завороженного собакой настолько, что и не заметившего, как ему в рот кладут ложку за ложкой.

— Отлично, Барри, будешь ему нянькой, — хмыкнул Румпель. — Да, Гарри, так зовут пёсика. Ты не смотри, что он простецки выглядит, на самом деле он родоначальник очень хорошей породы, больших и прекрасных собак — сенбернаров. Здесь он появился лет двести назад, когда какой-то идиот принял его за медведя. Что за болван! Нет, Гарри, скажи, ну разве он похож на медведя?

Гарри, честно говоря, не знал, как выглядит медведь, но собака была совсем не страшная — белая, с бежево-желтыми пятнами, с милой и доброй мордой, так что на всякий случай мальчик согласно замотал головкой.

— Вот ты умница! — просиял Румпель. — Давай последнюю ложечку «ам», и пойдем гулять.

Услышав это, Гарри с готовностью раскрыл рот навстречу ложке. Впереди его ждало ещё одно чудо: прогулка с добрым дядей и собакой!

Выйдя из дома с Гарри на руках, Румпель тут же развернулся к двери, чтобы малыш смог посмотреть, где он теперь живет. Перед глазами Гарри предстал невысокий замок, странный-престранный, словно выросший из земли. Он оказался неоднородным — камень, который служил основанием, был разным. Где-то гранитом, где-то мрамором, а где-то и базальтом. А внутри, сообщил Румпель, имеются малахит и яшма, служащие каминами и ваннами. Оконные и дверные проемы обрамлены деревом, как и внутренняя обшивка помещений. И да, Гарри, ты прав, дома тут не построенные, а растут сами, как деревья. Ведь деревья — это своего рода тоже дом для птиц, белок и насекомых.

Видя озадаченность Гарри, Румпель засмеялся и прижался лбом к макушке мальчика.

— Понимаю твоё недоумение, малыш… В твоем мире дома строятся из камней и кирпичей, но здесь домики растут, потому что мир волшебный, Гарри.

— Он слишком мал, чтобы понять это сейчас, — подошла и встала рядом Анна. — Пусть подрастет сперва. А потом ты ему всё расскажешь.

Румпель с тихой досадой уставился на неё, мол, чего встреваешь в наше счастье? Потом, не желая с ней ссориться, недовольно буркнул:

— Ладно, покажи, где и что тут выросло с моих радостей.

— А вон, — Анна поманила их за собой. — Дерево с горшочками…

Румпель длинно присвистнул, увидев престранное пузатое дерево, похожее на баобаб, но с пузырями на ветках. Пузыри были разные по размеру: большие, малые, средние. Некоторые, видимо, созрели, так как попадали на землю и раскололись на две неравные части, образовав таким образом емкость с крышкой. Внутри семян-горшочков была нежная мякоть, которую с восторгом пробовали первые дегустаторы — птички, слетевшиеся на манящий аромат. Румпель принюхался — пахло смесью миндального и овсяного молока, а по консистенции это походило на рассыпчатую пшеничную кашу, только манно-белого цвета. Птичкам она, однако, нравилась, они восторженно пищали и вовсю нахваливали новое растительное блюдо.

— Хм, весьма полезное растение, — глубокомысленно изрек Румпель. — Назовем его горшочковым орехом Поттера. Что ещё, Аннушка? — спросил он явно повеселевшим голосом.

Анна, не решаясь говорить, молча махнула рукой. Румпель с Гарри на руках прошел в указанном направлении к следующему дереву. На первый взгляд оно казалось обычным, но, присмотревшись, Румпель изумленно вытаращился — ветви дерева в точности повторяли оленьи рога, и на них некоторые пташки уже пробовали вить гнездышки. И надо сказать, у них отлично получалось: прутики и соломки вплетались в отростки не хуже, чем на обычные ветки, а ложбинки в развилках были так удобны, что пичуги прямо-таки лучились счастьем, выглядывая из проемов новых норок. Были на дереве и плоды, темно-бордовые, похожие на черешню.

— Хм, оленья вишня, — окрестил растение Румпель и перевел взгляд на лужок неподалеку. На нём тоже появилось кое-что новое — звездчатые цветочки, голубовато-зеленые, глубокого бархатистого оттенка, присущего анютиным глазкам. Подумав об этом, Румпель кивнул и довольно сообщил: — А их мы назовем гаррины глазки. Смотри, Гарри, это твои звездочки…

Анна кашлянула и покосилась на облака. Румпель спохватился:

— Ах да, звезды! Мы ещё ночное небо не видели, — и шепнул опасливо: — А что там? Новые созвездия?..

— М-мм, нет, — Анна покачала головой. — Нет, Хламушка. Открылся мост к другим мирам…

— Зачем?! — Румпель опешенно отвалил рот.

— Видимо, для того, чтобы твой Гарри имел возможность посетить другие миры. Он всё-таки волшебник, и наш мир вынужден подстраиваться под него. У Гарри же нет твоего умения перемещаться между мирами. Вот и…

— То есть, если Гарри вдруг не хватит нашего мира, он сможет удрать в гости к великанам или к разумным лошадям? Но это же опасно! Великаны же могут его не заметить и затоптать! — Румпель испуганно посмотрел на малыша и крепко прижал к себе.

— Ну, значит, будешь беречь мальчика пуще глаза, — пожала плечами Анна. — Или научишь его превращаться в великана.

Гарри слушал, глазел по сторонам и следил взглядом за пролетающими птичками и бабочками. Наконец ему надоело сидеть на руках, и он запросился на землю. Румпель отвлекся от разговора с Анной, выбрал полянку поцветистее и поставил мальчика в траву. К ребёнку тут же подошел Барри и подставил шею, чтобы Гарри было за что схватиться, что он и сделал, потеряв равновесие — ухватился за шерсть большого пса. Три месяца сидения в чулане, увы, затормозили его развитие, тётя Петунья не считала нужным водить Гарри по дому, чтобы он научился нормально ходить.

Румпель это понял и, взяв Гарри за ручки, начал осторожно водить его туда-сюда. Малыш обрадовался и деловито побегал во все стороны, таская «папу» то к одному цветочку, то к другому на самом дальнем конце поля. Бегать в полусогнутом положении, поспевая за шустренькими маленькими ножками, крайне утомительно даже для такого бессмертного существа, как Румпельштильцхен. Так что ничего удивительного не было в том, что он устал и свалился. Гарри, впрочем, не стал уползать от прилегшего в траву дяди, а тихо сидел рядом, смотрел на лютики-колокольчики и наслаждался тишиной и покоем. Слушал шорох трав, глазел на облака и туманные диски огромных планет, плывущих в вышине, никоим образом не удивляясь им, не понимал несмышленыш, насколько это странно — видеть в небе другие небесные тела помимо луны…

Видел Гарри и мост, ажурной высокой аркой выплывающий из туманной зыбкой дали. Он то появлялся, то таял в голубой дымке расстояния, его тонкие опоры и плетения перил дрожали и переливались в мареве пушистого лета. Да, в стране Румпеля царило лето, теплое-теплое, без намека на жару и духоту, просто мечта для жителей средней полосы Земли…

Вот так началась мирная и счастливая жизнь Гарри Поттера, мальчика из чулана, жизнь, полная неги и любви, которой окружили малыша любящие Румпель и Анна. Целыми днями Румпель занимался с Гарри разными развивающими играми, потом по мере того, как крепче и увереннее становился мальчик, начались подвижные игры. Бег, прыжки и прятки, шумная возня с веселыми собаками, которых было так много, что Гарри порой терялся среди них. Но собаки были мирные, ребёнка не обижали, да и как? Им такое даже в голову не приходило — обидеть младенца, напротив, любого за него порвут без раздумий, случись кому косо посмотреть на Гарри. Но таких идиотов, к счастью, не было.

Что больше всего понравилось Гарри в новой жизни, так это тихие вечера с Румпелем. Для них стало чем-то вроде традиции уединиться в маленькой каминной зале, Румпель усаживался за прялку, запускал её и начинал неспешно прясть и рассказывать сказку. Голос у него монотонный, ровный и мерный, как гудение его прялки. Бесконечно длинная тянется нить из белой кудели, наматываясь на веретено. Жужжит-кружит веретено: жур-жур-жур… И казалось — это не пряха рассказывал сказку, а сказка сама рождалась каким-то чудесным образом в неумолчном монотонном гудении быстро вертящегося колеса прялки, в жужжании проворного веретена… Слушал её Гарри очень внимательно, сидя на полу у ног Румпеля, положив руки на колено, и завороженно смотрел на бесконечное вращение колеса-штурвала. Прялка у Румпеля была знатная: большое деревянное колесо с фигурными рукоятками по ободу, похожее на старомодный корабельный штурвал, внизу — педаль, нажимая на которую, прядильщик приводил в движение весь нехитрый механизм.

Иногда место шерстяной кудели занимала свежая солома, душисто-пряная, желтая, она, ложась на мотовило и проходя сквозь пальцы, каким-то чудом превращалась в золотую нить, наматываясь на веретено. И снова Гарри ничему не удивлялся и не спрашивал, потому что сам видел, как это чудо происходит. Ведь кожа-то у Румпеля золотая, и он, начиная творить волшебство, превращал в золото то, что проходило через его руки. Так что, замерев, Гарри слушал сказку и также завороженно смотрел, как из-под кончиков пальцев Румпеля выходит крученая золотая нить, как она, сверкая колючими искорками, наматывается на веретено.

А что касается общения со сверстниками, то здесь, слава богу, тоже было всё в порядке. Детей в мире Изначальной магии хватало, правда, с той лишь разницей, что не было человеческих, а только магические. Но и такие малыши вполне годились для совместного времяпровождения. Играть можно и с кентаврёнком, и с волвёнком, а то, что ребёнок на четырех ногах или периодически перекидывается в смешного и милого щенка лайки… да как это играм-то может помешать?! Это ж, наоборот, здорово и круто! Миг, и каштановый мальчик с цыганскими глазами превращается в веселого бурого пёсика с премокрым любящим язычком. И любви при этом столько, что Гарри ослабевал уже через несколько минут после дружеской атаки и, обессилев, ни слова не мог выговорить от наскоков Никиты.

Да, русского вольгу звали Никита Велесов, равно как кентавра греческого происхождения кликали Троем. Просто не было в мире Румпеля национального различия, как некогда в древнем Вавилоне до божественного вмешательства и последующего раскола. Ну, сюда, похоже, ни один бог не пролез и не помешал народам сохранить единый язык, всеобщий мир и мировую дружбу. За порядком же не абы кто следил, а сам великий король Робин, общепризнанный и всеми любимый бог лесов и долин. Да-да, тот самый славный старина Пак из легенд старой Англии, Хранитель Истории и Времени.

История его неоднозначна с затерянными истоками в глубинах времен, как он любил приговаривать: «пришел я в Англию вместе с Дубом, Ясенем и Терновником и уйду из мира магии и памяти людской только тогда, когда исчезнут они». Потом Робину, как и многим, пришлось перебраться подальше от глаз людских, так как человек стал чураться, а то и преследовать всё странное и ненормальное, с его точки зрения и самомнения, прости господи… Вот и запрятался Робин со своей свитой от греха в невидимый мир.

Описаний Робина Веселого Плута, он же Пак из Холмов Пука и Славный Малый, вроде бы нет в доступной литературе, но, как мне подсказывают те немногие источники, Робин — многолик. То он козликом беззаботным по холмам-долам скачет, то фавном с дудочкой на речном берегу за нимфой ухлестывает, бабник он, всеми любимый, что поделать…

В данный отрезок времени он, слава богу, выглядит человеком, и Гарри сидит на коленях самого обычного с виду мужчины по имени Робин. Сегодня он с Румпелем пришел в гости к королю, и тот, конечно же, сразу к Гарри всей душой привязался, взял мальчонку, посадил на колени и давай тетешкать — по головке гладить и сладостями угощать.

Румпель в кресле напротив примостился с чашкой молока, облагороженного корицей, отпил и, поглазев на худого долговязого хлыща, неодобрительно буркнул:

— Родинку-то под правым глазом ты зачем прилепил? И вообще эта рожа чересчур приметная, если хочешь знать моё мнение…

— И что с того? — с хитрым прищуром безмятежно отозвался Робин. — Я на землю не спускаюсь, люди ко мне тем более не поднимутся, и наши пути никогда не пересекутся. Так что зря ты воздух сотрясаешь, Румб. А так как я решил в этом столетии побывать человеком, то лицо такого типа для этого подходит просто идеально.

— Ой, смотри, не начни людей спасать. А то ж охренеют, героя из ниоткуда ища… Ищет милиция, ищут пожарные…

— Хм, прикольно, — развеселился Робин. Пощекотал Гарри пузичко и заинтересованно пробормотал: — А не начать ли в самом деле?..

В ответ Румпель ладонь к лицу приложил, выражая тем самым без слов, что он конкретно думает. Но Робина это не смутило, тихонько посмеиваясь, он играл с Гарри в веревочку, строил с помощью неё и фантазии хитрые узоры. Мальчик смотрел, восхищался, тянул за предложенный ему кончик и изумленно ахал, когда густо переплетенная на пальцах веревочка снималась одним движением. Вообще Робин понравился Гарри — прикольный и веселый дядька. А что король без короны сидит, так это потому, что он к народу близок. Не любил Робин всякие дистанции, в том числе и монаршие. И он был прав, подавая тем самым наглядный пример царя, которого народ по-настоящему любил. Играл Робин с Гарри и тихонько ворчал при этом:

— Родинка ему не нравится, вишь ты… А вот возьму да и спущусь на землю, назло тебе, Румб. Спущусь и начну помогать направо-налево, ибо умею, могу, практикую… Буду практиковать, — подумав, поправился он. — Сойду с небес, смешаюсь с толпой, прочту чью-либо судьбу и скажу: «привет, меня зовут Робин, и я помогу тебе».

— Зачем сразу Робин? — возразил Румпель. — Псевдоним возьми, необязательно настоящим именем представляться. Хамелеон там или Притворщик…

— Дельная мысль, — одобрил Робин. И подытожил: — Вот и нашлось мне занятие в этом столетии: стану добрым ангелом-спасителем для попавших в беду. Ещё бы поселиться где-то законно и не привлекая особого внимания. Ну да ладно, время будет — придумаю чего. Румб, — Робин переменил тему, — мальчонку своего в какую систему обучения введешь: в европейскую или в русскую?

— В европейскую, наверное, он всё же британец.

— Жаль, у российских деток детство дольше длится, они в школу только в семь лет идут, в отличие от бедных иностранцев. Слушай, а может, совместишь? — предложил Робин более мягкую альтернативу. — Начнешь с домашнего обучения, а с семи лет он, как все, пойдет в школу?

— Детский сад в планы не входит? — в свою очередь поинтересовался Румпель.

— Ну почему? В три года в самый раз будет. Ведь главная задача детского сада — создать развивающую среду. Не нужно пытаться вместить в мальчонку как можно больше знаний. Достаточно дать ему максимум возможностей попробовать себя в разных видах деятельности и найти то, что ему понравится больше всего. Разве не для этого у нас так много детских парков?

— А я-то думал, они для другого! — съязвил Румпель. — То-то там дети целыми днями носятся. Это они в детский садик ходят!

— Не язви, Румб, детство есть детство, торопить его — себя не уважать. Дети, чтоб ты знал, в играх больше толка и науки схватывают, чем за скучным сидением за партой. Вот пример отвеса возьми: на бумаге непонятно что и тяжело решается, а веревку с ветки дуба спусти — и всё тебе ясно-понятно, и угол отвеса, и перпендикулярность прямых…

Что ж, косвенно или прямо, но разговор тот всё же запал Румпелю в душу, и Гарри он ни в какую подготовишку отдавать не стал, а начал сам потихоньку знакомить ребёнка с азами будущих наук. Результат не замедлил сказаться, и весьма впечатляющий: уже к четырем годам Гарри бегло читал и писал, толково считал и отлично говорил.

Папой Румпель стал ещё в первые дни появления Гарри. Да и как иначе. Не запрещать же ребёнку называть отцом человека, ставшего родным? Та же участь постигла и Анну, которую бесхитростный малыш без раздумий назвал мамой. Тем более что образ Лили постепенно, где-то через полгода, стерся из его памяти… А так круг интересов Гарри был довольно обширен: друзей было много, любимых занятий, вещей и героев тоже хватало.

А также у Гарри был расположенный вблизи замка Румпельштильцхена любимый лесок. Потому что это был самый настоящий детский парк развлечений и отдыха с качелями, просторными круглыми беседками с высокой ажурной крышей, со столиками и лавочками внутри. Форты разные с башенками, похожие на миниатюрные замки — какой простор для ребятишек в их игры в рыцарей и принцесс!.. Стенки-горки с естественными выступами, щелями и приступками для скалолазания. Скала-грот с пещерами, мостиками-переходами и плотно прилегающими к ним ползучими толстыми кустиками, по которым было просто здорово карабкаться. И разумеется, вокруг каждого такого игрового снаряда — песок, обязательный мягкий песок, известно же, что дети падают и калечатся чаще взрослых. Но не в этом парке, где дети находились под защитой самой природы, позаботившейся о том, чтобы ни один малыш не пострадал.

Вот Гарри и уносился туда, едва доев кашу. Оближет ложку, положит в опустевшую тарелку, крикнет «папа, мама, я поел!», и только его и видели. Усвистывал со всех ног и восторгов, спеша на встречу с друзьями, коих было десятка два. Все одногодки плюс-минус, кто-то старше, кто-то младше, в общем, почти одной возрастной группы с Гарри. Но были там и старшие, по тем или иным причинам освобожденные от занятий в школе, но чаще на каникулах. Подросткам, конечно, нужны горизонты пошире, но были и те, кто не особо стремился сбиваться в стайки и кружки по интересам, а предпочитал тихо посидеть в беседке с книжкой или поиграть с малышней, великодушно изображая дракона, в которого он, подросток, недавно научился превращаться.

Один из таких юных драконов был старшим братом Гарри, звали его Михаэлем. Худой, нескладный русоволосый паренёк питал к Гарри теплые, нежно-братские чувства. Он и звал Гарри так — братишкой. Был он сыном Анны, и её маленького воспитанника воспринял именно как братика. С точки зрения четырехлетнего Гарри Михаэль был ужасно взрослым — целых четырнадцать лет! Даже странно порой бывало, чего же он с таким малышом возится? Но стоило Гарри хоть на миг задуматься, как Михаэль тут же хватал его и, шутливо тряся, притворно-сердито выговаривал ему:

— Ты же братишка мой, как же с тобой не возиться?!

Наверное, благодаря высказываниям Михаэля и наличию любящих родителей Гарри вскорости и забыл, что он сирота. Да и как считать себя сироткой, если и мама с папой есть, и брат старший имеется. А что они неженаты, Румпель с Анной, то где об этом сказано? Живут вместе в одном доме, едят за одним столом — вещи достаточно очевидные для ребёнка, из тех, для которых не требуются какие-то объяснения.

Робин слово своё сдержал, начал наведываться на землю бренную, к людям присматриваться. Находил проблемного, обиженного, брошенного (нужное подчеркнуть), втирался-внедрялся в человека и его проблему, назывался Джародом и помогал. Со временем он настолько сросся со своим альтруизмом, что практически стал радаром, антенной, спутниковой связью (опять-таки нужное подчеркнуть) и начал в буквальном смысле перенимать все чувства снизу… С земли, то бишь.

Ну и начуялся. Проснулся Гарри посреди ночи от голосов из трапезной. Говорили папа и Робин.

— И не мечтай! Не стану я Гарри будить.

— Румб, ну пойми, это волшебник, как и он, и ему тоже четыре года.

— Не пущу! Унеси ребёнка!..

Вот тут Гарри и не выдержал. Вылез из постели и поскакал в трапезную, снедаемый понятным любопытством. Вбежал и с трепетом уставился на закутанного мальчика на руках Робина. Огромные испуганные синие глаза с непросохшими слезами, влажные от воды темные волосы… Стало очень тревожно.

— Ой, привет. Ты кто? — растерянно прозвенел Гарри.

Закутанный в одеяло мальчик жалобно захныкал. Робин прижал его к груди и, укачивая, мягко пояснил:

— Он не разговаривает, Гарри.

— Что значит «не разговаривает», разве ему не четыре года? — насторожился Румпель.

— Его родители в психушке, бабка безумная какая-то, а дед вон, утопить его пытался, с пирса спихнул. Ребёнок чуть не утоп, да я его почувствовал. Румб, в последний раз прошу, прими Невилла ненадолго, пока я с его дедом не разберусь.

Гарри опередил Румпеля, не дав ему и задуматься, подошел и взял Невилла за руку, благо что Робин с ним на стуле сидел.

— Ты Невилл, да? Не бойся, пожалуйста, здесь тебя никто не обидит. Меня зовут Гарри, Гарри Кобольд.

Синие глаза встретились с зелеными, и Невилл, маленький, запуганный и забитый безумным дедом, впервые за долгое время несмело улыбнулся. Улыбнулся и Робин, выпутав Невилла из одеяла, поставил мальчика на пол. И тут даже у циничного по сути Румпеля перехватило дыхание, ибо Невилл не умел даже стоять в свои четыре года — он крепко держался за стул, чтобы устоять…

— Дедушка, значит, да? — зашипел Румпель, тихо закипая от бешенства. — Ну-ка, покажи мне этого дедушку…

Когда в трапезную залу вошла Анна, получившая сигнал от Робина и Румпеля, то её взгляду предстал Гарри, помогающий гостю сделать первые шаги.

— Не бойся, Невилл, я тебя держу… Ну давай, ещё один шаг, и ещё…

Лицо Гарри сосредоточено, взгляд пристальный, внимательный, а шаги Невилла всё крепче и уверенней. И, к сожалению, это подтверждено практикой, свои первые шаги Невилл не забудет. Никогда.

Полутемное подвальное помещение скудно освещалось светом из окошка под самым потолком. Здесь сильно пахло затхлостью и нечистотами. Но самое страшное, что здесь было, это клетка и цепь. А судя по миске и кружке-непроливайке, в клетке содержалась далеко не собака.

— Дед, блин, ты совсем охренел? Это-то зачем? — от шока у Румпеля аж руки опустились. Робин молча и тяжело повел желваками.

— Он же сквиб! — скрипуче и мерзко каркнул дед. — Презренный, ничтожный, гадкий сквиб, позорящий честь благородного рода!

Руки Румпеля сами собой потянулись к дряблой старичьей шее — так захотелось её пожать. И отнюдь не нежно… От шеепожатия его остановил вопрос Робина.

— Бабка Невилла где?

— Там, где и всегда, — гнусно брехнул старик, трусливо поджимая зад. — Скинула на меня сквибёныша и к своим полутрупам! А мне этого сопляка пасти!.. Надоело быть в тени и на вечных птичьих правах, хочу наследство! По закону я прямой наследник своего старшего брата, а не этот вшивый жалкий сквиб!!!

— Тьфу ты, дед, совсем берега потерял? — желчно осведомился Робин. — По закону-то как раз дети старшего брата становятся прямыми наследниками. Ты-то кто? Всего лишь младший отпрыск знатного барона…

Уничтожив старика жестокой правдой, Робин развернулся, подхватил под локоть Румпеля и трансгрессировал прочь. Оглянувшись и увидев перед собой витрину с облезлыми манекенами, Румпель угрюмо спросил:

— И что с бабкой такое? Почему она на внука забила?

— А вот сейчас найдем её и узнаем, — зло выплюнул Робин. Продолжая держать Румпеля под локоть, он нагнул голову и шагнул в витрину, увлекая друга за собой. В приемном покое Робин тут же прошел к стойке Привет-ведьмы и отрывисто рыкнул: — Долгопупсы где?

Но не успела ведьмочка собраться с мыслями для достойного ответа, как Робин пронесся дальше к лестнице, без труда прочтя ответ в невысказанных размышлениях девчонки. Румпель всё это время молча и покорно волокся за Робином, как катерок за буксиром. Пролетев лестничные пролеты, простите за тавтологию, Робин успокоился лишь перед дверями палаты Януса Тики. Произведя несколько упражнений дыхательной гимнастики, он перевел дух, пригладил вспотевшие виски и только после этого толкнул дверь.

Искомые люди обнаружились в дальнем конце длинной комнаты, от входа их загораживала ширма, и Румпель с Робином, подходя к занавескам, по мере приближения невольно подслушали разговор.

— Ничего не выходит, миссис Долгопупс. Магия Фрэнка умирает, и без вашей поддержки он долго не протянет. Нельзя вам надолго уходить от сына, риск очень велик… — в голосе врача звучала озабоченность.

— Боюсь, моих сил на всех не хватит, мне пора определиться, — голос женщины, напротив, был усталым, в нём слышались нотки обреченности. — Можно мне их домой забрать? К Невиллу, хоть вместе будут…

— Ни в коем случае, миссис Долгопупс! — резко возразил врач. — Фрэнк и Алиса должны находиться под постоянным наблюдением целителей. У нас имеются подозрения на возникновение обскура, который может в любой момент вырваться и выжечь их дотла. Вы же не хотите допустить, чтобы нестабильные сгустки магии вырвались и порешили ваш дом и домочадцев?

— Но Невилл же… С ним что-то странное происходит с тех пор, как напали Пожиратели: он не заговорил, не ходит, вообще никак не развивается…

— Мне очень жаль, мадам, но боюсь, это ничем, кроме сквибства, не объясняется. А что касается Фрэнка и Алисы… Вы намерены прекратить визиты к сыну и перестать поддерживать его своей магий? В таком случае готовьтесь к тому, что Фрэнк и Алиса Долгопупсы в скором времени уйдут в себя и совсем перестанут реагировать на внешние раздражители. Станут овощами, грубо говоря…

— Но… есть ли надежда на улучшение?

— Надежды нет, мадам. Всё, что нам остается, это подпитывать их магию вашей, в противном случае они потеряют себя.

— В таком случае можно ли мне с Невиллом поселиться здесь?

— А какой смысл, мадам? Больница — не лучшее место для ребёнка.

— Вы не оставляете мне выбора, — с отчаянием произнесла женщина. — Сами же видите, что мне ничего другого не остается, как вернуться домой и заняться относительно здоровым внуком! Что ж… Надеюсь, Алиса с Фрэнком простят мой мне же навязанный выбор.

Румпель и Робин мрачно переглянулись, протянули руки и рывком раздвинули занавески, заставив леди Августу и какого-то целителя подпрыгнуть от неожиданности. Просверлив взглядом невысокого замухрышку с завышенным ЧСВ, Робин напряженным тоном проговорил, обращаясь к пожилой леди:

— Миссис Долгопупс, позвольте предложить вам лечебный санаторий в одном исключительно волшебном месте, в котором точно найдется место вам, вашим детям и внуку.

— Сэр, вы спасете мне жизнь, — с облегчением произнесла исстрадавшаяся мать. — Значит, есть надежда? — спросила она, логично предполагая, что к ней подошли целители.

— Есть надежда, есть, — не оставил ей сомнений Румпель, успев рассмотреть лежащих на койках больных магов. — Особенно в нашем мире… Ну что, — прихлопнул он в ладоши, — сейчас к нам отправимся или дела какие надо порешать?

— Сейчас отправляйтесь, — не стал откладывать дела Робин. — Справишься, дружище? Я с дедушкой побеседовать хочу…

— Невиллу что-нибудь оставь от дедушки, хоть кусочек, на память, — попросил Румпель, мановением руки вызывая туман перемещения, который с готовностью заклубился, обволакивая собой старушку Августу, две койки с больными магами и самого Румпельштильцхена. Робин трансгрессировал отдельно и по другому адресу.

Оставшийся в одиночестве целитель лишь очумело моргал на опустевшую палату. Потом, спустя очень долгую минуту он опомнился и с воплем понесся к начальству — докладывать о том, что некие личности умыкнули из больницы двух крайне проблемных пациентов.

Целитель Сметвик хмуро выслушал панический доклад Бёрка, пожал плечами и посмотрел на семилетнего сына, сидящего у него на коленях.

— Вот, Гиппи, видишь, к чему приводит некомпетентность некоторых жадин, любящих клиентов с толстыми кошельками, а не своих пациентов?

— Вижу, — важным баском ответил Гиппократ, болтая ножками. Поднял пальчик и изрек: — В итоге они остаются ни с чем, у них крадут и пациентов, и толстые кошельки.

— Гениальный ребёнок! — восхитился Леопольд Сметвик, от души чмокая сынишку в макушку. — Бёрку какое наказание полагается в таком случае?

— Увольнительная с волчьим билетом! — авторитетно заявил семилетний Гиппократ Сметвик, краса и гордость своего отца.

— И снова ты прав! — согласился папа, прожигая уничижительным взглядом дурака Юстаса Бёрка. Тот потел и пучил глаза, оттягивая ставший очень тесным воротник рубашки, ибо приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Но защититься он попытался, как ни странно.

— Но, сэр, м-мы же на общем симпозиуме все вместе решили, что Долгопупсы излечению не поддаются… — жалко проблеял Бёрк.

— Тринадцать голосов против моего одинокого вопиющего гласа — достаточно веский аргумент в пользу того решения, — напомнил Сметвик.

— Ах да, вы единственный, кто выступил против… — вспомнил и сник Бёрк.

Явление же леди Августы и двух болезных магов на каталках перед домом Румпеля, к счастью, прошло вне поля зрения мальчиков. Незачем детям видеть, как привозят и устраивают на новом месте тихих беспамятников. Зато Августа была здесь и имела, так сказать, счастье, лицезреть всё от и до. По зову Румпеля пришли невысокие, но сильные люди, которые, трансфигурировав койки в носилки, быстренько разнесли их по комнатам, вмиг приготовленным для новоприбывших, что говорило о весьма мощной магии данной местности. Вообще-то она таковой была во времена молодости Дамблдора и Августы, о чем она, конечно же, помнила, так что смотрела на всё это, разинув рот. Как так, неужели в мире где-то ещё осталась сильная магия?!

— Простите, — робко подергала она Румпеля за рукав. — А вы не знаете причину того, почему в нашем мире магия стала слабее?

— Знаю, мадам, — важно ответствовал Румпель, покачиваясь с пятки на носок. — Магия в вашем мире погашена вами же. В бытовом плане её вам стало достаточно, и вы забили на развитие магии как таковой. Зачем напрягаться, если хватает того, что есть? Да и Статут, опять же, помешал более углубленному изучению магии, иначе б не задумались, а просто объединили маггловскую и магическую медицинские науки и сразу поняли бы, как спасать пострадавших граждан.

— Не желаю иметь ничего общего с презренными магглами! — Августа неодобрительно поджала губы.

— Ну и кто вам злобный Пиноккио? — язвительно осведомился Румпель. — Сами же себя загнали в средневековье, да ещё и кичитесь этим почему-то. А маггловская медицина, дорогуша, нынче далеко шагнула! Людям уже сердца пересаживают, почки, легкие, а если пересадки ещё объединить со скорозаживляющими магическими зельями и заклинаниями, медицине с обеих сторон цены бы не было!

Высказавшись, Румпель занялся больными, начав, разумеется, с Алисы, ибо женщин всегда пропускают вперед. Взял беспамятную женщину за плечи, приподнял и усадил, внимательно вглядываясь в её отрешенно-пустое лицо без каких-либо признаков интеллекта. Пощелкал пальцами перед глазами, вызывая сколь какую реакцию. Ничего не добился и задумался. Продолжая думать, прошелся вокруг койки с Алисой, которая так и сидела соляным истуканчиком, ни на что не реагируя. Мимоходом бегло осмотрел Фрэнка с теми же щелчками перед лицом. На щелчки Фрэнк среагировал, и Румпель кинул подозрительный взгляд на Августу. Та покраснела, но упрямо вскинула подбородок. Очень захотелось заругаться, но свое мнение Румпель предпочел оставить при себе, чисто из уважения к годам пожилой леди. Хоть и не за что было её уважать…

Ещё раз подумав, Румпель вдруг ощерился в такой злорадной лыбе, что старушка нервно вздрогнула и прижала к груди сумочку. А Румпель, охваченный идеей, странсгрессировал за Невиллом, принес его и, держа на руках, нежно вмурлыкнул на ушко маленькому мальчику:

— Ну-ка, Невушка, скажи-ка мне, ты маму с папой любишь?

Ребёнок озадаченно завертел головой в поисках означенных родителей. Румпель ему помог, повернул лицом на койки. Узрев Алису и Фрэнка, Невилл неуверенно замер. А Румпель продолжал нежно намурлыкивать на ушко что-то вроде незатейливой песенки.

Меня не пугают ни волны, ни ветер,

Плыву я к единственной маме на свете…

Прошелся в танце, напевая на мотив тех самых волн и ветров, вальсируя с ребёнком вокруг койки с Алисой…

Плыву я сквозь волны и ветер,

К единственной маме на свете…

Потом остановился и запел песенку мамонтёнка уже на ухо Алисе, творя свое невозможное, совершенно непостижимое чудо…

Пусть мама услышит, пусть мама придет.

Пусть мама меня непременно найдет!

Ведь так не бывает на свете,

Чтоб были потеряны дети!

И ведь услышала же! Моргнула Алиса, пробиваясь-пробуждаясь сквозь заслон беспамятства, вспоминая забытое, видя сокрытое. Моргнула Алиса, проснулась ото сна, посмотрела разбуженная мать на поющего незнакомца со странной светящейся кожей, увидела сына на его руках и потянулась к малышу.

Пусть мама услышит, пусть мама придет.

Пусть мама меня непременно найдет!..

Всхлипнул маленький Невилл, почувствовав мамины руки, застонал-заплакал, потянувшись ответно к Алисе. И обнял крепко, облегченно, зная, что мама теперь с ним.

А Румпель дальше зашаманил — продолжил танцы с бубнами вокруг Фрэнка, с вялым интересом наблюдавшего за происходящим.

Папа потерялся. Папа далеко…

Без тебя так странно, грустно, тяжело.

Папочка, откликнись! Папочка, найдись!

К зову сердца сына срочно отзовись…

И снова сработала непостижимая магия Румпеля. Ожил-очнулся Фрэнк. Заморгал, как доселе Алиса, заозирался с кротким удивлением, пробуждаясь от тяжкого сна-забвения. Вздрогнул, вспоминая сведенные круциатусом мышцы, жуткую, продолжительную, нескончаемую боль, от которой не было спасения и которая действительно сводила с ума… Вздрогнул, прикрыл глаза, силясь согнать неприятные ощущения. Круциатус — средоточие… даже не так, концентрат боли, все пытки мира собраны на кончике палочки этого заклинания, весь мировой пыточный арсенал выпускается в одном-единственном коротком слове «круцио!». Даже одного всплеска хватает для того, чтобы выпытать у пленника всё, что надо, а если оно длится часами? Часы и часы невыносимой боли, часы и часы окунания в кипяток и серную кислоту, ударов током силой в двести двадцать вольт, сдирания кожи заживо… И это неполный список того, что чувствует человек, которого пытают Круциатусом. Боль, просто боль и ничего, кроме всепоглощающей боли.

Снова вздрогнув и болезненно передернувшись, Фрэнк открыл глаза и беспомощно посмотрел по сторонам, неуверенно, словно робко вопрошая — он жив? Он остался жив после всех тех пыток?.. Взгляд его остановился на Алисе, родной, милой, постаревшей на сто десятков лет Алисе. Коротко стриженная, поседевшая, она сидела на койке напротив и прижимала к себе сильно подросшего Невилла. Сын… Сынок, живой! Не добрались те твари до ребёнка! Встав с койки, Фрэнк пересел к жене и трепетно обнял обоих, пытливо всматриваясь в их лица. Дрожащими руками он провел по плечу Алисы, по тельцу сына, безотчетно проверяя, целы ли, невредимы?..

На всё это ошарашенно взирала леди Августа, пораженная по самое некуда. И почти не вздрогнула, когда рядом материализовался Робин, мрачный, как сто печалей разом.

— Ну как, поговорил с дедушкой? — безмятежно поинтересовался Румпель.

— Нет. Старый хрыч оказался не способен к задушевным беседам. Он весь был поглощен планами по умерщвлению внука, особенно сильно ему нравилось то, как он выкидывает ребятёнка в окно. Мне эта мысль тоже понравилась, тем более, что он летать не умел.

— О боже, — Румпель схватился за сердце. — Ты выкинул дедушку в окно?!

— Ну, — Робин почесал переносицу. — Внизу, конечно, оказался бассейн, но плавать дедушка тоже не умел…

— Аминь, — воздел очи горе Румпель, благочинно складывая ручки. — Не разбился, так утоп. Божья кара, не иначе, Невушку он, кстати, тоже в воду с пирса столкнул!

— Ну божья так божья, — покладисто согласился Робин, скромненько пряча божественные длани за спину.

Несколько дней понадобилось для полной реабилитации Долгопупсов, а потом, когда они окончательно оправились, Румпель и Робин осторожно поинтересовались у них, не желают ли они остаться здесь насовсем? Алиса с Фрэнком переглянулись, посмотрели на Невилла, всё ещё нетвердо стоявшего на ногах, и приняли единственно разумное решение.

— Мы хотели бы остаться. Вот только… с Хогвартсом как быть?

— А чего с Хогвартсом? Поедет в свое время учиться туда, как все. Мы ж не предлагаем вам совсем с вашим миром порвать. Просто просим вас остаться здесь на постоянной основе. Ну как, можете переехать?

Снова Фрэнк с Алисой обменялись взглядами. Вроде работа их не ждет, оклад тоже, срочных дел тоже не намечено. Из родни только мама, но и та здесь, с ними. Ничто и никто не держит их в маг-Британии. Их глаза, большие, с тенью грусти в глубине, глаза людей, побывавших за гранью боли и страданий, кротко и преданно смотрели на новых — и настоящих, стопроцентно настоящих — своих покровителей, по-настоящему защитивших от козней Пожирателей, и с твердой уверенностью они вверили им свои жизни.

— Мы останемся здесь.

Побежали радостные годы Гарри и Невилла. Годы, полные счастья и свободы. Мягкая магия Румпеля хоть и исцелила Невилла, неуклюжесть и легкое заикание оставались с ним ещё долгое время, как память тяжких испытаний, выпавших на долю этого маленького мальчика. А так ребята жили в самой замечательной стране мира — Детстве.

И несмотря на то, что мир Робина и Румпеля был добрым и сказочным, об остальных мирах мальчики тоже знали. Им, собственно, открыли все тайны природы, чудеса науки и разнообразие животного мира. И не голословно, типа фразочкой «лошадь — это непарнокопытное млекопитающее», а взяв за ручку и отведя на планету лошадей.

Надолго Гарри и Невилл запомнят путешествие по хрустальному мосту в лошадиный мир. Первое, что сказало им ощущение при перемещении — это планета бурь. Дули ураганные ветры, срывая волосы и сдувая кожу с лица, низко стелились высокие травы и гнулись могучие деревья. Казалось странным, что такое ветреное место отдано лошадям. Но вот загрохотала под ногами земля, взревел ликующий ветер и ринулся навстречу благородным конским лицам, причесывая грубые гривы. Кони скакали, кони летели, кони неслись пожаром…

Взбивали землю крепкие копыта единорогов, ложился воздух под крыло пегаса и сгорал в огне кошмаров степной ковыль. Промчались и исчезли вдали волшебные кони, утихли бурные ветры, выпрямились улегшиеся травы и вздохнули устало деревья-исполины, с тихим восторгом встречая детей Эпоны — прекрасных лошадей. Гривастые, косматые, серые, соловые, рыжие, всякие… Пощипывая травку, они неспешно разбрелись по лугу, приветливо кося глазом на мальчишек. А те опешили слегка, головами крутят, не понимая, а что же они только что видели-то?.. Где степь сгоревшая, ветры ураганные, вихри да смерчи? Смотрят вопросительно на Румпеля с Анной, но те лишь загадочно улыбаются, жеребёнку подбежавшему ласково лобик почесывают.

Но кони те навсегда останутся в памяти Гарри и Невилла: стремительные огнегривые кошмары, палом несущиеся по степи, белопенные единороги, подобные кучевому облаку, и огромные, в полнеба, распахнутые крылья пегасов, похожих на грозовые тучи. Странное знакомство со стихийными скакунами, но это, как ни странно, помогло мальчикам получше узнать настоящих лошадей. Тех самых, на спинах которых обожают кататься все дети. Покатались и Гарри с Невиллом, и сами, и с папой-мамой, и шагом, и галопом. Ни с чем несравнимое чудо — приласкать крутую шею, перебирая пальцами конскую гриву, увидеть свое изумленное отражение в овальном зеркале глаза, с трепетом прикоснуться к храпу и ощутить его нежный бархат… О лошадь, как же ты чудесна!..

Мальчики только начали знакомиться с миром, впереди их ждут немало восхитительных открытий. Румпель и Робин, Анна и Михаэль, Алиса и Фрэнк покажут им немало чудес волшебного и простого миров. Вампиры и оборотни, русалки и вейлы, гномы и фейри, гоблины, великаны, демоны и боги… Мифы и легенды, сказки, былины. Всё это будет впереди у Гарри и Невилла. И не только у них. В восемьдесят седьмом году на свет появилась Нелли Долгопупс, нежданная, но такая родная и любимая сестрёнка Невилла.

Миссис Фигг не нашла Гарри. Безуспешно потыкавшись по всей улице и на всякий случай проверив дома рядом с четвертым, она удостоверилась, что Поттером ни в одном из этих домов не пахнет. Когда догадку подтвердили коты, добавив ко всему прочему, что ребёнка забрали с Тисовой как минимум пять лет назад, старушка Фигг призадумалась. Говорить или не говорить Дамблдору? А если сказать, то что он с ней сделает? Не убьет, храбро решила старушка, вытаскивая писчие принадлежности и пергамент. Написав обо всём, что случилось, она скатала записочку в трубочку и ремешком привязала к ошейнику Мистера Лапки. Погладила котика, неумело перекрестила, благословляя в дальний путь, и отправила к Дамблдору.

Появился тот самолично, сразу после прочтения письма, которое от спешки даже не оставил в кабинете, а принес с собой, зажав в кулаке. Быстренько оглянувшись и поняв, что улица не безлюдна, он цапнул Фигг под локоток и увлек в закуток между гаражом и калиткой на задний двор.

— Что случилось, Арабелла? Что значит «мальчик не найден»? — Альбус потряс письмом. — Я же тебе ясно дал понять: улица Тисовая, дом четыре!

— А я тебе ясно и без ошибок написала, что мальчика здесь нет! — честно возмутилась Арабелла.

— Да понял я, — виновато огрызнулся Дамблдор. — С Петуньей разговаривала?

— Нет, — поджала губки Арабелла и подколола: — Тебе надо, ты и разговаривай!

— И поговорю! — рявкнул Дамблдор, выбираясь из закутка. Хотел подняться на крыльцо, но не смог даже ступить на ступеньку. Попытался пробиться к звонку, но что-то мешало ему продвинуться к двери, воздух словно обрел плотность киселя, рука Дамблдора будто увязла в густой карамельной патоке…

— Ну давай же, Дамблдор, — начала его подзуживать ехидная Фигг. — Пупочка звонка совсем близко: протяни руку и дотянешься!

Дамблдор закряхтел, уперся ногами в дорожку покрепче, нагнул голову и с усилием стал протискиваться к звонку сквозь невидимую преграду. Увы и нет. Чем больше усилий он прикладывал, тем прочней становилась преграда, пока не превзошла по твердости кевлар. А кевларовый щит, как известно, пулю остановит, так что не было смысла дальше тараниться к двери.

— Не понимаю… — сдался Дамблдор. — На этом доме стоят мощные чары против магов. Откуда?! — растерянно взвыл он.

— А разве не ты сказал общественности, что Гарри спрятан в самом надежном месте? — ехидно подколола Фигг.

— А чего ж ты мне тогда голову морочишь? — Дамблдор потряс письмом. — Сама ж мальчика не нашла!

— Так его и правда тут нет! Мистер Лапка сказал, что мальчика здесь нет по крайней мере лет пять или шесть! А я ещё не разучилась понимать своих котиков.

Посопел Дамблдор, подумал и решил дождаться Петунью — когда-нибудь же она выйдет на улицу?.. Присел на низенькую каменную стенку-изгородь — скамеек на Тисовой, да и во всем городке почему-то не было — и принялся терпеливо ждать. И это не его вина в том, что именно сегодня Петунья уехала на конкурс «Самой лучшей придомовой лужайки». Уехала она, как вы понимаете, на целый день с мужем и сыном, и весь день в ус не дула, точно зная, что плиту и утюг она выключила и в гости никого не звала и не ждала.

Так что к моменту её возвращения Дамблдор отсидел себе всё, что можно отсидеть. До полного онемения ягодиц. То есть он, конечно, вставал и похаживал туда-сюда, разминая ноги, но его нежная пятая точка привыкла к мягкому креслицу и ныть начинала уже через минуту сидения на твердейшей каменной изгороди. Завидев же долгожданную и оттого крайне желанную Петунью, Дамблдор с кряхтением поднялся, открыл рот, чтобы сказать «девочка моя, наконец-то…», но так и замер, не выдавив ни звука. Потому что Петунья с Верноном и Дадли прошли к крыльцу, при этом не видя никакого Дамблдора. Ни сбоку, ни в упор.

Э?.. То есть с соседями позади Дамблдора поздоровались, глядя на тех сквозь Дамблдора, отчего у дедушки чуть инфаркт не случился — он что же, умер и не заметил этого, как несчастный пресловутый Бинс??? Перепугавшись, Дамблдор всего себя осмотрел-ощупал на предмет материальности, после чего усомнился в своих ощущениях и уточнил у Арабеллы, видит ли та его? А если видит, то не будет ли она так любезна ущипнуть его?

Щипать Верховного чародея Визенгамота Арабелла постеснялась, вместо этого она раскрыла свой ридикюльчик, вынула из него катушку ниток с иглой, вооружилась последней, храбро зажмурилась и ка-ак всадила швейный инвентарь в услужливо подставленное полупопие. К чести сказать, визжать Дамблдор не стал, а только ойкнул и отпрыгнул в сторонку, смущенно потирая место укола. Так или иначе, загадку о своем существовании он вроде разъяснил, однако материальность в глазах магглов осталась под вопросом. Но после ряда экспериментов он всё же уяснил себе, что не видит его именно Петунья, все прочие соседи и горожане Дамблдора отлично видели, так как с удивлением смотрели на его лиловую мантию и колпак, а потом, хихикнув, переспрашивали: «Что-что вы сказали, любезный? Поттера? Нет, не видели». На почве этого Дамблдора осенило. Воздев в небо длинный, но совершенно немузыкальный палец, он торжественно провозгласил:

— Хм-гм-гм-мм, Арабелла, а я знаю, в чем дело!

— И в чем же дело, Альбус?

— Дело в материнской защите, дорогая. Магия материнской крови настолько идеально включилась, что Гарри защищен даже от нас, добрых волшебников! Думаю, ты можешь отправляться домой, дорогая Арабелла, за мальчиком, как видишь, не нужно наблюдение. Мамина любовь его так хорошо защищает, что ни один Пожиратель вовек не найдет нашего маленького героя!

— Но, Альбус, а как же уверения моих котиков о том, что мальчика унесли отсюда много лет назад? — усомнилась Фигг. Дамблдор подумал и просиял:

— А ты задай котику новый вопрос — защищен ли Гарри Поттер?

Продолжая с сомнением глядеть на Дамблдора, миссис Фигг прищелкнула пальцами, подзывая из подпространства своего волшебного книззла, и задала вопрос явившемуся Мистеру Лапке. Кот округлил глаза, встопорщил усики, выгнул спинку и взволнованно замуркотал. Выслушав котика, старушка растерянно выпрямилась.

— И правда… Мистер Лапка говорит, что Гарри в безопасности, он надежно защищен и ему ничего не угрожает.

— Ну вот, видишь! — засиял Дамблдор, горделиво приосаниваясь. — Прав я, идеальное место для мальчика нашел!

Фигг посмотрела на Дамблдора, потом на машину Дурслей, после чего перевела взгляд на входную дверь, за которой скрылись Петунья с Дадликом и Верноном (никакого Поттера при них не наличествовало, да), и оставила это свое мнение невысказанным, попросту опасаясь нового «гениального» варианта Альбуса. С него станется придумать, что семилетний Гарри целый день просидел дома один и без звука.

А когда Альбус удалился, кичась и гордясь собой великим, миссис Фигг снова отправила котиков на поиски пропавшего мальчика. Ибо самой стало прямо до зуда любопытно, куда ж так загадочно и бесследно запропастился Гарри? Распушив кисточки на тонких хвостах, семеро книззлов веером разбежались во все стороны. Находили и расспрашивали они всех, кого можно, включая мышей и крыс из подпола. Мышки падали в обморок и в истерику, крысы матерились и рвались начистить наглую усатую рожу. Птички (мелкие) разлетались, завидев книззлов, птички покрупнее — вороны и голуби — начинали обсуждать то, чему стали свидетелями час назад. Не больше. Память-то птичья…

Зато кошки, подвальные и диванные, хоть и не жаловались на память, к разговору подошли с учетом своих традиций: сначала коты хорошенько отмутузили нахальных пришельцев в хвост и гриву, затем, приставив к горлу коготь, сурово вопросили, какого лешего они пристали к их пушистым мисс??? Ах, хотели задать вопросы? И о чем же? О мальчике из четвертого дома? Ах, не о толстом, а о другом? А был такой?

Прокусив пришельцам на всякий случай нос и уши, суровые суррейские коты-старожилы милостиво (!) отпустили Мистера Лапку и его дружков живыми. Боже ты мой, как бабушке Фигг поплохело, когда к ней вернулись её книззлики… Огромные, с канадскую рысь, грозные магические котяры были практически уничтожены стройными юркими крысоловами: уши, лапы и носы безжалостно прокушены, шерсть выдрана клоками, глаза заплыли, морды распухли и украшены синяками. Говорила же, что суровы суррейские коты, защищающие свою территорию, кошечек и котят.

И нет, про мальчика они ничего не узнали, более того, теперь у них вопрос к ней — а с чего она решила, что Гарри Поттер здесь был? Ведь ей же сказали самое главное — он в порядке и в безопасности! Неужели ей этого мало?! Переварив эту новость, Фигг опомнилась и возмущенно поинтересовалась, как же они, такие насквозь волшебные книззлы, позволили так себя унизить простым кошкам?! Мистер Лапка посмотрел на неё одним уцелевшим глазом, подумал и гневно возразил:

— Не смей больше так говорить о кошках! Кошки простыми не бывают!!! Они все волшебные и таинственные, ибо происходят от египетской богини Бастет!

Вот так, сами книззлы признали, что кошка — это маленькая пушистая тайна с восемнадцатью острейшими кинжалами! Пришлось Арабелле остаться ни с чем. Бросив последний взгляд на четвертый дом, она ухватилась за холку Мистера Лапки и с его помощью покинула Тисовую улицу.

А мальчик, из-за которого разыгралась вся эта драма, безмятежно спал под теплым одеяльцем, провожая шестой год своей жизни, ибо завтра ему исполнялось целых семь лет! Сбоку, привалившись к нему на грудь, дремала Бинни. Думаю, пора её описать, раз уж в главе выше упомянута богиня Бастет. Итак, Бинни — кошка породы ориентал. В бытность котёнком она была смешная-пресмешная, с огромными висячими ушами, с возрастом же её уши выпрямились и внушали уважение, ибо в сочетании с римским профилем кошка в соответствующей позе казалась египетской статуэткой той самой кошачьей богини. И если кто-то скажет, что эти кошки сугубо восточные, то не верьте им. Кошки сиамского типа, ориенталы и гавана браун, появились именно что в Англии. Бинни уж точно. Была она некрупная, очень худая, если не сказать тощая, с блестящей шкуркой кофейного окраса, глаза её были того загадочного оттенка, заставлявшего людей ахать и умиляться — дымчато-серые.

За прошедшие годы Бинни установила несколько правил и традиций, которым вообще-то все кошки следуют, и одной из своих обязанностей считала побудку маленького хозяина. В положенное время, а именно в семь часов утра Бинни тихо замурлыкала, просыпаясь, облизала лапку, потерла мордочку, потом за ухом, снова полизала-потерла. Потратив на омовение минут пять, она принялась за мальчика: вдумчиво и нежно полизала подбородок, губы и нос, щекоча их своим шершавым язычком. Гарри съежился и спрятал нос под одеяло. Тогда усатая и крайне щекотная морда с холодным мокрым носиком сунулась Гарри в ухо, отчего тот вздрогнул, хихикнул и проснулся. Открыв сонные очи, Гарри высунулся из-под одеяла и увидел прямо перед собой родные кошкины глаза — серые и внимательные.

— Бинни… — выдохнул он. — Доброе утро!..

— Мя-я-яаау, — тягуче ответила кошка, довольно потягиваясь и массируя коготками плечо мальчика. Гарри был в пижамке, и когтистый массаж ему не причинил боли, да Бинни и не пыталась навредить. Она ж любя… Сладко поежившись, Гарри тоже стал потягиваться, потом в порыве чувств обнял кошку и чмокнул её в носик.

— Люблю тебя, Бинни! Ты самая лучшая кошка в мире.

О да, Бинни это знала, и она тут же простила нежданный мальчишечий чмок, включаясь в обычные утренние забавы. Прежде всего она старательно выхватывала из-под пальцев Гарри мелкие детали туалета: носки и такую же легонькую маечку, не давая ему одеться. Не поймав ни носков, ни майки, Гарри махнул рукой и вынужденно побежал в ванную — придется умыться, иначе Бинни не отдаст одежду…

В ванной Бинни так же внимательно проследила за тем, чтобы мальчик хорошенько искупался. Сидела на краю ванны и шлепала Гарри лапкой, если тот приближался к краю. Гарри смеялся и брызгался в ответ. Бинни воды не боялась и от брызг не пыталась увернуться, лишь встряхивалась изредка. Наигравшись, Гарри принимался мыться: делал себе пену и брался за мочалку. Бинни, чтобы не мешать ему, перебиралась на козырек прачки, где и лежала, лениво полизывая лапку. Иногда она свешивала голову и смотрела в приемное отверстие, вспоминая, как упала туда пять лет назад и как прачка сразу же остановилась, чтобы не постирать кошку вместе с бельем. Что ж, она тогда выбралась и почти не испугалась, но, конечно же, стала с тех пор осторожнее и больше не залезала в прачку во время стирки. Милая штука — бесшумная, безопасная… Сейчас прачка пустовала, белье в ней не вертелось забавно во все стороны и с разными скоростями, и кошке было немножко скучновато лежать. Подняв голову, она вонзилась глазами в потолок, размышляя о том, какую бы сегодня шалость устроить? Покидать на пол стаканчики и вазочки — от этого так потешно кричит и ругается Анна?.. Или поковырять кудель Румпеля так, чтобы шерсть перепуталась и стала непригодна для пряжи, или лучше потом поиграть с новыми клубками шерсти?

М-да, задачка, чем же сегодня заняться любопытной кошке? Что ж, ответ пришел сразу, как только Гарри вылез из ванны и оделся. За то время, что Гарри и Бинни пробыли в ванной, в доме произошли значительные изменения: повсюду на стенах и в проемах дверей появились разноцветные гирлянды квадратных и треугольных флажков, запарили к потолку воздушные шарики и вдобавок ко всему вкусно запахло выпечкой. Гарри округлил глаза, хлопнул себя по лбу и, повернувшись к кошке, потрясенно сообщил ей:

— У меня же сегодня день рождения, Бинни! — засмеявшись, Гарри радостно поскакал в трапезную. Оу, это тоже веселое развлечение, обрадовалась кошка, устремляясь вслед за мальчиком.

Вбежав в залу, Гарри тут же угодил в любящие объятия Анны и Румпеля. Кошка, влетевшая следом, одиноко и потерянно заметалась под ногами, глядя, как тискают и целуют мальчика. Эй, а как же я?! Ревниво покрикивая, Бинни начала хватать Румпеля за сапоги и Анну за подол юбки. К счастью, в комнате был ещё Барри, который и одарил кошку вниманием: сгреб её огромной лапой и одним движением языка отвлек от одиночества. Обиженно завопив, Бинни взлетела на подоконник и принялась остервенело вылизывать шерсть, моментально слипшуюся от собачьей слюны. В процессе умывания она услышала какой-то тихий звук, но, будучи занятой, лишь навострила ухо. А приведя себя в порядок и уложив шерстку волосок к волоску, зашарила глазами в поисках источника звука. Он доносился из коробки — тихий скребущий шорох. Коробка стояла на столе среди множества других пакетов и свертков и отличалась от прочих тем, что была открыта.

Заинтересовавшись, Бинни перепрыгнула с подоконника на стол, сунула любопытный носишко вовнутрь емкости и потрясенно замерла — со дна коробки на неё вытаращился совёнок. Лежал он на брюшке, но при виде кошки тут же перевернулся на спину и, выставив вперед внушительные когти, пронзительно заверещал. На крик совёнка обернулись Анна и Румпель с Гарри.

— Эй, Бинни, не слопай наш подарок! — всплеснула в ладоши Анна.

— А что там? — вытянул шею Гарри.

— Это наш подарок к школе, — Румпель подошел к столу, достал пищащего совёнка и показал Гарри. — Норвежская сова. К нужному времени она как раз подрастет, и ты возьмешь её с собой в школу.

— Ух ты… — Гарри приблизился и с восторгом потрогал пестро-бурую спинку. Совёнок внимательно проследил за рукой мальчика и вдруг в точности повторил сказанное:

— Ух хы!

— Ой, слышали? — подпрыгнул Гарри.

— Ой! — крикнул совёнок.

Гарри засмеялся.

— Он повторяет за нами! — посмотрел на птенца и просиял. — Я назову его Эхолов!

Окрещенный столь странным именем совёнок озадаченно вылупился на Гарри, дескать, как-как ты меня назвал? Мальчик снова засмеялся и пальцами погладил ушастую головку.

— Ты смелый Эхолов, ловишь звуки и настроение. Понимаешь?

Подумав, совёнок повернул голову и легонько теребнул пальцы мальчика, соглашаясь с наименованием. Эхолов так Эхолов, ничего оскорбительного в имени нет, правда, он предпочитает ловить кузнечиков и мышей, а не звуки, но раз так сложилось…

А Гарри, вспомнив о чем-то, задрал голову на Румпеля.

— Папа, а почему Невиллу вчера сову не подарили? Почему ему вообще никаких животных не разрешают? Ему же хочется кого-нибудь пушистого, я ведь вижу, когда он ко мне в гости приходит, то всегда гладит всех наших собак и кошку.

— На кошек у Алисы аллергия, а от собак шарахается сам Фрэнк, в тех заклятиях, которым их подвергли, были имитации укусов животных. Так что увы… Зверушкам в их доме некомфортно, никому не нравится, когда их беспричинно боятся.

— Жаль, — понурился Гарри. — Ни хомячка Невиллу, ни лягушку…

— Знаешь, а давай мы ему перед Хогвартсом кого-нибудь подарим? — предложил Румпель. — Невилл туда на целый год уедет, и его зверек родителям не помешает. А на каникулах он будет оставлять зверька у нас. Как тебе такой расклад?

— Хороший расклад, — улыбнулся Гарри. — А мне можно в Хогвартс? Не представляю себе год без Невилла…

— Ну… можно… — нехотя согласился Румпель. И тут же придумал новый повод не расставаться с Гарри. — Мы с Робином тоже в Хогвартс пойдем, чтобы к тебе поближе быть. Ты как, не возражаешь?

— Нет, не возражаю! — радостно крикнул Гарри, кидаясь обнимать папу.

— Знать бы ещё, где этот Хогвартс и как в него попасть, — тихо себе под нос пробормотал Румпель.

— Ты не знаешь?! — удивленно отстранился Гарри.

— Откуда? — горько хмыкнул Румпельштильцхен. — В Англию я только к сиротам наведывался, когда у тех беда случалась, прочих собак-кошек по всей Европе насобирал, ну, лошадей ещё, с проблемной судьбой… Так что сам понимаешь, к школам те случаи и мои визиты отношения не имеют.

— А ты много сирот собрал у себя? — с некоторой ревностью спросил Гарри.

— Со времен норманнов-завоевателей достаточно, но ни один не стал мне сыном, как ты! — успокоил мальчика Румпель.

— А почему, папа? — пытливо заглянул в глаза Румпелю Гарри.

— Потому что не было тебя, — очень серьезно ответил Румпель.

Гарри молча прижался к отцу и глубоко вздохнул — не всё ли равно, почему?! Сложилось так, вот почему… Зато папа он самый лучший!

Успокоившись, Гарри занялся подарками, презентованными папой, мамой и Михаэлем, но ещё больше подарков досталось от многочисленных друзей, пришедших к нему на день рождения. Пришли они к полудню, веселые, жизнерадостные, огромной шумной толпой в сорок семь душ: кентавры, вольги, нимфы и дриады, драконы и гваделоры, лагуны и медвелоры… И каждый принес с собой подарок!

Гарри оказался прямо-таки завален ими: свертками и коробами, пакетами и узелками. А что ему надарили!.. Карандаши и краски, альбомы и листы бумаги к ним, барабаны и свирели, кораблики и открытки, сделанные собственными детскими руками, неуклюже и косенько, но от всей души. Самолетики и мельнички, наборы оловянных и медных солдатиков, кареты с деревянными лошадками, табунок таких же лошадок, только из разноцветного поделочного камня, чей-то папа-каменотес постарался.

Тортики и булочки, испеченные мамой Анной, в свою очередь порадовали гостей, с восторгом накинувшихся на угощение во славу именинника. За всем этим с неистощимым любопытством наблюдали Эхолов, Барри и Бинни. Причем Бинни потихоньку позаимствовала себе один из приглянувшихся подарков — плюшевую игрушку в виде птички с настоящими перышками. Гарри же не будет возражать, тем более что ему подарили живую сову?..

Сириус Блэк ловил блох. Ловил скучающе и уныло. Тоскливо скользя по строчкам давно замыленным глазом, он тем не менее ухитрялся вылавливать средь похожих букв затесавшуюся блоху — очепятку, то есть, простите, опечатку. Ибо нет ничего скучнее, чем быть редактором сопливо-розовых статеек занюханного «Ведьмополитена». Но именно к такой профессии его припрягли, ветерана войны с Волдемортом, героически пострадавшего за ради Отечества.

Ведь Питера-то Сириус тогда поймал. Оставив Хагриду мотоцикл, он, охваченный идеей, вернулся к дому Поттеров, перекинулся в собаку и пошел по следам Пита. Выследил предателя по запаху, как и положено молодому аврору, начинающему свою карьеру. Да вот только Пит, паскуда, попытался в канализацию слинять, но, к счастью, у него не вышло, ибо он, Бродяга, хорошо знал все крысьи уловки. Вот и эту он просек, не дал крысаку удрать в трубу. Но и уберечься, увы, не сумел — взрывом тем ему ноги оторвало напрочь. И ладно бы обычный взрыв — ноги можно было бы отрастить заново, но увы, взрыв был магическим — Бомбарда, снесшая половину улицы.

Он и Пит просто чудом в живых остались, но, несмотря на дикую боль в оторванных конечностях, Сириус стоически продержался до прихода волшебников, крепко держа связанного предателя.

К Гарри Блэк так и не вернулся, остался жить с матерью и братом на полном инвалидном иждивении. Прикованный сперва к кровати, потом к креслу, он ненавидел весь белый свет, но позже, когда ему предложили встать на протезы, в его беспросветной жизни забрезжила робкая надежда на лучшее. Ходить на палках было… странно. Ниже колен ног всё равно не было, так что протезам он зря обрадовался. Да и больно было поначалу, культи ныли и саднили, протезы натирали и давили на то, что раньше было коленями. Но со временем он приспособился, научился держать равновесие и не падать с палок.

А если было совсем невмоготу, Сириус вспоминал Пита, которому точно не повезло, так как был казнен Поцелуем дементора. Его бездушную тушку отдали матери, у которой он и пролежал дохлой колодой несколько лет, пока не умер от обезвоживания и истощения. И нет, мама тут ни при чем, она честно старалась поддерживать растительнообразную жизнь сына, просто организм сдался от непривычной функциональности. Тело-то лежит, ни на что не реагирует, не двигается, вот и сошел организм на нет: дышал Пит, дышал несколько лет и перестал…

Опустив глаза на журнальную верстку, Сириус прочитал: «взяв за подбородок, он притянул губы девушки к своим». Долгую минуту Сириус соображал, что в этой фразе не так? Потом дошло — губы с подбородком… Фыркнув, Сириус зачеркнул ляп и переписал: «держа девушку за подбородок, он склонился к её лицу». Засунув кончик пера в рот, Сириус продолжил вычитку текста для журнала «Ведьмополитен». Увы, карьера аврора для него закончилась, так толком не начавшись. Потеря обеих конечностей привела к известному итогу: он стал калекой на полном содержании у матери и Регулуса.

Ох уж этот Регулус… Сириус поморщился, вспомнив младшенького братца, вечно ему больше всех надо!.. Ну кто его просил забирать калеку из больницы? Кто?! Ему, Сириусу, и на койке в Мунго не дуло, нормально ему там было! Он не просился домой! Так нет же! Регулусу с какого-то рожна втемяшилось, что он любит старшего брата и на основании этого заставил мать забрать инвалида домой. А сам-то… Всё-то носится со своим медальоном, всё-то сочиняет способы его уничтожить, прям целью жизни поставил себе это — обнулить несчастную побрякушку. Ещё и Кикимер этот… и так чокнутый, куда уж больше-то?.. И вопросы дикие задают насчет того, как управлять Адским Огнем или есть ли в мире живой василиск?

С хрустом сломалось перо, прокушенное чересчур сильно сжатыми зубами, и Сириус, вздрогнув, выплюнул кончик. С-секундочку!.. Что там в том кроссворде было?! Выдвинув ящик из стола, Сириус поворошил журналы, отобранные ради тех самых кроссвордов. Вот он, и задание кружком обведено, заинтересовал его тот вопрос с тремя вариантами ответов… «Средство для уничтожения крестража — выберите наиболее подходящий в поле ответ: а) яд василиска, в) Адский Огонь и с) третье непростительное». Кинув взгляд на клеточки, Сириус на сей раз определил, что в поле, судя по вертикальным ответам, подходит Авада Кедавра.

М-минуточку, тот медальон на самом деле не просто побрякушка, которую Регулусу зачем-то понадобилось уничтожить?.. Он чей-то крестраж? Моментально вспотев, Сириус неуклюже выбрался из-за стола и, встав на палки (протезами он их не называл из принципа), поковылял вон из кабинета редакции «Ежедневного Пророка». Дохромав до Атриума, Сириус камином переместился к себе домой. Выпал из домашнего камина и тут же позвал брата.

— Реги, это как понимать? — потряс он свернутым журналом. — Твой медальон — крестраж?

— Откуда ты знаешь? — попятился Рег.

— На! — В нос ему ткнулся журнал. — На обороте читай — обведено красным…

Регулус прочитал и вздохнул, покачав головой.

— Авада тут не подходит, она рассчитана на живой сосуд.

— Откуда у тебя вообще взялся крестраж? — осторожно спросил Сириус. — И чей он, кстати?

— Темного Лорда, — снова вздохнул Регулус. — А взялся… Ну… — он смущенно потер переносицу. — Украл я его. Лорд у нас как-то домовика брал, Кикимера, так вот, вернулся он тогда как с того света, травленый-перетравленный, выжил только благодаря своей эльфячьей магии. А пока выкарабкивался, много интересного рассказал в бреду, и вот эти-то интересности мне и запали в душу, романтичную и наивную. Ты же помнишь, каким максималистом я был? Ну и вот, разочаровался я в Темном Лорде, не таким уж идеальным он оказался, не блестящим политиком, а банальным кровавым палачом, который мало того, что убийствами развлекается, так ещё и крестражи строгает.

Сириус вздрогнул и напряженно посмотрел на брата. Тот сидел перед ним посмурневший и сосредоточенный. Со всё возрастающим смятением Сириус выслушал пересказ того, как Кикимер служил Темному Лорду подопытным кроликом, и нервно спросил, когда Регулус умолк:

— И ты… ты украл его? Как?.. Ты же… Ты же не заставил Кикимера пить ту отраву?..

— Нет-нет! — Регулус взволнованно помотал головой. — У Кикимера, оказывается, власть над зельем появилась. Он выпил его в первый раз, и зелье «запомнило» его. И оно… оно пропустило Кикимера к медальону!

— Да иди ты! — не поверил Сириус. Но тут же спохватился. — То есть, да?..

— Да, — Регулус кивнул. — И я теперь ломаю голову над тем, как же всё-таки уничтожить эту паскуду… Матушку, сам понимаешь, я не хочу в это посвящать, а к кому ещё обратиться можно, я не знаю.

Сириус подумал о Дамблдоре и задумался — можно ли ему доверять в таком щепетильном деле?.. Не ошибется ли он, если придет с этой вестью к Великому Светлому?

А пока братья Блэк думают и решают проблему по уничтожению крестража, мы с вами перейдем к другим нашим героям, ибо мне что-то подсказывает, что эту задачку Блэки будут решать не один год.

Школа, в которую Гарри и Невилл пошли в предположительном сентябре, располагалась в поселке Зеленый Дол, неподалеку от замка Румпельштильцхена. Добираться до неё было несложно — надо было лишь спуститься в долину. И да, я знаю, что вы задумались о предположительном названии месяца. Дело в том, что сентябрь был условным. Потому что осени как таковой не было, ведь в этом мире царило вечное лето.

Стало лишь немного облачно, а так погода оставалась по-летнему теплой. Урожаи зерна, фруктов и овощей здесь собирали бесперебойно в течение всего года. И не нужно меня уверять в необходимости сезонов и их смены, поверьте, волшебный мир сам как-то справлялся, и бананы-яблоки созревали в положенное им время. Причем в таком темпе, что, когда уберешь урожай в одном саду, в другом подоспел второй, и третий в следующем соками наливается.

Вернемся к школе. Итак, Гарри и Невилл в окружении своих многочисленных друзей выстроились в линейку, очень нарядную, надо сказать, линейку: все девочки, невзирая на вид и происхождение, были украшены бантами и кружавчиками, мальчики, в том числе и Гарри с Невиллом, стояли с букетами цветов и с восторгом смотрели парад, устроенный в их честь. Грохотал оркестр, бахали салюты, расцвечивая небо дымными огнями, стройными взводами маршировали лагуны и боевые кентавры. За кентаврами прошли мощные медвелоры и волвены, краса и гордость королевской армии.

В общем, впечатляющая мотивация для маленьких первоклашек. Восхищенное сердечко так и трепетало в груди Гарри, от счастья так и распирало. Ах, какой чудный-дивный мир его ждет! Глаза разбегались при виде ровных рядов облаченных в доспехи кентавров и лагунов: блеск, шик и красота! На кентаврах, помимо кирас, ещё перевязи для мечей и копий, слева приторочены щиты, зеркалами отражающие солнечные лучи. А лагуны! Высокие мохнатые существа с витыми рогами, в роскошных красных камзолах с золотыми эполетами и аксельбантами, маршируют на ать-два, синхронно ведя парадными ружьями. Гарри знал, что ружья только для формы, ведь лагунам не нужно оружие, они прекрасно справлялись со всем с помощью магии. Просто это так красиво.

Медвелоров можно описать как очень больших людей с медвежьими головами. Могучие, не ниже трех метров, косматые, идут по-человечьи прямо, порыкивая в такт шагам и барабанному бою. Цвет шерсти у них варьировался от темно-бурого до песочно-желтого. Не было только белых с головами полярных медведей, ну и правильно вообще-то, не медведи же они — медвелоры… Это отдельная раса зверолюдей. Как и представители крылатых эльфов — гваделоры.

А вот и драконы! Ух, как их много! Глаза Гарри засияли, когда он увидел в рядах Михаэля и Анну, марширующих среди прочих. Зарокотала барабанная дробь, рассыпавшись быстрым стаккато, подобно бусинам, и под грянувший марш драконы-люди, в единый миг трансформировавшись, дружно взмыли в небо и устроили показательный танец-полет. Веером над полем, разворот строго вверх, за ними от крыльев тянутся дымом радужные полосы — драконы магией нарисовали след за собой, потому что просто полет не так зрелищен без хвостового инверсионного сопровождения. Проверено самолетами в честь Дня Победы.

После окончания парада первоклассников завели в школу и отсортировали по классным комнатам, по двадцать-двадцать пять учеников в каждую. Гарри и Невилл попали в класс первый-Б. Их первая учительница провела веселую перекличку, в ходе которой ребята узнали, как кого зовут. Сама учительница назвалась мисс Элли Морган.

И началась у ребят удивительная школьная жизнь. Уроки-то были не просто занимательные, а по-настоящему познавательные, заключавшиеся не в скучном сидении в классе и заучивании наук, а в полноценных экскурсиях по параллельным мирам. Это касаемо истории и географии с обширной биологией, помимо них, были и уроки чтения-письма, рисования и труда.

В мир людей спускались реже и только в малолюдные места, так, чтобы не показать чего лишнего. Но в торговые точки заглянули, познакомились с кассовыми аппаратами и ведением товарооборота. А антропоморфных, подобных Гарри и Невиллу, водили и в будние дни, для очного, так сказать, ознакомления: не один день ребята провели в магазинах и на фабриках, наблюдая за работой людей. Работники, кстати, малышей привечали и с удовольствием устраивали для них экскурсии.

Зачем, ребятам тоже объяснили. На самом деле среди людей находится много магиков, специализирующихся в некоторых профессиональных сферах: таможни, полиция, больницы, аптеки, пожарные, спасатели. Ведь магические существа обладают сверхъестественными знаниями, которые здорово помогают спасать человеческие жизни. Обычно магики селятся рядом с людьми тайно, но бывает, что и раскрываются после нескольких добрых дел. И таких сотрудников, напарников и солдат люди подчастую берегут как зеницу ока. Суперсолдат частенько становится талисманом полка, и за него, родного соратника, тысячи жизней оппонентов положат, но не отдадут ни врагу, ни ученым… Но и сам волшебный солдат тоже не лыком шит — такие операции проводит и ту же тысячу невинных жизней спасет, не моргнув глазом.

Медведя-оборотня, волвена и вольгу в милиции любят так же, как в семье батю или младшего брата, а как сотрудника их защищают всем отделом. Увы, к Британии это не относится, у англичан совершенно не тот менталитет, но это магиков не очень волнует, под их опекой находится весь остальной мир, а он огромен, одна Россия чего стоит!

— А куда устраиваются на работу драконы? — поинтересовался Гарри.

— В спасатели и пожарные, — тут же ответил мальчику воспитатель, похвалив за вопрос. — В горные инструкторы опять же очень драконы востребованы, в экспедиции в Гималаи знаете сколько альпинистов лезут? Так вот, из них и половина не знает, что проводниками им служат не просто шерпы, а драконы. А в особо сложных случаях к ним подключаются и местные магики — йети, исконные обитатели Тибета.

В общем, думайте сами, как оно всё устроено. Вроде и есть Статут Секретности, да соблюдение его под большим вопросом, особенно в России… Там уж точно ведьма за прилавком никого не удивит. А уж аптекарь, который и диагноз поставит, и лечение назначит, и лекарства нужные тут же, не сходя с места, подберет, и вовсе на вес золота — народ к такому сам обращается и, затаив дыхание, ждет, когда вольга в белом халате обнюхает-обследует проблемного клиента и вынесет вердикт по поводу того или иного лекарства.

Ну а три года таких занимательных наставлений пролетели со скоростью жизни, дети моргнуть не успели, как настало одиннадцатое лето. Невилл на сей раз не остался без живого подарка, до которого снизошла сама бабушка, которая прекрасно понимала, что без связи внука лучше не отпускать на край света, и потому озаботилась приобретением супернавороченного мобильника. Ой, простите, совы! От Гарри и Румпеля Долгопупсу перепал котёнок, дочка Бинни, пушистая её версия по кличке Чарли-Шарлотта. Таким образом, в жизни Невилла появились два поистине замечательных существа — кошка и сова, золотая мечта каждого маленького волшебника.

Совы Особого Назначения своих адресатов нашли, к величайшему облегчению Дамблдора, который вместе со всеми присутствовал в Большом зале во время создания пригласительных писем. Двадцать пятого июля в день разноски писем мистер Филч по обыкновению принес в зал большую Книгу Учета, и магия Хогвартса начала вершить свое обычное ежегодное волшебство. Книга и Всеведущее Перо создавали конверты: сам собой подлетал, ложился и разворачивался под пером пергамент, в котором Перо с механической скоростью выстрачивало стандартное сообщение будущему ученику. Потом готовые пергаменты подлетали к Минерве, и та со скучающим видом ставила приевшуюся за четверть века подпись: «Искренне ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора». Все остальные так же привычно считали — всего Минерва поставила сорок подписей. Ну а потом пергаменты сворачивались и самостоятельно вкладывались в раскрытые треугольные пасти конвертов.

Те в свою очередь бросались к Перу и Печати, Перо размашисто строчило адрес, каким-то чудом зная, кому и куда… Потом конверты переворачивались другой стороной и ложились на стол к директору. Дамблдор, дождавшийся своего часа, аккуратно лил на них сургуч и отводил руку, уступая дорогу Печати, которая с грохотом и бравадой оттискивала на воске свежую эмблему Хогвартса. При этом Дамблдор, конечно же, не упустил оказии хотя бы мельком подсмотреть местоположение Гарри Поттера. Но как ни старался он, как ни всматривался, фамилию Поттера так и не увидел, отчего смотрел на готовую стопку писем с некоторой обидой.

Письма же, не подозревая о том, что обидели бедного директора, спокойно дожидались Хогвартских Письмоносцев — Сов Особого Назначения. Только они способны пролететь сквозь Защиту любящих родителей и найти надежно запрятанные мэноры чистокровных волшебников, чьи дети с нетерпением ждали своего самого первого письма из Хогвартса.

Получили их и Гарри с Невиллом, живущие вовсе в параллельной реальности, вот насколько волшебны эти совы — своего первого адресата они способны найти даже за пределами привычного мира! Проводником в Косой переулок для Невилла и Гарри с Румпелем послужила леди Августа. С её помощью мальчики купили всё, что нужно в школу.

Прошли визитеры сперва по Мосту, а чтобы не привлекать внимание магглов тем, как некие личности появляются из ниоткуда, переместились они прямо в Косой переулок, сразу на площадку портала перед банком. Мостик-то невидим! А так всё пучком: явились из пустоты бабушка с внучатами в сопровождении кудрявого красавчика, и никаких проблем.

Гоблины и Румпель настороженно протаращились друг на друга всё то время, пока Августа улаживала формальности: пополняла свой кошелек и выбивала доступ к сейфу Гарри Поттера. С последним, кстати, проблем тоже не случилось: ключа при нём, конечно, не было, но был он сам, со своим потом и отпечатками пальцев. Так что мальца отвели к сейфу и попросили приложить ладошку к двери. Внутрь сейф ребёнка засасывать не стал, не счел его вором, а признал хозяином и открылся.

Покинув банк, Румпель передернулся и недоуменно посмотрел на спутницу.

— Не понимаю, Августа, как вы этим тварям доверили свои финансы? Они ж людоеды…

Августа на это заявление только плечами пожала, мол, не её проблемы. Румпель заткнулся и окунулся в шопинг. Купили всё по списку: котлы, мантии, весы, поприценивались к сундукам, прикинули за и против приобретения и отказались от их покупки, решив не заморачиваться столь громоздким багажом. Сумок и саквояжей с рюкзаками вполне хватает для путешествия на поезде. Билет к нему, кстати, оказался в том же конверте со списком и приглашением. Тот же вердикт был озвучен и переноскам для сов и кошек, их тоже решили не покупать, не сочли резоном сажать питомцев в клетки.

Последний магазин, в который зашли Гарри и Невилл, был лавкой волшебных палочек. Зачем-то они значились в списке необходимых вещей. Мистер Олливандер, похожий на мультяшный одуванчик, тепло поприветствовал посетителей из-за прилавка, а признав в Румпеле магика, заткнулся и принялся обслуживать клиентов, отчитываясь строго и по делу. После череды проб Гарри и Невилл стали владельцами палочек. Невилла выбрала палочка из вишни с волосом единорога внутри, а Гарри признала палочка из ивы, отчего Олливандер вздрогнул. Румпель подозрительно глянул на него, и старик вынужденно признался, что эта палочка раньше принадлежала Лили Поттер. И отказался брать за неё плату, сказав, что палочка вроде как перешла к мальчику по наследству.

— Не знала я, что палочки погибших волшебников продаются повторно, — осуждающе поджала губки Августа. — Не стыдно? — прожгла она прокурорским взглядом старого рвача. Олли тоскливо съежился, жалко бормоча что-то о том, что палочка не умерла и вполне способна послужить ещё кому-нибудь… В данном случае наследнику.

Гарри, выходя из лавки, прижал палочку к щеке: теплая, рассылающая волны нежности, палочка так и льнула к мальчику, безмолвно радуясь встрече.

Пролетел последний месяц лета, и настало время ехать в школу. Копуша Невилл, как всегда, затормозил со сборами, и Августа, не желая разрываться между тем и тем, велела Румпелю и Гарри убираться на платформу без них. А они типа потом догонят. Ну делать нечего, получив примерные и спешные инструкции, как попасть на волшебную платформу, Румпель трансгрессировал с Гарри на вокзал Кингс-Кросс, Мост почему-то не нашел щелочку прямо к поезду, видимо, какая-то магия защищала скрытый вокзал…

Оказавшись среди огромного скопления народа, Румпель с Гарри потерянно прижались друг к другу, крепко взявшись за руки. Оставалось только одно — дождаться Августу и Невилла… Но тут до их слуха донесся громкий возглас:

— Я так и думала, что тут будет целая толпа магглов…

Гарри и Румпель резко повернулись. Эти слова произнесла полная, приятного вида женщина, разговаривавшая с четырьмя огненно-рыжими мальчиками. Каждый вез на тележке неподъемный деревянный сундук, и у одного из них была клетка с совой. Переглянувшись, Гарри и Румпель осторожно подобрались поближе.

— Так, какой у вас номер платформы? — так же громко поинтересовалась женщина, глядя по сторонам.

— Девять и три четверти! — звонко прокричала девочка, дергая маму за рукав. — А можно я тоже поеду?

— Нам сюда! — завопил кто-то позади Гарри с Румпелем, и мимо них с курьерской скоростью пронеслась лохматая девочка, с отчаянным видом тащившая за собой папу.

— Эй, нас тоже подождите! — крикнул какой-то мужчина, спешащий к ним от автомобильной стоянки. — Нам с Джастином тоже надо на платформу девять и три четверти!

Обменявшись понимающими взглядами, Румпель с Гарри пристроились в хвост маленькой очереди. Пересчитав собравшихся, полная женщина удовлетворенно покивала.

— Отлично, сегодня у нас трое магглорожденных волшебников и их семьи. Перси, ты первый!

Высокий кудряш в очках с тяжелой оправой криво ухмыльнулся и налег на ручку своей тележки. Собравшиеся внимательно проследили за тем, как он прошел к столбу с двумя вывесками поверху и исчез в кирпичной кладке.

— Видели, как? Не поняли? Хорошо. Фред, ты следующий, — скомандовала привратница. По крайней мере, так объяснялась её роль в данном месте.

— Я не Фред, я Джордж, — начал балагурить мальчик, к которому она обращалась. — Скажи мне честно, женщина, как ты можешь называть себя нашей матерью? Разве ты не видишь, что я Джордж?

— Не хами-ка, дорогой, — женщина с ленцой оттянула нахала по затылку. — Я твоя мать, и я знаю, как тебя зовут. Марш на платформу!

— Короче, разбегаетесь и прямо в стену, — начал мальчишка инструктаж, разгоняясь и убегая прочь с криком: — А если вам страшно, можете зажмуритьс…

Конец фразы потонул с исчезнувшим Фредом. Повеселев, Румпель с Гарри пропустили первых родителей с детьми, а потом и сами шагнули под присмотром Молли-привратницы, стараясь не бояться, ведь у них не было тележки, только ручная кладь — сумки и рюкзак. Кошку Гарри держал на руках, а сова Эхо сидела на плече Румпеля. Встретил их раздувающий пары алый паровоз «Хогвартс-экспресс» с бесконечно длиной вереницей вагонов.

Поглазев на роскошный железнодорожный раритет, словно сошедший с выставки музея исторического транспорта, Румпель и Гарри, держась за Грейнджерами и Финч-Флетчли, двинулись вдоль состава. Дошли до багажного вагона и вместе со всеми сдали часть поклажи, оставив при себе сумку с провизией и рюкзачок Гарри с необходимой мелочью. Потом, не долго мудрствуя, вошли в вагон за Гермионой и Джастином и даже всочились в то же купе. Отец девочки, кстати, вздохнул с облегчением.

— О, вы с мальчиком едете? — обратился он к Румпелю, видя, как тот усаживается у окна. — За Гермионой присмотрите?

— И за моим пацаном приглядите? — подлез под руку папаша Джастина.

Румпель глянул на встревоженных отцов и сдержанно кивнул, всецело одобряя их доверие. Тем магглы, кстати, отличаются от волшебников, что везде стремятся обеспечить своим детям безопасность и комфорт. Куда бы ни ехал ребёнок, к нему всегда приставляют взрослого сопровождающего. Гермиона и Джастин об этом тоже знали и благодарно пожирали глазами надежного дядю с сыном.

Невилл с бабушкой появились перед самой отправкой поезда. Найдя Румпеля, Августа наспех впихнула к нему внука с живностью и багажом, попрощалась и покинула вагон. Стройный тонкий мужчина так же молча засунул скарб Невилла на багажную полку и скользнул на свое место у окна. Гермиона и Джастин робко моргали, тесненько прижавшись друг к дружке. Невилл и Гарри поступили аналогично, сидя рядом с Румпелем. Их кошки и совы тем временем определились со своим местоположением и заняли верх и низ купе: совы уселись на багаже Невилла, а кошки устроились на свободном пятачке у двери — подальше от беспокойных человечьих рук и ног. Поглазев на мигающих сверху сов, Гермиона осмелилась нарушить молчание первой:

— А мне не разрешили сову. Сказали: «что за глупость — заводить дикую птицу». Как думаете, мои родители правы?

— Если ты в городе живешь, то да, правы, — осторожно вступил в разговор Гарри.

Гермиона надула губки, её глаза стали огромными и влажными, грозя вот-вот пролиться слёзопадом.

— Но если возле дома есть дерево, то можно! — торопливо ввернул Гарри, боясь девчоночьего слёзоразлива.

— Да у нас вообще сад позади дома есть! — засияла Гермиона. Её глаза волшебным образом высохли. Успокоившись, она затараторила: — Я живу в Хэмпстеде, у нас шесть спален и огромный сад, мои родители дантисты, и я у них единственная дочь. Вы не представляете, как страшно я удивилась, когда из Хогвартса пришло письмо! Я хотела сказать — приятно удивилась. Ведь я думала, что мои чудачества как-то по-другому называются, например, экстрасенсорными, — выложив самое главное, она вспомнила о вежливости и представилась: — Меня, кстати, Гермиона Грейнджер зовут.

— Я Джастин Финч-Флетчли, — как-то уныло назвался полноватый спутник. И тут же объяснил своё уныние: — Планировал пойти в Итонский колледж, начал переписку с будущими однокашниками, родители собрались внести плату за мое обучение, и тут письмо из Хогвартса, чтоб его…

— А чего так? — спросил Гарри.

— Да ну их, — Джастин с досадой скрестил руки на груди. — Заявились эти маги и запели, что я должен отправиться в школу волшебства, чтобы свою магию укротить и развить. А на моё нежелание ехать возразили тем, что это опасно для жизни, якобы в противном случае я превращусь в обскура. Это у них какая-то болезнь.

Замолчав, Джастин окинул Гарри любопытным взглядом, и тот спохватился, сообразив, что забыл представиться.

— Я Гарри Кобольд, а это мой папа Тихогром, — и пихнул локтем приятеля.

— А я Невилл Д-Долгопупс, — слегка запнувшись, назвался тот.

— О, я читала про тебя! — тут же воскликнула Гермиона, загораясь воодушевлением. — Ты такой же знаменитый, как Гарри Поттер! Интересно, он в этом же поезде едет? Вот бы поискать его…

Гарри и Румпель украдкой переглянулись — говорить ли девчонке, а то как-то стремно начинать знакомство со лжи?.. А когда девочка и в самом деле встала, чтобы отправиться на поиски знаменитости, Гарри её остановил.

— Не надо его искать, — буркнул он, мучительно покраснев. — Это я Гарри Поттер.

— Ты? — Гермиона остановилась и окинула его подозрительным взглядом. — Но ты Кобольд.

— Я усыновлен, — нехотя объяснил Гарри, посмотрев на каменно молчащего Румпеля. Гермиона глянула на мужчину и поспешно вернулась на место.

— И почему я не подумала? — удивленно спросила она. — Это же самое очевидное из всего, что могло случиться с осиротевшим героем. Иногда я такая дура! — пожаловалась Гермиона на саму себя.

— Интересно, почему? — шутливо подколол Гарри. Гермиона засмеялась.

— Наверное, потому, что я много читаю. Папа говорит, что мой ум опережает меня, из-за чего я в некоторых обычных ситуациях делаюсь тупой, как пробка.

Румпель слушал и наблюдал, с интересом отмечая бесхитростность Гермионы, её самоиронию и открытый взгляд. Девочка и правда была умная, начитанная и высокоразвитая. Вот только за собой её не приучили следить, была она лохматой и небрежной в одежде, расстегнутый плащик давно сполз с плеч на руки, и девочка то и дело поддевала ворот, возвращая его на место. Хотя…

Следуя за своими мыслями, Румпель протянул руки к девочке и в два счета переодел в мантию (она лежала на сумке), после чего принялся неспешно причесывать созданной из воздуха расческой. Его подозрения подтвердились — Гермиона оказалась домашней девочкой. Полностью отдавшись в руки взрослого, она продолжила беззаботно тараторить о том, сколько успела прочитать и выучить. И, похоже, даже не заметила, как её привели в порядок — застегнули мантию на все пуговицы и причесали, собрав волосы в драконье плетение с коротенькой толстой косичкой.

Результат Румпеля, впрочем, совсем не обрадовал, горе-родители отправили к черту на рога совершенно не адаптированного ребёнка, практически как щенка — кинули в лужу, авось выплывет… Покачав головой, Румпель дал себе зарок не спускать глаз с этой девчонки, а то, не дай бог, влипнет во что-нибудь, и привет.

От знаменитого попутчика она, кстати, не стала фанатеть, просто восприняла его существование как свершившийся факт, и всё. Никаких визгов, писков и обмороков. Что Румпель весьма одобрил и счел девочку достойной подружкой для своего сына, по крайней мере, он понадеялся на то, что они подружатся. Гермиона тем временем перешла к теме факультетов.

— И надеюсь, что я попаду на Гриффиндор, это самый лучший вариант!

— Да? — переспросил Гарри. — А чем же он лучший? Я читал ознакомительный буклет и видел, что обучение на всех факультетах одинаковое, так почему же ты считаешь, что Гриффиндор самый лучший?

— Ну не знаю… — протянула Гермиона. — Мне кажется, там атмосфера самая дружелюбная. Профессор МакГонагалл, которая принесла мне письмо из Хогвартса, сказала, что будет рада видеть меня на своем факультете, она на нем деканствует, и я не вижу причин, по которым должна отказаться…

— Вообще-то это Шляпа решает, куда отправить студента, — встрял Невилл. — Мне папа рассказывал, что отбор на факультеты производит Распределяющая Шляпа. Как она решит — так и будет, она в школе самая главная.

— Главней директора? — вытаращилась Гермиона.

— Ну да! — фыркнул Невилл. — Сам директор когда-то под ней сидел.

— Ой, и правда, — смутилась девочка. — И почему я не подумала?..

— Много читаешь, — подколол Гарри. Гермиона рассмеялась. Румпель поднял брови, наслаждаясь теплой атмосферой зарождающейся дружбы. Тут снаружи, за стеклянной дверью, показалось лицо рыжего мальчика. Поколебавшись в нерешительности, он поскребся в створку, а дождавшись разрешения, отодвинул её и всунулся в купе.

— Я не помешаю? А то к моим братьям Ли Джордан с тарантулом пришел, а я боюсь пауков…

— Не помешаешь. Проходи, садись, — Румпель кивнул на диванчик напротив. Рыжик просиял и проскользнул внутрь, осторожно обогнул кошек, сел подле Джастина и вежливо назвался:

— Я Рон Уизли, — и тут же задал Румпелю распиравший его вопрос: — А вы какой предмет будете нам преподавать, сэр?

— Прости, что? — не понял Румпель.

— Ну, вы же взрослый, — Рон шмыгнул чумазым носом. — Братцы мои там совсем голову сломали, никак не могут решить, какой вы профессор…

— А, и ты решил их обхитрить? — улыбнулся Румпель.

— Не, — Рон провел рукавом под носом. — Я правда от паука сбежал, он такой огромадный, прости Мерлин… В коробке сидит, вот такущий, — мальчишка развел руки на полметра. — Лапы лохматые, полосатые, я чуть не обписался…

Румпель вздохнул — ещё один наивный бесхитростный ребёнок. Но какой славный ребёнок! Рыжий, со смешными конопушками на носу, с таким ребячьим «не»… Сотворив платок, он потянулся к носу рыжика и принялся вытирать пятно сажи. Рон покорно стерпел заботу, смущенно объясняя, что он, наверное, испачкался во время перемещения по каминной сети…

— Маме ужасно нравится эта работа, каждый год она старается прийти на вокзал, чтобы не пропустить ни одного магглорожденного. Мы живем в деревне, и нас все знают, у папы полный сарай маггловских штучек накопился, он их насобирал во время своих визитов. Понимаете, — Рон шмыгнул носом, — многие волшебники почему-то обожают подшутить над магглами: заколдовывают им вещи, вот папа и ходит к ним, спасает простецов от кусачих дверных ручек, плюющихся кипятком чайников, находит исчезающие ключи и прочие всякие мелочи. Сейчас у папы новое увлечение: автомобиль по имени Англия, он голубой и симпатичный, с круглыми глазами, папа хочет научить его летать и работать на волшебстве, а не на бен-зи-не.

Тут снаружи прошел подросток, увидев сквозь стекло Рона, отодвинул дверь, просунулся вовнутрь и поздоровался:

— Здравствуйте. Рон, держи, раньше не мог тебя найти… — и протянул маленькую клетку.

— Ух ты! Седрик, спасибо! — просиял Рон, беря клетку.

— Его зовут Роберт, — сообщил Седрик, славный сероглазый юноша. — Баффи так удивила меня, когда родила пятнадцать малышей разом, я самого лучшего тебе отобрал, а остальных отправил в зоомагазин в Косом. Они из долгожителей, Рон, лет семь протягивают.

Рон, слушая монолог, открыл переноску и достал крошечного крысёнка, размером с мышь. Черненький, кругленький, он сидел на детской ладони и был такой милый-милый, по-детски курносый, с пышными усишками. Гарри и Гермиона аж расплылись от умиления, склонившись к Рону, пальцами начали поглаживать очаровастика, умильно перешептываясь.

— Какой хорошенький! — восхищалась Гермиона.

— Славный Роберт, — вторил Гарри.

— Он мне особенно дорог стал после того, как пережил одно кошмарное приключение, — вполголоса заговорил Седрик. — Собачка тётушки Марты схватила Роберта с края аквариума и, как мне с перепугу показалось, проглотила его, после чего унеслась в обеденную залу. Там она сцепилась с Бригитой, нашей кошкой, и крысёнок, к счастью, не проглоченный, выскользнул из пасти Фифи и юркнул под шкаф. Я на них так орал, на ни в чем повинных животных… Роберта я целый день не мог выманить из-под шкафа, его Бригита пугала, она его тоже пыталась достать. И, кажется, зацепила ненадолго когтями, так как я слышал писк. Роберт пришел сам поздно вечером, когда я, измученный, сидел за столом и писал. Слышу — шорох какой-то у ножки стула, гляжу вниз, а там Роберт, маленький, родной и живой, ножку стула скребет, мордочку вверх задрал — на меня смотрит. Пришел как-то сам через огромный наш дом, из столовой в мою комнату! Он пострадал, всё-таки такие приключения пережил: в пасти собаки побывал, в когтях кошки… В общем, затемпературил потом, горячий-горячий лежал, а под мышкой абсцесс вспух, я, к счастью, не один год крысами занимаюсь — знаю, как лечить. Обколол ему опухоль чистой иглой, промыл ранку слабым раствором калия перманганата, потом завернул крысёнка в вату и грел в ладони. — Седрик прижал сжатые кулаки к щеке, показывая, и продолжил: — Он выглядел таким несчастным — щурился слабенько, носик такой печальный торчал из ваты… Но лечение помогло: опухоль спала, и температура прошла, выздоровел малютка Роберт. Так дорог мне стал, что я просто не решился его продать, только подарить и только знакомому. А ещё лучше — отдать соседу. Вот так, — закончив, Седрик улыбнулся, кивком попрощался, закрыл дверь и ушел.

— Ух ты, целая эпопея! — уважительно выдохнул Гарри, погладил крысёнка и тихо сказал Рону: — Береги его, он у тебя такой герой!

— Буду! — клятвенно пообещал Рон, прижимая малыша к щеке. — Это самый отважный, самый замечательный в мире Роберт! — сияющими глазами Рон посмотрел на Гарри, Невилла, Джастина и Гермиону и выпалил: — Я хочу с вами дружить, ребята, давайте вместе нападем на тролля?!

— На какого тролля? — припешил Гарри.

— Не знаю, — чуточку стушевался Рон. — Фред с Джорджем говорят, чтобы попасть на какой-либо факультет, надо пройти тролля. Они его на своем первом курсе вдвоем завалили и таким образом попали вместе на Гриффиндор.

— Очуметь, — высказался Гарри, обмениваясь с Невиллом офигевшими взглядами.

Румпель был согласен с их выводами и порадовался тому, что ребята не стали просвещать Рона. Всё-таки некоторые подробности лучше самому узнавать.

День тем временем перетек в полдень, по вагонам начала курсировать лоточница, предлагая всем желающим сладости и напитки. Заглянув в купе к нашим героям, она удивилась, увидев Румпеля, и спросила, не заблудился ли профессор, и если да, то не угодно ли ему переместиться в более комфортное купе с ВИП-обслуживанием? Купе «Ц» и «В» находятся в вагоне старост, если что…

Румпель всё это выслушал молча, перебирая сверкающие обертки на её тележке и, отложив на пробу тыквенные котелки, вежливо отказался от предложения. Выбрав ещё что-то мучное и безопасное на вид, он расплатился с лоточницей и вернулся в купе. Гермиона во время визита в туалетную кабинку, видимо, проболталась о своих знаменитых попутчиках, потому что к нашим друзьям нагрянули гости. Дверь с лязгом отъехала, и в проеме появился тощенький малявчик в сопровождении двух шкафчиков.

— Это правда? По всему поезду болтают, что в этом вагоне едет Гарри Поттер?! — с порога и не глядя осведомился мажорик. Казалось, он так и ждет, что означенного Гарри Поттера ему тут же подадут на блюдечке. Во всяком случае именно так интерпретировал эту ситуацию юморной Румпельштильцхен.

— А тебе с каким соусом, мальчик? — игриво спросил он.

Услышав мужской глуховатый баритон, мажорчик сфокусировался и изволил-таки посмотреть вглубь купе. Увидев же действительно взрослого мужчину, сконфуженно запунцовел щечками.

— Простите, сэр. Я вас не заметил.

— Оно и видно, — добродушно подколол Румпель. — Так что советую вам всё-таки СМОТРЕТЬ по сторонам.

— Я это учту, сэр, благодарю, — мажорик скользнул взглядом по лицам и вполне вежливо повторил вопрос: — Гарри Поттера здесь нет?

— А с какой целью вы его ищете? Учтите, автографов он не раздает, — тихо мурлыкнул Румпель.

— Я ищу Гарри Поттера для того, чтобы предложить ему дружбу, — с некоторой усталостью в голосе сообщил богатый скучающий ребёнок. Подумав, он добавил: — А ещё удостовериться в том, что он существует… — тут в его голосе просквозила нотка обиды. — Столько лет ему писал, а он так ни разу и не ответил.

Гарри от неловкости заерзал, вопросительно глядя на отца — как так получилось, что он никаких писем ни от кого не видел? Румпель нахмурился, прикидывая, как далеко распространились его защитные чары против магов.

— М-мм, боюсь, это моя вина в том, что письма не дошли до адресата, — Румпель кивнул на Гарри. — Мой сын хорошо защищен, уж прости.

— Гарри Поттер?! — восхищенно переспросил мажорик. Протянул руку и назвался: — Я Драко Малфой!

Рон закашлялся и отвернулся. Мальчишка покраснел, но стерпел, не рискнув распускать язык в присутствии взрослого. Гарри дернул плечами, встал и пожал руку, представившись ответно:

— Я Гарри Кобольд. Не Поттер.

— Понимаю. Рад знакомству, — мило улыбнулся Драко. — Увидимся на распределении, — он перевел взгляд на Румпеля и вежливо попрощался: — До свидания, сэр!

После ухода Драко Гарри недоуменно спросил Рона:

— Ты чего смеялся?

— Ну, я о его семейке слышал, что они одни из первых примкнули к нашим, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез. Говорили, что он их околдовал. А мой папа в это не верит. Он сказал, что отцу Малфоя не нужно было даже повода для того, чтобы перейти на темную сторону.

Так или иначе, остаток пути прошел без особых встрясок. Доехали, выгрузились, подождали, пока с ними разберется встречающий — огромный детина трех метров в высоту, с густейшей бородой, по имени Хагрид. Великан гулким басом поприветствовал старшекурсников, собрал первоклашек и погнал их на берег озера.

Проводив взглядом школьные кареты, запряженные фестралами, вереницей убегающие в темноту вдоль изгиба берега, и проследив за тем, чтобы все дети заняли места в лодочках, Румпель трансгрессировал к замку и незаметно влился в поток учителей, втекающих в парадные двери школы. Вскоре до Румпеля донеслись странно знакомые эманации, исходящие от кого-то из впереди идущих.

— Так, Анны с её драконьим огнём у меня под рукой нет, равно как и василиска… — задумчиво пробормотал Румпель, сверля подозрительным взглядом некоего субчика в тюрбане. — Авада… Аваду можно скастовать без палочки? Хм, некогда проверять… Дорогуша, дай-ка мне свою… — обратился он к спешащему на свое место коротышке, и не успел тот опомниться, как стройный пришелец выхватил палочку у него из руки и запустил в затылок Квирреллу полновесную Аваду.

Рухнул тот в проходе, широко раскинув руки, тюрбан при падении свалился с головы, и все успели узреть, как кукожится и стаивает с затылка страшная змеино-безносая рожа. Сам Квиррелл при этом остался жив — немного полежав, он приподнялся и сел на колени, поджав под себя ноги. Недоуменно поморгав, Квиррел увидел перед собой на полу тюрбан и испуганно пощупал затылок. Не обнаружив там никакого лицевого рельефа, Квиррелл дрожащей рукой потянулся за пазуху, но не успел достать палочку, как среагировал Дамблдор. Моментально связав неудачника, он грозно взревел:

— Немедленно вызовите авроров, Минерва! — и, обходя стол, негромко проворчал: — Ну хоть понятно теперь, в кого Волдеморт вселился…

Минерва, преданная и послушная Дамблдору, тут же вскинула палочку, отправляя в эфир Патронуса-кошку. И только после этого рискнула спросить:

— Ради святого Андрея, что это было, Альбус?!

— Это было то, ради чего мы в течение года сочиняли ловушки в запретном коридоре на третьем этаже, — раздумчиво ответил директор, после чего сосредоточился на нежданном спасителе. — Как мне тебя благодарить, мальчик мой? — умиленно вопросил он, распростирая руки.

— Да… м-мм… — нечленораздельно промычал Румпель, придушенный в отеческих объятиях радушного старика.

— И как ты так опасность распознал, мой милый мальчик?! Ах, какой талант, какая скорость принятия решения! Мой дорогой, не обессудь, но я тебя не выпущу отсюда и рискну попросить войти в штат преподавателей! Ты же не откажешься? Минерва, вы ещё здесь? Идите детей встречать! А вот и авроры…

— Можно я их встречу? — перебил Румпель, следя за спиной Минервы.

— Иди! — аж прослезился от счастья Дамблдор.

Получив разрешение, Румпель понесся за детишками и встретил их просто на высшем уровне, обогрев замерзших и высушив промокшую одежду (шуганув попутно привидений). И спустя час гордо занял место рядом с Северусом Снейпом утвержденный в штате Тихогром Кобольд, назначенный на роль куратора-сопровождающего для первых курсов. Должность профессора Защиты он попросил оставить для друга Робина.

Минерва обвела строгим взглядом необычайно веселых детишек, поджала губки, по-спартански не одобряя телячье к ним отношение, и подняла к лицу пергамент, собираясь начать церемонию распределения.

Промокшие и продутые всеми мокрыми и холодными ветрами в утлых лодочках, дети были безмерно счастливы оказаться в закрытом помещении, в тепле и под крышей. Привидения вкупе со строгой преподшей нагнали страху, но почти сразу появился стройный дядечка, шуганувший призраков и взмахом ладони осушивший мокрые мантии. Ещё одним взмахом он прогрел дрожащих детей до самой отдаленной косточки. Стало так упоительно тепло, так божественно и неописуемо хорошо…

Детишки размякли, растеклись благодарными лужицами и с оттаявшим сонным благодушием выслушали монолог МакГонагалл о факультетах. Слушали её, впрочем, вполуха, больше пожирая глазами спасителя, согревшего их. Смотрели на него и влюблялись. Влюблялись в его тонкую фигуру, невысокий рост, каштановые волосы и чудесную оливковую кожу с золотыми чешуйками. Дети же. Маленькие беззащитные создания, нуждающиеся в заботе и опеке взрослого, а не в этих, голословных: скоро начнется банкет по случаю начала учебного года, но, прежде чем вы сядете за столы, вас разделят на факультеты… Ну да, ну да, всё это так и полагается говорить продрогшим, уставшим и голодным малышам. Так что забота Румпеля подоспела вовремя — несмотря на усталость с дороги и пустые животы, дети повеселели и выслушали Минерву с оптимистическим настроем.

И в походе к табурету дети шли, плотной кучей окружив Румпеля, в упор игнорируя Минерву. В Большом зале детишки оживились, впечатленные красотой потолка, подсвеченного тысячами парящих в воздухе свечей. Только Гарри не впечатлился, повидав и не таких чудес. Рон же с порога напружинился и шел, как шпик, подозрительный ко всему. Встав перед подиумом с табуретом и выслушав пение Шляпы, Рон зароптал:

— Я убью этого вруна Фреда, ведь он заливал мне о том, что придется сражаться с троллем…

Гарри хрюкнул и согнулся в беззвучном хохоте, отчего-то это его дико рассмешило: так и представилось, что Рон идет и готовится к сражению с чем-то огромным. МакГонагалл кисло посмотрела на шумного и такого неприлично счастливого засранца, сжала губы в куриную гузку, поднесла к лицу пергамент и сухо каркнула:

— Начнем! Аббот, Ханна!

Боунс, Бут, Броклхерст… Буквы Си, Ди остались без внимания, на имени Джастина Гарри поневоле затаил дыхание и облегченно выдохнул, когда Шляпа отправила того в Пуффендуй. Гермиона по мере приближения к своей букве становилась всё нервнее и нервнее, а когда её вызвали — удивила всех.

— Я потом подойду, профессор, ладно? — попросила она, старательно прячась за спиной Гарри. — Уступаю очередь другим…

Минерва вздернула бровь — такое происходило впервые на её памяти, но обострять ситуацию она не стала и зачитала новое имя — Корнера. Тот вышел без запинки и уселся на табурет, выслушал вердикт Шляпы и отправился в Когтевран. Успокоившись, Минерва вызвала Крэбба, проводила его в Слизерин, дождалась, когда стихнут аплодисменты с этого стола, и зачитала новое имя:

— Кобольд, Гарри!

И замерла потрясенно, глядя на мальчика с лицом Джеймса Поттера. Но… но… но позвольте, почему же в свитке написано «Кобольд»?! Но… Святой Андрей!..

Гарри, не подозревая о разгорающемся раздрае в душе профессорши, беспечально залез на табурет и выжидательно посмотрел на Шляпу, повисшую в безвольной руке Минервы. Это заставило её опомниться, вздрогнув, она собралась и возложила Шляпу на голову мальчика. Пыльная фетровая тьма опустилась на глаза, голову сжал мягкий обруч, а в ухо влился тихий голос:

— Кобольд? О, послушай, малец, я правильно ощущаю в стенах школы присутствие самого Румпельштильцхена?

— Э… Да, — Гарри догадался ответить мысленно, сообразив, что голос Шляпы в голове ментальный. — Это мой папа.

— О, прекрасно, поздравляю, рада слышать, и рада, что здесь находится столь сильнейшее магическое существо. Только что он избавил школу от наитемнейшего зла, тайного, очень злобного лазутчика, замышлявшего недобрые дела. Хотелось бы мне, чтобы пришел такой вот властитель, подобный Румпельштильцхену Кобольду, да и включился в учебный процесс, а то от нынешних магов только тень и осталась. Не поверишь, на выпускных экзаменах студенты заставляют ананасы плясать, а не стремятся получить аттестат Чудесника! — пожаловалась Шляпа.

— Дядя Робин обещал подойти, — бормотнул Гарри, желая утешить Шляпу. — Он Пак с Холмов Пука…

— Да неужели?! — осчастливленно взвыла Шляпа. — Вот радость-то! Так, а куда ты хочешь, малец? — успокоившись, спросила она.

— Мне можно самому выбрать? — удивился Гарри. — Разве это не вы решаете?

— Иногда это сложно решить, — призналась Шляпа. — Особенно в таких случаях, как сейчас. Видишь ли, тебе все факультеты подходят. Ты храбр и отважен, но при этом осторожен, ты умен и склонен к шалостям, ты веселый и верный, у тебя отменное чувство юмора, но в пределах допустимого. Интересное ты воспитание получил, мальчик… — задумалась Шляпа. — В тебе заключено всё самое лучшее, как ни странно, а таких уникумов принимает только Пенни Пуффендуй. Что ж, решено, — и Шляпа крикнула в зал: — Пуффендуй!

Отлично! Гарри счастливым тушканчиком скакнул с табурета и устремился к Джастину. Теперь уже обе брови Минервы взлетели ко лбу. В полном смятении она смотрела вслед отпрыску храбрейших воинов Поттеров. Ну и ладно, ей же хуже, если она сама позабыла критерии, по которым Шляпа отбирает учеников. Знала бы — гордилась барсуками сильнее, чем своими исключительно храбрыми львами…

— А теперь я! — к табурету нетерпеливо подскочила Гермиона и умоляюще затанцевала перед МакГонагалл. — Ну можно я?!

Минерва воздела глаза к потолку, коротко кивнула и почти не удивилась, когда девчонка упросила Шляпу отправить её следом за Гарри. Потом туда же запросился Невилл, его просьбу Шляпа, конечно же, исполнила. Гарри, Невилл и Гермиона с Джастином, оказавшись вместе на одном факультете, сели рядком и с веселым нетерпением стали ждать конца распределения, особенно буквы «П» — было до зуда любопытно посмотреть на реакцию тех, кто ждал Поттера. Ну вот и они: Паркинсон, Пайк, Патил, Патил, Перкс… Четверо хитрецов затаили дыхание, дожидаясь, пока распределится Салли Энн, и вот названо следующее имя:

— Ранкорн, Джерри!

Прыткий пацан со смоляными кудрями двинулся к табурету, но тут же был остановлен возмущенным воплем спохватившихся студентов, ведущих строгий учет всех поступающих:

— Сто-о-ой! Какой Ранкорн?! Поттер где???

Испугавшись, Ранкорн оглянулся так, словно по ошибке занял чужое место. Зал тем временем разгорался паникой: где, ну где в самом деле Гарри Поттер?!

— Профессор МакГонагалл, вы что, читать разучились? Как вы могли пропустить имя Поттера в списке? Перечитайте список заново! — начали требовать наиболее ярые энтузиасты. Что интересно, Минерва в самом деле перечитала список заново:

— О, пожалуйста, вот: Паркинсон, Пайк, Патил (две штуки), Перкс, всё так, как написано, и никакого Поттера, — сообщила она, изо всех сил пряча смешинки. Этот же смех едва не удушил Гарри и его друзей — так они старались не рассмеяться в голос. Только и могли, что похрюкивать едва слышно, опустив головы.

— А после Ранкорна кто? — не унимались энтузиасты.

— Захария Смит, — ответила Минерва. И кротко спросила: — Мы продолжим? — дождавшись неохотного согласия, она кивнула мальчику: — Прошу вас, мистер Ранкорн.

Джерри Шляпа отправила в Слизерин. Смит, Турпин, Томас, Уизли и Забини оставались последними и кротко ждали своей очереди. Пуффендуй пополнился Захарией Смитом, Когтевран получил Лизу, Гриффиндор заполучил Дина и Рона. Рон, кстати, просился в Пуффендуй, но Шляпа ему непреклонно отказала — отправила на Гриффиндор, узрев в нём те малозаметные нюансы характера, из которых состоял младший член семьи Уизли. Забини Блейз отправился в Слизерин, и на этом распределение закончилось. МакГонагалл щелчком пальцев убрала табурет со Шляпой, сунула куда-то в воздух свиток и прошла на свое место за профессорским столом. Дождавшись её, со своего кресла поднялся директор, распростер руки и счастливо провозгласил:

— Да начнется пи-и-ир!

Боже! Вау! Ура! Как глаза детей засияли, когда золотые блюда перед ними наполнились самой разнообразной снедью! Гарри улыбнулся, потянулся к ближнему блюду и принялся накладывать себе отварную картошку и стейк из форели, краем уха слушая гомон голосов, среди которых выделялся авторитетный тон Гермионы. Девчонка ожидаемо затарахтела об учебе, попутно набирая себе брокколи.

— Я так надеюсь, что мы начнем заниматься прямо сейчас. Нам столько всего предстоит выучить. Лично меня больше всего интересует трансфигурация, вы понимаете, искусство превращать что-либо во что-либо другое. Хотя, конечно, это считается очень сложным делом.

— Гермиона, — покачал головой Джастин, с ужасом глядя на то, что она себе накладывала. — Даже в нашей школе по воскресеньям не учатся. И ради бога, ты собираешься это есть?..

— О, так сегодня воскресенье? И как я забыла? И да, я люблю брокколи, не смотри на неё так! Мои родители дантисты, и они привили мне привычку вкусно и правильно питаться!

Джастин передернулся и отвернулся, решив остаться при своем мнении. Гарри, добавив к картошке и стейку запеченное морковное пюре, теперь приналег, уминая за обе щеки, на сладкую вкуснющую массу. Когда блюда и тарелки опустели, Дамблдор снова встал со своего места и, прочтя коротенькую приветственную речь, пожелал всем спокойной ночи и доброго начала учебного года. Засуетились старосты — собрав первокурсников и приструнив второ- и третьекурсников, увели за собой.

Проводив взглядом последних, семикурсников из Когтеврана, как обычно, задержавшихся за обсуждением каких-то умных мыслей, Дамблдор вполголоса обратился к коллегам:

— Хагрид, можешь забрать своего Пушка, охранять ему уже нечего. Минерва, можете уменьшить шахматы и забрать их из подземного зала. Помона, позаботься о силках. Хм-мм, надо что-то сделать с троллем… Кто-нибудь знает, как управляться с троллями?

— А кто его притащил? — с испугом спросил Флитвик.

— Квиррелл, — с досадой отозвался Дамблдор.

— В комнату, которую сделали после меня? — уточнил Флитвик. — После того, как я зачаровал ключи?

— Да, — поморщился Дамблдор. — Мы после тролля ещё пару ловушек добавили. Силки и Пушка.

— Тогда как я шахматы заберу, если там ловушки Квиррелла и Флитвика? — придралась Минерва.

— Упс, Минерва, успокойтесь, потом заберете, когда с троллем решим. Так как с ним расправиться? — снова спросил коллег Дамблдор.

— На солнышко выведите, — нехотя буркнул Северус. — От солнечных лучей тролли каменеют.

При этих словах все посмотрели на высокие стрельчатые окна, за которыми снаружи хлестали струи сентябрьского дождя.

— Ну, если до октября не распогодится… — вдумчиво пробормотал Дамблдор. Все приуныли, сообразив, что до солнышка в туманном Альбионе в осенне-зимний период как пешком до Марса.

— Он ведь спит? — с надеждой спросила Минерва.

— Спит, — кивнул Дамблдор. — Только мы не знаем, как долго и крепко он спит. Но, надеюсь, ещё будут солнечные денёчки… Авроров бы сюда, да нельзя, придется объяснять, зачем в школе тролль.

— Силки и Пушка лучше оставить! — сообразил вдруг Северус. — Пусть от тролля нас оберегают!

— Да как его сюда этот заика приволок?! — потрясенно всплеснул в ладоши Флитвик.

— Ах, как вы правы, Северус, Филиус, — с чувством произнес Дамблдор.

Румпельштильцхен всё это время просидел, старательно изображая тихую коричневую ветошку, слушал и наматывал на тонкий гипотетический усик поступающие сведения. Так-так, в школе, значит, устроены ловушки на того, кого он уже обезвредил. Кхм, поторопился он, однако, от этого Квиррелморта сюрпризец остался — тролль, которого никто не знает, как удалить из школы. «А он знает, кстати? — задумался Румпель. — Нет, пожалуй, — пришел он к выводу после некоторых размышлений. — Надо посмотреть, что за тролль там сидит. Если фейри, то вопросов не будет…»

— Северус, — тем временем обратился Дамблдор к молодому коллеге. — Разместите, пожалуйста, господина Кобольда в своих покоях, его сын попал на Пуффендуй, пусть отец будет поближе к своему ребёнку. На женскую половину к Помоне, сам понимаешь, лучше не селить молодого мужчину. Если вы не против того, что с вами кто-то поселится…

Был ли Северус против? Ответа на это не знал сам Северус. Но интерес к златокожему незнакомцу он явно испытывал с тех самых минут, как тот сел рядом с ним. Всё то время, пока шло распределение, Северус украдкой бросал быстрые взгляды на соседа, сильно рискуя заработать косоглазие, но был не в силах унять свое любопытство. Заговорить во время трапезы Северусу помешала застенчивость — почему-то он совсем оробел в присутствии этого столь сильного магика.

Сам же Румпель мало чем отличался от людей и тишком просматривал-сканировал своих коллег, в том числе и Северуса, этого угрюмого и молчаливого носатого грача. И надо сказать, носатик оказался весьма яркой личностью. Состоял он весь из обидок, выпирающих из него, как протуберанцы из Солнца. Румпель аж заинтересовался и сосредоточился на них: вот один протуберанец-воспоминание — очень юный Снейп и какая-то рыжая девушка шли по двору замка, горячо споря о чем-то. Румпель придвинулся к ним и включил слуховую память, чтобы послушать.

— Я-то думал, мы друзья, — говорил Снейп. — Лучшие друзья.

— Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался. Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера. Мальсибер! Ну что ты в нем нашел, Сев? Он же подонок! Ты знаешь, что он на днях пытался сделать с Мэри Макдональд?

Рыжая мисс остановилась у колонны и прислонилась к ней, глядя в худое, бледное лицо.

— Да ерунда это, — сказал Снейп. — Он хотел просто посмеяться, и все…

— Это Темная магия, и если ты считаешь, что это смешно… — возразила красотка. Северус тогда промолчал, ибо от обиды просто онемел. Что он нашел в Мальсибере? А ничего, что он его сосед по комнате??? Мальсибер, Эйвери, Нотт, Ранкорн и он сам, Северус Снейп, просто жили в одной общаге, только и всего. А она — «что ты в нем нашел?» Тьфу ты… И кстати, а в курсе ли она того, что натворили её непогрешимые золотые мальчики, Джеймс и Сириус, когда применили запрещенное проклятие к однокурснику Бертраму Обри?

Ещё одна обидка заключалась в том, что Северус был шокирован тем, каким Лили его видела. Шокирован предубеждением и думал — а стоит ли оправдываться, если она заранее видела в нем будущего Пожирателя Смерти и игнорировала тот факт, что он пришел извиниться. Стоило ли доказывать что-то, если тебе заранее не верили? А её речь — «ага» — будто она рада убедиться в том, что увидела его в черном цвете, несколько фраз подряд, которые не то что отрицать не давали — вставить слово не позволяли. Ну и само её нежелание говорить изначально. Он-то пришел извиниться, а она рогом уперлась, не желает его слушать… Снова и снова вертится в голове сцена той ночной встречи…

— Я пришла только потому, что Мэри сказала, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь…

— Да. Я бы так и сделал. Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто…

— Сорвалось с языка? — в голосе рыжей не было жалости. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои дружки — Пожиратели Смерти… Ага, ты этого даже не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?

Северус открыл было рот, но так ничего и не сказал.

— Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я — свою.

— Нет… послушай, я не хотел…

— Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и называешь, Северус. Почему же я должна быть исключением?

Но ты ведь поэтому была исключением, Лили. Поэтому. Ты одна из миллиарда подобных тебе, и ты единственная, кого я отметил и полюбил, почему ты этого не понимаешь?..

Вздохнув, Румпель осторожно выбрался из глубин памяти Северуса и незаметно перевел дух. Ещё один обиженный несправедливостью ребёнок, запертый в теле взрослого. Очень закомплексованного взрослого. Прям вяжи его и не подпускай к детям, уж больно неадекватно он к ним относится. А выслушав просьбу директора, Румпель чуть ручки не потер от радости — отлично, заодно и присмотрим за носатиком, а если понадобится, и мозги вправим!

Смешно было наблюдать за Северусом, когда тот, ужасно смущаясь, встал из-за стола и неловким кивком пригласил Румпеля следовать за собой. Волосы его сально блеснули в свете свечей, вызывая желание немедленно схватить Снейпа и окунуть в тазик с хорошей пеной. И голову ему вымоем при удобном случае, поставил галочку в уме практичный и циничный Румпель.

Домовик, работающий на приеме багажа, озадаченно уставился на два оставшихся кольца. Номер девять и сто двенадцать. Перевел взгляд на рядок опустевших клеток, пересчитал их. Тридцать три. Студентов сорок, и из них лишь пятеро не привезли с собой сов. А чьи же эти? Домовик снова посмотрел на кольца, лежащие на ладони. Вздохнул и включил магию. Просканировал кольца и понял, что у двух птиц просто нет клеток. Снова вздохнул и позвал:

— Птица Гарри Кобольда!

С тихим шорохом с неба спикировал крупный буро-пестрый совин, приземлился на пустую клетку и подал лапку. Ему домовик-регистратор прикрепил колечко с номером девять.

— Всё, ты зарегистрирован, лети в совятню, — проводив взглядом Эхо, домовик позвал следующую: — Птица Невилла Долгопупса!

И вскоре к Эхолову в совятне присоединился его друг, на лапке которого красовалось кольцо с номером регистрации: №112. Никто, абсолютно никто не увидел, как утер с лица тихие слезы счастья обрадованный домовик — есть ещё на свете благоразумные люди, не сажающие в клетку вольнолюбивых сов, — пусто было на перроне в это время, ушел в депо поезд, и работал сейчас только он один, регистратор…

Староста-пятикурсник, назвавшийся Габриэлем, привел первокурсников к стене, уставленной бочками, глянул вправо-влево, подмигнул и прищелкнул пальцами. Повинуясь его воле, бочки с негромким стуком откатились в сторону, открывая вид на картину, написанную маслом прямо на каменной кладке. От открывшегося простора перехватило дух: зеленый луг убегал вдаль, сливаясь с небесной синевой, каким-то чудом придавая картинке эффект три-дэ. Но главным было не это, а лопасть водяной мельницы, вставшая перед детьми во всю стену. На неё и показал Габриэль.

— Подойдите сюда по очереди и подуйте на лопасть. Надо, чтобы дверь запомнила вас.

— А что, толково, — хмыкнул Джастин после того, как настала его очередь дуть. — Понадежнее отпечатков пальцев или сетчатки глаза.

— Верно, — с умным видом покивала Гермиона. — Покойника дуть не заставишь. А если под прицелом? — вопросительно вздернула она бровь.

— Ну и кому нужны секреты простой студенческой общаги? — скептически посмотрел на неё Гарри. Дождался своей очереди, подошел и подул на лопасть. И тут же почувствовал, как связывается магией с этой дверью, буквально на генетическом уровне становится неразрывным с ней. Дверь была умная и могла реагировать на всё происходящее. То же ощутила в свой черед и Гермиона. Когда подули все десять детей, староста велел двери открыться. Открылась она интересно — гигантская рисованная лопасть сдвинулась с места и явила взору детей широкий проход.

Впустив детей в гостиную, староста их разделил: четырех девочек отправил в одну комнату, а шестерых парней поделил на две группки по трое. Уэйн, Эрни и Захария отправились в свою, так же поступили и Гарри с Невиллом и Джастином. А оставшись наконец-то одни, с диким хохотом похватались друг за дружку.

— Ой не могу! — прохохотал Гарри, вися на Невилле. — Вы видели лицо этого Ранкорна? Как он смотрел, когда его вызвали!.. Ха-ха-ха!

Невилл вспомнил и рухнул на пол, повалив за собой Гарри.

— Действительно, как он смотрел!.. Как будто внезапно оказался на месте Поттера!

Джастин, краем уха слушая треп, тем временем осматривался. Полукруглый очаг с решеткой у стены, изножьями к нему стояли три кровати с балдахином. Балдахины тяжелые, бархатные, черные с золотым барсуком. Около кроватей три тумбочки, у одной стены гардероб, у другой — письменные столы. Окон нет. Но возле входной двери маленькое отверстие, сквозь которое в спальню просочились две коричневые кошки.

Оглушительный чих заставил Гарри и Невилла подпрыгнуть и вскочить с пола. На них виновато моргал Джастин.

— Ребят, простите, но у меня аллергия на кошек…

Бинни и Чарли-Шарлотта опечаленно уставились на Джастина — о нет…

— Но ты целый день ехал с нами и с кошками! — протестующе взвыл Гарри.

— На улице и в пути это не так заметно, — вздохнул Джастин. — Мне только в закрытом помещении нельзя находиться с кошками.

Чарли-Шарлотта оскорбленно дернула хвостом и скользнула в дверь. Помедлив, за ней ушла и Бинни, решив вместе с дочерью переночевать эту ночь в общей гостиной.

Петушиный крик ворвался в рассвет ошеломляюще внезапно, заставив Гарри практически выпрыгнуть из-под одеяла. Сев и тяжело дыша, он прижал руку к груди, где отчаянно металось перепуганное сердце. Отдышавшись и осознав, где находится, Гарри амебой растекся по кровати.

— Господи, я так семестр не переживу… — пробормотал он, глядя в испод полога.

— Ч-что это было? — донесся до Гарри испуганный голос Джастина.

— Это был петух, — раздраженно ответил Невилл. — Ты что, не понял?

— Откуда?! Я в городе живу! — не менее раздраженно отозвался Джастин.

Сон был вспугнут далеко и надежно, так что, полежав, Гарри признал с сожалением, что вставать придется, будильник сработал гарантированно. Тем более, что не один он орал, а в четыре голоса — по одному на факультет. А теперь вспомните громкость вопля одной птицы и умножьте его на четыре…

Послушав удаляющееся многоголосое эхо, Гарри с покорным вздохом отодвинул полог и встал. Прихватив халат и полотенце, он отправился на поиски уборной. Выйдя в гостиную, Гарри неуверенно остановился, увидев спящего в кресле мальчика. Он спал крепко, компактно свернувшись калачиком, согреваемый тремя кошками, улегшимися сверху на него. Одна была незнакомая, белая и пушистая, а две другие — Чарли-Шарлотта и Бинни. Нерешительно потоптавшись, Гарри подошел и осторожно потряс мальчика за плечо.

— Эй, — негромко и с некоторой долей опаски позвал он. — Ты чего тут?..

Спящий поежился и крепче обнял белую кошку, которая лениво приоткрыла глаза и сонно глянула на нарушителя их покоя. Потянулась и вонзила когти в плечи хозяину, отчего тот проснулся. Заморгав спросонок, мальчик уставился на Гарри. Оглянулся, потряс головой и смущенно пояснил:

— Десмонда моего однокашники обидели, прогнали из спальни, я тоже обиделся и ушел с ним. Потом к нам ещё две кошечки присоединились, наверное, их так же прогнали из комнаты…

Теперь смутился Гарри, видя перед собой образец верного и ответственного хозяина-друга, который ради своего кота предпочел неудобное кресло в гостиной вместо мягкой кровати в теплой спальне. Этот мальчик как нельзя точнее показал, что именно человек отвечает за своего питомца. Сзади тем временем подтянулись Джастин и Невилл, прекрасно расслышавшие слова паренька и ощутившие те же чувства, что и Гарри. Посмотрев на трех кошек, Джастин задумчиво подытожил:

— Наверное, нам стоит поменяться комнатами. Гарри, Невилл, вы не обидитесь, если я съеду от вас, а кошатник займет мою кровать?

— Не обидимся, — мужественно согласился Гарри. — Тебе же от кошек плохо, а не нам… — посмотрел на мальчика и вопросительно кивнул: — Пойдешь к нам?

Мальчик обрадованно заулыбался и закивал, осторожно приподнялся, чтобы не сбросить с себя кошек, и протянул руку со словами:

— Я Уэйн. Уэйн Хопкинс. Это мой Десси, белый норвежец, исключительно редкий окрас для этой породы, обычно они серые в полоску.

— А за что его прогнали? — с толикой неловкости спросил Гарри.

— Да Захария испугался, когда кот на стопку его мантий улегся, разорался, что шерсти от него, — поморщился Уэйн. — А когда он на Десси замахнулся, испугался я и наорал на придурка. В результате они с Эрни сплотились и выставили кота вон… — договорив, Уэйн вздохнул.

— А почему ты не вернулся потом, когда к твоему коту присоединились ещё две кошки? — поинтересовался Невилл.

— Я боялся, что они подерутся, — возразил Уэйн. — Кошки же, их лучше не оставлять одних на новом месте. Они и правда сначала поцапались, пошипели друг на дружку, но я их утихомирил, заставил вести себя прилично… — увидев удивление на лицах ребят, он пояснил: — Меня кошки слушаются, я всегда найду к ним подход.

— Ну, значит, точно нам надо вместе в одну комнату заселиться, чтобы наши кошки не делили территорию и хозяев, — окончательно убедился Гарри. Джастин согласно кивнул и вышел — знакомиться и договариваться о переезде с Эрни и Захарией. Те уже проснулись и успели поругаться насчет чересчур громких будильников, и сгоряча чуть не набросились на вторженца, но всё же выслушали, прониклись проблемой и впустили Джастина на свою территорию. А заодно и пообещали найти решение против его аллергии, потому что вопрос размещения хоть и решен, но не до конца, основная-то проблема осталась…

В общем, славные ребята оказались, в чем-то шумные, скандальные, но однокашника с аллергией на кошек приняли, успев подивиться тому, что натворили. Ну подумаешь, кот на одежке полежал… Хотели извиниться и зазвать Уэйна обратно, но тот уже воодушевился новыми соседями-кошатниками и твердо решил переселиться к ним со своим котиком.

Ванная, кстати, была найдена, и ребята смогли принять душ и почистить зубы. После завершения утренних процедур они снова собрались в общей гостиной, где их подобрал Габриэль и повел на завтрак. По мере подъема из подземелий Гарри чуточку подсмутился оттого, как глубоко проник петушиный крик.

— Слушай, — не удержался он. — Что за петухи тут такие, сверхголосистые?

— Нормальные волшебные петухи, — пожал плечами староста. — Столетиями службу несут, каждую зорьку трубят побудку и отбой с закатом. В годы войны их обязанность исполняли горнисты, так как петухи могли выдать наше местоположение тем, кому не следует. А когда война закончилась, петушков вернули в Хогвартс. Вы их увидите, они всегда при замке, на полной свободе разгуливают, общаются со всеми. Очень дружелюбные птицы.

О да, птички действительно оказались дружелюбными, да и попробуй их не заметить, петушков ростом по пояс взрослому человеку… Один такой знатно перепугал ребят, заглянув в окно коридора, по которому студенты как раз спешили на завтрак. Увидели они страшенное косматое нечто, да и шарахнулись к противоположной стене, сгрудились плотной кучей и в страхе уставились на петушьего исполина. Голова у петушка была дай боже, мало чем уступала размерами орлиной, особенно сильно впечатлял клюв — мощный, острый и по-ястребиному загнутый. Сразу стало отчего-то ясно, что птичка питается отнюдь не пшеничкой…

— Ик, — громко произнесла Гермиона за спиной у Гарри. — Это что за сверхгиганты? Неужели кто-то осмелился скрестить и без того крупные виды петухов? Размеры ну просто сказочные, прямо петушиные василиски Даррелла.

— Ну… — чуть стушевался Габриэль. — По правде говоря, некоторые до сих пор пытаются влезть в незаконную селекцию, но ничего, кроме огнедышащего цыпленка, у них не выходит, подзабыты всё-таки старинные секреты разведения… А в прошлом да, умели. А с кем, ты сказала, скрестили василиска? — переспросил он вдруг.

— Ни с кем! — торопливо ушла в несознанку Гермиона, сообразив, что нечаянно подсказала часть недостающего звена.

Гарри тем временем справился с первым испугом, отлепился от стены и подошел к окну — посмотреть на гигантов. Что ж, зверь был знатный: по всем статям это был петух, с хвостом, гребешком, бородками, но размерами превосходил даже беркута, метр-полтора в высоту.

— Они все любимчики Хагрида, особенно рыжий, гриффиндорский, он его Годриком называет, — продолжил сзади Габриэль. — Так-то их четыре, по одному на факультет. Наш вон тот, черный с желтым хвостом.

Гарри нашел взглядом упомянутого птерозавра и восхитился, тот был действительно великолепен: угольно-черный с пепельным отливом, с желтыми «парадными» перьями в хвосте и с такими же сережками под гребешком. Остальные трое тоже были под цвет факультетов: серебристо-серый с зелеными перьями в хвосте, синий с бронзой по перу и медно-красный с золотом, последний был настолько ярким, что прямо бросался в глаза своей огненной расцветкой.

— С ними гулять удобно… — ностальгически вздохнул Габриэль. — С самого первого курса с ними дружил, да и сейчас приятельствуем. Они хорошие друзья.

— Ничего себе, с ними можно гулять?! — опешила Гермиона, засияв глазами. Душу Гарри тоже сперло завистью, и он глубоко вздохнул, предвкушая незабываемое развлечение. Это предвкушение, казалось, разогрело аппетит, и ребята под жалобное пение голодных желудков с утроенной скоростью заторопились в столовую.

Порядок столов в Большом зале по умолчанию располагался следующим образом: Когтевран, Гриффиндор, Пуффендуй и Слизерин. Так что столы Когтеврана и Слизерина оказались у стен зала, а главный проход, по которому вчера провели первокурсников, расположился между столами Пуффендуя и Гриффиндора. И то, что происходило через проход у Гарри за спиной, было прекрасно расслышано.

— Эй, Перси, а что случилось за те два коротеньких летних месяца каникул, пока нас не было в школе? — услышал Гарри голос одного из близнецов. Повернув голову вбок, он периферийным зрением увидел, как над рыжим очкариком навис другой близнец.

— Да, — поддакнул тот. — Почему закрыт целый коридор на третьем этаже?

— И почему там заперли Пушка? — последний вопрос близнецы задали хором. Вернее, пропели в оба уха Перси, отчего тот немедленно налился краской и гневно прорычал:

— Вы что, остолопы неисправимые, успели заглянуть к Пушку?!

— А как же, он же наш любимчик! — тем же слаженным хором пропели близнецы. — Представляешь наше огорчение, когда он нас не встретил вчера! Вот беда, думаем, куда это подевался наш любимый церберок? Где его восхитительные три язычка и мощный гавк из трех пастей? Где его сокрушительные лапки, которыми он два года опрокидывал нас при каждой встрече? И представь наше изумление, когда мы обнаружили Пушка запертым в коридоре! За что его так наказали? Почему он сидит на цепи? Неужели он кого-то покалечил? Ни за что ведь не поверим, потому что знаем, что Пушок — наидобрейший в мире пёс!

— Я-то тут при чем? Хагрида спрашивайте! — зарычал вконец побуревший Перси.

— Но у нас же есть ты — старший брат и староста! — в унисон провозгласили братцы, вися на плечах Перси. — У кого же нам спрашивать, если не у тебя? Но раз ты не знаешь, мы и в самом деле спросим у Хагрида.

С чем близнецы и покинули старшего брата-старосту, отойдя на другой конец стола. Гарри проводил их заинтересованным взглядом и срочно приналег на яичницу, собираясь проследить за рыжиками, а для этого надо хотя бы быть сытым и свободным. Ну, первое получилось, а со вторым не очень. Сразу после завтрака первокурсников собрали старосты и повели на урок Трансфигурации.

На полпути детей нагнал Румпель и вместе с ними прошел в класс. Минерва вздернула бровь, но Румпель подал ей свиток — постановление от директора — и невинно посмотрел в ответ. МакГонагалл пришлось смириться с его присутствием, прочитала наказ Дамблдора, нехотя призвала из воздуха высокий стул для гостя и установила у своего учительского стола.

Дети, рассаживаясь за парты, бросали радостные и такие благодарные взгляды на тоненького красавчика, восседавшего на стуле-стремянке и державшего на колене планшет с занесенным над ним карандашом. Вид конспекта Минерву не обрадовал — чертов куратор собрался ещё и записывать свои наблюдения… Эх, гори ты синим пламенем! Но психуй не психуй, а урок вести надо. Собравшись с духом и спрессовав свои протесты, Минерва начала вводить детей в азы трансфигурации. Расписав вдоль и поперек достоинства предмета, учительница от теории перешла к практике, дав задание — превратить спички в иголки.

Гарри и Невилл, выросшие в мире, где палочки не применяются, вопросительно уставились на папу и дядю Румпа, дескать, чего делать-то? Румпель на их взгляды лишь недоуменно пожал плечами и с интересом стал смотреть, как колдуют другие дети. Переглянувшись, Гарри и Невилл последовали его примеру. Что такое иголка, по-видимому, знали не все, многие чистокровки озадаченно таращились на спичку и в открытую спрашивали у соседей, как выглядит игла. Как ни странно, сей вопрос помог одному студенту сориентироваться.

— Э-эм, иголка выглядит вот так, — объявил Рон и трансфигурировал свою спичку. Поднял стальную иглу и сообщил всему классу: — Вот она, моя мама ею штопает!

Малфой поднял бровки.

— То-то вы нищие. Мама вам дырки штопает, а не чинит порванные вещи при помощи Репаро.

Рон покраснел и с ненавистью зыркнул на бледную моль, взглядом обещая ему всё припомнить после уроков за гаражами. Драко не впечатлился и высокомерно задрал нос, мол, ничего-то ты мне не сделаешь! Рон взвинтился и чуть не набросился на белобрысого таракана, но сдержался — не при учительнице же!.. Румпель тихо хихикнул, прекрасно уловив эти малозаметные со стороны зачатки зарождающейся вражды, и, желая предотвратить их, миролюбиво произнес:

— Эй, ребятки, посмотрите сюда, сейчас я вам создам наглядное пособие того, что нужно сделать, — прищелкнул пальцами, и в воздухе перед ним возникло нечто вроде голограммы, изображающей спичку, которая при визуализации вполне понятно перетекла в иголку. Понаблюдав за движением формул, дети поняли задачу и почти без труда превратили свои спички. А после нескольких проб-попыток получилось и у Гарри с Невиллом, которые наконец-то разобрались, как колдовать палочками. Что весьма удивило Минерву МакГонагалл.

— Кобольд, Долгопупс, — обратилась она к ним. — Я правильно понимаю, вы прежде не имели дела с волшебными палочками?

— Нет, мэм, — помотал головой Гарри. — Дома у нас совсем другая магия, не такая, как здесь. Трансфигурация предметов, например, у нас делается по-другому, из волшебных глин и слизи лунных тельцов. Мы их просто лепим и придумываем, сочиняем вещь, и она создается именно так, как надо.

— О, как интересно, — заинтриговалась МакГонагалл. — А где вы живете, если не секрет?

— Не секрет, — хмыкнул со стула Румпель. — Мир Изначальной Магии далек и недосягаем для земных существ, всё равно туда можно пройти только с добрыми намерениями и никак иначе. Так что можете рассказывать всем желающим безо всякой опаски, — и он подмигнул сыну. Гарри улыбнулся и продолжил, видя нетерпеливое выражение любопытства на лицах однокурсников:

— Наша магия правда особенная, сама природа у нас волшебная: ветры носят послания во все точки мира, деревья и кустарники приносят чудесные плоды, например, горшочковое дерево дает готовую кашу, изумительно вкусную и сладкую, её можно есть так, а можно и подогреть, она ещё вкусней становится. Кроличье дерево сои производит плоды, чья мякоть не уступает мясному рагу, а пушистые скорлупки их можно использовать для пряжи, как самую настоящую шерсть.

Минерва всё это выслушала сперва с вежливым снисхождением, мол, какой милый ребёнок с богатой фантазией, но по мере продвижения рассказа на её лице нарастало удивление, сменяя скептицизм. Ведь лицо Румпеля оставалось каменно-спокойным, отец ни единым словом не одернул завравшегося сынишку… Так что хочешь не хочешь, а пришлось признать факт того, что ребёнок глаголит правду. Даже такую, смущающую.

— Простите, — Минерва с сомнением кашлянула. — А разве такой необычный мир существует?

Румпель открыл рот, но не произнес ни звука, потому что в классе повеяло морозной свежестью, распространяя запах подснежников и хвои, и из воздуха возник стройный высокий человек, который возмущенно поспешил ответить за Румпеля.

— Разумеется существует, как вы можете сомневаться?! — оглянулся и слегка растерялся, поняв, что попал в класс, да ещё посреди урока. — Упс, привет, ребятишки, чуток промахнулся с координатами. Я Робин, ваш новый учитель Защиты!

— Привет! — радостно отозвались дети нестройным хором. Громче всех поздоровались, конечно же, Гарри и Невилл, знавшие Робина с раннего детства. Они даже из-за парт вылезли, чтобы подойти и обнять. Потискав мальчиков, Робин снова обратился к Минерве:

— Магия же откуда, по-вашему, берется? Не из воздуха же или по воле вашей, так сказать… Для всего есть источник, в том числе и у магии. Вот Мир Изначальной и является тем самым источником, откуда всё магическое и волшебное произошло. А исток, как река, вечно открыт, и из нашего Изначального мира в миры другие свободно изливаются потоки магии, как ручей, берущий начало, вливается в полноводную реку. К счастью, не всем пришло в голову пересечь границы, многие остались дома и таким образом сохранились в первозданном виде. Такие, как Кобольды, например, — Робин ткнул пальцем в Румпеля. — Или истинные драконы, имеющие несколько ипостасей. Те из драконов, кто соблазнился неизведанными мирами и переселился в жажде захвата новых земель, спустя поколения сильно деградировали: утратили дар речи и разум, магически истощились, а где-то и видоизменились до жалких неразумных виверн, а то и просто были истреблены, как жадный и свирепый Смауг…

— То есть он был оттуда?! — восхищенно прошептала Гермиона.

— Да, — кивнул Робин. — Потому-то он и умел разговаривать, как все драконы Средиземья, включая Килгарру.

— А Мерлин? — как-то жалобно поинтересовался Грегори Гойл, округлив свои маленькие глазки, которых обычно было почти не видно на полнощеком лице. — Мерлин тоже оттуда, сэр?

— Ну скажем так, предки Мерлина точно оттуда, — сжалился над мальчиком Робин. — Просто надо учесть, что Мерлин родился в те времена, когда белый свет и здесь был волшебным. Волшебство Изначального мира только начинало распространяться, было оно чистым, неразбавленным, а природа была молода и сильна…

Тут снаружи, перебив Робина, дзынкнул колокол, возвещая об окончании урока, и Гарри встрепенулся, вспомнив, что хотел проследить за близнецами.

— Ой, дядя Робин, мы хотим посмотреть на Пушка! Рыжие близнецы говорили, что это цербер! Папа, можно? — Гарри умоляюще затанцевал. Робин и Румпель переглянулись. Взгляды у них были одинаково офигевшими — однако, цербер?! Насели с вопросами на Минерву и выяснили, что церберок ручной, выращенный, так сказать, со щенячества, из бутылочки с молочком выкормленный…

Ну, бутылочка бутылочкой, а поглядеть не помешает, с чем новые профессора и прогулялись до запертого коридора на третьем этаже. Пришли они, что называется, вовремя, к началу очень важных событий. Перед воротами уже собрался народ из старшекурсников, учителей и директора, который уговаривал каменную горгулью занять место Пушка. Статуя, что странно, отпиралась, уверяя, что не справится.

— И не просите! Не хочу! Не буду! Меня откроют, вы же знаете, пароль ко мне непременно рано или поздно подберут, и я откроюсь… и тогда…

Дамблдор вздохнул, посмотрел на собравшихся и растерянно развел руками.

— Извините. Ответственная леди, не желает навредить по легкомыслию некоторых, а такие, увы, найдутся… Вот если бы кто запаролил её так, чтоб вовек не подобраться к ней.

— Давайте я? — предложил Робин, поднимая руку.

— А давай! — просиял Дамблдор, моментально светлея лицом. — Но сначала пусть Хагрид своего Пушка заберет.

Негромко крякнув, из задних рядов вышел великан, прошел к воротам, снял с пояса связку ключей, отделил один и вставил в замок на воротах (калитка в них запиралась заклинанием и отпиралась простой Алохоморой), повернул. Щелкнув, открылся замок, и Хагрид потянул за створки, распахивая ворота. Пушок радостно взвизгнул, щурясь на свет. Так быстро подошла к концу его вахта, он даже соскучиться не успел! А ведь переживал на днях, что будет сидеть на цепи целую вечность, как простой охранный цербер!

Его три огромных языка счастливо облизали всех, кто оказался поблизости. Получив в числе прочих слюнявый любящий лизь, Гарри сначала не поверил, а потом отер щеку, посмотрел на влажную ладонь и поверил. Засияв аки солнышко, мальчишка счастливо заверещал:

— Ура! Налетайте!

И сорок ошалелых ребятишек с воплями окружили гигантского трехголового пса, дружной кучей оккупировав каждую голову. Широко разбросав передние лапы, Пушок распластался на пузе и наслаждался долгожданной лаской. Он всегда любил детей, с тех самых пор, как Хагрид забрал его у грека-заводчика и принес сюда, в Хогвартс, пятнадцать лет назад. Их маленькие ладошки приносят столько радости, столько доброты… Вот честно, Пушок искренне считал, что ему очень сильно повезло с хозяином, подарившим ему не только дом и свободу, но и любовь и дружбу с этими удивительными маленькими созданиями, поток которых не иссякает, а только прибавляется с каждым годом. Каждый год — новые дети, и они неизменно находятся с ним долгие семь лет, а то и дольше. Ведь некоторые никуда не уходят — остаются работать в Хогвартсе, как Северус…

Мысли нематериальны, но Снейп всё-таки вздрогнул, когда Пушок о нём вспомнил. Почуяв ментальный толчок невесть от кого, Северус поспешно отвел взгляд от кровати, в которой ночевал его коллега. Черт бы драл этого Тихогрома Кобольда, чего ж ему так волосы его приглянулись? Смотрит на них постоянно, да ещё с таким м-мечтательным выражением… Проведя ладонью по волосам, Северус снова вздрогнул, чувствуя, как щеки заливает румянцем — о боже, неужели он неряхой его считает?..

Украдкой оглянувшись, Северус, крадучись, подошел к шкафу, открыл дверцу и взял с полки пузырек шампуня.

— Ты видел его?

— О да, конечно, видел! Симпатичный квадратный люк.

— Интересно, куда он ведет?..

— Хм, ну, по идее, вниз, но учитывая, что это коридор третьего этажа…

— То он должен вести на второй. М-мм, нелогично, что-то не стыкуется…

— Ну, значит, настало время достать нашу волшебную карту.

…

— Так, что тут у нас… А-а-а, вот в чем дело! Замок-то наш вырублен в толще горы, и под коридором третьего этажа нет никаких помещений, только горный массив. Значит, люк точно куда-то ведет!

— Эх, жаль, Пушка убрали, он бы пропустил… К этой горгулье не подступишься.

— Погоди… Джордж, дай я поцелую эту карту! Ты посмотри, что она показывает, это же…

— Подсказка! Как одолеть горгулью! Точно так же, как за статуей карги у входа в туннель к «Сладкому королевству»!

Двое рыжих неисправимых обормотов оглянулись по сторонам и, никого не увидев, дружно и от души чмокнули старый пергамент, потом бережно свернули его и, подхватившись с пола, выскользнули из спальни. К запретному коридору прошли не таясь, ведя себя обыкновенно, так же спокойно и уверенно назвали горгулье пароль, против чего бедняжка не могла даже воспротивиться и покорно сдвинулась с места, при этом выражение её скорбного лица было таким… Кирпич обрыдается!

Открыв люк, братья обменялись взглядами и репликами:

— Уверен?

— Как никогда в жизни!

— А вдруг там подделка?

— Вряд ли, в газете бы не стали печатать, что пытались ограбить сейф с подделкой. Нет, камень настоящий.

Снова переглянувшись, близнецы весело хмыкнули, узрев в глазах друг друга знаки доллара и Клондайка, взялись покрепче за руки и молча сиганули вниз, в неизвестность. Ради золота люди способны и не на такое…

С силками разговор был коротким.

— Оп-па, гляди, что тут! Э-э, нет, шейку пожать не дам, плети прочь!..

— Огонёчку? Прикурить не желаете?

От вежливо зажженной «спички» на кончике палочки силки дружно шарахнулись, в страхе отжимаясь к стенке, и с такой же вежливостью уступили близнецам дорогу. К каземату с троллем долго не решались подойти — уж больно там смердело. Наконец вспомнили чары Пузыреголовости и наколдовали их друг другу, после чего рискнули войти и посмотреть на источник «аромата».

— Ф-фу, че он так воняет?!

— Он вообще за жизнь хоть раз мылся?

Вопросы братьев были риторическими, посему они переглянулись и, пожав плечами, вскинули палочки, вызывая сдвоенную Аква-максиму. Мощный водопад, хлынувший с потолка, по силе не уступал Ниагаре и едва не вышиб из тролля дух. Он сладко и крепко спал, и внезапный ледяной душ в буквальном смысле вызвал у бедолаги кататонию с инфарктом. Пока тролль корчился в агонии, близнецы двумя муренами проскользнули мимо него к следующей двери.

Крылатые ключи, дверь и метлы у стены вопросов не вызвали. А будучи загонщиками, со своей задачей братья справились играючи: сначала определили, какой именно отмык нужен к данному замочку, выцелили подходящий, оседлали метлы и поиграли в квиддич с этими похудевшими подобиями снитчей. Хватали все без разбору, поймав, тут же отпускали, усыпляя бдительность, а когда артефакты расслабились и перестали обращать внимание на двуногих летунов, нужный ключ был схвачен и незамедлительно воткнут в скважину замка.

Новый недлинный коридор, дверь, которая открылась от простого толчка, и возникло новое препятствие в виде гигантских шахматных фигур. Ну это уже как-то скучно, честное слово. С некоторым недоумением близнецы оглядели трехметровых пешек и ферзей с конями, хмыкнули и со скучающими зевками обменялись взглядами.

— Мало мы отца с Роном натаскивали, прививая им любовь к маггловским играм…

— И не говори. Причем надо было сделать так, чтобы папа думал, что это его идея.

— Ну что, начнем?

Но сперва вернулись назад за метлами, надо же прощупать все варианты? Пролетели над шахматным полем и проверили дверь, та ожидаемо не поддалась никаким отпирающим заклятиям, включая простую маггловскую отмычку из проволоки, которая нашлась в безразмерном мальчишечьем кармане одного из братьев. Ладно, делать нечего, придется честно поиграть.

Разогрелись ребята, летая над полем и просчитывая ходы, рассчитали-определили и начали управлять армией черных, и вот уже белым угрожает мат — Кh3. Потом был ответный ход белых. Затем белая королева вошла во вкус и «убила» несколько чёрных фигур, спеша взять реванш, но противник уже выявил все её слабые стороны, из-за чего партия ускорилась, развернувшись со всей мощью: на втором ходу появился более быстрый способ поставить мат — вместо хода ладьей черные пошли слоном на с5, и это был шах. Королева как ослепла, сгоряча взяла слона, и конь Фреда и Джорджа поставил мат на h3. С оглушительным звоном упал гигантский меч, и королева (натужно и сквозь зубы) склонила голову, поневоле, через не хочу и не могу, активировала какой-то волшебный механизм, отчего позади неё тут же беззвучно распахнулась заветная дверь.

Победно хлопнувшись ладонями, братья на метлах влетели в открывшийся проем и очутились в огромном зале. Сзади загорелся фиолетовый огонь, отрезая путь назад, такое же пламя, только черное, вспыхнуло и впереди, давая понять, что проход дальше надо снова заслужить. Облетев зал по кругу и рассмотрев композицию со всех сторон, братья снизились и спешились с метел.

Стол и семь бутылей — вот таким было их очередное препятствие к цели.

— Так, и что с этим делать? — азартно сверкнул глазам Джордж.

— Сейчас узнаем! — с умным видом изрек Фред, беря со стола лист пергамента.

Прочитав стихотворение Северуса, парни с восхищением присвистнули.

— О Мерлин, я обожаю профессора Снейпа!

— Яды забираем с собой, вина — тоже… — говоря это, Фред с Джорджем начали рассовывать по карманам бутылочки, в которых без труда распознали означенные жидкости. Нужные напитки по логике вещей были в самых маленьких сосудах. Их они выпили без раздумий, потом подошли к стене черного пламени и осторожно протянули руки. Не обжегся Джордж, значит, он и выпил снадобье, пропускающее вперед. Но, прежде чем разделиться, обнялись на прощанье, на что ушло энное количество времени, за которое зелье в опустевших скляночках вдруг возобновилось. Моментально сообразив, что к чему, Фред забрал со стола склянку Джорджа и осушил одним глотком, после чего снова, взявшись за руки, братья дружно шагнули в призрачно-черное пламя.

И, как два воплощения Рока, встали у постамента, на котором на бархатной подушечке загадочно переливался гранями гранатово-красный камень — оплот их надежд и богатств. Алчно блестя глазами и скалясь, как два чеширских кота, Фред с Джорджем протянули дрожащие длани и одновременно коснулись вожделенной добычи.

И тут произошла поистине беспрецедентная вещь. Как нам известно, философский камень был создан для исполнения одной из двух человеческих прихотей — творить злато или даровать долголетие. Философский камень, помимо прочего, носил почетное звание великого магистериума, а также именовался красной тинктурой, панацеей жизни и жизненным эликсиром. Кроме того, камень обладал эмпатией и очень чутко отзывался на желания тех, кто брал его в руки для каких-либо целей. Обычно его брали для создания золота или эликсира жизни. Реагировал он, как вы понимаете, на чувства одного человека с определенным желанием. За все шестьсот лет к камню не прикасался никто, кроме его создателя, Николаса Фламеля. И для хранения в банковском сейфе, а потом при перемещении в подземную комнату его предусмотрительно завернули в клок вощеного пергамента. Николас-то достаточно подробно изучил свое творение и принял необходимые меры предосторожности.

Но Дамблдор не учел этого, сочтя сверточек невзрачным, а значит, малопривлекательным для Волдеморта, и решил снять с камня обертку. Хорошо хоть ума хватило не прикасаться к артефакту голой рукой: почуяв настороженное внимание магистериума, Дамблдор облачил конечность в перчатку из плотной материи.

А тут камня коснулись две руки разных людей с совершенно идентичными мыслями — вот оно, наше сокровище! Впервые в жизни философский камень ощутил настоящие, теплые, самые искренние чувства в свою честь. Николасу-то не приходило в голову приласкать камушек или одарить его добрым словом. Да он даже «спасибо» ни разу за шестьсот лет ему не сказал!

Фред с Джорджем нежно погладили красные грани, буквально изливая на камень волны любви и обожания.

— Фред, мы его нашли!.. — любяще произнес Джордж.

— И не говори! — с теми же интонациями проговорил Фред.

Очень бережно они взяли камень с подушечки двумя ладонями и склонили над ним лица, с трепетом вглядываясь в мерцающие глубины великого кристалла… Камень, чувствуя их объединенное желание стать богатыми, проникся их проблемой как никогда глубоко, ведь братья раскрыли ему свои души. И камень отлично рассмотрел их большую, крепкую любящую семью: веселую неунывающую Молли, рассеянного и доброго Артура, храброго Билла, стойкого и отчаянного Чарли, педантичного, целеустремленно пунктуального Перси, их самих, юморных и разгильдяистых близнецов, но кроме того, увидел камень и вечно голодного, несчастного Рона, живущего в тени своих старших братьев, и маленькую Джинни в стареньких обносках, мечтающую о красивом новом платье и тетрадке с единорогом на глянцевой блестящей обложке…

«Вот у кого я должен жить! — ахнул про себя древний артефакт. — А не у этого обеспеченного и такого прижимистого Фламеля, что так скуп, что прячет меня от мира, боясь, как бы все люди не стали богатыми».

Ведь на самом деле очень немногие люди мечтают о бессмертии. Большинство хотят лишь здоровья и благополучия в семье, а Уизли были именно такими, что и подтвердили близнецы, начав делиться планами на будущее.

— Эх, ка-ак накупим Джинни вагон платьев! — размечтался Фред.

— А маме новые чары обновления для дома, давно жалуется, что кухня разваливается, — задумчиво добавил Джордж.

— Да зачем эти чары? Мы нам новый дом купим! — восторженно возразил Фред.

— Точно! Ты гений! — восхитился Джордж.

«Ох, мальчики! — умиленно потеплел камень. — Теперь я точно знаю, что останусь с вами. Ведь благодаря вам я смогу приносить реальную пользу, а не отваривать вечные эликсиры жизни для одного и того же человека в течение столетий».

Приняв сие решение, древний философский камень тут же привязался магией к этим мальчикам, навсегда разрывая связь с прежним своим владельцем. Честно говоря, он уже и так подумывал отречься от Фламеля, почуяв чужие руки. Увы, те руки были в перчатках, и камень не смог подключиться к тому магу. Ну ничего, эти мальчики и получше будут!

Приняв окончательное решение, камень нагрелся и засиял, вливая магию в руки близнецов. Те вздрогнули и удивленно переглянулись.

— Джордж, ты чувствуешь? — выдохнул Фред.

— Да, чувствую… — завороженно шепнул Джордж, поднял засиявшие глаза на брата. — Он наш!..

— Мы теперь никогда не расстанемся! — прислушавшись к магии камня, понял Фред.

Это не воровство. В мире магии никогда ничего не происходит просто так, и если это случилось, то, значит, так и должно быть. Волшебные артефакты это знают и потому в силу обстоятельств вольны менять хозяина.

Припрятав красную тинктуру в кармане куртки Фреда, близнецы медленно покинули зал, притормозили у стола, сделали по глоточку из пропускной склянки, оседлали метлы и без препятствий долетели до грота с троллем. Тот уже окоченел и превратился в камень. Этим, кстати, объясняется, почему в мире нигде не находят костей троллей: просто они, умирая, становятся горной породой, из которой, собственно, произошли на свет. Мимо почившего гиганта братья прошли на цыпочках, воздавая должное почтение усопшему, испытывая при этом некоторое смущение оттого, что бедняга скончался от их ледяного душа с потолка. Но, с другой стороны, кто мог хоть на секундочку предположить, что у горного тролля окажется настолько слабое сердце?

Вылетев из люка, близнецы, к своему изумлению, обнаружили, что их вторжение прошло незамеченным — никто их не подкарауливал на выходе с аврорами и наручниками. Неужели пронесло?! Не веря своей невероятной удаче, братцы поставили гаргулью на место и, крадучись, покинули запретный коридор.

Глубоко вздохнул в своей каморке престарелый Николас Фламель — ну вот и всё, покинул его наконец философский камень. Вообще-то ему и самому надоело поддерживать жизнь в этом перестаревшем теле, оно уже само в буквальном смысле разваливалось, а о том, как переселять душу, Николас, увы, не знал, об этом, пожалуй, только писатели-фантасты имеют представление. Просьба Дамблдора об одолжении была только на руку старому алхимику, и он почти с облегчением отдал своему другу и ученику запрошенный артефакт, глядишь, да затеряется камешек, и таким образом он, Фламель, избавится от вечной зависимости. Хватит, он уж достаточно пожил!..

Послушав бибиканье и пиликанье сигнальных чар, Дамблдор удовлетворенно откинулся на спинку кресла в своем кабинете — ну вот и затерялся камешек, как и хотел его старый друг Фламель. Главное, не Волдеморт его прихватизировал, а какие-то очень умные, весьма талантливые студенты. Пусть им и послужит древний артефакт, без дела же просуществовал столько столетий, а так хоть какую-то пользу принесет своим новым хозяевам…

Начиная с обеда, педсостав Хогвартса охватила икота. Во-первых, кем-то была открыта горгулья и умерщвлен горный тролль, тот самый, против которого никто не знал, как обороняться! Во-вторых, ворами были виртуозно пройдены все ловушки и спизжен… простите, позаимствован драгоценный волшебный артефакт, ради которого и были установлены все эти гениальные ловушки, которые, кстати, уже не казались гениальными, ведь, судя по показаниям приборов в кабинете Дамблдора, взломщики являлись студентами! Казалось бы, гордись и радуйся, что у тебя такие талантливые ученики, но вот что-то не получалось восхищаться их умом. Почему? А потому что самолюбие. Не для этого учителя потеют, чтобы студенты блистали на поприще воровства! А в-третьих, Северус Снейп вымыл голову!

Не знаю, с чего, но последнее событие вызывало куда большую истерику, чем факт клептомании. Может, потому, что волосы Снейпа завились на кончиках, приобрели иссиня-глянцевый блеск и сияли так, что руки непроизвольно тянулись их потрогать? Минерва себя на этом точно несколько раз поймала, после чего, покраснев, отдергивала руку, в крайнем случае делала вид, что смахивает пушинку с плеча Северуса или поправляет ему воротник. Зато Кеттлберн не постеснялся погладить по голове молодого коллегу, завести за ухо прядку и сообщить всем, что волосы у Снейпа похожи на щелк.

Северус, хоть и смутился, но вниманию старших коллег был рад, начав оттаивать сердцем и душой. Видя вокруг радостные и открытые взгляды, он вдруг сообразил, что отгородился ото всех за сальной пеленой отчуждения, а не волос. А ведь многие коллеги знали его с первого курса, и это не только МакГонагалл или Кеттлберн, это ещё и те, с кем он учился с самого начала: Септима Вектор, Аврора Синистра, Квиринус Квиррелл…

При воспоминании о последнем у Северуса всё вдруг заныло в груди: М-мерлин, как же так, ещё один предатель среди его сокурсников?! И как же хорошо-то, что его так быстро разоблачили! А то б натворил бед… Размышляя об этом, Северус нашел взглядом Румпеля и с любопытством посмотрел на сидящего рядом с ним незнакомца — Робина Тиса, нового профессора Защиты. Пришел он по приглашению Кобольда и, скорей всего, будет вселен в покои Северуса, это как пить дать и к гадалке не ходи. Ну во-о-от, так и знал…

— Северус, мальчик мой, найдется ли комнатка для профессора Тиса? — обратился к Северусу Дамблдор. Но, к счастью, возразил сам Тис.

— О нет, увольте! Мне бы кого постарше в компанию, я тот ещё старик…

— Разве?! — Дамблдор (и Северус тоже) с удивлением воззрился на чернявого красавца со смоляными кудрями. — Но вы же так молодо выглядите.

— Вот именно, что выгляжу, на самом деле я старше, чем вы думаете.

Робин лукаво улыбнулся, озорно блеснув карими глазами. Северусу на какой-то короткий миг показалось, что им улыбнулся старый хитрый лис, по крайней мере такие ассоциации возникли от его плутовского прищуренного взора. Это заставило Северуса занервничать, ибо за неполных десять лет он успел насмотреться на сорванцов студентов и моментально узнал этот лихой прищур ребёнка с буйной фантазией, задумавшего отличную пакость. Черта с два он старик!..

Минерва тем временем не удержалась от беспокойства и боязливо спросила у директора:

— Значит, тролль больше не представляет для нас угрозы? Вы не знаете, у кого хватило смелости с ним сразиться? И кем изъят камень? Не будет ли от этого у нас неприятностей? Мы же не знаем, с какой целью был извлечен из тайника философский камень…

— Успокойтесь, Минерва, насколько я понимаю, артефакт попал в хорошие руки, а в добрых делах философский камень навредить априори не может, так как используется он только в чем-то одном. Вы же не станете утверждать, что его применят в качестве оружия массового поражения? При всём желании это совершенно нереально.

— Ну не знаю, — протянула Минерва, не понаслышке знавшая о наемниках. — Если новый хозяин закажет бомбу и пообещает заплатить золотом… Вы же понимаете, что наличие такого артефакта, как философский камень, позволяет это реализовать?

— Ну что вы такое говорите, Минерва?! Разве в стенах нашей школы могут появиться такие вселенские злодеи?

— Да-да, — включился в разговор Румпель. — Дамблдор прав, профессор МакГонагалл, не надо нагнетать столь мрачные перспективы. Уверяю вас, те ребята, что взяли камень, вряд ли задумаются о том, чтобы причинить кому-то вред. Напротив, они собираются использовать камень исключительно в благих целях и в пользу своей семьи.

— Что ж… — чуть сдала на попятную Минерва. — Если кто-то из знакомого нам окружения вдруг разбогатеет… — и она угрожающе замолчала, свирепо сминая салфетку.

Северус с сочувствием обвел взглядом Большой зал. Остается надеяться, что тот, кто стащил камешек, достаточно богат, чтоб не вызвать подозрений… Но, с другой стороны, Минерве следовало бы быть немного человечней, ведь это её студенты открыли надежно запертую горгулью, прошли силки, победили тролля, поймали ключ Флитвика, выиграли в её шахматы, как-то разгадали логическую загадку и при этом не постеснялись прикарманить бутыли с ядом и вином. Да ей гордиться надо такими учениками, а не подозревать их во всемирном заговоре!

Близнецы, не подозревая о том, сколько домыслов крутится вокруг похитителей камня, беспечально вкушали обед и строили свои собственные планы по обеспечению семьи. Временами Фред поднимал руку и ласково поглаживал ладонью бугорок под мантией, даруя камню нечаянную порцию любви и нежности, от которых тот таял и проникался всё большей пламенной любовью к своим молодым хозяевам, клянясь служить им верой и правдой.

Хитро, по-лисьи, улыбался Робин, тоже глядя в зал, на лица своих будущих учеников, готовясь к грядущему знакомству с ними, и в памяти его тихо звучала Киплинговская мелодия на тему Песни Пака о Британии…

…Ты видишь мельницу над ручьём?Прислушайся только к ней:Ведь столько смолола мешков с зерномС суровых Вильгельмовых дней.Ты видишь курганы древних времёнИ ров, прорезавший дол?Когда-то здесь римский стоял легион,Который Цезарь привёл…

Свою тайну близнецы доверили самому надежному человеку в мире — Биллу Уизли. Старший брат, по совместительству главный ликвидатор проклятий Гринготтса, надежд младших братишек не обманул. Посвященный в секрет, он начал то и дело «находить» в египетских гробницах неучтенные, нигде не зарегистрированные и вообще ничейные, совершенно бесхозные сокровища, на которые, впрочем, распространялось одно общее правило: кто нашел — тот и хозяин.

Так-то Билл действительно подбирал там-сям обломки из недрагоценных металлов, как-то свинец, сталь, чугун и прочие ненужные железячки наподобие гнутых и никуда не годных гвоздей, оставшихся от участников археологических раскопок. Но какую ценность приобретали эти гвозди после вымачивания в отваре красной тинктуры! Золотенькие, из дорогущего сплава 999 пробы, мягонькие, они вмиг разлетались на рынке драгметаллов, оседая в карманах Уизли тяжеленькими полновесными галлеончиками.

Так что Минерва напрасно сверлила глазами студентов, карауля момент, когда кто-то из них вдруг окажется нереально богатым и обзаведется беломраморным дворцом до небес и золотой каретой с дюжиной пегасов. Близнецы и Билл богатели потихонечку, незаметно для широкой массы и вполне законным путем, никак не афишируя, что имеют какое-то отношение к чему-то философскому. Но не для Минервы. Видя, как в руки Уизли медленно втекает золотой ручеек, она вполне ожидаемо порадовалась за семью хороших людей, верных сторонников Дамблдора и своих любимых соратников, чьих детей имела честь обучать лично. Придираться к собственным друзьям стало просто неактуально.

Зато в середине первого семестра на контрольном диктанте Минерва получила другой повод для неприязни. Предметом её раздражения стала непонятная маггловская штучка, которую принесла с собой в класс первокурсница Гермиона. Решая и раскладывая составные формулы, девочка запнулась и сбилась со счета. Порешав на бумаге и прикинув несколько вариантов, Гермиона сдалась и достала из сумки калькулятор. Застучала по кнопочкам, получила ответ, повеселела и радостно застрочила пером по пергаменту, переписывая верное решение.

Разглядев со своего места явную маггловскую электронику, Минерва неодобрительно поджала губы. Привычно проглотив аршин, она прошла по проходу между парт к ученице и, злобно раздувая ноздри, придирчиво осведомилась:

— Мисс Грейнджер, кто вам разрешил пользоваться в волшебной школе маггловской техникой?

— Но в правилах об этом ничего не было, — от неожиданного наезда Гермиона ответила храбро и решительно.

— Не смейте мне перечить! — рявкнула МакГонагалл, звучно стукнув указкой по парте. — В школе, подобной Хогвартсу, электроника недопустима!

— Но почему?! — отважно возразила Гермиона. — Она же здесь отлично работает, я проверила!

— То есть телевизор здесь будет работать? — оживился Джастин, опередив следующую придирку Минервы.

— Нет, телевизор здесь не будет работать, — угрюмо отчеканила Гермиона.

— Почему? — вытянулся лицом Джастин.

— Потому что в школу не провели электричества. Нет ни розеток, куда можно воткнуть вилку, ни антенн, с помощью которой проводится транслирование телепередач.

— А-а-а… — разочарованно сдулся Джастин. Прочие дети, получив непонятку, захотели пояснений и устроили в классе спонтанный диспут, в ходе которого выяснилось, что…

Отсутствию электричества есть логичная и оправданная причина: замок с поселком скрывают от обычных людей, а электролиния, требующая обслуживания и проведения, с этим не сильно вяжется, также есть закон, запрещающий и ограничивающий использования изобретений магглов. Этому поспособствовало то, что по всей Европе «раскидано» немало замков, подобных Хогвартсу, и только малая часть из них электрифицирована в коммерческих целях. А что электроника не фурычит в местах скопления магии, то это всего лишь выдумка, заложенная в начале двадцатого века, когда новаторы попытались провести электричество в Хогвартс. Но этому воспротивились призраки, полтергейст и лояльные к ним профессора, понимающие, что электрификация уничтожит привидений. А ведь неприкаянные души тоже хотят жить, пусть и в таком, нематериальном, эфемерном виде, но хотят же! Так что не надо нам ваших цивилизаций! Мне дух прапрадедушки дороже, уберите отсюда эти провода!..

Особенно смешно выглядели попечители-магглы, не обнаружившие в окрестностях замка водонапорной башни. Проведя ревизию, они зависли, откровенно не понимая, как вода подается в высоченные башни факультетов.

А никак. Единственный маггловский туалет с трубами был установлен только на втором этаже в угоду одному такому новатору, не смирившемуся с мыслью, что все нужды в Хогвартсе осуществляются с помощью магии. Не понравилось ему это, захотелось простоты и понятности, и поэтому добился в Министерстве разрешения на реформацию — проведение канализации в Хогвартс. В этом туалете был минус — отходы смывались в Черное озеро, но, к счастью, уборной практически не пользовались, и загрязнения оказались минимальны. Так что за двести лет туалет медленно и печально пришел в запустение, пока вовсе не закрылся в сороковых годах текущего века после гибели школьницы.

Все остальные помещения работали стабильно при помощи магии: Хогвартс, призраки и завхоз с домовиками следили за функциональностью всего волшебного здания. Ладно, с этим разобрались, но у Гермионы появилась претензия к призракам.

— Извините, а почему они не упокоятся? — вполне логично осведомилась девочка. — Я понимаю, волшебники уважают привидений, но сами призраки почему не уважают живых? Почему бы им не проявить тактичность и не поселиться где-нибудь подальше, в заброшенных развалинах, например?..

Вопрос Гермионы смутил всех, и дети озадаченно посмотрели на Минерву — а правда, почему? Ведь даже у магглов призраки обыкновенно остаются на месте последнего своего упокоения, там, где их убили, как бедняжку сэра Симона де Кентервиля. Не зря же по миру разошелся шаблон — заброшенный замок, дом или крепость с привидениями.

Минерву вопрос не смутил, напротив, она вообще никакой проблемы не увидела. Гневно раздувая ноздри, МакГонагалл сердито отчеканила:

— Давайте не будем развивать тему маггловского благополучия, оно к нам никак не относится! Мы волшебники, у нас свой собственный мир и наше к нему отношение! Это нам надо думать, как ужиться с вампирами и оборотнями, как не погибнуть при встрече с драконами и плохими колдунами. Это в нашем мире к нам ласкается ручной цербер и кланяется гиппогриф, всплывают со дна морей русалки и тритоны, чтобы поздороваться, а единороги выходят из лесов на опушки пообщаться и поделиться своей звериной магией. Поймите, наши миры разные: там, где волшебник протянет руку к единорогу только для того, чтобы прикоснуться к чуду, простой человек схватится за ружье, чтобы превратить прекрасное создание в охотничий трофей. В этом и есть наше различие, увы… Конечно, встречаются хорошие люди, но таких меньшинство. А вам, мисс Грейнджер, пора наконец уяснить: вы в другом мире, и к тому прежнему возврата больше нет. Вам доверили наши тайны и законы, поэтому будьте добры соблюдать правила и поддерживать данное вам доверие.

— Другими словами: не лезь со своим уставом в чужой монастырь! — доходчиво пояснил Джастин. — Если здесь живут привидения, то, значит, это для чего-то нужно магическому миру. Поняла, Гермиона?

— Поняла, — недовольно ответила та и упрямо набычилась: — А калькулятором я всё равно буду пользоваться. Надеюсь, мне за это не грозит исключение? — добавила она вредным голосом.

— Не грозит, — нехотя улыбнулась МакГонагалл. — Но привидения вас будут обходить стороной, им неприятна электроника.

— Ну и не больно-то они мне и нужны, подумаешь… — строптиво пробурчала себе под нос девчонка.

Спорить-то всё равно не о чём, тем более что и профессор Тис говорил о том же. Сказочному миру пришлось отделиться от простого по одной только причине — чтобы уцелеть. Чтобы сохранить то немногое, что осталось в волшебном мире. И так в прошлом едва удалось убедить общественность в том, что носорог — это сказочный аналог единорога, как-то получилось переключить внимание охотников с единорога на носорога. Результат сказался почти сразу — носорогов стали массово истреблять. В Китае, говорят, до сих пор верят в панацею из тертого рога единорога… Так ведь и тех мало оказалось императорам, втемяшилось им, что рог нарвала имеет те же свойства, и подрядили целые эскадрильи кораблей для охоты на морского единорога. А представьте, что открыли такую же массовую охоту на настоящих волшебных коней-рогоносцев? Представили? Вот то-то же.

Так что пусть магглы свои земли опустошают, а магическую фауну мудрые волшебники попытаются сохранить, с чем и создали секретные заповедники с драконами, тщательно разграничив волшебные места планеты от обычных так, чтобы громамонт хоть и пасся рядом с носорогом, но магглам в руки не попался. Издали-то фиг различишь взрывопотама от риноцероса. Без того чудом удалось спасти последних дронтов, тех самых диринаров, прекрасных магических птичек, а то бы и их не осталось на свете… Помогло то, что волшебный подвид додо оказался разумным, прислушался к доводам спасателей и согласился сам от человека прятаться.

В общем, потрясающие уроки преподал профессор Тис, слушать его было одно удовольствие! Ничего удивительного не было в том, что уже после двух первых занятий дети стайками бегали за добрейшим в мире учителем: окружат высокого красивого дядю и повсюду сопровождают, по всем коридорам, из кабинета в кабинет. А так как Робин не разделял класс на какие-то там сдвоенные, индивидуальные и прочие отдельные практикумы-семинары, то дружно галдящие детишки только рады были дружить! И Драко Малфой рядом с Невиллом Долгопупсом и Гарри Кобольдом оказывался чаще, чем со слизеринцами. Ну да те и не замечали, сами тусили с гриффами и пуффами.

Урок полётов на метлах прошел ни шатко ни валко: собрались сорок детишек вокруг папы-Румпеля, дождались учительницы, а когда мадам Трюк привычно гаркнула свое коронное «ну и чего вы ждете?!», так была тут же осажена не менее громогласным рыком куратора:

— А ну-ка сбавь обороты, генеральша! Тут тебе не тренировки со спортсменами, а урок с первокурсниками. Хочешь, чтоб тебя уволили за превышение полномочий? Так легко устрою, только дай повод!

Как Трюк языком не поперхнулась, до сих пор непонятно… но прикусила она его знатно — пол-урока кривилась и посасывала укушенный орган, пытаясь вернуть ему чувствительность и подвижность. А сам урок под наблюдением Румпеля прошел вполне на уровне: куратор и учительница выявили лучших летунов — Драко Малфоя и Рона Уизли, занесли в бланк и велели учиться полетам усердно, так как в них есть задатки и их гарантированно запишут в команду по квиддичу. Ну те сгоряча и на эмоциях только рады стараться и страстно пообещали явиться на пробы. Потом-то они, конечно, взвоют, но поздно будет.

Весьма своеобразно прошел и первый урок зельеварения. Прежде всего был мрачный сырой класс, затем появился такой же мрачный профессор, похожий на принца Датского, сбежавшего со сцены спектакля Гамлета. Оглядел притихших детей, чудом различая их в полумраке, задержался зачем-то на лице зеленоглазого пацана, вздернул бровь и загробным голосом прочел монолог о стаде болванов, которые ходят на его уроки. Погрузив класс в могильное молчание, меланхоличный профессор взял со стола свиток пергамента, развернул его и всё тем же заунывным голосом принялся зачитывать имена, со вселенской печалью обозревая каждого откликнувшегося студента. Добравшись по списку до Кобольда, Снейп замолчал на целую минуту, скорбно рассматривая мальчика по имени Гарри с ненавистными чертами лица давно почившего Поттера. Эту долгую минуту Снейп пытался вникнуть в чувства по отношению к отпрыску школьного недруга, проникнуться так, чтоб размазать мальчишку без остатка, так, чтобы… Раздракониться ему, впрочем, не дали: из тьмы сзади к плечу Снейпа протянулась когтистая длань куратора, сжала, а потом тихий голос обжег щеку горячим дыханием:

— Полегче, Северус, это мой сын…

Всего одна фраза. Всего лишь несколько коротких слов, и всё стало кристально ясно и понятно — Гарри Поттер усыновлен магическим существом. Чуть повернув голову и скосив глаза, Северус едва не вздрогнул, увидев горящие во мраке желтые драконьи глаза. В горле вмиг возник огромный удушающий ком, который кое-как удалось протолкнуть в глотку, освобождая гортань для голоса.

— Простите…

Задушенное, еле слышное извинение всё же достигло ушей Румпельштильцхена, и он благосклонно кивнул, отпуская плечо молодого профессора. Осторожно покашляв и прочистив горло, Северус вернулся к знакомству с классом. На мелкую копию Джеймса он теперь старался не смотреть, но куда там… Знание того, что ребёнок выращен и воспитан мифическим созданием, против воли возвращало глаза к лицу мальчишки, которое теперь вызывало невольное любопытство: а каким он вырос, сын Джеймса, в руках другого?.. Всё же воспитание имеет значение, уж это-то Северус понимал.

Но шок был приличным. Подумать только, к кому угодил малыш Поттер… Интересно, как Дамблдор нашел такого опекуна? Помнится, старик с самых первых дней после падения Темного Лорда уверял общественность в том, что ребёнок передан в хорошие руки и находится в безопасности. Что ж, теперь Северус вынужден был признать — безопасность мальчику Дамблдор действительно обеспечил, нашел ему идеального отца, да ещё такого, что за своего ребёнка любого без раздумий на клочки порвет. Стало даже немножко обидно: ну почему у него такого отца не было?! А у Поттера вон, первый за него жизнь отдал, второй драконом становится при малейшей угрозе в сторону мальчишки…

Слегка тряхнув головой, Северус переключился со своих мыслей на мальчишку — любопытно посмотреть, каким он стал у такого приемного отца. Вот бы проверить… Задумано — сделано. Дойдя до последнего имени в списке, Северус отложил его и вперил черные туннели в подопытного цыпленка.

— Кобольд, — вкрадчиво произнес Снейп. — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

Румпель за его спиной издал тихий понимающий хмык, а Гарри задумался на пару секунд, после чего уверенно ответил звонким дискантом:

— Снотворное, сэр! Сильное усыпляющее зелье, — добавил он местный аналог названия. На всякий случай.

Северус кивнул, принимая оба варианта ответа, и, чувствуя задор, задал следующий вопрос:

— А если я попрошу вас принести мне безоаровый камень, где вы будете его искать?

И поежился, ощущая спиной горящий взор Румпеля. Дракон дышал ему в затылок, но Северусу, что называется, вожжа под хвост угодила, он понимал, что нарывается, но ничего не мог с собой поделать. Ему стало жизненно необходимо выяснить, насколько этот мальчишка теперь не Поттер. Наглец Джеймс, как помнил Северус, ни на один провокационный вопрос Слизнорта так и не ответил, а только врал и выкручивался. Про безоар он, к примеру, наплел, что это растение созревает только в полнолуние, вылезает из почвы и каменеет сразу же, как окажется на воздухе, и тем, кто его ищет, должно нереально повезти… Гарри, к счастью, ответ знал и врать не стал.

— В желудке козы, сэр. Безоары бывают преимущественно у жвачных животных. Поскольку шанс такой находки невелик, безоар редок и очень ценен. Является ингредиентом для некоторых зелий, а также служит сильным противоядием от большинства ядов, — бойко оттарабанил мальчишка, спеша выложить всё, что знал, для чего и добавил напоследок самое ценное, по его мнению, знание: — Но его также находят и у других животных, чаще всего у кошек. Ведь безоар — это инородное тело в желудке, конкремент из плотно свалянных волос или волокон растений.

Выпалил и замер, сияя глазами, страшно гордясь своей эрудицией. Отец за спиной Снейпа одобрительно покивал, и Северусу тоже пришлось признать рвение пацана завоевать одобрение профессора. Тут и ежику понятно было, что ребёнок отчаянно хочет показать всему миру, какой он умница и талант. Ну что ж, какой там коронный вопрос был у Слизнорта?.. Хм, об аконите. Помнится, приколист Поттер сочинил, что монах должен быть в клобуке, чтобы не отравиться волчьим ядом… Ну, однокашникам он, может, и стал клевым чуваком, но для Слизнорта Поттер ушел в полный минус, профессор понял, что в коллекцию талантов богатый мажорчик не годится, и взялся «топить» следующего, наиболее перспективного, на его взгляд, студента — Лавгуда.

— И последний вопрос, Кобольд, в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

— Э-э-э, это аконит, сэр, — чуть растерянно ответил мальчик, искренне опешив от столь простого вопроса.

— Неплохо, мистер Кобольд, — кивнул Северус, чувствуя моральное удовлетворение. Мальчик получил достойное воспитание в приемной семье. Наверное, всё же предвзято относились коллеги к Дамблдору, полагая, что он не сможет найти хорошую семью для осиротевшего ребёнка. Но старик всех обошел!

Позже вечером, сразу после ужина, Северус впервые рискнул обратиться с разговором к своему соседу по комнате. До этого они молча разбегались по кроватям, кратко пожелав друг другу спокойной ночи.

— Простите, мистер Кобольд, могу ли я поинтересоваться у вас кое-чем? — крайне вежливо начал Снейп.

— Конечно, дорогуша, — мягко мурлыкнул Румпельштильцхен, сыто оглядывая соседа. Северус невольно ощутил себя булочкой с корицей — так нежно рассматривал его Румпель.

— Мне вот интересно, как вас нашел Дамблдор? — смущенно краснея от взгляда, спросил Снейп.

— Зачем? — вытянулся лицом Румп.

— Что значит «зачем»? — недоуменно вытаращился Снейп. — Чтобы передать вам ребёнка!

— Никто никого мне не передавал, — лицо Румпеля стало ещё длиннее. — Гарри я сам нашел в чулане под лестницей…

— Где?! — состояние Северуса стало слишком близко к охреневанию.

— Ну, понимаешь… — Румпель поудобнее устроился в кресле и сложил руки на животе. — Услышал я зов одинокой души, попавшей в беду, пришел, глянул, кто там плачет, а это кошка. Ну я и заглянул ей в голову, чтоб узнать, что случилось, и увидел, как погибла молодая семья и как осиротевшего ребёнка забрал великан… Так уж повелось, что сироты мне всегда были интересны, этот тоже не стал исключением, так что за судьбой малыша я проследил. Так вот, с виду и со стороны всё было в порядке вещей: Дамблдор отдал мальчика единственным ближайшим родственникам — тётке по матери и её мужу.

— Петунье, что ли? — аж перекосился Северус.

— Ага, знаешь эту особу? — остро глянул Румпель. — Мне б тоже не беспокоиться по этому поводу, ведь тётка же родная, но ребёнок очень скоро оказался на грани, его душа стала болеть, и я не выдержал, наведался к Дурслям…

— И?.. — Северус напряженно подался вперед.

— И такого я ещё не видел… Хотя нет, вру, видел — в дремучем средневековье, когда родной отец увел в лес детей, избавляясь от лишних ртов. Но сейчас-то не средневековье, с какого рожна с ребёнком так погано обращаться: не кормить, не поить, запирать в чулане и приколачивать к полу игрушки? Думаешь, мимо такого безобразия можно было пройти, крепко зажмурившись? Не-ет, я предпочел вмешаться: разведал перспективы, убедился в законности своих действий и раскрутил Петунью Дурсль на подписание договора с целью передачи ребёнка в приемную семью, мне то есть… И знаешь что, Северус? — Румпель сладко осклабился.

— Что? — невольно улыбнулся Северус.

— Я получил самое бесценное сокровище в мире — беззаветную любовь искренне любящего ребёнка. Гарри, к сожалению, успел настрадаться и поэтому остался благодарен мне навсегда. Ему же много и не надо… Ну, это он так думает, — хмыкнул Румпель. — На самом деле я ему всё на свете дам. Но он, как ни странно, не избалован и никогда не требует чего-то запредельного. Наверное, это заслуга Анны, она одна умеет говорить «нет», я не так силен, потому что не могу в чем-то отказать мальчику.

— Э… Анна? — слегка сбился с толку Северус, озадаченно моргая на Румпа.

— Мудрейшая драконица нашего мира, — пояснил Румпель. — Сожительствуем, буквально говоря, в брачные отношения не сложилось у нас, мы очень тепло и крепко дружим. Но, поверь, для Гарри она лучшая мама.

Взгляд Северуса затуманился, уйдя в потолок, где и застыл, не в силах уместить невообразимое — союз человека и огромного чешуйчатого монстра. Румпель, без труда угадав мысли Снейпа, добродушно фыркнул:

— Расслабься, Северус. В человечьей ипостаси Анна довольно миловидна: среднего роста плотно сложенная леди с зелеными глазами, вот только волосы у неё уже седые, многовато ей лет по драконьим меркам.

— То есть она из истинных драконов? — тряхнул головой Северус.

— Ну да, — лукаво улыбнулся Румпель. Северус посмотрел на него, откинул голову на спинку кресла и тоже улыбнулся, устало и обезоруженно. Не сильно ошибся он насчет Дамблдора, не старик позаботился о мальчике, а пара магических существ из параллельного мира взяли малыша под опеку, когда тот оказался в беде. И, кстати, ненависти к отпрыску Поттера тоже больше нет, в груди отныне не ощущается привычная тяжесть. Вспоминать о Лили стало не так больно, как раньше, ведь её сын теперь был в безопасности…

…«В клетке, спрятав голову под крыло, спала большая белая сова», — старательно, высунув от усердия кончик языка, выводила пером по пергаменту Гермиона. Гарри, позабавленный сосредоточенностью девочки, заглянул сбоку в её писанину, прочитал и возмутился:

— Эй, ты что?! Это ошибка!

— Где?! — испугалась Гермиона, пробегая глазами пергамент. — Нет ошибки!

— Тут, — Гарри ткнул пальцем в фразу. — Совы не прячут голову под крыло.

— Но она же птица? — с досадой буркнула Гермиона, злясь на напрасный испуг.

— Птица-то она птица, но физически сова не способна засунуть голову под крыло, — с той же досадой произнес Гарри, сердясь на неосведомленность Гермионы. — Строение тела у совы особое, из-за чего она принимает необычную позу, несвойственную птице.

— И какую же? — непримиримо прищурилась Гермиона.

— Ложится на брюшко и вытягивает лапки назад или вбок. Совята могут вообще лицом вниз улечься.

— Ты чего?! — опешила Гермиона. — Не надо врать, Гарри, птицы так не могут!

— Не веришь, да? — Гарри начал сердиться. — А сама-то чего пишешь?! Врешь и не краснеешь!

— Я не лгу! — разозлилась Гермиона. — Я просто знаю, что все птицы прячут голову под крыло!

— Но не совы! — Гарри чуть ногами не затопал. — Не пиши того, чего не знаешь!

— Гарри, Гермиона, — встрял в спор слегка напуганный Невилл. — Вы чего кричите? Не надо ссориться, лучше просто посмотрите, как на самом деле спят совы!

— Да разве её поймаешь, спящую? — недовольно буркнула Гермиона. — Как ни зайду в совятню, все птицы сидят на жердочках и сонно моргают с высоты, ждут, кого выберут в почтари…

— Странно, — задумался Гарри. — Почему жердочки, а не полочки с домиками?

— В клетках тоже жердочки, — вставил Невилл, тоже заинтересовавшийся темой. — Похоже, волшебникам не до сюсюканий со своими питомцами…

— Да какие питомцы? — поморщился Гарри. — Для них сова — это всего лишь безвестный почтарь, вроде почтового голубя: письмо принес, и ладно, молодец, отсыпьте ему сколько-то грамм пшена…

— Вот и с совами так же, — задумчиво покивал Невилл. — Жердочки им сделали и всё, весь их комфорт в продуваемой всеми ветрами совятне. А совы, как мы с Гарри успели заметить, любят полежать в гнездышке, понежиться-поваляться на пуховой подушечке. А какие позы они там принимают, умора! И на боку, и на спинке, и врастопырку… крылья разбросят и дрыхнут без задних ног.

— Да ты что?! — Гермиона с изумлением посмотрела на мальчиков, пытливо заглядывая им в глаза. — Прямо так и спят? Вот бы увидеть…

— А вот увидишь! — загорелся Гарри. — Пойдем с нами в конюшню и посмотришь на наших сов!

— Подождите! — удивилась Гермиона. — А разве они не в совятне живут? Почему в конюшне?

— Там тепло, — улыбнулся Гарри.

— Сена полно, — дополнил Невилл, тоже улыбаясь. Дальше снова заговорил Гарри:

— Лошади рядом, большие, уютные. Мой Эхо широкую спину одного коня облюбовал, на холочку уляжется, крылышки по сторонам конской шеи свесит, и в кайф… Клювиком в гриву.

— Обалдеть!.. — восхищенно прошептала Гермиона.

Спящую сову девочка увидела раньше, и не в конюшне, а в гостиной вечером. Гарри на ужине попросил Эхолова задержаться и, если он не против, заглянуть в гости. Отказать любимому хозяину Эхо не смог и приехал в гостиную на плече мальчика. В комнате он походил, поосматривался, а ко времени отбоя освоился настолько, что задремал, пригревшись на подлокотнике кресла подле Гарри. Невилл тихонько толкнул Гермиону, увлекшуюся чтением книги.

— Эй, смотри… — шепнул он. Гермиона оторвалась от книги и посмотрела в указанную сторону. Сова действительно лежала на брюшке, расслаблено вытянувшись во всю длину и буквально распластавшись по мягкому подлокотнику, щекой утонув в плюшевой обивке, когтистые лапы казались невероятно длинными, и одна свесилась с валика до сиденья. Затаив дыхание, Гермиона с неверием оглядела обмякшее тельце спящей птицы, с изумлением принимая непреложный факт — совы спят лежа. Заодно и поняла — почему.

— Это из-за строения черепа, — зашептала она взволнованно. — У сов бинокулярное зрение, плоский лицевой диск и поэтому они не прячут голову под крыло.

От звука её голоса Эхо проснулся, но вместо того, чтобы выпрямиться, он зажмурился, зарылся лицом в валик, подрожал в сладком потягивании и заснул снова. Он не школьный почтальон, ему некуда торопиться…

— Он же котик, только в перышках, — умиленно растеклась Гермиона.

Гарри и Невилл довольно переглянулись — ну наконец-то девчонка увидела истинное положение вещей и больше не станет так ошибаться по незнанию. Шутка ли, сова с головой под крылом, да большей глупости и придумать невозможно!

Потихоньку тек учебный год, милостиво разбавляемый недельными перерывами и каникулами. Исправно пели на зорьке красавцы петухи, с которыми у детей сложилась теплая дружба. Было достаточно прикольно наблюдать, как хвостатая четверка караулит ребят на каждой большой перемене и как с радостным клекотом бросается навстречу, спеша поприветствовать и получить из рук вкусняшку. Не отставал от пернатых и Пушок: что ни перемена, а окрестности школы оглашаются гулким раскатистым гавком из трех огромных пастей, и перед детьми вырастал он — великолепный гигантский цербер, который в эти минуты остро жалел, что у него всего один хвост. Хотелось иметь их десяток и вилять ими всеми со всей силой, иначе как же жить без этого?.. Но хвост был один-единственный, и Пушок, припав на передние лапы, отчаянно вихлялся всем телом, виляя задом в помощь хвосту.

Это всё, что он мог себе позволить, ибо силищи в нём было… Ни полизаться, ни потискаться, ни за палочкой побегать. Какая палочка, я вас умоляю, ему бревна кидать надо!.. Зато Пушок мог делать то, что не могла никакая другая собака — покатать детей на своей спине! Вот это стало настоящим обоюдным счастьем: рады бывали и Пушок, и дети.

Ляжет Пушок, подойдет Хагрид и посадит ему на спину с пяток-десяток ребятишек, сколько уместится. И всё! Счастье наиполнейшее. И сравнить не с чем, это тебе не конь, а пёс, гладкий и чудесный. Не галопом скачет с цокотом копыт, а летит, мягко стелется над землей, травы ковром ложатся под плюшевые бесшумные лапы, в лицо — ветер и восторг. В такие моменты церберок очень был благодарен Хагриду за то, что тот взял его из того питомника. Пушок очень хорошо помнил свой побег из вольера и нечаянную встречу с книжкой, которая задержала его перед вратами и привела к Хагриду. Вернее, это Хагрид вернулся за забытой книжкой, но сути вещей это не меняло, Пушок всё ещё с обожанием вспоминал шелест хрупких страничек и необычный вкус бумаги. Спасибо той странной вещичке, благодаря которой он встретился с Хагридом! Ведь этот новый хозяин подарил не только имя «Пушок», но и настоящие дом и свободу.

Именно с Хагридом Пушок познал счастье дружбы и любви. Хагрид растил Пушка в нежности и доброте, весело играл с ним, вкусно кормил и дарил нескончаемую ласку. И цербер, природой предназначенный для охраны, вырос в наидобрейшего пса, всеми лапами поправшего законы природы. Вместо злобного неподкупного стража цербер стал ласковым и нежным домашним питомцем, любящим и преданным. И известие о том, что ему предстоит просидеть на цепи целый год, Пушок принял с готовностью послушной и верной собаки, согласный сторожить столько, сколько потребуется.

Но этого не случилось, и год продолжился для Пушка так же, как и всегда — весело и беззаботно.

* * *

— Цисси? Ты меня звала?

— Да, Люциус… — голос Нарциссы прозвучал тихо, почти шепотом, и Люцу пришлось напрячь слух. — Ты не сделаешь мне чай?

— Конечно, дорогая.

Сиятельный лорд Малфой крадучись, держась у стеночки и на цыпочках, направился на кухню. Потому что последний оставшийся в живых домовик начал сходить с ума. За последние полвека в Малфой-мэноре погибло двенадцать домашних эльфов. Неизвестно с чего, но примерно с сорок третьего года среди домовиков начался непонятный психоз. Сначала сошла с ума и самоубилась об печку Трипси. Потом Дарки спятил — сиганул с крыши. Затем Дасти, Фенки, Минди и Бетти… И так друг за другом, все двенадцать в течение полувека, по одному-два в десятилетие.

Остался последний — Добби, самый молодой и дольше всех продержавшийся. То есть с головой он тоже маленько того, но до суицида пока не дошел, выработав собственную тактику самосохранения — самонаказание. Едва что не так, и Добби тут же начинает колотиться обо что-нибудь своей ненормальной башкой. Или уши печной дверцей прищемит, или пальцы отутюжит… Ладно, хоть калечный, но живой.

Помня об этом, Люциус прокрался на кухню и, двигаясь как можно тише, занялся приготовлением чая для любимой супруги. Зажег плиту, залил чайник и молочник, поставил на огонь, прислушался — нет ли Добби? Вроде тихо… Открыл холодильный шкаф и с тоской уставился на хлеб в упаковке. Шуршит, зараза, как бы эльфа не разбудить… Не рискнув трогать целлофановый пакет, Люциус протянул руку к круассанам — эти хоть не упакованы.

Круассан подогрет, молоко разбавлено чаем, на блюдечко рядом пристроен кусочек сливочного масла, вся эта красота тщательно разложена на подносе. Взяв поднос за ручки, Люциус вышел из кухни, прошел половину холла и был уже на подступе к лестнице, как вдруг по закону подлости в гостиной зазвенел камин. Звон застиг на полушаге, и, запнувшись с перепугу о воздух, Люциус потерял равновесие, отчего поднос критически накренился и чайный сервиз заскользил к краю. Возмущенный вопль разбуженного домовика догнал испуг, и посуда, получив добро, благополучно ссыпалась с подноса на пол, радостно звеня и подскакивая, разлетаясь на кусочки и разливая содержимое.

Гостем из камина оказался Регулус, и его Люциусу захотелось срочно прибить. Но визитера спасло родство с женой, и Люциус, сцепив зубы и желваки, стерпел и пригласил входить. Вошел Регулус, не нашел в гостиной хозяина и выглянул в холл, поглазел на битую посуду, послушал яростные визги домовика, почесал в затылке и недоуменно спросил:

— У тебя в доме где-то темный артефакт хранится?

— С чего ты взял?.. — весь подобрался Люциус, со страхом думая о заначке под полом.

— Да реакция у твоего такая же, как у моего Кикимера, — поморщился Регулус. К визгу прибавились шлепки и стуки: Добби занялся самоистязанием. — Мой Кики так же раздваивался, подпадая под власть крестража…

— Крестраж?.. — Люц осторожно выдохнул — кажется, о запрещенных зельях Рег не догадывается. — Вы думаете, это от крестража Добби так одурел?

— Ну ясен же пень, — подтвердил Регулус. — Только крестраж способен так давить на психику магического симбионта. Проверено на моём эльфе.

— Э-э-э… А его… Его можно удалить из дома? — опасливо поинтересовался Люциус. — А то последний же домовик остался…

— То есть он не твой? — с облегчением переспросил Регулус.

— Я похож на идиота? — возмущенно воззрился на него Люциус. Чуток успокоившись, он позвал слугу: — Добби!

— Х-хозяин звал Добби?! — с истерическими нотками возгласил тот, появляясь в гостиной. В руках бинт и грелка, голова украшена шишками, под глазами — фонари, сам качается, как мачта корабельная в шторм.

— Звал, — Люциус на всякий случай поджал ноги. — Принеси мне тот предмет, от которого погибли все твои сородичи в этом доме.

— Хозяин унесет его отсюда?! — неверяще взвыл осчастливленный домовик. Оставив бинты и грелку, он сиганул прочь и появился через несколько минут с черной книжечкой в руках. — Вот он, хозяин, забирай! И зачем только господин Абраксас его взял тогда на хранение?!

— То есть его мой отец спрятал в нашем доме? — уточнил Люциус, левиосой принимая предмет, руками он не рискнул к нему прикоснуться.

— Да, хозяин, сэр, — и Добби поспешно слинял, не забыв прихватить бинты и грелку.

В гостиной повисла тишина. Хозяин и гость замерли в креслах, неотрывно созерцая самую кошмарную на свете вещь — чей-то крестраж. То есть принадлежность вещи знал Регулус, Люциус лишь гадал, кому она могла так понадобиться. Пока в истории магии были известны только два человека, продлившие свою жизнь с помощью крестража: Герпий Злостный и Корнелиус Сиган, но и те уже использовавшие свои хранилища душ и никому не навредившие при этом.

На эту тишину из спальни приманилась Нарцисса Малфой, так и не дождавшаяся своей чашечки чая. Войдя в комнату, поздоровавшись с кузеном и осмотревшись, она чопорно осведомилась:

— Милый муж, где же мой чай?

Люциус рассеянно махнул рукой в сторону холла. Нарцисса пересекла гостиную и выглянула туда, полюбовалась на кремовую лужицу чая с молоком, разлившуюся вокруг живописных осколков битого фарфора, и прониклась по самое не могу. Вернулась в гостиную, присела на диванчик и с трепетом уставилась на мужчин.

— Люциус, Регулус, а что случилось?

Ещё один ленивый взмах рукой в сторону черной тетрадки на чайном столике и такой же рассеянный ответ:

— В нашем доме вот уже полвека хранится крестраж, от которого перемерли все наши домовики.

— Как в нашем доме? — невинно распахнула глаза Нарцисса. — Белла же спрятала его в своём сейфе! И это элегантная золотая чаша, а не это убожество, — и Нарцисса обдала тетрадку восьмифутовым презрением.

Регулус поднял руку перед собой, загнул один палец, потом второй и третий, помотал головой, повторил счет на пальцах и опешенно воздел брови.

— Мерлин… Чем Лорд думал, создавая три крестража? Я-то думал — он один сделал…

— Три?.. — Люциус гулко переглотнул и оттянул воротник рубашки. — О, Моргана…

Тут до Нарциссы тоже дошло, что за тетрадка на столике лежит, и она очень утонченно и совершенно аристократично прилегла в обмороке. Люциус тут же склонился над супругой, обнажил её запястья и принялся вдумчиво обмахивать наколдованным веером. Регулус, пользуясь временем, взял тетрадку и, просканировав её магией, в момент разобрался, как с ней работать. Поколебавшись, он пожал плечами и, буркнув «а куда деваться-то?», уколол о булавку для галстука палец и капнул капельку крови на девственно-чистые листы. На кровь крестраж среагировал жадно, прямо-таки взахлеб, всосав драгоценное подношение, тут же раскрыл все свои секреты, спеша завладеть таким бесценным носителем. Н-да, кровь не водица всё-таки, куда до неё простым чернилам?..

Так что эпопею о Чудовище Слизерина из Тайной комнаты Регулус просмотрел практически в режиме 3D, целиком и полностью погрузившись в виртуальную реальность. А так как тетрадка была дневником, то шестнадцатилетний Том Реддл вполне ожидаемо расписал на её страницах хвастливое сочинение на тему приобретения кольца Марволо Мракса.

— Да Мерлин, он ещё хуже, чем я думал, — выдавил побледневший Регулус. — Этот засранец без зазрения совести убил своих родных деда с бабкой и дядю, не говоря уж об отце!.. — захлопнув дневник, он повеселевшими глазами посмотрел на Люца. — А живой василиск у нас всё-таки есть! Теперь нам, главное, найти к нему подход и уговорить на сотрудничество. Знакомые змееусты есть на примете?

Знакомые заклинатели змей у Люциуса, к счастью, оказались, и к одному такому был немедленно отправлен срочный Патронус. Обсудив предстоящие перспективы, Малфой и Блэк отправились в Министерство и Хогвартс, обговаривать дела с тамошними начальствами, министром и директором.

Начальства согласие дали, и в Хогвартс был отправлен элитный отряд мракоборцев во главе с Руфусом Скримджером. Вскоре туда же прибыл и вызванный из Индии факир, потомственный маг-змееуст по имени Сабир Кумар. Представительный и важный, он гордо нес своё мощное тело, нежно приобняв внушительное пузо и сияя черными глазами над пышными усами, слившимися с бакенбардами. На голове у почетного гостя красовался роскошный тюрбан, заставив многих профессоров истерично хихикнуть, уж больно явную ассоциацию он вызвал с головным убором Квиррелла.

Разумеется, сие торжество было предусмотрительно подгадано и подогнанно со временем каникул, когда детей отправили по домам на Рождество. Так что коридоры школы были стерильно пусты. Не осталось даже тех, кто очень хотел остаться на праздники в замке — выпнули всех без исключения.

Следуя инструкциям из дневника, вход в Тайную комнату нашли и открыли быстро, а вот дальше, увы, вышел затык. Пузатый индус в трубу не пролез. Вернее, он отказался лезть в канализацию, мотивировав свой отказ тем, что ещё не утратил к себе уважения, чтобы опускаться до такого унижения… Ну вы поняли.

Но, поглазев на внушительные телеса, прочие согласились с отказом, милостиво рассудив, что почтенный господин и вправду может застрять в этих трубах. Пришлось искать добровольца и учить его правильно шипеть. Таковым вызвался Уилки Поддишерс, честный и исполнительный солдат-аврор. Старательно выучив шипение наизусть, Уилки получил одобрение от Сабира Кумара, благословение от Скримджера и напутствие от Министра, склонился к зеву трубы и скользнул внутрь.

Внизу, в Тайной комнате, всех поджидал второй затык. Никто, абсолютно никтошеньки не ожидал, что тысячелетний василиск дорастет до таких размеров. Том-то Реддл не удосужился оставить в тетрадке должного описания, не до лирики ему… Так что бронепоезд, с ревом вырвавшийся из трубы в обшарпанный туалет, явился для всех полной неожиданностью и ой-мама-каким-сюрпризом!

Чудом никого не окаменив по пути, разъяренный реликт стрелой вынесся во двор и хищно оглянулся в поисках жертв. Выпущенный повторно через полсотни лет, древний гад был очень голоден и нестерпимо хотел есть. Крысы и случайные кролики, конечно, существенно скрашивали ему скудный стол, но мечты о баранине никуда не делись. Принюхавшись и учуяв запах лошадей, василиск облизнулся и повернул гигантскую башку в сторону конюшни.

— Ку?.. — раздалось угрожающе откуда-то снизу. Василиск, не веря себе, скосил глаза и задохнулся от ужаса — на него смотрел огненно-красный петух с грозно надвинутым на правый глаз гребешком.

— Ка… — вкрадчиво донеслось слева.

— Ре… — вкралось сзади. Василиск обреченно зажмурил глаза — обложили, гады…

Четвертый петух это подтвердил своим веским заключительным «ку», подав голос сверху, с карниза окна часовой башни. Голодный реликт тоскливо съежился в гармошку, прекрасно понимая, что стоит ему рыпнуться, так эти четверо как кукарекнут дружно в четыре голоса, и всё, прости-прощай белый свет. И ведь не посмотришь на них толком, как-то мудрено устроено петушиное зрение, хоть до посинения смотри, нипочем не окаменишь… А может, пускай кукарекают? Хоть так узнает, какова на вкус курятина? Однако не успел василиск и сформировать свою мысль, как под ним ощутимо дрогнула земля. О нет… Это-то ещё что?! Плотно прижавшись к плитам двора, василиск осторожно повернулся к новоприбывшему и обмер, теперь уже по-настоящему: на него с весьма гастрономическим приветом смотрел самый всамделишний греческий цербер. Его три пасти были полны острейших зубов. И с них обильно капала слюна. Н-да, на цербера тоже не попялишься, невосприимчив он к оружию василиска. Просто потому, что он такой же магический зверь, как и древний реликт. М-мм, где тут у них змееуст, который выпустил его из комнаты? Пусть его запрут обратно!

В общем, получилось договориться с василиском. Ну ещё бы, при такой-то поддержке со стороны петушков и цербера! Полный индус хоть и был аппетитен, но выслушать его пришлось. Поняв же задачу, василиск попросил сперва парочку баранов для затравки. Сабир на уловку не повелся, разрешил съесть только одного барашка, чтоб гад не объелся и не заснул. Ну ладно, одного так одного, побыстрей только, есть хочу, что аж мочи нет! Заморив червячка, не насытившийся, но уже не голодный василиск куда более благодушно посмотрел на предметы, которые его попросили уничтожить, и моментально напрягся, признав в них темные артефакты. Полости внутри десен за клыками вмиг наполнились ядом, а рот — слюной, отчего пришлось переглотнуть, чтобы не подавиться излишком.

Оу, вот зачем его подняли, разбудили от многолетнего сна… А ведь Салли, кажется, его для этого вывел — для уничтожения очень сильных и крайне вредоносных колдовских штучек. Вспомнив хозяина и своё предназначение, василиск прикрыл глаза и оскалился, обнажая клыки. Храбрый Уилки Поддишерс, прихрамывая (маленько пострадал при стычке в подземельях) подошел и занялся делом: насадил на клык сперва тетрадку, потом медальон, кольцо и чашу. Послушал, как кричат умирающие крестражи, понаблюдал за дымными останками отлетающих кусков разорванной души, и задумался. Чего-то не хватало.

Его сомнения подтвердил василиск, вошедший во вкус и хорошенько разогнавшийся, то есть включился на полную катушку, если вы понимаете, о чем речь… Злобно зашипев, гигантский змей завертел головой, сканируя стены своими жуткими убийственными глазами, и вонзился взглядом в потолок, туда, где находился последний коридор восьмого этажа.

— Гм-гм, уважаемый Змеиный царёк утверждает, что где-то в замке имеется ещё одна подобная вещь! — откашлявшись, заявил почтенный индус-переводчик.

К неожиданной информации отнеслись с должным почтением, вслед за василиском прогулялись с пониманием и терпением, также терпеливо угадали нужную версию Выручай-комнаты, открыли и с помощью великолепного змея нашли последний крестраж.

А когда всё закончилось, к василиску подошел Хагрид, почесал надбровье и любяще произнес:

— Ах, красавчик, ах, лапочка! А пойдем-ка ко мне, я в лесу такую пещерку знаю!..

Как вы думаете, василиск откажется от такого приглашения? Разумеется нет. Наш герой уж точно не был дураком, и за Хагридом пополз не хуже Пушка.

Ну а детей, вернувшихся с каникул, ждал совершенно безопасный, по-настоящему надежный Хогвартс и долгие годы спокойного обучения. Отныне в нём станет тепло и спокойно, как за спиной у папы Румпеля, человека, который унес Гарри из чулана.