Тварь (джен)

По впечатлениям первых дней, Беллиора — по крайней мере, в локации, где находится Ранавир, — прекрасна. «Благоухающий цветущий сад», — неоднократно восклицает генерал.

С ним согласны все, у кого есть возможность иметь своё мнение. Беллиора яркая, тёплая и совсем безобидная. Кого-то это радует, а кого-то, в частности Ильсора, огорчает. Впрочем, ему и остальным быстро становится очевидно: прелестный уголок обманывает пришельцев, морочит, водит за нос.

Беллиора таращится в небо пушками — это все увидели ещё из космоса. А вот Гудвиния сохраняет иллюзию куда дольше. Но на самом деле и здесь не всё гладко.

Пленные беллиорцы (Эльвина говорит мало, а вот Ментахо и Энни охотно делятся информацией) объясняют всё Днями Безумия. Мол, раз-два в году в стране начинает твориться всякая ерунда: скамейки уходят в горы, чайники прицельно плюются кипятком, а колёса становятся квадратными. Эти дни редко затягиваются больше, чем на неделю — скоро всё придёт в норму.

В это хочется верить, но Кау-Рук часто поминает роман про Мастера и какую-то женщину. Он уверяет, что по сравнению с творчеством героев романа происходящее — цветочки.

Ильсор помнит, что читал этот роман, пусть и очень давно. Действительно, цветочки. Как бы Дни Безумия по экспоненте не пошли — так ведь и «Диавона» может на Рамерию податься. В отпуск.

Говорить об этом генералу было ошибкой. Теперь лётчики водят хороводы вокруг звездолёта. Образно, конечно, но их труд всё равно не имеет смысла. Если «Диавона» взлетит, экипаж останется без эскадрильи.

Полковник Мон-Со от этого бесится, а штурман втихаря крутит одобряющий жест и говорит, что это была хорошая шутка. Ильсор не уверен, что он тогда пошутил.

Когда невидимки похищают Энни (Ильсор знает, в чём дело, но эта формулировка короче), Дни Безумия прекращаются сами собой. Первым теорию, что эти дни — проделки невидимок, а Ментахо врёт, выдвигает Лон-Гор. Нашествие мышей доказывает обратное.

Когда начинает беситься сигнализация, Баан-Ну бесится вместе с ней. Сигнализацию отключают, и гномы перестают рыть канавы под забором. Больше ни один техник или уборщик не найдёт случайно ни одной крохотной лопаты. Ну и ладно — у Ланата в ящике для инструментов их уже целая коллекция. И зачем они связисту?

После сигнализации ничего не происходит примерно пятьдесят часов и восемь минут.

По истечении этого времени генерала будит Кау-Рук. Он собирает всех офицеров и рассказывает, как прогуливался по лесу («После отбоя», — отмечает полковник Мон-Со.) и заметил нечто странное.

— Я шёл по тропе и слышал шорох за спиной, но оборачиваясь, видел лишь ветви. Это всегда были одни и те же ветви, хотя я не стоял на месте. На обратном пути я рассматривал следы и видел только свои, но вечером был дождь.

— Не несите ерунды, — отмахивается генерал, но тем же вечером зачитывает Ильсору новую главу с таким же абзацем, только более красочным.

Назавтра про странные бродячие ветви рассказывают ботаники. Один из них при этом болезненно хватается за голову. Гелли диагностирует сотрясение мозга.

Ботаники хотели измерить и описать эти ветви, но получили яростный отпор.

Зато теперь все знают, что ветвям свойственна билатеральная симметрия. Генерала этот термин пугает, полковника настораживает, а Лон-Гор утверждает, что ветви — не растение. Растениям этот тип симметрии не свойственен. Кау-Рук предполагает летучую мышь или нечто вроде.

Когда это нечто (генерал называет его тварью) переходит в наступление, первыми страдают часовые. Они все в ушибах, у пары человек глаза не открываются или открываются не полностью. Техники жалеют, что досталось не пилотам, — тем, у кого фингалы, Лон-Гор запрещает гипнотизировать.

Ещё через день тварь пробирается в лагерь. Днём она где-то прячется, а ночами караулит бродящих после отбоя и избивает их. Не смертельно, даже не слишком жестоко, но без синяков не уходит никто.

Гелли говорит, что в лазарете кончаются мази. Они-то с Лон-Гором за обезболивающие боялись! А тут мази от ушибов…

Арзакам их теперь не выдают, но Ментахо сообщает про подорожник. Да и не трогают их особо. Во-первых, арзаки после отбоя не бродят, во-вторых, Дни Безумия явно настроены прежде всего против менвитов.

Полковник Мон-Со это замечает и высказывает подозрения. Ильсору давно кажется, что комэск уже вычислил и его, и всех остальных, и связь с беллиорцами, что и про изумруды он в курсе… Иногда хочется подойти к нему и спросить: «Ну, и когда вы пойдёте к генералу?»

Следующим под удар попадает сам Ильсор. Он ищет гномов, чтобы передать им послание от Ментахо, и натыкается на логово твари, в котором она пережидает день.

Ильсор успевает заметить, что тварь похожа скорее на летающую вешалку, чем на летучую мышь. Бьёт она больно.

После удара Ильсор совершенно неожиданно оказывается в лазарете. Гелли говорит, его притащил Кау-Рук. У самого штурмана сломана рука — он почему-то подрался с тварью, вместо того чтобы застрелить её.

Генерал недоволен: просит Лон-Гора выписать Ильсора побыстрее, но Лон-Гор верен медицинскому регламенту.

Тварь вскоре находит себе новое убежище — один из ангаров. Лётчики отказываются заходить туда даже под угрозой ареста — ещё не отошли от чёрных камней. Техники идут под гипнозом.

После пятого с трещинами в рёбрах Лон-Гор вызывает полковника Мон-Со на разговор и долго орёт, не стесняясь в выражениях. Ильсор и техники прекрасно слышат скандал — кабинет врача вплотную примыкает к палате, а со звукоизоляцией строители накосячили. Арзакам неприятно, когда их называют имуществом, но вопли Лон-Гора о правилах эксплуатации и ограниченности экспедиционного инвентаря внушают некоторое успокоение.

Полковник Мон-Со перестаёт посылать техников в тот ангар и приказывает заварить двери. Становится поспокойнее. Генерал надеется, что тварь сдохнет без еды. Кау-Рук утверждает обратное и рисует на гипсе вертолётики. Комэска это бесит.

Ильсор просит Ланата распечатать парочку трафаретов, и ночью гномы подсовывают их штурману. К слову, самих гномов тварь не трогает, а Ментахо вообще впервые слышит о ней на допросе.

По ночам часовые слышат в ангаре страшный грохот и звук сыплющихся гаек. Техники с ужасом представляют будущую инвентаризацию. К счастью менвитов, в других ангарах достаточно запчастей для массовой починки вертолётов после атаки невидимок.

Когда примерно половина машин починена, на Ранавир нападают беллиорцы. Менвиты с лучевиками больше вредят себе, чем врагу. Один из отражённых залпов проплавляет слуховое окно в том самом ангаре. Это замечают далеко не сразу.

Когда замечают, уже темнеет. Тварь предпочитает охотиться в сумерках, а на вертолётной площадке довольно многолюдно: техники возятся с вертолётами, лётчики слоняются без дела, полковник Мон-Со пытается вытрясти из Ильсора ускоренный график устранения неисправностей, а штурман… Никто никогда не знает, чем занят штурман.

Тварь атакует молниеносно. Она с треском ломится вперёд, а лётчики бросаются на землю словно под артобстрелом.

Кау-Рук первым догадывается залезть в вертолёт. Полковник, Ильсор, один лётчик и три техника оказываются там же. Остальные прячутся по другим машинам.

Прожектор прекрасно освещает тварь, но это никак не помогает её опознать.

Штурман зачем-то запускает двигатель, словно хочет улететь, спастись бегством. При этом он почему-то не сидит в кресле, а стоит за ним.

Яростно взрёвывает винт — и тварь стремительно улетает в лес.

— Готовое оружие против агрессивных вешалок, а? — усмехается Кау-Рук.

Полковник Мон-Со тут же покидает вертолёт и, похоже, идёт докладываться генералу.

— Даже не думай присваивать славу себе! — кричит штурман ему вслед и спрыгивает на землю. Ильсор замечает на гипсе трафареты. Они нарисованы зелёным и жёлтым фломастерами.

Наутро в Ранавир приходит Урфин. Его тоже расспрашивают о твари, а огородник только пожимает плечами. Видимо, тайна твари так и останется тайной.