Дорога домой (джен)

Примечания:

Из истории Англии (англосакский период): Страна наслаждалась внешним миром до короля Этельреда II Неразумного (978—1016), когда датчане с ещё большею силою возобновили свои нападения. Страна впала в плачевное состояние. В провинциях графы обратили свои области в наследственные земли. Королю приходилось откупаться от датчан за большие деньги (так называемые датские деньги), которые взимались в виде поземельного налога с фрименов. Тем не менее, невзирая на постоянный выкуп, громадные толпы иноземцев оставались в стране и захватывали земли в провинциях.

Сейд (или сейдр) представляет собой обрядовую эзотерическую практику, которая возникла на территории раннесредневековой Скандинавии и, по всей видимости, широко применялась ведуньями норманнов. Нет единого представления о том, что такое сейд, я даю своё определение и использую древнескандинавское слово, чтобы отделить магию Таргов от обычной магии поттерианы. Вот здесь можете почитать, как сейд представлялся в разных произведениях: http://runarium.ru/seid

За юность он пьёт, прошлым дням наш почёт.

Скоро век притеснений совсем истечёт.

Изгонит врагов, землю нашу вернёт.

Жить со своей семьёй будет он день за днём.

Честь тебе, Эйгон! Колено склонил!

Семью драконов он сохранил.

Вы драконовы дети, битва вам словно мать.

Нам в танцах драконов житья не видать!

Но прежде сохранил он Отчизну свою.

Не отдал Эйгон II наших надежд воронью.

Идэсса Сакнденберг, «Маглловский взгляд на магическую историю»⁽¹⁾

За все века после падения Таргариенов никто ещё не смог прожить в Красном замке достаточно долго, чтобы назваться его хозяином. Все до одного, маглы и маги, короли и лорды, — все сгинули. Замок не щадил никого, не брезгуя даже прислугой.

Жадное, ненасытное чудовище возвышалось над Королевской гаванью как вечное напоминание и в конце концов скрылось от всего мира вместе с магическим поселением. Уж лучше это, чем рыть новые могилы.

Поговаривали, что до этого похоронным процессиям не было конца, они тянулись до самого горизонта, оставляя за собой кровавые следы, и потому дорога к замку окрасилась в алый. Не было более яркого синонима гиблого места. Все знали: туда только в поисках смерти. Его даже пытались сжечь, но замок, словно в насмешку, выстоял во всех пожарах, а стены его не дрогнули и под натиском немецких бомбардировок.

Вечный монолит, он возвышался горделиво и ужасающе, как опасная тварь нависал над городом. И чёрные от пожаров стены даже в самый мрачный день были видны среди туманов и дождей, а тёмные провалы окон так и норовили затянуть случайных путников в пучину.

Неприкаянный, вечно ждущий своих хозяев замок был похож на преданного рыцаря, что давно отчаялся и отбросил разум, но осенью 95-го в его окнах вспыхнул свет. Горожане слышали и видели, как зазвенели колокола на главной башне, а в Драконьей яме снова вспыхнул огонь.

Чистый звон разносился по всей долине, словно желая возвеличить этот миг. Замок оживал после спячки и словно разминался, сбрасывая сажу со стен и ржавчину с кованых ворот и цепей. По затхлым коридорам снова носился ветер, выгоняя пыль, а гобелены блистали в свете факелов искуснейшей золотой вышивкой. И раздробленная дорога, точно мозаика, снова собиралась в единое плато, снося на своём пути все новые указатели и предупреждения. Казалось, сама земля, что прилегала к замку, едва заметно дрожала, сбрасывая оковы сна.

Над шпилях гордо реяли флаги, чёрно-алые.

Замок возвещал о возвращение своих хозяев.

Королевская гавань имела очень сомнительную честь первой узнать, что убить Таргариенов не получилось даже у магов Основателей.

Деймон первым ступил в знакомый до мельчайших подробностей внутренний двор. Высокие двери приветственно распахнулись, повеяло едва заметным ароматом свежей сдобы, что всегда витал в замке в такой час, в преддверии завтрака.

Будто и не прошло тысячи лет.

Деймону тогда казалось, что его семья ускользала от него. Ему снились сны, полные драконьей крови. Он видел, как его род разрывал себя на части. И он ничего не мог поделать. Беспомощный дракон. Надо же, какая нелепица.

Драконы могли уничтожить себя только сами. Обретая свою вторую сущность с рождения или со временем, соединяя свою душу с кем-то из драконьего рода, а после принимая его обличие, они становились чем-то большим, чем просто людьми. Вне магии, вне времени. Заклятья не имели над ними власти, ни одно оружие не могло оцарапать чешую. Опасные и всесильные, наделённые ужасной магией, они были созданы словно в насмешку над природой вещей.

Из всех валирийцев только Таргариены сохранили за собой этот дар и продолжали нести его как горящий факел, как путеводное пламя перед собой. В храме при замке всегда стояли статуи Четырнадцати Огней, перед которыми склонялись бесчисленные вереницы паломников. В отличие от Семерки, Боги Таргариенов были более чем реальны. Династия была тому доказательством.

И всё же дракон убивал дракона, разрывая шкуру и подчиняя сейдом. Единственное слабое место, ахиллесова пята, оставленная как естественный противовес. Оглядываясь назад, Деймон думал, что должен был предвидеть такой исход. Всегда были те, кто был недоволен абсолютной властью Таргариенов или их противоестественной силой. Всегда были те, кто хотел забрать это себе или хотя бы убрать с глаз долой.

Гордыня — отец всех грехов. Перед ней склонялся и Деймон. Если бы он раньше разглядел змей в траве — всего можно было бы избежать. Но он был юн и глуп, он верил в собственную неуязвимость — и вот к чему это его привело. Возможно, сны были наставлением, попыткой Богов достучаться до него и заставить открыть глаза.

Деймон был глух к чужим словам. Стоило признать сейчас, спустя тысячу лет, что спасла их в итоге человеческая преданность.

Елена Когтевран не была похожа на свою мать. Ни умом, ни красотой. Слабая в магии и романтичная особа не была бы завидной партией, если бы не усилия Кандиды.

Гриффиндор, Слизерин, Пуффендуй, Когтевран — четыре волшебных Дома, которые всегда были приближены к Таргариенам, которые учились у них, пытаясь перенимать магию, которым открывались секреты и в чьей надёжности никогда не сомневались. Магические обеты связывали целые поколения единой цепью, что заканчивалась в драконьей пасти.

Было слишком высокомерно верить, что потомки четырёх самых преданных сторонников Эйгона I никогда не захотят сбросить оковы, навешанные на них предками. Однажды это должно было вернуться и укусить их. Напомнить ядовитым дыханием и отравляющими словами о правде людских сердец.

Деймону вначале казалось, что глупая девчушка заполнит пустоту в сердце его брата после кончины Эйммы. Попытки произвести на свет ещё одного дракона окончательно иссушили бедняжку, лишенную крыльев. Новая девица отдала бы своё тело, сердце и преданность в огонь неустанного горя.

Дитя вассального рода. Преданность была гарантирована. Какая глупость.

Ещё более глупым был его брат, который не видел, как слова матери его жены и действия самой королевы разделяли общество вокруг них на два лагеря. Все ждали бури. С рождением Эйгона II это казалось очевидным. Дома выбирали стороны, но все одинаково готовились к тому, что прольётся много крови, что сгорят целые селения, если не вся страна.

Зреющий приговор остановила Елена. Поймала клинок двумя пальцами и обернула его против предателей. Кто же знал, что больше всего на свете не самая умная и красивая женщина королевства была предана своим детям, а не своей деспотичной матери? В своём желание их спасти её ярость ничуть не уступила драконьей.

Она предложила Рейнире руку своего сына. Брак в стиле Таргариенов, почти как в историях. Только вместо двух жён — два мужа. Один для души и один для долга. Это было слишком просто и слишком заманчиво, чтобы не согласиться. Дозволения Визериса никто даже не спрашивал.

Всё случилось просто. Священник, Четырнадцать огней, новые порезы кровью и только драконы да королева в свидетелях. Перед Богами был заключён этот союз, и только они были способны его разорвать. В ту ночь все свечи в храме вспыхнули синими пламенем, а затем раскалились докрасна.

Четырнадцать сказали своё слово. И это был первый раз, когда Деймон их услышал. В этом была какая-то ирония. Насмешка над нравом Деймона. Ему потребовалась целая свадьба, муж и настойчивый толчок от королевы, чтобы увидеть, что гордыня почти сделала с их династией.

Деймон жил войной. Он вёл столько сражений, сжёг столько селений и кораблей в каждом из своих обличий, что было уже не счесть. Стратегия и дальновидность шагали с ним рука об руку. Он почти проморгал, как пламя поглотило его семью.

Деймон любил Рейниру больше всего на свете. Больше всех их детей вместе взятых, больше трона, больше себя самого. Это отчаянное, драконье чувство было в нём всегда. И последнее, чего бы он хотел для своей жены, — это судьбы, предсказанной снами. Путей, на которые они уже не ступят, но в которых ей пришлось бы хоронить детей и его самого. Жизней, которые бы оборвались так несправедливо рано.

«Драконы, поверженные собственным высокомерием!» — всё, что осталось бы от них в летах, пока их кровь не разбавилась бы достаточно сильно, чтобы исчезли и сами драконы, и валирийская магия.

Иронично, не правда ли? Этот сюжет стёрла лёгким движением руки маленькая женщина, просто желая спасти собственную семью. Соединённые магией, благословленные Четырнадцатью, они больше не могли навредить друг другу.

Полы платья Рейниры едва заметно шуршали, когда меленькие чешуйки на них соприкасались при ходьбе. Деймон следил за ней взглядом. Неотрывно, жадно, как и всегда впрочем. Она прошла к Железному трону. В такую ночь даже света факелов едва хватало для того, чтобы осветить комнату, но для них это никогда не было проблемой.

— Ты когда-нибудь думала, что всё кончится этим? — спросил Деймон с усмешкой, смотря, как Рейнира поглаживает мечи у основания трона.

Острые на вид шипы не могли оставить порезов на драконьей плоти.

— Браком с очередным родственником? — усмехнулась она и покачала головой. — Нет. С другой стороны, ты всегда хотел быть Висеньей, issa valzȳrys⁽²⁾, — Рейнира кивнула на его меч.

Теперь она просто издевалась.

— В итоге мы оба заняли свои места, — Деймон фыркнул, — меч Висеньи у меня, имя Рейнис у тебя, и даже имя Эйгона у нашего дорогого супруга.

— Тебе так неприятен мой брат? — Рейнира быстро развернулась, отчего золотые украшения в её волосах зазвенели.

Ей вообще всегда нравилось создавать шум, не заглушая ни шагов, ни хлопанья своих крыльев.

— Он утомляет, — Деймон покачал головой. — Думает, что его не слышно, когда он прячется за дверьми, жадно наблюдая за нами.

— Мальчик просто очарован, тобой, мной — нами, — каждый шаг Рейниры сопровождался лёгким стуком каблуков.

Она остановилась прямо перед ним, вынужденная поднять голову, чтобы не потерять контакта глаз. Никого из них не только не удивлял факты слежки, но и не смущал. Они были драконами, что им людская мораль? Что им человечьи запреты? Разве не созданы они из огня и магии? Разве жадность их не людской больше?

— К чему ты клонишь, issa ābrazȳrys⁽³⁾? — Деймон даже не пытался склониться, наоборот встал ровнее, точно меч свой любимый проглотил.

Рейнира только фыркнула, глядя на это ребячество. Её невесомые и аккуратные касания разгладили складки на рубахе Деймона, зацепившись за тесёмки и начав игриво накручивать их на палец.

— К тому, — ласково начала Рейнира, — что мы можем оставить дверь открытой и посмотреть, что из этого выйдет.

И с последним словом она рванула тесёмки на себя, требуя от Деймона склониться к ней. Магия засверкала на кончиках её пальцев, рождая в полутьме золотые искры, а глаза осветил знакомый свет.

Деймон даже не дёрнулся — только послышался треск ткани.

— Ты всё так же нетерпелива, как в детстве, issa byka zaldrīzes⁽⁴⁾, — покачал головой он, не скрывая лукавой улыбки.

— Это не ответ, — возмутилась Рейнира, золотые песчинки заплясали в её глазах, выдавая нетерпение.

Золото всегда олицетворяло Восторг Королевства. Цвет следовал за Рейнирой с детства, с её самых первых обращений в совсем ещё маленького дракона, с первых магических вспышек, и даже её сейд сверкал златом.

Магия под её ладонью рассыпалась золотыми искрами, а, когда Рейнира протягивала руки к самой ткани мироздания, торопливо перебирая струны времени, и выбирала оттуда лучшие нити для плетения артефактов и сотворения собственных крыльев, те сверкали ярче любых королевских сокровищ и монет.

Деймон обожал, когда это выходило наружу, просвечивало сквозь кожу, отражалось в зубастом оскале и противоестественном цвете глаз. Такая почти дикая, требовательная его жена представляла из себя поистине божественную картину. И как мог он, любимый дядя и муж, не поддаться в конце концов её требованиям? С далёкой юности её капризы были его законом.

Деймон поддался вперёд, резко сокращая между ними расстояния и жадно впиваясь в её губы. Рейнира тут же ответила тем же, сжимая в его плечи в болезненных объятиях. Он всегда жаждал того же, что и она, но на своих условиях.

И поцелуи, и сорванные с губ стоны звучали куда лучше любого ответа. Всё — для наследной принцессы. Всегда.

До рассвета у них ещё было время. До рассвета они могли быть поспешными, требовательными и опьянёнными своими чувствами. А с первыми лучами солнца Деймон вместе с их старшими сыновьями в драконьих обличьях и Эймондом во главе человеческих солдат должны будут направиться к границам. Династический кризис затянулся достаточно, чтобы датчане начали забывать жар драконьего пламени и голод их сейдов.

Казалось, только вчера Деймон покинул эти стены с войском и их детьми, но дорога обратно заняла почти тысячу лет. Он оглянулся, чтобы взглянуть на свою семью, и поймал взгляд Эйгона, решительный и злой. Деймон знал это чувство и разделял его полностью. Никто не имел права нападать на их жену.

Крылья требовали разминки, сейд клокотал под кожей, но реальность мурчала, точно большая кошка, приветствуя их. Деймон видел, как искривлялась ткань мироздания, протягивая нити к своей любимой ткачихе. Пространство всегда было нестабильно вокруг Рейниры. Самая юная пробудившаяся среди них. Видевшая мир не иначе, как Хелейна, но больше, ярче. И оттого разрушительней.

И вот опять Рейнира взмахнула рукой, вытягивая золотую нить. Её сейд клубился у ног, как псина преданная, растекаясь по округе, протягивая свои когтистые лапы ко всем уголкам замка, забиваясь в щели и проносясь по коридорам.

— Достаточно приветствий, — нахмурилась Рейнира, вытягивая руку с нитью.

Деймон только улыбнулся, когда нить закрутилась в спираль и завертелась, разрываясь на множество нитей тоньше и разлетаясь по путям, проложенным сейдом.

Замок задрожал. Снова. Землю тряхнуло. И наконец развернулись защитные заклятья; вытянулись из складок пространства спрятанные шпили и тайные комнаты; Великая Септа сбросила своё навязанное обличье, и Четырнадцать Огней снова возвысились, сметая на своём пути чужие идолы, вспыхнули свечи, и колокола прозвонили четырнадцать раз.

— Дом, — прошептал почти неверяще Эйгон, и Деймон тихо хмыкнул.

Да, теперь они действительно были дома. Века заточения были окончены. Что это значило для остальных магов и людей — оставалось только гадать.

Примечания:

Я показала только кусочек из начала формирования полноценных отношений между деймирой и Эйгоном 2.

Да (как мне напомнили на тумбе), я помню, что Эйгон буквально насильник и ебейший мудак, но мне не жалко деймиру, потому что как бы жестоко это не звучало, но положение прислуги в те времена было немногим лучше, чем у скота. Деймон и Рейнира, опять же, как бы жестоко это не звучало, находятся на другом уровне и более того, могут дать Эйгону более чем достойный отпор, к тому же магический брак буквально требует от них не причинять друг другу вреда, чтобы гарантировать мир в династии. Так что Эйгон, может, и мудак похлеще Деймона, но "времена и нравы" 👐 В действительности никого не волнует бедная служанка, кроме гуманных и современных нас.

1) переработанная песня «Век притеснений» из «The Elder Scrolls: Skyrim»

Вернуться к тексту

2) муж мой (высок. валир)

Вернуться к тексту

3) жена моя (высок. валир.)

Вернуться к тексту

4) мой маленький дракон (высок.валир)

Вернуться к тексту