Спекулянты в любви (гет)

— Не понимаю, Скорпиус. Если ты все равно никогда не собирался быть со мной по-настоящему, почему тем летом не сдержался? Зачем показал мне свое нутро?

Морщась, она внимательно рассматривала его лицо, по которому скользил теплый солнечный луч. Он освещал лишь половину его лица, затемняя другую, и Малфой казался от этого еще более красивым, чем был.

Вокруг была тишина и только прибой моря методично раздавался из открытого окна. Но эта методичность не замечалась, потому что все внимание Лили было сконцентрировано на том, что они лежали вместе и что утро вновь застало их врасплох.

Скорпиус шумно вздохнул и откинулся на подушку, чтобы, наверное, не смотреть в ее злое, противное лицо. Право, в это мгновение она себя ненавидела, ненавидела свой характер и то, как много было внутри нее ярости, что уничтожала место для любви.

— Ты жалеешь о том лете? — невольно тихо спросила наконец Лили, сжимая пальцами простынь, боясь услышать ответ.

А перед глазами эта же комната, такое же яркое утро, такой же бессмысленный прибой. Только они лежали не так — не порознь, а рядом, обнимая друг друга, смеясь над какой-то ерундой. И Скорпиус был совсем другим — от его холодной маски остались лишь ошметки, и он улыбался, рассказывал ей про забавные случаи из Хогвартса, о том, как прекрасна Италия летом и до чего незабываемы рассветы в Марселе, в доме у бабушки и дедушки.

Он многое ей говорил — о том, что замечал Лили еще в Хогвартсе, что он восхищен ее волей, ее хваткой. И что он всегда выделял ее из толпы. Благодаря ее харизме. Благодаря тому, что она всегда стояла за себя.

Но в итоге… кого в итоге выбрал Скорпиус?

— Послушай, Поттер.

Серьезный голос у него всегда был пугающим. Внутренне у нее все сжалось, ожидая неизбежное, а на лице — злая ухмылочка и полной ненависти взгляд. «Н-е-н-а-в-и-ж-у тебя, слышишь?», — выбито в глазах.

— Я ни о чем никогда не жалел. Ровно до тех пор, пока не поддался… Но это ничего не поменяет, мне казалось, что ты знала это с самого начала. Моя семья никогда тебя не примет. Наш удел — тайные встречи изредка вдали от моей семьи. Никто не поймет, если мы вдруг открыто выразим наши чувства миру. И в конце концов ты только возненавидишь меня.

Лицо Скорпиус перестало освещаться солнцем, и оно будто бы потемнело. Серая гладь беспокойно затрепетала, и Лили хотелось вскочить с кровати и просто заткнуть его рот. Но она молчала, не смея прервать, ощущая, как внешние глыбы ярости раскалываются под натиском его слов.

— Потому что все вокруг начнут тыкать в меня, говорить о том, что я Малфой, что я сын Пожирателя смерти, что в моем доме нет ничего не наворованного и что весь мой род в крови. Наши чувства сильны сейчас. И я никогда не заберу свои слова, что говорил тогда — мои чувства не изменились. Но нет никакой гарантии, что под гнетом недоверия окружающих, под науськиванием общества в один из дней мы не проклянем друг друга и то мгновение, когда поддались эмоциями.

Он запнулся на секунду, и его кадык дернулся. «Лили Поттер, радуйся, он показывает тебе чувства! Радостно? Нет, ни капли!».

— Мы никогда не сможем быть вместе.

— Тогда… — прошептала она, и глаза ее увлажнились, а рука сильнее вцепилась в простыню, когда Лили слегка приподнялась. — Зачем ты позвал меня сюда? Опять.

Скорпиус молча смотрел в ее лицо, когда тяжелый вздох сорвался с его уст, но больше — ничего. И Лили Поттер уходила, не оглядываясь, видя перед собой бескрайнюю гладь моря, мечтая в нем утопиться.

В ней все было хорошо, она это знала. Знала, что стоит лишь щелкнуть пальцем и к ее ногам упадут многие. Знала, что у нее крупный счет в Гринготтсе, что ее ненавидят и боятся, что о ее спекуляциях на бирже ходят легенды. Но как бы не была она успешна, как бы не превозносила и ненавидела ее толпа, Поттер не чувствовала себя счастливой. Ее сердце разрывалось на куски, а сигарета уже стала словно шестым пальцем, от которого нельзя было избавиться.

Она курила даже тогда, когда под свадебный марш красавица невеста шла по устланной цветами ковровой дорожке напрямик к алтарю. Люди вокруг были радостными и оживленными, они перешептывались и бросали иногда на Лили Поттер неприязненный взгляд. Потому что буйство красок Лили Поттер разбавляла черным, коротким платьем, оголявшем ее красивые ноги; а серый дым заполнял пространство сладостным запахом.

Они все смотрели на нее, и Лили чувствовала их упреки и липкие взгляды. Но сама она не обращала внимание ни на что из того, что волновало нормальных людей; она смотрела лишь на Скорпиуса Малфоя в элегантном смокинге, на то, как он дает клятвы и надевает невесте на палец кольцо.

Когда церемония была совершена и все наперебой стали поздравлять молодоженов, Лили хмыкнула, откинув сигаретку в строну. А потом, поднявшись, спокойно и элегантно направилась напрямик к ним. Люди, оглядываясь, слегка расступались в сторону, позволяя ей не изменять своему размеренному шагу.

Она остановилась в двух шагах от деланно счастливой пары, лениво посмотрела на слегка померкнувшую улыбку невесты, а потом вперила живой взгляд в Скорпиуса Малфоя, чье лицо, как всегда непроницаемо, в этот раз было будто бы еще более неживым, чем всегда.

Она смотрела молча, смакуя каждую минутку, смотрела и чувствовала, как в сердце ее боль наперебой сменяется нежностью и как глупая, влюбленная улыбка все время лезет на уста.

Лили Поттер просто любила его. Любила таким, каким он был — не приукрашивая, не подменяя понятия. Ее любовь была то штормом, то легким бризом, и она знала, что обладает всем… да, всем, и ей недоставало лишь одного. Но?

— Когда разведешься, Скорпиус, — сказала она, смотря только на него. — Когда наиграешься в обязательства перед семьей, Скорпиус, — говорила она, улыбаясь. — Когда вновь дашь волю эмоциям, Скорпиус, — на секунду на губах ее заиграла тоскливая улыбка. — Я буду ждать тебя на нашем месте.

Потому что у Лили Поттер просто был такой характер. И она всегда получала свое, зная, что она лучше любой, лучше для любого, кого ни возьми.

Для любого, кроме него.