Моя песенка спета (гет)

Прихожу в тихомутную грязно-противную стужу (странно даже — июль), силюсь холод и сырость принять. Где-то там в глубине эхом смеха разбуженный и не то что прощальный, но оставивший прядь невозможно колюче-расплавленных воспоминаний сердца стук навевает какую-то грусть и тоску. Ты же знаешь, мой милый, ожидание хуже страданий.

Если хочешь, на мраморе — слева —меня дорисуй.

Потому что не чувствую больше ни сил, ни вины, ни запала. Добровольно — заметь! — отрекаюсь от глупых имён. Всё, что было, то было. Внезапно бесследно пропало. Всё, что будет — к чертям пусть сгорает огнём.

В этом пламени (я обещаю) найдёшь отражение загнивающей плоти моих нерастаявших слёз и возможно столкнёшься с не самыми милым те'нями, ненароком впадая в гипноз.

Не суди меня строго, ведь не ты испытал эти муки. Ты не видел мой труп, холодеющий в свете лучей, и не смыслы твои растворились в глухом ультразвуке.

Уходя навсегда, как ты мог меня бросить ни с чем?!

Не гневись, умоляю, ведь пыталась нормально питаться, спать ночами, гулять, улыбаться глазами в ответ.

Отчего-то в душе поселилась обида, и шансы на белёсое некогда счастье сменились чернеющим

нет.

Безобразно сплетённые мысли сольются в едино, в вязкой копоти исполоскав мои дни бытия. Всё равно улыбаюсь, потому что не мальчик — мужчина — незаметно вливал мне под кожу фильтрованный яд.

Рыжий кот мне приветливо тянет пушистые лапки. Мягким пледом укроюсь,

/согреться бы/

словно тобой. Ты ведь помнишь, любимый, как дети играются в прятки? Точно так же и мы: раз — ты вода, два — и уже не живой.

Я не стану бороться за правду (а надо бы) боле. Просто молча разрежу полоску синеющих вен и отправлюсь к тебе, наконец-то не чувствуя боли.

Моя песенка спета, даже если не ты её спел.

Уж потом моё хладное тело отыщут в кровати, уж потом будут вздохи, молитвы и всякий беспомощный бред. Но, с другой стороны, нам с тобою и этого хватит,

ибо истина в двух именах:

Гермиона и Фред

Диким месяцем обцелованы,

Танцевали на голой земле.

Своим голосом заколдованным

Ты шептал тихо глупости мне.

Нам мелодией стало пение

Светлячков в затемнённой глуши.

И мне чудилось, что сближение

Искривляет палитру души.

И мне чудилось, будто звёздами

Полыхали огни от костра.

В сердце каменном что-то острое

Пробудила лесная роса.

Губы алые, Солнце ясное,

За какие заслуги дано

Мне, беспомощной?

И напрасно я

Ожидала, что нам суждено

Вместе быть, держать за руку,

Согревая любовью весь мир.

Мы обычные полуночники.

В поле горько рыдает ковыль.

Звонкий голос, повышенный на два тона,

Галстук криво завязан, бардак в голове —

Таким вот взбалмошным и на всё готовым

В эту ночь /не впервые/ явился мне

Один, рыжий до странности, добрый малый,

Улыбавшийся ярче десятка солнц.

И врываясь в двери, скрывал мой разум

Пуховым одеялом

По прозвищу

Сон.

Обнимал, до боли сжимая плечи,

Целовал в виски, посчитал до ста.

Он, глухой, не слышал мольбы и речи

И не понял истину: все места

На моём искалеченном жизнью теле

Не оставили шансов хотя б на миг

Ощутить любовь. И в своей дуэли

С тенью прошлого я отпускаю крик.

Пусть же он разольётся по каплям крови,

Пусть останутся эхом в пустых садах

Миллионы снов, содержащих кроме

Лжи и лести

фирменный

смех в глазах

Расскажи мне, мой милый, новеллу о любви,

Спой под окнами глупую серенаду,

Можешь стих написать, если хочешь — прочтёшь в ночи.

Лишь бы слышать твой голос.

Большего мне не надо.

Исцарапай все двери буквами разных фраз,

Напиши моё имя на стенах родного дома,

Можешь в письма истратить палитру цветов за раз.

Лишь бы трогать твой почерк.

Я ко всему готова.

Испеки несъедобный пирог, испортив вконец духовку,

Неслучайно сведи в осколки последнюю баночку с джемом,

Вместе с братом взорви всё, что сможешь, в моей кладовке.

Лишь бы помнить твой смех.

Остальное вернётся со временем.

Не пускай до последнего утром меня из постели,

Прерывай бесконечно попытки сбежать на работу,

Уговаривай выбраться в отпуск упорно неделями.

Лишь бы знать твои мысли и видеть твою заботу.

Пригласи на свидание к звёздам над нашею крышей,

Позови погулять под дождём, наслаждаясь вечерней прохладой.

Обними и позволь убедиться: точно ли дышишь?

Лишь бы просто ты жил.

А большего — веришь? — не надо.

Примечания:

Всё же стоило избавиться от Зеркала Еиналеж.

Ты заметил под лентою

Этот взгляд волчьих глаз,

Так, с окраской надменною,

Осуждающий нас?

Я для них прокажённая,

Я для них само зло,

Местью насквозь прожжённая.

Сердце в хлам.

Но назло,

Я назло всем, отверженно,

Продолжаю дышать.

Жаль, пластинкой заезженной

Нам уже не сыграть.

Мне терять больше нечего,

Мне теперь наплевать.

Что когда-то рассечено,

Никогда не собрать.

Я готова на крайности,

Я преследую ложь.

Мир вращается в реальности,

Когда ты меня ждёшь.

Ты ведь ждёшь? Я негордая,

Я согласна страдать.

Ты хотя бы аккордами

Продолжай намекать.

Ветром в поле, пожалуйста,

В небо путь прочерти.

Не подумай, не жалуюсь,

Лучше шторм, а не штиль.

Попрошу: тихим шёпотом,

Как умел, на висках,

На кусочки расколотый,

Отзовись впопыхах.

Я отвечу безропотно,

Кинжал в спину вонжу,

С огоньком в глазах крохотным

В черноту я вхожу.

«Не должна! Мне не следует!» —

Словно мантру, твержу.

Я запуталась... Где же ты?

Вдруг тебя нахожу.

Ты, как прежде, улыбчивый.

О стекла остриё

Я ладошками вспыльчиво

Пропишу забытьё.

Вижу капли на зеркале.

Боже, что это? Кровь?!

Мне скрипучими дверками

Жизнь откроется вновь.

Это так удручаемо...

Сочетаясь в ночи,

Моё имя отчаянно

В пустоту прокречи.

Я услышу, уверена,

И тогда под конец

Та душа, что потеряна,

Обретёт свой венец.

Моих мыслей сплетенье

Твёрже камня, поверь.

Это выход. Спасенье.

Не бушующий зверь.

Я, ты знай, не жалею —

Сама выбрала шторм.

Но слова мои тлеют,

Оставаясь штрихом.