Огни Самайна (джен)

— Вставайте, мистер Сириус Блэк! Пожалуйста! Уже завтрак скоро!

Утро начинается как обыч… то есть не как обычно, потому что будит не ненавистный Кричер, а смутно знакомая эльфийка, закутанная в белоснежную простыню. Сириус поднимает руку, чтобы взглянуть на часы, — и тело немедленно отзывается ноющей болью. Он понимает, что лежит на кровати в свитере и брюках, а невероятно грязная мантия висит рядом на стуле.

Безумные события прошлой ночи одно за другим всплывают в памяти — и Блэку на мгновение кажется, что они просто приснились. Не могло такое произойти с первокурсниками Хогвартса — самой безопасной в мире школы! Но нога, подвернутая во время падения с холма, вновь напоминает о себе, и Сириус вынужден признать, что все это действительно было. Он оглядывается — и видит, что Поттер и Петтигрю, оба одетые, еще спят.

— Пожалуйста, разбуди их, — просит Блэк домовуху и, прихрамывая, отправляется в душ — смыть с себя вчерашнюю грязь.

Выйдя из душа в умывальную, Сириус видит, что его соседи по спальне чистят зубы.

— Джеймс, объясни ты мне, что случилось? — взволнованно спрашивает Питер. Его рот наполнен зубной пастой, поэтому слова слышны нечетко, но понять смысл можно. — Почему ты не вернулся?! Я ждал-ждал, ждал-ждал, ждал-ждал, а тебя все нет и нет! Девять вечера, десять, одиннадцать, полночь… В полпервого я хотел позвать на помощь, но, кажется, заснул в кресле в холле. Проснулся, когда меня куда-то нес наш лесник — здоровый такой! Он сказал, что доставил в школу тебя и… вот этого, — Петтигрю указывает на Блэка, — по подземному ходу, о котором не знает никто, даже Дамблдор. С тобой все в порядке, но беспокоить тебя не нужно, потому что ты очень устал… Объясни, что случилось, я вчера чуть с ума не сошел от беспокойства!

— Все потом, — Поттер уже закончил умываться и вытирает лицо. — Сейчас — есть! Блэк, ты пойдешь в Большой зал или проводить тебя к мадам Помфри? С ногой у тебя явно что-то не то…

Гнев поднимается в сердце тяжелой волной. Но если Джеймс по-прежнему считает своего однокурсника маменькиным сынком и ничтожеством, то объясняться бесполезно, а спорить — глупо. Поэтому Сириус отвечает со всей надменностью, на которую способен:

— Нет, благодарю. Я вполне способен дойти до Большого зала без посторонней помощи!

— Вот и хорошо! — Поттер улыбается и уходит.

Возвращаясь после умывания в спальню, Блэк уверен, что соседи уже ушли завтракать. Но, как ни странно, они еще здесь, и Джеймс что-то тихо втолковывает Питеру. Не обращая на них никакого внимания, Сириус одевается, а потом медленно, стараясь не хромать, выходит. Спускаться по лестницам непросто, но позади идут Поттер и Петтигрю, и перед ними не хочется выглядеть слабаком. Это, как ни странно, придает сил.

Войдя в Большой зал, Блэк видит, что вопиллер и коробка со сладостями, как всегда по утрам, летают над его обычным местом за столом. Сириус осторожно усаживается, стараясь не задеть больную ногу. Вдруг прямо над ухом раздается голос Джеймса:

— Энид, Фиона, милые дамы, вы не могли бы пересесть? Пожалуйста! Мне нужно с Блэком поговорить!

Поттер улыбается очень обаятельно; девчонки хихикают, кивают и встают со своих мест.

Сириус с трудом скрывает удивление. Сразу после распределения и на следующее утро он сидел рядом с Джеймсом и Питером, но затем они пересели. А сейчас, значит, захотели вернуться?!

Тем временем воппиллер цветом уже напоминает свеклу и явно намеревается открыться через несколько секунд. Джеймс, едва усевшись за столом, выхватывает из кармана волшебную палочку, наводит ее на письмо Вальбурги и произносит неизвестное Блэку заклятие. Вопиллер немедленно вспыхивает золотым пламенем и сгорает.

— Ой, какая неприятность! — Поттер выглядит очень огорченным. — Пожалуйста, извини меня за то, что я сжег письмо твоей мамы! Я хотел просто потренироваться в скорости выхватывания палочки и сам не понял, как выкрикнул заклятие. А оно случайно попало в вопиллер, и…

— Ничего страшного, — Сириус чувствует себя сбитым с толку, — завтра мама новый пришлет, а один день без ее поучений я как-нибудь проживу.

— Это хорошо, — Джеймс, взяв тарелку, накладывает на нее гору еды. — Кстати, я собираюсь тренироваться в скорости реакции каждый день, потому что хочу на втором курсе поступить в нашу команду по квиддичу.

— Надеюсь, у тебя получится, — вежливо отвечает Блэк. — Кстати, что за заклинание ты ненамеренно выкрикнул, когда достал палочку? Никогда о таком не слышал и не читал…

— Заклинание огненной искры, ему меня папа научил. Оно посылает огненную искру в тот предмет, на который указывает палочка.

— Полезная штука! Только очень тебе советую осторожно использовать это заклятие за столом: если мы устроим пожар, то с Гриффиндора вычтут уйму баллов.

— Я постараюсь, — Поттер набрасывается на жареные куриные ножки, словно голодный тигр, но вдруг перестает есть и небрежно произносит: — Кстати, я мог бы и тебя этому заклинанию научить, если хочешь. То есть если не хочешь, то я не навя…

— Конечно, хочу! — от изумления Сириус едва не давится пудингом с почками. — Говорю же, полезная вещь в хозяйстве! Но, — быстро добавляет он, подозревая подвох, — если у тебя нет времени, то и не на…

— Как раз сегодня после обеда я свободен, — энергично кивает Джеймс, — так что можем нача… Хотя нет, не получится!

— Ничего страшного, как-нибудь в другой раз, — Блэк и предполагал нечто подобное.

— Сегодня после обеда Люпина нужно навестить, — немного смущенно говорит Поттер, — и извиниться перед ним. Мы, конечно, можем и порознь сходить, но, по-моему, лучше вдвоем: мы ведь оба виноваты в том, что с Ремом вчера случилось!

— Идти и в самом деле лучше вдвоем, — на мгновение Сириусу кажется, что он спит и видит сон, — но извиняться должен только я. Это ведь я все двери оставил открытыми, так что вина исключительно моя!

— Я виноват не меньше, — Джеймс смущенно улыбается. — Если бы я тебя сразу послушался, то мы бы спокойно ушли и все двери закрыли.

Блэк впервые в жизни понимает, что выражение «уронить челюсть на пол» — это не преувеличение, а чистая правда. С трудом скрывая потрясение, он говорит:

— Я по-прежнему считаю, что вина только моя. Но я уже понял, что совсем не умею тебя переубеждать…

— Вот именно! — Поттер хмыкает. — Так что извиняться будем вместе! Пит, — он оборачивается к Петтигрю, — пойдешь с нами навестить Люпина? Ты перед ним не виноват и извиняться не будешь, но навестить друга все же нужно…

Сириус не понимает, стало ли тихо до того, как Питер уронил на пол чашку, которую держал в руках, или все замолчали уже после, но на мгновение в Большом зале словно исчезают все звуки. В звенящем безмолвии очень хорошо слышен ответ Петтигрю:

— Да, я, конечно, пойду… тоже… А разве Рем сейчас не… там, где он был вчера?

— Нет, — отвечает Джеймс, — сейчас Люпин наверняка лежит в нашем больничном крыле. Экий ты неловкий, Пит! Репаро!

Повинуясь взмаху палочки Поттера, разбитая вдребезги чашка Петтигрю вновь становится целой.

— Спасибо, Джейми, — Питер наклоняется, поднимает чашку с пола и ставит ее на стол. — Да, Рема, конечно, нужно навестить. Нехорошо бросать больного одного.

— Значит, все вместе и пойдем! — Поттер, очень довольный, наливает себе тыквенный сок, а потом спрашивает у Сириуса: — Слушай, а что в этом свертке, который над столом болтается? Мама тебе каждый день новые теплые носки присылает?

— Нет, это сладости.

— А почему ты их не ешь?

— Я сладкое не люблю.

— Тогда, может, угостишь? — Джеймс снова улыбается. — Если они тебе не нужны, зачем же добру пропадать?

— Да хоть все бери! — Блэк резко разрывает упаковочную бумагу, и на стол сыплются фигурки из марципана и шоколада, леденцы, засахаренные цветы и фрукты, пирожные из песочного теста, эклеры и безе с орехами, кремом, вареньем… На мгновение над гриффиндорским столом вновь воцаряется тишина, а потом Поттер осторожно спрашивает:

— А что это розовое и зеленое в прозрачных шариках?

— Клубничное и фисташковое мороженое. Оно хранится в ледяных формах, которые не тают из-за наложенного на них заклятия.

— Можно мне клубничное? — осторожно интересуется Джеймс.

— Конечно! Говорю же, хоть все возьми, мне это не нужно!

Поттер осторожно берет холодный прозрачный шарик, взламывает ложечкой ледяную корку, зачерпывает мороженое, пробует — и блаженно улыбается:

— Вкуснятина! В Хогвартсе такого не дают!

— А можно мне взять засахаренную вишню?

— А мне — безе? — спрашивают девчонки, которые пересели по просьбе Джеймса.

— Конечно!

— А мне — пирожное со взбитыми сливками! — тянет руку толстяк Берти Браун со второго курса.

— Держи!

В следующее мгновение за гриффиндорским столом начинается суматоха. Все тянут руки за сладостями, и Сириус еле успевает их раздавать. Только когда сверток уже почти пуст, Блэк запоздало соображает, что домовики по распоряжению мамы могли подмешать в лакомства какую-нибудь гадость вроде рвотного или поносного зелья. Чтобы не отрываться от коллектива, он начинает жевать марципановую башенку — и понимает, что ужасно соскучился по домашним сластям.

В этот момент к свертку тянется еще одна рука:

— И мне… тоже… дай… — говорит Петтигрю серьезно и требовательно.

— Конечно, бери! Что ты хочешь?

— Шоколадку.

— Держи! Это птица, а это — лошадь!

— Спасибо.

Питер начинает жевать шоколадную лошадку, а Сириус задумывается, почему обжора Петтигрю ждал так долго, прежде чем обратиться к нему за сладостями. Но с дальних концов стола тянутся новые и новые руки, и все мысли вылетают у Блэка из головы.

Когда все сладости розданы, он громко говорит, стараясь перекричать общий гул:

— Сейчас больше ничего не осталось! Приходите после ужина в нашу гостиную — буду раздавать старые запасы!

— А они не испортились? — тревожно спрашивает одна из девчонок.

— Хорошо наложенные чары держатся несколько месяцев, так что бояться нечего, — важно отвечает Берти Браун и хмыкает: — Да, знает Шляпа, кого к нам распределять!

— Сириус, ты идешь? — Джеймс уже поднялся из-за стола. — Мы на чары опаздываем. И ты поторопись, Пит!

— Иду, — отвечает Блэк, не думая, и тоже встает.

Выходя из Большого зала, он видит за слизеринским столом Люциуса Малфоя, совершенно остолбеневшего от изумления, и испытывает от этого зрелища чувство глубочайшего удовлетворения.

Придя в кабинет, Сириус по привычке пытается сесть за последнюю парту, но Поттер молча хватает его за рукав мантии и тянет за собой. Блэк хочет воспротивиться такому произволу, но профессор Флитвик уже входит в класс, так что выяснять отношения некогда. Приходится садиться рядом с Джеймсом и Питером. А на следующих уроках отсаживаться назад уже некрасиво…

За обедом Поттер тоже устраивается рядом с Сириусом, но не разговаривает, а торопливо жует. Закончив есть одним из первых, Джеймс уходит, бросая на прощанье:

— Встретимся через полчаса у дверей больничного крыла!

В условленном месте в назначенное время Блэк и Петтигрю видят Поттера с большой охапкой экзотических цветов.

— Нельзя же к больному приходить без подарков, — смущенно объясняет он.

Сириус молча ругает себя за то, что не догадался захватить хоть один пакет домашних сладостей, ведь никаких дурных последствий от их употребления нет. Но сейчас уже ничего не изменишь, и Блэк обещает себе завтра же исправить свое упущение.

В больничном крыле лежит только один пациент — Люпин, очень бледный и усталый.

— Привет, Рем! — громко и радостно говорит Джеймс.

Увидев гостей, Люпин вздрагивает, пытается укрыться от них под одеялом, но, поняв, что его уже заметили, говорит дрожащим голосом:

— Здравствуйте… Я маму навестить собирался, но сам приболел, вот здесь и лежу…

— Не волнуйся, — Поттер кладет букет на тумбочку у кровати Рема, придвигает к ней стул и садится; так же поступают Сириус и Питер. — Мы трое знаем, что с тобой происходит на самом деле. Мы с Блэком вчера вечером были в хижине в Хогсмиде и видели тебя, а Петтигрю я все рассказал.

За всю свою жизнь Сириус лишь однажды видел ужас, подобный тому, что отразился тогда на лице Люпина. Так же чудовищно испугался человек, приговоренный к поцелую дементора.

— В какой хижине?! — голос Рема срывается на крик. — Не был я вчера ни в какой хижине и вас не видел!

— Ты нас просто не помнишь, — мягко возражает Джеймс. — Мы видели тебя не таким, как сейчас, а в… ином обличье. Не волнуйся, мы были очень осторожны, и ты никого из нас не укусил.

Из просто бледного Люпин становится зеленым. Он вздрагивает и глухо говорит:

— Простите меня за то, что я лгал вам все это время… Я надеялся, что смогу скрыть… Я заберу из вашей спальни свои вещи, как только закончится полнолуние: пока меня не выпускают отсюда. Дамблдор сказал, что при желании я смогу занять отдельную спальню…

— Зачем тебе это нужно? — удивляется Поттер. — В отдельных спальнях даже старосты не живут, а первокурснику она тем более не полагается.

— Но вы же не захотите жить со мной в одной комнате теперь, когда знаете правду! — безнадежно говорит Рем. — Я могу быть опасен…

— Во-первых, ты абсолютно безопасен! — с жаром говорит Джеймс. — В человечьем облике ты можешь хоть всю школу перекусать — и никому ничего от этого не будет. А, во-вторых, с чего ты взял, будто мы хотим, чтобы ты поселился отдельно? Тебя и нас распределили на один факультет, — значит, во время учебы мы должны жить в одной комнате, таковы правила. Да и не только в правилах дело! Ты нормальный парень, хороший друг… О таком соседе по комнате, как ты, мечтают все, но немногим везет так, как нам!

— А Сириус и Питер думают так же, как и ты? — тревожно спрашивает Люпин.

— Разумеется, мы абсолютно согласны с Поттером! — чеканит Блэк. — Однокурсники должны держаться вместе, а о таком соседе, как ты, можно только мечтать!

Петтигрю энергично кивает.

Рем шмыгает носом, прячет лицо в подушку и лежит так несколько минут, вздрагивая, словно от холода. Гости тактично молчат.

Когда Люпин вновь поворачивается к однокурсникам, его глаза подозрительно красны, но сияют от счастья. Дрожащим голосом он говорит:

— Ребята… я никогда… я навсегда… я думал…

— А я думаю, нам очень повезло, что к нам распределили тебя, а не Снейпа, например, — Джеймс улыбается. — Лично я не выдержал бы и часа в одной комнате с этим немытым чучелом!

— Но как же вы с Сириусом попали в хижину? — Рем еле заметно хмурится. — В Хогсмид первокурсников не пускают, а о подземном ходе даже не все профессора знают…

— Это долгая история! — торжественно отвечает Поттер и набирает в грудь побольше воздуха, готовясь к долгой речи.

По мнению Блэка, Джеймс рассказывает довольно близко к истине, но слишком льстит ему и преуменьшает свои собственные заслуги. Поэтому Сириус порой вмешивается и уточняет.

Люпин и Петтигрю слушают, затаив дыхание, ахают, охают, всплескивают руками и восторженно разглядывают удивительный снитч. Поттер порой краснеет от смущения, Блэку тоже приятно восхищение друзей.

Когда рассказ заканчивается, Рем говорит смущенно:

— Джеймс, Сириус, вы самые настоящие герои! Спасая меня, вы совершили подвиг! Знакомство с вами — честь для меня! Я перед вами в огромном долгу и постараюсь когда-нибудь вернуть его!

— Лучше не надо! — Поттер и Блэк, не сговариваясь, отвечают хором, переглядываются и смеются.

— Там будет видно, — Люпин краснеет и после недолгой паузы решительно произносит: — И я непременно поблагодарю Хагрида за то, что он меня разыскал! Обязательно навещу его, когда закончится полнолуние. Хагрид ведь живет в хижине на опушке Запретного леса, верно?

— Я пойду с тобой! — Джеймс и Сириус снова, не сговариваясь, отвечают хором, переглядываются и смеются.

— Мы с Блэком тоже Хагриду жизнью обязаны, — кивает Поттер, — так что благодарить его будем все вместе. И, кстати, знакомство с лесником — штука полезная! Он уже понял, что мы не дети и не трусишки, так что если мы правильно себя поведем, то он, возможно, станет брать нас с собой на обходы. Запретный лес — очень интересное место, я не прочь вернуться туда снова. Но сначала нужно хоть приблизительно понять, где там обитают опасные чудовища. И никто не поможет нам в этом лучше, чем Хагрид!

— Кстати, о чудовищах, — Рем, о чем-то напряженно размышлявший, смущенно спрашивает: — Скажите, как по-вашему, невидимки, которые встретились вам прошлой ночью, — это случайно не фестралы? Они похожи на лошадей, и их могут видеть лишь те, кто был свидетелем чьей-то смерти. А Хагрид запрягает фестралов в кареты, которые привозят студентов в школу и увозят отсюда…

— Да, похоже, ты прав, — кивает Сириус. — А я все думал, кого мне невидимые лошади напоминают, но так и не вспомнил. Но разве это фестралы возят наши кареты?

— Повозки не ездят сами по себе, а из невидимых людьми существ возить их могут только фестралы, — задумчиво говорит Рем.

— Вспомнил, я видел фестралов на картинке! — ахает Джеймс. — Они крылатые, — значит, могли слететь за нами по косогору!

— Это вряд ли, — возражает Блэк. — Фестралы едят не людей, а всякую мелкую живность. К нам один подошел, потому что учуял запах крови — ты ведь руку поранил, помнишь? А охотиться на нас фестралы бы не стали да и не смогли бы это сделать, даже если б захотели: мы для них слишком велики.

— Хочется надеяться, — тон Поттера исполнен сомнений.

— Помнишь, ты говорил, что фестралы бросились бежать ночью, так как их что-то напугало? — быстро спрашивает Люпин. — Я думаю, их акромантулы напугали, когда вышли на охоту. Стая гигантских пауков легко справится с жеребятами и даже со взрослыми фестралами — вот табун и кинулся наутек.

— Наверняка так и было! Ты абсолютно прав! — Сириус ободряюще улыбается, и Рем краснеет от смущения и радости.

Дверь в палату открывается, входит мадам Помфри. Она расплывается в улыбке:

— Мальчики, вы Рема пришли навестить? Ох, молод… — обычно дружелюбное лицо лекарки вдруг искажается от ярости: — Так вот кто оборвал все цветы из любимой теплицы профессора Спраут! Она, бедная, чуть не плачет!

Букет, принесенный Джеймсом, по-прежнему лежит на тумбочке у кровати Рема.

— Это я попросил принести мне цветы! — быстро говорит Люпин. — Обожаю именно такие!

— Еще чего! — сердито фыркает Поттер. — У Рема не было времени меня просить! Я сам сорвал цветы! По собственной инициативе!

— Нет, это я их сорвал! — возражает Блэк.

— Нет, я! — пищит Питер.

— Мерлин могучий, Моргана заступница! — ахает мадам Помфри. — Это же не дети, а мародеры какие-то!

— Ну да, — с достоинством отвечает Джеймс. — Мы самые настоящие мародеры и этим гордимся!

— Ох, что за молодежь пошла! Что за времена! Не понимаю, куда катится этот мир… — целительница вздыхает и берет с тумбочки букет. — Пойду отнесу цветы профессору Спраут — вдруг ей удастся врастить их обратно в землю… — на пороге она оборачивается и строго говорит: — А вы, мальчики, впредь не берите чужое без спроса! Запомните: воровать — нехорошо! Цветы, которые вы сорвали, — экзотические, редкого сорта… — затем лекарка произносит несколько длинных слов на латыни, которые непонятны ни одному из гриффиндорцев. — Во всей Англии только Помоне Спраут удалось их вырастить, потому-то она так и расстроилась, увидев опустевшую теплицу. А цветы в подарок больному другу профессор бы непременно вам дала — пусть не такие редкие, но не менее красивые. А вы обидели хорошего человека… — она снова вздыхает и выходит из палаты.

Когда за мадам Помфри закрывается дверь, Сириус осторожно спрашивает:

— Поттер, ты знаешь, кто такие мародеры?

— Конечно! — гордо отвечает он. — Они охраняли одного французского короля… Людвига… забыл номер… Их звали Атос, Портос и Арамис, а д’Артаньян мародером стал поз…

Блэк не выдерживает и начинает хохотать; к его удивлению, Ремус тоже смеется.

— Чем ржать как фестралы, — выпаливает красный от смущения Джеймс, — лучше объясните, что вас так развеселило! Может, и я с вами посмеюсь…

— Атос, Портос и Арамис — это мушкетеры, балда! — с трудом выговаривает Сириус, утирая слезы смеха. — А мародерами называют тех, кто обворовывает трупы солдат на поле битвы.

— Быть того не может! — Поттер краснеет еще сильнее. — Я точно помню!

— Сириус прав, — негромко говорит Люпин. — Книга Александра Дюма называется «Три мушкетера».

— Обязательно напишу родителям и спрошу у них! — лицо Джеймса цветом похоже на свеклу. — Но даже если вы правы — нам все равно теперь придется называть себя мародерами. Не люди выбирают прозвища, а прозвища — людей. Если отказаться от прозвища, то оно обидится…

— Ты прав, — не может не признать Блэк; Ремус и Питер кивают.

— Что ж, решено! Мы теперь Мародеры, — улыбается Поттер.

— Извините, пожалуйста, за то, что лезу не в свое дело, но не пора ли вам делать уроки? — вдруг тревожно спрашивает Люпин. — Вы столько времени на меня потратили, а вас ведь от занятий никто не освобождал…

Сириус поворачивается к окну — и с изумлением видит, что уже начинает темнеть. Значит, Рему скоро возвращаться в хижину, но он стесняется об этом сказать!

Подступающие сумерки неожиданно резко напоминают о прошлой ночи — и о вчерашнем приключении, и о цели их визита в больничное крыло.

Блэк встает, откашливается и торжественно произносит:

— Ремус, мы с Джеймсом хотим перед тобой извиниться…

— … за то, что вчера позволили тебе уйти из хижины! — Поттер тоже встает и продолжает очень серьезно: — Прости, нас, пожалуйста!

На лице Люпина появляются красные пятна, он смущенно лепечет:

— Да что вы… Это вы меня простите за беспокойство… И скажу честно… я вчера чувствовал себя так хорошо, как мне давно уже не было в этом состоянии… Я в ночи полнолуния себя не помню… мыслей нет… одни ощущения… это трудно передать словами… Но обычно мне тяжело, тесно, душно… а вчера было свободно, легко, просторно… потом, правда, стало совсем душно, но в самом конце и ненадолго… Это, наверное, когда Хагрид меня поймал… А все остальное время было очень хорошо…

— Чему ж тут удивляться, — рассудительно говорит Питер, — зверю в лесу раздолье, а в доме тесно!

Ремус краснеет и умолкает.

— А может, нам с тобой и дальше гулять? — быстро спрашивает Джеймс. — Как попасть в Хогсмид, мы знаем; можно заказать по почте прочный поводок и ошейник…

— Мне очень жаль, но ничего не получится, — Сириусу стыдно и неприятно возражать, но молчать он не может. — Сила оборотня намного превосходит человеческую. Рема в волчьем облике мы не удержим ни вдвоем, ни втроем…

К несказанному облегчению и радости Блэка, Люпин кивает и тихо, но твердо произносит:

— Все верно. Я запрещаю вам навещать меня, когда я… не в себе, слышите?! Я же тогда ничего не соображаю и могу вас покусать! Если это, не приведи Мерлин, случится, я никогда себя не прощу. Мне тогда жить будет незачем…

Он умолкает. Сириус очень хочет спросить, как Рем стал оборотнем, но момент сейчас явно неподходящий.

Петтигрю вдруг достает из кармана шоколадную птицу и кладет на тумбочку.

— Ешь, — говорит он негромко, но очень серьезно. — Шоколад — против темных сил лучшее лекарство! Птичка надкусатая, но почти целая…

— Надкусанная, а не надкусатая, — поправляет Блэк.

— Да какая разница! — возражает Питер неожиданно зло. — Как ее ни назови — все одно шоколадка!

— Но говорить все равно нужно правильно! Все равно, а не «все одно»!

— Любишь ты всех поучать, — Петтигрю недобро усмехается. — Прямо как профессор Макгонагалл! Или учителем хочешь стать, когда вырастешь?!

— Ни за что! — Сириус приходит в ужас от одной мысли об этом. — По-моему, узнику в тюрьме живется лучше, чем преподавателю!

— Тогда не поучай всех каждую минуту!

— Пит, да что с тобой?! — тревожно спрашивает Поттер. — Блэк не хотел тебя обидеть, такой уж у него характер, не переделаешь!

— Да все со мной в порядке! — резко отвечает Петтигрю. — Просто переволновался я вчера за тебя, Джейми, а ты…

— Ой, какой шоколад вкусный! — Люпин уже съел половину птицы, и на его лице написано блаженство. — Спасибо тебе, Питер! Ты настоящий друг!

— Да чего там… — Петтигрю смущается, но видно, что он очень доволен.

— А ты, Рем, не волнуйся, — решительно говорит Джеймс. — Мы втроем обязательно придумаем, как тебе помочь!

— Мне невозможно помочь, — Люпин мгновенно грустнеет. — Ни одно средство не в силах превратить оборотня в человека. Даже помешать мне раз в месяц превращаться в волка ничто не может…

— Но мы все равно непременно что-нибудь придумаем! — Поттер очень серьезен. — Ведь мы же Мародеры и гриффиндорцы!

Дверь палаты открывается, и входит мадам Помфри, держа в руках огромный букет. Цветы в нем не похожи на те, которые сорвал Джеймс, но все равно они очень красивые.

— Мальчики, вы все еще здесь?! — ахает она. — Очень сожалею, но вам пора уходить. Ремуса ждут лечебные процедуры, а вам нужно делать уроки!

Друзья прощаются с Люпином и идут к дверям. Сириус уходит последним. На пороге он оборачивается. Рем улыбается и машет ему рукой.