Тёмная связь (гет)

Всё было предельно просто и даже банально. Не верилось, что все скоро кончится. Я был восемнадцатилетним, молодым и потерянным, не мог предвидеть всего того, что случится со мной. И сейчас, когда я уже поседел от бесконечных смертей моих друзей и знакомых на Войне, я мечтал лишь о том, чтобы предупредить себя в прошлом, неопытного и несмышленого о том, что случится. Но я бы не поверил, ни за что бы не поверил, — я знаю это, ведь я ничуть не изменился. Я бы умер с улыбкой на устах. Потому что знал бы, что тот Драко пойдет по этой проторенной дорожке и так же через несколько лет будет стоять у зеркала с палочкой в руке, и так же будет говорить сам с собой. Не мне же одному мучиться, в конце концов.

Она сейчас спокойна как никогда. Кажется, за эти годы её румяный цвет лица приобрел холодный мраморный оттенок. Ведь я изменил её. Не поддался провокациям и остался на темной стороне, проигравшей в этом сражении. Но лично я считаю себя победителем, ведь она пошла за мной, обеспечив себе прямую дорогу в Азкабан. А я счастлив, что она решила пройти весь оставшийся путь за руку со мной. Я люблю смотреть на неё. Никогда бы не мог подумать, что такие, как она обладают непоколебимым спокойствием, хладнокровно мыслят, когда требуется, способны повелевать теми, кто ниже нас в обществе, и отпускать язвительные замечания в сторону недавних друзей.

Я ликовал. Ведь я разрушил фундамент верности и чувства долга, типичного гриффиндорского любопытства.Иногда по ночам я слышу, как в ванной раздаются громкие рыдания Гермионы, которая, может, в силу рассеянности, может, чтобы я слышал, никогда не накладывает на ванную комнату Заглушающее.

Я помню все до последнего вздоха, слова, звука. С того самого момента я неоднократно хотел вернуться в прошлое и сказать молодому Драко пару ласковых. Она тоже помнит все. Я в этом уверен на все сто процентов. Ведь нередко мне приходится заламывать ей руки во сне за спиной, чтобы во время просмотра кошмаров моя женщина не сломала мне челюсть.

Обожаю называть её своей женщиной. Отец гордился бы мной, но все же не уставал бы приговаривать, что с маглорожденными лучше обращаться как с тряпками, а не как с королевами. После этих слов в него без промедления полетело бы Империо. Отец, стоя на коленях, сразу бы принялся молить у Гермионы о прощении, целовать её руки и, если она захочет, то и носки туфель. Ведь ни один человек, волшебник или даже эльф никогда не сможет избежать наказания, если осмелится оскорбить, унизить или обидеть мою Гермиону.

Я помню, как всеобщий любимчик Поттер, пусть земля ему будет чем-нибудь мягким, божился перед Министром Магии и всем честным народом Министерства, что я якобы выполнял поручение Дамблдора, был шпионом вместе с Гермионой, это был общий план Ордена Феникса и еще десятка идиотских сообществ по борьбе с Темным Лордом. Битых три часа он им доказывал нашу мнимую невиновность и наличие чуть ли не нимба. В тот день можно было посидеть у камина в обнимку в одних пижамах и проговорить всю ночь. Но нет же, мы сидели и ждали, когда же это нас объявят невиновными. Дождались. Гермиона с легкостью выдохнула, произнося "Пойдем домой". Я обожаю её высокомерие, когда она еще и при людях так просто отмахивается от лучшего друга. Если бы я не знал Поттера на столько хорошо, я бы решил, что он свихнулся. Выгораживать безжалостных убийц, сторонников Воландеморта без пользы для себя — это в высшей мере сумасшествие. Но Поттер до конца своих дней ждал, надеялся и верил своей гриффиндорской душонкой, что Гермиона каким-нибудь теплым весенним вечером аппарирует на площадь Гриммо, обнимет очкарика и сквозь ненаколдованные слезы произнесет: "Прости меня, Гарри".

Не дождался, умер, бедняга. Еще бы, столько бед свалилось на голову, не способную здраво мыслить. Точно не знаю, что сгубило парня. Никогда не совался в дела их семейки. Гермиона давно уже была на ножах с младшей из своры Уизли, поэтому даже она не до конца знала точный диагноз. Шептались, что Звезда Магической Англии свел счеты с жизнью в своей же спальне, отправив свою девушку за стаканом воды. Не удивительно, что рыжая бестолковая, но каким-то Мерлином героиня Войны выбежала из спальни в кухню за заказом Поттера. Наколдовать невербально стакан воды ума не хватило. На похороны нас не пригласили. Мы ждали с нетерпением кричащего конвертика, но остались ни с чем. В тот вечер намечался ужин в одной из знатных семей Англии, так что горе кончины бывшего лучшего друга моя несравненная любимая женщина залила бокалом белого вина в компании нескольких молодых женщин из четы Гольд. После того, как шайка золотого очкарика уничтожила всех моих приятелей (друзей я принципиально не заводил), пришлось заводить новых. Особых навыков не потребовалось, так как в предсказуемом Высшем свете все проблемы решили деньги.

Еще я бы намекнул себе восемнадцатилетнему, если бы свидеться пришлось, что влюбиться в Гермиону Грейнджер не такая уж и плохая идея. И плеваться при каждой мысли об этом совершенно не стоит. Конечно, тогда, пять лет назад я и представить не мог, какой может быть Грейнджер. В первые годы наших отношений я даже думал, что мы каким-то магическим образом родственники. Гермиона на Войне оказалась хладнокровным расчетливым бойцом. Мерлин, как я любил её сумасшедший, горящий взгляд во время боя.

Да, идея влюбиться в Гермиону поразила меня, словно парализующее заклинание. Но азарт, адреналин и все к ним прилагающееся взяли верх. Гермиона подкинула дров в разгорающееся пламя в моей груди, когда послала Смертельное заклятье в адрес кого-то из Ордена Феникса. Меня пугало её состояние, но тогда это было абсолютно не важно. Я без приглашения вошел к ней в спальню, когда она этого не ожидала. Она вся пылала, олицетворяла собой страсть. Я влюбился в страсть, а потом и в саму Гермиону. Её сломил не я, черт побери, а Война. Её сломила Авада, вырвавшаяся из её палочки.

Я не жалею ни о чем. Возможно, она сожалеет, что сделала шаг в сторону тьмы. Но в последние несколько ночей моя женщина не бегает реветь навзрыд в ванную комнату. Она нежится в моих объятьях, дует на мое лицо, целует мой подбородок и гладит мои руки. Сегодня была именно такая ночь. Это для посторонних она неприступная, гордая, властная почти хозяйка Малфой — Мэнора, а для любящего Драко Малфоя она теперь нежная и грациозная королева в постели.

Да, восемнадцатилетний мальчишка с озверевшим взором никогда не сможет понять счастливого спокойствия молодого волшебника. Я даже этому рад и немного завидую себе молодому. Тогда я еще не испытал всех эмоций в жизни и даже не мог представить, что меня ждет после такого простого "Гермиона, пойдем со мной". Я рисковал собой, я рисковал ею, я рисковал, но, дементор меня подери, я позвал её с собой. Почему тогда за моей спиной не появился я же на пять лет старше и не сказал "Хватай её сейчас же и неси на сторону зла. Вы будете счастливее всех в этом мире"? Ведь тогда я боялся. Нет, не смерти, а того, что она откажет. Но мисс Гермиона Грейнджер вложила свою руку в мою и вошла в лагерь к Пожирателям смерти.

Как же были рады мои бесконечные родственнички, когда увидели свежую душу в наших краях еще и за руку со мной. Кто тогда внутри меня направлял мою палочку на отца, я не знаю. Но я угрожал, кричал, настаивал, а Гермиона стояла рядом и смотрела вокруг. Отец изучал её реакцию, но не зря же я выбрал Гермиону. Она ровно дышала, оценивающе смотрела на мантию моего отцаи его трость. Гермиона с гриффиндорским любопытством, которое я вынужден был вскоре искоренить в её характере, смотрела за его плечо, где стояло еще несколько Пожирателей.

Иногда мне приходит в голову, что если бы ныне покойный Поттер со своей горе — командой не уничтожил моего отца в компании с тетушкой и еще парочкой сторонников Воландеморта, то Гермиону бы постигла их участь от руки кого-то из темных. Вот только относительно себя я сомневаюсь. Мой отец никогда бы меня не простил за то, что я привел Гермиону, но убивать бы не стал. Я уверен.

Я люблю Гермиону больше всего на свете. И мы на самом деле самые счастливые в этом мире. Гермиона как-то назвала Поттера нашим ангелом-хранителем. В шутку или всерьез, я не стал расспрашивать. Но факт того, что Поттер спас нас от гибели и ни раз, на лицо. Не считая его метания бисера перед свиньями Министерства, он несколько раз во время схваток умудрялся одновременно атаковать и оборонять сторону Темного Лорда. Я ни разу не поблагодарил бедного героя. Я — Малфой, и благодарить своих врагов не приучен.

Долгие монологи с самим собой никогда не входили в мой распорядок дня, но сегодня дописана одна большая и толстая книга. Я спешу её закрыть и начать писать новую, в будущем не менее толстую книгу. Закончив изучать свое отражение, я, наконец, справляюсь с жутко вычурной бабочкой, снимаю со спинки стула пиджак, бросаю мимолетный взгляд на часы и спускаюсь в сад.

Кто же это? Всматриваюсь в зеркальное отражение и не могу поверить, что прошло всего пять лет. Пять лет взорвали к боггарту все, что так отчаянно строилось с самого поступления в Хогвартс, да что там, с того самого момента, как я, будучи ребенком, осознала, что предметы летают по дому из-за меня. А теперь, кажется, этого всего вообще не существовало, и я начала жить совсем недавно. Нет, мне не двадцать три года, мне пять лет. Гермионе, которая отражается сейчас в зеркале, всего пять лет. И эти пять лет закончатся через несколько часов. А пока можно вдоволь набить головной мозг рассуждениями о прошлом в последний раз.

Именно сейчас я чувствую себя той, кем должна была стать. Перспектива совместной жизни с Роном, которая казалась такой радужной, безоблачной и беззаботной в прошлом, теперь кажется мне глупостью. Когда же все так успело измениться? А ведь я помню, как перешагнула порог и наступила на землю врагов.

Умер Фред, а я испугалась. Да, Распределительная Шляпа несомненно ошиблась тогда, провозглашая меня гриффиндоркой. А вот Рон — истинный гриффиндорец. С него хватило трех дней истерики, ссоры с Гарри и пощечины, адресованной мне. Но ведь я простила, хотя не должна была и как раз после шлепка обязана была, сломя голову, нестись на сторону Воландеморта. Но я осталась в палатке с друзьями, теперь уже навсегда и безвозвратно бывшими. А на следующий день я, как последняя трусиха, спряталась во время атаки, надеясь, что меня не найдут, но я ошиблась, и это была судьбоносная ошибка. Он просто протянул мне свою ладонь и сказал "Пойдем со мной". Та доля секунды моего промедления была самой длинной за всю историю времени. Перед глазами пронеслось все, что когда-то связывало меня и Драко: его оскорбления, удары в спину, насмешки. Но ведь я последовала за ним, я взяла его за руку и окунулась безвозвратно в темноту.

По ночам, когда Драко мирно сопел, я выходила на балкон Малфой — Мэнора и часто заставала там Люциуса. Да, я вела теплые, приправленные ядом беседы со старшим Малфоем. Тогда-то сладкий яд темноты окутал меня окончательно и бесповоротно. Люциус был холоден и держался особняком, но его речи звучали, как музыка. Маленькая, любопытная гриффиндорка никогда бы не поверила, что будет общаться с правой рукой Воландеморта и мало того понимать его переживания. Он рассказывал о детстве Драко, о знакомстве с Нарциссой, о нелегкой судьбе Пожирателя. Порой я хотела встать напротив него и замахать руками с криками "Я грязнокровка Грейнджер!!! Люциус, ты с ума сошел? Зачем ты открываешь мне свою душу?". Но я стояла и любовалась луной, внимая каждому его слову. В ночь перед своей смертью Люц впервые посмотрел на меня в упор, схватил за плечи и, как мантру, несколько раз произнес: "Не вздумай бросать Драко!" Я не испугалась, ведь после того, как за несколько часов до этого пустила в Колина Аваду, я уже никогда ничего не испугаюсь. Конечно, после этой атаки я закрылась в комнате поместья и кричала что-то невразумительное. Мне было важно не что я кричу, а как я это делаю. Горло просило пощады, но мне было откровенно плевать. Я убила человека, я первый раз в жизни убила человека, бывшего союзника, ни в чем неповинного мальчика. Заучка Грейнджер пустила Непростительное без всякой задней мысли.

Я не стала оправдывать себя, что не заметила его, не узнала, не увидела. Когда кричишь Авада Кедавра, есть время подумать. Тогда я поймала взгляд Драко и почувствовала себя на своем месте и по-настоящему нужной. Я все решила, еще когда взяла Драко за руку. И будь на месте Колина кто-нибудь другой, я бы тоже не стала думать. От прежней Гермионы во мне остался только ум, которым я теперь редко пользуюсь.

В ту же ночь Драко ворвался в мою спальню, приложил указательный палец к губам, наложил на дверь Заглушающее и присел на край кровати. В тусклом свете холодной луны цвет его кожи неестественно поблескивал, глаза казались черными, но я не боялась. Я лежала и смотрела на младшего Малфоя абсолютно пустым взглядом. Несколько долгих, протяжных минут созерцания его зрачков переросли в оценивание его внешнего вида. На нем была шелковая черная пижама с вышитой на кармане змеей. Драко продолжал молча сидеть, словно изучал едва заметные веснушки на моем лице. В какой-то момент от его сверлящего, но такого приятного взгляда стало жарко. В голове мелькнул недавний эпизод сражения и моя первая Авада. Я раскрыла глаза еще шире и от нехватки кислорода глубоко задышала. Помню только его страстное: "Я хочу тебя", а потом туман заполнил сознание. Я видела только лицо Драко, и его шепот эхом рассеивался по комнате. Малфой, как опытный хищник, выжидал, пока добыча потеряет контроль. И я его потеряла. Точнее, я закрыла его на сто замков, чтобы не мешал наслаждению. Добыча сдалась и первая набросилась на гордого хищника. Я обхватила его шею и поцеловала в холодные, мягкие, ухмыляющиеся губы. Не долго думая, Драко взял меня за бедра и повалил на кровать. Дальше только страсть, крики, царапины на его шее, засосы на моей. Океан страсти и желания накрыл меня пылающей волной. От ненавистного слизеринца тогда не осталось ничего, кроме возбуждающей внешности.

Когда он нежно покусывал мочку моего уха, в глазах танцевал фейерверк. Я кричала, потому что не кричать было невозможно. Ядовитый змей заманил в ловушку беспечную жертву, а жертва даже не противилась россыпи горьких поцелуев. Когда все кончилось в третий раз, Драко лег рядом, чтобы отдышаться. Мое сердце колотилось в бешеном ритме, и я боролась за свежий воздух. Хотя свежим его назвать было нельзя, так как атмосфера была пропитана сексом. Драко кинул на меня мимолетный взгляд, словно прочитав мысли, обмотался в простынь и подошел к окну, чтобы открыть его. Я не сводила глаз с его темной фигуры. Холодный воздух миллионом иголок вонзался в тело. Я тоже замоталась в одеяло, медленно встала и подошла к Драко. Он напоминал мне нерушимую скалу, за которой можно было спрятаться. Он был холодным снаружи, но несколько минут назад я чувствовала его внутреннее тепло и мне хотелось верить в то, что это тепло еще не раз ворвется в меня.

Когда я проснулась, Драко уже не было. А с первого этажа доносились обрывки разговора. Все собирались в очередную атаку. Драко настоял на том, чтобы сегодня я осталась в поместье.

Люциус погиб, так же как Белла и Нарцисса. Последняя поступила опрометчиво, отправившись с мужем на поле сражения. В тот вечер Драко напомнил мне саму себя после моей первой смертоносной Авады. Я сидела в комнате и ни разу не вышла. Эльф приносил еду, так что спускаться не было нужды. Я хотела подойти к Драко, обнять, но звон бьющихся ваз и тарелок притупил это желание. Беллатрикс за те несколько дней, что мы проводили максимально близко, стала для меня первой женщиной-врагом, которая поверила в меня, в мою темную силу. Она, конечно, была немного сумасшедшей, но в её компании я чувствовала себя легко и спокойно. Ведь, находясь в стенах поместья, из Пожирательницы и убийцы она превращалась просто в Беллатрикс. Она помогла мне понять, что кем бы ни была женщина, будь то Пожирательница, оборотень, призрак, слуга Воландеморта, она остается женщиной. Я никогда не смогу простить Гарри те Авады, которые он пустил в Люциуса и Беллатрикс. Но прощать-то уже некого. Через несколько дней после того, как нас с Драко оправдали и все же не отправили в Азкабан, Гарри умер. Я не виню себя ни коим образом. Та Грейнджер, которая осталась в прошлом и еще не перешла порог, рвала бы на себе волосы, истерила и взрывала бы все вокруг. Но я, женщина Драко Малфоя, больше никогда не почувствую жалости. Мой Король искоренил эту пагубную привычку. Я ему за это бесконечно благодарна.

Последней каплей из бокала жизни старой-доброй гриффиндорки Грейнджер стали кошмары по ночам на протяжении пяти долгих лет. В тех кошмарах была прежняя Гермиона, стояла на стороне добра, напрягала мозги, лезла на рожон. Я настоящая видела все со стороны и кричала. Мне было страшно, что эти кошмары на самом деле реальность, и Драко не подавал мне руки там, за большой сосной. Но совсем недавно кошмары отступили, замолкли, стерлись в моей памяти.

Раньше я просыпалась по ночам и, закрывшись в ванной, выливала всю боль от увиденных кошмаров. Я заливалась слезами, которые комком стыда и страха стояли во мне каждый раз, когда приходилось выходить на поле битвы против недавних союзников.

Единственным, кто не верил до последнего в происходящее, был Гарри. Он умудрялся кидать Непростительные в Пожирателей, которые стояли за моей спиной, одновременно укрывая меня от потока заклятий со своей же стороны. Когда я позволяю себе думать об этом, я начнаю понимать, почему Гарри сдался.

Каждая из враждующих сторон проиграла битву. И Воландеморт, и Гарри были мертвы. Мозолить глаза окружающим умудряемся только мы с Драко. Потому что мы есть друг у друга. Я не позволила ему сойти с ума от потери всех близких, а он не позволил мне чувствовать себя виноватой за предательство. Ведь я предала себя, когда окунулась в гриффиндорскую жизнь, позволив уму одержать победу над женственностью. Но я не чувствовала себя виноватой, когда шагнула за ту сторону баррикад. Я обрела все, чего у меня до этого не было. Я никогда по-настоящему не любила, у меня не было таких наставников. Конечно, вся семейка Уизли и члены Ордена Феникса давали советы, поддерживали, не давали сникнуть. Но я поняла, что их ничтожные советы были пустыми, за ними не было видно света. Тогда как Люцус Малфой показал мне, что важно не за что ты борешься, а как ты это делаешь и что получишь в итоге. Воландеморт всем своим существом жаждал власти. Он шел к своей цели, не видя ничего и никого. Тогда я вспомнила рассказы о Томе Реддле, мальчике, который никогда не знал ни любви, ни дружбы, ни тепла, ни заботы. За эти годы ненависть ко всему сущему внутри него приняла фантастические размеры. И я, о, Мерлин, восхищаюсь Воландемортом.

Незадолго до смерти Темный Лорд сделал мне заманчивое предложение, но я отказалась. Я навсегда останусь Королевой Гермионой, женщиной Пожирателя. Но сама я не согласилась быть Пожирательницей. Удивляет то, что Лорд не уничтожил меня после отказа. Ему хватало с лихвой того, что лучшая подруга Золотого мальчика теперь на его стороне. Тот разговор был самым долгим, что даже Гарри мог мне позавидовать. Я несколько часов провела в компании Темного Лорда и мало того, что не умерла, так еще и помудрела на жизнь вперед.

Я хотела, чтобы мне поставили метку, но Беллатрикс успела отговорить меня. За это я навсегда останусь благодарна тетушке Драко. Никто лучше нее не смог бы показать мне, что жизнь Пожирательницы смерти прекрасна, увлекательна, опасна, но в то же время это проклятье, штамп, обязанность. И я отказалась, но иногда я думаю над тем, что, став Пожирательницей, разорвала бы ту ничтожную шелковую ниточку между мной и Гарри. Сейчас я бы не стояла босиком перед зеркалом в дорогом черном платье на черном ковре, а за руку с Драко шла бы в Азкабан и мы бы умерли там вместе. Я была готова туда отправиться, была готова принять этот вердикт. Но Гарри нас спас. Нашелся ангел-хранитель на нашу голову...

Я смеюсь, глядя на себя в зеркало, вспоминая прошлую жизнь. Да, Гермиона, и не смотри так, ты стала настоящей женщиной, а не зажатой серой мышью, которая сгибается над отчетами, сидя в кабинете в Министерстве Магии. К чему это я вспомнила о Джинни? Эта нескладная дуреха позволила умереть Гарри. Я обо всем узнала от третьих лиц, но версия самоубийства оказалась более чем правдоподобной. Гарри ослаб, потерялся в себе, не смог осознать всего, что произошло за такое короткое время.

После войны я ни на метр не отходила от Драко, всегда говорила с ним, слушала, обнимала, осыпала поцелуями. Пока жизнь не вошла в привычное русло, я не отпускала его от себя ни под каким предлогом. А эта рыжая пустоголовая героиня выскочила на секунду за стаканом воды. Пока она скакала, Гарри мог произнести Аваду раз пятнадцать. Но, к сожалению, одного раза оказалось достаточно. Теперь уж точно дверь в Нору для меня закрыта, и никакая Алохомора не поможет. Это меня радует гораздо больше, чем факт того, что Поттер не успел оставить после себя наследника.

Высокомерие во мне выросло черной розой в процессе общения с новыми знакомыми из Высшего общества. Война закалила мой характер, а светские вечера лишь удобрили это ядовитое качество. Мне до колик смешно наблюдать кислое выражение лица кого-нибудь из Уизли, когда мы встречаемся случайно в Косом переулке. Я не предала их, я предала только Гарри, который так и не пропустил это предательство сквозь гриффиндорский щит. Возможно, останься он жив, то со временем бы понял меня и простил. Сам, в своей голове, без моей помощи.

Там, за чертой, победу над Темным Лордом праздновали не долго. Стоило тогда выигрывать, если теперь там вечный траур? Траур, которого никогда не узнает и не почувствует никто в Малфой — Мэноре. После падения Лорда, его последователи разбежались по углам, спрятались, исчезли. Только мы все сделали наоборот. Открылись, вышли в свет, отстроили заново поместье. Конечно, не сразу, но пяти лет нам хватило.

Я люблю Драко, как не любила никого. Я люблю его слегка седые волосы, люблю длинные острые, но нежные пальцы, люблю считать его ресницы, когда мы лежим в обнимку после нескольких часов страсти. Я люблю в нем все, до последней капли его чистой аристократической крови.

Интересно, я бы загремела в Мунго на шестом курсе, если бы однажды встретила себя же, двадцатитрехлетнюю брюнетку в черном платье, которая сказала бы принять предложение Драко? Несомненно, для меня в Мунго уже готовили бы отдельную палату.

Драко иногда вспоминает наши с ним стычки в школе. В такие моменты он особенно притягателен и безумно сексуален. Мой мужчина знает, как сделать мне приятно. Драко знает меня всю, он изучил каждую веснушку, каждую родинку на моем теле.

Он с поцелуями вливал в меня сладкую отраву всех тех качеств, за которые я его когда-то ненавидела. Он же изгонял из меня повышенное любопытство, чувство вины и долга перед Орденом и всеми, кто с ним связан, толчками во время секса.

Я по-настоящему счастлива именно сейчас, в настоящий момент. Потому что я — женщина Драко Малфоя.

Я люблю размышлять, но сейчас это просто воспоминания, которые прерывает домовой эльф.

— Госпожа, всё готово. Ждут только вас.

— Сейчас иду, — бросаю я и одариваю эльфа грозным ледяным взглядом. Он тут же испаряется.

Последний взгляд на Гермиону Грейнджер. Теперь точно всё, конец воспоминаниям.

Возвращаю надетому платью прежний цвет, поправляю макияж и спускаюсь в сад.

Последний раз сад Малфой — Мэнора выглядел так двадцать пять лет назад, когда Нарцисса Блэк выходила замуж за Люциуса Малфоя. Теперь же их счастливую участь повторяем мы. Мне абсолютно не важно, что из всех гостей я знаю от силы человек пять, меня не волнует, что здесь нет моих родителей, мне обидно, что сегодня нет рядом Люциуса, Нарциссы и Беллатрикс. Я хотела выходить замуж в черном платье, но Драко к моему удивлению настоял на банальном белом. Я никогда не перечу его решениям. Я всегда на его стороне вот уже пять лет и на много лет вперед до последнего вздоха и до последнего взмаха палочки.

_________

Оставляйте, пожалуйста, комментарии))