Снова в школу и иже с ним (гет)

Juls, с Днем Рождения!:)

Если бы я был менее спокойным человеком, я бы, наверно, не смог заснуть из-за беспокойства о брате. Впрочем, показателем моей тревоги является тот факт, что, вопреки своим планам, я самостоятельно (хоть и с большим трудом) проснулся и отправился на завтрак, хотя намеревался проспать все и вся, включая первые уроки. По школе я, конечно, соскучился, но не настолько, чтобы быть образцовым студентом.

Пришел в Большой зал я не первым — к моменту моего появления большая часть ребят уже наслаждались овсянкой, тостами с джемом и прочими вариациями завтрака. Я даже не сразу понял, что царапнуло мое внимание.

Себастиан сидел за своим столом и напряженно ковырялся в овсянке. Все остальные гриффиндорцы также вели себя нервно и завтракали без аппетита, но почему-то упорно сидели за столом и создавали массовку. Притом стол был полупустым, и преобладали младшекурсники и девочки.

Себастиан, увидев меня, округлил глаза, мгновенно оставил тарелку. Почти сразу я почувствовал, как кто-то взял меня за плечо. Обернувшись, увидел гриффиндорскую старосту, шестикурсницу Маргарет Фишер.

— Снейп, — с какой-то странной радостью поздоровалась она. Тут же подоспел Себастиан:

— Мэтт! Я со всеми подружился! — оптимистично известил он меня. — И теперь хочу показать тебе свою комнату и гостиную! А Маргарет мне поможет...

В его глазах застыла такая мольба о помощи, что я даже не сопротивлялся, пока буксир имени Гриффиндора тащил меня по направлению к логовищу красно-золотых.

— Один небольшой вопрос, Снейп... который старший, — монотонно сказала Фишер, когда мы уже подходили к гостиной. — Даже два. Первый — почему твоего брата распределили на Гриффиндор? И второй... — Полная дама, завидев нас, торопливо открылась самостоятельно, без лишних слов и паролей. — Почему твоего брата распределили на Гриффиндор, а не в разведывательно-диверсионное подразделение аврората?

Картина, представшая моим глазам, была достойна увековечивания в триптихе или даже серии полотен, не меньше.

С первого взгляда казалось, что гриффиндорцы сильно отметили начало учебного года. Со второго взгляда я начал понимать, что, кажется, перестарался с заботой о брате. С третьего уже навскидку определил, кому каким проклятьем прилетело.

— Как? — был единственный вопрос, оставшийся у меня в голове.

— Вчера в гостиной был небольшой конфликт, — меланхолично прояснила Фишер. — Ты можешь видеть всех, кто нелицеприятно высказывался о тебе или вашем отце.

Пострадала едва не треть факультета. Еще некоторая часть, видимо, была оставлена, чтобы контролировать ребят, ударившихся в обдумывание судьбы мироздания или в безудержное веселье.

Около десяти человек создавали атмосферу. Проклятье Невменяемости или «алкоголик» помогло им избавиться от будничной скучности и зажатости. Трое пятикурсников зажигательно танцевали на столах, один довольно профессионально изображал сальсу, другой умудрялся помогать первому и вносил в танец элементы балета. Учитывая довольно плотное телосложение и откровенно поганую растяжку «балеруна», получалось не очень — зато всем было весело. Третий пошел дальше всех — вяло покачиваясь, он упрямо пытался явить народу чудо стриптиза — увы, стоящая рядом с ним девушка упорно не давала парню раздеться больше, чем до штанов.

Еще один «атмосферник» рассказывал всем вокруг анекдоты и постоянно предлагал какие-то конкурсы. Этого помню еще по прошлой жизни — тихоней парень был еще тем... Вот что проклятье животворящее делает! Над «ведущим» упорно смеялись и участвовали в конкурсах еще человек пять — трое с лицами «куда уж хуже» и чудовищной координацией движений, здесь поработало проклятье Дезориентации, еще парочка тоже под Невменяемостью.

В центре гостиной притаились, видимо, чрезмерно активные ребята, которые ныне мирно сопели в две дырки под оглушением и караулом бдительных девчонок из квиддичной команды. В разных уголках комнаты немыми вертикальными копиями бузотеров замерли «мыслители» — несчастные, словившие, видимо, проклятие Глубинного Смысла или «вечный тормоз». Любой предмет вызывает бесконтрольную цепочку ассоциаций, которые рано или поздно приводят к долгим раздумьям о смысле жизни, глобальных проблемах и тайнах мироздания. В какой-то момент ребятам, видимо, надоедало размышлять — тогда они фокусировались на окружающей действительности. Могли сделать шаг или два, повернуть голову, присесть или упасть — как бы то ни было, в течение минуты обязательно находился новый объект для очередного ступора и...

В кресле у камина паренек горячо спорил сам с собой на немецком; время от времени он сердито стучал себя по ногам, рукам, груди и голове. Синяк на скуле, я подозреваю, получен как раз в результате этой монодискуссии. Сколько раз видел действие проклятья Дурного Собеседника (оно же Сам Дурак), а все равно впечатляюсь — выглядит со стороны феерично. Драко Малфоя в процессе работы сильно напоминает...

— У вас тут весело, — не смог не признать я.

— Что ты, что ты, — просветила меня Фишер, — это еще цветочки...

После того, как Себастиан провел свою диверсию и отомстил самым провинившимся — когда точно и как именно, не мог сказать никто, прошло, вероятно, некоторое количество времени и... Около двух часов ночи проснулся и захотел пить один из «алкоголиков». Пить ему быстро перехотелось, а вот на приключения тянуло. Он разбудил своих друзей и начал выдвигать идеи на тему «что бы такого монументального совершить», идеи, как вы сами понимаете, были далеки от реальности и в принципе адекватности. Когда еще один друг внезапно начал поддерживать «активиста» и эти двое почти сошлись на плане расковырять часть Хогвартса и построить из этого свой Диснейленд, с магией и Дамблдором, остальные двое начали понимать, что разговор зашел куда-то не туда. После срочного совещания и неудачных попыток выяснить, что все-таки происходит, было решено обратиться к старосте. Староста мальчиков, к сожалению, помочь ребятам не смог, ибо, проснувшись, тут же начал медитировать на собственную тумбочку. Тут уже было ясно — что-то идет не так. На всякий случай парни решили дозваться старосты девочек — таковыми на Гриффиндоре традиционно становились самые ответственные и благоразумные. Доступа к комнате девочек у ребят не было, и было решено использовать золотой запас — шутиху из Зонко. Тем более что парочка основателей Диснейленда уже почти утвердила план строительства и смету, и теперь пыталась на пробу вытащить из стены камень — благо, внутри гостиной.

Шутиха разбудила половину факультета, зато в числе разбуженных оказалась и долгожданная староста. Себастиан мирно дрых в этот момент, кстати, отгородившись от окружающего мира пологом кровати и заклинанием.

Теперь, когда людей стало значительно больше, проблема была уже очевидной. Не заметить «алкоголиков», мыслителей и неожиданных эквилибристов было довольно сложно.

Кое-как порядок был наведен, особо активных, как, например, безуспешных строителей, угомонили Ступефаем. К слову, один из строителей все-таки был абсолютно адекватен... в смысле, в своем уме, просто по жизни такой неординарный. Так вот, после того, как слабое подобие порядка было наведено, подсчитали количество пострадавших, разделили их на группы и расположили в приблизительно разных частях гостиной, приставив к каждой компании по несколько наблюдателей и контролеров. Потом была пара часов мучений, в течение которых старосты, посовещавшись, решили, что лучше перебдеть, чем недобдеть, и разбудили еще и всех, кто к этому моменту еще не проснулся. Ну, и кого смогли растолкать. К тому же пятерых так и не смогли поднять — а вот и Смена Караула: беспробудный двенадцатичасовой сон, я-то все думал, что Себастиан посчитал это заклятье не стоящим внимания...

Как бы то ни было, со всеми был поднят и Себастиан. И вот при взгляде на заспанную снейповскую морду в голове Фишер сложился паззл: под неизвестные проклятья-то попали те, кто вчера попытался устроить ребенку не очень радушный прием! И виноватый взгляд мальчика, увидевшего разброд в гостиной, только подтвердил ее мысли.

В общем, после долгих безуспешных попыток снять с ребят доставшиеся им «подарки», перелопачивания всей имеющейся литературы, где так и не нашлось панацеи (Гермиона, думаю, была сильно расстроена), гриффиндорцы ждали гуманитарной помощи в моем лице. Теребить декана единогласно решили в последнюю очередь.

Чтобы не вызывать подозрений, отрядили людей на завтрак, изображать, что все в порядке.

— Мда, — только и смог сказать я, все еще не отойдя толком от шока. — Объясни мне, — спросил я Себастиана, — как ты все это провернул?

— Это не я, — зачем-то сказал мелкий, глядя на меня испуганными глазами. Под звучную встречу моей ладони с моим же лбом изумилась староста:

— Но ты же сказал...

— Я только сказал, что мой брат умеет это снимать, — упрямо пробубнил Себастиан себе под нос.

— К такому меня на старостате не готовили, — только и простонала Фишер.

— Ладно, — обреченно выдохнул я, — будем исправлять.

Самые спящие будились достаточно легко, но, опять же, специфицированно — заклятьем Тревоги. Вообще конкретно эта пара заклинаний была взята когда-то всезнающей Гермионой из арсенала пожарных. Правда, пожарные части в магическом мире существовали недолго и довольно быстро были расформированы, но кое-что, под них разработанное, жило до сих пор. И сильно помогло нам в войне.

Дальше пришлось работать уже с каждым индивидуально. Позабавил меня разве что Рон, под чутким руководством Грейнджер глубокомысленно и медлительно застегивающий мантию. Поттер, кстати, оказался в числе хорошо выспавшихся.

В принципе справились потом гриффиндорцы оперативно — каждый приведенный в норму мгновенно конвоировался в свою спальню, откуда через пять минут выходил уже застегнутым на все пуговицы и с сумкой на плече. Потихоньку гриффиндорцы покидали гостиную, на выходе подхватывая один или два сэндвича с тарелки у камина — Фред и Джордж, кстати, так и не пострадавшие, подсуетились и прошлись к замковым эльфам.

Отпустив последнего пострадавшего, который из-за проклятия Дезориентации при дружелюбной попытке пожать мне руку едва не вбил мне глаз, я и сам удалился из башни, потихоньку обдумывая план... наказания, что ли.

Не гриффиндорцев, разумеется. Неприязнь ко мне и Снейпу-старшему была более чем ожидаема, я бы скорее удивился, если бы красно-золотые оставили Себастиана без комментариев по поводу его родни.

Благодаря произошедшему у меня наконец включились мозги. Или спали розовые очки. Я потихоньку начал осознавать, что за лето очень даже успешно заготовил личинку монстра из Себастиана. Да и сам как-то... чересчур трепетно относился к нему. Конечно, о гриффиндорцах можно сказать много плохого, я-то при желании могу и вовсе сплести чудесный образ горячих безбашенных психов с эмоциональным диапазоном бревна и чуткостью столовой ложки... Но по сути они на самом деле ребята неплохие. Бесцеремонные, аристократизм и этикет там не очень-то в цене, родословная и кошелек также играют далеко не первую роль. Старшие бы точно Себастиана не тронули, а конфликты среди первокурсников — более чем естественны. В свое время и я грызся с теми же Томасом и Финниганом, с Роном, бывало... Лонгботтом, что есть то есть, был невероятно неконфликтным — и то с ним получались мелкие дрязги.

Так чего я беспокоился-то? Сдуру, не иначе.

А вот сам Себастиан меня... не пойму — не то удивил, не то разочаровал. Во-первых, Снейпа, при его-то стиле преподавания, большая часть Хогвартса не любит. Подавляющая, я бы сказал. Даже среди слизеринцев к нему, как к преподавателю, отношение довольно осторожное — за него в данном случае играет деканство и, если можно так сказать, имиджевое покрывательство. Да, внутри факультета и без лишних зрителей провинившимся достается покруче, чем они того заслуживают, но на людях слизеринцы все в белом и могут безбоязненно ухмыляться. Снейп — это вам не МакГонагалл, которая прилюдно снимет баллы и вкатает отработок на два месяца, или поставит двойку Поттеру за поганую контрольную.

У слизеринцев по зельям ровный ряд «П» или «В» — правда, они и сидят и переписывают эти чертовы контрольные до бесконечности, пока содержание не начнет дотягивать до журнальной оценки.

И кстати, ребята с других факультетов тоже могут переписать неудовлетворяющие их работы. Если додумаются и наберутся смелости попросить...

Так что — каждого недовольного Снейпом проклинать? Что за дурацкая идея? Можно вообще школу превратить в полигон, чего уж там. Если я каждого, кто мне не нравится или сказал что-то не то, начну проклинать — тут через месяц останется только учительский состав и очень молчаливые ученики... Штук двадцать очень молчаливых учеников.

Во-вторых, при всем уважении к Маргарет Фишер — аналитик из нее если и получится, то не очень хороший. Она потом вроде пойдет куда-то в научный центр работать, новые росянки выводить, что ли... Травология — вот это ее, да. Так о чем я... Если уж она в три секунды все сопоставила, то... Что это вообще за преступление — когда алиби нет, мотив есть, возможность есть, в наличии средств сам косвенно признался?

О, я не поленюсь, я потрачу свое время, я убью несколько выходных — но я так задолбаю Себастиана!.. Я умею говорить настолько нудно, что уже через час хочется повеситься от тоски. Он у меня на всю жизнь запомнит, что существует вымогательство, шантаж, провокация, попросту подстава — в общем, довольно много способов хорошо развлечься и неочевидно напинать непонравившемуся человеку.

А то разбушевался тут... Запалил весь известный ему арсенал пакостных заклятий. И еще и не признался своему брату, как он все провернул, паршивец!

Справившись-таки с праведным негодованием, я, почти дойдя обратно до Большого зала, все же сообразил свериться с расписанием. Первым уроком было Прорицание.

Предвкушая небольшую сессию борьбы с лестницами и увлекательный путь наверх, я вздохнул и поплелся-таки к нужной башне. Впрочем, сам факт урока тут же поднял мне настроение.

Снейп, нельзя не признать, дал мне путевку в жизнь и сделал из меня то, чем я есть сейчас. Но все же главный жизненный урок преподал мне не совсем он. Пусть и понял я суть спустя годы...

Главный и самый важный курс на самом деле ведет в Хогвартсе профессор Трелони. Делает она это довольно хитро и неочевидно, но тем не менее...

На урок я все же опоздал — сказалась прогулка к Большому залу, так что пришлось маяться под люком и заунывно выть «Впустите меня!». Проползавший мимо Пивз едва не сверзился с потолка, услышав мои вокальные импровизации, и то сразу торопливо пополз обратно. Но спустя пару минут люк все же настороженно открыли...

— Простите за опоздание, — повинился я перед Трелони, скромно шаркнув ножкой по полу. Великодушно кивнув, она подсадила меня за стол к Поттеру и Уизли.

Рон буркнул себе под нос что-то, отдаленно напоминающее «Сдо...вствуй», и, подавив мрачный зевок, уставился в стоящий на столе шар. Поттер, кажется, был настроен несколько более дружелюбно. По крайней мере, смотрел на меня с любопытством, а не с пренебрежительным раздражением.

— Привет, Мэтт, — неожиданно сказал он, чуть склонившись к столу и отвернувшись от Трелони. Я кивнул в ответ, преподавательница резко обернулась и, сверкнув очками, направилась в нашу сторону. — Мм... как провел лето? — решил начать с нейтральных тем братишка. Опять же — зря.

— Быстро, — отозвался я и, специально для приближающейся профессорши, продолжил, чуть повысив голос: — О, Гарри! Я сделал множество расчетов, использовал кофейную гущу и хрустальные шары... — все внимательно меня слушали, даже Рон оторвал подбородок от стола и сосредоточенно нахмурился. Что ни говори, а с развлечениями на Прорицании худо. Тем более что львиная доля здесь присутствующих посещает этот урок просто ради того, чтобы не быть записанным на другой предмет с более прихотливым в плане домашних и классных работ преподавателем.

Я резко оборвал фразу на полуслове и, припоминая весь бред, что когда-то щедро вешала мне на уши все та же Трелони, ну а позже в виде откровенных угроз различные доброжелатели, начал вещать хриплым голосом, уставившись в никуда:

— Семнадцать... семнадцать лет проживет Герой... и оставит... после себя... семнадцать детей!.. Его четвертуют, колесуют, повесят, утопят, проклянут, — лица слушателей постепенно вытягивались. — Переедут паравозиком, спалят на костре, разрежут на мелкие кусочки и... — драматичная пауза. Трелони определенно смотрела на меня с одобрением, Гарри являл собою каноническое определение полнейшего шока: для измерения расстояния между верхней и нижней челюстью не всякой линейки хватит, брови стремительно дезертировали ближе к линии роста волос и до сих пор упорно пытаются заползти еще выше, и, конечно же, левый глаз довольно-таки ритмично подергивается. Вдоволь насладившись этой картиной, едва слышным шепотом я вякнул в сторону брата: — Печальная судьбинушка, агась? — и под звук падения — возмущенно отшатнувшийся Гарри закономерно встретился спиной с полом, — я моргнул и дрожащим голосом произнес уже в аудиторию: — Оно... ушло.

Трелони смотрела на меня с восхищением, однокурсники — с любопытством, Поттер булькал, активно жестикулировал, испепелял меня взглядом и пытался плеваться ядом... Благодать!

Нет, зря я, конечно, малявку третирую... У него, конечно, не было моего трудного детства с восьмибитными игрушками и подушкой, прибитой к кровати. Но, с другой стороны, развод родителей вряд ли и для него прошел бесследно, да и последствия славы победителя Темного Лорда сложно назвать абсолютно позитивными. Жил он лучше, чем я, и возмущаться этим в принципе глупо, как и желать всякой мерзости ребенку.

Но Гарри для меня был что та красная кнопка с жирной подписью «Не нажимать!» — так и хочется от души ладошкой врезать и полюбоваться на результат, а хоть бы и на отсутствие оного. Ну кому бы более спокойная, счастливая и уверенная версия молодого себя не мозолила бы глаза? Не мне точно...

В размышлизмах на тему моего отношения к Поттеру и надобности коррекции оного и прошел урок. Трелони, воодушевившись моими «успехами», даже великодушно разрешила мне не писать проверочную в конце пары, взамен поручив краткое эссе на тему «Как отличить фальшивое предсказание от настоящего». Я не поленился и даже составил таблицу на двадцать один пункт, включая внешние признаки, интонационные неточности и детали при ментальном вмешательстве. Детали и условия в делах могут быть очень разными, и их просто необходимо знать — иногда пять минут, затраченные на ознакомление с нужным параграфом в справочнике или на консультацию со специалистом могут стать решающими.

Разумеется, настолько подробное руководство, учитывая мой официальный четвертый курс и отсутствие обнародованного сотрудничества со спецслужбами, сдавать было неразумно и попросту глупо. Так что памятку я составил исключительно мысленно, а на стол Трелони в итоге все равно попал чистый лист, который и был ею спокойно подписан.

После звонка профессор попросила меня остаться ненадолго, чтобы обсудить перспективы, открывающиеся с такой неожиданной эволюцией моего третьего глаза.

— Мистер Снейп, — она приподняла мою работу и с любопытством посмотрела на свет. Нарисованный карандашом и стертый ехидный чертик стал виден. — Как известно, подавляющая часть студентов, посещающая мои уроки, абсолютно бездарна и не имеет ни малейших перспектив в нелегких делах гадания и прорицания. Для них успех в этом ремесле может быть обусловлен либо мошенничеством, либо удачей, — я покивал в такт. Трелони иронично меня поосматривала с минутку, покачала головой, покосилась еще раз на лист... — Но вы, мистер Снейп, определенно один из тех уникумов, которые обладают более чем впечатляющим... кхм... талантом. Вся та обыденность, которую изучают ваши однокурсники, для вас будет бесконечно скучна, неинтересна и бесполезна. Посему я освобождаю вас от посещения моих уроков. Также напоминаю вам о факультативе, который веду. Он, как вы сами понимаете, особый — о нем никогда не сообщается, время и день вы должны предвидеть сами. Да, если что — я всегда в башне...

— Серьезно? — на такую удачу я даже не надеялся.

— Мистер Снейп, — вздохнула Трелони, откладывая мой многострадальный лист в сторону. — Я, конечно, в глобальном смысле пророчица с большой буквы П... Но на протяжении ближайших триместров мой урок у вас стоит первой парой. А вы, сдается мне, даже если и посетите мой кабинет в назначенное время, пользы принесете мало... Да и слюни вы во сне пускаете.

— Не пускаю! — справедливо возмутился я.

— Не пускаете, — согласилась профессор. — Но лицезреть вашу умиротворенно спящую рожицу тоже удовольствия мало. Преподаватели тоже люди, в конце концов, им тоже бывает завидно. А теперь — брысь! И не споткнитесь, — ехидно кинула она мне в спину.

— А вот и не спотк... — с честью ответствовал я, едва не навернувшись у самого люка. — До свидания, в смысле...

Трелони преподавала на данный момент чуть меньше пятнадцати лет, в перспективном будущем, которое знаю я — чуть больше тридцати. И, скажу я вам, была она спокойной теткой, обладала чувством юмора и неизбывным стремлением к троллингу всех и вся. В основном с ней регулярно квасил Лонгботтом, и отзывался он о женщине восторженно — нашлось, наконец, с кем всласть обсудить студентов и преподавательские проблемы. Я общался с ней мало и редко, что, впрочем, не избавило меня от добрых предсказаний на близкую и дальнюю перспективу при каждой встрече. Стоит, правда, признать, что однажды она просто серьезно посоветовала мне этим вечером остаться ночевать у друзей. Я ради интереса послушался, и сначала даже думал, что это тоже прикол, но нет — из-за моего сильного опоздания на работу в итоге пострадал клерк, сунувшийся в мой кабинет, пока меня не было. Парень отделался сотрясением мозга, парочкой ожогов и легким испугом, его спасла хорошо защищенная папка с очень важными документами, которую он любовно прижимал к груди; документов, кстати, мы лишились, пришлось восстанавливать. Но факт есть факт, будь все как обычно и приди я вовремя, соскребали бы потом со стены мистера Гарри Поттера, и вряд ли бы все ограничилось парочкой неприятных месяцев в Мунго...

Вернемся к Трелони. Была у нее фишка, которая никак не могла уложится в голове своеобразно дисциплинированных студентов Хогвартса — профессор спустя рукава следила за посещаемостью и откровенно забивала на проверку разных работ. В конце концов, она прекрасно знала, как большая их часть пишется — от потолка и чтобы было покрасивше. Так писали мы с Роном, наши однокурсники и бесконечные поколения Хогварстких школяров. Так что и Трелони не заморачивалась, выбирая из стопки пару-тройку работ, написанных серьезно (к примеру, авторства фанатичных Браун и Патил), на остальные ставила баллы в зависимости от симпатичности фамилии и настроения левой пятки. И главное — всегда угадывала, прорицательница, ну что тут скажешь...

Честно говоря, мне до сих пор не верилось, что удалось так легко отмазаться от Прорицаний, но, думаю, я быстро смогу привыкнуть. А вот следом шли зелья — тут легко соскочить не получится.

Возле кабинета Зелий все стояли странно задумчивые. Эпицентром безудержного веселья была вечная парочка Поттер-Малфой, но на этот раз они не ссорились. Поттер, нахмурившись и приклеив на лицо маску озадаченного философа, сосредоточенно буравил взглядом стену, игнорируя все вокруг; дерганный Малфой, стоящий рядом, напряженно сканировал пространство, орлиным взором окидывая периметр. Очевидно, целью его поиска был я, так как при виде меня блондин несколько подуспокоился, лишь время от времени подозрительно косился в мою сторону, упорно что-то обдумывая.

Я пожал плечами, солидарно нахмурился и стал в сторонке.

Появившийся отчим, как всегда угрожающе мрачный, не нарушил гармонии. В гробовом молчании мы зашли в класс, и Снейп выдал свое удивление только одним взглядом в мою сторону. Вопрос в его глазах можно было охарактеризовать кратко: Что за ересь происходит? Я мог только пожать плечами в ответ.

Уютно устроившись за своим рабочим местом (сидящий рядом Забини посмотрел на меня с явным противоречивым вопросом в глазах), я обратил свое внимание на стол и едва смог сдержать ностальгическую улыбку. В небольшой аккуратной колбочке мягко переливалась на свету бронзово-золотистая жидкость насыщенного оттенка.

Ах, сколько было с этим зельем связано! Полезная в быту штука, несомненно. Да и не только.

— Итак, — фирменным профессорским «вы-все-пыль-под-моими-ногами» тоном сказал Снейп, — в этом году мы будем продолжать изучение раздела базовых зелий. Теперь сосредоточимся не на учебных вариантах, а на бытовых либо массового производства зельях. К примеру, тема сегодняшнего урока, — он плавным жестом указал на одинокое зелье на столе. — Кто мне скажет, что находится в данной колбе?

Класс молчал. Даже всезнающая обычно Грейнджер спасовала. Не в последнюю, кстати, очередь из-за нее Снейп начал выходить за рамки учебной программы. Раздражала его старательная девочка неимоверно. Сидит, на уроках руку тянет, разбивает уютный образ класса дегенератов и баранов... Хочет учиться? Да пожалуйста, специально для нее задачку поинтереснее подобрать можно. Базис, если что, в учебнике найдет, а остальным глубоко наплевать на уроки, так что разница для них ничтожна.

Но тем не менее... Угадайте, кто из всех попал под раздачу? Разумеется, единственный человек, расслабленно созерцавший потолок в пику сокурсникам, угрюмо упершимся в парты.

— Мистер Снейп, — попытался проморозить меня репликой отчим, — судя по вашему неозабоченному виду, вы прекрасно знакомы с имеющимся образцом зелья. Не поделитесь ли с товарищами своими знаниями?

— Конечно, профессор! — бодренько ответил я, поднимаясь со стула. Сзади придушенно хрюкнул Малфой, по классу прошел шепоток: «Ну надо же», «Оно живое?», «Я что, пропустил переворот мира?» и все от того же Малфоя:

— Я что, не один это вижу?!

— Итак, — интригующе начал я. — На столе мы имеем счастье лицезреть бытовое зелье под названием метанит, разработанное в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году на основе природного газа, обладает, что логично, похожими свойствами и назначением. — И, что важнее, его можно, так же как и газ, впрочем, использовать в целях, отличных от бытовых. К концу войны более-менее сносный метанит уже варил даже Рон — уж очень удобно было использовать его при штурме. При определенных условиях метанит очень удачно совмещает в себе возможности взрывной и газовой гранат. Пару сильно неосторожных пожирателей даже удалось напоить этим зельем... Да и после войны не сказать, что оно не пригодилось — и я вовсе не имею в виду обслуживание каминов и отопление. — Названо, соответственно, в честь метана, и по его же примеру само зелье не имеет запаха и цвета; фактически неотличимо от воды. Выявить метанит можно двумя способами: к примеру, попробовать, вкус у него преотвратный, — если судить по лицам жертв, они после глотка мечтали о том, чтобы вырвать к чертям из себя все вкусовые рецепторы. — После пробы есть около трех минут на то, чтобы сообщить о наличии неучтенного метанита. Также действенен классический индикатор Кессера, но это более безопасный и менее интересный способ. Ну и ради спокойствия людей, достаточно благоразумных, чтобы не пить непонятные жидкости, но не имеющих при себе нужного индикатора, на определенной стадии приготовления метанита в котел с зельем добавляется смесь сока цикуты, порошка Бальзы и крови фестрала. Это никак не влияет на свойства зелья, но окрашивает его в бронзовый цвет и придает резкий неприятный запах. Метанит относится к третьему классу зелий по ле Трекасу, возможно приготовление авторского и стандартизированного варианта. Второй имеется в учебнике, первый, как известно, для каждого мастера свой, но пока никто не напрягался с уникальным рецептом для зелья, и так производящегося в промышленных масштабах. Вот, — скромненько закруглился я.

На отчима было любо-дорого посмотреть, такой он был одновременно удивленный, недовольный и при этом гордый. Наконец, он опустил брови на место, запланированное природой, и хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание:

— Превосходно, Снейп, садитесь. Класс, приступаем к зелью, рецепт, — мягкий взмах рукой в широком рукаве — действительно чем-то напоминает крыло летучей мышки, — на доске.

Однокурсники почему-то не спешили начинать; я, хоть и хотел до поры до времени подремать, — готовится-то зелье в принципе быстро, вопрос в том, чтобы настоялось хорошо — а подорвался и побрел к шкафу с ингредиентами. На фоне всеобщей тишины мое бездействие было уж слишком заметным.

Все в той же почти хирургической тишине приступил к работе. Быстро насыпал в чашку кровь невинно порезанного уберскелета коня (сколько живу — столько недоумеваю, где там у фестрала кровь?), порошок Бальзы и сок цикуты — перемешаю как следует потом. Пошинковал нужное для первой стадии приготовление, закинул в котел — теперь только довести до кипения, а потом заморачиваться с помешиваниями, добавлениями, доливаниями... Пока можно и посидеть спокойно.

Толкнул локтем наблюдающего за мной с каким-то анатомическим любопытством Забини, обернулся к Малфою. Тот, поймав мой взгляд, прекратил изображать соляной столб и в очень искреннем порыве ткнул в меня пальцем. Я терпеливо переждал еще два тычка, и Малфой уведомил подобравшийся народ:

— Настоящий... — потом для верности ущипнул себя за запястье, на котором определенно уже проступал синяк: — Не сплю...

— Коллективных галлюцинаций не бывает, — уверенно вякнул Финниган, и почти было начавшуюся дискуссию жестко пресек Снейп. Народ потихоньку зашумел и потянулся к котлам и шкафам, вскоре в кабинете уже царило привычное шевеление, разбавляемое небольшой дымкой под потолком и шепотками.

Второй урок — полет нормальный.

Метанит был мною приготовлен достаточно чисто, но не без огрех — в самый раз для того, чтоб сдать, забыть и не иметь лишних проблем с «внезапно прорезавшимся талантом зельевара». Настроение и условные рефлексы — великое дело, еще на середине процесса нарезки рядом с сосредоточенностью крепко угнездилось бесшабашное веселье, всегда сопровождавшее меня в разных аферах и гадостях. Предвкушение решения какой-то проблемы или доставки проблем другим (доставка работает круглосуточно, бесплатно, без лишних юридических заморочек). Сдавать зелье в безраздельное владение отчима было почти больно — как так, и ничего не взорвать даже?! Но пришлось себя заставить, а то Хогвартс бы не досчитался пару комнат уже к вечеру. В лучшем случае — Хогвартс, и в идеале — только пары комнат...

В целом больше ничего интересного и в тот день, и дальше, в принципе, не происходило. В компенсацию урока Снейпа следующими парами шли мирные лекции по Истории Магии и Астрономии, где я всласть отоспался. Вечером, вооружившись метлой, пошел воевать с Хуч, которая после пятиминутного диалога все же согласилась пустить меня на поле. Правда, согласилась она очень эмоционально, больше даже было похоже на прямой посыл, ну и ее попытку попасть в меня связкой ключей я никуда толком вписать не могу — то ли позаботилась о том, чтобы я комфортно переодевался в квиддичных раздевалках, то ли я действительно ее достал... ключи, правда, я вернул сразу и поспешил скрыться — больно недобро она взвешивала их в руке и провожала меня взглядом. Как бы второй раз возвращать не пришлось...

Как бы то ни было, согласие, пусть довольно противоречивое, у меня было, так что я пошел летать. Первый вечер отдал на ознакомление и полеты на более-менее масштабном поле, так что никаких финтов и изворотов. А вот в следующие два месяца я после полетов наведывался к мадам Помфри частенько, и никакие профилактические беседы с преподавателями и письма с завуалированными угрозами от мамы не помогали. Мне даже запретили однажды появляться на злосчастном поле — ненадолго; это была веселая неделя, полная «встреч со швабрами», «падений с лестницы», «спотыканий» и «поцелуев с дверью». Наверно, никто раньше не подозревал, что школа — невероятно травматичное место. Конфискация метлы, тоже временная, не очень помогла. Зато вытер отчиму пыль на складах... И с Забини подружился, у него тоже была метла, которую он мне любезно и тихо одалживал. Что в нем есть — так это флегматичный характер, не лишенный нотки ленивого авантюризма: сам он вел себя образцово-показательно, но наблюдение за моей небольшой войной с преподавателями доставляло ему невероятное удовольствие, так что, чуть подумав, он решился внести в нее свою лепту.

И благоразумие и забота потерпели поражение от ослиного упрямства. Единственным условием от отчима в конце концов стало участие в наборе в сборную Слизерина. МакГонагалл, правда, уточнила, что если вдруг мне в этой самой сборной что-то не понравится, сборная Гриффиндора всегда ждет меня с распростертыми объятьями. Как минимум на тренировках, а вообще квиддичное легионерство, знаете ли, в Хогвартсе правилами не запрещено... Пока я медленно переосмысливал поведение МакГонагалл, отчим твердо сказал: не запрещено, но нежелательно.

На следующих день, кстати, кабинет трансфигурации просто жутко пропах валерьянкой, но и пятикурсники Равенкло-Хаффлпафф рассказывали, что в начале урока на столе Снейпа обнаружилась композиция из десятка колб, весьма причудливо изогнутых. И складывались они, на первый взгляд (как и на остальные) во что-то совершенно неприличное...

Все развлекаются, как умеют.

Была еще небольшая стычка между Министерством и аристократией. По легенде, Волдеморт возродился пять лет назад, местный узник Азкабана в лице Петтигрю явно оказался менее терпеливым, чем когда-то в моем мире Сириус. Вопрос о том, почему, имея возможность сбежать, крестный мариновался в тюрьме тринадцать лет — аккурат до внезапной вспышки жажды мести, до сих пор остается открытым.

Так вот, несмотря на то, что в данный момент конфликт между злобным Темным Лордом и Добрыми Светлыми Магами напоминал скорее вялотекущее попинывание друг друга на строго установленных файв-о-клоках, некоторые действия, похожие на адекватные, все же производились. Недавно в аврорате сменился руководитель, и новая метла всерьез решила поскрести по уже раз попавшимся сусекам: время от времени товарищи авроры совершали визиты вежливости в дома аристократов, когда-то попавшихся на пособничестве Волдеморту, пусть даже «был под Империо, ничего не помню». С одной стороны, достаточно логично, с другой стороны — черта с два там что-то найдут, ага. Аристократы тоже не идиоты, хранить что-нибудь незаконное на видном месте. А тайники вскрывать — нужна комиссия и разрешение разбирать дома на молекулы, которое никто, разумеется, не даст, момент пока не тот.

Тем не менее «гости» из аврората нервировали даже самых гостеприимных хозяев. Главе аврората хватило мозгов сформировать проверочные отряды из магглорожденных или обделенных аристократов вроде мистера Блэка, неласково относившегося к своим бывшим собратьям по статусу. Классовая ненависть во всей своей красе цвела и пахла, авроры были хамоватыми и неаккуратными, часто после недосчитывались либо просто вещей, либо сохранивших свою целостность. У Малфоев вообще разбили любимую вазу Нарциссы! Правда, Сириусу — а провинился именно он, — и досталось порядочно, неприятные нарывы по всему телу сходили неделю, и ни один колдомедик не помог. Да, хозяева получали компенсационные выплаты (как правило, недостаточные) или моральное удовлетворения от проклятья на голову нерадивого болвана в форме (право же, штрафы того стоили; тем более, идеально совпадали с компенсациями), но любимую вазу уже не вернешь...

В общем, аристократы были недовольны. Но если мести де-факто им не хватало, официально выступать против действующей власти в юридическом поле пока никто не хотел. Средства-то были, но подставлять личного адвоката никто не хотел, одно дело рассеивание неприязни по всем семьям, другое дело — уже практически личные контры одного человека с Министерством. Куча мелких дел — радует, конечно, министерских юристов, но масштаб не тот. Одно комплексное заводить — частные выступать против... ну я уже сказал.

Подкатить к старосте с этой деликатной беседой не составило труда. На самом деле я бы и не напрягался, если бы не предполагаемое участие Снейпа в деятельности мистера Риддла. Так что прежде всего я беспокоился о том, чтобы отбить уважаемых правоохранителей от своей семьи — такие вот превентивные меры. Кроме того, дело обещало быть хлебным и достаточно интересным, а я, пусть и был индивидуалистом и собственником, все же не следовал принципам собаки на сене. Так что почему бы и не подсобить доброму человеку?

Визитку «доброго человека», а на деле — самой что ни на есть злой женщины, я благополучно вручил старосте с напутствием встречаться, артистично плакать и не торговаться. В свою пользу попросил парня оставить источник, то есть меня, неназванным, на что он благополучно согласился.

Уже к октябрю Синклер раскатала Министерство по бревнышку. Пострадавшие аристократы получили извинения и компенсацию, Синклер — гонорар, авроры — втык, Главный Аврор — строгий наказ не беспокоить уважаемых людей. Дело, конечно, могло надолго затянуться, я даже немного постыдился, что передал аристократам строгие рекомендации ни в коем случае не соглашаться на почасовую оплату труда моей бывшей преподавательницы. Хотя и мирно, но неким образом отомстил, да...

Но главное разнообразие в мою жизнь, безусловно, вносили уроки ЗОТС. Их вел Аластор Грюм, и в истинности его личности не могло быть никаких сомнений. Барти Крауч-младший мог быть строгим психом, недобрым преподавателем и не следовать учебной программе... Но с незабвенной техникой и лексикой Грюма не выдерживал ни малейшего сравнения. Любой, кто хоть чуть-чуть прочувствовал на себе учебную методику аврора Грюма, никогда в жизни не спутал бы их.

Первый урок, разумеется, Грюм начал в своем стиле. С вопросов. Походил между партами, окидывая жертв орлиным взором, поозирался, посмотрел было в сторону Лонгботтома, но тут же скривился и махнул рукой, отворачиваясь в другую сторону. Выбрал, конечно, ряд слизеринцев — досадливо поморщился, видя излишнее, на его взгляд, количество девочек (больше нуля), и вытянул руку в сторону Гойла:

— Ты! Встать, — говорил он резко, рвано, не размениваясь на вежливость и прочие словесные излишества. — Назови мне все защитные заклятья, которые знаешь.

— Протего, — послушно сказал Гойл.

Грюм постоял еще секунд тридцать, выжидающе глядя на Грега, выразительно закатил глаза (в исполнении магического это выглядело вообще феерично) и кивнул:

— Поднимай товарища слева.

Поднялся Крэбб. Он тоже знал Протего.

Вскоре стоял все. Стопроцентное знание детьми Протего придирчивого аврора не удовлетворило; более глубокие познания некоторых тоже не заставили ум, честь и силу аврората смилостивиться. Даже на Поттера, назвавшего аж семь позиций («Что стоим, почему никто не пишет?!») — и неплохих, должен признать, он только тяжело покачал головой. На мое перечисление всего, что мы учили, начиная с первого курса, хмыкнул и дернул ладонью, я послушно замолк.

— Все записали? — ровно спросил он и удовлетворенно кивнул, услышав нестройное «Ага-Да-Все». — По пять человек к манекенам, пробуем все написанное.

У Грюма была довольно нехитрая метода. Упал-отжался! Колдуй. Не получается? Упал-отжался! Колдуй! Не понимаешь? Упал-отжался! Колдуй. Вот, все верно. Упал-отжался! Колдуй...

Первую группу он быстро собрал с первых парт плюс случайный человек из аудитории. Я быстро подсчитал — сижу на четвертой, если великий рандом помилует, времени у меня едва не до конца урока... Пора заняться делом.

Под непонятным взглядом Забини я оставлял свой след в истории Хогвартса и послание следующим поколениям. На парте медленно, но верно выцарапывалось: «Все, кому от глупости может помочь только топор, без исключений ровно идут на факультет Гриффиндор!». Истина, достойная увековечивания, пусть и до байроновских творений не дотягивает...

Так о чем это я? В общем, первый урок по ЗОТС еще прошел довольно уютно и мирно.

А потом мироздание показало — как бы не сложилась жизнь, с Грюмом я буду цапаться.

При всем уважении к старику, в его уроках меня не устраивало обилие самостоятельной работы. Надменно кривясь, он выдавал нам проверочные по той теории, что мы якобы читали вне уроков. Должны были, по крайней мере. Я здраво возмущался, апеллируя к правилам Хогвартса и законам страны, на первой же проверочной. Грюм возмущался не меньше, настойчиво стоял у моей парты, опершись на нее руками и пытаясь давить взглядом и авторитетом. Прокатывало идеально, но не со мной — меня, наоборот, выкидывало в высокий стиль, и весь класс во главе с собственно Грюмом медленно удивлялись моим требованиям «доступных дефиниенсов к адекватным имеющемуся плану дефиниендумам». Очевидно, так хитро объяснений и следования школьной программе у Грюма еще никто не просил...

Мало-помалу и тут стороны достигли компромисса — занятия по ЗОТС стали делиться на обычные и практические. На первых Грюм пусть и плохонько, но объяснял теорию и рассказывал про всякую гадость, могущую поджидать нас за любым углом — это, кстати, выходило у него особенно интересно и красочно. Со смаком описывать кровь-кишки-мясо и злобно хихикающих темных тварей Грозному Глазу удавалось просто бесподобно, куда там Локонсу... На вторых мы занимались милыми сердцу старого аврора занятиями, то есть попытками проклясть ближнего своего и защититься от него же, кроме того, он все-таки пробил у Дамблдора нормативы по ЗОТС. Так что теперь Хогвартс в полном составе приседал, бегал челноки и отжимался — каждый курс на своих занятиях, но по жалобам выходило, что Хогвартс перешел в военный режим и бедных студентов злобный Грюм терзает еженощно, ежеутренне и вообще ежеминутно. В жизни не слышал так много разговоров вокруг десяти приседаний в неделю. От Вуда в свое время мы страдали на порядки больше — да, ныли и ворчали, но так масштабно не жаловались...

Одна только проблема — Грюм меня явно запомнил, и теперь при каждой встрече выражал свое бесконечное уважение и благодарность. Я не отказывал себе в удовольствии побеседовать с ним. Дошло до того, что меня попросту за руки уводили от профессора однокурсники, правда, нам с Аластором лишняя динамика никогда не мешала, и вежливые намеки на то, кто насколько умный, чем занимается в свободное время и прочее, заканчивались лишь у дверей очередной аудитории, когда Грюма вручную разворачивал ждущий нас на урок профессор...

Споры с Грюмом были на самом деле очень полезны и познавательны: мы разбирали с разных точек зрения одну и ту же ситуацию, пытаясь доказать собеседнику свою точку зрения. Минус был в том, что я, пренебрегая адекватностью, как это делает суд, рассматривал любое деяние исключительно с правомерной точки зрения; Грюм неизменно присандаливал к спору причудливую смесь эффективности, тактики и морали в разных пропорциях. И выходило у него довольно убедительно. Я неизменно при разговоре сдавал позиции, но иногда для себя осознавал, что, будь спор действительно серьезным — аврор Грюм при всем моем красноречии и знании законов меня бы сделал. Столкновения правоохранителей и законников (а поверьте, это могут быть порой диаметрально противоположные понятия) были нередкими, щедро жалуемый Грюмом опыт — бесценным.

Кроме морального удовлетворения и неторопливого совершенствования навыков я получил также благодарности сокурсников — пока Грюм увлекался полемикой и демагогией в моей компании и во время бесконечных соревнований «кто лучше наизусть знает кодексы» Грозный Глаз вяло реагировал на остальных, что сделало уроки ЗОТС у четвертого курса Гриффиндор-Слизерин в некоторой мере более спокойными и расслабленными. Но действительно лучшим моментом была неожиданная встреча с мадам Хуч в одном из коридоров Хогвартса: заметив меня, женщина умиленно улыбнулась и со словами «Умница, так ему и надо» погладила меня по голове, после чего умиротворенно удалилась. Личность «его» у меня особых сомнений не вызвала, а вот вопросы насчет тонкостей отношений между Хуч и Грюмом на пару секунд даже заинтересовали. Впрочем, я все еще помнил фразы «не мое дело» и «своих проблем хватает», так что не зацикливался на этом инциденте.

Можно еще вернуться к полетам — школа кипела и булькала в ожидании иностранных гостей, но это не отменяло разочарования из-за квиддичных соревнований, вернее, их отсутствия. Грустные семикурсники, для которых нынешний сезон — последний и мог бы стать победоносным, печально вздыхали и слонялись вечерами по гостиной, недовольно мяли в руках буклеты команд и спортивные журналы и угрюмо подсчитывали в библиотеке статистику чемпионата. На ноябрь назначили набор новой команды — уже на следующий год, и гаденько улыбались претендентам, в красках описывая мучения на будущих тренировках. Турнир турниром, а форму терять не комильфо. Флинт, кстати, пару раз смотрел, как я летаю, и в ультимативной форме сообщил, что место в команде на меня уже зарезервировано. Мол, может и найдутся люди, которые летают лучше, но с такой «сорванной напрочь башней, идиот, чем ты вообще думаешь!!???» (в медпункт после неудачного пике он тащил меня очень экспрессивно) точно больше нету.

Ну и самое интересное... Себастиан. Его попадание на Гриффиндор не было ошибкой, о нет! За первые два месяца обучения мелкозлобный Снейп попался на ночном брожении по школе раз десять, причем в компании таких же энтузиастов-первокурсников. Он вложился и в дело объединения факультетов, собрав кроме себя еще одного гриффиндорца, хаффлпафца, слизеринца и пару равенкловцев — так что отчиму было в компании кого краснеть перед директором.

Из менее нашумевших проказ за Себастианом уже числилась помощь близнецам Уизли и небольшой победный для малышни Гриффиндора квиддичный матч на первом уроке полетов — в качестве квоффла выступила тугая связка нескольких шапок и шарфов.

Отцовское негодование на паршивца действовало мало, зато мои несколькочасовые занудные лекции на тему закона, порядка, морали и гордого образа студента Хогвартса — попросту безотказно! Себастиан страдал, пыхтел, пытался сбежать, но больше на проработанной глупости не попадался. А касаемо эффективности лекций... Даже отчим, однажды зашедший на наши с Себастианом посиделки, теперь обходил ту часть замка по большому кругу в субботние дни. А мне предложили в качестве участия в общественной жизни проводить наставительные лекции для провинившейся малышни, я, быстро заскучав на сухой учебной программе и нехитром досуге, согласился. Количество хулиганов от лекции к лекции уменьшалось...