Красавица и Чудовище (гет)

Чудовище сидело и рыдало

На каменной вершине под сосной.

Над ним звезда вечерняя мерцала,

Звезда любви — звездою ледяной.

Огней закатных вспыхивали пятна.

Кружились птицы — некуда лететь.

И было всё, как сон, невероятно.

Чудовище хотело умереть.

И удивлённые глаза смотрели

То на звезду, то на лицо земли.

Но ангелы слететь к нему не смели,

А демоны утешить не могли.

В. А. Злобин.

* * *

Хогсмид был полон народу.

Хогсмид всегда был полон народу, и за это он его ненавидел, как ненавидел все людные места. Как в какой-то степени и Хогвартс, пожалуй.

Но сегодня он пришёл сюда, выбрав из двух зол худшее. Виной всему был пресловутый клочок пергамента, который он до сих пор сжимал в замёрзшей от напряжения руке. Слепил на солнце свежевыпавший, заледеневший крупными бриллиантами снег, а земля под ногами поскрипывала и хрустела, точно усыпанная осколками. В ушах стоял непрерывный, надоедливый гул голосов и смеха топчущихся вокруг студентов; из постоянно открывающейся и звякающей колокольчиком двери «Трёх Мётел» клубами тёплого пара выплывал манящий, рождественский запах морозной хвои, горячего какао и табака. Но его туда отчего-то вовсе не тянуло.

Каркаров. Пообещал заявиться в такое место, как эта забегаловка, где его... где *их* может увидеть кто угодно, вплоть до Дамблдора. Но поздно было что-то менять. Отправить ответную сову с попыткой облагоразумить бывшего коллегу он всё равно бы не успел, так что...

Снейп открыл покорно тенькнувшую звоночком дверь, и на него пахнуло золотисто-рыжим, каминным теплом бара. Студенты облепили выскобленные деревянные столы разношерстьем факультетских свитеров, шарфов и джинсов, и их неумолкающие голоса смешивались с завываниями Селестины Уорлок. Глаза лихорадочно забегали вокруг, ища знакомое лицо. Тонкие губы чуть заметно дрогнули. Каркарова не было. Опаздывает, как шестикурсница на свидание...

Снейп прошёл мимо оживлённо переговаривающихся столов, с огромным трудом нашёл один свободный в самом далёком углу, у полуоткрытого светло-мёрзлого в узорах окна, и сел, опустив лоб на ладони. Мимо процокали архаические бирюзовые лодочки Розмерты. Снейп закрыл глаза. Он устал. Он так устал... Он чувствовал себя таким потерянным в этом баре, где все друг друга знают, где всем так весело, где никто не думает о проблемах, о том, что будет, когда они выйдут и вернутся к будням... нет. Для студентов будни остались за дверью. А для него, для Снейпа — скользнули следом сквозь открывшуюся дверь и расселись под столом, на подоконнике, на спинке стула, на краю стола, неотвязные, маленькие, липкие, серые...

Табачный дым ел ноздри, не привыкшие к таким вызывающим запахам. За глазами прыгали друг на друга и расплывались неясные, но красивые фантасмагорические круги. Хотелось покоя. Хотелось тишины. И меньше всего хотелось видеть Каркарова с его торопливой, сбивчивой речью, нервными смешками и беспрерывно дёргающими козлиную бородку жёлтыми пальцами...

Сквозь темноту закрытых глаз почувствовалось чьё-то присутствие на столе. Снейп вскинул взгляд. На него смотрели два внимательных, круглых, как монета, прозрачно-янтарных птичьих глаза. Сова. Почтовая сова.

Снейп протянул руку, рванул тонкую бечёвку, привязанную к грубой когтистой лапе; сова шухнула растрёпанными пегими перьями по столу и шумно вылетела в раскрытое окно. Снейп с шелестом развернул холодный пергамент.

«Сегодня не смогу прийти. Непредвиденные обстоятельства. Извини.

Игорь».

Кто бы сомневался.

Снейп ожесточённо смял записку, со злостью перебрал по ней пальцами, бросил комок на стол и, вздохнув, устало провёл по лицу ладонями. Ну вот. Ты хотел, чтобы это было так. Теперь радуйся.

Радоваться тому, что явился на Рождество в Хогсмид вместо того, чтобы наконец отдохнуть в тишине у себя в кабинете?

Восхитительно. Чудесно...

— Сэр, я могу вам чем-нибудь помочь?

Он вскинул глаза — и увидел над собой девчонку-официантку, маленькую, бойкую, кареглазую и вообще похожую на коротко стриженного мальчика. Хотелось сказать ей сразу родившуюся фразу, что она несказанно помогла бы ему, если бы ушла куда-нибудь подальше, но вместо этого Снейп слегка хрипло произнёс, — сам удивившись:

— Шерри. Бокал шерри.

— Ага, — хлопнули ресницы — и девчушку словно ветром сдуло. Снейп равнодушно посмотрел ей вслед. Официантку скоро скрыли чужие спины, чужие, незнакомые, весёлые лица. Казалось, бар жил отдельно, где-то далеко от него...

И, наверное, именно поэтому он сразу заметил человека, который тоже был далёк от окружающего веселья.

На другом конце бара за уютным, одиноким столиком, спрятавшимся за пушистой рождественской елью, сидела женщина.

Одна.

Её согнувшийся над бокалом силуэт настолько не соответствовал разноцветным, снующим вокруг фигурам, что Снейп долго смотрел на неё сквозь слегка мутное стекло тепло звенящего воздуха, прежде чем понял, что знает эту женщину...

...и что она — Нарцисса Малфой.

Дорожная чёрная мантия упала с плеча, обнажив широкую бретель шёлкового вечернего платья, но она этого не замечала, как не замечала и того, что длинный пепельно-золотистый локон выбился из-под сбившейся набок элегантной белой шляпки, открывая поблескивающие сапфиром капельки серёжек. На первый взгляд создавалось впечатление, будто у женщины белоснежные руки, но точёные слоновой кости пальцы и запястья на самом деле были затянуты в белую кожу перчаток. Однако и лицо у неё было почти точно такого же цвета — бледное, с едва уловимыми, словно по розовому кварцу выточенными губами, которые она поминутно кусала. Она вовсе не напоминала ту Нарциссу Малфой, которую знали студенты Хогвартса, не была похожа даже на ту, что знали знакомые Люциуса — ни высокомерия, ни привычного снобистского выражения полузакрытых серебристых ресниц уже не было на её лице. Просто брошенная, смертельно уставшая, одинокая — она даже, может, и не выделялась бы на фоне шумной толпы, если бы не её аристократичная внешность от шляпки до блестящего никелем кончика шпильки, заступившего лежащий на полу подол мантии.

Персидская кошка в трущобном дворе Лондона.

Нарцисса... что она здесь делает?..

...— Сэр, ваш шерри.

Девчушка появилась так неожиданно, что Снейп чуть не выбил бокал из её рук. Расплавленный янтарь всплеснулся, опасно заколыхался о прозрачные стенки, заиграли золотые огни. Снейп бросил «спасибо», которое звучало как «пошла вон», забрал бокал и машинально пригубил край холодного стекла. По бару ходили люди, шумели студенты, играла нескончаемая музыка — Нарцисса то и дело скрывалась с глаз, и иногда Снейп видел то лишь ножку в белой с пряжкой туфельке, выглядывающую из-под стола, то едва уловимые вздохи растревоженного шёлка. Первую минуту он приказывал себе не смотреть на неё — может, ей просто хочется побыть одной, но... глаза сами собой возвращались к хрупкой белокурой фигуре. Снейп снова поцеловал переливающийся бликами янтарь, не сводя взгляда с Нарциссы. Чёрт возьми, не могла же она просто так заявиться сюда. И вообще, ей просто нельзя здесь находиться...

Одуряющий свет и неотвязный гул музыки и голосов раздражали его. Шерри уже прокрался по венам. Мягкая сила жидкостей, прокрадывающихся по венам человека, околдовывающая разум и порабощающая чувства... да никакая чёртова сила не сравнится с дьявольской силой алкоголя, проникшего в кровь. Заставляющего искать... кого-то...

Снейп поднялся со стула, со стуком поставил почти пустой бокал на стол. В конце концов, он не зря сюда пришёл.

Пробившись сквозь толпу студентов, он подошёл к Нарциссе... и помедлил за её спиной. Красивая спина. Он увидел её, угадал сквозь складки мантии, дорисовал по линии обнажившегося беломраморного плеча. Она почти не изменилась с того времени, как... о да, почти двадцать лет назад, как он видел эту обнажённую, тонко изогнутую в талии спину; видел в пустом кабинете, где Люциус — тогда своевольный слизеринский староста — назначил ей, отличнице-четверокурснице, «наказание»... она тогда вырвалась. Убежала. Только ненадолго: как только Люциусу исполнилось восемнадцать, её вернули ему, — котёнка снежному барсу, — под одну крышу, где он уже на законном основании мог ласкать её, любоваться этой хрупкой, беззащитной спиной, из которой того и гляди вырастут самые настоящие крылья...

— Нарцисса? — слегка склонившись, негромко произнёс он куда-то блёсткам сапфира, дрожащим на кончике нежного уха.

Она вздрогнула, обернулась — мгновенно полыхнули знакомыми непроницаемыми огнями голубые глаза, и... как она это умела..? — только что такая трогательная, усталая, одинокая, и вдруг — взглянет светской львицей, настоящим Малфоем. Снейп невольно отстранился в нерешительности. Как они всё-таки были похожи — с Люциусом. До дрожи...

Но Нарцисса, увидев, кто перед ней, вся вдруг словно втянула когти и извиняюще притихла, лишь глаза задрожали серебристыми блёстками.

— Северус... — выдохнула она, неожиданно, притянув к себе его руку, уткнулась куда-то в складки его мантии и вдруг заплакала. Снейп затравленно огляделся по сторонам. Не хватало только, чтобы они оба сейчас привлекли чьё-то внимание, а особенно внимание студентов.

— Нарцисса, — зашипел он, мягко, на настойчиво разжимая её хрупкие пальцы, сжимавшие его мантию. — Нарцисса, успокойся, послушай... не надо... Нарцисса, прекрати это сейчас же, слышишь?! — он вдруг резко схватил её за тонкое запястье, едва не вывернув его, до боли сжал безвольную руку. От шока Нарцисса даже перестала плакать, лишь молча глядя ему в глаза с выражением собаки, которую ударил любимый хозяин. — Успокойся, — уже тише произнёс Снейп, не в силах отвести взгляда от её заплаканного, бледного, но от этого словно ещё более красивого лица. Хрупкая, беззащитная девочка. Нельзя бросать её здесь одну, просто нельзя...

— Нарцисса, послушай, нас... не должны здесь видеть. Давай уйдём отсюда, и тогда ты всё мне расскажешь. Договорились?

Нарцисса, всхлипнув, молча кивнула.

— Отлично. Всё. Всё, давай вставай, поднимайся...

Нарцисса попыталась встать со стула, но у неё вдруг закружилась голова, она неловко пошатнулась и точно упала бы, если бы Снейп её не поддержал. Схватившись за его руку, она тонко всхлипнула от собственного бессилия.

— Северус, не надо. Я... я не могу...

— Брось, Нарцисса, с чего ты взяла?.. Постой...

Снейп взглянул на столик. Рядом с почти пустой бутылкой стоял бокал, наполовину полный виски. Нарцисса виновато, прерывисто вздохнула.

— Прости, я...

— Не надо. Хватит. Всё, пойдём, и я тебя не отпущу, пока ты всё мне не расскажешь.

Толстый и довольно неприглядный человек со связкой ключей развязно ухмыльнулся, когда Снейп, поддерживая закрывающую шляпкой лицо Нарциссу, спросил пустой номер. Однако Снейп в ответ так посмотрел на него, что тот предпочёл без лишних слов провести на второй этаж «Трёх мётел». Пройдя по старому, пыльному красному ковру, хозяин открыл одну из дверей, вошёл, зажёг свет.

— Будьте как дома, — слащаво пропел он и вышел, напоследок обернувшись. Снейп зло захлопнул за ним дверь.

Нарцисса села на кровать, дрожа с головы до ног. Снейп подошёл к ней, сел рядом и мягко снял с неё мокрую от растаявшего снега дорожную мантию. Женщина инстинктивно попыталась найти руками, чем закрыться от холода обнажённых плеч, и невольно поёжилась. Её так и хотелось обнять, прижать к себе, словно брошенную плюшевую игрушку... но Снейп не решился на это.

— Ты совсем замёрзла, — попытавшись нарушить неловкое молчание, хрипло произнёс Снейп. Вместо ответа Нарцисса лишь снова всхлипнула. — Эй... ну всё, прекрати, слышишь?.. — он сел рядом на кровать, не осмеливаясь прикоснуться к ней. Женщина закрыла руками лицо, на которое и без того в беспорядке падали так тщательно уложенные с утра локоны, потерянная, жалкая, трогательная, словно оленёнок, оставшийся без матери. Нарцисса... сколько лет назад он, гадкий утёнок, так же не смел даже приблизиться к ней, пытаясь оправдаться перед собой тем, что ему не до девушек, что ему нужно учиться?.. И сейчас, сидя в полуметре от неё, он терялся, как мальчишка-третьекурсник на первом свидании. Он и сам не знал, чем сможет ей помочь, и сможет ли вообще, но почему-то твёрдо был уверен в одном — она нуждалась в помощи, и оставить её так было нельзя.

— Нарцисса... — отчаянно начал Снейп, — Нарцисса, — он взял её руки в холодной белой коже перчаток, — Нарцисса, скажи, чем я могу тебе помочь?

Она подняла на него полные слёз глаза. И вдруг бросилась ему на шею, уткнувшись мокрым лицом в его плечо, сбивчиво выговаривая что-то сквозь сдавленные рыдания:

— Люциус... это всё он... я больше не могу... он... он не любит меня... я ему не нужна... он лишь хвастается мной перед своими друзьями... таскает по этим приёмам... я для него просто красивая игрушка... Северус, я так устала...

Снейп понимал, что должен что-то сделать, как-то помочь ей, но не мог. Он не умел утешать, потому что его никогда не утешали. Нерешительно обняв её одной рукой, другой он мягко снял её белую шляпку, и белокурые локоны рассыпались по мраморным плечам женщины, её открытой вырезом красивой спине...

— Нарси, поверь, ты не единственная, кому Люциус Малфой сломал жизнь, — с горечью произнёс Снейп, безотчетно прижимаясь губами к золотому шёлку её волос. Да, это был Люциус... это Люциусу она досталась, потому что красавица и чудовище были вместе только в сказке... а они уже слишком взрослые, чтобы верить в сказки...

— Он не любит меня, — безнадежно повторила Нарцисса, положив голову на плечо Снейпу и глядя куда-то мимо блестящими голубыми глазами. — Я не нужна ему. Я никому не нужна...

— Брось. Это не так. Ты... ты ведь такая красивая, Нарцисса, — тихо сказал Снейп, болезненно заломив брови. Да, она такая красивая, а он...

Женщина подняла на него взгляд.

— И тебе, — горько улыбнулась она сквозь слёзы. — И тебе, и всем вам нужна только моя красота. А я, Нарцисса Блэк, никому не нужна. Если бы ты только знал, как я устала от этого, Северус...

— Нарси, прекрати, — прошептал он, отводя за ухо с лица её пепельную прядку. — Ты восхитительная... ты всегда была такой... и дело вовсе не в красоте, — больно дрогнул его голос, — Ты — женщина, Нарцисса... настоящая... а Люциус не видит этого... не ценит... просто понимаешь, для него женщина — вовсе не то, что для... других.

Нарцисса смотрела на него так, словно видела впервые. Словно не верила своим глазам. О чём это он? Он, Северус Снейп, школьный Сопливерус, всегда считавший книги лучшими друзьями, чем люди, у которого никогда не было девушки...

— Северус?.. — подняв голову с его плеча и заглянув в страшную глубину чёрных глаз, неуверенно начала Нарцисса.

— Тс-с... — тихо произнёс Снейп, неспешно стягивая одну тонкую белую перчатку с холодной руки, — Ты права... — он мягко поцеловал кончики нежных пальцев, — Люциус не любит тебя... — взял вторую безвольную руку, — Потому что никогда не умел... — медленно, словно сам себе не веря, Снейп поцеловал точёное запястье прямо под ладонью, там, где шёлковая кожа упоительно пахла драгоценными духами, — Он не считается с тобой... — поцелуй в сгиб локтя, — Он изменяет тебе... — во вздрогнувшую шею, — А ты не знала никого, кроме него, и поэтому никогда не знала, что бывает по-другому... — Нарцисса отвернулась, смотря куда-то на стену, не противясь, и лишь мелкая торопливая дрожь пробегала по её телу от редкого, прерывистого дыхания. В бирюзовых глазах стояли слёзы.

— Нарцисса, пожалуйста, — несмело прошептал Снейп ей на ухо, найдя рукой шнуровку корсета на спине и замерев пальцами на горячем шёлке, — не уходи.

Она не отвечала, но Снейп по её глазам видел, что она уже не уйдёт. Она всегда, всегда хотела быть любимой, быть обожаемой, хотела, чтобы ей восхищались, её боготворили... а разве мог Люциус, который никогда не любил никого, кроме себя, дать ей это?..

Пальцы незаметно расстегнули послушную шёлковую шнуровку.

— Северус, не надо... не делай этого... — слабо сопротивляясь, Нарцисса безвольно повела плечом, и с него легко соскользнула бретель. Снейп тут же припал к этому плечу губами.

— Но Люциус... — выдохнула Нарцисса, невольно подаваясь навстречу ищущим рукам Снейпа.

— Забудь о Люциусе, — почти прорычал он, запустив ладонь в податливые дымчато-золотистые пряди, — Забудь... он не помнит о тебе, он сейчас не с тобой, и ему наплевать на тебя... хотя бы раз — забудь...

Снейп с обожанием провёл кончиком пальца по её спине — по всей её красивой, изогнутой спине, от лебединой шеи под водопадом распущенных волос вниз, до самой нежной, покрытой золотистым персиковым пушком кожи... Её тело послушно отозвалось на ласку, и Нарцисса едва слышно вздохнула — от своего бессилия перед ней. Да, она была женщиной. И как женщина понимала, что эти пальцы любили её — любили по-настоящему, искренне, были без ума от неё... Люциус никогда так к ней не прикасался... Забыть... забыть — хотя бы раз?..

Нарцисса покорно опустилась на спину, всё ещё бесконтрольно всхлипывая, всё ещё не зная, почему не может оттолкнуть его, убежать... но она не хотела этого. Она хотела только одного — хотела обожания, хотела ласки, которых так давно не получала, а сейчас...

...Руки были тёплыми, приникающими к её коже, прикасающимися сквозь соскальзывающий тонкий шёлк, расплетающими светлые, разметавшиеся по подушке волосы... Никогда, никогда ещё он не позволял себе быть таким нежным. Никогда не думал, что *может* быть таким... и она... — она ведь всю жизнь была игрушкой, игрушкой в чужих лапах, а сейчас, глядя в её подёрнутые дымкой голубые глаза, он понимал, что она, быть может, впервые за свою жизнь чувствует себя той, кем всегда так хотела быть — Женщиной...

Платье рассталось с ней, и на место дорогого синего с серебром шёлка пришёл горячий шёлк её кожи. Раскинувшаяся перед ним, так требовательно выгнувшаяся, сжимающая хрупкими бледными пальцами смятые простыни — она была прекрасна, прекрасна как никогда, и он — как никогда — не заслуживал её...

Люциус, какой же ты идиот, думал он, чувствуя, как ищущие, робкие, словно у пятикурсницы, руки стягивают чёрную рубашку с его напряжённых плеч... Разве *тебе* её глаза когда-нибудь говорили, что она так хочет тебя?.. Нет, конечно нет, потому что ты не умел слушать их. Потому что для этого нужно сначала научиться любить, Люциус Малфой...

...Прежде такое бледное лицо подёрнулось румянцем, бесцветные искусанные губы вдруг словно налились жаром, став яркими, полуоткрытыми, требовательными губами. За серебристыми полумесяцами закрытых ресниц отсвечивали, словно у вампирши в полнолуние, загоревшиеся голубым пламенем глаза... Сделать для неё всё, что она захочет, всё, что угодно, — только за то, что у неё такие глаза... только для того, чтобы ещё раз увидеть их с этим невероятным цветом...

Ножки в полупрозрачных белых чулках уже искали, уже просили чего-то по чёрной ткани его брюк, уже не стыдясь своей смелости — они ведь так хотели этого, хотели так давно... Едва касаясь невероятной гладкости её чулок, Снейп соскользнул ладонью по этой стройной ножке, всё выше, над полоской упругого белого кружева, по линии бедра, между кожей и бельём, лишили последней защиты...

...ты так прекрасна...

— Закрой глаза... — с невыразимой, неизъяснимой болезненной нежностью шепнул Снейп.

За окном с неба тихо падали блестящие снежинки и мягко ложились на карниз.

Он проснулся на рассвете оттого, что на него молча смотрели голубые, словно у сиамской кошки, признательные глаза.

— С Рождеством тебя, — улыбнулась Нарцисса. Никогда, никогда ещё он не видел на её лице такой улыбки... Как будто она больше всего на свете хотела остаться здесь, в этой маленькой гостиничной комнатке, и просто умрёт, если сейчас уйдёт отсюда.

— И тебя с Рождеством, — ответил он, ласково убирая с её цветущего румянцем лица длинную, блестящую золотом волну. Как сияли её глаза... Люциус, разве ты когда-нибудь видел их такими?..

...и эти глаза смотрели на него, на его лицо, которое он так ненавидел...

— Не надо, не смотри, — неуверенно отвернувшись, Снейп попытался закрыть лицо ладонью. Взяв его за руку, Нарцисса мягко отвела её и поднесла к губам самыми кончиками пальцев.

— Брось, Северус. Ты замечательный... ты первый, с кем я... с кем мне было так хорошо.

Он мог не верить её словам, но её блестящие глаза и яркая играющая улыбка не могли обманывать.

— Нарцисса... — выдохнул он, с болезненной нежностью проводя большим пальцем по её полураскрытым губам. — Ты невероятная... но почему... почему ты досталась Люциусу? — с жадностью скользнув рукой по её волосам, Снейп с невыразимой тоской заглянул в её глаза. Зачем он спрашивал, когда знал ответ на этот вопрос?.. Но так хотел услышать это от неё...

— Я чистокровная, Северус, — с грустной улыбкой ответила Нарцисса, — а в чистокровных семьях никогда не женятся по любви. Так бывает только в сказках...

Только в сказках... было так страшно, что эта хрупкая, голубоглазая девочка уже не верит в сказки. Даже в рождественские. Тем более в «Красавицу и Чудовище».

— Ты ведь уйдёшь? — с пугающим равнодушием спросил Снейп, не в силах оторвать взгляда от её глаз. Зная, что это он — этой ночью — своими руками разбудил в них это так долго спящее сияние...

— Не надо, — голос Нарциссы дрогнул, и она прижалась к нему, головой к его груди. Снейп ласково вплёлся пальцами в её мягкие, чуть вьющиеся волосы. — Я так не хочу об этом...

Всё равно это неизбежно, Нарси... Ты — собственность Люциуса Малфоя. И ты снова вернёшься к нему. Чтобы отметить Рождество в тихой семейной обстановке...

Снейп закусил губы, чуть крепче прижал Нарциссу к себе и легко поцеловал её в ямочку за ухом, ещё пахнущую её французскими духами. Женщина едва уловимо вздохнула, неуверенно перебрав сжимающие покрывало пальчики девочки-пианистки. Одинокая, беззащитная и никому не нужная... как он сам.

На стену вскарабкалась размытая, медно-рыжая тень из покрытого морозом окна. Несколько минут они лежали молча.

— Пора, Нарцисса, — наконец безучастно произнёс Снейп. — Люциус будет искать тебя.

Женщина подняла на него серебряные ресницы.

Ты такой замечательный, грустно повторили её глаза.

Нарцисса... брось. Ты скажешь так любому, кто приласкает тебя. Кто увидит в тебе женщину. А мне просто повезло, что я оказался рядом... Лучше не привязывайся. Ни к кому. Это больно. Я знаю.

— Тебе... действительно пора, — холодно повторил он, оставив тёплые плечи, выбрался из-под покрывала и принялся одеваться.

На двор молчаливого Хогвартса безмолвно ложился снег.

В кабинете было темно, холодно и так тихо, что, казалось, там никого нет. Но Снейп просто никогда не зажигал камина.

Уснуть сейчас — значило отказаться от этого дня. Он и должен был. И, наверное, даже очень этого хотел... Но не мог. Сидя за столом, Снейп в который раз думал, каким это было недоразумением... что с того, что когда-то, наконец, через двадцать лет, которых теперь словно и не было, он провёл ночь с Нарциссой?.. Малфой. Уже не с Цисси Блэк, нет. Её звали Нарцисса Малфой. Она была *собственностью*. Собственностью Люциуса...

Снейп сжал руки, до ногтей, впившихся в ладони. Что вы делали с ней этой ночью, чёртовы пальцы?.. Как вы притрагивались к ней... к мягким, словно пепел, завиткам её длинных волос, к нежно-розовой раковине её уха, по персиковой щеке, к горячим полураскрытым губам, по болезненно-жадному изгибу её шеи, шёлку плеча, восхитительной, роскошной груди... Зажмурившись, Снейп закусил пальцы, но сдержать тихого стона не смог. Как я завидую вам... ведь это *вам* она была благодарна, это *вы* заставляли её изгибаться, ища *ваших* прикосновений... и закрывала глаза.

Не в красоте дело, сказала она тогда. Конечно... ей легко было говорить — ей, прекрасной, белокурой... а что чувствовал он? Что она не смотрела на его лицо, что она была пьяна... а он — поверил. Ведь на какой-то миг он ей поверил... Зря. Конечно же, зря. Он же разучился доверять уже давным-давно, научился не привязываться ни к кому, всегда оставаться один... к чему тогда заново пытаться?.. Всё равно ничего не изменить — она всегда принадлежала Малфою и всегда будет принадлежать.

Но как сияли тогда её глаза... дьявол... голубые, словно самый синий лёд, и с этим опаловым светом талых жемчужин... Неужели она действительно могла *так* на него смотреть? На него, жалкого уродца, на которого всегда, ещё в школе, все — *и даже она* — смотрели только с презрением или с отвращением... из-за которых и он научился смотреть так же. Но вчера — он понимал — он любил её, любил глазами, так, как никогда, всю её, хрупкую, тонкую, нежную, любил целую упоительную ночь... ночь накануне Рождества...

Снейп горько усмехнулся, закрыв лицо ладонями. Рождественская сказка... Рождественские сказки всегда сбываются лишь после выпивки. Ещё бы... Чтобы Нарцисса Малфой, самая прекрасная женщина Англии, жена красавца-аристократа, мать настоящего наследника, хозяйка несметного состояния Малфоев — смотрела так на него... нет. Она лишь искусно его обманывала. Он всего лишь доставил ей удовольствие, которое она сквозь хмель приняла за что-то новое, невероятное... а потом, утром, уже наверняка думала о нём с отвращением...

Снейп с ненавистью впился в лицо ногтями, со стоном смертельно раненого зверя... так хотелось содрать его, словно маску, лишиться, никогда больше не видеть его в зеркале... конечно же, Нарцисса обманула его... он не мог, не мог на самом деле нравиться ей... никогда, никому...

Забыть. Забыть, не привязываться... Забыть её волшебные глаза... ведь *она* наверняка забудет...

Снейп до боли сжал пальцы, молча — плакать он не умел, не мог. Знал ведь, что он — забыть не сможет... Такое не забывается...

Нет. Оставалось лишь вернуться к привычной жизни. Считая, что ничего этого не было. Увидеть вернувшегося после каникул Драко Малфоя, зная, что это её сын — её и Люциуса Малфоя. Увидеть Гарри Поттера — сына Лили Эванс и Джеймса Поттера... ведь и с Лили он никогда не мог быть вместе, а виноват в этом наверняка был вовсе не Люциус...

Красавица и Чудовище.

Какая глупая сказка.

Ещё глупее, чем Леди и Бродяга. Бродяга в сказке хотя бы был привлекательным...

Снейп бессильно опустился лицом в ладони, прижавшись лбом к холодным пальцам, устало закрыл глаза. За окном, тихо падая, появлялись из темноты и пропадали звёзды.

...на вечернем, тёмно-синем небе падали звёзды. Сотнями, тысячами, миллионами... над Малфой-Манор шёл снег.

Нарцисса смотрела за окно, одинокая, потерянная, чужая даже в родном доме. Скрипнула дверь, в комнату вбежал сын, первокурсник Хогвартса, чинно, потому что так было надо, обнял её.

— Где ты была вчера? — требовательно спросил он, глядя на неё серыми глазами. Светло-серыми, такими же, как у Люциуса.

— Это отец спросил?

— Это я спросил, — ухмыльнулся Драко, точь-в-точь как Люциус.

— Я радовалась Рождеству, Драко... Наверное, впервые в своей жизни, — грустно улыбнувшись, ответила она.

— А ты что, никогда не радовалась? — серьёзно спросил маленький Малфой.

— ...Нет, почему же, конечно, радовалась. Просто так — в первый раз... Ну всё, беги, — Нарцисса потрепала сына по светлым волосам. — Отец будет тебя искать.

Драко убежал, только эхом затихли в коридоре его шаги. Буквально через секунду в комнату вошёл Люциус.

— А вот и ты, Нарцисса, — таким знакомым, ленивым голосом промурлыкал он. Подошёл сзади, обнял за плечи, вместе с ней взглянул в окно. — На что смотришь?

— На снег, — ответила она, не оборачиваясь к мужу.

— На снег, — с едва уловимой усмешкой повторил он. Конечно, он не понял бы... голубые глаза Нарциссы заледенели. — Послушай, дорогая... сегодня к нам придут... гости. Мои друзья. Я хочу, чтобы ты у меня была неподражаема, как всегда, м?.. — Люциус провёл губами по её плечу, до самой шеи, но Нарцисса не почувствовала ничего. Дежурная ласка. Люциус умел оставаться холодным даже в такие минуты.

— Хорошо, дорогой, — ответила она. Как всегда.

— Вот и славно. Я буду ждать тебя в гостиной... Кстати, — у двери он обернулся, — надень то синее платье, в котором ты была на вчерашнем приёме у Фаджа, и бриллиантовое колье, что я подарил. Ты потрясающе в них выглядишь.

— Хорошо, дорогой, — недрогнувшим голосом ответила Нарцисса и даже улыбнулась — легко и совершенно безучастно. Потому что так было надо.

Люциус вышел.

По комнате незаметно сновали две деловитых служанки — домовых эльфа, помогали одеваться. Одна из прислужниц расчёсывала и заплетала роскошные волосы хозяйки, привычно бормоча комплименты их невероятной красоте. Нарцисса смотрела на себя в зеркало, и ей хотелось залиться слезами. Красивая кукла. Игрушка. Никому не нужная, совершенно никому...

Выходя, Нарцисса Малфой задержалась у окна. У тебя ведь всё есть, подумала она, глядя на медленно падающий снег. Есть дом, есть семья, есть деньги, есть имя... почему тогда ты так несчастна?

Ночь молчала. Тихо падая, появлялись из темноты и пропадали звёзды.