Драко Малфой и Кровь Обречённого (гет)

— Что вы сказали? – голос Гарри был осипшим, словно бы он простыл.

— В магглском мире объявлена война, — повторил Грюм, чувствуя, как воздух от его слов превращается в ледяное облако.

Все требовали объяснения.

— Это началось очень-очень давно, ведь так, Гарри? Пускай и до нас не добиралось… взрывы… акты насилия… война шла очень давно, просто никто не давал ей официальной огласки. Теперь дали. N объявила войну! И она будет. Страны S n E готовят свои войска. Все ждут начала действий. Магический мир встревожен, да что там говорить, многие находятся в состоянии ужаса. Это было словно взрыв атомной бомбы, которого никто не ждал. Скорее всего, война докатится и до нас. Очень часто крупные войны перекликались с нашими… люди всегда найдут, за что воевать, жаль лишь, что потом, идя между трупами, эти цели растворяются вместе с чистым воздухом, который смешивается с трупным газом… правда нелепо? – Грюм искривил губы в каком-то болезненном оскале, предполагая свой вопрос риторическим.

Троица была шокирована. Война.

Здесь два варианта – либо смириться и ожидать того, что будет, либо что-то срочно предпринимать, даже осознавая, что это ничего не изменит.

Гарри сел в кресло и закрыл лицо руками.

— Нет, это немыслимо… Лорд стремительно набирает силы…поиск крестражей не дает пока что никаких результатов, у нас мало времени… если учесть, что на поиск и уничтожение каждого крестража приходилось примерно по году… — Гарри отчаянно застонал и откинулся на спинку кресла.

— У нас еще есть Драко, — заметила Гермиона.

Все уставились на нее.

— Ну… он сыграет важную роль, определенно, — смущаясь, произнесла она, не в силах подобрать слов, чтобы выразить то, что она не знала наверняка, но чувствовала всем своим существом.

— Будет предводителем нашей армии, так? Ну, зачем же тогда фразу «Мы обречены» заключать в столь чудовищную оболочку! – устало произнес Рон, на бледном лице которого отчетливо проступали веснушки.

— Нет… пусть он придет, и мы все узнаем. У него была какая-то идея, и мне кажется, он подтвердит нам это, когда вернется.

— Если вернется, — тихо, но отчетливо произнес Рон, и зал погрузился в тишину.

Война была страшным словом, но пока что очень далеким и ненастоящим. Казалось немыслимым наличие такого огромного количества проблем, сейчас, у них. И тем более странным казалось то, что всех их можно было связать одной нитью.

Если он вернется… если…

— Всем привет, что случилось? – раздался голос слева от них, и разом повернув головы, они увидели Драко Малфоя, чуть запыхавшегося, но оживленного, с живым блеском в серебристо-серых глазах. В руках у него была небольшая драгоценная шкатулка, украшенная резным рисунком. Вдоль крышки шла надпись, выгравированная на ее гладкой поверхности – немного нечеткими, но понятными буквами там было написано имя – РОВЕНА КОГТЕВРАН.

…Все как завороженные смотрели на шкатулку, которая стояла посреди стола, на куске ткани ярко-красного цвета. Шкатулка была примерно 15 сантиметров в длину и 7 в ширину. Украшенная камнями, сделанная из дорогого материала, она и выглядела очень дорого, но далеко не безвкусно. Шкатулка Ровены Когтевран… вообще-то Гарри не видел, чтобы на шкатулках женщины заказывали гравировку своего имени, но с другой стороны, никто пока точно не знал, для чего она…

— Крестраж? – шепотом произнес Рон, чуть приоткрывший рот, так его заворожило появление этой шкатулки – не меньше, наверное, чем если бы с небес спустился ангел и произнес, что он здесь ради него, Рона Уизли.

— Может быть, — спокойным, с чувством достоинства и довольством жизни произнес Драко, ему даже не стоило придавать своей фразе интонацию условности – все и так было понятно.

— Так просто? – недоверчиво, но с ноткой восхищения произнес Гарри.

— Просто было взять… но просто ли будет применить? – глубокомысленно произнесла Гермиона, задумчиво рассматривая надписи. Грюм молчал. Он как-то очень плавно вписался в то, что он называли Троицей, хотя, конечно, что этот человек гораздо старше и опытнее их, чувствовалось в некоторых ситуациях.

— Согласен с Гермионой, — кивнул Драко, сделав вид, что даже не заметил, что назвал девушку по имени, но улыбнулся уголком губ, увидев, что она несколько покраснела по непонятным причинам. Может, ее все еще удивляло его присутствие в их компании, и она чувствовала себя некомфортно рядом с ним. К тому же, она должна помнить, что он называл ее по имени и до этого…в несколько бессознательном состоянии.

— Скоро прибудут остальные. Министерство созвало часть совета на обсуждение возможностей войны. Томас хотел что-то сообщить нам о крестражах…возможно, просто какая-то догадка, — медленно, неторопливо произносил Грюм, передавая положение дел, словно бы и не волновало его содержание этой шкатулки.

— Тогда вы должны встретить их, когда они прибудут, и объяснить положение дел. А мы пока подумаем о шкатулке, так? – Драко внимательно смотрел в лицо Грюма, как бы ожидая подтверждения своих слов. Тот кивнул.

— Да, но для начала объясни, откуда эта шкатулка?

Драко кивнул и кратко изложил то, что произошло с ним за последние дни.

— Что касается шкатулки… я просто вспомнил про свой сон. Одна из фигур, которые я видел, показала мне силуэт комнаты, и я эту комнату знал – она находилась в нашем Имении, и там отец хранил всевозможные вещи, я уже говорил. Так вот, я наведался туда. В общем-то, не так уж и часто я там бывал, но все находящиеся там предметы знал наизусть. А шкатулки этой там раньше не было. Она просто стояла на одном из стендов, незаметно, так, словно бы кто-то проходил мимо и просто положил ее. Поэтому я прихватил ее с собой.

— Это выглядит… странно… но вы правы, если ее было так легко взять, то, может, открыть ее будет не так просто, – задумчиво произнес Гарри, окидывая шкатулку со всех сторон взглядом своих зеленых глаз.

Если бы ты знал о последствиях, твои глаза были бы темными от горя, правда?

Он прогнал этот голос, взявшийся из ниоткуда.

— К тому, еще неизвестно, что лучше – держать ее закрытой… или открыть, – внес свою лепту в общее дело Рон.

ЧЕТВЕРКА подростков переглянулась.

— Предлагаю пока что оставить это на потом. Гермиона, ты хотела мне что-то сказать? – прямо задал вопрос Драко, и Гермиона едва уловимо вздрогнула, удивившись такой прямоте. Все удивленно воззрились на них.

— Вообще-то, да… хотела… а откуда ты об этом знаешь? – удивленно спросила она, чуть склонив свою голову.

Драко в который раз подумал о том, как же она решилась избавиться от своих волос. Подсознательно он носил в голове образ той, старой Гермионы, с длинными волосами, которые он раньше называл космами, и порой еле заметно для других удивлялся, не обнаружив их. Ему это не нравилось.

— А я не знаю. Это просто есть, и все, — с неким мрачным удовлетворением он повторил слова, ничего не значащие для других, но засевшие в его памяти.

Не надо поисков и бесконечных самоанализов. Не надо.

Это просто есть, и все.

…Они поднялись в комнату, принадлежащую Гермионе. Она подошла к окну и встала к нему спиной, что-то высматривая в саду. Драко уже не в первый раз заметил зависимость человека от желания подойти к окну и посмотреть в него, словно бы там, на траве были написаны ответы на все вопросы. И что бы они все делали, если бы в комнатах не было окон?..

Еще одно наблюдение, которое его позабавило, это то, что, стоя у окна, Гермиона пыталась поправить несуществующие волосы. Ну, к примеру, как человек, у которого нет руки, пытается потянуться ей к какому-либо предмету, или чувствует зуд в отсутствующих частях тела. Так вот и она, пыталась поправить локоны, которых у нее не было. Все же без ее волос относиться к ней как к иному человеку Драко было гораздо проще, чем к той Гермионе, с волосами, словно бы с этими тоненькими волокнами она отрезала какую-то часть своей жизни.

Драко сел в кресло и ожидал, когда она окончит ритуал Глубоких Раздумий у Этого Окна.

Поняв, что тянуть бессмысленно, она чуть вздохнула и села прямо напротив Драко, чуть строго глядя в его холодные глаза, в которых не было ничего, кроме ее отражения. Если ее что-то и пугало, или даже отвращало в Драко, это его глаза, в которых не было злобы или презрения – в них вообще ничего не было. Подобный самоконтроль внушал некий благоговейный страх перед этим, в общем-то, совсем юным парнем. В 17 лет – глаза умершего человека…

Красивые глаза.

Поежившись от этой нарушавшей гармонию мысли, она приступила к разговору.

— Пока тебя не было, мы кое-что обсудили… я покопалась в книгах, и нашла некую информацию…

Гермиона рассказывала ему об Обреченных, кто это такие, и, чуть запинаясь, не так уверенно, о метке дьявола, даже не подозревая, что он не только впитывает в себя получаемую информацию, но и переваривает остатки сна, который увидел не так давно. Сон, в котором девушка, похожая на Гермиону, спасала его, вытаскивала из бездны, в которой горели голодным блеском глаза тварей. И все-таки это была не та Гермиона, что сидела перед ним, заминаясь, не зная, как выразить словами то, что она осознала. В ней чего-то не хватало, и Драко пока что не мог уловить, чего именно.

Может, ее пушистых волос.

Гермиона попросила его показать ей Черную Метку, как бы для того, чтобы увидеть ее истинный размер и очертания. Она склонилась над его рукой и внимательно изучала его, а в голову Драко зашла шальная мысль, что профиль ее маленького носика и чуть пухлая верхняя губка приоткрытого в усердии ротика, очень и очень милы. И еще у нее были длинные темные ресницы – пушистые, как короткие сейчас волосики на ее голове.

Гермиона, не подозревая об истинных причинах появления на его лице улыбки, села на место и задумалась.

— Так что, предлагаешь мне срезать свою кожу и сжечь ее? – спокойно поинтересовался Драко, словно бы говоря о приготовлении какого-то блюда.

— Ты же сам прекрасно знаешь, что я бы никогда такого не предложила! – вспыхнула гневной вспышкой Гермиона, так что ее щеки залило краской, и, глядя на это, Драко не без некого удовлетворения подумал, что очень и очень может предложить…

— Я просто хочу найти способ прекратить эти игры. Это опасно. Мы подвергаем опасности не только тебя, но и весь Орден! То, что мы сразу же открыли тебе адрес штаба, немыслимо, безрассудно, но так получилось.

Это просто есть, и все, — в голос повторили они оба, словно члены одной тайной секты, а эти слова – мантра для медитирования – это просто есть, и все, просто есть, и все…

— Лорд убьет мою мать, если узнает, что я каким-то образом ушел от него, — лаконично ответил Драко. – С другой стороны, Лорд не выслеживает меня, он, быть может, все знает, но не выслеживает меня.

Гермиона молчала, а Драко продолжил.

— Знаешь… Грэйнджер, мне порой кажется, что наш враг в этой войне вовсе не Волан-де-Морт, нет. Он намного… масштабнее, больше, он может проникнуть в каждую щель, в любое укрытие, в любой разум… он везде, даже внутри нас, и поэтому нам не укрыться. В мире происходит много странных вещей, много подряд идущих странных вещей. Даже наш союз, даже открытие правды, даже то, что нас не убили, никого из нас, относится к тому же. Лорд… он удивляет меня. Он, безусловно, культовая личность, но его время на исходе. С огромной яростью, уж поверь мне, он бросался на этот мир, стремясь выиграть, отобрать у него то, что, как он, наверное, считал, незаконно отняли у него в прошлом, он был похож на пламя лесного пожара, жестокого, стремительного, смертоносного. Тонны воды надо вылить, прежде чем он потухнет… но он потухнет, обязательно потухнет. Вот и на его долю пришлось такое количество тонн воды, что потушило его пожар. Теперь это лишь факел, сила которого тает, превращая его в свечку. Мы ведь не замечаем, как тает свеча, правда? Вот она, целая, прямая, устремленная ввысь, и тут же уже стоит, скрючившись, и плачет парафиновыми слезами. Это быстро, очень быстро. И поэтому не укладывается в голове. Мы пока не знаем, с кем воюем, и кто есть Зло. И знаешь, мне почему-то порой кажется – да, сказано грубо, грубо, — но мне кажется, что если у нас и есть Ангел-хранитель, который направляет нас в нужное русло, то с некоторых пор его имя Лорд Волан-де-Морт. Смешно, да? Он направляет нас в нужное русло, следя за тем, чтобы мы вылили на него нужное количество воды…

Гермиона, до этого залившаяся краской, теперь была бледной, как полотно. Ее страшили слова Драко, плавные, как течение реки, словно бы он считывал их с листка бумаги, или заучил заранее, но…

Они просто есть, и все.

— Знаешь, наверное, не везде так, как в нашем мире. Не везде нам плохо и одиноко. Есть такое место, где нам всем хорошо, может, даже, где мы дружим, где мы единое целое, и не везде мы больны, не везде мы скитаемся в поисках ответов, не везде сражаемся с Волан-де-Мортом. Но сейчас мы здесь, и на нас лежит некая ответственность, я знаю. Мы еще сыграем свою роль, мы все. Надо лишь уметь слушать этот мир.

Гермиона тихо села рядом с Драко, и взяла его руку, холодную, как кусок ледяной глыбы. В этом жесте не было ничего романтического, просто она словно бы скрепляла его слова рукопожатием, утверждала, что согласна с ним.

— Так что делать? – тихо спросила она.

— Это мой любимый вопрос, который, увы, зачастую не имеет ответа. Люди – слабые, я бы даже сказал ослабленные, простые, невидящие, ослепшие… Поэтому появляются такие, как мы… знаешь, так порой бывает… я читал магглские газеты, да и в наших писали об этом… был такой человек в одной стране, который в один прекрасный день взял в руки автомат и пошел стрелять людей. Маггл, но это не имеет значения. Он многих подстрелил. И кто-то искал в этом тайный смысл, знак, ведь до этого события это был просто человек, такой же обыкновенный, как и все остальные, и вот он уже убийца, зверь, странный хищник, питающийся горем. Они ведь не понимали, что он просто есть, и все. Ему просто хотелось пострелять в людей, вот и все. Никакого тайного умысла. Так вот и мы… мы самые обыкновенные. Но в один день все переворачивается, срабатывает какой-то выключатель внутри нас. В одних комнатах нашего разума гаснет свет, чтобы зажечься в тех, в которых никогда не горел до этого. В подвалах. В чердаках. В таких местах, где наиболее легко поверить в то, что наша жизнь не такая простая, какой кажется. Где легче поверить в странные шорохи и знаки. Где даже запах… особый. Запах шкуры крысы. И чего-то сладкого.

И мы тоже возьмем в руки орудие, пусть и не автомат, пусть это будет магия, сила, любовь или ненависть, и пойдем кроить этот мир, потому что так надо…

— И потому что это есть, и все, — тихо закончила за него Гермиона, в который раз повторяя эти слова-заклинания, и прозрачная слезинка скатилась по ее щеке и упала на ледяную руку Драко.

Он откинул волосы, упавшие на его лоб, скрывавшие от него лицо девушки, и аккуратным жестом стер остатки слезы с ее щеки.

Для Гермионы что-то изменилось внутри – может, щелкнул выключатель. Выключил свет там, где горел, чтобы включить там, где его не было… теперь она увидела, что в его глазах нет пустоты, что они наполнены, они переполняются чем-то таинственным, неизведанным, что за отсутствием названия и кажется пустотой. И этого никогда не было ранее, когда они были просто детьми.

Гермионе неумолимо хотелось вернуться назад, где война заключалась в оскорбительно-смешных словах друг к другу и высокомерных взглядах. Теперь этого не вернуть.

Драко чувствовал, что она также изменилась. И она это признает. В них что-то ПРИШЛО, спустилось, вошло в их жизнь извне. Он чувствовал, что Гермиона, еще едва уловимо начала тянуться к нему. Прекрасно, когда у тебя есть такие друзья, как Гарри и Рон, но даже для них со временем создаются какие-то ограничения, и доверить им все бывает нельзя. Чтобы не тревожить. Чтобы не бояться, что в один из обыкновенных земных дней они встанут напротив друг друга и не узнают, кто они. Не вспомнят. Драко все еще был совсем другим.

Драко… Драко ненавидел порой себя за те мелкие трещинки, что поползли в его сознании. Он тянулся, все же тянулся к тем людям, что никогда не примут его к себе, никогда. Такова уж человеческая память… они будут помнить ТОГО Драко Малфоя, но поскольку и он был для них призрачной личностью, то свыкнуться с ним еще раз изменившимся им будет не под силу… но они хотя бы постараются. Ведь когда-то, как ему казалось, очень давно, ему нравилась его обособленность. Его гордое одиночество. То, что он стоит на холме, а все остальные копошатся в долине, и порой бросают на него взгляды, а он, в свою очередь, подавшись окружающей их атмосфере, тянулся к ним, порой отчаянно тянулся, ведь не сразу пришло осознание того, что это общество отвергает и сторонится его, не потому, что он плох, чтобы спуститься к ним, а они недостаточно поняли в этой жизни, чтобы подняться туда, где и он.

Предназначение. Оно жило в нем с самого рождения, сначала не подавая никаких признаков жизни, но теперь, теперь пришло время, и оно, как паразитический организм, прорвет себе путь наружу и изменит жизнь.

Осталось лишь понять, кто Они все в этой жизни.

Кто их Враг.

Именно в тот момент, когда Драко коснулся лица Гермионы и стер слезинки, дверь распахнулась, и на пороге появился Рон, с вытянувшимся за одно мгновение лицом. В его взгляде было столько упрека и обиды, что Гермиона хотела было невольно отодвинуть от Драко, но… она бы разорвала ту тоненькую нить, что могла в дальнейшем связать их всех воедино.

Рон не видел выражения лица Драко. Никакой нежности. Пока. Обреченность.

Обреченный. Его Кровь.

Они должны научиться быть вместе. Гермиона чувствовала, что им всем это очень скоро пригодится.

— Рон, все внизу? Надо спуститься к ним, нам всё еще есть что обсудить, – подчеркнуто спокойным голосом произнесла она, давая Рону понять, что нет повода для ревности и беспокойства, и что пора бы привыкать к новому порядку.

Жаль, она не любила хиромантию, и не могла узнать будущего…