ВОЛК И ЛУНА (джен)

— «Жила-была в одной деревне маленькая девочка, такая хорошенькая, что лучше ее и на свете не было. Мать любила ее без памяти, а бабушка еще больше».

— Мама, а ты любишь меня без памяти?

— Да, я очень, очень тебя люблю, Луна.

— А папа?

— И папа тебя тоже очень любит.

— А бабушка меня любила?

— И бабушка очень тебя любила.

— Без памяти, как ту девочку?

— Без памяти. Ты будешь слушать дальше, или мы с тобой пойдём собирать цеппеливы?

— Буду слушать дальше, мамочка. Мне интересно, что случится с этой девочкой потом.

Сначала у Луны не было друзей, и она не знала, хорошо это или плохо.

Их дом стоял на отшибе, и другие волшебники почему-то не любили их посещать. И уж тем более — приводить своих детей, чтобы они поиграли с Луной. Поэтому Луна играла в старом саду одна, запуская цеппеливы, перебирая райские яблочки или беседуя с маминой совой Ястребком.

В Хогвартсе ей тоже не удалось ни с кем близко сойтись — ровно до тех пор, пока в её жизнь не пришли Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Рон и Джинни Уизли и Невилл Лонгботтом. И хотя они, как прочие, частенько спорили об очевидном, всё-таки меньше, чем остальные, смеялись над папочкой. Сначала Луна их воспринимала так же, как остальных — они были не лучше и не хуже тех, что не видят. Но со временем она привыкла. В конце концов, они были единственными, за кого она переживала. После папочки, конечно.

Чтобы не забыть, она нарисовала их лица на потолке своей комнаты и написала золотыми чернилами «друзья». Слово было забавное и приятное, поэтому она повторила его много-много раз.

Когда в «Хогвартс-экспрессе» Луна узнала, что половина её друзей в этом году не едет в Хогвартс, ей стало настолько грустно, что она перевернула «Придиру», хотя терпеть не могла читать правильные буквы. Перевёрнутыми и прыгающими они вызывали большую симпатию. Но тогда Луна была огорчена.

Ещё сильнее её огорчило то, как члены Отряда Дамблдора восприняли новые порядки в школе. И только её друзья — Джинни и Невилл — не боялись Кэрроу и Снейпа, и это было правильно. Потому что бояться вообще не стоило. Мир был несравненно более прекрасен и велик, чем Хогвартс и три закомплексованных человека, навязывающих всем свою волю.

— Вас очень огорчает, что вы не имеете своих детей, не так ли? — спросила она у Алекто, за что та отправила её в карцер на трое суток.

— Вы обижены, что ваша жена бросила вас, правда? — сказала она Амикусу, за что получила три удара по лицу.

— Вы удручены своей жизнью, но не верите, что имеете право её изменить, — сообщила она Снейпу, за что Рейвенкло лишился двадцати баллов.

Раньше Луну никогда не отправляли в карцер, не били и из-за неё не снимали баллы с факультета. Это был новый опыт, а ничего нового не нужно было бояться. Пусть новое не было хорошим, но через плохое человек двигается вперёд, как Хогвартс-экспресс через туннель. Она знала это. И папа тоже знал. И в ожидании хороших времён продолжал выпускать «Придиру». Луна гордилась им и его журналом.

Правда, из-за того, что папочка не боялся, Луна не доехала до дома — в купе, где они расположились втроём с Джинни и Невиллом, вломился сероволосый мужчина со злыми голубыми глазами, отмахнулся от остальных и снял её с поезда.

— «Идет она лесом, а навстречу ей — Серый Волк. Очень захотелось ему съесть девочку, да только он не посмел — где-то близко стучали топорами дровосеки.

Облизнулся Волк и спрашивает:

— Куда ты идешь, девочка?

А девочка еще не знала, как это опасно — останавливаться в лесу и разговаривать с волками»…

Она уже встречала этого человека — в прошлом году, возле Выручай-комнаты. Драко Малфой провёл нескольких Пожирателей в Хогвартс, и тогда она и её друзья сражались с ними, а сероволосый был самым безжалостным из нападавших.

— Вы не любите людей, потому что вы — волк? — спросила его Луна, когда он тащил её куда-то. — И потому, что они не любят вас?

Он зарычал в ответ, точно не умел разговаривать.

— Просто люди не любят всех тех, кого не понимают, — поделилась Луна.

— Заткнись! — грубым голосом оборвал её злоглазый, и бросил в тёмный подвал какого-то имения.

— «Волк побежал что было духу по самой короткой дорожке. А девочка пошла по самой длинной дороге. Шла она не торопясь, по пути то и дело останавливалась, рвала цветы и собирала в букеты».

В подвале оказался мистер Олливандер, у которого шесть лет назад они с папочкой выбирали палочку. Мамину трогать не стали, и она до сих пор хранилась в Доме-На-Горе, на самом почётном месте.

Чего обитатели дома хотели от Луны, осталось непонятным, потому что её никто не трогал. А вот мистера Олливандера несколько раз забирали наверх, и потом оттуда слышались его крики. Луна очень жалела старого мастера, и когда его швыряли обратно, помогала добраться до подстилки из соломы, аккуратно укладывала, поила из помятой кружки затхлой водой и рассказывала сказки — все, которые помнила. Ей казалось — это правильно, ведь сказки всегда заканчивались хорошо.

— «Бабушка была в это время больна и лежала в постели. Она подумала, что это пришла её внучка, и крикнула:

— Дерни за веревочку, дитя мое, дверь и откроется!

Волк дернул за веревочку — дверь и открылась. Бросился Волк на бабушку и разом проглотил ее. Он был очень голоден, потому что три дня ничего не ел».

А однажды к ним в подвал, где всегда пахло сыростью, привели того самого сероволосого. Связанным. И бросили у дверей.

— Фенрир Грейбек, — проскрипел мистер Олливандер, приподнявшись с подстилки — он к тому времени уже мало двигался. — Неужели ты тоже чем-то не угодил Тому-Кого-Нельзя-Называть?

Фенрир не ответил, а через час принялся корчиться и изгибаться. И мучился до тех пор, пока не превратился в волка, и человеческие стоны превратились в тихий скулёж. Луна подошла к нему ближе, жалея — ведь ему было больно. Верёвки, туго обтягивавшие человеческое тело, ослабли и спали. В темноте поблёскивали звериные глаза.

— Ты красивый, — улыбнулась ему Луна. — У тебя шерсть серебристая. Наверное, она очень красиво сверкает в лунном свете.

Волк молча рванулся к ней, лязгнул зубами в воздухе и снова упал на пол. Только тогда Луна заметила, что на него надет крепкий ошейник шипами внутрь, а отходящая от него массивная цепь приковывает Грейбека к столбику у двери.

— Девочка, отойди от него, — тревожно посоветовал мистер Олливандер. — Вряд ли он понимает человеческий язык.

— Некоторые звери умеют даже разговаривать, — возразила Луна, присаживаясь неподалёку от волка. — Просто они сами об этом не знают.

— «Волк улегся на бабушкину постель и стал поджидать девочку. Скоро она пришла и постучалась:

— Кто там? — спрашивает Волк.

А голос у него грубый, хриплый. Но девочка подумала, что бабушка охрипла от простуды.

— Это я, внучка ваша, — говорит она. — Принесла вам пирожок и горшочек масла.

Волк откашлялся и сказал потоньше:

— Дерни за веревочку, дитя мое, дверь и откроется.

Девочка дернула за веревочку — дверь и открылась».

К сожалению, у них было не так много еды, чтобы угостить волка. Но покормив мистера Олливандера, Луна отнесла остатки ужина Фенриру. Он лежал, устроив голову на лапах, и не смотрел на неё.

— Я могу и тебе рассказать сказку, — предложила Луна. — Там всегда бывает хороший конец. Хочешь послушать? Ведь ты наверняка не веришь в хорошие концы. Иначе был бы добрее.

— «А девочка его опять спрашивает:

— Бабушка, почему у вас такие большие зубы?

— А это чтоб скорее съесть тебя, дитя мое!

Не успела девочка и охнуть, как Волк бросился на нее и проглотил вместе с башмачками и шапочкой».

Грейбек заговорил только утром, после того, как закончилась его трансформация:

— И ты серьёзно считаешь, что это был хороший конец? — потом усмехнулся, обнажая крупные зубы, оторвал свою цепь от столбика и властно забарабанил в дверь.

— Девочку же спасли! — сказала Луна. — И бабушку.

— А волка? — за дверью заскрежетали замком, и Грейбек вышел, не оборачиваясь, в распахнувшуюся створку.

— «Но, по счастью, в это самое время проходили мимо домика дровосеки с топорами на плечах. Услышали они шум, вбежали в домик и убили Волка. А потом распороли ему брюхо, и оттуда вышла девочка, а за ней и бабушка — обе целые и невредимые».

В Большом Зале царили шум и суета. Погибших уже вынесли и уселись за столы. Луна помогла Гарри скрыться, а сама побрела туда, где лежали побеждённые. Из головы некрасивого сероволосого человека текла кровь, и его остекленевшие как после Обливиэйта голубые глаза смотрели в потолок. Грудь в разодранной мантии вздымалась тяжело и неравномерно.

— А волку потом зашили пузо, — сказала Луна. — Потому что он пообещал исправиться. Люди тоже умеют любить волков. Ведь все сказки заканчиваются хорошо. Теперь только волку осталось научиться любить людей. Без памяти.