Первая жертва Лили (гет)

В Паучьем тупике все было по-прежнему. Да и что тут могло измениться! Всем известно: захолустья, подобные этому, специально созданы для того, чтобы их не затрагивали никакие перемены. Смотришь и видишь все то же первозданное запустение. Кажется, само время — всевластный и неумолимый тиран — нагрянет в такие вот местечки, остановится в замешательстве, беспомощно озираясь, и уйдет восвояси, справедливо решив, что делать здесь нечего. Но в отличие от времени человек всегда имеет возможность (а чаще — глупость) возвратиться к своему прошлому. И вот теперь, год спустя, этот человек бродит вокруг заброшенного родного дома, весь поглощенный созерцанием. Помнится, он даже хотел сжечь старую хибару... О, в ту минуту Северус Снейп готов был сжечь все, что хоть как-то могло напомнить о прежней жизни! Это было какое-то исступление, в котором слились воедино отчаянная злоба на всех тех, кто когда-либо причинил ему душевную боль, и безысходная жалость к себе самому. Особенно же ненавидел ее... За надменность и упрямство, за проклятые газеты, потому что додумалась она, а не он, умник, за ее безмозглую сестрицу и чопорную мамочку, за мерзких дружков и этого мажора Поттера, за... Ну, за что еще? Да за все... за то, что доверял — нашел кому доверять! — за детскую площадку, где она сейчас наверняка торчит... за ту единственную ночь, которой лучше б не было!..

Снейп привалился к стене и расхохотался, как полоумный — один в кромешной тишине. Потом отпер дверь, переступил порог и замер, беспомощно озираясь. Быть может, впервые в жизни сердце сдавило так, что хоть бери и вой на луну, как этот недоносок Люпин. Жаль, нет луны... Да-да, как раз эту щемящую боль Снейп и хотел тогда сжечь! Но в последний момент сдержался. Потому что другого дома не было у него на земле. Переодетый в джинсы и свитер, он теперь шел неторопливой походкой по знакомой дороге. А все-таки перемены есть — в отсутствие людей дорогу почти полностью оккупировал бурьян... Сдержался тогда... И не только тогда! Он всегда сдерживается в последний момент — оттого и не стал боевым псом темного лорда. Столько раз убивал в мечтаньях роковых, а вот в жизни... Нет, он не убийца кровожадный — разум восторжествовал и все такое... Но разум Волдеморту не нужен, тем более чужой. Разум тому заменила злобная ненависть ко всему живому — такая, что Снейпу и не снилась. И когда это исчадие тьмы победит — многим, метящим в приближенные, не поздоровится. Многим, но не Снейпу. Уж если Снейпу не поздоровится, так за кое-что другое, потому что Снейп — сам себе и вождь, и приближенный, чего бы там ни воображали Малфой вместе с той чокнутой истеричкой. А Волдеморту не нужны ни приближенные, ни удаленные — ему нужны безмозглые исполнители, рабы. Или трупы — как альтернатива. Так чего ради, спрашивается, ты подался в пожиратели? Перемен захотелось? Эх, ты, псих-одиночка, непризнанный гений! И он опять рассмеялся. Встал на месте, как вкопанный, хохоча и хлопая себя по ляжкам — вдруг представив физиономию темного лорда, узнай тот его мысли. Впрочем, окклюменция может сыграть с тобой злую шутку: корчишь, корчишь рожи за спиной и в нужный момент позабудешь принять подобающий вид — вот тогда смейся! Гному ясно: нынешнее поручение — очередная проверка на "вшивость". Если нет — значит, Волдеморт решил покончить с ним, дав заведомо невыполнимое задание. Именно для него, Снейпа, невыполнимое. Чтобы потом за это самое невыполнение... Плевать — он, Северус Снейп, всегда платит только по своим собственным счетам, а там будь что будет!

Старательно обогнув детскую площадку, молодой человек спустился к реке. Сколько воды утекло — подумал вполне серьезно и искренне. Ох уж эти перемены! За ними он погнался, они же и привели его в то самое прошлое, от которого бежал... Вот именно — бежал, а не гнался ни за какими переменами. Бежал с поля боя, потому что за любовь нужно сражаться, но вместо этого он спрятался, чтобы неустанно проливать слезы на свое израненное самолюбие, тем самым лишь увеличивая страдания. Спрятался, чтобы мстить чужими руками. Настало время посмотреть правде в глаза — именно сегодня, сейчас, прежде чем...

Прежде чем свернуть к детской площадке, он сделал несколько шагов вдоль берега и остановился. Если продолжать вот так идти, то рано или поздно придешь в Брайтон, где тоже затерялась крохотная частичка прошлого... Еще бы — тем летом Северус стал счастливым обладателем плавок!.. В доставке магловских газет, точнее, в стремлении во что бы то ни стало делать это незаметно, он достиг виртуозности высококвалифицированного шпиона. И безо всякого колдовства — если не считать шныряния на метле, разумеется. А потом с небывалым воодушевлением отправился покорять пляж. И нет ничего смешного в том, что плавки явились символом свободы, справедливости, веры в разум, мира во всем мире и прочей подобной чепухи, которая вдруг возьмет да и переполнит душу человека, делая его неимоверно счастливым и способным свернуть горы. Заработать денег с риском быть осмеянным — разве не повод для гордости и уверенности в себе? Он ни на секунду не забывал, что всем случившимся обязан Лили, своему лучшему, нет, единственному другу. Но может быть, не только другу? Однако о чем-то таком Снейп и думать не смел. Тем более, от каждого случайного соприкосновения с ее телом бросало в жар и начиналось головокружение, так что все мысли вмиг улетучивались, словно из стертой памяти.

Машина мчалась в Брайтон, из радиоприемника рвалась бешеная музыка. Петуньин дружок отвязно лихачил, та взвизгивала на каждый фортель и пожирала дружка глазами. Лили и Северуса подбрасывало на заднем сиденье. Они ловили друг друга, водворяя на место и хохотали, как сумасшедшие. Сев поражался тому, что парень время от времени наклоняется к подружке, хладнокровно целует в губы, невзирая на запредельную скорость и душераздирающие вопли. Создавалось впечатление не страстного порыва, а очередного лихаческого выкрутаса. Мысль о подражании таким трюкам была чем-то неприятна, хотя Северус несколько раз нацеливался как бы невзначай чмокнуть Лили. Однако ни трюкам подражать не стал, ни поцеловать не решился, продолжая лелеять ощущение неземного блаженства, переполнявшее душу. Что и говорить, Снейп испытывал гордость — настоящую гордость, а не то жалкое чувство горделивого превосходства над всеми прочими, которое владело им прежде и, как ни печально, овладело после... Именно в такие счастливые моменты вы чувствуете, что вам принадлежит весь мир. Он знал, что Лили улавливает это настроение и с радостью разделяет его.

Ничего подобного не было у старшей парочки. На пляже Петунья все время нервничала, а тот парень вначале выглядел каким-то мрачным. Вообще непонятно, что у него было на уме, но вскоре он принялся разыгрывать неуемного весельчака: травил анекдоты или просто молол несусветную чушь, заговорщецки подмигивая младшим, дескать, вот ведь оно как, вы же понимаете... Потом натащил пива и принялся заглатывать бутылку за бутылкой, не забывая угощать Петунью. Та и пила, чтоб дружку угодить. Еще он фотал их всех супервуперской машинкой, тут же выплевывавшей готовые карточки, одна из которых чем-то особенно приглянулась Лили. Может статься, она до сих пор хранит ее — таким взглядом смотрела. Впрочем, об этом не стоит. Что касается Северуса, то он сроду не интересовался колдографией, даже не любил эти штучки, так что, может быть, фотка с ним оказалась единственной. Пляжное веселье кончилось тем, что изрядно поддатый супермен решил прикупить жратвы — так он сказал, — сел в машину, и больше его не видели. На прощанье он хлопал Северуса по плечу, выкрикивая что-то невразумительно-ободряющее и в то же время жалостливо-угрожающее... Дальше были поиски — понятно, безуспешные, — пьяные истерики сестрицы, возвращение домой. Тогда они впервые поцеловались — и впрямь как-то случайно вышло!..

Снейп повернулся и решительно зашагал к площадке. Увидел ее еще издали, то есть сначала услышал скрип качелей и сразу понял, что это она. Хорошо, что зашел с тыла... Чушь какая-то... Какая, к Мерлину, разница, и все же... Она, как и прежде, лениво отталкивалась ногой, качели в ответ скрипуче жаловались — на что?.. Все, как и тогда, но что-то было странное во всей этой картине. Он долго не мог понять, что именно, а поняв, едва не рассмеялся: у Лили в руках не было учебника...

Он шаг за шагом приближался к ней, как вдруг почувствовал: расстояние знакомо увеличилось, каждый шаг чересчур отчетливо запечатлевается в сознании... Зачем это? — Снейп и не думал читать ее мысли, ему и не нужно их читать, потому что... потому что и без того знает их наперед, всегда знал, что у Лили на душе. Мэри... Да, разумеется, Мэри — но не так, как прежде, мучительно и беспомощно... Засада, сражение, кровоточащее тело, учебник, режущее заклинание, Снейп, Поттер — все это поверхностно, вскользь, безоценочно... А потом: Мэри сказала тогда... "Мэри единственная не одобрила нашего с ним разрыва, — подумала Лили. — Она сказала тогда..."

— Послушай, деточка, — сказала Мэри, воздевая очи к потолку — не то передразнивая кого-то, не то просто пародируя манеру, — послушай, деточка, ты еще слишком юна, а потому глупа, как пятьдесят гномов.

— Почему... пятьдесят? — со смехом спросила Лили.

— Потому что другие пятьдесят приходятся на Северуса, — ответила та неожиданно серьезно.

Мэри была единственной, кто близко к сердцу принял их разрыв, думал Снейп, она была умна и рассудительна...

— Я пыталась его защитить — что мне еще оставалось? — оправдывалась Лили.

— Ты все сделала правильно, — успокаивала Мэри, — но он воспринял это иначе, как ты не понимаешь — принять помощь от девчонки!

Северус скрежетнул зубами... На войне — как на войне: невиновные расплачиваются прежде виновных...

— ...вероятно, решил, что ты разболтала Джеймсу... — Мэри пожала плечами.

— Петтигрю спер учебник, дальше — по секрету всему свету... И вообще, Снейп оскорбил меня после всего, что было!

— А что было-то? — Мэри опешила и принялась читать по лицу подруги. — Это самое, что ли? Ну, ну, давай рассказывай!

Теперь Мэри умирала от любопытства. Лили глубоко вздохнула и зыркнула по сторонам.

— Понимаешь, начала она, — тут есть одна комната, мы туда вошли, ну, совсем случайно, а там... а там все такое красивое... камин, свечи в подсвечниках, таких, знаешь, ну, и это самое...

— ...трахадром! — закончила за нее Мэри.

Лили густо покраснела, но вывода не опровергла.

— Класс, — Мэри восторженно заапплодировала, — Знаешь, надо было очень-очень захотеть... в смысле, чтобы она...

— Точно, я потом хотела заглянуть и не нашла...

Обе растерянно смолкли. Мэри первая собралась с мыслями.

— Ох, не ты ли всегда кричала, что не стоит торопиться?

— И была права! — Лили смахнула навернувшиеся слезы. — Теперь ни в грош не ставит.

— Знаешь, — Мэри тщательно подбирала слова, — мне кажется, на колени встают не ради развлечения, тем более такие гордецы, как Снейп.

— Подумаешь... — той уже не по силам было сдерживать рыдания.

— Он раскаялся, я в этом уверена... Жаль, что ты...

— Нет, он вообразил, что я ему теперь принадлежу и обязана все прощать — да пошел он!

Правильно, сломанного не исцелишь, обреченно подтвердил Снейп, это не поприще для колдовства. Он изо всех сил пытался выбраться из чужих воспоминаний, давно уже почувствовав, что теряет решимость, и все чаще подумывая повернуть назад. И тут ему вспомнилось, как оставил матери почти весь свой тогдашний заработок. Помимо плавок он купил еще кой-какие шмотки — все было дешевенькое, зато абсолютно новое, не латаное-перелатаное его бедной матерью. Она взяла деньги, и слезы долго текли по ее щекам. Северус даже растерялся, ведь он был так счастлив и горд! Просто не понимал еще, что женские слезы всегда значат куда больше, чем на первый взгляд — потому-то мужчины их так боятся. Ах, если бы только Лили не избегала его так откровенно...

Это верно, кивнула Лили, ты сама его избегала: в кои-то веки умотала к тетке, потом гостила у Мэри... Лишь в сентябре узнала, что у Сева больше нет мамы. Он сильно изменился, и Лили кольнула жалость. Но Снейп не просто изменился, он перестал ее замечать, точно она — пустое место. Позже Лили убедилась: у Северуса впервые появилась компания, да какая! Дружки Малфоя сопровождали Снейпа повсюду, никого к тому не подпуская, так что он напоминал заложника... Лили улучила момент и оказалась рядом. Гойл замешкался, не успел преградить путь и теперь неуверенно пытался вклиниться между ними.

— Пшел, ублюдок, знай место! — процедила она так злобно, что тот стушевался. Этого было достаточно. Снейп стоял рядом, взгляд растерянный.

— Я... мне очень жаль твою маму, Северус... Правда, очень...

— Какого этой надо от тебя, Сев? — очнулся Гойл.

— Никакого. Пошли.

Вот и все. Никогда больше она не подойдет. Никогда в жизни!

Да-да, все было кончено. Он и вправду стал заложником, причем своим собственным. Записка была последней отчаянной попыткой, бессознательной попыткой вернуть прошлое...

Вечером она получила записку от него, разорвала на мелкие кусочки, не читая. Потом сожгла эти кусочки все до единого, чтобы чего доброго не захотеть прочесть. Смешно.

Он уже неизвестно сколько стоял за спиной, не зная, как себя обнаружить. Как всегда, растерялся в последний момент. И вдруг само собой вырвалось:

— Я написал, что принимаю соболезнования, но не хотел говорить при этом... при посторонних.