Право на защиту. Гипотеза (гет)

На коленях МакЛейну постоять все же пришлось. А нечего было спрашивать про волосы.

Правда, долго мурыжить коллегу Гермиона не стала — любовь дело святое, пусть и на навозной основе. Вот же времена пошли, раньше девушкам дарили цветы, конфеты и украшения, а теперь драконьи отходы. Романтика...

Собираясь на допрос, Гермиона честно попыталась припомнить, когда ей самой в последний раз дарили цветы. По всему выходило, что... никогда. Чего только не дарили — редкие книги, дорогие перья, ежедневники, духи, украшения, коллекционный алкоголь, даже меха. Но никому никогда не пришло в голову подарить адвокату Грейнджер букет цветов и коробку конфет. И это в очередной раз возвратило Гермиону к соображению, что там, где начинается адвокат, женщина заканчивается. А учитывая, что адвокат при исполнении двадцать четыре часа в сутки...

— Нет в жизни счастья, — сообщила Гермиона ничего не понявшему Мартину и накинула на шею шарф. — Дуй с запросом в банк, делай там что хочешь, но ответ к вечеру положи мне на стол. Если отец-командир будет спрашивать, я в Аврорате. Не вернусь — считайте меня гриффиндоркой.

— Вы же и так с Гриффиндора...

— Да, это диагноз. Не лечится.

В допросном помещении Аврората было холодно, неуютно и тревожно. Серые стены без окон, низкий потолок, посредине грубо сколоченный стол и две жесткие занозистые лавки. Гермиона не любила бывать здесь — за уголовные дела она не бралась уже очень давно, и отвыкла от гнетущей атмосферы этой комнаты. А самое противное — при входе сюда приходилось сдавать волшебную палочку. Без нее Гермиона чувствовала себя голой. Не спасало от дискомфорта даже то, что академический знак на лацкане в чрезвычайном случае работал сигналом тревоги.

МакЛейн все-таки выцыганил у Трумэна ордер, и Гермиону допустили к допросу без проблем. Конвойные ввели обвиняемого, усадили на лавку и освободили от волшебных пут. Нестарый еще мужчина сидел сгорбившись и глядел в пол.

За то недолгое время, пока занималась уголовными делами, Гермиона так и не смогла привыкнуть к внешнему виду узников Азкабана. И дело было даже не в ужасающей неухоженности, — какая там в Азкабане личная гигиена! — а в одинаковом у всех полубезумном взгляде, в неосмысленно-злобном выражении лица, пугано-дерганых движениях... тюрьма и постоянный страх делали из людей полузверей, непредсказуемых и агрессивных. Гермиона опасалась азкабанских «злодейчиков» еще и потому, что мало кто из них сохранял способность здраво мыслить и был способен к конструктивному диалогу.

Громко топая форменными ботинками, авроры покинули допросную — тайна совещания с адвокатом. Хотя о том, что комната прослушивается, знал каждый, все усиленно делали вид, что конфиденциальность соблюдается.

— Добрый вечер, мистер... — Гермиона заглянула в папку, — Итон. Моя фамилия Грейнджер, сегодня я исполняю обязанности мистера МакЛейна.

Итон кивнул, не поднимая глаз.

— Насколько я понимаю, сегодня вы должны были согласовать позицию защиты и дать разрешение на разглашение некоторых фактов вашей биографии в судебном заседании.

Итон снова кивнул и сгорбился еще больше.

— Прочтите, пожалуйста, — Гермиона подвинула ему пергамент, выданный МакЛейном.

Она торопилась закончить с формальной процедурой, чтобы выйти наконец из этого каменного мешка и глотнуть свежего воздуха.

— Если все верно, подпишите вот здесь, — Гермиона положила перед заключенным перо.

Протянулась худая грязная рука, дрожащие пальцы сгребли перо неожиданно быстро, как кошмарная птица сцапала скрюченной кожистой лапой...

Того, что случилось дальше, Гермиона не могла предвидеть — и среагировать вовремя тоже не смогла. С грохотом тяжеленный деревянный стол отлетел в сторону, и она оказалась в грубой крепкой хватке Итона, а в горло впилось заточенное острие пера.

— Открыть двери, суки! — раздался над ухом исступленный хриплый вопль. — Открыть двери, я убью ее!

Перо вонзалось все сильнее, Итон вертелся на месте волчком, словно ждал, что на него сейчас бросятся со всех сторон — ну кто мог на него броситься в запертой комнате? От неожиданности Гермиона даже забыла запаниковать. Было трудно дышать от боли и от руки Итона, которая сдавливала горло. Ни долбануть каблуком по стопе спятившего заключенного, ни садануть локтем под ребра — на ногах бы устоять и не задохнуться. Академический знак истерически мигал, отбрасывая на стены допросной веселенькие разноцветные блики.

Двери, конечно, открылись. А за дверями, конечно, собрался едва не весь Аврорат с палочками наизготовку.

Крышка тебе, Итон. Сосновая. Или дубовая.

Но авроры не спешили скручивать или авадить заключенного, замерли, нацелившись палочками, словно на агитационном плакате «Волшебный Лондон может спать спокойно!» Почему они стоят?! Почему они ничего не делают?!

Выпихивая Гермиону перед собой, Итон медленно вышел из допросной. Ни один из авроров даже не дернулся. Чего они ждут?! Элементарный Ступефай решит все проблемы, Итон не настолько активно вертится, чтобы закаленные в стычках боевые маги не смогли попасть куда надо! Или может... может...

Секундная, отдающая бредом мысль о спланированном побеге заставила колени подкоситься, а сердце — провалиться в желудок. Уже преодолевший половину «коридора» из безучастных правоохранников Итон грубо дернул вверх Гермиону, начавшую бессильно оседать на пол.

— Убью, блядь... — просипел он ей на ухо.

— Я не блядь, я адвокат, — нервно хихикнула Гермиона в ответ, стараясь удержаться на ногах.

Неожиданное. Надо сказать что-то неожиданное, чтобы у него в мозгу снова перемкнуло. Спеть «Марсельезу»? Попроситься в туалет? «Как пройти в библиотеку»? Свидание назначить?

Она уже набрала в грудь воздуха, чтобы изо всей дурацкой мочи заорать: «Почем камбала?!», но тут случилось очередное непредвиденное.

В коридор вбежала серебряная лань. Тихая, яркая, прозрачно-переливчатая, она плавно и горделиво прогарцевала мимо оцепеневших авроров и остановилась перед Гермионой, неуклюже повисшей в хватке Итона. Изогнув изящную шею, кокетливо пристукивая тонким копытцем, лань заговорила мягким, чуть хрипловатым голосом Мастера Зелий:

— Мисс Грейнджер, я арестован. Думаю, вы лучше меня знаете, куда доставляют людей в таких случаях. Жду.

— Очень вовремя, профессор, — прошептала ошарашенная Гермиона.

Лань неторопливо, с чувством выполненного долга повернулась к присутствующим серебристым крупом, оглянулась, словно проверяя, правильно ли адресат поняла переданное послание...

А Гермиона почувствовала, что Итон — от изумления, не иначе, — застыл, ослабив захват. И изо всех сил всадила в его ногу острый каблук туфли.

Итон взвыл, авроры отмерли и бросились на него всем скопом с воплями: «Стоять!», «Лежать!» и «Не двигаться!» Гермиона на четвереньках выбралась из образовавшейся кучималы и со всей доступной скоростью поползла назад в допросную — забрать документы и палочку.

Чтобы собрать по допросной разлетевшиеся пергаменты, потребовалось полторы минуты ползания по полу. На то, чтобы в случившемся переполохе отыскать дежурного и заставить его отыскать конфискованную палочку — почти полтора часа беготни и возмущенных воплей. И все то время, пока Гермиона доказывала, что ее волшебная палочка важнее, чем конвоирование взбеленившегося Итона, академический знак мигал, как стробоскоп: отключить его можно было только специальным заклинанием.

Наконец палочка была отвоевана, светомузыка прекращена, и Гермиона уселась прямо на пол перед запертой дверью кабинета Гарри — инспектировать повреждения. В повреждениях значились порванные чулки, разбитые колени, сломанный каблук, порез на шее сбоку, испачканный кровью воротник пиджака, помятые документы и нервная трясучка. Хотелось не то плакать, не то смеяться, и не то напиться, не то утопиться. И еще хотелось убить МакЛейна медленно и мучительно. Подменила, так его и перетак...

Почему-то очень жаль было чулки, а коленки болели больше, чем шея. И вроде невелика трагедия: пара нужных заклинаний, и ни ран тебе, ни дыр. Но как обидно... Из-за одного спятившего злодейчика такой сыр-бор, и полдня коту под хвост. Еще и Снейп этот со своим арестом, вот же приспичило ему арестовываться, полдня подождать не мог...

Снейп! Арест!

Чертыхнувшись, Гермиона вскочила, тут же оступилась на сломанном каблуке, снова чертыхнулась, уронила под ноги:

— Репаро! — и помчалась не разбирая дороги в дежурку Аврората.

В дежурке Аврората пахло мужским потом, усталостью и нестиранными носками. Трое дюжих молодцов пили чай, положив ноги на стол, и бурно обсуждали сегодняшнее происшествие в допросной. Гермиона нарушила идиллию, ворвавшись в дежурку с окриком:

— Где Снейп?!

Один выплеснул на себя чай, другой — тот, что качался на стуле, — грохнулся на пол. Третий с недоумением оглядел Гермиону с ног до головы, задержался взглядом на волосах и лепетнул:

— Чего?

Гермиона перевела дух и повторила уже тише и отчетливее:

— Где сегодняшний арестованный Северус Снейп? Я его адвокат.

— А я знаю? — недовольно буркнул упавший.

Снова орать? На этих дуболомов? А толку?

Гермиона, демонстративно прихрамывая, прошла в середину комнаты — так, чтобы были на всеобщем обозрении разбитые коленки, рваные чулки и особенно бурые пятна на пиджаке — хорошо, что впопыхах забыла все это исправить.

— Ребята. Меня только что чуть не грохнул Итон. Потом меня чуть не грохнули ваши коллеги, пока вязали Итона. А если я еще и не найду своего арестованного клиента, меня точно грохнет Председатель Гильдии. Ребята, я слишком молода, чтобы умереть.

— А, так это вас сегодня?.. — из-под стола высунулась голова упавшего.

Гермиона состроила самую несчастную мину, на которую была способна, кивнула и шмыгнула носом для пущей убедительности.

— Чаю хотите?

— Хочу! — немедленно отозвалась Гермиона. — Но не буду. Ребята, вот вы же обязаны по долгу службы спасать попавших в беду?

— Навроде того... — упавший вылез из-под стола. — Хранить и защищать.

— Ну так спасайте, блин! Я вот натурально в беде, я не знаю, куда дели моего арестованного подзащитного!

— Да не огорчайтесь вы так, мисс...

— Грейнджер. Гермиона Грейнджер, седьмой адвокат Гильдии.

Тот, что пролил на себя чай, расплылся в улыбке:

— О, так вы шефина подружка!

Не подружка вообще-то, а друг, но разве эти дуболомы различают такие тонкости...

— Дак мы щас вам мигом! Кирк, дай журнал! Точно не хотите чаю?

— Точно хочу. Но как бы этот чай не вышел у меня не через то отверстие...

Кирк бухнул на заляпанный чаем стол увесистый гроссбух и махнул над ним палочкой:

— Северус Снейп, задержание, арест, мера пресечения.

Гермиона улыбнулась: в каждой избушке свои погремушки. Дежурные авроры — лентяи, вот и придумали заклинание поиска, этакий магический гугл.

Журнал не пошевелился. Кирк удивленно глянул на палочку, потом на Гермиону:

— А точно сегодня? А точно Северус Снейп? А кто следователь?

— Янсен. Попробуйте «Северус Тобиас Снейп».

Кирк махнул еще раз:

— Северус Тобиас Снейп, Янсен, мера пресечения.

Журнал махнул страницами, расхлопнулся, показывая надпись четким следовательским почерком: «Северус Тобиас Снейп, дело № 1-151/06, постановление от 16 июня 2006 года, избранная мера пресечения — заклятие невыезда, следователь У.Ф. Янсен».

Гермиона непонимающе моргнула.

— Его никто не арестовывал и не задерживал, — пожал плечами аврор, облитый чаем. — Иначе оно бы здесь было.

Думай, Грейнджер, думай.

— Ой, ребята... — Гермиона сделала большие глаза и усиленно захлопала ресницами. — А можно я этот лист скопирую? Чтобы мне потом не сказали, что я поручение не выполнила! Если Снейпа никто не арестовывал, так у меня, получается, и поручения нет.

Авроры непонимающе переглянулись.

— Ребят, если честно, я просто страшно хочу домой. А не отмазывать никаких Снейпов от ареста. У меня шея болит, мне этот гад Итон руку вывернул, мне бы пинту обезболивающего и спать, а не по предвариловкам бегать... Я скопирую лист, предъявлю Председателю и спокойно отправлюсь домой с бутылкой успокоительного.

Авроры переглянулись с сомнением.

Гермиона шмыгнула носом еще раз:

— Не губите...

Это подействовало. Авроры обменялись взглядами еще раз, потом Кирк вздохнул:

— Ладно, черт с вами, копируйте. Кому бы другому не дали. Только быстро.

— Кому другому и не надо! Спасибо, ребята, я мигом!

Дело заняло три с половиной секунды. Спрятав копию в портфель, Гермиона послала аврорам воздушный поцелуй и выпорхнула из дежурки, почти довольная собой. Почти — потому что надо было бы еще попросить дежурных заверить копию, но интуиция недвусмысленно сообщила, что это будет бесполезно. Ну, даст Мерлин, легализовывать эту копию как доказательство не придется, достаточно будет просто пугнуть Янсена: я, мол, все знаю. Впрочем, интуиция тут же завопила, что Мерлин не даст.

Гермиона ни на миг не усомнилась в том, что Снейп на самом деле арестован. Осталось выяснить, под каким предлогом, и что стало с постановлением об избрании меры пресечения. Может статься, что он, по обыкновению презирающий правила и приказы, проигнорировал вызов на допрос и был элементарно подвергнут приводу — тогда беспокоиться вообще не о чем. Но это ж надо знать наверняка...

Перед дверью следователя Гермиона вспомнила о своем экстравагантном внешнем виде. Бессильно досадуя на утекающие сквозь пальцы секунды, она принялась приводить себя в порядок, попутно соображая, с каким лицом надо будет войти к Янсену. Остановилась на варианте «вы не ждали, а я приперлась».

Однако ее, судя по всему, ждали, и очень долго. Янсен аж привстал из-за стола, когда Гермиона вплыла в кабинет. А Снейп, нахохлившийся в углу злющим вороном, зыркнул исподлобья: мол, явилась не запылилась, не прошло и полгода.

— Мадам адвокат, вот и вы.

— Вот и я. И, между прочим, мадемуазель.

— Тем более. Без вашего присутствия я не могу начать процессуальные действия.

— Какие? — изо всех сил удивилась Гермиона.

— Предъявление постановления об изменении меры пресечения и ознакомление подследственного с материалами уголовного дела, — без запинки отчеканил Янсен, глядя в окно, будто там была пришпилена шпаргалка.

— Какого дела? — вкрадчиво протянула Гермиона. — Неужели того самого, по которому уже предъявлено обвинение и которое сегодня утром отправилось в Службу публичного преследования? Того самого, следственные действия по которому закончены?

Янсен глядел на Гермиону с плохо скрываемой ненавистью. Гермиона глядела на Янсена с плохо разыгрываемой наивностью. Снейп глядел на обоих с нескрываемым непониманием.

Следователю, видимо, явилось откровением то обстоятельство, что кто-то кроме него знает процессуальное законодательство и ориентируется в процессуальных сроках. Сжав губы в тоненькую ниточку, он бросил на стол трубочку пергамента:

— Вот постановление. Ознакомьтесь.

— Вы удивительно любезны, — пропела Гермиона, разворачивая документ.

Ну-с, полюбопытствуем. «Принимая во внимание общественную опасность содеянного, а также учитывая, что, находясь на свободе, С.Т. Снейп может бежать от следствия и скрыться, считаю необходимым изменить меру пресечения...» Дело ясное, что дело темное. Гермиона закрыла глаза, посчитала до пяти, снова открыла — Ди Трой научил этому простому приему, чтобы сохранить внимание.

Открыла глаза, и взгляд сразу упал на шапку документа и дату: 18 июня. Подняв взгляд на следователя, Гермиона тихо и четко проговорила:

— Или я чего-то не понимаю, или одно из двух. Сегодня девятнадцатое число. С утра было, во всяком случае.

Янсен кивнул, ничем не проявив обеспокоенности. У Гермионы запылали щеки — как всегда, когда она сильно волновалась или злилась. Сука Янсен. Мерзкая продажная сука. И вшлепать бы ему сейчас в морду копию разворота регистрационного журнала, но Гермиона чуяла всеми местами: рано. Рано и бесполезно. Придется опять на кривом фестрале...

— Отлично. Ну давайте, — Гермиона со вздохом вытащила из портфеля пачку чистой бумаги. — Знакомьте меня с делом, что ли.

— Вас?

— Нас, нас. Наше адвокатское достоинство жаждет узреть материалы.

Янсен невразумительно скривился:

— Я должен ознакомить подследственного...

— Ему незачем, — махнула рукой Гермиона, не глядя на Снейпа. — Он все равно ничего не поймет.

Вот так, почувствуй себя мебелью, мерзавец.

— Мы ждем.

Не изменившись в лице, все с той же кисломолочной гримасой Янсен выложил на стол увесистый толстенький том.

Твою мать... Гермиона едва удержалась, чтобы не выругаться вслух. Так и знала, так ведь и знала! Напихали доказухи после предъявления обвинения. После официального окончания следственных действий. По дороге от Кингсли к Янсену дело вспухло мало не в десять раз. И ничего не сделать — официальное ознакомление началось вот сейчас. Ранее полученные копии не легализовать. Твою мать, твою мать...

Мать твою.

Гермиона исподлобья глянула на Снейпа. Он сидел как сидел, будто каменный, и, казалось, не испытывал ни малейшего интереса к происходящему. Спокоен. Как та камбала, спокоен. Но чего стоит такое олимпийское спокойствие? Такая непрошибаемая невозмутимость? Снейп ведет себя, словно речь идет не о его свободе и жизни, а о... маринованной мухе.

Мимолетное соображение о том, что мух вроде бы никто не маринует, скралось другим: Гермиона не терпела спокойных людей. Истинно спокойный человек неуязвим и непредсказуем. Его ничто не трогает, не восторгает и не пугает — спокойный человек равнодушен ко всему. Равнодушные опасны, они способны совершать поступки, от которых людей обычно удерживают страх, порядочность, любовь... да мало ли чувств, руководящих нами на жизненном пути. Равнодушный бесчувственен, и потому для него нет запретов.

Только то спокойствие ценно, которое дается с трудом; когда под недрогнувшей кожей кипит злость или радость, как зелье в плотно закрытом котле.

Спокойствие Снейпа сильно смахивало на равнодушие.

Механически перекладывая дело чистыми листами и произнося заклинание копирования, Гермиона попыталась вообразить себе того кривого фестрала, на котором суждено объезжать заказное обвинение. Фантазия пасовала. Гермиона намеренно не вчитывалась в документы — потом, в тишине и спокойствии, дома или в офисе перелопатит все дело от корки до корки, рассмотрит под лупой каждую буковку и циферку. Вот тогда фестрал и предстанет во всем своем перекособоченном великолепии.

Прямой немигающий взгляд Снейпа жег щеку. Ишь, уставился... чуда, видать, ждет. А чудес на свете не бывает, так что пусть хоть все глаза проглядит. Янсен не отменит постановление об аресте, уголовное дело не прекратится и не испарится, время не повернется вспять, и земля не остановится, как ее ни убеждай, что тебе надо сойти.

Наконец Гермиона перевернула последний лист папки. Безучастно сидевший на своем стуле Янсен моментально оживился и подвинул чернильницу с пером — поставить отметку об ознакомлении. Гермиона зло щелкнула авторучкой. Янсен насторожился, но возражать не стал.

— И последнее, — Гермиона расписалась на корочке дела и многозначительно уставилась на следователя. — Вопрос скорее для проформы. Вы точно не хотите отменить постановление об изменении меры пресечения?

Янсен посмотрел на нее, как на полоумную.

— Понятно. Ну тогда до встречи в суде.

Снейп беспокойно шевельнулся, оглянулся, заерзал. Гермиона поймала его недоуменный, вопросительный взгляд и пожала плечами:

— Мистер Снейп, вопрос о мере пресечения будет решаться в судебном заседании по нашей жалобе. А мы с вами встретимся завтра, чтобы обсудить некоторые тактические вопросы.

На один короткий миг Снейп утратил самообладание, приподнялся со скамьи с пораженным хриплым:

— Как?!

Впрочем, он тут же взял себя в руки, заметно стиснул зубы и уселся обратно, но Гермиона успела понять: его спокойствие было не равнодушием, а уверенностью. В ней.

И стало стыдно.