По ту сторону баррикад (джен)

Не стоит заглядывать под чужую маску, и тем более не стоит ее примерять. Потому что иногда ты можешь увидеть то, что перевернет твой мир и навсегда изменит тебя самого, то, чего совсем не ждешь...Искалеченную психику... Свернутые жгутом нервы... Растерянные глаза... И последнюю, угасающую уже надежду на чудо...

Из дневника Сириуса Блэка

Больше всего на свете я не люблю каникулы. Мамаша требует, чтобы я каждые каникулы проводил дома, в фамильном особняке на площади Гриммо. А мне так не нравится этот старый темный мрачный неуютный дом, где даже вещи пропитались высокомерием, гордыней и презрением! Иногда мне кажется, что там я задыхаюсь: во всех этих бесчисленных гобеленах скопились тонны пыли, и даже эльфы ничего не могут с этим поделать. А уж что говорить про окна, многие из которых, включая и те, что были в наших с братом комнатах, представляют собой всего лишь иллюзии, а на их месте оказывается прочная кирпичная кладка. Дом убивает меня, высасывает мои силы и желание жить. Но хуже всего, конечно, мои родственнички. Мерлин с братом и отцом — их присутствие я еще могу выносить без особого ущерба для психики, но мамаша.... Властная женщина с крутым резким характером, мечтающая сделать из нас «настоящих Блэков». Каждый раз, когда она заводит разговор на одну из своих любимых тем (чистота крови, будущее семьи, Сириус и неоправданные надежды, Регулус — слабохарактерная размазня, куда катится этот мир, магглы хуже оборотней и великанов), я представляю себе тренировки по квиддичу или придумываю, какие еще заклинания можно испробовать на Сопливусе, лишь бы не слышать этого бреда.

На этот раз мне повезло — я остался дома один на целых два дня! Эльфы не в счет. Матери они, конечно, потом подробно доложат, чем я занимался, но и они не вездесущи. Мамаша с отцом и Регом отправилась в гости к дяде Сигнусу, а я очень удачно «приболел», да так, что зелья не помогали, пришлось маменьке оставить меня дома. Правда, как только за ними закрылась дверь, я сразу «выздоровел». Написал письма остальным Мародерам, полистал «Вестник британского квиддича», послонялся по дому, устроил охоту на Кикимера — моего «любимца», уж очень он забавно пытается на меня ругаться. К вечеру на самом деле разболелась голова, пришлось залезть в шкафчик со снадобьями мамаши. Добра тут было с лихвой на целую аптеку. От головной боли я ничего не нашел, зато ядов дюжины две — пожалуйста. Среди прочих банок-склянок на глаза мне попался флакон с надписью «Оборотное». Такой шанс я упустить не мог, да и вряд ли маман хватится пропажи в ближайшее время, а если все же и хватится, впервые мне попадет что ли? Зато настроение сразу улучшилось: это сколько же можно всего провернуть, имея такое прикрытие! Ну, например, можно... да хоть слизеринцем можно обернуться и вывести из себя МакГонаголл, пусть она с них полсотни баллов снимет. Кубок мы, понятное дело, и так выиграем, но ощущения-то какие! В этих приятных размышлениях я и провел весь вечер, да и остаток Пасхальных каникул тоже, благо, они самые короткие. Надо только флакон с Оборотным понадежнее припрятать, а то мало ли...

Из дневника Северуса Снейпа

Вот повезло так повезло. Пришлось внепланово тащиться домой на Пасхальные каникулы. Мог бы, домой бы даже на лето не приезжал — маму только жалко, ей и так несладко приходится. И чего папаша воспылал желанием увидеть меня сейчас? Он меня в принципе видеть не желает и за человека не считает, так, нечто вроде таракана. И на этот раз не услышал от него ничего кроме как «Приехал, змееныш?». Потрясающие у нас отношения. Как по мне, так лучше четыре Мародера, чем один мой папаша. Урод, даром, что маггл. Ну и мантикора с ним. Хоть маме по дому помогу. Жаль времени: в Хоге поэкспериментировал бы от души... Ладно, что ни делается, все, вроде как, к лучшему.

Из дневника Сириуса Блэка

Ох, как же я все-таки был рад увидеть ребят после каникул! Кажется, чего такого — полторы недели всего прошло. Не тут-то было! Куда нам друг без друга? Еще в поезде рассказал остальным Мародерам про Оборотное. Сохатый, естественно, в восторге, меня сразу же поддержал. Лунатик затянул свое «Может, не стоит? Зачем нарываться? А если директор или декан узнают?». Ну это он так, скорее по привычке, глаза-то вон как загорелись. А Хвосту вообще все равно, лишь бы с нами. Скажи ему, что в эту пятницу мы с Астрономической башни прыгать будем — придет как миленький и даже первым сигануть согласится. Хвост — он такой.

А вот жертвуОборотного выбирали долго. Все никак не могли договориться, кто будет этим счастливчиком. Я предлагал Крэбба — придурок еще тот; Джеймс утверждал, что Нотт взбесит МакГонаголл больше. Хоть у нашей несгибаемой леди-дракона, по ее же собственным словам, «отношение ко всем студентам абсолютно одинаковое и непредвзятое независимо от их факультета», но Нотта она терпеть не может ни под каким соусом, что странно, потому как ничем таким особенным он не выделяется. Спор наш, как ни странно, решил Хвост.

Пока мы размахивали руками, пытаясь друг друга переубедить, и перебирали все возможные кандидатуры, он отрешенно пялился в коридор, рассматривал проходящих учеников, а потом выдал:

—Сопливусу каникулы явно не пошли на пользу, еще больше скрючился. Вот кого не только МакГонаголл, но и собственный декан не переносит. Интересно, его хотя бы родная мать любит? Может, кстати, он и будет нашей жертвой?

Вот так и получилось, что мы выбрали Снейпика. И как раньше не додумались — он-то идеально подходит на эту роль.

* * *

Отловить Сопливуса оказалось не так просто, как мы надеялись: он словно что-то заподозрил и практически не ходил по коридорам в одиночку, с ним вечно были то Эйвери, то Макнейр, то еще какая-то слизеринская дрянь. Часто, к огромному неудовольствию Джеймса, со Снейпиком ходила Лили.Никто не понимал, что она нашла в этом уродце — в одном мы были уверены: Приворотное зелье он ей не подливал. Мы втихаря осторожно сняли с мантии Эванс длинный рыжий волос и закинули в одно специальное зелье, найденное в результате многочасовых мучительных посиделок в библиотеке. Чего нам стоило его приготовить потом — одному Мерлину известно, мне лично никогда особо не нравилось зельеварение, хотя я, в принципе, понимаю его важность, так что с горем пополам мы справились. Ингредиенты тоже добывали всеми правдами и неправдами: карманных денег нам на это пришлось выкинуть уйму, кое-что удалось стащить из запасов Слагхорна — старикашка слишком легкомысленно относится к охране своего кабинета и подсобки. Смешно даже: обычная Аллохомора открывает его двери, и никаких тебе сигнальных чар. Бери — не хочу, так и весь Хогвартс перетравить можно, было бы желание. Ладно, когда все это «веселье» осталось позади, зелье было, наконец, приготовлено, а волос в него добавлен, — оказалось, что на Эванс нет никаких проклятий, приворотов и вообще следов действия каких-либо зелий. Даже не знаю, обрадовались мы такому результату или нет. Вот Сохатый скорее нет, хотя для него, в принципе, все было едино: ненавидеть Сопливуса за то, что он каким-то образом воздействует на Лили, или ненавидеть Сопливуса за то, что он по каким-то совершенно не объяснимым причинам нравится Лили. Ну не переносил Джеймс этого человека, да и разве Снейп на человека похож? Сальноволосая, крюкоспинная и тощая тварь. Ладно бы хоть выглядел прилично, а то — свинья свиньей. Разве так трудно мыть башку хоть раз в неделю? Или боится, что все мозги вместе с водой вытекут?

* * *

Вот так начался самый страшный день моей жизни.

Идеальный случай подвернулся через две недели после начала семестра. Тем утром я едва смог выползти из кровати: предыдущим вечером посидели душевно — праздновали победу в матче над равенкловцами. Может, и не поднимался бы в такую рань, но пить хотелось до жути, графин с водой стоял на подоконнике, там же валялась моя палочка. Так вот, выползти-то я выполз, но как-то неудачно: одна нога приземлилась на что-то скользкое и мокрое (Измазанный вареньем носок? Мерлин, что тут вчера творилось?), я поскользнулся и смачно хряпнулся о каменный пол. Ребра печально хрустнули. Супер. Нет бы на матче что сломать, так хоть почет и слава пострадавшему герою были бы, а так... почувствуй себя криворукой кривоногой бестолочью. Никто в спальне на мой полет не отреагировал — дрыхли все, оно и понятно — начало седьмого утра. У Хвоста вон аж слюни текут. Жажда все равно мучила жутко, я кое-как доковылял до подоконника и жадно напился прямо из графина. Хорошо! Постоял несколько минут, прижимаясь к холодной стене, — ушибленный бок потихоньку переставал болеть. Ну все, можно пойти еще немного поспать перед занятиями. Я потянулся, зевнул, кинул взгляд в окно... опаньки! Сон как рукой сняло! Из Запретного Леса в сторону замка шел Сопливус собственной персоной. Один! Выспался, должно быть, ночью, вот и разгуливает ни свет ни заря — что ему еще делать? Это наш шанс, сегодня как раз и трансфигурация есть, второй по счету урок. Забыв про все еще нывшие ребра, я бросился будить парней.

Из дневника Северуса Снейпа

Ну это ж надо! Только собрался испробовать новое зелье для улучшения памяти, и на тебе! Память и правда ни к черту: заготовил все ингредиенты, даже редкий и жутко ядовитый анчар раздобыл, а про обычный венерин башмачок забыл, раззява. Пришлось тащиться в Лес с утра пораньше: башмачок есть смысл только на рассвете собирать — эффекта больше. А в Лесу там столько всего, глаза разбегаются; если знаешь, куда смотреть, конечно. Обратно я еле тащился — еще бы, столько ночей подряд спал всего по пару часов, никак не мог отойти от зелий: то помешать, то огонь убавить-прибавить, то ингредиенты доложить, и голова болит дико уже который день. Мало того, что зелье памяти варю и потихоньку начал эксперименты с Антиликантропным, так еще Слагхорн совсем обнаглел — скинул на меня приготовление доброй половины зелий для больничного крыла, а это не говоря уж про уроки, а еще я кое-кому из ребят помочь обещал, да и с Лили пообщаться хочется. Короче, вот бы изобрести какое-нибудь зелье а-ля хроноворот, иначе реально не потяну нагрузку. Ах да, еще дебилы-мародеры проходу не дают. И раньше-то... а теперь совсем как с цепи сорвались. Блэк, этот ненормальный, как с каникул вернулся, так совсем свихнулся. Не знаю, от чего у него сдвиг: от богатства, от родословной или от вседозволенности и собственного нарциссизма. Ему-то что? Дуракам закон не писан, его будущее на все сто обеспечено, даже пальцем шевелить не надо. Не понравилось мне, как они на меня в поезде смотрели: с радостью и предвкушением, словно на календарь, по которому Рождество через два дня. Наверняка очередную пакость задумали, ничего, еще посмотрим, кто кого.

Глаза слипаются, ноги заплетаются, а еще на уроках сидеть. Ладно, придется еще хлебнуть Бодрящего, и Мерлин с ней, с головой, не отвалится, на том свете высплюсь.

Пока я вспоминал Блэка и злился на этого идиота, нарисовалась вся их дружная компания, они даже не пытались подкрасться, нагло шли навстречу и явно отпускали какие-то шуточки в мой адрес. Правду говорят: не поминай всуе. Что им тут в такую рань делать? Неужели из-за моей скромной персоны не поленились подняться? Мне же отступать было некуда, да и смысл? Будь что будет, в первый раз что ли.

Напали они безо всяких предупреждений, даже подколоть не пытались или там морально унизить, что странно: в моем моральном унижении Мародеры всегда находили самое изощренное удовольствие, только на этот раз зрителей не было — пара фестралов в небе не в счет, вот они и не стали стараться. Первым в меня пустил какое-то замысловатое проклятье Поттер, взлохмаченный больше обычного, в перемазанной чем-то красным (варенье???) мантии и с перекосившимися очками. Давно пора было восстановить зрение — дело пяти минут, так нет же, это ведь делает его особенным, хотя куда уже особеннее, ущербный ты наш? Не помню уже, что за проклятья они в меня швыряли, — я, в принципе, что блокировал, от чего уворачивался, что отражал, еще и в ответ кое-что посылать умудрялся. Еще бы, у меня уже четырехлетний опыт, да и в детстве сколько раз от папашиных кулаков приходилось уклоняться.

При смешении проклятий эффект иногда получался презабавный — у Люпина, например, выросли еще две пары ушей, причем одна из пар — ослиная. Только, если честно, тогда мне было не до наблюдений. Все-таки в меня они изрядно попадали — левая рука онемела, волосы отросли до талии и завились мелкими кудряшками (спасибо, Петтигрю), голова, в которую тоже чем-то попали, раскалывалась теперь уже, кажется, на тысячи мелких кусочков. Последнее, что я помню, — голубовато-белая вспышка из палочки Блэка. И опять в мою многострадальную голову.

Вот и выспался... Пробуждение было далеко не из приятных. Голова болела так, что даже зубы ныли. Очутился я в какой-то кладовке, заваленной швабрами — одна из многочисленных каморок Филча, в которые он заглядывает раз в десятилетие, потому как сам не помнит, где большинство из них находится. Двигаться я мог с трудом — ну ясно, результат на совесть наложенного Петрификуса, и хорошо еще, если одного. Зато, если не двигаться, то головную боль можно вытерпеть. Они что, на меня Обливиэйт пытались наложить? Хоть длинных кучерявых волос больше не было. Слабенькое проклятье — Петтигрю на большее не способен. Сколько времени прошло? По моим ощущениям — часов эдак сто. Я закрыл глаза. На минутку. Чтобы с мыслями собраться. Ага, собрался. В себя я пришел потому, что кто-то основательно тряс меня за плечи, и, судя по всему, тряс уже пару минут. Открыв глаза, я понял — все пропало, тут мне и конец. Прощай, Северус Снейп, молодой, талантливый, многообещающий... неудачник. Надо бежать прямиком к Дамблдору, Помфри тут уже не поможет, а еще лучше в Мунго — меня тряс... я сам. А я еще думал, что сумасшедший тут Блэк. А вон и Дамблдор, стоит за ... гм ... моим плечом, смотрит загадочно, печально так улыбается, и вид у него сочувствующий до невозможного. Улыбается. Мне. Главному козлу отпущения в Хогвартсе. Это золотым Мародерам все сходит с рук, но никак не мне. Мамочки.... Заберите меня отсюда. Что ж я такого выпил или испарений каких надышался, что у меня такие галлюцинации?

Из дневника Сириуса Блэка

Отбивался Сопливус со знанием дела — нам даже вчетвером не сразу удалось его завалить, видно, натренировался в драках со своими змеями-однокашниками, ну не могут слизеринцы по определению жить мирно. Да и понятие дружбы им, опять же по определению, совсем не знакомо. Ничего, ему свои еще как наваляют после того, как МакГонаголл с него кучу баллов (благодаря мне!) снимет, да еще в конце года, когда будут подводить итоги.

Ну так вот, завалил его я. Самым обычным Экспеллиармусом. Правда, попал в голову. Мы потом еще пару Петрификусов добавили для верности, чтоб не дергался, если очухается раньше времени. Хвост предложил еще и Обливиэйт, мы попробовали, но, если честно, что-то я не уверен в результате. Да и какая разница — Снейпу все равно никто не поверит: ему из преподавателей в принципе никто особо не верит, может, только Слагхорн, но ему по должности положено. А кто поверил бы человеку, не стесняющемуся использовать любые проклятия в честной драке, нападающему из-за угла и практически открыто интересующемуся темной магией?

Мы накрыли его мантией-невидимкой и левитировали в замок, попутно сверяясь с картой — не очень-то хотелось попасться в руки Филча — потом месяц из отработок не вылезем, а если кто про Снейпа, не дай Мерлин, узнает, так вообще прощай, Хогвартс. Да ладно, сколько раз мы были на грани, и каждый раз удавалось выкрутиться. Это талант.

Снейпа мы запихнули в одну из многочисленных подсобок Филча и запечатали заклинанием — Филч теперь сюда не попадет, да и, насколько я знаю, он скорее создает видимость активной деятельности, чем делает что-то по-настоящему. На самом деле он только шпионит за студентами и с удовольствием назначает всем подряд отработки, а мы, как эльфы, драим тогда вместо него полы.

Первым уроком были чары. Флитвик, явно относящийся к разряду жаворонков, был, как обычно, полон энергии. Где он ее только берет — далеко уже не мальчик, или у полугоблинов какая-то другая физиология? Надо будет как-нибудь у Люпина поинтересоваться. Он — не только наша совесть, но и энциклопедия на ножках. Не знаю как у остальных парней, но у меня тоже силы били через край: я уже представлял, как под личиной Сопливуса буду доводить МакГонаголл. Можно будет также и на его змеюк-однокурсников поогрызаться — ему же потом больше достанется. Ближе к концу урока Флитвик заметил отсутствие Снейпа и довольно вяло поинтересовался, где он находится. Кто-то из змеенышей уверенно заявил, что тому нездоровится — простудился, мол. Ага, круговая порука. Ну да, на то они и слизеринцы. Интересно, чем Снейп с ними за алиби расплачиваться будет?

Я еле дождался конца урока, еще бы, мне надо было добежать до кабинета МакГонаголл, отпроситься у нее под каким-нибудь очень благовидным предлогом, добраться до ближайшего туалета, выпить Оборотное, привести в порядок одежду — Сопливус хоть и не ниже меня, но значительно более тощий, и снова дойти до кабинета трансфигурации. Хотя на обратной дороге можно и не торопиться — чем больше опоздаю, тем сильнее будет раздражена наша леди-дракон. Главное, с самого начала создать правильную атмосферу.

МакГонаголл отпустила меня без проблем, спросила только, куда мне нужно уйти. Я, не моргнув глазом, сказал, что Хагриду позарез нужна моя помощь с гиппогрифами. Я прекрасно знаю, как с ними обращаться: у нас в загородном доме есть несколько штук — мать их любит, так что прозвучало это вполне правдоподобно. Останется только потом как-нибудь упросить Хагрида, чтобы он, если понадобится, это подтвердил. Но это дело пустяковое, с Хагридом у нас всегда были прекрасные отношения. Поохает, почитает немного мораль и согласится — куда он денется.

Запершись в кабинке туалета, я кинул в пробирку заранее приготовленный волосок Сопливуса. Прикасаться к этим жирнющим волосам было дико неприятно, но, как оказалось, все было не так плохо: выглядели они хуже, чем были на самом деле. К моему огромному удивлению, цвет Сопливуса, судя по зелью, оказался весьма приятный — бирюзовый, плавно перетекающий в зеленоватый, а вот вкус ... да, не тыквенный сок. Ничего, главное — результат. Смахнул градом катящиеся из глаз слезы и стер кровь с прокушенной губы (и знал же, что это очень больно, но и представить не мог, что НАСТОЛЬКО). Я поднялся с пола и с любопытством заглянул в зеркало. Как и следовало ожидать, оттуда на меня глядел Северус Снейп собственной персоной. Нет, лучше так — Злобная и Мрачная Летучая Мышь. Какой же он все-таки тощий! Моя мантия висела на нем, как на вешалке, но это дело поправимое — пара взмахов волшебной палочкой, и вуаля! Вот только с походкой у меня не ладилось, ну ничего, сойдет и так — звонок уже прозвенел, урок начался — вряд ли кто меня заметит — коридоры-то пусты.

* * *

МакГонаголл я разозлил на совесть. Мало того, что завалился в кабинет минут через десять после начала урока, так еще не поздоровался, не спросил разрешения сесть, а так прямо с гордо задранной головой, потряхивая длинными патлами в такт шагам, прошел по классу к своему месту. По дороге подумал, что как-то все слишком просто и, специально зацепившись ногой за ближайшую парту, с грохотом картинно полетел на пол. Этого мне показалось мало, и я еще умудрился в полете смахнуть рукой клетку с канарейкой, стоящую на парте, и зацепить стул кого-то из слизеринцев, Гойла, кажется, и он полетел на пол вместе со мной. Молодец я! МакГонаголл, еще не пришедшая в себя после моего триумфального появления, теперь явно взяла себя в руки:

— Мистер Снейп, что вы себе позволяете?

Дальше из ее слов я узнал о себе, о Сопливусе, много нового и познавательного, и это при том, что она не сказала ничего действительно оскорбительного и не повторилась ни разу, хотя и орала никак не меньше пяти минут. Она, оказывается, виртуоз не только в трансфигурации, но и в художественном английском. Мое уважение к ней возросло еще больше. Надо будет взять кое-что из ее лексикона на вооружение. Смотрел я на нее совершенно по-хамски, закатывал глаза и хмыкал. Судя по взглядам на остальных Мародеров, я все делал правильно: Сохатый зажимал рот рукой и беззвучно давился смехом, Лунатик делал большие глаза и даже рот приоткрыл — наверняка будет читать мне мораль о том, что можно было бы и помягче (он что, про четыре лишних уха уже забыл?), Хвост же просто внимал, и выражение лица при этом у него было уморительное. Остальные гриффиндорцы вели себя по-разному: кто был до предела возмущен поведением этого задохлика, меня то есть, кто кивал головой, одобряя слова профессора, кто готов был порвать меня на месте за такое свинское отношение к нашей любимой деканше. Слизеринцы же были в явном шоке: Гойл даже забыл подняться, сидел на полу и тупо смотрел то на меня, то на МакГонаголл. К моему неудовольствию, я не видел на их лицах злости или ненависти по отношению ко мне-Снейпу, только полное непонимание, недоверие. Судя по всему, они не могли верить в происходящее. Может, я и правда слегка перегнул палку?

МакГонаголл закончила, наконец, орать, разрешила мне сесть, сняла семьдесят (!!!) баллов и назначила месяц отработок — вот Снейп порадуется, меньше времени останется на темную магию и приставания к Эванс. Кстати об Эванс. Когда МакГонаголл отвернулась и пошла к своему столу, на мою парту опустилась записка. Я покрутил головой в поисках адресата — ну конечно, Лили. Она странно глядела на меня и морщила лоб. Догадалась? Да нет, с чего бы? Я развернул записку. «Сев, что с тобой? Где ты был во время чар? Что ты себе позволяешь? Или, может, случилось что-то, о чем мне следует знать? И вообще, почему ты не сел со мной? Жду тебя после уроков на нашем месте».

Ого! Сколько вопросов, Эванс! Оказывается, она называет его Сев. Вот Джеймс, который кроме как «Поттер» в свой адрес ничего не слышит, порадуется. Что там еще? У них есть СВОЕ место. Ну-ну! Как-то мы раньше не обращали внимания, надо на карте посмотреть. Когда она в очередной раз обернулась, я бросил ей на колени ответную записку. Эванс осторожно ее развернула: лицо у нее потемнело, губы сжались, она бросила на меня недоумевающий обиженный взгляд и пожала плечами. В записке было: «Все в норме. Ничего не случилось. МакГонаголл — старая маразматичка. Встретиться с тобой сегодня не смогу — у меня есть более важные дела». Ну все, Сопливус, тебе конец — не убьет МакГонаголл на отработках, не прикончат свои же змееныши (в чем я сильно сомневаюсь), так Эванс добьет. Вон как у нее глаза гневно горят! Она не из тех, кто будет плакать, забившись в угол. Какой приятный бонус — поссорить Сопливуса с Эванс! Сохатый мне еще спасибо сто раз скажет.

С урока я уходил, а, точнее, убегал (час почти прошел), довольный собой — Снейп получит по заслугам. А главное, он будет знать, кому «этим» обязан, но доказать ничего не сможет. Класс! Я — гений!

* * *

Я снова зашел в туалет, закрыл на защелку дверь и посмотрел на часы: до конца часа осталось пять секунд, четыре, три, две, одна... Я зажмурился и напрягся, ожидая боли обратной трансформации. Ничего не происходило. Я посмотрел на часы, потряс их немного — идут. Странно. Ладно, подождем чуть-чуть. Прошло десять минут, пятнадцать, начался третий урок — зельеварение, а со мной ничего не происходило. За уроки я совершенно не волновался: было бы за что! Ребята отмажут. Тут главное, чтобы Сопливус не пришел в себя раньше времени и не начал буянить. Хотя не должен — Экспеллиармус в голову — это не шуточки, а еще и наш не сильно удачный Обливиэйт, и Люпин вроде бы накладывал на ту злосчастную каморку Заглушающее, а оно часа четыре точно продержится. Что не так с Оборотным? Я уже начинал паниковать. Я ни разу, НИ РАЗУ не слышал, чтобы его эффект продлился больше часа. Лунатик говорил, что такое в принципе невозможно из-за сочетания определенных ингредиентов. Исследования ведутся, но так пока никто ничего не добился. Сомневаюсь, чтобы моя матушка занималась усовершенствованием зелий. Она предпочитает совершенствовать свое искусство плетения интриг и создания сплетен высшего общества (как она сама называет чистокровных аристократов, тьфу!). Уже и зельеварение закончилось, а я все метался в запертом туалете, то подходя уже в сотый раз к зеркалу и ругаясь со своим отражением, то нарезая круги вдоль ряда умывальников. Если ничего не произойдет в самое ближайшее время, то я точно тронусь — и составлю отличную пару Кикимеру: два ненормальных представителя магического мира. Только, кажется, маман все равно относится к нему лучше, чем ко мне. Он-то ее не разочаровывал «якшанием» с грязнокровками, поступлением на «самый гнусный и постыдный факультет» и совершенно аморальным образом жизни. Перспектива остаться в этом уродливом тощем теле меня пугала до умопомрачения. Еще пара минут, и я бы забился в угол и начал выть от ужаса, но тут в дверь туалета начали барабанить, и голоса возопили:

— Бродяга! Ты там? Это мы! Впускай! Ты вообще живой? Эй!

С облегчением я взмахнул палочкой, дверь туалета открылась, и в помещение ввалились Джеймс, Рем, Пит. Были они вполне жизнерадостные и улыбающиеся. М-да, не то, не того вы ожидали здесь увидеть...

— Снейп?.. — начал Пит, но тут Джеймс хлопнул его по плечу, заставляя замолчать.

— Ты кто?

А то по выражению моего лица нельзя догадаться! Даже у Сопливуса такой кислой рожи еще никогда не было.

— Это я, Сириус, Бродяга. Не знаю почему, но обратная трансформация еще не началась, уже больше двух часов прошло, как я это выпил.

Ответом мне было молчание. Нехорошее такое молчание: не было еще такого, чтобы Мародерам было нечего сказать.

— Бутылка с зельем у тебя с собой?

Я кивнул.

— Покажи! — Джеймс выхватил ее у меня из рук, поднес к самым глазам и начал внимательно разглядывать, Лунатик присоединился к нему, а Хвост... Хвост продолжал с ужасом рассматривать меня. Я повернулся к зеркалу и тоже стал рассматривать свое отражение, т.е. отражение Снейпа. Все-таки как нелегко ему на свете живется, с такой-то рожей.

От этих «веселых» размышлений меня отвлек тихий голос Рема:

— Сириус, ты видел на этикетке приписку «изм. прол. экс.» в скобках? А ты не задумывался о том, что это может означать?

Я недоуменно пожал плечами: ну видел, и что?

— Ты же сам нам столько рассказывал про свою маму и ее, ну, образ мыслей и некоторую хм... излишнюю мстительность. Это, должно быть, какая-то разновидность Оборотного?

Ох, как же сочувственно они на меня смотрели! Так они на меня смотрели один-единственный раз, когда я рассказал им, что маман угостила меня Режущим вместе с Силенцио пару лет назад после того, как я осмелился не поехать на Рождество домой, а остался в школе. Характер у мамаши всегда был не сахар, а тут еще с отцом поссорилась, вот мне и досталось. Я уже и сам знаю, кажется, что мне делать. Выход остался только один, а нет, два. Причем второй мне нравился значительно больше — пойти к озеру и утопиться. Зато быстро, и тело сразу вернет свой первоначальный вид. Все просто. Но, как часто бывает, выбрать пришлось тот вариант, который нравился меньше и был гораздо сложнее — идти к директору. Точнее, его выбрали за меня. Я отбивался, но ребята тащили меня буквально за шиворот. Забавно мы, должно быть, выглядели: Мародеры тащат куда-то упирающегося, отбивающегося, ругающегося Снейпа, вот только Сириуса с ними не было. Меня не было...

* * *

О том, что произошло в кабинете директора, даже вспоминать не хочется.

Ребята, молодцы, рвались зайти к нему вместе со мной, но тут уж я не поддался. Я все это затеял, идея была целиком и полностью моя — мне и расплачиваться. Мародерам я пригрозил, чтоб и виду не подавали, что с самого начала в курсе этой затеи. Моргана с ними, с баллами, но вот исключение становилось слишком явной угрозой, чтобы ее игнорировать. Хотя директор наш молодец — он, в отличие от МакГонаголл, которая, к слову, его гораздо младше, помнит, что такое быть молодым и хотеть немного развлечься.

Нет, Дамблдор на меня не орал и не читал морали. Сначала он на самом деле не заметил, что я не Снейп. Может, у него просто не было времени на это. А может, не показал вида. Слышал я и раньше сплетни, что он может читать мысли. Это называется легилименция что ли, но не верилось. Голова — это вам не книга, чтоб там мысли как по строчкам читать, так и самому помешаться недолго.

Отговариваться и врать смысла не имело, я же к нему сам за помощью пришел, ну, точнее, меня привели насильно, но это не принципиально. Короче, я ему всю правду на одном дыхании и выложил, только парней попытался в сторонке оставить. Дескать, нападали мы вместе (на другой вариант он бы и не купился), а вот дальше я все один, а они ни при чем. Я их, мол, потом порадовать собирался.

Первое, что он у меня спросил, было:

— С Северусом все в порядке?

Я кивнул, боялся, что не сдержусь и начну истерику прямо здесь. Я, судя по всему, надолго застрял в этом дракловом теле, а он о Снейпе спрашивает. Мы что, идиоты? Жив и здоров ваш Снейп, господин директор.

Потом он, как и Джеймс, взял у меня бутылочку с Оборотным, рассмотрел внимательно, открыл, понюхал, потом резко встал, взял из дальнего шкафчика какую-то загадочную красноватую плошку с рунами или иероглифами, кто их разберет, и налил туда немного зелья. Помахал над ним палочкой, побубнил что-то себе под нос, и над плошкой начал появляться голубой с зеленоватым дымок. Цвет — прямо как зелье с волосом Сопливуса. Через секунду рядом заклубился второй туман — густого бордового цвета с серебристыми, как молнии, всполохами. Кажется, это я, а точнее, мой сущность. Так вот, зелено-бирюзового тумана было гораздо больше, и он постепенно поглотил бордовый. Мне все это решительно не нравилось, кажется, я начал паниковать.

Ну что ж, в который раз Рем оказался прав: читать надпись на бутылочке мне следовало гораздо внимательнее, потому как «изм. прол. экс.» означало «всего-навсего» — «измененное, пролонгированное, экспериментальное». Только когда я услышал «экспериментальное», то, наконец, осознал, насколько я влип. Вспомнился мне один эксперимент моей тетки Друэллы, после которого Нарциссу в Мунго едва выходили. А она просто понюхала черные розы из теткиной теплицы — новый сорт, та сама вывела. Тоже мне, садовод. Так вот, Нарцисса начала бредить, заговариваться, думала, что она привидение и пугала по ночам домашних, разговаривала с пауками, потом вообразила себя домовым эльфом. Так ее в больницу и забрали: в простыне и кухонном полотенце в качестве передника, прямо из кухни, где она пыталась торт соорудить. Даром, что она готовить в принципе не умеет, а к кухне ближе, чем на десять метров не подходит.

Директор велел мне остаться в кабинете, а сам забрал зелье и отбыл в неизвестном направлении. Мне никогда еще не было так отвратительно, даже когда мы с Джеймсом на третьем курсе поссорились. Из-за глупости, впрочем, поссорились: не поделили, кто из нас будет капитаном команды. А стал им, собственно, Фрэнк Лонгботтом, но мы-то почти два месяца не разговаривали.

Дамблдор вернулся только через полчаса, а у меня буквально вся жизнь перед глазами прошла. Ох, как же я ненавидел Сопливуса! Сидел в директорском кабинете, разглядывал спящего феникса и все придумывал, как же я с этим сутулым недоумком разделаюсь, когда все закончится. Он казался мне тогда символом всех злоключений. Если бы не он, я бы к этому зелью никогда не притронулся. Корчит из себя великого темного волшебника и гениального зельевара! Талантище, блин! Хотя, глядя правде в глаза, да, он определенно был не дурак, и уж точно не слабак. Так, загнанное, вечно крадущееся, озирающееся по сторонам чучело.... Да ладно, чего уж тут, не боялся он нас. Смотрел даже не то что испуганно или там враждебно, а устало, в плане «как эти придурки меня достали». Первым тоже редко нападал, только когда мы провоцировали.

Не знаю, что это меня так толкнуло на размышления, но я уже практически оправдывал Снейпа в своих глазах, хотя буквально несколько минут назад готов был порвать его на части. Что на меня нашло, не знаю. Может, это все Фоукс? Говорят, фениксы каким-то образом могут воздействовать на человека. Но проверить это мне не удалось бы — очень уж редкие это птицы, не к каждому в руки идут, доверяют не всякому, их уважение еще заслужить надо.

Директор смотрел на меня не зло, не сочувственно, а строго и оценивающе. Сказал, что они с профессором Слагхорном только что проверяли это проклятое варево, и порадовать ему меня нечем — ходить мне так, по меньшей мере, месяц, если не два — пока не рассеется эффект. Да еще, мерзавец старый, похвалил изобретателя, мол, это, скорее всего, случайно вышло, как следствие ошибки, но все-таки!... Сказал, что поставил в известность деканов — МакГонаголл и Слагхорна (вот теперь мне точно конец!). А это значит, что мне придется изображать из себя Сопливуса, который, в свою очередь, будет пить обычное Оборотное и жить моей, моей жизнью! Вот тут-то я понял, что самое страшное здесь не это ужасное тело и отвратительное лицо, а то, что с моей жизнью можно попрощаться — он же мне отомстит! Хоть к кальмару иди — и с головой в озеро. «Приятности» на этом не закончились — ребятам, да и кому-либо еще, директор строго-настрого запретил что-либо рассказывать.

Снейп в стане Гриффиндора!! Что же я наделал? Где были мои мозги? Мерлин, за что же меня так?! Да, я был не самым примерным, образцовым, идеальным, но ведь никогда никому особо ничего плохого не делал. Снейп не в счет — он сам виноват. Во всем. Всегда. Приговор обжалованию не подлежит. (Все-таки и правда феникс! С приходом Дамблдора эти крамольные мысли про Снейпа разом вылетели у меня из головы.)

Но как я буду спать в его кровати? Носить его одежду? Видеть по утрам в зеркале его вечно недовольную мрачную рожу и эти жуткие патлы? Жить со слизеринцами? Есть за одним столом с Крэббом, Лестрейнжем и моей чокнутой кузиной? Какая злая ирония судьбы — я так старался избежать распределения в Слизерин — и вот вам, пожалуйста. От судьбы не убежишь.

Одно меня порадовало — моей матери Дамблдор обещал ничего обо всем этом не писать, при условии, что я буду держать себя в руках, не сорвусь и не натворю еще больше дел. К тому моменту мне уже было все равно: я прощался со своей жизнью, ставил крест на друзьях, квиддиче и своей психике. Мне конец, совершенно точно.

Потом директор потребовал, чтобы я отвел его туда, где мы спрятали Снейпа. Что-то поздновато он о нем забеспокоился! Но долго злорадствовать мне не довелось: по дороге директор обронил только пару фраз, смысл которых заключался в том, что Шляпа, которая никогда еще не ошибалась, совершила первую в своей тысячелетней жизни оплошность, отправив меня на факультет храбрых и благородных. После этих слов стало совсем худо.

Хотя... Мародер я или нет? Нужно учиться видеть выгоды в любом положении. Когда мне еще выпадет такая удача: пошпионить в логове врага и стать своим среди чужих?!

И чужим среди своих...

Из дневника Северуса Снейпа

Вот я попал... А все из-за этого идиота Блэка. Как, ну как можно пить неизвестно что, приготовленное неизвестно кем, да еще с такими странными пометками? Идиот, ну какой же идиот! Прощай, моя привычная жизнь! Придется теперь жить с гриффами, спать в одной спальне с этими придурками, с непонятной гордостью именующими себя «мародерами». Они хоть в словарь заглядывали? Знают, что это означает? Мерзость какая! Директор сказал, что никто ничего не должен знать — ну, это понятно. Прознает хоть кто-нибудь, и все в Хогвартсе перевернется с ног на голову: это ж значит, что в гостиной Слизерина будет постоянно находиться грифф и наоборот. Прощайте, все секреты. Блэк — явно не из тех, кто способен хранить чужие тайны. Бедные мои ребята, не скажу, что у нас с ними близкие отношения, но такого удара в спину никто из них не заслуживает.

А еще: ну как мы сможем притворяться друг другом? Это же не только внешность! Это же походка, мимика, жесты, реакции, стиль общения, учеба в конце концов. Ха, представляю, как Блэк опозорит меня на зельеварении, этот дурак скарабеев от пауков не отличит. А квиддич! О Моргана! Он ведь загонщик Гриффиндора! А я метлы еще с детства терпеть не мог: однажды на детской метле влетел в камин, не удержал рукоятку, сбил все, что стояло на каминной полке, включая банку с летучем порохом. Отец о нем и не подозревал, как, впрочем, и о метле — летал я на ней только когда его не было дома, а так мама ее все время прятала. Унесло меня фестрал знает куда, вывалился в какой-то полуразрушенной халупе на другом конце Британии. Меня Министерство только на второй день нашло, замерзшего и перепуганного насмерть. Ночь в ледяном помещении в компании летучих мышей — потрясающая встряска для нервов, а мне было всего четыре. Вот с тех пор меня от одного вида метлы колотить начинает. Ничего, придется Блэку распрощаться с местом в команде! Сам виноват. Ладно, Мерлин с квиддичем, а что с Поттером делать? Я его на дух не переношу! А Лили? Как гриффиндорец я стану к ней значительно ближе, но в то же время и значительно дальше — Блэк с ней никогда особо не общался. Ох, она-то ведь будет продолжать со мной общаться, с Блэком то есть. А он уж расстарается и отправит ее в объятия своему дружку. Я их убью! Отравлю так, что запомнят надолго, я это умею.

С семьей все понятно. Дамблдор обещал, что ничего домой писать не будет — правильно, незачем маму зря волновать, ей и так несладко. Письма домой, естественно, писать будем сами, как и раньше, в письме не видно, как ты выглядишь.

В чем еще может быть опасность? В принципе, ничего страшного, если некоторое время я в образе Блэка буду вести себя как дурак, пока не попривыкну, он и так интеллектом не отличается, сильно заметно не будет. А вот мои ребята навряд ли не заметят, что со мной что-то не так: слизеринцы, как правило, очень наблюдательны.

А почерк? Видел я почерк Блэка — он любитель какую-нибудь гадостную записку на уроке мне кинуть. А один раз этот придурок написал несмывающимися чернилам мне на спине «Сопливус — жирноволосая вонючка», да еще так старательно вывел, с завитушками. Мантию пришлось выкинуть и потом еще долго строжайше экономить, чтоб новую купить. Мой почерк мелкий, с сильным наклоном вправо, без всяких кренделей. Придется перелом руки симулировать, но это, в конце концов, не мои проблемы — я тут пострадавший, так что пусть у Дамблдора с Блэком голова болит.

Дамблдор отвел нас в ближайший кабинет, запер дверь и наложил кучу всяких заклинаний: против прослушиваний, ненахождения, заглушающее... Ого! Все и правда так серьезно. Ну-ну. На Блэка, точнее, на себя в исполнении Блэка, я и смотреть не мог. Даже банально по физиономии заехать не смог — словно самого себя бить. А волосы мне на самом деле давно помыть пора — так заматывался за день, что просто не было сил на это, да еще голова постоянно болела от недосыпа, испарений и еще оттого, что эти уродцы в нее вечно чем-нибудь попадали. И нечего ему так сутулиться — не могу же я быть таким горбатым!

Он на меня тоже не смотрел, только исподлобья иногда зыркал, мне его даже на мгновенье жалко стало, а потом такая злость взяла! Отравлю, когда всё это закончится! Видит Мерлин, отравлю так, что мало не покажется. Сколько они у меня крови выпили — на семью вампиров хватило бы. А, главное, за что?

Через несколько минут пришли МакГонаголл и Слагхорн. Слагхорн смотрел на всех нас, включая Дамблдора, очень неодобрительно, а вот МакГонаголл хоть и старалась казаться хмурой, сосредоточенной и строгой, нет-нет да и кидала на Дамблдора подозрительно жизнерадостные взгляды. Что-то тут определено нечисто. Ничего, с этим мы разберемся, пережить бы только несколько первых дней в образе Блэка. Он, если на то пошло, один из главарей гриффов. С одной стороны, надо быть осторожным — он вечно у всех на виду, а с другой стороны, он может в Большом Зале хоть на столе танцевать в одной пижаме, а все подумают, что так и надо. И чего я за его репутацию так беспокоюсь? Как бы он мою вконец не испортил. На всех остальных учеников мне плевать, кроме Лили само собой, а вот слизеринцы — дело другое. Мы остальным особо не показываем, но друг за друга готовы другим глотки перегрызть. Зачем афишировать, что и нам не чужда дружба, переживание, сострадание? А остальные пусть думают, что хотят — кого волнуют их мысли? Мародеры, небось, и не догадываются, отчего они, как и я, в больничное крыло загремели в этот Хэллоуин, только на пару часов позже. А нечего было мою семью поносить — ребята и отомстили, а самое главное — никто и не попался. Мы это умеем, не то, что это дурачье — наворотят дел, а потом ходят и всей школе на каждом шагу рассказывают — гордятся. Нет ума — считай пациент Мунго.

МакГонаголл со Слагхорном нас растащили по разным углам кабинета, меня, естественно, утащила гриффиндорская деканша. Что бы то ни было, при всем ее «теплом» ко мне отношении, не уважать ее невозможно, она твердо знает, чего хочет, и на своем стоит как скала. Она меня просветила по поводу паролей в гостиную гриффов, сориентировала, где моя спальня, которая из кроватей моя, сунула в руку расписание. Вкратце рассказала о семейке Блэка и особенностях его отношений с другими ненормальными из этого помешанного факультета. И, конечно, не забыла предупредить, что глаз с меня не спустит, чтобы я и в мыслях, Мерлин упаси, ничего не замышлял против ее студентов, грозила всякими страшными карами. Ага, считайте, что я испугался. Я в этой истории вообще жертва, зачем же меня запугивать? Бред! Да пожалуйста, профессор МакГонаголл, все будет в порядке, только вы за своим чистокровным гриффиндорским принцем проследите, а то он и так уже натворил Мерлин знает что. Как всегда — виноват он, а достается мне. Вот и верь после этого в справедливость и благородство.

О чем Cлагхорн с Блэком толковали — не знаю: Блэк, по-моему, ни одного слова не сказал, только пялился куда-то в стену, сомневаюсь, что он вообще хоть что-то слышал.

Нет, так дело не пойдет — когда все это закончится, мне хоть из школы уходи.

Только я собрался, сказать, наконец, этому идиоту мародеристому все, что к этому моменту у меня успело к нему накопиться, как МакГонаголл объявила, что краткий инструктаж закончен. Она встала, махнула мне рукой, хватит, мол, рассиживаться, и подтолкнула меня к директору. Дамблдор, широко улыбаясь (вот мерзавец — словно все именно так и должно быть! Тут выть впору!), вручил мне чашу с зельем и сказал выпить все до дна. Я, естественно, на такое не повелся: хватит уже блэковского опыта — выпил уже тут один такой неизвестного зелья. Помотал головой: пахло оно странно, не страннее, конечно, того же Умиротворяющего бальзама, но что-то меня смущало. Не может ни одно нормальное зелье пахнуть корицей — она-то как раз прекрасный нейтрализатор большинства ингредиентов, так что с ней каши не сваришь. Точнее, только кашу с ней и сваришь. Директор не стал вступать в пространные объяснения, сказал только, что это принципиально новая разработка, его собственная (ого, кто бы мог подумать!), на основе драконьей крови. Да не просто драконьей, а крови практически не встречающегося в настоящее время северного толстолоба. Они ж только в Гренландии водятся! Как он ее добыл, интересно? И в любом случае, откуда такой запах? Может, фильтрованная настойка чешуи саламандры? О, там наверняка слюна мантикоры. Вот это составчик! Если и правда изобретение директора, тогда ему одного ордена Мерлина мало, тут можно все три давать! Это ж такой широкий спектр действия получается. Так, о чем это я? Что бы то ни было, но оно Блэка в меня не превратит, и меня тоже Блэком не сделает, оно для других целей... А! Понял. Этот чудо-состав продлит действие Оборотного в несколько раз. Нет, такое все-таки не для широкой общественности. Оборотное, конечно, условно запрещено. А определенные ингредиенты для него находятся под контролем — иначе Гринготтс грабили бы по три раза за неделю, а если еще и действие продлить, то министром магии может стать хоть Филч, и никто ничего не прознает! Выпил я, конечно, это зелье — что мне еще оставалось? Но, если честно, очень уж интересно было за его эффектом понаблюдать. Дамблдор надо мной еще и палочкой помахал, пошептал что-то, потом протянул большую бутылку с надписью «Оборотное». Ага, а откуда частичку Блэка брать? Он же теперь не Блэк, и эти, как их там магглы называют, ДНК-то теперь у него мои, обломался ваш план, господин директор! Выкручивайтесь без меня. Ведь на самом деле, никто даже не соизволил нормально, не в командирском тоне, со мной поговорить, мое согласие что, само собой подразумевается? Ничего, сейчас мы им устроим.

Дамблдор, видя на моей, пока еще моей, физиономии замешательство, сразу понял, где я тут загвоздку усмотрел. Ладно, признаю, при всех его сумасбродствах он — гений. Подмигнул и прошептал «Эльфы». Остолоп Блэк недоуменно посмотрел на него — эк у бедолаги последние мозги отбило! Все же ясно — эльфы преданы директору почище собак, что угодно для него сделают, а уж найти дюжину волосков Блэка — на одежде, постельном белье, на полу — минутное дело. Хочется только верить, что они действительно принадлежат этому тупоголовому несчастью — мне не улыбается стать шишугой или там книззлом — откуда мне знать, может, у этого дурня какая-нибудь живность дома есть.

— Я. Не. Буду. Это. Пить. С какой стати? Он натворил дел, а все ведут себя так, словно это я. Почему я должен страдать?

И еще руки на груди скрестил, чтобы показать твердость своих намерений.

Да понимаю я все, понимаю, знаю, что выбора у меня нет, но вдруг захотелось немного внимания к своей персоне. Такое крайне редко со мной случается. Раз пять от силы вспомнить могу. Последний был, когда родители сильно поссорились. Ох, что у нас тогда дома творилось — об этом и думать не хочется. Мне тогда так погано на душе было — хоть топись. А внимания мне тогда и не досталось — маме не до того было, ее в больницу забрали, а отец два дня где-то шлялся — пил сивуху какую-то, потом тоже в больницу загремел. Это было на каникулах два года назад. Моральных сил у меня уже не было. Я себе яд приготовил, хороший, быстродейственный, и в стакан его уже налил, а потом представил, что если родители ещё долго в больнице пробудут, а к нам никто не зайдет (правильно, что у нас делать?), то я так и проваляюсь здесь несколько дней — тогда зрелище будет слишком... хм... неаппетитным. Нет, такого внимания мне не хотелось. Поэтому я пошел купаться. На озеро. Два дня до Нового года оставалось. Ну уж и напривлекал внимания по самое «не могу». Меня три раза спасать пытались — но не очень-то меня спасешь, если я не захочу. Болел, правда, потом дико, не было сил даже Перцового сварить, но оклемался как раз к маминой выписке. Так она ничего и не узнала.

Ответ директор как-то сразу выбил из меня боевой дух:

— Я знаю, Северус, что задолжал тебе много объяснений. На них у нас еще будет время. Ты — здравомыслящий, рациональный человек. Сам ведь все понимаешь. Сегодня же вечером мы с тобой все обсудим. Только сейчас нужно поторопиться, а то мистер Поттер, мистер Люпин и мистер Петтигрю уже разносят школу в поисках мистера Блэка, а Слизерин начал составлять планы мести отдельным ученикам, которых они явно подозревают в похищении мистера Снейпа.

Вот почему Слагхорн такой мрачный: игнорируют его ребята. Еще бы. Как, скажите, можно относиться к человеку, организовавшему Клуб Слизней? Некоторые наши туда ходили—в этом случае Слагхорн очень удачно закрывал глаза на некоторые вещи. А вот Малфой, например, присоединяться категорически отказался, несмотря на полторы дюжины приглашений. Экзамены по зельям, правда, всегда только с третьего раза сдавал, зато слизняком не был. За это я его сильно зауважал — это ж надо быть настолько уверенным в себе и так гнуть свою линию. В этом, как ни странно, он чем-то похож на МакГонаголл. Хотя Люциус голову бы мне оторвал за такое сравнение.

Я даже сдулся как-то. Но упрямство еще требовало выхода.

— Хорошо. Одно условие. Пусть он, — взмах в сторону Блэка. — Попросит у меня прощения. Искренне.

Из дневника Сириуса Блэка

Сопливуса мы все-таки знатно приложили: он без движения валялся в той самой каморке, где мы его оставили. Видок был еще тот: и так в себя не пришел после драки, а тут тебя еще тормошит... ты сам. Врагу не пожелаю, хотя нет, Сопливусу — запросто. Когда директор вкратце описал ситуацию, взгляд у него стал растерянный и обиженный, как у маленького ребенка. Мне его даже жалко стало. Секунд на пять, пока он эту новость не переварил и не нацепил свою привычную маску холодности и ехидства. Сначала я думал, что он прямо сейчас накинется на меня и задушит. А потом я глянул в его глаза, и без того черные и затягивающие, и понял — отравит. Как только все это закончится, отравит непременно. Уж в этом он мастер. Нет бы по-человечески мстить, а то — ядом. Этой осенью он Пита отравил. Не доказали, конечно, что он это сделал. Но директор особого рвения что-то выяснять не демонстрировал. У него свои собственные о справедливости, и очень особенные, я бы сказал. Пит Снейпу каким-то заклинанием все волосы на голове в один живописный колтун склеил, пришлось обрезать. Снейп весь день красовался с сантиметровым «ежиком», пока мадам Помфри не придумала, как исправить ситуацию. Хотя, на мой взгляд, так даже лучше было. Умора еще та. Так вот, Хвост после этого три дня ходить едва мог — хвост мешал. Тигриный. Длинный, сантиметров на пятнадцать еще на землю опускался. Роскошный, одним словом. Мы по полу катались со смеху — дурачье, конечно, а Питер потом в больничном крыле несколько дней валялся. Не знали, как избавить его от этого ценного приобретения — уже отрезать хотели, но повезло Хвосту — целитель из Мунго толковым оказался, сделал все как надо. Именно он и объяснил, что это не проклятье, как мы думали сначала, а яд. Очень специфический, «новаторский». Этот самый целитель очень хотел с создателем познакомиться, дескать, такое зелье очень помогло бы при регенерации тканей. Только кто ж ему признается?

Так вот, директор отвел нас в какой-то кабинет и устроил встречу с деканами. Мне Слагхорн что-то минут пятнадцать рассказывал, только я его особо не слушал: пароли-шмароли... директор и так уже сказал, что вечером меня со Снейпом в его кабинете ждет развеселый разговор, «дабы скоординировать наши действия». Пока я притворялся, что слушал «Короля Слизней», мне словно кто-то в ухо крикнул «Карта!» Ё-моё! Карту-то не обмануть: я ее лично с Люпином так зачаровал, чтобы Оборотное ее обмануть не могло. Хоть локти теперь себе кусай. Придется сказать, что директор забрал, или там Филч, не отдавать же Снейпу.

Ох, как тошно. Как же я ребят предаю... Пусть уж лучше меня Сопливус прямо сейчас отравит. Ушел бы из школы, но куда? Про семью Снейпа я совершенно ничего не знаю, да и нечего мне там делать, благодарю покорно. К себе домой? Лучше уж в Запретный Лес. Ночью. Одному. Без палочки. Милосерднее будет.

Пока я притворялся, что Слагхорна слушаю, не заметил даже, как у Снейпика и директора конфронтация вышла, расслышал только последние слова этот чахлого мерзавца. Он требовал, что бы я (Я!) у него прощения попросил! Хотя, судя по тому, как деканы и Дамблдор посмотрели на меня, в этом они с ним были согласны. Дела...

Что делать? Унижаться перед ним, да еще при свидетелях? Ага! А не сделай — он мне потом это припомнит, да еще так, что жить не захочется, опозорит до конца жизни.

Ладно, соберем волю в кулак.... Эй, а ты знаешь, что ногти вообще-то стричь надо? А то получается как в анекдоте: «Кто делает тебе маникюр, какой замечательный грызун?». И почему на двух пальцах ногтей нет? Фу! А что это за язва на ладони правой руки? Фу! Фу! Так, об этом потом. Ну, соберись, ты можешь.

— Прости.

Он молча покрутил головой. Мерзавец! Ему тут что, представление устроить с заламыванием рук, коленопреклонением и градом слез? Тоже мне, цирк себе нашел!

— Прости. Я такого не хотел.

— Ах, ТАКОГО не хотел? А чего ты хотел? Я не могу понять: ты так самоутверждаешься или комплексы свои прячешь? Вам именно я так интересен, или в принципе все равно? Мразь.

Последнее слово он буквально выплюнул.

После этих слов стало мне... не то чтобы стыдно — не дождется, но не по себе. Как-то разом наши любимые оправдалки «Потому что нельзя быть на свете уродцем таким», «Ему еще на пользу пойдет — потом нас благодарить будет», «Дело в самом факте его существования» показались детскими, глупыми и недалекими.

Я быстренько оглянулся по сторонам: нет ли тут директорского феникса, может, снова он на меня так влияет. Иначе откуда у меня опять такие мысли? Тьфу.

Из дневника Северуса Снейпа

Я — Мародер. Звучит... противно.

Вернувшись, Дамблдор, как и обещал, поговорил со мной. На этот раз не улыбаясь, вполне серьезно. Много всякого наговорил, Блэка особо не оправдывал, наоборот, сказал, что его поступок в принципе недопустим. Ну, за это спасибо, господин директор! Неужели вы в первый раз на моей памяти признали, что его величество Блэк тоже не идеален и не безгрешен? Этот день нужно отметить красным в моем личном календаре и с размахом праздновать каждый год.

Это было только начало. Директор поразил меня еще больше, сказав, что жизнь у этого дуралея не такая уж и безоблачная, как мне могло показаться: между ним и его семейством пропасть непонимания, и даже ходят слухи, что Вальбурга, не отличающаяся мягким характером и терпимым нравом, может лишить его наследства. Ничего себе! А этот болван ведет себя так, словно ему море по колено и наш кальмар — лучший друг. Храбрится, наверное. Это же значит, что ему придется снизойти до того, чтобы работать после школы. Не у одного меня семейка с приветом. При всей моей горячей любви к Блэку, мне стало даже немного жаль его. У меня хоть мама адекватная, а у него куча родственников, которым на него с Астрономической башни плевать.

Апогеем директорской речи стало предложение рассматривать происходящее как «приключение, бесценный опыт, который никто не сможет повторить». «Разве есть на свете хоть один человек, который не мечтал бы денек-другой пожить жизнью кого-нибудь другого? Мерлин, и тот был не доволен своей судьбой, а ему-то вообще грех жаловаться». В детстве мне очень хотелось стать своим отцом, даже не на день, а всего лишь на несколько часов, чтобы показать ему, КАК он относится к нам; мне хотелось, чтобы он на собственной шкуре почувствовал свои же кулаки, послушал свою же пьяную болтовню и подышал сбивающим с ног перегаром. Дамблдор, словно услышав мои мысли, сказал, что я выше того, чтобы опускаться до мести. У меня, мол, чистая, неиспорченная душа, благородство у меня в крови, и вообще я очень самоотверженный и храбрый. Ого!! Это он про меня? Лапшу навешивает? Вроде как нет: лицо серьезное, смотрит как на взрослого. Странно! Я столько комплиментов за всю свою жизнь не слышал. Он и правда так думает?

И опять, словно прочитав мои мысли, Дамблдор подтвердил это коротким «да». Кажется, я покраснел.

Он еще много чего говорил, я у него в кабинете часа два просидел. Чувство было такое, что разговариваю с дедушкой. С мудрым, опытным, немного усталым человеком, которому ЕСТЬ до меня дело, который мог бы дать ответы на все мои вопросы, но хочет, чтобы я до всего дошел сам. Редко мне бывало с кем-то так уютно. Я чуть было с ним вконец не разоткровенничался, но вспомнил потом мое самое любимое правило «все сказанное тобой будет использовано против тебя», и удержался. А он говорил сам, вспоминал детство, рассказывал про свои школьные годы. Опомнился только, когда пробило час ночи. Тогда директор повел меня в гостиную гриффов. У меня было так хорошо на душе, все-таки молодец Дамблдор. Или это я размяк, а он манипулирует моими слабостями? Есть над чем подумать.

Перед самым портретом полной тетки в жутких розовых рюшах (старая знакомая, сколько раз я Лили сюда провожал!) он остановился, положил руку мне на плечо, посмотрел в глаза, куда-то в само сознание, и сказал, что верит в меня, верит, что я не наделаю глупостей. То ли он маггловским гипнозом владеет, то ли мне так знатно мозг промыл, то ли мне на самом деле надо было все это услышать, но я ему поверил. И правда, я смогу. Все смогу. Чем я хуже Блэка? В конце концов, все что ни делается — все к лучшему.

* * *

Как Блэк и говорил, Мародеры не спали, поджидая меня. Когда они накинулись на меня всей гурьбой, я чуть не запаниковал, забыл, КЕМ теперь для них являюсь. А они всего-то похлопали меня по плечу, пожали руку и закидали расспросами, как мне удалось снова стать собой, как отреагировал директор, и насколько понравилась вся эта история Сопливусу. Так вот, КАК они это видят! Им просто смешно! Ну, может, Люпину немного не по себе. А вот Поттер с Петтигрю находят это дико забавным и от меня, Блэка, ждут того же. Мне аж поплохело. Ничего, держи себя в руках, ты сможешь. Пытаясь подражать интонациям и лексикону этого ненормального, рассказал им заранее придуманную Дамблдором и одобренную Блэком историю. Да, в глазах этих недоумков я, то есть Блэк, стал стопроцентным героем. Но в данном конкретном случае, это не комплимент. Через полчаса они, наконец, успокоились и милостиво разрешили мне лечь спать. Я настолько привык к своей бессоннице, что был уверен, что у меня есть как минимум пара часов, чтобы обдумать ситуацию, прежде чем усну. Не тут-то было: Блэк, похоже, бессонницей не страдал. Помню, что подумал «Итак, первый вопрос на повестке дня — как быть с Лили...», следующая моя мысль (уже утром!) была «...интересно, а Блэк выспался?»

На завтраке Блэк сидел как обычно. Я старался на него слишком часто не смотреть, чтобы самому не свихнуться. Выглядел я, он, я-он вполне обычно. Мерлин, надо сказать ему, чтоб так не сутулился. Кошмар какой! Хотя тело-то моё, это, скорее, оно заставляет этого принца крови так гнуться. Я видел, как к нему подходил Эйвери — я обещал ему кой-какую мелочь в зельях разъяснить, а то пропадает человек. Слагхорн явно собирается завалить его на экзамене, даром что наш декан. Не знаю, почему Эйв именно ко мне обращается, мог бы кого-нибудь подружелюбнее выбрать. А вот про Розье я совсем забыл — он опять Приворотного требует. Ага, счас. Имел глупость ему однажды приготовить, так этот обделенный мозгами идиот умудрился своей троюродной кузине весь пузырек целиком за один раз вылить. Хорошо хоть на каникулах это было. Девчонку еле спасли. Зелья-то я готовлю качественные, действенные. А тут лошадиная дозировка. Да что лошадиная, тут бы и великана прошибло. Так что я чуть заочно убийцей не стал. Розье, правда, потом от меня хорошо досталось. Несколько месяцев как пришибленный ходил, а теперь, смотри ты, снова начал. Нравится девчонка, так удиви ее чем-нибудь, приятное сделай, фантазию включи, а он, слабоумный, по пути наименьшего сопротивления пошел. Ненавижу тех, кто ищет легкие пути.

Мародеры тоже «порадовали». Казалось бы, и так уже натворили невесть чего — успокойтесь хоть немного. Но нет, жизнь их ничему не учит. Поттер за обедом начал обдумывать, как бы еще надо мной, над Сопливусом, подшутить. Жутко хотелось двинуть ему в ухо. Сколько можно, гиппогриф тебя подери! МакГонаголл и так взъелась (пусть на самом деле и на Блэка), кучу баллов сняла (вернет потом, она же благородная гриффиндорка, пусть и бывшая, хотя бывших гриффов не бывает, это диагноз), отработок тьму назначила (Блэку полезно поработать), но все вокруг думают, что это я, Северус Снейп, сделал! Ну да, мой факультет, положим, не считает это героизмом, скорее бессмысленной глупостью, но они осуждать не будут и в жизнь мою тоже без спросу не полезут — если я так сделал, значит, надо было, захочу — сам расскажу. Но все равно, в школе есть много других людей, и мне с ними еще несколько лет учиться! Не могу сказать, что их мнение меня сильно волнует, но как-то не по себе.

Вечером соврал, что иду на отработку к МакГонаголл, и сбежал из этого дурдома. Вопросов к Блэку накопилось уйма. Хоть бы не забыть чего. Зелье памяти так и не доварил. Плакали все мои эксперименты.

* * *

По обстоятельствам действовать тоже не всегда получается. Чуть вот не влип сегодня. Люпин спросил, где карта. А я возьми и ляпни, что на стене висит. Судя по их взглядам, они подумали, что по мне Мунго плачет, но потом начали ржать как ненормальные, типа, классная шутка. Они ржут, а я сижу и лихорадочно соображаю, о чем речь. Блэк ни о чем подобном не упоминал. Короче, оказалось, что Мародеры, поднатужившись, сделали карту, которая показывает, кто где в замке на данный момент находится. Вот, значит, как они все время умудрялись меня находить, какие бы защитные и маскирующие чары я на себя ни накладывал. И кто бы мог подумать, что им мозгов хватит? Ладно Люпин, а Блэк с Поттером? Они же больше на везении, раздолбайстве и хамстве выезжают. Про Петтигрю вообще молчу — ходячее недоразумение. Ну что ж, впредь не буду недооценивать врага.

Когда я пришел, Блэк уже вовсю вручную намывал полы в кабинете трансфигурации. Ну да, ему не впервые, он уже привычный. Только грустно было смотреть, как Я это делаю, пусть даже осознаю, что это ОН. Так и раздвоение личности заработать недолго.

Я все терпел: его вопросы, подколки, но только пока он не спросил про «то же место и время» с Лили. Кого угодно готов обманывать, но не ее. Как я потом буду ей в глаза смотреть? Надо что-то с этим делать. Но что? Правду сказать нельзя. Соврать? Она меня насквозь видит, а Блэка в моем образе вообще раскусит за пять секунд. Выход подсказала МакГонаголл, даром что гриффиндорка, а идеи как у стопроцентной слизеринки. Гриффы тоже умеют мозгами шевелить, правда, это по-другому называется. Если мы, слизеринцы, сделаем что-то подобное — то это подлость, в лучшем случае — хитрость, а если гриффы или кто другой, то это — стратегический ход. Короче, она предложила написать анонимное письмо с угрозами, чтобы Лили перестала со мной встречаться, иначе мне, Снейпу, крупно не поздоровится. «Украсить» все это подробным кроваво-мрачным описанием того, что со мной может произойти, если наши встречи продолжатся. Со своей стороны она обещала зачаровать письмо так, чтобы невозможно было определить автора. Этот вариант заставил меня почувствовать себя трусливым слизняком, но другого выхода не было. Точнее, другие были, но этот был самым безобидным из всех для наших отношений. Зная Лили, я могу быть уверен, что она сделает все, что избавить меня от красочно описанных ужасов. Потом, когда все закончится, я уже как-нибудь найду способ доказать ей, что со мной ничего не случится. Я сам взялся написать это драклово письмо.

Блэка больше чем что-либо еще интересовал вопрос с квиддичем. Он-то прекрасно понимал, что летун из меня... ну, слабый, скажем так. И местом в команде рисковать не собирался. После серии взаимных упреков и оскорблений, правда, довольно вялых, мы решили, что завтра же сымитируем мне, то есть Блэку, какую-нибудь травму, чтобы появилась совершенно уважительная и невинная причина временно спасти его от позора. Никто же не поверит, что он за две ночи разучился летать.

Вопрос с зельеварением тоже решился быстро — мне каждый раз придется давать этому недоумку свой учебник с исправленными и упрощенными вариантами рецептов, невидимыми для всех, кроме него и меня. Нужно будет еще какую-нибудь систему сигналов изобрести, чтобы спасти уже мою репутацию. На зельях он особо не тупил, но и не блистал, поэтому мне надо будет портить зелья, так, слегка, чтобы никто не догадался. Если будет возможность, то попробуем менять местами пробирки с нашими именами. Выкрутимся, короче. На остальных предметах мы успеваем более или менее одинаково, если, конечно, учителя меня намеренно не опускают до уровня лукотруса. Чем я им так не угодил? Ну, смотрю на них, может быть, и с вызовом, хамлю зато не особенно часто, домашку делаю регулярно, ну и что, что не очень аккуратно? За это «аккуратно» Блэк на меня уже кидался: голову мой часто, одевайся опрятнее, за внешним видом следи, пиши аккуратнее. Это он по жизни такой зануда, или воспитание сказывается? Я впрочем, в долгу тоже не остался: нечего так спину гнуть, язвить тоже поменьше стоит, на моих слизеринцев можно тоже поспокойнее смотреть — они получше многих других будут; ходить можно плавнее, не обязательно прямо рывками передвигаться. Короче, наоскорбляли и наоскорблялись в свое удовольствие. Надеюсь, этот квоффлом пришибленный хоть что-то для себя вынесет. МакГонаголл сначала наблюдала за нами с широко открытыми глазами, потом начала себе в ладонь посмеиваться, потом уже очень заметно фыркала, но мы на нее внимания не обращали. Так что все получили моральное удовлетворение. Планирование всех этих мелких обманов, хитростей и выкручиваний оказалось довольно веселым делом, вот никогда бы не подумал.

Попозже за нами пришел директор, забрал к себе в кабинет, и тут вывалилась на меня еще парочка гриффиндорских скелетов. Фигурально, конечно, хотя кто их знает.

Я и представить не мог, что мне еще чего-то не рассказали. Вроде бы меня уже посвятили во все секреты и тайны, которые мне надо было знать. И почему нельзя было говорить при МакГонаголл? Не нравилось мне все это, ой как не нравилось.

Директор, как обычно, завел речь издалека. Поинтересовался, как прошел первый день. Потом плавно перевел разговор на тему о магических существах. Не знаю, как ему удалось это ПЛАВНО сделать, но в этом и есть весь наш директор. Так вот, он спросил про мое отношение к гоблинам, кентаврам, оборотням и прочим разумным магическим существам. Да мне, собственно, все равно, если уж такие как Блэк и ему подобные имеют право на существование, то в чем виноваты кентавры? Оборотни... Страшно, конечно. Но большинство из них не виноваты в том, что они такие. Никто не выбирает такой путь добровольно. Не скажу, что хотел бы иметь оборотня в своем кругу общения. Мне как-то мама рассказывала историю об одном знаком оборотне. Вполне приличный человек, довольно состоятельный. Очень мучился и физически (от трансформаций), и морально (от сознания, насколько он опасен для своей собственной семьи и для окружающих). Регулярно принимал Антиликантропное, а потом умер совсем молодым из-за его побочных эффектов: качественное зелье очень сложно в приготовлении и стоит бешеных денег, а сколько есть людей, которым все равно КАК приготовить лекарство, лишь бы побольше денег содрать. Короче говоря, прожил всю жизнь в страхе. Такому только посочувствовать можно. Так, кто там еще... Великаны умом не блещут, потому и вытеснены в горы волшебниками. Гоблины, ну... что с них взять. Пусть живут. Все это я, как-то особо и не задумываясь, выложил директору. Он, как обычно, улыбался неведомо чему и кивал головой в такт моим словам. А вот лицо меня-Блэка, напряженное вначале, разгладилось. Ох, не понравилось мне это. Должно быть, кто-то в их кругу не совсем человек. Так, не кентавр точно, я б заметил, не гоблин, не великан.... Спокойно...

— И кто это? — хрипло поинтересовался я, глядя в упор на Блэка.

Он беспомощно посмотрел на директора. Как-то жалко смотрится мое беспомощное лицо, надо над собой поработать, чтобы вообще не допускать такого вида.

За Блэка ответил директор совершенно спокойным тихим голосом, глядя мне в глаза, но уже не улыбаясь. Да... Что-то мне и раньше Люпин казался подозрительным. Было в нем что-то необычное, проглядывал ужас в его глазах, именно так по рассказу матери я и представлял себе того мужчину-оборотня, а, может, просто мое воображение разыгралось.

Не знаю, вероятно, мои собеседники ожидали истерики, но мне было по большей части все равно. Ну, не совсем все равно, что рядом со мной живет оборотень, а теперь вообще спит в одной комнате. Но Дамблдор-то знает и ничего ужасного не допустит. Может, раньше я бы и не был таким терпимым, но, в свете последних событий, не думаю, что меня чем-то можно было испугать, разозлить или расстроить. У меня уже иммунитет выработался на все эти неприятности. Да и, в конце концов, Люпин самый адекватный из их шайки. Является таким своеобразным сдерживающим фактором. Ничего лучше я не придумал, нежели тупо поинтересоваться принимает ли этот горе-оборотень Антиликантропное. Мне было просто интересно узнать, насколько они контролируют обстановку. Дамблдор же посмотрел на меня с нескрываемым интересом. Ого, да этот взгляд можно расценить как еще один комплимент! Еще чуть-чуть, и я к этому привыкну, господин директор!

Ну ничего, совершенно ничего не поменялось в моем мировоззрении от того, что кто-то рядом со мной оборотень. У всех свои недостатки.

Как говорила наша соседка в Тупике Прядильщиков: «Что день грядущий нам готовит?»

Из дневника Сириуса Блэка

Ничего себе, да Снейп поднялся в моих глазах! Я-то ожидал истерики, воплей, угроз, шантажа, а он... надо же, недооценил я его. Заболел он, что ли? Ладно, придется ему кое-что еще узнать.

На этот раз Дамблдор не стал провожать нас до гостиных. Специально дал нам шанс поговорить наедине. Ну что же, грешно было бы не воспользоваться ситуацией. Я нырнул в темный коридор и потянул Снейпа за собой, и прямо с ходу, без какой-либо моральной подготовки, рубанул с плеча про наши занятия анимагией. Все равно узнает, тогда какой смысл тянуть и недоговаривать? Нам совсем недавно удалось, наконец, путем долгих стараний, мучений и усилий добиться полного перевоплощения. Вспоминать об этом сейчас без смеха сложно, но вот когда Джеймс несколько часов не мог перекинуться обратно в человека — нам было не до смеха. А Хвост пару раз оставался с крысиными усами. Неаппетитное зрелище. Я сам однажды оказался с собачьими ушами и хвостом. Пришлось даже запугивать до смерти какого-то второкурсника, которому посчастливилось созерцать этот человеко-собачий шедевр. Он ржал как ненормальный, буквально катаясь по полу. Мне хотелось его вообще пристукнуть, но Рем не дал. Тот пацан до сих пор меня избегает. А еще я просветил Снейпа, ДЛЯ ЧЕГО мы начали заниматься анимагией. А вот это ему совсем не понравилось. Забавно было со стороны наблюдать, как Я ору: вдохновляюще, кстати, выглядит. Живописно, я бы даже сказал. Я так засмотрелся на это зрелище, что забыл послушать, о чем там Снейп разливается. Оказалось, ничего необычного: «безответственно», «совершенно неадекватно», «исключительно опасно», «в вашем дурацком гриффиндорском стиле», «тупицы неотесанные», «дубы столетние», бла-бла-бла. Потом он соизволил поинтересоваться, как отреагировал Дамблдор на сие вопиющее нарушение всего-чего-только-можно. Пришлось его разочаровать и сказать, что Дамблдор не в курсе, и должен в таком блаженном состоянии и оставаться. Снейп на это, к сожалению, не повелся. Этот гад начал меня шантажировать! Дела.... Тут так просто не выкрутиться: можно, конечно, во всем признаться директору, но терять такое шикарное развлечение не хотелось. А еще это совершенно не улучшит мою и без того основательно пошатнувшуюся в глазах Дамблдора репутацию. А представить, как отреагирует моя мамаша, узнав, что ее и без того впавший в немилость наследник превращается в собаку, да еще и умудрился попасться на этом!.. Пришлось идти на попятный и спрашивать Сопливуса, что он хочет в обмен на молчание. Я надеялся, что он, не подумав, ляпнет что-нибудь прямо сейчас, тогда это наверняка окажется вполне приемлемым. Для меня. Но этот мерзавец сказал, что подумает. Ничего, прорвемся.

Из дневника Северуса Снейпа

Да, я опять их недооценил, надо же, столько ошибок. Одно обидно: почему я сам не додумался до этого. Как обычно, руки не дошли. Зелья, зелья, зелья — для Помфри, для своих слизеринцев, мои эксперименты, от которых я не могу отказаться. Иногда мне кажется, что я тону в зельях. При всей моей горячей «любви» не могу не признать — все-таки хорошо Мародеры сработали. Немного грустно стало на душе. Мне бы такую команду: придумали — сделали. Одному неудобно, за всем не уследишь, да и сутки — не тянучка из «Сладкого Королевства». Слизерин — классный факультет, но надо признать: нет у нас сердечности что ли, характерной для гриффов или там хаффлпаффцев.

Так, что это я как размазня: душа, сердечность. Ну-ка, взял себя в руки и пошел! Нечего ныть. Тебе еще сегодня надо в больничное крыло умудриться попасть.

* * *

С больничным крылом все гладко прокатило: шел с трансфигурации, болтал с Люпином и Поттером, задирал Хвоста (кажется, теперь это мое любимое занятие — ну не выношу я его, хоть убейте), «не заметил», что уже лестница началась, и пересчитал зубами, спиной и конечностями все ступеньки. Было, конечно, больно, хотя это пустяки по сравнению с тем, что иной раз устраивал мне папаша или Мародеры. В любом случае, Блэк не такой гм... худой, как я, так что жить можно. Кое-как, повиснув на Джеймсе и Реме, тьфу, на Поттере и Люпине, доковылял до больничного крыла, там нарисовалась МакГонаголл, выставила всех за двери и давай с Помфри шушукаться — медсестра-то в курс дела не посвящена. Короче, пришлось мне в палате три дня проваляться для убедительности — иначе Помфри никак бы не смогла убедить остальных, что нельзя мне в квиддич еще месяца два играть. Мародеры забегали по пять раз на день. Два раза вся квиддичная команда во главе с Логботтомом приперлась. Приходилось изображать сожаление, извиняться перед всеми, что подвел. Надо же! Верили! А мне всегда казалось, что актер я никудышный. В любом случае, достали неимоверно. Не нужно мне столько общения! Нет, они приходят и упорно развлекают меня всякими дурацкими историями. Снейпа, меня то есть, пару раз упоминали: какая он отвратительная дрянь. Тут, конечно, Поттер больше всех старается: из-за Лили. Однозначно. Может, из-за нее все гонения и начались? Неважно, ради Лили я готов на многое, если не на все.

Блэк пришел в мою третью ночь в больничном крыле. Что-то долго его не было. Не знаю, как он умудрился не попасться, вероятно, с помощью этой самой загадочной карты. Рассказал, что Лили стала его избегать: не смотрит в его, в нашу, в мою сторону в Большом Зале, не подходит перед уроками, не садится рядом (слава Мерлину!), но ничего не объясняет. Ну что же, значит, письмо-анонимку она уже получила, но молчит, щадя моё самолюбие. Вполне в ее характере. Еще Блэк расспрашивал, почему это у нас старосты в обязательном порядке дожидаются, чтобы все на ночь возвращались. Принес распечатанное письмо от матери. Сказал, что не читал, сделал вид только, но распечатать пришлось, иначе это странно смотрелось бы. Соображает, надо же. Надеюсь, правда не читал — мама старается меня не расстраивать в письмах, пишет, что все хорошо, но тем не менее.... Не хочу, чтобы он знал о том, что творится у меня в семье. Не хочу жалости. Ах, да, еще он «порадовал» меня тем, что у нас появилась «проблемка». У нас.

Мне кажется, или что-то в нем поменялось? По крайней мере, в его отношении ко мне. Презрения больше нет. Странно. Если забыть все, что было между нами раньше, то таким мне он гораздо больше... нравится не совсем верное слово, но так он хотя бы вполне нормальный, то есть, с ним можно нормально общаться. Что могло случиться, пока я тут валяюсь?

Из дневника Сириуса Блэка

Видел, как Снейп загремел с лестницы: натурально получилось, и не скажешь, что так и было задумано. Видел, как кинулись к нему ребята. Вот тут меня и скрутило. Хочу обратно к ним, хочу в свою жизнь со всеми ее достоинствами и недостатками! Знали бы Мародеры, как мне их не хватает! Не хватает наших шалостей, смеха, разговоров, поддержки, чьего-то надежного плеча рядом. На уроках, в коридорах, в Большом Зале — везде, где бы мы ни встречались, я старался на них не смотреть: было тяжело, все боялся, что посмотрю на них и сразу себя раскрою, по одному взгляду понятно будет, что что-то не так. Они веселились, смеялись, выдумывали себе приключения, жили нашей нормальной жизнью. Снейп, несмотря на все мои сомнения, довольно быстро освоился. Периодически вел себя странно и для меня несвойственно, но это было не так уж и серьезно, я придирался, знаю. Но неужели ребята ничего не замечали? А, может, списывали все на последействие Оборотного? Не знаю, может быть, я начал ревновать. Когда осознал этот факт, был в диком шоке. В чем, а, точнее, В КОМ здесь дело: во мне, в них или в Снейпе? Меня так легко заменить? Ребятам все равно, или они просто невнимательные? Снейп настолько хороший актер, или мы просто совсем ничего о нем не знали, считая злобной мстительной сволочью, способной на любую пакость? Не знаю, не знаю. Все совсем запуталось. Я терпеть не могу все эти самокопания, самоанализы, раскладывание души по полочкам, но, видимо, сейчас от этого никуда не деться. Так, что мы имеем? Снейп одинок: да, он со многими общается, в какой-то степени пользуется определенным авторитетом, его немного побаиваются, но кроме Лили у него нет никого, кому он мог бы излить душу, если бы это понадобилось. В данной ситуации это для меня все очень упрощает: нет близких друзей — значит, уменьшаются шансы, что я попадусь. Но как-то жалко мне его стало, да и себя тоже. Когда уже все станет, как было... Я тут скоро оборотнем выть начну. Оборотнем. Эта мысль вытеснила все остальные. Вот засада! Полнолуние совсем скоро. Снейп не сможет обратиться в собаку. Это свойство не тела, а сознания, и научиться за несколько дней он тоже не сможет. И не факт, что у него будет именно такая анимагическая форма. Надо сегодня же вечером заскочить к нему в больничное крыло и обсудить, как выйти из данной ситуации. Никогда не думал, что скажу нечто подобное, но он не такой уж и гад, как мы о нем думали. Нескольких дней ЕГО жизни мне вполне хватило, чтобы это понять. Он не злой, он озлобленный, да и это больше показное, наверное. Он вовсе не нелюдимый — со своими нормально же общается. Самооценка только, должно быть, сильно хромает. Раньше все было просто: черное-белое, плохое-хорошее, Слизерин-Гриффиндор, а теперь все запуталось. Одно знаю точно — Сопливусом я его больше назвать не смогу.

Сразу же после отработки у МакГонаголл пошел во владения мадам Помфри. То есть пойти-то я пошел, вот только не дошел. Из кабинета леди-дракона до больничного крыла идти довольно далеко: пропасть всяких переходов, лестниц и поворотов, и так уже выбрал самый короткий путь. Шел, задумавшись о том, как выкрутиться с прогулкой в полнолуние, и — вот уже лежу на холодном полу. Тощая спина сразу же заныла от «нежного» общения с твердющим каменным полом, дыхание сбилось, а в глазах заплясали разноцветные звезды. Ах вот оно что: из-под мантии-невидимки появились Джеймс, Рем, Пит. Настроены они были решительно, и выражение их лиц мне что-то совсем не понравилось. Интуиция меня не подвела. Джеймс, глядя на меня с откровенным презрением, спросил, что я сделал с Блэком, потому что после того злосчастного дня Сириус, видите ли, какой-то странный, не то чтобы очень, но все же. Спектр чувств, которые я испытывал в этот момент, был огромен, но самое главное — радость, искренняя, сумасшедшая, глубокая, чистая — как снег в солнечный морозный день. Заметили, все-таки заметили! Я нужен им не просто как активный вдохновитель всяких там проделок и приключений, но и как человек! Выражение счастья на моей физиономии явно не соответствовало напряжённости ситуации. У Джеймса недобро заблестели глаза. Да, вот еще одна из «прелестей» жизни Снейпа...

Досталось мне тогда хорошо. Я даже не пытался объяснять что-либо. Снейп бы не стал. Фыркнул только сквозь зубы, чтобы свои проблемы с «этим недоумком Блэком» (кажется, именно так он меня называет), решали сами. Джеймс словно взбесился, он едва себя контролировал. Рем, как обычно, серьезных проклятий не насылал, в основном он только блокировал мои немногочисленные проклятия и поддерживал щит, чтобы ребят не зацепило. Зато Пит отрывался по полной, хорошо хоть, что на непростительные кишка тонка. Пока тонка. Не нравилось мне выражение его лица — там была дикая злоба, желание сделать больно. А он-то на Снейпа за что взъелся? Не замечал за ним ничего подобного раньше. Ладно Джеймс из-за Лили, а он-то почему? Под этим перекрестным огнем шансов у меня было мало, да и не могу я вот так просто заклятиями в своих же ребят.... Как это Сопл Снейп умудрялся после драки с нами на своих двоих уходить? Последнее, что помню — как меня хорошенько шандарахнуло об пол, на этот раз боком, потом все стихло, и стало тепло и уютно. Очнулся я через несколько часов, уже около полуночи. Хорошо хоть, что этот проход не известен большинству учеников, так что на меня избитого и в крови никто не наткнулся. Вот и ладно, побережем репутацию Снейпа, он мне пока никаких гадостей не сделал. Сколько мы, гриффиндорцы, гордимся, кичимся своим благородством, честностью, смелостью, а толку? Только когда я попал на другую сторону баррикад, я начал понимать, что в том, как мы с ним поступали, благородства было ни на грамм. Вчетвером на одного. Отлично. Пусть у того одного тоже есть зубы, да еще такие, что василиск позавидует, и огрызается он умеет ого-го, но это как-то... подло. А подлость — качество, по всеобщему убеждению, больше характерное для слизеринцев. А они никогда не вылавливали нас поодиночке, Пита только один раз, да и то он сдуру нарвался. Нечего хамить слизеринской старосте, если она всего-то просит тебя подержать учебники. И что получается? Мы ничем не лучше их, а они ничем не хуже нас? И в чем тогда между нами разница? Только в эпитетах, которыми нас награждают, да в предрассудках, стереотипах и отношении? В необходимости делать именно то, что все от тебя ожидают? Я и раньше слышал эти замудреные слова и считал их исключительно маггловскими, а вот теперь, наконец, понял их суть. Как говорил Рем: «О сколько нам открытий чудных»...

Я кое-как привел в порядок мантию, стер заклинанием кровь, заживил порезы и царапины. А в гостиной опять столкнулся со старостой, и опять это была Наоми. Вывернуться на этот раз за счет зелий мне не удалось — все-таки вид у меня был бледный и помятый. Фингал под глазом и синяки полностью не сошли, и хромал я, припадая на правый бок, основательно. Наоми, ни слова не говоря, трансфигурировала из пера зеркало и так же молча протянула его мне. О мать моя Мегера! Красавец! Бледный, с темными синяками, лохматый, и почему-то волосы фиолетовые и слипшиеся так, словно их облили жидкой лакрицей. Я поднял на нее умоляющий взгляд:

— Не надо! На этот раз был виноват я сам. Пожалуйста. Мы уже разобрались.

Она посмотрела на меня, хмыкнула что-то вроде «Ты каждый раз так говоришь. Гордость и чувство собственного достоинства, конечно, хорошо, но стоит ли оно того?» и удалилась в спальню. Зеркало так и осталось у меня в руках. Я кинул его на ближайший стол и вяло потащился в ванную: спать с такими волосами — только приклеиться намертво к подушке. И надо бы посмотреть, что там с боком, болит ужасно. Мало того, что голова непонятно из-за чего каждый день чуть ли не раскалывается от боли, так теперь еще и это. А с его дракловой бессонницей бодрствовать мне еще часа два. Вот и пофилософствую. Мерлин, у него всегда так голова по вечерам болит?

3

Он представлял чужую жизнь в своих мечтах. И забыл, как его зовут.

Андрей Данилов Художник

Из дневника Северуса Снейпа

«Проблемка» решилась быстро: можем опять сказать, что из-за этого экспериментального Оборотного я временно не смогу перекидываться в животное — из организма зелье полностью не вывелось, вот придется месяца два им без меня как-нибудь. Ох, и недели еще не прошло, а я про себя, Северуса Снейпа, думаю как про Блэка. Тоже мне, эффект полного погружения. Вот только повезло этим идиотам, что до сих пор все благополучно обходилось. Блэк рассказал мне, в каких животных они превращаются — большие, ничего не скажешь, но... не факт, что они смогут удержать оборотня. Или догнать его в случае чего. Или остановить, если он человека почует. После той маминой истории я перелопатил кучу литературы и знаю, что многих кусают совершенно случайно. Выбежал, например, ребенок в сад за забытой метлой — и вот вам, здрасьте пожалуйста. Домик-то возле самого леса, родители не доглядели — и прощай, нормальная жизнь. Не все укушенные становятся оборотнями, многие просто не выживают: заражение крови, раны, несовместимые с жизнью, а кого и на клочки раздирают. Так нельзя. Надо как-то с ними поговорить на эту тему. У Блэка на них огромное влияние, стоит попробовать авторитетом задавить, попугать похожими историями. Пусть в Хижине беснуются, но не в Лесу и не на открытой местности. Хватит несчастий, за такое и в Азкабан можно попасть, а скорее всего, случись что, самих себя заавадить захочется — совесть не простит.

Все-таки они идиоты.

Ладно, теперь письмо из дома.... Почему подписано не мамой? И никакое оно не из дома, а из Мунго! О Мерлин!

Ох... Бедная мама. Ну как же она так? Ведь опытная уже, не в первый, а, может, в тысяча сто первый раз зелья готовит. То ли от бессонницы что-то варила, то ли Заживляющее. Второе, скорее всего. Не доглядела за огнем, что-то не то добавила. Котел рванул... Теперь в Мунго (а отец в очередном запое, естественно). Состояние у мамы стабильное, только с памятью проблема. Ее лечащий целитель, некто с настораживающей фамилией Фаннихилер, приславший это письмо, настоятельно рекомендовал мне навестить маму в больнице. По его словам, встреча с близким человеком может простимулировать восстановление памяти и ускорить выздоровление. Недолго думая, забыв про «больную» ногу, я кинулся из палаты, намереваясь бежать в кабинет директора, и совершенно упуская из вида, что я босиком, а на мне пижама веселенькой расцветки. Далеко убежать мне, однако, не удалось. Возле двери я был пойман маленькой, но крепкой ручкой мадам Помфри. Я не стал ничего ей объяснять, просто подал письмо. Руки у меня слегка дрожали, но какое это имеет значение? Мама — мой самый близкий человек, единственный, кому не все равно, что со мной. Если с ней что-то случится, я... я не знаю, что буду делать.

Помфри внимательно прочитала письмо и спокойным, не терпящим возражений докторским голосом сказала, что это временное состояние, все будет в порядке, а Фаннихилер — один из лучших специалистов в этой области. У меня немного отлегло от сердца — наша медсестра не из тех, кто будет скрывать правду: как правило, она рубит сплеча, да еще любит преподносить все в излишне мрачном свете. Но мое желание ехать к матери прямо сейчас она одобрила, хоть «кое-какие трудности все равно возникнут». Плевать на трудности! Только быстрее! У меня в голове промелькнула мысль: хорошо, что мадам Помфри в курсе событий, происходящих со мной и Блэком, а то был бы тут концерт.

Самому бежать в кабинет директора она мне не позволила, просто вызвала его сюда с помощью патронуса. Дамблдор внимательно прочитал письмо, посочувствовал мне и маме, назвав ее при этом Эйлин, ах да, он же ее еще трансфигурации обучал. И сказал, что ехать надо обязательно, но.... Не понравилось мне это «но». Не зря, как оказалось. Дамблдор сказал, что ехать придется Блэку, не мне. Он что, шутит так, что ли? Я возмутился, повысил голос, нахамил — ничего не помогло. Казалось бы: я перестану пить Оборотное, снова стану самим саму и могу ехать. Блэк-Снейп останется в школе, а отъезд меня-Блэка тоже можно как-нибудь объяснить. Ага. Не тут-то было. Мне популярно растолковали, что принимаю я, конечно, обычное Оборотное, только одновременно с ним — тот чудо-состав Дамблдора на крови северного толстолоба, поэтому обратно Снейпом я стану, если прекращу его пить, только через два дня. Я готов был выть и кидаться на стены. Но предложить подождать два дня язык не повернулся, да и не был я уверен, что Дамблдор согласится. Ладно, пусть Блэк едет, если уж директор за него ручается. Только чтоб болтал там как можно меньше — маме лучше не знать, что у нас здесь произошло, тем более в ее теперешнем состоянии. Не успел я примириться с мыслью о том, что вместо меня к маме в Мунго поедет Блэк, как директор сообщил мне еще одну «приятнейшую» новость. Блэк вместе с Дамблдором навестит мою маму в больнице этим же вечером, но не вернется в Хогвартс, а ОСТАНЕТСЯ НА НОЧЬ в моем доме, чтобы потом еще раз с утра вместе с директором зайти в больницу. На мой вопрос «Зачем Блэку оставаться у меня дома, если он может с вами вернуться ночевать в школу?» Дамблдор совершенно спокойно ответил, что это как раз выглядело бы очень подозрительно в глазах остальных учеников, в первую очередь, слизеринцев. Мол, если в семье случилось такое несчастье, то мне резонно было бы остаться с родственниками, провести вечер в их кругу, оказать моральную поддержку. Вроде бы все правильно, естественно и логично. Почти все мои ребята так бы, конечно, и поступили, но.... Но точно не я. Что мне обсуждать с моим отцом? Он со мной не то что говорить, смотреть на меня не хочет. То ли боится, то ли брезгует, не знаю. Но в любом случае, никто во всем Хогвартсе, за исключением Лили и самого Дамблдора, не знает об особенностях моего семейства. Зачем им это? Кто-то может позлорадствовать, кто-то — пожалеть меня. А мне не надо ни того, ни другого. Моя семья — мои личные проблемы. А если учитывать, что из-за этой дурацкой выходки Блэка «мое» поведение и так вызывает массу вопросов, то не стоит подливать масло в огонь. Мерлин, ну почему директор всегда оказывается прав? В любом случае не в этом дело: я НЕ ХОЧУ, чтобы Блэк увидел мой дом, познакомился с моим папашей. Как я потом Блэку в глаза смотреть буду? Он с Мародерами и так меня унижает по поводу и без, а теперь вообще житья не будет. И маму жаль. Я готов был разреветься, даром что глаза совершенно сухие. Выбора у меня не было. Пусть едет Блэк, а я останусь здесь и буду медленно, но верно сходить с ума.

* * *

Блэк тоже не обрадовался перспективе общаться с моей больной мамой, ночевать в моем доме, но с другой стороны ему явно хотелось вырваться из наших подземелий, где слишком много внимательных глаз обращено на него, и где так страшно ляпнуть лишнее. Память у мамы пропала не полностью, а частично, поэтому она как пить дать раскусит Блэка за минуту. Дамблдор пообещал быть в палате вместе с ним все время и отвлекать внимание мамы. На всякий случай. Так спокойнее, и за Блэком присмотрит чуть что.

Когда Блэк, наконец, ушел (выслушав мои получасовые наставления, угрозы и предупреждения), я в бессилии откинулся на подушки. Мадам Помфри принесла мне успокоительного, и я уснул. Потом уже она сказала, что ко мне снова приходили мои «закадычные друзья».

Из дневника Сириуса Блэка

Ушибленный бок ныл очень сильно, спать из-за него я практически не мог, но к мадам Помфри я не пошел — не хотел, чтобы Снейп знал о той стычке с Мародерами — нечего ему злорадствовать. Не стоит. Синяки сошли через час после того, как я смазал их какой-то вонючей гадостью из бутылки «От синяков», взятой из тумбочки. На ней точно не было никаких других надписей — я пять раз проверил. И вообще, у него там целый арсенал: и Заживляющее, и «От ожогов», и «От ушибов», и Охлаждающее, и Согревающее, и даже зелье для роста волос. Это он, видимо, после наших стычек применяет. Гордый. Не хочет жаловаться или к Помфри идти. Почему бы не рассказать все старосте? Да слизеринцы и сами не дураки, все понимают. Почему бы им не собраться и не отомстить нам? Никогда не поверю, что их останавливают возможные снятые баллы или отработки.

Надо будет Снейпа еще погонять: чтобы следил за внешним видом, чтобы употреблял мои «любимые словечки». Как это ни обидно, но придется его просветить по поводу нескольких шалостей, намеченных на ближайшее время.

* * *

Я еще понимаю, почему Я должен поехать в больницу к матери Снейпа, но зачем мне ехать к Снейпу домой? Дамблдор особо на эту тему не распространялся, сказал только, что так будет лучше для нас обоих. Когда директор вышел в кабинет к мадам Помфри, Снейп сам меня просветил по этому вопросу. О, он и так был слегка не в себе из-за этого несчастного случая с его мамой, но то, что мне придется побыть, пусть и недолго, в его доме, казалось, просто сводит его с ума. Никогда не видел его таким злым: если бы у него была под рукой палочка (слава Мерлину, ее еще раньше конфисковала Помфри: «Никаких палочек в палате!»), мне бы не поздоровилось. Это, правда, не помешало ему попытаться меня придушить, как только за директором закрылась дверь. Ну и ладно, не очень-то и хотелось: кто его знает, что у него там за дом. Да даже не в этом дело, вряд ли его родственники хуже моей мамаши. Просто.... Это его территория, и я точно не знаю, как там себя вести. Отца, по словам Снейпа, скорее всего не будет, а если он все же будет дома, то ему на глаза лучше не попадаться (прямо как моей маман, только куда от нее денешься). Хотя, с другой стороны, очень интересно посмотреть на этот самый дом, на его семью: не просто так Снейп бесится — там определенно что-то нечисто. А вот к его маме в больницу придется наведаться дважды. Хорошо, что Дамблдор будет рядом. Я же даже не знаю, о чем с ней говорить. Может, она сына вообще не узнает. А если узнает, то мгновенно обнаружит подмену.

Снейп совсем невменяемый был, когда со мной и директором разговаривал. Впервые вижу его на грани слез. Каково это, иметь родителей, за которых ТАК переживаешь? Да моя мать за эльфов больше волнуется, чем за меня. Но в любом случае мне очень интересно посмотреть на комнату Снейпа, его детские колдографии, игрушки. Это либо окончательно подтвердит, либо бесповоротно опровергнет мою теорию о том, что все, что мы видим в нем — напускное, показушное, выставленное для защиты, как раковина улитки или панцирь рака. Интересно, какой он там, под скорлупой, без защитной брони? Вряд ли розово-пушистый и сахарный, но уж точно не усыпанный иголками, как дикобраз из маггловской книжки.

* * *

Больница произвела на меня гнетущее впечатление: толпа людей, все нервничают, суетятся, бегают. В палате мамы Снейпа было гораздо тише и спокойнее. Эйлин, буду называть ее так, оказалась маленькой, худенькой женщиной с черными растрепанными волосами и черными пронзительными глазами. Понятно, в кого у Снейпа такая внешность. Она улыбнулась, когда мы зашли, и радостно поздоровалась. Помнит! Мерлин, я попал! Я мялся у порога, совершенно не зная, как подойти к этой абсолютно чужой мне женщине. Дамблдор подтолкнул меня, и я птичкой подлетел к кровати. Осторожно чмокнул ее в щеку, взял за руку, спросил как дела. Вроде пока все правильно. Директор одобрительно хмыкнул мне в спину. Эйлин расспрашивала меня об учебе, здоровье, поинтересовалась, как там поживает Лили. Дамблдор усмехался себе под нос, а я ерзал на стуле и как можно немногословнее отвечал на ее вопросы. Кажется, ее такие краткие ответы удивляли — должно быть, у нее со Снейпом гораздо более теплые и доверительные отношения. А вот мою мать интересуют только годовые и экзаменационные оценки: учеба дается мне легко, только учиться совсем не хочется. То есть хочется, конечно, но только по интересующим меня предметам, а остальное — напрасная трата времени. Мы с Джеймсом уже решили, что пойдем на авроров. Пит так далеко в будущее не заглядывает, но, думаю, он всегда найдет для себя теплое местечко без особой ответственности и обязанностей. Рем... у него все не так просто. Аврорат его не прельщает — слишком Рем для всего этого миролюбивый. Мы иногда подшучиваем над ним, говорим, что из него выйдет хороший учитель. Но куда там, у оборотня практически нет шансов на нормальную работу. Но мы что-нибудь придумаем, мы всегда что-нибудь придумывали.

В конце Эйлин пожелала мне всего хорошего, поблагодарила Дамблдора за то, что он отпустил меня проведать ее и сам нашел время сопровождать меня. Надо признать, она — довольно приятная женщина, особенно учитывая, с кем, где и как она живет.

* * *

Аппарирорав со мной к дому Снейпов, директор взял с меня честное слово, что я не натворю глупостей и не буду выходить их дома. Да без проблем, профессор Дамблдор, можете быть спокойны. Оказавшись в доме, я выдохнул с облегчением: иногда все происходящее казалось маскарадом и игрой. Было весело представлять, скольких людей мы водим за нос, весело препираться со слизеринцами: я уже успел сцепиться с Ноттом, но снейповский мрачный авторитет и кулаки подействовали, и он отвалил без особых претензий. Они что, реально боятся, что, в случае чего, он их правда потравит? Идиоты! Ведут себя не как слизеринцы, а как первокурсники-хаффлпаффцы. Пригрозить мы все можем, но чтоб на самом деле.... Хотя, ручаюсь, что определенные инциденты имели место быть.

Ладно, самое время осмотреться.

Да... теперь я понимаю, почему Снейп такой... неухоженный, ехидный и желчный. В этом унылом доме можно было бы только либо совсем сломаться, либо стать таким как он, без других вариантов. Дом был старый, очень маленький, запущенный. Неуютный. В нашем особняке особого уюта тоже не наблюдается, но там хоть нет такого запустения, кричащего отовсюду одиночества и безнадежности. На нескольких фото (маггловских!), висящих на стене в гостиной, были изображены три человека: сам Северус (лет на семь помладше), худая женщина с нечитаемым выражением лица и мужчина с плотно сжатыми губами и хмурым взглядом. Никто не улыбался. Ни на одной из фотографий. Обстановка тоже была маггловская. В той же гостиной стоял телевизор с грязным экраном. Такой, только побольше и поаккуратнее, я видел на картинках. Никакого намека на то, что здесь живут маги. Ладно, пусть отец маггл, но сам Снейп и его мама? Комната Снейпа меня тоже повергла в уныние: серые мрачные стены, грязное окно. Никаких плакатов и украшений на стенах. Одно фото, впрочем, нашлось: Эванс в ярком пестром платье с венком на голове хохочет, поднимая руки к солнцу. А в остальном вокруг только книги, книги, книги. В большинстве своем маггловские. Приключения, фантастика, индейцы, далекие страны, джунгли, загадочные животные. У меня таких книг никогда не было. Мамаша пыталась привить мне другие вкусы и интересы. До сих пор помню «Великие люди эпохи: Антарес Блэк — не дать уйти последнему магглу». Мне тогда восемь было. А там высокопарные идеи и одни сплошные издевательства над магглами. Сначала было интересно, я уже подумал, что это такие веселые сказки, зато дальше... Я, начитавшись, боялся ночевать один в комнате, бегал тайком к Регу; один раз, проснувшись от страшного сна, забился под кровать и просидел там полночи. Еще один кошмар из моей жизни, о котором никто не подозревал.

Уже потом, в Хогвартсе, у того же Рема, я начал брать иногда маггловские книги. До сих пор помню «Три мушкетера». Да, непонятного там было много, как, впрочем, и интересного, все-таки их мир сильно отличается от нашего. У магглов все проще и сложнее одновременно. Коварства, предательства, преданности, дружбы там тоже хватает. А еще магглы правы вот в чем: не бывает абсолютно плохих и абсолютно хороших людей. У всех есть недостатки и положительные качества, не надо концентрироваться на чем-то одном. Терпимее надо быть. Не знаю, от чего меня потянуло на такие размышления: повзрослел я, что ли, ну или резко поумнел. Не знаю, не знаю... просто увидел жизнь с другой ее стороны, непонятно только — с изнанки или, наоборот, с лица.

* * *

Я сделал себе пару бутербродов и уселся с наугад выбранной в комнате Снейпа книжкой — «Айвенго» — перед камином — успеть бы прочитать ее за ночь. Если написано интересно — то я книжку «проглотить» за несколько часов смогу. Уже через минуту я совершенно позабыл, кто я, где нахожусь, и, кажется даже, как меня зовут. Обычно в школе мне не до книг — у нас с ребятами всегда найдется занятие. Но если есть возможность и здоровская книжка под рукой — я с головой ухожу в чтение и не могу оторваться, пока не дочитаю последнюю страницу. Несколько раз читал на истории магии — хоть время быстрее идет, даже не идет — летит.

В самый разгар кульминации, когда я уже буквально жил в двенадцатом веке, и как будто сам был свидетелем поединка между Айвенго и Буагильбером, жестокая реальность в образе заросшего страшного дядьки вытряхнула меня из кресла, вмазала по уху и обдала жесточайшим перегаром. На меня диким взглядом смотрел лохматый мужик, которого я видел на фотографии, только изрядно постаревший. Мужик что-то невнятно пробурчал и попытался двинуть меня еще раз, на этот раз по носу. Но маневр не удался, он завалился на мое же кресло и через несколько секунд захрапел. Я вскочил на ноги, запоздало группируясь для драки. Это чудище — отец Снейпа? Мерлин меня подери! Получается, у него тоже не семья — а... мм... нечто странное. В моей семье практикуется моральное насилие: мамаша — спец по этой части — размажет ровным слоем по тарелке любого, кто скажет слово поперек, а его отец — явно сторонник незатейливой банальной драки. Но тоже может размазать ровным слоем по полу, например. Дела...

Ухо болело неслабо, но вторичного нападения от этого вонючего субъекта можно было не опасаться: его теперь и фейерверком доктора Филибустера не добудишься. Потерев несчастное ухо и подобрав книжку, я уже направился было к спальне, но потом подумал, что так спускать с рук это нельзя.

Утро порадовало меня громким воплем, звуками падения и греющими душу криками «Убью паршивца!». Но я к тому времени уже был во всеоружии, то есть наложил Дезиллюминационное, выученное специально для подобных мародерских шалостей, и Заглушающее и спустился вниз полюбоваться делом своих рук.

Все должно было быть так: первое, на что падает взгляд проснувшегося утром с перепоя главы семейства Снейпов — большое зеркало, отражающее его же физиономию, только эта физиономия будет ярко-зеленого цвета весенней травы, плюс пара замечательных фиолетовых синяков под глазами. Он, естественно, пугается, пытается вскочить на ноги, а нет, не выйдет: ноги приклеены к полу простеньким заклятьем. Он падает на пол, где его окатывает ледяной водой из тазика. Все красиво и во вкусе старых добрых Мародеров.

Шалость удалась: Снейп-старший барахтался на полу в луже ледяной воды и что-то бессвязно орал, периодически повторяясь на словах «гад», «душу вытрясу», «урод неблагодарный». Смотреть на него было смешно, и я, с трудом сдерживая хихиканье, вышел во двор, стараясь не хлопнуть дверью. Утро было свежее и солнечное. Я сидел на ступеньках, ожидая Дамблдора и думая о том, что сейчас делают мои ребята. Они уже, должно быть, встали и собираются на учебу. Хотя какие там сборы? Одеться и в ванную на десять минут, потом на завтрак. А с ними Снейп... Его уже наверняка выписали из больничного крыла...

Из-за двери все еще доносилась шумная ругань, список приятных прозвищ слегка видоизменился, а список всевозможных кар и наказаний увеличился. Тут мне в голову, как по взмаху волшебной палочки, пришла не совсем приятная мысль: мне-то весело, а вся злость этого... хм... человеческого существа обрушится на Эйлин и на самого Снейпа. Ну я и болван. Почему я всегда сначала делаю, а потом думаю? Может, Обливиэйтом его? Нет, насколько я помню из слов Флитвика, это заклинание не действует на выпивающих людей — у них в мозгах и так Мерлин знает что, им этот Обливиэйт — что для пикси Пескипикси Пестерноми — никакого эффекта. Что же я наделал?..

* * *

На этот раз Эйлин выглядела лучше, тепло улыбнулась нам, поцеловала меня в лоб. Фаннихилер, ее целитель, сказал, что она быстро идет на поправку. Говорил с Эйлин в основном Дамблдор, я же старался больше помалкивать, чтобы не выдать какую-нибудь глупость. Директор все утро отвлекал ее внимание на себя, интересовался, поддерживает ли она контакт со своими школьными друзьями, продолжает ли заниматься какими-либо исследованиями в области зелий. Понятно, у Снейпа, оказывается, не только ее внешность, но еще и увлечения.

Когда я на этот раз выходил из палаты Эйлин, мне было неимоверно стыдно за то, что я натворил у нее дома. Мне не хотелось создавать ей еще больше проблем. Не мое дело, конечно, почему она живет с этим человеком, но все же... Я рассказал Дамблдору о той «встрече» с отцом Снейпа и о ее последствиях. Если вначале директор просто слушал, печально покачивая головой, то потом... Мерлин, как он разозлился! Он не орал на меня (по-моему, он вообще никогда ни на кого не орал), не говорил, что он обо мне думает, он просто стал еще печальнее и с жалостью смотрел на меня. Мне захотелось спрятаться куда-нибудь и долго не высовывать носа. Мы снова аппарировали к дому в Тупике Прядильщиков, он вошел внутрь, а меня оставил на улице. Я проторчал во дворе полчаса, наблюдая за дворовыми собаками, от всей души желая перекинуться сейчас в Бродягу и сбежать отсюда подальше от всей той каши, которую я так легкомысленно заварил. Но это было бы не по-гриффиндорски, а по-слизерински, а я уже столько лет пытался доказать самому себе, что я на своем месте.

Уже в школе директор попросил меня не упоминать при Снейпе про эту историю, и вообще никак не комментировать его дом и родителей — это болезненная для него тема. Еще бы, сам догадался. Хотя не уверен, что Снейп предпочел бы своему дому и своей семье мою.

Снейпу я словом не обмолвился про тот инцидент с его папашей, сказал, что ночевал совершенно один, читал «Айвенго». Он, очевидно, все ждал от меня подколок или издевательств. Нет, это не та тема, по поводу которой можно шутить. И я был бы последним человеком, затронув самое больное.

Из дневника Северуса Снейпа

Мерлин! У него что, совсем совести нет? Мог бы догадаться хоть сову прислать! Это, между прочим, моя мама, и я за нее вообще-то волнуюсь! Ничего, вернется Блэк — я ему устрою сладкую жизнь! Хорошо хоть Дамблдор догадался мне сообщить, что с мамой все в порядке.

Ох, как же я радовался, когда мадам Помфри, наконец, меня отпустила! Даже Мародеров был рад видеть, даром что они ко мне по три раза на дню таскались. Приятно чувствовать себя нужным. Все-таки повезло Блэку — три друга, пусть и не самых адекватных, — это как-то... надежно, что ли. Важно знать, что твою спину прикроют, даже если ты этого не ждешь. У нас в Слизерине немного по-другому: тебе окажут помощь, только если ты сам попросишь. Тут дело не в просьбе, а в том, что никто не полезет в жизнь другого человека. Иногда это хорошо, иногда нет. Хотя пару раз мои однокурсники за меня мстили, даже когда я их и не просил (я их никогда не прошу), но именно мстили, а не поддерживали в драке, на дуэли. Лили не в счет, все наши стычки с Мародерами происходят так, что она про них не знает. Это не в моих интересах и не в интересах Поттера. Он практически не говорит ничего про Лили, но не видеть, КАК он на нее смотрит, невозможно. Надо отдать ей должное: она все-таки к нему равнодушна, но и на меня-Блэка смотреть избегает. Я все же надеюсь, что это из-за письма, а не из-за того, что Блэк что-нибудь натворил. Лили, Лили, девочка моя, солнышко мое дорогое, что будет с нами?

* * *

Блэк ничего не говорил про мой дом, не комментировал, не спрашивал и, что самое главное, не ехидничал и не пытался меня подкалывать. Рассказывал только, как они навещали маму. Вроде бы все прошло благополучно — с отцом он не встретился. Пронесло. Ах да, это ж надо — он «Айвенго» читал! Кто бы мог подумать, что он вообще книжками интересуется? Мне все время казалось, что у него кроме квиддича и шатаний по замку никаких интересов больше нет.

* * *

Перед полнолунием Мародеры начали очень активно строить планы, как его провести. Точнее, планы строили Поттер и Петтигрю, Люпин выглядел отрешенно, молча сидел с погасшим взглядом, погруженный в свои мысли, наверное, он не мог не думать об очередной трансформации. Надо будет попробовать сварить ему Антиликантропное по моему рецепту — заменяешь два (всего два!) ингредиента, а результат — не сравнить! Насколько я понимаю, он это средство не принимает вовсе. Слагхорн не в курсе, его приготовить не попросишь, купить — тоже особо не купишь: возникнет куча вопросов; мадам Помфри не по этим силам, ей и так времени ни на что не хватает; Дамблдор... не знаю, то ли не занимается он такими зельями, то ли тоже не до того. Не знаю.... В любом случае, мне пришлось расстроить их планы, рассказав очередную сказку про невозможность превращения на некоторое время. Сказать, что они были расстроены, значит не сказать ничего. К их чести, нужно признать, что жалели они не о сорвавшейся прогулке, а о сыплющихся на меня несчастьях: неудачное Оборотное, месяц отработок у леди-дракона (метко они ее, а вот наш декан только на сэр-слизняк тянет, тоже мне декан, размазня, ему кроме собственного комфорта ни до чего дела нет), травма, квиддич, теперь вот это... Я решил, что это самое подходящее время высказать им мои мысли о безответственности и опасности таких прогулок. Напирал я на то, что это опасно для других. Ладно Люпин, но те двое смотрели на меня, словно я на их глазах превратился в тролля. Поттер захлопнул рот, протер очки полой мантии и сказал, что я очень изменился после того несчастного Оборотного зелья, и не хочу ли я им что-нибудь сказать. О, знали бы вы, ЧТО и СКОЛЬКО я хочу вам сказать, но я же дал Блэку и директору слово. Что вы знаете об ответственности в ваших спокойных уютных веселых уверенных жизнях? Даже Люпин относительно счастлив. Я пожал плечами и ответил, что мне пришлось крупно переосмыслить кое-какие вещи: например то, что если бы я остался в образе Сопливуса (пришлось стиснуть зубы, чтобы произнести это) навсегда. Сказал, что у меня с директором состоялся серьезный разговор, и что мы достаточно взрослые, чтобы нести ответственность за свои поступки перед другими и перед самими собой. Звучало все это, должно быть, очень пафосно, но определенный эффект возымело. У Люпина аж глаза загорелись, ясно, он на моей стороне, но, тем не менее, все они удивлены ТАКИМ Блэком, явно вышедшим из своего привычного образа. Мародеры молчали. Я еще раз пожал плечами и отправился в спальню, улегся на кровать, задернул полог и заснул. Мгновенно. Все-таки в теле Блэка есть свои преимущества — высыпаться я стал отменно.

Они пришли ко мне через час. Бесцеремонно отодвинули полог и... молчали. Просто глядели и молчали, а потом Люпин шлепнул меня по голове подушкой. Прежде чем я успел сориентироваться, мне досталось еще два удара от Поттера и один от Петтигрю. Разве я мог не дать сдачи? Уже позже, когда мы собрали палочками перья со всей комнаты и запихали их обратно в подушки, а сами перестали напоминать индейцев во время ритуальных танцев, ребята Мародеры посерьезнели, и Петтигрю сказал (чем очень меня удивил, я-то ожидал речи от Поттера), что я в принципе прав. Ого. Может, я смогу их еще что-нибудь заставить признать, например, скажем, что прорицания куда полезнее и важнее чар, а фестрал — лучшее домашнее животное. Надо попробовать. Повеселюсь от души.

* * *

Еще одно «счастье» привалило. Ко мне в коридоре подошел Блэк-младший. Специально выбрал момент, когда рядом никого не было. Люпина уже увела мадам Помфри, Поттер с Петтигрю пошли спать сразу после ужина — им-то ночь предстоит бессонная, а я собирался, наконец, приготовить зелий для больничного крыла — Слагхорн уже бубнил себе под нос, что зелья заканчиваются. Еще хотел попробовать поработать с Антиликантропным, может, что и удастся. Ну так вот, Регулус. Он затащил меня в какой-то темный заброшенный кабинет и потребовал, чтобы я обязательно написал письмо домой, и не такое как обычно — отписку на две строчки, а нормальное, «такое, как мама любит». Он слышал, как Нарцисса шепталась с кем-то, что Вальбурга подумывает о том, чтобы вычеркнуть меня, то есть Блэка, из завещания, а наследником сделать Рега. Он, конечно, говорил, что этот вариант его не устраивает и дальше в таком духе, но я его не слушал. Ничего себе, какие у Блэка проблемы дома, а по нему и не скажешь. Слышал я всякие разговоры, да и директор что-то такое упоминал, но... странно это, а может даже страшно. В чистокровных древних семьях к таким вещам относятся очень серьезно. Видно, Блэк-старший чем-то очень сильно матери не угодил. Надо проконтролировать, чтобы на самом деле нормальное письмо написал, хотя как знать, что там для них нормальное. Тьфу, это я что, о Блэке заботиться начинаю?

Из дневника Сириуса Блэка

Это что, Снейп обо мне заботиться начал? Дела.... Ни за что бы не поверил, но он, прижав меня к стенке, начал что-то шипеть про Рега и письмо домой, и что он лично убедится, что «недоумок», то есть я, напишет нормальное толковое письмо, а семья, какой бы она ни была — это семья, и за нее надо держаться. Ага, видел бы ты мою семью. Моя мамаша твоему папаше еще фору даст. Какое тебе вообще дело до моей семьи? На свою посмотри, миротворец-недоучка. Ладно, не успел я еще вырваться из его лап, как тут и остальные Мародеры нагрянули, я уже соскучиться по ним успел, заулыбался как больной, а они явно не здороваться подошли. Джеймс в своем духе поинтересовался, чего это я разулыбался — зубы жмут? И кинул в меня Ватноножным. Моя палочка благополучно осталась в кармане, и я рухнул бы на пол, если бы заклятье не блокировал Снейп. Ох, как на него ребята посмотрели... Я бы его сам сейчас убил — ну что он творит, я бы так никогда не сделал! А потом до меня дошло — ну не хочет человек, чтобы при нем его же опускали — звучит как бред перепившего огневиски гоблина, но так оно и есть на самом деле. Снейп отпустил меня, повернулся лицом к ребятам и совершенно спокойно так говорит, что, мол, неплохо было бы прекратить все эти перепалки, происходящие у нас уже четвертый год. Еще напомнил им про какой-то там вчерашний разговор. Узнаю, если что лишнее сболтнул, придушу своими руками. На слова Петтигрю «Но это же всего лишь Сопливус!», отреагировал совершенно спокойно, даже бровью не повел: «Прежде всего, это человек, такой же, как и вы, и его зовут Северус Снейп, за четыре года можно было бы привыкнуть». Я стоял как одуревший и не мог даже ничего сказать. Самым правильным было бы, конечно, запустить в них всех какое-нибудь проклятье и сбежать, пока он им еще чего не наговорил, но не смог я этого сразу сделать, не смог. А потом уже поздно стало: этот гад на меня Силенцио наложил.

Джеймс небрежно отодвинул меня в сторону, взял Снейпа под локоть и, ни слова не говоря, потащил его по коридору, Рем и Пит пошли за ними, а я как дурак остался стоять и смотреть им вслед, хорошо хоть Снейп догадался потихоньку снять Cиленцио. Что ж теперь будет?

Я как загнанный зверь метался по спальне, благо в ней никого не было — субботний день был слишком хорош для сидения в подземельях. Не знаю, как ему удастся выкрутиться, да и удастся ли вовсе. Это же совсем не похоже на меня! Я такое никогда бы и сказать не мог! Ну это ж надо, чтобы я, Сириус Блэк, самый ярый гриффиндорец, заступился за Снейпа, за Сопливуса. Этот гад ползучий у меня ещё попляшет, и не только попляшет, но еще и попоет, и покупается вместе с кальмаром, и... и... запомнит он это в любом случае надолго. Это получается, он специально таким нормальным, адекватным притворялся, бдительность мою усыплял, чтобы потом такую подставу устроить. А все невинно так, вроде как с благими намерениями. Ну я и дурак, повелся как нарл на молоко. Как я потом ребятам докажу, что все не так? Рассказать им правду нельзя: и Дамблдор меня потом убьёт, и они совсем от меня отвернутся за предательство. Я в бессилии со всей дури вмазал кулаком по стене. Костяшки разбил до крови, и эта драклова язва на ладони опять закровоточила. Что он вообще с собой делает? Башка каждый день болит, спина вся в шрамах, бледный как привидение. Пойду ему назло голову помою, все лучше, чем бездействие.

Над внешним видом я поработал основательно. Голову помыл от души раза три — теперь запах шампуня от меня на километр чувствовался, зубы начистил до блеска, надушился каким-то завалявшимся в тумбочке одеколонам. Даже цвет лица с помощью заклинания улучшил — не поленился в «Чарах для модниц» покопаться, да еще «забыл» эту чудо-книженцию у него на кровати: пусть соседи-однокурсники порадуются. Так, голову приподнять, плечи развернуть (хоть бы осанкой своей занялся, дурак немытый) и можно смело идти на обед в Большой Зал — прямо девица на выданье. Мы ж его часто с девчонкой сравнивали. Он хочет войну? Вот ее и получит. Со змеями бороться можно только по-змеиному. Как писали в одной из Ремусовых книжек, «я вышел на тропу войны и собираюсь добыть скальп врага».

Снейп уже сидел за нашим столом. Хорошо хоть не один, а с ребятами — между Питом и Ремом, Джеймс — напротив, и то ладно. Выкрутился все-таки. Как увидел меня, так за голову схватился. Джеймс повернулся, увидел меня и аж рот раскрыл — дурацкая привычка, сколько мы над ним ни смеялись — ничего не помогает. Потом заухмылялся неуверенно, закрываясь от Снейпа-меня. Зато Эванс во все глаза смотрела, оценивающе так, с интересом. Может, я и правда переборщил? Слизеринцы тоже как-то странно меня разглядывали, потом Наоми поинтересовалась, не заболел ли я часом, а то слишком хорошо выгляжу. Я одурело посмотрел на нее, а потом самым дурацким образом заржал над этим исключительно «логичным» вопросом. Я-то думал, нарвусь на дурацкие шутки и подколки, подерусь с кем-нибудь, отыграюсь по полной, не тут-то было: еще услугу этому олуху немытому, этой сопливой девчонке, этому змею подколодному оказал — вон как все глазеют. Один Снейп все правильно понял, только толку? И что с ним делать, если все как с русалки вода?

* * *

Больше таких экспериментов с внешним видом Снейпа я не устраивал, но последствия до сих пор аукаются: девчонки, и не только слизеринки, обращают на меня повышенное внимание. Я уже и голову неделю не мою, и мантию едой испачкал, даже зубы пробовал два дня не чистить (два кошмарных дня!), но ТО впечатление, видимо, уже ничем не испортить. К такому пристальному вниманию противоположного пола мне было не привыкать, но в образе Снейпа...

* * *

Ребята стали обходить меня стороной. Не знаю, что им там наговорил Снейп, но нападать на меня они явно больше не собираются. Нельзя сказать, что совсем уже игнорируют. По-прежнему остаются дурацкие записки или злорадный смех, если я туплю на уроках. Но меня интересует вовсе не это, меня больше интересует, КАК он выкрутился, и КАК мне потом вести себя, когда все это закончится. Забыть все, что случилось, не получится. Нельзя ненавидеть человека, жизнью которого ты жил, чьи тайны ты знаешь. Да и не за что мне его теперь ненавидеть. Я понял его. От начала и до конца, настолько, насколько один человек способен понять другого. Ясно, что огромное влияние на него оказал пьяница-папаша. Сложновато любить магглов, когда у тебя ТАКОЙ пример перед глазами. Отсюда, должно быть, это вечное ожидание подвоха и неприятностей, постоянная настороженность, неуверенность в себе. Все это, равно как и язвительность — всего лишь защитный покров, попытка спрятать растерянность и страх. Аккуратность, точнее, ее отсутствие, легко объяснить его домом — там тоже все далеко не стерильно. Из-за этого «теплого» отношения к отцу-магглу он, наверняка, и попал именно в Слизерин. Кто знает? Больше всего меня убеждает в правильности моих рассуждений тот факт, что Снейп до сих пор не сделал мне ничего плохого. Ну не мне, а моей репутации, не испортил мои отношения с ребятами. Если сначала я жутко разозлился и был готов едва ли не придушить его собственными руками, то теперь понял, что это был правильный, ГРИФФИНДОРСКИЙ выход из положения: мне по незнанию не навредят мои же лучшие друзья, а он избавится в будущем от такого... мерзкого отношения. Мы с ним одногодки, но иногда он ведет себя так, словно гораздо старше меня, взрослее, опытнее.

Никогда не мог сказать, что я очень наблюдателен или внимателен, но все это мне понятно. Так просто и понятно, словно я знаю его с детства. Детства.... Вот почему он так держится за Лили: она, очевидно, одно из немногих (если не единственное) приятных воспоминаний его детства, символ спокойствия и уюта.

Как же болит голова... Он ей что, стены пробивать пытается?

Из дневника Северуса Снейпа

Ну и лица были у этих недоумков! Поттер, Люпин и Петтигрю точно не ожидали ничего подобного от своего закадычного дружка. А меня словно прорвало. Я высказал им все, накопившееся за эти годы. Не знаю, как я сумел, будучи в такой ярости, не выдать себя с головой. То ли я был настолько красноречив, то ли моего разъяренного вида хватило, то ли они списали все на последствия использования экспериментального Оборотного (скорее, все вместе взятое; хорошо, что все странности и несоответствия в нашем поведении можно объяснить этим несчастным Оборотным), но спорить со мной они не стали. С Люпином все понятно: он и так за мир во все мире. Петтигрю даже не пытался что-либо сказать: спрятался за спину Поттера и глядел на меня широко раскрытыми глазами. Поттер молчал, сосредоточенно глядя куда-то в сторону. Когда я, наконец, замолчал, он спокойно посмотрел на меня и сказал, что-то вроде «Никакой Со... Снейп не помешает нашей дружбе, если это важно для тебя, хорошо...». После этого я взъелся еще больше. Мне хотелось, чтобы в их тупые головы наконец прокралась мысль, что нападать на меня на Снейпа не стоит не потому, что так хочет Блэк, а потому, что это не по-человечески, не по-гриффиндорски, наконец. Нельзя считать себя исключительными в силу происхождения, везения, наличия друзей или чего-то там еще. Нельзя. Не знаю, поняли они или нет, но все сделали вид, что ничего особенного не произошло, а к Блэку-Снейпу никто больше не цеплялся, по крайней мере, при мне.

Блэк «порадовал» — не знаю, что он там себе навоображал, но явился в Большой Зал как девчонка: шампунем разит словно из магазина, весь какой-то прилизанный, розовощекий. Мне хотелось под стол спрятаться и больше никогда оттуда не показываться. Но, к моему удивлению, пальцами никто не тыкал и, насколько я мог видеть, не издевался.

* * *

Одним уже почти летним утром Блэк не пришел на завтрак. Я этого даже и не заметил — Поттер рассказывал что-то о том, как его отец еще в бытность свою ловцом Гриффиндора (естественно!) вместе с другими членами команды разыграли своего же капитана. Я на дух не переношу квиддич и все, что связано с полетами, но послушать, тем не менее, было интересно, рассказывал он «вкусно». Ну это ж додуматься: приклеить заклинанием своего же капитана к метле. Тот, конечно, не дурак, быстро понял, в чем дело, но палочку-то достать из внутреннего кармана не может — руки тоже приклеились. Так он и летал над полем кругами, пока они Фините Инкантатем четко выговорить не смогли — от смеха на земле валялись. Шутка злая — мне бы точно не понравилась. Им потом хорошо от капитана метлой досталось. Но долго обижаться у гриффов не принято. Поэтому они особо не удивились, когда на следующей тренировке их постигла та же участь. Не обошлось и без поломанных конечностей, но кого волнует такая «мелочь»?

На выходе из Большого Зала ко мне подошла Помфри и сказала, что мне немедленно надо пройти с ней в больничное крыло. Я удивился, но как-то особо не придал значения: вероятно, они узнали, как вернуть Блэку его прежний облик, а может, он умудрился что-то себе что-то разбить, поломать или покалечить. Все оказалось гораздо хуже. Лежащий на кровати Блэк выглядел еще бледнее, чем обычно, не знал, что такое вообще возможно, хотя с зеркалом я никогда особо не дружил — оно не показывало мне ничего нового или интересного. Но такой бледной кожи и таких жутких синяков под глазами у меня не было никогда. Тело было чуть ли не прозрачным, а рука, лежащая поверх одеяла, казалось, состояла только из одних костей, обтянутых кожей. Как я раньше не замечал, что он так изменился? Мы уже пару недель не разговариваем, я стараюсь особо на него не смотреть даже на сдвоенных предметах, боясь проявить излишний интерес. В случае надобности мы обмениваемся посланиями в блокнотах, выданных нам Дамблдором. Мы напишем что-либо, задаем вопрос в своем блокноте, и это же самое послание появляется во втором блокноте. На уроках тоже не до Блэка. После того срыва я больше не допускаю оплошностей и очень внимательно слежу за всем, что делаю, как говорю и все в таком духе, чтобы Блэк, не дай Мерлин, снова не вышел на тропу войны (он сам потом рассказал о том, как решил мне отомстить).

Короче, мадам Помфри сказала, что у него, у меня, маггловское заболевание в голове — рак, и очень запущенное. Отсюда сильные головные боли, бессонница и такой жуткий внешний вид. В магическом мире такое вроде как лечится, если не слишком поздно обнаружить, в маггловском уже ничего не поможет. Ничего гарантировать и обещать мадам Помфри не стала. Стоящий рядом Дамблдор выглядел хмуро и очень оценивающе переводил взгляд с меня на Блэка. Тут меня и осенило: ДНКи и тело-то мое, значит, и болезнь эта моя, умирать мне, а Блэк просто оказался в плохом месте и в плохое время. Думаю, ему ничего не грозит: Дамблдор поднапряжется и снимет как-нибудь действие этого неправильного Оборотного. Исследовать бы это зелье! Применить слегка модифицированный Закон Голпалотта, разделить на составляющие, вычленить несоответствие традиционному рецепту...

Так, не о том думаешь! Если Блэк вернется в свое тело — то с ним все будет хорошо. Но если эффект Оборотного не пройдет, то мы с ним поменяемся судьбами. Уже навсегда. Во всех смыслах.

Позже, когда я вышел из больничного крыла и, не глядя под ноги, поплелся в сторону гриффиндорской гостиной, я окончательно осознал, что если целители мне не помогут, то Я умру очень скоро: не могу же я пить Оборотное всю жизнь, притворяться другим человеком. Я представил себе такой исход дела. Не знаю, было мне страшно или нет. Скорее всего, не столько страшно, сколько жалко. Жалко покидать маму — кроме меня у нее никого больше нет. Жалко оставлять незаконченными свои исследования по зельям. Жалко уходить вот так: ничего толком не увидев, так толком и не пожив. Жалко оставлять Лили.

В гостиную я не пошел: не хотелось расспросов. Я повернул обратно и снова направился к Блэку. Он, в конце концов, тоже под ударом, по своей же глупости, но все же. Я уже как-то привык к нему, моему персональному кошмару.

Из дневника Сириуса Блэка

Помню, что когда спать ложился, все было в порядке, а потом — раз, и я в больничном крыле. Мадам Помфри и Дамблдор о чем-то шепчутся у окна, можно подумать, я умирающий. У мадам Помфри лицо вон какое мрачное и нахмуренное. Так в чем, собственно, дело?

* * *

Ого, не повезло бедняге Снейпу. Как это он умудрился такую гадость заработать? Мой троюродный дедушка по материнской линии умер отчего-то похожего. Ничто не помогло, он даже у магглов лечиться пробовал. Ну так ему уже семьдесят пять было, а Снейпу всего пятнадцать. И что теперь? Несправедливо, как все несправедливо. А что если я так и не приму свой прежний облик до того, как станет поздно? Мрачная перспектива. Ничего, будем надеяться, что все будет хорошо. Мы же Мародеры, у нас всегда все заканчивается хорошо.

Снейп вернулся минут через десять, Дамблдор к тому времени еще не ушел — сидел в кабинете мадам Помфри. О чем говорили — не знаю, опять, наверное, обсуждали наши со Снейпом перспективы. Ничего, пусть выкручиваются, у меня у одного, что ли, должна голова болеть? Так вот, Снейп пришел, уселся на кровать и уставился на меня, я — на него. Потом он заговорил, совершенно спокойно, с обычным ехидством в голосе. Спросил, не придумал ли там чего-нибудь директор — пора возвращать все на свои места. Я помотал головой. Он спросил, давали ли мне какие-нибудь лекарства. Я ответил, что только от головной боли какую-то гадость давали, но не очень-то помогло. Снова помолчали. Потом к нам вышла мадам Помфри, за ней неторопливым шагом директор. Они не удивились, увидев Снейпа, сидящего на моей кровати. (Ха, представляю их лица, увидь они такую сцену месяц назад.) Снейп-то им и был нужен. Директор спросил, когда он пил свои зелья в последний раз. Короче говоря, дело заключалось в следующем: они хотят, чтобы он вернулся в свой настоящий облик, а потом понаблюдать за ним и его головой здесь и, если будет необходимо, в Мунго. Этого и следовало ожидать. Только вот со мной что делать? Увидит кто-нибудь двоих Снейпов.... Да и как объяснить мое, Блэка, отсутствие? Словно внезапно вспомнив про меня, директор повернулся к моей кровати и сказал, что он поработал со своим другом Фламелем над составом, и уже этой ночью анти-зелье к моему «неправильному» Оборотному будет готово, и совсем скоро я смогу вернуться к моей нормальной жизни. Я готов был танцевать от радости! Я вернусь к моей привычной и горячо любимой жизни, к моим друзьям, в мою спальню, наконец! Звучит, конечно, сентиментально, но это был едва ли не лучший момент в моей жизни.

Когда я уже пришел в себя от радости, Снейпа и медсестры в палате не было, а вот Дамблдор очень внимательно смотрел на меня. Что-то в последнее время он часто это делает. Смотрит, словно анализирует, просчитывает что-то в уме. Когда я однажды поделился с помощью блокнота этими мыслями со Снейпом, он ответил, что тоже замечал на себе такой же странный взгляд. Может и правда мысли читает, кто его знает, недаром говорят, что он самый сильный волшебник современности.

* * *

К моему огромному удивлению, приходила Наоми с еще одной слизеринкой с моего курса. Наоми расспрашивала о самочувствии, сочувствовала, рассказала какие-то новости, пыталась меня насмешить. Вторая девчонка, Вики, просто стояла рядом и хихикала. Странные они обе. Ладно Наоми, она вроде как староста, а эта что? И вообще, меня всего полдня не было. А, это последствия той моей глупой выходки с внешностью Снейпа боком выходят. Скоро он сам их расхлебывать будет.

Его, очевидно, положили в изолятор: я пару раз видел, как туда забегала мадам Помфри, позже заходил Дамблдор с целителем очень важного вида. Снейп не появлялся, медсестра мои вопросы проигнорировала, сам я зайти туда не смог, хоть и пытался вечером и ночью. Трижды. Аллохомора не помогла. Должно быть, приняли меры предосторожности — вдруг кто и правда по чистой случайности увидит нас тут двоих. Мародеры пытались прорваться, но мадам Помфри отправила их обратно, пригрозив директором, Филчем, МакГонаголл и почему-то Морганой. Молодцы ребята — мы своих не бросаем.

* * *

Зелье для меня директор принес с самого утра. Только прежде, чем дать мне его выпить, долго расспрашивал, как мне жилось в роли Снейпа, что удивило, что было не так, как я ожидал, изменил ли я свое мнение о нем. Я отвечал честно — Дамблдора все равно не обманешь, он как будто насквозь тебя видит. Под конец он добил меня вопросом: смогли бы мы со Снейпом быть друзьями, сложись обстоятельства по-другому с самого начала. Хороший вопрос. Я ответил «Да».

* * *

Как же я был рад видеть своих ребят!! Как они мне дороги! Как же я жил без них столько времени? Словно и не было этих недель чужой жизни, словно мне пришлось уехать домой на денек. На их удивленное «Что хотела от тебя Помфри? Что ты делал в больничном крыле?» соврал, что в больничное крыло меня положили, чтобы окончательно избавить от всех последствий экспериментального зелья. Хотя почему соврал? Так оно и было. Теперь я — это я, больше никаких обманов.

Я наслаждался своей вновь обретенной жизнью, общением и состоянием полной расслабленности до самого вечера, благо, было воскресенье. Мы с ребятами бродили по двору, сидели на нашем любимом месте у озера, болтали о всякой чепухе и замышляли очередную проделку. Вечером, уже лежа в своей кровати, я понял, что, невзирая на проблемы с семьей, я очень счастлив; не то чтобы я когда-либо жаловался на что-нибудь, но так четко свое счастье я осознал только сейчас, в этот самый момент. И в этот же самый момент я понял, какая я все-таки свинья. Я так и не поговорил со Снейпом и не узнал, что сказал ему тот важный целитель. Пусть в том, что с ним случилось моей вины нет, но... но не могу же я бросить его вот так совсем одного. Он бы не бросил меня, я знаю это наверняка. Вернулся ведь он вчера утром ко мне в палату.

* * *

А говорил, что больше никаких обманов... Утром еще до завтрака я сказал ребятам, что мне нужно к мадам Помфри за последней порцией восстанавливающего зелья, и кинулся в больничное крыло, где меня встретила медсестра и отчитала за то, что пропускаю завтрак. Снейпа в изоляторе уже не было, вечером ему стало совсем плохо, и его забрали в Мунго.

Я пошел потом к Дамблдору, к счастью, он был уже у себя в кабинете, а горгулья, к моему удивлению, хотя тогда я об этом особо и не задумался, пропустила меня без всяких паролей. Директор опять очень внимательно смотрел на меня, только на это раз, кажется, радостно, что, на мой взгляд, не очень-то вязалось со всей ситуацией в целом. Он сказал, что есть определенное ухудшение, но ничего конкретного о состоянии Снейпа мне сообщить сейчас не может, но надеяться надо на лучшее, время покажет. То есть говорил общими словами, ни о чем. Обещал, правда, дать мне знать, как только что-нибудь будет известно. Что бы там ни случилось.

* * *

Снейп вернулся в школу за две недели до экзаменов. Худющий, бледный, чахлый и какой-то совсем несчастный. Только глаза остались те же, и спину он держал не в пример прямее. Я увидел его на завтраке в Большом Зале. На меня он совсем не смотрел, слушал только, что ему рассказывали однокурсники, а, судя по шуму за их столом, рассказать было что.

Сколько же я всего передумал за то время, пока его не было! Иногда так мерзко становилось на душе — хоть оборотнем вой. А потом я понял, что не так уж и много в нас различий: мы оба часто притворяемся теми, кем на самом деле не являемся, ведем себя не так, как хочется, у нас обоих было такое разное, но такое одинаковое неблагополучное детство. Кто знает, как все сложилось бы, попади он на Гриффиндор. Да и не в факультете дело, это все стереотипы. Больше никаких обманов.

Дамблдор сдержал слово и рассказывал мне о новостях из Мунго. Сначала там все было не очень хорошо, даже скорее очень нехорошо, но Снейп живучий, он выкарабкался, как выкарабкивался из любой ситуации.

Мародеры видели, конечно, что я все время смотрю на слизеринский стол, даже есть забываю. Задумался так, что не заметил, как лью кетчуп себе на мантию, а не на бутерброд, но ребята — молодцы, ничего не сказали, сделали вид, что все в порядке.

На урок Снейп пришел последним, за минуту до звонка, сгибаясь под тяжестью сумки, зацепился за высокий порог и растянулся бы на полу, если бы я не поджидал его у входа. Схватил его за мантию, поддержал за плечо, а потом на глазах у всего класса протянул ему руку:

— Привет, Сев.

Из дневника Альбуса Дамблдора

Старшему Блэку еще повезло: у Вальбурги и не такое в тайниках отыщется. Но какой мальчишка все же отчаянный! И смельчак при этом. Пытается убедить меня, что один во всем виноват. Истинный гриффиндорец!

Гораций сделал быстрый анализ этого Оборотного. Гениальнейший состав. Оказывается, что его эффект при определенных условиях может продержаться от четырех недель до двух месяцев, но нейтрализовать его можно обычным багульником, настоянным на отваре белладонны. Так просто....

А что если преподать Сириусу урок? Пусть почувствует себя не королем жизни, не принцем крови (хоть он так рьяно отрицает все то, что ценится в его семье), а обычным человеком, да еще не самым популярным. Пусть почувствует на себе, каково это — быть мишенью чьих-то глупых шуток, быть вечно преследуемым, непонятым. Северусу это тоже пойдет на пользу. Может, поймет, наконец, что его жизнь — в его руках. И только от него зависит, сломается ли он и навсегда подчинится обстоятельствам, либо выстоит и начнет диктовать судьбе свои условия.

Ну, мальчики, надеюсь, вы усвоите этот урок, и я не ошибся в вас.