Неличные счеты (гет)

Если бы ступеней было больше, Лаванда, возможно, остановилась бы на мгновение между лестничными пролетами, перевела дух, а потом наплевала на всё и повернула назад.

Ступеней в сумме набиралось едва ли больше пятидесяти.

Жизнь пролетает перед глазами в двух случаях: когда находишься в смертельной опасности и когда пальцы ложатся на кнопку звонка. Пройденный путь перестает казаться таким извилистым, он со звоном распрямляется, демонстрируя почти что физическую невозможность повернуть куда-то «не туда». Сто миллиардов шагов было сделано только ради того, чтобы можно было позвонить именно в эту конкретную дверь, потом еще раз и еще, прислушиваясь к дребезжанию с обратной стороны. Да открывай ты уже, сколько можно!

— Меня уволили из-за тебя, — сказала Лаванда.

Поговаривали, что Лаванда Браун сошла с ума. Ей же казалось, что единственным ненормальным поступком с её стороны было подписаться под такую тупую и откровенно ненадежную авантюру.

В тот чудесный день Маркуса Флинта Лаванда узнала с порога, а вот он её — вряд ли. Это было ясно по тому, как задумчиво он перевел взгляд с неё на растения на подоконнике, потом на букет в вазе, потом на разрисованное синими цветами платье появившейся в комнате Ромильды.

— Лаванда, — спросила она, поправляя на запястьях тяжелые браслеты и бросая оценивающий взгляд на Флинта, — ты пойдешь пить с нами кофе?

— Точно, Лаванда! — Флинт ухмыльнулся. — Лаванда, Лаванда, ну конечно.

— Моё имя написано на табличке, — Лаванда, не глядя, указала пальчиком на посеребренную плашку. — Со зрением те же проблемы, что и с памятью?

Ей тоже ничего не стоило побыть язвительной, раз беседа с самого начала приняла далеко не дружественный оборот.

— Я хочу поговорить с Ритой Скитер.

— А я хочу поскорее пойти выпить кофе. Риты нет на месте, да и если бы была, тебе вряд ли удалось бы к ней попасть.

— Послушай, детка, — не дожидаясь приглашения, Маркус плюхнулся в кресло перед её столом, закинув ногу на ногу, а Лаванда демонстративно скривилась на «детку», — я не поболтать, а по делу. И за чужое время готов платить.

Ромильда у него за спиной вопросительно подняла бровь: «идешь или нет?», и Лаванда покачала головой: «позже приду». Проводив взглядом цветастое платье, она еще какое-то время пялилась в дверь, будто испытывая посетителя на прочность, а потом нехотя села ровнее и взяла перо, чтобы чем-нибудь занять руки.

— Так что ты там говорил?

Маркус Флинт — слизеринец, и уже сам этот факт делал его желанным гостем в обители рабочих лошадок Риты Скитер и неприятной обузой в красно-золотом мировоззрении Лаванды. Как носитель информации он, несомненно, представлял ценность, но как собеседник — лучше бы его не было. Еда ведь тоже редко бывает одновременно вкусной и полезной. Кофе, например, сажает сердце.

— Я говорил, что у меня есть дело, в котором может помочь Скитер, и есть деньги, чтобы за эту помощь заплатить.

Лаванда улыбнулась с фальшивым ироничным сочувствием. Её не настолько взбесил тот факт, что Флинт забыл её имя, сколько подчеркнуто неуклюжие попытки его вспомнить. А еще раздражала вот эта манера, ничего собой не представляя, пинком распахивать двери и вести себя с ней как с девочкой. Какая тебе Скитер, милый, ты дорасти хотя бы до меня.

— Ну давай, выкладывай.

— У меня есть компромат на Паддлмир Юнайтед, на Вуда, и мне нужно его опубликовать. Если мы проиграем, то вылетим из Лиги, я хочу подстраховаться.

— А что, в этот раз никто не соглашается наряжаться дементором?

— Пиздец как смешно... — Флинт скосил глаза на табличку, — ... Браун. Надо признать, ты стала поумнее с нашей последней встречи. Я не говорю, что раньше ты была дурой...

— Надо признать, ты стал покрасивее с нашей последней встречи, — перебила Лаванда тем же тоном. — Ты понимаешь, я не говорю, что раньше ты был уродом...

Он набрал было в легкие воздуха для ответа, но так и не смог ничего сказать. С каждой долей секунды, проведенной в молчании, песчинок в отсеке «достойный ответ» становилось всё меньше, а в отсеке «жалкая попытка» — всё больше. Еще одна... и ещё... Ну всё, поздно. Лучше молчи. Ничья.

Поговаривали, что Лаванда Браун сошла с ума. Возможно, вот так вот тупо и бесстрашно переть против квиддичного Охотника размером в два раза больше неё самой — это и есть сойти с ума. Он вполне мог сорваться и врезать ей если не просто по лицу, так уж Петрификусом точно. Гриффиндор, конечно, девчонок не бьет, но со Слизерином ни в чем нельзя было быть уверенной. Занесло тебя, милая.

Флинт обещал сотню галлеонов, если Паддлмир снимут со следующей игры, и тысячу за Лигу. От подобных цифр захватывало дух, и Лаванда поняла сразу, что ничего не скажет Скитер даже под пытками. Эта ведьма и без того сделала себе целое состояние, Лаванде деньги гораздо-гораздо нужнее.

Только вот сейчас, стискивая в свободной руке стянутые впопыхах перчатки, Лаванда понимала, что не в сумасшествии дело, просто нужно сначала думать, а потом делать. Какой кошмар, что это дошло до неё так поздно. Какое счастье, что до неё это вообще дошло.

— Меня уволили из-за тебя, — повторила Лаванда, предусмотрительно опершись ладонью о дверной косяк — не ударит же он её дверью по пальцам, в самом-то деле.

— Как ты вычислила мой адрес?

— У меня вообще-то мама болеет, — доверительно сообщила Лаванда и чуть подалась вперед, в дверной проем.

— Твои родители еще во время войны пропали без вести.

— А вот это уже не твое дело.

Застигнуть врасплох и добить полным отсутствием логики — подобный тактический ход тоже имел все шансы на успех. По крайней мере, для нападения точно сгодился.

— Блин, как же не повезло мне, что Паркинсон выперли из страны. Браун, я бы в жизни не пошел к тебе сам, если бы она была под рукой. Зайди уже.

Лаванда сняла руку с косяка, вздернула голову и прошла прямиком в прихожую. Там она замялась немного, раздумывая, стоит ли класть перчатки на журнальный стол, и в итоге растолкала их по карманам пальто.

Да, со стороны Флинта это была такая забавная и веселая месть. Несколько месяцев назад Лаванда неожиданно даже для самой себя опубликовалась в спортивном разделе, чем вызвала небывалый ажиотаж в соответствующих кругах. Упомянув в одном абзаце Феликс Фелицис и команду Флинта Татсхилл Торнадос, она случайно лишила её игроков возможности принимать участие в трех играх подряд. Формально их, конечно, лишила такой возможности проверка на допинг и связанные с этим разбирательства, но, по сути, виновата была Лаванда. Однако о своей вине она узнала только тогда, когда её вызвала к себе Скитер и сообщила, что «кое-кто» настучал на Лаванду и её левые заработки. «Источники сообщают, что счет шел на тысячи галлеонов! И ты ведь всерьез собиралась скрыть это от меня, верно, дорогая?»

Пока Лаванда добиралась до Флинта, она вроде бы знала, зачем ей это. Но чересчур яростное стремление поскорее найти его и придушить прогорело быстрее, чем следовало, и Лаванде казалось, что все претензии рассыпались порванными бусами где-то на лестнице — попробуй теперь собери. Ты дура, что подставила Флинта вместе со всей командой. Ты дура, что не сказала Скитер, хотя знала, чем это кончится. Дура здесь ты, Лаванда. Флинт здесь ни при чем.

А Рита была в ярости. Когда Лаванда попыталась объяснить, что не собиралась раздувать с Феликсом Фелицисом такой скандал, это разозлило Скитер еще больше. «Сплетня — это девятиглавая лернейская гидра, у которой взамен отрубленной вырастает две головы, — выговаривала она, очень по-начальнически присев на край своего стола и барабаня точеными ноготками по обложке подарочного издания своей новой книги. — Если ты не в состоянии справиться со всем, что может отрасти, то не нужно вообще за это браться».

У Лаванды никогда не хватало на ногти то ли времени, то ли терпения. Как эта зараза умудряется всё успевать?

«Может быть, милочка, это просто не твоя сфера деятельности».

Книга, по которой Рита нетерпеливо выстукивала, была о Малфоях и называлась «Гордыня и предрассудки». Интересно, был ли кто-то настолько тонок и проницателен, чтобы оценить Ритин каламбур? Кроме неё самой, конечно. Не то чтобы Лаванда была особо проницательна, просто буквально пару дней назад в ожидании Парвати она бродила среди полок книжного магазина и пялилась как раз на Джейн Остин. Здорово, что каламбур теперь оценили как минимум двое.

Лаванда обратила внимание на книгу и на ногти, неосознанно игнорируя всё, что выговаривала ей Скитер, будто мозг самостоятельно ставил защитный блок. Какие-то сплетни, какие-то гидры, Лаванда, ты уволена.

На улице мысли немного прояснились. Всплыла аренда за квартиру, шубка, на которую оставалось накопить всего ничего, еженедельные пятничные походы в бар с Ромильдой и Парвати, планы о поездке на море. И как аккуратная аппетитная вишенка на взбитых сливках её невезения — дурные рекомендации от Скитер. Не так страшно уволиться, как не иметь потом возможности устроиться в нормальное место.

Растерянная по ступеням ярость снова стала возвращаться, только не сумбурным уже, а наоборот — тяжелым, тянущим к земле. Да, Лаванда сделала Флинту гадость, но это было, во-первых, непреднамеренно, а во-вторых, не настолько гадко.

— Ты не должна была сюда притащиться, — заявил Флинт, поставив перед Лавандой чашку кофе. — Ты должна была осознать свою вину самостоятельно. Твоё счастье, что Кэти нет, у нас и так отношения ни к черту.

Что из его слов больше всего выбесило Лаванду, сказать было трудно, но всё вместе произвело значительный эффект. Она сорвалась и начала орать на Флинта, обвинив его во всем, что только сумела припомнить. А когда дело дошло до перечисления лишений, которые ей непременно придется претерпеть из-за потери работы, она, конечно, разревелась. Благо, недалеко была входная дверь, так что когда Флинт в свою очередь заорал: «ты нихрена не шаришь в квиддиче, зачем ты туда полезла?!», Лаванда уже неслась по ступенькам вниз, умоляя про себя Мерлина и Моргану о том, чтобы перчатки оказались в карманах, и не пришлось за ними возвращаться.

— Этот мудак еще пожалеет о том, что вообще со мной связался, — пообещала она разряженным в модные тряпки манекенам за витриной магазина. Манекены из солидарности промолчали.

— Этот мудак еще пожалеет, — пообещала она своему полупрозрачному отражению в витрине. Отражение посмотрело на неё сурово, взметнув растрепанными волосами.

Где-то здесь была гидра, которая так и ждала, чтобы ей отрубили пару голов. Супер. Значит, так тому и быть.

* * *

— Ты что творишь, Браун?

Флинт едва успел отдернуть руку, чтобы дверь не врезала ему по пальцам, и пока не защелкнулся замок, изо всей силы долбанул в неё плечом. Лаванда испуганно отскочила назад, в прихожую. Вот же чертов псих.

— Думаешь, если ты подписалась «Лилиан Блэк», никто не догадается, что это ты? Тебя уволили, как ты умудряешься продолжать печатать херню?

— Места меняются, деловые связи остаются.

— Блядь, да что ж такое-то!

Флинт спешно оглянулся по сторонам, будто бы в поисках вещи, которую можно швырнуть, рывком поднял руки, а потом снова их опустил. Что-то еще попытался сказать, но сказать было то ли нечего, то ли на ум ему приходили такие изощренные ругательства, что излить их на Лаванду было бы слишком даже для его слизеринской сущности.

Лаванда, уже оправившись от испуга за своё здоровье и своё имущество, сложила на груди руки и прислонилась плечом к стене. В прихожей стало как-то тесно, словно всё место теперь занимала Флинтова внутренняя борьба.

— Может, чаю выпьешь?

Он выдохнул и отвернулся, покорно скидывая с плеч мантию.

— Да уж будь добра.

Не удостоив Лаванду взглядом, он стремительно прошествовал мимо неё прямо на кухню, будто бывал в этой квартире уже тысячу раз. Лаванда посмотрела ему вслед, потом закрыла входную дверь на замок, ровнее повесила небрежно брошенную на вешалку мантию и сложила в аккуратную стопку яркие буклеты на журнальном столике, которые Маркус, раздеваясь, случайно задел и рассыпал. Было что-то успокаивающее и ободряющее в том, чтобы после каждого стороннего вмешательства в идеальный порядок приводить квартиру в подобающий вид. Лаванда всегда вела и чувствовала себя так, будто эта квартира — её собственная, а не снятая, и мозг в целях самозащиты не позволял Лаванде думать о том, что когда-нибудь придется отсюда съехать.

— От меня Кэти ушла, — сообщил Флинт. Он не стал дожидаться хозяйку квартиры и самостоятельно плеснул в первый попавшийся стакан Огневиски из полупустой бутылки. — Ты могла бы написать, что я маньяк-убийца или переродившийся Волдеморт, но почему-то решила на всю магическую Британию объявить, что я гей.

Лаванда молча пожала плечами и аккуратно положила на раскаленную сковороду стейк, который яростно отбивала до того, как к ней пожаловал гость. Масло весело зашипело, и Лаванде пришлось повести над ним палочкой, чтобы не начали лететь брызги.

Идея правда казалась смешной, когда пришла в голову, да и Ромильда поддержала: «И поделом ему. Кстати, он стал покрасивее или мне показалось?». «Тебе показалось», — мрачно отвечала Лаванда, прикидывая в уме, сколько дней ей удастся прожить на остатки последней зарплаты.

Ромильда и была её «деловыми связями» — она уволилась на день раньше Лаванды и радостно устроилась в Ведьмаполитен, которому как раз нужна была пробивная девчонка для раздела сплетен. «У Скитер сплошная политика — со скуки сдохнешь, тут гораздо интереснее. Вот смотри, что в новом номере написано про мамашку Тео Нотта...»

— Ты мне можешь хотя бы объяснить, почему именно... это? Почему не реинкарнация Темного Лорда?

Надо же, как ему хотелось Волдемортовских лавров.

— Не знаю, — ответила Лаванда, поставив перед Маркусом тарелку с поджаренным мясом. — Вы с Вудом так мило смотритесь, когда пытаетесь убить друг друга после каждого матча.

Он устало покачал головой и потянулся за ножом.

— Ради твоего же блага я надеюсь, что ты так дебильно шутишь.

В кухне тоже было тесно от Флинта, везде стало тесно с его приходом. Шумно и жарко.

— Вуд всё равно играет лучше тебя, — сказала Лаванда, надеясь справиться со скребущей внутри досадой.

Флинт всадил вилку в стейк и сердито полоснул ножом по мякоти.

— Я уже говорил, ты в квиддиче не разбираешься ни-хре-на. Придержи свое мнение при себе.

— Вуд в школе играл лучше тебя и сейчас тоже играет лучше. Даже я, не разбираясь в квиддиче, это знаю.

Она встала и подошла к окну, чтобы его открыть, — правда жарко. Движение получилось резким, дерганым каким-то, будто Лаванда сама на себя злилась за происходящее. Не то чтобы ей хотелось поскорее выгнать гостя, просто было совсем не весело, хотя до этого казалось, что весело должно быть обязательно.

И колоть побольнее тоже получалось на автомате — никакого удовольствия, честное слово.

— Ты пожалеешь о том, что сделала, Браун, — пообещал Флинт в пороге, снимая с вешалки свою мантию. — Кстати, спасибо, что мясо без овощей, ненавижу всю эту травяную хрень. И еще, — он взялся за дверную ручку, — не в курсе, у кого можно переночевать? Сегодня только, потом я разберусь. Я не помню, говорил или нет, но меня Кэти выперла из дома, потому что какой-то идиот написал в бабском журнале, что я гей. И даже снимки приложил, представляешь. Изобретательный сукин сын.

Лаванда провела пальцем по раме зеркала, собирая пыль, а потом, стерев пыль уже с пальцев, едва заметно кивнула в сторону гостиной.

— Не одевайся тогда. Если не против спать на полу, конечно.

Флинт просиял.

— Блин, Браун, спасибо, правда. Только ты же понимаешь, что мы не квиты и всё такое.

— Будь добр, свали завтра утром.

Лаванда отлично понимала, что они не квиты и всё такое. Ей, если честно, совсем не жалко было места на полу в гостиной. Просто тот стейк был последним куском мяса в её доме, остались одни овощи, которыми предстояло питаться до самого того момента, когда удастся найти новую работу. А он сказал... ну, все же и так слышали, что он сказал.

Так что лучше свали завтра утром. Серьёзно.

* * *

Простые белые конверты редко приносили что-то хорошее. Лаванда даже подозревала, что там может быть порошок с какой-нибудь страшной болезнью. Впрочем, после всего, что она натворила, целесообразно было подозревать отраву в каждом стакане и убийцу в каждом подошедшем со спины.

Любопытство Лаванды сильнее страха: не было никакой возможности оставлять нетронутыми напитки, игнорировать незнакомцев и жечь в камине хрустящие белые конверты.

В нынешнем, к слову, лежал билет на очередной матч Британской квиддичной лиги.

«Я помню, что ты нихера не смыслишь в квиддиче, — гласила приложенная к билету записка, — но всё же приди посмотреть, как я надеру задницу твоему драгоценному Вуду».

«В переносном смысле, конечно», — добавила Лаванда про себя, представив, как бы сейчас хихикала Ромильда.

В конце концов, это можно считать оплатой за разрешение переночевать. В конце концов, Лаванде всё равно некуда было пойти в субботу, почему бы не сходить посмотреть игру.

Указанное в билете место оказалось в особой секции, где обычно располагались родственники и близкие друзья игроков — даже здесь Флинт над ней поиздевался. Издевательством показалось и присутствие в той же секции Кэти Бэлл, но она, хвала Мерлину, сидела совсем в другом конце, так что еще можно было согласиться, что это — такое интересное и совершенно незапланированное совпадение.

Трава блестела на солнце хрупкой изморозью, хрустела под ногами игроков, когда они выходили на поле. Лаванда поежилась, поплотнее обмоталась шарфом, подышала на ладони — холодно. Внизу сверкнул золотой искрой снитч, команды поднялись в воздух, и дальше Лаванде было сказать особо нечего, потому что она... ну, не разбирается в квиддиче. Зато в квиддиче отлично разбиралась Кэти, которая безудержно радовалась каждый раз, когда Вуд отбивал квоффл. Можно было подумать, что Кэти просто ярая фанатка Паддлмир, но Лаванда решила для себя, что Кэти — ярая фанатка Оливера Вуда, и всё на этом. Довольно занятно, если вспомнить, что совсем недавно она бросила Флинта. Кто знает, может, статья в Ведьмаполитене была совсем не виновата.

К слову, Маркус и Оливер сцепились за матч далеко не единожды, и каждый раз конфликт срывался буквально на последнем дюйме — воздух звенел от напряжения, но эти двое как-то умудрялись расходиться в разные стороны. В итоге Флинт со злости вколотил в кольца Паддлмир шесть мячей подряд, а Ловец Торнадос буквально вырвал снитч у соперника из рук. На земле обе команды отчаянно не желали пожимать друг другу руки, хотя сделать это в итоге пришлось. Лаванде отчего-то стало очень смешно за всем этим наблюдать, она поднялась с места и вместе с другими зрителями стала спускаться с трибун вниз.

— Эй, я думал, ты не придешь, — крикнул Флинт, когда заметил её. Он хлопнул по плечу проходящего мимо Ловца: — Отлично сыграл, парень!

— Ты должен мне сотню галлеонов, — сказала Лаванда весело, когда добралась до Флинта. — Паддлмир не будет играть в следующем матче.

— Мы как-то не так договаривались, по-моему. Кстати, ты случайно не видела...

... Кэти Бэлл, обнимающую за плечи Оливера у опустевших трибун. Это? Это я должна была случайно увидеть?

— Слушай, Маркус, мне кажется, лучше...

— Мистер Флинт, правда ли, что вы состоите в отношениях с Оливером Вудом?

Девчонка-репортер в драных джинсах, бойкая, но такая маленькая, что ей едва ли можно было дать семнадцать, выжидающе занесла перо над своим блокнотом, приготовившись ловить каждое слово.

— Естественно, правда, — невозмутимо ответил Флинт, а потом подтащил к себе Лаванду и поцеловал её. Толпа сначала замолкла, потом удивленно загудела. Защелкали камеры.

— Улыбайся, Браун, иначе провалимся, — сказал он тихо и ослабил хватку.

Лаванда неуверенно отстранилась и, увидев десяток нацеленных на неё объективов, не глядя нашла пальцами руку Флинта, вцепилась в неё и только тогда улыбнулась.

Между вопросом про Вуда и тем моментом, когда вперед вылез суетливый менеджер, попытавшийся отвлечь журналистов просьбой собраться в здании для пресс-конференции, не прошло даже минуты, но Лаванде показалось — да-да, как в тех самых дурацких книжках, — что эта не-минута длилась целую вечность. Пошлые и банальные фразы, но в жизни всё так и есть — пошло и банально. Особенно когда хорошо.

Лаванда подумала, что если ей станет нечем платить за квартиру, она определенно еще раз вломится к Флинту. Лаванда вообще много чего успела подумать, пока на автомате шла с ним до раздевалок.

— Ничего личного, — сказал он, пожав плечами. — Пусть они охуеют от таких новостей. Думаю, теперь-то мы с тобой квиты. Как считаешь?

Кусочки разом собрались в одну картинку. «Ты пожалеешь, Браун», плюс статья в Ведьмаполитене, плюс Кэти с Оливером, плюс сама Кэти, плюс давно надоевший Оливер, плюс навязчивые журналисты. Сто тысяч зайцев одним ударом?

Лаванда размахнулась и с неописуемым наслаждением влепила Флинту самую сильную в своей жизни пощечину.

И назвать его мудаком получилось равнодушнее, чем она рассчитывала, и уходить было проще, словно уже в привычку вошло злиться и мотаться от него и к нему. Если Лаванда и давала кому-то иллюзорный второй шанс, то не Маркусу, а себе — второй шанс перестать быть дурой и включить голову.

Только его она проебала так же незатейливо, как и первый.

К вечеру Лаванда, оставив на потом страницы со своими колдографиями, прочла в газете, что Маркус с Оливером всё-таки подрались прямо на поле, причем до такой степени, что элегантным движением загремели в Мунго со сломанными ребрами и выбитыми носами. «Скорее всего, оба спортсмена не смогут принимать участие в предстоящих матчах. В любом случае, за неспортивное поведение играть в этом сезоне им вряд ли доведется».

То есть и Вуду, стало быть, не доведется. «Супер, — подумала Лаванда, складывая газетный лист, — теперь кое-кто должен мне тысячу сто галлеонов».

Она нисколько не жалела ни о ребрах, ни о носах, и даже об оторванных конечностях навряд ли пожалела бы. Пожалеть стоило о первых полосах, на которых были прекрасные снимки и чудесные заголовки. Квиддичная звезда публично объявляет о своей неопределившейся ориентации.

«Поговаривают, что Лаванда Браун — сестра Лилиан Блэк, опубликовавшей не так давно скандальную статью об отношениях Маркуса Флинта и Оливера Вуда».

«Поговаривают, что Лаванда Браун — дочь тренера Татсхилл Торнадос».

«Поговаривают, что Лаванда Браун решилась на отчаянный шаг после того, как её уволила Рита Скитер. Давайте послушаем, что скажет об этом сама Рита».

Сто тысяч зайцев враз растерзаны сотней тысяч отросших голов лернейской гидры. Лаванда не знала, чем прижигать эти головы. Если долго сидеть на берегу реки, мимо проплывет труп твоего врага. Если лишний раз не дразнить гидру, она отрастит себе еще сто тысяч голов и сдохнет от их тяжести.

К тому же, в этой истории Лаванда была далеко не главным героем, не ей совершать двенадцать подвигов. Пусть новоиспеченному Гераклу удалось задушить своего Немейского льва, Лернейскую гидру ему не засчитают даже в том случае, если он раскрошит её в фарш и сожжет полученное дотла. Уж такая это легенда.

Флинт получил по заслугам, и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах Лаванда не пойдет навещать его в Мунго — еще чего не хватало. Пусть вокруг него водит хороводы весь Олимп, Лаванды не будет там даже близко.

* * *

Занавески в палате были задернуты, но луч зимнего солнца всё равно нашел себе дорогу внутрь и теперь лежал яркой полосой на кровати, на полу и на стене, отрезав от комнаты дальний и самый темный угол.

— Извини, — сказал Флинт, — на самом деле, я не умираю. Я подкупил медсестру, чтобы она написала тебе то письмо.

«При смерти», «хочет видеть», «последнее желание» — фантазерка эта девочка. Лаванда пожала плечами.

— Не страшно, я тоже подкупила медсестру, чтобы она подлила слабительное в твои лекарства.

Флинт одобрительно покачал головой: «справедливо».

— Это случайно не такая... темненькая, невысокая?

— Да-да. С косой через плечо.

— Точно, — он вздохнул. — Она говорила, ей очень нужны деньги.

— Как думаешь, это не та же девочка, которая внесла аренду за мою квартиру на три месяца вперед?

Сложив на груди руки, Флинт демонстративно отвернулся к стене.

— Ничего не знаю об этом.

Они помолчали.

— Я знала, что ты не умираешь.

— Я вылил лекарства в цветочный горшок.

— Тогда хорошо.

— Да, неплохо.

— Всем, кроме цветка.

Лаванда погладила ладонями одеяло, а потом сложила их на коленях.

— Ты должен мне тысячу сто галлеонов, — напомнила она. — Сто за ту игру, которая должна была быть следующей, тысячу за Лигу.

— Нифига, — невозмутимо парировал Флинт. — Я сам всё это устроил.

— Без меня ничего бы не вышло. Не переживай, деньги я уже забрала. Я продала твою метлу.

— Ты... что ты сделала?!

— Тебе она всё равно не нужна, тебя отстранили до конца сезона.

— Браун, я...

— Я шучу, — сказала Лаванда без тени улыбки на лице.

— Пиздец, — выдохнул Флинт и повыше поднялся на подушке, будто это должно было помочь ему держать оборону. — Вообще-то я сразу понял, что ты шутишь — как бы ты добралась до моей метлы?

Снова воцарилось молчание. Пылинки весело кружились в солнечном луче и оседали на покрывало.

— Я отравил твою кошку.

— У меня нет кошки.

— Потому что я её отравил.

— Нет, её никогда не было.

— Жаль, — сказал он, — почти получилось, — а потом, после паузы, спросил: — Ты ведешь счет?

— Нет.

— И я нет. Будем считать, что мы квиты?

У Лаванды по внутренностям скребла та самая кошка, которую Флинт так мечтал отравить.

— Нет, Маркус, мы не квиты.

— Слушай, — он зажмурился и провел руками по волосам, — Лаванда, я был неправ, хорошо? Давай считать, что ты выиграла, а я проиграл.

— Дело совсем не в этом.

— Да я и сам знаю, что не в этом.

В ком-то здесь было недостаточно гриффиндорского, чтобы не опускаться до мелких гадостей. В ком-то здесь было недостаточно слизеринского, чтобы довести свои коварные замыслы до логического финала. Кому-то точно следовало обратиться к Паркинсон и не лезть в подобные интрижки самому. Лаванда на секунду закрыла глаза и искренне пожалела, что кто-то не обратился к Паркинсон — всё было бы хуже, но гораздо-гораздо проще.

Она вытащила свою руку из руки Флинта.

— Если опять будешь умирать, дай мне знать, — сказала она, поднимаясь и расправляя складки на платье.

Свет не сошелся клином на этой комнате. Только нервничаешь, истеришь, переживаешь, вынашиваешь планы мести, ждешь удара из-за спины. Как хорошо было до этого — спокойно и просто. Разве не этого Лаванда всегда хотела? Чтобы легко и весело, чтобы не тревожило ничего, чтобы не получать никаких дурацких писем, не появляться в желтых газетах под мерзкими заголовками, чтобы просыпаться утром в воскресенье в своей квартире, и никуда не нужно было идти. Неужели можно променять на что-то такое счастье?

— Останься, — попросил Флинт.

Лаванда осталась.