Осколки чужого прошлого (гет)

Гарри не мог понять, как ему удалось сдать все экзамены, если учесть то, что теоретической частью большинства дисциплин он не интересовался. Перед экзаменом всем студентам раздавали специальные перья, лишавшие возможности списать. Как они должны действовать, никто так и не узнал, но все списывали. Перо не кусало студента, решившего залезть в карман за шпаргалкой, не сжигало эту шпаргалку и вообще, казалось, не работало, разве что писать могло. Может, в этом году случайно произошла закупка фальшивых перьев? Или близнецы Уизли как-то их заколдовали?

С практикой проблемы возникли лишь на Травологии. Там Матроскин задел хвостом что-то, отдаленно напоминающее кактус, и с диким кошачьим воплем побежал по оранжерее, опрокидывая растения. Гарри не сомневался, что кот отомстит этому кактусу. Проявления мести заметили уже хаффлпаффцы, сдающие экзамен после гриффиндорцев — колючки у растения росли внутрь, снаружи зеленый цветок был не просто гладким, но даже пушистым.

Первокурсникам на экзамене по Зельеварению нужно было приготовить зелье, стирающее память, однако нужного эффекта, то есть отсутствию воспоминаний о том, как его готовить, удалось добиться еще до начала процесса варки. У всех в котлах кипела цветная жидкость, а у Невилла эта жидкость почему-то перешла в парообразное состояние, отчего в кабинете стало трудно дышать. Профессор Снейп выпроводил Лонгботтома из кабинета, не забыв высказать ему все, что он думает о его умственных способностях.

Гарри беспокоился о сохранности философского камня. Мальчик почти каждый день прислушивался к сопению Пушка за закрытой дверью. Он не хотел, чтобы Волдеморт вернулся. А Матроскин сказал, что выкрасть камень из Хогвартса, в любом случае, вполне реально. Рон и Гермиона об этом почти не думали, несмотря на то, что Гарри рассказал им о событиях в запретном лесу, разве что умолчал о том, как они с Малфоем специально не стали давать сигнал SOS.

У Матроскина после той ночной прогулки часто болела голова, Гарри даже сварил в пустом классе зелье, снимающее боль, и теперь периодически поил им кота.

Последний экзамен был по Истории магии. В течение целого часа Гарри старался не зевать, но скрип перьев так успокаивал, клонил в сон....

Он убегает от собак тетушки Мардж, позади слышен смех Дадли. Неприятный такой, как и сам кузен. Но вскоре этот смех исчезает, Дадли остался далеко позади, впереди — пустырь с сухой травой. Матроскин бежит рядом, он всегда рядом. Кот резко сворачивает в другую сторону, собаки разрываются между двумя мишенями — бегущему по пустырю мальчиком и котом, свернувшим в сторону улиц Литтл Уингинга. Они выбирают Матроскина, но Гарри этого не видит, он продолжает бежать. Вскоре, когда дыхание уже совсем сбивается, ребенок падает в траву. Она царапает руки, но он одновременно ощущает такую приятную легкость. Скоро все закончится! Это все — в прошлом. Лишь один шаг до свободы и былого величия. Всего один, такой маленький и такой простой. Но что-то в этой истории не так, все не может быть настолько просто. Если возможно обойти защиту Гринготтса, то неужели старик думал, что при прохождении его полосы препятствий могут возникнуть сложности? Узнать всю нужную информацию у пьяного болтливого олуха — проще простого! Уж очень он хотел дракона. Ха, так глупо попасться на любви к чудищам. Не в первый раз, между прочим. Нет... так не бывает. Наверняка сработают какие-то оповещающие чары и через минуту прибегут авроры. Но выбора нет. Тем более, я ничем не рискую.

Гарри открывает глаза. Боль... Так далеко, но в то же время близко. Она не его, чужая. Но родная... Он ощущает ее не физически, скорее ментально. Она разрывает на куски, не дает понять, осознать происходящее. Перед глазами лишь туман, но даже он ускользает...

"Матроскин! Матроскин, ты где! Ответь!" — Гарри вскакивает со своего места, бросает на преподавательский стол недописанную работу и выбегает из класса, провожаемый взглядами всех однокурсников.

Коридор кажется слишком длинным, а лестниц слишком много. Вот одна из них меняет направление. Очень не вовремя... Наконец, последний поворот. Тяжело дыша, Гарри называет пароль Полной даме на портрете, и та впускает его в гостиную. Опять лестница, спальня первокурсников. На кровати, раскинув лапы лежит Матроскин. Голова запрокинута, глаза смотрят в одну точку, из пасти течет слюна.

"Матроскин! Матроскин, очнись! Пожалуйста..." — Гарри теребит кота, но тот не реагирует на внешние раздражители. Даже кажется, будто кот его не видит, несмотря на то, что глаза его открыты.

Мальчик хватает Матроскина. Снова лестница, коридор. Проклятый огромный замок. Гарри бежит, но сам не знает куда. Нужно найти кого-то из учителей, лишь бы не Снейпа. Дыхание сбилось. Мальчик прислоняется к стене лишь на несколько секунд, чтобы сделать глубокий вздох и снова продолжить свой неопределенный путь.

— Мистер Поттер, смотрите по сторонам! — Гарри врезается в профессора МакГонагалл за одним из поворотов, — Почему вы не на экзамене?

— Пр... прос... простите, — слова даются с трудом. Воздух, почему его вдруг стало так мало? — К... кот...

Декан Гриффиндора посмотрела на бело-черного кота в руках первокурсника и кивнула.

— Следуйте за мной, — женщина быстрыми шагами направилась к лестницам.

Профессор МакГонагалл спустилась на этаж ниже и заглянула в один из кабинетов. Небольшое помещение напоминало склад различных зелий, трав и книг одновременно. За столом, заваленным кучей разных бумаг, стеклянных баночек и предметов неизвестного назначения, сидел пожилой волшебник и что-то диктовал самопишущему перу.

— Сильванус, срочно нужна ваша помощь. Мистер Поттер, проходите.

Старик поднял глаза на мальчика, пригляделся к коту в его руках.

— Кладите на стол, — пожилой маг смел рукой все лишние вещи, но те не упали на пол, а поплыли к шкафам, мусорному ящику и книжным полкам.

Старик заглянул в глаза кота, раскрыв их еще шире. Гарри заметил, что волшебник пользуется лишь левой рукой неспроста, вместо правой конечности у него деревянный протез.

— Минерва, — скрипучим голосом обратился он к профессору МакГонагалл, — открой левую дверцу шкафчика, что стоит позади тебя. Там в узкой колбе фиолетовая жидкость.

Женщина достала из шкафа требуемый предмет. Старичок попросил Гарри открыть пасть кота, а сам левой рукой влил несколько фиолетовых капель, от которых Матроскин резко вскочил, выгнул спину и распушил хвост.

— Тише, тише, — волшебник погладил кота по спине, — Вы нашли его в таком состоянии, мистер Поттер?

— Да.

— Любопытно. Должно быть, кто-то неудачно пошутил... И кому могло прийти в голову использовать легилименцию на животном...

* * *

— Нам нужно к Дамблдору. Сейчас, — заявил Гарри, найдя в гостиной Рона и Гермиону.

— Ты куда сбежал прямо с экзамена? Ты успел все написать? — забеспокоилась Гермиона.

— Нет. Это не важно, — мальчик стал расхаживать взад-вперед, сцепив руки за спиной, — Помните, Хагрид говорил, что выиграл драконье яйцо в баре? Так вот, человеком с этим яйцом был кто-то, кто хотел узнать об охранной системе философского камня. Он напоил Хагрида, и тот ему проболтался. Сами понимаете, он и в трезвом состоянии не сильно-то хранить секреты умеет...

— Откуда ты знаешь это, Гарри? — Гермиона сощурила глаза.

— Мне пришла в голову эта идея на экзамене по Истории магии, — даже врать не пришлось, ведь так оно и было.

— Получается, — девочка неосознанно щелкала пальцами, — тот, кто хочет украсть философский камень, знает, как обойти защиту. Но почему он до сих пор туда не пробрался?

— Должно быть, эта защита сложнее, чем мы думаем. Нужно сообщить Дамблдору, тогда он может что-то предпринять, усилить охранные или сигнальные чары.

— Да, Гарри, ты прав, — Гермиона посмотрела в окно и поджала губы, размышляя, — Ты знаешь, где находится кабинет директора?

— Нет.

— Тогда идем к профессору МакГонагалл, узнаем у нее, — первокурсница поднялась и направилась к выходу из гостиной. Гарри и Рон пошли следом.

"Ты уверен, малыш?" — спросил Матроскин, оставшийся в спальне. Он еще был слаб после произошедшего, и возможно понимал, что Гарри решил действовать отчасти и из-за него. Ведь мальчик боялся потерять единственного близкого... человека. Или кота, не суть. А Матроскин видел то же, что видел Гарри, и именно из-за чужих мыслей в сознании ребенка ему и стало плохо.

"Да. Я уверен", — твердо заявил он.

Профессор МакГонагалл сидела за своим столом и проверяла экзаменационные работы. Она хмурилась, видимо, студентам в очередной раз удалось порадовать ее своими знаниями дисциплины. Увидев приближающуюся к ней троицу первокурсников, она удивленно подняла бровь в немом вопросе.

— Профессор, нам нужно увидеть директора, — решительно произнесла Гермиона, — Срочно.

— Увидеть профессора Дамблдора? — спросила МакГонагалл таким тоном, будто подобная просьба показалась ей подозрительной, — Зачем?

— Это... это секрет, — глубоко вздохнув, сказал Гарри.

— Профессор Дамблдор отбыл десять минут назад. Он получил срочную сову из Министерства.

— Он отбыл... — тихо, с отчаянием в голосе произнес Гарри.

— Видите ли, мистер Поттер, профессор Дамблдор известный волшебник, у которого может быть много неотложных дел.

— Но это важно! — казалось, еще немного, и Гермиона топнет ногой от злости и бессилия.

— Вы хотите сказать, — профессор МакГонагалл поднялась и теперь в упор смотрела на первокурсницу, — Хотите сказать, что ваше дело куда важнее, чем дела Министерства?

— Послушайте... — Гарри запнулся, — Это... касается философского камня. Кто-то хочет его украсть. Мне необходимо поговорить с профессором Дамблдором.

— Я не знаю, откуда вы узнали о камне, но, уверена, он надежно охраняется. Директор вернется завтра, — женщина снова села, и придвинула к себе работы, считая разговор оконченным.

— Но, профессор...

— Поттер, я знаю, о чем говорю. Вам лучше выйти на улицу и насладиться хорошей погодой.

Детям ничего не оставалось, как покинуть кабинет. Однако совету своего декана они не последовали, и в коридоре стали обсуждать дальнейшие действия.

— Это произойдет сегодня ночью. Уверен, что сова Дамблдору пришла не случайно...

— Но что нам... — начала Гермиона, но запнулась, глядя за спину Гарри.

Поттер и Уизли обернулись. Позади них, сощурив глаза, стоял профессор Снейп.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он, посмотрел в глаза Рона, затем перевел взгляд на Гермиону, — Не стоит упускать возможности насладиться прекрасной погодой, — елейным тоном продолжил он. Гарри уже не сомневался, что он прочел в их мыслях все о философском камне.

— Мы... — хотел как-то оправдаться Поттер, но не успел. Снейп посмотрел ему в глаза.

Запретный коридор, простоя Аллохомора. Это не сложно, а если уже знаешь, что тебя ждет — даже не страшно. Трехголовый пес поднимает сначала одну голову, другие просто открывают глаза.

— Империо! Круцио! Авада Кедавра! — каждая из голов получает по заклинанию.

Теперь одна из них смотрит благоговейным взглядом, лишь зрачки ее расширились от боли, которую в полной мере ощущает вторая голова. Все-таки тело у них общее. Средняя голова издает дикий рев, зажмурив глаза, последняя — вовсе не подает каких либо признаков жизни.

— Вот это эффект! Укуси себя за хвост, — детский голос отдает приказ первой голове, и собака начинает кружиться на одном месте, пытаясь поймать свой хвост. Мертвая голова лишь безвольно болтается...

— Только попробуйте, мистер Поттер, — голос профессор спокоен, но в то же время в нем звучит угроза-предупреждение.

— Не понимаю, о чем вы, — Гарри улыбается, — Мы, пожалуй, последуем вашему совету.

Мальчик, ругая Матроскина за его своеобразную защиту сознания, проходит мимо Снейпа, за ним, попрощавшись с профессором, идут Рон и Гермиона.

* * *

Казалось, струны арфы кто-то перебирает, но вокруг никого не было. Даже Матроскин это подтвердил. По небольшому темному помещению разливалась приятная музыка. Она действовала успокаивающе... Хотелось просто сесть, вспомнить что-то хорошее, улыбнуться этим воспоминаниям, а после, укутаться в одеяло и заснуть. Было в этой музыке что-то волшебное. И она так сильно контрастировала с мрачным помещением без окон, с голыми каменными стенами и мирно спящим огромным трехголовым чудищем.

— Это еще что? — спросил Рон, глядя на арфу.

— Должно быть, ее заколдовали так, чтобы она играла. Что-то вроде колыбельной для пса, — Гарри заворожено смотрел на музыкальный инструмент.

— Красивая музыка... — на Гермиону играющая арфа тоже произвела эффект.

— Если собака спит крепко, можно отодвинуть его лапу, — Уизли подошел к Пушку, — Надеюсь, он не проснется.

Рон нагнулся над люком и потянул за кольцо.

— Что ты там видишь? — поинтересовалась Гермиона.

— Ничего не вижу, никаких ступеней. Придется прыгать.

— Вы не обязаны идти со мной! — заявил Гарри.

— Мы, кажется, это уже обсудили, — безапелляционным тоном сказала Гермиона, скрестив руки на груди.

"И ты тоже не обязан идти, малыш".

"Знаю. Я так хочу!" — есть действия, которые сложно объяснить даже самому себе. Мальчик не сомневался, что здесь что-то не так, даже очень надеялся, что там сработают сигнальные чары. Просто хотел пойти. Для него это было чем-то, вроде настоящего испытания. Он знал, с кем может там столкнуться, но... ведь один раз ему уже удалось избежать смерти? Может, в этот раз ему удастся уничтожить Волдеморта? Наверно, это глупая самоуверенность, но все же, если верить Хагриду, темный маг потерял свою силу тогда, больше десяти лет назад. Пожалуй, вера в слова лесника — не лучшее оправдание собственной безрассудности. Гарри преследовало какое-то странное, гнетущее чувство вины, а за что — он и сам не знал. Но был уверен, что к Волдеморту это все имеет самое прямое отношение.

"Это твой окончательный выбор?"

"Да..."

"Тогда бери свою компанию, и идем. Они сами напросились. Иногда за спиной друга можно хорошо спрятаться от проклятий".

"Ты тоже не обязан идти со мной, Матроскин..." — единственным существом, которого Гарри действительно боялся потерять, был кот. Рон и Гермиона не были так близки, но все же он тоже не хотел, чтобы они рисковали собой. Он весь вечер пытался им доказать, что это все не их дело.

"Идем уже, тоже мне, благородный рыцарь нашелся! Меча, доспехов и почти искренней преданности вассалу только не хватает".

И Гарри первым прыгнул в темный люк. Приземление было мягким, но липким и неприятным. Рядом материализовались Рон и Гермиона, прыгнувшие следом. На конце палочки Поттера загорелся огонек, хотя он сам не произносил заклинания.

Мальчик резко упал вниз и ударился коленом о твердый бетон.

"Люмос было паролем?" — удивился он.

"Нет, это была очередной этап гениальной защиты. Вот так и живем, малыш. Дверь детскими чарами открывается, дьявольские силки с помочью заклинания света погибают. Спорим, в следующем этапе этой странной полосы препятствий достаточно будет признаться, что ты волшебник, и философский камень сам упадет тебе в руки! Дамблдор полагал, что Волдеморт в восемьдесят первом повредил себе мозг?"

Гермиона тоже пробралась через силки, а вот Рон продолжал кричать и вырываться. Люмос что ли забыл? Но гриффиндорка быстро сообразила, что интеллекта Уизли не хватит на такое простое действие, и помогла ему.

Первокурсникам не удалось оценить всю систему защиты камня. Так вышло, что дверь в конце темного тоннеля была открыта, хотя около нее летало около сотни ключей с крылышками. В следующем зале на полу было разбросано мраморное нечто, подозрительно напоминающее шахматы Рона, к которым применили множественное Энгоргио. Если бы не обстоятельства и нарастающий страх от осознания того, что кто-то их уже опередил, Гарри бы провел некоторое время в этом зале. Он ему понравился. Потолок, стены и пол были выполнены в виде шахматных досок. Мальчик решил, что когда-нибудь сделает себе такую же комнату. Было здесь что-то сказочное и таинственное. Наверно этому впечатлению способствовало то, что здесь легко было представить, будто ты стоишь на стене или потолке.

В следующей комнате детей поджидала валяющаяся тушка тролля и ужасный запах. То ли тролль уже начал разлагаться, то ли так вонять для представителей этого вида — естественно. Гарри прикрыл рукой нос, и первым перешагнул через огромные ноги уродливого великана, вернее, перепрыгнул. В соседнем помещении, напомнившем Поттеру маггловскую больничную лабораторию, где сдают кровь и мочу на анализы — маленькой комнате, посреди которой стоял белый стол с несколькими стеклянными флакончиками, первокурсникам пришлось расстаться. Зелье, которое пропускало через огонь, было рассчитано на одного человека. Поттер очень надеялся, что они с Матроскиным за одного человека все же сойдут и зелье менее сложное, чем могло бы быть. Ведь есть заклинания, ловушки и зелья, действующие ментально, способные распознать чары маскировки... ну, или кота с сознанием человека.

Гермиона и Рон отправились обратно. И нужно было их с собой брать? Помощники нашлись!

Гарри стало страшно... Теперь он уже жалел, что решился на эту ночную прогулку. Страх... такой липкий и холодный пробежал по телу, оставляя мурашки. В углу комнаты с потолка мелким ручейком стекала вода. Говорят, шум воды успокаивает. Почему тогда едва слышный шум этого ржавого ручейка только действует на нервы?

"Сомневаешься?" — Матроскин встал напротив Гарри и, склонив голову, смотрел ему прямо в глаза.

"Если честно, то да..."

"Там Квиррелл впереди. Тут его тюрбаном воняет".

"Квиррелл?" — обрадовался Гарри. Заика лучше, чем Волдеморт.

"Зря радуешься, малыш. У тебя нет пути назад. Уизли и Грейнджер выпили все зелье, позволяющее вернуться. Ты можешь, конечно, остаться здесь и ждать, пока кто-нибудь тебя найдет. Кто-то из преподавателей, а может быть и сам Дамблдор. Или Квиррелл, когда будет возвращаться. А вдруг он там не один, малыш?"

Гарри вздохнул и поднес зелье к губам.

"Ты специально не отговаривал меня?"

"Каждое твое решение порождает последствия. Ты должен это знать. Ну и... я в свое время изучал теорию действия философского камня, интересно взглянуть на эту вещицу".

Мальчик сделал маленький глоток, и подхватил кота на руки. Он открыл дверь и шагнул в черное пламя, крепко прижимая к груди Матроскина. Пламя лизнуло его, но он не почувствовал боли. Пройдя несколько метров сквозь огонь, Гарри оказался в следующем, последнем зале.

Посреди просторной комнаты стояло огромное зеркало, то самое, которое Гарри видел в пустом классе на рождественских каникулах. В это зеркало с сосредоточенным лицом вглядывался Квиррелл.

— А я все гадал, увижу ли я здесь тебя, Поттер, — видимо, профессор заметил мальчика в отражении зеркала, и сразу же заклинанием связал его, благо кот успел выпрыгнуть из рук раньше, — Ну что ж, глупость всегда была верным спутником смелости.

— А я был уверен, что увижу вас здесь, профессор, — последнее слово Гарри буквально выплюнул, — Вы слишком переигрывали в своем желании казаться обычным идиотом.

— Но, тем не менее, — Квиррелла оскорбление нисколько не задело, он повернулся к первокурснику, — Я сейчас здесь, а Дамблдор далеко. И пока он вернется, я уже завладею камнем.

— Из Лондона не так уж трудно добраться до Хогвартса.

— Поттер, я только играл роль идиота, а не являлся им. Я сделал так, что в Министерстве на самом деле возникли дела. Благодаря мне аврорам удалось поймать одну группу воров-жуликов, сегодня и завтра проходят слушания в Визенгамоте. Считайте это моей благотворительностью.

Матроскин почему-то никак не комментировал происходящее. Он потихоньку, мелкими шагами крался к зеркалу.

— Мне нужно исследовать это зеркало. В нем кроется ключ к камню. Следовало догадаться, что Дамблдор придумает что-нибудь в этом духе.

Квиррелл обогнул зеркало и жадно уставился в него.

— Я вижу камень и собираюсь преподнести его моему повелителю. Но где же этот камень? Может, он находится внутри зеркала и его нужно разбить... — размышлял вслух мужчина, — что показывает это зеркало? Повелитель, помогите мне?

Гарри похолодел от ужаса. В комнате раздался незнакомый голос.

— Используй мальчишку... Используй мальчишку, — Квирелл повернулся к Гарри.

— Так, Поттер, иди как сюда.

Веревки упали, но ноги отказывались слушаться Гарри. Он сделал один неуверенный шаг, и чуть было не упал.

"Лучше иди, так менее болезненно будет", — посоветовал Матроскин.

— Загляни в зеркало, скажи, что ты видишь?

Гарри подошел. Вначале зеркало показывало ему его собственное отражение. Без Наполеонов и магии тринадцатой ступени. Мгновение спустя мальчишка в отражении подмигнул ему, достал из кармана камень, повертел его в руках и положил обратно. Гарри почувствовал, как его карман потяжелел.

— Ну и что ты там видишь?

— Я... я вижу маму и папу... Мама поправляет мне галстук и кладет бутерброды в сумку. Я должен уезжать в Хогвартс.

"Что за бред ты несешь? Еще скажи, что видишь Дамблдора в семейных трусах с бутербродом в руках! Он знает, что зеркало заколдовано на тебя!"

— Он врет... — снова раздался незнакомый голос, — Дай мне поговорить с ним... Я хочу видеть его... И чтобы он видел меня...

— Но повелитель, вы еще недостаточно сильны! — запротестовал Квиррелл.

— У меня хватит для этого сил... — резко отрезал неизвестный говоривший. Хотя Гарри догадывался, кто он.

"А теперь, что бы со мной не происходило, не обращай внимания".

"Что?!"

Страх... он окутывал все сознание Гарри. Это был даже не страх, а настоящая паника. Она мешала дышать, не давала возможности пошевелиться и думать. И мальчик заворожено смотрел, как Квиррелл разворачивает тюрбан. Наконец, ткань упала на пол, и Квиррелл повернулся спиной к Гарри. На затылке у преподавателя было лицо. Самое страшное лицо, которое только доводилось видеть Гарри. Оно было похоже на некрасивую глиняную маску. Вместо ноздрей — узкие щели, а глаза красные...

— Гарри Поттер, — прошептало лицо, — Видишь, чем я стал. Лишь тенью, химерой... Я живу, вселяясь в чье-то тело... Кровь единорога сделала меня сильнее, и как только я завладею камнем, я верну себе былое величие... Почему бы тебе не помочь мне?

Гарри, казалось, забыл все слова. Он хотел что-то сказать, но не мог. В голове мелькало множество образов. Его прошлого. Вот он плачет в чулане. Тетя тогда наказала его за то, что он получил хорошую оценку по математике, а Дадли завалил контрольную. Она кричала, говорила, что он должен был помочь своему кузену, а потом велела сидеть весь день в чулане и не попадаться на глаза. Вот он снова убегает от собак тетушки Мардж, эту сцену он видел уже сегодня утром. Вот он идет в запретный коридор, потому что там должно быть что-то важное. Хогвартс-экспресс, Уизли говорит, как ему жаль, что Гарри не помнит ночь Хэллоуина восемьдесят первого, и Поттер ощущает отвращение и злость на рыжего мальчишку. Темная гостиная Гриффиндора, за окном сверкают молнии, и гремит гром, Гарри водит по цветному ковру деревянного солдатика, а затем оборачивается и улыбается Гермионе. Говорит ей, что ее не существует, а его родителей Волдеморт не убивал, так как их тоже не существует. И много других образов прошлого в странной последовательности... Они, словно узоры в калейдоскопе, сменяют друг друга, что даже самому мальчику трудно за ними угнаться.

Матроскин царапает пол. Гарри ощущает боль. Сильную, чужую и родную, как и сегодня утром. Коту больно, очень. Мальчик хочет оттолкнуть Волдеморта-Квиррелла, броситься на помощь к самому близкому и родному существу, но что-то сдерживает его.

"У... убегай..."

"Нет! А как же ты?"

"Пос... мотри на В..." — кот закрывает глаза, не в силах больше связно мыслить.

Гарри следует совету Матроскина. Восковая маска выражает лишь полную растерянность и непонимание. Красные глаза сузились, но не зло, а в каких-то своих размышлениях...

— Акцио! — мальчик, пользуясь моментом, забирает кота и пытается бежать, но Квиррелл опомнился быстрее своего повелителя. Или просто Матроскин не путал его мысли... Он хватает Гарри за рукав мантии. Не удержав равновесие, мальчик падает, крепко прижимая к себе Матроскина.

Это уже было. Все повторяется. Кот говорил ему бежать, а он медлил из-за палочки, которую выронил. Только теперь ему никто не поможет. Глаза Матроскина закрыты. Никто не обрушит потолок. Если только... Гарри смотрит на каменный потолок, Квиррелл пытается поднять его все за тот же рукав мантии, кто-то кричит, но это уже не имеет никакого значения. Тьма, такая знакомая. Он уже был здесь когда-то. Иногда кажется, будто жизнь человека состоит из этапов, которые сменяют друг друга. Их немного, поэтому часто мы можем ощущать повторение истории, изо дня в день, из года в год. Даже рождение и смерть чередуют друг друга....

— Гарри. Гарри... — кто-то ласково, но настойчиво позвал его, и мальчик открыл глаза.

Длинные рыжие волосы, склонившейся над ним женщины приятно щекотали руку. Он сразу узнал ее, хоть видел всего на одной детской фотографии. Петуния не выкинула ее лишь потому, что она сама на ней уж очень удачно вышла. На черно-белой карточке две девочки — худая блондинка и жизнерадостная рыжеволосая малышка держались за руки.

— Мама...

— Все хорошо, Гарри, все хорошо, — женщина погладила его по волосам, — Только не нужно было тебе туда ходить.

— Я умер? А где Матроскин?

— Ты не умер, и он тоже. Ты где-то между жизнью и смертью. На самом деле ты нигде, этого места не существует, — женщина оглянулась, и сразу позади нее из тьмы проступили четкие силуэты красивой, полностью белой комнаты. Здесь все было белым, и стены, и колонны, и рояль, стоящий в стороне. Гарри захотелось зажмуриться от света, который исходил отовсюду сразу, — И это тоже лишь иллюзия. Если хочешь, здесь появится Матроскин, тебе нужно только захотеть. Это твой мир.

— Вот так выглядит жизнь после смерти? — Гарри приподнялся, чтобы оглядеться.

— Конечно, нет. Я не знаю, как выглядит жизнь после смерти.

— Почему?

Женщина загадочно улыбнулась, заправив выбившуюся прядь за ухо, и пожала плечами.

— А где Квиррелл?

— Я полагала, ты захочешь увидеть своего кота, а не Квиррелла.

— Я и не хочу его видеть, хочу знать, умер ли он.

— Этого я тоже не могу сказать тебе.

— Я... я хотел убить Волдеморта. Отомстить за твою смерть. И Матроскину становится плохо, когда он рядом... Я боялся за него, и... я был идиотом. Мне показалось, что я должен все изменить.

— Будь осторожен, Гарри, — женщина коснулась щеки мальчика. Ее рука была холодной. Этот холод успокаивал, придавал уверенности. Казалось, будто в нем есть какая-то магия.

— Ты бы хотела, чтобы я отомстил за твою смерть и смерть отца? — вопрос прозвучал слишком по-детски. Неуверенно.

— Я хочу, чтобы ты просто жил и был счастлив. Большего мне не нужно. Тебе пора возвращаться.

— Куда?

— Туда. А Матроскин... он лучше, чем сам о себе думает, — женщина улыбнулась и поцеловала Гарри в лоб, посмотрела ему в глаза и одними губами прошептала, — Живи...

Снова тьма. Знакомая, но в этот раз неприятная. Какая-то вязкая, обволакивающая. Открыть глаза удается с трудом. Рядом — осколки разбитого зеркала и груда камней, под ними виднеется окровавленная рука. Гарри не может подняться, он сам лежит под обломками, прижимая к себе кота и закрывая его собой. Наверно, это было его последнее подсознательное действие до того, как он потерял сознание. Проще закрыть глаза и не видеть все это, не чувствовать...

* * *

Мне удалось узнать некоторые детали. Маленькие и несущественные, как все в моей новой, не совсем жизни. Одна псевдотайная организация называется Орден Феникса, другая — Пожиратели Смерти. Как они могут так себя называть? В обеих — те, кого каким-бы то ни было образом не устраивает их жизнь. Или жизнь всего мира. Те, кого все устраивает — сидят себе в своих домах и пьют огневиски, закусывая тыквенным печеньем. Счастливые!

Теперь можно продолжить вспоминать. Мне всегда легче вспомнить, если удалось что-то узнать не о моей, чужой жизни. Сегодня именно это я и сделал.

Итак, поздний вечер, тусклая свеча, письменный стол, удобный мягкий стул. Передо мной — личный дневник, я записываю свои детские воспоминания. Тогда я понял, что время уже ушло, и нужно его как-то задержать. Будучи магом восьмой ступени, я не мог сделать это в прямом смысле, но вот записать в тетрадь — вполне реально. Мне тридцать шесть лет и я вспоминаю событиях двадцативосьмилетней давности. Снова их переживаю... А теперь и в третий раз.

Вот мы крадемся через лес. Я и Алина. Тихо и страшно. Я снова могу бояться. Наверно, страх и определяет реальность жизни. Вот сейчас я не боюсь, поэтому я мертв. Тогда — боялся. Я не ел со вчерашнего дня, но пока еще не заслужил. Вот сделаю то, что должен — тогда и поем. Может, они постреляют уток? Очень хочу мяса!

Железная дорога, ничего особенного. Вокруг лес, где-то вдали — деревня. Тоже обычная. Местные жители этой деревни нас не любят и боятся.

Мы пересекаем пути, нам идти дальше — к поселковой дороге. Нужно перехватить машину, везущую продовольствие. Что-то унести с собой, остальное — взорвать. Голодные солдаты — злые и недовольные солдаты, как сказал наш Командир. Или умрем мы с Алиной, от голода. У каждого свое задание, каждый выживает, как может.

Мы затаились в кустах. Выжидаем. У Алины в руках немецкая винтовка, два вечера подряд Командир учил ее стрелять. У меня пара гранат, их было больше, но они остались у Поляка.

— Стреляй по колесам, — шепчу я Алине, видя издалека приближающиеся машины.

— Я не смогу, — спокойно отвечает она. Нужно реально оценивать свои силы, — кидай гранаты, ты попадешь.

— Давай я буду стрелять, — я забираю у нее винтовку.

— Ты же не умеешь... Она тяжелая и отдача сильная, у меня на плече знаешь какой синяк после уроков Командира остался!

— Я волшебник, — ага, хорош волшебник — без палочки и с маггловским оружием.

Машины уже близко, я даже не буду прицеливаться, смысла нет. Все равно не умею. Но то, что я маг, мне должно помочь. Закрываю глаза, мысленно шепчу самому себе, что мне нужно попасть по колесам и стреляю. Алина права, отдача сильная. Плечо теперь весь день будет ныть тупой болью. Но это пустяки. Я простреливаю колесо. Из машины выбегают солдаты, озираются по сторонам, что-то кричат на своем языке. Я их лишь немного понимаю, хотя в данной ситуации не обязательно знать речь, чтобы понять, о чем они могут говорить.

— Бросай гранату во второй грузовик, — шепчу я Алине, а сам стреляю в солдат, которые палят по кустам, в которых мы спрятались. Я очень хочу жить, моя магия об этом знает, поэтому слушается. Ведь обычно детям в таком возрасте еще не удается ее контролировать.

Зря ты падаешь на землю, солдат. Тебе это не поможет, ведь моя пуля преследовала бы тебя, даже если бы ты сейчас аппарировал. Я просто хочу жить, а чтобы жил я, ты должен умереть. Сегодня наши с Алиной жизни и ужин для остальных, я меняю на жизни четырех солдат. Вы уж нас извините.

Раздается взрыв, это Алина бросила гранату во вторую машину. Смерть, она бывает такой разной. Горячей и ледяной, шумной и неестественно тихой. Я с ней знаком, и скоро научусь отличать ее во всех обличьях — в неестественном шуршании кусов, когда не знаешь, притаились ли там наши или нет, в отдаленном шуме где-то высоко в воздухе, когда летит самолет, в примятой лесной траве, когда понимаешь, что совсем недавно здесь проходил человек. Мои детские шаги теперь тоже могут быть одним из обликов смерти...

У Алины на лбу пот. Она переживала, что не справится, бросит гранату не туда или, не дай Мерлин, взорвется она еще у нее в руках. Мы сделали только половину задания, теперь нам нужно забрать оружие и еду. Совсем немного, лишнее ни к чему, вдруг еще убегать придется.

Мы молчим, засовывая пшеничные лепешки и консервы в рюкзаки. Как тогда, когда хоронили еще не родившегося ребенка. Каждый из нас итак все понимает, слова уже лишние. В том числе, понимает и необходимость что-то сделать. Сбежать? Сейчас? Было бы можно, если бы не пугающая неизвестность. Алина на минуту прикрыла глаза руками. Ей так проще. Мне проще видеть. Быть свидетелем того, что я сам сделал. Я знал, что выживу, ведь обещал голубоглазой девочке. Буду жить за двоих — за себя и за нее. Проживу две жизни. Тогда я не задумывался над этим. Но, может, у меня был пророческий дар?

— Смотри, — Алина вытаскивает из груды металла второй, взорванной машины покореженную железную коробочку. На ней — какие-то забавные картинки. Девочка открывает коробочку, — Мы это не отдадим.

— Не отдадим, — повторяю я, глядя на смятые некрасивые конфеты. Конфеты!

— Пора... А конфеты, ты помнишь?

Я знаю, с чем у нее ассоциируются конфеты. Один солдат угощал ее такими же. Говорил, что хочет мира, а приходится воевать. Его желания не спросили, так же, как и нашего. Я смотрю на чистое голубое небо. Вспоминаю глаза...

— Разве это все важно?

— Пожалуй, нет. Идем, — вздыхает Алина.

Мы снова пересекаем железнодорожные пути и уходим вглубь леса. Сегодня у нас уже была лесная пробежка. На задание мы вышли втроем. Командир не идиот, чтобы отправлять детей одних. С нами шел Поляк — веселый парнишка лет двадцати. Но мы попались. То ли случайность, то ли Поляк просчитался. Он сказал нам бежать. Сейчас цена на жизнь меняется каждую минуту. То наши с Алиной жизни оцениваются жизнью Поляка, то жизнями четырех солдат и пшеничными лепешками. Но об этом я буду думать гораздо позже, когда решу вести дневник. Тогда, в восемь лет, я лишь ощущал отчаянную свободу. Свобода — штука жестокая. К ней можно стремиться, ее можно ненавидеть...

Поздний вечер. Скорее, ночь. Мы сидим у костра. Многие уже спят, мужчины разговаривают о своих семьях. Семей больше нет, это лишь воспоминания. У нас, почти у всех, похожие истории. Кто-то воюет за Родину. Мы — просто так. Родина — это дом, мама и папа, муж или жена, дети, родной лес, река, даже твоя собака. Собаку, пытавшуюся защитить хозяев, убили, лес сгорел, родные погибли, дом разрушен. Мы — остались. А Родины больше нет.

— Алина... — шепчу я, чтобы мужчины у костра не услышали.

— Что? — шепотом отвечает она, наклоняясь ко мне.

— Нам нужно в Англию.

Алина смотрит на меня, как на сумасшедшего. Да, если у меня возникла подобная идея, наверно, я сошел с ума.

— Хорошо, что не в Австралию...

— Я серьезно.

В глазах девочки — жалость, она понимает мое желание, но так же понимает невозможность его исполнения. Она улыбается, я улыбаюсь ей. Алина начинает смеяться. Потом, когда ее истерический приступ веселья проходит, она серьезно отвечает:

— В Англию, так в Англию.

Она сказала это ради меня. Ей нечего там делать. Но и здесь ее ничто не держит. Мы больше не связаны обязательствами места и времени.

Я достаю из кармана письмо, принесенное белой полярной совой. Мама хотела его выбросить, но я почему-то бережно хранил желтый пергамент в собственном кармане. В нем говорится о смерти отца. Перечитываю еще раз, хотя я уже выучил текст с глупыми соболезнованиями наизусть.

— Надо было тебе общаться с моим отцом, тогда бы ты знала английский, — говорю Алине.

— Я его всегда боялась, — честно признается она.

— Почему?

— Он — настоящий волшебник...

— А я что, игрушечный?

Беру небольшой кусочек белого хлеба. Ем и смотрю на звездное небо.

Тогда мне было восемь лет, шла война, и я убивал людей за пшеничные лепешки.

* * *

Гарри открыл глаза и сразу сощурился от яркого дневного света. Проморгался, пытаясь понять, где он сейчас находится, и что произошло. Кровати, тумбочки и белые стены. Значит, это снова больничное крыло. Мальчик заметил в своих ногах развалившегося бело-черного кота с перевязанной лапой и улыбнулся.

"Матроскин! Мы живы!"

"Какая жалость!"

"А что произошло с Квирреллом?" — Гарри нахмурился.

"Он трагически погиб, пытаясь спасти философский камень от злого и ужасного Волдеморта. Светлая память ему", — кот потянулся и зевнул.

"Я ведь серьезно спрашиваю!"

"А я серьезно отвечаю. Умер он, осколки зеркала острыми оказались, малыш. А потолок — тяжелым".

"Получается, я его убил?"

"Получается так".

"Я... я убил человека..." — в глазах Гарри появилась паника. Теперь он искренне жалел Квиррелла, и понимал, что уж точно не хотел его смерти. Тем более, не хотел становиться ее причиной. И даже Волдеморту сейчас он не желал бы смерти. Только понял он это поздно.