When the world is burning (джен)

Старик Дамблдор, как обычно, нудно и долго толкал традиционную приветственную речь. Но я его не слушал и не слышал. Все мои мысли были заняты заданием Тёмного Лорда. 

Я чувствовал, что попал в ловушку... Я не знал, что делать. Не знал, как выполнить это чёртово задание. Не знал, у кого просить помощи. А если говорить начистоту — в этом деле никто не поможет. Только я один могу это сделать. Только мне одному Лорд Волдеморт поручил невыполнимое дело.

Я равнодушным взглядом скользил по лицам учеников. Несмотря на надвигающуюся войну, многие по-прежнему были веселы и беззаботны. Только на лице Поттера я видел отпечаток собственного страха. И, пожалуй, ещё Грейнджер была серьезна. Она хмурилась, слушая речь директора.

Они на той, светлой стороне. А где я? Я на стороне Тёмного Лорда. Но почему? За что я сражаюсь? В том-то и дело, что мне не за что сражаться, не за что бороться в этой войне. Для меня не существует идеалов. Точнее, я их не признаю. Блейз Забини, мой старый добрый друг, влюблёнными глазами смотрит на Пэнси. Я совершенно не узнаю его. Я думал, что он, так же как и все аристократы, независим, циничен и бездушен. Свободен от привязанностей и страстей. Я думал, что я один из тех немногих, кто не способен следовать этим негласным правилам поведения, установленных в высшем обществе. Кто не способен принять и понять философию и образ жизни таких, как мой отец. Но я ошибался. 

Сейчас Хогвартс охватила любовная лихорадка. Я уже чувствую запах гормонов, витающий в воздухе. Видимо, люди всё-таки осознают, что каждый день может стать последним, поэтому стремятся поскорее признаться в своих привязанностях. Это не больше, чем симпатия. Не больше, чем химическая реакция подросткового организма. 

Я считаю, что в это время нельзя иметь привязанностей. Они делают тебя слабым и уязвимым. Слишком человечным. 

А вообще, что такое "любовь"? Я не верю в неё. Это всё самообман. Если эти олухи хотят обманываться и верить в какие-то чувства, то ради Мерлина, никто им не запрещает! Я же свободен от этих заблуждений.

* * *

Я люблю бывать на Астрономической башне. В последнее время я все чаще ищу уединения и покоя, и именно здесь могу найти желаемое.

Как ни странно, я люблю высоту. Люблю смотреть, как на многие мили раскинулся Запретный лес. Луна серебрит кроны деревьев, и всё в этот момент кажется мне каким-то потусторонним. Почти нереальным. 

В этот раз я на башне не один. Ещё стоя на лестнице, заметил фигуру девушки. Я медленно подхожу к ней. Услышав мои шаги, она оборачивается. Заплаканные глаза, покрасневший нос... В ней я с трудом узнаю Грейнджер. 

Меня удивляет её вид — я никогда не видел плачущей Грейнджер. Как бы мне не хотелось этого признавать, она всегда стойко переносила все выпадавшие на ее долю испытания.

— Что случилось? — неожиданно для самого себя спрашиваю я, хотя не уверен, что мне действительно интересно это знать. 

— Ничего, — Грейнджер отворачивается и утирает глаза рукавом рубашки. Я подхожу к перилам и смотрю вниз. Высоко. И хотя я люблю высоту, голова всё же начинает немного кружиться.

— Почему вы все такие? Почему вам совершенно наплевать на чувства других? — кажется, что она больше разговаривает сама с собой, чем со мной. Но я всё же отвечаю:

— Все люди эгоисты, Грейнджер. Все думают только о себе. Удивительно, что ты до сих пор этого не поняла.

Она внимательно смотрит на меня. Даже чересчур внимательно. Изучает, словно экспонат в музее. Я отворачиваюсь — лучше буду смотреть на лес.

— Я привыкла искать в людях хорошее. 

— Значит, пора отвыкать.

Странный диалог. Вдруг я задумываюсь: а видит ли она во мне что-то хорошее? Но почему-то не могу задать этот вопрос.

— Любви нет, — вдруг произносит Грейнджер. Я вздрагиваю. Не знаю, почему, но в моей душе зажёгся луч надежды. Осознание, что существует хотя бы еще один человек, который разделяет мои взгляды, приносит… облегчение? Пусть это даже и Грейнджер.

— Конечно, нет. Это всё ерунда. Химическая реакция, помутнение рассудка. Выбирай, что хочешь.

Она хмыкает.

— Но всё же лучше думать, что любовь есть. Иначе всё бессмысленно. Эта война... — говорит она и замолкает, как будто это какая-то запретная тема.

— Да, именно, Грейнджер. Эта война. В чём смысл? За что ты вообще борешься?

— За мир. Я хочу, чтобы все люди могли жить спокойно. За любовь. Чтобы любящие сердца могли быть вместе всегда, а не довольствоваться какими-то ничтожными урывками счастья.

Нет. Моя надежда погасла так же быстро, как и появилась. Нет, она не разделяет мои взгляды. Никто их не разделяет.

— Если ты думаешь иначе, то почему же сказала, что любви нет?

Она хмурится. Вздыхает.

— На какой-то момент я в ней разочаровалась. Но потом поняла — если я в ней разочаровалась, это же не значит, что её нет вообще, правда?

Я не согласен с ней, но спорить не собираюсь. У каждого своё мнение на этот счет.

* * *

Только я один знаю, каких трудов мне стоило пережить этот год. Ни во что не веря, ни на что не надеясь, ни к чему не стремясь... Я был свободен от страстей, но легче ли мне было от этого?

Я стал убийцей. Я убил не только Дамблдора, но и себя. Всё человеческое, что ещё жило, что ещё теплилось в моей душе, умерло именно в тот момент, когда я увидел, как тело Дамблдора падает с Астрономической башни. Теперь я ненавижу это место. Оно убило меня. Убило морально. Лучше бы физически.

Теперь я нахожусь в Малфой-Меноре. С ним связаны все лучшие мои воспоминания. Но теперь у меня нет дома. Тёмный Лорд сделал мой фамильный Менор своей резиденцией. Здесь постоянно умирают люди. А ещё, всё время ползает эта противная змея. Того и гляди, станешь её следующей жертвой. 

Я много раз вспоминал наш незатейливый разговор с Грейнджер. Она была так наивна. Верила во все эти пресловутые идеалы, и ей было легче. Странно, как она могла оставаться такой невинной в наше время?

Говорят, что неразлучная гриффиндорская троица сейчас в поисках крестражей. Так они надеются уничтожить Волдеморта. Что ж, удачи. Они слишком глупы. Разве три неразумных подростка смогут одолеть такого могущественного волшебника? Нет, я искренне хочу верить в победу Поттера. В моей голове это самая абсурдная и желанная мысль. Однако я реалист, и понимаю, что шансы у шрамоголового отчаянно малы.

А если бы я попросил защиты у Ордена? Конечно, это странно. Но, может, стоило попробовать? Нет, что за вздор! О чем я вообще думаю? Предать своего отца, семью… Я тряхнул головой, отгоняя эту мысль подальше. Я там, где я есть. Может, это неправильно, но сейчас уже поздно что-либо менять.

* * *

Когда я увидел, кого именно Фенрир Сивый привёл в наш Менор, у меня упало сердце. Конечно, это была хваленая гриффиндорская троица. Если Грейнджер и Уизли были вполне узнаваемы, то у Поттера лицо раздулось, а глаза заплыли. Видимо, он попал на Жалящее заклинание. 

— Драко, — вкрадчиво прошептал отец прямо над моим ухом. — Ты должен опознать его. Только смотри внимательно, не ошибись. Твоя оплошность может стоить нам жизни.

— Давай же, Драко, — тёте Белле, как всегда, не терпелось. Я шумно сглотнул и посмотрел на Поттера. Он уставился на меня одним глазом, другой полностью заплыл. Он смотрел на меня так отчаянно... Вдруг, в одно мгновение, я осознал, что не один такой. Не я один жертва войны, жертва сложившихся обстоятельств... Поттер был таким же. Избранный, Надежда Всего Магического Мира... Он не выбирал свою судьбу. Так же, как и я.

— Нет, это не он, — сказал я, вставая. Поднял голову — и встретился взглядом с Грейнджер. Я видел, как она облегченно выдохнула. И, наверное, мне показалось... но я видел, как она мне улыбнулась. Скромно, нерешительно, лишь немного приподняв уголки губ... Сумасшедшая.

* * *

— Гарри Поттер мертв! — провозгласил Волдеморт. В рядах Пожирателей началось безумное веселье. Они кричали, смеялись, даже гоготали. Я стоял среди учащихся Хогвартса. На стороне Дамблдора. На светлой стороне.

— Драко! — я услышал звук моего имени и вздрогнул. — Драко, идём к нам! — мать умоляюще смотрела на меня. Я нерешительно замер. Вот он, тот момент, когда мне по-настоящему придётся сделать выбор. Я скользил взглядом по толпе, всматривался в лица. Большинство сражающихся за Хогвартс смотрели на меня с неприязнью. Только на одном лице я увидел нечто другое. Грейнджер стояла рядом с Уизли, но, услышав моё имя, сразу же повернула голову. Наши взгляды встретились. Мой не выражал ровным счетом ничего. А в её глазах была целая гамма эмоций. 

"Но всё же лучше думать, что любовь есть. Иначе всё бессмысленно", — в моей памяти всплыл наш давний разговор.

Действительно. Теперь я понимал это. Лучше верить во что-либо, пусть призрачное, эфемерное, но всё же верить. Без надежды мы обречены. Нет. Я обречен. Я никогда ни во что не верил, яростно отвергал и даже насмехался над идеалами. Я просто не вижу смысла в этом. В этой борьбе, в этой войне. И даже в своей жизни.Провожаемый ненавидящими взглядами, я медленно пошел в ряды Пожирателей. Как символично — переход со стороны добра на сторону зла. 

Я видел, как Блейз радостно улыбнулся. Он, приобняв Пэнси, махнул мне рукой. Родители с трепетом смотрели на меня. 

— Ты молодец, — мать ободряюще улыбнулась. Она всегда старалась подарить мне частичку своей безграничной веры в добро. Жаль, что безуспешно.

— Ты сделал правильный выбор, Драко, — говорит Блейз, хлопая меня по плечу. «Нет. Я не делал никакого выбора. У меня никогда его не было», — отчаянно хочется возразить мне. Но я молчу. Как и всегда.

Я обернулся, чтобы посмотреть на армию Дамблдора, и снова наткнулся взглядом на Грейнджер. В её глазах я увидел… разочарование? Отчаяние? Горечь? Я не успел понять. Она отвернулась, как только заметила мой пристальный взгляд.

Неожиданно всё пришло в движение. Поттер спрыгнул с рук великана и побежал вдоль площади, на ходу выкрикивая заклинания. 

Вокруг меня сверкали вспышки смертельных проклятий. Странно, что ни одно из них в меня не попало. Люди рядом со мной падали замертво. В воздухе парил запах крови, страха и смерти. Он отчётливо ударил в ноздри и, казалось, проник даже в моё затуманенное сознание… Я закрыл глаза. Все размышления о смерти — ничто. Когда столкнешься с ней лицом к лицу, ощущения совершенно другие. 

Кто-то толкнул меня, и я открыл глаза. Яркими вспышками в небе сверкали Непростительные заклинания. Тетя Белла, яростная и прекрасная в бою, нацелила на кого-то свою палочку. Проследив взглядом её направление, я наткнулся на спину Грейнджер. Она не видела Беллатрикс, но, видимо, почувствовав что-то, обернулась. 

Наши взгляды снова встретились. Но я впервые видел страх в её глазах. Страх, отчаяние и обреченность. Но даже сейчас, перед лицом смерти, в ней было так много жизни… Эта девушка зубами и ногтями боролась. Боролась за себя. А я всегда просто плыл по течению.

Вдруг перед моими глазами возник вокзал Кингс-Кросс. Я увидел повзрослевшую Грейнджер, рядом с ней стоял Уизли. Она обнимала девочку, как две капли воды похожую на неё саму в детстве. Вдалеке я увидел Пэнси, Блейза и их темнокожего сына.

Одного человека не было в этой счастливой картине будущего. Меня.

Я все понял. В этом новом, чистом мире для меня не было места.

Когда мир горит, ты решаешься на самые безумные поступки. Когда мир горит, ты готов на всё. 

Я вижу, что Белла уже выпустила зелёный луч из своей палочки. Я подбегаю к Грейнджер и со всей силы отталкиваю её. Огромные карие глаза, которые смотрят на меня с таким отчаянием — это последнее, что я вижу перед тем, как заклинание бьет мне в грудь, и я падаю замертво на холодный мраморный пол.

* * *

— Я считаю, что мы должны повесить портрет Северуса Снейпа в кабинет директора. Он — самый храбрый человек из всех, кого я знаю.

Нет, Гарри… Для меня наихрабрейший человек — Драко Малфой, который ценой собственной жизни спас мою жизнь. 

Перед глазами непроизвольно встают события того дня. Я, спиной почувствовав жгучий взгляд сумасшедшей Беллатрикс, поворачиваюсь и вижу направленную на меня палочку. 

— Авада...

Я как будто приросла к земле. Я понимаю, что должна защищаться, но не могу сдвинуться с места. Я чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Малфоем. Его серые глаза, как всегда, ничего не выражают, но мне почему-то кажется, что я вижу в них обреченность.

Я смотрю на него так, как будто он моя последняя надежда. Соломинка, за которую я отчаянно хватаюсь. Я ощущаю, как на самом деле сильно хочу жить...

Малфой срывается с места и подбегает ко мне. Он толкает меня так сильно, что я отлетаю к противоположной стенке и ударяюсь головой. Но боль меня совершенно не беспокоит. Я как завороженная смотрю, как зеленый луч ударяет его в грудь, и Малфой как подкошенный падает на пол.

Сквозь какую-то пелену я слышу отчаянный крик Беллатрикс, которая поняла, что наделала. Она подбегает к телу племянника и сильно трясёт его за плечи, что-то кричит, словно окончательно обезумев. Умом я понимаю, что нужно бежать, что Белла возместит всю свою злость на мне… Но я не в силах сдвинуться с места.

— Гермиона! — Джинни хватает меня за руку, и мы убегаем подальше. Она что-то говорит мне, но я её не слышу. Я вспоминаю взгляд обречённого человека. Взгляд Драко Малфоя.

Я никому не рассказала о произошедшем. Не думаю, что кто-либо может меня понять. Никто не знает, какой потерянный у него был вид, когда родители позвали его к себе. Малфой всматривался в толпу, стремясь найти понимающий взгляд. Но все смотрели на него с презрением и ненавистью. "Приспешник Волдеморта. Пожиратель. Убийца", — так и читалось в их глазах.

Малфой не сделал мне ничего хорошего. У меня не было причин испытывать к нему жалость. Но он попал в ловушку, из которой не мог выбраться. Она засасывала его, как болото, не давая вздохнуть…

Малфой посмотрел на меня. Я покраснела, а он ничуть не смутился. С холодным равнодушием парень изучал меня. А я лишь смотрела на него, старясь понять, о чём он думает. Но его лицо, как обычно, было непроницаемо.

Возможно, кому-то мой поступок покажется безумием… Я заказала себе волшебный портрет Драко Малфоя. Забрав у художника небольшую коробку, я бережно несла её домой, словно это была какая-то драгоценность. 

Придя домой, я сразу направилась в библиотеку. Это единственное место в доме, в котором не бывает Рон. С трепетом, я раскрыла коробку и достала портрет. На нём Малфой выглядел так же, как и всегда: ослепительный чёрный костюм, бледная кожа, светлые, чуть растрёпанные волосы. 

— Грейнджер? — удивленно пробормотал нарисованный Малфой.

Я судорожно сглотнула, стремясь удержать в себе внезапно навернувшиеся на глаза слезы.

— Ты в своём уме? Зачем тебе понадобился мой портрет?

— Малфой, я… Я хочу поблагодарить тебя. 

— Лишь в этом все дело? — проницательно спросил он.

Я вздохнула.

— Нет. Не только в этом. Ты отдал свою жизнь, чтобы спасти меня… Зачем?

— Ты должна жить, Грейнджер. Ты слишком сильно этого хочешь.

— А ты? Ты разве этого не хочешь? — потрясённо спросила я.

— Не хотел, — холодно поправил меня Малфой. — Моя жизнь была лишь существованием. Попытки найти себя и свой путь... Они не увенчались успехом. 

Я промолчала, не зная, что ответить.

— Ты была права, Грейнджер. Когда говорила, что всегда надо во что-то верить. Верить, надеяться и любить. Без этого человек — лишь бездушная оболочка. Каким я и был.

— Нет, Драко! — вскрикнула я. Слезы потекли по моим щекам, но я этого даже не заметила. — Для меня ты наихрабрейший человек. Я… я не могу передать словами, насколько благодарна тебе. Я запомню тебя не таким, каким ты хотел казаться. Не холодным, бездушным и циничным, нет. Я запомню тебя отважным, но запутавшимся парнем. Человеком, который всего лишь не смог разобраться в самом себе.

Драко Малфой на портрете потрясённо молчал. Я отвернулась к окну, зябко поёжившись.

Ты самый храбрый из всех, кого я знаю, Драко Малфой. Самый храбрый и пылкий. Самый благородный и великодушный. Жаль, что таким ты останется жить лишь в моей памяти.