Та, которой никогда не было (джен)

POV Моника Уилкинс

У вас было когда-нибудь такое чувство, словно что-то в вашей жизни внезапно стало не так?

Обычное утро обычного дня. Я проснулась от разрывающего голову визга будильника на телефоне, но по-другому нельзя — иначе до нас не добудишься.

Вендел, мой муж, пробурчав «чертов будильник, какой идиот их придумал», повернулся на другой бок и затих. Я же, сладко зевнув, легонько похлопала себя по щекам. Ну что поделать, тяжело мне давались эти побудки. Печально глянув на время — 6:02 — я надела свои любимые мягкие тапочки в виде зайчиков, мельком подумав, что слишком стара для них, и буквально поплыла в соседнюю дверь, где была ванная.

Ледяная вода выгнала приставучий сон куда подальше, и лицо в зеркале заметно посвежело. Привычным жестом открыла шкафчик над раковиной и достала свою красную зубную щетку. Пока тщательно чистила зубы, я всматривалась в свое отражение. Короткие волосы темно-шоколадного цвета, кончики которых едва заметно закручивались. Немного вздернутый нос, чуть тонковатые губы и зеленые глаза с сероватым отливом. Не красавица, но и не дурнушка в возрасте тридцати шести лет.

А взгляд счастливый. Усталый, сонный, но счастливый. Есть дом, в который хочется возвращаться, есть муж, в объятиях которого тепло и уютно, есть...

Щетка замерла во рту, и пена с губ стала медленно капать в раковину. А, что, собственно, еще есть?

Тревожный от необъяснимых ощущений взгляд метнулся в сторону душевой кабины, на полку с шампунями. Стоит мой, три в одном, с запахом ванили и мужа, мятный. Все на месте. Но сердце дважды гулко ударилось о грудную клетку. Появилось зыбкое чувство, что чего-то не хватает. Будто нечто очень важное исчезло из моей жизни.

Прополоскав рот, я подошла к этой полке и дотронулась до нее. Густое наваждение внезапно спало, и я резко отдернула руку, словно меня ударило током.

Так и хотелось выдать знаменитое «что за черт?». Покачав головой, я решила, что все это просто сонный бред, и пошла в душ, справедливо подумав, что прохладная вода — единственное, что приведет в порядок мои нервы. И уже с хорошим настроением я вышла в спальню, начав неторопливо одеваться.

Придирчиво оглядев себя в зеркале, я удовлетворенно кивнула сама себе (в строгих костюмах я, без ложной скромности, смотрелась шикарно) и подошла к не спящему, но пытающимся стать таковым мужу.

— Вендел, вставай. А то на работу опоздаем, — ласково погладила его по вьющимся черным волосам.

— Да кому мы нужны с утра пораньше? — сверкнув карими глазами, мой муж обезоруживающе и в тоже время жалобно улыбнулся. С утра он всегда забывал, что на меня это не действует.

— Стоматологи нужны везде и всегда, — гордо отчеканила я и, с гаденькой ухмылкой, со всей силы шлепнула мужа по бедру, скрытой под одеялом.

Тот, прошипев сквозь зубы явно нецензурную фразу, злобно стрельнул в меня взглядом и, тут же поменяв маску, со скорбным видом отправился в ванную.

— Ведьма! — крикнул он напоследок, хлопнув дверью с той стороны. Секунду спустя в нее прилетела подушка.

— Но все равно люблю! — спустя мгновение раздалось из ванной.

Я улыбнулась, но тут же тяжело вздохнула и, выйдя из спальни, пошла на кухню. Вроде взрослый человек, а ведет себя, как подросток. Но, вспомнив свое поведение, скептически хмыкнула. Сама не лучше.

Задумавшись, я не заметила, как привычным движением зашла в смежную с нашей комнату. Меня охватил ступор. Я знаю, что мы никогда не использовали эту комнату. Ну, как не использовали. Когда-то она была кладовой. Сейчас это вроде как комната для гостей... Но зачем тогда я зашла сюда? Наверно, со стороны я выглядела, как баран, увидевший новые ворота. Что за день-то такой непонятный? То кажется, что что-то пропало, то кажется, что кто-то пропал...

Стоп. Кто-то? Но родственники приезжали два года назад, а с соседями мы не были в таких близких отношениях, чтобы приглашать к нам в дом.

Внезапно в соседней комнате скрипнула дверь. Наверно, Вендел вышел из ванной.

Это привело меня в чувство. Та-а-ак, детка, что за чертовщина сейчас происходит? Я сильно похлопала себе по щекам, и это глубокое ощущение потери неохотно отступило. Резко вылетев из этой, уже названной про себя, «проклятой» комнаты, я спустилась на кухню готовить завтрак.

Там, ощутив себя в знакомой обстановке, я умиротворенно улыбнулась и, негромко напевая свою любимую «Аллилуйа» Битлз, поставила чайник. А затем занялась тостами.

Вскоре в кухню зашел муж и сел за стол.

Оглянувшись через плечо, я заметила, что он все время трет запястье правой руки. Будто там что-то есть. Или должно быть.

— Все в порядке, дорогой? — я обеспокоенно прошлась взглядом по напряженному лицу. И вижу, что Вендел хочет сказать что-то совсем другое, но мой выразительный взор тонко намекал, что не стоит уводить тему.

— Я... Мне кажется, что здесь, — жестом указывает на кисть руки, — что-то должно быть. Может, часы... Чушь какая-то, — супруг как-то рвано выдохнул и мило улыбнулся. — Прости, наверно, спросонья чудится всякое.

Молча кивнув, я развернулась и продолжила готовить завтрак. Машинально намазала тосты джемом, а мысли судорожно мелькали в голове, норовя ее либо расплавить, либо взорвать. Может, сегодня какая-то фаза луны особенная. Или планеты в определенной позиции остановились. Ведь должно же быть какое-то объяснение всему этому, правда?

Думала, что только у меня галлюцинации, а оказывается, у мужа тоже есть проблемы. А вдруг мы свихнулись?.. На пару? Бред? Полнейший. Тогда как объяснить эту ноющую боль в груди и ощущение пустоты. Ох, если бы моя мама сейчас слышала мои мысли, сто процентов дала бы подзатыльник со словами «Ты слишком сильно себя грузишь, забудь и живи дальше».

И мое самокопание вновь остановило это раздражающее чувство. Я застыла на месте, открыв шкаф с посудой, где находились кружки, и искала... что? Той, что я хотела взять, не было среди такого обилия стаканов и бокалов.

— Моника, что случилось? — встревоженный голос мужа заставил меня вздрогнуть и отмереть.

Схватив две первые попавшиеся кружки, я чуть сильнее, чем надо, приложила их о стол и лучезарно улыбнулась, надеясь, что все выглядит не особо подозрительно.

— Все в порядке, просто задумалась, дорогой.

Нахмурив брови, Вендел пристально заглянул мне в глаза. И, увидев лишь отражение собственного взгляда, расслабился. Но по-прежнему не отводил от меня настороженного взора.

— Несколько секунд назад ты слишком странно замерла.

Я, поняв, что опасность почти миновала, незаметно выдохнула и налила кофе, поставив на стол тосты.

— Просто внезапно вспомнила, что у Джессики и Билла скоро будет мальчик. Надо подарок прикупить, поздравить, — задумчиво пробормотала я, наблюдая за кружащейся кофейной пенкой.

Прекратив сверлить меня взглядом, мой муж охнул.

— Правда? Надо поздравить, конечно! Такая ошеломительная новость! Скоро к сильному полу будет пополнение, ха! Хотя девочка тоже неплохо...

И внезапно оба замерли.

Эта фраза. Эта чертова фраза.

Какая-то тонкая, словно паутина, мысль рвала сознание, давая о себе знать, но не говоря о своей сути. Что происходит?

Я, залпом допив остатки кофе, резко встала. Это действие привело в чувство и Вендела. Он, нервно пригладив волосы, тоже выпил теплую, живительную жидкость. Аккуратно поставил кружку в раковину.

И, стараясь не встречаться друг с другом взглядом, мы вышли из дома.

* * *

Сейчас мы с ним сидели на диване в гостиной и не спеша пили дорогое вино, которое у нас было заготовлено на Рождество. Сегодня день был слишком тягостным, чтобы вынести его, как обычно, на виноградном соке или жасминовом чае. Хотелось чего-нибудь крепкого. Ну, или не крепкого, но алкогольного точно.

Приехав домой с работы, я не выдержала и рассказала мужу обо всех странностях нынешних суток, включая утренние.

Сказала о том, что сегодня около пятнадцати минут стояла и смотрела на фотографию в рамке. Причем вглядывалась я не в наши с мужем счастливые лица, а в место посередине, словно надеясь там что-то заметить.

О том, что, увидев девушку с каштановыми волосами, я крикнула ей вслед. Та обернулась и смерила меня удивленным взглядом, но, заметив мой разочарованный вздох, виновато улыбнулась, словно извиняясь за что-то, и пошла дальше. А я так и не поняла, чего именно ждала от этой незнакомки.

Вендел же, как-то криво улыбаясь, сказал, что у самого день выдался не легче.

Ведь сегодня он, услышав, что девочку, недавно родившуюся у его друга, назвали Еленой, впал в ступор. Ассоциативное мышление почему-то привело к мифологии. И казалось, что Гермиона звучало бы благороднее.

А когда ему предложили ириску, он, едва увидев коричневую обертку конфеты, скривился и отказался. Во рту почему-то настойчиво стоял привкус носков.

Так, слово за слово, мы одновременно спросили друг у друга:

— А почему мы не завели ребенка?

Супруг не ответил.

А внутри меня сердце резко дернулось в сторону, словно намереваясь сбежать. И захотелось плакать. Надрывно рыдать, стараясь выплюнуть из себя какую-то неправильную часть механизма, что не дает спокойно дышать и здраво мыслить.

Наверно, это диагноз? Обливаться слезами неизвестно по какой причине?

Только плевать хочется на причины, когда душа кричит и воет, словно потеряла что-то действительно важное, нужное, родное...

Так, закрыв глаза руками, я не заметила, как на журнальном столике появилось вино. Следом за ним бокал с заветным напитком, а затем за плечи меня обняли теплые, родные руки, прижимая к сильному телу.

И стало немного легче: дышать, ходить, чувствовать. Жить.

Трель домашнего телефона, раздавшаяся на весь дом, неожиданно разрушила эту хрупкую гармонию, созданную нами.

С неохотой оторвавшись от мужа, я подошла к трубке.

— Да?

— ...

— Алло?

— ...

Охватила легкая волна раздражения, но я спокойно произнесла:

— Моника Уилкинс слушает, говорите.

Послышался какой-то шум, и сердце внезапно пропустило удар.

Пришлось сглотнуть. Но зачем?

— Я вас слушаю, говорите!

Несколько секунд ничего не происходило, но внезапно всхлип разорвал установившуюся тишину.

И сразу после этого раздались долгие гудки.

Боль.

Какая-то внезапная слабость охватила моё тело, и я осела на пол. Вендел, подбежав ко мне, спрашивал, что случилось, и испуганно заглядывал мне в глаза, надеясь там самому найти ответ.

Я же не могла ничего сказать. Слезы сами потекли по щекам, скатываясь по горлу к воротнику. Хотелось кричать, но вместо крика на свободу вырвался полухрип-полустон, полный обреченной пустоты.

Муж крепко прижал меня к себе, гладя по голове и успокаивая своим мягким голосом.

А сердце протяжно ухало в груди, отдаваясь в висках тяжелым набатом.

Словно пытаясь сказать — то, что мы потеряли, недавно бросило трубку.