Женщина среднего возраста (гет)

Все началось с глупого спора с Джинни Поттер.

Собственно говоря, это был девичник. Если, конечно, можно было назвать девицами трех ведьм среднего возраста, имевших на троих семерых взрослых детей. Но так интересно расположились звезды: Гарри на Рождество отправился в Шотландию расследовать какое-то особенно запутанное дело о разграбленной библиотеке с редкими магическими книгами, Ньюта срочно вызвали в Бразилию в связи с изданием «Атласа редких магических животных» на языке племени яномама, а Рон оказался по уши занят в магазине волшебных вредилок. И тогда Джинни, Гермиона и Луна решили отправиться на Рождественские распродажи втроем. Утомительный день, посвященный покупкам подарков, плавно перетек в приятный вечер в пабе — cначала с горячим сидром, затем с темным элем, а под конец с огневиски. Подвыпившая Джинни похвасталась, что у нее до сих пор берут автографы молодые волшебники, увлекающиеся квиддичем, Луна мечтательно сообщила о некоем загадочном поклоннике из Австралии, вот уже пять лет присылающем ей на День Святого Валентина букет голубых роз, а Гермиона махнула рукой и сказала, что все это чушь, и в их возрасте пора перестать выдумывать глупости.

— Чушь? — прищурилась Джинни. — Ты так говоришь, потому что вся с головой в своей работе. Одна макушка торчит. Да ты никогда и не умела понравиться мужчинам. Ни в Хогвартсе, ни потом.

— Я? — оскорбилась Гермиона. — Да Виктор мне сколько лет письма писал!

— Когда это было, — пренебрежительно скривилась Джинни. — Ты спроси людей, спроси — кого они в тебе видят? Чиновницу из Министерства, а не женщину. Никому в голову не придет за тобой ухаживать!

— Девочки, девочки, — попыталась вмешаться Луна, но было уже поздно.

— Да если я захочу!..

— Захоти!..

Так она и вляпалась в авантюру с жестко оговоренными сроками и возрастом будущего поклонника.

Она давно уже поняла, что брак с Рональдом был ошибкой. Первое время Гермионе постоянно казалось: вот еще чуть-чуть, еще немного, и муж изменится, повзрослеет, поймет, что нельзя жить прошлой славой. Она видела, как другие искали свое место в новом мире. Как Гарри, стиснув зубы, наверстывал упущенное за школьные годы. Как Джинни тренировалась, пока пальцы на древке метлы не начинало сводить судорогой. Невилл посвятил себя травологии, и в научных журналах все чаще стали появляться его статьи об исследованиях свойств магических растений. Симус и Дин открыли туристическое агентство, Луна вместе с мужем отправилась на поиски новых видов магических животных. Даже слизеринцы не стали отсиживаться за стенами родовых имений, тот же Малфой, оправившись от военных потрясений, неожиданно занялся проблемами экономической интеграции с магглами — и очень успешно.

Только Рональд застрял в прошлом. Сначала он с радостью принял предложение Джорджа стать совладельцем магазина. Но у него не было ни фантазии Фреда, ни желания трудиться, и очень скоро он стал чем-то вроде живой рекламы «Волшебных вредилок». Рональд охотно раздавал автографы, делился воспоминаниями о битве за Хогвартс, всегда был готов рассказать о школьной дружбе с Гарри любому желающему…

Гермиона билась в эту стену несколько лет, но ей все сложнее становилось находить с мужем общий язык. Она искренне любила его, мучилась, тайком плакала в подушку, но у них подрастали дети, а еще нужно было учиться, работать, заниматься домом в меру сил и умений.

О романе Рональда с какой-то экзальтированной девицей, едва ли не ежедневно приходившей в магазин, она узнала совершенно случайно. Зачарованная метла вымела из-под дивана смятый пергамент, верная привычке никогда не выкидывать бумаги, не проверив содержимое, Гермиона расправила лист и прочитала восторженное воспоминание о свидании на какой-то квартирке в Лютном переулке. Неизвестная отправительница рассыпалась в комплиментах «мужской силе» Рональда, сыпала пошлыми сравнениями, благодарила за чудесный секс и назначала новую встречу.

Гермиона припомнила поздние возвращения Рона, вечерние походы по воскресеньям «посидеть с приятелями в пабе», неожиданные дырки в бюджете, которые Рональд объяснял необходимостью покупки дорогих ингредиентов для новых «вредилок». Все было просто как дважды два, и первым ее порывом было собрать вещи и уйти. Потом Гермиона вспомнила о детях, о карьере, о настороженном отношении магов к разводам, об имидже…

С этого дня она полностью посвятила себя работе. Дети учились в Хогвартсе и уже не так сильно нуждались в материнской заботе, а чувства к Рональду увяли сами собой. Разумеется, миссис Уизли осуждала невестку, забросившую дом, но Гермионе и это было безразлично. Она поддерживала видимость семьи, ходила с Роном в гости, на вечера встреч бывших однокурсников, но настоящее и будущее мужа перестали ее интересовать.

До случайных романов Гермиона не опускалось, а со временем и вовсе решила, что личная жизнь — это не для нее. Она все еще состояла в браке, но это была фикция для журналистов, близкие ей люди прекрасно знали, что у супругов Уизли раздельные спальни и отношения, не выходящие за рамки соседских.

Так что угрызений совести Гермиона не испытывала, как раз наоборот. Ей вдруг захотелось проверить свои силы. За прошедшие годы ей и в голову не приходило с кем-то кокетничать, кого-то соблазнять. Гермиона считала ниже своего достоинства намеренно привлекать к себе мужское внимание, ей казалось, что и без глупых уловок настоящий мужчина способен оценить женщину. Как, например, ценил Кингсли Шеклболт, неизменно ставящий миссис Уизли в пример двум другим помощникам Министра.

Но глядя на себя в зеркало на следующее утро после девичника, Гермиона неожиданно осознала, что годы идут, и возраст вызывает восторг, только если речь идет о вине.

В каштановых волосах — по-прежнему густых, способных сломать любую расческу — отчетливо серебрились первые седые нити. Под глазами залегали глубокие тени — следствие множества бессонных ночей над законами и поправками. Щеки потеряли милую девичью нежность и округлость. Пожалуй, только глаза остались прежними, но и в них уже почти не оставалось былых живости и любопытства. Из зеркала на Гермиону смотрела уставшая от ежедневной рутины и домашней неустроенности женщина, выглядевшая на все свои годы. И ни днем меньше.

Гермиона невольно вспомнила Люциуса. Она изредка встречала его в коридорах Министерства, и ей всегда казалось, что Малфой еле сдерживается, чтобы не плюнуть ей под ноги. Но выглядел старый мерзавец так, что оставалось только позавидовать.

— Законсервированное зло, — пробормотала Гермиона. — Интересно, это чары или зелья? Во всяком случае, с Драко он своими секретами не делится.

Она понятия не имела, как очаровывать мужчин. Да даже с Виктором — единственным, кого Гермиона могла с чистой совестью назвать своим поклонником — отношения начались не по ее инициативе. Что-то он, мрачный неразговорчивый парень, избалованный вниманием, разглядел в пятнадцатилетней девочке, увлеченной книгами и приключениями. Разглядел, но понять не смог, хотя и пытался. А отношения с Роном сложно было назвать настоящим романом. Сейчас, спустя годы, Гермиона вообще сомневалась, любил ли ее муж когда-нибудь по-настоящему.

Рождественские каникулы она решила провести в Европе. Там жили ее родители после возвращения из Австралии. Гермионе не удалось вернуть им память полностью, и они считали ее какой-то дальней родственницей. Это было больно, но, во всяком случае, лучше, чем если бы мама и папа воспринимали Гермиону совершенно посторонним человеком. К тому же, в тишине провинциального австрийского городка она собиралась тщательно обдумать, как выиграть злосчастное пари. Составить план — салоны красоты, вероятные кандидаты, способы обольщения — и ознакомиться с соответствующей литературой, которая обязательно найдется в библиотеках.

Рональд, естественно, не возражал, а у детей была своя жизнь. Так что первое утро после Рождества Гермиона встретила в Брегенце.

Родители жили в самом центре, на Блуменштрасе, но снег, валивший всю предрождественскую неделю, парализовал город, и от железнодорожной станции на стыке волшебного и маггловского миров Гермионе пришлось добираться пешком, благословляя магию, позволявшую уменьшать дорожную сумку до размеров кошелька. Конечно, можно было и аппарировать, но она не хотела сваливаться на головы родителям из пустоты на заднем дворе дома.

Пешеходные дорожки были завалены сугробами, редкие прохожие жались к обочинам вдоль проезжей части. На повороте с Клостергассе рядом с Гермионой настойчиво прогудела машина. Отмахнувшись, миссис Уизли сделала шаг в сторону, но автомобиль, проехав несколько футов вперед, остановился, приветливо распахнув переднюю дверцу.

Гермиона недоуменно пожала плечами и собиралась уже обойти услужливого водителя, но тут ее окликнули.

— Миссис Уизли, вас подвезти?

У молодого парня, сидевшего за рулем, оказались такие характерные черты лица, что ошибиться было невозможно.

— Скорпиус? Скорпиус Малфой?

— Садитесь скорее, холодно, — Малфой зябко передернул плечами. — Вам куда?

— Блуменштрасе, в самый конец, — Гермиона захлопнула дверцу и с удовольствием протянула ладони к решетке под панелью, откуда мягко дул теплый воздух.

— Но как ты меня узнал? Да еще со спины.

— Ну, у вас очень характерная походка, — Скорпиус мягко тронулся с места. — Хотя я сначала глазам не поверил. Думал, ошибся. А в зеркало посмотрел — нет, действительно, вы. Отдыхать приехали?

О том, почему ее родители оказались в Европе, мало кто знал. И уж наверняка не стоило рассказывать об этом мальчишке, двоюродная бабка которого когда-то допрашивала Гермиону с помощью пыточных заклятий.

— Родителей навестить, — Гермиона откинула с головы капюшон и тряхнула головой. — Они уже много лет живут в Брегенце. А ты как здесь оказался?

— По делам, — Скорпиус осторожно объехал какую-то старушку, неуверенно копошившуюся у обочины. — В швейцарском Галлене третьего января открывается экономический форум, отец возглавляет британскую магическую миссию, так отправил меня подготовить культурно-развлекательную программу. Достопримечательности, концерты, активный отдых… В общем, всякую ерунду, заниматься которой ни у кого нет ни времени, ни желания.

— Бедняга, — Гермиона рассмеялась. — У всех рождественские каникулы, а у тебя работа.

— Не самая плохая, — Скорпиус усмехнулся. — Да я этим безобразием лет пять уже занимаюсь, привык. Болтаюсь по всей Европе: вчера Румыния, сегодня Италия, завтра Франция, послезавтра Бельгия. И так одиннадцать месяцев в году.

— Культуртрегер, — Гермиона прищурилась, разглядывая его. — Разумеется, в лучшем смысле этого слова. Знакомишь косных магов с маггловской жизнью.

— Можно сказать и так, — легко согласился Скорпиус. — Несмотря на все реформы, мы еще очень мало знаем о магглах. В основном, все дискуссии сводятся к двум проблемам — чем они могут нам помочь и чем они способны нам навредить.

— А ты как считаешь? — болтать с молодым Малфоем оказалось неожиданно легко, словно их и не разделяло четверть века. — Чего больше, пользы или вреда?

— Я считаю, что все зависит от нас, — неожиданно серьезно ответил Скорпиус. — Если мы хотим преодолеть отставание от магглов — научное, техническое, культурное — то пользы, несомненно, больше. А если мы цепляемся за традиции нашего мира, считая любой прогресс покушением на самобытность, то тут нам магглы безусловно вредят. Лично я, миссис Уизли, предпочитаю золотую середину.

— Это как? — заинтригованная Гермиона развернулась к нему всем телом. — Наследственные места в Визенгамоте и там же электронная доска для голосования? Чистокровные браки между кузенами и кузинами и комфортные роды в маггловских клиниках? Исключительно магические предметы в Хогвартсе и колдовизоры в спальнях студентов?

— А что в этом такого? — Скорпиус пожал плечами. — У магглов то же самое. В Великобритании правит, пусть и номинально, король. И до сих пор существуют титулы. Что не мешает ей быть одной из самых развитых стран мира. Хотя я, конечно, против близкородственных браков, это очень вредит генофонду.

— Чему? — от изумления Гермиона едва не поперхнулась. — Нет, разумеется, близкородственные браки категорически вредны, но откуда ты знаешь про генофонд? В Хогвартсе не то что генетику, даже биологию не изучают.

— Обижаете, миссис Уизли, — Скорпиус сверкнул ослепительной улыбкой. — Нет, разумеется, мой папа о генетике лет до тридцати даже не слышал, а дед вообще считал и до сих пор считает, что дети появляются исключительно потому, что душам надоедает сидеть на небесах. Но сейчас другое время. Пятилетний курс в Академии магии включает в себя основы всех маггловских наук. Я, конечно, не смогу работать ни в одной маггловской лаборатории или университете. Разве что младшим лаборантом — кормить животных или мыть пробирки. Но имею достаточно серьезное представление и о генетике, и о физике, и о климатологии. А химию считаю царицей наук. Я диплом в Академии писал по проблемам сочетаемости химии и зельеварения.

— Потрясающе, — искренне сказала Гермиона. — А мой Хьюго только о квиддиче серьезно говорить может, весь в отца.

— Зато Роза в вас, — возразил Скорпиус. — Она на курсе была одной из лучших учениц.

— Ну да, — Гермиона грустно кивнула. — И что толку? Выскочила замуж в девятнадцать лет за Фрэнка.

— Да вы тоже со свадьбой долго не тянули, — Скорпиус покосился на нее. — А Лонгботтом хороший парень, надежный.

Гермиона хотела сказать, что ждала от дочери большего, чем удачное замужество, но тут за поворотом мелькнул знакомый дом, и сердце ухнуло куда-то в желудок, как всегда бывало перед встречей с родителями.

— Притормози здесь, — осипшим голосом попросила она, не отрывая взгляда от заснеженной крыши, аккуратно расчищенной дорожки от ворот к входной двери и до боли знакомого темно-синего «фольксвагена», стоявшего перед домом. — Спасибо, что подвез, Скорпиус.

Малфой мягко остановил машину, и не успела Гермиона опомниться, как он уже стоял снаружи, распахивая дверцу и помогая ей выйти.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила она, опираясь на твердую горячую ладонь. — Ты просто образцовый джентльмен.

Скорпиус смущенно хмыкнул.

— Ну что вы, миссис Уизли. И вообще — сейчас это, скорее, недостаток. На меня осенью в Бирмингеме едва в суд не подали, обвинили в сексуальных домогательствах.

— А ты что, домогался? — Гермиона улыбнулась. — Подозреваю, что всего лишь открыл дверь перед какой-нибудь симпатичной магглой.

— Хуже, — вздохнул Малфой, но вздох был явно неискренним. — Я предложил какой-то старушке помочь ей спуститься по лестнице. А она немедленно стала звать полисмена.

Гермиона рассмеялась. Паршивец, очевидно, придумал эту историю только что персонально для нее. Во всяком случае, после теплой машины и интересного разговора пасмурный декабрьский день перестал казаться таким мрачным.

— Ты же замерзнешь, — спохватилась она, глядя, как вновь начавший идти снег мягкими хлопьями падает на тонкий свитер и светлые волосы Скорпиуса.

— В машине отогреюсь, — Малфой беззаботно пожал плечами. — В крайнем случае, приму для профилактики зелье. Миссис Уизли, а что вы делаете сегодня вечером? У меня в этом городе ни одного знакомого, а сидеть в номере скучно. Рождественская неделя как-никак.

Гермиона качнула головой.

— Не уверена, что тебе будет со мной весело. Здесь достаточно баров, чтобы молодой симпатичный мужчина мог найти для себя подружку на вечер.

— А я все-таки за вами заеду! — крикнул Скорпиус, когда Гермиона была уже на дорожке к дому. — Часов в восемь вечера, миссис Уизли!

Родители встретили Гермиону тепло, но именно так, как встречают дальнюю родственницу, хорошо знакомую, но не очень интересную и слегка надоевшую своими ежегодными визитами. Поблагодарили за подарки, отдарились роскошным фотоальбомом с видами Швейцарских Альп, усадили к столу. Гермиона давно должна была привыкнуть к таким встречам, но все равно каждый раз больно сжималось сердце. А в голове крутился один и тот же вопрос — правильно ли она поступила, стерев память о себе. Можно ли было сделать как-то иначе, просто убедив родителей уехать куда-нибудь добровольно? После войны она сделала все, что оказалось в ее силах, чтобы вернуть мать с отцом пусть не в Британию, но хотя бы в Европу. Они отлично устроились в Австрии, получили со временем прекрасную практику, сейчас, на пенсии, вели размеренную и спокойную жизнь зажиточных бюргеров — и при этом не подозревали о выросших внуках, о блестящей карьере дочери и знать не знали о мире магии и волшебства.

Как бы ни было уютно сидеть в салоне у камина с грогом в руках, уже к семи вечера Гермиона начала безумно тяготиться малозначащим разговором ни о чем. Вежливое равнодушие родителей убивало — так случалось каждый раз, хотя в любой свой приезд Гермиона надеялась, что случится чудо, и они вспомнят ее. Извинившись и сославшись на усталость после перелета, она поднялась в свою комнату и ничком упала в постель. Вновь вернулись тягостные мысли о возрасте, о дурацком споре, о неопределенных отношениях с мужем и необходимости что-то решать.

А потом Гермиона вдруг вспомнила про Скорпиуса. Часы показывали двадцать минут восьмого, времени на то, чтобы привести себя в порядок, оставалось не очень-то много.

Чарами гламура Гермиона никогда не пользовалась, да и обычной косметикой увлекалась не сильно. Хотя в ее сумке, разумеется, лежал необходимый набор: тушь, тени, помада, тон для лица и крохотный флакончик духов с пряным восточным ароматом. Справедливо рассудив, что для какого-нибудь паба вполне хватит минимального количества краски, Гермиона занялась волосами — соорудить вне парикмахерского салона вменяемую прическу было сущим мучением. Поэтому ничего сверхъестественного Гермиона придумывать не стала. Тщательно расчесалась, собрала волосы сзади в неплотный низкий хвост и закрепила зачарованной заколкой. Нанесла немного тонального крема на лицо — не столько для красоты, сколько для защиты от морозного ветра, слегка подкрасила глаза и губы и задумалась, решая, что надеть.

Никаких особых нарядов она с собой не привезла, потому что не рассчитывала на что-то большее, чем катание на лыжах и прогулки по городу. Покопавшись в сумке, она вытащила свободный длинный свитер со скандинавским орнаментом, бело-серый и очень теплый, модные узкие джинсы и темно-серую рубашку с серебристой вышивкой на воротнике.

Покрутившись перед зеркалом, Гермиона решила, что вполне готова, но неожиданно испугалась. Что, если Малфой не появится? Какой же дурой она будет выглядеть! Но тут на улице прогудел клаксон. Выглянув из-за занавески, Гермиона увидела у ворот знакомую машину, и все страхи испарились сами собой.

В прихожей она сунула ноги в мягкие теплые сапожки, накинула куртку, сняла с вешалки ключи. И выскочила на заснеженный двор, удивляясь собственной торопливости.

Скорпиус уже стоял у передней дверцы, и теперь Гермиона могла лучше рассмотреть машину — приземистую «Вольво» темно-бордового цвета. Вряд ли она принадлежала Малфою, скорее всего, была взята напрокат, что ни в малейшей степени не снижало удовольствия от поездки.

— Ну, — весело сказал Скорпиус, садясь за руль и трогаясь с места, — показывайте, куда едем и где развлекаемся.

— Понятия не имею, — ответила Гермиона. — Я здесь ни в одном пабе не была. Обычно на лыжах катаюсь и отсыпаюсь за весь год.

— Тогда… — Малфой на мгновение задумался, — тогда едем в «Охотничий домик». Мне его порекомендовали в отеле. Сказали, отличная кухня, живая музыка и большой выбор напитков.

— Ты за рулем, — напомнила Гермиона, но Скорпиус отмахнулся.

— Я с собой трезвящего зелья взял. Лучше пять минут помучиться, пока нейтрализуется алкоголь, чем весь вечер пить сок или минеральную воду.

«Охотничий домик» оказался небольшим ресторанчиком, расположенным в полуподвале. Окна, наполовину скрытые сугробами, мягко светились теплым оранжевым цветом, а когда Скорпиус распахнул перед Гермионой тяжелую дверь, на нее волной накатил густой запах свежей выпечки.

Столик, за который их проводили, располагался рядом с камином, и Гермиона быстро поняла, что в свитере ей будет жарко. Она выскочила на минутку в дамскую комнату — снять скандинавское великолепие, а когда вернулась, тут же наткнулась на восхищенный взгляд Скорпиуса.

— Вы потрясающе выглядите, миссис Уизли!

— Спасибо, — смущенно пробормотала она, хватая со стола меню и пряча зардевшееся лицо за глянцевыми листами. — Просто здесь полумрак…

Она искренне так думала, но Малфой, кажется, придерживался иного мнения. Он легко отвел в сторону меню и улыбнулся, глядя на окончательно смутившуюся Гермиону.

— Миссис Уизли, у меня отличное зрение.

— Просто я не привыкла к комплиментам, — вздохнула Гермиона и отложила в сторону глянцевое великолепие. — Я никогда не знаю, как на них реагировать. Вообще я сыта, может быть, мы сразу перейдем к десерту?

— В таком случае начнем с вина? — Скорпиус выдернул из держателя длинный узкий буклет. — Что вы предпочитаете, миссис Уизли? Белое, красное? Сухое или полусухое? Может быть, игристое?

— Только не сухое, — Гермиона округлила глаза в притворном ужасе. — Айсвайн в карте вин есть?

— Сейчас посмотрим, — Скорпиус развернул лист. — Есть Грюне Вельтлинер, есть Кюве, это белые. И есть Ротер Мерло, розовое.

— Розовое. И райндлинг, — мысленно махнув рукой на калории, выбрала Гермиона.

— Надеюсь, мы не прилипнем к стульям от такой сладости, — с комичной серьезностью ответил Малфой, и Гермиона рассмеялась.

Ощущение легкости и праздника стремительно возвращалось. Можно было болтать о чем угодно, не подбирая слова и не задумываясь над темой: Скорпиус оказался неплохо образован, хотя его знания не отличались глубиной. Но он и не изображал из себя всезнайку, без проблем соглашался, если чего-то не знал, и не упирался, отстаивая свою точку зрения. За несколько часов под вино и пирог они успели поговорить и поспорить обо всем на свете: о магглах и их достижениях, об отставании магов в техническом и общественном планах, о проблеме Статутов секретности, о молодежной преступности и неистребимой коррупции в Министерстве…

А когда вышли на улицу, оказалось, что уже глубоко заполночь. Подняв лицо вверх, Гермиона увидела на небе несколько звезд и огорченно хмыкнула.

— Вот за что я не люблю города — слишком много света. Ну что можно разглядеть, если над головой висит фонарь?

— Нет проблем, — тут же согласился Малфой, обхватил Гермиону за талию и, не слушая возражений, аппарировал.

На трезвую голову она, конечно же, не позволила бы перемещать себя куда-то прямо из маггловского города. И уж тем более заставила бы нахального мальчишку убрать руки. Но ущелье, в котором они оказались, было настолько удивительным, что спорить и ссориться не хотелось. Снег на склонах мерцал волшебным голубоватым светом, заколдованными великанами темнели высокие ели, а над головой раскинулось изумительной красоты звездное небо. Казалось, что на черный бархат высыпали миллионы бриллиантовых осколков — никакое другое сравнение Гермионе в голову просто не приходило. И от этой высоты, от этой бесконечности и величия Вселенной хотелось плакать.

Скорпиус стоял сзади, обнимая ее обеими руками, Гермиона упиралась затылком в его твердое плечо и не могла оторвать взгляд от широкой звездной дороги, еле заметно смещавшейся куда-то вбок.

Яркая искра прочертила небо, затем еще одна. И еще…

— Желание, — прошептал ей на ухо Скорпиус, и Гермиона зажмурилась, изо всех сил умоляя небеса продлить эту ночь так долго, как это только возможно.

А потом ее щеки коснулись теплые влажные губы. Гермиона повернула голову, чтобы возмутиться, но не успела.

От Малфоя пахло вином и анисом. А еще — молодостью и свежестью. Или такой эффект давал морозный воздух? Гермиона не знала и не хотела знать, потому что целоваться, стоя между заснеженных деревьев, под бескрайним звездным небом было невыносимо сладко. Тем более, что она в последний раз целовалась ужасно давно и успела забыть, с кем и когда это случилось.

— Я же старше тебя в два раза, — голос рассудка был слаб, но не послушать его Гермиона не могла. — Ты учился с моей дочерью.

— Ну и что? — Скорпиус еще крепче прижал ее к себе, словно опасался отпустить. — Какое это сейчас имеет значение?

«Никакого, — мысленно ответила Гермиона. — Я имею право забыть обо всем. Сегодня, сейчас, в эту минуту».

Она и забыла — до самого утра, когда проснулась в небольшой светлой спальне рядом с Малфоем. За окном лениво падали большие белые хлопья. Гермионе даже показалось, что она слышит тихий шелест, с которым снег оседает на голых ветвях деревьев и кустов. Удивительно, но и на трезвую голову, она не испытывала ни капли раскаяния или смущения. Совсем наоборот — в груди все замерло от восторга, стоило только Гермионе посмотреть на спящего рядом Скорпиуса и вспомнить произошедшее.

А вспомнить было что. Пожалуй, такой ночи Гермиона не проводила со времен медового месяца. А кое-что вообще испытала впервые в жизни. Теоретически она знала все — в свое время страсть к знаниям переборола стеснительность, и за месяц до свадьбы Гермиона перечитала уйму книг по сексуальному воспитанию. К сожалению, мало что из прочитанного удалось применить на практике. Не то чтобы Рон оказался таким уж ретроградом и консерватором в сексе, просто он искренне не понимал, зачем нужно пробовать что-то новое, если и так хорошо. А настаивать Гермионе было неловко.

Скорпиус же в постели ничего не боялся и ничего не стеснялся. Вероятно, он просто считал, что женщину ее возраста удивить ничем нельзя. Или действительно имел большой любовный опыт. Так или иначе, но Гермиона обнаружила, что оральные ласки — это прекрасно, свет во время секса возбуждает, а не мешает, грудь не менее чувствительна, чем клитор, если ее ласкать, а не тискать, и один оргазм за ночь — далеко не предел.

Склонившись над любовником, Гермиона осторожно поцеловала Скорпиуса в висок и мышкой выскользнула из-под одеяла. Ванну она решила не принимать — встала под душ в кабинке, подняв лицо навстречу воде и зажмурившись. Не хотелось думать, не хотелось анализировать прошедшую ночь, раскладывать все по полочкам в удобном и привычном порядке. Хотя стоило, ой, стоило задуматься, с какой стати молодой симпатичный парень, да еще Малфой, потащил к себе в номер тетку средних лет, хотя мог без проблем найти себе молодую симпатичную девушку.

Но — не хотелось. Хотелось просто стоять под теплой водой, закрыв глаза и улыбаясь, лениво водить ладонями по горячей коже и думать о том, что впереди целая неделя рождественских каникул. Тихо скрипнула дверца, и Гермиону обхватили прохладные руки.

— Проснулся? — она откинула голову на плечо Скорпиуса и заглянула в его лицо снизу вверх. — Прости, если я тебя разбудила.

— Я испугался, что ты сбежала, — Малфой приподнял руку и погладил Гермиону по груди. — Открыл глаза — тебя нет. Потом только услышал, что вода шумит.

— Нашел чего бояться, — она погладила тыльную сторону его ладони. — Это я должна бояться, что ты исчезнешь. Для меня это все так… внезапно. Как лавина с горы.

Скорпиус улыбнулся. Сейчас, с мокрыми волосами, прилипшими ко лбу, он больше напоминал Драко, чем вчера. Вот только улыбка у него была беззлобная и открытая. Искренняя.

— Сбежать от такой женщины? Я же не сумасшедший.

— Я обычная.

Она действительно считала себя обычной. Подвиги и безумные приключения канули в прошлое. Иногда Гермионе казалось, что все это происходило не с ней, с другой девушкой. Только родители оставались живым напоминанием о минувших трагедиях и победах.

Читая о Второй магической войне в книгах по истории, Гермиона нередко даже не могла вспомнить те или иные события. Да и жизнь — привычная, рутинная, повторяющаяся изо дня в день даже в мелочах — давно перестала казаться волшебной сказкой…

— Неправда!

Скорпиус развернул ее к себе, вгляделся в лицо.

— Неправда! Ты потрясающая, замечательная и совершенно необыкновенная.

Лестно было слушать комплименты, особенно из уст молодого парня, да еще из семьи чистокровных волшебников. Никакой толерантности к полукровкам и магглорожденным там сроду не бывало, и Гермиона сильно сомневалась, что Скорпиуса растили в соответствии с принципами равенства и терпимости.

Впрочем, и об этом не хотелось думать тоже. Намного приятнее и увлекательнее было целоваться, прижимаясь к обнаженному мужскому телу, гладить горячую кожу, касаться кончиками пальцев крепких бедер, щекотать тяжелую мошонку и возбужденно торчащий член.

И естественно, все закончилось сексом — сначала в душевой, а затем на смятых простынях в постели.

«Почему я? — лениво размышляла Гермиона, уютно устроившись головой на плече Скорпиуса и выводя пальцами невидимые узоры на его груди. — Нет, не понимаю. Красивый, молодой, состоятельный. Насколько я знаю, до сих пор холостой. Во всяком случае, в „Пророке” не писали ни о помолвке, ни о женитьбе, там подобное событие ни за что бы не пропустили. А может, просто предпочитает женщин постарше? В самом деле, что знает и умеет молоденькая девочка, вчера закончившая Хогвартс?»

На самом-то деле Гермиона не сомневалась, что большинство выпускниц Хогвартса прекрасно осведомлены о сексе. И что ее собственный опыт далек от того, чтобы называть его огромным. Но привычка находить объяснения всему, что происходит, заставляла мучительно искать ответ даже в те моменты, когда Скорпиус переходил к активным действиям.

О том, что нужно позвонить родителям, Гермиона вспомнила только ближе к вечеру. Она ушла из дома, никого не предупредив, а мама с папой были все же достаточно ответственным людьми, чтобы начать волноваться за пропавшую «родственницу».

Они и волновались, хотя в полицию пока еще не заявляли. Впрочем, особых угрызений совести Гермиона не испытала, и это тоже было странно. Обычно она болезненно воспринимала тот факт, что приносит родителям определенные неудобства. Успокоив и объяснив, что ночевала у друзей, Гермиона вернулась в комнату. Скорпиус сидел за столом и озабоченно копался в бумагах. Гермиона обняла его сзади, поцеловала в светлую макушку.

— Дела?

— Да, — он закрыл папку. — Завтра утром придется уезжать.

— Уже? — внезапное чувство потери оказалось обжигающе-острым. — Но ведь сейчас рождественская неделя…

— А кого это волнует? — Скорпиус потерся затылком о ее грудь. — Это у магглов офисы закрыты, да и то не все, к слову сказать. А в нашем мире вообще рождественских каникул нет, ты же знаешь. Сочельник да Рождество — и все.

— Знаю, — Гермиона на мгновение прикрыла глаза, борясь с желанием расплакаться. — Сказка закончилась.

Скорпиус резко встал, разорвав ее объятия, развернулся, прижал к себе.

— Я уезжаю только завтра, — мягко сказал он. — У нас еще как минимум двенадцать часов.

— Да, — Гермиона уткнулась носом в его плечо, сглотнула и все-таки еле слышно всхлипнула. — Мерлин, я сошла с ума, ты же в два раза меня младше.

Вместо ответа Скорпиус поднял ее на руки, слегка покачнулся и решительно зашагал в спальню. Осторожно опустил на постель, склонился, внимательно глядя в глаза.

— Я уже говорил, что это не имеет никакого значения. Я, может быть, всю жизнь тебя искал.

Гермиона хотела сказать, что «вся жизнь» — это всего лишь двадцать с небольшим лет, из которых поиски заняли от силы два-три года, но ей не позволили. Ласковая рука прошлась по всему телу — погладила шею, грудь, вздрогнувший мягкий живот, скользнула между ног. От этих прикосновений тут же разбежались колкие мурашки, перехватило дыхание, а под кожей волнами разлилось тепло.

— Не думай ни о чем, — шепнул Скорпиус. — Просто будь со мной и все.

Устроившись между ее ног, он осторожно развел Гермионе колени, наклонился, нежно поцеловал лобок, потом опустился еще ниже. Ахнув, она вцепилась пальцами в простыню, чувствуя влажные прикосновения, от которых хотелось то ли кричать, то ли плакать. Они со Скорпиусом не спали почти всю ночь, встали из постели только позавтракать, затем подремали несколько часов, снова занимались сексом до обеда и вместо обеда — а ей было мало, мало, мало… И сейчас она изнывала от желания почувствовать в себе его член, сильное и настойчивое скольжение внутри, заставлявшее Гермиону стонать, извиваться на постели и гореть, словно в лихорадке. Открывать заново себя, свое тело, недополучившее, оказывается, так много за время замужества.

Ни о чем не думать удалось так успешно, что утром Гермиона ощутила себя изгнанной из рая. Она сбежала из номера гостиницы раньше, чем Скорпиус проснулся, и дала волю чувствам только в своей комнате. Пожалуй, настолько плохо ей было всего лишь раз в жизни — когда много лет назад Рон бросил их с Гарри в палатке и вернулся к родителям.

В груди и в горле жгло, из глаз сами собой лились слезы, а тело, все еще помнившее ласковые руки, нежные губы и властные объятия, ныло от неудовлетворенности и требовало продолжения.

Глупый спор с Джинни был забыт, планы полетели хвостороге под хвост. Два дня Гермиона сидела в комнате, предаваясь воспоминаниям и надеясь, что вот-вот в окне покажется Патронус Скорпиуса. Она понятия не имела, есть ли он у него или нет, но все равно ждала. Потом надежды стали таять, и она начала выбираться в город побродить по магазинам. Гермиона не любила этого, но люди отвлекали от грустных размышлений. Вечерами она сидела у камина, поддерживая разговор с родителями — так, пустая болтовня ни о чем, не позволяющая сосредоточиться на мыслях — или играя с ними в лото.

В последний день каникул Гермиона даже покаталась на лыжах, но и любимый раньше спорт не принес удовольствия, к тому же лес напомнил ей о ночном ущелье под звездами, и она долго шмыгала носом, сидя под заснеженным кустом.

Наверное, именно там Гермиона приняла окончательное решение.

— С ума сошла? — сказал ей Кингсли Шеклболт, когда Гермиона положила на его стол заявление об уходе. — Кем я тебя заменю?

— Разводиться? — Рон изумленно моргнул и впервые за вечер оторвался от колдовизора, по которому шла трансляция квиддичного матча между «Сенненскими соколами» и «Пушками Педдл». — Ты с ума сошла! Что скажут люди? А дети?

Гермиону не волновало, кем ее заменят в Министерстве и что скажет общество по поводу ее развода. Да и у детей была своя, взрослая жизнь. К тому же она не привыкла отступать от принятых решений. Желание освободиться от опостылевшего брака, поменять все на свете и начать жить заново, пока еще не поздно, затмевало в ее сознании и возможные пересуды, и осуждение со стороны близких ей людей. Слишком долго она плыла по течению, и сейчас стремление выбраться, поплыть в обратную сторону, вернуть себе право жить по своему разумению перевешивало любые доводы рассудка. На продолжение романа со Скорпиусом Гермиона не надеялась, да и романом уже не считала. Молодой человек решил развлечься — что ж, она тоже получила удовольствие и бесценный опыт. А то, что болит сердце и снятся странные сны, можно списать на возраст.

Счет в банке «Гринготтс» позволял ей не только купить маленький домик на окраине магического Лондона, но и проводить время в праздности. Однако Гермиона считала, что транжирить дни на безделье — пустая трата времени. Поэтому запланировала для себя сразу после переезда и устройства на новом месте начать работу над статьей по сравнительному анализу магической и маггловской пенитенциарными системами. Она съехала из их с Рональдом дома, не дожидаясь развода и решительно отказавшись от всех просьб подумать и не торопиться. Не осуждал ее только Гарри, и только с ним она смогла позволить себе откровенность.

— С кем? — казалось, у Гарри встали дыбом не только волосы, но и очки приподнялись над носом. — Гермиона, скажи, что ты пошутила.

— Вот интересно, — она поставила на стол тыквенный пирог, наклонилась, вдохнула сладковатый аромат и улыбнулась ошарашенному другу. — Рон встречается с какой-то молодой вертихвосткой. Ему можно? А мне почему нельзя? И не говори, что ты не знаешь о его любовнице.

— Знаю, — Гарри смущенно поправил очки и тоже понюхал пирог. — Сто лет не ел памкинпай.

— Не уходи от темы, — потребовала Гермиона. — Мы говорили о том…

— Я помню, о чем мы говорили, — Гарри вздохнул. — Видишь ли… в общем… ну… я сильно удивился. Мне всегда почему-то казалось, что тебя мало интересуют мужчины. Тем более, молодые мужчины.

— Ну извини, если обманула твои ожидания, — Гермиона развела руками. — Знаешь, мне тоже всегда казалось, что меня не интересуют молодые мужчины. Тебе сливки или мороженое к пирогу?

— Сливки, — Гарри улыбнулся. — И ты, наверное, права. Если надоело жить по правилам, нужно менять или правила, или свою жизнь.

— Я тоже так считаю, — серьезно кивнула Гермиона. — В конце концов, она у нас одна, эта жизнь.

Сова постучала в окно, когда Гермиона, проводив друга, убирала со стола. Воспитанно протянула лапку с привязанным к ней письмом и покосилась на остатки пирога.

— Угощайся, — сказала ей Гермиона, чувствуя, как взволнованно заколотилось сердце. Она знала всех сов, живущих у друзей — эта была чужая, незнакомая. И быстрый угловатый почерк тоже был незнаком.

«Возвращаюсь в Лондон третьего февраля. Безумно соскучился и надеюсь, что ты меня не забыла. Можно прийти в гости?»

Подписи не было, но она и не требовалась.

Сова расхаживала по столу, ожидая ответа. Призвав пергамент и перо, Гермиона задумалась. Тайные встречи? Тайная любовь? Скандализованный ее разводом магический мир не простит ей отношений с молодым Малфоем. И неизвестно, что об этом думает сам Скорпиус. Но не в ее правилах было отступать с половины пути.

«Улица безымянных героев, дом три, — решительно написала она. — Жду в любое время».

И, подумав, добавила:

«Люблю. Скучаю. Твоя Гермиона».