У зеркала два лица (гет)

* * *

Она поняла, что не может пошевелиться. Хотела закричать, но рот не открывался. Паника-паника-паника! Веки налились свинцовой тяжестью. Дышать, дышать... медленно: вдох-выдох, вдох...

Руки. У нее связаны руки и ноги, обнаженное тело вытянуто струной, а мышцы свело судорогой от напряжения. В рот вставлен кляп, глаза завязаны. Сон? Сон... Конечно, сон! Тьма! Зачем завязывать глаза?

Вдох-выдох, вдох-выдох... Судорожные рыдания прорвались даже сквозь кляп. Повязка намокла от слез, а сопли, текущие из носа, не давали вдохнуть. Вот и все. Она корчилась, обдирая запястья, выворачивая из суставов руки, привязанные над головой.

— Ш-ш-ш... — его ладонь погладила ее по голове. — Ты же не будешь кричать? Скурджифай.

Она почувствовала, что дышать стало легче. Кровать прогнулась и заскрипела под его тяжестью.

— Моя бедная маленькая овечка. Я ведь обещал вернуться.

Его рука продолжала перебирать ее волосы. Она замотала головой и застонала. Тело покрылось испариной.

— Я знал, что тебе понравится...

Она всхлипнула, ощутив прикосновение его руки к своей груди. Кожа сразу покрылась мурашками, соски затвердели, а внизу живота тоскливо заныло в предвкушении.

— Ты стала такой маленькой... хрупкой, словно фарфоровая статуэтка — такая же тонкая и прозрачная. Тронь — и ты разобьешься с тихим звоном.

Нет! Не надо, не надо... Она же дома... Там, за стеной, спят родители... Все повторяется снова. Ей не убежать. Никуда. Никогда.

Его рука скользнула вниз, зарылась в треугольник мягких курчавых волос. Она замычала. Он вытащил кляп у нее изо рта:

— Ты такая нетерпеливая... такая сладкая... — его язык жарко лизнул торчащий сосок. Горячий рот вобрал его в себя и втянул, жадно посасывая. По телу пробежала дрожь. — Ты больше не покинешь меня...

В голове мутилось, мысли путались, и в конце концов остались лишь чувства. Ощущение рук, губ, жара его тела, когда каждая косточка плавится от нестерпимого желания, а мышцы ноют, страдая, мечтая получить ласку. Когда исчезает «я» и, растворяясь, переливается дрожащей ртутной массой, накатывающей раз за разом, чтобы потом выплеснуться волной на острые холодные камни. До хрипоты. До звона в ушах. До полного бессилия. Чтобы раз за разом слышать шепот:

— Только моя...

* * *

Она проснулась в холодном поту. Долго лежала, прислушиваясь к знакомым звукам старого дома. Потерла запястья. Кое-как слезла с кровати и на ватных негнущихся ногах прошла в ванную. Вода лилась долго. Она все лилась и лилась, пока Гермиона терла себя мочалкой. Наконец Гермиона затихла, лежа в окружении белой пены. Сухие глаза неподвижно уставились в одну точку.

— Здравствуй, девица.

Во тьме, окружающей Гермиону, со скрипом отворилась дверь, и оттуда выбрался маленький горбатый человечек с кривыми ножками. Его лицо с дубленой ветрами сморщенной кожей, огромным носом, свисающим до самой оттопыренной нижней губы, выражало брезгливость. Одет он был в потертый зеленый камзол, полосатые чулки и туфли на высоченных каблуках явно больше, чем нужно, размера на два — лаковые, украшенные блестящими серебряными пряжками. Карлик угрюмо пригладил напомаженные волосы. Она закрыла глаза. Человечек не исчез. Гермиона засмеялась.

— Чего ржешь?

— Я сошла с ума, — она вытянула руку прямо перед собой. Руки не было. Карлик со смаком сплюнул:

— Вы, люди, все рехнутые, не спорю.

— И что теперь делать?

— Лечиться, — он проковылял поближе, шлепая задниками туфель. — Некогда мне.

Гермиона, зажмурившись, нырнула в остывшую ванну, но человечек все также упорно маячил перед глазами.

— Убьешься потом, а то я не получу обещанного, — он схватил ее за волосы и рывком выдернул из воды. Подождал, пока она откашляется, хватаясь за голову, и продекламировал:

Семеро друзей обед хотели съесть,

Один вдруг подавился — всего осталось шесть.

Карлик расшаркался, облизнулся, глядя на ее обнаженные влажные плечи, и вышел, снова скрипнув невидимой дверью. Гермиона осталась одна, во тьме, дрожа в холодной воде. Сейчас темнота не просто пугала — она не давала дышать, стягивая грудь тугими обручами. Трясущимися губами, едва справляясь с тем, чтобы не застучать зубами, Гермиона прохрипела, с трудом набрав в грудь воздуха:

— За что?

* * *

Снейп стоял на маленькой кухне в квартире Грейнджер. Он устал. Чертовски устал. Вот так бросаешься на стены, как в приступе падучей, брызжешь слюной, совершаешь нелепые геройские поступки, сообщаешь людям глупые правильные вещи, поражая окружающих недюжинным умом и феерической добротой. Давно бы уже успокоиться и уползти в уголок, зализывая раны, но нет. В мозгу образуется черная дыра, и все попытки остаться в стороне и убедить себя, что «меня не касается», «пусть все идут лесом» и «они это заслужили» — проваливаются туда с тихим свистом.

Прямо посреди кухни висел огромный рыжий кот. Вернее, то, что от него осталось. Леска врезалась глубоко в шею, голова свесилась набок, словно у подвешенной на крючке марионетки, глаза вытекли, пасть оскалилась в предсмертном вопле, а шерсть, заскорузлую от запекшейся крови, облепили мухи. В распоротом брюхе виднелись внутренности, кишащие жирными желтоватыми личинками, которые периодически падали на пол и корчились там, слепо тычась в разные стороны своими маленькими черными головками.

— Зачем вы меня вызвали, профессор? — послышался бодрый голос Поттера с порога. — Дерьмо!

— Совершенно верно, — Снейп с сожалением смотрел на блюющего в раковину Поттера. — Вы прямо-таки поражаете меня емкостью и лаконичностью своих суждений.

— Кто... кто это сделал? — лицо Гарри радовало глаз приятным зеленоватым оттенком. Ополоснув раковину, он снял очки и подставил лицо под струю воды, жадно хватая ее ртом.

— Вы неправильно ставите вопрос, — Снейп поморщился. — Не кто, а — зачем? Демонстрация? Я не специалист, но, судя по степени разложения, сдох он достаточно давно.

— Его убили, — Поттер старательно отводил взгляд.

— Убили. И заметьте — убить полукниззла не так уж легко. Причем его не выбросили на помойку, а хранили в другом месте и внезапно притащили сюда, чтобы даже слепой не мог пройти мимо.

— Или слепая...

— Она здесь давно не живет — это каждому ясно.

— А вдруг его повесили, когда она еще была здесь?

— Не думаю, что миссис Грейнджер могла пропустить такое зрелище, когда забирала дочь. Плюс, вы чувствуете?

— Что?

— Запах. Его нет. Здесь должно вонять, как в выгребной яме, а ничего подобного нет.

Поттер помолчал.

— Я не смогу сообщить Гермионе о таком...

— Полагаете, гадости людям могу говорить только я? Увольте: истерики мисс Грейнджер — прерогатива родных и друзей. Я умываю руки.

— Может быть, сказать ей, что он так и не объявлялся? Иногда неизвестность лучше, чем правда, — Гарри снял очки и взглянул на Северуса несчастными глазами.

— Конечно — пусть ваша подруга мучается не находя себе места до конца своих дней. У нее ведь так мало развлечений. Мне противно на вас смотреть, Поттер, — Снейп скривился. — Предлагаю для начала вызвать ваших коллег.

— Согласен. Мне это все совсем не нравится, — Гарри с облегчением пошел к выходу из кухни.

Вдруг раздался противный скрип, и в стене кухни образовалась дверь, в которую протиснулся горбатый карлик в зеленом камзоле и, не обращая внимания на застывших волшебников, шаркая, засеменил к висящему коту. Встав под ним, он вытянул длинный палец, словно состоящий из небывалого количества фаланг, и с кончика острого ногтя сорвалась искра, испепелившая леску. Труп кота смачно плюхнулся ему прямо в руки. Человечек оскалил внезапно острые, как у пираньи, зубы и пробормотал в пространство:

— Ей уже ни к чему, а мне мясцо... — и потащил истерзанное тело к проходу, оставляя за собой влажный след разлагающейся плоти и шевелящихся опарышей.

Дверь за ним со скрипом захлопнулась, и лишь после этого волшебники вышли из оцепенения.

— Что это было? — Гарри отер испарину.

— Отправляйтесь за подкреплением, — тихо произнес Снейп.

— А?

— Зовите своих экспертов! — рявкнул Северус. — Если понял, моргни три раза!

Гарри осоловело повел глазами, моргнул и побежал к камину.

— Мне это давно не нравится, — тоскливо пробормотал профессор и аппарировал.

* * *

— Вы же обещали, — миссис Грейнджер укоризненно смотрела на Снейпа, стоящего на пороге дома.

— Ничего я вам не обещал, — устало возразил профессор. — Могу я пройти?

— Нет.

Северус смотрел на женщину и видел на ее лице решимость, которой у него самого никогда не было, да и вряд ли появится. Она была полна отчаянной готовности сражаться со всем миром за свое дитя. Дитя великовозрастное и дурное, но все-таки. Снейп знал, что может убрать ее с дороги в мгновение ока, и она читала это знание у него в глазах, но все равно продолжала непоколебимо стоять в дверях, загораживая проход.

— Не надо, Джейн, — сзади к ней подошел супруг и обнял за плечи. — Не надо... ничего не изменить.

Мужчины встретились глазами поверх головы миссис Грейнджер, которая сразу как-то стала меньше ростом, и, поникнув, ушла вглубь дома.

— У Гермионы ночью снова были кошмары. Она в моем кабинете.

Снейп кивнул и вошел в дом.

* * *

Она сидела за столом, напряженно хмуря брови и шевеля губами. Снейп заметил, что теперь знаки, которые он оставил здесь в прошлый раз, шли не порядку, а располагались отдельными группами. Дверь скрипнула, Гермиона вздрогнула и поднялась в напряженном ожидании.

— Мисс Грейнджер...

Она всхлипнула, закрыв руками рот, и рухнула на стул как подкошенная. Плечи ее сотрясали рыдания.

— Агуаменти, — Снейп наполнил водой трансфигурированный из пресс-папье стакан и вложил его ей в руку. Она отпила глоток, стуча зубами о края, и поставила стакан на стол.

— Все... все в порядке уже, извините, расклеилась. Думала, это вы, а оказалось... — она сглотнула и попыталась улыбнуться. — Бывает же такое. Приснится всякая муть.

Снейп молчал, и улыбка медленно сползала с ее лица.

— Говорите... говорите же, — она нащупала его руку.

— Ваш кот...

Она закрыла лицо ладонями и начала раскачиваться из стороны в сторону.

— Вот так.

Снейп посмотрел на тяжелый узел волос на затылке, нерешительно поднял руку, но отдернул и, спрятав ее за спину, развернулся и вышел, оставив за собой тишину.

* * *