За стеной (гет)

— И хочу есть за своим столом, и чтоб были свои ножи и вилки, и хочу, чтоб горели свечи. И хочу, чтоб была весна, и хочу расчёсывать волосы перед зеркалом, и хочу кошку, и хочу новое платье...

— Замолчи. Возьми почитай книжку, — сказал Джордж.

Эрнест Хемингуэй. «Кошка под дождём»

* * *

— Как думаешь, что получится, если в оборотное зелье вместо сушёных златоглазок добавить заунывник? — спросил Оливер Вуд, заглянув в ординаторскую.

Гермиона, которая лишь пару минут назад закончила обход пациентов и едва успела присесть, чтобы отдохнуть за чашкой травяного чая, была озадачена. Как будто Оливер приготовил эту реплику заранее, персонально для неё. Вот только какой в этом смысл?

— Понятия не имею, — ответила она то ли на свой, то ли на его вопрос. — Зато точно знаю: если туда добавить кошачий волос вместо человеческого — ничего хорошего не выйдет.

— Вот и я не знаю, — признался Оливер, присев на стул рядом. — А колбочки с ингредиентами, дракл их дери, стояли совсем рядом… Надо же было перепутать! Вся работа насмарку!

— И что у тебя вышло? — поинтересовалась Гермиона (скорее из вежливости, чем из любопытства). А про себя добавила: «Если ты не превратился в кошку, считай, не всё так плохо. Но пробовать твоё зелье я бы не стала, даже если бы мне за это предложили сейф, до отказа набитый галлеонами».

— Пока — ничего, ему ещё почти три недели вариться. Откровенно говоря, не думаю, что есть смысл доводить дело до конца. Вряд ли я таким образом что-то изобрету.

— Согласна, — Гермиона кивнула и, глотнув чаю, спросила: — А с чего ты вдруг подался в зельевары?

— Да вот… Решил проверить, остались ли навыки со школы. А то Снейп, знаешь ли, хоть и был для меня воплощением предвзятости и неопрятности в одном лице, но учить-то вроде пытался. Я в своё время по зельям даже ЖАБА успешно сдал.

— И я… — Гермиона вспомнила, как сдавала экзамены после Битвы за Хогвартс. Школу тогда едва успели восстановить, преподавателей осталось катастрофически мало… Не ЖАБА, а сплошное напоминание о том, сколько всего плохого (и очень плохого) случилось. Оливеру повезло — успел окончить школу, когда всё было относительно гладко. Тряхнув головой, Гермиона вынырнула из своих мыслей и поинтересовалась: — Напомни мне, почему мы это обсуждаем?

— Потому что я не придумал лучшего предлога, чтобы заговорить с тобой, — последовал прямой ответ.

— А так ли необходимо что-то выдумывать? — она невольно чуть склонила голову и внимательно посмотрела на Оливера.

— Всегда нужен предлог, — отозвался тот. А взгляд его как бы говорил: «Эх, Грейнджер, ничего ты не смыслишь во флирте…»

— С каких пор что-то вроде «ох и паршивая же погода на улице!» не котируется?

— Ну, это слишком банально и не используется в сведущих кругах со времён молодости Дамблдора. Я же тебе не дилетант какой-нибудь, — он улыбнулся.

— И что ты хотел обсудить на самом деле?

— Завтра пятница, и ты, как я помню, свободна. Назначай время, а я выберу место. Идёт?

«Так… Я, выходит, уже согласилась? И зачем? Потому что Оливер… назойливый? Нет! Потому что он милый, а с Роном ничего не вышло. Можно неубедительно соврать, что у меня образовались другие планы, а можно перестать топтаться на одном месте».

— В семь вечера, — твёрдо сказала Гермиона. И вот она уже сдвинулась с мёртвой точки.

— «Три метлы», — заявил Оливер и на удивленный взгляд Гермионы ответил лукавой улыбкой. — Шучу, конечно. Есть тут одно миленькое местечко неподалёку, итальянская кухня. Я за тобой зайду, если подскажешь точный адрес.

«Чтобы ты случайно столкнулся с Люциусом Малфоем, которого сам же не так давно выписал из Мунго? Ну уж нет!»

— Лучше встретимся на месте…

* * *

Когда она пришла в ресторан (ровно в семь), Оливер уже ждал её за столиком. Он был в костюме, так что Гермиона мысленно похвалила себя за то, что надела одно из самых симпатичных своих платьев. Перед выходом она долго думала, как бы не привлечь лишнее внимание Люциуса к своему внешнему виду, но тот очень кстати задремал в кресле ещё до её ухода. Так что наспех придуманная отговорка о том, что ей нужно ненадолго забежать в Мунго, не пригодилась (Гермиона так и не смогла объяснить себе, почему вообще считает нужным что-то говорить ему по этому поводу и тем более привирать, но рассказывать Люциусу о свидании почему-то не хотелось).

— И что такой интересный молодой человек делает один в столь чудном месте? — с улыбкой спросила она, присаживаясь напротив Оливера.

— Жду одну особу, так что не мешайте мне, мисс. Я не променяю её компанию ни на чью другую, лучше не тратьте силы понапрасну, — тот подыграл ей.

— И отчего же вы так ей преданы? — Гермиона едва сдержала усмешку.

— О, вам не понять. Но ходят слухи, что она как-то дралась с самым настоящим троллем, и тот был повержен.

— Не может быть!

— Я и сам не верил, но источники надёжные.

— Тролля победил Рон. А я испугалась и разревелась, спрятавшись под раковиной.

— Пусть даже и так, — Оливер пожал плечами, как бы говоря: «Надо же тебе было придраться к такой мелочи! Я же не биографию твою пишу!», и прибавил: — Ты прекрасно выглядишь, Гермиона.

— И ты. Хотя лимонный халат тебе больше к лицу.

— А квиддичная форма?

— Никогда не обращала внимания, — честно ответила она.

— Ну да, на поле ты больше интересовалась Поттером.

— Он мой лучший друг. И был ловцом. Кроме того, разные личности с завидным постоянством устраивали покушения на его жизнь. Выбор очевиден.

— Вы с ним по-прежнему близки?

— Мы дружим, да… Но я много работаю, и у Гарри, в отличие от тебя, нет доступа к моему графику, так что мы редко пересекаемся.

«А ещё в аврорате он каждый день видится с Роном, который, очевидно, пересказал ему все детали нашего расставания. Нет уж, спасибо, мне что-то не хочется во время дружеской встречи слышать «Как же так, Гермиона?», «Случилось что-то конкретное? Не может быть, что это всё с бухты-барахты!» и «Вы ведь любили друг друга!» на разный манер. Лучше переждать, а потом всё обсудить. Или выждать столько, чтобы обсуждать уже было нечего», — подумала Гермиона.

Потом подошёл официант с меню, и она отвлеклась. Во время ужина Оливер быстро перевёл нить разговора на школьное время, затем они обсудили работу и перемыли косточки некоторым сослуживцам. Всё шло гладко. У Гермионы даже мелькнула мысль, что это свидание могло бы со временем вылиться во что-то большее.

— Как тебе десерт? — поинтересовался Оливер, когда ужин уже близился к завершению.

— О, очень вкусно, — искренне ответила она. — Знаешь, мои родители работали дантистами, и при их клинике имелся «Магазин здоровых сладостей Грейнджеров». Там продавались всякие конфеты и печенье без сахара, даже мармелад. Вот это я и ела всё детство… — Гермиона быстро подавила в себе воспоминания о том, что случилось с родителями, и, отправив в рот последнюю ложку тирамису, продолжила, стараясь сохранять беззаботный вид: — Так вот, в плане десертов мне легко угодить. Странно, что теперь я не набрасываюсь на все сладости без разбора.

— Действительно. Это ведь как запретный плод, который спустя годы вдруг перестал быть таковым — бери и ешь, пока дают. Неужели можно устоять?

— Звучит подозрительно. Я бы не рискнула пробовать этот «плод».

— Ты какая-то неправильная гриффиндорка, — проговорил Оливер, вставая из-за стола. — Пойдём, я провожу тебя.

— Тут всего пара кварталов, я и сама…

— Раз пара кварталов, значит, меня это уж точно не затруднит, верно?

Ей нечего было возразить. Подумала так: «Пусть провожает — что тут особенного? В гости я его приглашать всё равно не собираюсь...» Только вот когда они с Оливером уже шли по малолюдной улочке, Гермиона почувствовала, как его ладонь обхватывает её пальцы и… И от неожиданности отдёрнула руку.

— Ой… — вырвалось у неё. — Оливер… я не планировала заводить новые отношения так скоро.

«Он же просто взял тебя за руку! Просто. Взял. За руку. Какие, к чёрту, отношения?!»

— А ты всегда всё делаешь согласно плану?

— Вообще-то да. За исключением тех ситуаций, когда план терпит крах.

— Как в случае с Роном?

Гермиона поёжилась, хотя холодно вовсе не было. Как раз «в случае с Роном» у неё не было плана, они плыли по течению, вот всё и развалилось.

— Нет, — отрезала она. — Как в случае с драконом в банке Гринготтс, которого мы «угнали», чтобы сбежать оттуда, Оливер. Или как в случае с домом на Гриммо, когда туда проник Яксли. Или как в случае с хоркруксами, которые неизвестно где найти и как уничтожить! Хоть десяток сценариев придумай — всё равно провалятся. Можно учесть все обстоятельства, но обязательно появится что-то ещё. И приготовиться, по-настоящему приготовиться, можно только к тому, что будет страшно. Знаешь, смелость — это ведь не отсутствие страха как такового. Это... это когда ты боишься, но перебарываешь себя и вопреки всему делаешь то, что должна.

Гермиона умолкла. Что же она так остро отреагировала на безобидный вопрос?

— Прости, — тихо отозвался Оливер, нарушив тишину.

— Это ты прости. Я бы не хотела говорить о Роне.

— Как скажешь.

Оставшийся путь они шли молча, и Оливер больше не предпринимал попыток взять её за руку. Но уже у подъезда он приблизился к Гермионе и легонько поцеловал её. Она не отстранилась вовремя — просто потому, что не успела сообразить, что происходит. И совсем ничего не почувствовала, лишь прикосновение губ — не более. Оливер не вызывал у неё неприязни, но и влечения — тоже.

— Ты и сама не понимаешь, какая чудесная, — сказал он, а после, похоже, прочёл что-то на её лице, потому что спешно попрощался и ушёл.

А Гермиона, войдя в подъезд, долго не поднималась в квартиру: стояла, закусив нижнюю губу, и думала. Полезное занятие.

«Может, со мной что-то не так?» — размышляла она. Оливер привлекательный, милый, умный… и не скрывает симпатию к ней. Так что мешает? Почему он кажется чужим и незнакомым — никак не тем, к кому хотелось бы прикасаться. До дрожи в коленках пугала мысль, что, возможно, Рон — её единственный, и Гермиона его упустила. А что, если ей никогда больше не захочется никого целовать?..

Казалось, что все кругом знали о ней слишком много, а она об окружающих — непозволительно мало. Такая неосведомлённость и дисбаланс вызывали ощущение пропасти. Рон был родным и стоял с ней по одну сторону глубокой ямы, но с ним всё кончено. И что, в таком случае теперь ей следует быть одной? Или с кем, с магглом? Нет, слишком уж тесно Гермиона была связана с магическим миром. Работает с волшебниками в месте, о котором магглы и не подозревают, довольно часто пользуется палочкой (в последнее время реже, но это из-за Люциуса), из денег больше галлеонов, чем фунтов, куча зачарованных вещиц и артефактов в квартире. Она привыкла колдовать и говорить о магии, думать о ней в любом контексте, а о волшебном мире прочла столько, что невозможно не проронить словечко случайно в отвлечённом разговоре. Сколько раз, беседуя с родителями о чём-то обыденном, сугубо маггловском, Гермиона вспоминала интересные факты из мира магии? Родители её не понимали, но улыбались и кивали, как бы говоря: «Да, детка, ты у нас очень умная, мы знаем. Но что такое трансфигурация — даже не представляем».

Можно было сколько угодно предаваться размышлениям, стоя в подъезде, но тут на верхнем этаже кто-то хлопнул дверью, и Гермиона решила, что пора бы вернуться домой. Туда, где её ждал Люциус. Точнее, он просто там был, с чего бы ему ждать её?

— Вы выглядите как-то необычно, — заметил он, едва она вошла в гостиную.

— Как? — Гермиона бросила взгляд на своё отражение в зеркале — неужели так бросается в глаза то, что она в платье? Пожалуй, стоит пересмотреть свой гардероб…

— Сам не могу понять, — он слегка нахмурился, на переносице появилась морщинка. Гермиона поймала себя на мысли, что уже различает оттенки малфоевского настроения по малейшим изменениям в мимике. «Вряд ли это полезный навык», — подумала она, а Люциус тем временем прибавил: — Лицо кажется не совсем таким, как обычно. Вы обеспокоены. Что-то стряслось?

Гермиона помотала головой. Что-то подсказывало ей, что она не сможет сказать «нет» убедительно.

«И кто бы мог подумать, что Малфой такой наблюдательный?»

Гермиона ушла в спальню, где вернулась к своим невесёлым мыслям. Уныние её не покидало, как туча, из которой вот-вот польются крупные капли дождя. Да и за окном начал накрапывать самый настоящий, а отнюдь не метафорический дождь. Гермиона его терпеть не могла. Хоть бы не было грозы! В такую погоду ей часто снились кошмары.

«Кап-кап-кап», — стучали капли по оконному стеклу, но Гермиона их уже не слышала. Она крепко спала.

* * *

«Я пожалею о том, что сделала», — думала Гермиона после того, как предложила Малфою пожить у себя. Это было две недели назад.

«Я пожалею о том, что сделала», — думала она после того, как переспала с ним. Это случилось десять минут назад.

«Зато теперь ты точно знаешь, что можешь целоваться с другими мужчинами. И не только целоваться», — ехидно отозвался внутренний голос. Что правда, то правда.

Гермиона набрала полную ванну воды и устроилась, обхватив колени руками. А там, в её спальне, ограждённый от неё одной только тонкой стенкой, находился Люциус Малфой. И она не представляла, как вести себя с этим мужчиной после всего, что между ними было.

Хотя куда больше её тревожило поведение Люциуса. С чего бы ему целовать её? И он так и не ответил, что делал в спальне посреди ночи — очень удачно «перевёл тему», ничего не скажешь. Вот только намеренно ли он ушёл от ответа, или это случайность? Логика подсказывала, что ближе к истине первый вариант. Хотел напасть? Нет, исключено. Было бы желание — давно бы это сделал. Да и вообще, он вроде как был благодарен Гермионе за помощь. Создавалось впечатление, что Люциус дорожит ею, ценит, не хочет потерять...

«Конечно, Малфой боится тебя потерять, ведь он, чёрт бы его побрал, в маггловском мире один — как только что родившийся котёнок, выброшенный на улицу: и недели не протянет!»

Зачем же он вошёл? Если бы ему нужно было что-то взять из комнаты, он легко сделал бы это в её отсутствие, не опасаясь быть застигнутым врасплох (ну, или атакованным Ступефаем). Но не мог же он планировать затащить её в постель? Люциус был женат на Нарциссе Малфой, а Гермиона в сравнении с ней выглядела довольно блекло. Но сейчас он разведён и вряд ли жаждет общения с женщинами-магглами. В особенности — такого тесного «общения», какое состоялось у них этой ночью.

Так что, получается, он переспал с ней от безысходности? Весьма неутешительный вывод. Хотя…так всё проще. Это случилось однажды, по обоюдному желанию, и всё закончилось. Конец.

«Хорошо, что скоро он переедет, — подумала она, вылезая из ванны. — Жаль только, что недалеко».

* * *

— Откуда у вас это? — Гермиона провела рукой по шраму, что был на животе у Люциуса. Такой изъян был странным, ведь волшебники в большинстве своём предпочитали залечивать раны.

— Это неважно.

Она, чуть помедлив, встала и начала одеваться.

— Вы куда-то собираетесь?

— Это неважно, — постаралась придать своему голосу максимально безразличный тон.

— Я не помню, откуда этот шрам, мисс Грейнджер. Наверное, меня ранили во время Битвы за Хогвартс… В Азкабане, представьте себе, не очень заботятся о состоянии здоровья заключённых.

— Могу его убрать, если хотите. Я же целитель, знаю заклинание, это очень быстро и безбо…

— Нет! — чересчур резко ответил он. Чересчур.

— Дело ваше…

Гермиона продолжила одеваться.

— Так куда вы?

— На работу.

— У вас сегодня ночная смена.

«Откуда ему об этом известно?..»

— Ну, значит, не на работу. Прогуляюсь, пока погода хорошая.

— Там дождь, мисс Грейнджер. С вечера льёт.

— А я, представьте себе, очень люблю дождь.

* * *

Гермиона бродила под дождём больше часа, сетуя на то, что нельзя воспользоваться водоотталкивающими чарами — ведь кругом магглы. Зонт она не захватила, а трансфигурировать какую-нибудь вещицу в него было бы неосмотрительно.

Вскоре поняв, что пропущенный завтрак не лучшим образом сказывается на настроении (которое, мягко говоря, и без того было далеко от эйфории), Гермиона купила в магазине первую попавшуюся на глаза булочку. Правда, оказалось, что бродить под дождём и при этом есть — ещё хуже, чем гулять голодной. Гермиона с трудом проглотила остатки булочки, в тесто которой, по всей видимости, зачем-то добавили чеснок, и чувствовала себя ужасно глупо. Даже не знала, куда идёт. Разумнее было бы заглянуть в какую-нибудь закусочную, но сидеть там одной… Нет, так можно засыпать себя бессчётными сомнениями, и разгрести их потом будет невозможно.

Окончательно промокнув, она свернула в безлюдный дворик, чтобы воспользоваться хотя бы согревающими чарами, ну и высушить одежду и волосы — а то так и простудиться недолго. Вот только палочки в сумке не оказалось.

Да. Гермиона оставила в своей квартире палочку. И ещё бывшего Пожирателя, которому запрещено колдовать. Какова вероятность, что он не обнаружит её? И возможно ли, что Люциус сам заблаговременно припрятал палочку, пока Гермиона спала? Может ли быть так, что прошедшая ночь — часть хитроумного плана, цель которого — выкрасть палочку? Или это паранойя?

Как бы там ни было, следовало поторопиться домой.

* * *

— Вы вымокли, — сказал Люциус, открыв ей дверь.

Ключи Гермиона тоже не захватила, хотя давно сделала дубликат. Как вообще можно было настолько торопиться сбежать, чтобы забыть всё самое важное? А ведь когда она так же убегала из Норы, то прихватила всё необходимое. Может, тот «побег» она подсознательно планировала уже давно, кто знает?

— Там дождь, — отозвалась она.

— Но вы ведь любите дождь, — он усмехнулся.

— Точно. М-м-м… — на секунду замялась. — Случайно, не видели мою палочку?

— Она на полу в вашей спальне. Я не рискнул трогать, мало ли…

Гермиона испытала острое чувство стыда: подозревала невесть что! Осторожность — это, конечно, хорошо, но в меру. Когда она перерастает в подозрительность и мнительность — стоит задуматься.

— И правильно сделали, — она облегчённо выдохнула. Если бы Люциус попробовал колдовать — сработали бы сигнальные чары, что на него наложили после освобождения. Потом в аврорате выяснили бы, где именно он колдовал и какую палочку использовал. Гермиона и раньше-то не хотела, чтобы о её «соседе» узнали лишние люди, а уж теперь — и подавно.

Люциус подошёл ближе.

— Вы заставили меня немного поволноваться, когда ушли. Мне на глаза попалась палочка… Я как никто понимаю, что без неё очень просто почувствовать себя беззащитным и ни на что не годным.

— Не думаю, что наличие палочки определяет, годен человек на что-то или нет. Вы, пожалуй, к первой категории относитесь, как бы сами ни желали быть не у дел.

Он стоял очень близко — Гермионе даже показалось, что она слышит стук его сердца. Хотя куда вероятнее, что это её сердце колотилось за двоих. Люциус отнюдь не выглядел взволнованным, он уверенным движением провёл ладонью по её подбородку, убирая оттуда стекающую с волос каплю, и коснулся её губ своими. Ненавязчиво. Гермионе очень хотелось ответить на поцелуй. Очень. Но она не могла себе позволить такую слабость.

— Булочка была с чесноком, — сказала, отстранившись.

— Что?

— Я ела булочку с чесноком. Пахнет, наверное.

— Нет, я не заметил.

Гермиона нервно кивнула и поспешно ушла в спальню, где сразу обнаружила на полу свою палочку. Потом приняла душ и переоделась сначала в привычную домашнюю одежду, но, подумав, сменила маленький топ и шорты на большую свободную футболку Рона и старые джинсы. Ещё раз оглядев свое отражение в зеркале, она осталась довольна и вышла в гостиную, где сидел Люциус. Он выглядел очень серьёзным, лицо у него — такое чёткое, будто выточенное из камня. Сидит, читает… Скоро у него книги закончатся с такими темпами.

— «Пушки Педдл»? Не подозревал, что вы любите квиддич, — сказал он, едва успев взглянуть на неё. Точно — очень наблюдательный.

— А я его и не люблю. Мне нравится только футболка, — Гермиона задумалась: а как бы выглядел Люциус в квиддичной форме? Носил ли он её вообще? И спросила: — А вы играли в квиддич?

— Был загонщиком с третьего по седьмой курс.

Гермиона кивнула — кто бы сомневался. Есть ли в магическом мире мужчины, которые к квиддичу равнодушны? Её лучший друг — ловец и капитан команды. Первый парень, который обратил на неё внимание — звезда квиддича. Первая серьёзная влюблённость — вратарь сборной Гриффиндора. Парень, с которым она хотела отвлечься от этой влюблённости (или наоборот — привлечь Рона?) — тоже метил на место вратаря. Тот, кто буквально вчера хотел помочь ей забыть прошлые отношения — капитан. Ну и мужчина, с которым она переспала минувшей ночью — загонщик. При желании Гермиона могла бы насобирать целую сборную.

— А чем вам квиддич не угодил? — спросил Люциус.

— Я боюсь летать на метле. И бладжеров.

— Вот как? Летать боитесь, а хоркруксов, значит, нет?

— Отчего же, их тоже боюсь, — честно призналась Гермиона. — Вот только если в случае с квиддичем у меня был выбор — играть или не играть, то очереди из желающих охотиться за осколками души Волдеморта я не заметила.

— Про них почти никто и не знал, — Люциус пожал плечами, пожалуй, неправдоподобно безмятежно. Как будто не о сильнейшем тёмном маге столетия говорил, а обсуждал планы на выходные.

Гермиона ничего не ответила, просто села рядом, поджав под себя босые ноги — так и не согрелась окончательно после утренней прогулки. И ей вдруг показалось, что в комнате подул лёгкий бриз. Словно они очутились на набережной.

— От вас как будто пахнет морем, — сказала она, хоть и понимала, что это ужасная глупость.

— Нет, это от вас — дождём.

* * *

Гермиона терпеть не могла стоять у плиты, но ей нравилось готовить на двоих. В этом процессе было что-то ритуальное: часть выкладываешь в одну тарелку, часть — в другую; если не любишь баклажаны — отдаёшь их «напарнику», а сама забираешь у него все брокколи. Да и накрывать стол на две персоны совсем не сложно. Только вот когда она была с Роном, Молли снабжала съестным всю семью, а после переезда — Гермионе приходилось стараться только для себя (Косолапус не в счёт). А сейчас Люциус сидел в гостиной в ожидании обеда. И, что важно, он не был привередлив — что удивительно для мага-аристократа, но понятно для бывшего узника.

— Так что вы надумали насчёт работы? — спросила Гермиона, когда они уже сидели за столом.

— Я ещё не решил.

— Вы слишком долго размышляете, мистер Малфой. Может, стоит выбрать самый очевидный вариант и не усложнять всё? Что первое вам пришло в голову?

Люциус заметно напрягся.

— Иногда самым простым решением кажется прыжок со скалы или что-то в этом духе. Шаг в пропасть — и всё, проблемы останутся позади. Но знаете… я бы никогда не решился на подобное. Потому что для этого тоже необходима отвага.

— Наверное, вы слишком любите жизнь, — сказала она. — По крайней мере, цените её.

— Возможно. Но, если поразмыслить, оказывается, что в ней нет смысла.

— Почему же тогда вы так цепляетесь за неё, мистер Малфой?

Он усмехнулся, сказав:

— Может, это она, сама жизнь, в меня вцепилась?

— Вы слишком высокого о себе мнения, — отозвалась Гермиона. Ей казалось, что Люциус — загадка. Жутко хотелось её разгадать, только вот подсказок не было. Она продолжила: — Жизни мы не нужны, пожалуй. Хотя, если вам так угодно, можете не искать простых путей. Но вам нужно найти себе занятие. Может, хоть так обнаружите смысл.

* * *

Когда на работе у Гермионы выдалась свободная минутка, она направилась к служебному камину и связалась с Малфой-мэнором. От волнения руки слегка тряслись, но оставалась надежда, что сквозь пламя это не будет заметно. Несколько мгновений спустя в огне показалось лицо Нарциссы, и как только Гермиона увидела его, в голове у неё мелькнуло опасение: сейчас она совершит ещё один поступок, о котором пожалеет.

— Миссис Малфой, это очень неловкий, но крайне важный вопрос, — сказала она после приветствия. — Видите ли, недавно в один из маггловских моргов поступило тело, которое так и не опознали. По описанию оно могло бы принадлежать вашему мужу… бывшему. Но нам надо уточнить: были ли… ой, то есть имеются ли у мистера Малфоя какие-нибудь особые приметы вроде родимых пятен или, например, шрамов? Метка за два года совсем пропала с предплечья…

Обеспокоенность, но в меру. Слегка виноватый вид. Деловой подход. «Тебе нет дела до Люциуса Малфоя и его отметин, ты просто выполняешь работу. Нарцисса вовсе не следователь, она ничего не заподозрит».

— У него… шрам. На животе. Больше я ничего не припомню…

— А насколько это давняя рана? — спросила Гермиона и замерла в ожидании ответа.

— Шрам был у него с детства. Со школы, насколько мне известно.

Выходит, интуиция её не подвела. Люциус беззастенчиво лгал.

— Хм… — сделала вид, что сверяется с бумагами. — В таком случае, миссис Малфой, я приношу свои извинения. У найденного тела есть только одно свежее ранение на плече, это не ваш муж… Не ваш бывший муж.

Учитывая, что Гермиона не так давно с ним переспала, приставка «бывший» стала особенно значимой.

— Вы… вы уверены?

— Абсолютно. Ещё раз — извините за беспокойство. Всего доброго.

* * *

— Так откуда у вас шрам? — спросила Гермиона, вернувшись домой.

Вопреки ожиданиям, услышав эти слова, Люциус не выглядел озадаченным или пойманным с поличным.

— Я же сказал. Наверное, получил ранение во время Битвы… — будничным тоном отозвался он.

— Вы сказали неправду. А мне нужен честный ответ.

— С чего вы взяли, что это ложь? — всё так же отстранённо. Он даже не спросил, а так — поинтересовался между делом.

— Этот шрам у вас очень давно. Говорите. Вы живёте под моей крышей и не можете снизойти даже до ответа на один простой вопрос?

— Это долгая история.

— Чудно, я как раз никуда не тороплюсь.

— Ладно, — нехотя сказал Люциус. Гермиона перевела это как «я расскажу всё, что угодно, лишь бы ты от меня отвязалась». Тот продолжил: — Когда я учился на втором курсе, мы устроили дуэль с одним рейвенкловцем. Уже и не помню из-за чего... Да и нужен ли двум двенадцатилетним мальчишкам повод? Словом, он меня ранил, а пойти в больничное крыло — всё равно, что признаться в нарушении правил, и я скрыл ото всех этот инцидент. Тогда я понятия не имел, как залечить рану самому, вот и осталась отметина. Ну а после… Не стал от неё избавляться, потому что… — он усмехнулся, будто рассказывал что-то забавное. — Потому что, мисс Грейнджер, это вроде как память о молодости, понимаете?

Гермиона понимала. У неё у самой на руке оставался шрам в виде слова «грязнокровка». Почему она его не убрала? Память? Скорее нет, чем да. Но эта отметина в каком-то смысле стала частью её. Иногда даже хотелось взять иголку и выцарапать рядом ещё что-нибудь. «Заучка», например. Или «родители». Но всегда удавалось вовремя остановиться. А так шрам не доставлял ей проблем, нужно было всего лишь избегать коротких рукавов. В холодном Лондоне это совсем не сложно. А при необходимости его можно скрыть с помощью заклинания — всё просто.

— Ну и почему вы не рассказали об этом утром? — спросила Гермиона. — Что тут такого секретного?

— Это выставило бы меня не в лучшем свете, я стараюсь избегать таких моментов, — ответил Люциус и посмотрел на неё, словно бы в ожидании очередного вопроса.

— Знаете, когда я училась на четвёртом курсе, ваш сын заклятием увеличил мне передние зубы. Это было ужасно, я заплакала и убежала. И, хотя мадам Помфри быстро помогла всё исправить, мне по-прежнему не нравится вспоминать об этом случае.

— Стоило ли в таком случае рассказывать о нём мне?

— Это выставило меня не в лучшем свете. Один-один, мистер Малфой.

* * *

«Может, я об этом и не пожалею», — подумала Гермиона после того, как снова переспала с ним несколько дней спустя. И ей это понравилось.

«Вы очень хороший любовник, мистер Малфой», — мысленно призналась она, лежа в кровати и украдкой поглядывая на Люциуса. Он пока тоже не спал.

«Мне неловко находиться с вами в одной постели, мистер Малфой». А сам Люциус, похоже, чувствовал себя вполне комфортно. Это слегка раздражало: чья тут постель, в конце концов — его или Гермионы?

«Я хочу вас даже сейчас, мистер Малфой», — отметила она про себя, снова тайком взглянув на него. Ощутила, как к лицу подступил румянец. Ох, её действительно тянуло к нему!

«Я надеюсь, вы не владеете легилименцией, мистер Малфой».

— Я не владею легилименцией, мисс Грейнджер, — с некоторым упрёком проговорил Люциус.

Гермиона вздрогнула, сердце её заколотилось в бешеном темпе.

— Что вы сказали?..