Галька (джен)

У нас была обычная, можно сказать, рядовая семья: мать, вечно ворчащая что-то об уборке, отец, помешанный на футболе, младшая сестра, погружённая в чтение, и я — тот, с кем вам придётся познакомиться во время рассказа.

Квартира наша, маленькая, но, между тем, уютная, тоже ничем особенным не отличалась. Таких квартир в Питере, наверное, тысячи. Однако, обставленная скромной мебелью, \"озелененная\" цветами и наполненная ароматом свежевыпеченных пирогов, она прямо-таки звала в свои объятья.

У нас в семье тогда ещё был принят закон — по очереди готовить. Мать не успевала: работа на заводе отнимала много времени и сил, отец, как мы его в шутку дразнили \"командировочник\", дома бывал редко — появлялся на месяц, потом снова исчезал. Вот нам с Галькой и приходилось отдуваться за всех: я чищу картошку, сестра думает, что с этим сырым продуктом делать дальше. И всё бы ничего, если бы однажды Галька не взбунтовалась. Понимаете, кроме сугубо мелкой помощи я предложить ей ничего не мог, поэтому и сбегал потихоньку… на улицу, а сестра, между тем, жарила, варила, пекла — играла роль примерной хозяйки. Так вот, как-то вечером, когда мама по-привычному похвалила нас за помощь по хозяйству, Галька ей и наябедничала, что, так, мол, и так, Серёжка-де бездельник прослонялся неизвестно где, явился только что… и всё в таком же духе.

С тех пор и началась наша с сестрой ненависть.

Я, конечно, относился к ней с должным уважением, даже защищал иногда перед родителями, но братское звено исчезло из наших отношений. Взрослые вскоре стали дивиться нашей взаимной отстранённости. Мать не раз задавалась вопросом, какая кошка между нами пробежала… Но я упорно отмалчивался и принципиально отворачивался в другую сторону.

Мы взрослели, и старые обиды сменялись новыми — глобальными. Я всё больше стал замечать, что внимания сестре уделяют больше. Понятное дело, ведь Галюнчик идёт на медаль, готовится к поступлению — надо её огородить от всех проблем…

\"Галюнчик\", \"Галюнчик\"… Родители словно помешались на своей любимой дочке, не замечая ничего вокруг.

Сам я учился из ряда вон плохо. Учителя с радостью провожали меня на последнем звонке. Я даже слышал, как классный руководитель шепнул физичке: \"Мне порой казалось, что этот мальчишка рождён, чтобы изводить учителей… Сестра-то его прилежная девочка… Как не похожи… Может, не родные?\". Такая злоба взяла меня в тот момент, что я, красный от гнева, подбежал к светло улыбающейся Гальке и выкрикнул:

— Что стоишь? Тебя кто приглашал?

Она со слезами вылетела из зала. Мать с укоризной посмотрела на меня, отец бросился утешать отличницу. Но мне было всё равно. Я повторял про себя \"Пусть. Пусть. ПУСТЬ!!\", думая, что поступил правильно. Это, в конце концов, был мой праздник, а внимание вновь досталось младшей сестре.

Я возмужал, устроился работать. С первой зарплаты купил матери аккуратные часики, отцу серебряную цепочку, а сестре огромного плюшевого медведя с нелепым красным бантом. Мать просияла, отец похлопал меня по плечу, а сестра крепко обняла и поцеловала в щёку. Вообще-то, я не любил телячьих нежностей, поэтому брезгливо отстранил её от себя, но, тем не менее, приятный осадок остался лежать сладковатым дымком на моей душе.

Потом я решил уехать из города, объяснив это тем, что пара бы уже вырваться из родительского гнездышка. Отец дал добро. На молчаливую просьбу остаться в глазах сестры я предпочел не обращать внимания.

Мне было двадцать семь, когда я женился и обзавёлся собственной семьёй, но всё с той же регулярностью — раз в месяц — получал я письма от сестры, которые не читая забрасывал в ящик стола.

Едва мне исполнилось тридцать один, жена подарила мне сына. По взаимному согласию детей мы больше заводить не планировали. Крёстной малыша стала какая-то подруга жены. Замотавшись с подготовкой к крестинам, я забыл пригласить сестру. Она позже прислала подарок.

А в сорок мне сообщили: \"…ваша сестра, Наумова Галина Ивановна, вчера в такое-то время разбилась на машине. Приносим свои соболезнования…\".

До смерти она жила в квартире покойных родителей, так и не выскочив замуж. Может, не оставалось на это времени, а, может, не встретила того единственного…

В старой квартире я не был десять лет, поэтому несказанно удивился тому, что там всё стояло на тех же местах, что и много лет назад. Только цветочки немного пожухли, да запах пыли сменил аромат пирога.

Я неспеша зашел в комнату сестры. Всё те же книги в аккуратных рядах, та же мебель, занавески… не хватало только Гальки, наставительно ухмыляющейся мне со своего кресла, но с этого кресла на меня испытывающее-обвиняюще смотрел глазами-пуговицами тот самый медведь, которого я давным-давно ей подарил.

Дома я взахлёб читал Галькины письма, но с каждой строчкой незримое, нематериальное присутствие сестры словно бы исчезало…

Некстати вспомнились мне слова матери: \"Серёжа, вы с Галей одна семья…\".

Конец.