Закон привлекательности (гет)

Глаза на секунду задерживаются на фигуре блондинки в вишнёвом платье, поднимаются чуть выше, и на его лице проскальзывает гримаса разочарования. Таким девушкам в качестве нового тренда стоит носить пакет на голове, чтобы хоть как-то скрыть обилие ботокса и некачественной ринопластики. Мысленная шкала колеблется от двойки до единицы.

Отмечая ещё несколько представительниц прекрасного плана, он находит вполне сносную тройку, двух четвёрок и одну пятёрку…

— Профессор Блэк, Вы меня слышите?

Сбиваясь с мысли, он поворачивает голову, встречаясь взглядом с деканом.

— Угу, — без особо энтузиазма отвечает мужчина и, выдерживая небольшую паузу, добавляет: — заодно любуюсь студентками.

Почти все в университете знают о падкости профессора Роберта Блэка на собственных студенток, и что он отнюдь не мучается от нарушений морального этикета и свода правил. Главное — никаких несовершеннолетних.

Декан Спенсер покрывается красными пятнами, но предпочитает молчать. Он тоже знает о пристрастиях мистера Блэка, хоть и делает вид, будто ничего не происходит. Во-первых, никаких доказательств и жалоб. А во-вторых, профессор слишком ценный кадр даже для Колумбийского университета.

Роберт Блэк эгоцентричный мизантроп, порой сумасшедший, совершенно бестактный и нахальный. И, пожалуй, на этом его достоинства кончались. Ах да, и ещё, он — абсолютный гений.

Роберт ещё раз окидывает взглядом университетское кафе и, взъерошив чёрные волосы, допивает остатки кофе в чашке. Бросив взгляд на наручные часы, он издаёт протяжный вздох.

— Удачи, Джонни, — игнорируя профессиональный этикет, как и дресс код, он резко вскакивает со стула, оставляя педантичного декана в одиночестве.

Вальяжной походкой, пересекая путь от кафетерия до аудитории, Роберт улыбается студенткам, примечая новые лица и старый опыт. Кэтрин четыре кокетливо машет ручкой, и он думает, что она вполне бы заслужила пятёрки, если бы никогда не открывала рта.

Мари пять бросает на него томный взгляд, скрываясь за дверью одной из аудиторий. Кажется, Мари любит дополнительные задания…

Большая часть студенток без ума от профессора Блэка. Их не смущает разница почти в пятнадцать лет, равно как и то, что он их преподаватель. Что же они находят в нём? Некоторые бы сказали, что он по-мужски красив. Некоторые бы ответили, что никакого сходства с Ален Делоном у него не обнаружено, но что-то определённо в нём притягивает, подобно магниту. Эксцентричность, абсолютный пофигизм, чувство юмора, необъяснимая харизма. Несмотря на это, никто не может абсолютно точно сказать, что знает его по-настоящему.

Ему нравится ставить перед собой недосягаемую цель, ломать голову, не спать ночами, но в итоге находить решения. Он легко загорается необычными идеями, но так же быстро остывает. «Коллекционировать» девушек — по большей части своих студенток — отчасти стало уже хобби. Он постоянно ищет что-то новое, неизведанное, острое и необычное, но увы, находит крайне редко.

***

Чуть прищурив глаза, она скользит взглядом по листку с расписанием и, оторвавшись, ищет нужный номер аудитории. Уверенно делая шаг в сторону нужной двери, она откидывает копну чёрных волос назад.

Остановившись в дверях аудитории, девушка удивлённо вскидывает бровь, пытаясь понять: не перепутала ли она кабинет, потому что это — не то, что она ожидала увидеть на предмете криминалогии. Это было больше похоже на кастинг рекламы нижнего белья. Длинноногие, худые… студентки. Каждая из присутствующих оценивает её взглядом, и ей кажется, что сейчас она состоит из одних недостатков. Ещё немного, и она почувствует себя карликом со своими метр шестидесятью напротив нового состава Ангелов Victoria`s secret.

Фэй Данауэй никто не назовёт уродиной, но и на Грейс Келли она не тянет. Она не из тех девушек, которые цепляли обворожительными улыбками, длинными ногами и сексуальными нарядами. Слишком яркая, броская брюнетка с холодными чертами лица и бледной кожей, Фей Данауэй слишком часто привлекает к себе внимание одним только взглядом. И зачастую эти взгляды пугают. Большие и выразительные глаза смотрят в упор, словно покрывая тонким слоем льда, и никогда не скупятся на выразительные взгляды, хотя саму девушку сложно назвать образцом эмоциональности. Порой замкнутая, пассивная, независимая — не лучшие качества для будущей журналистки.

Послав девушкам ответный взгляд, Фэй садится на самый дальний ряд и, открыв книгу, абстрагируется от окружающих.

***

Она вздрагивает от неожиданной оживлённости и поднимает глаза. Аудитория наполняется студентками и, к облегчению, здесь есть и обычные люди, чьи ноги не кажутся ей ростом со статую свободы.

— Всем здравствуйте, — произносит Роберт. — Добро пожаловать на мой курс криминалогии. С некоторыми я уже знаком, а некоторых вижу впервые, так что повторю свой ежегодный вводный курс.

Фэй равнодушно скользит взглядом по профессору, о котором говорит большая часть студентов. А она и забыла, кто ведёт этот курс, и теперь понимает, почему все солнечные барби университета собрались именно здесь.

— Забудьте, кто Вы за порогом этого кабинета. Мне плевать, кто Ваши родители, и какие оценки были у Вас в школе. Оставьте свои амбиции. Мне плевать, были ли Вы королевой выпускного бала или лучшим выпускником года. Докажите мне, что Вы не бездарные идиоты. Что Вы умеете размышлять, а не просто думать, — профессор Блэк садится на рабочее кресло и, как ни в чём не бывало, закидывает ноги на стол. — Добро пожаловать, — в уголках его губ залегает усмешка.

Роберт терпеть не может всех этих зануд с синдромом отличников, которые считают, что раз перечитали все книги Агаты Кристи, то стали настоящими экспертами. Голые амбиции и самомнение, мешающее видеть очевидное.

Фэй замечает, что половина аудитории улыбается, а вторая в состоянии шока.

Яркая личность. Она вспоминает про него всё то, что знала: в прошлом успешный адвокат по уголовным делам, оставивший карьеру в самом разгаре, а ныне один из самых востребованных профессоров. У него на счету не одно громкое дело и яркие победы.

— Тема сегодняшней лекции — обстоятельства и психология убийцы.

Фэй снова погружается в книгу, решив, что данная тема не так уж важна. В конец концов, она не собирается становиться детективом или адвокатом, а всего лишь журналистом.

— Мисс на заднем ряду, решившая, что книга интереснее лекции, — громко произносит профессор, разглядывая её в упор. — Пересядьте на первый ряд, мы хотим все Вас разглядеть.

Многолетняя привычка мысленно оценивать девушек даёт о себе знать, и он пытается понять: на какую цифру тянет девушка? Невысокая, худая и какая-то безэмоциональная… Трудно определить оценку для внешности: не похожа на всех его «пятёрок», но что-то не даёт отвести от неё глаз. Она кажется ему неестественно бледной среди всех этих красок нарядов окружающих студентов, будто она никогда не видела солнца.

Она видит на его лице насмешливую улыбку и, молча встав с кресла, садится прямо перед ним. Вблизи можно разглядеть надпись на его кофте «Nirvana»; кто бы мог подумать, что мистер Блэк поклонник творчества Курта Кобейна.

— Как Ваше имя?

Не стесняясь рассматривать её, он встаёт и, обойдя стол, полу присаживается на него.

— Фэй, — отчётливо отвечает она, приподнимая чёткую линию бровей. — Фэй Данауэй.

— Итак, мисс Данауэй, — он всё ещё не может присудить ей номер, — расскажите нам, что Вы знаете о знаменитом деле «Арденнского чудовища», как прозвали его журналисты…

Фэй цепляется рукой за рукав, едва прикрывающий готический крест на запястье, и выуживает из памяти нужную информацию. В своё время об этом деле писала каждая газета мира.

Роберт замечает, как остальные студентки слегка напрягаются, пытаясь понять его реакцию на новенькую.

— Дело «Арденнского чудовища» — дело французского маньяка и убийцы Мишеля Фурнире. Всем его жертвам было от двенадцати до семнадцати лет. Приговорён к пожизненному заключению, — её голос звучит, словно она читает заголовок статьи.

— Сухо и кратко, мисс Данауэй. Даже официантка в закусочной рассказала бы нам подробней и интересней. Прекрасная возможность продемонстрировать отсутствие знаний, — он никогда не думает о последствиях брошенных слов.

Его синие глаза тускнеют, как только он теряет к ней интерес.

— Можете что-нибудь добавить?

Его начинает забавлять секундная злость на её лице. Ха, неужели он снова ущемил чью-то гордость?

Губы Фэй сжимаются в тонкую линию, а спина резко выпрямляется.

— Мишеля Фурнире описывали, как тихого, безобидного и рассудительного человека. Благодаря своей скромной внешности, он внушал доверие девочкам. Самыми распространёнными методами завлечения жертв у него были просьба показать дорогу или предложение подвезти до дома. Обманутых жертв он привозил в подвал своего жилища и… — она ощущает лёгкую тошноту и сглатывает, — … и насиловал, после чего душил, а потом зарывал в землю, предварительно продержав их взаперти пару дней. — Воображение рисует картину убийств, к горлу подкатывает тугой ком, и она опускает глаза.

Он вскидывает бровь и, подойдя к ней, упирается ладонями в парту, впиваясь глазами в девушку.

— Мисс Данауэй, — вкрадчиво начинает он, — если Вас тошнит и мутит при одних рассказах о таких зверских убийствах, то Вам нечего здесь делать, — в его голосе звучит сталь. — Мой предмет не для слабонервных девочек, готовых упасть в обморок при виде крови. Мне кажется, Вы ошиблись, выбрав мой предмет в этом году.

Казалось, все вокруг разом замолкают, следя за невидимым напряжением. Роберт удовлетворённо улыбается, когда Фэй медленно поднимает голову, сталкиваясь с ним взглядом. Улыбка с его лица постепенно сползает, а тело пробирает лёгкая дрожь, но он всё равно не отводит глаза. Ярко-зелёные глаза горят, уголки бледно-розовых губ чуть приподняты; её взгляд напоминает ему средневековых ведьм, сжигаемых на кострах Великой Инквизиции. Злость, гнев, превосходство, сумасшествие, опасность, надменность — всё смешивается в радужной оболочке её глаз, обрамлённых густыми чёрными ресницами. Её взгляд пробирает до костей, забирается под кожу и в лёгкие, завязывая их в тугой узел. Роберту Блэку тридцать семь, и он ни разу не испытывал подобного.

Страх? Нет. Неловкость? Немного. Интерес? Да.

Слишком холодная, слишком надменная, слишком необычная…

Его лицо так близко, что она ощущает, как его дыхание обжигает кожу. Фэй молчит около минуты, но всем кажется, будто с его последней реплики прошла вечность, держащая в напряжение.

— Нет, — чётко выговаривает она, не прерывая их зрительного контакта, — не ошиблась.

Роберт лишь хмыкает в ответ, возвращается к собственному столу, пытаясь скрыть необъяснимое облегчение. Через минуту всё возвращается на свои места, и он снова становится тем самым профессором Блэком. Привычным движением взъерошив волосы, он складывает руки перед собой.

— Современная психология называет болезнь данного типа убийц — сексуальная девиация. В народе — педофилия. Но далеко не все больные педофилией склонны к преступным действиям. Значит, есть ещё ряд причин… и все они относятся к психическим расстройствам. Но, я спрошу о другом: почему они идут на тяжкие преступления, вместо того, чтобы удовлетворяться фантазиями или пройти курс лечения?

Несколько студентов поднимают руки. Некоторые говорят неуверенно, некоторые наоборот вставляют пару лестных эпитетов в сторону педофилов. И все склоняются к слишком тяжкой форме расстройства.

Прищурив глаза, профессор внимательно оглядывает студентов и останавливается на Фэй.

— Не поделитесь ли с нами мнением, мисс Данауэй?

Он сам не знает, почему цепляется к ней и почему до сих пор не может оценить её по «шкале Блэка».

Фэй чувствует раздражение, но подавляет нахлынувшие эмоции.

— Тип личности.

— Поясните.

— Есть категория маньяков, которые не могут контролировать свои расстройства, оттого и совершают все преступления. А есть те, кто считает себя умнее остальных. Девяносто пять процентов преступников уверены в идеальности своих преступлений. Такие всё тщательно планируют, подготавливаются и… совершают преступления. И, как правило, многие дела так и не раскрыты. Всё зависит от стечения обстоятельств и одного случая.

— Неплохо, по крайней мере Вам удалось доказать мне, что Вы способны думать.

Есть в нём что-то такое, что проскальзывает в каждом слове и жесте, но совершенно неописуемо. Юношеская непринуждённость, эксцентричное поведение… мужское очарование.

— Если бы одной из жертв Фурнире не удалось сбежать, то мир никогда бы не узнал о его зверских преступлениях. Ещё один аспект: преступник ищет определённый типаж жертв или ему достаточно только то, что они юны?

— Он ищет глупых жертв, — внезапно вырывает у Фэй, отчего несколько пар глаз устремляются на неё.

— Интересная теория. Не поделитесь?

Роберт словно оживает, обсуждая любимый предмет. Большинство мужчин обсуждают так футбол или женщин. К тому же такого оживлённого разговора давно не было на лекции, обычно ему приходилось говорить, лицезрея глупые физиономии. Правда, некоторые его студентки всегда скрашивали накатившую скукоту обворожительными и многообещающими улыбками.

— Ну, — вздохнув, Фэй откидывается на спинку стула. — Только глупая девушка согласится сесть в машину к незнакомцу или купится на что-то подобное. Общество давно пестрит уроками о том, как надо относиться к такому, и родители учат детей чему-то типа: «не бери у чужих конфет». Я бы никогда на такое не купилась.

— О, — весело восклицает он, — значит, Вы считаете себя умнее остальных девушек, думая, что застрахованы от подобного?

— Нет, я считаю, что попади я в такую ситуацию, то смогла бы за себя постоять. В конце концов, мы живём во времена полной эмансипации женщин, и не стоит судить их, как слабый пол.

— Я почти готов аплодировать, — издевательски бросает он. — Ежегодная речь для тайного клуба феминисток?

Фэй снова чувствует раздражение и отвечает ему ледяным взглядом. Ногти скользят по ноге, царапая джинсовую ткань.

— Мужчина физически сильнее женщины, и только если у Вас нет чёрного пояса по каратэ или пистолета в сумочке, то в теории вы сможете стать жертвой, несмотря на огромное самомнение, — он лениво скользит взглядом по рабочему столу, цепляя несколько скрепок. — Домашнее задание: план идеального убийства. Составить Вы должны сами, любые работы, скаченные с интернета, я даже читать не буду, а её обладатель автоматически не будет допускаться на итоговый зачёт.

Чёрные пряди волос Фэй лезут ей в лицо, и она откидывает их назад. Таких бестактных людей она встречала лишь однажды — в зеркале.

— Возвращаясь к делу Фурнире, напишите краткое эссе по нему. Я хочу знать Ваше мнение. Желающие могут обратиться к мисс Данауэй с просьбой научить их защититься от маньяков. Уверен, что места в клубе феминисток найдутся, где главная тема «мужчины примитивны».

Студенты рассмеялись, а на лице профессора Блэка появилась самодовольная улыбка, будто он умнее всех.

— Мужчина действительно примитивны, — надменно улыбаясь, она скользит взглядом по его телу, упираясь прямо в лицо.— Кто-то насилует маленьких девочек, а кто-то спит со студентками.

Звук звонка на секунду оглушил потрясённую аудиторию. Улыбка на его лице медленно гаснет. Несмотря на то, что лекция окончена, никто не двигается с места, застыв в разных позах. Взгляды мечутся от профессора Блэка к Фэй, пока она не встаёт с места, убирая книгу. Все снова оживают, спеша покинуть невидимую линию войны.

— До свиданья, профессор Блэк, — эту фразу она произносит невинным тоном, ощущая себя морально удовлетворённой.

— До встречи, Фэй, — его голос, на удивление звучит по-прежнему, кажется, даже появились озорные нотки, — шесть.

Да, он, наконец, определился.

Пальцы неустанно стучат по клавиатуре ноутбука, а глаза не отрываются от экрана. Постепенно руки немеют, мозг перестаёт нормально соображать, чтобы продумать действительно идеальное убийство. Это мало похоже на статьи для университетской газеты, которые она писала раньше.

— Фэй, тебе пора отдохнуть. Ты похожа на зомби.

В уголках глаз начинает жечь от усталости, и, прикрыв их на секунду, она смотрит на сестру. Селина всегда слишком беспокоится о ней. Синдром заботливой мамы. Наверное, это из-за того, что Фэй слишком рано потеряла родную мать, а Селина чувствовала себя виноватой, что они со своей матерью вторглись в их с отцом жизнь. Пусть они сёстры не по крови, но всегда были близки.

— Ты права. Просто я обязана написать эту работу на отлично, — она закрывает крышку ноутбука и удобнее устраивается на диване. — А в этом я сильно сомневаюсь.

Селина садится на кресло, внимательно за ней наблюдая.

— Ты же умница, — тепло отвечает она. — Я уверена, что твоя работа будет лучшей.

Фэй вспоминает лекцию профессора Блэка и утыкается лицом в мягкую подушку.

— Не думаю, что твоё мнение разделит профессор Блэк, — её голос звучит немного невнятно из-за подушки. — На лекции я сравнила его с педофилом…

— Ты сравнила Роберта с педофилом? — уточняет сестра, пытаясь переварить новость, а через секунду начинает громко смеяться, утопая в большом кресле.

Фэй удивлённо смотрит на неё, отмечая это простое «Роберт». Бровь чуть приподнимается, и она ждёт, пока её сестра перестанет веселиться.

— Боже, — сквозь смех пытается выговорить Лин, — я бы хотела видеть его лицо…

— Ты его знаешь? — не выдерживает она, чувствуя необъяснимое негодование.

Лин, наконец, успокаивается, но улыбка всё ещё бродит по её красивому лицу. В детстве Фэй часто завидовала сводной сестре. Она всегда была такой яркой, красивой, солнечной, будто миновала очередь, где раздавали недостатки. Она всегда улыбалась так, что всем казалось, будто всё вокруг начинает светиться. Светлые волосы, пухлые губы, модельный рост и задорный смех — она всегда привлекает внимание, очаровывая мужчин. А напротив холодной Фэй она всегда кажется настоящим солнцем.

— Я посещала его лекции на четвёртом курсе. Он такой… — мечтательно отвечает она, вспоминая Роберта, — сексуальный и обаятельный… и мы неплохо ладили.

— Ты спала с ним? — осуждающе спрашивает Фэй чуть громче, чем следует.

— Конечно, нет, — в голосе Селины чувствуется обида. — Ты же знаешь, что я встречалась с Ридом с первого курса и никогда бы ему не изменила.

Фэй ощущает себя виноватой, но совершенно не может подобрать слов для извинений. Они всегда даются ей трудно.

— Кстати, когда вернётся Рид? — она решает сменить тему на более приятную. Лин всегда расцветает при упоминании о муже.

— Скоро. Он будет рад тебя видеть. С тех пор, как отец купил тебе квартиру, ты всё реже навещаешь нас. Мама тоже жалуется, что ты про них забыла…

Она виновато улыбается, пожимая плечами. Как же она любит свою семью. Весёлого отца, который, несмотря на работу, всегда находит время для семьи. Эмму — мачеху, заменившую ей родную мать. И Селину с Ридом, всегда готовых ей помочь. Она действительно всех их любит, пока они не начинают говорить о её личной жизни.

«Дорогая, тебе уже девятнадцать, а ты ещё ни разу не приводила домой парня для знакомства».

«Фэй, тебе пора с кем-нибудь встречаться».

«Милая, у Рида есть кузен…»

В таких случаях она лишь закатывает глаза, предпочитая молчать. Если дать волю своему языку, то выйдет что-то наподобие недавней лекции.

— Знаешь, я, наверное, пойду, чтобы не мешать тебе и испеку твои любимые малиновые кексы.

— Ты сделаешь меня самой счастливой, — отвечает девушка, улыбаясь. Все всегда улыбались, когда Селина собиралась готовить, показывая, как они рады. На самом деле она ужасно готовит, но ей безумно нравится порхать по кухне с поваренной книгой в руках.

— Кстати, — Селина останавливается у двери комнаты, внимательно смотря на неё. — Как он тебя оценил?

— Кто?

— Роберт… ну, знаешь, у него есть собственная «шкала Блэка», оценивающая всех студенток. Я была Селина пять.

Боже, что за извращение. Этот профессор точно ненормальный. Открыто оценивать студенток, словно они товар в магазине. Она снова чувствует знакомое раздражение.

— Это ужасно, Лин. Ты достойна большего, чем пять… А я… кажется, он сказал «Фэй шесть», но я, как минимум тяну на девятку. Тебе не кажется?

Бровь Селины взлетает вверх, а уголки губ приподнимаются в улыбке.

— Радость моя, шесть — наивысшая оценка по «шкале Блэка». Во времена моей учёбы никто не удостаивался быть «шесть»…

Она вся сжимается, не зная, как реагировать.

— Наверное, просто никто не додумался сравнить его с педофилом, — на лице появляется натянутая улыбка.

— Просто будь осторожнее, Фэй, — мягко говорит Селина, скрываясь за дверью малой гостиной.

Она, наконец, расслабляется, вытягиваясь на мягком диване. Волосы небрежно разметались по подушке, а глаза упираются во французский потолок, изучая своё размытое отражение. Она всегда чувствует себя спокойно в этом доме — так близко к небу на пятидесятом этаже. Квартира была настолько огромной, что её обитатели могли не встречаться здесь целый день.

Слабо выдыхая, Фэй пытается понять своё отношение к профессору Блэку. Он такой грубый, бестактный, к тому же ещё и хам. Но в уме ему не откажешь, как и в обаянии. Но если эта «шкала Блэка» — правда, то почему она шестёрка? Она никогда не страдала слишком заниженной самооценкой, скорее наоборот, но всё же на моделей в его кабинете она не похожа. Парни говорили ей, что она красива, умна, но держались на расстоянии. У неё всегда складывалось ощущение, будто они её боятся. Достаточно взглянуть в зеркало, чтобы увидеть весь этот лёд, отчуждённость, а когда она зла, то в глубине зелёных глаз разгорается пламя. Определённо, в средние века её бы сожгли.

Мысли в голове путаются, на тело накатывает усталость, глаза не выдерживают тяжести век и закрываются.

Она подумает обо всём этом завтра, когда определится, как ко всему этому относится.

***

— Так она сравнила тебя с педофилом? — весело восклицает блондин, отчего все посетители ресторана начинают косо на них смотреть.

— Ты спрашиваешь об этом в пятый раз, Фредс, — сквозь зубы отвечает Роберт, пытаясь не раздражаться.

Один из лучших судей Нью-Йорка и лучший друг Роберта — Фредерик Эванс иногда был невыносимым идиотом. Или просто притворялся таковым?

— И теперь она «шесть»?

— О господи, да, — не выдерживает Роберт, отрываясь от тарелки с любимым блюдом, и смотрит в упор на друга. — Перестань всё переспрашивать.

— Всё действительно серьёзно, раз ты вспомнил Господа. Ты же атеист, забыл?

Закатив глаза, он возвращается к еде, разрезая мясо ножом. Он уже начинает жалеть, что рассказал Фреду об этом случае.

— Так какая она? Эта загадочная «шесть»…

Он видит, как ему любопытно. Фредерик примерный семьянин, отец троих детей; они знакомы со времён их учёбы в Гарварде, и Блэк с уверенностью может сказать, что Фред не способен на измену. Может, поэтому ему и интересно слушать о его похождениях? Как бы он не осуждал его связь со студентками и не читал лекции о том, что пора остановиться, Роберт всё равно видел, что друг получает удовольствие от этих бесед, будто возвращаясь в молодость.

— Она… необычная, — он пытается подобрать слова, чтобы описать Фэй, но сейчас это кажется невыполнимой задачей. — Брюнетка, зеленоглазая, стройная, невысокая… И похожа на девушек, которых рисуют в книгах о демонологии.

— В смысле?

— Ну, знаешь… — он задумывается, — надо видеть её взгляд. Складывается ощущение, что в её глазах пляшет адский огонь, и при этом становится ужасно холодно…

— Роб, ты же понимаешь, что ей девятнадцать? Даже не двадцать, как Мари пять… тебе не кажется, что это уже перебор? Найди какую-нибудь четверокурсницу-гота, если потянуло на ад…

— Нет, — упрямо заявляет Блэк с безумным блеском в синих глазах. — Я хочу Фэй шесть. Ты же знаешь меня.

Фредс устало вздыхает, зная, что если Роб поставил перед собой цель, то он обязательно её добьётся. Тридцать семь лет, а он всё не меняется. Эванс делает глоток коньяка, мимолётно кидая взгляд на часы в ресторане.

— Одолжи мне своих сыновей, — его голос звучит так, словно он сказал «одолжи мне пять баксов». — Мне нужно, чтобы они напали на неё.

— Что? — от неожиданности Фредс выплёскивает коньяк на рубашку Роберта и пытается откашляться. — Ты в своём уме? Это преступление…

Роберт кривится, глядя на следы коньяка на своей рубашке. Раз в жизни решил надеть что-то приличное и не повезло.

— Не паникуй, Фредди. У меня есть план.

***

Отвлекаясь от чтения «Нью-Йорк Таймс», он обнаруживает, что уже два часа ночи, а у него завтра первая лекция в девять утра. Отложив газету, он снимает очки, которые всегда надевает, чтобы почитать и устало закрывает глаза.

Мысли возвращаются к Данауэй. Почему-то ему легче называть её по фамилии, чем «Фэй шесть». Чем же она так его зацепила? Определённо тем, что не боится высказать своё мнение. Да и есть в ней что-то ужасно притягательное. Бледная кожа, огромные глаза, не скупящиеся на выразительные взгляды. Ещё на лекции Роберт заметил, что она почти не красится, лишь подчёркивает косметикой глаза и чёткую линию бровей.

Бывает ли огонь холодным? Или лёд горячим? Нет. Но когда она смотрит на тебя, то кажется, будто на коже оседает иней, а лёгкие разрывает пожар. Может, она и правда ведьма, и поэтому, глядя на неё, он забывает выученные наизусть тексты Джаггера, рецепты изготовления бомб в домашних условиях и весь свод правил «Мизантропа-эгоцентрика».

Ещё немного и это взгляд может стать одержимостью. Он снова ощущает привычное возбуждение в сознании от новой цели. Сейчас его мозг лихорадочно вырабатывает стратегию, пытаясь не прибегать к старым методам. Это ведь чертовски важно: чувствовать дыхание жизни от каждого нового ощущения. В его жизни давно все эмоции смешались, а чувства приобрели одинаковый оттенок. Возможно, не будь он таким циником, всё бы было по-другому.

Многие бы просто сказали, что это всё оттого, что он никогда не любил, но ему вообще-то плевать. У Роберта Блэка в жизни было сотни девушек, но любовь у него была одна — старушка Британия. Нью-Йорк никогда не станет лучше Лондона. Там, мать их, появились на свет Битлы, Секс Пистолс, Депеши и чертова толпа рок-групп, которые воспитали в нём идеальный музыкальный вкус. Некоторые бы удивились, узнай они профессора Блэка лучше. Но кто сказал, что он должен подтверждать каноны и стереотипы?

Фэй никуда от него не ускользнёт — не сможет, как и остальные. Это уже аксиома.

***

Она выходит из кондитерского магазина, оглядываясь по сторонам. На часах одиннадцать ночи, до дома всего-то два квартала, и она решает пройтись пешком. Перевесив сумку на левое плечо, она зажимает в руке пластиковую коробку с любимыми шоколадно-бисквитными пирожным и, не спеша, идёт вдоль оживлённого тротуара.

Ночью Нью-Йорк, словно оживает, стряхивая с себя повседневную суету, духоту и пыль. Люди меняют деловые костюмы на что-то яркое, становясь частью чего-то действительно масштабного. Скажите любому прохожему, что вы не любите ночной город, и он покрутит пальцем у виска. Как можно не любить олицетворение самой жизни?

Фэй бросает завороженный взгляд на Бруклинский мост вдали, сияющий тысячами огней. Наверное, в глубине души она романтик, потому что каждый раз, когда Фей смотрит на него, ее воображение рисует красочные картинки. Если говорить о романтике, то она не сможет дать точное определение этого слова. Может, это все эти ужины при свечах, цветы, серенады и признания в любви под луной. А, может, что-то едва уловимое в отношениях между мужчиной и женщиной, известное только им одним. Фэй вспоминание парней, с которыми встречалась раньше. Это не было любовью, сумасшедшими порывами или всем тем, чем пестрят книги Николаса Спаркса или Джейн Остин. Симпатия и всё. О таких историях не пишут в книгах, не снимают по ним фильмы.

Фэй Данауэй не из тех девушек, которые ждут серьёзных отношений и втайне распланировали свою свадьбу и придумали имена своим будущим детям. Она вообще ни о чём таком не думает, давая возможность судьбе самой решать. Под толстой корочкой льда пылает огонь, способный поджечь весь этот грёбанный Нью-Йорк. Эпические истории любви всегда завораживали её: трагедия Роми Шнайдер и Ален Делона, безумство Авы Гарднер и Фрэнка Синатры, нежность Лорен Бэколл и Хамфри Боггарта, сломленность Вивьен Ли и Лоуренса Оливье, трудности Ингрид Бергман и Роберто Росселлини — все эти истории разные, но похожи в одном — все они трагичные. Неужели мы способны восхищаться только масштабными драмами? Почему мы не читаем с замирание сердца про каких-нибудь Джона и Джейн, у которых пятеро детей, две собаки и дом в пригороде? Кто бы знал, что за непроницаемым холодом таятся идеалы золотой любви.

Сворачивая за угол, она попадает в тёмный переулок, кишащий бродячими кошками и крысами. Неприятное место, но так быстрее. Поморщив лицо, Фэй сжимает плечи, ускоряя шаг. Сзади раздаётся глухой кашель, но она упрямо продолжает идти вперёд, пока кожа не покрывается мурашками от ощущения чей-то близости за спиной.

— Эй, ты… Стой…

Фэй останавливается, ощущая, как внутренности сжимаются в тугой ком от страха. Спокойно. Надо просто молчать, отдать деньги, и они уйдут. Медленно разворачиваясь, Фэй упирается взглядом в двух подростков в капюшонах. На вид лет пятнадцать или чуть больше. Боже, это же дети. Сама не понимая почему, она успокаивается.

— Гони сюда кошелёк, — говорит тот, что повыше.

Она видит, как они нервничают, и вспоминает все те приёмы, про которые говорили на уроках по психологической самозащите, на которые её потащила Селина после какого-то случая у неё на работе.

— Вам не стоит портить свою жизнь криминалом, — осторожно начинает она, приподнимая руки в знак мира. — Вы ещё молоды и можете выбрать другую дорогу в жизни…

От неё не ускользает то, что они постоянно переглядываются, не решаясь предпринять каких-либо действий. Либо они идиоты, либо новички. Будто прочитав её мысли, они подходят к ней, и, мысленно попросив прощение за то, что собирается сделать, Фэй со всего размаху бьёт сумкой одного из них по голове. Две книги в твёрдом переплёте, лежащие в сумке, делают удар более эффективным, и парень, хватаясь за голову, стонет от боли. Коробка с пирожными падает на пол, попадая под ноги второму, спешащему к другу.

— Дик, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает он, забывая о ней.

У Фэй складывается ощущение, будто перед ней разыгрывается какая-то низкосортная пьеса, больше похожая на цирк. Вместо того чтобы убежать, она наблюдает за ними, пока рядом не появляется ещё кто-то…

Ооо… У Фэй вырывается удивленный возглас, а глаза смотрят в упор на… профессора Роберта Блэка. Прежде чем он успевает что-либо сказать, низкий парень обращается к нему:

— Дядя Роб, она ударила Дика сумкой по голове….

WTF?

— Мы так не договаривались.

***

Теперь Роберт с уверенностью может сказать, что сыновья Фредерика Эванса похожи на своего отца — такие же конченные идиоты.

А ведь всё должно было быть по-другому.

Избегая смотреть смотреть ей в лицо, он раздражённо закатывает глаза.

— Дик, Джеймс, — обращаясь к мальчишкам, он подходит к ним, — отвезти в больницу или домой?

Фэй не совсем понимает, что сейчас происходит, но решает промолчать, пока они не останутся наедине.

— Нет. У нас встреча с друзьями, — отвечает Дик, морщась от головной боли.

— Хорошо, идите, — выдыхает он.

Дик и Джеймс Эванс вопросительно смотрят на него, немного замявшись. Теперь он проклинает тот день, когда согласился быть их крёстным отцом. Вытащив из кармана бумажник, Роберт отчитывает несколько десятидолларовых купюр и протягивает мальчишкам.

Блэк перехватывает взгляд Данауэй, даже не пытаясь подобрать прилагательное для его характеристики. Но он же Роберт Блэк, и смущаться не в его стиле.

— Вы сумасшедший, или я чего-то не понимаю? — её тон похож на сироп, покрывающий айсберг.

— Да, ошибочка вышла, — непринуждённо отвечает Блэк, усмехаясь. — Хотел преподать урок, что вы не всегда сможете контролировать подобные ситуации, что бы не говорили тогда на лекции, но мои крестники оказались идиотами. Так что забудем.

— Забудем? — чуть ли не задохнувшись от возмущения, она подходит к нему, раздавливая каблуком сапога остатки пирожного в коробке. — Вы вообще понимаете, что весь этот цирк — ненормально?

Фэй пытается избавиться от возмущения, стараясь выглядеть хладнокровной, но, в общем-то, это у неё не очень-то получается. Не каждый день на неё пытаются напасть двое детей по просьбе учителя.

Он всё ещё ухмыляется, и она вздёргивает аккуратный носик, окатывая его волной презрения.

— Просто я хотел проверить эффективность клуба феминисток…

На самом деле он хотел не этого. Вернее, не только этого. Просто женщины относятся по-другому к своим спасителям. Метод рыцаря — чистая психология.

— Лучше провертись у психиатра.

Обойдя его, Фэй гордо направляется вперёд и расслабляется, как только оказывается на людном тротуаре.

Блэк тихо выругивается ей в спину и догоняет, пристраиваясь рядом. Яркие вывески освещают дорогу, и в этом потоке людей они кажутся вполне обычными.

— Проверялся. Всё в порядке. Могу даже справку показать, — шутит он, но она никак не реагирует. — Я видел раздавленное пирожное и готов признать за это вину, — она косится на него и снова отворачивается. — Только за это… Здесь есть кондитерская, где продают мои любимые брауни со сливочной начинкой…

Резко останавливаясь посреди дороги, Фэй упирается взглядом в синие глаза. Боже, что он о себе возомнил? Легенды об его эксцентричности слегка приуменьшены. Он же может найти себе другую жертву со своей идиотской шкалой и отстать от неё. Внутри появляется чувство, что всё это неправильно и ужасно глупо. Он её преподаватель.

— Просто отстаньте от меня. Я знаю о ваших увлечениях и о «шкале Блэка». Мне это не интересно, даже более того — мне это противно, — презрительно бросая ему фразу за фразой, она прищуривает свои огромные глаза, становясь похожей на валькирию.

Он много раз слышал подобное. Конечно, леди должна отказать несколько раз для приличия, прежде чем согласится. Своеобразное правило из раздела «как зацепить мужчину». Апостериори, все эти леди были очень хороши в постели…

Роберт бы мог разыграть соответствующую драмокомедию, но по самолюбию бьёт презрение и надменность, сквозящие в её голосе и взгляде. В конце концов, она обычная студентка, каких много…

— Брось, Фэй, — немного цинично отвечает он, выпрямляясь. Разница в росте сразу остро ощущается. — Все эти штучки а-ля Элизабет Беннет подойдут для Дарси, так что оставь это для глупых мальчишек. Образ Снежной Королевы кажется тебе охренительно-крутым в тандеме с этими пронзительными взглядами, которые ты, скорее всего, не раз репетировала перед зеркалом. Не находишь, что это немного глупо и жалко?

Фэй чувствует нарастающую внутри злость, и ей хочется спрятаться в какой-нибудь угол, чтобы затолкать эту вспышку ненависти глубоко внутрь. Она ненавидит ненавидеть, как бы странно это не звучало. Его слова лезвием играют на натянутых нервах и гордости, что она не выдерживает.

— Нет, не кажется. Знаешь, что мне кажется глупым и жалким? Преподаватель, тащащий в постель каждую смазливую студентку в попытке вернуть молодость и потешить мужское эго. Да все студентки знают, что если переспят с тобой, получат зачёт, так что твоя харизма здесь не причём.

Брошенные друг в друга презрительно-насмешливые фразы больше напоминают безумное танго из безнадёжно-надменных слов.

Отдышавшись, Фэй не вполне осознаёт то, что сейчас наговорила и то, что они перешли в разговоре на «ты». Слепая ярость всё ещё захлёстывает, отметая здравый смысл. Пусть она соврала в последней фразе, но он не имел право так с ней разговаривать. Он… он…

Блэк молчит, нацепив непроницаемую маску. Его редко можно было увидеть таким — холодным, спокойным, без единого намёка на привычную насмешливую улыбку и непринуждённость. Если приглядеться, то можно заметить, как скулы сводит от судорожной ярости, но он всё равно молчит.

Резко отвернувшись, Фэй уходит первой, даже не оборачиваясь, как бы ей не хотелось. На периферии сознания мелькают мысли, что это было слишком грубо, и надо бы извиниться, но в ушах снова и снова звучит его циничный тон и «Снежная Королева».

Мир перевернулся, раз она у него стала «Фэй шесть», а он… Теперь не выходит у неё из головы.

Он вновь и вновь прокручивает в голове брошенные ему в лицо слова Фэй, а стоит закрыть глаза, как сознание начинает восстанавливать в памяти её образ. Роберт говорит себе, что это чушь, но в глубине души появляются сомнения. Он всегда был настолько уверен в себе, что никогда не задумывался о том, что студентки могут с ним спать из-за зачёта… Бред. Его личная жизнь никогда не влияет на работу. Какими бы ни были его увлечения, на лекции Блэк — преподаватель. Данауэй просто слишком много мнит о себе.

Роберт ищет её глазами постоянно, а когда находит, она быстро отворачивается. В первый раз в жизни всё идёт не по плану. Нет, ему и раньше попадались высокомерные девчонки, но он всегда находил подход к каждой. Теперь затащить её в постель — дело принципа. Это было бы смешно, если бы так не раздражало.

Фэй не появляется на его лекциях, которых у неё и так немного. Всего-то раз в две недели, и она уже пропустила пару. Роберт успевает немного отвлечься с помощью Роуз пять; раньше он радовался, находя среди всей этой пестроты девушек «пятёрку», но сейчас они стали лишь частью обыденности и простоты. А Блэк терпеть не может, когда «всё легко». Ещё он пытается найти новую «шестёрку», но теперь все ему кажутся какими-то блёклыми по сравнению с Фэй.

Она никуда от него не ускользнёт, пусть на это и уйдёт больше времени, чем он предполагал.

***

Фэй, сама не зная почему, избегает его везде: в кафетерии, в коридорах, в аудиториях и даже на парковке. Отчасти ей стыдно за свои слова, а отчасти она зла на Блэка. Раньше Фэй менее болезненно реагировала на оскорбления, находя им обоснованные оправдания. Так почему она не может сделать этого сейчас?

Фэй замечает, как Роберт на неё смотрит, и не знает, как к этому относиться. Ей хочется, чтобы он о ней забыл или просто отстал, хочется смешаться с толпой. Как назло, все вокруг будто сговорились, обсуждая только «классного профессора Блэка». Фэй и не подозревала, насколько он популярен в университете. Каждая пятая девушка смотрит на Роберта с обожанием, а он прицепился именно к ней.

Фэй Данауэй не из тех, кто сдаётся. Блэк обязательно отстанет от неё, только нужно время.

***

Отбросив самокопание и самобичевание на тему: «Почему именно я?», Фэй решает действовать.

Она заходит в аудиторию ровно за пять минут до звонка и садится за первую парту. Чёрные волосы собраны в высокий хвост, открывая взору фарфоровую кожу лица, и на её фоне глаза кажутся неестественно яркими. Закинув ногу на ногу, Фэй опускает голову, делая вид, что разглядывает свои ногти.

Роберт ухмыляется, думая, что он был прав, и никуда Данауэй от него не убежит. Не стесняясь смотреть на неё в упор, он не замечает, как к нему подходит Энн четыре и кладёт что-то ему на стол. На поверку это оказывается пластмассовая коробка с… брауни со сливочной начинкой — его любимый десерт. Очень мило, но Роберт Блэк не слишком-то верит в подобные совпадения.

— Спасибо, Энн четыре, — бросает он, и не успевает она отойти, как появляется Кэти три с аналогичным подарком. Это уже… Резко подняв голову, Блэк сталкивается взглядом с Фэй.

Она наблюдает с любопытством. Стоило невзначай обронить, что профессор Блэк любит десерт из кондитерской на Пятой авеню, как девушки сразу же начали действовать. Изогнув аккуратную бровь, Фэй едва заметно приподнимает уголки губ в усмешке и выдерживает его взгляд. У неё складывается впечатление, что мистер Блэк хочет просверлить её глазами. Может, и неплохо быть Снежной Королевой.

Значит, девочка решила поиграть. Ну что ж, отлично. На лице Роберта тоже появляется ухмылка, и он встаёт, как только раздается звонок.

— Я проверил работы, присланные мне на электронную почту, — громко говорит Блэк, — и все они, — взяв мел со стола, он небрежно выводит на доске большими буквами «ОТСТОЙ». — Полнейшая бездарность, за исключением трёх действительно интересных и продуманных.

Фэй хочется, чтобы её работа входила в число этих трёх, но не особо тешит себя надеждами. Отнюдь не из-за того, что считает свой план убийства бездарным, скорее, здесь сыграет свою роль предвзятое отношение преподавателя. Надо учиться держать язык за зубами.

Кинув мел обратно на стол, Блэк поворачивается к ней.

— Мисс Данауэй, вы выбрали для своей работы убийство, замаскированное под суицид. Состоятельный мужчина средних лет застрелен любовником жены в собственном кабинете. Пистолет без регистрации, откупоренная бутылка виски и прощальная записка в компьютере. Убийца делает всё тщательно: не оставляет отпечатки пальцев или любые следы ДНК, — в аудитории идеальная тишина. — Казалось бы, убийце или, как в данном случае, убийцам — жене и любовнику — всё сойдёт с рук. Утром его обнаружит секретарша, полиция найдёт только отпечатки убитого на клавиатуре, а в записке будет какое-нибудь раскаяние в грехе…

Фэй помнит свою работу наизусть. Внутри всё неприятно напрягается, потому что ни к чему хорошему это не приведёт. Он снова прицепился именно к ней. Из десятка работ профессор Блэк выбрал именно её, желая позлорадствовать.

— Вы написали, что цель убийства — получение наследства. После смерти мужа, жена получит весь капитал, и голубки-соучастники будут купаться в деньгах. Но, — он особенно выделяет последнее слово, — вы совершенно бестолковы, когда дело касается следствия. Если убитый богат, любой опытный полицейский в первую очередь выяснит, кому достанутся все деньги, а из этого следует, — Роберт окидывает взглядом аудиторию, выжидая, но видит лишь глупые лица. Для него они всегда будут такими. — Из этого следует, что за вдовой будут наблюдать и рано или поздно обнаружат её любовника. А там уже дело техники. Увы, жажда денег толкает и на более глупые убийства.

Банально. Даже слишком. Может, для студентов это и кажется идеальным планом убийства, но не для него. За свою адвокатскую карьеру, Роберт Блэк не раз сталкивался с подобным.

Фэй молчит, выдерживая взгляды присутствующих. Это всего лишь глупое задание, и плевать, что оно не получилось. Она же не собирается никого убивать по-настоящему. Правда, в глубине души становится немного обидно. Блэк мог бы выбрать для примера любую другую работу.

— Бездарно и глупо.

Она поджимает губы, стараясь не смотреть на него, потому что самодовольство, написанное на его лице, ужасно раздражает.

Роберт сам не знает, почему ему нравится придираться именно к Фэй. Ему попадались работы и похуже, но перепалки с ней наполнены адреналином и яркими эмоциями, которых ему так не хватает. Блэк вплотную подходит к её парте и чуть наклоняется.

— Может, вы хотите нам что-нибудь сказать? — негромко спрашивает он, прекрасно зная, что сейчас за ними следят все студенты.

Фэй поднимает ничего не выражающие глаза, ощущая внезапное безразличие. Блэк делает это специально: провоцирует её, чтобы отомстить за те слова.

— Нет, сэр, — чётко отвечает она, улавливая тень разочарования в его глазах.

Когда, наконец, вновь раздаётся звонок, Фэй хочется скорее покинуть аудиторию, но профессор Блэк, видимо, не разделяет её желания.

— Данауэй, задержитесь.

Закатив рукава тонкой кофты, Роберт откидывается на спинку рабочего кресла и кладет ноги на стол. Дожидаясь, пока они останутся наедине, он берёт пластмассовую коробку. В подарок к брауни идёт пластиковая вилка, и, подцепив ею кусочек пирожного, он спокойно съедает его, не заботясь о том, как это выглядит.

— Ты не хочешь извиниться?

Фэй кажется, что она никогда не привыкнет к его эксцентричности, даже после случая с нападением. Сжав в ладонях ручку сумки, она чувствует себя провинившейся школьницей, оставленной после занятий.

— Эм, за что? — не совсем понимая, что он имеет виду, Фэй вопросительно поднимает брови.

— Ты сама знаешь… — продолжая есть, Блэк даже не смотрит на неё.

Роберт думает, что ему самому не мешает извиниться, но смысл? Он может говорить всё, что захочет, а вот ему подобного говорить никто не должен. Эгоистичная логика, но Блэка это не волнует.

Фэй понадеялась, что если его «атакуют» другие девушки, он переключит внимание на них, но надежда — регресс человечества. На неё накатывает знакомое раздражение; она пыталась вести себя неприметно и спокойно, промолчала, когда Роберт провоцировал её на очередной конфликт, но наглость по отношению к себе Фэй не прощает.

— За то, что препятствую попыткам затащить меня в постель?

Пластиковая вилка падает на пол. Напряжение между ними снова растёт, грозя разгромить всё вокруг только из-за одного противостояния в их взглядах.

— Милая моя, — в голосе Блэка звучит неприкрытая грубость, — либо у тебя действительно завышенная самооценка, либо все эти «попытки» существуют лишь у тебя в воображении.

Целая секунда уходит на то, чтобы совладать с собственными эмоциями. Обида начинает пожирать изнутри; ещё ни разу в жизни Фэй не чувствовала себя настолько оскорблённой.

— До встречи, профессор Блэк, — её голос звучит глухо, а глаза смотрят сквозь него.

Развернувшись на невысоких каблуках, Фэй выходит из кабинета, оставляя Роберта наедине со своим эгоизмом и наглостью. Она подумает об этом завтра, когда не будет так обидно.

Резко закрыв крышку коробочки, Блэк стукается об неё головой несколько раз и швыряет через небольшой помост у доски, попадая прямо в ведро. Он, конечно, сволочь и эгоист, но никогда не позволял себе быть настолько грубым… Какого чёрта с ним происходит?

Она нервно сжимает в руке чёрную папку, сидя в приёмной Джилла Абрамсона — главного редактора «The New York Times». Взгляд скользит по присутствующим и упирается в широкое окно, где за стеклом раскинулся великолепный пейзаж. Нью-Йорк вообще прекрасен осенью: деревья покрыты жёлто-красными листьями, медленно опадающими золотым ковром на землю. Вокруг стало ярче, будто трепетная рука художника кистью прошлась по природе, окрашивая всё в пёстрые цвета. Это любимое время года Фэй. Говорят, осень — время поэтов и задумчивых женщин, время, когда кренится чаша весов, и необузданная ярость жизни идёт на убыль. Осенью оседает пыль. Пыль переживаний, бьющих по оголенным нервам, пыль безумных идей и почти начатых свершений. Осенью остывает небо.

У людей, сидящих с Фэй в очереди, цель такая же, как и у неё — получить место стажёра в самой престижной газете Нью-Йорка и третьей по популярности в США. Фэй первая и должна радоваться, но в душе ей страшно. А вдруг она не понравится главному редактору? Что если мистер Абрамсон сочтёт её статьи глупыми и бездарными? Это своего рода первый её самостоятельный шаг во взрослую жизнь. Раньше все важные решения в жизни Фэй принимали отец или Селина, но ей уже девятнадцать — пора взрослеть. Семья не всегда будет нянчиться с ней, как с маленькой девочкой.

Упираясь спиной в стену, Фэй раскрывает свою папку-портфолио со статьями, написанными для школьной газеты, а позже и для университетской. Пробежав глазами по статье, посвящённой самоубийству мистера Колина — одного из школьных учителей, она тяжело выдыхает. В памяти всплывает неприятное воспоминание о лекции профессора Блэка, где он назвал Фэй не только глупой, но и раскритиковал её работу. Конечно, отчасти эта была своего рода месть, но почему бы просто от неё не отстать? Вокруг полно студенток, жаждущих его внимания. Что в Фэй особенного? Хотя, каждый человек уникален, но Блэк мог бы выбрать одну из тех девушек, про которых пишут в модных журналах. Или пусть вообще никого не выбирает. Спать со студентками — аморально даже для современного развращённого общества, где даже не удивишь сменой пола.

Подавив в себе обиду, первым делом Фэй хотела перестать посещать лекции профессора Блэка, но это было бы проявлением слабости, а этого она себе позволить не могла. Окружающие всегда говорили, что у Фэй слишком высокие требования к людям. Но они не знают, что больше всего она требует от себя.

Быть сильной. Быть собой. Быть личностью.

Дверь кабинета открывается, выпуская мужчину.

— Я тебе позвоню, Джилл…

Фэй слышит знакомый голос и резко вскидывает голову. Вы верите в совпадения? Минуту назад она думала о нём, а сейчас видит перед собой. Профессор Роберт Блэк. У Фэй возникает дикое ощущение, что он её преследует, но это уже слишком… Нью-Йорк огромен, но почему-то предпочитает пересекать их пути.

Встречаясь с ним взглядом, Фэй замечает лёгкое удивление длиною в две секунды и слышит голос секретарши:

— Мисс Данауэй, мистер Абрамсон вас ждёт.

Машинально кивая, Фэй обходит Блэка, скрываясь за дверью. В конце концов, она не обязана с ним здороваться вне стен университета.

***

У Роберта возникает странное ощущение, оставляющее неприятный осадок в душе. Он едва успевает взглянуть ей в глаза, прежде чем она входит в кабинет.

Вся эта весёлость, уверенность, цинизм разом слетают с Роберта, словно маска, а без неё остаётся голое чувство, незнакомое до этой минуты. Как он не пытается подобрать к нему разные эпитеты, название у него одно — чувство вины. Питая глубочайшее отвращение к этому ощущению, Блэку хочется выблевать его всё без остатка, но вместо этого Роберт думает о Фэй.

Сначала его привлёк в ней острый язык, потом смелость, и, наконец, глаза — большие, зелёные, отражающие всю бурю эмоций, бушующую в ее душе, которую она так тщательно скрывает под толстым слоем льда. Когда-нибудь он треснет, и разгорится огонь, только вот Блэк не уверен: хочет ли он стать свидетелем пожара?

Может, ему забыть о ней и переключить внимание на кого-нибудь другого? Например, на Энн четыре. Она может стать «пятёркой», если приглядеться. Нет. Отступить — значит проявить слабость, а это непозволительная роскошь для Роберта.

Глубоко погрузившись в свои мысли, он не замечает, как уже пятнадцать минут стоит в фойе, сам не зная зачем.

Лифт издаёт характерный звон, и его двери разъезжаются в сторону, сталкивая Фэй и Роберта снова лицом к лицу.

— Привет, Фэй, — он пытается вести себя как обычно, но между ними сразу же возникает огромная стена, выстроенная из напряжения, обид и неловкости.

— Здравствуйте, профессор Блэк, — её ответ звучит сухо, без единого намёка даже на элементарную вежливость.

— Как прошло собеседование?

Чёрт, почему он ведёт себя, как какой-то мальчишка? Он — Роберт Блэк. И его единственный принцип в том, чтобы быть беспринципным.

— Отлично. Всё время воображала, как мистер Абрамсон пытается затащить меня в постель, — резко отвечает Фэй, тут же замолкая. Хоть какое-то проявление эмоций с её стороны.

Блэк замечает, что Фэй борется с собой после этих слов, ведь он всё ещё её преподаватель, хоть и не из числа любимых.

Чувство вины не хочет покидать его, толкая на нехарактерные поступки. Всё бывает в жизни в первый раз?

— Фэй, — он делает паузу, — я хотел бы… извиниться за свои слова, которые могли обидеть тебя. Я был неправ.

Данауэй молчит, уставившись в пол, затем медленно кивает головой и слабо выдыхает.

— Тогда я тоже хочу извиниться. Мы оба были неправы и повели себя немного инфантильно и импульсивно.

Кажется, и Фэй, и Блэк чувствуют облегчение.

Он мог бы сказать, что это его привычный стиль поведения, но выбирает молчание. Новые конфликты Блэку ни к чему, заново ощутить это отвратное чувство ему не особо-то хочется. Да, он эгоист, потому что извинился, чтобы избавиться от чувства вины, а не потому что ему действительно жаль. Или просто не хочется заглядывать глубже в себя.

— Тогда всё o`kей?

Фэй неловко улыбается, пожимая плечами.

— Да, профессор Блэк.

— Зови меня просто Роберт, — усмехнувшись, Блэк засовывает руки в карманы джинс. — Вне стен университета стараюсь забыть, что я преподаватель, — звучит легкомысленно, но правдиво.

На её лице мелькает лёгкая растерянность, забавляющая его.

— Хорошо, проф… Роберт. До свидания.

— До встречи, Фэй.

Проводив ее взглядом, Блэк устало выдыхает, ощутив лёгкое удовлетворение.

***

Эта лекция профессора Блэка кажется Фэй самой нормальной, если так можно выразиться. Он не придирается к ней, не задевает, кажется, он вообще не обращает на неё внимания, и это радует. Терпеть очередные придирки преподавателя на глазах у всей аудитории Данауэй уже надоело.

Фэй закидывает ногу на ногу, платье закономерно ползёт вверх, оголяя светлую кожу ног. Перекинув небрежную косу на одну сторону, она выводит узоры на полях тетради, полностью абстрагируясь от окружающего мира. Фэй нередко говорили, что она живёт в своих собственных фантазиях больше, чем в реальности. Отец упрекает ее в том, что порой не понимает её, а сама Фэй ничего не может с этим поделать. Как окружающие могут понять её, если она сама себя порой не понимает? В старшей школе одноклассницы называли Фэй странной, впрочем, ей это даже нравилось. Есть что-то привлекательное в том, чтобы быть не такой, как вся эта серая масса вокруг.

Быть сильной. Быть собой. Быть личностью.

Звук звонка вырывает Фэй из размышлений и, растерянно оглядевшись, она замечает, что аудитория почти пуста. Почти, потому здесь остались только она и профессор Блэк.

— Ты получила место стажёра в Нью-Йорк Таймс? — его голос звучит обыденно, словно они каждый день обсуждают, как у них дела.

— Ещё нет, — Фэй пожимает плечами, складывая тетрадь и ручку в сумку. — Мистер Абрамсон дал мне задание: написать статью о каком-нибудь старом событии так, чтобы она не была похожа ни на одну из тех, что уже писались.

— Джилл бывает противным, когда захочет, но он — гений. Почти такой же, как и я.

— Вы давно знакомы? — из любопытства интересуется Фэй, подходя к его столу.

— Познакомились в начале моей адвокатской карьеры, — Блэк откидывается на спинку кресла, ностальгически улыбаясь. — Он тогда ещё был обычным журналистом, мечтающим о Пулитцере.

Так странно вот так просто говорить с ним, без всех этих придирок, противостояний и сарказма. Может, мир перевернулся снова?

— Так о чём будешь писать?

— Ещё не знаю. Сложно написать что-то лучше самых известных журналистов Америки.

— Знаешь, твой план «идеального убийства», несмотря на минусы и ошибки сюжета, — отлично написан. Я имею в виду стиль. Думаю, ты не зря выбрала журналистику.

— Спасибо, — между ними исчезает первоначальная неловкость, или только Фэй испытывала её?

Это всё действительно странно. Он похвалил её. Занесите в личную книгу рекордов Роберта Блэка.

— Почему ты решила изучать криминологию? Для журналистов это не обязательный курс.

Фэй вглядывается в его лицо, пытаясь отыскать подвох. Может, эта какая-то его уловка, чтобы затащить её в постель? Или у неё паранойя?

— Ради интереса, — после долгого молчания отвечает она. — Я не хочу писать о знаменитостях, спорте или какой-нибудь кошачьей выставке. Я хочу писать о политике, о серьёзных вещах…

— Тогда перед тобой бесценный источник информации, — грациозно махнув рукой в воздухе в сторону себя, Роберт весело улыбается.

— Это предложение помощи? — изогнув бровь, Фэй внимательно смотрит ему в глаза, приподняв уголки губ.

Слишком скользкий путь. Но почему она должна бояться его? Если у них не сразу сложилось общение, то это не значит, что они должны ненавидеть друг друга всю жизнь. В конце концов, они оба взрослые люди.

Блэк задумывается. Фэй пытается по выражению лица прочесть его мысли, правда, безуспешно.

— Можно считать и так.

Он усмехается, окинув её своим фирменным взглядом с ног до головы, но она даже не отводит глаз, достойно отвечая тем же.

***

Этот день может войти в историю как сумасшедший или невероятный.

Они уже около двух часов разговаривают с профессором Блэком, ещё ни разу не поссорившись, не съязвив и вообще, ведут себя совсем обычно. Фэй кажется, что это фантастика.

Если бы утром кто-нибудь сказал ей об этом, то она бы покрутила пальцем у виска. А теперь они идут вдоль Пятой авеню, обсуждая громкие уголовные дела последнего десятилетия. Фэй слушает и невольно рассматривает Роберта, а в памяти мелькают слова, услышанные от студенток Колумбийского университета.

«Есть в нём что-то такое… притягательное…»

Да, есть. И Фэй боится этой резкой перемены в их взаимоотношениях. Блэк по-прежнему её учитель, но теперь она открывает в нём новые качества, скрытые за нахальством и аморальным поведением. Он весёлый, забавный, умный…

Тряхнув головой, Фэй заставляет себя перестать думать обо всё этом.

— … и Джонни звонит мне в панике, кричит, что он не виновен, что она сама поднесла себе пистолет к виску, — заканчивает Роберт, не подавая виду, что видит, как она смотрит на него.

Они беседуют уже два часа, и Блэк совершенно не чувствует привычного напряжения, присущего их прежним разговорам.

Небо над небоскрёбами заволокли тяжёлые тучи, изредка разрываемые яркой вспышкой молнии. Скоро будет дождь.

Роберт всегда находит общий язык со своими студентками, не раз отношения перерастали в дружеские. Но сейчас, несмотря на простоту и непринуждённость общения, между ними всё ещё была какая-то непонятная стена, не позволяющая лучше разглядеть друг друга.

— Она сама выстрелила себе в висок? — ужаснувшись, Фэй чуть ёжится от холода.

Скоро дождь, и ей надо бы домой, но беседа так увлекает. Раньше Фэй никогда не встречала людей, с которыми бы могла обсуждать свои интересы, спорить, приводить аргументы. Обычно все просто слушали её, улыбались или вообще не имели понятия, о чём она говорит. Впервые в жизни Фэй встретился человек с широкими взглядами на жизнь, чьё мышление не ограничивается стереотипами.

— Его жена была ещё той истеричкой, — он кривит лицо. — Когда он собирался жениться на ней, а тогда Элен была актрисой во второсортном театре, я говорил Джонни, что этот брак плохо закончится. На суде я доказал, что она страдала тяжёлой формой психического расстройства, и Джона оправдали.

— Вокруг этого дела было много шумихи. Мне тогда было одиннадцать, но я до сих помню заголовки газет: «Миллиардер Джон Уайт обвиняется в убийстве своей жены».

Первые капли дождя, сопровождаемые громким раскатом грома, падают на асфальт и кожу. Если посмотреть вверх, то можно представить себя в каком-нибудь голливудском блокбастере, где вспышки молнии мелькают в крышах небоскрёбов.

— Ну, мы дошли, — Блэк ухмыляется, кивая головой в сторону входа в здание.

— Куда дошли? — не совсем понимая, о чём он, спрашивает Фэй.

— Я здесь живу.

Блэк пытается сдержать улыбку, наблюдая за её реакцией.

— Так всё это было для того, чтобы я проводила вас домой? — Фэй возмущена и растеряна одновременно. — Вы…

Рассмеявшись, он кивнул Эдди — соседу, бегущему к дому с собакой.

— Нет, так получилось. И я же говорил тебе, что вне стен университета можешь обращаться ко мне на «ты». Кстати, я могу тебе рассказать больше подробностей об этом деле, если решишь написать о нём.

Фэй колеблется и, прикрыв голову сумкой, кивает в знак согласия.

— Тогда приглашаю к себе.

Что?

От удивления, она роняет сумку на землю, но быстро приходит в себя. Он пошутил, да?

Роберт улыбается как ни в чём не бывало. Эту девушка уже больше забавляет, чем пугает.

— Вы… то есть ты шутишь?

— Я вполне серьёзно.

Все вокруг стараются забежать под крышу, прячась от сильного дождя. Это напоминает ему о родном Лондоне, где дождь летом всё равно что снег зимой. Вода стекает с волос под ворот рубашки, одежда начинает липнуть к коже.

— Но… это, — Фэй пытается сформулировать мысли в слова, но даётся это с трудом.

Чёрт, это же ненормально. Как она пойдёт к нему домой? А вдруг Роберт будет приставать к ней? Боже, это действительно уже паранойя. Ведь все её мысли основываются лишь на университетских рассказах и сплетнях. В конце концов, если судить по их общению раньше, то он захочет разве что убить её.

— Даю слово джентльмена, что буду вести себя прилично, — ехидно произносит он, словно насмехаясь над её страхом. — Или ты меня боишься?

— Не боюсь, — с вызовом отвечает она. — И знаешь что? Я согласна.

***

Фэй разглядывает квартиру Роберта, пользуясь его отсутствием. Скинув кожаную куртку, она всматривается в мелкие детали: фотографии, статуэтки, картины, — пытаясь больше узнать о нём. Теперь Фэй не удивляет, почему он так рано оставил адвокатскую практику. Зачем работать, когда у тебя и так достаточно денег? Это даже не квартира, а пентхаус, со вкусом обставленный дорогими вещами. Таблоиды не врали, называя его самым высокооплачиваемым адвокатом Нью-Йорка.

— Будешь что-нибудь пить?

Она резко оборачивается, отрываясь от созерцания превосходной копии «Голубых танцовщиц» Дега, отметив, что у профессора Блэка хороший вкус.

— Да… Ананасовый сок, если можно.

Роберт кивает и, подойдя к мини бару, достаёт коробку с соком. Краем глаза рассматривая Фэй, он пытается понять, что же в ней необычного. Её мокрые волосы облепили щёки, капли дождя стекают по лицу и губам, платье, будто специально, прилипло к телу, повторяя все его изгибы. Отогнав неуместные мысли, Роберт протягивает ей наполненный стакан и опускается на диван.

— Так на чём мы остановились?

— На деле Джона Уайта.

Она садится рядом, но сохраняет приличное расстояние. Фэй замечает, что Блэк успел переодеться в сухую одежду, и даже завидует. На нём обычные джинсы и чёрная футболка с изображением британского флага и названием какой-то рок-группы. Если приглядеться, то можно разобрать «Sex Pistols». Удивительно, в свои тридцать семь профессор Блэк выглядит очень молодо и привлекательно… Стоп.

— Ну и шума тогда было! Джонни всегда был бабником и непостоянным…

— Тогда понятно, почему вы нашли общий язык, — усмехается Фэй, не сразу осознав, что сказала это вслух. Чёрт.

— … он женился на Элен после третьего свидания, назвав это «большой любовью». Естественно, скоро это ему надоело, и он стал изменять. А Элен была чокнутой и постоянно закатывала ему истерики, ну и закончилось это самоубийством. Хотя, зная её, думаю, она представляла себя где-нибудь на сцене в этот момент…

— Мы говорим об Элен Уайт, а я представляю Зельду Фицджеральд.

Фэй делает глоток сока и опускает взгляд в пол. В голове уже формируется будущая статья, в которой можно провести параллель между двумя сумасбродными женщинами. Истеричность всегда казалась Фэй чем-то диким и неестественным. Может, всё дело в характере или воспитании, что формирует его?

— Брак чуть ли не разрушил его жизнь.

Роберт очерчивает взглядом её профиль и отворачивается к окну. На улице уже темно, а он и не заметил.

— А ты, — Фэй всё ещё непривычно так к нему обращаться, — когда-нибудь был женат?

В голове мелькают старые воспоминания, слишком неприятные, чтобы об этом говорить. Но Блэк всё равно отвечает, не поворачивая головы.

— Да. Ей было тридцать. Мне двадцать два. Три месяца брака и развод за пять минут. Ничего интересного.

Фэй ставит стакан на столик рядом, думая, что Блэк впервые сказал ей что-то о себе. Надо же! Его жена была на восемь лет старше него, и, судя по короткой семейной жизни, женщины старше его не привлекают. Может, поэтому Блэку так нравятся студентки?

— А почему, — Фэй запинается, решив прикусить язык, но его пристальный взгляд заставляет её договорить. — Ни для кого не секрет, что ты «тесно общаешься» со своими студентками. Вопрос: зачем? Это же… ненормально, странно, аморально, в конце концов.

Она решилась. Наверное, этот вопрос интересует половину университета, но мало кто знает ответ.

Роберт молчит, пристально изучая её лицо.

— Это увлечение.

Он не врёт. Это действительно так, но вряд ли Фэй поймёт.

— Увлечённость? — в её голосе звучит удивление.

— Я встречал много умов, способных хранить и переваривать огромное количество информации, но ни один из них не имел ни грамма мудрости ценить увлеченность.

Подперев рукой щеку, Роберт улыбается уголками губ, поймав взгляд зелёных глаз. Сейчас Фэй кажется ему удивительно красивой, даже с этой маской Снежной Королевы. Что-то есть в её лице, что-то манящее и необычное, только как это описать словами? Роберт не может с уверенностью сказать, что встречал таких девушек раньше, наоборот, со временем они все стали казаться ему на одно лицо, а Фэй — другая. Она не просто умеет думать — она умеет размышлять. Она умеет постоять за себя, не боится высказать своё мнение, а её глаза стоят того, чтобы просто так смотреть на неё, не предпринимая никаких попыток сблизиться. Да и сейчас это не кажется важным.

— Не знала, что для того, чтобы ценить увлечённость, нужно иметь мудрость.

В синеве его глаз пляшут озорные смешинки, делая Роберта на несколько лет моложе, и Фэй невольно улыбается. Какой же он на самом деле? Эгоцентричный циник, каким хочет казаться? Или за этой маской скрывается кто-то другой? Фэй роняет голову себе на плечо, ощущая лёгкую дремоту от усталости.

— Увлечённость — единственное постоянство в нашей жизни, несмотря на саму цель увлечения. Разве тебе иногда не хочется совершить безумство? А когда ты это делала, то не чувствовала себя счастливой? Пусть на время, но кто сказал, что счастье будет длиться вечно?

Между Фэй и Робертом незаметно сокращается расстояние, улыбки бродят по усталым лицам, и они не отрывают глаз друг от друга.

«Безумное», — его голос звучит внутри.

Фэй теребит пальцами край платья, боясь собственных эмоций. Между ней и Блэком появляется что-то новое, и это новое становится чем-то материальным и осязаемым. Затаив дыхание, Фэй чего-то ждёт, и в возникшей тишине в ушах слышится собственное сердцебиение.

Безумное. Фэй никогда не совершала таких поступков. Никогда не поддавалась эмоциям, стараясь следовать голосу разума, считая это правильным. Почему она не может сделать что-нибудь спонтанное? Не ради больших перемен и восторженного взгляда души, а просто так, от нечего делать. Жизнь — огромна. Ее не вдохнуть, не ощупать, не впитать кожей, сидя дома и задумчиво перелистывая страницы старых книг. Жизнь не стоит огорчений. И ограничений.

И Фэй поддаётся собственному безумию. Не смело, она наклоняется ближе, касаясь холодными губами его тёплых. По коже пробегают мурашки то ли от того, что она ещё не согрелась после дождя, то ли от того, что он отвечает на поцелуй.

Её губы кажутся Роберту ледяными, словно покрытые инеем. Сначала он растерялся, удивился, но сейчас смело целует её в ответ. Самое странное, что Блэк не знает, что сделал, чтобы заслужить это. Он не использовал обычных уловок, не флиртовал, как раньше. Нет, Роберт просто расслабился, не замечая, как с каждой его фразой, в изумрудных глазах разгорается огонь.

Её язык щекочет его нёбо.

Воздух рвётся в лёгких.

Рука Блэка скользит по плечу Фэй, а её упирается ему в грудь. Она ведёт ее выше, за шею, обхватывая ладонью его затылок, и запускает длинные пальцы в его влажные волосы.

Телефонный звонок возвращает обоих в реальность. Роберт ругается про себя, а Данауэй резко отрывается от его губ. Переведя взгляд с его лица на мобильный телефон на столе, она читает надпись на дисплее «Мари пять».

Как только первый всплеск эмоций утихает, Фэй осознает, что сделала. Ей страшно. Но она боится не его, а себя: свою скрытую часть, которую не успела изучить.

— Я… я, — запинается Фэй, вскакивая с дивана. — Мне пора. До свидания, профессор Блэк.

Её взгляд бегает по комнате: по мебели, картинам, фотографиям, полу — лишь бы не смотреть ему в глаза.

Его сотовый продолжает звонить.

— Фэй, — он не успевает договорить, потому что она, схватив куртку, быстрым шагом направляется к выходу.

— Спасибо за информацию, — быстро произносит она, дёргая ручку двери.

— Стой, — его голос звучит твёрдо, — что за детский сад, Данауэй? Мы не в кино, где можно так убежать, оставив всё без объяснений…

Фэй молчит и, набравшись смелости, смотрит ему в глаза. На самом деле ей страшнее взглянуть на своё отражение в них. Фэй сама поцеловала его. САМА. Получается, это она пристаёт к нему?

— До свидания, — глухо отвечает она, закрывая за собой дверь.

Роберт зажмуривает глаза, со всей силы ударяя по стене кулаком. Чёрт, что за глупости? Она… она… Он даже не может подобрать слов, чтобы описать её поведение. Развернувшись, Блэк возвращается к мини-бару, наливая в стакан любимый бурбон.

Грёбанный телефон, наконец, замолкает.

На диване осталась её сумка; Блэк нервно усмехается, понимая, насколько был глуп. Он-то думал, что этот необъяснимый интерес к ней быстро исчезнет, но как же он ошибался…

Фэй прислоняется спиной к стене лифта, устало выдыхая. Боже, что она натворила? Они только-только начали нормально общаться, а она взяла и поцеловала его. Своего преподавателя. Даже если на одну дикую секунду представить, что это нормально и ей понравилось, то хочется презирать себя за глупость. Фэй просто одна из многих, и её единственное отличие — «шесть». У профессора Роберта Блэка целая коллекция из таких «пятёрок», и, наверное, «шестёрок», ей просто надо забыть всё произошедшее.

Но почему так паршиво на душе? И хочется задохнуться от отчаяния?

Фэй сидит на лавочке во дворе университета, пытаясь вникнуть в смысл книги, но вся её голова забита Робертом. Боже, теперь она даже в мыслях называет его по имени.

Через пятнадцать минут начнётся его лекция, а Фэй не знает, как смотреть ему в глаза после того поцелуя. Господи, о чём она думала? И с каких пор так часто вспоминает Бога?

Студенты толпятся у фонтана, громко смеясь. Вот бы и ей вот так смеяться, ни о чём не думая, вместо того, чтобы сидеть здесь и выносить самой себе мозг. Может, взять и «забить» на это? Нет. Роберт не какой-то там парень с вечеринки, а её преподаватель, и её поведение было неприемлемым.

А как же «жизнь не стоит огорчений. И ограничений»? Раньше для Фэй это было своеобразной мантрой, пока жизнь не столкнула с настоящим «ограничением». Она захлопывает книгу, закрывая лицо ладонями. Даже если дать волю своему дикому желанию, порыву, отметая все эти «ограничения», то впереди ждут сплошные огорчения.

Огорчение три, четыре, пять, пять, пять и ещё раз пять. Вон, как Мари Делакруа с четвёртого курса, которая на досуге любит звонить профессору Блэку.

Фэй не знает, что её ждёт на лекции: очередные придирки или…? Она даже представить себе не может, как поведёт себя Роберт. Нет, для неё профессор Блэк, потому что даже если отбросить все эти идиотские предрассудки и переживания, всё это так и останется ненормальным.

Звонок разносится по всему двору, и надо взять себя в руки, войти в кабинет, как ни в чём не бывало, и учиться. В конце концов, она в университете именно для этого, а не для самокопания в области личной жизни.

Руки немного трясутся, сердце в груди бьётся чуть чаще, чем обычно. Она считает про себя до трёх и входит в аудиторию, наполненную студентами.

— Данауэй, опоздали, — лицо профессора не выражает ни единой эмоции. — Садитесь на своё место.

Фэй садится за первую парту, закидывает ногу на ногу и, положив раскрытую тетрадь на колени, начинает записывать тему.

— Мы продолжаем тему психологического состояния преступника. У нас были педофилы, шизофреники… Сейчас же обсудим психику среднестатистического жителя нашей планеты, — Роберт скользит взглядом по присутствующим, недовольно хмыкает и садится в рабочее кресло, перекидывая ноги через его ручки. Так легко и непринуждённо, будто он сидит у себя дома засыпает со скуки. — Психологическое состояние — важный аргумент на суде, с него начинается выстраивание линий защиты и обвинения.

Фэй бросает на него редкие взгляды, вертя пальцами ручку. Ей бы не мешало построить свою линию защиты, или Блэк решил отстать от неё? Пожалуйста, хоть бы они оба просто забыли всю эту историю.

— Разберём один случай из моей практики. Одна женщина… — он задумчиво стучит пальцами по столу, — назовём её миссис Х — застукала своего мужа с любовницей в собственной постели. Разразился скандал, и она кинула в него подсвечник, проломив при этом череп… Осознав, что убила собственного мужа, миссис Х убежала с места преступления, оставив его любовницу в истерике рядом с трупом. На суде я представлял сторону обвинения, — он снова оглядывает студентов, хмурясь. — Записывайте, домашним заданием будет полный разбор преступления.

Фэй перестаёт вертеть ручку в руках, кратко записывает слова Роберта и пытается избавиться от чувства крайнего дискомфорта. В конце концов, он даже не обращает на неё внимание. Зачем себя накручивать?

— Линия защиты строилась на состоянии аффекта обвиняемой. Она была разбита, озлоблена, оскорблена и бла-бла-бла… — профессор Блэк неопределённо взмахивает рукой в воздухе, закатывая глаза. — Здесь ведь не только убийство, но и побег с места преступления. Её адвокат пытался убедить присяжных, что она испугалась не наказания, а себя. Плакала, осознавала случившееся, в общем, занималась самобичеванием. Я же напротив считал, что она испугалась реакции общественности… Какое состояние аффекта? Ну, застукала мужа с миловидной блондинкой в постели, но убивать? Опыт психологии показывает, что женщины, совершившие непредумышленное убийство, впадают в истерику или наоборот, замыкаются в себе, не осознавая действительность…

— Вы считаете, что раз миссис Х не начала рыдать над телом мужа, а вместо этого сбежала, то она не сожалела о случившемся?

Фэй поворачивает голову назад, с интересом разглядывает парня на третьем ряду и улыбается. Не каждый осмеливается высказаться на лекциях по криминологии, чувствуя неуверенность и зная о том, что спор априори проигрышный. Всё-таки у Блэка опыт, и каким бы циничным эгоистом он ни был, Роберт всё равно остаётся гением в своей области.

— Мистер… — Роберт прищуривает глаза, разглядывая блондина, — как вас зовут?

— Джеймс Паркер.

На секунду на лице Блэка появляется усмещка, но он тут же становится серьёзным.

— Женщины от природы существа странные, истеричные, порой хладнокровные. Может, она считала, что мистер Х заслужил смерти, раз изменял? Все обвиняемые на суде играют роль для присяжных, а адвокат является режиссёром во всём этом спектакле.

— А как её поймали после побега?

— Преступник всегда возвращается на место преступления, — туманно ответил он и, оттолкнувшись от стола, проехал на кресле к доске, подчёркивая мелом эту фразу.

— Тогда зачем было убегать? — спрашивает Энн Браун, больше известная как «Энн четыре».

— А это и есть тема нашего урока — попробовать выстроить теорию, основываясь на психологии и окружающих факторах, — Блэк встаёт с кресла, отряхивает руки и обводит взглядом аудиторию. — Почему миссис Х сбежала, осознав происходящее? И, если сбежала, то почему не скрылась, а вернулась? Кто первый?

Фэй записывает вопросы в тетради, разглядывая колпачок ручки.

Студенты тихо перешёптываются, не решаясь ответить. Вопрос не из лёгких, это ведь не простая констатация фактов.

— Данауэй?

Она поднимает голову, чувствуя на себя взгляды десятки пар глаз. Вопрос немного застал врасплох, а чего ещё было ожидать от этой лекции?

— Может, она испугалась того, что сделала и, поддавшись панике, убежала. А потом, осознав всю серьёзность проступка, вернулась, — Фэй неопределённо пожимает плечами, выдерживая взгляд синих глаз.

— А разве, чтобы подумать надо убегать? Или это только привилегия женщин? — Роберт скрещивает руки на груди, полуприсаживаясь на свой стол напротив неё.

Фэй кажется, что, несмотря на то, что речь идет о конкретной ситуации, он имеет в виду совсем другое.

— А вдруг она испугалась себя и боялась, что может наделать ещё глупостей?

— Вы называете это глупостью? — коротко усмехнувшись, Блэк чуть приподнимает подбородок. Слишком опасный подтекст получается у этого диалога.

Фэй запускает пальцы в волосы, откидывает их назад и, сжав на макушке в тёмный водопад, отводит глаза. Было ли это глупостью? Они говорят об убийстве мистера Х, а у неё в голове события недавнего вечера. Был ли их поцелуй глупостью?

Он был безумством, спонтанностью…

— Да, — Фэй отпускает волосы и снова смотрит на него, копируя его позу с руками.

С точки зрения психологии, они оба закрылись друг от друга, создав эмоциональный барьер из скрещенных рук. Невербальные жесты никогда не лгут.

— Если это было глупостью, то почему бы не остаться и не взять на себя ответственность? — Блэк вскидывает бровь, не собираясь прерывать их зрительного контакта. Как у него получается так давить на неё эмоционально?

Фэй замечает, что вся аудитория с интересом наблюдает за ними. Толпа любит хлеба и зрелищ. Зрелищ и хлеба. Как же Фэй устала быть в центре внимания этих спектаклей.

Почему она убежала?

Испугалась. Растерялась.

Она не знает.

— Потому что чтобы осознать эту глупость и признать ошибку, нужно время, а его общество — не лучшая обстановка для этого, — чётко выговаривает Фэй, внутренне напрягаясь.

— Чьё общество? — переспрашивает он, чуть наклоняясь вперёд.

— Тв… — она чуть ли не отвечает «твоё», но вовремя возвращается к разбираемой ситуации, — трупа мужа. И его любовницы. Думаю, суд должен был учесть это, особенно наличие последней. Эмоциональное состояние миссис Х вполне можно понять…

— Значит, мистер Х заслужил смерть только потому, что изменял жене? — фыркнув, Блэк закатывает рукава и засовывает руки в карманы. — По-моему, это чисто женская солидарность…

— Может, смерти он и не заслуживал, но должен был знать о печальных последствиях, приводя любовницу домой, — едко подмечает Фэй, изогнув аккуратно выщипанную бровь. — Хотя мужчинам не знакома моногамия, и это все знают.

Почему? Ну, почему именно он будит в ней ту часть, которую Фэй так старается подавить? Часть, где скрыта любовь к азарту, адреналин и необузданное пламя, которого она боится, потому что ни черта не умеет контролировать.

Потерять контроль — потерять себя.

— Если это все знают, то почему она так отреагировала? Разве не должна была предвидеть подобное?

Значит, теперь он говорит о звонке от «Мари пять». Да, она знала, что у него сотни девушек и все они — бывшие. Наверное, Фэй даже благодарна её звонку, ведь кто знает к чему бы привело её безумство и его увлечение? В конце концов, Фэй стала бы одной из списка, знаменитая тем, что по «шкале Блэка» заслужила шестёрку.

От этой мысли она кривит лицо, ощущая лёгкое отвращение. Боже, Фэй бы ненавидела себя за это.

— Всем свойственно ошибаться в людях или просто видеть в них только хорошее, — презрения в её голосе не меньше чем льда, способного заморозить Солнце. Он опять… Опять делает это: выбивает её из колеи.

Звонок оповещает о конце урока, стирая с лиц студентов широкие улыбки. Им нравилось наблюдать за очередным «шоу».

— Кстати, мифы о мужской полигамности придумали женщины, не сумевшие заинтересовать мужчин, — добавляет профессор Блэк и, обойдя стол, открывает ящик.

Фэй кладёт тетрадь меж страниц толстой книги, собирается развернуться, чтобы уйти, но голос Блэка останавливает её:

— Данауэй, — мысленно выругавшись, она морально готовиться отразить новую атаку и поворачивается к нему.

— Лови, — Блэк что-то кидает ей, — ты забыла у меня.

Поймав что-то чёрное, Фэй узнает свою сумку, забытую у него на диване. Роберт, будто теряет к ней свой интерес, утыкается глазами в мобильный телефон, а она разворачивается к двери.

На Фэй бросают отнюдь не дружеские взгляды сразу несколько девушек. Конечно, чего ещё ожидать? Наверное, теперь все будут уверены, что она стала «очередной бывшей пассией профессора Блэка». Проигнорировав их, Фэй выходит из кабинета с гордо поднятой головой и идеально-ровной спиной, ощущая, что цирк только начинается.

***

Она с силой ударяет кулаком по автомату с напитками, чувствуя нехарактерное раздражение. Бутылка минералки с грохотом падает и, вытащив её, Фэй равнодушно скользит взглядом по кафетерию, не заостряя внимания ни на ком. Так, для общего сведения, чтобы понять, что за настроение управляет всеми.

Все эти дни выдались какими-то сумасшедшими, неправильными, неприятными. Девушки в университете постоянно смотрели на неё, будто указывая на каждый недостаток, парни усмехались ей в след, даже преподаватели смотрели как-то по-другому. Или ей всё это только кажется?

Раньше Фэй никогда не заботило общественное мнение, но сейчас было просто неприятно. Пускай думают, что хотят, она с ним не спала и не собирается.

Подарив свой самый «очаровательный» взгляд пятикурсницам с факультета международных отношений, Фэй делает глоток газированной воды и направляется к выходу из университетского кафе.

— Фэй Данауэй? — она оборачивается, упираясь глазами в чей-то весьма внушительный бюст. Взгляд скользит выше, утыкается в загорелое лицо незнакомки.

— Да. А ты… — она делает паузу, давая возможность девушки представиться.

— Эмилия Дэвис, — на её лице появляется улыбка, напоминающая Фэй Селину. — Я учусь на факультете экономики. Вчера у нас был факультатив, и одна девушка рассказала, что ты и профессор Блэк… — она замолкает, кидая на Данауэй красноречивый взгляд.

Какого?..

Фэй берёт в себя руки, потому что ещё чуть-чуть, и она забудет о хорошем воспитании. Что дальше? Будут расспрашивать подробности страстной ночи?

— Мы не… — начинает она, но Дэвис перебивает её.

— О, я понимаю, что это личное, — Эмилия снова улыбается, глядя на неё с высоты своего роста. — Просто я не посещаю его лекций, но он очень-очень… классный. И все знают, что длительных романов Блэк не заводит, а девчонки сказали, что у вас с ним были напряжённые отношения на лекциях, так вот я подумала… Представь нас друг другу.

Фэй беззвучно открывает рот, прикусывает язык и снова закрывает. Такого поворота событий она не ожидала.

— Прости, но, — Дэвис снова обрывает её, делая милое личико.

— Пожалуйста. Я не хочу быть банальной, а ты могла бы сказать, что я твоя подруга и пишу доклад об Александре Кейне — промышленном магнате. Я читала, что они с профессором Блэком хорошие друзья…

Описание «красивая» было бы слишком сильным для Эмилии, или просто у Фэй свои идеалы красоты?

Густые рыжие волосы, локонами спадающие по плечам, обрамляли загорелое лицо, на котором сияла милая улыбка. Очень длинные ноги, большая грудь, несколько веснушек на носу, серые глаза — вполне во вкусе профессора.

Только вот сводничеством Фэй ещё не занималась, что за глупость?

Данауэй собирается вежливо отказать, но неожиданно видит выгоду в ситуации. Если Роберт переключит внимание на кого-то другого, то значит, оставит в покое её? Никаких придирок, споров и, не дай бог, очередных «безумств». К тому же, приятно сделать доброе дело.

— Знаешь, Эмили, — Фэй загадочно улыбается, расправляя плечи, — я помогу тебе. Рассказывай свой план…

***

Роберт сидит в своём кабинете, перебирая письменные доклады студентов четвёртого курса. Самая неблагодарная работа читать этот бред. Некоторые работы вводят его в ступор, а в наличии интеллекта у некоторых личностей он вообще сомневается.

Зачем посещать его лекции, если студент не отличает косвенную улику от прямой?

Выведя красным маркером «адский бред» на титульном листе очередной работы, Блэк откидывается на спинку кресла.

— Здравствуйте, профессор Блэк.

Фэй Данауэй мило улыбается, только вот ничего хорошего он в этом не видит. Она сама пришла к нему в кабинет. Она улыбается. Это розыгрыш?

— Фэй шесть, — он нагло подмигивает ей, замечая, как её лицо дёргается. — Чем обязан визиту?

Странно, что она хочет? У Роберта было много времени, чтобы переосмыслить всю ситуацию с поцелуем и их общение в целом. Несомненно, Фэй привлекает его, но бегать он за ней не собирается. А тем более приставать.

Данауэй подходит к его столу, перекидывает волосы на одну сторону и внимательно смотрит на него, будто чего-то ждёт.

— Хочу кое о чём попросить.

Блэк заинтригован. Фэй вдруг пришла просить о помощи. Закинув ноги на стол, он подкладывает руки себе под голову и, прищурив глаза, делает вид, что задумался.

Из этого можно извлечь пользу. Фэй пришла сама и от этого «попросить о помощи» откровенно несёт ложью. Значит, всё же дала волю чувствам. Сначала первая проявляет инициативу, а сейчас ищет повод снова сблизиться?

— Прости, Фэй, я задержалась, — в кабинете появляется рыжая девушка, подходя к ним на таки-и-и-и-и-и-их длинных ногах, что он чуть не падает со стула.

— Профессор Блэк, это моя подруга Эмилия Дэвис, — Данауэй улыбается так, что вызывает эмоции, сравнимые с присутствием в серпентарии. — Она пишет о современных личностях, повлиявших на экономику Нью-Йорка и США в целом. И ей нужна ваша помощь, а так как мы с вами близко общаемся, — она выделяет предпоследнее слово, — то я решила воспользоваться этим, чтобы помочь ей познакомиться с вами.

Кто знал, что Фэй такая… Роберт даже слово подобрать не может. Блэк знал, что случай с сумкой породил много слухов, сплетен и теорий, даже некоторые профессора задавали ему несколько вопросов, но его это откровенно не волновало.

Эти улыбки, наигранная дружелюбность… Какую игру затеяла Фэй?

— Я очень надеюсь на вашу помощь, — рыжая улыбается, накручивая локон на указательный палец. — Я пишу об Александре Кейне: о начале его карьеры, взлётах и падениях, о создании многомиллионной империи… Он говорил в одном из интервью, что вы с ним друзья, и мне бы хотелось услышать мнение близких ему людей.

Блэку сводит скулы, и он переводит взгляд с одной девушки на другую. Значит, решила переключить его внимание? Умно, но не учла, что у него огромный опыт в общении с женщинами, к тому же он превосходный психолог. Скорее, Фэй боится не его, а саму себя. Просто ей легче видеть проблему в нём.

Эта Эмилия… довольно симпатичная. Она похожа на всех этих калифорнийских барби, улыбающихся с обложек пляжных журналов.

Чёрт, азарт берёт вверх. Усмехнувшись, Роберт сосредотачивает всё своё внимание на солнечной Дэвис, скользя по ней оценивающим взглядом.

— Буду рад помочь.

— О, спасибо, — Эмилия кокетливо улыбается.

Краем глаза, замечая выражение лица Фэй, Роберт хмурится. Она выглядит так, будто её вот-вот стошнит.

— Моя миссия выполнена. Желаю удачи, — Данауэй разворачивается и, стуча каблуками по мраморной плитке, удаляется из аудитории.

Он остаётся наедине с Дэвис и понимает, что весь этот спектакль был интересен, когда у него был зритель. И ещё он понимает, что совершенно не хочет никому помогать.

***

Блэк неторопливо отвечает на вопросы Эмилии, сидя напротив неё за столиком в университетском кафе. Он пьёт кофе, пытаясь сосредоточиться на своей собеседнице, но не может. Голова забита мыслями о Фэй, и ему это не нравится. Стоит прикрыть веки, перед Робертом возникает её образ: бледная кожа, тёмные волосы, ярко-зелёные глаза. Когда все вокруг хотят быть похожими на принцесс и кинозвёзд, она напоминает ему злых ведьм из старых сказок, не испорченных Диснеем. Моргану или Малефисент, например.

Такая отстранённая, замкнутая, холодная, что приходиться прилагать массу усилий лишь бы добиться от неё хоть каких-то эмоций.

Роберт лениво отводит глаза в сторону, натыкаясь на знакомую фигуру…

Войдя в кафетерий, Фэй разговаривает по телефону с Селиной, закатывая глаза.

— Лин, хватит, — жалобно стонет она, становясь в очередь за свежей выпечкой. — Я исправлюсь и буду навещать вас так часто, что вы сами попросите меня не приходить… — она коротко смеётся, замечая на себе чей-то взгляд. Роберт. — Я перезвоню. Люблю тебя, — отключив телефон, Фэй хмурится.

Интересно, они с Эмилией уже переспали? Прошло две недели с тех пор, как Фэй их познакомила. Нет. Это не должно её волновать. Главное, Блэк больше не достаёт её на лекциях, и вообще у них сейчас нейтральное общение.

Только вот… Всё равно интересно. Фэй всё чаще видит их вместе, в женском туалете уже обсуждают новую пассию профессора Блэка. Это же должно быть хорошо?

— Я получила «отлично» за доклад, — щебечет Дэвис, невзначай касаясь пальцами его руки. — Думаю, надо отпраздновать. Как думаешь?

Роберт снова смотрит на Эмилию, натянуто улыбаясь. Она хорошая, милая, добрая, сексуальная, чёрт, да она идеальная, так почему он так тянет? Общение с Данауэй он свёл к минимуму, ограничиваясь сухими вопросами на лекциях, пора бы закрыть эту главу. Ну, не получил он то, чего хотел, с кем не бывает?

Мысль о том, что он собирается проиграть, отрезвляет Блэка. Почему он должен отступать от своей цели? Он не позволит превратиться Фэй в какую-то особенную в своей жизни — оставьте это для мэйнстримовых мелодрам.

— Неплохая идея, Эмили, — он подмигивает ей, проводя указательным пальцем по её ладони.

Только вот кому он не хочет проигрывать? Самому себе?

Фэй старается не смотреть на них, нервно тряся левой ногой. Постеснялся бы флиртовать со студенткой на глазах у всех, хотя его пассия не сильно возражает. Да, экономику США ждёт резкий подъём с таким бюстом.

Когда кончится эта очередь?

Фэй прикусывает нижнюю губу, убеждая себя, что ей всё равно, и она хотела именно этого. Они друг другу ни чем не обязаны. А чего Фэй ожидала? Что Роберт и дальше будет оказывать ей особое внимание? Может, всё это вообще было плодом её воображения?

Блэк допивает кофе, встаёт со стула, кидая мимолётный взгляд на Фэй. Слишком запутанная ситуация получается. А он не любит, когда все запутанно, ему хватило короткого брака, чтобы убедиться, что вся эта серьёзность — редкостная хрень, отравляющая жизнь.

Не выдержав долго ожидания, Фэй обходит людей, направляясь ко второму выходу, ведущему на улицу.

Через несколько шагов они поравняются.

Эмили тоже замечает Фэй и приветливо машет. На её лице читается благодарность. Фу, какая мерзость радоваться тому, что скоро затащишь в постель преподавателя. Или уже затащила?

Коротко улыбнувшись им, Фэй резко отворачивается и ускоряет шаг.

Почему так неприятно?

Роберту хочется проводить её взглядом, но он сдерживает себя, потому что ещё немного, и он будет считать своё состояние ненормальным. Из-за неё.

Почему он так часто думает о ней?

— Как идут дела с «Фэй шесть»?

Роберт отрывает взгляд от таймера на беговой дорожке, поворачивается к Фреду и неопределённо пожимает плечами.

— Скажем так, неопределённо.

Неопределённо, потому что он сам начинает путаться в их взаимоотношениях, или в их отсутствии.

— Мой совет, Роб: оставь свои планы касательно неё и переключись на ту рыжую…

Эванс говорит серьёзно, смотря на него в упор и не моргая.

Оставить? Сдаться? Нет.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю, — Блэк выключает дорожку и, взяв белое полотенце, вытирает пот со лба. Поход в тренажёрный зал по четвергам — уже традиция. Для Фреда это предлог отдохнуть от семьи, а для него прекрасный способ держать себя в форме. — Я всегда добиваюсь своего.

За всё время существования «шкалы Блэка» оценки «шесть» удостаивались только две девушки, и он добивался их. Да, нужно время, но цель стоит этого.

— Ты упрямый, невыносимый мазохист, Блэк, — устало выдыхает Фред, направляясь вместе с ним в раздевалку. — Ты же понимаешь, что все твои «шестёрки» похожи на Монику. Если не внешне, то по характеру.

Роберт напрягается при упоминании о Монике. Столько лет прошло, а он до сих пор не выносит имени бывшей жены.

— Не неси чушь.

— Послушай, друг. Моника была шикарной женщиной, нам было чуть за двадцать, и она для нас казалась богиней, но, — Фредерик открывает шкафчик, вытаскивая свои вещи, — она управляла тобой. Ты находился под её влиянием… Психологически, эмоционально. Вспомни, как она манипулировала тобой! Ведь поэтому тебя и привлекают девушки намного младше, потому что там доминируешь ты.

Роберт не любит вспоминать об этом периоде жизни. Ему было двадцать два, хотелось покорить весь мир, и он встретил её: красивую, загадочную, умную и прекрасную. В глазах Моники был весь мир, секреты которого, казалось, она знает уже давно. Она порабощала его волю, а Роберт и не замечал. Он терял свободу, весь его мир сводился только к Монике, и его стало это душить. Если бы не Фред, то Роберт ещё долго бы находился под её влиянием. Моника была взрослой, таинственной и очень опасной.

Блэк не хочет признавать правоту друга, но с этим не поспоришь. После развода он надолго замкнулся в себе, сосредоточившись на карьере. Стремительный взлёт, мимолётные увлечения, а потом хроническая скука. В Роберте содержится ядерная смесь холерика и меланхолика. А потом он решил преподавать и именно тогда открыл для себя всю прелесть юных девушек: они молоды, независимы, прекрасны, как летние бабочки, а самое главное — Блэк имел над ними психологический контроль. Наверное, неосознанно научился у Моники. Только вот всё это не относится к Фэй шесть, потому что она ни черта не похожа на его бывшую жену.

— Какой контроль, Фредс? — Роберт говорит это беззаботно, но внутри остаётся неприятный осадок. — Ты просто не видел её. Ею так легко управлять, направлять, а она и не замечает.

Эванс смотрит на него, практикуя свой «тяжёлый» взгляд судьи, кивает и наклоняется, чтобы переобуться.

Роберт натягивает белый пуловер, накидывает чёрное пальто и, взъерошив непослушные волосы, выходит на улицу. Пока он ждёт Фреда, мысли в его голове стремительно меняются. Он думает о Монике, о себе, о Фэй…

Фэй. Легкоуправляемая. Эмоционально скупа. Замкнутая, отчуждённая, независимая. Это говорит в нём адвокат, привыкший составлять психологический портрет человека. А что говорит тот Роберт, что внутри? Если копнуть глубже, дать волю эмоциям и свободу мыслям, то можно много чего сказать.

Фэй. Слишком необычная для среднестатистической студентки. Слишком прямолинейная для замкнутой. Слишком странная для легкоуправляемой. Слишком много этих «слишком». Чёрт, ей девятнадцать, и его это никогда не останавливало, а сейчас он чувствует какую-то преграду, но не может понять: какую именно? Сказать честно, Роберт не может узнать Фэй до конца, у него есть лишь размытые очертания и долбанная куча предположений. На неё так легко влиять, контролируя внутреннее состояние, но так же трудно определить, о чём она думает. Парадокс.

Эванс выходит на улицу, провожая взглядом стройную блондинку. Блэк усмехается, достаёт ключи от машины и открывает её.

— Роб, тебе ещё не надоело преподавательство? Нет, конечно, я понимаю, что тебе привлекает в этой работе, но не хотел бы ты вернуться к адвокатской практике?

Блэк заводит машину и, глядя в зеркало заднего вида, аккуратно разворачивается, выезжая на дорогу.

— Я ещё ни разу не думал об этом. А что?

— У меня есть пару дел, которым требуется хороший адвокат. Большие деньги, необычные ситуации — всё, что ты любишь.

— Я не хороший адвокат, — Роберт усмехается. — Я лучший. И я подумаю над этим, пока буду коротать время на скучнейшем благотворительном вечере…

— Что за вечер? — Фредерик удивлённо вскидывает бровь, отвлекаясь от созерцания прохожих девушек. Интересно, сколько раз он уже изменял жене мысленно?

— Университет устраивает благотворительный вечер для студентов и их родителей, а так же попечительского совета, маскируя это под «собрать средства для сирот», но мы же с тобой знаем, как это помогает с налогами.

Они говорят всю дорогу, пока Роберт везёт Фреда домой. Он говорит и одновременно думает о Фэй. Интересно, что она сейчас делает?

По пути домой звонит телефон, на дисплее высвечивается «Эмили пять», и Роберт борется с отчаянным желанием не брать трубку. Эмилия. Для кого-то идеальная, но для него это скучно. Что интересного в идеальности? У Блэка не захватывает дух от солнечной улыбки, он не теряет голову при виде её красоты, которой бы позавидовала Симонетта Веспуччи, возведённая в ранг богини самим Боттичелли. Больше эмоций у него вызывает даже Нэнси Спандженси.

Мать их, да что с ним такое? Дэвис — твёрдая пятёрка, между ними столько сексуального напряжения, что можно не сомневаться, какой будет секс.

Рука тянется к телефону; в конце концов, это будет просто очередное фантастическое увлечение.

***

Первый день зимы, а Нью-Йорк снова удивляет своей непредсказуемостью. В прошлом году в это время уже выпал снег, а сейчас так тепло и бесснежно, будто осень решила задержаться подольше, радуя Фэй. Она идёт по тротуару в университет в расстёгнутом тренче и небрежно развязанном шарфе, отстукивая определенный ритм каблуками сапог.

— Фэй, — знакомый голос достигает ушей, заставляя мысленно напрячься. Боже…

Она натягивает дружескую улыбку и оборачивается, смотря прямо на «Эмили пять», как её окрестил профессор Блэк. Походка Дэвис такая лёгкая и непринуждённая, будто она не идёт, а плывёт. Прохожие провожают взглядом её зад, обтянутый в чёрные брюки, а сама она светится улыбкой.

— Привет, Эмилия, — Фэй почему-то выпрямляет спину так, как когда Селина заставляла ходить её со стаканом воды на голове, жалуясь на её ужасную осанку. После этих мучительных упражнений, Данауэй навсегда забыла, что такое сутулость. — Как дела?

— Всё отлично, — Дэвис смахивает рыжую пружинку волос со лба и направляется вперёд. — А у тебя как? Я же так и поблагодарила тебя за…

— Всё нормально, — быстро отвечает Фэй, не желая дослушивать конец фразы.

Она же, чёрт возьми, сама придумала этот план, чтобы Роберт переключился на кого-нибудь другого и оставил её в покое. Так почему же нет долбанного удовлетворения? Скорее, наоборот, раздражение. Улыбка Эмилии проходится лезвием по оголённым нервам, смех режет слух, а от избытка энергии в теле Дэвис, хочется напичкать её фенобарбиталом.

Фэй резко зажмуривает глаза, погружаясь в темноту, и пытается засунуть все эти мысли глубоко в себя. Ей страшно. Страшно, что она способна на такую агрессию и подобные мысли. Эми что-то говорит, бурно жестикулируя, а Фэй всё глубже уходит в себя, выстраивая ледяную стену между собой и окружающим миром.

— … Роберт такой, — слух цепляется за знакомое имя, и Данауэй думает, что в конец рехнулась вместе с этим миром.

Неужели вся причина в нём?

Нет.

Не может быть.

Нет.

Это не может быть из-за него, вернее из-за её чувств к нему. Каких чувств? Фэй же считает его поведение аморальным, ей же так хотелось, чтобы он не обращал на неё внимание. Так почему она всё чаще думает о нём? Интересно, что бы было, если всё сложилось по-другому…

— Так у вас с ним уже всё, — она запинается, с трудом подбирая правильное слово.

— Ты имеешь в виду секс? — как ни в чём не бывало, спрашивает Эми, подходя к воротам университета. — Ещё нет, но завтра после благотворительного вечера… — она прикусывает губу, улыбаясь, словно ребёнок, который скоро получит новую игрушку. — Кто знал, что профессор Блэк окажется недотрогой, — все эти слова сопровождаются звонким смехом.

Данауэй пытается улыбнуться, но не получается.

— Желаю удачи, — махнув ей на прощанье, Фэй сворачивает к главному корпусу и идёт, уставившись в землю.

Всё так и должно быть. Но если на одну сумасшедшую секунду представить, что она и Роберт… Как там говорят? Завели интрижку? Роман? То, как бы всё сейчас было?

Глупая. Никакой интрижки, никакого романа. Банальное «переспали» и всё.

На задворках сознания мелькает победная мысль, что она — шесть, а Эмили — пять, но Фэй быстро прогоняет её. В ней, будто живут два человека, с противоположными желаниями, идеалами, чувствами, эмоциями и она уже устала метаться между ними.

— Мисс Данауэй, — Фэй поворачивается к миссис Хёрт — профессору английского языка — приветливо улыбаясь. — Вы же посещаете лекции профессора Блэка?

— Да, профессор Хёрт.

Улыбка медленно погасает и, невнятно кивнув, она снимает с себя шарф, завязывая его на ручку сумки.

— Отнесите ему, пожалуйста, этот список, — миссис Хёрт протягивает ей тонкий лист бумаги. — Мисс Данауэй?

Фэй смотрит на лист, пытаясь придумать отговорку, но в голову ничего не приходит. К тому же профессор Хёрт славится своей твёрдостью и, как говорят некоторые студенты, стервозностью.

— Да, конечно.

***

Роберт сидит на рабочем кресле с закрытыми глазами, как обычно закинув ноги на стол. В наушниках играет «Smells Like Teen Spirit», на несколько минут возвращая его в молодость. В университете они с Эвансом фанатели от панка, рока и гранжа. У Роберта всё ещё хранилась кожаная куртка, украшенная многочисленными заклёпками и значками в стиле Сида Вишеса, в которой он ходил в панк-рок клубы.

Фэй в нерешительности смотрит на профессора Блэка, стоя перед его столом. Может просто положить лист и уйти? Да. Надо так и сделать. Только почему ноги не слушаются…

Он резко открывает глаза, когда в нос ударяет сладкий аромат духов. Перед ним внезапно возникает Фэй. Её чёрные волосы собраны на затылке, водопадом спадая по спине. Длинные черные росчерки её бровей кажутся изогнутыми стрелами, а взгляд... Он кубарем летит к Роберту и, сталкиваясь с ним, скатывается на пол. Вытащив наушники из ушей, Блэк натягивает на лицо насмешливую улыбку.

— Привет.

Фэй смотрит на него, чувствуя, как черты её лица становятся резче. Снова непринуждённо-насмешливый вид Роберта, словно она какая-то забавная вещь, которую ему так нравится разглядывать.

— Здравствуйте, — Фэй кладёт на его стол лист, поправляя ползущую по плечу бретель майки. — Профессор Хёрт просила передать вам.

И снова эти обращения на «вы». Хотя они и в университете, но Роберту всё равно некомфортно. То ли от её голоса, то ли от взгляда.

— Неужели? — он усмехается, лениво протягивает руку к листу, принесённому Фэй, и быстро пробегается по нему глазами. — Ну, спасибо…

Блэк говорит это так, будто она сама искала предлог прийти к нему. Данауэй прищуривает глаза и, насмешливо фыркнув, скользит взглядом по его лицу.

— О, вы умеете благодарить, мистер Блэк, — саркастично произносит она, ощущая, как внутри что-то щёлкает, пробуждая ту часть, которую она так боится.

— Представьте, мисс Данауэй, да, — в той же манере отвечает Роберт, убирая ноги со стола. — Какая жалость, что вы заметили это только сейчас.

Фэй сдувает чёрный локон с лица, ядовито улыбаясь. Какой же он… невыносимый.

— Заметила бы раньше, если бы обращала на вас больше внимания.

— Где вам найти время между поцелуями со мной и игрой в прятки, чтобы обращать на меня внимание?

Сто очков Слизерину.

Бровь Блэка изогнута, в его глазах читается чувство превосходства, и, облизнув пересохшие губы, он встаёт с кресла, снова становясь выше Фэй на пол-головы.

Наверное, она должна покраснеть или убить его взглядом. Может, даже убежать. Фэй бы и поступила так, если бы не была так зла. Ярость медленно просачивается в вены, разносясь по организму наравне с кровью и напрягая каждую мышцу на лице.

Если бы он жил в Средневековье, то, несомненно, счёл бы её ведьмой по одному этому взгляду. Ярко-зелёные глаза сверкают, обрамлённые накрашенными ресницами и, если бы он не был Робертом Блэком, то давно пожалел бы о сказанном. Но эти эмоции, что читаются в едва видимой мимике лица Фэй, этот фейерверк чувств, бушующий в воздухе — всё это захватывает дух, разгоняя адреналин в организме.

— Уверена, что перед тем, как переспать с Дэвис, ты будешь прокручивать в голове тот поцелуй, — проведя языком по верхнему ряду зубов, она почти не обращает внимание, как бретель белой майки снова ползёт вниз, оголяя белоснежную кожу плеча. — Всё-таки «пять» не «шесть».

У Фэй возникает чувство, будто с неё, наконец, падают оковы, сдерживающее что-то важное и приятное внутри. Становится так легко и свободно. Не желая больше продолжать эту тему, Фэй разворачивается к двери, эффектно тряхнув волосами.

— О, обязательно бы вспомнил, — въедливо начинает Блэк, делая несколько шагов вслед за ней и становясь позади. — Если бы запомнил.

Он стоит так близко, что его дыхание щекочет шею.

Он стоит так близко, что у неё невольно подкашиваются коленки.

Он стоит так близко, что это почти невыносимо.

Развернувшись, Фэй делает шаг назад, упираясь ногами в парту. Приподняв голову, она сталкивается с ним взглядом и, медленно выталкивая воздух из отяжелевших лёгких, машинально выставляет руки вперёд, упёршись ладонями в его грудь.

— Роберт, — голос охрип и звучит слишком тихо.

Фэй невольно ощущает руками мышцы на его груди, и её тело бросает в жар. Боже, такого раньше никогда не было… Надо взять себя под контроль, но все мысли лихорадочно испаряются, не успев сформироваться.

— Фэй, — просто отвечает он.

Блэк скользит взглядом с её глаз на губы, кажущиеся неестественно светлыми, и он почти готов сдаться. Какая к чёрту игра? Никаких правил, целей, когда Фэй так близко. Никаких преград из-за возраста, статуса, отношений, когда по коже пробегают приятные мурашки от её простого прикосновения. Это что-то ненормальное, сумасшедшее не только на физическом уровне, но и эмоциональном. Неужели это впервые? Как бы вульгарно-слащаво это не звучит, но Роберт открывает в себе новую, неизвестную грань, только вот понять всё это пока не может…

Фэй непроизвольно становится чуть ближе, а в ушах отчётливо слышится биение её собственного сердца. Не хочется думать, размышлять, контролировать, когда что-то внутри толкает тебя вперёд.

Резко сократив расстояние между ними, Роберт впивается в её губы страстным поцелуем, и у обоих из головы вылетают все мысли. Какая разница, что это университетская аудитория, в которую в любую минуту могут войти?

Губы у Фэй мягкие и холодные, как в прошлый раз. Но если тогда это был робкий и почти нежный поцелуй, то сейчас — дикий и страстный — словно барьер, сдерживающий взаимное притяжение, сломался.

Фэй захлёстывает миллион эмоций, разрывая сознание, потому что это чересчур много для неё одной. Его язык скользит по её нёбу, сталкивается с её языком, танцуя безумное танго.

Рука Роберта перемещается на её спину, всё ниже и ниже, пока, наконец, не забирается под майку.

Ближе, крепче, ещё ближе…

У Роберта тёплые руки, греющие кожу на спине. Фэй обвивает одной рукой шею Блэка, вторую всё ещё прижимая к его груди, и углубляет поцелуй, хотя, кажется, что это уже невозможно. Становится жарко, словно сам воздух резко накаляется. Каждое ощущение в новинку, и это так приятно…

Не надо ни о чём думать, надо просто поддаться порыву желаний и эмоций.

У Роберта в голове взрывается яркий фейерверк сумбурных мыслей, хочется ещё крепче прижимать Фэй к себе, ещё яростнее терзать её губы.

Поцелуй душит, не даёт кислороду добраться до лёгких, но эта жажда такая необходимая, как и его руки, скользящие по оголённой спине, добираясь до застёжки лифчика…

С оглушительным треском что-то падает на пол. Они не видят это, но отчётливо слышат.

Первым приходит в себя Блэк, нехотя отрываясь от губ Фэй, и смотрит ей за плечо. Его рот медленно раскрывается, но он не может произнести и слова. Весь его грёбанный словарный запас испарился, потому серые глаза напротив стали стеклянными.

Данауэй жадно ловит ртом воздух, ощущая, что впала в прострацию, но, отступив назад, прослеживает взгляд Роберта и упирается взглядом прямо в Эмилию, а потом на её телефон, разбившийся ударом о пол.

— Я, — глухо произносит Эмили, переводя взгляд с него на неё.

У Фэй болят губы, сотни мыслей, состоящих из противоречий, прорвались в голову, грозя свести с ума. Сердце ударяется о рёбра, заставляя кровь прилить к щекам. Господи…

Роберт растерян. Он балансирует на грани, и, если сделать одно неверное движение, то всё полетит к чертям.

Грустно усмехнувшись, Эмили резко разворачивается и, не сказав больше ни слова, уходит.

Фэй всё ещё молчит. Ей почему-то не жаль Эми, да и вообще становится всё равно. Наверное, весь запас чувств и эмоций исчерпался, оставив пустоту внутри. Безэмоционально переведя взгляд обратно на Блэка, Фэй смотрит словно сквозь него, ощущая лишь боль на губах.

Роберта пугает этот резко отстранённый взгляд, да и вообще такая кардинальная смена эмоций. Ещё минуту назад она искрилась, а сейчас стоит, словно фарфоровая кукла с неживыми глазами.

— Фэй, — он делает шаг ближе, не зная, что и как говорить. С одной стороны всё сдвинулось с мёртвой точки, а с другой… Кажется, Фредс был прав, и это сеет панику внутри. — Мы…

— Нет, — она отрицательно качает головой, отступая между парт. — Не подходи ко мне…

Её глаза расширяются от осознания происходящего, которое сменило пелену лёгкого беспамятства. Какого грё… она наделала?

Данауэй быстро уходит, оставляя Блэка в смятение. Внутри начинает бушевать ураган, бешено захлёстывая каждый миллиметр сознания, натягивая каждый нерв, словно струну. Вашу мать, что вообще происходит? Ему хочется разнести этот долбанный стол, доску, парту, стулья, чтобы выкинуть из головы то, что было.

А был не просто поцелуй. Это была буря, сносящая крышу — она заставила Роберта потерять контроль над ситуацией: он готов был сдаться, готов был душу дьяволу продать, лишь бы это всё продолжалось.

Он так боится ощутить родство по духу, потому что это чувствуется намного острее, чем страсть. Страсть — это просто, а остальное…

***

Мягкий свет играет в драгоценностях, сияние которых падает на пёстрые наряды. Всё выглядит немного помпезно, но разве не так должны проходить благотворительные мероприятия? Люди грациозно напиваются шампанским, пихают в рот оливки, обсуждают последние новости, а потом в газетах пишут, что так они помогают нуждающимся.

Библиотека университета превратилась во временный банкетный зал с несколькими пунктами приёма пожертвований в самом центре и переносной барной стойкой.

Роберт упёрся локтём в эту самую стойку, медленно поглощая янтарную жидкость в толстом стакане. Паническая атака давно прошла, и теперь он размышлял над сложившейся ситуацией. Блэк не хочет просто так отпускать Фэй, но если не отпустит, то последствия будут непредсказуемыми. Раньше его увлечения были лишь на физическом уровне, они приносили удовлетворение и на время развевали хроническую скуку, а вот сегодня он ощутил нечто большее — эмоциональную связь, и теперь боялся, что больше не сможет доминировать в их взаимоотношения, как когда-то с Моникой. Оглянуться назад — погибнуть. Прошлое в прошлом.

— Роберт и виски — это уже классика, — сзади раздаётся насмешливый голос, и он оборачивается через плечо.

Светлые волосы девушки волнами спадают на плечи, разрез серебряного платья открывает взору длинные ноги, вызывая у Блэка едва заметную улыбку. Не узнать её было бы сложно.

— Мисс Стюарт, — вкрадчиво произносит он, окинув истинно-мужским взглядом. — Вы прекрасны, как всегда.

— Спасибо, профессор Блэк, — в тон ему отвечает она, становясь рядом. — Жаль, что ты уже давно не мой профессор.

— Моя пташка выросла и стала самостоятельной, — усмехнувшись, Роберт невзначай проходится глазами по залу, в попытке найти Фэй, но её нигде нет.

— Ты кого-то ищешь?

— Нет.

— Дай угадаю, — Стюарт прищуривает глаза, делая вид, что задумывается. — У этого «нет» чёрные волосы, большие зелёные глаза, проблемы с выражением эмоций, острый язык и крайняя замкнутость…

Блэк резко вскидывает голову, приподнимая бровь. Откуда…

— В тебе открылись способности, о которых я не знаю?

— Нет, — со смешком отвечает она, смахивая волосы с плеч. — Просто я, как никто другой, знаю свою сестрёнку.

Шок. Лёгкий, но шок.

— Фэй твоя сестра? — почему-то удивление в голосе не исчезает. — Но…

— Она моя сводная сестра, — Селина непринуждённо улыбается. — Уймись, Роб, ей девятнадцать — она ребёнок. Я не могу запретить ей что-либо делать, как и достучаться до твоей совести ввиду отсутствия таковой, но подумай, это может плохо кончится.

— Что в твоём понимании «плохой конец»? — насмешливо спрашивает Блэк, справившись с потрясением, и обхватывает ладонью холодный стакан.

— Фэй может в тебя влюбиться.

Он готов рассмеяться, но, глядя в серьёзные глаза Селины, уже не хочет. Что за чушь? Блэк вообще считает, что Фэй не способна на такие чувства, как любовь. Слишком много льда.

— Может, всё-таки ты не знаешь её?

Селина проводит пальчиками по поверхности барной стойки, её красные губы соблазнительно растягиваются в нежной улыбке. Она была его лучшей ученицей, даже несмотря на то, что между ними ничего не было. Яркое сочетание холодного ума и тёплой красоты.

— Фэй замкнутая, холодная, но внутри она все ещё ребёнок, считающий себя взрослым и самостоятельным. Она не всегда была такой… Чужой для мира, что ли. Мой отчим — её отец — говорит, что Фэй стала такой после смерти матери. Только вот, если внешне она не проявляет никаких чувств, это не значит, что она на них не способна. Она встречалась с несколькими парнями в школе, но это скорее было просто «прощупать почву», а ты можешь стать серьёзной проблемой.

— Я?

— Да. Взрослый, опытный, харизматичный, притягательный, показывающий «новый и незнакомый» мир девочке, которая смотрит на всё сквозь призму замкнутого внутреннего мира.

Блэк бы, наверное, улыбнулся, когда она перечисляла его достоинства, но не смог. Так вот значит, какая она — Фэй Данауэй, которую он не мог понять.

— Меня муж заждался, — Селина улыбается, махая ему на прощанье.

А Роберт остаётся снова в смятении, ненавидя всю эту сложность. Наконец, он понимает, что за «преграду» он чувствовал. Просто он ошибся.

Pink — Heartbreaker

Bethany Dillon — Beautiful

Роберт успевает сменить выходной костюм на обычные пижамные штаны и надеть очки для чтения, когда в дверь раздаётся громкий стук.

Раз, два, три…

Отложив газету, он ни спеша подходит к двери и, повернув ключ, дёргает ручку на себя.

Зелёные глаза Фэй горят, почти сливаясь с ярко-изумрудным шёлковым платьем, волосы растрёпаны, тающие на локонах снежинки, скатываются на пол каплями.

Воздух вокруг медленно электризуется. Он становится сладким из-за её духов, тягучим, как вода, от переизбытка кислорода, густым и звенящим, острым и холодным из-за уличного мороза. Кожа у Фэй ещё бледнее, чем обычно, и это странно, потому что у нормальных людей она краснеет от холода, но сейчас надо думать не об этом.

— Фэй, — полуутвердительно, полувопросительно говорит Роберт и, опомнившись, отступает назад, пропуская её.

Каждая клеточка тела Фэй, каждое нервное окончание напряжены. Смотря на него в упор, не моргая, Данауэй почти не обращает внимания на то, что Блэк без рубашки, а в этих очках выглядит на свой возраст. Черты его лица теряют привычную насмешливость, да и весь его вид какой-то уставший. Фэй впервые видит его таким настоящим, что ли.

-Ты, — выплёвывает она, — ты не имел никакого права говорить все те слова. Ты не знаешь меня, ты понятия не имеешь, какая я на самом деле.

Фэй делает два стремительных шага вперёд и захлопывает дверь каблуком. Слова формируются в голове с бешеной скоростью, она никогда не была ни в чём так уверена, как в правильности происходящего.

— Возможно, ты и воспринимаешь жизнь объективнее, чем я, и оттого все твои взгляды на мир пропитаны цинизмом, — её зелёные глаза впиваются в его голубые, смешиваясь в яркую палитру несуществующих оттенков. — Ты считаешь, что если видел в жизни многое за свою карьеру, то знаешь всё обо всём и можешь внушать окружающим то, что тебе вздумается. Но все эти истории: убийства, изнасилования, потрясения — случались с другими людьми, а не с тобой, ведь так? Ты и понятие не имеешь, что такое настоящие чувства…

Роберт молчит, и Фэй надменно улыбается.

— Может, я и не могу разобраться в себе, но кто из нас ребёнок, ещё надо решить. Я, такая замкнутая и упрямая, или ты, бегущий от настоящей человеческой ответственности, не готовый впустить что-то серьёзное в свою жизнь, как ребёнок, укрывшийся одеялом и закрывший уши, чтобы не слушать родителей. Смею предположить, что кто-то задел твою ранимую душу, может даже бывшая жена, о которой ты не любишь говорить. Ах, бедный Роберт, давайте, пожалеем его! — Фэй наигранно прижимает руки к груди. — Нет, он же у нас сильный и всё про всех знает. Ты не Бог, чтобы судить и указывать людям на их недостатки. Какой бы ограниченной в своих взглядах я не была, не признавая всю «аморальность» этого мира, все свои мысли я держу исключительно при себе. Даже если ты считаешь своё мнение истиной в последней инстанции, не смей резать словами чужую душу. Каждый сам выбирает, как жить.

Первое потрясение у Роберта быстро проходит, он снимает очки, ощущая, как сводит скулы от злости.

Кто-то, наконец, растаял. Он и не подозревал, что его слова так задели Фэй. Если честно, Блэк вообще не думал об этом.

Жёстко усмехнувшись, Роберт обхватывает рукой запястье Фэй, притягивая к себе, и вкрадчиво шипит:

— Ты пришла за тем, чтобы всё это мне сказать? Открыть глаза? — он перестаёт контролировать себя, сильнее сжимая её запястье. — Молодец, возьми пирожок с полки…

Данауэй пытается резко отдёрнуть руку, но лишь задевает локтем вазу сзади, и та падает на пол, разлетаясь на сотни мелких осколков.

— Отпусти мою руку, — медленно, с расстановкой, отвечает Фэй. — Да, я пришла, просто чтобы сказать тебе это. Мне плевать, что ты об этом думаешь…

Её пальцы смыкаются на горле Блэка почти неосознанно, с одним единственным желанием: пусть он отпустит её руку. Фэй отводит его голову от своего лица, смотря прямо в глаза, и её начинает пугать пылающая там ярость.

Прерывисто дыша, они отпускают друг друга.

В наступившей тишине слышно лишь то, как идут часы, отбивая каждую секунду, ударяя по оголённым нервам.

Это мир сошел с ума или только они? А, может, он такой на самом деле, просто мы не можем принять его.

Между ними восемнадцать лет разницы в возрасте. Взгляд больших глаз Фэй расползается по коже, забираясь в лёгкие сквозь приоткрытые губы, завязывая их в тугой узел. Пол превращается в поле, усыпанное лезвиями, где надо собрать их голыми ступнями.

Между ними пропасть. Стены вибрируют в ритме бьющегося сердца, потолок в сотый раз рушится на глазах, осыпая мелкими частицами звёзд. В окно бьёт снег, пытаясь затушить пожар.

Между ними разница во взглядах и ценностях. По запястью медленно растекается кровь, меняя оттенок кожи на багрово-лиловый. Осколки вазы танцуют в воздухе, летят к потолку, сбивают люстру, прилипают к стеклу, стремясь встретиться со снежинками с другой стороны окна.

Осколки и снег.

Роберт как никогда чувствует себя взрослым и знает, что дело в Фэй. Её нельзя назвать сильной или хрупкой, взрослой или маленькой. Данауэй пробуждает в нём ответственность, даже если он сам этого не хочет. Нет, про неё нельзя сказать сопливое «она из тех, о ком надо заботиться». Просто вдруг понимаешь, что сам хочешь делать это, а не потому, что что-то «надо».

В Блэке просыпается дикая весёлость, заставляя нервно рассмеяться.

Бровь Фэй ползёт вверх, губы слегка приоткрываются. Смех — последнее, что она ожидала.

— Знаешь, — он пытается подавить свой порыв, — ты похожа… на Лондон.

Да, на Лондон. На Англию. На чёртову Британию. Среди всего этого Нью-Йорка: его огней и дешёвых фанфар — Фэй — старый, живой, родной, идеальный Лондон.

Она отступает назад, упираясь спиной в холодную стену. Вся страсть и пыл, вложенные в слова, испарились, оставляя после себя усталость.

Вот и всё. Фэй сказала то, что хотела. Да, послезавтра ей придётся сидеть перед ним на лекции, смотреть в глаза, но это стоило того. Взорваться, вспыхнуть на одну чёртову секунду и ощутить бескрайнюю свободу в душе.

Блэк подходит к ней вплотную, стараясь выглядеть как можно сдержаннее. Так странно чувствовать себя взрослым рядом с кем-то.

— Успокоилась?

Фэй только сейчас чувствует, как сильно замёрзла на улице в одном платье. Она молчит и осознаёт, что стоит напротив Блэка вся растрёпанная, а он с оголённым торсом.

— Я, — начинает она, несколько раз хлопнув ресницами. — Пожалуйста, отойди от меня. Я сейчас уйду.

Возможно, не эту фразу он ожидал услышать после того, как увидел её разъярённое лицо за дверью. Но, машинально кивнув, пускай и удивлённо, Роберт делает совсем другое. Он протягивает ей руку.

Около минуты они смотрят друг на друга, а потом Фэй неуверенно хватается за неё, на ватных ногах делает шаг навстречу и вдруг понимает, что Блэк прижимает её к себе. Вот так просто. Без дикой страсти или робкой неуверенности. Фэй чувствует, как подкашиваются коленки, и прячет лицо в изгибе его шеи. От Роберта пахнет дорогим виски, остатками парфюма и мятным гелем для душа. Странно, об этом обычно думают героини в пресловутых бульварных книжках в пёстрых обложках.

Мы глупы, когда думаем, что имеем право судить, что правильно, а что глупо. Критики любят говорить «так не бывает — это жизнь», а какая она, эта самая жизнь? Для каждого она разная, и если в этот момент весь твой мир сужается до тёплых объятий, то это не значит, что ты слащаво-приторная, ведь на самом деле плевать, что происходит в остальном мире.

Роберт гладит Фэй по спине, как маленького ребёнка, словно защищая от взрослой реальности. Он молчит, даже не пытаясь что-либо сказать, потому что не знает, что вообще говорят в таких случаях. А о чём надо думать? Вот Роберт, например, думает о том, что же в таких случаях полагается думать. А ещё, кажется, он совсем запутался.

Фэй обнимает его за шею, скользя руками по его голым плечам и спине, чувствуя, как мышцы Блэка напрягаются. Боже, он такой… Другой, что ли. Да, Роберт часто ведёт себя, как избалованный ребёнок, циничный мизантроп, но он… Фэй не может подобрать правильные слова, но знает, что он совершенно не похож ни на одного парня, с которыми она общалась. Да, Блэк и не парень, а мужчина. Вот так, стоя в его объятьях, ощущаешь себя как дома: тепло, уютно и под надёжной защитой.

Они оба не представляют о чём говорить, когда они отстранятся друг от друга, но Блэку придётся «быть взрослым» и решать всё самому.

Фэй глубоко вдыхает и, нехотя, отпускает его. В синих глазах Роберта столько спокойствия и уверенности, что она расслабляется, забывая о неловкости.

— Я вызову тебе такси.

Блэк разворачивается, ища глазами телефон. Как бы не хотелось отпускать её, воспользоваться положением, чтобы просто переспать с Фэй — это было слишком низко даже для того, кто делает это со студентками ради развлечения.

— Да, — ответ получается рассеянным, как и её взгляд, ползущий по стенам.

Блэк, наконец, находит телефон и выходит на балкон, прикрыв за собой дверь. Наверное, выходить в такой холод без рубашки было глупо, но, по крайней мере, так легче собраться с мыслями.

Фэй смотрит на него сквозь стеклянную дверь, понимая, что ей совсем не хочется уходить. Может, в этом и был весь смысл? Чтобы принять себя полностью, не подавлять, а потом оказаться именно здесь. Выбор за ней, только вот решать всё равно страшно.

Фэй идёт к нему, открывает балкон, прислушивается к телефонному разговору и проводит рукой по волосам, окончательно распуская их.

Если развернуться и уйти, то они больше этого не вспомнят, и жизнь станет прежней. Профессор и студентка. Хочет ли она этого?

Раз. Рядом с Робертом так хорошо. Два. Мороз снова щипет кожу. Три. Это такое дикое желание — снова касаться его, целовать. Четыре. Кажется, он не замечает её присутствия. Фэй делает последний пятый шаг, осторожно проводя рукой по маленькому шраму на его лопатке.

Блэк вздрагивает от неожиданности, поворачиваясь к ней.

Что она делает? Неужели, не понимает, что ещё чуть-чуть, и ему станет труднее себя контролировать?

Роберт перехватывает одной рукой её ладонь, а другой с силой сжимает телефон.

Данауэй смотрит ему в глаза, становится ещё ближе и невесомо целует его в уголок губ, не веря в происходящее.

— Фэй, — выдыхает он, роняя телефон на пол. — Ты же сейчас снова сбежишь, а потом…

Блэк не успевает договорить из-за её губ, накрывающих его собственные мягким поцелуем. Не…

Роберт обхватывает руками тонкую талию и, не прерывая поцелуй, уводит её с балкона, где стало слишком холодно и жарко одновременно.

— Возможно, стоит сразу открыть дверь, чтобы кое-кому легче было убежать, — усмехается он.

— Я тебя поцеловала, а ты хочешь, чтобы я ушла, — Фэй перехватывает его улыбку.

— К чёрту, — после секундного молчания произносит Роберт, притягивает её к себе и снова целует.

Поцелуй получается нежным, постепенно превращаясь во что-то дикое, страстное и необузданное.

Фэй льнёт к нему всем телом, отчётливо понимая, что ни о чём не хочет думать. Зачем вообще думать, когда так хорошо? Зачем сдерживать себя? Ради кого или чего? Это так приятно: делать то, что хочешь, а не то, что надо. Кому какое дело, что сейчас происходит между ней и профессором Блэком, когда каждый должен быть занят своей жизнью? По телу Фэй пробегают приятные мурашки, когда его руки проходятся по её спине, цепляются за молнию платья… У неё перехватывает дыхание от осознания того, что она делает, верней их последствия. Немного страшно, но даже страх такой… притягательный.

Замок платья заклинивает, Роберт несколько раз дёргает бегунок вниз, комкая ткань на спине, пока она, наконец, не рвётся. Его пальцы путаются в волосах Фэй, скользят вдоль позвоночника, чуть надавливая на каждую косточку. Роберт почему-то задаётся вопросом: почему, когда он пытался с ней флиртовать — ничего не получалось, а когда сдавался, то всё выходило вдруг само собой. Наверное, Данауэй просто другая.

Несколько сумбурных шагов, поворотов, не разрывая поцелуй и не разбирая дороги. Блэк пытается по памяти идти к спальне, но в темноте комнат ударяется затылком о картину на стене.

Всё ещё прижимаясь к Роберту, Фэй отрывается от его губ, жадно хватая воздух ртом. Всё так стремительно развивается, что она снова пугается самой себя, но цепкая хватка Блэка вселяет уверенность. Фэй смотрит на него, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте коридора, и прикрывает глаза.

Блэк целует её; целует мягко, но настойчиво, проникая языком в рот, словно пытается наверстать упущенное время за минуту перерыва. Ему кажется, что всё происходящее слишком нереально, чтобы быть правдой. Ведь Роберт хотел забыть о ней, оставить «Фэй шесть» в прошлом, как и риск потерять контроль над ситуацией. Чёрт, он же сам говорил, что она ребёнок, который не определился в жизни. Да, это так, но как можно здраво соображать, когда желания и чувства берут вверх над разумом?

Роберт толкает дверь в комнату, которая должна быть его спальней, и прижимает Фэй к стене, чуть отстраняясь. Её платье падает зелёным шёлком на пол, и лунная полоска скользит по её обнажённому телу. Щеки Фэй пылают, хочется спрятаться, сжаться до невидимых размеров; Роберт отрывается от её губ, проходится взглядом по её телу, отчего Данауэй бьёт дрожь.

Без одежды, без маски — она стоит перед ним, пытаясь справиться с волнением и неловкостью. Никогда прежде ни один парень не видел её такой, какой видит он.

Нет ничего прекраснее музыки и совершеннее женского тела. Роберт очерчивает пальцем её плечо, ведёт им вниз, вдоль талии, фиксируя ладонь на бедре.

Каждое его прикосновение отдаётся бешеным стуком в груди и мурашками по коже. Фэй опускает веки, осторожно целуя Роберта в подбородок.

Поцелуй, мгновенно меняющий жизнь, стирающий прошлое, разрушающий барьеры.

У него что-то бьётся о рёбра. Что-то, что, как он думал, давно перестало существовать.

Все сказанные слова превращаются в снежинки, тающие в витиеватом танце воздуха.

Несколько шагов к кровати, и Блэк падает на спину, увлекая Фэй за собой. Кончики её волос щекочут шею. Фэй такая лёгкая, как иней, оседающий на тыльной стороне ладони. И ему так хорошо, как не было никогда раньше. Не хочется спешить, но её близость сводит с ума, и Роберт просто поддаётся инстинктам.

Фэй оставляет мокрую дорожку поцелуев вдоль его шеи, проводя руками по широким плечам. Это так легко: расслабиться и позволить чувствам вести тебя в темноте, ведь к ней так быстро привыкаешь.

Поцелуи, выжигающие изнутри ноющую тоску, реанимирующие душу, стирающие травмы прошлого. Каждый новый поцелуй рождает новую вселенную, которая навсегда останется только их.

Переворот, и Фэй оказывается вжатой в кровать под тяжестью его тела, прижимаясь оголённой грудью к груди Роберта. Так же и должно быть…

Все эмоции смешиваются, когда Роберт целует её тело миллиметр за миллиметром. Все желания разом загораются изнутри, когда от его прикосновений начинает пылать кожа. Все чувства сливаются воедино, когда его губы возвращаются к губам Фэй, захватывая их в жадный поцелуй.

Роберту хочется обладать ею целиком и полностью, как грёбанный собственник, единоличник, называйте, как хотите. Ему всегда было плевать на приклеенные ярлыки.

Сквозь закрытые веки, Фэй всё равно видит его лицо. Она скользит подушечками пальцев по шее Блэка, груди, прессу, добираясь до резинки брюк. Фэй бьёт дрожь, предвкушение, страх, наслаждение — Боже, как же сложно испытывать столько чувств одновременно, задыхаясь под их тяжестью! Властные касания, жадные поцелуи, уверенные движения…

Запах жасмина, почти незаметный, сладкий, почти удушающий кружит голову. Запах цветов, кожи, волос. Запах нежности, невинности и страсти. Он впитывается в кожу, отпечатывается в голове, вырываясь глухим стоном сквозь полуоткрытые губы.

Крепче, ещё, быстрее… Поцелуями, руками, ещё ближе… Жарко, хорошо, холодно, ближе… Рядом, ещё, ещё, жадным касанием, диким поцелуем…

Тело Фэй выгибается навстречу каждому новому движению, на лбу блестят капельки пота, грудная клетка разрывается, грозя выпустить сотню мифических бабочек, дробящих кости в пыль. Внешнего мира не существует, как и людей, прошлого, будущего — всё сливается воедино, в одну маленькую вселенную, падающую на голую кожу…

Роберт откидывается на спину и тяжело дышит, уставившись в потолок. Сумбур мыслей застилает сознание, он не может думать, хотя и пытается. Это был не просто секс — физический акт — это было что-то большее. Такое дикое, безудержное влечение, что хочется раствориться в мгновении, в воспоминаниях, в ней.

Фэй медленно съёживается, натягивая на себя простыню и укрываясь с головой. Она прячется в свой мир, как улитка в раковину, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями. Под простынёй тихо и уютно, немного одиноко, зато так привычно. Только её маленький мир, где Фэй может побыть со своими мыслями и чувствами наедине. До сих пор не зная, как на всё это реагировать, ей хочется оказаться где-нибудь в другом месте, чтобы осмыслить произошедшее. Было так странно: хорошо, приятно и больно одновременно. Её тело напоминало музыкальный инструмент, на котором так легко и красиво играл Роберт…

Блэк ищет одеяло рукой, поворачивает голову, прислушиваясь к тихому дыханию под простынёй. Он и представить не мог, что в преддверии сорока лет испытает такое. Фэй снова исчезает в своём мире, подобно Алисе, следующей за кроликом туда, куда нет входа посторонним. Осторожно приподняв край ткани, Роберт ловит её взгляд в серебристом сиянии луны.

— Фэй, — тишина разрывается севшим голосом.

Она очерчивает глазами его лицо, пытаясь выровнять дыхание. Кожа Фэй до сих пор пылает от прикосновений его рук, губ… Ей кажется, что щёки покрываются румянцем, потому что ей снова неловко. Между ними расстояние в вытянутую руку, в пропасть между мирами, в тысячи взглядов, когда она, наконец, прижимается к нему, а простыня аккуратно падает на их тела.

Возможно, это просто порыв тела, крик души, а может, приглашение в её мир, ради которого Фэй расширила его границы.

Блэк касается губами её горячей кожи, оставляет невесомый поцелуй на ледяных губах. Странно, они всегда такие холодные.

Кончики пальцев скользят по его груди, подрагивая от каждого биения сердца. Обхватив ладошками лицо Роберта, Фэй чувствует, как тяжело сжимаются лёгкие из-за отсутствия кислорода, и судорожно выдыхает.

— А что будет дальше? — тихо спрашивает она, ощутив, что окончательно сдалась. А, может, это случилось ещё раньше? Фэй не знает, да и это не важно, а вот что будет, когда через несколько часов взойдёт зимнее солнце — неизвестно.

Роберт молчит, наслаждаясь таким ласковым прикосновениям, дурманом застилающим глаза. Что будет? Продолжение жизни, новый день, новые воспоминания, Фэй…

— Я не знаю.

Он правда не знает. Важные решения? Наверное, всё изменится, или останется как прежде.

Жить настоящим, забыть о прошлом, несущем печаль. Не думать о будущем, несущем тревоги. Вот так вот просто взять и жить настоящим.

Фэй поправляет вязаную шапочку и сильнее кутается в меховую шубку, выходя из университета. Последний учебный день в этом году, а впереди Рождественские каникулы со всей этой праздничной суетой. Рождество — единственный праздник, который можно считать таковым. Не глупый день рожденья или день святого Валентина, а именно Рождество, приносящее сказочный снег, родные улыбки и семейный уют.

Улыбаясь своим мыслям, Фэй втягивает носом свежий воздух, стряхивает снежинки с кончиков волос и, не спеша, идёт вперёд.

Со стороны ворот доносится звонкий смех и, подняв голову, она замечает Роберта в окружении нескольких студенток. Кое-что в жизни не меняется. На Роберте вязаный пуловер, несмотря на снег, и обычные джинсы. Он прислонился спиной к своей машине и что-то рассказывает девушкам, вызывая у них бурный восторг. Роберт всегда в центре женского внимания, глупо было надеяться, что это когда-нибудь изменится. Грустно усмехнувшись, Данауэй греет руки в карманах, когда сзади раздаётся знакомый голос:

— Фэй, подожди.

Обернувшись, она встречается глазами с симпатичным блондином, спешащим к ней.

— Привет, Алекс, — Фэй машет ему рукой, невзначай разглядывая.

Алекс Стронг — четверокурсник, с которым Фэй познакомилась две недели назад в библиотеке.

— Привет, — он останавливается рядом с ней. — Я сегодня читал твою статью в университетской газете о «делении сообществ в стенах CU». Она шикарна.

— О, спасибо, — Фэй неловко улыбается, продолжая идти вперёд вместе с Алексом. — Но, думаю, не все разделят твой восторг. Я не особо скрывала все их «шутки» над первокурсниками…

У Стронга острые аристократичные черты лица, которые смягчает очаровательная улыбка. Запустив пальцы в светлые волосы, он откидывает их назад.

— Знаешь, у меня есть два билета в оперу, там дают «Адриану Лекуврёр», — осторожно начинает он. Надо же, не все парни так ограничены, в том числе и в интересах, как думалось раньше. Алексу двадцать один, и он собирается пригласить её в оперу. — И…

Смех становится громче, Фэй отрывает взгляд от Алекса, переводя его на «весёлую компанию».

— Профессор Блэк, — по привычке произносит Стронг, чуть растерявшись, — здравствуйте.

Роберт прищуривается, оглядывая его с ног до головы. Кажется, это четверокурсник с факультета юриспруденции, который посещал его лекции.

— Привет, — он переводит взгляд на неё. — Фэй шесть, — насмешливо выделяя последнее слово, Блэк непринуждённо скрещивает руки на груди.

— Пока, Роберт, — кокетливо говорит блондинка и, одарив Данауэй «дружеским взглядом» уходит вместе с подружками, оставляя её, Блэка и Стронга наедине.

Фэй не обращает на это внимания, сжимая руки в кулаки. Как же всё это… Банально и глупо, что ли. А ещё ужасно раздражает. Нервы натягиваются, словно струны, в повисшей между ними тишине.

— Мы идём? — Алекс кидает на Фэй вопросительный взгляд.

Роберт прячет усмешку, с интересом за ней наблюдая. Ему действительно интересно, как Данауэй поведёт себя.

— Ты иди, а у меня ещё кое-какие дела, — вежливо отвечает Фэй, провожая взглядом блондина.

Около минуты они с Робертом просто смотрят друг на друга, а потом он засовывает руку в карман, доставая оттуда белую ручку.

— Вот, — ему становится не по себе от этого напряжения, которое он пытается разрядить. Чёрт, как она это делает?

— Ручка? — её бровь удивлённо ползёт вверх.

— Ты забыла её, и я подумал, что она тебе пригодится…

Блэк знает, что это звучит неубедительно, но когда он заботился об этом? Оправдания совершенно не его стиль. Его синие глаза скользят по Фэй, уголки губ ползут вверх. Она бывает такой забавной.

Жизнь — странная вещь. Ты живёшь размеренно, наслаждаясь каждой минутой, даже если ты всего лишь пытаешься развеять вечную скуку, въевшуюся под кожу. А потом в эту самую жизнь снегопадом врывается что-то странное, необычное и притягательное, переворачивая весь твой долбанный мир.

— Какой ты заботливый, — Фэй делает несколько шагов к нему, протягивая ладонь к ручке, но Блэк отводит руку назад.

Ей немного грустно; воспоминания вихрем проносятся в голове, сбивая с ног и захватывая дух. Почти месяц вся её жизнь перевёрнута вверх дном размытыми сомнениями, редкой уверенностью, глупыми мыслями, тёплыми…

— Ты же меня знаешь, — легкомысленно взмахнув рукой в воздухе, Роберт притягивает Фэй к себе, забираясь холодными ладонями под шубу и кофту, поглаживая кожу на спине. Сейчас она такая тёплая…

Фэй пытается скрыть улыбку и, обвив руками шею Блэка, запускает пальцы в его волосы на затылке, мягко касаясь губами подбородка.

— Я ужасно замёрз, — блаженно бормочет он, прикрывая глаза. — Я ждал тебя двадцать минут…

— Ты бы мог сидеть в машине, вместо того, чтобы устраивать заседание фан-клуба профессора Блэка, — ответ звучит немного ехидно, но Фэй ничего не может с собой поделать. — «Пока, Роберт» — передразнивая ту блондинку, она отводит глаза.

— Кто-то ревнует…

— Кто-то себе льстит.

Тихо рассмеявшись, Роберт захватывает губами её губы, терзая их долгим поцелуем. С ней так хорошо, что становится немного страшно от этого. Он бы мог быть один, не менять привычного ритма жизни. Не пересматривать старые ценности, веселиться в компании соблазнительных студенток и виски. Роберт бы мог не думать о Фэй, если бы… Черт возьми, если бы во взгляде её зелёных глаз не пылал огонь, если бы не яркий, бьющий по глазам свет близкой до боли души, если бы не её тело, сотканное из лучей зимнего солнца и тающих снежинок, если бы не нежность до мурашек по спине… Тогда Роберт бы мог быть один.

Оторвавшись от его губ, Фэй прижимается к нему всем телом, пытаясь возвратиться в такую серую реальность. Боже, даже не верится, что всё это происходит с ней. Отношения между ними такие странные, что Фэй до сих пор не может привыкнуть.

— Как дела на работе? — тихо спрашивает она, утыкаясь носом в его шею.

— Ужасно. Фредс уверял, что там всего несколько дел, а они решили сбросить мне все тяжёлые преступления… Знаешь, я начинаю скучать по преподаванию.

— Преподавание тоже скучает по тебе, особенно Мари пять, Энн четыре, Кети четыре, — она смотрит на него, а в её глазах плескаются смешинки.

Уход профессора Блэка произвёл эффект взорвавшейся бомбы, ввергнув декана Спенсера в отчаяние, студенток в депрессию, а Фэй в дикое веселье.

— А блондинки мужского пола случайно не в этом списке? — саркастически отвечает Роберт.

Фэй закатывает глаза, прекрасно понимая, что он имеет в виду Алекса.

— Нет, мистер Стронг в другом списке… В моём… — Фэй не успевает договорить из-за нового поцелуя. — Ты невыносим, — сквозь него произносит она, бессильно ударяя Роберта кулаком в грудь.

Рассмеявшись, Блэк заправляет выбившуюся прядь волос ей за ухо, наконец, ощущая зимний холод. Он отпускает Фэй, открывает ей переднюю дверцу машины, а сам садится за руль.

— Наши планы на Рождество остаются в силе? — заведя автомобиль, Роберт выезжает на проезжую часть.

— Выключить телефон и запереться в спальне не план, — Фэй пристёгивает ремень безопасности и откидывается на спинку кожаного кресла. — И кстати, я хотела тебе кое-что сказать…

Остановившись на светофоре, Роберт насмешливо улыбается, скользя взглядом по её телу.

— Я слушаю…

Фэй придвигается ближе, едва касаясь губами мочки его уха и, томно выдохнув, шепчет:

— Если ты ещё раз назовёшь меня «Фэй шесть», я придушу тебя во сне…

The end.